|
|
||
В этой истории разумная доля трагизма и романтики сплетена в причудливый коктейль с ― мистикой: чуть циничные вампиры, благородные оборотни, демоны, как всегда желающие поработить мир и завоевать любовь земной женщины, современные ведьмы и милые Инквизиторы, ангелы, что вынуждены "уметь вертеться" в нынешнем мире,а так же полный спектр магических способностей на любой вкус; ― детективом: кто скрывается за чужими личинами, для чего нужны магические артефакты и что таят наши прошлые жизни; ― семейной хроникой: не так все это просто в семьях, которые ведут свое начало с XIII века. Еще вы насладитесь путешествием по чудесным европейским городам вслед за героями нашего романа. Поучаствуете в битве добра и зла: сторону можно выбрать самостоятельно! Попытаетесь разорвать круг Рока, чтобы найти свой собственный путь и научиться оставаться самим собой в любых ситуациях. В итоге Вам придется принять свою судьбу, но никто не говорил, что бороться - это бессмысленное занятие... Книга плавно выросла из словески по системе "Эра Водолея", потому сохранила часть отсылок к первоисточнику. Здесь лежит полный файл. Обновления по датам От 23 июля 2014 года. Продолжение: в течение недели |
Белые линии давно уже стали алыми. Темная корка покрыла каменный пол, и ее тонкие щупальца расползлись по трещинам, будто это багрово-черное существо пыталось захватить комнату, проникая в бороздки камня и напитывая их живительной влагой. В комнате было темно. Тот, кто проводил тут много времени, хорошо видел и при таком свете, его не пугал вид крови и тяжелый запах, но тот же, кто появлялся лишь изредка, быстро покидал каменные стены, и частенько за дверью слышались надсадный кашель и хрип...
― Поставьте уже там что-нибудь! ― раздался нетерпеливый окрик Джулиана.
Девушка, сидящая на столе, хмыкнула и кивнула одному из мужчин, что тут же вышел. Голоса звучали приглушенно за плотно закрытой дверью, но, кажется, паренька хорошо приложили.
Она спрыгнула и подошла к Джулиану. Он стоял у стола, смотря на раскрытую книгу. Острый ноготок скользнул по линиям на рисунке. Он перехватил ее руку. Она лишь усмехнулась и подошла к жертве, проверила пульс, приподняла голову несчастного за подбородок. Тот что-то прохрипел и едва слышно застонал.
― Что-то здесь не так...опять, ― тихо произнес Джулиан у нее за спиной.
Она отошла и щелчком пальцев приказала зажечь свечи, ей в отличие от остальных был нужен свет. Она внимательно скользила взглядом по линиям на полу, раньше они были прочерчены мелом, но теперь напитались кровью. Она наклонилась и коснулась окружности: неглубокая бороздка и едва ощутимая энергия, бьющаяся внутри круга. Хотелось забрать ее, потянуть и наполнить ей все свое тело, но она знала, что это плохо кончится, посему отошла и теперь вновь смотрела на человека, распятого на подобии креста. Железные кандалы на руках и ногах, в этих местах образовались нарывы, и кожа отходила крупными лоскутами...
...Мужчина закричал и рванулся, пытаясь освободиться, грубые наручники впились в плоть, пока еще оставляя синяки и кровоподтеки, но к четвертому дню они сменятся обнажившимися костями...
У него на груди застыла причудливая вязь порезов, не глубоких, но весьма болезненных и постоянно кровоточащих. Они складывались в узор, схожий с тем, что был на полу, но с иными знаками по периметру, начертанными его же собственной кровью. Она поморщилась... мужчина начинал гнить заживо, и этот запах преследовал ее. Ей казалось, что им пропитан весь дом. Но на самом деле это была всего лишь игра воображения.
― Он не протянет еще день,― ее голос был спокоен и сосредоточен. ― Где маг?
― Скоро вернется. Ему тоже нужно отдыхать.
― Пока не получит то, что нужно, я бы не шибко отдыхала... на его месте.
По губам Джулиана скользнула усмешка, но он спрятал ее. Она обернулась:
― Дело не в нем... он уже сломлен и готов. Измените символы! ― громче и резче, чем следует, произнесла она.
...Неделю назад его только привели: невысокий мужчина, слегка за сорок, подтянут и строен для своего возраста. В его глазах застыли страх и ожидание, что все это окажется ошибкой. Он что-то бормотал, она даже не пыталась понять. Ее задача была только проследить, чтобы он не скончался раньше времени. И она послушно выполняла свой долг, стоя в тени в углу и слушая, как крики стихают, сменяются стонами и едва слышным хрипом. Как в воздухе разливается тяжелый, удушливый запах свежей крови, а потом железа, что физически ощутимо и оседает на всех поверхностях, заполняя поры кожи. И она порой облизывала пересохшие губы, чтобы удостовериться, что они не влажны от крови. Острая сталь терзала плоть, оставляла раны, которые она превращала в шрамы, не позволяя мужчине умереть от кровопотери. Все вокруг пропиталось кровью. Но эта кровь редко когда пересекала меловую черту, оставаясь в пределах магического круга...
Поправки на полях: одни резким, угловатым почерком, черными чернилами, вторые, более робкие и округлые, карандашом. Где же они в этот раз ошиблись? Чуть сдвинули линии, изменив фигуру? Прогадали с выбором жертвы? Эту мысль она прогнала прочь, ибо не могла сомневаться в Джулиане, и поэтому вновь отошла в тень, когда распахнулась дверь и появился маг. Он не любил ее, она отвечала ему взаимностью, даже не пытаясь заглушить его неприязнь толикой чар. Он что-то шепотом сказал Джулиану, и тот кивнул, его губы искривились в едва заметной усмешке. Он остался доволен. Значит, все должно было случиться сейчас.
― Приведи его в себя! ― бросил Джулиан довольно резко.
Она послушно исполнила и снова заняла свое место, отвернувшись и смотря на еле теплящийся огонек одинокой свечи на треноге... Когда печать сменила владельца, она почувствовала это и покинула комнату. Больше ей тут делать было нечего.
... Первые опыты. Люди умирали раньше, чем они успевали закончить даже первый ритуал и все их старания оказывались бесцельны, лишь крики боли метались в пустых комнатах, и кровь липкой коркой запекалась на полу в белых линиях мела. Ошибки. Их было много. Снова и снова. Но все изменилось с обретением книги. Теперь у них имелась основа ритуала, и нужно было всего лишь подогнать его к своим нуждам. И они добились этого...
Небо над Венецией раскинулось темно-синим полотном в кружеве кучевых облаков, подсвеченных последними лучами солнца. Но ночная тьма уже поглотила узкие улицы. В черной воде каналов плясали яркие отсветы фонарей. Тихий плеск волн, тишина пустеющих набережных, редкие звуки голосов туристов, эхом отражающиеся от стен. В тонкий, изысканный узор реальности этого города вплетались воспоминания: тепло руки, дыхание ветра на лице, тень улыбки. Прошлое путалось с настоящим, и мужчина задумчивым взглядом скользил по домам, узнавая их или пытаясь узнать, подменив память иллюзией. С тихим стуком гондола причалила к берегу. Высокие двери. Горящие факелы у входа. Треск огня. Пламя выхватило из тьмы его лицо, бросило рыжие отсветы на спадающие до плеч поседевшие волосы, словно пытаясь вернуть им прежний медный цвет.
Богатый просторный холл палаццо встретил его ярким светом и отдаленной музыкой. Единственная пара слуг сейчас была занята предстоящим ужином, и Валерия сама открыла ему дверь. На ней - далеко уже немолодой, но все еще обворожительно красивой - было черное длинное платье, слишком простое для нее, но разбавленное изящным гарнитуром с изумрудами и брильянтами. В руках она держала бокал с вином и, прежде, чем поприветствовать его, сделала небольшой глоток.
― Добрый вечер, Ге! Проходи...
Она посторонилась, пропуская его, и закрыла дверь, чтобы прохладный ночной ветер с канала не проник внутрь.
― Добрый, Валери, ― в знак приветствия он поцеловал ее руку: жест в его исполнении совершенно естественный и лишенный какой-либо манерности и театральности.
― Хоть кто-то в наш век не растерял истинной галантности.
― Во мне ты могла не сомневаться, ― заметил Георг. Сегодня на нем был темно-синий костюм-тройка, сшитый, наверняка, на заказ и идеально сидящий на его все еще статной фигуре. Впрочем, что годы для оборотня.
По губам Валерии скользнула легкая усмешка:
― Я могу не сомневаться только в себе, ― однако спокойно произнесла она. ― Рик и Гаспар уже здесь. Отдыхают перед ужином. Он, кстати, в девять, а уже после - все дела. Пойдем, я покажу тебе твою комнату, ― она начала медленно подниматься по главной устланной ковром лестнице.
― В этом нет необходимости, ― Георг последовал за ней, ― Я помню, где она, ― ответ его прозвучал совершенно нейтрально, и тон голоса остался по-прежнему выдержан, но некий озорной, почти мальчишеский блеск его глаз выдал мысли.
― Кроме галантности, еще и чудесная память, - насмешливо произнесла Валерия, ― Вдвойне прекрасно! ― Все ради вашего удовольствия, ― усмешка на губах Георга отражала ее.
Валерия скрыла улыбку и бросила быстрый взгляд на часы на запястье.
― Тогда, у тебя есть еще минут сорок на отдых, а с учетом, что Давид еще не прибыл, может, и больше, ― она остановилась на втором этаже, ее комната располагалась именно там, в отличие от гостевых, до которых нужно было подняться еще на один пролет.
― Я уже успел отдохнуть, прогулявшись по городу, и не против встретиться с остальными... Ведь нехорошо оставлять гостей одних.
― Что ж, они собрались в гостиной, ― она пригубила вина, ― где это, думаю, ты помнишь. А я присоединюсь к вам чуть позже.
Георг кивнул. Один долгий взгляд в глаза Валерии, и он покинул ее, направившись дальше по коридору.
Валерия освободилась минут через пятнадцать и поднялась в гостиную, где уже постепенно накрывали на стол. Первым, кого она увидела, был Гаспар. Он занял одно из кресел у камина и сейчас смотрел на огонь, задумчиво крутя в руках стакан с водой. От вина святой отец наотрез отказался. Его темные волосы слегка завивались, и непослушные отросшие пряди раз за разом падали на лицо, так что мужчина был вынужден их поправлять очень привычным и не лишенным элегантности жестом. В волосах его уже пробивалась седина, но лишь придавая ему импозантности и некой уверенности. Сегодня, как, впрочем, и всегда, он был одет в черный закрытый костюм с белым воротничком. Женщина едва заметно усмехнулась, даже сейчас он не позволял себе забыть кто он. Впрочем, облачение ничуть не умоляло его смуглой красоты и силы.
Сидящий напротив святого отца Фредерик оделся гораздо проще в темные джинсы и белую рубашку, и некоторое время Валерия, стоя в дверях, смотрела на одного из близнецов, поражаясь их различиям и в то же время сходствам: Риан, развлекающийся с Алисой в Париже, и он сейчас здесь. Трудно было поверить, что в руках этого серьезного молодого человека сосредоточены основные магические издательства и информация.
― Надеюсь, вы не скучали, господа? ― Валерия присела на свободный стул у стола, положив перед собой свой телефон, что мигнул экраном и погас.
― Скучать в последнее время не приходится, ― заметил Рик.
― И потому любую минуту тишины начинаешь ценить еще больше, ― закончил его фразу Георг, что остановился перед висевшей на стене картиной старинного венецианского мастера.
― А, ну извини, что отвлекла от тишины, ― очаровательно улыбнулась Валерия. ― Тогда помолчим.
Она вновь посмотрела на Гаспара. Из всех мужчин в комнате именно он был наибольшей загадкой для нее. Сейчас святой отец задумался о чем-то своем и не отрывал взгляда от огня, несчастный стакан он поставил на подлокотник кресла и Валерия все ждала момента, когда он свалится. Ждать пришлось недолго... Гаспар обернулся, почувствовав ее взгляд, и задел его локтем. Стекло тихо звякнуло о паркет.
― На счастье, ― заключила она.
― Простите, Валери.
― Я сама виновата. Неприлично так внимательно смотреть на гостей.
Гаспар едва заметно улыбнулся.
― Неприлично портить столь бесценный паркет, ― он поднялся и, взяв со стола салфетки, стал вытирать лужу и собирать осколки.
― А это уже совершенно излишне, падре! ― в ее голосе едва уловимо проскользнула насмешка, слишком тонкая, чтобы обидеть, но понятная для знакомого с ней близко.
В эту минуту в комнату вошел слуга и доложил о прибытии последнего гостя, сеньора Давида Мейера.
― Мари передает извинения, что не может приехать. Здоровье, понимаете, ― невысокий, немного полный Давид Мейер, глава магического отдела Интерпола первым сел за стол в кабинете на третьем этаже, куда все они перебрались после ужина. ― Я встречался с ней в Париже. Она всем довольна и поддерживает наш выбор.
― Еще бы ее зять назначен командиром группы, ― хмыкнул Фредерик, он закатал рукава рубашки, отчего его вид сделался еще более неформальным и за что он уже заслужил неодобрительный взгляд Георга, на который, впрочем, не обратил внимания.
― Семейственность всегда была отличительной чертой нашего мира, ― возразил Георг. ― Мы можем доверять только своим. И то не всегда...
― Клод отлично себя зарекомендовал, ― вставил Давид Мейер, на фоне остальных в шикарных интерьерах палаццо он выглядел серой мышью. Серой лысеющей мышью пятидесяти лет.
― Я бы предпочла держать свою семью подальше от этого, ― Валерия скрестила руки на столе и бросила быстрый взгляд на Георга. - Но она не послушает.
― Мы отдали вам самого лучшего специалиста в тех областях, о которых вы просили, ― тихо, но твердо добавил Гаспар, ― И обещаем любую поддержку... в разумных пределах.
― И не противоречащую интересам церкви! ― хмыкнула Валерия.
― И прежде чем принимать поддержку, я бы уточнил эти самые интересы, ― с не самой радушной улыбкой негромко заметил Георг.
Гаспар оставался спокоен.
― У вас так много ресурсов, что вы отказываетесь от помощи в защите мира от Атлантиды? ― святой отец выдержал взгляд живущего не первое столетие оборотня, ― Крестная сила, Инквизиция, тысячелетние архивы Ватикана... все это не нужно?
― Я же говорил, что предпочитаю доверять своим, особенно, когда речь идет об этой организации, ― Георг чуть развел руками. ― А тем, кто столетия на нас оттачивал свое искусство, доверять сложно... ― Тише, Ге, ― мягко произнесла Валерия и примирительно улыбнулась, ― Сейчас у нас не та ситуация, чтобы перебирать старые обиды. Мы сможем обсудить это потом, за бокалом вина... когда покончим с Атлантидой. А пока помощь Святой церкви очень даже не помешает твоему внуку и остальным! ― Да и на этот раз у нас действительно совпадают цели, ― согласился Фредерик. ― Пусть Ватикан увел из-под носа Терминуса не одну ценную книгу и даже пару рукописей, ― он бросил красноречивый взгляд на Гаспара, ― но сейчас мы на одной стороне. В войне против демонов, мечтающих о переустройстве мира, нам не справиться без церкви.
― Без всего и без всех можно справиться, ― строго заметил Георг. ― Но, пожалуй, пока сделаем вид, что мы друг другу доверяем.
― Надеюсь, ваш внук будет не столь однозначен в своих суждениях о предложенной помощи, ― строгость мужчины на Гаспара не действовала, он был все так же спокоен, лишь чуть жалел, что положение не позволяет ему ответить так, как хотелось бы: резче и прямолинейней.
Но Георг лишь пожал плечами, уже не став продолжать спор, который судя по всему считал совершенно бессмысленным. Валерия чуть улыбнулась: мужчины и в почтенном возрасте сущие мальчишки.
― Советую прекратить спор! ― однако в ее голосе сквозили стальные нотки, ― У нас есть серьезная проблема: организация, что собирается захватить главенство в мире и встать над обычными людьми, используя свои способности! ― она обвела взглядом собравшихся. ― И они будут порабощать мир, пока вы будете тут спорить.
― Не успеют, Валери, ― соизволил, наконец, вмешаться Давид Мейер ― Мир большой, а группа наша уже, считайте, собрана, ― и он подвинул к остальным папки с личными делами, что привез с собой.
***
Черный плащ. Холодный лондонский дождь. Быстрая походка. Это лето выдалось совсем поганым. Мимо промчалась машина, подняв тучу брызг и облив прохожих. Рука в кожаной перчатке плотней сжала ручку зонтика. Возмущенные крики раздались за спиной. Генри не обернулся. Он привычно огибал людей, стараясь не сталкиваться ни с кем в плотной толпе. Дорогу за последние пять лет он выучил наизусть. Вот впереди показался знакомый подъезд. Какие-то туристы фотографировали его на телефон, для них это было всего лишь прикольное старое здание, одно из многих в этом гигантском сумасшедшем муравейнике под тенью Биг Бена и Тауэра.
Генри поднялся по ступенькам и позвонил. Тишина длилась несколько секунд, но вот замок щелкнул. Его узнали и впустили.
― Ну, наконец-то! Рыжеволосая Анжела встретила его у самого входа и постучала алыми ноготками по черной папке, что держала в руках. Генри снял плащ и поставил на подставку зонтик.
― Я не опоздал, ― заметил он, бросив взгляд на часы.
― Тебя хочет видеть шеф. Но сперва... у нас человек на допросе, и Сэм уже отчаялся из него что-то выбить, ― Анжела бросила взгляд в зеркало и расправила блузку, что вечно натягивалась на груди. ― Никого больше нет?
― Сказали, больно крут, никто не пробился через его защиту, он всех обвел.
― Они внизу? ― Генри взял папку.
― Как ты догадался, ― улыбнулась Анжела.
И стук ее каблуков эхом разнесся по коридору, наполненному запахом сигарет, треском телефонных звонков и голосами детективов.
Хлопнула дверь. Сэм раздраженно ударил кулаком по стене.
― Бесполезно! Уперся и хоть ты пытай его, а не скажет, кому он книгу продал!
― Спокойней ты, ― его напарник устало потер переносицу.
За стеклом лысый, коренастый мужчина, чуть улыбался и смотрел прямо перед собой. По белой футболке с изображением черепа плыли алые пятна крови: след отнюдь не мягкого задержания.
― Я не для того за этой швалью месяц гонялся, чтоб он ухмылялся тут!
Хлопнула дверь.
― Сейчас не будет. Наденьте на него наручники, пожалуйста.
Сэм с напарником оглянулись. Генри вошел в комнату. Телепат был совсем молодым, невысоким. Его темные вьющиеся волосы, отпущенные до плеч, оставались еще мокрыми после дождя. От гадкой лондонской погоды зонт не спасал. Одет он был во все черное: от ботинок до плотной водолазки и кожаных тонких перчаток на руках. Их он не снимал никогда. И никогда не пожимал рук. Впрочем, к этому все давно привыкли.
Сэм хмыкнул и вернулся к задержанному. Генри открыл папку и пробежался глазами по делу: Некромант... Приехал из Восточной Европы... Несколько лет как стоит на учете в Night Hunt... Арестован за кражу книг из архива издательства Терминус...
― Он в твоем распоряжении, ― Сэм прокрутил на пальце ключи от наручников и прислонился стене рядом с напарником.
Генри кивнул. Закрыл папку. Тяжелая дверь скрипнула. В маленькой комнате было душно и слишком светло. До рези в глазах.
― Что еще один явился? Тут уже трое пытались, мальчик, ― мужчина, чьи руки приковали к столу наручники, грубо рассмеялся. ― Думаешь у тебя, молокососа, лучше получится?
― Я советую вам честно рассказать все, что вы знаете. Кому вы продали книги? Кто заказчик? Где вы достали их?.. ― лицо Генри оставалось бесстрастным. В белом свете ламп он казался еще бледнее, чем обычно.
― А больше тебе, дорогой мой, ничего не сказать? ― снова смех. Мужчина оставался самоуверен и нагл. ― И все же я советую, ― Генри не торопясь начал снимать перчатки.
― Ах, ну посверли еще ты меня с полчаса своими глазками, и я все сразу расскажу да еще в гугле отмечу, как проехать, и позвоню, чтоб вас там встретили.
Перчатки полетели на стол.
― Жаль. Будет больно.
Генри остановился за спиной мужчины. На секунду потеряв уверенность, тот оглянулся с первым проблеском сомнения во взгляде. Но холодные пальцы, что могли принадлежать художнику или музыканту, уже коснулись его висков.
― Эй, какого хрена ты...
Вопрос потонул в крике. Генри не собирался блуждать в лабиринтах обманных мыслей, распутывая нити правды и лжи. Он мог пройти напрямик.
Голова раскалывалась. Генри хотелось выключить этот перманентный гул голосов и хоть недолго побыть в тишине. Но секретной кнопки он не знал. И от тяжелого, проникающего всюду запаха сигарет становилось только хуже. Конечно, официально курить в общественных местах в Англии давно было запрещено, но также официально Night Hunt не существовало. Законы здесь всегда были свои: чаще всего негуманные, древние и жестокие. Тайный мир играл по своим правилам, не знавшим параграфов конституций. Ошибки в нем стоили дороже, и не было адвокатов, способных спасти и оправдать. Пересекая черту, становясь частью этого мира, каждый невольно принимал эти правила. Хотел он того или нет. Здесь, в Night Hunt, люди ежедневно выносили смертные приговоры вампирам и магам и, не найдись под рукой сильного телепата, не постеснялись бы применить к заключенным пытки. Понятное дело, что на запрет курить им было в общем-то плевать.
― Шеф тебя ждет...
Генри чуть не выронил пластиковый стаканчик с кофе, когда Анжела положила руку ему на плечо. Он дернулся и отскочил в сторону, как ужаленный током.
― Я же... просил так... не делать, ― он смахнул капли с черных брюк и обижено посмотрел на женщину.
― А я хочу отучить тебя от дурацкой привычки шарахаться от людей, ― Анжела, улыбаясь, протянула ему салфетку.
― Это не привычка, ― буркнул телепат. ― А необходимость.
― У тебя разве были сейчас проблемы с самоконтролем? ― вскинула брови она.
― Нет... но...
― Значит, привычка, ― уверено заключила Анжела.
― Ты невыносима, ― Генри сел на потертый диван в коридоре. Стаканчик с кофе он поставил на широкий подлокотник и достал из кармана прозрачный пакетик с цветным мармеладом. ― Хочешь? ― предложил он ей.
Анжела отказалась.
― Я напоминаю тебе про шефа.
― Я помню, но если я свалюсь в обморок у нее в кабинете, ей не понравится. А ты опять на диете?
― Да. Я купила чудесное платье на свадьбу сестры и надеюсь в него влезть.
― У тебя и так отличная фигура... ― заметил Генри.
― Это тебе так кажется.
― Могу устроить, что и ты так будешь считать, ― ухмыльнулся телепат.
― Не надо мне надевать розовые очки, спасибо.
― Наоборот исправлю косяки в самооценке, ― возразил Генри и допил кофе.
Анжела лишь покачала головой и с улыбкой указала ему на дверь кабинета начальства. Исчезни уже с глаз моих, - говорил ее взгляд.
― Не скажешь, чего она хочет, чтобы я морально подготовился? ― спросил Генри.
― Я всего лишь секретарь, а не глава Night Hunt...
Генри с сомнением посмотрел на Анжелу. Пожалуй, как раз сам глава Night Hunt столько не знал о своей организации, как она.
― Ну ладно, ― сдалась женщина под его взглядом. ― Там что-то связанно с Интерполом и переводом. Большего не знаю, иди спроси уже сам!
Дойл устало потер переносицу и зевнул. Спать хотелось неимоверно, а тело затекло от многочасового сидения без движения. Его мир сузился до небольшого круга с перекрестьем прицела в центре, и мужчина знал, так продлится до рассвета. Операция затягивалась. В наушнике изредка раздавались тихие проклятия его коллег. Джефу и Грегу сегодня досталась более динамичная роль, но не самая ключевая. Дойл вновь посмотрел на освещенные окна комнаты в доме напротив, сначала просто, потом через оптику и вздохнул. Ситуация не изменилась.
― Кто вообще слил информацию? ― уточнил он едва слышно.
― Чарльз.
― И ему поверили?
― Да, в прошлый раз он сдал банду своих и отделался жестким наблюдением и все.
― Отчаянный малый... как свои же не положили.
― У нас не было утечек. Мало кто знал.
― Ясно,― Дойл хмыкнул и задумался.
Все шло слишком уж тихо и спокойно. Вот квартира, вот подозреваемый ― бери не хочу... но все ждали. Ждали чего? Того, кто должен был к нему сегодня прийти. Мужчина в доме напротив был шестеркой, а вот тот другой - боссом.
― Заскучал?
― Есть такое...
― Могу рассказать анекдот, ― насмешливо произнес Джеф и затянул одну из своих бесконечных историй. Дойл покачал головой и вновь посмотрел на окно. Что-то изменилось, он не видел, скорее почувствовал.
― Заткнись! ― рыкнул Дойл и стал вглядываться в комнату. Мужчина, что был там, явно с кем-то разговаривал, вот только с кем, было не видно.
― Кто заходил в дом?
― Никого!
― Идиоты... ― Дойл бросил винтовку и бегом помчался к лестнице. ― Все в квартиру!
― Ты одурел? Мы его спугнем!
― Он уже труп! ― кратко изрек Дойл, выбегая на улицу и направляясь ко входу в дом. Дверь легко открылась, и он вытащил пистолет, сзади его догнал Джеф и теперь недоуменно смотрел на напарника. ― Никто не входил. Ты чего переполошился?
― Грег, ― переключил он канал и чертыхнулся.
― Дойл, он не отвечает.
Они быстро поднимались на третий этаж. Коридор был пуст. Несколько ламп не горели, и часть помещения была погружена в полумрак. Дойл осмотрелся, ему вовсе не хотелось вылететь на неизвестного телепата. И судя по всему довольно сильного.
Тихо скрипнул паркет. Приглушенные шаги. Дойл вжался в стену в тени, Джеф скрылся за углом. Человек шел не торопясь. Он не скрывался.
― О, кажется, это наш доблестный Night Hunt пожаловал... ― насмешливо произнес он и остановился.
Дойл почувствовал, как медленно начинают разбегаться мысли и чуть дрожит рука с оружием. Мощь этого телепата впечатляла. Защитные техники он сминал, как ребенок ломает карточный домик легким дуновением. Дойл выстрелил. Эхо выстрела отразилось от стен и заметалось по коридору. Из носа от напряжения потекла кровь. Он стер ее ладонью и вновь поднял оружие.Короткий вскрик Джефа, и Дойл обернулся. Человек стоял перед ним. Он был невысокий и непропорционально худой. Темная одежда и неестественно белая кожа. Дойл поднял оружие. Новый выстрел. Тихий смех, и голова взорвалась вспышкой боли. Человек качнулся назад, в центре лба у него темнело огнестрельное отверстие. Боль стала невыносимой, она заставила Дойла выронить оружие и обхватить голову руками. Кровь текла уже и из ушей. Дойл закричал, и стало легче, всего на мгновение, когда мир провалился в черноту, что последовала за ярко-алой вспышкой...
Дойл открыл глаза и усмехнулся. Скоростной паром Jonathan Swift направлялся в Дублин, и у него было еще время вспомнить и попытаться понять, что же тогда произошло. Они потеряли почти всю группу, кроме него одного. Почему он выжил, не мог сказать никто, только их местный телепат еще пару недель возвращал ему 'мозг на место'. Грега убили прямо в машине. Будто сработала большая микроволновка: раз и мозг его напарника стал отдельно от тела, растекаясь серо-алыми полосами по стеклам и светлой обивке. А вот Джефа... застрелил он, Дойл. Ровное отверстие в центре лба с каплями запекшейся крови и темными следами пороха вокруг. Пуля выпущена из его пистолета.
Дойл тряхнул головой и стал смотреть на темные, холодные воды Ирландского моря. Сейчас он чувствовал себя нормально, но вот коллеги с опаской шли на задания вместе с ним. Даже спустя месяцы он ощущал недоверчиво-вопросительные взгляды у себя на затылке, когда проходил в оружейную в офисе Night Hunt. И он взял отпуск. Телепата не поймали, правда, их местные мозгоправы смогли вытащить из его хорошо прожаренной памяти смутный образ и создать портрет нужного им человека.
― Хоть чем-то помог, ― пробормотал Дойл и чуть улыбнулся пожилой даме, которая настороженно на него посмотрела и увела своих внуков подальше от человека, что разговаривает сам с собой.
У него был целый месяц свободы. Не было никакой работы, не было нужды в деньгах, и как он собирался распорядиться этим? Поехал к родителям повидаться и отдохнуть. Несколько дней он отсыпался и честно выслушивал бесконечные рассказы матери об отце и брате, сестре и ее семье. А потом позвонил Киан. И их понесло в паб.
...темное дерево стойки влажное от испарины, что стекает по наполненным элем кружкам и оставляет новые временные кольца на теле мертвого дерева. Сколько они выпили? Они уже давно потеряли счет, как кружкам, так и партиям на бильярде и в дартц, и милым девушкам, что каждый раз оказывались новенькими. Компания сначала разрасталась, затем сокращалась, когда семейные и серьезные люди стали разбредаться по домам, хлопая его по спине на прощание и выражая радость по случаю его приезда на родину. Дойл устал улыбаться, мышцы сводило, и он вновь стал угрюмым и не разговорчивым. Еще несколько кружек, и вот и они с Кианом выбрались на улицу под зарядивший мелкий дождик. Дойл поднял воротник куртки и ссутулился, втянув голову в плечи. При подобной погоде трезветь начинаешь очень быстро, и вскоре он обнаружил, что Киан еле тащится и не успевает за его шагом, так что пришлось притормозить и проводить друга домой, где он был сдан с рук на руки жене. Она не пришла в восторг от подобного, но искренне рада была видеть Дойла.
― Как житье в Лондоне?
― Нормально. Ничуть не хуже, чем здесь...
― А работа?
― Тоже ничего. Интересная,― это слово он произнес с каким-то странным чувством и она с интересом на него посмотрела.
― И чем же ты занимаешься?
― Ловлю плохих парней.
― Ты что в полицию подался?
Дойл рассмеялся.
― Вот и я думаю. Не твое это. Так что не ври!
― Всем по мелочи занимаюсь. Позволяет не бедствовать и нескучно проводить время...
Они еще немного поболтали, стоя в холле, и он ушел. Через неделю Дойлу пришло предложение о работе. Слишком много недомолвок и вопросов оставляло это предложение, но по крайней мере там на него никто не будет смотреть косо, ожидая что он уложит своих же. Впрочем... ему сообщили что всю его биографию знают, и она их более чем устраивает, а еще... они кажется, знают где искать этого самого телепата. Дойл несколько дней размышлял и согласился, бездействие было не про него и тихо сводило с ума.
...от первого удара он уклонился, легко уйдя влево и открыв противнику правый бок, только вот тот не воспользовался и предпочел отступить, но через несколько секунд вновь атаковал и скользнул костяшками пальцев по скуле, заставив Дойла поморщиться. Еще несколько примерочных ударов и уходов в попытке понять противника. Вокруг шумела толпа, подбадривая своих любимчиков и выплескивая накопившуюся агрессию и энергию. Дойл пропустил атаку и сплюнул кровь из разбитой губы, вытерся и перешел от защиты к нападению. Несколько ударов и парень упал. Пока он поднимался, Дойл изучал помещение, скользя по нему чуть мутным взглядом и вытирая кровь с лица. Бой длился еще минут пятнадцать, за которые Дойл успел влететь спиной в толпу и получить хорошую порцию синяков и ссадин, а еще, кажется, треснувшее ребро. Противник был не лучше его: разбитый нос и бровь, кровь заливала ему глаза, он берег левую руку и чуть склонялся влево, прикрывая грудь: видимо, тоже недосчитается парочки ребер. Бетонный пол впитывал их кровь и адреналин, он уже прекратил подстегивать и теперь позволял лишь держаться на ногах. Дойл размахнулся и двинул парню в челюсть. Он лязгнул зубами и запрокинул голову, так что Дойлу на миг показалось, что он сломал ему шею, но все обошлось. Парень шатнулся вперед и упал на колени, выплюнув кровь и парочку зубов. Дойл поморщился и отошел, ожидая пока противник поднимется. Он мог спокойно уложить его телекинезом, но предпочитал в боях быть честным и поэтому просто ждал. Парень приподнялся, закачался, вновь упал и поднял руку, показывая, что сдается. Толпа взревела, Дойла принялись хлопать по спине, поздравляя с победой, и он морщился: каждое прикосновение отдавалось болью в груди.
― Ты совсем обалдел! ― причитала сестра, стирая кровь, осторожно промывая ссадины, намазывая синяки мазью и размышляя, что сделать с ребром.
Мужчина молчал, желая только одного, чтобы она не убирала влажной губки от его лица, которая хоть немного унимала боль.
― Решил вспомнить былое...
― Мама расстроится!
― Ничего... ― тихо ответил Дойл, чуть потягиваясь и проверяя целостность костей и мышц, ― Бывало и хуже.
― Дойл! Ты совсем не ценишь свою жизнь?
Он пожал плечами.
― Так пожалей нас.
― Я не умею жалеть, да и зачем вас жалеть, кажется, больно-то мне...
Мэр вздохнула и чуть сильнее надавила на синяк на скуле брата. Тот зашипел.
― Ты специально!
― Да! Не умрешь!
Она возилась еще минут 20 и вскоре отправила его в душ и спать.
― Завтра пойдешь представать пред светлые очи мамы, а сегодня придумай оправдание своей дурости! Дойл козырнул и ушел.
Билеты в Прагу были заказаны и вылет запланирован на послезавтра, а сегодня все семейство Бирнов собралось у родителей, шумно отмечая проводы непутевого старшего сына на очередную загадочную работу. Дойл наслаждался этим шумным праздником, накрытым столом, виски в бокале и племянницей, что осваивалась с хождением и теперь, забавно переваливаясь, топала по комнате от матери к дивану и дальше к игрушкам и столу. Брат устроился на диване и смотрел футбол, мама хлопотала на кухне, Мэр разрывалась между ней и дочерью. Дойл болтал с отцом и мужем Мэр о международной политике и экономике, о сложной молодежи, о том, что наши снова продули все матчи и как нынче сложно быть отцом. Дойл едва заметно улыбался, он любил короткие передышки и порой ловил себя на мысли, что в такие моменты смотрит на всю свою семью как-то со стороны, стараясь запомнить все это: атмосферу, взгляды, слова, прикосновения, звуки и запахи - где-то краем сознания понимая, что может их больше никогда не увидеть.
...самолет оторвался от взлетной полосы и набрал высоту. Дойл некоторое время смотрел на море и исчезающую в облаках землю и, откинувшись в кресле, закрыл глаза, проваливаясь в сон. Когда он проснулся, то уже был в Праге, и пассажиры собирались к выходу. Он вытащил свою небольшую сумку и рюкзак и вышел вслед за всеми. Еще час, и он зарегистрировался в небольшом отеле недалеко от центра, принял душ и отправился на прогулку по городу, где ближайшее время ему предстояло работать и жить.
Металлический столбик противно скрипнул по каменному полу, когда Арон отодвинул заграждение и вошел в часовню. Как раз сейчас последний ярко-синий туристический автобус медленно, словно большая ленивая черепаха, отъезжал от ворот замка и терялся за деревьями, что качались и гнулись под ударами разгулявшейся стихии. Всего лишь начало сентября. Обычно они закрывали замок для посещений гораздо позже. Не то чтобы Арон уже скучал по толпе, праздно шатающейся по комнатам фамильного дома, но ― нехороший знак.
В часовне стоял полумрак, а от стен веяло холодом. Косой дождь стучал в витражи. Арон прошел мимо скамей к алтарю и зажег свечи. Неизвестно, насколько все это затянется. Месяцы, год, годы? Теперь этой груде камней из музея предстояло снова стать непреступной для сил тьмы крепостью. Старые, скрепленные кровью его рода, договоры все еще были в силе.
Вспыхнули рыжие теплые языки пламени. Арон посмотрел вверх на тяжелый деревянный алтарь. Ему стало неуютно под пронзительным внимательным взглядом Мадонны с младенцем Иисусом на руках, и он отвернулся. По коже пробежали мурашки: в одной футболке и джинсах было холодно среди каменных стен. Огонь свечей задрожал на сквозняке, и тени беспорядочно заметались по часовне. На мгновение на боковой алтарной створке выхваченный из сумрака появился рыцарь-крестоносец. Он стоял на коленях среди песков пустыни, и светлый небесный ангел протягивал ему на раскрытых ладонях меч. От особо яростного порыва ветра зазвенели стекла. Казалось, еще немного и они осыплются на пол дождем цветных осколков.
― Angele Dei, qui custos es mei...[1] ― прошептал Арон.
Строки молитвы сплетались с шумом стихии, растворялись и терялись в ней. Вдруг стало теплей, и волна покоя и радости окутала его. И снова, будто взмах крыльев, налетел ветер, растрепав его рыжие, короткие волосы, погасив свечи.
― Amen, ― едва слышно выдохнул Арон и открыл глаза.
― Он выполнил свой долг.
Ночная тьма окутала часовню. Ангел в струящихся белых одеждах стоял перед алтарем. Безмятежная, спокойная чистота его лица притягивала взгляд. Но каждая клеточка тела Арона дрожала от ощущения силы этого неземного существа, создания эфира и света.
― Они продолжат охоту...
― Ты не должен бояться за него. Ты не должен вообще ничего бояться. Страх разрушает, мешает мыслить и принимать решения. Ты должен быть готов и помнить о клятвах вашего рода. Не тебе сомневаться в выборе пути, Александр.
Арон отвел взгляд. Лишь ангел-хранитель называл его истинным, данным при крещении именем. Лишь двум людям, кроме него, оно было известно. И одного из них скоро могло не стать.
― Он открыл себя тогда в Праге...
― Они давно знали. Им лишь нужно было подтверждение, что Хранитель печати все еще он.
― Ему угрожает опасность.
― Георгу тяжело угрожать, - в голосе ангела послышалась усмешка, но губы даже не дрогнули. Возможно, просто показалось.
― Однако ты не отрицаешь... ― в словах Арона наоборот была горечь.
― Я не умею лгать.
― Я прошу не о лжи, а о надежде.
― Надежда была и есть. Она в тебе самом. Ты зря ищешь ее вовне.
Взгляд ангела, как взгляд алтарной Мадонны, пронзал насквозь, смотрел в душу, даря блаженство покоя, но выжигая все внутри. Как глупо было говорить вслух с тем, кто знал тебя лучше, чем ты себя сам. Наверное, поэтому Арон так больше и не произнес ни слова. Слова уже были не нужны. И тонкие пальцы легко, словно нежнейшее перышко, коснулись его лба. И уже в опустевшей часовне он услышал шепот. ― Я всегда буду рядом, Александр. На этой войне ты никогда не будешь один.
После прогулки по парку ботинки намокли и потемнели, мелкие травинки налипли на них. Вчерашний дождь закончился только к утру, но ветер уже успел разогнать тучи. Прохлада, тишина, спокойствие, и только поломанные ветви и сорванные листья на темной глади пруда напоминали о прошедшей буре. Из сада доносился запах перезревших яблок. В этом году урожай выдался особенно богатым. Спелые, сочные алые плоды ковром устилали землю. Стоило нанять кого-нибудь, чтобы собрать их. Георг который год подряд грозился вырубить сад - кому он сейчас нужен - но Арон неизменно был против.
Он любил гулять в его тени. Низкие кривые ветви причудливо переплетались и изгибались. Тонкие нити паутины дрожали меж листьев. Взглянешь отсюда на замок и покажется, что где-то там в одной из его башенок спит под чарами злой ведьмы принцесса. Да, таким он впервые и увидел его в детстве. В конце августа, когда солнце золотым маревом укрывало поля, а он, сбежав от сестры и Георга, перелез через забор в одичавший парк, где трава стояла выше его роста. Он помнил, как брел среди этого зеленого моря, как колючки цеплялись к одежде и непослушным рыжим волосам. Он нашел пруд, обмельчавший и затянутый мутной ряской, и сидя на его берегу все смотрел на замок вдалеке. Пустой, заброшенный, с чернеющими провалами окон и угольными следами пожара. Сколько историй он слышал о нем, сперва от отца, потом от самого Георга. Сколько раз Арон мечтал оказаться внутри этих стен, что когда-то давали кров и защиту многим поколениям его семьи, мечтал побродить по его комнатам и галереям и забраться в оружейную, где мечи, щиты и доспехи и головы убитых на охоте зверей. Арон улыбнулся своим мыслям. Отчего-то он сейчас ясно представил себя повисшим на ветвистых оленьих рогах, вместе с которыми непременно бы грохнулся на пол через пару секунд. Себя хулигана он хорошо знал. Арон подобрал с земли румяное красное яблоко все в капельках дождя и обтер его о джинсы. Да и с возрастом он не слишком изменился...
Через минут десять утреннюю тишину огласил рев двигателя мотоцикла. Застегнув кожаную куртку и надев шлем, Арон довольно потянулся и решил, что возвращение в Прагу может и подождать. И когда он выехал на трассу, сеть дорог захватила его. Ну и что с того, что знал он каждый поворот. Небо над головой было глубоким и синим, желтый глаз солнца уставился ему в спину. Зеленый лес проносился мимо. На скорости ― безумный вангоговский пейзаж, пропитанный силой и жизнью. И его сердце переполняла эта жажда, этот восторг свободы. Время неслось. Стрелка спидометра скользила вверх. Прошлое и будущее переставали существовать, и вес мир замирал в едином здесь и сейчас. В мыслях Арона звучали строки песен Godsmack и Nickelback и сплетались с классикой мелодий Pink Floyd и голосом Сида Баррета. И в этом тоже была его свобода и он сам. И порой единственное, о чем он жалел, что появился на свет слишком поздно, лишь на самом излете прекрасной эпохи рок-н-ролла. Но она все равно жила в его крови. И страх уходил. Оставался лишь он сам, такой, каким был всегда. И ничто не могло это изменить.
Селеста сидела на кровати, скрестив ноги, и смотрела на Гаспара. Он стоял у окна, что выходило на дворик, где сейчас довольно громко переговаривались две соседки и плакал ребенок, но на него никто не обращал внимания, и он вскоре замолчал, зато тут же раздалось бодрое стаккато по железным перилам лестницы. Гаспар поморщился и задернул штору.
― И тебе еще не надоело все это?
Девушка пожала плечами и скользнула взглядом по фигуре наставника.
― Я привыкла. Да и этот бедлам создает видимость нормальной жизни в редкие часы, когда я дома.
Гаспар покачал головой, смотря на разбросанные по комнате вещи, которые девушка приготовила к отъезду. Сегодня, впрочем, как и всегда, когда он приходил к ней, он был одет в рубашку с закатанными рукавами и темные брюки, мягкие мокасины стояли в прихожей. Селеста потянулась и выбралась из кровати. Длинная футболка и короткие шорты, босые ступни приятно холодил каменный пол. Она подошла к мужчине и поцеловала его. Он чуть отстранился, но не из нежелания ее близости, а из-за тех принципов, которые годами вбивали ему в голову в Ордене.
― Ты будешь скучать?
Он улыбнулся и коснулся ее щеки, осторожно и нежно.
― А ты сможешь меня убить, если прикажут?
В темных глазах Селесты мелькнули удивление и не заданный вопрос: 'За что?'. Но она кивнула головой и отошла, вновь опустившись на кровать.
― Я тоже скажу да, ― ответил Гаспар, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Он был немного рад, что у нее совершенно иная специализация и, если будет приказ, за ним придет не она. Хотя это была бы злая ирония, судьба подобное любит.
― Ты тоже думаешь об этом... ― ее голос походил на шепот, хотя должен был эхом отдаваться в пустом храме, но она знала, как надо говорить, чтобы слышал только он один.
Он молчал. Молитвенник на его коленях лежал открытым на одной странице последние минут двадцать, и он даже не помнил, что там за слова, хотя знал весь его наизусть.
― Ты не сможешь ничего изменить. Не сможешь отказаться от этого. Это будет сжигать тебя изнутри еще очень долго...
Он не видел ее лица, лишь чувствовал усмешку в ее словах. 'Не смей обернуться!'- металась мысль и вновь разбивалась о ее голос.
― Ты знаешь, что ваш Бог работает совершенно не так, как написано здесь, ― слова 'работает' и 'здесь' она произнесла с несвойственной ей ранее интонацией, ― Его бесполезно просить. Он глух к мольбам о спасении...
Она окинула взглядом убранство церкви. Это дало ему время восстановить дыхание, отпустить прикушенную губу и понять, что побелели костяшки пальцев, сжимающих четки.
― Ты сначала грешишь, потом каешься и получаешь прощение, ― теперь голос ее звучал громче, ― Вот так это работает, Гаспар.
Звук собственного имени заставил его вздрогнуть, она впервые назвала его так за несколько лет, что он был ее наставником. Девушка поднялась и собралась уйти. Он быстрее, чем успел сообразить, схватил ее за руку, останавливая. Удерживая.
― Кажется, ты сделал свой выбор.
Она подошла к нему и, склонившись, поцеловала...
...почти как сейчас, несколько минут назад. Селеста внимательно наблюдала за Гаспаром.
― Если придут за тобой... значит, конец для нас обоих... ― спокойно произнесла она, тряхнув головой, и собрала волосы в высокий хвост, ― Но это того стоило.
Гаспар промолчал. Быстро кивнул и поднялся. Он заметно устал и даже был рад, что она уезжает.
― Я остаюсь твоим наставником, даже там, ― напомнил он ей, ― если что, ты обращаешься непосредственно ко мне, а я к Совету Ордена, ― тон его голоса стал деловым и чуть отрешенным. ― И я приеду... ― но взгляд остался чуть насмешливым. ― И постарайся не дурить, Лесте!
Она улыбнулась и, приложив два пальца к виску, козырнула.
― Буду сама серьезность и не подведу Вас, Наставник!
Он покачал головой и ушел, оставив ее одну. Через несколько часов ее ждал самолет в Прагу и новое задание, и новая жизнь...
Селеста уже несколько часов бродила по узеньким улочкам центра города, любуясь цветными отблесками в витражах соборов, темными каменными домами, шпилями колоколен, разномастной толпой и наслаждалась чувством, что не надо следить за камерами, охраной, темными подворотнями и искать пути отхода, если что-то пойдет не так. Просто прогулка и все. Она была туристкой в этом городе и могла позволить себе глазеть по сторонам бесцельно, просто чтобы, заметив кофейню, взять кофе с корицей с собой, а вон в том маленьком магазинчике купить перчатки и шарф, потому что в Праге холоднее, чем в Риме, а она одета слишком легко. Леста, довольно сощурившись на солнце, достала очки. Мысли ее текли легко: милый мужчина, антикварная лавочка на углу, новая группа, мимо проехал трамвай, стайка голубей на карнизе, Гаспар, на башне бьют часы... Она не выбирала маршрут, позволяя подсознанию вести ее. Вот она уже села на лавочку и посмотрела через дорогу на старинный особняк, что возвышался своим башенным сводом над соседями и даже окрашен был чуть ярче, чем прочие. Она уже бывала здесь однажды и теперь, прикрыв глаза, вспоминала...
Прага... несколько лет назад. Короткая информация по книге, листки биографий и фотографии...Второе окно слева на третьем этаже. Небольшой кабинет в коричневых тонах, пахнет дорогим табаком и старыми книгами, а еще темным дубом. Сейф в стене, несколько сигнализаций и магические печати... Она сидит на столе, болтая ногами, и смотрит на небольшое темное пространство: книга в старом кожаном переплете, футляры с драгоценностями, деньги, документы. Она берет только книгу...
Кофе был выпит, и она бросила стаканчик в урну, после чего поднялась и пошла обратно в центр.
Костел был сложен из светлого песчаника и потемнел от времени, но оставался все еще величественно красив. Лесте любовалась им некоторое время, смотря, как люди входят и выходят, как мелькают автомобили и чуть сдвигаются тени. Затем она перешла дорогу и вошла внутрь, коснувшись поверхности воды и перекрестившись, скорее по привычке, чем осознанно и искренне. В этом месте чувствовалась божественная сила, недоступная простым смертным, но ощутимая для нее. Так иногда покалывает кожу во время грозы от разряда молнии. Народу внутри было немного, больше туристы, что фотографировали фрески и статуи, переговаривались громким шепотом и устало садились отдохнуть на скамейки у алтаря. Но тут же молились и местные: один преклонил колени у статуи святого, другой тихо перебирал четки и смотрел невидящим взглядом на раскрытую перед ним Библию. Селеста усмехнулась, опустилась на свободную скамью и задумалась. Она знала, что ее найдут, когда сочтут нужным, и она спокойно ждала. Тонкие пальцы привычным жестом достали из кармана розарий из гранатов и раухтопазов, и осторожно начали перебирать прохладные камни. Молитвы рождались сами собой, успокаивая и заставляя забыть про незнакомый город и неизвестное дело впереди.
― Ave, Seleste! ― тихо произнес священник, присаживаясь рядом и опуская на колени небольшую Библию в кожаном черном переплете с позолоченными обрезами.
Селеста обернулась и кивнула ему.
― Отец Гаспар сообщил нам о тебе. Мы готовы помогать. Просто скажи, что потребуется, ― он говорил тихо, отчетливо произнося фразы на латыни, подспудно изучая ее взглядом.
Новый ее кивок, и он протянул ей Священное писание и поднялся.
― Bene sit tibi![2]
― Amen, ― хмыкнула она, ловя его недоуменный взгляд: вместо креста у нее на розарии висела стилизованная под него простенькая отмычка.
Окна просторной светлой гостиной выходили на передний двор особняка. За аккуратными кустами роз и все еще зеленной в этот осенний день лужайкой виднелись подъездная дорожка и край широкой белой парадной лестницы. Сентябрьское солнце зависло в синем без единого облачка небе. И только стайки шустрых птиц, сорвавшихся в полет с ветвей ближайшего дерева, нарушала безмятежную чистоту этого полотна.
― Я совершенно не нравлюсь твоему брату, ― заметил он, прислушиваясь к ее тихим шагам. За окном невысокий молодой мужчина быстро сбежал по ступенькам и уверенной, но несколько раздраженной походкой направился к услужливо открытой для него двери черного мерседеса.
― А ты женишься на мне, а не на моем брате, ― она обняла его сзади и уткнулась носом в плечо.
― Не боишься лишиться наследства и положения? ― он оглянулся. Она улыбалась. Такая счастливая, в белом коротком кружевном платье, босяком, еще растрепанная после сна.
― Тогда я просто убегу с тобой, ― она рассмеялась, вставая на цыпочки и целуя его.
― Клод?
Он вздрогнул. Видение исчезло. Он снова повернулся к мадам Мари. Горничная оставила ее кресло у чайного столика в центре комнаты рядом диваном. Мадам Мари расправила лежащий на давно обездвиженных ногах плед и внимательно посмотрела на него.
― Так, ты ответил им?.. ― напомнила она.
― Нет. Я ответил им 'нет'. Я не для того бежал в Легион от своего прошлого, чтобы спустя столько лет вернуться к нему. Я понял, что больше не хочу так жить. А потом пришло приглашение из Министерства.
― Значит, в итоге ты выбрал свет.
― Не уверен, можно ли назвать Министерство светом. Скорее я выбрал порядок.
― И ты не рассказал никому?
― Тогда я не видел в этом смысла, ― пожал он плечами. ― Атлантида не была похожа на серьезную угрозу. А после взятия ячейки в Париже... я не рискнул. У меня достаточно черное прошлое, чтобы бросать на него новые тени.
― Разве им известно, кем ты был до Легиона? ― мадам Мари удивленно вскинула брови.
― Нет, ― усмехнулся Клод. ― Но это-то их и настораживает.
Она покачала головой и протянула руку за чашкой с чаем: белый фарфор, искусная ручная роспись. Старинный и дорогой. Как все в этом доме.
― Совсем остыл, ― констатировала мадам Мари, сделав глоток и возвращая чашку на столик. ― Я позову горничную, если ты не против.
― Не нужно, ― улыбнулся Клод. Он несколько секунд пристально смотрел на чашку, а после осторожно передал ее мадам Мари. ― Должно быть не горячо.
― Благодарю, ― она приняла чашку и заглянула ему в глаза. ― Надин мечтает унаследовать твой дар.
Он помрачнел и вернулся к окну. По платановой аллеи в сторону дома ехала машина. Уже слышалось приглушенное шуршание гравия под колесами.
― Надеюсь, этого не случится. Это не самый легкий дар.
― Не глупи, Клод, любой дар не легкий! ― мадам Мари возмущенно поджала губы. ― Да и жизнь сама по себе не бывает простой. Уж мне-то поверь.
― Мне лишь не хочется, чтобы она пережила то же, что и я. Когда просыпаешься ночью от пожара в спальне...
― Надин не одна. Есть кому ее научить. И у нее всегда будешь ты.
― Если я буду рядом...
― Будешь.
― Я завидую вашей уверенности. Особенно в свете последних событий.
― Когда доживешь до моих лет, начнешь бояться каждого сквозняка, либо перестанешь бояться вообще.
Машина остановилась. Не дожидаясь, пока дверь откроют, из нее выскочила темноволосая девочка лет двенадцати в форме престижного лицея и со всех ног бросилась к дому.
― А вот и они, ― с улыбкой сообщил Клод мадам Мари.
― Я задержу тебя еще на минуту... Почему ты все это мне рассказал?
Он пожал плечами. Детский смех раздавался уже из коридора.
― Даже Оливия не знала всего о моей жизни до Легиона. Мне казалось, что я навсегда оставил это прошлом, стал другим человеком и не имеет смысла ворошить былое... Но последние недели... Наверное, мне требовалось исповедаться кому-то прежде, чем уехать. И я знал, что только вы поймете меня и не осудите.
― Папа!
Надин влетела в комнату, бросившись к нему на шею. Он рассмеялся и обнял дочь. За тот месяц, что они не виделись, она опять выросла. Как она изменится, когда он вернется в следующий раз? Когда он вернется? Впрочем, пока Клод не нашел слов, чтобы сказать ей об этом. Мадам Мари же лишь улыбалась, сидя в своем кресле, и неторопливо пила чай, наблюдая за ними.
Солнце не грело. Золотые лучи за зря скользили по листьям и траве, тщетно пытались согреть немые надгробные памятники. Северный ветер гулял по парижским улицам и, промчавшись под Триумфальной Аркой на площади Этуаль, врывался на тихие аллеи кладбища Пасси. Под его дыханием трепетали и тихо, будто голосами мертвых, шептали опавшие осенние листья.
Когда гроб с телом Оливии внесли в черный провал фамильного склепа, Клод почувствовал, что Надин сильней сжала его руку. Он взглянул на нее. В черном траурном платье она казалось еще меньше и младше, но взгляд карих глаз был серьезен и тверд. Слишком тверд для ребенка семи лет. Дочь улыбнулась ему. Слабо и едва заметно. Вся ирония заключалась в том, что это он должен был поддерживать ее в эти дни. Но у них выходило наоборот.
Напротив него мадам Мари промокнула глаза под вуалью батистовым платком и оперлась на руку Артура. Дорогой черный костюм, солнечные очки скрывают глаза, губы поджаты. Клод знал, что Артур думает, кого он винит в смерти сестры. И не только он один. Вся многочисленная толпа родственников, дальних и ближних, знакомые, друзья семьи... Их слишком много собралось сегодня здесь. Большинство в первый и последний раз Клод видел на свадьбе, и если в тот далекий день, наполненный запахом роз и тонким белым кружевом, он мог простить им жадные, любопытные взгляды, то сегодня они все были противны ему. Слишком личными, слишком острыми, болезненными были эти часы, слишком тяжело ему было удержать маску холодного спокойствия.
Но вот среди всех этих ухоженных, подтянутых людей с печатью благородной надменности на лицах он заметил одного человека, стоящего позади всех. Серый костюм вместо черного, кожаный портфель в руках, редкие, поседевшие волосы, какие-то совершенно не запоминающиеся черты. Клод чуть тряхнул головой, поймав себя на мысли, что безрезультатно пытается вспомнить имя незнакомца. Даже в такой день инстинкты не покидали его ― совсем не к месту, и Клод отвернулся, мало ли кто решил отдать дань памяти его жене.
Мадам Мари первой отошла от дверей склепа. Артур держал ее под локоть, неся трость бабушки с аккуратным серебряным набалдашником в руке. Неторопливо, словно тихая морская волна, все остальные последовали за ними. Один Клод чуть помедлил, отпустив руку Надин и позволив дочери уйти вслед за семьей.
― Мне так жаль, примите мои искренние соболезнования.
Клод обернулся. Серый незнакомец остановился прямо перед ним. Участливая улыбочка застыла на его губах. Не зная, что сказать, Клод лишь рассеяно кивнул в ответ и собрался отойти, раз покой его уединения все равно разрушили.
― Нас кажется, не познакомили, ― серый человек оказался больно настойчив. ― Давид Майер.
― Клод Готье, ― сдержано представился он в ответ и с запозданием пожал протянутую руку.
― О, ваше имя мне отлично известно, ― поспешно произнес Давид, на французском он говорил с ощутимым акцентом. ― Я глава магического отдела Интерпола и наслышан о вас.
― Не знаю, чем бы мог заинтересовать вашу организацию, ― Клод почувствовал, как напряглись мышцы. 'Неужели сейчас... сегодня... после стольких лет' ― успел подумать он.
― Я хотел предложить вам работать на нас.
Клод облегченно выдохнул и немного расслабился. Не спеша они с Давидом пошли по аллеи к выходу с кладбища, уже основательно отстав от остальных.
― Не думаю, что готов пока рассматривать подобные предложения,.. ― начал было Клод.
― А я уверен, что вы вполне готовы, ― манера разговора Давида неимоверно раздражала, как и его улыбка. ― Вот взгляните на это, ― он достал из кармана портфеля тонкую папку.
― Что здесь? ― холодно спросил Клод.
― Кое-какая информация о смерти вашей жены...
― Да как вы смеете!
Он резко остановился перед Давидом и встретился взглядом с этим человеком. Клод был как минимум на голову выше и невольно смотрел сверху вниз. Но с губ Давида Майера не пропала даже его вежливая, надоедливая улыбка.
― Я не смею, я помогаю вам.
― Это очень неуместная помощь! ― заметил Клод, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться. Три дня назад, когда ему сказали о смерти Оливии, все бумаги на его столе вспыхнули за секунду.
― Отнюдь. Она очень нужна вам.
― И как это должно мне помочь? ― Клод вернул папку.
― Вы хотите знать, кто убил ее?
― Убил? Это был несчастный случай, ― Клод стиснул зубы.
― И вы правда верите, что внучка мадам Мари может погибнуть в какой-то аварии?
― А вам не кажется, что все это мало похоже на правду? И у меня пока не ни одной причины вам верить...
Давид Майер устало вздохнул и достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, продемонстрировав его Клоду.
― Это для вас достойная причина? Остальные в этой папке. Возьмите ее и прочтите.
Клод не нашелся, что возразить, но в крови его по-прежнему кипел гнев.
― Возможно, чуть позже я это и сделаю...
― Вы сделаете это сегодня.
― Я еще не работаю на вас, чтобы вы мне приказывали.
― Я вам советую. Для вашего же блага... Огонь внутри вас...Он уничтожит вас, господин фойрмейстер, если вы не найдете для него выход.
― Кто сказал, что я хочу этот выход искать?
― Вы солдат Легиона. А они не сдаются. Никогда. Потому вы будете его искать. Я же лишь открываю для вас эту дверь. Прочтите, ― Давид постучал пальцем по папке в руках Клода. ― И тогда мы вернемся к этому разговору.
Алиса тихо выругалась и поднялась.
― Вы что сегодня издеваетесь?! ― она посмотрела на ярко вспыхнувшую над дверью ординаторской лампу и натянула на майку верх от костюма, который уже успела снять, собираясь домой. Темно-каштановые волосы до лопаток сейчас были собраны в пучок и сколоты на затылке.
В приемной больницы НИИ была несвойственная этому месту, особенно по сравнению со Склифом, суета: кто-то (вроде, Татьяна) требовал плазму, медсестра чуть не сшибла Алису и что-то недовольно буркнула, правда, тут же осеклась под взглядом ее ярко-зеленых глаз.
― Что тут? ― она подошла к своей коллеге, что склонилась над одной из каталок и осматривала девочку лет восьми.
― Оборотень...
Алиса зажмурилась и сдержала проклятие.
― Полнолуние. Слетел с катушек и порвал всю семью...
Но она уже не слушала. В приемную вкатили еще одни носилки. Вокруг них быстро образовалось пустое пространство, едва заметное, но ощутимое... некая зона отчуждения. И стало предельно ясно ― там нежилец. 'Нет уж!' ― подумала Алиса и направилась к носилкам, по дороге бросая быстрые взгляды на остальных пострадавших. Ранения были серьезными, но люди выживут, в профессионализме местных врачей Алиса не сомневалась, успев навидаться всякого за эти месяцы.
Ее пропустили и... окружающие ждали ее решения. То есть вот так просто она сейчас могла решить жить этому человеку или умереть. И жить ли недолго, не мучаясь, постепенно погружаясь в забвение, подаренное медикаментами, или все-таки чуть дольше помучаться...
― Вторую операционную и вызовите Игоря! ― быстро приказала Алиса, окидывая внимательным взглядом то, что еще недавно было телом человека. ― А что с оборотнем? ― уточнила она, не особо надеясь на ответ.
― Труп, ― голос был тих, мужчина, видимо, один из оперативников Института, говорил сквозь зубы, явно сдерживая рвущиеся ругательства и зажимая рану на плече.
― Нина, займись им, ― коротко велела Лис, не отвлекаясь и чувствуя как руки уже красны от крови, а она все равно капает на светлый пол, не желая остановиться.
Еще минут пять ― и операционная. Ровный белый свет лился с потолка. Торопливо бегали сестры, одна пыталась сделать укол, но явно не понимала, как среди этой мешанины алого с алым найти целый сосуд.
― К черту, ― глухо сквозь маску бросила Алиса, забирая шприц и прогоняя девушку прочь.
― Лис... ― Игорь стоял с другой стороны стола и пытался заново собрать руку мужчины.
― Убери осколки. Я потом этим займусь...
Они говорили тихо, но казалось, что почти кричали в безмолвной операционной. Алиса "играла" в увлекательный конструктор, иногда усмехаясь и пока еще контролируя собственную силу, хотя и расходуя ее совершенно не экономно. Несколько часов... и время стало осознаваться только по тому, что Алиса чувствовала легкое головокружение и боль в висках, что уже не проходила.
― Ты как?
― Жива, как видишь.
― Я бы сказал, что вы с ним, ― Игорь кивнул на мужчину на столе. ― Теперь весьма похожи.
― Значит, он не... умрет сегодня!
Сердце его билось едва-едва, тело опутали трубки: одни что-то подавали, другие отводили; где-то на коже остались лишь светлые полосы шрамов, где-то ткани скрепляли ровные швы. Алиса сделала шаг прочь от стола и поняла, что операционная не может быть такой огромной и такой внезапно яркой.
― Игорь.... ― едва успела проговорить Лис, оседая на пол. Все пространство мгновенно сузилось до черного короткого коридора, но и он мигнул и пропал.
Алиса тихо застонала и сжала виски ладонями.
― Доброе утро! Точнее вечер, красавица!
Она попробовала ответить, но поняла, что не может. Во рту пересохло и любое мало-мальское усилие причиняло боль и отдавалось шумом в голове, от которого хотелось застрелиться.
― Дай таблетку и прекрати издеваться! ― минут через пять все-таки прошептала девушка.
― Укол, как минимум. Лучше капельницу со снотворным и на пару дней в стационар, а потом к психиатру...
Неимоверным усилием воли Алиса подняла руку и показала мужчине средний палец, хотя она не была точно в этом уверена.
― Предельно ясно.
― Что с...
― Жив. Весьма условно здоров, но жив, Лис.
Алиса спрятала лицо в ладонях.
― Отвезешь домой...
― К тебе или к себе? ― усмехнулся Игорь.
― Глумление над трупами преследуется по закону... ― она улыбнупсь и тут же пожалела об этом.
― Может все-таки капельницу и отдельную палату?
― С решетками на окнах и мягкими стенами?
― Такого не держим.
― Минут двадцать и я смогу встать.
Игорь покачал головой и осторожно сделал укол, успев отметить и холодную кожу, и редкий пульс, и бледность девушки.
― Если ты так работаешь, то боюсь подумать, как же отдыхаешь...
Алиса слабо улыбнулась.
В квартире стояла непривычная тишина, Алиса сбросила кеды и заглянула на кухню, там подпевая мелодии радио, хлопотала мама, готовя мясо на ужин.
― Привет! Я приехала, ― улыбнулась она и поцеловала женщину в щеку. ― Где все?
― Отец еще не приехал, а Леша у себя в комнате.
― У себя? ― поинтересовалась Алиса, прихватывая со стола печенье под укоризненный взгляд Ольги Петровны.
― Нууу... ты явно профукала комнату, доченька! ― улыбнулась женщина, помешав соус в небольшой кастрюльке.
― И ладно! ― Алиса поспешила исчезнуть из кухни, пока не пристроили помогать.― Леш? ― она постучала в дверь своей бывшей спальни, и когда оттуда милостиво сообщили, что открыто, толкнула дверь и вошла.
Ребенок сидел на кровати с ногами и что-то сосредоточенно читал. Книга, раскрытая на середине, лежала перед ним на покрывале. Алиса присвистнула и оглядела комнату: от ее подросткового минимализма, а затем спартанской строгости студенческих лет помещение ныне отличалось разительно. На полках и столе стояли всевозможные модельки роботов, каких-то сложных механизмов и просто группки деталей. Леша бы ее поправил, так как это были его собственные неизвестные широкой общественности разработки доводимые до ума, а не кучки запчастей.
― Привет! ― он широко улыбнулся и посмотрел на девушку. ― Устала?
― Нормально, ― откликнулась Алиса, усевшись на край кровати и затем там же и улегшись.
Леша еще несколько минут водил взглядом по строчкам книги.
― Лис...
― Мммм...― протянула она, продолжая осмотр помещения: схемы, графики и формулы, записанные на листочках и прикрепленные в различных местах, протянутый посредине комнаты провод с 'пилотом'. ― Похоже на лабораторию... ученого...
Слово 'сумасшедший' она опустила из вежливости, не знала, как ребенок на него отреагирует. Вся семья всячески поддерживала его увлечения, и дом медленно обрастал плодами рационализации привычных вещей... и не важно, что проку чаще всего от этого не было. Пока не было.
― А почему тебя так странно зовут?
― Странно? ― переспросила девушка. ― Почему?
― Ну, ― Леша замялся и поднял книгу, демонстрируя Алисе название.
Она приподнялась и тут же узнала хорошо знакомую с детства картинку на обложке знаменитой истории Кира Булычова.
― Интересно?
Он кивнул и улыбнулся.
― Прям точно про тебя! Дедушка был прав.
― Ах, так это папа удружил... ― Алиса улыбнулась и вновь откинулась на подушку.
― Ага. Пару дней назад сказал, что даст мне книгу про тебя почитать. Я думал, он пошутил...
― А тут такое?
Леша кивнул.
― У твоего дедушки хорошее чувство юмора, ― произнесла Алиса, потягиваясь. ― Так что, пусть не бурчит на мое. Папа тогда пошутить решил, и раз уж есть такая известная для всей детворы страны фамилия, то почему бы не назвать дочь в честь милой девочки из 21 века... вот так и получилось, что он гордо дал дочери имя Алиса.
Леша внимательно слушал ее.
― А тебе нравится?
Она пожала плечами.
― Почему нет? Красивое имя...
― Тебе подходит, ― уверенно произнес ребенок. ― Точно-точно! Я, правда, пока еще не все прочитал, но мультик видел.
― Еще и фильм есть.
― Давай посмотрим! ― он спрыгнул с кровати, бросив книгу. ― Я скачаю.
― Продвинутые нынче дети!
Лис взяла книгу и перелистнула несколько страниц:
'...Сначала Алиса была ребенок как ребенок. Лет до трех. Доказательством тому - первая история, которую я собираюсь рассказать. Но уже через год, когда она встретилась с Бронтей, в ее характере обнаружилось умение делать все не как положено, исчезать в самое неподходящее время и даже случайно делать открытия, которые оказались не по силам крупнейшим ученым современности. Алиса умеет извлекать выгоду из хорошего к себе отношения, но тем не менее у нее масса верных друзей. Нам же, ее родителям, бывает очень трудно. Ведь мы не можем все время сидеть дома; я работаю в зоопарке, а наша мама строит дома, и притом часто на других планетах.
Я хочу заранее предупредить учительницу Алисы - ей тоже будет, наверно, нелегко.'
Девушка рассмеялась и захлопнула книгу, да вот так всю ее жизнь... приходится делать все не как положено.
В клубе было людно. Эдриан сидел за одним из столиков и наблюдал за ней. Она была одета в длинное черное платье: тонкий, полупрозрачный шелк и кружево, высокий разрез на юбке и открыто плечо... подчеркнуто достаточно, но и оставляет простор для фантазий. Каштановые волосы сегодня она собрала в высокую прическу, из которой небрежно выбивались несколько локонов. На лице ― минимум макияжа, чтобы лишь оттенить зелень глаз и бледную кожу. Ее красота была совершенно естественна и оттого еще более притягательна. В крови медленно растворялась первая порция наркотика. На столе остались бокал с виски и ее причудливый коктейль с экзотическим названием. Она танцевала. Алиса знала, что это попытка убежать от себя, но она была не так уж плоха, а толику забвения дарил белый порошок. И она знала, что проклянет себя завтра, но... К черту! Живут они всего раз!
... Алиса сидела на краешке стола и качала босой ступней, нога закинута на ногу. На этот раз наблюдателем была она. Правда, видела лишь его спину и бледное лицо девушки, сильные пальцы держали ее руки над головой, вжимая запястья в стену. Алисе было нечем себя занять. Эффект от наркотика проходил, а нового у нее не было. Но вот Риан отпустил жертву, и та медленно осела на пол. Алиса поманила его к себе и тихо произнесла:
― Скучно, милый!
и тонким пальчиком стерла алые капли с его губ, прежде, чем поцеловать. Он рассмеялся и поднял ее на руки. Свежая, горячая кровь растекалась по венам и возвращала силы. У каждого был своей наркотик.
― Поехали отсюда!
Новый клуб. Кто-то еще оказался попробован. Белый мрамор. Темный коридор. Азарт охотника. Резкий окрик и бег, что отзывается болью в ногах и горле, рвется наружу вместе со смехом и проклятиями, потому что они заблудились. Еще один танцпол. Круговерть лиц и смешение языков, слова восхищения и завистливые взгляды. Алиса стояла в пустом холле, на бетонном полу, давая уставшим ногам отдых. Сбившееся дыхание, тихий стон.
― Риан...
Еще одна порция наркотика и алкоголь, и место стало уже не важно, как, впрочем, и время. А оно близилось к рассвету, и выгоняло их на еще сумрачные, пахнущие дождем и свежей выпечкой улицы.
― Я хочу есть! ― упрямо произнесла Алиса и тут же получила круассан и ароматный кофе. Небольшая передышка, и вновь их поглотили улочки.
Последний вечер в Париже они решили провести светски и выбрались на прием в честь новой коллекции Гаррета Пью. Алиса через Валерию получила брюки, корсет и кожаную куртку со вчерашнего показа, чтобы соответствовать готическому стилю вечера. Риан не сильно утруждал себя, выбрав классический черный фрак. Его тонкие, чуть надменные черты, белая кожа и застывшая маска безвременья на лице создавали образ лучше любой маски.
― Я бы хотел пообщаться вон с теми молодыми людьми, ― мужчина, спутник Валерии, улыбнулся ей и предложил новый бокал шампанского. ― Ты меня извинишь?
― Зачем? ― уточнила она, наблюдая за подходящими к ним Рианом и Алисой, что держала его под руку.
― Они неплохо развлекались несколько последних ночей...
― Трупы?
― Ни одного.
― Улики? Свидетели?
― Парочка человек видели, как они уходят из клубов, где случились инциденты, да наша сотрудница засекла их прогуливающихся по городу.
Валерия усмехнулась и скрыла улыбку за глотком брюта.
― И что ты собираешься с ними сделать?
― Вынести строгое предупреждение. Шутки кончились!
Она едва заметно усмехнулась, смотря на внучку и размышляя, что она заигралась и почти попалась. Интересно, кто в этом больше виноват она или мистер Берхард?
Несколько минут Алиса, немного опустив голову, слушала министра. Риан чувствовал, как тонкие пальцы несильно сжимали ему руку. Но, когда она подняла глаза, там не оказалось ни тени удивления или раскаяния.
― Мы больше не будем! ― очаровательная улыбка и детская непосредственность во взгляде, что приковывал к себе. ― Вы же не внесете это в протоколы?
Министр кивнул. Он поддался ее чарам и был готов выполнить любую ее просьбу. В награду она одарила его еще одной обольстительной улыбкой. Валерия осуждающе качнула головой, а Риан постарался не рассмеяться, пускай он и сам был готов почти на все ради Алисы в эту минуту.
― Я умерла, ― Алиса лежала с закрытыми глазами на желтом пуфе на газоне в Парке Горького.
Ребенок подошел ближе, отчего его тень скользнула по ее лицу, ей захотелось улыбнуться, но она сохранила самое серьезное выражение лица. Леша положил ей голову на грудь и некоторое время слушал, как часто бьется ее сердце, затем приложил ладонь к своему.
― Не, Лис. Ты вполне себе жива, только притворяешься, ― серьезно произнес он, повернувшись и устроившись у нее под боком.
Алиса приоткрыла один глаз и улыбнулась, щурясь на яркое не по-осеннему теплое солнце.
― Слишком ты у меня умный, ― фыркнула она. ― Смотри, девушки любят умных, отбоя не будет от невест. Как выбирать-то будешь?
Ребенок завозился, Алиса услышала короткий смешок отца, что сидел в соседнем, ярко-алом кресле и читал книгу. Ее мать отправилась прогуляться по аллеям парка и спокойно поболтать с подругой, пока все семейство блаженно наслаждалось столь неожиданным теплом.
― Некогда мне с этими неженками возиться,- буркнул мальчик и поднялся, загораживая солнце и смотря на Лис сверху вниз. ― У меня есть ты и бабушка.
Алиса улыбнулась и почти незаметным движением 'уронила' ребенка на кресло рядом с собой, щекоча его и не давая выбраться.
― Бука... ― беззлобно шепнула она, целуя Лешу в макушку, и расхохоталась, потому что ослабила хватку, а Леша отплатил ее той же монетой.
― Сама такая! ― он поднялся и протянул руку. ― Ну, Лис, ну еще кружочек. Ну, пожалуйста!
Ее отец отвлекся от книги и с улыбкой посмотрел на них.
― Леш, все женщины такие... их надо уговаривать. Долго уговаривать.
― Не учи мне тут ребенка плохому! ― хмыкнула Алиса, легко поднимаясь и потирая поясницу. ― Стара я стала для такого активного отдыха.
― Мы кружочек, и я потом тебе... массаж сделаю, чтобы не болело! ― кивнул Леша, направившись к паре велосипедов, они лежали на траве недалеко от кресел.
― Угу, а еще горячую ванну и ужин, и вещи соберешь...
― И это тоже... ― он поднял свой серебристый велосипед и обернулся на Алису, что заворачивала джинсы. ― Но ведь обещать не значит жениться, ― он улыбнулся и пожал плечами.
Алиса обернулась и бросила быстрый вопросительный взгляд на смеющегося отца.
― Ну-ну, вырастил одну на свою голову, смотри второй такой вырастет! ― пообещала она, прикидывая как срезать расстояние и догнать Лешу, что успел уже унестись вперед.
Город еще спал, такси споро скользило по влажным от дождя улицам, пробираясь сквозь утренний туман. Она передернула плечами и включила плеер, рандом выдал 30 Seconds To Mars. Алиса закрыла глаза, стараясь не провалиться в сон...
Через несколько минут таксист обернулся, собираясь что-то сказать девушке, но та уже спала. Мужчина покачал головой, едва заметно улыбнувшись и сделав музыку тише. Он мельком видел у нее на телефонной заставке фото ребенка лет семи-восьми, взирающего на мир с серьезным видом, но вот кольца на пальце не было.
― Черт их разберет, эту молодежь... ― еле слышно произнес он, вспомнив свою дочь, она тоже растила ребенка одна.
В аэропорту, не смотря на раннее утро, было многолюдно и шумно. Алиса сдала багаж и устроилась на свободном кресле в зале ожидания, открыла ноутбук, собираясь просмотреть статьи, что ей прислали по хирургии, но мысли ее вновь ускользнули, и она, не глядя, захлопнула компьютер. Вскоре объявили посадку, и Алиса, все так же задумавшись и не замечая ничего вокруг, заняла свое место. Она улыбнулась мужчине в соседнем кресле, просто из вежливости, одними губами. Он представился, она ответила машинально и отвернулась к иллюминатору, смотря на взлетную полосу, как удаляется земля, скрываясь в тумане, оставляя лишь темные размытые силуэты: одни чуть темнее, другие светлее. Их разговор больше не возобновился. Алиса не знала вернется или нет. Просто знала, что сделает все, чтобы покончить с этим делом и вновь увидеть родных. В сердце поселилась тихая грусть, хотелось остановить самолет и выйти, вернуться... Она закрыла глаза, забывая, что нормальная жизнь кончилась, а быть может никогда и не начиналась. Но Алиса была рада, что все это безумие с ней разделит один рыжий раздолбай, а, значит, все не так уж плохо.
1 октября 2013 года. Утро.
Чехия. Прага. Квартира Арона.
1 октября 2013 года. Ближе к полудню
Франция. Предместья Парижа.
1 октября 2013 года.
Чехия. Прага. Офис Интерпола
1 октября 2013 года
Франция. Предместья Парижа.
Клод обошел машину скорой и заглянул вовнутрь. Арон сидел там, морщась от боли, пока врач хлопотал вокруг его руки.
― А вот и вы, командир, ― криво усмехнулся он, заметив Клода.
― Ты ранен?
― Не смертельно, ― фыркнул Арон.
― А Алиса?
― Потратила кучу сил на лечение и прочее... но цела.
― Хорошо, ― кивнул Клод. ― Где она?
― У церкви... Но не трогайте лучше ее. Она совсем в ауте. Подождите меня пять минут. Я расскажу вам все, что тут случилось.
Клод не стал спорить и отошел, предоставив врачу спокойно делать его работу. Министерство прибыло на место за пару часов до них. Повсюду перед домом стояли их машины, многие с мигалками и надписями Police на дверях ― более чем официальное прикрытие Министерства, много раз облегчавшее работу и самому Клоду. Вокруг сновали люди: криминалисты, детективы, простые рядовые... Слава Богу, пока не было прессы, но в том, что эта история попадет на первые полосы французских газет уже завтра утром, Клод не сомневался. Как ни старайся, а такую резню не скрыть.
― Вот и все, ― Арон выбрался из скорой и подошел к Клоду, доставая на ходу сигареты и игнорируя неодобрительные взгляды врачей. ― Ну что, командир, готовы слушать сказку, как однажды тихим утром... ― зажав в зубах сигарету Арон натянул поверх свежей повязки куртку и кивнул Клоду на разбегающиеся от дома парковые дорожки, где их не могли услышать десятки посторонних ушей.
Церковь была оцеплена. Ярко-желтые ленты ограждения трепетали на ветру. На светлом песке дорожек отчетливо виднелись темные лужицы засохшей крови. Клод проводил взглядом Дойла и Генри, что прошли сквозь резной готический портал церкви и скрылись в темноте, отправившись на допрос задержанных наемников Атлантиды. Клод заметил, что сидящая на ступеньках Алиса, растрепанная и уставшая, даже не обратила внимания на прошедших мимо нее коллег. Она казалась не многим старше Селесты, такая же беззащитная, обычная девушка в своей длинной юбке, явно никак не приспособленной для такой работы. Вот только в память Клода врезался разговор, случившийся всего с полчаса назад:
― Отлично стреляешь! ― вместо приветствия похвалил Дойл Арона. ― И обращаешься с ножами тоже...
― В целом, думаю, да, ― хмыкнул Арон в ответ. ― Но в данном случае не стану приписывать себе чужих заслуг, ― он кивнул на Алису. ― Мой там только один.
― Да, ладно? Неожиданно! ― Дойл недоуменно оглянулся на девушку и присвистнул. ― Тогда я начинаю опасаться всех красивых женщин... вдруг они все так могут.
Вдруг они все так могут... Хорошие слова. Похоже, в их команде красивых женщин и, правда, стоило остерегаться. Возможно, Клод был неправ насчет Селесты, считая ее насмешкой Инквизиции над Интерполом. Впрочем, это он еще узнает. А пока Клод снова посмотрел на Алису. Ее нужно было увести отсюда и дать отдохнуть. В конце концов, она это заслужила.
― Не ожидала!
Клод обернулся. Из-за угла церкви к нему вышла Моник. На женщине были ее привычные темные джинсы и клетчатая рубашка, поверх которой была одета кобура с пистолетом. Волосы она снова выкрасила в рыжий, но как всегда не успевала за ними следить, и темные концы вновь отрасли.
― И я тоже рад тебя видеть, ― улыбнулся Клод своей старой напарнице.
― А я тебя совсем нет, ― Моник строго на него посмотрела, не смущаясь разницы в росте. ― Что за беспредел вы тут устроили, а?!
― Не мы вообще-то, ― заметил Клод.
― А кто?
― А этого я тебе сказать не могу, ― развел руками Клод. ― Тайна следствия.
― И зачем ты меня искал тогда? ― прищурилась Моник. Клод заметил, что за то время, что они не виделись женщина успела постареть. Вокруг глаз и уголков губ у нее появились морщинки, да и располнела она немного. Впрочем, он тоже не молодел. Они с Моник были почти ровесниками, а годы все-таки брали свое.
― Вариант: соскучился по человеку, с которым восемь лет проработал плечом к плечу, ты не рассматриваешь?
― И не мог выбрать времени для встречи поромантичней места преступления? Даааа, очень в твоем стиле, ― рассмеялась Моник. ― Девять трупов, Клод, ― она уже серьезно на него посмотрела. Прислуга, нападавшие и двое аристократов-магов... Ты понимаешь, что это значит? Сам Министр сюда едет.
― Пусть едет, ― пожал плечами Клод. ― И я хотел попросить тебя об одолжении, ― Клод понизил голос. ― Мне нужен кто-то, кому я доверяю, чтобы приглядеть за оставшейся в живых девушкой, за Кристиной. На нее могут снова напасть... и нельзя, чтобы до нее добрались журналисты. Возможно, чуть позже я пришлю к ней кого-то из своих людей. Но пока...
― Да-да, я поняла, ― кивнула Моник. ― Я все сделаю... но на этот раз с тебя кофе! И не вздумай сбежать!
― Хорошо, что ваш ангел переносит вас по странам Шенгенского договора, и мне не надо объясняться еще и с Миграционной службой, ― усмехнулся Клод, когда они вместе с Ароном и Алисой проходили мимо фонтана. Клод, наконец, закончил с делами и собирался отвезти их к себе домой, в парижскую квартиру, где можно было спокойно отдохнуть.
― Поверь мне, с тем же успехом он мог отправить нас и в какую-нибудь Зимбабве, ― хмыкнул Арон.
Алиса же шла молча, зажав в руке почти пустую бутылку из-под воды. Когда они уже подходили к самым воротам, перед ними остановилась темная машина с тонированными стеклами. Оттуда вышел мужчина в синем костюме с нахмуренными тяжелыми бровями.
― Министр, ― произнес тихо Клод, заметив, чтотот идет прямо на встречу к ним.
Алиса подняла голову, выпрямилась и даже растеряла всю свою усталость, став чуточку иной.
― Алиса? ― министр подошел к ним и окинул девушку внимательным взглядом. ― Неожиданная встреча... хотя... Вы специально выбрали наш город для своих... интересных развлечений?
― Господин министр, вы мне льстите, ― Алиса очаровательно улыбнулась. ― Я же обещала вести себя прилично в следующий раз. А я обычно держу свое слово.
Министр перевел взгляд на Клода.
― Я бы посоветовал вам приглядывать за своими сотрудницами, ― заметил он с едва заметной усмешкой. ― Порой они могут быть опаснее преступников, что вы ловите.
― Наговор! ― насмешливо возразила Алиса, пожав плечами, ― Мы с вами как-нибудь всегда договоримся...
― Конечно, ― министр кивнул. ― Пойду разбираться, что ты на этот раз натворила.
Клод подумал, что это явно было сказано не всерьез, но что-то в тоне министра выдало ― не на пустом месте эта шутка.
― Удачи! ― пожелала Алиса с милой улыбкой вслед министру.
Арон удивленно вскинул брови:
― И что это было?
― Встреча старых друзей, ― Алиса скрестила руки на груди, она вновь выглядела усталой.
― Я явно что-то пропустил, ― хмыкнул Арон.
Клод, достал ключи и направляясь к арендованной машине.
― А я даже знать не хочу.
Связь разорвалась. Наемник сплюнул на пол и с ненавистью посмотрел на Генри. Телепат лишь тряхнул головой. Его сознание вновь стало цельным, закрытым и принадлежало только ему. Разноголосие чужих мыслей больше не тревожило его. Испытав это счастье впервые в шестнадцать лет ― Генри каждый раз радовался, выстраивая стену. Так отшельники бегут в свою пещеру подальше от суеты и суматохи мира и находят ее лучшим местом на земле.
― Я закончил. Он ничего не знает. Его и остальных наняли через посредника.
Отчитался Генри, повернувшись к Дойлу, которого их командир оставил за старшего. Сам Клод уехал с места преступления с полчаса назад, дав задание своим людям допросить напавших на Кристину наемников. Конечно, допрос ― это было по части Генри, но он бы не обошелся без мускулистого, широкоплечего ирландца, что сидел сейчас на старом пыльном ящике, держа в руке снятый с предохранителя пистолет, как бы невзначай направленный на оборотня.
Сам оборотень, двадцатилетний парень, совсем мальчишка пусть и накаченный и хорошо тренированный, мрачно косился на телепата. Его темные, почти черные волосы стояли торчком, на перемазанном грязью и кровью лице ярко выделялись карие, даже желтоватые глаза и кончик светлого острого носа. Генри не знал, в кого парень обращается, но сейчас оборотень напоминал ощетинившегося ежика. Эта мысль заставила Генри улыбнуться.
― Как тебя зовут? ― спросил он у оборотня.
Тот не ответил, лишь насупился еще больше. Он не был фанатиком. Это Генри понял сразу. Парню своя жизнь была все еще дорога. Жертвовать ей, как иные, ради секретов Атлантиды он не собирался. А то иначе... стоило бы ему только дернуться, попытаться перекинуться, как Дойл бы нажал на курок. Выстрел в сердце и... Отчего-то Генри подумал, что его напарник мог бы выстрелить сейчас не только в оборотня. Он знал, что и сам Дойл смотрел на него с той же неприязнью, как и пойманные наемники. Дойл не любил телепатов. Во-первых, Генри чувствовал это за километр и заметил еще в аэропорту. Во-вторых, он знал о случившемся на том задании. Hight Hunt был большой организацией, но слухи распространялись быстро. Тем более они были приписаны в одно отделение, и Генри даже однажды довелось работать с тем самым напарником Дойла, Джеффом, по какому-то делу. Хороший был парень. Генри он понравился, пусть телепат тогда так и не решился признаться в этом и отказался от совместного похода в бар всей командой. Ему было жаль, что Джеффа убили, что все так обернулось... и было жаль Дойла, которому слишком многие перестали доверять после. Это было незаслуженно. Он был здесь не при чем.
В этом 'не при чем' крылась некая страшная мысль и для самого Генри. Он много думал об этом, хотя с большим бы удовольствием убежал бы прочь от подобных размышлений. Он знал (пусть только и в теории, а может и хорошо, что только в теории): он способен так же подчинить человека, подавить его волю настолько, что он убьет и лучшего друга и брата... или просто не узнает. Да, кем бы не был тот телепат, заставивший Дойла выстрелить в напарника, действовать он умел тонко. Генри читал отчеты, его допустили к ним. Он мог бы, скорее всего мог бы, повторить... но сам действовать с той же изящной простотой не умел. Слишком часто он поступал грубо, применял голую силу. Так было проще... и еще в чем-то честнее. Генри не хотел ставить эксперименты. Его подопытными были не лабораторные мыши, а живые люди. Он и так был вынужден вторгаться в их мысли, изощряться в этих вторжениях он не желал. А его долг перед Night Hunt того пока и не требовал. Здесь в Интерполе, хотел того Генри или нет, все могло поменяться.
― Ну и чего ты сверлишь меня взглядом? Ты, кажись, не меня допрашивать должен, ― с кривой ухмылкой неожиданно заметил Дойл.
― Извини... ― Генри вздрогнул и поспешил оправдаться. ― Я задумался... Мне нужен был перерыв...
Дойл лишь пожал плечами и поудобней перехватил пистолет.
Сознание оборотня раскрылось как цветок. Он даже особо не сопротивлялся. То ли не умел, то ли не хотел. Генри оказался в самом центре его мыслей, в этом цветном водовороте. Они мелькали, окрашенные чернотой гнева и досады, легко доступные для телепата. Он задавал вопрос и тут же получал ответ наглядной картинкой, живым воспоминанием. Перед ним прокручивался красочный фильм, или наоборот выцветший, попорченный временем кусок кинопленки памяти. Генри спрашивал и видел: рассветные парижские улицы, маленький книжный магазин в переулках, видел лицо пожилого мужчины, стоящего за прилавком. Он чувствовал тоску... и шуршали, перелистываемые зачитанные до дыр романы, о приключениях и дальних странствиях. А потом на небе восходила полная луна, и Генри чувствовал боль первого обращения. И радость, и ликование... и потом он видел лицо наемника и свою руку, подписывающую контракт. И вся история складывалась так гладко, но Генри понимал, что что-то не так. Он раз за разом прокручивал эти кадры, наизусть разучивая диалоги, запоминая улицы и дома... Кинопроектор шуршал и дымился, пленка крутилась и крутилась... пока вдруг, не оборвалась, не замерла. Генри взял ее в руки, и она расслоилась. Гладкая история оказалась лишь обманкой, чьим-то враньем. Настоящая память скрывалась под ней. Генри потянул за край, голова вспыхнула тысячью острых лезвий боли, боли его, и боли оборотня... но истину было уже не скрыть.
Как поток, как каскад, обрушились на него совсем иные видения, иные картины. Текст контракта изменился. Изменились окружающие лица. Под покровом ночи он вышел из дома и приехал на такси на автобусную станцию на окраине Парижа, в неблагополучном арабском районе. Он шел, надвинув на голову капюшон куртки. Звонок раздался с неизвестного номера. Он взял трубку и оглянулся на припоркованный в тени фургон. Чьи-то руки схватили его за плечи и заломали руки, не давая вырваться.
Он долго не мог очнуться. Он просыпался, чувствуя тряску дороги, слышал приглушенное шуршание шин по асфальту. Его куда-то везли. Перед глазами все плыло, в мыслях ― вязкая вата. Он проваливался в темноту, теряя счет времени. А потом был слепящий свет операционных ламп и чей-то иронично-изучающий взгляд. Он запомнил только белый халат и выбивающиеся кудрявые волосы. Потом была боль.
Боль стала его частым спутником отныне. Боль обращений, боль во всем теле после тренировок. Но ему было хорошо, он получил, что хотел. Вокруг шумел лес. Древний, темный. Он хорошо его изучил, когда ворота их базы открывали, и он получал свободу. Это была свобода зверя и восприятие тоже становилось звериным, чуждым человеческому, наполненным тысячами запахов и звуков. Он изучил каждую тропку, каждый поворот, часто он выбегал на лесную опушку, где обрывистый берег спускался к большому, глубокому озеру. Он любил эти часы и ненавидел возвращаться обратно. Однажды жажда стала совершенно нестерпимой, и он сумел сбежать. Через ветви ему светил круглый диск полной луны, и он устремился прочь в лес. А потом к утру он почувствовал голод... нестепимый голод. И тогда он увидел ее, она бежала по тропинке, наушники в ушах, упругая грудь подпрыгивает при каждом движении. Он зарычал и прыгнул...
Запах крови и ее вкус пьянили. Крики жертвы прорывались сквозь алую пелену и приносили радость и удовлетворение. Генри уже не мог понять, где начинается его сознание, а где сознание зверя. Все слилось и смешалось.... обрушилось на него. Но вот кто-то с силой тряхнул его. Генри открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд на Дойле.
― Генри! Твою мать! ― звуки доносились словно издалека, хотя ирландец кричал прямо ему на ухо. ― Какого черта ты делаешь?!
Генри с трудом повернул голову и посмотрел на оборотня, тот завалился на бок, все его тело сотрясалось и дрожало в припадке, на губах выступила белая пена. Генри удивленно вскинул брови, но туман в голове мешал ясно мыслить. Дойл отпустил его и оттолкнул к ящикам, а сам бросился к оборотню.
― Черт бы тебя побрал! Тебя просили допросить, а не выжечь ему мозги!
Генри присел на ящик, часто моргая и пытаясь сосредоточиться на реальности.
― А я и не... я нашел... ― пролепетал он, заплетающимся языком.
― Да что ты там нашел?!
― Ответ...
1 октября 2013 года
Франция. Париж.
2 октября 2013 года
Франция. Восточный вокзал Парижа.
2 октября 2013 года
Швейцария
От 23 июля 2014 года
↑ 1.С латыни:"Ангел Божий, хранитель мой..." Начало католической молитвы Ангелу-Хранителю.
↑ 2.С латыни: удачи!
↑ 3.С чешского: Доброе утро!
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"