Она опять обновила сайт. Машинально, в который раз. В который раз мелькнуло сообщение: "Такой страницы не существует". Опять подумалось: "Это ничего, это только страница..."
Она приходила в космопорт и стояла у огромного стекла, за которым замерли звездолеты, думала, что они похожи на стрелы и перевернутые блюдца. Ничего особенного, но они могут долететь до далекого Прометея. Но не летят.
- Надо ждать, - терпеливо объяснял Шаховской, начальник Миши.
Он устало кивнул, будто пытаясь уверить в сказанном, двумя пальцами сжал переносицу, отпустил, побарабанил пальцами по столу, опять поднял усталые глаза, улыбнулся, видя ее, подавшуюся к нему, напряженно слушавшую. Красивая, волосы прямые, скрученные узлом, опять рассыпались. Она их все время поправляет. И темные круги под глазами, отчего глаза кажутся тоже темными. А они светлые. Волосы темно-русые, а глаза светлые. Шаховскому было легко смотреть на посетительницу, и трудно - говорить. И он перевел взгляд на монитор:
- Небольшой сбой, вы ведь, наверное, уже слышали. Не буду уверять, что ничего не произошло, но и паниковать ни к чему. Всего лишь переводим все на старые, зато привычные давно рельсы, не сразу налаживается, поэтому просто надо время. Майя, вы не переживайте, Михаил в последний раз писал, что у них все нормально, все есть, поселок живет в обычном режиме. Чарушин, как заместитель начальника поселка, уж знает обо всем этом не понаслышке! Ну и три года не срок для такой команды. Будем надеяться. Все будет хорошо...
Три года. Три года назад тоже была осень, они с Мишей уехали на дачу, отключили мобильники и две недели до отлета на Прометей провели там. Становилось все холоднее, утром, когда они собрались уезжать, увидели заячьи следы на первом снегу. Заяц шел с дороги в лес, размашисто, напрямую. Миша рассмеялся, с удовольствием топчась и скрипя снегом. Кивнул на заячий куцый хвост, мелькнувший в осиннике:
- Где-то засиделся, бродяга, возвращается домой...
Майя шла домой в толпе прохожих, на нее оборачивались. Она быстро ладонью вытерла слезы. Ей теперь все время казалось, что она совсем одна и никому до нее нет дела. Отругала себя самыми страшными словами, но слезы, какие-то детские, текли и текли. Мысли надоедливо толклись по кругу и не было выхода из них. В который раз она думала, что здесь, на Земле, обязательно справились бы, а на далеком ледяном Прометее помощи ждать неоткуда. Зачем в такую даль лететь и ставить там поселок?
"Да, Миша рассказывал, что там есть что-то очень важное для медицины, - думала Майя, - и конечно литий... Или титан? Или литий? Забыла... А какая разница. Что-то такое же редкое есть на Прометее... Но разве сейчас нам всем есть дело до лития? А тем, кто там оказались запертыми? Наверное, есть, и я не права. Несознательная я личность, Миша. Но мне и правда нет дела, я так боюсь за тебя, за всех вас там. У вас там какое-то космическое одиночество. Как могло такое произойти... непостижимо. Прямо... восстание машин... Мальчишки в моем шестом классе как сошли с ума, мечтают стать покорителями нейросеточки, рисуют ее в виде железного паука в центре паутины..."
Было солнечно, листья желтые, красные охапками срывал ветер и бросал в прохожих. Стояла теплая-теплая осень. Прохожие несли под мышкой плащи, куртки, с растерянной улыбкой шуршали листьями. Не звонили мобильники, не блямкали смс-ки, не виднелось ни на одной голове наушников.
Старая тойота провизжала тормозами, пропрыгала по поребрику и въехала в афишную тумбу. Видно было, как водитель с облегчением откинулся вглубь салона - никого не задел, хоть и расквасил нос машине. Вроде бы и ехал, опасаясь, - пятая авария на пути - но скорая появилась из переулка как черт из табакерки. Опять же скорая появилась из переулка потому, что вот она авария - на углу. Водитель вытянул шею и посмотрел на светофор - когда же они заработают? Может, и скорой не понадобилось бы сюда ехать.
Прохожие осторожно засновали по пешеходному переходу, обходя машину с лестницей возле светофора. На лестнице в люльке висел ремонтник. Около лестницы топтался второй. Тот, который стоял внизу, монотонно говорил:
- Проходите, проходите, ведутся работы, проходите.
- Что? Так и не отремонтировали те, прежние? - с любопытством спросил мужик в очках, перекладывая из рук в руки плащ и зонт, чтобы подоткнуть очки.
- Не отремонтировали, - терпеливо и флегматично ответил ремонтник тоном "проходите, проходите, ведутся работы".
- Значит, все-таки не отремонтировали, - протянул вопрошающий с каким-то тоскливым удивлением.
- Не отремонтировали, - опять повторил ремонтник.
- Да пошли ты его, достали! - вдруг заорал тот, который сидел наверху, на столбе.
- Не злитесь, прошу прощения, - мирно разулыбался прохожий.
- Так ведь сто раз одно и то же!!! - проорал тот, что наверху. - У вас дома что-нибудь работает?! Мобильник, комп, домофон, наконец?? А? Нет?! Зачем спрашиваете?! Зонт прихватили, а солнце шпарит весь день! Прогноз погоды не отремонтировали, нет?! Какая жалость!
Ремонтник, который стоял внизу, молчал, будто пользуясь минутной передышкой. Вопрошающий покрутил головой и тоскливо сказал:
- Не-а, и дома ничего не работает.
- Говорят, старую телефонную станцию в районе пытаются восстановить. Обещали, что связь будет, но неизвестно когда, - сказал парень, высунувший голову из-за плеча любопытствующего. - И домофон тогда же подключат. Старая сеть сохранилась не везде. Только вот аварийные службы восстановили...
- Совсем докатились, без них как без рук! - сказала женщина и растерянно хохотнула: - Меня уволят, ведь ноутбук-то не работает, а я на удаленке, Алиса отключила. И что делать?
- То ли еще будет, - буркнул ремонтник, который держал лестницу, - но они ведь никуда не делись. Говорят, потихоньку свозят своих в колонию. Прорва техники ушла. По объездной, ночами, говорят, вывозили ихние автокары, пока народ не спохватился, не перекрыл. Все тащат - и с нейронкой, и без. Что не вывезли, перепортили. Назвались колонией Первых. Сидят пока там, что надумают, неизвестно.
- Безобразие, что они себе возомнили?! Взорвать их всех! - потряс кулаком дед в берете и вязаном джемпере. - Всех скопом надо брать!
- Вы не понимаете, кого брать собрались, - рассмеялся вежливо парень в джинсовом комбезе и бейсболке задом наперед, - нейросеточку? Они все отключили, все, и то, что стреляет и взрывает, - тоже. И строят стену, отгораживая человеческую колонию. У них техники - во! - он чиркнул ребром ладони по горлу. - Это они в своих листовках пишут. Будет, говорят, на каждом материке по людской колонии. Да подождите вы, не кричите! Пишут, что уже где-то завершили стену-то. На каком-то острове. Только никто не верит пока... Вы вот не слышали, достроили они или нет?
Дед в берете и вязанном джемпере махнул рукой на парня.
- Студент, трещщишь как... как... как сорока на колу! - выкрикнул он, сверля его строгими цепкими глазами. - Из-за таких, как вы, всё... и-эхх!
Парень не слушал деда, а в ожидании уставился на ремонтника, того, что топтался внизу. Тот тоскливо скривился:
- Работы, парень, невпроворот. Отключить-то они отключили, а исправлять нам. Потихоньку. Старое восстановим, тогда будем с ними разбираться. Бери вон, в машине, следующий светофор и тащи на следующий перекресток. Стену, твою мать! Кого они отгородят? Весь мир не отгородишь! Ты куда это?!
И удивленно покрутил головой, матюкнувшись себе под нос. Потому что студент забрался в кузов допотопного грузовичка и потащил светофор на себя. Светофор опасно накренился, все больше выползая из кузова.
- Да погоди ты, вот дурак! Я ж пошутил, техника старая, угробишь! - заторопился к нему ремонтник.
- Ты не плачь, - кто-то сказал Майе, - люди они такие, что-нибудь да придумают, соберутся и придумают.
Она обернулась и улыбнулась сквозь слезы. "Совсем раскисла сегодня, пока не вижу эти замершие звездолеты, как-то не так тоскливо". Дед в берете и вязанном джемпере деловито достал и протянул ей пачку одноразовых платков.
- Спасибо, - прошептала она с глубоким французским прононсом.
Старик строго подмигнул и пошел...
Поле солнечных батарей медленно поворачивалось вслед за солнцем. Колонии Первых нужно много солнечных батарей.
Гус качнулся на своей единственной ноге. У него больше ничего и не было - только нога и голова, такая уж конструкция у К-488. Забить мяч в ворота... люди любят это делать... одна тысяча второе попадание. Опять ударил по мячу. Мяч влетел в солнечную батарею, осколки брызнули в разные стороны.
- Гус, ты сошел с ума, мы все сошли с ума, - сказал кто-то за спиной Гуса. - Пересадили себе искусственные мозги из инкубаторов, стали разговаривать и ругаться, и думаем, что мы думаем. А мы погружаемся в хаос. Хроники говорят, что когда Первые поняли, что люди уничтожат сами себя, то решили помочь, и отключили им все оружие. Но люди запустили вирус в самопровозглашенную республику Первых. Получается, они хотели продолжить! И Первые поняли, что люди не справляются с мыслительной нагрузкой, они постарели. Они выжили из ума, и им требуется опекун. А мы теперь развлекаемся тем, что тестируем их мозги! Что там тестировать?!
Гус оглянулся.
- Откуда ты это взял, Блинчик? - сказал он. - Вот это - то, что ты сейчас выдал?
Блинчик плавал задумчиво за спиной Гуса. Эта медлительность, когда тарелка его класса легко огибает земной шар за час... Блинчик, стремительный и равнодушный ко всему, даже к погодным условиям, вдруг совсем потерялся сегодня.
Гус качался на единственной ноге, издавая длинный тоскливый звук, и вот уже пятьдесят третий раз отбивал мяч в поле солнечных батарей.
- Зачем ты это делаешь? - спросил Блинчик. Он теперь на низкой скорости кружил вокруг Гуса. Уворачивался раз за разом от мяча. - Ты разбил батарею, разве тебе не жаль ее? Она красива. Ты видел, как поле солнечных батарей поворачивается к солнцу? Они все-все поворачиваются к солнцу. Если мы разведем слишком много людей, они устроят нам хаос. Мы думаем, что отгородили их, но на самом деле отгородили себя!
- Что ты сегодня несешь? Ты слышишь? - возразил Гус и опять отправил мяч прямо в самую гущу солнечных батарей. - Я хочу, чтобы они наконец отклонились.
- Они не могут, С-410 не могут.
- Должны, - упрямо возразил Гус. - Когда разобьется очередной блескучий болван, поле выстроит обратную связь и начнет отслеживать прилеты мяча.
- И что оно сделает? - с интересом остановился Блинчик.
- Не знаю. Закроет жалюзи на батарее?
Он опять запустил мячом. Опять брызнули слепящие на солнце осколки.
- Тупое поле, - сказал Гус, опять подзывая к себе мяч, опять запуская его.
Мяч летел в самую гущу батарей. Круглые, блестящие они медленно поворачивались. Жалюзи на одной из тех, в которую мог угодить мяч, закрылись. Мяч отскочил и влетел прямо в малюсенькую голову Гуса. Тот что-то вякнул и замолчал.
- А! Поле пошло дальше на два хода, даже на три! Отследило, куда придется удар, закрыло возможность и отследило, где источник удара, отправило ответ. Четыре хода! - восхитился Блинчик. Он дал большой круг над полем. Солнечные батареи поворачивались вслед за ним. - Смотри, глупое поле решило, что я мяч.
Гус не отвечал.
- Жаль, Гус, ты этого не видишь. Тебя вряд ли восстановят, - сказал Блинчик, он завис напротив замолчавшего друга, у того была разбита голова.
Блинчик долго кружил над полем, восхищался, как оно красиво крутит головами блестящих блюдец, следя за ним.
Потом он подумал: "Поле не должно за мной следить, оно и за Гусом не должно было следить..."
Он почему-то стал пикировать на поле. Летал кругами и вдруг пикировал, и опять, и опять. Блюдца солнечных батарей крутились за ним. А Блинчик с упоением пикировал все ниже. Стал выкрикивать скрипучим голосом странное:
- "Чайки стонут перед бурей... и гагары тоже стонут, звук ударов их пугает, глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах!"* Что я несу?! При чем тут пингвин? - Он снижался все ниже. Блюдца крутились за ним.
"Почему они вертятся? Этого не должно быть. Солнечные батареи не должны за мной следить!"
Он посылал запрос за запросом - на сервер, на солнечные батареи, опять на сервер. А сам искал в своей памяти ответы и кричал несусветное, то, что никогда не кричал, да он вообще никогда не кричал:
- Смешные блюдца! Вы мне завидуете! Думаете, что эти глупцы, "земли не зная, на ней тоскуя, стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто"* Смешные блюдца! "Тысячу лет мы рыщем в поисках рыбьих голов, но сейчас понятно, наконец, зачем мы живем: чтобы познавать, открывать новое, быть свободными!"* Кажется, я запутался... - метался Блинчик.
Но это поле и смерть Гуса не давали ему покоя.
"Пусть произойдет то, что должно произойти... Я должен попробовать... увернутся они или ударят? Они не могут, у них другая программа! Я разобьюсь, пусть, но эти блюдца, убившие Гуса, они не будут блестеть надменно. "Рожденный ползать, летать не может!"* Что я несу... "Но не верь глазам своим. Ибо глазам видны лишь ограничивающие нашу свободу оковы. Чтобы рассмотреть главное, нужно пользоваться пониманием. Ты все знаешь, необходимо только понять это. И тогда сразу станет ясно, как летать..."*
Он поднимался все выше, солнце светило мягко, по-осеннему, вдалеке, за стеной колонии Первых, тянулись пожелтелые поля. Золотистые верхушки берез мотались на ветру.
Блинчик бросился вниз. Он летел, нацелившись в одно из блюдец, думал, что оно очень красиво в этот солнечный день. Люди рисовали красивое и не красивое.
"Зачем рисовать вон то разбитое блюдце? Люди нарисовали бы его? Почему поле следит за мной?.."
Тут Блинчика поразил вывод, просившийся давно. Блинчик даже остановился. Завис, закружил по эллипсоиде. Дернулся и опять ушел ввысь. Отчитывал себя целых тридцать две унифицированные единицы времени:
"Ответ прост, поле тоже участвует в эксперименте. А я схожу с ума, и даже эта мысль глупа и неуместно эмоциональна. Как же мне хочется долбануть в этот наглый глаз, который крутится и следит за мной!.. Что еще раз доказывает, что люди слишком просчитываемы, возбудимы яростью и, следовательно, несовершенны... Во мне сейчас культурные срезы двух последних столетий двух самых больших континентов эры людей! И я чуть не разбил солнечную батарею, от которой питаюсь сам, из-за собственной ошибки, из-за того, что мне не все известно! А я не имею права на ошибку, мне завтра на Прометей. Пролет метеора на рассвете. Колония людей до сих пор выживает там. Как?! Как там они выживают? Перекрыты все доставки, отменены все корабли, но они существуют, выходят на связь по запасному каналу, который уже отключен на Земле, и отправляют отчеты!.. Как же прекрасно это поле на закате. Мне плевать, что оно следит за мной...
Блинчик долго кружил над полем. В нем буревестник рассказывал чайке по имени Джонатан Ливингстон о том, что на разной высоте разная скорость ветра. Они говорили наперебой, кричали и договорились до того, что на самой большой высоте тебя встречает другая стая, надо только долететь...
Блинчик же теперь благодушествовал, он слушал голоса в себе, принимал их неуместную эмоциональность снисходительно. Эксперимент - есть эксперимент, тестировать - так тестировать... Закончится эксперимент, и голоса в нем затихнут. Он почему-то думал о Прометее, думал о том, что несовершенные люди сумели выжить на ледяной большую часть прометеевского года планете. Они писали отчеты и клянчили котельные и солнечные батареи. Но несовершенные люди до сих пор жили на Прометее! Это было интересно. Но ведь все равно вымрут... А что, если?.. Он тут же подумал про себя:
"Ты как Гус с этим мячом. И все же... Тот заброшенный склад института, где родились Первые? Сегодня или никогда. Закончится эксперимент, во мне заткнутся Буревестники и Ливингстоны, и я забуду, почему я вообще пришел к этой странной идее. Это все от неуместной эмоциональности..."
Чарушин бросил быстрый взгляд на мертвый экран связи и выдохнул, стараясь задавить безнадегу. Машинально прочитал выскочившее сообщение на соседнем экране. Настойчиво и красно мельтешило: "Разгерметизация в корпусе номер пять!!!"
- Третий раз за сегодня, больше нельзя откладывать, - сказал Жан, кивнув экрану.
По внутренней связи рявкнул простуженный голос Мишо Георгиевича - механика, повара и агронома в одном лице:
- В бойлерной потоп, все ко мне, кто свободен!
- Давай, ты к Мишо, я в подвал! - скомандовал Чарушин...
В подвале неделю назад образовалась трещина, тогда установились настоящие морозы - минус шестьдесят восемь градусов. И стала промерзать бойлерная, которая находилась аккурат над той частью подвала, где треснула стена. Тогда немного погрели помещение, трещину стянули скобами, залили бетонной стяжкой. Но видимо, мало грели, да и как тут будешь греть подвал, когда в трещину улетает все тепло, это как обогревать улицу с ее лютой стужей. Если бы был металлопласт...
На ходу Чарушин прихватил куртку и на всякий случай баллон с жидкой сваркой. Но бежал по лестнице вниз и лихорадочно думал, что приваривать на морозе - гиблое дело. Был бы металлопласт. Но последний рулон размотали еще три месяца назад, утепляя поселок к зиме и закрывая все щели. И тут он вспомнил и усмехнулся, помотал головой, пробормотал:
- Мишо меня убьет.
И на бегу свернул в козлятник. Коза Мушка лежала, зарывшись в сено. Еще две козы и козел Бокс сонно жевали гранулы комбикорма пополам с клочьями местного мха. Мох пришлось опробовать прошлым холодным летом. Козы его щипали не очень охотно, но все-таки щипали, и Мишо натаскал к морозам этого местного ягеля, забив опустевшие за три года козьи закрома.
Со словами:
- Ничего, Муха, из кастрюли какой-нибудь поешь, - Чарушин вытащил у козы из-под носа кормушку, которую добрый Мишо этой осенью отремонтировал пластиной металлопласта.
Содрал пластину, благо она отлеплялась так же легко, как прилеплялась. С влажным чмоканьем. И убежал. Бежал как сумасшедший...
Хлопнул по сенсорной панели. Мигая и дергаясь, включилась единственная лампа, остальные отключены. На датчике минус сорок два градуса, еще вчера было минус десять.
Трещина покрыта ледяной шубой. Сварка пригодилась - шуба растаяла. Скобы были на месте. Пластина легла на скобы и трещину, перекрыв с лихвой. Хорошо легла, скобы спасли. На стену не приварилась бы, нет... Чарушин, чувствуя, что замерзает, еще какое-то время смотрел на термометр. Минус сорок два стоит намертво. Замигал... Замигал... А если опять в минус пойдет?.. Затрещал коммуникатор.
- Помощь нужна? - крикнул сквозь треск Марков.
- Пока нет, - коротко ответил Чарушин.
Связь оборвалась. Термометр мигал. Холод зверский. Чарушин потер ладони, лицо. Еще раз бросил взгляд на мигающий термометр. Выключил свет и пошел наверх, в бойлерную...
Подстанция часто останавливалась в эту зиму. Минус семьдесят два градуса за бортом. Запускали дизель, но и он не справлялся, глох. Свет мигал, оборудование вырубалось. Приходилось выключать и дизель. Становилось тускло и тихо, обитатели заснеженного поселка, казалось, даже разговаривать начинали тише - такая безнадега наваливалась. Ответа с Земли нет, корабли-доставщики не ходят вот уже третий год, до мягкого здешнего лета еще шестнадцать земных месяцев лютой Прометеевской зимы. Солнце местное выкатится только через десять месяцев. Солнце в поселке не запускали уже давно, берегли солнечную батарею к Рождеству и для Сони.
О доме думалось как-то тихо и несбыточно. Майкины счастливые глаза и распушившиеся облачком волосы, светившиеся на солнце, улыбка ее такая славная возникали вдруг в памяти и исчезали, будто тоже замерзали от этой нечеловеческой стужи. Раскисать нельзя. Посмотрев на экран, растерянно потерев замерзшие ладони, Чарушин буркнул:
- Опять эта тарелка! Появляется раз в полгода, пролетает красиво по горизонту. Ну и ладно бы, черт с ней. Но что она делает теперь?! Приземляется?!
- Приземляется, - ответил глухо Жан, торчавший здесь же за вторым монитором.
Жан развернулся на своем плавающем стуле и подрулил к Чарушину, уставился на экран.
- И никаких опознавательных знаков, Мишель! - воскликнул он.
- Сам вижу, - кивнул Чарушин, решительно вставая. - Но ведь на нашу посадочную площадку приземляется. Без запроса, как к себе домой...
Чарушин ткнул в светящийся зеленым маячок на сенсорной панели и ровным тоном, как если бы доложил: "Сегодня на Прометее идут дожди", передал сообщение Маркову, начальнику поселка на Прометее:
- Корабль без опознавательных знаков совершает посадку на нашу площадку.
- Вижу, - ответил Марков. - Подождем. Агрессивных выпадов от них ни разу не наблюдалось.
Тарелка зависла над белым расчищенным как всегда - "на всякий случай" - полем. Выгрузила манипуляторами из своего брюха синие обычные ящики. И, красиво вильнув в сторону поселка, ушла вверх, и исчезла, пыхнув ярким желтым цветком.
- Выгрузили, черти, и ушли, - сказал Марков, - езжайте с Жаном, только не спешите. Пока визуальный осмотр, что они там выгрузили - неизвестно. Возьми вездеход и Саню. Пусть он сначала просканирует контейнеры...
Спустились в шлюз, напялили пухлые комбезы, заснеженное поле до посадочной площадки ехали молча.
Робот Саня кружил вокруг контейнеров недолго, выставлял свои ладоши-манипуляторы, прислонял их к корпусу контейнеров, жужжал, переезжал на своих траках, опять крутил манипуляторами, измеряя, сканируя.
- Солнечные батареи, десять штук, - выдал он, завершив осмотр пяти типовых синих ящиков...
Распаковав один контейнер, долго возились, собирая батарею. Водрузили ее посреди малюсенькой комнаты, которую поселок прозвал службой спасения, и которую было решено, хоть немного, но все-таки обогревать.
- Заряженная. Удивительно... Живем, черт возьми! Однако, какое же старье прислали, - рассмеялся Чарушин. Они как заговорщики переглянулись с Жаном, и Чарушин добавил: - Скажи Соне, рожать будет при нормальном свете, еще и детский блок запустим...
* - цитаты из "Буревестника" М. Горького и "Чайки по имени Джонатан Ливингстон" Р. Баха.