Аннотация: (silent hill) Он всего лишь валет - слуга и заточенный в кошмарный мир ангел-хранитель своей Святой. Одинокий, безликий и всем неизвестный.
Валтиэль гладит трехпалой рукой в грязной белой перчатке растрепанные волосы Богоматери. Если бы он только мог осознать, что делает это, если бы он обладал человеческим разумом, то сейчас он наверняка бы задался вопросом: почему? Почему он так бережно касается своей рукой лба и волос Святой?.. Почему с таким почти что трепетом замирает каждый раз, когда Она проходит мимо?
Всякий раз его тощая фигурка сжимается в понимании того, что он почти опоздал. Что ещё немного - и цикл Перерождений был бы прерван навсегда, не успей он вовремя. Гнилые собачьи клыки навсегда разорвали бы Её связь с ним, с жизнью, с Городом... с Богом, которому служит, которого оберегает Валтиэль. И что всё было бы напрасно.
Он не может мыслить так, как мыслят люди, ведь он и не человек вовсе. Но какая-то странная, почти человеческая тоска охватывает его, когда он смотрит на Её распростертое на грязном полу тело. Валтиэль должен думать только о Боге, заключённом в Её чреве, заботиться о Ней только из-за Него. Ведь его предназначение в этом мире - защита этого самого Бога. Но почему-то это не так. Валтиэлю кажется, что Святая теперь важна так же, как и сам Бог. Что важна Она будет даже после Рождения. Если бы Валтиэль хотя бы отчасти был человеком, он бы подумал: это неправильно. И... это ведь в самом деле неправильно. Совсем.
Святая везде: Валтиэль не видит Её, но чувствует. Её присутствие и... Её запах. Запах живого человека, светлого и невинного. Это нечто эфемерное, совершенно не вписывающееся в этот гнилой и тёмный мирок. Впрочем, Клаудия, присутствие которой он тоже чувствовал однажды, так не пахла, хотя тоже была живой. Валтиэль это знает, но... не может осмыслить.
Когда Валтиэль льнёт своим телом к ранам на оголённых ногах Богоматери, кровь перестает сочиться. Смертельные, совершенно несовместимые с жизнью раны затягиваются в мгновение ока, словно кто-то прочитал над ними заклятие. На коже Святой остаются только незаметные для человеческого глаза тонкие светлые полосы на месте особенно глубоких ран.
Она не вспомнит, что умерла. Не вспомнит, что в последние мгновения перед своей смертью видела Валтиэля. Она ничего не вспомнит, попросту не сможет этого вспомнить. И не задумается о том, кто позволил ей вновь вдохнуть в лёгкие спертый кислород, кто подарил ей возможность жить, чтобы потом родить Бога и, несомненно, умереть... Она по-прежнему будет считать Валтиэля очередным кровожадным и безвольным монстром, который по каким-то неясным ей причинам преследует её. Но он не таков. Пусть у него отличное от человека сознание, пусть у него такой же устрашающий, как и у остальных, вид, пусть он не вполне понимает, какую роль играет в этом тесном мирке, но... он всё равно не таков, каким для Святой предстают другие обитатели альтернативного Сайлент Хилла. Но Богоматерь об этом никогда не узнает. Однако дай ей возможность - и Она направит на Валтиэля, своего стража и защитника, оружие. Нет, Она не сможет его убить, однако от понимания того, что Она хотела бы этого, его что-то коробит внутри.
Валтиэль знает, что даже в моменты своей собственной агонии будет пытаться защитить Святую. Что любой ценой будет пытаться вновь запустить Перерождение, если что-то пойдет не так. Он чувствует почти что страх, когда понимает, что сделал бы это в любом случае - независимо от приближающегося Рождения.