Тотально и бесповоротно. Никто уже не останется прежним, таким как был до всего этого. Кто-то, перенеся эти испытания, станет более серьёзным, кто-то наоборот, станет меньше цепляться за человеческие страдания и саму жизнь. А кто-то потеряет и саму жизнь.
* * *
С самого начала Игорю нравились именно эти моменты. Эти немногие предрассветные минуты, точнее, минуты, предшествующие просыпанию. Когда можно было остаться наедине со своей малышкой. Легонько касаться крошечных пальчиков, ручек, ножек. Смотреть на маленького человечка, и, словно, наполняться каким-то внутренним светом. Теперь же эти мгновения стали поистине бесценными.
В это время Игорю казалось, что ещё есть надежда на будущее, что есть для кого жить, и что-то делать в этом мире. Отступали мрачные мысли и уныние перед этой новой жизнью, нежностью, любовью. В полумраке комнаты малышка мило посапывала, и шевелилась во сне. А отец качал её на волнах своей двойной любви и двойной нежности. Не отданные Ирине, и предназначавшиеся для Насти, теперь всецело доставались этому маленькому ангелочку.
Игорю даже удавалось забыть на время всё раздражение на свою жену. Все эти скандалы, эти нескончаемые бубнящие разговоры, больше похожие на зубную боль, ноющую, всепроникающую, не позволяющую расслабиться. Раньше была любовь, нормальные отношения, но в какой-то момент всё пропало. И беда была в том, что момент этот был растянут на месяцы.
Теперь он просто плыл по течению жизни. Не в силах в корне изменить ход событий, или вернуть прежнее. Развод лишил бы их квартиры. И дочери. Сначала малышка была бы с матерью, а потом, при удобном случае, (а, жена предоставляла эти поводы с избытком) попала бы в детдом, в собственность государства. Вездесущие агенты ЮЮ, преисполненные рвением, с радостью разрушат очередные жизни. В первую очередь, Настеньки. И прежде, чем она подросла и смогла бы отрабатывать средства, вложенные в неё правительством, её личный долг достиг бы критической отметки. Из таких долгов обратной дороги практически не было. Поэтому Игорь и терпел. Ради Насти.
Игорь ещё никак не мог смириться с той ситуацией, когда вся эта ругань с женой происходила в присутствии дочки. Он каждый раз пробовал нивелировать, сгладить истерики жены, как-то смягчить резкость тона. С собой он уже научился справляться, а вот с нею, - никак. Эти постоянные оглядки на Ирину, на её реакцию, делали из Игоря какого-то затравленного зверька. Большого и доброго. И несчастного.
Он противился всеми фибрами души, он очень сильно боялся, что его милая Настюша пойдёт по стопам своей матери. Что сможет превратиться в такой же змеиный клубок. Что сломает жизнь какому-нибудь, в общем-то, неплохому парню.
Игорь бунтовал. Он немного поколачивал супругу, "вправлял мозги", так сказать. Иногда помогало. Но в последний раз, в период особого буйствования жены, он действительно потерял контроль. А она смеялась, и провоцировала его снова и снова. Потом была полиция, экспертиза. Зарегистрировали побои, сделали предупреждение, и Игорь понял, что так он играет на руку своей жене. После этого случая он и пальцем не тронул жену. Она получила ещё один прекрасный козырь для подколов, а он - новый зубовный скрежет от злости и бессилия.
Не было бы Настеньки, всё было бы не так. И хотя душевный недуг супруги в теперешнем виде окончательно сформировался при вынашивании дочери, тогда, без Насти был шанс либо на развод, либо на поправку здоровья. Порою Игорю казалось, что жена специально устроила беременность. От этой, новой версии Ирины такого вполне можно ожидать.
А пока жена спала, Игорь мог быть любящим заботливым отцом. Мог быть самим собой. В своём присутствии Ира не разрешала нянчить ребёнка. "Не разрешала" это было очень-очень мягко сказано, это были такие умопомрачительные истерики, что становилось действительно страшно.
По большому счёту, именно дочь стала камнем преткновения для этой пары. От чего-то Ирина считала, что муж - враг малышке, и что только она, Ирина, вправе претендовать на исключительную роль в жизни девочки.
Женщина собиралась получить всё, и дочь, и квартиру, и доброе имя, и ... нежную, податливую, красивую девушку, наподобие Кристины, далёкой школьной любви Иры.
* * *
- Выключи лишний свет, пожалуйста. Зачем ты повключала все лампы, они же тебе не нужны. По телеку сказали, лучше экономить, - сказал мужчина как можно спокойнее, но уже знал, что услышит в ответ. Так и случилось.
Кто разбудил этого домашнего монстра? Стоило отлучится в ванную комнату, и на тебе, - пила в действии, хотя нет, целая лесопилка в работе. Сегодня вроде как выходной, будильник Игорь выключил. И была надежда побыть с Настей немного больше обычного, да не судьба. В такое не спокойное время, терять крупицы своего счастья было вдвойне отрадно.
- Тебе надо, ты и выключай. Трус, вечно подыгрываешь правительству, - бросила Ира в своей привычной манере.
Игорь никак не мог раскусить этот приём. Как ей удавалось так зло говорить, при этом оставаясь равнодушной внутри? И это злило ещё больше. Вот сейчас она вроде как против правительства, а через минуту будет за него. Поначалу Игорь пробовал апеллировать к разуму, к логике, принимал за чистую монету поддельные интерес и желание с её стороны найти пусть не истину, хотя бы согласие. Но всё было напрасно.
Ещё одна загадка не давала покоя мыслям Игоря, - цели, мотивы такого поведения Иры. Чего она добивается? Может, это месть? Тогда за что? Причины не находились. Перебрав, казалось, все возможные причины, разум мужчины, оказался бессильным в решении этой задачи. Один вывод неизменно проявлялся в итоге этих размышлений. Женская логика, это не логика вовсе, так, хаотичное нагромождение переменчивых эмоций, прикрываемое упрямым железобетонным принципом "Я так хочу".
Упрятать её в психушку вряд ли получилось бы. Все чудачества были направлены против мужа, а в целом, адекватность действий была высокой. Она просто изводила Игоря.
- Это логично. Снизить нагрузку на сети, а то соседи заложат, - сказал он больше для самого себя, чем для неё. Он и сам порою начинал брюзжать как его жена. Выключил лишнее освещение, вернулся, и сел на диван.
- И "ящик" выключи, экономист, - продолжила супруга крутить своё любимое и неизменное шоу брюзжания.
Телевизор нельзя пока было выключать, ведь он не проработал даже положенного непрерывного минимума в один час. Обычную суточную норму в три часа, в связи с эпидемией, увеличили вдвое, и теперь Игорю предстояло решать для себя нелёгкую задачу. Смотреть долго телевизор или нет. С одной стороны, жена успокаивалась, пялясь в экран, и чем больше его смотрела, тем спокойней она себя вела, с другой, у него самого из-за телевизора начинала болеть голова. Из-за ажиотажа он и так в эти дни много смотрел телевизор, что не преминуло сказаться на здоровье.
Было очень интересно следить за новостями, только пока новостей, как таковых не было. Шли уже всем известные программы о выживании, о правилах поведения, и, судя по программке на экране, такой эфир будет продолжаться до самого вечера. По другим каналам шло то же самое. Одна и та же бегущая строка повторяла предупреждения о заражении, о ЧП, и прочем.
Мужчине показалось, что может, в этот раз удастся отмолчаться, и ссора не станет развиваться ещё больше, но нет.
- Что молчишь? Нечего сказать. Здоровый мужик, а что-то возразить хрупкой женщине не может. Хотя, какой же ты мужик? А? Я тебя спрашиваю? Вон у других, мужья как мужья, не то, что ты.
Пора было сбегать в свою скорлупу, и Игорь стал погружать себя в особое состояние, названное им же, "тупняк". Дзен-медитация от нападок сварливой жены. Как же он жестоко ошибся, связывая свою жизнь с её жизнью. А ведь было всё когда-то очень хорошо. А теперь жить с этим упырём, или правильно упырихой?
Страшно и неприятно было думать, но всё же приходилось. Это утро было только небольшой частью долгого дня. А этот день был всего-навсего первым днём из пяти необходимых. Одним из первоначального срока. Если всё будет идти по предполагаемому сценарию развития событий. Но думать об ещё более страшных вещах, не хотелось вовсе, и Игорь стал "уходить".
Слова жены стали превращаться в хаотичный не стройный шум волн, в белый шум радио, в завывание и шёпот ветров, звучащих, будто живые и загадочные звери.
* * *
Правительство объявило высший уровень террористической угрозы. Предполагалось, что радикальные исламисты из очередной группировки, могли применить бактериологическое оружие. Мишенью мог стать любой большой город, даже крупные посёлки или предприятия, транспорт, вокзалы, и т.д. Так людей в течение пару недель предупреждали через СМИ. Так и случилось.
Всё население, от мала до велика, стало носить марлевые повязки и респираторы. Особо везучие обзавелись противогазами. Паника нарастала.
Стало известно, что в нескольких городах по всей стране, уже есть заражённые смертельным вирусом. Их даже показывали по новостям. Покрытые жуткими язвами, нарывами, люди умирали в специальных палатах. Больные умирали очень быстро. Показали, как, во избежание распространения вируса, сжигали трупы.
Было ясно, что этот вирус сугубо военная разработка, что противоядия пока нет. Выступали по телевизору всяческие эксперты. Высказывалась версия о том, что вирус - наследие красной эпохи. Показывались дискуссии. Об исламе, о красном терроре, об экономических войнах, о гриппе, вакцинах, и прочем. Позже сообщили об угрозе тотальной эпидемии, и возможной гибели миллионов граждан. После этого прошла информация о том, что вирус легко может передаваться через воздух, слизистые оболочки.
Количество заражённых с каждым днём возрастало. География заболевания расширялась. Паника увеличивалась. Государственные границы закрыли на въезд и на выезд. Было запрещено передвижение внутри страны.
Государственный механизм сработал чётко и слаженно. По стране было объявлено о чрезвычайном положении, и введён комендантский час, длительностью на пять суток. И пять суток был предварительный срок, сказали, вплоть до особых распоряжений. Как бы намекалось, что может, и дольше будет изоляция. Расслабляться никто не собирался, наоборот, все были полны решимости пройти это испытание с честью. По крайней мере, так было заявлено по телевидению.
Президент лично выступил в своём телеобращении к народу. Съёмка велась на фоне флага и герба страны, "сам" был окружён пышнозвёздными генералами. Голос был твёрд, а лицо спокойно и мужественно. Народ гордился таким смелым президентом.
Стали показывать передачи, в которых врачи, инженеры, доходчиво и обосновано, рассказывали, как можно прожить в изоляции пять дней. Как надо изолировать при помощи скотча, плёнки, изоленты и прочих подручных средств своё жилище. Как важно и можно экономить воду, газ, электричество. Как обращаться с мусором. Как правильно распределять продукты питания. Что делать при незначительном ухудшении здоровья. При заражении.
Необходимые расчёты научно доказывали всю беспочвенность паники и опасений простых граждан. Подсчёты килокалорий, граммов, литров, часов и прочего, убеждали, что не так всё и страшно. В особенности, если сравнивать с возможностью заразиться вирусом, и умереть. Ещё и ещё раз показывали и рассказывали, как обходиться минимальным количеством воды в условиях города. Как справляться с паникой. С голодом, не дай Бог. Сказали, что на всякий случай, стоит сделать запас питьевой и технической воды. Убеждали прекратить панику. Но обыватели паниковали.
Вирус не оставлял никаких шансов на излечение, и очень быстро распространялся. С этой современной чумой приходилось бороться, как и в прошлом, - изоляция, и сжигание трупов. Ожидание естественной убыли распространения вируса.
Патрулям на улицах были выданы особые полномочия. Наказание за мародёрство во время комендантского часа - расстрел. Подозрение в террористической деятельности - расстрел. Подозрение в заражении вирусом - тоже расстрел, никто не брался рисковать и диагностировать заболевание. Особенно в условиях далёких от лабораторных. Предполагаемая жестокость нашла оправдание в сердцах и умах граждан.
Это была война. Без компромиссов. И если стоял выбор между походом на улицу, заражённую смертельным вирусом, с шансом быть убитым, и тут же сожжённым; и мотивом отсидеться в привычной для многих обстановке квартиры, то выбор был очевиден. Панику это не уменьшило, но теперь очень многие, если не все поголовно, предпочитали паниковать робко, шёпотом, по-домашнему. И ждать.
По всей стране была остановлена работа предприятий и фирм. Исключение составляли организации и граждане, которым в приказном порядке надлежало работать в это время. Предприятиям энергетики, водоснабжения, телерадиовещания, и другим, обеспечивающим жизнедеятельность государства. Почти каждый индивид общества стал подумывать, что лично о нём заботиться государство, что оно думает о каждом, даже о самом маленьком винтике своего отлаженного механизма.
За день до объявления о ЧП всем по месту работы были розданы скотч и пайки на пять дней. В пайке было несколько видов продуктов питания и несколько литров воды. Нормы были мизерными, но ведь и в холодильнике у каждого были какие-никакие продукты. В пайки работающих включались и пайки всех членов семьи. Игорю даже досталось детское питание для Насти. Досталось впрочем, не забесплатно, - с карточки сняли определённую сумму.
Так правительство старалось избежать продуктовой паники. Но, понятное дело, паника была. Для не работающих одиноких граждан социальные службы развозили пайки по домам и квартирам. Вторым очень важным мероприятием на поприще продовольствия стало блокирование всех платёжных карточек. Купить продуктов и воды больше установленной нормы стало невозможно.
Правящая партия причислила эти достижения к своему списку заслуг. Оппозиция пару раз пробовала что-то возразить, но их видео утонуло в океане бодрых патриотичных роликов. "О каждом из вас помнят, о каждом позаботятся" таким был новый лозунг пиарщиков из телевизора. Даже самые взвешенные, рассудительные и любознательные умы общества не задавали лишних вопросов на тему "Как в одночасье, в столь сжатые сроки, можно было осуществить столь масштабные действия с информацией, кадрами, товарами".
Игорь тоже подготовился к этому вынужденному карантину. Получил продукты и воду на работе, купил всё, что можно было купить из "корзины выживания" в супермаркете. Как оказалось, на детское питание и памперсы ограничений не было. Наполнил все имеющиеся дома ёмкости водой. На всякий случай. Водоснабжение лихорадило, что было вполне объяснимо, ведь столько потребителей одновременно бросилось наполнять кастрюли и тазики. Но постепенно наладились прежняя подача воды.
Игорь тщательно заклеил окна и двери, чтобы воздух не проникал в квартиру. Ещё был велосипедный фонарик, и комплект сменных батареек к нему. Ну, это уж на самый крайний случай, если отключат электричество. Спички тоже были в достаточном количестве.
Ограничений по другим товарам не было, и паникующий народ сметал всё, что, разумно, но большей частью стихийно, считалось предметами первой необходимости для выживания в данных условиях. Возможность покупать эти товары преподносилась как большая свобода, и люди были счастливы "делать кассу" супермаркетам. А как довольны были их владельцы. Столь дальновидная политика правительства, ввиду полного отсутствия продаж в последующие дни, вызывала уважение.
Всем не работающим надлежало находиться по месту прописки. Те, кто проживал не по месту прописки, обязаны были сообщить об этом властям. Работающие на период ЧП должны быть на рабочих местах. Страна должна работать, фактически не работая. Это было удивительно, хоть и не успокаивало до конца.
Для обеспечения порядка были собраны все работающие и вызваны из отпусков отдыхающие работники и сотрудники всех силовых ведомств. В отдельных случаях призваны кадры, находящиеся на пенсии. В общем, проведена первая волна мобилизации. Патриотично настроенные граждане не уставали восхищаться и гордиться страной и правительством.
* * *
Абсолютная ненормальность происходящего ломала накатанный сценарий "монаха", и Игорь оставил бесполезные попытки отрешиться. Вдобавок, телевизор запищал новым сообщением. Во второй бегущей строке сообщалось: "В связи с огромным количеством звонков и сообщений, а также с целью нераспространения слухов и паники, вся проводная и мобильная связь, интернет-контент отключены. В экстренных случаях используйте смс-сообщения на короткий номер 8419. Экстренные случаи, это пожар, заражение вирусом, мародёрство, также следует сообщить адрес происшествия. За ложный вызов предусмотрено уголовное наказание, - лишение свободы сроком до пяти лет". И сообщение побежало по новой.
"Ого, серьёзно как взялись" - подумал Игорь. Он проверил свой смартфон. Там было то же предупреждение, что и по телевизору.
Всё было на месте, - жена, со своей "программой", телевизор со своей, Настюша, и время почти не двигалось. Вряд ли можно было бы отвлечься чтением книг или просмотром фильма. Игорь тяжело вздохнул. Опасность, вынужденная изоляция и безделье, наверное, объединяли семьи. Люди общались, вспоминали что-то хорошее из прошлого, поддерживали друг друга. Наверное, уходило всё не основное, суетное. Оставалось самое главное, лучшее, что было в людях. А здесь...
* * *
К вечеру передали свежие новости. Сообщалось о новых заражённых, о подозреваемых, о вирусе, и всём прочем. Новая порция сюжетов с тревогой и с надеждой. В очередной раз в людях поменялись эмоции, заиграли новыми, невиданными оттенками.
Игорь слушал лёгкую музыку, пытаясь уменьшить мучительную головную боль. Благо, жена успокоилась. В течение дня странно и продуманно приходилось обращаться с бытовыми делами. Тупое оцепенение выматывало.
Отношение к жизни, к смерти, к семье, ко всему остальному, словно кадры кино, сместилось, перевернулось, деформировалось, и наслоилось друг на друга.
Игорь сожалел, что нет у него занятия, что сейчас он не ТАМ. На работе. За порогом квартиры. У друзей. Где-то на природе.
Отвратительным было и то, что сонливость и бессонница смешались в одну кашу. Держаться помогало маленькое солнышко, - Настя.
* * *
Второй день был крайне насыщен событиями. Воды не было с утра и до самой ночи. Электричество отключалось два раза по несколько часов. Совершенно иные новостные сообщения. Бодрые патриотичные и безнадёжно апокалипсические. С верой и надеждой на лучшее, и с ещё большей паникой.
Кого-то из террористов даже нашли. Несколько семей, нарушили герметичность своих жилищ, и заразились. Новые подробности о вирусе. Стало известно, что вирус убивает за 20-40 часов с момента заражения. Ещё о чём-то сообщалось, но Игорю становилось всё труднее сосредоточиться на деталях. Он тупо выполнял предписания по выживанию, терпел головную боль, поведение жены, кричащую дочку, отмалчивался и думал. Ждал.
На второй день спала часть театральности поведения Иры. Стало больше участия и тревоги за жизнь дочери. Жена не собиралась останавливаться в своём то ли безумстве, то ли в расчёте, но теперь её поведение теряло свою монолитность. Более агрессивное отношение к Игорю, и более материнское к дочери, оно показывало признаки человечности, шире, чем было до этого. Держать свою маскировку Ире мешало постоянное давление происходящим.
Игорь окончательно убедился в отсутствии недуга у супруги, теперь он долго и мучительно о чём-то размышлял. Теперь его интересовали внутренние переживания, а не эпидемия.
Даже попытки вывести его из себя, не давали ожидаемого эффекта. Она изводила его по полной, Игорь едва сдерживался, потом что-то сломалось внутри, и всё. Полная отрешённость сводила до минимума и громкость, и значение слов Ирины.
Ночью, забившись в самый тёмный угол кухни, Игорь рыдал.
Спасало.
* * *
Половина третьего дня заточения прошла для Игоря и вовсе незамеченной. Дело в том, что он перенял манеру поведения жены. Теперь он пристально наблюдал за нею, дерзко отвечал на её подколки и уже сам провоцировал скандалы. Несколько раз он замечал замешательство в глазах и словах Ирины, она собиралась что-то говорить, но сама себя отдёргивала. Несколько раз было и наоборот, - безумное упрямство, уже завораживающее, а не пугающее.
Это было так интересно и захватывающе, что эпидемия и карантин уходили на второй план. Как и происходящее по телевизору. Следить за внутренним конфликтом и за внешним было слишком трудно, и, рассудив, что повлиять на ситуацию с вирусом он не в силах, что всё будет, как будет, как повезёт, Игорь всецело отдался проблеме семьи. Он посмеивался тихонько, наполнялся убеждённостью и радостью маньяка. И это было здорово.
Игорь нашёл решение, и теперь искал решимость довести задуманное до конца. Раскрутив маховик своих размышлений, он думал, и с нетерпением ждал прихода ночи.
И она пришла.
Жена и дочь спали. Телевизор негромко бубнил.
Стараясь как можно тише и быстрее действовать, Игорь перемещался по квартире. Нашёл старую одежду, противогаз, фонарик, затем телефоны и ключи от квартиры, и надёжно их спрятал. Осторожно вытащил из кроватки Настю, и спрятал её в кухонном ящике, уложив в некое подобие гнезда из полотенец. Тщательно оделся. Проверил Иру. Тихонько отклеил скотч с двери. Вернулся к дочурке, погладил по личику, и решительно закрыл дверцу шкафчика. Взял квартирный пульт, спрятал в пакет. Взял маленькую игрушку. Проверил жену. Окончательно оделся, прислушался к задверному пространству, надел противогаз, проверил герметичность экипировки, открыл дверь и вышел на площадку.
Осмотрелся, пытаясь ещё что-то услышать, повертел головой. В ушах шумело, сердце колотилось. Мужчина легко сбежал со второго этажа по лестнице вниз, остановился на площадке первого этажа, и стал плавно спускаться к подъездной двери. Он хотел обмануть датчик движения, который включал светильник в подъезде.
Игоря мелко трясло. Обойти датчик было несложно, но сейчас это казалось почти невыполнимым. Время замерло. Игорь двигался к двери чуланчика, сделанного под лестницей. Предстояло подложить игрушку под входную дверь, вернуться, осторожно открыть чуланчик, спрятаться внутри, и закрыть дверь чуланчика. И разбудить жену.
- Проклятье, - нервно подумал Игорь.
Кто-то щедро, во множество слоёв, заклеил скотчем щели двери. Незаметно и тихо, а главное, быстро нарушить герметичность не получиться. Пораженный этим открытием, Игорь раздумывал. Как вдруг с улицы показался свет. На улице кто-то был!!!
В небольшом окошке над дверью двигался луч света, ехала машина. Игорь боялся, что свет изнутри подъезда будет виден, но вышло наоборот. Только полнейший ступор помог остаться на месте, а не броситься стремглав наверх. Плавно возвращаться назад - долго, и Игорь стал открывать медленно двери чуланчика.
Неимоверного душевного и физического напряжения давались эти сантиметры движения. Луч остановился, машина стояла под подъездом. Игорь не слышал ни звука извне, но точно знал, что шумит двигатель, хлопают двери, доносятся шаги...
Он едва успел спрятаться в узком чулане, как пришельцы, резко дёрнув, открыли дверь. Они без труда открыли магнитный замок, и знающе оторвали скотч, сказывался навык. Прямо над головой Игоря прогромыхали тяжелые шаги. Пришельцев было двое. Не помня себя, Игорь на четвереньках (ноги уже не держали) забился в самый дальний угол чулана.
* * *
Помещение это он знал хорошо, бывал тут несколько раз, вдвоём с соседом Вячеславом они тут кое-что делали. Точнее, сосед делал, а Игорь помогал. А если быть ещё более откровенным, Игорь случайно обнаружил это "подполье", и сосед поделился секретом. Вячеслав задумал сделать потайную комнатку, пожалуй, не комнату даже, а камеру, кладовку, шкаф. Полноценным помещением это никак уж не назвать. Два на полтора метра, и высотой в метр восемьдесят.
В потолке был пробит лаз, стояла лестница, люк вёл прямиком в квартиру Вячеслава. Несколько полок по стенам, откидные сиденья. В дальнейшем планировалось построить стену со стороны чулана, отделив потайное от общедоступного. Сосед доверительно показывал и рассказывал, что там будет.
Планировка первого этажа старого дома была своеобразной. Подъезд был как бы двухсторонним, на два входа. В отличие от всех других этажей, здесь было не четыре квартиры, а одна. Высокий цоколь обеспечивал высокие потолки в магазинах с лицевого фасада, а с тыльного получалось много не используемого пространства и квартира. В ней-то и жили Олексеенко.
Вообще, они очень хорошие люди. И он, и его жена Наташа. И сын четырёх лет, Владик. Идеальные соседи. Надёжные, тихие, спортивные, приветливые. В какой-то мере, даже друзья Игоря. Как часто бывает, за внешним и показным, скрывается тайное. Тайной этой семьи был древний языческий культ, который они скрывали от посторонних. Может, и достойное верование, но в данное время, гонимое. Вячеслав несколько раз начинал разговоры на эту тему, но, видя реакцию Игоря, прекращал.
В "подполье" планировалось оборудовать алтарь, или что-то вроде того, разместить деревянных резных божков, книги, ещё что-то. Перун, Велес не очень цепляли Игоря, просто это была отдушина от удручающей повседневности, возможность зайти в гости, перекинуться парой слов, плюс мелкая подработка.
Игорь боялся, что в такое сложное для себя время, он станет религиозным фанатиком. Вообще ему было это интересно, но он себе запрещал делать шаги навстречу любым верованиям, ярко помня все ужасы жизни бабушки и матери, яростных христианок. Можно сказать, отец чудом уберёг Игоря от этой жуткой зависимости.
* * *
Двое, используя хитроумную машинку, открыли замки в двери Вячеслава. Поверх костюмов химической защиты на них была одета амуниция, и располагались надписи "Полиция", в руках - оружие с глушителями. Легко проскользнули вовнутрь. Кухня - осмотр, комната - выстрелы, санузел - осмотр, комната... Тут один из пришельцев замешкался с выстрелом, второй, не раздумывая, выстрелил несколько раз в ребёнка. Поснимали противогазы и приборы ночного видения. Прошлись по помещениям, включили освещение.
- Сержант, я не понял... - начал детоубийца.
- Да, пацан этот...
- Не хочешь стрелять, сам попадёшь в расстрельные списки. На этот раз, - в самые-самые свежие, в красные... Ладно. Грузим.
Завизжали змейки-молнии, зашелестели пластиком мешки. Полицейские деловито складывали трупы в мешки. Первым ребёнка, потом отца... Игоря и этих двоих разделял только люк, всё было хорошо слышно. Тем более, что одно ухо Игорь вытащил из-под резины противогаза. Прижавшись всем телом к лестнице, Игорь ни жив, ни мёртв, слушал происходящие над ним.
- А баба ничо так. Ух, вот это буфера!!! - молодой в восхищении стал тискать огромные груди трупа. То, что труп был залит кровью, никак не смущало сержанта, - жаль, что времени в обрез, а то я бы её, - идиотски хихикнул. Он пытался гнусным поведением реабилитироваться за секундное проявление человечности. Ища одобрения, глянул на напарника, и осёкся. Обычно такое выражение лица не предвещало ничего хорошего.
- Блять. Мёртвую что ли?
- Не... Но если бы...
- Рот закрыл. Грузим.
Они поснимали украшения с трупов, отрывая цепочки, замки серёжек. Закрыли змейками мешки. И стали обыскивать комнату. Они оба смешно говорили. Так, словно заплетались языки. Игорь понял, что они накачаны под завязку "Плазмой", чудо-напитком, новым суперэнергетиком.
Пришельцы наскоро открывали ящики, перетряхивали книги и одежду. Искали поживы.
По лестнице прогудели ещё чьи-то шаги.
- Где третий? - начал сходу рычать новый. Было ясно, что он привык орать, и орать громко. А здесь приходилось сдерживаться.
- Пан подполковник, наш третий застрелился, а замену нам...
- Молчать! Лейтенант, (здесь начальник умело и эмоционально выругался) в какой школе дебилов ты учился? - начальник матерился, - только что, в 18 доме, в какой подъезд заходил? Где зачистка была?
- Во второй, пан...
- В третий. Идиот. У нас слева считают, - начальник опять выругался, - срываете весь план зачистки. Не для того был разработан план "Вакуум", чтобы такие уроды, его могли запороть. Не для того, готовились месяцами списки, чтобы кто-то выскользнул. Сгною...
В бешенстве полковник правой рукой размашисто ударил одного, потом второго.
- Маски одели, и бегом туда.
- Есть.
- В 22-й, - сказал в микрофон рации подполковник.
Квартира опустела.
Раздавленный происходящим, Игорь вдруг вспомнил о дочери и жене. И стал молиться. Перуну, Иисусу, Велесу, всем сразу, искренне и своими словами. Просил, чтобы дочь и жена не проснулись, пока всё не утихнет. Раньше он собирался избавиться от жены, теперь стал паниковать за Настю. Ведь убили бы всех.
Кто-то ещё пришёл. На этот раз это были "уборщики". Эти действовали слаженно и полностью по инструкции. Не снимая противогазов.
Вынесли на носилках в два захода мешки с трупами на улицу, сложили рядом с такими мешками. Оставили носилки возле своей машины. Один вернулся к трупам, махнул третьему рукой. Второй взял сумку и пошёл обратно в подъезд. Третий, при помощи огнемёта стал жечь трупы. Прямо возле домов.
"Уборщики" закрыли на замок дверь. Полностью задули специальной пеной дверной проём. Твердеющую от света ультрафиолетовых фонарей. Теперь вместо двери, от самого пола и доверху, была сплошным ковром пена. Красная и герметичная. Наклеили предупреждение и знак биологической опасности.
Загерметизировали входную дверь, и уехали.
Через несколько минут стало тихо и на улице. Игорь поднялся к себе. Те, кто не спал, смотрели через окна за происходящим. Полиция и армия работали дальше.
Он пробовал напиться, но его сразу же вырвало. Бутылка осталась почти не начатой.
* * *
Четвёртый день заточения Игорь проводил, переваривая случившиеся. Даже мысли об Ирине не трогали больше. Теперь заботили вещи глобальные. Общество. Страна. Мир. Человечество.
А она всё пилила и пилила. Не желая сдаваться (а свою вчерашнюю слабость можно и так было расценить), и видимо, надеясь довести "до ручки" мужа (ведь он уже стал пить). Он не реагировал. Ира пробовала достать его любыми проводами. "Разговор" пошёл о Насте. Это козырная карта.
Что-то перещёлкнуло в голове, в сознании Игоря. Настя это всё что осталось важным для него. Безучастно ответив, что ему всё равно, Игорь продолжил думать о чём-то своём. Так продолжалось до самого вечера. В припадке отчаянья, жена спустила в унитаз детское питание.
Игоря и это не заботило. Постановка это, или правда, всё равно. Осознание того, что жена в своей одержимости может пожертвовать здоровьем, или даже жизнью дочери, сделало его более сильным. Он прикидывался спящим. В семейном противостоянии теперь он стал побеждать.
* * *
В час или два ночи не твёрдой походкой из кухни пришла Ира, от неё разило алкоголем. Игорь улыбался.
Потом, уговорами и силой, накачав водкой до бесчувствия жену, отнёс её к подъездной двери. Облил остатками содержимого, и разбил бутылку. Вложил горлышко в руку жены. Вернулся в квартиру.
Набрал короткий номер 8419, и стал писать текст.
- Теперь я излечился, - сказал сам себе. Посмотрел на дочурку, и поправился, - мы излечились.