and stories by Anthony M. Rud,

Vincent Starrett and

Farnsworth Wright

СОДЕРЖАНИЕ

Э.Г. Берч. ЛУННЫЙ УЖАС

ГЛАВА 1. БАРАБАНЫ СУДЬБЫ

ГЛАВА 2. ВЕРШИТЕЛЬ СУДЕБ

ГЛАВА 3. КИТАЙСКИЕ МАГИ

ГЛАВА 4. ДОКТОР ГРЭШЕМ ПРИНИМАЕТ КОМАНДОВАНИЕ НА СЕБЯ

ГЛАВА 5. НАЧАЛО СТРАННОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

ГЛАВА 6. ТАИНСТВЕННЫЕ БЕРЕГА

ГЛАВА 7. ХРАМ БОЖЕСТВА ЛУНЫ

ГЛАВА 8. ЧЕЛЮСТИ СМЕРТИ

ГЛАВА 9. ВО ВЛАСТИ КОЛДУНА

ГЛАВА 10. МЫ ИДЕМ НА ОТЧАЯННЫЙ РИСК

ГЛАВА 11. ТЯЖЕЛАЯ НОЧНАЯ РАБОТА

ГЛАВА 12. ГОЛОС НАУКИ

ГЛАВА 13. МЫ РАЗЫГРЫВАЕМ НАШУ ПОСЛЕДНЮЮ КАРТУ

Энтони М. Руд. ТИНА

Винсент Старретт. ПЕНЕЛОПА

Фарнсуорт Райт. ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ЧЕТВЕРТОМ ИЗМЕРЕНИИ

ЛУННЫЙ УЖАС

Э. Г. Берч

ГЛАВА 1

БАРАБАНЫ СУДЬБЫ

Первое предупреждение о грандиозном катаклизме, обрушившемся на Землю в третьем десятилетии двадцатого века, было зафиксировано одновременно в нескольких частях Америки ночью в начале июня. Но в то время о его ужасном значении подозревали так мало, что оно осталось почти без комментариев.

Уверен, у меня не было никаких дурных предчувствий по его поводу, как и у человека, которому суждено было сыграть главную роль в последовавшей за этим грандиозной драме, - доктора Фердинанда Грэшема, выдающегося американского астронома. Поскольку в то время мы были на охотились и рыбачили на Лабрадоре и даже подумать не могли о странном происшествии.

В любом случае, характер этого первого вестника бедствия не был таким, чтобы вызывать тревогу.

В двенадцать минут третьего ночи, во время ночного затишья в работе воздушного телеграфа, несколько крупных беспроводных станций Западного полушария одновременно начали принимать странные сигналы из эфира. Они были слабыми и призрачными, словно доносились с огромного расстояния - из Нью-Йорка и Сан-Франциско, Гвинеи и Панамы.

Сигналы повторялись с интервалом ровно в две минуты, с регулярностью, напоминающей часы. Но используемый код - если это был код - не поддавался расшифровке.

Сигналы продолжались почти до рассвета - неразборчивые, настойчивые.

Каждая станция, способная передавать сообщения на такие большие расстояния, категорически отрицала их отправку. И ни один любительский аппарат не был достаточно мощным, чтобы стать их причиной. Насколько кто-либо мог понять, сигналы не исходили ни из одного передатчика на Земле. Это было похоже на то, как если бы какой-то призрак шептал в эфире на языке другой планеты.

Две ночи спустя сигналы раздались снова, начавшись почти в тот же момент, когда были услышаны в первый раз. На этот раз они следовали с интервалом ровно в три минуты. И продолжались более часа без малейших изменений.

На следующую ночь они раздались снова. И потом на следующую, и снова на следующую. Теперь они начались раньше, чем прежде, - на самом деле, никто не знал, когда они начинались, поскольку они раздавались, когда ночная суета стихала настолько, что их можно было услышать. Но было замечено, что каждую ночь интервал между сигналами оказывался ровно на минуту длиннее, чем накануне.

Иногда странный шепот прекращался на ночь или две, но всегда возобновлялся с той же настойчивостью, хотя и с новым интервалом.

Так продолжалось до начала июля, когда пауза между сигналами превысила тридцать минут.

Затем продолжительность перерывов начала хаотично сокращаться. Однажды ночью таинственный сигнал раздавался каждые девятнадцать с четвертью минут; на следующую ночь - каждые десять с половиной минут; в другое время - двенадцать и три четверти минуты, или четырнадцать с половиной, или пятнадцать с половиной.

Сигналы по-прежнему не поддавались расшифровке, и их послание - если оно в них содержалось - оставалось загадкой.

Газеты и научные журналы наконец-то начали размышлять на эту тему, выдвигая всевозможные теории, их объясняющие.

Однако единственной из гипотез, привлекшей широкое внимание, была представленная профессором Говардом Уайтменом, известным директором военно-морской обсерватории Соединенных Штатов в Вашингтоне, округ Колумбия.

Профессор Уайтмен высказал мнение, что планета Марс пыталась установить связь с Землей - таинственные сигналы были беспроводными сигналами, посылаемыми через космос жителями соседнего с нами мира.

Наш земной шар, движущийся в космосе намного быстрее Марса и по меньшей орбите, обгоняет соседнюю планету раз в два с небольшим года. В течение нескольких месяцев Марс приближался к Земле. В начале июня он находился примерно в 40,000,000 милях от нас, и в это время, как отметил профессор Уайтмен, начались странные радиосигналы. По мере того как два мира сближались, их мощность немного возрастала.

Ученый настаивал на том, что, пока Марс остается близким к нам, правительство должно выделить средства на расширение одной из главных беспроводных станций, чтобы ответить на вызовы наших соседей по космосу.

Но когда еще через два дня эфирные сигналы внезапно прекратились и не повторялись целую неделю, гипотезу профессора Уайтмена начали высмеивать, и все было списано на какое-то временное атмосферное явление.

Поэтому для меня было чем-то вроде шока, когда на восьмую ночь после прекращения сигналы внезапно возобновились - гораздо громче, чем раньше, словно мощность, создаваемая их электрическими импульсами, была увеличена. Теперь беспроводные станции по всему миру отчетливо слышали отрывистый, загадочный вызов, доносившийся из эфира.

На этот раз интервал между сигналами также увеличился - одиннадцать минут и шесть секунд.

На следующий день вопрос встал более остро.

Ученые по всему Тихоокеанскому побережью Соединенных Штатов сообщили, что ночью их сейсмографы зафиксировали серию слабых землетрясений; было отмечено, что эти подземные толчки произошли с интервалом ровно в одиннадцать минут и шесть секунд - одновременно со звуками таинственных беспроводных сигналов!

После этого сигналы не прекращались в течение суток, а подземные толчки продолжались, постепенно усиливаясь. Они точно отслеживали время передачи сигналов в эфир - толчок на каждый шепот, передышка на каждую паузу. В течение пары недель подземные толчки достигли такой силы, что во многих местах их мог отчетливо ощутить любой, кто неподвижно стоял на твердой земле.

Теперь наука полностью осознала существование в мире какой-то новой и зловещей - или, по крайней мере, непостижимой - силы и начала тщательно изучать этот вопрос.

Однако и доктор Фердинанд Грэшем, и я оставались в полном неведении об этих событиях, поскольку, как уже сказал, мы находились в глубине Лабрадора. Мы оба испытывали острую любовь к дикой природе, где, занимаясь охотой и рыбалкой, восстанавливали свою энергию для работы в городах: доктор был директором большой астрономической обсерватории в Национальном университете, я - прозаическим бизнесменом.

Для публики, которая знала его только по его книгам и лекциям, доктор Грэшем, возможно, казался последним человеком в мире, которому кто-либо стал бы искать компаньона: человеком молчаливым, озабоченным, строгим, необщительным. Но под этой отчужденностью и молчаливостью скрывался характер редкой силы, добродушия и привлекательности. И как только он оказывался за пределами цивилизации, его суровость исчезала, и он становился принцем добрых подданных, наслаждавшимся трудностями и опасностями.

Полная перемена, происходившая с ним в таких случаях, заставляла вспомнить о странном периоде его жизни, о котором даже я, его самый близкий друг, ничего не знал, - о периоде, когда он в одиночку предпринял таинственное паломничество в неизведанные глубины Китая.

Я знал только, что пятнадцать лет назад он отправился на поиски некоторых удивительных астрономических открытий, которые, по слухам, были сделаны буддийскими учеными, жившими в монастырях далеко в Гималаях, или на Тянь-Шане, или в некоторых из этих неприступных горных твердынь Центральной Азии. Спустя более чем четыре года он вернулся, больной и страдающий, с отвратительными увечьями на теле, взглядом человека, побывавшего в аду, и хранил нерушимое молчание о своих переживаниях.

Восстановив свое здоровье после китайской авантюры, он погрузился в тишину и работу, и с тех пор год за годом я видел, как он неуклонно добивался успеха в своей профессии. В научном мире его имя стало значить гораздо больше, чем просто развитие астрономических знаний. Он стал известен во многих областях науки - электричестве, химии, математике, физике, геологии и даже биологии. Особое внимание он уделял развитию беспроволочного телеграфа и беспроводной передачи электрической энергии.

Мы с доктором покинули Нью-Йорк за несколько дней до того, как начались перебои с радиосвязью. Возвращаясь на небольшом частном судне, которое не было оборудовано радиопередатчиком, мы продолжали пребывать в неведении о грозящей миру опасности.

Именно во время нашего морского путешествия домой землетрясения начали усиливаться. Многие здания были повреждены. В западных районах Соединенных Штатов и Канады в результате обрушения домов погибло несколько человек.

Постепенно зона поражения расширилась. Нью-Йорк и Нагасаки, Буэнос-Айрес и Берлин, Вена и Вальпараисо начали занимать свои места в списке жертв. Даже в современных небоскребах разбивались стекла и осыпалась штукатурка; иногда они сотрясались так сильно, что их обитатели в панике выбегали на улицы. Начали прорываться водопроводные и газовые сети.

Вскоре в Нью-Йорке один из железнодорожных туннелей под рекой Гудзон треснул и был затоплен, что не привело к человеческим жертвам, но вызвало такую тревогу, что все подземные переходы под Манхэттеном и за его пределами были закрыты. Это привело к страшным пробкам на дорогах мегаполиса.

Наконец, к началу августа землетрясения стали настолько серьезными, что газеты каждый день пестрели сообщениями о десятках, а иногда и сотнях человеческих жизней по всему миру.

Затем произошло событие, чреватое новым ужасом, о котором стало известно общественности однажды утром, как только в Нью-Йорке забрезжил рассвет.

Ночью большой атлантический лайнер, следовавший на запад примерно вдоль пятидесятой параллели Северной широты, сел на мель примерно в 700 милях к востоку от мыса Рейс, Ньюфаундленд, - в точке, где, согласно всем морским картам, глубина океана составляла почти две мили!

В течение часа поступили сообщения о подобном происшествии с других судов, находившихся на расстоянии двухсот-трехсот миль от первого. Никто не мог сказать, насколько обширной могла быть поднятая часть морского дна.

Не успели радиостанции закончить передавать эти поразительные истории из ближнего зарубежья, как из других уголков земного шара начали поступать не менее странные сообщения.

Кто-то обнаружил, что уровень моря в Нью-Йорке поднялся почти на шесть футов. Пустыня Сахара опустилась на неизвестную глубину, и море хлынуло внутрь, прорвав широкие каналы в сердце Марокко, Триполи и Египта, стирая с лица земли города и полностью меняя ее облик.

За несколько часов уровень воды в Нью-Йоркской гавани отступил примерно на фут. Гора Чимборасо, величественный пик высотой более 20,000 футов в Эквадорских Андах, начала опускаться и распространяться по окружающей местности. Затем горы, окаймляющие Панамский канал, начали обваливаться на многие мили, полностью перекрывая этот знаменитый водный путь.

В Европе река Дунай перестала течь в своем обычном русле и начала, недалеко от своего слияния с Савой, разливаться вокруг Будапешта и Вены, превращая равнины западной Австрии в череду обширных озер.

В то летнее утро мир столкнулся с более отчаянной ситуацией, чем когда-либо за всю историю человечества.

И по-прежнему не было найдено никакого правдоподобного объяснения происшедшему, за исключением марсианской теории профессора Говарда Уайтмена!

Люди были ошеломлены. Чувство ужаса начало овладевать общественностью.

На данном этапе, осознавая необходимость принятия каких-либо мер, президент Соединенных Штатов призвал все другие цивилизованные страны направить своих представителей на международный научный конгресс в Вашингтоне, который должен был попытаться определить происхождение земных возмущений и, по возможности, предложить меры по их устранению.

Со всей возможной скоростью, на какую были способны самолеты, в Вашингтоне собрался внушительный конгресс ведущих ученых мира.

Благодаря своей международной репутации и тому факту, что конгресс проводил свои сессии в военно-морской обсерватории Соединенных Штатов, главой которой он был, профессор Уайтмен был избран президентом этого органа.

Целую неделю ученые спорили, в то время как мир ждал в напряженном и растущем беспокойстве. Но ученые мужи ничего не добились. Они даже не могли прийти к согласию. Казалось, это была битва человека с природой, и человек оказался беспомощен.

В мрачном настроении они начали рассматривать вопрос о переносе заседания. Девятнадцатого августа на 10 часов было назначено окончательное голосование по вопросу о прекращении заседаний.

В тот вечер, когда стрелки часов на стене над головой председательствующего приблизились к роковому часу, напряжение во всем собрании стало чрезвычайно драматичным.

Даже после того, как бой часов затих в тишине помещения, профессор Уайтмен продолжал сидеть; он казался изможденным и подавленным. Наконец, однако, он выпрямился и открыл рот, собираясь заговорить.

В этот момент на цыпочках вошла секретарша и что-то коротко прошептала председательствующему. Профессор Уайтмен вздрогнул и что-то ответил, после чего секретарь поспешно вышла.

Проявляя странное волнение, ученый обратился к собравшимся. Он говорил запинаясь, словно боялся, что его слова будут встречены насмешками.

- Джентльмены, - сказал он, - произошла странная вещь. Несколько минут назад беспроводные сигналы, которые всегда сопровождали землетрясения, внезапно прекратились. Вместо них в эфире появился таинственный вызов, о происхождении которого никто не знает, потребовавший разговора с председателем этого органа. Отправитель сообщения заявляет, что оно имеет отношение к проблеме, которую мы пытались решить. Конечно, это, вероятно, какая-то мистификация, но наш оператор очень взволнован обстоятельствами, связанными с этим вызовом, и настоятельно просит нас немедленно прибыть в комнату радиосвязи!

Проведя компанию в другую часть территории обсерватории, профессор Уайтман привел ее в операционный зал беспроводной установки - одной из самых мощных в мире.

Небольшая группа сотрудников обсерватории уже собралась вокруг оператора, и по их поведению было ясно, что происходит что-то необычное.

По команде профессора Уайтмена оператор включил реостат, и комнату наполнил гул. Затем его пальцы пробежались по клавишам, одновременно посылая несколько сигналов.

- Я даю им - ему - знать, что вы готовы, сэр, - объяснил оператор астроному тоном, полным благоговения.

Прошло несколько мгновений. Все ждали, затаив дыхание, не сводя глаз с аппарата, словно желая прочесть важное сообщение, которое должно было прийти неизвестно откуда.

Внезапно мышцы лица оператора непроизвольно дернулись, как будто он напрягся, пытаясь расслышать что-то очень слабое и далекое; затем он начал медленно писать в блокноте, лежавшем у него на столе. Ученые бесцеремонно теснили друг друга у его локтя, стремясь прочесть: "Председателю Международного научного конгресса в Вашингтоне, - писал оператор. - Я - вершитель судеб человечества. Благодаря контролю над внутренними силами Земли я становлюсь хозяином всего существующего. Я могу уничтожить жизнь - уничтожить сам земной шар. Я намерен упразднить все нынешние правительства и провозгласить себя императором Земли. В доказательство того, что могу это сделать, я, - последовала пауза в несколько секунд, которые в ужасающей тишине показались часами, - завтра в полночь, в четверг (по вашингтонскому времени), прикажу прекратить землетрясения до дальнейших распоряжений.

КВО".

ГЛАВА 2

ВЕРШИТЕЛЬ СУДЕБ

На следующее утро весь цивилизованный мир узнал о странном и угрожающем сообщении от самозваного "вершителя судеб человечества".

Члены научного конгресса стремились сохранить это дело в тайне, но все крупные радиостанции Северной Америки приняли сообщение, и оттуда оно попало в газеты.

Обычно такое сообщение не вызвало бы ничего, кроме смеха, как безобидная шутка, но растущая угроза землетрясений стала причиной состояния нервного напряжения, готового придать всему происходящему зловещий смысл.

Вскоре после рассвета на улицах всех крупных городов собралась встревоженная и истеричная публика. У всех на языке вертелся один вопрос:

Кем был этот таинственный "КВО", и было ли его послание на самом деле важным обращением к человечеству или просто мистификацией, совершенной каким-то человеком с чересчур живым воображением?

Даже подпись под сообщением была такой, что вызывала любопытство. Было ли это имя? Или комбинация инициалов? Или титул, например, "Rex", означающий короля? Или псевдоним? Или название местности? Никто не мог сказать наверняка.

Любой человек, способный раскрыть секреты внутренних сил Земли и использовать эти силы в своих собственных целях, несомненно, был самым замечательным ученым, какого когда-либо видел мир; но, хотя на научном конгрессе в Вашингтоне были представлены все влиятельные страны земного шара, ни один из этих представителей никогда не участвовал и не слышал об успешных экспериментах в этом направлении и не знал какого-нибудь выдающегося ученого по имени КВО или кого-то, у кого были инициалы, из которых могло бы состоять это слово. Название звучало по-восточному, но, конечно, ни в одной стране Востока не было ученого, обладающего достаточным гением, чтобы совершить это чудо.

Это была проблема, о которой самые осведомленные люди знали не больше, чем самый необразованный ребенок, но которая имела первостепенное значение для группы ученых, собравшихся в Вашингтоне. Пока не удалось пролить больше света на этот вопрос, они были бессильны сделать какие-либо выводы. Соответственно, их первой попыткой было установить дальнейшую связь со своим неизвестным корреспондентом.

Всю ночь оператор радиостанции военно-морской обсерватории в Вашингтоне сидел за своим пультом, снова и снова повторяя три буквы, которые составляли единственное знание человечества о своем противнике:

"КВО - КВО - КВО!"

Но ответа не последовало. Абсолютная тишина окутала грозную силу. "КВО" сказал. Теперь он молчал. И через двенадцать часов даже самые настойчивые члены научного сообщества, которые всю ночь не выходили из комнаты радиосвязи, неохотно отказались от дальнейших попыток установить контакт.

Даже эта неудача попала в газеты и способствовала расколу общественного мнения. Многие люди и влиятельные газеты настаивали на том, что угроза "КВО" была не более чем мистификацией. Другие, однако, были склонны принять это сообщение как серьезное заявление человека, обладающего практически сверхъестественными способностями. Выдвигая это мнение, они опирались на тот неоспоримый факт, что с того момента, как таинственный "КВО" начал свои попытки связаться с главой научного конгресса, и до тех пор, пока его сообщение не было завершено, странные беспроводные сигналы, сопровождавшие подземные толчки, полностью прекратились - чего раньше не случалось. Когда он закончил говорить, сигналы возобновились, повторяясь как часы. Как будто какая-то сила намеренно очистила эфир для передачи этого заявления человечества.

Чувство страха - чудовищной неуверенности - охватило всех и усиливалось с течением дня. Обычные дела были заброшены, в то время как толпа в общественных местах неуклонно увеличивалась.

К вечеру четверга даже самые громкие насмешники над искренностью угрозы "диктатора" начали проявлять признаки общего беспокойства.

Начнут ли стихать землетрясения в полночь?

От ответа на этот вопрос зависела судьба мира.

В большинстве районов Соединенных Штатов стояла чрезвычайно жаркая ночь. Едва ли где-нибудь чувствовалось хоть малейшее дуновение ветра; вся страна была окутана удушающей волной влажности. Низкие тучи, предвещавшие дождь, но так и не принесшие его, усиливали общее чувство тревоги. Казалось, вся природа сговорилась создать драматическую обстановку для предстоящих событий.

Ближе к полуночи волнение усилилось. Как в Европе, так и в Америке огромные толпы людей заполнили улицы перед редакциями газет, наблюдая за досками объявлений. Синдикат "Консолидейтед Ньюс" организовал специальную радиосвязь с различными научными учреждениями - в частности, с Вашингтонской военно-морской обсерваторией, где ученые наблюдали за точными приборами для регистрации подземных толчков, - и о любых изменениях подземных толчков сообщали газетам по всему миру.

Когда стрелки часов достигли отметки, эквивалентной двум минутам полуночи по вашингтонскому времени, среди тысяч собравшихся воцарилась тишина. Сама атмосфера стала напряженной.

Но если зрелище на улицах было захватывающим, то, что происходило в приборной комнате военно-морской обсерватории Соединенных Штатов, где ждали члены международного научного конгресса, было неописуемо драматичным.

В комнате сидели ученые и пара представителей "Консолидейтед Ньюс". Сам профессор Уайтмен находился у сейсмографов, а рядом с ним сидел профессор Джеймс Фрисби, поддерживавший прямую телефонную связь с радистом в другой части площадки.

Свет был приглушен. Стояла удушающая жара. Никто не произнес ни слова. Ни один мускул не дрогнул. Все были напряжены до боли.

Каждые одиннадцать минут и шесть секунд здание сотрясалось от подземных толчков. Окна дребезжали. Пол скрипел. Даже стулья, казалось, раскачивались. Так продолжалось уже несколько недель. Но придет ли конец этой ночи?

С невыносимой медлительностью стрелки настенных часов, циферблат которых подсвечивался крошечной электрической лампочкой, приближались к 12 часам.

Внезапно произошло одно из землетрясений, которое, хотя и не отличалось от предыдущих, усилило напряжение, как удар хлыста.

Все взгляды устремились на часы. Они показывали тридцать четыре секунды после 11:49.

Следовательно, следующий толчок должен был произойти ровно через сорок секунд после полуночи.

Если бы неизвестный "КВО" был реальным существом и сдержал свое слово - в это время толчки начали бы стихать!

Напряжение стало ужасающим. Лица ученых были осунувшимися и бледными. На лбу у всех выступили капельки пота. Минуты шли.

Электрическое корректирующее устройство на часах издало резкий щелчок, означающий полночь. Еще сорок секунд! Удушливая атмосфера, казалось, почти остыла под давлением тревоги.

Затем, прежде чем кто-либо успел это осознать, землетрясение началось и прошло! И ни на йоту не уменьшилось его неистовство!

По залу невольно пронесся вздох облегчения. Мало кто пошевелился или заговорил, но напряжение на многих лицах спало. Конечно, еще слишком рано говорить с полной уверенностью, но в большинстве сердец забрезжил слабый луч надежды на то, что, в конце концов, этот "вершитель судеб человечества" может оказаться мифом.

Но внезапно профессор Фрисби поднял руку, призывая к тишине, и сосредоточенно склонился над телефоном.

Последовало короткое молчание. Затем он повернулся к джентльменам и объявил голосом, который казался странно сухим:

"Оператор сообщает, что последнее землетрясение не сопровождалось радиосигналом".

И снова нервное напряжение в зале подскочило, как электрическая искра. Прошло еще несколько минут, затем произошло еще одно землетрясение.

Все взгляды обратились к профессору Уайтмену, но он по-прежнему был поглощен своими сейсмографами.

В этой тишине и напряженном ожидании снова прошло одиннадцать минут и шесть секунд. Произошло еще одно землетрясение. Профессор Фрисби снова объявил, что радиосигнала, сопровождавшего подземный толчок, не было. Ученые начали готовиться к дальнейшему ожиданию, когда...

Профессор Уайтмен оставил свой прибор и медленно подошел к нему. В тусклом свете его лицо казалось морщинистым и серым.

- Джентльмены, - сказал он, - землетрясения начинают стихать!

Некоторое время ученые сидели, словно оглушенные. Все были слишком потрясены, чтобы говорить или двигаться. Затем напряжение разрядилось, когда из зала выбежали репортеры "Консолидейтед", чтобы сообщить миру свои важные новости.

После этого подземные толчки стихали с нарастающей скоростью. Через час они полностью прекратились, и на измученной планете снова воцарилась тишина.

Но волнения среди людей только начались!

С внезапным потрясением жители земного шара осознали, что находятся во власти неизвестного существа, наделенного сверхъестественной силой. Был ли он человеком или полубогом, в здравом уме или безумен, доброжелательным или злобным - никто не мог догадаться. Где находится его жилище, откуда исходит его сила, что станет первым проявлением его власти и как далеко он зайдет в усилении своего контроля? Только время могло дать ответ.

Когда люди осознали эту ситуацию, их страхи перешли все границы. Толпами овладело неистовое возбуждение.

Только в военно-морской обсерватории в Вашингтоне царили спокойствие и сдержанность. Группа ученых провела ночь в серьезном обсуждении дальнейших действий.

В конце концов было решено ничего пока не предпринимать; они будут просто ждать развития событий. Когда таинственному "КВО" захотелось объявить о себе миру, он это сделал. После этого общение с ним стало невозможным. Несомненно, когда он будет готов заговорить снова, он нарушит молчание - не раньше. Было разумно предположить, что теперь, когда он доказал свою силу, он не станет медлить с изложением своих пожеланий или приказов.

События вскоре показали, что это предположение было верным.

Ровно в полдень следующего дня - за это время землетрясений и электрических возмущений в эфире больше не повторялось - по радио военно-морской обсерватории снова поступил таинственный вызов к председателю научного конгресса.

Профессор Уайтмен остался в обсерватории в ожидании такого вызова, и вскоре он вместе с другими ведущими членами научного собрания был рядом с оператором в комнате радиосвязи.

Почти сразу после вызова:

"КВО - КВО - КВО!"

вышел в эфир, пришел ответ, и оператор начал писать:

"Председателю Международного научного конгресса.

Передайте это различным правительствам Земли.

В качестве предпосылки к установлению моего единоличного правления во всем мире должны быть выполнены следующие требования:

Первое: все постоянные армии должны быть распущены, а все средства ведения войны, какого бы характера они ни были, уничтожены.

Второе: все военные корабли должны быть собраны - Атлантического флота на полпути между Нью-Йорком и Гибралтаром, Тихоокеанского флота на полпути между Сан-Франциско и Гонолулу - и потоплены.

Третье: половина всего запаса монетарного золота в мире должна быть собрана и передана моим агентам в местах, которые будут объявлены позже.

Четвертое: в полдень третьего дня после выполнения вышеуказанных требований все существующие правительства должны подать в отставку и передать свои полномочия моим агентам, которые будут готовы их принять.

В моем следующем сообщении я назначу дату выполнения этих требований.

Альтернативой является уничтожение земного шара.

КВО".

Вечером этого богатого событиями дня мы с доктором Грэшемом вернулись с Лабрадора. Чуть позже 10 часов мы приземлились в Нью-Йорке и, взяв такси на пирсе, отправились в наши холостяцкие апартаменты, расположенные рядом, к западу от Центрального парка.

Когда мы добрались до центра города, то были поражены возбужденными толпами, заполнившими улицы, и невероятным шумом, который подняли мальчишки-газетчики, продававшие свежие выпуски.

Мы остановили машину и купили газеты. Огромные черные заголовки бросались в глаза. Кроме того, внизу первой страницы мы нашли краткое хронологическое изложение всего, что произошло, начиная с самого появления таинственных радиосигналов три месяца назад. Мы жадно просмотрели его.

Дочитав статью, я повернулся к своему спутнику и был поражен переменой в его внешности!

Он сидел, скорчившись, на сиденье такси, а его лицо приобрело мертвенный оттенок. Признаки жизни были только в его глазах, устремленных, казалось, на что-то далекое - на что-то слишком страшное, чтобы быть частью окружающего нас мира.

Его губы зашевелились, и вскоре он пробормотал, словно разговаривая во сне:

- Она пришла! Сеуэн-Син - ужасная Сеуэн-Син!

Мгновение спустя, сделав над собой огромное усилие, он взял себя в руки и резко обратился к шоферу:

- Быстрее! Забудьте адреса, которые мы вам назвали! Отвезите нас на Центральный вокзал! Поторопитесь!

Когда машина внезапно свернула на боковую улицу, я повернулся к доктору.

- Что случилось? Куда вы направляетесь? - спросил я.

- В Вашингтон! - рявкнул он в ответ. - Как можно скорее!

- В связи с этим ужасным землетрясением?

- Да! - сказал он мне. - Для...

Последовала пауза, а затем он закончил странным, полным благоговения голосом:

- То, что мир узнал об этом дьяволе "КВО", является лишь самой слабой прелюдией к тому, что может произойти - событиям настолько ужасным, настолько противоречащим всему человеческому опыту, что они потрясут воображение! Это начало гибели нашей планеты!

ГЛАВА 3

КИТАЙСКИЕ МАГИ

- Несомненно, вы никогда не слышали о Сеуэн-Син.

Это произнес доктор Фердинанд Грэшем, и это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как час назад мы вошли в отдельное купе ночного экспресса на Вашингтон.

Я выжидательно опустил сигару.

- Нет, - ответил я, - никогда, пока вы не произнесли это имя во время минутного приступа болезни сегодня вечером.

Доктор бросил на меня быстрый испытующий взгляд, словно спрашивая, что я мог узнать. Затем он подошел к двери и выглянул в коридор, очевидно, чтобы убедиться, что его никто не слышит; затем, заперев дверь, вернулся на свое место и сказал:

- Значит, вы никогда не слышали о Сеуэн-Син, "Секте Двух Лун"? Тогда я скажу вам: Сеуэн-Син - это китайские колдуны и самая кровожадная дьявольская порода людей на этой земле! Они - виновники этих землетрясений, цель которых - разрушить наш мир!

Заявление астронома настолько ошеломило меня, что я мог только смотреть на него, гадая, говорит ли он серьезно.

- Сеуэн-Син - колдуны, - повторил он через некоторое время, - чья дьявольская сила сотрясает нашу планету до основания. И я торжественно заявляю вам, что этот "КВО", который является Кво-Суньтао, верховным жрецом Сеуэн-Сина, в тысячу раз опаснее всех завоевателей в истории! Он уже имеет абсолютный контроль над сотнями миллионов людей - разумом и телом, телом и душой! - удерживая их в плену черных искусств, столь ужасных, что цивилизованный разум не может их себе представить!

Доктор Грэшем наклонился вперед, его глаза ярко сияли, голос выдавал глубокое волнение.

- Имеете ли вы хоть какое-нибудь представление о том, - спросил он, - что происходит в самых отдаленных уголках Китая? Есть ли оно у кого-нибудь из американцев или европейцев?

Мы читаем о республике, пришедшей на смену древней монархии, и встречаемся с ее учениками, которых посылают сюда в наши школы. Мы слышим о расширении нашей торговли с этой великой Неизвестностью и узнаем о китайских железнодорожных проектах, осуществляемых нашими финансистами. Но ни один человек во внешнем мире не смог бы даже представить, что происходит в этой гигантской стране теней - туманной и необъятной, как полуночные небеса, - на неизвестном, непроходимом континенте!

Запертая в этом отдаленном уголке, - в долине, о которой так мало известно, что она кажется почти мифической, - за пределами непроходимых пустынь и самых высоких гор на земном шаре, эта ужасная секта колдунов набирала силу на протяжении тысячелетий, накапливая тайную энергию, которая однажды должна наводнить мир такими ужасами, каких еще никто не знал!

И все же вы никогда не слышали о Сеуэн-Син! Нет, как и любой другой европеец, за исключением, возможно, пары случайных миссионеров.

Но я говорю вам, что видел их!

Доктор Грэшем был необычайно возбужден, и его голос звучал почти пронзительно, перекрывая рев поезда.

- Я видел их, - продолжал он. - Я пересек горы Страха, вершины которых возвышаются так высоко, словно протянулись от Земли до Луны, и я наблюдал, как звезды танцуют ночью на их ледниках. Я голодал на мертвых равнинах Чжун-Сычуаня и переплыл реку Смерти. Я ночевал в пещерах Нганхвиу, где никогда не утихают горячие ветры и мертвые разжигают костры на пути к Нирване. И я также видел, - когда он говорил, на его лице было странное, зачарованное выражение, - я видел Тень Бога на Цзин-Хуане и Кич-Ча-Гане! Но в конце концов я поселился в У-Яне!

- У-ян, - продолжил он после короткой паузы, - является центром Сеуэн-Син - чудесный город-мечта на берегу озера, воды которого переливаются, как небо на рассвете; где сады благоухают миллионами цветов, а воздух наполнен пением птиц и музыкой золотых колокольчиков.

- Но простите меня, - вздохнул доктор, очнувшись от своих восторженных мыслей. - Я говорю аллегориями другой страны!

Некоторое время мы молчали, пока, наконец, я не спросил:

- А Сеуэн-Син - Секта Двух Лун?

- Ах, да, - ответил доктор Грэшем. - В У-яне Чудесном я жил среди них. В течение трех лет этот город был моим домом. Я трудился в его мастерских, учился в его школах и - да, признаю это - я принимал участие в адских церемониях в Храме Бога Луны, чтобы спастись от смерти в результате дьявольских пыток. И в качестве награды я наблюдал за тем, как эти дьяволы совершают чудеса - создают еще одну луну!

Некоторое время мы курили в тишине. Затем:

- Но, конечно, - заявил я, - вы же не верите в чудеса!

- В чудеса? Да, - серьезно подтвердил он, - но это - чудеса науки. Ведь китайские маги - это ученые, величайшие из всех, кого когда-либо создавал этот мир. Расскажите мне о современном прогрессе - наших искусствах и науках, наших открытиях и изобретениях! Ха! Это просто детская забава по сравнению с достижениями этой расы китайских дьяволов! Мы, американцы, гордимся нашим Томасом Эдисоном. Да ведь у Сеуэн-Син тысяча Эдисонов!

Только подумайте - за тысячи лет до того, как Коперник открыл, что Земля вращается вокруг Солнца, китайские астрономы поняли природу нашей солнечной системы и точно рассчитали движение звезд. Использование магнитного компаса было древним даже в те времена. За тысячу лет до рождения Колумба их мореплаватели посетили западное побережье Северной Америки и какое-то время основывали колонии. В 2657 году до н. э. ученые Сеуэн-Син завершили инженерные проекты на реке Хуанхэ, которые никогда не были превзойдены. А за сорок веков до Рождества Христова китайские врачи практиковали прививки от оспы и написали замечательные научные книги по анатомии человека.

Ученые? Да ведь Сеуэн-Син - величайшие ученые, которые когда-либо жили! Но у них нет ни оборудования, ни материалов, ни фабрик, которые сделали западные страны великими. Они заперты в своей скрытой долине, без каких-либо коммерческих стимулов, без контактов с миром, без желания учиться и экспериментировать.

Их научное развитие на протяжении бесчисленных веков преследовало только одну цель, которая была основой их фанатичной религии - открытие способа расколоть Землю и отправить осколок в космос, чтобы сформировать вторую Луну. И если бы наш поезд остановился в эту минуту, вы, наверное, почувствовали бы, как они где-то под вами они бьют по ней своей страшной и таинственной силой, которую уже сейчас, возможно, невозможно остановить!

Астроном встал и принялся расхаживать по купе, очевидно, погрузившись в такие глубокие раздумья, что мне не хотелось его беспокоить. Но в конце концов я спросил:

- Зачем этим колдунам вторая Луна?

Доктор Грэшем вернулся на свое место и, закурив новую сигару, начал.

- Многочисленные легенды, которым почти столько же лет, сколько и человечеству, утверждают, что когда-то у земли было две луны. Немало современных астрономов придерживаются той же теории. У Марса два спутника, у Урана четыре, у Юпитера пять и у Сатурна десять. Предположение этих ученых состоит в том, что второй спутник Земли был разрушен, и что его осколки - это метеориты, которые иногда сталкиваются с нашим миром во время своего полета.

Так вот, в далеком-далеком прошлом, еще до времен Хуан-ди и Ю-я - даже до времен великих полумифических царей Яо и Шуна - в Китае правил император - Сы-чуань, Вселенский.

Сы-чуань был человеком слабохарактерным и с посредственными талантами, но его правление стало величайшим во всей истории Китая, благодаря уму и энергии его императрицы Кван-Кин.

В те дни, как рассказывают легенды, у мира было две луны.

На пике своего процветания Сы-чуань влюбился в очень красивую девушку по имени Мэй-си, ставшую его любовницей.

Императрица Кван-Кин была столь же некрасива, сколь Мэй-си - прекрасна, и в конце концов любовница убедила своего господина замыслить убийство жены, чтобы сама Мэй-си могла стать императрицей. Однажды вечером Кван-Кин была зарезана в своем саду.

С ее смерти начинается история Сеуэн-Син.

Одновременно с убийством императрицы одна из лун исчезла с неба. Китайские легенды гласят, что дух великой правительницы нашел убежище на спутнике, который скрылся вместе с ней из виду с Земли. Современные астрономы говорят, что спутник, вероятно, был разрушен в результате внутреннего взрыва.

Теперь, когда твердая рука Кван-Кин была отстранена от государственных дел, в Китае все пошло наперекосяк - до тех пор, пока страна фактически не вернулась к дикости.

Наконец, Сы-чуань оторвался от своих удовольствий настолько, что забеспокоился. Он посоветовался со своими жрецами и провидцами, которые заверили его, что небеса разгневаны из-за убийства Кван-Кин. Они говорили, что Китай никогда больше не познает счастья и процветания, пока не вернется исчезнувшая луна, приведя с собой дух умершей императрицы, который будет следить за делами ее любимой страны. Однако после ее возвращения слава Китая вновь возвысится, и Сын Неба будет править миром.

Легенды гласят, что, получив эти известия, Сы-чуань преисполнился благочестивого рвения.

На высокой горе за городом он построил самый великолепный храм в мире и назначил там специального жреца, который молил небеса о восстановлении второй луны. Это жречество получило название Сеуэн-Син, или секта Двух лун. Поклонение Богу Луны было объявлено государственной религией.

Постепенно вера в то, что Сеуэн-Син восстановит вторую луну, - и что, когда это произойдет, Поднебесная снова станет великой, - стала фанатичной верой четверти Китая.

Но в конце концов, в порыве раскаяния, Сы-чуань сжег себя заживо в своем дворце.

Империя Сы-чуань распалась, но Сеуэн-Син стала еще могущественнее. Ее верховный жрец достиг самой страшной и полной власти в Китае. Но во втором веке до нашей эры Ши-Хуан-ди, великий полководец, объявил войну колдунам и прогнал их за горы Кунь-лум. Тем не менее, они сохранили огромное богатство и власть; и в У-яне построили город, о котором мечтает весь мир, с великолепными колледжами для изучения астрономии, естественных наук и магии.

По мере того, как среди Сеуэн-Син расширялись астрономические знания, они пришли к убеждению, что Луна когда-то была частью Земли и выброшена ветром из впадины, которая теперь заполнена Тихим океаном. В последнее время с этой теорией согласились некоторые выдающиеся американские и французские астрономы.

Китайским магам пришла в голову идея, что с помощью научных методов Землю можно снова расколоть на части, а ее осколок отправить в космос, чтобы сформировать вторую луну. С тех пор все их усилия были направлены на поиск этого средства. И жажда мирового господства стала религией их расы.

Когда я жил среди них, им казалось, что они приближаются к своей цели - и теперь они, вероятно, достигли ее!

Но, если мы можем судить по требованиям Кво-Суньтао, их планы по завоеванию мира приняли новый и более простой оборот: угрожая использовать свою таинственную силу для расчленения земного шара, они надеются подчинить человечество так же эффективно, как они ожидали, создав вторую луну и выполнив их пророчество. Зачем разрушать Землю, если они могут завоевать ее угрозами?

Если они смогут добиться выполнения своих требований, то пройдет совсем немного времени, и цивилизация столкнется лицом к лицу с теми силами зла, которые подчинили четверть миллионов китайцев своему ужасному правлению - правлению фанатизма и террора, которое потрясет мир!

Доктор Грэшем замолчал и выглянул в окно. Когда он снова повернулся ко мне, на его лице было какое-то неземное выражение.

- Я видел, - сказал он, - этих отвратительных Сеуэн-Син - это такие ужасные создания, какие западный ум не в состоянии постичь! Когда биение моего сердца прекратится навсегда, когда мое тело будет погребено в могиле, когда шрамы от пыток Сеуэн-Син, - он разорвал рубашку и обнажил ужасные рубцы на груди, - исчезнут окончательно, тогда, - даже тогда, - я не забуду этих дьяволов из ада в У-яне, и буду чувствовать их власть над моей душой!

ГЛАВА 4

ДОКТОР ГРЭШЕМ ПРИНИМАЕТ КОМАНДОВАНИЕ НА СЕБЯ

Незадолго до рассвета мы сошли с поезда в Вашингтоне. Мальчишки-газетчики кричали, привлекая внимание:

- Ужасная катастрофа! Река Миссисипи унесла жизни девяти тысяч человек!

Купив газеты, доктор Грэшем вызвал такси и велел шоферу как можно быстрее отвезти нас в военно-морскую обсерваторию Соединенных Штатов в Джорджтауне. По дороге мы читали новости.

Огромный железнодорожный мост через реку Миссисипи в Сент-Луисе рухнул, в результате чего три поезда оказались в потоке и практически все пассажиры утонули; а через несколько минут Миссисипи перестала течь мимо города, хлынув в огромную дыру, внезапно разверзшуюся в земле в пяти милях к северо-западу от города.

Почти все жители Сент-Луиса, у кого был автомобиль, отправились к тому месту, где Миссисипи уходила под землю, и вскоре по краям дымящейся пропасти собралась огромная толпа, наблюдавшая за этим явлением.

Внезапно под землей произошел сильный толчок, и трещина почти сомкнулась, выбросив огромный гейзер во всю ширину трещины, на высоту в пару тысяч футов. Несколько мгновений спустя этот огромный столб воды с грохотом обрушился на берега реки, где собрались зрители, поглотив тысячи людей. Почти сразу разлом открылся, и поток унес в него беспомощную толпу. Затем он снова закрылся и остался таким, а река возобновила свое течение.

По оценкам, погибло более 9000 человек.

- Кво-Суньтао прекратил землетрясения, - заметил доктор Грэшем, закончив просматривать газетные сообщения, - но нанесен непоправимый ущерб. В нагретые недра земного шара, несомненно, попало достаточно воды, чтобы создать давление пара, которое приведет к разрушениям.

Вскоре мы подъехали к обсерватории с белым куполом, венчающей лесистый холм за Висконсин-авеню. Нам посчастливилось застать там профессора Говарда Уайтмана и нескольких видных участников международного научного конгресса.

После краткой беседы с этими джентльменами, репутация которых была ему хорошо известна, доктор Грэшем отвел профессора Уайтмана и двух его главных ассистентов в сторону и начал расспрашивать их о беспорядках. При этом он даже не намекнул, что ему известно о Сеуэн-Сине.

Доктора особенно интересовала каждая деталь, касающаяся направления подземных толчков - все ли они происходили с одного и того же направления, что это было за направление и как далеко, по-видимому, находилась точка их возникновения.

Профессор Уайтман сказал, что сейсмографы показали, все подземные толчки исходили из одного направления - точки где-то на северо-западе - и распространялись в общем направлении на юго-восток. По его мнению, очаг возмущения находился на расстоянии около 3000 миль - по крайней мере, не более 4000 миль.

Это, по-видимому, сильно удивило моего спутника и опровергло все теории, которые у него могли быть. В конце концов он попросил показать все данные о подземных толчках, особенно данные сейсмографа. Нас сразу же отвели в здание, где хранились эти записи.

Более часа доктор Грэшем внимательно изучал схемы и расчеты, делая свои собственные выводы и сверяясь с многочисленными картами. Но чем дольше он работал, тем больше терялся в догадках.

Внезапно он с восклицанием поднял голову и, казалось, обдумав какую-то новую идею, повернулся ко мне, сказав:

- Артур, мне нужна ваша помощь. Сходите в редакцию одной из газет и поройтесь в старых подшивках в поисках статьи о захвате китайскими пиратами тихоокеанского парохода "Ниппон". Постарайтесь выяснить, какой груз перевозило судно. Если в газетных сообщениях этого нет, попробуйте обратиться в Государственный департамент. Но поторопитесь!

Мы попросили наше такси подождать, так что вскоре я уже мчался к одной из редакций газеты на Пенсильвания-авеню. По дороге я вспоминал странную и ужасную историю большого тихоокеанского лайнера.

"Ниппон" был самым новым и крупным из флота огромных судов, курсировавших между Сан-Франциско и Востоком. Пятнадцатью месяцами ранее, во время следования из Нагасаки в Шанхай, пересекая вход в Желтое море, судно столкнулось с тайфуном такой силы, что один из его гребных валов был поврежден, и после того, как шторм утих, оно было вынуждено остановиться в море для ремонта.

Ночь была очень темная и тихая. Около полуночи вахтенный офицер внезапно услышал на средней палубе дикий, протяжный вопль. Затем все снова стихло. Когда он начал спускаться с мостика, то услышал топот босых ног по палубе внизу. И тут впереди послышались новые крики - самые ужасные звуки. Бросившись в свою каюту, он схватил револьвер и вернулся на палубу.

С дюжины сторон через поручни перелезали дикие, полуголые желтые существа, сжимавшие в руках длинные изогнутые ножи, - страшные, но почти вымершие китайские пираты Желтого моря. Изверги напали на нескольких прогуливавшихся пассажиров и хладнокровно убили их.

Тем временем другие пираты бросились врассыпную по кораблю.

Как только офицер оправился от первого потрясения, он бросился к группе китайцев и разрядил в них свой револьвер. Но пиратов было намного больше, чем патронов в его оружии, и, когда он выпустил последний, несколько желтых дьяволов бросились на него со сверкающими ножами. После чего офицер повернулся и убежал в расположенную неподалеку комнату радиста.

Он забрался внутрь и запер тяжелую дверь, опередив своих преследователей всего на секунду. Пока китайцы ломились в дверь, он попросил оператора отправить по радио запрос о помощи, сообщив о том, что происходит на борту.

Несколько кораблей и наземных станций подхватили эту странную историю, как я уже рассказывал, и в этот момент сообщения внезапно прекратились.

С этого момента "Ниппон" исчез так бесследно, как будто его никогда и не существовало. Больше никто не слышал ни слова о судне и ни об одной живой душе на борту.

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы просмотреть подшивки газет, чтобы найти нужную информацию, и вскоре я вернулся в обсерваторию.

Доктор Грэшем радостно приветствовал меня.

- Пароход "Ниппон", - доложил я, - перевозил груз американской обуви, плугов и пиломатериалов.

На лице моего друга отразилось глубокое разочарование.

- Что еще? - спросил он. - Разве там не было других вещей?

- Много всякой всячины, - ответил я. - Пианино, автомобили, швейные машинки, оборудование...

- Оборудование? - встрепенулся доктор. - Что за оборудование?

Я достал из кармана карандашные заметки, сделанные в редакции газеты, и просмотрел их.

- Кое-какое электрическое оборудование, - ответил я. - Динамо-машины, турбины, распределительные щиты, медный кабель - все это для гидроэлектростанции недалеко от Гонконга.

- Ага! - воскликнул доктор в восторге. - Я был в этом уверен! Возможно, мы наконец-то подобрались к разгадке тайны!

Схватив документы, он торопливо пробежал глазами по списку. В его поведении сквозила глубокая уверенность, когда мгновение спустя он повернулся к профессору Уайтману и сказал:

- Я должен немедленно добиться аудиенции у президента Соединенных Штатов. Вы знаете его лично. Вы можете это устроить?

Профессор Уайтман не смог скрыть своего удивления.

- Это по поводу землетрясений? - спросил он.

- Да! - заверил его мой друг.

Астроном пристально посмотрел на своего коллегу.

- Я посмотрю, что можно сделать, - сказал он и пошел к телефону.

Через пять минут он вернулся.

- Президент и его кабинет встречаются в 9 часов, - объявил директор. - Вас примут в это время.

Доктор Грэшем посмотрел на часы. Было 8:30.

- Если вы будете так добры, - сказал доктор Грэшем, - я бы хотел, чтобы вы отправились с нами к президенту, а также к сэру Уильяму Белфорду, мсье Линне и герцогу де Риццио, если они еще здесь. То, что нам предстоит обсудить, имеет первостепенное значение как для их правительств, так и для нашего.

Профессор Уайтман выразил свое желание участвовать и отправился на поиски других джентльменов.

Эта троица, названная моим другом, несомненно, представляла собой ведущие умы международного научного конгресса. Сэр Уильям Белфорд был великим английским физиком, главой британской делегации на конгрессе. Мсье Камиль Линне был руководителем французской группы ученых, выдающимся экспертом в области электротехники. А герцог де Риццио - известным итальянским изобретателем и специалистом по беспроводному телеграфу, который возглавлял представителей из Рима.

Вскоре директор вернулся с тремя посетителями, и мы все поспешили в Белый дом. Ровно в 9 часов нас провели в комнату, где заседали глава исполнительной власти страны и его кабинет - все мрачные и измученные беспокойством после бессонной ночи.

Как можно короче доктор Грэшем рассказал историю Сеуэн-Син.

- Их цель, - заключил он, - расколоть земную кору этими повторяющимися толчками, чтобы вода из океанов хлынула внутрь земного шара. Там, соприкасаясь с раскаленным веществом, она будет превращаться в пар, пока не произойдет взрыв, который расколет планету надвое.

Вряд ли президента и его советников можно было обвинить в том, что они не смогли сразу поверить в столь фантастическую историю.

- Как могут эти китайцы вызвать искусственное сотрясение земли? - спросил президент.

- На этот вопрос, - откровенно ответил астроном, - я пока не готов ответить, хотя у меня есть серьезные подозрения относительно применяемого метода.

Джентльмены допрашивали астронома почти целый час. Они не выразили сомнения в правдивости его рассказа о Сеуэн-Син, но подвергли сомнению его суждение о том, что эта секта обладает ужасной властью контролировать внутренние силы земли.

- Вы просите нас, - возразил госсекретарь, - фактически вернуться в Темные века и поверить в магов, чародеев и сверхъестественные события!

- Вовсе нет! - возразил астроном. - Я прошу вас иметь дело с современными фактами - с научными идеями, которые настолько опережают наше время, что мир не готов их принять!

- Значит, вы полагаете, что некая группа китайцев, скрывающаяся в каком-то отдаленном уголке земного шара, развила науку до более высокого уровня, чем самые яркие умы всех цивилизованных наций? - заметил генеральный прокурор.

- События последних нескольких недель, по-видимому, продемонстрировали это, - ответил доктор Грэшем.

- Но, - запротестовал президент, - если эти монголы стремятся расколоть земной шар, чтобы на небе появилась новая луна, почему они должны удовлетворяться совершенно другой целью - приобретением светской власти?

- Потому что, - объяснил ему ученый, - их конечной целью является обретение временной власти. Их единственная цель при создании второй луны - исполнить пророчество о том, что они снова будут править землей, когда на небе появятся две луны. Если они смогут установить всеобщее правление, не раскалывая земной шар, - просто пригрозив сделать это, - они в значительной степени выиграют.

Затем сомнение высказал министр военно-морского флота.

- Но ведь очевидно, - заметил он, - что если Кво-Суньтао заставит небеса обрушиться, то они обрушатся на голову и ему!

- Совершенно верно, - признал астроном.

- В таком случае, - настаивал министр, - возможно ли, чтобы люди планировали уничтожение Земли, зная, что это повлечет за собой уничтожение и их самих?

- Вы же понимаете, - возразил доктор, - что мы имеем дело с бандой религиозных фанатиков - несомненно, самых иррациональных фанатиков, какие когда-либо жили! Кроме того, - добавил он, - Сеуэн-Син, несмотря на свои угрозы, не планирует полностью уничтожить мир. Они предполагают не более чем выброс фрагмента Земли в космос.

- Что же тогда нам следует предпринять? - спросил президент.

- Предоставьте в мое распоряжение один из самых быстроходных эсминцев Тихоокеанского флота, оснащенный определенным научным оборудованием, которое я разработаю, и позвольте мне разобраться с Сеуэн-Син по-своему, - объявил астроном.

Собравшиеся сразу же выразили решительные возражения.

- То, что вы предлагаете, может означать войну с Китаем! - воскликнул президент.

- Вовсе нет, - последовал ответ. - Возможно, не будет сделано ни единого выстрела. И, в любом случае, мы и близко не подойдем к Китаю.

Смятение чиновников возросло.

- Мы не будем приближаться к Китаю, - объяснил доктор Грэшем, - потому что я уверен, лидеров Сеуэн-Син там больше нет. Я убежден, что в этот самый час Кво-Суньтао и его дьявольская банда находятся гораздо ближе к нам, чем вы можете себе представить!

Разразилась оживленная дискуссия.

- В конце концов, - заметил сэр Уильям Белфорд, - предположим, эта экспедиция ввергнет нас в военные действия. Если ничего не предпринять быстро, нас, вероятно, ждет участь гораздо худшая, чем война!

- Я готов сделать все необходимое, чтобы устранить эту угрозу миру - если она действительно существует, - заявил президент. - Но я не могу убедить себя в том, что эти радиосообщения, угрожающие человечеству, не являются просто порождениями сумасшедшего, который использует в своих интересах условия, над которыми он не имеет контроля.

- Но я утверждаю, - возразил сэр Уильям, - что отправитель этих посланий полностью продемонстрировал свою власть над нашей планетой. Он предсказал определенное действие, и это пророчество исполнилось в точности. Мы не можем приписывать его исполнение естественным причинам или какой-либо иной деятельности человека, кроме его собственной. Я утверждаю, что нам пора признать его силу и поступить с ним так, как мы можем.

Некоторые другие начали склоняться к этой точке зрения.

После чего к обсуждению с жаром присоединился генеральный прокурор.

- Я должен выразить протест, - вмешался он, - против того, что мне кажется необычайной доверчивостью со стороны многих из вас, джентльмены. Я рассматриваю это дело как разумный человек. Произошло некое природное явление, нарушившее целостность земной коры. Теперь это возмущение прекратилось. Какому-то шутнику или сумасшедшему повезло, что он предсказал это прекращение, не более того. Возмущение может никогда не повториться. Или оно может возобновиться в любой момент и закончиться катастрофой, которую никто не может предсказать. Но когда вы просите меня поверить, будто эти землетрясения произошли по вине человека, что за ними стоит таинственная секта, я говорю вам - нет!

Мсье Линне встал и нервно заходил взад и вперед по кабинету. Затем он повернулся к генеральному прокурору и заметил:

- Это всего лишь ваше мнение, сэр. Это не доказательство. Почему эти землетрясения не могут быть вызваны действиями человека? Разве мы не начали разгадывать тайны природы? Несколько лет назад было немыслимо, что электричество когда-либо можно будет использовать для производства тепла и света. Не могут ли многие из непостижимых явлений сегодняшнего дня стать обыденной реальностью дня завтрашнего? У нас случаются землетрясения. Неужели невозможно представить, что силы, которые их вызывают, можно контролировать?

- И все же, - энергично возразил генеральный прокурор, - мой ответ заключается в том, что у нас нет достаточных оснований приписывать возникновение или прекращение этих землетрясений какой-либо человеческой силе! И я категорически против того, чтобы выставлять правительство Соединенных Штатов на посмешище, снаряжая военно-морскую экспедицию для борьбы с призрачным противником.

Доктор Грэшем поднялся и стоял позади своего кресла, его лицо пылало, а глаза горели. В этот момент он резко вмешался в дискуссию; холодная, режущая сила его слов не оставляла сомнений в его решении.

- Джентльмены, - сказал он, - я пришел сюда не для того, чтобы спорить, я пришел помочь! Я уверен, наш мир на грани гибели! И только я, возможно, смогу спасти его! Но, если я собираюсь это сделать, вы должны полностью согласиться с моим планом действий!

Он взглянул на часы. Было 10 часов.

- В полдень, - объявил он тоном, не терпящим возражений. - Я вернусь за ответом!

Он повернулся и направился к двери.

В напряжении этих последних нескольких мгновений почти никто не обратил внимания на тихое жужжание телефонного сигнала президента или на то, что глава исполнительной власти снял трубку и что-то слушал.

Когда доктор Грэшем подошел к двери, президент повелительным жестом поднял руку и крикнул: "Подождите!"

Астроном вернулся обратно в кабинет.

Примерно минуту президент слушал, и по мере того, как он это делал, выражение его лица менялось. Затем, попросив собеседника на другом конце провода подождать, он обратился к собравшимся:

- Звонят с военно-морской обсерватория в Джорджтауне. Только что поступило еще одно сообщение от "КВО". В нем говорится...

Представитель исполнительной власти снова заговорил в телефонную трубку: - Прочтите, пожалуйста, сообщение еще раз!

Через несколько секунд, медленно выговаривая слова, он повторил:

"Председателю Международного научного конгресса,

Настоящим я назначаю полдень двадцать пятого числа следующего месяца, сентября, временем, когда потребую выполнения первых трех требований, изложенных в моем последнем сообщении. Таким образом, выполнение четвертого требования - отставки всех существующих правительств - состоится двадцать восьмого сентября.

Чтобы облегчить выполнение моих планов, я потребую от правительств всего мира к полуночи следующей субботы, через неделю после сегодняшнего дня, ответа о том, будут ли они выполнять мои условия капитуляции. Если к тому времени не будет получен положительный ответ, я прекращу, абсолютно и навсегда, все переговоры с человечеством, заставлю землетрясения возобновиться и продолжаться с возрастающей силой, пока земля не содрогнется.

КВО".

Когда президент закончил чтение и повесил телефонную трубку, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Доктор Грэшем, стоявший у двери, не сделал больше ни единого движения, чтобы уйти.

Президент обвел взглядом лица присутствующих, словно ища какое-то решение проблемы. Но никакой помощи от этого источника не последовало.

Внезапно тишину нарушил звук отодвигаемого от стола стула, и сэр Уильям Белфорд поднялся, чтобы заговорить.

- Джентльмены, - сказал он, - сейчас не время для колебаний. Если Соединенные Штаты немедленно не удовлетворят просьбу доктора Грэшема о военно-морской экспедиции против Сеуэн-Син, это сделает Великобритания!

Тут же заговорил мсье Лайн: - Такова и позиция Франции!

Герцог де Риццио кивнул, как бы соглашаясь.

Без дальнейших колебаний президент объявил о своем решении.

- Я возьму на себя ответственность за то, чтобы сначала действовать, а потом давать объяснения Конгрессу, - сказал он. И, повернувшись к министру военно-морского флота, добавил: - Пожалуйста, проследите, чтобы доктор Грэшем получил все корабли, снаряжение, деньги и припасы, какие ему понадобятся, без промедления!

ГЛАВА 5

НАЧАЛО СТРАННОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

Из Вашингтона быстро посыпались телеграфные приказы, и еще до наступления темноты два высших морских офицера отбыли из столицы в Сан-Франциско, чтобы ускорить подготовку к экспедиции.

Тем временем доктор поторопил меня вернуться в Нью-Йорк с инструкциями посетить электротехнический концерн, производивший динамо-машины и другое оборудование, находившееся на борту парохода "Ниппон", и получить всю возможную информацию об этом оборудовании. Это я сделал без труда.

Правительство договорилось с крупной фирмой по производству электротехнического оборудования о предоставлении участка своего завода в распоряжение доктора Грэшема, и как только астроном вернулся в Нью-Йорк, он с головой окунулся в работу в цехе, лично руководя изготовлением необходимого оборудования.

Как только аппарат был готов, его срочно отправили самолетом на военно-морскую верфь на острове Маре близ Сан-Франциско.

Уже было решено, что я буду сопровождать доктора в его экспедиции, поэтому мой друг воспользовался моими услугами для выполнения многих задач. Некоторые из них показались мне весьма странными.

Мне пришлось закупить большое количество тонкого шелка ярких оттенков, в основном оранжевого, синего и фиолетового, а также запас красок и других материалов для театрального грима. Эти предметы были отправлены на остров Маре вместе с научным оборудованием.

День за днем проходила неделя, которую "КВО" предоставил миру для объявления о своей капитуляции. В течение этого периода в отношении планируемой военно-морской экспедиции соблюдалась строжайшая секретность. Общественность ничего не знала о странной истории китайских магов. Тревога была всеобщей.

Многие люди выступали за капитуляцию перед потенциальным "императором земли", утверждая, что любой человек, предлагающий отменить войну, обладает величием духа, намного превосходящим любого известного государственного деятеля; они были готовы доверить будущее мира такому диктатору. Другие утверждали, что требование уничтожить все военное снаряжение было всего лишь мерой предосторожности против сопротивления тирании.

Доктор Грэшем убеждал власти в Вашингтоне, что в борьбе с таким беспринципным и бесчеловечным врагом, как колдуны, оправданы столь же беспринципные методы. Он предложил, чтобы страны сообщили "КВО", что они сдадутся, чтобы предотвратить немедленное возобновление землетрясений и дать военно-морской экспедиции время завершить свою работу.

Но правительства не могли договориться о каком-либо плане действий; и в этой нерешительности последний день благодати подходил к концу.

С приближением полуночи у редакций газет собрались огромные толпы людей, которым не терпелось узнать, что же произойдет.

Наконец роковой час настал - и прошел в тишине. Мир так и не смог смириться с предлагаемой капитуляцией.

Еще пять минут превратились в вечность.

Затем, когда появились бюллетени, поднялся шум. Сообщение было кратким. В три минуты двенадцатого по радио военно-морской обсерватории Соединенных Штатов было получено это сообщение.:

"Всему человечеству,

Я дал миру возможность продолжать жить в мире и процветании. Мое предложение было отклонено. Ответственность лежит на вас самих. Это мое последнее послание человечеству.

КВО".

Через час землетрясения возобновились. И они повторялись, как и прежде, с интервалом ровно в одиннадцать минут и шесть секунд.

С их появлением исчезли последние сомнения в том, что земные беспорядки были вызваны действиями человека - существа, достаточно могущественного, чтобы делать с планетой все, что ему заблагорассудится.

К концу трех дней стало заметно: толчки становятся все более сильными, как будто земная кора была настолько ослаблена, что больше не могла сопротивляться ударам.

В этот момент доктор Грэшем объявил, что готов отправиться на Тихоокеанское побережье. На аэродроме Лонг-Айленда уже ждал один из гигантских почтовых самолетов, и в его комфортабельном закрытом салоне мы пересекли континент.

Менее чем через два дня мы приземлились на военно-морской верфи на острове Маре, где в наше распоряжение был предоставлен эсминец "Альбатрос", который должен был участвовать в экспедиции.

"Альбатрос" был новейшим, самым большим и быстроходным эсминцем Тихоокеанского флота - судном, работающим на нефти, с экипажем из 117 человек.

Большинство коробок и ящиков с материалами, которые мы отправили из Нью-Йорка, уже лежали на палубе, и астроном немедленно приступил к сборке своего прибора вместе с группой военно-морских электриков.

Меня послали найти шестерых портных, знакомых с пошивом театральных костюмов, которые были готовы отправиться в таинственное и опасное морское путешествие, а также двух актеров, искусных в гриме.

Все это время землетрясения продолжались с интервалом в одиннадцать минут и шесть секунд, и серьезность ситуации во всем мире продолжала расти. В Европе и Америке в земле появились глубокие трещины, иногда длиной в сотни миль. Постепенно стало очевидно, что эти трещины в земной коре были ограничены определенной областью, которая образовывала круг, соприкасающийся с рекой Миссисипи на западе и Сербией на востоке.

Затем, на следующее утро после нашего прибытия в Сан-Франциско, полдюжины известных ученых - ни один из которых, однако, не принадлежал к той небольшой группе, которая была посвящена доктором Грешемом в тайну Сеуэн-Син, - выступили с предупреждением для общественности.

Они предсказывали, что мир вскоре будет разрушен взрывом и что часть, находящаяся в пределах уже очерченной круглой области, будет унесена в космос или превратится в пыль.

Почти пятая часть всей поверхности земли была включена в этот обреченный круг, охватывающий самые цивилизованные страны земного шара - восточную половину Соединенных Штатов и Канаду; все Британские острова, Францию, Испанию, Италию, Португалию, Швейцарию, Бельгию, Голландию и Данию; большую часть Германии, Австро-Венгрии и Бразилии. Здесь также располагались величайшие города мира - Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин, Вена, Рим, Чикаго, Бостон, Вашингтон и Филадельфия.

Ученые призвали жителей восточной части Соединенных Штатов и Канады немедленно бежать за пределы Скалистых гор, в то время как жителям Западной Европы было рекомендовано укрыться к востоку от Карпат.

Первым результатом этого предупреждения был шок. Но через несколько часов истинный характер предсказанных событий стал осознан людьми в полной мере. Затем ужас - слепой, тошнотворный, беспричинный ужас - охватил массы, и начался самый масштабный и ужасный исход в истории Земли - миграция, которая за несколько часов превратилась в безумную гонку половины жителей планеты на тысячи миль.

Обезумевшие толпы захватили транспортные системы и сделали их бесполезными в условиях затора. Люди начали лихорадочно рассаживаться по самолетам, автомобилям, конным экипажам и даже передвигаться пешком. Все ограничения закона и порядка исчезли в ужасной борьбе "каждый сам за себя".

Наконец, ближе к полуночи этого дня доктор Грэшем закончил свою работу. Мы вместе совершили заключительный осмотр корабля.

Повсюду было разбросано электрическое оборудование - несколько мощных генераторов, целая батарея огромных индукционных катушек, подводные телефоны, распределительные щиты со странными приборами, похожими на часы, и катушки с толстой медной проволокой.

Что особенно привлекло мое внимание, так это прибор на самом дне корабельного трюма. Это было похоже на сейсмографы, используемые на суше для регистрации землетрясений. Я также заметил, что оборудование для беспроводного телеграфа на эсминце было значительно увеличено, что придало ему большой радиус действия.

По окончании нашего осмотра доктор разыскал коммандера Митчелла, старшего офицера судна, и объявил:

- Вы можете отправляться в путь прямо сейчас - по курсу, который я наметил.

Несколько минут спустя мы мчались к Золотым воротам.

Затем мы с доктором Грэшемом отправились спать.

Когда мы проснулись на следующее утро, земли уже не было видно, и мы на полной скорости неслись на север по Тихому океану.

ГЛАВА 6

ТАИНСТВЕННЫЕ БЕРЕГА

Час за часом эсминец несся бешеным ходом почти прямо на север по Тихому океану. Мы так и не увидели земли, и я не мог догадаться, куда мы направляемся.

Весь первый день доктор Грэшем оставался в своей каюте - молчаливый, встревоженный, погруженный в математические вычисления.

В другой части корабля шесть портных, которых я привез на борт, усердно трудились над несколькими китайскими костюмами, эскизы которых доктор набросал для них.

А на палубе несколько человек были заняты распаковкой и сборкой одного из двух гидропланов, доставленных на борт.

К середине второго дня доктор Грэшем отложил свои расчеты и начал проявлять живейший интерес к деталям путешествия. Около полуночи он приказал остановить судно, хотя ни земли, ни какого-либо другого судна поблизости не было видно; после чего он спустился в трюм и изучил показания гидросейсмографов. К своему удивлению, я увидел, что, хотя мы дрейфовали по неспокойному океану, прибор регистрировал подземные толчки, похожие на землетрясения на суше. Они происходили с интервалом ровно в одиннадцать минут и шесть секунд.

Видя мое удивление, доктор объяснил:

- Подземные толчки можно зафиксировать даже на море. Дно океана придает воде эффект сотрясения, благодаря которому дрожь продолжается, как волна, вызванная брошенным в пруд камнем.

Но что, по-видимому, больше всего заинтересовало моего друга, теперь эти толчки, по-видимому, происходили в какой-то точке к северо-востоку от нас, а не к северо-западу, как мы отмечали их в Вашингтоне.

Вскоре он приказал судну снова двинуться в путь, на этот раз курсом на северо-восток, и на следующее утро мы были близки к суше.

Доктор Грэшем, который наконец-то начал избавляться от своего молчаливого настроения, сказал мне, что это побережье почти незаселенной провинции Кассиар в Британской Колумбии. Позже, когда мы проходили мимо нескольких скалистых островов, он сказал, что мы входим в пролив Фитцхью, являющийся частью внутреннего пролива, ведущего на Аляску. Теперь мы были примерно в 300 милях к северо-западу от города Ванкувер.

- Где-то, недалеко к северу отсюда, - добавил доктор, - находится "Страна Великая Хань", где китайские мореплаватели под руководством буддийского священника Хуэй-Сена высадились на берег и основали колонии в 499 году нашей эры. Книга перемен, написанная во времена правления Тай-мина из династии Юн, повествует о том, как в период с 499 по 556 год китайские путешественники совершили множество путешествий через Тихий океан в эти колонии, неся диким жителям законы Будды, его священные книги и изображения; о строительстве каменных храмов; и в конце концов это привело к исчезновению грубости местных обычаев.

На этом мой друг покинул меня по какому-то вызову командира корабля, и больше я ничего не смог узнать.

Регион, в который мы сейчас проникали, был одним из самых диких и уединенных на Североамериканском континенте. Вся береговая линия была окаймлена цепью островов - вершин погруженного в воду горного хребта. Между этими островами и континентом простирался лабиринт глубоких и узких каналов, некоторые соединялись в непрерывный внутренний водный путь. Материк представлял собой пустыню из высоких горных пиков, через равные промежутки прорезанных извилистыми фьордами, которые, согласно картам, иногда беспорядочно простирались вглубь страны на сотню миль и более. Отойдя от побережья на несколько миль, мы увидели высокие ущелья главного хребта заполненные ледниками; время от времени одна из этих гигантских ледяных рек устремлялась к проливу, где ее поверхность распадалась на бесконечную флотилию айсбергов.

Единственными обитателями в этом регионе были немногочисленные обитатели крошечных индийских рыбацких деревушек, разбросанных на много миль друг от друга; но даже их мы почти не видели в течение всего дня.

Ближе к ночи доктор приказал "Альбатросу" бросить якорь в тихой лагуне, и гидроплан, собранный на палубе, был спущен на воду.

Теперь до периода полнолуния оставалось всего две ночи, и с наступлением темноты почти круглый спутник висел высоко над головой, создавая в этой ясной атмосфере прекрасное освещение, в котором выделялась каждая деталь окружающих гор.

Как только погасли последние лучи дневного света, доктор Грэшем, вооруженный мощным биноклем, появился на палубе в сопровождении летчика. Он ничего не сказал о том, куда направляется; хорошо зная его, я понял, что бесполезно искать информацию, пока он сам не предложит ее. Он вручил мне большой запечатанный конверт со словами:

- Я отправляюсь в путешествие, которое может занять всю ночь. В случае, если я не вернусь к восходу солнца, вы будете знать, что со мной что-то случилось, должны вскрыть этот конверт и попросить коммандера Митчелла действовать в соответствии с содержащимися в нем инструкциями.

С этими словами он крепко пожал мне руку, что явно означало возможное прощание, и последовал за летчиком в самолет. Через несколько мгновений они тронулись с места, - их новый бесшумный двигатель почти не издавал шума, - и вскоре уже поднимались к вершинам заснеженных пиков на востоке. Не успели мы опомниться, как они пропали из виду.

Я намеревался всю ночь ждать возвращения моего друга, но через несколько часов заснул и больше ничего не помнил, пока рассвет не окрасил вершины гор в красный цвет. Затем меня разбудил гул двигателей эсминца, и я поспешил на палубу, где сам доктор Грэшем отдавал приказы о передвижении судна.

Ученый ни разу не упомянул о событиях этой ночи, он съел легкий завтрак и отправился спать. Однако по его поведению я понял, что успеха он не добился.

Большую часть того дня корабль медленно продвигался на север, преодолевая устрашающие просторы пролива Фитцхью, пока мы не достигли устья мрачного фиорда, обозначенного на картах как пролив Дин. Здесь мы бросили якорь.

Ближе к вечеру появился доктор Грэшем, осмотрел материк через бинокль, а затем спустился в трюм корабля, чтобы изучить свой прибор для регистрации землетрясений. То, что он увидел, по-видимому, понравилось ему.

Эта ночь тоже была лунной и кристально чистой; как и прежде, когда рассвело, доктор напомнил мне о запечатанном приказе, который дал мне на случай, если не вернется на рассвете, попрощался со мной и отправился в путь на воздушном корабле, направляясь прямо к горной гряде, окружавшей восточный мир.

В этот раз ряд замечательных событий устранил все трудности с моим бодрствованием.

Около 10 часов, когда я случайно находился в каюте коммандера, к нам подошел офицер и сообщил о каких-то странных огнях, замеченных над горами на некотором расстоянии от берега. Мы поднялись на палубу и стали свидетелями необычного и необъяснимого явления.

На северо-востоке небеса время от времени озарялись вспышками белого света, распространявшимися веерообразно далеко над головой. Зрелище было столь же ярким и красивым, сколь и таинственным. Мы довольно долго наблюдали за ним, пока меня внезапно не поразила регулярность интервалов между вспышками. Засекая время появления огней по своим часам, я обнаружил, что они появлялись с интервалом ровно в одиннадцать минут и шесть секунд!

В голове у меня возникла новая идея, и я записал точный момент появления каждой вспышки; затем я спустился в трюм корабля и посмотрел на гидросейсмограф доктора Грэшема. Как я и подозревал, вспышки в воздухе происходили одновременно с землетрясениями.

Когда я вернулся на палубу, небесное явление прекратилось.

Но вскоре после полуночи произошло еще одно знаменательное событие, которое привлекло всеобщее внимание.

Мощная радиостанция "Альбатроса", которая могла слышать сообщения, поступающие по всей территории Соединенных Штатов и Канады, а также над большей частью Тихого океана, начала получать известия об ужасных событиях по всему миру. Трещины в земле, появившиеся незадолго до того, как мы покинули Сан-Франциско, внезапно расширились и вытянулись, образовав почти сплошное кольцо вокруг той части земного шара, из которой жители эвакуировались. Внутри этого опасного круга земля начала сильно и непрерывно вибрировать - так дрожит крышка чайника, когда давление пара под ней стремится к выходу.

Массовое бегство населения из обреченного района переросло в ужасающую катастрофу, пока несколько часов назад новая катастрофа внезапно не прервала его: Скалистые горы начали рушиться на большей части своей протяженности, уничтожив все железные дороги и другие магистрали, пересекавшие их цепь. Теперь путь к спасению за пределами гор был безнадежно перекрыт.

И с этой катастрофой среди жителей Америки начался настоящий ад!

Уже почти рассвело, когда эти истории прекратились. Мы с офицерами все еще обсуждали их, когда рассвело, и мы увидели гидроплан доктора Грэшема, круживший высоко над головой в поисках места для посадки. Через несколько минут доктор был с нами.

Едва увидев его, я понял, что он добился определенного успеха. Но он ничего не сказал, пока мы не остались одни и я не рассказал ему о событиях этой ночи.

- Так вы видели вспышки? - заметил он.

- Они нас очень озадачили, - признался я. - А вы?

- Я был прямо над ними и видел, как они происходили, - объявил он.

- Видели, как они происходили? - повторил я.

- Да, - заверил он меня, - на самом деле, у меня было очень интересное путешествие. Я бы взял вас с собой, однако это увеличило бы опасность, не принеся никакой пользы. Но сегодня вечером я собираюсь на еще одну прогулку, в которой вы, возможно, захотите присоединиться ко мне.

Я сказал ему, что очень хочу это сделать.

- Очень хорошо, - одобрил он, - тогда вам лучше лечь в постель и хорошенько выспаться, потому что наше приключение не будет детской забавой.

Затем доктор разыскал коммандера и попросил его очень медленно продвигаться вверх по глубокому и извилистому каналу Дин, внимательно глядя вперед. Как только судно тронулось с места, мы отправились спать.

Когда мы проснулись, была середина дня. Выглянув в иллюминаторы нашей каюты, мы увидели, что медленно проплываем мимо высоких гранитных обрывов, располагавшихся так близко, что, казалось, можно протянуть руку и дотронуться до них. Мы быстро поднялись на палубу.

Узнав, что мы проплыли около семидесяти пяти миль вверх по каналу Дин, доктор Грэшем встал на мостике с парой мощных биноклей и в течение нескольких часов внимательно изучал то, что находилось впереди, по мере того как открывались новые виды на извилистый водный путь.

Теперь нам казалось, будто мы проникаем прямо в сердце величественного Каскадного горного хребта, тянущегося по всей территории провинции Кассиар в Британской Колумбии. Временами утесы, окаймляющие фиорд, подступали так близко, что казалось, мы достигли конца пролива, и снова они переходили в изящные склоны, густо поросшие соснами. По-прежнему не было никаких признаков того, что нога человека когда-либо ступала по этой дикой местности.

Ближе к вечеру доктор Грэшем стал очень нервничать, и ближе к сумеркам приказал остановить корабль и спустить шлюпку.

- Мы отправляемся немедленно, - сказал он мне, - и коммандер Митчелл отправится с нами.

Взяв у меня запечатанное письмо с инструкциями, которое он оставил на мое попечение перед тем, как отправиться в свои полеты на самолете предыдущими ночами, он передал его коммандеру, сказав: "Передайте это офицеру, которого вы оставляете командовать кораблем. Это его приказ на случай, если с нами что-нибудь случится, и мы не вернемся к утру. Кроме того, пожалуйста, утройте численность ночной стражи. Отведите судно подальше от берега и держите его в полной темноте. Сейчас мы находимся в самом сердце вражеской страны, и не можем сказать, какое наблюдение здесь осуществляется".

Пока коммандер Митчелл отдавал распоряжения, доктор отправил меня вниз за парой револьверов для каждого из нас. Когда я вернулся, мы втроем сели в катер и отправились вверх по проливу.

Медленно и бесшумно мы двинулись вперед в сгущающихся тенях у берега. Астроном сидел на носу, молчаливый и настороженный, неотрывно глядя вперед через бинокль.

Не прошло и пятнадцати минут, как доктор внезапно приказал остановиться. Передав мне бинокль и указав вперед за крутой поворот, который мы как раз огибали, он взволнованно воскликнул: "Смотрите!"

К своему изумлению, я увидел огромный пароход, стоящий у причала!

Капитан Митчелл поднял бинокль и мгновение спустя вскочил на ноги, воскликнув:

- Боже мой, парни! Это же исчезнувший тихоокеанский лайнер "Ниппон"!

Еще мгновение, и я тоже различил название, выделявшееся белыми буквами на фоне черной кормы. Вскоре я сделал второе открытие, которое повергло меня в изумление: из труб судна поднимались слабые столбы дыма, как будто оно готовилось к отплытию!

- Давайте вернемся на "Альбатрос", - сказал доктор Грэшем, - и как можно быстрее!

На борту эсминца мы поспешили в нашу каюту, где для нас были приготовлены китайские костюмы из великолепного шелка; они были частью той одежды, которую шили мои шесть портных. На каждого было по два костюма - один ярко-оранжевый, который мы надели первым, и один темно-синий, который надели поверх первого. Затем пригласили одного из актеров, и он так искусно загримировал наши лица, что нас было бы трудно отличить от китайцев.

Когда актер вышел из палаты, доктор вручил мне револьверы, которые я носил с собой раньше, а также длинный, устрашающего вида нож. К ним он добавил полевой бинокль. Вооружившись таким же образом, он объявил:

- Я чувствую, что должен предупредить вас, Артур, что это путешествие может оказаться самым опасным в вашей жизни. У нас нет ни единого шанса дожить до завтрашнего дня, а если мы и умрем, то, скорее всего, от самых жестоких пыток, когда-либо придуманных людьми! Хорошенько подумайте, прежде чем начинать!

Я тут же заверил его, что готов идти, куда бы он ни повел.

- Но куда, - спросил я, - мы отправляемся?

- Мы отправляемся, - ответил он, - в преисподнюю Сеуэн-Сина!

Мы сели в катер и отчалили в наступающую темноту.

ГЛАВА 7

ХРАМ БОЖЕСТВА ЛУНЫ

Вскоре после наш катер снова оказался в поле зрения таинственного корабля "Ниппон".

Неподалеку от него мы сошли на берег и попросили матроса отвести катер обратно к эсминцу. Проверив в последний раз наши револьверы и ножи, мы двинулись вперед через скалы и лес к судну.

Была ночь полнолуния, но спутник еще не поднялся над горами на востоке, так что наш путь освещало только мягкое сияние звезд. Несмотря на северную широту, было не так уж и холодно, и вскоре мы были очарованы великолепной ночной панорамой. Над нами, сквозь переплетение ветвей, спокойные холодные звезды величественно двигались по черной необъятности космоса. Темнота была напоена ароматом сосен. Вселенная казалась странно тихой и неподвижной, словно в этой тишине мир перешептывался с миром.

Теперь мы могли очень отчетливо ощущать периодические землетрясения - как будто находились непосредственно над очагом возмущений.

Через несколько минут мы достигли края расчищенной площадки у причала "Ниппона". Там не было никаких построек, так что нам открывался беспрепятственный вид на пришвартованное судно. В иллюминаторах слабо светились два или три огонька, но вокруг никого не было видно.

Пристань находилась у начала небольшой долины, уходившей на юго-запад через пролом в отвесной стене фиорда. Из этого ущелья вытекал бурный горный поток, который, как я помнил из корабельных карт, назывался Дин-Ривер.

После недолгого осмотра мы обнаружили широкую ровную дорогу, ведущую от причала в долину параллельно ручью. Внимательно оглядываясь по сторонам, мы двинулись по этой дороге, пробираясь сквозь лес по ее обочинам.

Примерно через пять минут мы подошли к угольной шахте на склоне рядом с дорогой. Судя по виду шахты, в ней постоянно велась работа - вероятно, добывали топливо для поддержания огня в котлах "Ниппона".

Еще пятнадцать минут ушло на кропотливое карабканье по камням и поваленным деревьям, как вдруг, преодолев небольшой подъем, мы увидели огни деревни неподалеку! Доктор Грэшем сразу же изменил наш курс и повел нас вверх по склону горы, откуда мы могли любоваться поселением.

К моему изумлению, мы увидели аккуратно распланированный городок из более чем ста домов с улицами, освещенными электрическим светом. Хотя дома, казалось, были построены полностью из гофрированного листового железа, - вероятно, потому, что более твердые постройки не выдержали бы землетрясений, - в этом месте царила неуловимая китайская атмосфера.

Мое первое удивление от того, что я наткнулся на этот скрытый от посторонних глаз город, вскоре сменилось удивлением от того, что внешний мир ничего не знает о таком месте - что оно даже не обозначено на картах. Но я вспомнил, что со стороны суши оно было неприступно из-за высоких гор, за которыми простиралась бескрайняя дикая местность, лишенная дорог; а со стороны моря оно находилось в сотне миль даже от судоходных путей на Аляску.

Внезапно, когда мы стояли в лесу, на вершине невысокой горы над нами зазвонил колокол.

- Храм Божества Луны! - воскликнул доктор Грэшем.

При звуке колокола деревня пробудилась к жизни. Почти из каждого дома вышли фигуры, одетые в ярко-оранжевые одежды, в точности такие же, какие мы с доктором Грэшемом носили под верхней одеждой. В конце деревни эти фигуры смешались и свернули на дорогу, и через несколько мгновений мы увидели, что они поднимаются на холм прямо к нам!

Не зная, в какую сторону они пойдут, мы притаились в темноте и стали ждать.

Над нами по-прежнему звучал странный, мягкий набат - медленно, таинственно, наполняя долину мрачным, волнующим звуком.

Внезапно мы услышали топот множества ног, а затем с тревогой заметили, что дорога, ведущая вверх по склону горы, проходит не более чем в двадцати футах от того места, где мы лежали! По ней безмолвная, странная процессия поднималась по склону!

- Сеуэн-Син, - прошептал мой спутник, - направляются на адские храмовые обряды!

Едва дыша, мы прижались к земле, каждую секунду опасаясь, что нас могут обнаружить. В течение некоторого времени, показавшегося бесконечным, фигуры в блестящих одеждах продолжали проходить мимо - их были сотни. Но, наконец, шествие закончилось.

Доктор Грэшем немедленно поднялся и, жестом пригласив меня последовать его примеру, быстро снял свою синюю одежду и, свернув ее, сунул под мышку. Мгновение спустя я был готов.

Выбравшись на дорогу, мы огляделись по сторонам, чтобы убедиться, что не приближаются отставшие, а затем поспешили за растущей толпой. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем мы догнали задние ряды, после чего переняли их походку и бесшумно двинулись следом, по-видимому, не привлекая к себе внимания.

Гора была не очень высокой, и в конце концов мы вышли на просторную ровную площадку на вершине. Она была довольно хорошо освещена электрическими лампами, а в восточной части, у края возвышенности, мы увидели каменный храм, в который входила толпа. Положив наши свертки с верхней одеждой в таком месте, где могли бы легко найти их снова, мы двинулись вперед.

Когда мы пересекли обнесенную стеной вершину горы, или, если можно так выразиться, внутренний двор храма, я быстро осмотрел странное окружение. Храм был великолепен. Он был полностью построен из камня, с высокими стенами, украшенными фантастической резьбой, и внушительным фасадом с округлыми колоннами. По обе стороны от центрального строения располагались крылья, или боковые залы, уходившие в темноту, а перед ними были обнесенные стеной внутренние дворы с арочными воротами, крытые золотисто-желтой черепицей. Это сооружение, должно быть, требовало высочайшего инженерного мастерства, но все же казалось старым, невероятно старым, вынесшего бури веков.

Повсюду в стенах виднелись трещины, - несомненно, результат землетрясений, - такие многочисленные и заметные, что оставалось только удивляться, как здание держится вместе.

Вскоре, когда мы продвинулись вперед, я заметил перевернутую и разбитую статую Будды, частично заросшую мхом и лишайниками. Глядя на нее, я вспомнил отрывок из истории, которую доктор Грэшем рассказал мне за пару дней до того, как мы отправились на север на "Альбатросе" - об одном из китайских мореплавателей, которым руководил Хуэй-Сен, буддийский монах, отправившемся "куда-то на север" в 499 году нашей эры. И задался вопросом, действительно ли это была "Страна Великая Хань", которую давным-давно открыли жители Востока, - может быть, это один из храмов, которые Хуэй-Сен и его последователи построили за тысячу лет до Колумба.

Я шепотом задал эти вопросы доктору.

Встревоженно оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что меня никто не подслушивает, он ответил очень тихо:

- Вы угадали! Но храните молчание, если вам дорога ваша жизнь! Держитесь поближе ко мне и делайте то, что делают другие!

Мы были уже у входа в храм. Тяжелые желтые занавеси закрывали портал, внутри медленно зазвенел гонг.

Собравшись с духом, мы раздвинули портьеры и вошли.

Помещение было просторным и тускло освещенным. Низкие красные скамьи стояли крест-накрест длинными рядами. В дальнем конце, у восточной стены, находился алтарь, задернутый темно-желтыми занавесями. Перед ними, под колпаком из золотистого газа, горела одинокая лампада. В этом таинственном полумраке был разлит какой-то ужас, вызвавший у меня странное волнение.

Зрители молча стояли, склонив головы, вдоль рядов кресел. Внутренне содрогаясь, мы заняли места в последнем ряду, где было меньше всего света. Наши костюмы и грим настолько идеально подходили окружающим, что мы не привлекали к себе внимания.

Внезапно темп гудения гонга изменился, став медленнее и страннее, через определенные промежутки времени к нему присоединились другие удары. Освещение, которое, казалось, исходило исключительно от потолка, стало немного ярче.

Затем справа, примерно в середине здания, открылась дверь, и появилось существо, какого я никогда раньше не видел. Он был высоким и худощавым, одетым в мантию из золотистого шелка. За ним шел другой - жрец в великолепном фиолетовом одеянии, а за ним третий в огненно-оранжевом. На них были высокие шлемы с перьями.

В руках у каждого жреца были особые инструменты - или изображения, если их можно так назвать. Над рукоятью длиной около двух футов, которую держали вертикально, поднимался тонкий стержень, изогнутый полукругом кверху, на каждом конце которого было по плоскому диску диаметром около фута - один диск из серебра, другой из золота. Изучая эти эмблемы, я задумался, не символизируют ли они веру Сеуэн-Син в две луны.

Жрецы медленно прошли к центральному проходу, затем к открытому пространству, или молитвенному залу, перед алтарем.

Затем слева, напротив первого портала, открылась дверь, и из нее вышел четвертый жрец в одеянии самого яркого пурпурного цвета, за ним еще один в малиновом и еще один в чудесном зеленом. Они также носили высокие шлемы с перьями и несли инструменты с золотыми и серебряными дисками.

Когда последние трое присоединились к первой троице, по бокам храма открылись другие двери, и еще с полдюжины священников вошли и зашагали вперед. Яркие цвета их одежд казались частью дьявольского гудения гонга. В сумрачных просторах храма они двигались бесшумно, как призраки. Было что-то особенно гнетущее в их медленных, бесшумных шагах. Казалось, они шли навстречу своей смерти.

Процессия все увеличивалась в числе. Через незамеченные до сих пор порталы входило все больше жрецов в желтых, оранжевых и фиолетовых одеждах - демонического вида существ с худыми, жестокими, задумчивыми лицами и мрачными, мечтательными глазами.

Наконец процессия закончилась. Наступила пауза, после которой зрители, стоявшие между рядами красных кресел, разразились тихим, умоляющим ропотом. Иногда голоса поднимались до громкого стона, затем снова переходили в шепот. Внезапно гул голосов прекратился, и раздался рев невидимых труб - оглушительный звук, резкий, неземной, инфернальный, так что я содрогнулся от ужаса. Оркестра не было видно; казалось, его звуки доносятся из темного соседнего зала.

Снова наступила пауза - волнующий период, во время которого даже гудящие гонги смолкли; а затем из невидимого портала медленно и в одиночестве появилась фигура, которую, казалось, ждали все остальные.

Наклонившись к моему уху, доктор Грэшем прошептал:

- Верховный жрец, Кво-Суньтао!

С нескрываемым интересом я повернулся, чтобы рассмотреть этого персонажа, и был очарован удивительной личностью этого человека, предложившего сделать его императором всего мира.

Он был старый-престарый; маленький, сморщенный; очень похожий на мумию; лысый, с длинными седыми усами; закутанный в саван из золотой ткани, расшитый алыми драконами и двумя золотыми и серебряными лунами. Но до конца своих дней я не смогу забыть это лицо с ужасающими глазами! В нем слились воедино вся мудрость, сила и порочность мира.

Старик направился прямо к алтарю, не глядя ни направо, ни налево; поднявшись по ступеням, он остановился перед занавесом и обернулся. Когда его горящий взгляд скользнул по залу, все присутствующие, казалось, съежились. Ужасная, могильная тишина воцарилась в толпе. Тишина повисла в воздухе, как живое существо. Меня охватил трепет, более сильный, чем я когда-либо испытывал; он унес меня холодными волнами в океан странных, пульсирующих эмоций.

Затем внезапно зазвенели сотни тарелок, зазвучали приглушенные барабаны, и адские трубы, возвестившие о появлении верховного жреца, разразились демоническим звоном - настоящим гимном проклятия, который пронзил меня до мозга костей.

Звуки стихли. Свет тоже начал гаснуть. Несколько мгновений никто не произносил ни слова; воцарилась тишина смерти, конца света. Вскоре все освещение погасло, за исключением одинокой лампы под колпаком перед алтарем.

Со своего места на верхней ступеньке лестницы верховный жрец Кво-Суньтао сделал какой-то жест. Бесшумно и невидимым образом темно-желтые занавеси откатились в сторону.

Там, к моему изумлению, весь торец храма был открыт, и мы могли смотреть с вершины горы через бесчисленные долины на огромную гряду пиков, окаймлявших восток. Снаружи сияли звезды, сине-зеленые небеса у горизонта были подернуты серебристой дымкой.

Сам алтарь, если его можно было так назвать, представлял собой цельный каменный блок высотой около трех футов и длиной в четыре, возвышавшийся в центре платформы.

Едва я успел разглядеть эту сцену, как двое священников поспешили вперед, волоча за собой почти обнаженную китаянку в полуобморочном состоянии. Подняв ее по ступеням, они бросили ее на спину на алтарную плиту и быстро пристегнули ее руки и ноги к кандалам по бокам камня так, чтобы ее обнаженная грудь оказалась в центре пьедестала. Затем священники спустились с алтаря, оставив Кво-Суньтао одного рядом с пленницей.

В храме по-прежнему царила глубокая тишина. Не было слышно ни шепота, ни шелеста шелковых одежд.

Внезапно мы заметили, что небо на востоке становится все светлее.

Затем из-за алтаря донесся монотонный низкий голос, заунывно молящийся - мистический, неземной звук, переходящий в прерывистые рыдания:

- Na-mo O-nu-t'o-fo! Na-mo O-nu-t'o-fo!

Внезапно из-за края света начала подниматься луна!

Это послужило сигналом для очередного адского звука труб, за которым последовало непрерывное гудение бесчисленных гонгов. К дрожащему басу присоединились другие голоса, становясь все громче, - казалось, они жалуются, всхлипывают и причитают, словно голоса измученных демонов в бездне.

Ритмичные звуки становились все громче и громче, все выше и выше, пока ночное светило не выбралось из-за горной стены.

Прямо на фоне серебряного диска я увидел силуэт каменного алтаря, на котором лежала съежившаяся пленница, а рядом с ней стоял верховный жрец. Правая рука жреца была поднята, и в ней поблескивал нож.

Музыка становилась все громче - потрясающая, ошеломляющая битва звуков.

Внезапно нож верховного жреца опустился, - прямо и глубоко вошел в грудь дрожащей несчастной, распростертой на камне, - и через мгновение другая его рука была поднята в приветствии луне, а в ней было зажато истекающее кровью сердце человеческой жертвы!

При виде этого зрелища у меня задрожали руки и помутились рассудок.

Но в этот момент, словно удар по голове, раздался оглушительный звон тарелок, удары огромных гонгов и кульминационный рев адских труб. Затем погас даже единственный светильник на алтаре, погрузив большой зал в темноту.

В тот же миг я почувствовал руку доктора Грэшема на своей руке, и, ошеломленный и беспомощный, был вытащен из храма.

Свежий воздух вывел меня из оцепенения, и я побежал рядом с ученым к тому месту, где мы оставили верхнюю одежду. В тени стены мы натянули ее на себя и в панике стали спускаться по склону горы.

ГЛАВА 8

ЧЕЛЮСТИ СМЕРТИ

Мы не останавливались в своем бегстве от храма, пока не достигли подножия горы; затем, все еще потрясенные ужасом увиденной сцены, присели отдохнуть, пока восходящая луна не осветила глубины ущелья.

Мы почти ничего не могли разглядеть из того, что нас окружало, но слышали, как совсем рядом река бежит между скалистыми стенами.

Не было произнесено ни слова, пока, наконец, я не спросил:

- Что дальше?

Тихим голосом, который указывал на необходимость соблюдать осторожность даже здесь, доктор Грэшем объявил:

- Нам еще предстоит большая ночная работа. Я бы не рискнул посещать храм, если бы не надежда, что мы узнаем о планах Сеуэн-Син больше, чем мы знаем. Поскольку нам ничего узнать не удалось, мы должны провести разведку местности.

- Это человеческое жертвоприношение, - спросил я, - с какой целью?

- Чтобы умилостивить их бога, - ответил астроном. - Каждый месяц, в ночь полнолуния, в каждом храме Сеуэн-Син в мире происходит это отвратительное действо. В определенные моменты церемония превращается в нечто бесконечно более ужасное.

В этот момент луна поднялась над восточным краем долины, и низина залилась серебристым сиянием. Это послужило сигналом.

Направляясь на шум реки, мы вскоре вышли на дорогу, которая вела к пристани, где стоял "Ниппон". Рядом с дорогой проходила линия электропередачи, уходящая в каньон. Свернув от пристани и деревни, мы направились вдоль этой линии к ее началу.

Однако вместо того, чтобы пересечь дорогу, мы держались в тени растущего на ее обочине леса; и хорошо, что мы так поступили, поскольку не успели отойти далеко, как из-за поворота показалась группа китайцев, быстро направлявшихся к городу. На них была темная одежда того же покроя, что и на нас, и они прошли мимо, не заметив нас.

На протяжении добрых двух миль мы шли вдоль линии электропередачи, пока не начали встречать многочисленные группы китайцев, которые шли друг за другом, словно толпы людей, возвращающихся с работы.

Чтобы уменьшить вероятность того, что нас обнаружат, мы с доктором Грэшемом повернули вверх по склону горы. Мы поднимались до тех пор, пока не достигли значительной высоты над дном ущелья, а затем, держась на этой высоте, снова двинулись вдоль линии электропередачи.

В этом карабканье по крутому склону прошло еще полчаса, и мой спутник начал проявлять беспокойство, как бы дорога и идущие параллельно ей медные провода, которые мы не могли видеть отсюда, не закончились или не свернули в какой-нибудь овраг, как вдруг до наших ушей донесся слабый рев, словно далекого водопада. Доктор Грэшем сразу же насторожился, и мы ускорили шаг, направляясь в направлении звука.

Пять минут спустя, обогнув отрог горы, мы внезапно лишились дара речи, увидев далеко внизу огромное, ярко освещенное здание.

Несколько мгновений мы могли только стоять и смотреть на это зрелище, но вскоре, поскольку лес вокруг нас частично загораживал обзор, мы двинулись вперед, к голому скалистому мысу, выступающему из склона горы.

Луна теперь стояла высоко в небе, и с вершины этого мыса открывался вид на обширную местность, каждая черта которой была видна почти так же отчетливо, как при дневном свете. Но, чтобы воспользоваться этим видом, мы были вынуждены подвергнуть себя опасности быть обнаруженными любыми шпионами, которых Сеуэн-Син мог разместить в этом районе. Опасность была значительной, но наше любопытство в отношении освещенного здания взяло верх над нашей осторожностью.

Строение находилось слишком далеко, чтобы что-то разглядеть невооруженным глазом, поэтому мы воспользовались полевыми биноклями; мы увидели, что здание стоит прямо на берегу реки, и что из его нижней стены бьют несколько больших пенящихся струй воды, как будто извергаемых под большим давлением. Эти потоки, по-видимому, и порождали шум водопада. Угол, под которым мы смотрели на это место, не позволял нам заглянуть внутрь здания, за исключением одного места, где через окно мы могли мельком увидеть работающий механизм.

Но, как бы мало мы ни видели, этого было достаточно, чтобы убедить меня в том, что это место являло собой гидроэлектростанцию огромных размеров, вырабатывающую энергию мощностью, вероятно, в сотни тысяч лошадиных сил.

Как раз в тот момент, когда я пришел к такому выводу, доктор Грэшем заговорил.

- Там, - сказал он, - находится источник энергии Сеуэн-Син, который вызывает все эти потрясения по всему миру! Вот где желтые дьяволы трудятся над своей второй луной!

Как раз в тот момент, когда он говорил, землю сотряс еще один мощный подземный толчок. Я был слишком поражен, чтобы что-то комментировать, и стоял, уставившись на здание, пока мой спутник не добавил:

- Вот причина ярких вспышек в небесах прошлой ночью. Они произошли из-за какой-то аварии в механизме, вызвавшей короткое замыкание. В течение двух ночей я кружил над этим горным массивом на гидроплане в поисках мастерской чародеев. Вспышки были удачным обстоятельством, которое привело меня на это место.

- Теперь я понимаю, - заметил я, - почему вы так сильно заинтересовались там, в Вашингтоне, пароходом "Ниппон" и электрической установкой, которую он перевозил в Гонконг. Полагаю, именно с него маги получили все это оборудование!

- Совершенно верно! - согласился астроном. - В то утро в Вашингтоне, когда я попросил вас ознакомиться с описью груза "Ниппона", у меня на уме было это решение загадки. За годы, проведенные в Ву-Янге, я знал, что маги используют электричество, и был уверен, что видел в газетах упоминания о каком-то исключительно большом электрическом оборудовании на борту "Ниппона". Те предполагаемые пираты Желтого моря на самом деле были ордами убийц из секты Сеуэн-Син, которые вышли на побережье вслед за этим отрядом.

- Но почему, - спросил я, - эти китайцы, чье развитие науки настолько опережает наше, должны приобретать технику у неполноценных народов? Я думаю, что по сравнению с их собственной техникой все, что есть в остальном мире, показалось бы устаревшим.

- Вы забыли, что я сказал вам в тот первый вечер, когда мы говорили о Сеуэн-Син. Их открытия никогда не были подкреплены производством; у них не было сырья, фабрик или промышленных навыков. Им не нужно было самим создавать оборудование. Несмотря на свою невероятную изолированность, они наблюдали за всем, что происходило во внешнем мире. Они знали, что смогут приобрести множество готовых механизмов, как только усовершенствуют свой метод.

Я все еще смотрел на гигантскую электростанцию под нами, когда доктор Грэшем объявил:

- Теперь я знаю, что моя теория о происхождении землетрясений была верна, и если мы вернемся на "Альбатрос", то провал планов колдунов не за горами.

- Скажите мне еще кое-что, - попросил я. - Почему китайцы уехали так далеко от своей страны, чтобы основать свой завод?

- Потому что, - ответил доктор, - это место хорошо спрятано, но до него легко добраться. И чем дальше они смогут удалиться от своей страны, чтобы воздействовать электрическими импульсами на Землю, тем меньшей опасности будет подвергаться их родина.

- И все же, с моей стороны, основная суть всей проблемы остается нерешенной, - заявил я. - Как маги используют электричество, чтобы сотрясать мир?

- Это, - ответил ученый, - требует слишком долгого объяснения на данный момент. На обратном пути к кораблю я расскажу вам все. Но сейчас я должен поближе рассмотреть странную мастерскую Кво-Суньтао.

Пока доктор Грэшем говорил, какое-то необъяснимое чувство беспокойства, - возможно, какой-то слабый звук, запечатлевшийся в моем подсознании, хотя мои уши и не осознавали этого, - заставило мой взгляд блуждать по склону горы неподалеку от нас. Когда мой взгляд на мгновение остановился на скалах примерно в сотне ярдов от меня, мне показалось, что я заметил какое-то движение сбоку от них.

В этот момент доктор Грэшем пошевелился, собираясь покинуть мыс. Положив руку ему на плечо, я прошептал:

- Подождите! Стойте спокойно!

Астроном беспрекословно повиновался, и в течение нескольких минут я краем глаза наблюдал за соседним скоплением камней. Вскоре я увидел, как из тени этой груды выбралась фигура в темном, пересекла полосу лунного света и присоединилась к двум другим фигурам на опушке леса. Троица постояла, глядя в нашу сторону, и, по-видимому, о чем-то шепотом совещаясь. Затем все трое исчезли в тени деревьев.

Я тут же объявил своему спутнику:

- Нас обнаружили! Трое китайцев наблюдают за нами из леса, менее чем в ста ярдах от нас!

Ученый на мгновение замолчал.

- Они знают, что вы их увидели? - спросил он.

- Думаю, что нет, - ответил я.

Все еще не оборачиваясь, он спросил:

- Где они - прямо за нами?

- Нет, далеко в стороне - в месте, ближайшем к электростанции.

- Хорошо! Тогда мы сразу же двинемся обратно к лесу - не спеша, как будто ничего не подозреваем. Если мы благополучно доберемся до укрытия в лесу, то совершим рывок. Поднимайтесь прямо на вершину хребта, пересеките его и спуститесь в ущелье с другой стороны, затем сверните к "Альбатросу". Держитесь тени, двигайтесь как можно быстрее и постарайтесь оторваться от погони!

Двигаясь так, будто совершенно не подозреваем, что за нами наблюдают, мы направились к лесу, все время внимательно осматриваясь, так как почти ожидали, что шпионы опередят нас и попытаются неожиданно напасть. Но мы достигли темноты леса, даже не взглянув на жителей Поднебесной, и тут же бросились бежать.

Подъем был слишком крутым, чтобы развить большую скорость; кроме того, неровности почвы и поваленный лес сильно мешали нам, но мы утешались мыслью, что это в равной степени препятствовало нашим преследователям.

Мы продвигались вперед почти час. Перевалив через вершину горы, мы спустились в каньон на другой стороне. Китайцев мы не видели и не слышали. Могли ли они предугадать, какой курс мы изберем, и спокойно позволить нам действовать, а сами вернуться за подкреплением, чтобы помешать нам? Или они молча следили за нами, чтобы выяснить, кто мы такие и откуда пришли? Мы не могли сказать наверняка. Но имелся шанс, что мы оторвались от погони.

Постепенно эта последняя возможность превратилась в явную надежду, возраставшую по мере того, как наши силы покидали нас. Тем не менее, мы продвигались вперед, пока не выбились из сил настолько, что едва могли переставлять ноги.

К этому времени мы достигли места, где дно каньона расширялось, образуя небольшое ровное пространство. Здесь лес был таким густым, что нас поглотила почти полная темнота; и в этой защищающей нас тени мы решили остановиться на короткий отдых. Растянувшись на земле, вытянув руки, мы лежали молча, глубоко вдыхая прохладный, освежающий горный воздух.

Теперь мы находились на противоположной стороне длинного и высокого горного хребта от китайской деревни и, насколько мы могли судить, не более чем в миле или двух от "Альбатроса".

Лежа на земле, мы ощущали землетрясения с поразительной силой. Мы заметили, что толчки больше не происходили с интервалом в одиннадцать с половиной минут, - хотя в эти периоды они были особенно сильными, - но что они продолжались почти непрерывно, будто внутренняя энергия земного шара беспрерывно выплескивалась.

Внезапно, вслед за одним из самых сильных толчков за одиннадцатиминутный период, напряженная тишина была нарушена резким хлопком, сопровождавшимся звуком из недр земли, который, казалось, раздался совсем рядом и устремился вдаль, быстро затихая. Со склона горы над нами донесся треск падающего дерева и грохот нескольких упавших камней, покатившихся вниз по склону. Земля закачалась, словно в нескольких шагах от нас открылась и закрылась гигантская трещина.

Это происшествие заставило доктора Грэшема и меня мгновенно сесть. Однако в лесном сумраке не было видно никаких изменений в ландшафте. Вокруг нас снова воцарилась тишина.

Прошло несколько минут.

Затем внезапно откуда-то издалека донесся звук какого-то движения. Сидя неподвижно, настороженные, мы прислушались. Почти сразу же мы услышали это снова, и на этот раз звук не затихал. Что-то там, в лесу, крадучись приближалось к нам!

Растянувшись во весь рост на земле и подняв только головы, мы внимательно наблюдали.

Еще несколько мгновений мы оставались в напряжении, а затем в лунном свете увидели пятерых быстро передвигающихся китайцев. Они бесшумно крались по северо-востоку, словно идя по следу, - мы поняли, что они выслеживают нас! В конце концов, нам не удалось оторваться от преследователей!

Еще до того, как мы, шепотом споря, смогли решить, каким должен быть наш следующий шаг, наши нервы снова напряглись от других звуков, раздавшихся совсем рядом - но теперь на противоположной стороне маленькой долины. На этот раз звуки были тише, но почти сразу же стали громче, словно незваные гости рыскали взад и вперед по равнине. Вскоре стало ясно, что они приближаются к нам.

- Какими же мы были дураками, что остановились передохнуть! - пожаловался астроном.

- У меня есть предчувствие, что мы наткнулись бы на кого-нибудь из этих шпионов, если бы продолжали идти, - возразил я. - Они, должно быть, обогнали нас и обнаружили, что мы не прошли дальше по этому каньону, иначе не искали бы здесь так тщательно.

- Верно! - согласился мой друг. - И теперь они поставили нас в трудное положение!

- А что, если, - предложил я, - мы проскользнем через долину и поднимемся на другой склон горы, а затем попробуем пробраться через лес, пока не окажемся рядом с кораблем?

- Хорошо! - согласился доктор. - Давайте попробуем!

Растянувшись во весь рост на земле и извиваясь, как змеи, мы пробирались между двумя группами китайцев. Движение было медленным, но мы не осмеливались даже подняться на колени, и передвигались только ползком. Дважды мы смутно различали, что не более чем в пятидесяти футах от нас крадутся китайцы, очевидно, осматривая каждый фут местности. Мы не могли сказать, сколько их было сейчас.

Спустя время, показавшееся нам почти бесконечным, мы достигли края равнины. Здесь мы поднялись на ноги, чтобы подняться по склону перед нами.

Как только мы это сделали, из темноты рядом с нами выскочили две фигуры и огласили ночь криками: "Фан куэй! Фан куэй!" ("Чужеземные дьяволы!")

Затем они бросились к нам, чтобы схватить.

Поскольку дальше прятаться было невозможно, мы метнулись обратно в долину, уже не избегая пятен лунного света, а скорее ища их, чтобы видеть, куда идем. Мы направлялись к фиорду.

Через несколько секунд со всех сторон от нас послышались крики. Казалось, мы окружены, и вся местность кишит китайцами. Темные фигуры начали выскакивать из леса, чтобы перехватить нас; те, что были впереди, находились не более чем в шестидесяти футах.

- Нам придется сражаться! - воскликнул доктор Грэшем. И наши руки потянулись к револьверам.

Но прежде чем мы успели выхватить оружие, на склоне горы над нами раздался громкий треск - ужасающий грохот раскалывающихся камней. Испуганные, преследуемые и преследователи остановились и посмотрели вверх.

Там, в ярком лунном свете, мы увидели, как чудовищная лавина несется вниз, сметая все на своем пути!

Бросив астронома и меня, китайцы повернулись, чтобы убежать подальше от места оползня, и мы все вместе помчались вниз по долине.

Однако не успели мы сделать и нескольких шагов, как над ревом лавины раздался новый звук - короткий, резкий, гулкий, похожий на выстрел гигантской пушки.

Когда я оглянулся сквозь пятна лунного света и тени, то увидел, как несколько китайцев впереди внезапно остановились, пошатнулись и исчезли из виду.

Мы с доктором Грэшемом мгновенно остановились, но не раньше, чем увидели, как другие китайцы исчезают из виду.

Земля разверзлась, и они падали в нее!

Пока мы стояли в нерешительности, черная пасть разверзлась еще шире - до самых наших ног - с криками ужаса мы попытались отпрянуть назад. Но было уже слишком поздно. Края трещины осыпались, и в следующее мгновение нас настигла расширяющаяся пропасть.

Когда его глаза встретились с моими, я увидел, как астроном опрокинулся навзничь и исчез.

Секунду спустя земля ушла у меня из-под ног, и я провалился в черноту ямы.

ГЛАВА 9

ВО ВЛАСТИ КОЛДУНА

Что произошло сразу после того падения в бездну, я не знаю. Мое единственное воспоминание - как я мчался вниз по крутому склону среди удушающей лавины грязи, как сильно ударился о скалистый выступ и как снова прыгнул в чернильную пустоту, когда мои чувства покинули меня.

Следующее, что я осознал, было медленное нарастание ощущения холода; затем мои глаза распахнулись, и я увидел луну, светящую на меня сквозь прореху в окружающей тьме. Сначала я был слишком ошеломлен, чтобы понять, что произошло, но вскоре, испытывая сильную боль, приподнялся на локте и огляделся, после чего понимание постепенно вернулось.

Место, где я лежал, представляло собой покрытый грязью выступ на одной из крутых наклонных стен огромной пропасти, разверзшейся в земле. В этом месте разлом был, вероятно, футов семьдесят пять в поперечнике, а стены возвышались надо мной футов на сто. На расстоянии вытянутой руки выступ, поддерживавший меня, обрывался в пропасть. Я наполовину погрузился в мягкую грязь, промок до нитки и почти замерз.

Не могу сказать, как долго я там пролежал, но решил, что прошло не более двух-трех часов, поскольку луна все еще стояла высоко в небе.

Внезапно, когда я увидел эту странную сцену, мое сердце сжалось от тоски при воспоминании о моем исчезнувшем товарище, докторе Фердинанде Грэшеме. Он упал в пропасть раньше меня и, следовательно, должен был сорваться с выступа и погрузиться в глубину!

Подтянувшись к краю пропасти, я заглянул вниз. Ничто не вознаградило меня, кроме ужасающей тишины и туманного мрака. Боль от движения была такой сильной, что я упал на спину, почти потеряв сознание.

Вскоре, однако, я увидел, что луна приближается к краю ущелья и что скоро меня поглотит кромешная тьма, поэтому перевел взгляд на зубчатую стену в поисках какого-нибудь выхода. После тщательного изучения я решил, что смогу найти путь к вершине.

Но как раз в этот момент мой взгляд привлек еще один сюрприз: полоска неба над пропастью показалась мне уже, чем когда я впервые поднял глаза вверх. Несколько мгновений я списывал этот факт на оптическую иллюзию, вызванную быстро движущимися облаками над головой, но внезапно ужасная правда обрушилась на меня - трещина в земле закрывалась!

Не обращая внимания на боль, я бросился к обрыву, карабкаясь в полной панике, опасаясь, что пропасть полностью сомкнется прежде, чем я смогу выбраться.

Подъем был чрезвычайно трудным и опасным. Часто камни осыпались под моими пальцами, вызывая миниатюрные лавины, и я в припадке ужаса прижимался к стене и цеплялся за нее, пока опасность не миновала.

Некоторое время, - показавшееся мне очень долгим, - я продолжал карабкаться вверх, а чудовищная ловушка неуклонно смыкалась надо мной. Временами я упирался в непроходимый выступ и был вынужден немного спуститься и начать все сначала в новом направлении; часто казалось, что боль от моих травм заставит меня потерять сознание.

Когда до вершины оставалось не более тридцати футов, подъем превратился в настоящую гонку со смертью, потому что противоположная стена была уже почти надо мной.

И вдруг я обнаружил, что путь мне преграждает отвесная, непроницаемая стена, на которой только муха могла бы найти точку опоры! Одновременно я увидел, что луна находится прямо у края пропасти и через минуту свет ее исчезнет.

Когда я осознал свое бедственное положение, меня охватила паника, я ударился головой о стену и громко закричал.

И, хотя тогда я не мог этого понять, именно этот крик отчаяния спас мне жизнь.

Не успел я издать первый вопль, как прямо надо мной показалась голова и раздался голос:

- Вот он, парни! Быстрее веревку!

Сердце у меня екнуло, когда я узнал голос доктора Грэшема!

Мгновение спустя рядом со мной повисла веревка с петлей на конце, и несколько рук протянулись, чтобы вытащить меня в безопасное место. Еще мгновение, и я оказался на краю пропасти - и, когда я преодолел последнюю дюжину футов, смыкающиеся стены трещины коснулись моего тела.

Измученный и дрожащий, я опустился на землю, в то время как несколько фигур столпились вокруг меня. Ими оказались двадцать пять человек с "Альбатроса" под командованием мичмана Уайлса Холлока. Все они были одеты в темно-синие одежды магов.

Доктор Грэшем вкратце рассказал, как они там оказались.

Когда земля разверзлась под нами, астроном ухватился за корни дерева, и через несколько секунд после того, как я скрылся из виду, снова оказался на твердой поверхности. Китайцы, преследовавшие нас, либо провалились в расщелину, либо в ужасе разбежались.

Из ямы поднимался густой пар, но ученый заметил, что он быстро рассеивается, поэтому решил немного задержаться на этом месте в безнадежной надежде, что меня найдут. Вскоре пар исчез, и, поскольку лунный свет проникал прямо в трещину, доктор приступил к поискам.

Через некоторое время он различил фигуру, лежащую на уступе внизу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что темный костюм, характерный для Сеуэн-Син, был порван, и под ним виднелась оранжевая одежда.

Уверенный, что ни один из магов не стал бы носить два костюма одновременно таким образом, ученый пришел к выводу, что это я. Какое-то время он сомневался, жив ли я, но в конце концов ему показалось, что он увидел, как я слабо зашевелился, после чего он начал отчаянно пытаться связаться со мной.

Неоднократные попытки спуститься с обрыва не увенчались успехом. Затем он попытался привлечь мое внимание, бросая камешки. И снова безуспешно; он рискнул привлечь колдунов, крича в пропасть.

Все его усилия оказались тщетными, поэтому он в конце концов вызвал спасательный отряд с эсминца.

Я молча пожал ему руку.

- Теперь, - заключил астроном, - если вы сможете идти, мы вернемся на корабль. Сейчас только час дня, и, если мы поторопимся, у нас еще есть время напасть на Сеуэн-Син до рассвета. Ситуация во всем мире настолько тревожная, что мы должны немедленно уничтожить эту электростанцию!

- Давайте! - отозвался я. - Я вполне в состоянии двигаться!

По их словам, до парохода было менее двух миль. Во время марша никто из колдунов замечен не был, из чего мы сделали вывод, что трещины в земле затронули деревню по другую сторону горы, так что были вызваны все их дозорные.

Но внезапно, когда мы были менее чем в полумиле от судна, ночная тишина была нарушена пронзительным звуком свистка. Затем последовала серия других диких звуков, издаваемых пароходом.

- "Альбатрос!" - воскликнул мичман Холлок. - Что-то случилось!

Мы бросились бежать - свисток все еще звучал в ночи.

Внезапно звук прекратился, и, когда эхо затихло среди холмов, мы услышали грохот выстрелов.

- Атака! - закричал Холлок. - Колдуны напали на корабль!

Затем, внезапно, стрельба прекратилась.

Несколько мгновений спустя мы выбрались из ущелья на берег фиорда и оказались в поле зрения эсминца. Луна на западе освещала корабль своими лучами - и от открывшегося зрелища у нас кровь застыла в венах!

По палубе сновали десятки китайцев - кто с винтовками, кто с ножами. Казалось, они полностью контролировали судно. Множество китайцев парами поднимались с нижних палуб, неся тела членов экипажа судна, которые небрежно выбрасывали за борт. Очевидно, они застали наших товарищей врасплох и убили их!

При виде этого зрелища мичман Холлок и его люди обезумели от ярости.

- Приготовиться, парни! - объявил офицер своим подчиненным. - Мы отправимся туда и зададим этим убийцам жару!

Моряки с нетерпением приготовились атаковать корабль. Но доктор Грэшем остановил их.

- Это бесполезно, - сказал он. - Там, внизу, сотни колдунов, а нас всего горстка. Вы только зря потратите свои жизни и сведете на нет нашу экспедицию. Мы должны найти лучший способ.

Совет астронома был принят, после чего мы стали обсуждать, что следует предпринять. Ситуация казалась отчаянной. Мы были полностью изолированы в мрачной пустыне, в сотнях миль от помощи, и окружены ордами диких фанатиков. Вскоре, без сомнения, шпионы колдунов найдут нас. Мы были бессильны положить конец ужасам, охватившим планету и ее обитателей.

Отчаяние постепенно овладело нами. Даже обычная находчивость доктора Грэшема не помогла в критической ситуации.

Внезапно мичман Холлок издал взволнованный возглас.

- "Ниппон"! - воскликнул он. - Давайте поменяемся ролями с китайцами и захватим "Ниппон"! У него, вероятно, есть охрана на борту, но, может быть, нам удастся захватить ее врасплох!

- Но что мы можем с ним сделать? - возразил я. - Ему нужна большая команда, а нас всего двадцать семь человек!

- Мы, конечно, сможем идти на нем! - с энтузиазмом ответил молодой морской офицер. - На борту должно быть топливо, потому что огонь на нем поддерживается. Трое из присутствующих здесь парней - инженеры-стажеры. Я могу управлять кораблем. А остальные по очереди будут топить котлы!

- Но нам проскользнуть мимо "Альбатроса"? - спросил доктор Грэшем.

Мичман Холлок, похоже, уже подумал об этом, потому что тут же ответил:

- "Альбатрос" - это судно, чьим машинам нужна нефть, с новым типом горелок, изготовленных уже после того, как эти китайцы спрятались здесь, в дикой местности. Механизм их использования довольно сложен, и у магов, вероятно, возникнут проблемы с управлением, пока они не разберутся с системой. Если мы доберемся до них раньше, чем они успеют освоить эту штуку, они будут бессильны остановить нас!

Энтузиазм молодого человека был заразителен. Доктор Грэшем задумался.

- Даже если нам не удастся скрыться на "Ниппоне", - признался ученый, - у него есть мощное беспроводное оборудование: Кво-Суньтао использует его для связи с Вашингтоном. Имея в своих руках это радио, мы сможем в течение десяти минут вызвать помощь, достаточную для уничтожения этих желтых дьяволов!

План был принят без дальнейших вопросов. Полагая, что легкая победа колдунов над "Альбатросом", возможно, сделала их беспечными, мы направились как можно более коротким путем к тому месту, где был пришвартован "Ниппон".

Через двадцать минут, не встретив никого из врагов, мы добрались до опушки леса за причалом.

ГЛАВА 10

МЫ ИДЕМ НА ОТЧАЯННЫЙ РИСК

Огромный лайнер безмолвно стоял в лунном свете, вокруг не было видно огней, но из его труб лениво поднимались тонкие столбы дыма. Трап был спущен.

Было решено, что наш отряд следует разделить на три равные части. Одна из них должна была пройти на нос и подняться на борт судна, взобравшись по канату, крепящему судно к пирсу; этот канат находился в тени, за исключением его дальнего конца, где люди должны были выйти на палубу. Вторая группа должна была подняться на борт с кормы тем же способом. Третий отряд должен был подняться по трапу.

План сработал без сучка и задоринки, и вскоре мы собрались на главной палубе судна. Охраны нигде не было видно. Мы поспешно обследовали верхние палубы и все помещения, расположенные на них. Они оказались пусты.

Затем, спустившись одновременно по трапам в носовой, кормовой и средней частях судна, мы начали обыскивать остов судна. И также никого не нашли.

Так продолжалось до тех пор, пока не осталось только котельное отделение. Однако мы были уверены, что найдем здесь людей.

Оставив троих матросов на палубе, чтобы нас не застали врасплох, мы прокрались в котельное отделение.

Там было двое китайцев, лениво растапливавших печи. Мы выстрелили в них из револьверов, прежде чем они успели заметить наше приближение.

Несмотря на численный перевес, один из китайцев прыгнул вперед и почти ударил одного из наших лопатой, прежде чем выстрел уложил его на месте. Другой китаец сдался, его сразу же крепко связали и бросили в угол.

Доктор Грэшем попытался расспросить заключенного по-китайски, но все, что он смог узнать о том, зачем поддерживается пар на "Ниппоне", было: "Может быть, скоро уедем отсюда!"

Пока астроном был занят этим, мичман Холлок и несколько его людей осматривали угольные бункеры и теперь доложили, что на судне хватит топлива для длительного плавания.

В этот момент подошел один из вахтенных на палубе и объявил, что луна опускается за горные вершины и что, если мы надеемся пройти далеко вниз по проливу до наступления темноты, нам следует немедленно отправляться в путь.

Отправив восемнадцать человек вниз - с приказом как можно быстрее увеличить подачу пара - мичман Холлок и остальные отправились в машинное отделение, где уже работали три помощника механика. Убедившись, что там все в порядке, офицер направился в рулевую рубку.

Затем мы с астрономом отправились на поиски радио, чтобы установить связь с военно-морской верфью на острове Маре. Но здесь мы столкнулись с препятствием: радио было демонтировано! Мы могли только предполагать, что Кво-Суньтао перенес его в более удобное место в деревне. Таким образом, в настоящее время для нас связь с внешним миром была невозможна.

В течение этого короткого периода приведения корабля в порядок никто из колдунов так и не появился; вероятно, все люди, которых они могли выделить, осматривали захваченный эсминец.

Вскоре поднялось давление пара, после чего мичман Холлок отправил доктора Грэшема на нос, а меня - на корму, чтобы я внимательно наблюдал за происходящим, а сам поднялся на мостик и отдал приказ запустить машины и отчаливать. Вскоре "левиафан" уже отходил от причала.

Офицер выяснил по картам, что всего в полумиле или около того вверх по течению есть место, где берег образует бухту. Там, судя по всему, можно было развернуть корабль и направить его вниз по проливу. К этой бухте он и проложил курс.

Несмотря на небольшую скорость, прошло совсем немного времени, прежде чем мы вошли в залив. Здесь стены фиорда отступили достаточно далеко, образовав значительное водное пространство; тем не менее, было ясно, нам придется приложить немало усилий, чтобы развернуть здесь "Ниппон". Нужно было подплыть поближе к северному берегу, больше не освещавшегося лунным светом и погруженного в чернильную тьму.

Отдав приказ наблюдателям удвоить бдительность, мы начали маневр. Мичман Холлок медленно развернул огромный корабль. Дважды пришлось останавливать и снова включать машины, выполняя часть разворота задним ходом. При этом мы едва не налетели в темноте на скалистый выступ.

Наконец, нос лайнера указывал нужное направление, и путь, казалось, был свободен для нашего броска по проливу мимо "Альбатроса". Когда офицер дал сигнал прибавить скорость, все мы неосознанно приготовились к кульминации нашего приключения.

Но в этот момент где-то вдалеке зазвонил колокол глубокого тембра, звучавший как набат храма Божества Луны. Почти сразу же за этим последовала серия резких гудков эсминца.

Теперь, когда мы завершили опасный поворот, мои обязанности на корме закончились, поэтому я побежал вперед, присоединившись к доктору Грэшему, и мы вместе поднялись на мостик.

- Китайцы, должно быть, обнаружили, что их корабль ушел! - так поприветствовал нас молодой офицер.

Он с трудом сдерживал волнение; перспектива встречи с колдунами, казалось, доставляла ему огромную радость.

Шипение пара и звон колокола продолжались, словно возвещая общую тревогу.

- Должно быть, они собирают свою банду! - заметил мичман. - Сейчас они будут нас преследовать, но мы зададим им жару!

Лайнер начал заметно продвигаться вперед.

- Мы находимся в опасном положении, пока не выберемся из этого темного пространства! - объявил офицер. - Так что, парни, глядите в оба! Вы, доктор, несите вахту с правого конца мостика! Вы, - он указал на меня, - идите к левому борту! Будьте бдительны, как ястребы!

Мы разошлись, но команда поступила слишком поздно!

С глухим, протяжным звуком, раздавшимся изнутри, огромный лайнер внезапно пошатнулся и сильно накренился на левый борт! Нас сбило с ног.

- Налетел на скалу! - закричал мичман Холлок, вскакивая на ноги. И тут же начал отчаянно сигналить, чтобы остановили машины. Почти на одном дыхании он крикнул: - Спускайтесь вниз - вы оба - быстро! Оцените, какой ущерб нанесен!

Когда мы бросились вниз с мостика, то по ощущениям поняли, что продвижение судна остановилось: "Ниппон" застрял намертво!

На верхней площадке лестницы, ведущей в котельное отделение, мы встретили матросов, выполнявших обязанности кочегаров, спешивших наверх.

- Вам нельзя туда спускаться! - кричали они. - В днище большая пробоина!

Тем не менее, мы проскочили мимо них и продолжили спускаться. Но у подножия трапа мы остановились. Несколько фонарей все еще горели, и в их слабых лучах мы могли видеть огромные пенящиеся потоки, вливающиеся в это место. Пол уже был залит водой на глубину двух-трех футов, и не успели мы отвести глаз от этого зрелища, как вода, казалось, поднялась на несколько дюймов! В любой момент котлы могли взорваться!

Мы сломя голову бросились вверх по трапу.

Когда мы добрались до палубы, все уже спешили на корму. Мы присоединились к общей суматохе.

Вдалеке продолжался звон храмового колокола, пронзительно гудел эсминец: Сеуэн-Син готовился начать преследование!

Затем, прежде чем мы успели сделать еще один шаг, судно внезапно накренилось назад и сильно накренилось на правый борт, а его корма высоко поднялась из воды. Затем оно начало опускаться носом вперед под волны.

"Ниппон" тонул!

ГЛАВА 11

ТЯЖЕЛАЯ НОЧНАЯ РАБОТА

- Спустить шлюпки! - крикнул мичман Холлок.

Хладнокровие, готовность и энергия этого молодого человека в любой чрезвычайной ситуации вдохновляли нас.

Все бросились выполнять команду, разделившись между двумя шлюпками, ближайшими к корме. Лайнер тонул так быстро, что через несколько мгновений шлюпки все равно оказались бы на плаву; тем не менее, вскоре мы спустили наше судно на воду.

- Возьмите это парусиновое покрытие! - крикнул мичман. - Оно может нам понадобиться для паруса!

Матрос втащил брезент в лодку, и мы оттолкнулись от судна.

У второй команды возникли проблемы со шлюпбалочными блоками, что вызвало небольшую задержку, и Холлок как раз спускал свою шлюпку на воду, когда...

С ужасающим грохотом взорвались котлы "Ниппона"!

Огромное судно разломилось надвое посередине, центральная часть его палубы поднялась из воды. Сила взрыва швырнула мичмана Холлока и его людей - спасательную шлюпку и все остальное - через корму в ураган обломков, в то время как наша собственная шлюпка с огромной силой перевернулась днищем вверх, разбросав нас всех по воде.

За невероятно короткое время "Ниппон" скрылся из виду под волнами, быстрота его погружения вызвала сильный водоворот, наполненный бревнами, сломанными лодками и всевозможными обломками, увлекший и нас.

Что-то тяжелое ударило меня по голове, и я почти потерял сознание, но смог схватиться за плавающий предмет и повис в оцепенении. Вскоре я услышал невдалеке голоса и, поплыв к ним, увидел двух мужчин, цепляющихся за спасательную шлюпку. К нам присоединились другие, в том числе и доктор Грэшем. Вскоре мы перевернули шлюпку и обнаружили, что она не повреждена. Кто-то подобрал весла.

Затем мы начали грести к месту крушения, крича и высматривая других выживших. Таким образом, мы спасли еще семерых человек - одним из последних был мичман Холлок, наполовину оглушенный, с серьезной раной на голове.

Через некоторое время, решив, что дальнейшие поиски бесполезны, мы направились к северному берегу фиорда.

Теперь нас осталось всего пятнадцать - трое погибли при взрыве. Пока мы как могли перевязывали раненых, с другой стороны до нас донеслись крики на китайском, но ширина фиорда здесь была такова, что крики были неразборчивы. Поскольку голоса не приближались, мы начали подозревать, что у колдунов нет маленьких лодок, на которых можно было бы добраться до места крушения. Это придало нам больше уверенности, поскольку единственным способом, каким колдуны могли добраться до нас, это вплавь; вряд ли их было достаточно, чтобы представлять серьезную угрозу.

Свист и звон колоколов в отдалении теперь стихли.

Наскоро посовещавшись о том, что следует предпринять, мы решили сесть в спасательную шлюпку и спуститься вниз по проливу, надеясь выбраться из страны Сеуэн-Син до рассвета. Этот путь казался вполне осуществимым, поскольку весь северный берег фиорда, - сторона, противоположная деревне, - теперь был в темноте.

Мы сразу же отправились в путь, бесшумно двигаясь вдоль берега. Время от времени мы слышали голоса на южном берегу, но подплывать ближе нам не хотелось.

Приближаясь к "Альбатросу", мы обмотали уключины кусками ткани, оторванными от нашей одежды, и приняли все меры предосторожности, чтобы не издавать ни звука.

На палубе эсминца горело несколько огней, но в остальном он казался покинутым; возможно, Сеуэн-Син считали, что мы погибли при взрыве "Ниппона" и что им больше нечего бояться незваных гостей.

Внезапно, когда мы начали отдаляться, мичман Холлок отдал приказ прекратить грести. Собрав нам знак наклониться поближе друг к другу, чтобы мы могли расслышать его слова, произнесенные шепотом, он объявил:

- Парни, давайте попробуем захватить "Альбатрос"!

Затем, с трудом сдерживая волнение, он изложил свой план.

Для нас слова прапорщика прозвучали как предложение покончить с собой, но ситуация была ужасающе безвыходной, и в итоге мы решили предпринять попытку.

- Кто пойдет с вами? - спросил я Холлока.

Несколько членов команды тут же вызвались добровольцами, и мичман выбрал мускулистого моряка по имени Джим Бернс.

Договорившись о сигнале, который должен был сообщить нам, когда следовать за ними, офицер и его напарник сняли с себя большую часть одежды и, вооружившись только ножами, поплыли прочь. Через несколько секунд они скрылись из виду.

Впоследствии от самого Холлока я узнал историю их смелого предприятия, хотя уверен, что он значительно преуменьшил опасность, которой они подвергались.

Добравшись до глубокой тени рядом с эсминцем, Холлок и Бернс поплыли вперед, к якорной цепи, свисавшей с носа. Там они подождали некоторое время, но, не услышав сверху ни звука, офицер взобрался по цепи и заглянул за край палубы. Никого не было видно.

Он подал знак Бернсу, чтобы тот следовал за ним. Затем, цепляясь за край палубы, так что их тела свисали вниз по борту, вне поля зрения кого-либо сверху, они добрались до места напротив кормового трапа. По-прежнему никого из китайцев видно не было.

В этот момент палуба осветилась, лучи электрических ламп лились из открытого люка; тем не менее матросы перелезли через поручни и бросились к рубке. Оставив Бернса здесь, Холлок в одиночестве прокрался за угол к трапу.

Добравшись до открытой двери, он чуть не столкнулся с китайцем, поднимавшимся по лестнице!

Оба были застигнуты врасплох, но мичман пришел в себя быстрее и, прежде чем китаец успел вскрикнуть, схватил его за горло и начал душить.

Вскоре парень безвольно рухнул на палубу. Холлок выхватил нож, чтобы покончить с этим делом, но в этот момент с палубы донеслись приближающиеся голоса.

Схватив потерявшего сознание китайца за руки, Холлок быстро потащил его за угол рубки, туда, где его ждал Бернс.

Идут ли приближающиеся люди к трапу и спустятся вниз или вернутся на корму? В последнем случае они обязательно обнаружили бы незваных гостей.

Оба американца стояли наготове с обнаженными ножами; успех или неудача всего их предприятия зависели от нескольких следующих секунд.

Но китайцы уже спускались по трапу, и их голоса вскоре затихли в глубине судна.

Убедившись, таким образом, в безопасности, мичман Холлок избавился от китайца и оттащил тело в более глубокую тень на корме. Затем двое мужчин вместе направились к трапу. Казалось, внизу все было тихо.

Они бесшумно спустились по трапу. Внизу послышались слабые голоса - по-видимому, их было много - где-то впереди или на следующем нижнем уровне. Но они не колебались. Офицер указал на дверь каюты, находившейся всего в дюжине футов от них. Они добрались до нее и вошли внутрь.

Во время путешествия помещение было переоборудовано в кладовую. Среди прочего содержимого имелось несколько слезоточивых бомб - гранат, выделяющих газ, вызывающий слезотечение из глаз жертвы, пока она временно не ослепнет и не станет беспомощной. На то, чтобы их достать, - столько, сколько они могли унести, - ушло всего несколько секунд, после чего американцы бросились к трапу и поднялись на палубу.

Когда они были уже на полпути, в проходе внизу внезапно появилась пара китайцев и заметила их. Жители Поднебесной издали громкие предупреждающие крики и бросились за матросами.

В тот же миг Бернс, поднимавшийся позади, швырнул одну из бомб на пол у подножия трапа, а затем еще одну, и еще.

Колдуны на мгновение остановились, пораженные взрывами, и, прежде чем смогли продолжить движение, их ослепили слезы. Крича от ярости и смятения, они отступили по коридору в сторону других голосов, которые начали откликаться на их крики.

Бернс выбежал на палубу.

- Оставайтесь здесь и удерживайте трап! - приказал Холлок. - Я пойду вперед, к другому трапу! Не позволяйте никому из них подняться на палубу!

И офицер исчез.

Он добрался до переднего трапа как раз в тот момент, когда полдюжины китайцев столпились у его подножия. Пара брошенных в них бомб отбросила их назад. Вслед им полетели еще две бомбы; затем Холлок захлопнул дверь и запер ее на засов.

Подбежав к поручням, он подал нам знак. Через две или три минуты наша шлюпка уже была у борта, и мы стали карабкаться вверх по якорной цепи.

На главной палубе, под мостиком, раньше хранилось несколько винтовок, и Холлок побежал посмотреть, на месте ли они. К счастью, китайцы не потревожили их, и офицер вскоре вернулся с заряженным оружием для каждого матроса.

- Должно быть, действие слезоточивого газа внизу ослабевает, - объявил он, - так что мы можем спуститься и убрать этих дьяволов! Но только не стреляйте на палубе, и вас вряд ли услышат на берегу!

- И, - вмешался доктор Грэшем, - не проявляйте ни капли милосердия, иначе нам потом придется дорого за это заплатить!

Оставив шестерых человек на палубе нести вахту, остальные разделились и спустились на носу и корме. Газ все еще чувствовался, но его действие не было сильным. Мы обнаружили, что китайцы ощупью пробрались в машинное отделение. Здесь мы наткнулись на них - всего их было сорок восемь.

Я приоткрою завесу тайны над последовавшей за этим резней. Сеуэн-Син убили наших товарищей, и мы знали, что, поменяйся мы местами, нас ждал бы такой же кровавый конец. Достаточно сказать, что по истечении пятнадцати минут тело последнего из колдунов было выброшено за борт.

Мы снова были хозяевами "Альбатроса"!

Мы решили, что нашим первым шагом будет проплыть на пару миль вниз по каналу, где китайцы не смогут сразу же добраться до нас. К счастью, среди выживших оказались двое наших инженеров, и они взялись за управление.

В то же время Холлок и большая часть команды занялись установкой скорострельных орудий в удобных местах для отражения вторжения и складированием боеприпасов и ручных гранат на палубе. Пара более крупных орудий также были подготовлены к бою.

К тому времени, как эти задачи были выполнены, было поднято давление пара, и судно начало двигаться вниз по проливу.

Тем временем доктор Грэшем и я поспешили в радиорубку, чтобы вызвать помощь с военно-морской верфи на острове Маре близ Сан-Франциско.

Но едва астроном поднес приемники к ушам и потянулся вперед, чтобы настроить аппаратуру, как неожиданное событие опередило его вызов.

ГЛАВА 12

ГОЛОС НАУКИ

Как раз в тот момент, когда доктор Грэшем сидел у радиоприемника "Альбатроса", крупный объединенный синдикат "Ньюс", который сотрудничал с газетами по всему миру, передавал новость ужасающей важности:

Час назад Нью-Йорк был стерт с лица земли огромной приливной волной!

Подробности катастрофы не сообщались.

А затем, прежде чем астроном успел поднять руку, чтобы отправить свой вызов, какое-то мгновенное и ужасное возмущение атмосферы прервало всю беспроводную связь!

Что бы это ни было за возмущение, и что бы оно ни предвещало, оно, казалось, вызвало у моего спутника сильнейшую тревогу. Когда он сидел за ключом, лицо его было мертвенно-бледным. Снова и снова он пытался связаться с островом Маре, но безуспешно: эфир не реагировал, как будто его приборы были отключены.

Вскоре он молча поднялся и, жестом пригласив меня следовать за ним, отправился на мостик к мичману Холлоку. Он вкратце рассказал молодому офицеру о разрушении Манхэттена, добавив:

- В мире произошло нечто серьезное, что привело к полному разрушению атмосферы. Возможно, это последняя битва Земли за существование. Если власть Сеуэн-Син не будет ликвидирована немедленно, конец близок! Слишком поздно ждать подкрепления. Мы должны справиться с этой задачей сами - любой ценой! Вопрос в том, как мы можем это сделать?

Холлок подумал несколько мгновений, а затем ответил:

- Мы не можем разбомбить это место с самолета, потому что у нас нет авиабомб. И мы не можем обстреливать его из корабельных орудий, не зная его точного местоположения. Наши самолеты также не оснащены дальномерами, так что было бы бесполезно пытаться обнаружить его с воздуха. Это, - решительно добавил он, - не оставляет нам иного выбора, кроме прямой атаки!

- Что ж, - ответил доктор Грэшем, - мы должны попытаться любой ценой!

Мы сразу же сверились с корабельными картами - и сделали открытие.

Недалеко от нашего нынешнего местоположения приток фьорда слева соединялся с каналом Дин, и мы с внезапной надеждой увидели, что этот водный путь петляет среди гор на протяжении нескольких миль, достигая точки в одном из своих изгибов, от которой скрытая электростанция отстояла не более чем на шесть-семь миль.

- Вот наш шанс! - воскликнул Холлок.

- Если колдуны упустили "Альбатрос", они подумают, что мы покидаем страну со всей возможной скоростью. Они не ожидают, что мы вернемся так скоро - средь бела дня. Мы можем пройти по этому боковому каналу до нужного места, а затем пересечь горы, пока не найдем установку.

- Хорошо! - согласился ученый. - В любом случае, они вряд ли будут опасаться нападения с этой стороны!

Начинало светать, что облегчало дальнейшее продвижение. Через несколько минут мы подошли к входу в приток и протиснули судно между его высокими, тесными стенами.

Теперь мичман был полон необычайной активности. Приказы поступали быстро. Пара пулеметов была подготовлена к перевозке по суше. На палубу были подняты два легких горных миномета и некоторое количество боеприпасов. Среди матросов был распределен запас ручных осколочных гранат.

Наше продвижение по этому извилистому водному пути неизбежно было медленным; тем не менее, через полтора часа эсминец был остановлен, и мы приготовились к последнему приключению.

Было решено, что мы отправимся все, потому что меньшее количество не сможет тащить наше снаряжение вверх и вниз по крутым горным склонам, а три или четыре человека, оставленные для охраны корабля, будут совершенно бесполезны в случае нападения.

Итак, напрягая все силы, мы двинулись через непроходимую пустыню.

Три часа спустя мы наткнулись на шесть больших стальных трубопроводов, которые, как мы знали, должны были снабжать электростанцию водой, и через несколько минут добрались по ним до нашей цели.

Здесь мы оказались на выступе мыса, расположенного прямо за мастерской Сеуэн-Син и на высоте целых 300 футов над ней. Мыс заканчивался отвесным обрывом, с самого дальнего изгиба которого трубопроводы спускались прямо в здание электростанции. Это грандиозное падение шести потоков воды давало огромную энергию турбинам. Вершина этого выступающего хребта была довольно ровной, и на протяжении примерно семидесяти пяти ярдов в конце лес был полностью вырублен.

От края пропасти к вершинам трубопроводов, там, где они уходили вниз, тянулся узкий мост из железной решетки, соединявший все шесть труб и дававший доступ к болтам, стягивавшим стальные колена. Через отверстия в этой решетке железные лестницы, закрепленные между трубами и гранитным утесом за ними, спускались прямо на дно пропасти.

Небольшие перила высотой всего в три фута защищали внешний край этой решетки - небольшая опора для рабочих на случай, если они оступятся. С этого головокружительного балкона можно было сбросить камень почти на крышу электростанции.

Быстро осмотревшись, мичман Холлок выбрал место немного в стороне от утеса, чтобы установить минометы, которые должны были забросать здание минами. Он также подготовился к установке мин под трубопроводами. Но сначала были установлены пулеметы, направленные на окружающий лес, на случай нападения.

По-прежнему не было никаких признаков того, что колдуны подозревали о нашем присутствии поблизости; поэтому, поскольку Холлок сказал, что его приготовления займут некоторое время, доктор Грэшем решил использовать представившуюся возможность поближе осмотреть электростанцию.

Он заметил, что одна из лестниц, ведущих вниз по обрыву, расположена так, чтобы ее не было видно из здания, и решил попробовать спуститься по ней. К моей радости, он не возражал, чтобы я сопровождал его.

Когда мы проскользнули через отверстие в железном мосту и начали головокружительный спуск по лестнице, казалось, раскачивавшейся под нашим весом, я, несмотря на грозящую нам опасность, почувствовал трепет ликования при мысли о том, что наконец-то мы разгадали тайну власти над нашей планетой ужасной Сеуэн-Син!

Движение было медленным и рискованным, но в конце концов мы подошли к окну в задней стене здания и, обогнув толстую водопроводную трубу, смогли заглянуть внутрь.

Мастерская колдунов представляла собой длинное, низкое и узкое строение прямо у реки. Как и дома в китайской деревне, это была простая оболочка из гофрированного железа, ее стальной каркас был скреплен такими болтами, что мог раскачиваться при сотрясении земли.

В центре сооружения стояли в ряд шесть огромных турбин, приводивших в действие электрические генераторы.

Вдоль одной стены располагался самый большой распределительный щит, какой я когда-либо видел, в то время как вся другая стена была покрыта рядом массивных индукционных катушек, тщательно изолированных друг от друга и от земли. Хотя я мало что знал об электричестве, но был уверен, если бы суммарная электрическая мощность этих динамо-машин была направлена через лабиринт катушек, результирующее напряжение можно было бы измерить миллионами, а может быть, и сотнями миллионов!

От одного большого закрытого объекта, укрепленного на стальных стойках над рядом индукционных катушек, к северному концу здания вели два электрических кабеля диаметром более двух дюймов. Один из них заканчивался в крошечном строении примерно в восьмидесяти ярдах от электростанции. Другой тянулся дальше по долине.

Но, что самое любопытное, в центре распределительных щитов находился аппарат, увенчанный большими часами, перед которыми сидел служащий-китаец. Ровно каждые одиннадцать минут и шесть секунд на этих часах резко звонил колокольчик, и в длинной стеклянной трубке возникала яркая вспышка, за которой следовал толчок земли.

Некоторое время мы прятались в тени, пока доктор Грэшем изучал каждую деталь этой удивительной мастерской. Затем, обратив мое внимание на то, что место за пределами электростанции, где заканчивался один из кабелей, скрыто от глаз обслуживающего персонала густой рощей, астроном сказал, что хочет рассмотреть его поближе.

Пробираясь сквозь заросли, мы добрались до крошечного строения, в которое уходил кабель. Казалось, нигде на территории не было ни малейшей охраны. Дверь в строение была не заперта, поэтому мы вошли и поспешно огляделись.

Оно было абсолютно пустым, если не считать толстого кабеля, проходившего по центру пола и соединявшегося с медным столбом диаметром около четырех дюймов, уходящим прямо в землю.

Не задерживаясь, мы вернулись к лестнице и начали наше долгое восхождение на скалу.

Снова поднявшись на вершину, мы обнаружили, что мичман и его люди все еще заняты подготовкой к бомбардировке. Отойдя достаточно далеко, чтобы их не было слышно, астроном повернулся ко мне и заметил:

- Ну, что вы думаете о научных достижениях магов на данный момент?

- Не знаю, что и подумать! - ответил я. - Это совершенно за пределами моего понимания!

Доктор усмехнулся, увидев мое смятение.

- Простите меня, - сказал он, - за то, что я так долго держал вас в неведении. До сегодняшнего дня я не мог доказать свои гипотезы, хотя и был уверен в их правильности, и не хотел пытаться давать какие-либо объяснения, пока не буду уверен в своей правоте. Но теперь вы увидели достаточно, чтобы понять, в чем разгадка.

К моей радости, ученый находился в одном из своих самых общительных настроений. Через мгновение он продолжил.

- Чтобы понять, хотя бы в общих чертах, что сделали Сеуэн-Син, вы должны вспомнить принцип резонанса.

Давайте начнем с качающегося маятника часов. Что приводит его в движение? Всего лишь легкий толчок, произведенный точно в нужное время. Любой качающийся предмет может продолжать раскачиваться, даже если он весит много тонн, если в нужный момент прикоснуться к нему пальчиком ребенка. По тому же принципу можно значительно увеличить силу качания, если правильно рассчитать время последовательных толчков.

Но нам не нужно ограничивать нашу иллюстрацию качающимися объектами. Все в мире имеет естественный период вибрации, будь то скрипичная струна, военный корабль или сорокаэтажный небоскреб.

Пятьдесят человек могут опрокинуть линкор водоизмещением в двадцать тысяч тонн, просто перебегая взад и вперед от одного края палубы к другому и тщательно рассчитывая время своего движения в соответствии с раскачиванием судна. Ребенок с помощью отбойного молотка может обрушить сорокаэтажный небоскреб, если сумеет определить естественный период вибрации здания, а затем настойчиво стучать по стальному каркасу с нужными интервалами.

Даже у Земли есть свой естественный период колебаний.

Если бы вы взорвали тонну динамита на поверхности земли, то образовалась бы большая дыра и земля содрогнулась бы на несколько миль вокруг, - но это все. Однако если бы вы взорвали еще одну тонну динамита, а затем еще и еще, и продолжали бы это делать непрерывно, всегда приурочивая взрывы к периоду вибрации земли, то в конце концов сотрясение ощущалось бы по всему земному шару. И если бы вы продолжали эти взрывы, со временем вы разрушили бы мир.

Такова совокупная сила множества правильно рассчитанных небольших импульсов. Принцип синхронизации малых импульсов для получения больших эффектов - это принцип резонанса.

Но в природе есть и другие силы, которые могут вызывать вибрацию - например, электричество. Никола Тесла несколько лет назад продемонстрировал, что земной шар реагирует на электрические волны.

Теперь предположим, что какой-то человек сконструировал устройство, которое могло бы внезапно направить на землю огромный поток электрических волн. Эта энергия прошла бы по всему земному шару, передавая крошечный импульс каждому атому вещества, из которого состоит сфера, - подобно толчку маятника часов.

Предположим, что этот человек знает точный период колебаний Земли и посылает в земной шар еще один разряд, и еще, и еще - все это точно рассчитано, чтобы придать новый импульс в нужный момент - так сказать, подтолкнуть маятник еще раз. Затем пусть он накапливает электрический импульс за электрическим импульсом, каждый в нужную секунду, пока их совокупность не превратится в миллионы лошадиных сил в электрических колебаниях. Со временем мир разлетится на куски!

И, как бы невероятно это ни звучало, именно этот принцип использует Сеуэн-Син прямо у вас на глазах! Динамо-машины обеспечивают мощность, а огромная батарея индукционных катушек увеличивает ее до почти немыслимого напряжения. По этим кабелям, подсоединенным к медным стержням, импульсы передаются в землю.

Каждый удар этого огромного электрического молота тяжелее предыдущего, потому что за ним стоит накопленная мощь всех остальных. С каждым ударом земля становится все слабее, все менее способной выдержать удар. Продолжение следует, гибель планеты неизбежна - если это уже не случилось!

Я слушал этот рассказ с таким глубоким изумлением, что не мог позволить себе прервать его. Когда доктор Грэшем закончил, я сидел молча, прокручивая все это в голове и размышляя о том, насколько простым казалось объяснение. Наконец...

- Это были те электрические волны, которые излучались в землю, - спросил я, - и которые профессор Говард Уайтмен в Вашингтоне принял за беспроводные сигналы с Марса?

- Точно! - был ответ.

- И как же, - спросил я, - магам удалось определить точный период вибрации Земли? Это кажется почти невозможным.

- Несомненно, вы помните газетные сообщения, опубликованные в тот вечер, когда мы вернулись с Лабрадора, - ответил доктор. - В них говорилось, что электрические сигналы, когда их впервые заметили, поступали с интервалом ровно в две минуты; затем интервал увеличивался на одну минуту каждую ночь, пока сигналы не стало разделять более тридцати минут; после этого затишья они некоторое время изменялись хаотично, пока не зафиксировались на одиннадцати минутах и шести секундах.

- Да, - согласился я.

- Так вот, - продолжал ученый, - эти колебания просто обозначали эксперимент Сеуэн-Син по определению периода колебаний земного шара. Если после того, как их разряды продолжались всю ночь, их сейсмографы не показывали никакого отклика Земли, они знали, что их разряды были рассчитаны неправильно, и экспериментировали с другим периодом.

В конце концов они обнаружили, что их импульсы проникали в землю со скоростью примерно 709 миль в минуту - другими словами, ровно за одиннадцать минут и шесть секунд волны проходили насквозь всю планету. Таким образом, было продемонстрировано, что это время, которое должно пройти, прежде чем маятник, образно говоря, получит еще один электрический толчок. Вы только что видели на распределительном щите внизу часовой механизм, который контролирует эти разряды.

После минутного размышления я заметил:

- Ваше собственное электрическое оборудование на борту "Альбатроса" - эти большие индукционные катушки и все остальное - что вы планировали с ним делать?

- Я намеревался бороться с Сеуэн-Син их собственными методами, - ответил доктор. - Я собирался пустить в землю мощный электрический ток с интервалом между ударами магов - скажем, с интервалом в пять минут. Это могло бы повлиять на усиление вибраций - примерно то же, что заставить вторую группу людей бегать по палубе корабля, пока первая группа стоит. Одни вибрации нейтрализовали бы другие. Но, - добавил доктор Грэшем, - время для такого метода прошло. Мы должны покончить со всем этим немедленно - одним ударом!

Получив сигнал от мичмана Холлока, что он готов, мы направились к остальным. Но не успели сделать и дюжины шагов, как были прикованы к месту новым ужасом!

Далеко на востоке, там, где заснеженные вершины вздымались к небу, внезапно раздался грохот, похожий на колоссальную канонаду - тяжкий и непрерывный раскат грома, ужасный, как чудовищный грохот судного дня. Когда наши взгляды устремились за кошмарными звуками на край света, мы увидели, как высокие горы колеблются, трескаются, расходятся и превращаются в бурлящие руины.

Шум, сопровождавший это разрушение, с ревом и грохотом разносился на многие мили вокруг - колоссальный неземной шум, разнесший на куски саму атмосферу.

На минуту доктор Грэшем застыл как вкопанный. Но когда масштабы катаклизма стали очевидны, у него вырвался неосознанный крик, почти стон:

- Слишком поздно! Слишком поздно! Начало конца!

Внезапно он повернулся - бледный от возбуждения - к морскому офицеру и закричал во весь голос:

- Огонь! Ради Бога, уничтожьте эту электростанцию! Огонь! ОГОНЬ!

ГЛАВА 13

МЫ РАЗЫГРЫВАЕМ НАШУ ПОСЛЕДНЮЮ КАРТУ

В изумлении от случившегося катаклизма, мичман Холлок и его люди покинули свои посты и столпились на краю мыса, в нескольких футах от минометов. По команде доктора Грэшема стрелять, большинство из них бросились выполнять приказ.

Лес позади нас мгновенно ожил, и орда китайцев выскочила из укрытия, бросившись прямо на нас!

Судя по численности атакующих, о нашем присутствии уже было известно некоторое время, и нападение откладывалось до тех пор, пока не соберется достаточное количество колдунов, чтобы обеспечить наше поражение: казалось, там были десятки фигур в синих одеждах. Большинство из них были вооружены винтовками, хотя у некоторых были только ножи и несколько железных прутьев, которыми они пользовались как дубинками.

Расстояние до поляны составляло не более 200 футов, и китайцы продвигались бегом - без каких-либо криков.

Но не успели они преодолеть и четверти этого пространства, как мичман Холлок оправился от удивления и несколькими короткими командами привел свою команду в действие. Бросившись к пулеметам, моряки упали плашмя на землю и схватились за оружие. Через две-три секунды грохот отдаленного катаклизма усилился непрерывной пальбой.

Пулеметы со смертоносным эффектом встретили наступающее полукольцо китайцев. Когда передняя линия внезапно начала таять, остальные колдуны дрогнули и остановились. Теперь они были не более чем в сотне футов от нас. По команде, все они бросились на землю; те, что были с винтовками впереди, открыли ответный огонь.

Я вытащил револьвер и присоединился к схватке, как и доктор Грэшем, стоявший рядом со мной. Но, несмотря на охватившее нас волнение, мы продолжали стоять на ногах, и только теперь я услышал, как астроном кричит мне:

- Ложитесь! Ложитесь!

Как только я упал, пуля сбила с меня шляпу; но, целый и невредимый, я вытянулся и продолжил стрелять.

Сделав паузу, чтобы вставить в свой автоматический пистолет новую обойму, я внезапно почувствовал, что с востока начинает дуть сильный ветер; самый воздух казался живым и трепещущим.

Китайцы по-прежнему значительно превосходили нас численностью, и я вдруг понял, - главным образом по тому, как наш огонь ослаб, - что их ружейная атака начинает приносить результаты. Оглянувшись, я увидел, что пять или шесть моряков лежат неподвижно.

В этот момент один из пулеметов заклинило, и, пока его расчет пытался ликвидировать поломку, желтые дьяволы убили еще нескольких наших людей. Теперь я видел, что в живых осталось только шестеро из нас.

Одновременно я начал наполовину осознавать, что вокруг нас происходит нечто странное, таинственное - неуловимое, призрачное изменение, не на самой земле, а в воздухе над нами, какое-то пульсирующее, неясное предчувствие надвигающейся гибели, конца света.

Бросив быстрый взгляд через плечо, я увидел, как на восточном горизонте возникло черное, чудовищное облако устрашающего вида - клубок черного тумана, который извивался, летел и поднимался в небеса с огромной скоростью. И с каждым мгновением ветер становился все яростнее.

Неужели это, в конце концов, и есть конец? Неужели мир, - мир белых людей, за спасение которого мы так упорно боролись, - будет уничтожен этими желтыми дьяволами? Теперь, когда мы увидели механизм, бывший причиной всего этого, останется ли наша задача невыполненной?

С ужасной холодной яростью, сжимавшей мое сердце, я быстро пополз вперед, на ходу разряжая револьвер, чтобы помочь с вышедшим из строя пулеметом.

Но когда я добрался до него, мичман Холлок оставил орудие с жестом, означавшим, что оно бесполезно, и быстро вернулся к минометам. Краем глаза я увидел, как он пытается стрелять из них, и меня захлестнула волна неистовой радости.

Но эта попытка заставила морского офицера приподняться с земли, и когда он это сделал, я увидел, как он схватился за кровоточащую рану на голове и упал вперед; затем он замер.

Мгновение спустя китайцы с криком вскочили и бросились на нас. Их тоже стало значительно меньше, но нас осталось только четверо, так что нам пришлось отступить. Делая это, мы начали швырять ручные гранаты, все время медленно двигаясь в единственном доступном нам направлении - к краю пропасти.

Внезапно, перекрывая треск винтовок и взрывы гранат, на востоке раздался оглушительный рев - зловещий вопль неизмеримых сил, стоны, улюлюканье, визг - странный, ужасный голос чудовищной агонии раненой планеты.

Этот новый ужас привлек внимание, атака колдунов на мгновение приостановилась, и в это короткое затишье я заметил, что наши гранаты произвели ужасный хаос среди китайцев, сократив их число до горстки. Доктор Грэшем тоже заметил это и крикнул нам, чтобы мы открыли огонь и использовали гранаты.

Очевидно, поняв смысл этой команды, китайцы бросились вперед, намереваясь атаковать нас на слишком близком расстоянии, чтобы их можно было использовать. Но несколько снарядов встретили их почти при первом же движении, и когда ураган шрапнели утих, только трое желтых дьяволов продолжили атаку.

В то же время, я сделал печальное открытие, что с нашей стороны выжили только мы с доктором Грэшемом!

Осознав, что дело дошло до рукопашной схватки, я приготовился встретить удар, когда трое китайцев бросились вперед. В любом случае, я почему-то чувствовал, что все уже не имеет значения, поскольку смятение на земле стало очень сильным, и казалось невозможным, что планета сможет противостоять разрушению еще много времени.

Тем не менее, во мне бушевали страсти дикого животного; какое-то безумие сделало твердыми мои мышцы.

Один мощный, коренастый китаец прыгнул на доктора Грэшема, и они оба повалились на землю, испытывая друг друга на прочность. Секундой позже оставшаяся пара набросилась на меня.

Я выхватил револьвер как раз в тот момент, когда один из парней схватил меня спереди, и, прижав оружие к его телу, выстрелил. Через мгновение он ослабил хватку и рухнул у моих ног. Другой обхватил меня сзади за шею и перекрыл мне дыхание. Мы кружились, пошатываясь, и я тщетно пытался ослабить его хватку. Вскоре передо мной все потемнело, и я подумал, что мне конец, как вдруг, словно в тумане, услышал слабый выстрел из револьвера. Хватка на моей шее ослабла.

Когда я снова начал приходить в себя, то увидел, что мичман Холлок сидит на земле, его лицо залито кровью, но в руке он держит револьвер, который лишил жизни моего последнего противника.

В то же время я увидел, что офицер отчаянно пытается направить свое оружие на что-то позади меня. Оглянувшись, я увидел, что доктор Грэшем и его противник катаются по земле почти на краю пропасти, отчаянно борясь за нож. Из-за того, что они быстро меняли позицию, Холлок не осмеливался выстрелить, опасаясь попасть в ученого.

В этот момент китаец на мгновение оказался сверху, и я прыгнул вперед, целясь в него из револьвера. Курок щелкнул, но выстрела не последовало. Оружие было разряжено.

Меня отделяло от борцов меньше дюжины футов, когда житель Поднебесной внезапно выдернул нож и занес его для рокового удара.

Изо всех сил я швырнул пустой револьвер в желтого дьявола. Он попал ему прямо между глаз. Нож выпал, и он схватился за лицо, одновременно пытаясь подняться на ноги, чтобы отразить новую атаку.

Освободившись, доктор Грэшем обмяк, словно в обмороке.

Я бросился на китайца, не думая о его бычьей силе. Глаза у меня были красные. Неистовая радость первобытного охотника на людей - жажда крови - вскружила мне голову. Моей единственной мыслью было убить.

Перепрыгнув через распростертого ученого, я бросился на последнего из колдунов. Он отступил на три или четыре фута и теперь стоял на железном мосту, который проходил по верху водопровода, нависая над пропастью. Когда я бросился на него, он отскочил в сторону. Я промахнулся, и мое сердце подпрыгнуло к горлу, когда я, спотыкаясь, пересек опасное место и оперся о внешние перила, которые, казалось, качались.

Я пошатнулся и схватился за прут. Далеко-далеко внизу моему взору предстали зазубренные скалы и крыша электростанции Сеуэн-Син.

В то же самое время, - хотя и не осознавая, что обращаю на это внимание, - я почувствовал, как чудовищная туча над горизонтом быстро поднимается, закрывая солнце своими черными крыльями, и что на все вокруг опускаются странные сумерки, призрачный мрак. Издалека все еще доносился этот ужасный грохот.

Когда я восстановил равновесие, китаец прыгнул на меня. Но его нога зацепилась за решетку, и он упал на колени. Я бросился на него. Мое колено уперлось ему в поясницу, а пальцы впились в горло. Я схватил его! Если бы я мог продержаться еще немного, жизнь покинула бы его тело.

Но китаец, пошатываясь, поднялся на ноги. И там, над пустотой, на узком стальном каркасе, защищенном только невысокими перилами, мы вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть.

Я повис на нем, как горный лев на спине своей жертвы, в то время как китаец раскачивался и извивался из стороны в сторону.

Он споткнулся о перила, потерял равновесие, развернулся - и я повис над пустым пространством, на высоте добрых 300 футов. Я подумал, что настал конец, что мы свалимся в пустоту. Но его сила притянула нас обратно к решетке - вся эта хрупкая конструкция, казалось, закачалась и заскрипела, когда он это сделал.

Я крепче сжал его горло, впиваясь пальцами в его трахею, пока не почувствовал, что жизнь покидает его. Мои собственные силы почти иссякли, но примитивное желание убивать заставляло меня цепко держаться за него.

Наконец, он начал слабеть. В предсмертных судорогах он метался по кругу, пока его нога не соскользнула в люк одной из лестниц, и он со сдавленным стоном не упал на перила. Когда я повис у него на спине, он начал сползать вниз, дюйм за дюймом.

Я понял, что настал конец. Он падал, и я падал вместе с ним. Но мысли о моей собственной смерти заглушались диким ликованием. Я победил этого желтого дьявола! Все расплывалось у меня перед глазами, когда мы приближались к последнему спуску в ущелье.

Внезапно кто-то крепко схватил меня за лодыжки, и я почувствовал, как меня вытаскивают из тошнотворной пустоты. Я ослабил хватку на горле китайца, и его тело понеслось навстречу своей гибели.

Еще мгновение, и я очутился на твердой земле, а доктор Фердинанд Грэшем тряс меня, пытаясь привести в чувство.

Он подоспел как раз вовремя, чтобы спасти меня от падения со скалы.

Я взял себя в руки. Сумерки сгущались. В нескольких футах от себя я увидел мичмана Холлока, возился с минометами и минами, готовясь взорвать их.

Он жестом приказал нам бежать. Мы так и сделали. Через мгновение его работа была закончена, и он последовал за нами.

Мы побежали назад по гребню, подальше от опасности надвигающегося взрыва.

В паре сотен ярдов от нас и примерно в пятидесяти футах под нами из склона холма выдавался голый мыс, откуда открывался вид на весь регион - осыпающиеся горы на горизонте, электростанцию у подножия утеса и голое пространство позади нас, где мины вот-вот должны были уничтожить электростанцию колдунов.

Мы уже начали спускаться к этому плато, когда я оттащил своих спутников назад и взволнованно указал вниз, воскликнув:

- Смотрите! Смотрите!

Там, в центре мыса, казалось бы, в полном одиночестве, стоял главный виновник всего этого хаоса - верховный жрец чародеев Кво-Суньтао!

Очевидно, старик выбрал это место, откуда он мог в безопасности наблюдать за нападением своих последователей на наш отряд. Он не услышал моего крика позади себя и был поглощен титаническим движением далеких гор.

Когда я взглянул на его сморщенную фигурку, меня захлестнула волна дикой радости! Наконец-то судьба странным образом сыграла нам на руку! Совершенно ничего не подозревая, самая грозная фигура всех времен, - мастер дьявольских свершений, будущий диктатор человеческих судеб, - был брошен в наши сети для возмездия!

В этот момент прогремели выстрелы из минометов, и два заряда взрывчатки полетели в сторону крыши электростанции.

Кво-Суньтао повернулся и посмотрел в сторону противоположного мыса. Ничего не увидев, он встревожился. Но не посмотрел в нашу сторону.

Еще мгновение, и взрывчатка упала прямо на крышу здания, и с двумя ужасающими взрывами - так близко друг от друга, что они казались почти единым целым, - все сооружение разлетелось на части, исчезнув в смерче обломков. Несколько мгновений ничего не было видно, кроме огромного гейзера грязи, стали, бетона и обломков механизмов.

Пока воздух был наполнен этим вихрем, мой взгляд снова устремился к лидеру Сеуэн-Син.

Старик стоял неподвижно, окаменев от внезапного крушения всех своих надежд и трудов. Какие душевные муки он испытывал в тот момент, я мог только догадываться. Казалось, его мумифицированная фигура внезапно невероятно съежилась - он действительно увядал на наших глазах!

Как раз в этот момент взорвались мины под водопроводными магистралями, разорвав трубопроводы в клочья, и огромная гидравлическая сила, внезапно высвободившись, с ревом устремилась вниз по склону, разрывая землю на дне ущелья до основания и уничтожая последние обломки!

Почти в тот же миг доктор Грэшем оставил нас и бросился вниз по склону к верховному жрецу, словно желая свести с ним счеты. Оправившись от удивления, мы последовали за ним.

Очевидно, почувствовав опасность, Кво-Суньтао внезапно оглянулся. Он заметил доктора Грэшема, но взял себя в руки, и я увидел, как на его лице появилось выражение злобы, какого я никогда ни до, ни после не видел на человеческом лице! Казалось, он хотел уничтожить своего врага одним взглядом!

Демоническая ярость этого взгляда действительно заставила астронома сбавить шаг.

Рука старого колдуна тут же метнулась под мантию и выхватила револьвер. Но прежде чем он успел прицелиться, я схватил ручную гранату и швырнул ее в китайца. Снаряд пролетел над ним и разорвался в нескольких футах от него, но, должно быть, кусочек металла попал в старика, нанеся ему серьезную рану, поскольку он выронил револьвер и схватился за бок.

При этом он перевел взгляд на меня - и кровь, казалось, застыла у меня в венах! До конца своих дней я не забуду ужасающей силы этого взгляда!

Но это длилось всего секунду, потому что я уже достал другую гранату и собирался швырнуть ее. На этот раз бомба упала прямо к ногам верховного жреца и разорвалась со смертоносной силой.

Глаза старика сверлили меня насквозь с неземной яростью, даже когда Кво-Суньтао разлетелся на куски!

Мгновение спустя солнце скрылось, и призрачный полумрак ночи обрушился, подобно удару молнии!

Несколько дней спустя доктор Фердинанд Грэшем, мичман Холлок и я вернулись на военно-морскую верфь на острове Маре в Сан-Франциско. И там впервые узнали, что мир остался нетронутым и находится вне опасности.

Убедившись, что мы трое - единственные выжившие из нашей экспедиции, мы начали блуждать по горам в полутьме, пока не нашли эсминец. Не имея возможности управлять судном, мы взяли гидроплан, с которым Холлок умел обращаться, и отправились на юг. Неполадки с двигателем продлили наше путешествие.

Казалось, вернувшись из могилы, мы с огромным восторгом слушали историю выздоровления раненой планеты.

Последнее ужасное землетрясение, случившееся как раз перед разрушением электростанции чародеев, какое-то время казалось настоящим началом конца. Но, вместо этого, оно оказалось кульминацией, после которой землетрясения начали быстро затихать. Ученые заявили, что вскоре Земля вновь обретет прежнюю стабильность.

С нашим возвращением история Сеуэн-Син стала достоянием общественности. Ужас, с которым относились к этой секте, стал настолько всеобщим, что международная экспедиция отправилась в Китай и решительно расправилась с колдунами.

Огромные изменения, произошедшие на поверхности планеты, вскоре утратили свою новизну.

И Нью-Йорк, и другие города, полностью или частично разрушенные, были быстро восстановлены.

Здесь я не могу не упомянуть еще об одном странном происшествии, связанном с этими событиями.

Однажды вечером, почти через два года после нашей встречи с колдунами, мы с доктором Грэшемом сидели у окна его нью-йоркской квартиры и лениво наблюдали, как луна поднимается над крышами домов к востоку от Центрального парка.

Внезапно я с неподдельным интересом уставился на лунный диск. Схватив астронома за рукав, я взволнованно воскликнул:

- Смотрите! Странно, что я не замечал этого раньше! Лицо Человека на Луне - живое воплощение китайского дьявола Кво-Суньтао!

- Да! - с содроганием согласился доктор Грэшем. - И меня мороз подирает по коже, когда я вижу это!

ТИНА

Энтони М. Руд

В самом сердце заросших пиниями джунглей южной Алабамы, региона, населенного лишь чернокожими и каджунами, возвышаются странные огромные руины.

Бесчисленные заросли розы Чероки, покрывающиеся белым налетом в течение одного весеннего месяца, поднялись на высоту трех оставшихся стен. Веера пальметто возвышаются над основанием на высоту колена. Дюжина раскидистых дубов, которые теперь не соответствуют своему названию из-за удушающих зарослей серого испанского мха и двухфутовых зарослей омелы, лишивших листвы их корявые сучковатые ветви, прислоняют фантастические бороды к крошащемуся кирпичу.

Сразу за ними, там, где земля становится более влажной и опускается ниже, безнадежно теряясь в зарослях кизила, падуба, ядовитого сумаха и кувшинковых растений, образующих Мокасиновое болото, подлесок из ти-ти и аниса образовал защитную стену, непроницаемую для всех, кроме самых ловких. Несколько изгоев используют зловонные глубины этого зловещего болота, выгоняя "бурбон" или "тростниковый ликер" для незаконной торговли.

Я знал, что такое этот "бурбон", но покупал его не для личного употребления. Дюжину раз я покупал кварту или две, просто чтобы завоевать доверие каджунов, и сразу же выливал мерзкую жидкость на размокшую землю. Тогда мне казалось, что только благодаря фильтрации и обобщению десятков их странных историй о Мертвом Доме я смог прийти к пониманию тайны и тяжести ужаса, нависших над этим местом.

Несомненно то, что из всех суеверных предостережений, покачиваний головой и нашептываемых глупостей я узнал только два неоспоримых факта. Первое заключалось в том, что никакие деньги и никакая батарея десятизарядных дробовиков, не могли заставить ни каджуна, ни черного из этого региона приблизиться к этой цветущей стене ближе чем на пятьсот ярдов! На втором факте я остановлюсь позже.

Возможно, было бы неплохо, - поскольку я всего лишь рупор в этой хронике, - вкратце рассказать, почему я прибыл в Алабаму с этой миссией.

Я пишу статьи по общим фактам, а не беллетрист, как Ли Кранмер. Ли был моим соседом по комнате в колледже. Я хорошо знал его семью и восхищался Джоном Корлиссом Кранмером даже больше, чем сыном и другом, и почти так же сильно, как Пегги Брид, на которой женился Ли.

Работа удерживала меня в городе. Ли происходил из богатой семьи и с самого начала зарабатывал на авторских гонорарах за свои рассказы и романы больше, чем я получал из редакторской казны, поэтому ему не нужна была опора. Они с Пегги после свадьбы отправились на четыре месяца на Аляску, следующей зимой посетили Гонолулу, ловили лосося на реке Каинс, Нью-Брансуик, и наслаждались отдыхом на природе в любое время года.

У них была квартира в Уилметте, недалеко от Чикаго, но в те несколько весенних и осенних сезонов, когда они были "дома", оба предпочитали снимать апартаменты в одном из загородных клубов, к которым принадлежал Ли. Я полагаю, они потратили в три-пять раз больше того, что на самом деле заработал Ли, но, со своей стороны, только рад, что эти двое обрели счастье в жизни и все еще добиваются творческих успехов.

Это были честные, энергичные молодые американцы, принадлежавшие к тому типу, - и, пожалуй, единственному типу, - который не испортишь двумя миллионами долларов. Джон Кранмер, отец Ли, хотя и отличался от своего сына так же сильно, как микроскоп отличается от картины Ремингтона, был еще далек от того, чтобы думать о деньгах. Он жил в мире, ограниченном только расширяющимися горизонтами биологической науки - и его любовью к тем двоим, которые будут носить фамилию Кранмер.

Я часто задавался вопросом, как могло случиться, что такой благородный, с чистой душой и привлекательный джентльмен, как Джон Корлисс Кранмер, отважился так глубоко погрузиться в научные исследования, не став при этом мелкокалиберным атеистом. На это способны немногие. Он верил и в Бога, и в человечество. Обвинять его в убийстве своего сына и его жены, которую он полюбил как мать малышки Элси, а также как кровь и плоть от плоти своей собственной семьи, было чудовищным абсурдом! Да, даже когда Джона Корлисса Кранмера безошибочно признали невменяемым.

За неимением родственников в этом мире, малышка Элси была отдана на воспитание мне и паре средних лет, которые сопровождали эту троицу в качестве прислуги через половину известного мира. Элси стала новой Пегги. Я боготворил ее, зная, что, если бы моя забота о ее интересах могла сделать из нее женщину, такую же красивую и достойную, как Пегги, я бы прожил свою жизнь не напрасно. В четыре года Элси протянула ко мне руки после тщетной попытки подергать за короткий хвост лорда Дика, моего старого терпимого эрдельтерьера, и назвала меня "папой".

В глубине души я почувствовала, что задыхаюсь... да, эти странно длинные черные ресницы когда-нибудь могли бы опуститься в знак веселья или кокетства, но сейчас в глубине ультрамариновых глаз малышки Элси была задумчивая, доверчивая серьезность - та самая серьезность, которую только Ли привносил в Пегги.

Ответственность в одно мгновение стала двойной. Моим самым заветным желанием было, чтобы она полюбила меня больше, чем приемных родителей. И все же, из-за эгоизма я не мог лишить ее законного наследства; она должна была узнать об этом спустя годы. А история, которую я ей расскажу, и была тем ужасным подозрением, о котором ходило столько слухов!

Я уехал в Алабаму, оставив Элси в надежных руках миссис Дэниелс и ее мужа, помогавшими ухаживать за ней с самого рождения.

До поездки в моем распоряжении имелись скудные факты, известные властям на момент побега и исчезновения Джона Корлисса Кранмера. Они были достаточно невероятными.

Джон Корлисс Кранмер посетил этот регион Алабамы для проведения биологических исследований простейших форм жизни. Это место, расположенное рядом с огромным болотом, кишащим микроскопическими организмами, в субтропическом поясе, куда редко вторгались такие морозы, чтобы болота замерзли, казалось ему идеальным для его цели.

Из Мобайла ему ежедневно доставляли припасы на грузовике. Изолированность его устраивала. Наняв всего одного окторона в качестве шеф-повара, домоправителя и камердинера на то время, когда не принимал посетителей, он привез научную аппаратуру и временно поселился в деревне Бердетт-Корнерс, пока его лесной дом находился в процессе строительства.

Судя по всему, домик, как он его называл, был солидным зданием из восьми или девяти комнат, построенным из бревен и строганых досок, купленных в Оук-Гроув. Предполагалось, что Ли и Пегги будут проводить с ним часть года; здесь в изобилии водились перепела, дикие индейки и олени, что делало такой отдых для пары несомненно приятным.

Ли женился в 1907 году. Шесть лет спустя, когда я приехал сюда, от дома не осталось и следа, кроме нескольких искореженных и гниющих бревен, торчащих из вязкой почвы - или того, что казалось почвой. Вокруг дома, полностью окружая его, была возведена двенадцатифутовая кирпичная стена! Одна ее часть обвалилась внутрь.

II

Сначала я потратил несколько недель впустую, опрашивая представителей полицейского управления Мобайла, муниципалов и окружных шерифов округов Вашингтон и Мобайл, а также сотрудников психиатрической больницы, из которой сбежал Кранмер.

По сути, это была история о мании беспочвенного убийства. Кранмер-старший отсутствовал до поздней осени, посетив две научные конференции на Севере страны, а затем отправился за границу, чтобы сравнить некоторые результаты с результатами доктора Геммлера из Пражского университета. К сожалению, вскоре после этого Геммлер был убит религиозным фанатиком.

Изучение записей и результатов Геммлера не выявило ничего, кроме огромного количества лабораторных данных о кариокинезе - процессе расположения хромосом, происходящем в первых растущих клетках эмбрионов высших животных. Очевидно, Кранмер надеялся обнаружить некоторое сходство или указать на различия между наследственными факторами, встречающимися у низших форм жизни, и теми, которые были частично продемонстрированы у кошек и обезьян. Власти не нашли ничего, что помогло бы мне. Кранмер сошел с ума; разве этого недостаточно для объяснения? Возможно, так оно и было для них, но не для меня - и не для Элси.

Вот те ничтожные факты, которые мне удалось раскопать.

Никто не удивился, когда прошло две недели, а из Охотничьего домика никто не явился. Но почему кто-то должен беспокоиться по этому поводу? Продавец провизии из Мобайла звонил дважды, но ему никто не ответил. Он только пожал плечами. Кранмеры куда-то уехали. Через неделю, месяц, год они вернутся. Он потерял комиссионные, но что с того? Он не нес никакой ответственности за эти странные орешки в сосновом лесу. Сумасшедший? Конечно! Почему парень, у которого есть миллионы, должен сидеть взаперти среди каджунов и рисовать в блокноте картинки, изображающие то, что продавец назвал "микробами"?

В конце двухнедельного перерыва последовал заказ, но он имел отношение к строительству. Было заказано двадцать вагонов строительного кирпича, пятьдесят каменщиков и четверть акра мелкоячеистой проволоки - такую используют для ограждения загонов грызунов и мелких сумчатых в зоологическом саду, черт бы их побрал! Заказ сделал небритый, одетый в лохмотья мужчина, представившийся как Джон Корлисс Краммер. Заверенный чек на всю сумму, выданный авансом, и еще один чек абсурдного размера, врученный предпринимателю, однако, не вызвали возражений. Эти миллионеры склонны к экстравагантности. Когда они чего-то хотят, они хотят получить это немедленно. Почему бы и нет, имея деньги? Более бедный человек был бы разорен за один день. Деньги Кранмера гарантировали ему защиту от критики.

Вокруг дома была возведена стена, покрытая сеткой. Любопытные расспросы рабочих оставались без ответа до последнего дня.

Затем Кранмер, странный, напряженный человек, более потрепанный, чем какой-нибудь бродяга с набережной, собрал их. В одной руке он держал пачку синих бумажек - пятьдесят шесть штук. В другой он держал автоматический пистолет "люгер".

- Я предлагаю каждому по тысяче долларов за молчание! - объявил он. - В качестве альтернативы - смерть! Вы ничего не знаете. Согласны ли вы все поклясться своей честью, что ничто из произошедшего здесь не будет упомянуто нигде? Я имею в виду абсолютное молчание! Вы не вернетесь сюда, чтобы что-то расследовать. Вы ничего не расскажете своим женам. Вы не откроете рта даже на свидетельском месте, если вас вызовут! Моя цена - по тысяче на каждого. В случае, если кто-то из вас предаст меня, даю слово, этот человек умрет! Я богат. Я могу нанять людей для убийства. Ну, что скажете?

Мужчины с опаской огляделись по сторонам. Угрожающий вид "люгера" убедил их. Все до единого приняли синие листки - и, насколько мне известно, за исключением одного свидетеля, который напился и потерял всякое чувство страха и нравственности, никто из пятидесяти шести не нарушил своего обещания. Этот каменщик позже умер от белой горячки.

Все могло бы сложиться иначе, если бы Джон Корлисс Кранмер не сбежал.

III

Когда его нашли в первый раз, он произносил бессмысленные фразы об амебе - одной из крошечных форм протоплазменной жизни, которую, как было известно, он изучал. Кроме того, он впал в истерику, обвиняя самого себя. Он убил двух невинных людей! Трагедия была его преступлением. Он утопил их в тине! Боже!

К несчастью для всех заинтересованных сторон, Кранмер, ошеломленный и, несомненно, совершенно невменяемый, решил устроить странную пародию на рыбалку в четырех милях к западу от своего домика - на дальней границе Мокасинового болота. Его одежда была изорвана в клочья, шляпы на нем не было, а сам он с головы до ног был покрыт липкой грязью. Не было ничего странного в том, что добрые жители Шенксвилла, никогда не видевшие эксцентричного миллионера, не смогли отождествить его с Кранмером.

Они забрали его, обыскали карманы, - не нашли ничего, кроме огромной суммы денег, - а затем отправили его под медицинское наблюдение. Прошло две драгоценные недели, прежде чем доктор Квирк неохотно признал, что ничего не может сделать для этого пациента, и уведомил соответствующие органы.

Много времени было потрачено впустую. Жаркий апрель и половина еще более жаркого мая прошли, прежде чем все концы с концами были соединены. Тогда мало что помогло узнать в этом бредящем несчастном Кранмера или что два человека, о которых он кричал в бессвязном бреду, на самом деле исчезли. Психиатры сняли с него ответственность. Он был заключен в камеру, предназначенную для лиц, склонных к насилию.

Тем временем в Сторожке, которая теперь, по веской причине, стала известна местным жителям как Мертвый дом, происходили странные вещи. Однако до тех пор, пока одна из стен не обрушилась, увидеть это было невозможно - если только у кого-то не хватало смелости взобраться на один из высоких дубов или на саму стену. В этой наспех сооруженной стене не было никаких дверей или каких-либо отверстий!

К тому времени, когда западная сторона стены пала, на многие мили вокруг не осталось ни одного местного жителя, но это место пугало его гораздо больше, чем бездонные, кишащие змеями болота, раскинувшиеся к западу и северу.

Это единственное заявление было всем, что Джон Корлисс Кранмер когда-либо дал миру. Его оказалось достаточно. Был немедленно объявлен розыск. Было установлено, что менее чем за три недели до дня первоначального расчета его сын и Пегги приехали навестить его во второй раз за зиму, оставив Элси в компании четы Дэниелсов. Они взяли напрокат пару "гордонов" для охоты на перепелов и уехали. Больше их никто не видел.

Негр из лесной глуши, мельком заметивший, как они отправляются на охоту в сопровождении двух легавых собак, ничего больше не знал и не мог сказать больше ничего - даже когда обливался потом в течение двенадцати часов допроса третьей степени. Сначала он попал под подозрение из-за определенных подозрительных обстоятельств, связанных с его регулярным занятием производства "бурбона", но потом отпущен.

Два дня спустя был задержан сам ученый - невнятно бормочущий идиот, который забросил удочку, с крючком и наживкой, в болото, где ничто, кроме мокасин или заблудившегося аллигатора, попасться не могло.

Его разум был на три четверти мертв. Кранмер тогда находился в состоянии наркомана, спрашивавшего на полном серьезе, сколько большевиков было убито Юлием Цезарем до того, как его зарезал Брут, или почему канарейки пели только по вечерам в среду. Он понимал, что в его жизни произошла трагедия самого зловещего рода, но поначалу - не более того.

Позже полиция получила это единственное заявление о том, что он убил двух человек, но так и не смогла установить средства или мотив. Официальная версия о способе убийства была не более чем безумной догадкой; в ней говорилось о том, что жертвы заманивались в зловонные глубины Мокасинового болота, где они барахтались и тонули.

Этими двумя были его сын и невестка, Ли и Пегги!

IV

Притворившись пребывающим в коме, а затем внезапно проснувшись, Джон Корлисс Кранмер напал на трех санитаров с невероятной жестокостью и силой и сбежал из больницы Элизабет Риттер. Как он прятался, как ему удалось преодолеть шестьдесят с лишним миль и все еще оставаться незамеченным, остается небольшой загадкой, которую можно объяснить только предположением, что маниакальной хитрости оказалось достаточно, чтобы перехитрить более здравомыслящие умы.

Он преодолел эти мили, хотя до тех пор, пока мне не посчастливилось обнаружить доказательства этого, предполагалось, что он сбежал безбилетником на одной из банановых лодок или спрятался в какой-нибудь части ближайшего леса, где о нем никто не знал. Правда должна быть желанной для домовладельцев Шенксвилла, Бердетс-Корнерса и окрестностей - тех вполне благоразумных людей, которые и по сей день держат под рукой заряженные дробовики и с наступлением темноты баррикадируют свои двери.

Можно вкратце рассказать о первых десяти днях моего расследования. Я устроил штаб-квартиру в Бердетс-Корнерс и каждое утро выезжал из дома, брал с собой ланч и возвращался за овсянкой и свининой или бараниной до наступления темноты. Моим первоначальным планом было разбить лагерь на краю болота, поскольку возможность насладиться природой редко выпадала на мою долю. Однако после беглого осмотра территории я отказался от этой идеи. Я не захотел разбивать лагерь в одиночестве. И я менее суеверен, чем агент по недвижимости.

Возможно, это было психическое предупреждение; более вероятно, что странный, слабый, солоноватый запах рыбы, оставленной разлагаться, витавший вокруг руин, произвел слишком неприятное впечатление на мое обоняние. Я испытывал отчетливый озноб каждый раз, когда удлиняющиеся тени заставали меня возле Мертвого дома.

Запах произвел на меня впечатление. В газетных отчетах об этом случае было найдено одно остроумное объяснение. Позади того места, где стоял Мертвый дом, - внутри стены - было болото, высохшее, круглой формы. Сейчас на дне чашеобразного углубления лежало лишь немного грязи, но один из репортеров "Мобайл Реджистер" предположил, что во времена аренды домика здесь был пруд с рыбой. Высыхание воды привело к гибели рыбы, пропитавшей остатки ила этим отвратительным запахом.

Предположение о том, что Кранмеру нужно было иметь свежую рыбу под рукой для каких-то своих экспериментов, заставило замолчать естественное возражение, что в стране, где в каждом ручье водятся окуни, сомы и многие другие съедобные виды, никому и в голову не придет использовать стоячую лужу.

Походив по ограде, потрогав странно хрупкий, высохший верхний слой земли внутри и поразмыслив о возможном назначении стены, я срезал длинную ветку китайской вишни и исследовал грязь. Один фрагмент рыбьего хребта подтвердил бы догадку изобретательного репортера.

Я не нашел ничего похожего на скелет рыбы, но установил несколько фактов. Во-первых, дно этого грязевого кратера было всего в трех-четырех футах ниже уровня поверхности остатков ила. Во-вторых, по мере того, как я шевелил его, рыбный запах становился все сильнее. В-третьих, в какой-то момент грязь, вода или что-то еще, что нарушало баланс содержимого, достигло краев чаши. Последнее было заметно по некоторым признакам того, что верхний двухдюймовый слой был снят. Это вызывало недоумение.

Природа этих тонких, высохших испарений, которые, казалось, покрывали все, вплоть до одного-двух нижних футов кирпича, подверглась последующему исследованию. Это была странная субстанция, не похожая ни на одну, которую я когда-либо видел, хотя, несомненно, какая-то разновидность ила поднималась из болот во время разливов рек или ливневых дождей, которые в этом районе достаточно обычны весной и осенью. Она крошилась под пальцами. Когда я прошел по ней, она рассыпалась в крошку. В меньшей степени она также обладала рыбным запахом.

Я взял несколько образцов в тех местах, где слой грунта был наиболее плотным, а также в тех, где, казалось, толщина слоя была не больше толщины листа бумаги. Позже я собирался провести лабораторный анализ.

Помимо возможного отношения, которое этот материал мог иметь к исчезновению трех моих друзей, я почувствовал интерес к статье - то удивление по поводу всего странного или кажущегося необъяснимым, что придает охоте за фактами определенный шарм и романтику. Рано или поздно мне пришлось бы объяснить самому себе, почему этот слой покрывал все пространство внутри стен и не был заметен нигде снаружи! Однако загадка могла подождать - по крайней мере, я так решил.

Гораздо интереснее были следы насилия, заметные на стене и на том, что когда-то было домом. Последний, казалось, был сорван с фундамента гигантской рукой, разрушен до фундамента, а затем разбросан фрагментами у основания стены - в основном с южной стороны, где в изобилии лежали груды искореженных, сломанных бревен. На противоположной стороне когда-то были такие же кучи, но теперь от них остались только обугленные палки, покрытые серо-черным, вездесущим слоем высыхания. Власти тщательно просеяли и исследовали эти груды древесного угля, поскольку была выдвинута версия, что Кранмер сжигал тела своих жертв. Однако никаких признаков человеческих останков обнаружено не было.

Однако пожар выявил один странный факт, противоречивший реконструкциям, сделанным детективами несколько месяцев назад. Последние, предполагая, что высохшая тина попала сюда из болота, считали, что бревна дома всплыли по бокам стены и сложились там в ряд куч! Абсурдность такого предположения еще более очевидна в том факте, что если тина просочилась во время такого наводнения, то бревна наверняка были заранее сложены в штабеля! Некоторые из них сгорели, и тина покрыла их обугленную поверхность!

Что это была за сила, которая, словно в злобной ярости, разнесла дом на куски? Почему часть обломков была сожжена, а остальные уцелели?

Именно здесь, как я чувствовал, крылся ключ к разгадке тайны, но я не мог придумать никакого объяснения. Трудно было поверить, что сам Джон Корлисс Кранмер - физически здоровый, но при этом десятилетиями ведущий малоподвижный образ жизни - мог совершить такое разрушение без посторонней помощи.

V

Я обратил свое внимание на стену, надеясь найти доказательства, которые могли бы помочь выдвинуть другую гипотезу.

Эта стена была примером наихудшего строительства. Хотя ей было немногим больше года, сохранившиеся части свидетельствовали о том, что они начали разрушаться в тот день, когда был уложен последний кирпич. Известковый раствор осыпался из щелей. Тут и там кирпич треснул и выпал. Плети вьющихся растений проникли в щели, способствуя скорейшему разрушению.

И одна сторона уже обвалилась.

Именно здесь у меня зародилось первое смутное подозрение относительно ужасной правды. Разбросанные кирпичи, даже те, которые отлетели внутрь, к зияющему фундаменту, не были покрыты тиной! Это было любопытно, но это можно было объяснить предположением, что наводнение само по себе подорвало эту самую слабую часть стены. Я исследовал кирпичную кладку с того места, на котором стояло сооружение; к моему удивлению, я обнаружил, что она исключительно прочная! Под ней лежала твердая красная глина! Концепция наводнения оказалась ошибочной; только какая-то огромная сила, действующая изнутри или снаружи, могла вызвать такие разрушения.

Когда тщательные измерения, анализ и дедукция убедили меня - в основном из-за того, что все нижние слои кирпича вывалились наружу, в то время как верхние части провалились внутрь, - я начал связывать эту таинственную и ужасающую силу с той, которая разнесла дом на части. Это выглядело так, как будто тайфуну или гигантской центрифуге понадобилось пространство для маневра, чтобы разрушить деревянную конструкцию.

Но с теорией у меня ничего не вышло, хотя в обычной жизни меня и называют человеком со слишком развитым воображением. Не менее трех редакторов сделали мне замечание по этому поводу. Возможно, это было ограничивающее влияние большой личной симпатии - да, и любви. Я не оправдываюсь, хотя, несмотря на смутное понимание того, что какая-то ужасная, неумолимая сила, должно быть, превратила это место в игровую площадку, я закончил свой девятый день заметок и исследований почти в таком же неведении, в каком пребывал, находясь за тысячу миль от Чикаго.

Затем я начал общаться с неграми и каджунами. Целый день я слушал рассказы о днях, предшествовавших побегу Кранмера из больницы Элизабет Риттер, - днях, когда люди ощущали отравленный воздух на мили вокруг Мертвого дома, находя этот запах невыносимым. Дни, когда, казалось, ни у кого не хватало смелости подойти ближе. Дни, когда по округе ходили самые причудливые истории. Я не стану приводить эти истории; правда и так достаточно невероятна.

В полдень на одиннадцатый день я случайно встретил Рори Пайерона, каджуна - одного из наименее располагающих к себе из всех, с кем мне приходилось сталкиваться. "Случайно", пожалуй, не совсем подходящее слово. Я составил список всех обитателей лесов в радиусе пяти миль. Рори был шестнадцатым в моем списке. Я отправился к нему только после того, как побеседовал со всеми четырьмя Крабьерами и двумя семьями Пишонов. Рори отнесся ко мне с величайшим подозрением, пока я не преподнес ему в подарок две кварты "бурбона", купленных у Пишонов.

Долгая практика отточила мою технику делать вид, будто я пью отвратительный напиток - нет, я не сторонник абсолютного запрета; хорошее вино или бурбон двенадцатилетней выдержки вызывают у меня определенный интерес! - и с самого начала я обманул Пайерона. Я опущу предисловие и перейду к его первому признанию в том, что он знал о Мертвом доме и его бывших обитателях больше, чем кто-либо из каджунов.

- ...Но я молчу. К чертям! Если я открою рот, что может вылететь наружу? Это за молчание, ты чертовски прав!

Я согласился. Он был мудрым человеком, получившим образование в странных школах и церквях, которые содержали исключительно каджуны в глубине лесов, но при этом наивным.

Мы выпили. И мне больше не пришлось задавать наводящих вопросов. Выпивка пробудила в нем желание заинтересовать меня, а единственной необычной темой во всей этой глуши был Мертвый дом.

Три четверти пинты едкой, вызывающей тошноту жидкости, и он туманно намекнул. Пинта, и он сказал мне то, во что я едва мог поверить. Еще полпинты... Но я приведу его признание в сжатой форме.

Он был знаком с Джо Сибли, октороном, домоправителем и камердинером, который обслуживал Кранмеров. Через Джо Рори обеспечивал семью Кранмеров некоторыми необходимыми продуктами питания. Поначалу эти продукты были исключительно овощными - белая и желтая репа, сладкий картофель, кукуруза и бобы, - но позже появились и мясные!

Да, особенно мясо - целые ягнята, забитые и разделанные на четвертинки, самые грубые сорта свинины и говядины из соснового леса, и все это в огромном количестве!

VI

В декабре той роковой зимы Ли и его жена остановились в охотничьем домике примерно на десять дней. В то время они были на пути на Кубу, намереваясь пробыть там пять или шесть недель. Их первоначальный план состоял в том, чтобы переждать день или около того в сосновом лесу, но что-то заставило внести изменения в план.

Они задержались. Ли, казалось, был чем-то сильно поглощен - настолько, что только когда Пегги настояла на продолжении их поездки, он смог оторваться от нее.

Именно в течение этих десяти дней он начал покупать мясо. Сначала совсем немного - кролика, пару белок или, может быть, несколько перепелов, сверх тех, которых они с Пегги подстрелили. Рори не думал ни о чем, кроме того, что Ли платил двойную цену - и настаивал на том, чтобы сохранить покупки в секрете от других членов семьи.

- Я собираюсь удивить отца, Рори! - сказал он однажды, подмигнув. - Собираюсь устроить ему потрясение всей его жизни. Так что ты не должен говорить, даже Джо, о том, что я хочу, чтобы ты сделал. Может, из этого ничего и не выйдет, но, если получится!.. Весь научный мир будет у ног папы! Он, знаете ли, не слишком-то любит трубить о своих заслугах.

Рори не знал. Он понятия не имел, о чем говорил Ли. И все же, если этот богатый молодой идиот хотел заплатить ему полдоллара хорошей серебряной монетой за перепелку, которую любой, включая его самого, мог подстрелить пятицентовой пулей, Рори был рад держать язык за зубами. Каждый вечер он приносил немного мелкой дичи. И каждый день Ли Кранмеру, казалось, требовалась еще одна перепелка или около того...

Когда он уже был готов отправиться на Кубу, Ли выступил с очень странным предложением. Он почти шепотом рассказал о своем желании сохранить все в тайне! Он расскажет Рори и заплатит ему пятьсот долларов - половину авансом, а половину - по истечении пяти недель, когда вернется с Кубы, - при условии, что Рори согласится неукоснительно придерживаться определенной секретности. Для Рори эти деньги были не просто состоянием, это было немыслимое богатство. Каджун согласился.

- Тогда он сказал мне, что у старика было какое-то домашнее животное, - признался Рори, - и он хотел избавиться от него. Он отдал его Ли, сказав, чтобы тот убил его, но Ли был слишком глуп. Что это за домашнее животное, которое живет в грязном пруду и съедает пару ястребов каждый вечер?

Я не мог себе представить, поэтому стал выпытывать у него подробности. Наконец-то появилось нечто, похожее на ключ к разгадке.

Он действительно знал слишком мало. Соглашение с Ли предусматривало, что если Рори точно выполнит все условия, то по возвращении Ли ему будет выплачена дополнительная плата и все дополнительные расходы в непомерном размере.

Молодой человек дал ему ежедневное расписание, которое Рори показал. Каждый вечер он должен был добывать, забивать и разделывать определенное - и все увеличивающееся - количество мяса. Внимательно посмотрев, и я увидел, что весило оно от пяти фунтов до сорока!

- Что, во имя всего святого, ты с этим сделал? - спросил я, возбуждаясь и наливая ему выпить еще, опасаясь, что к нему вернется осторожность.

- Относил это в кусты на заднем дворе и бросал там в грязевую канаву! Что-то хватало его и пожирало!

- Аллигатор?

- Черт возьми! Откуда мне знать? Было темно. Я бы не стал подходить близко. - Он вздрогнул, и его пальцы, поднявшие стакан, задрожали, как от внезапного озноба. - Может, ты пошел бы, а? Но только не я! Молодой парень сказал мне, чтобы я кормил, и я кормил. Пару раз я приходил днем, но там ничего не было видно. Только грязь и немного воды. Возможно, эта штука днем не появлялась...

- Возможно, и нет, - согласился я, напрягая все свои умственные способности, чтобы представить, каким мог быть зловещий питомец Ли. - Но ты что-то говорил о двух свиньях в день? Что ты имел в виду? В этом документе, который является достаточным доказательством того, что ты говоришь правду, написано, что на тридцать пятый день ты должен был бросить сорок фунтов мяса - любого вида - в пруд. Две свиньи, даже лесных, весят намного больше сорока фунтов!

С этого момента рассказ Рори все больше и больше запутывался, под влиянием принятого пойла. У него заплетался язык. Я приведу его историю, не пытаясь воспроизвести дальнейшие словесные изуверства или те случайные замечания, которые мне приходилось делать, чтобы удержать его от употребления идиотского жаргона.

Ли щедро заплатил. Его единственным возражением против того, как Рори выполнял его приказы, было то, что они оказались неверными. По его словам, питомец сильно вырос. Он был голоден, как волк. Сам Ли дополнил блюдо огромными ведрами объедков, принесенными с кухни.

С того дня Ли покупал у Рори целых овец и свиней! Каджун продолжал приносить туши с наступлением темноты, но Ли больше не разрешал ему приближаться к бассейну. Теперь молодой человек казался постоянно возбужденным. У него был огромный секрет, о масштабах которого не догадывался даже его отец, и который поразит весь мир! Еще неделя-другая, и он раскроет его. Сначала ему нужно было собрать некоторые данные.

Затем настал день, когда из Мертвого дома все исчезли. Рори заходил несколько раз, но пришел к выводу, что все обитатели собрали вещи и ушли - несомненно, забрав с собой своего таинственного питомца. Только когда он издали увидел Джо, слугу-окторона, возвращавшегося пешком по дороге к дому, его медленные мыслительные процессы пришли в движение. В тот день Рори посетил это странное место в предпоследний раз.

Он не пошел к самому дому - и на то были причины. Когда он находился еще в нескольких сотнях ярдов от этого места, до его ушей донесся ужасный, продолжительный крик! Это был слабый, но, несомненно, голос Джо! Забросив пару патронов номер два в прорезь своего дробовика, Рори поспешил дальше, следуя своим обычным путем через кусты позади.

Он увидел, - и, когда он говорил мне это, даже опьянение не смогло сдержать дрожь в его голосе, - Джо, окторона. Тот стоял во дворе, далеко от бассейна, в который Рори бросал туши, - и не мог пошевелиться!

Рори не мог это полностью объяснить, но что-то, скользкое, бесформенное, блестевшее на солнце, уже поглотило мужчину по плечи! Дыхание перехватило. Искаженное лицо Джо исказилось от ужаса и начинающегося удушья. Одна рука, - единственное, что было у него свободно, - слабо била по чему-то эластичному, полупрозрачному, охватывавшему его тело!

Затем Джо исчез из виду...

VII

Прошло пять дней, прежде чем Рори, оставшись один в своей шаткой хижине, убедил себя, что видел фантазию, рожденную алкоголем. Когда он вернулся в последний раз, то обнаружил, что дом окружен высокой кирпичной стеной, в том числе и грязевой бассейн, в который он бросил мясо!

Пока он колебался, кружа вдоль стены и не находя лазейки, - которой он не осмелился бы воспользоваться, даже если бы нашел, - изнутри донесся треск, - треск ломающихся досок и настойчивые звуки устрашающего разрушения. Он забрался на один из дубов у стены. И подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние опорные стойки дома подались наружу!

Вся конструкция развалилась. Крыша провалилась внутрь, но, казалось, продолжала двигаться после того, как упала! Бревна стены подались под действием какой-то разрушающей машины!

Вот и все. Внезапно опьянев, Рори пробормотал еще несколько фраз, наведя меня на мысль, что в другой раз, когда он снова протрезвеет, то сможет добавить что-нибудь к своим заявлениям, но меня, оцепеневшего душой, это почти не волновало. Если то, что он рассказал, было правдой, то какой кошмар безумия, должно быть, разыгрался здесь!

Теперь я мог видеть некоторые вещи, которые касались Ли и Пегги, ужасные вещи. Только воспоминание об Элси заставляло меня продолжать поиски - потому что теперь казалось, что дело рук сумасшедшего оказывалось предпочтительнее того, что, по словам Рори, он видел! Что это было за полупрозрачное существо? Блестящее существо, которое сгущалось вокруг человека, душило, поглощало?

Как ни странно, - хотя теория, пришедшая мне в голову сейчас, могла возмутить мой рассудок, если бы касалась совершенно незнакомых людей, - я спрашивал себя только о том, какие детали откровения Рори были преувеличены испугом и парами спиртного. И пока я сидел на скрипучей скамье в его хижине, невидяще глядя, как он, пошатываясь, опускается на пол, возится с запирающимся ящичком из зеленой жести, лежавшем под его койкой, и бормотал, ответ на все мои вопросы был где-то рядом!

Однако я нашел его только на следующий день. С тяжелым сердцем я еще раз осмотрел то место, где раньше стоял дом, а затем снова направился к хижине каджуна, ища трезвого подтверждения тому, что он сказал мне в состоянии алкогольного опьянения.

Однако, предполагая, что веселье для Рори закончится за одну ночь, я ошибался. Он лежал, растянувшись, почти так же, как я его оставил. Изменились только два фактора. Никакого "бурбона" не осталось, а открытая жестяная коробка с разбросанным вокруг разнообразным содержимым лежала на полу. Рори каким-то образом ухитрился открыть ее крошечным ключиком, который все еще сжимал в руке.

Только забота о его безопасности заставила меня обратить внимание на коробку. Это был контейнер для мелких рыболовных снастей, которые каждый рыболов носит с собой. Множество мелких рыбешек, посеребренные блесны разных размером, три катушки с леской разной толщины, мушки, воблеры, разнообразные приманки были разбросаны по грубому дощатому полу и могли впиться в тело Рори, если бы он перевернулся. Я собрал их, чтобы уберечь его от несчастного случая.

Однако, держа в руках весь этот разнообразный ассортимент, я замер. Кое-что привлекло мое внимание - что-то, лежавшее на дне ящика! Я уставился на это, а затем быстро бросил крючки и другие принадлежности на стол. То, что я увидел в коробке, было записной книжкой с отрывными листами, из тех, что используются для записи лабораторных данных! А Рори едва умел читать, не говоря уже о том, чтобы писать!

Лихорадочно, желая узнать, терзаясь догадками, надеждами и страхами, бурлящими в моем мозгу, я схватил блокнот и распахнул его. И сразу понял, что в ней содержатся ответы на все мои вопросы. Страницы были исписаны карандашом, но почерк был такой четкий, что я узнал в нем почерк ученого Джона Корлисса Кранмера!

"...Неужели он не мог выполнить мои указания! О Боже! Это..."

Именно эти слова вверху первой страницы бросились мне в глаза.

Поскольку знание обстоятельств, которые неохотно поведал мне Рори лишь несколько дней спустя, когда был вызван в Мобайл в качестве свидетеля в полицию для защиты моего друга, необходимо для понимания, я посвящу им несколько слов.

Рори рассказал мне не все. Во время своего последнего визита в окрестности Мертвого дома он увидел больше. Скорчившуюся фигуру, сидевшую на стене по-турецки, казалось, усердно что-то писавшую. Рори узнал в мужчине Кранмера, но не окликнул его. У него не было такой возможности.

Как только каджун приблизился, Кранмер встал, сунул блокнот, который лежал у него на коленях, в коробку. Затем повернулся и выбросил за стену запертую коробку и ленточку, к которой был привязан ключ.

Затем он воздел руки к небу. В течение пяти секунд он, казалось, взывал к милосердию Силы, стоящей за пределами человеческого научного любопытства. И, наконец, он прыгнул внутрь...

Рори не стал подниматься, чтобы увидеть, что там произойдет. Он знал, что прямо под этим участком стены находится грязевая яма, в которую он бросал куски мяса!

VIII

Это точная копия заявления, которое я написал относительно последовательности реальных событий в Мертвом доме. Оригинал заявления сейчас находится в архиве детективного департамента.

Записи Кранмера, хотя и были сделаны аккуратным почерком, все же выдавали невменяемость этого человека из-за непоследовательности и частых повторений. Мое заявление было принято как психиатрами, так и детективами, придерживавшимися различных теорий в отношении этого дела. Оно опровергает гнусные намеки и подозрения в отношении трех лучших американцев, которые когда-либо жили, а также одно странное предположение, связанное с предполагаемыми криминальными наклонностями бедняги Джо.

Джон Корлисс Кранмер сошел с ума по уважительной причине!

Как хорошо известно читателям популярной литературы, сильной стороной Ли Кранмера было написание того, что среди коллег по ремеслу называется псевдонаучными историями. Говоря проще, это означает историю, основанную на достоверных фактах в области астрономии, химии, антропологии или какой-либо еще, доводящую до логического завершения недоказанные теории людей, посвятивших свою жизнь поиску недостающих фактов.

В определенном смысле эти люди являются союзниками науки. Часто они объясняют то, чего не могли себе представить даже лучшие из тех, от кого они получают данные, тем самым открывая новые горизонты возможностей. В свое время Жюль Верн в значительной степени был одним из таких людей; Ли Кранмер честно пообещал достойно продолжить работу над произведением, за которое некоторое время назад взялся англичанин по фамилии Уэллс, но забросил его ради рассказов другого, и, по моему скромному мнению, менее увлекательного характера.

Ли написал три романа, - все они были опубликованы, - в которых затрагивались подобные темы - два из трех были написаны благодаря трудам его собственного отца, а третий содержал размышления об открытии и возможном использовании межатомной энергии. Когда Джон Корлисс Кранмер вернулся из Праги той роковой зимой, он объяснил Ли, что существует более важная тема, чем все, с какими молодой человек имел дело до сих пор.

Кранмер-старший разработал способ, с помощью которого можно было бы свести на нет факторы, ограничивающие жизнь и рост простейших; со временем и в сотрудничестве с биологами, специализирующимися на кариокинезе и эмбриологии высокоразвитых форм, он надеялся, - выражая свою теорию в прагматических терминах, - получить возможность выращивать свиней, величиной со слона, перепела или вальдшнепа с грудками, с которых можно было бы срезать килограмм белого мяса, и бычков, чьи головы без рогов могли бы задеть третий этаж небоскреба!

Конечно, такой результат произвел бы революцию в методах обеспечения продовольствием. Это также дало бы надежду всем низкорослым представителям человечества - при условии, что, если удастся устранить факторы, препятствующие росту, можно будет разработать какой-нибудь метод предотвращения превращения людей в великанов.

Кранмер-старший, используя неописанную (в записной книжке) питательную среду, одним из компонентов которой был агар-агар, и излучение радия, добился, по-видимому, неограниченного роста простейших организмов, некоторых растительных видов (среди которых были бактерии), а также протоплазмы, известной как амеба - последняя представляет собой одиночную клетку, содержащую только ядро и пространство, известное как сократительная вакуоль, которое каким-то образом помогает выбрасывать частицы, которые невозможно ассимилировать напрямую. Этот момент можно вспомнить в связи с грудами досок, оставленными у внешних стен, окружающих Мертвый дом!

Когда Ли Кранмер и его жена приехали на юг в гости, Джон Корлисс Кранмер показал своему сыну амебу, - обычный организм, который можно увидеть под микроскопом с малым увеличением, - которую он избавил от естественных ограничений роста. Эта амеба, эластичная, аморфная масса протоплазмы, была размером с крупную говяжью печень. Ее можно было держать в двух сложенных чашечкой ладонях, расположенных рядом.

- Насколько большой она может вырасти? - спросил Ли, широко раскрыв глаза и заинтересовавшись.

- Насколько я знаю, - ответил отец, - в настоящий момент предела ее росту нет! Если она получит достаточно пищи, то может вырасти размером с масонский храм! Но возьми ее и уничтожь. Уничтожь полностью, предав огню фрагменты, иначе неизвестно, что может произойти. Амеба, как я уже объяснял, размножается простым делением. Любой оставшийся фрагмент может быть опасен.

Ли взял эластичную, полупрозрачную гигантскую клетку, но не подчинился приказу. Вместо того, чтобы уничтожить ее, как велел отец, Ли разработал план. Предположим, он вырастит этот организм до огромных размеров? Предположим, что, когда распространится история о достижениях его отца, в качестве доказательства можно будет предъявить амебу весом во много тонн? Ли, обладавший несколько авантюрным складом ума, немедленно решил сохранить в тайне тот факт, что он не уничтожал организм, а способствовал его дальнейшему росту. Мысль о возможной опасности никогда не приходила ему в голову.

Он позаботился о том, чтобы амебу подкармливали, допуская увеличение размеров до ненормального. Его обмануло только то, что она росла гораздо быстрее. Когда он вернулся с Кубы, амеба заполнила практически весь грязевой пруд. Ему пришлось давать ей гораздо больше корма...

Гигантская клетка могла поглотить до двух свиней за один день. В светлое время суток, пока голод все еще был утолен, она не проявляла никакой активности. Так продолжалось до тех пор, пока она не смогла раздобыть больше пищи, чтобы удовлетворить свой ненасытный и растущий аппетит.

Только жажда сенсаций удержала Ли от того, чтобы рассказать обо всем Пегги, своей жене. Ли надеялся совершить научный переворот, который обессмертил бы его отца и невероятно удивил его жену. Поэтому он оставил держал все при себе и заключил сделку с каджуном Рори, который ежедневно поставлял еду бесформенному монстру из бассейна.

Трагедия произошла внезапно. Пегги, кормившая двух сеттеров Гордона, которых они с Ли использовали для охоты на перепелов, появилась во дворе дома до захода солнца. Она развлекалась в одиночестве, пока Ли одевался.

Внезапно ее крики пронзили неподвижный воздух! Неожиданно десятифутовые псевдоподии, - эти струящиеся щупальца из протоплазмы, выпущенные зловещим обитателем бассейна, - выскользнули наружу и обхватили ее лодыжки.

На мгновение она ничего не поняла. Затем, при первом же подозрении на ужасную правду, воздух огласился ее криками. Ли, который в это время пытался зашнуровать пару высоких ботинок, выпрямился, побледнел и, схватив револьвер, бросился вон.

В соседней комнате ученый, погруженный в свои записи, поднял глаза, нахмурился, а затем... узнав голос, сбросил белый халат и вышел. Он не успел ничего сделать, кроме как ахнуть от ужаса.

Во дворе Пегги была наполовину погружена во что-то чешуйчатое, эластичное, чего он на первый взгляд не смог узнать.

А Ли, его мальчик, боролся с липкими складками и медленно, но верно терял опору под ногами!..

IX

Джон Корлисс Кранмер ни в коем случае не был трусом. Он вытаращил глаза, громко вскрикнул, затем побежал в дом и схватил дробовик и охотничий нож. Нож был десяти дюймов в длину и острый, как бритва.

Кранмер снова выбежал из дома. Он увидел, как прямо у него на глазах что-то текучее, что он пока не успел классифицировать, скапливается в массу высотой в шесть футов! Это было похоже на один из микроорганизмов, которые он изучал! Который вырос до ужасающих размеров. Амеба!

Задохнувшиеся в эластичных складках, но все еще видимые под блестящей слизью этого монстра, лежали два тела. Они были мертвы. Тем не менее, он напал на бесчувственное чудовище с ножом. Выстрел не принес бы никакой пользы. Он обнаружил, что даже глубокие порезы, нанесенные его ножом, срослись и зажили. Монстр оказался неуязвим для обычных атак!

Пара псевдоподий вцепилась в его лодыжки, пытаясь пригнуть его к земле. Он отрубил обе и сбежал. Зачем он это сделал? Он не знал. Двое, которых он пытался спасти, были мертвы, погребены в складках этой ужасной штуки, которую, как знал, он сам и создал. И тогда на него нахлынули отвращение и безумие.

На этом история Джона Корлисса Кранмера заканчивалась, за исключением одного наспех нацарапанного абзаца - очевидно, написанного в то время, когда Рори увидел его на стене.

Можем ли мы с уверенностью рассказать о последующих шагах?

Известно, что Кранмер купил целый загон свиней через день или два после трагедии. Этих животных больше никто не видел. Во время строительства стены не логично ли предположить, что он кормил гигантский организм внутри, чтобы тот оставался в спокойствии? Его ученый мозг, должно быть, ясно представлял себе, какой хаос и ужас может учинить это отвратительное существо, если оно, движимое голодом, когда-нибудь покинет дом и начнет охотиться в сельской местности!

Когда стена была возведена, он, очевидно, решил, что голод или какие-то другие средства, которые он мог бы придумать, убьют это чудовище. Одним из способов было поджечь несколько штабелей извергнутых бревен; вероятно, это не возымело никакого эффекта.

Амеба совершила еще большее разрушение. В приступе голода она обрушила свою гигантскую, бесформенную силу на стены дома изнутри; затем, когда все съедобные кусочки внутри были поглощены, бревна, стропила и другие фрагменты были извергнуты сократительной вакуолью.

Несомненно, во время какой-то из последних атак боковая кирпичная стена была ослаблена, - но не до такой степени, чтобы рухнуть, - и гигантская амеба не смогла воспользоваться преимуществом пролома.

В предсмертном изнеможении амеба растянулась тонким слоем на земле. Там она и погибла, хотя нет возможности оценить, сколько времени прошло с тех пор.

Последний абзац в записной книжке Кранмера, нацарапанный так неумело, что, возможно, некоторые слова я расшифровал неправильно, звучит следующим образом:

"В своей работе я нашел способ создать монстра. Это противоестественное явление, в свою очередь, разрушило мою работу и убило тех, кто был мне дорог. Напрасно я уверяю себя в своей невиновности. Мое преступление - самонадеянность. Теперь, в качестве искупления, каким бы бесполезным оно ни было, я отдаю себя..."

Но лучше не думать об этом последнем прыжке и смерти безумца в объятиях умирающего чудовища.

ПЕНЕЛОПА

Винсент Старретт

Мой друг Раймонд - очаровательный парень, настоящий кладезь бесполезных и занимательных знаний.

Я не могу представить себе лучшего собеседника для проведения вечера с тем, что древние удачно называли "трубкой и чашей". Когда последняя пустеет, а первая дымит как доменная печь, Раймонд превосходит любого рассказчика под солнцем, луной и звездами. Он, действительно, отличный парень!

А солнце, луна и звезды - его знакомые. Они для него не более загадочны, чем расписание поездов; на самом деле, гораздо меньше. Иногда он читает лекции, и это его единственный недостаток. Я имею в виду, его беседа постепенно выходит за рамки неформальной непринужденности и приобретает риторический оттенок классной комнаты. Как он умеет говорить! Я никогда не забуду его изложение теории беспроводной связи Абсолюта.

Не важно! Как правило, он здравомыслящий человек, хотя неизменно выходит за рамки приличия. Если бы он захотел, он мог бы еще много лет назад добавить к своему имени несколько степеней; но он презирает подобные атрибуты. Ортодоксальная наука, конечно, не примет его; он слишком много знает. Грейфилд из Университета Анаконды однажды сказал о нем: "Раймонд знает о том, чего нет на самом деле, больше, чем любой другой человек, какого я когда-либо встречал".

Опять же, не важно! Сегодняшняя ересь - это ортодоксия завтрашнего дня; вчерашний радикал - это консерватор сегодняшнего дня. Таким образом, мир развивается, устремляясь - к чему? Возможно, к безумию!

Мы сидели за столом в моей комнате и разговаривали; то есть, говорил Раймонд. Я слушал. Не имело значения, что говорилось; все это было занимательно и забавляло, а я не видел его две недели. Когда, совершенно неожиданно, его голос оборвался, это было похоже на то, как если бы прервался естественный поток воды.

Я посмотрел на него через стол и успел увидеть, как он выжал последнюю золотистую каплю из своего бокала и со вздохом поставил его на стол. Его рука дрожала. Мы оба инстинктивно посмотрели на бутылку. Она была пуста.

- Это великолепно! - воскликнул Раймонд. - Я не чувствовал такого головокружения с тех пор, как Пенелопа была в перигее.

Я подозрительно посмотрел на него. Я всегда утверждал, что Раймонд лучше всего видит звезды через цветную бутылку, используемую в качестве телескопа.

Он поднялся на ноги и, пошатываясь, пересек комнату, чтобы рухнуть на диван. Через мгновение он уже спал и похрапывал. Это было самое короткое выступление этого человека, какое я когда-либо видел, и я был в восторге. Но поскольку моя жена должна была прийти с минуты на минуту, я сдержал свое удивление и встряхнул его, чтобы разбудить. Через некоторое время он сел, пристально глядя на меня.

- Подай нам руку, старина, - пробормотал он и, помолчав, добавил: - Здесь ужасная жара.

Я помог ему подняться на ноги, и мы направились к балкону, на который в передней части комнаты открывались высокие двери. Легкий ветерок приятно обдувал наши чувства. Мы находились на высоте двух этажей, и откуда-то снизу доносились звуки банджо, пианиссимо.

Раймонд обнял меня за плечи длинной рукой и, укрепившись таким образом, закрыл один глаз и посмотрел в небеса. Другая рука описала дугу, палец вытянулся, указывая вверх.

- Смотри! - сказал он. - Это звезда Пенелопа!

Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

- Которая? - спросил я, хотя было совершенно ясно, что Раймонд пьян.

Он показал, и я позволил убедить себя, что вижу ее. Позже я узнал, что Пенелопа - это небольшая звезда примерно тридцатой звездной величины, которую в ясную ночь и с помощью мощного телескопа можно разглядеть на полпути между Плеядами и созвездием Большой Медведицы. Это совсем незначительная звезда, и я все еще сильно сомневаюсь в том, что Раймонд действительно видел ее.

Но это зрелище, реальное или воображаемое, подействовало на него тонизирующе. Казалось, далекая огненная точка вдохнула в него жизнь. Он выпрямился, протрезвел, стал серьезным. Указующий перст исчез.

- Диккон, - сказал он, назвав меня знакомым и ласковым псевдонимом, - я никогда не рассказывал тебе о своей связи со звездой Пенелопой. Об этом знают немногие. Те, кому я рассказывал, смотрели на меня как на сумасшедшего. Если я скрыл от тебя это мое самое странное приключение, ты должен поверить, я сделал это потому, что ценил твое мнение о моем здравомыслии. Сегодня вечером...

Он снова перевел взгляд вверх, и я притворился, будто вижу ту далекую звезду. Его голос стал задумчивым.

- Пенелопа, - прошептал он, - Пенелопа! Кажется, только вчера ты была у меня под ногами!

Он внезапно обернулся.

- Пойдем, - скомандовал он. - Пойдем в дом. Я чувствую, что должен рассказать тебе сегодня вечером...

- Хасуэлл, - начал мой друг Раймонд, - я не буду просить тебя поверить, тебе эта история покажется невероятной. Я попрошу только твоего внимания и сочувствия.

Звезда Пенелопа - моя натальная звезда. Родившись под ее пагубным влиянием, я с тех пор подвержен ему. Ты, наверное, помнишь, что мой отец глубоко интересовался астрономией, настолько глубоко, что его исследования вызвали к нему ревнивую неприязнь величайших ученых мира - они называли его "Безумный Раймонд".

Ты, наверное, помнишь, что он умер в психиатрической лечебнице. Мой дорогой Хасуэлл, он был не более безумен, чем я. Но нельзя отрицать, что его поразительные знания и не менее поразительные умозаключения, к которым он пришел, сделали его заметной личностью в свое время. Опасно опережать своих собратьев на сто лет.

Мой отец открыл звезду Пенелопу, и, - как будто на его отцовство оказало странное влияние то, что произошло внутриутробно, - это была моя натальная звезда. Этого обстоятельства было достаточно, чтобы после моего рождения он полностью сосредоточился на звезде Пенелопа. Он подсчитал, ее орбита настолько велика, что потребуется пятьдесят лет, чтобы она совершила полный оборот. Я находился рядом со своим отцом, когда он умер, и его последними словами, обращенными ко мне, были:

- Остерегайся Пенелопы, когда она будет в перигелии.

Вскоре после этого он умер, и мне почти ничего не удалось узнать о его мыслях; но из его предсмертного шепота я понял, что, когда Пенелопа окажется в перигелии, на мою жизнь будет оказано зловещее влияние. Тогда звезда обретет свою наибольшую власть надо мной, направленную на зло. Я думаю, он сам не мог предсказать или даже предположить точную природу этого эффекта, но опасался существенных изменений, которые повлияли бы не только на мое психическое, но и на физическое состояние.

Предупреждение моего отца прозвучало десять лет назад, и я никогда его не забывал. Долгими тихими ночами, следуя по его стопам, я наблюдал за неумолимым приближением звезды, которой суждено было оказать столь судьбоносное влияние на мою судьбу.

Три года назад я незаметно для себя почувствовал его близость. По мере того, как оно приближалось, казалось, вперед были посланы маленькие вестники, чтобы возвестить о его приходе. Как тень, отброшенная ранее, я узнал - я почувствовал - признаки его силы. Слабые слухи о его влиянии преодолели расстояния и достигли меня еще до того, как я ощутил весь ужас его разума.

Я боролся с этим, как человек, отчаянно пытающийся вырваться из извивающихся щупалец чудовища, неудержимо притягивающего его все ближе. Если бы я знал, что совершу какое-нибудь ужасное преступление или сойду с ума, знание того и другого принесло бы мне облегчение. Не было никого, с кем я мог бы поделиться своими ужасными предчувствиями. Малейший намек на мою ситуацию заклеймил бы меня как сумасшедшего.

Два года назад я поставил перед собой задачу рассчитать точное время, когда звезда Пенелопа достигнет своего перигелия по отношению к нашему солнцу, и длинная серия вычислений убедила меня, что двадцать шестого октября Пенелопа будет в зените.

Это было год назад, в октябре прошлого года. Возможно, ты помнишь, что в течение недели я отсутствовал в своих обычных местах. Когда ты увидел меня позже, то спросил, где я был, и отметил, что я выглядел измотанным. Я ответил, что меня не было в городе, но я солгал. Я прятался в своих комнатах - не то чтобы я верил, будто четыре стены смогут предотвратить надвигающуюся катастрофу, какой бы она ни была, но, чтобы оградить моих друзей и общественность от возможных последствий моих поступков.

Я заперся в своем кабинете, запер дверь и выбросил ключ в окно. Затем, один, оставшись без посторонней помощи, я сел и стал ждать наступления катастрофы.

Чтобы отвлечься, я занялся проблемой, которая всегда меня беспокоила и которая, по сути, до сих пор остается нерешенной. В разгар моих вычислений, измученный усталостью и недосыпом, я погрузился в глубокий сон.

Сны мне снились ужасные. Затем, внезапно, я проснулся с головокружительным ощущением падения. Как мне рассказать, что я увидел? Мне показалось, будто, пока я спал, в комнату кто-то вошел и убрал из нее мебель. Не осталось и следа каких-либо предметов. Даже ковер исчез, и я лежал, вытянувшись во весь рост, на полу, доски которого были заменены штукатуркой и побелкой.

В комнате было душно, и, вспомнив, что я оставил окно слегка приоткрытым для проветривания, я подполз к нему. Окно располагалось почти вплотную к полу, - невероятное расстояние, - и тот, кто опустошал комнату, также закрыл окно вверху и открыл его внизу. Мне пришлось встать на колени, чтобы перегнуться через подоконник.

Я рассказываю все это спокойно. Однако, возможно, ты представляешь себе мое душевное состояние. На самом деле я был далек от спокойствия. Нет слов, чтобы выразить мое недоумение. Но если я и был поражен состоянием комнаты, то, выглянув в ночь, пришел в полное замешательство. Я был буквально так напуган, что не мог издать ни звука.

Я посмотрел вниз, ожидая увидеть улицу, но подо мной, за миллионы миль отсюда, сияли звезды. И все же уличный шум отчетливо доносился до моих ушей. Земля, казалось, растаяла под моим жилищем, казалось, висевшим в небе вверх ногами; но звуки уличного движения и человеческие голоса были повсюду вокруг меня.

Ужас, от которого кружилась голова, охватил меня, но, схватившись обеими руками за узкий подоконник, я в страхе задрал голову вверх. И тут с моих губ впервые сорвался крик.

Надо мной, не далее, чем в тридцати футах, была улица, наполненная привычным гулом, заполненная людьми и движением транспорта - все вверх тормашками.

Мужчины и женщины ходили по тротуару, опустив головы, как мухи по потолку. Мимо бешеной вереницей катились автомобили, повернутые верхами ко мне, их колеса чудесным образом цеплялись за нависающую мостовую.

К этому времени ты уже понимаешь, что произошло. Я тогда не понимал ничего. Испуганный, сбитый с толку, полубезумный, я втянул голову и упал навзничь на побеленный пол; а потом, лежа на спине, увидел то, чего не видел раньше. На потолке комнаты, прильнув к нему, как прилепились к улице автомобили, висела мебель, исчезнувшая из моего кабинета.

Она была расставлена точно так, как когда я ложился спать, за исключением того, что стояла вверх ногами. Тяжелый письменный стол, за которым я сидел, навис прямо надо мной, и я, вскрикнув от ужаса, отскочил в сторону; я подумал, что он упадет и раздавит меня. Отсутствующий ковер был расстелен на потолке, и на нем стояли столы и стулья; книги на столе и книжном шкафу легко свисали с нижней поверхности, и ни одна из них не упала.

Я вытащил свои часы, они выскользнули у меня из руки и полетели вверх по цепочке. Когда я поднял их, и посмотрел на время, все стало ясно.

Была полночь, и Пенелопа находилась в перигелии!

Влияние моей натальной звезды победило жалкое притяжение Земли, и я освободился от ее влияния. Теперь меня удерживало притяжение звезды Пенелопы. Земля осталась такой, какой была; дом не был перевернут вверх дном; только я! Я думал, что упал со стула! О Господи, я поднялся с него - как вы понимаете - и ударился о потолок своей комнаты!

Я сидел там, перевернутый с земной точки зрения, на потолке своего кабинета, и обдумывал свое положение. Затем встал и принялся расхаживать взад-вперед по потолку, и по мере того, как я двигался, монеты и ключи выпадали из моих карманов и падали вниз - вверх - как вам будет угодно - на пол комнаты.

Одно было ясно. Я предотвратил очень серьезную катастрофу, когда, выглянув наружу, уцепился за оконную раму. При таком устрашающем воздействии малейшая потеря равновесия могла бы опрокинуть меня за край, и я был бы низвергнут в ужасные глубины космоса, которые сверкали, как океан, под моим окном.

Я задумался о том, сколько времени потребуется для моего полета, подобного полету кометы, к берегам звезды Пенелопа. Я увидел себя, несущимся подобно метеору через эти огромные расстояния, чтобы, наконец, погрузиться в сердце бесконечной тайны. Даже когда я содрогнулся от тошнотворного ужаса при этой мысли, она была не лишена привлекательности.

В комнате было очень жарко, потому что температура поднималась, а я был на потолке. Мной овладело обычное для человека желание покинуть помещение и выйти на улицу, и, хотя я понимал, что это рискованно, я решил попробовать.

Я подошел к двери своей комнаты, но она оказалась так высоко у меня над головой, что я не мог ухватиться за ручку. Я также вспомнил, что запер дверь и выбросил ключ. К счастью, фрамуга была открыта, и, поскольку она была ближе ко мне, я подпрыгнул и ухватился за ее раму. Затем, превозмогая боль, я подтянулся и сумел пролезть внутрь, спрыгнув на потолок с другой стороны.

В коридоре было темно, и, когда я пересекал потолок, то услышал шаги, поднимающиеся по лестнице, которая находилась выше и сбоку от меня. Затем за поворотом мелькнула свеча, и в поле зрения появился мой домовладелец, который шел, опустив голову, как и весь остальной мир.

В руке он сжимал предмет, который, когда он подошел ближе, я принял за револьвер. Очевидно, он услышал странные звуки, доносившиеся из моей части дома, и намеревался выяснить их причину. Я задрожал, потому что знал, если он увидит меня, висящего вниз головой, как он подумал бы, на потолке, то немедленно пристрелит - если, конечно, не умрет от страха.

Но он меня не заметил и, побродив по дому минут двадцать, ушел довольный, а я был предоставлен самому себе выбираться из дома, как только мог.

Я чувствовал себя на удивление легким, как будто сбросил много фунтов веса, что, должно быть, так и было; и я почти бесшумно пробирался по потолку к задней части дома, где, как я знал, имелась пожарная лестница, ведущая на улицу. Дверь в заднюю комнату была открыта, я перелез через препятствие в виде верхней части косяка, вошел в комнату и бесшумно подошел к окну.

Я не осмеливался посмотреть вниз, когда пролезал в проем, но, ухватившись за железные перила пожарной лестницы, почувствовал себя спокойнее; затем я осторожно начал странный подъем к нависающей улице. Любому, кто посмотрел бы снизу вверх, я мог бы показаться причудливым акробатом, перебирающим руками металлические детали, и, полагаю, я бы произвел фурор.

Внизу начались мои трудности, потому что я не мог надеяться удержаться на земле; ходьба на руках не разрешила бы загадку. Притяжение Пенелопы было в точности таким же, как притяжение Земли, когда человек висит на руках на высоте. Со страхом в сердце я начал свое необычное путешествие к улице, используя в своих интересах каждую неровность фундамента дома; часто я отчаянно цеплялся за единственную маленькую кирпичную полку, потому что, хотя казалось, будто я иду на руках, на самом деле я висел на страшной высоте, подвергаясь мгновенной опасности упасть в неизмеримую бездну неба подо мной.

Дом окружала железная ограда, и в какой-то момент я оказался достаточно близко, чтобы протянуть руку и ухватиться за нее. Затем, вздрогнув, я перебрался через железные прутья, где через некоторое время почувствовал себя в большей безопасности.

Забор стал настоящей опорой, так как железная рама на его вершине обеспечила узкую, но прочную опору для моих ног. Но забор был не особенно высоким, и по мере того, как я продвигался вперед, земля из-за неровностей часто оказывалась всего в нескольких дюймах над моей головой. Любой, кто остановился бы, чтобы посмотреть, увидел бы человека, - сумасшедшего, как он предположил бы, - стоящего, прислонившись головой к железной ограде, и время от времени двигающегося вперед конвульсивными движениями окоченевших рук.

Поток машин поредел, и на моей стороне улицы, казалось, было мало пешеходов. Меня осенила безумная идея - преодолеть расстояние до твоего дома, Хасвелл, цепляясь за заборы по пути. Я думал, это возможно, и ты был единственным человеком, которому, как мне казалось, я мог бы рассказать свою странную историю с надеждой на доверие.

Если бы я предпринял это путешествие, то, без сомнения, заблудился бы; где-то по пути суставы моих рук взбунтовались бы, моя хватка ослабла, и я погрузился бы в глубины усыпанного звездами космоса, стал бы странником в пустоте, несущимся навстречу невообразимой судьбе. Но случилось так, что этому не суждено было произойти.

Я дошел до конца боковой ограды и как раз начал пробираться к фасаду, когда меня увидела женщина - молодая женщина, в этот момент проходившая по улице. Я ничего не знал о ее присутствии, пока до моих ушей не донесся ее приглушенный крик. Увидев меня, стоящего, по-видимому, на голове, она подумала, что я маньяк.

Мне она показалась женщиной, перевернутой с ног на голову, и я вгляделся в ее лицо, как смотрят на отражение в глубине пруда. Уличный фонарь висел на тротуаре надо мной, недалеко от того места, где я находился в тот момент, и в его свете я увидел, что лицо у нее молодое и милое. Интересно, Хасвелл, может ли быть какая-нибудь ситуация, какой бы невероятной она ни была, в которой лицо красивой женщины не привлечет внимания? Думаю, что нет.

Что ж, это было милое личико - и она больше не кричала. Я сказал ей: "Пожалуйста, не пугайтесь. Я не сумасшедший, хотя и не удивляюсь, что вы так думаете. Каким бы нелепым это ни казалось, в данный момент я нахожусь в нормальном положении; если бы я стоял на земле, как вы, я бы..."

Я собирался сказать, что исчез бы с ее глаз, но понял, это было бы для нее слишком.

- Я бы задохнулся, - закончил я. - Кровь бросилась бы мне в голову, и я бы умер.

Затем она заговорила, и голос ее был полон нежности. Было легко понять, что она считала меня сумасшедшим, но она не боялась меня.

- Вы больны, - сказала она. - Вам нужна помощь. Могу ли я вам ее оказать? Нет ли кого-нибудь, кого вы хотели бы позвать?

И снова, Хасвелл, я подумал о тебе. Но передаст ли она сообщение? Не обратится ли она вместо этого в полицию? Не обдумывала ли она даже сейчас уловку, с помощью которой меня можно было бы схватить, прежде чем я нанесу себе вред? Но теперь я знал, что не смогу продолжать в одиночку. Рано или поздно мне придется вернуться, или я непременно встречу не красивую молодую женщину, а полицейского. Я быстро принял решение. Я сказал ей:

- Спасибо за ваше предложение, но сейчас мне никто не может помочь, а возможно, и никогда не сможет. Здесь, позади, мой дом, и, вместо того чтобы пугать людей, я вернусь туда, откуда пришел, и останусь дома. Но я ценю вашу доброту и рад, что вы не считаете меня сумасшедшим и не боитесь меня. Возможно, когда-нибудь я излечусь от этого странного недуга, и, если этот день настанет, я хотел бы встретиться с вами снова и поблагодарить вас. Вы скажете мне, как вас зовут?

Она, трепеща, назвала мне свое имя, и... я снова чуть не закричал.

Ее звали Пенелопа, Хасвелл! Пенелопа Поллард!

Я чуть не выпустила перила, которые поддерживали меня, а, когда пошатнулся и, казалось, вот-вот упаду, она тихо вскрикнула и, повернувшись, убежала в темноту.

Она пошла за помощью. Я знал это, и вскоре понял, что окажусь в центре насмехающейся толпы. Поэтому я повернулся и пошел обратно. Обратный путь был еще тяжелее, но после мучительной боли в конечностях и напряжения в сухожилиях я вернулся в свою комнату и там, совершенно измученный, упал ничком на пол - или на потолок - в углу и мгновенно заснул.

Несколько часов спустя, когда я проснулся, то обнаружил, что лежу на покрытом ковром полу своей комнаты, а в окно, как и в прошлые годы, лились солнечные лучи. Я снова был подчинен законам земного притяжения. Мне кажется, по мере того, как воздействие проходило, я постепенно сползал по стене, пока без толчка не достиг пола.

Мой домовладелец колотил в мою дверь, и после нескольких секунд оцепенения я поднялся и попытался впустить его. Но поскольку я выбросил ключ, мне пришлось притвориться, будто я его потерял и случайно оказался взаперти. Когда он освободил меня, я спросил его, не было ли каких-либо вопросов в отношении меня, и он ответил, что не было. Итак, оказалось, что моя прекрасная подруга прошлой ночью не вернулась с отрядом полицейских в синих мундирах. Я был благодарен и решил при первой же возможности навестить ее.

С того дня я искал ее - Пенелопу Поллард. Я искал Поллард до тех пор, пока не возненавидел это имя. Я находил Сильвию, и Грацию, и Сару, и Джейн, и еще тысячу и одну, но нигде не было Пенелопы, Хасвелл, до прошлой недели.

Пенелопа!

На прошлой неделе я нашел ее. И где же? Хасвелл, она живет в трех шагах от моего дома. Она жила там все это время. Она видела меня много раз до моей роковой ночи и десять раз после - я ходил по земле как обычный человек, за исключением того единственного поразительного вечера. Она была готова поговорить и рада обсудить мой случай; я могу сказать, что она очень умная девушка. Позже она рассказала мне, что в тот вечер ей показалось, будто я был пьян. Это ее позабавило, но не испугало. Именно поэтому она не обратилась за помощью; она считала, что это была моя пьяная прихоть - ходить на руках, и что это пройдет в свое время.

Вот, Хасвелл, история моей удивительной связи со звездой Пенелопой. Ты поймешь, что должно пройти почти пятьдесят лет, прежде чем она снова окажется в перигелии, и к тому времени, вероятно, я буду уже мертв.

Я очень рад этому; одного такого опыта достаточно.

- Я думаю, твоя подруга была права, - заметил я после долгого молчания. - Ты, конечно, был пьян, Раймонд. Так же, как ты пьян сегодня вечером.

- Пьян? - повторил он. - Да, я пьян, Хасвелл, пьян божественным нектаром, какого никогда не сварит человек. Пьян вином Пенелопы - звездной Пенелопы. Я приберег лучшую часть истории к концу. На следующей неделе мы с Пенелопой поженимся. Я здесь сегодня с ее разрешения, чтобы в последний раз встретиться со своим старым другом Хасвеллом. Это моя последняя вечеринка. Поздравь меня, Диккон!

Конечно, я поздравил его, и сделала это искренне, но вся эта история до сих пор ставит меня в тупик. Миссис Раймонд - очаровательная женщина, и ее, несомненно, зовут Пенелопа. Но доказывает ли это что-нибудь?

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ЧЕТВЕРТОМ ИЗМЕРЕНИИ

Фарнсуорт Райт

Мысль о метеоритах приводит меня в ужас. У них есть неприятная привычка падать и убивать людей в самое неподходящее время. Вот почему я был так поражен, когда увидел большой объект, летящий на меня с неба, когда недавно прогуливался по берегу озера в моем городе Чикаго.

Я вздрогнул. Неужели это конец? Я начал читать молитвы. К моему изумлению, летящий снаряд ударился о траву рядом со мной без малейшего сотрясения.

Я ахнул.

Тысячи необычных предметов начали отделяться друг от друга. Они отделились от общей массы и внезапно увеличились в размерах с одного дюйма до трех футов в диаметре. Они были совершенно круглыми и покрыты зубами. На каждом зубе было по десять отростков, которые постоянно находились в движении. На каждом отростке имелся глаз.

Карликовые существа быстро катались по земле, их отростки служили ногами, руками, щупальцами и всем прочим, что приводило их в движение с невероятной скоростью. Иногда они стояли только на четырех или пяти отростках, а затем внезапно сильно прижимались к земле сразу половиной, подпрыгивая таким образом высоко в воздух. Они падали без толчков, потому что отростки служили амортизаторами и смягчали их падение.

"Несомненно, это исследователи с Марса или Венеры", - подумал я, когда забавные прыгающие существа заполнили воздух.

- Вы ошибаетесь. Это юпитерианцы, - произнес голос рядом со мной.

Я узнал голос. Это был профессор Натт. Вы, наверное, его знаете.

- Гм, - сказал он. - Гм, гм! - И еще раз повторил: "Гм!"

- Интересно, если это правда, - заметил я. - А кем могут быть юпитерианцы?

- Они могут быть людьми, но это не так, - отрезал он. - Это люди с планеты Юпитер. Из-за своего невежества вы подумали, что это могут быть марсиане или венерианцы, но вы ошибаетесь, потому что на Марсе и Венере есть трехмерные существа, такие же, как мы. Юпитерианцы совершенно другие. На этом юпитерианском воздушном корабле их шестьсот тысяч.

Я был так рад, что нашел человека, который мог бы рассказать мне о них, что даже не подумал спросить его, откуда ему известны все эти поразительные факты.

- Где находится корабль, о котором вы говорите? - спросил я.

- Вот он, - ответил профессор довольно высокопарно и указал на пустое место на траве.

Я внимательно всмотрелся и разглядел огромный прозрачный шар, казавшийся сделанным из стекла, быстро становившийся видимым из-за оседавшей на нем чикагской пыли. Я подошел и дотронулся до него рукой. Он издал металлический звон.

- Ага! - засмеялся профессор. - Вы думали, что это стекло, но он сделан из юпитерианской стали. Осторожно!

Я отпрянул после его предупреждения, и последние сто тысяч вылетели из шара, пройдя прямо сквозь прозрачный металл, из которого он был сделан.

- О Господи! - воскликнул я в изумлении по-французски.

- О Господи! - повторил я, потому что мне нравилось хвастаться своим знанием языка. - Как они могут проходить сквозь стекло, не разбивая его?

- Вы имеете в виду, сквозь юпитерианскую сталь, - сурово уточнил профессор Натт. - Я уже говорил вам, что это не стекло. Юпитерианская сталь имеет четыре измерения, и они проходят через четвертое измерение. Вот почему вы не можете видеть металл, - потому что ваши глаза только трехмерны.

- А жители Юпитера четырехмерны? - с благоговением спросил я.

- Конечно, - довольно раздраженно ответил Натт.

- Тогда как же я могу их видеть? - торжествующе воскликнул я.

- Вы видите только три из их четырех измерений, - ответил он. - Другое находится внутри.

Я повернулся, чтобы еще раз взглянуть на юпитерианцев, которые теперь заполонили всю набережную. Один из них легко подпрыгнул на пятьдесят футов в воздух, вытянул сотню отростков, похожих на щупальца, и схватил английского воробья. Он раздавил воробья десятком или даже больше зубов, которые, как я уже говорил, покрывали все его тело. Меньше чем за минуту бедная птичка была разорвана на куски. Приглядевшись, я увидел, что у юпитерианца нет рта.

- О Господи! - воскликнул я в третий раз. - Как он может отправить птицу в желудок?

- Через четвертое измерение, - ответил профессор Натт.

Это было правдой. Внезапно изжеванные куски птицы были подброшены в воздух, и юпитерианин легко прыгнул за ними. В воздухе его вывернуло наизнанку, он поймал куски птицы желудком и снова осторожно опустился на траву.

- Вы это видели? - воскликнул я приглушенным голосом. - Почему я не могу вывернуться наизнанку подобным же образом?

- Потому что вы не четырехмерны, - ответил профессор с ноткой раздражения в голосе. - Это прекрасно - иметь четыре измерения, - восторженно произнес он. - Юпитерианин - единственный настоящий интеллектуал, потому что только он может по-настоящему размышлять. Он может заглядывать вглубь себя.

- И видеть, что он ел на завтрак? - ахнул я. - И что ели его соседи тоже?

- Вы задаете ребяческие вопросы, - устало сказал профессор. - Юпитерианин, конечно, может заглянуть в душу вещей и посмотреть, что ели на завтрак его соседи, как вы так вульгарно выражаетесь. Но юпитерианцы обращают свои мысли к более возвышенным предметам.

Существа окружили меня, их отростки были повернуты внутрь, как будто они умоляли.

- Чего они хотят? - спросил я профессора.

- Они хотят чего-нибудь выпить, - ответил он. - Они прикладывают отростки к животу, чтобы показать, что хотят пить.

- О, - сказал я и указал на озеро. - Если они хотят пить, в озере есть свежая, прохладная вода.

- Не выдумывайте, - сказал профессор Натт. - Им нужна не вода.

Он устремил свой суровый, безжалостный взгляд на мой задний карман. Я побледнел, потому что это была моя последняя пинта. Но мне пришлось подчиниться. Если вы когда-нибудь сталкивались с холодным, обвиняющим взглядом профессора Натта, вы поймете, что я чувствовал в тот момент.

Я вытащил фляжку из кармана и протянул ее главному юпитерианцу, который радостно вскинул отростки. Сразу же началось столпотворение, если вы понимаете, что я имею в виду. Десять тысяч раз по десять тысяч отростков схватились за пробку и вытащили ее с громким хлопком. Один из испытывающих жажду юпитерианцев, стремясь добраться до содержимого, проник прямо сквозь стекло в бутылку и чуть не утонул из-за своих стараний.

- Вы видите, как полезно быть четырехмерным, - заметил профессор. - Вы можете попасть в любой подвал в мире, просто пройдя сквозь стены. И в любую пивную бочку, таким же образом.

- Но, - возразил я, - как это насекомое попало через стекло в бутылку виски? Стекло имеет только три измерения, как и все остальное в этом мире.

- Не называйте его насекомым! - резко одернул меня Натт. - Он юпитерианин, и как таковой бесконечно превосходит нас с вами. Он прошел сквозь стекло, потому что он четырехмерный, хотя стекло таковым не является. Если бы у вас было четыре измерения, вы могли бы развязать любой узел, просто пропустив его через себя. Вы могли бы вывернуться наизнанку или пройти сквозь себя, пока ваша правая рука не станет левой, и превратиться в свой собственный образ, каким вы видите его в зеркале.

- О Господи! - воскликнул я в четвертый раз.

Легкий ветерок донес до моих ушей отдаленный лай. Казалось, все собаки в городе залаяли одновременно.

- Их беспокоят разговоры юпитерианцев, - объяснил профессор. - Их голоса слишком высоки для обычного человеческого слуха, но собаки могут слышать его вполне отчетливо.

Я прислушался и, наконец, различил пронзительное жужжание, более высокое, чем любой звук, какой я когда-либо слышал в своей жизни, бесконечно сладкое и пронзительное.

- Ах, я слышу четырехмерные звуки, - подумал я вслух.

- Вы опять ошибаетесь, - с жаром возразил профессор. - Звук не имеет размеров. Он распространяется волнами и изгибается, пока не встретится сам с собой на бесконечном расстоянии от начальной точки. Есть три причины, по которым вы не можете услышать музыку сфер: во-первых, потому что она отклоняется от Земли силой притяжения, когда проходит мимо Солнца; во-вторых, потому что ваши уши не настроены на столь тонкий звук; и в-третьих, потому что музыки сфер нет. Первые две причины не имеют значения в свете третьей, но такой ученый ум, как у меня, не довольствуется одной причиной, когда с такой же легкостью можно привести три.

- Тени сэра Оливера Лоджа! - воскликнул я.

- Сэр Оливер жив, - поправил меня профессор. - Человек становится тенью только после своей смерти. Тогда он становится четырехмерным существом, похожим на юпитерианцев, только по-другому.

- О Господи! - прокомментировал я.

- Скажите что-нибудь разумное, - упрекнул он меня.

- Ради святого Эйнштейна, откуда вы все это знаете о юпитерианах? - просил я, и внезапное подозрение промелькнуло в том, что я с удовольствием называю своим разумом.

- А, Эйнштейн, да! - воскликнул Натт, очень довольный. - Отца моей матери звали Эйнштейн.

- Значит, вы состоите в родстве с...

- Нет, - перебил он, - но отец моей матери состоит.

- Что-то вроде четырехмерных отношений, я полагаю, - саркастически заметил я.

В этот момент воздух задрожал от невидимого звука. Юпитерианцы бросились врассыпную, будто внезапно услышали звонок к обеду. Они проскочили сквозь юпитерианскую сталь своего шара и мгновенно уменьшились в размерах с трех футов до одного дюйма.

- Только что прозвучал призыв к юпитерианскому сбору, - объяснил профессор. - Обратите внимание, как пассажиры собираются. Шестьсот тысяч юпитерианцев теперь втиснуты в этот шар. Наши надземные железные дороги упускают прекрасную возможность, поскольку им не приходится иметь дело с четырехмерными существами.

- Они заставляют нас набиваться так же плотно, - отважился заметить я.

Шар уже начал подниматься в воздух, когда позади меня раздался пронзительный вопль отчаяния - более пронзительный и высокий звук, чем когда-либо прежде слышали человеческие уши, как заверил меня профессор. Главный юпитерианец остался. Это он оказался в бутылке с виски. Не удовлетворившись тем, что ему досталась львиная доля содержимого, он замкнул бутылку внутри себя и теперь не мог от нее избавиться.

- Почему бы ему снова не вывернуться наизнанку и не выпустить бутылку? - спросил я, с интересом наблюдая за юпитерианцем.

- Потому что ваше виски парализовало его, - ответил профессор. - Он совершенно беспомощен.

Я посмотрел на шар, который снова опустился. Каждый юпитерианин внезапно принял свой обычный размер, предприняв смелую попытку прийти на помощь своему вождю. Но существа больше не могли проходить сквозь четырехмерный металл, из которого состоял шар. На нем осел такой толстый слой чикагской пыли, что, по сути, он стал трехмерным. Внезапное столкновение шестисот тысяч тел привело к тому, что он взорвался с грохотом, подобным сотне раскатов грома, раздавшихся одновременно. Воздух был полон мертвых и умирающих юпитерианцев. Темное облако, состоящее из летучей пыли, поднятой взрывом с юпитерианского шара, окутало ландшафт. Длинные струи электрического огня вырвались из обломков шара и, казалось, закручивались сами по себе. Все вокруг изгибалось? - темнота, облака, звуки, лучи света, - как будто сгибалось под действием силы тяжести.

Я поднял руки и боролся с облаком, которое опускалось на меня. Мне показалось, будто я покрыт падающими перьями, когда облако начало рассеиваться. Я оказался в своей собственной гостиной. Воздух был полон летящих страниц, которые я, как безумный, вырывал из книги и подбрасывал к потолку. Книга оказалась трактатом по теории пространства Эйнштейна, который я позаимствовал у друга в тот день. Я прочитал почти страницу, прежде чем заснул.

Говорят, что только двенадцать человек во всем мире понимают теорию Эйнштейна. Если бы я прочитал эту книгу, то был бы тринадцатым, и это было бы несчастьем. Так что даже к лучшему, что она уничтожена. Но какое оправдание я могу представить своему другу в том, что порвал его книгу?