Люди никогда не поймут до конца, что такое дорога. Люди знают, что дороги бывают разные. Длинные и короткие. Широкие и узкие. Ровные и в колдобинах. Бетонные и грунтовые. Прямые и серпантином. На одних ограничение по скорости сверху, а на других - снизу. Казалось бы, нельзя представить такую дорогу, которой нет в природе. Но люди считают, что могут это сделать.

Они думают, что не бывает дорог из ниоткуда в никуда.

Они так думают...

* * *

- Ехал бы ты через Красноселец, - бубнил пьяный мужичок в грязной рубахе. - Иначе пропасть можешь. Дороги вокруг Булухты опасные.

- А чем опасные? - поинтересовался Пушан. - Бандиты?

- Какое там. Будто живые они! Встретишь развилку, которой нет на карте - и хана тебе.

- Может, карты неточные?

- Хрен там! Я, думаешь, чего тут нажираюсь? Я, с тех пор, как свой тягач в степи оставил, на дорогу выйти боюсь. Пехом тридцать километров пришлось топать...

- Да ладно тебе, - встрял щеголеватый парень. - Уговорил бутылочку, запутался в трех соснах, даже машину новую бросил. Да так, что до сих пор найти не могут. Вокруг озера все исколесили. Утопил ты ее, чтоль, по пьяни? Как не посадили только...

- Не пью я за рулем! - заорал мужичок и кинулся на обидчика с кулаками. Видимо, посчитал это обвинение самым серьезным из услышанных.

Завязалась потасовка. Пушан незаметно вышел из кафе и направился к Никсу.

"Ехать?"

- Угу. Посмотрим, что там за дороги такие странные.

Грунтовая дорога стелилась под колеса мотоцикла. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась рыжая от пожухлой травы степь, да белели по правую руку солончаки Булухты. Пушан уже практически объехал озеро, посмеиваясь над собой за доверчивость, когда вдруг наткнулся на развилку. По карте примерно в этом месте, или позже, должен был быть перекресток, восточная дорога которого вела к озеру Эльтон.

- Проспал чтоль я его? А, Никс? Не слепой же я. Хорошо, если так, то я нахожусь здесь, и тогда налево Маяк Октября должен быть. Погнали!

Десять километров для Никса - не расстояние. Однако мотоцикл двигался довольно быстро, а деревенька все не появлялась. Вместо нее из-за горизонта выполз перекресток.

- Интересно, - пробормотал Пушан. - Не проспал, а не доехал, получается? Тогда слева у нас Красная Деревня. Поворачиваем!

Вскоре показался еще один перекресток. Пушан насторожился. С картой это не совпадало совершенно.

- Действительно, странные дороги. Ну что, как говорил Чеширский Кот, главное ? никуда не сворачивать?

"Ехать!"

Выбирая путь на развилках и перекрестках, Пушан всегда старался ехать на восток, так, чтобы солнце было по правую сторону. Однако дорога будто сопротивлялась его попыткам, и все время поворачивала, да так круто, что казалось иногда, что Никс едет по кругу. Один раз Пушан был готов поклясться, что сделал два витка спирали, прежде чем получил возможность выбрать, куда свернуть, что с точки зрения топологии было совершенно невозможно. Кроме того, что-то еще беспокоило его. Степь как-то изменилась, но как именно, он понять не мог.

Когда позади осталось еще два перекрестка и три развилки, Пушан встретил тягач. МАЗ-5432, принадлежавший, очевидно, тому самому мужичку, стоял мордой навстречу, выделяясь на рыжем степном фоне пятном новенькой синей краски. Дверь машины была открыта, но Пушан останавливаться не стал. Вместо этого он достал из кармана блокнот и ручку, и начал после каждого поворота отмечать выбранное направление.

- На перекрестке направо, - бормотал он. - На развилке налево. На перекрестке налево. На развилке направо... Что за ерунда?!

На дороге стоял тягач. Синий, с открытой дверью. Только теперь уже он смотрел в ту же сторону, в какую ехал Пушан.

- Там же перекресток был, Никс! Я должен был проехать перекресток последним! Если только его кто-то не перетащил на другую сторону, но это же чушь собачья! Хорошо, давай в другую сторону прошвырнемся.

Развилка направо, перекресток прямо, развилка направо, развилка налево, перекресток направо, тягач.

Мордой навстречу. Синий.

Пушан слез с Никса, потоптался, обошел машину кругом и залез в кабину. Обычная картина, коврики на сиденьях, фотография дядьки из кафе, с женой и сыном, только он тут немного помоложе, поухоженнее. С зеркала свисает маленький домик, склеенный из спичек. Аккуратный, лакированный, видно, что мастер делал.

В бардачке обнаружились потрепанная карта, путевой лист, проволока и два скомканных газетных листа. Из одного рассыпались по кабине предохранители. В другом оказался кусок хлеба с колбасой.

Некоторое время Пушан задумчиво смотрел на бутерброд. Потом понюхал. Почитал дорожный лист. Затем вылез из кабины и оглянулся вокруг, прислушиваясь, осознавая, что именно казалось ему странным.

Ни звука. Ни насекомых, ни птиц. Никого.

Пушан уставился на неподвижные перья ковыля. А ветер? Ветер где?

Он сунулся в кабину, осторожно снял с зеркала спичечный домик и поспешил прочь от машины, сверкающей такой новенькой, только что положенной краской.

? Никс, как ты думаешь, во что за два года превратится бутерброд?

"Ехать?"

- Идея, конечно, неплохая. Я бы не отказался. Не нравится мне это место. Только теперь вся надежда на тебя, - Пушан улегся на мотоцикл и уткнулся лицом в теплую коричневую кожу. - Вывези меня отсюда, дружище.

Зашуршали черные лепестки, и на дорогу брызнули шесть ярких лучей света.

Никс открыл глаза.

Молодой еще Пушан, неопытный. Хоть уже много лет колесит он вместе с Никсом, но до сих пор не может понять, что есть разные дороги. Есть такие, что всегда ведут в одно место. Их большинство. А есть такие, что ведут в разные места. Вот как эти. Одна дорога, которая на самом деле двойная. Даже тройные бывают.

Вот и эта дорога двойная. Одно ее направление ведет к перекрестку, другое - к развилке. Просто же все. Только мало кто видит, что с обоих направлений можно выехать. Путаные двойные дороги, обманные.

Люди едут по улицам города, попадая в пробки, хотя можно пробраться дворами, только мало кто знает - как. Люди едут по шоссе, не обращая внимания на проселочные тракты, и лишь считанным единицам ведомо, куда по ним можно попасть и можно ли вообще. Так и здесь. Вот она, дорога, а раз так, нужно двигаться по ней, а не искать другой путь. Глупо? Вот и Пушан думает, что глупо. Балбес.

Много в этом месте двойных дорог. Знать бы, кто их прокладывал. Не о том он думал, чтобы люди быстрее из одного места в другое попали, не о том...

Вот она, одинарная дорога. Обычная, надежная.

Пушан задремал на едва покачивающейся спине Никса и очнулся, когда тот затормозил. Поднял голову, протирая глаза.

Начинало смеркаться. У таблички с названием "Катричев", вытаращившись на мотоцикл, стояли два паренька с удочками. Один из них истово перекрестился.

Пушан усмехнулся и похлопал Никса по спине.

- Спасибо. Ты только фары прикрой, не пугай людей.

Диафрагмы век Никса медленно сжались в одну точку. Увидев эту картину, юные рыбаки вздрогнули и пустились наутек.

Пьяного мужичка в кафе уже не было. Пушан подошел к продавщице и поставил спичечный домик на прилавок.

- Передайте, пожалуйста, мужчине, который за тем столиком пил.

- Думаете, я тут всех алкоголиков помнить должна?!

- Извините. Я думал, он тут частый...

- Я передам! - раздался хриплый голос.

Старикан в кепке дрожащими руками взял домик и изумленно осмотрел его со всех сторон.

- Этот домик я делал, специально... Ты что, нашел тягач?!

- Да, нашел. Только... Вы лучше его не ищите. Там время останавливается. Сложно выбраться.

- Ты же выбрался!

- Так и у меня время тоже... - Пушан не договорил. - Передайте, пожалуйста. Спасибо!

Он вышел на пустую дорогу, и ему на мгновение почудилось, что он все еще там, в петле неизменного времени, и даже немного запаниковал. Но затем ветер взметнул по обочине облачко пыли, где-то вдалеке залаяла собака, а за спиной раздался пронзительный крик продавщицы, обругавшей за что-то старикана с домиком. И все сразу встало на свои места.

* * *

Дороги подобны рекам. Кораблями и лодками снуют по ним автомобили, словно кустарниками и раскидистыми деревьями, обрастают они деревнями и поселками. Но иногда река находит другое русло. Оно быстрее, шире, в нем больше полос, ровнее асфальт. И вот уже новые берега обзаводятся своей растительностью, своими жителями. А старая дорога умирает, трескается, крошится. Превращается в старицу, все реже и реже посещаемую рыбаками. И все, что жило вдоль нее, угасает, исчезает и забывается.

* * *

Пушан встречал иногда такие деревни, пустые, брошенные. Покосившиеся дома, рухнувшие под тяжестью снега крыши, провалы окон, разрастающиеся по дворам деревья. В подобных местах умирающее прошлое приобретает четкие линии, которые в мире живых размываются движением, голосами и эмоциями. Пушан любил мертвые деревни, он искал в них осколки чужого бытия, оставленные в спешке, в забывчивости, в безразличии. Подобно Никсу, подбирающему на дорогах трупики сбитых зверьков, Пушан питался этими лоскутками жизни, не уставая удивляться разнообразию человеческого существования.

Мрачноватое зрелише ? деревня, где весной не слышно ни звука. Лишь ручейки журчат, да капают сосульки. Никс сверкал желтыми лучами фар, с интересом разглядывая окружающий мир. Одно это уже означало, что в деревне никого не осталось. И таиться здесь не от кого.

Хозяин одного из участков, похоже, уехал последним. В теплице больше целых стекол, краска на заборе почти новая, будто мазали перед самым уходом. Зачем? Необъяснимый, бессмысленный, и поэтому такой человеческий жест.

Все это, впрочем, получило объяснение, когда Пушан, пробравшись через не успевший растаять снег, зашел на террасу. В доме стоял слабый неприятный запах, выветрившийся смрад разложившегося тела. В одной из комнат уже очень давно лежал мертвец. Этот человек, возможно, в полном одиночестве красил забор, чинил поручни крыльца, еще поблескивающие новыми шляпками гвоздей. А потом умер.

На буфете, набитом фарфоровой посудой, что-то зашуршало. Мгновение спустя меж резных деревянных зубцов просунулась маленькая серая мордочка и уставилась на Пушана. Тот замер. Мышь некоторое время разглядывала пришельца, затем быстро прошелестела лапками по треснувшей стенке и исчезла в темноте.

Дверь с террасы вела в длинную узкую комнату, почти коридор. У входа белел выключатель, но электричества не было, скорее всего, где-то оборваны провода. В доме запах был сильнее, пришлось оставить двери открытыми, чтобы дышать стало хоть немного легче. А после еще нескольких шагов обнаружился и хозяин дома.

В соседней комнате покоился мертвый мужчина. Лысая высохшая мумия, мирно пролежавшая несколько месяцев на аккуратно застеленной кровати. Стакан, стоящий рядом на табурете, придавал обстановке оттенок мрачной иронии.

Этот табурет, рядом с изголовьем, заинтересовал Пушана. На нем и на полу вокруг было рассыпано зерно, горох, тут и там валялись кусочки рафинада и несколько круглых, в яркой желтой обертке, карамелек. Необычным казалось то, что мыши все это не съели. Может быть, сахар с конфетами был отравлен, и хозяин дома таким странным образом пытался избавиться от грызунов? Почему тогда он делал это рядом со своей кроватью? Непонятно.

В конце длинной комнаты стоял еще один буфет, на котором, помимо разнообразных кастрюлек, коробочек и тряпок, лежали несколько конвертов. Стол рядом, напротив, был относительно чистым, лишь с краю стояла чашка, да обгрызенная мышами пачка сахара. На столе лежал паспорт.

Пушан взял красную книжицу, сел на стоящий рядом массивный резной стул и начал листать покоробившиеся от влажности страницы. Документ принадлежал Аристарху Эдуардовичу Коваленко. С фотографии сурово смотрел абсолютно лысый пожилой мужчина. Хозяин дома, перед смертью положивший паспорт на самое видное место. Зачем?

Под старой плитой послышался шорох. Еще одна мышь, толстая, отъевшаяся, вытопталась на середину комнаты, но увидела человека и сиганула обратно. Неуклюжий грызун притаился за эмалированной ножкой и так забавно посматривал малюсенькими глазками на Пушана, что тот невольно рассмеялся.

Пролистнув несколько страниц, он наткнулся на упоминания о детях. Их было трое, все мальчики - Владислав, Сергей и Александр. Впрочем, мальчиками они были двадцать лет назад, а сейчас уже взрослые мужики. Ни один из них не приехал навестить отца и, возможно, даже не знает о его смерти.

Пушан повнимательнее рассмотрел лежащие на буфете конверты. Нестандартные, сделанные из бледно-зеленой бумаги, но на самодельные не похожи. На них не было никаких имен, адресов, других опознавательных знаков. Три безликих, тщательно заклеенных прямоугольника.

Три сына. Три конверта.

Шорох неподалеку снова отвлек внимание Пушана. По расчерченной квадратиками клеенке бежала еще одна толстая мышь. В отличие от предыдущей, она совершенно не боялась человека, направляясь к пачке на другом конце стола. В ее картонном боку была выгрызена внушительная дыра, через которую грызун, умильно помогая себе передними лапками, вытащил кусочек сахара. Зачем-то попытался поднять его, но желтоватый кубик вырвался и откатился к краю. Мышь повторила попытку и уронила сахар на пол. Побегав немного в замешательстве, она кувырнулась вниз и скрылась из виду.

Пушан огляделся, нахмурившись. Старые, ветхие стены, пыльная кровать, немытые чашки в умывальнике. На замызганном холодильнике тускло поблескивает электрический самовар. Неодушевленные предметы, печальный, но обыденный облик брошенного дома. Никого в нем нет, а если кто и появится, Никс просигналит.

Почему же все сильнее ощущение, что ты не один?

Из пространства под плитой все так же смотрели мышиные глазки-бусины. Только теперь в них чудилось нечто осмысленное; враждебное, настороженное любопытство.

От очередного шороха Пушан едва не подпрыгнул на стуле.

У подножия буфета показались еще несколько мышей. Они, казалось, боролись за кусочек сахара, упавший со стола, однако, понаблюдав с полминуты, Пушан понял, что они не дрались. На первый взгляд хаотично и бестолково они двигали сахар в сторону комнаты, где лежал покойник.

Дотолкав сахар до порога, грызуны шмыгнули в комнату и исчезли. А затем оттуда выбежала огромная, сантиметров пятнадцать или двадцать, очень толстая мышь. На секунду замерев, она посмотрела на человека, затем ухватила кусочек сахара зубами и унесла. Пушан поднялся, очень тихо подошел к дверному проему и заглянул внутрь.

Мышь тяжело карабкалась по ножке табурета, на котором были рассыпаны зерна и конфеты. Наконец, она залезла на крышку, уронила кусочек сахара в центр кучки съестного, повернулась к мертвецу и замерла.

Пушан с ужасом наблюдал, как к ножкам табурета, из-под книжного шкафа, из-под дивана, из-под серванта, устремились мыши. Их было несколько десятков. Они забрались на табурет, расселись по краям и затихли.

Прошла минута.

Пушан случайно шаркнул ногой.

Толстая мышь обернулась и уставилась на человека, будто видела его в первый раз. А затем громко и хрипло пискнула. Остальные, как по команде, порскнули с табурета и побежали к двери.

Пушан не выдержал. Он сгреб с буфета зеленые конверты, смяв их в кулаке, и бросился вон из дома. Он слышал, как Никс, чувствуя беспокойство хозяина, заурчал мотором. Пушан выскочил на улицу и побежал к калитке, изо всех сил стараясь не паниковать. Потому что на электрическом щитке у дома, на штакетнике, на лавочке у теплицы - везде сидели мыши. Их становилось все больше, они тянулись из соседних домов, скакали по сугробам, стелились меж сухих травинок в проталинах вдоль дороги. Они стремились к дому, из которого только что выбежал человек.

Пушан ткнул конверты за пазуху, вскочил на мотоцикл и заорал:

- Гони!

Мотор взвыл. Крутанулись колеса, пробуксовывая и разбрасывая вокруг комья снега и грязи. Никс резко набрал скорость и помчался прочь из опустевшей деревни, оставляя позади ее жутких обитателей и их мертвого бога.

* * *

Иногда Пушану не хочется спать и он проезжает очередное закатное село, вместо того, чтобы постучаться в чью-то дверь. Солнце скрывается за горизонтом, мельтешащие стволы деревьев становятся почти неразличимы, а дорога впереди превращается в темный безмолвный туннель, освещаемый лишь звездами. В такие минуты Никс открывает глаза и с удовольствием осматривается. Желтоватые лучи веселыми зайчиками прыгают по окружающему миру, и если бы кто-то стоял в этот момент на обочине, он подумал бы, что на мотоцикл спьяну загрузились несколько друзей с фонариками. Но вдруг Никс прикидывается бездушным механизмом, устремляя взгляд вперед параллельными потоками света, и Пушан понимает, что скоро впереди появится очередной встречный полуночник на колесах.

* * *

Пушана редко обгоняли на трассе, тем более ночной. В таких случаях им сразу овладевал азарт, он увеличивал скорость и оставлял нахала далеко позади. Он понимал, что с Никсом не сравнится ни один мотоцикл, а уж автомобиль - тем более, но вопреки всему получал неизменное удовольствие от ощущения триумфа.

Была только одна машина, которую Пушан не стремился обгонять. Именно она сейчас плавно поравнялась с ним, обдавая все вокруг мерцающим синим светом и тягучим, тревожным воем, и ушла вперед. Затем еще одна. И еще.

Пять карет скорой помощи. Пушан забеспокоился, мягко хлопнул Никса по боку, и тот прибавил скорость.

За поворотом открылась жуткая картина. Перегнувшийся об дерево автобус стоял у края леса, измятый, изорванный. По взрытой земле было видно, что автобус вылетел с трассы и несколько раз перевернулся, прежде чем врезался в ствол.

Люди в белых халатах оттаскивали пострадавших, копошились с носилками, жгутами, какими-то приборами. Между группами врачей метался мужчина в грязных темных одеждах, крича что-то нечленораздельное, мешая работать. Сейчас он бегал вокруг одной из бригад, махал руками, то и дело цепляя медиков за плечи. Те раздражительно отмахивались, но оттащить безумца было некому. Наконец, раненого погрузили на носилки и понесли к скорой.

Врачи пробежали мимо Пушана, и он заметил, что на них лежал молодой парень, совсем мальчик. Вместо правой ноги чуть выше колена у него был стянутый жгутом и стремительно краснеющими бинтами обрубок.

Кричащий псих побежал к другой группе, Пушан тоже устремился к ней. На окровавленном брезенте лежала полураздетая женщина, над ней суетились врачи. Что именно было у нее повреждено, Пушану разглядеть не удалось.

- Чем помочь? - крикнул он.

- Не мешаться! И придурка этого захвати!

Пушан попытался оттереть безумца от врачей, но у него не получилось. Каким-то непостижимым образом тот все время оказывался с противоположной стороны группы медиков, почти непрерывно завывая. Те почти не обращали на него внимания, пытаясь спасти женщину.

- Вправляйте! Давайте физраствор!

- Ы-ы-ы-а-а-а-ы-ы!

- Следите за пульсом...

- Нет пульса!!! Дефибриллятор где?!

- В третьей бригаде.

- Тащите срочно!.. Сюда! Сюда! Отойди, дебил, не мешай работать!

- А-а-а! Ы-а-а-а-а-ы-ы-ы-ы!

- Токаю!

- Нет пульса!

- Еще раз!

- Бестолку! Другим заряда не хватит!

- Ы-ы-ы-а-а-а-ы-ы!

- Еще раз, твою мать!

- Хрен с тобой! Токаю!

- Ы-ы-ы-ы-а-а-а-а!

- Есть! Есть пульс! Да уберите этого идиота, он меня уже под руки толкает!

Подбежали с носилками. Пушан ухватился за одну из ручек, ему никто не препятствовал. Дернулся к ближайшей скорой, но врач махнул рукой на стоящую чуть подальше.

- Вон наша карета. Потащили! Аккуратно!

- А-ы-а-ы! - кричал сзади помешанный.

Дотащили быстро. У машины какой-то мужчина отобрал у Пушана носилки, видимо, не доверял погрузку незнакомому человеку. Тот отошел, огляделся. Над оставшимися ранеными все еще копошились люди в белых халатах, но добровольных помощников у них было столько, что Пушан решил не путаться под ногами. Безумец бегал вокруг то одной, то другой группы, периодически его пытались отогнать и даже схватить, но безуспешно. Казалось, он размывается в темноте, прячется от лучей прожекторов, чтобы тут же появиться у другой группы врачей.

Наконец, осталась только пара пострадавших. Пушан на всякий случай ждал, бывает, иногда нужно что-то очень быстро отвезти или привезти. Но в этот раз обошлись без него.

Неподалеку дежурил пузатый милиционер. К нему вышел один из врачей, достал сигарету, дрожащими руками долго пытался прикурить.

- Много трупов? - спросил толстяк.

- Ни одного.

- Офигеть! Не может быть такого.

- Сам глазам не верю. Но вроде все стабильные. Относительно, конечно.

Врач нервно дернул губами, сигарета вылетела и упала в грязь. Не соображая, он дернулся ее поднять, но милиционер ухватил его за плечо, сунул в руку еще одну, щелкнул зажигалкой.

- Пацан у меня на руках умирал, - продолжил медик, затянувшись. - Ногу оторвало. Без шансов, думаю, шок, кровопотеря. Выживает один из десяти. Нет, откачали. И женщина эта тоже. Половина костей в жопу... Будто все в рубашках родились.

Врачи постепенно расходились, их добровольные помощники стягивались к шоссе. На полянке остался лишь лохматый безумец. Пушан смотрел, как он кричал что-то людям, растопырив руки, будто стремясь объять их всех, а затем вдруг развернулся и зашагал к лесу.

- Куда? Стой! - крикнул Пушан. - Стой!

Он устремился за помешанным, уверенно топающим прочь от дороги, и почти догнал того. Но затем началось что-то странное. Пушан бежал, и бежал, и бежал, и казалось, что он вот-вот ухватится за болотного цвета рукав, но догнать безумца никак не получалось. А потом он вдруг разглядел, что это вовсе не рукав.

Пушан встал, как вкопанный. Незнакомец тоже остановился и вывернулся лицом к преследователю, не сделав ни единого движения. Лишь наклонился и повел сучковатым носом, будто обнюхивая. По его блестящему коричневому лицу пробегали красно-синие отблески мигалок.

- Ы-ы-ы-а-а! - тихо провыло существо.

И Пушана обдало запахами травы и цветов, и дубовой коры, и мокрой заячьей шерсти, и еловых шишек, и сосновых иголок, и земляничных ягод... Лес игриво мазнул его по щеке мокрым листом, тронул ветром волосы, дружески поскрипел деревьями. Весь мир вокруг стал немножко ярче.

Существо развернулось - на этот раз обыкновенно, неловко перебирая ногами - и пошло прочь, в темную чащу.

Почему никто не обратил внимания, думал Пушан. Почему не заметили мха, огромного роста, и руки, руки почему не заметили, они же на виду были постоянно...

Он глубоко вдохнул прохладный лесной воздух. А затем низко и медленно поклонился. И леший, не оборачиваясь, махнул зелеными листьями пальцев в ответ.

* * *

Миражи. Никс каждый день видит миражи. Все их видели. Пушан рассказывал, как красиво их описывают в книгах. В мареве раскаленного воздуха над песками встает призрачный город, башни сверкают подобно маленьким звездам, пальмы обещают путнику отдых в ласковой тени. Маленькое озерцо в зелени оазиса - чудится, руку протяни, и спасешься от жажды и смерти. Символ обманутых надежд.

Никс каждый день видит миражи. Все их видели. Но он не понимает, что в них может пробуждать надежду. Что в них красивого? Только одно совпадает со словами Пушана - угольно-черные лужи на асфальте исчезают, когда приближаешься к ним.

* * *

Указатель с надписью "Старопесочное" показался из-за очередного поворота ровно в полдень. Пушан хотел было проехать эту деревню, но Никс вдруг сбавил скорость и переместился поближе к обочине. Это значило, что он хочет здесь остановиться. Подобные желания Никс выказывал очень редко, и всегда в этот день происходило что-то необычное, что-то находящее в ничего не забывающей памяти особое место.

Пушан поставил мотоцикл у автобусной остановки и осмотрелся. На скамейке у забора сидела девочка лет шести. Она посмотрела на незнакомца и тщательно выговорила:

- Здравствуйте!

- Здравствуйте! - серьезно ответил Пушан. - Что вы здесь делаете?

- Жду грузовики. А вы не видели мою куклу?

- К сожалению, скорее всего, нет.

- Это вот такая кукла, - девочка развела ладошки сантиметров на сорок. - У нее синее платье, золотой бант и красные башмачки. Она мягкая.

- Нет, не видел, - вздохнул Пушан. - Если увижу, обязательно вам скажу.

- Спасибо!

- Как вас зовут?

- Оля.

- А меня - Пушан. Приятно познакомиться. Скажите, Оля, а вы не знаете, у кого я могу остановиться на денек? У меня мотоцикл барахлит.

Оля заинтересованно посмотрела на Никса. Потом сунула палец в рот и задумалась.

- Напротив Коваленки живут, - раздался голос. - В том кирпичном доме с флюгером. Они всегда рады гостям.

Из зарослей крыжовника вынырнул гладко выбритый мужчина в очках. Он вышел за калитку и похлопал девочку по плечу.

- Доча, Нюрка проснулась. Хочешь покормить? Морковки сама нарви.

- Хочу! Хочу! - весело закричала девочка и убежала к дому.

- Она всех про куклу спрашивает, - будто извиняясь, сказал мужчина. - Очень ее любила. Последний подарок матери. Та ее в городе купила, приодела ее. Бант пришила красивый. А потом ушла от нас. Встретила мужика получше, знаете, как это бывает?

Пушан вежливо угумкнул.

- А куклу я сжег. Случайно. Она в мешке с мусором как-то оказалась, а я слишком поздно увидел. Не могу же я сказать ей.

- Купили бы такую же.

- Не нашел. Весь город облазил, не нашел, - мужчина вздохнул, поправил очки. - И потом, ей же не похожая нужна. А именно та, что мать подарила... А остановиться вам действительно лучше у Коваленок. Если не боитесь, когда много народу. Там семья большая.

- Не боюсь. Спасибо.

Пушан толкнул аккуратную, разноцветную калитку и вошел. У небольшого сарайчика пилил доски молодой мускулистый парень.

- Здравствуйте! Мне сказали, у вас можно остановиться на денек.

- А как отец скажет.

Вопреки словам человека в очках, паренек особой радости при виде гостя не выказал.

- А где его найти?

- А дома он, - он помедлил и добавил: - А меня Андрей зовут, если что.

Пушан нерешительно потоптался и ответил:

- Спасибо. То есть, я хотел сказать, меня зовут Пушан.

- А спасибо, значит, не хотел сказать? - вдруг широко ухмыльнулся Андрей. - Отец на веранде чаи гоняет. А вон он, кстати, выглядывает.

- Пушан, говоришь?! - гаркнул от крыльца веселый бритый здоровяк. - Странное имя, нерусское. А меня вот Сергеем звать!

- Это прозвище, - улыбнулся Пушан. - Вообще меня Антон Пушкарев зовут. Если сократить, получается Пушан. Вроде как аббревиатура.

- Ты нас политурой своей не пугай! - Сергей Коваленко, очевидно, тихо говорить не умел в принципе. - Сами не дураки выпить! Пошли, перед обедом поболтаем!

Пушан быстро понял, почему его направили именно в этот дом. Его тут же усадили за стол, насильно напоили чаем с плюшками, и как-то само собой получилось, что он начал рассказывать о своих путешествиях, а женщины ахали и качали головой. Восьмилетняя Алина вообще сразу уставилась на Пушана своими ярко-зелеными глазами и в полной неподвижности, открыв рот, слушала, пока подружки не вытащили ее купаться. А затем гостю, в свою очередь, пришлось выслушать всю историю семьи, в которой было много странных случаев, смешных и грустных, да и чудаковатых родственников хватало, особенно над дедом любили посмеяться, жаль, помер недавно.

- А чем занимался ваш отец?

- Ученый был! Все с мышами возился. Говорил, ежели найти правильную химию, можно ее человеку вколоть, и тот поумнеет на глазах, представляешь! Ссорились мы все крепко с ним. Ерундой, говорим, занимаешься! Даже разъехались. Жаль, конечно, помириться не успели.

Узнав, что у Пушана сломался мотоцикл, глава семьи начал отдавать распоряжения, советы, притащил из чулана ящик с подозрительного вида инструментами. Стоило немалых усилий отговорить его пихать в Никса эти железяки, не столько даже от ненужных вопросов, сколько из соображений безопасности самого Сергея Аристархыча. Тот поворчал, побурчал и в отместку подарил Пушану небольшую тыкву.

Особенно заинтересовалась мотоциклом Алина. Сначала она ходила вокруг да около, затем начала украдкой поковыривать седло и руль, и в конце концов, увидев, что Пушан лишь добродушно посмеивается, залезла верхом. Когда-то Пушан нервничал в таких ситуациях, но потом убедился, что детям Никс не способен причинить никакого вреда. Угрюмый Андрей, старший брат маленькой зеленоглазой оторвы, тоже оказался не таким уж мрачным, и вскоре он, смешно акая, живо рассуждал о том, как лучше в полевых условиях готовить карасей, можно ли прожить в лесу на одних грибах и ягодах, в общем, темы, которые были Пушану интересней генеалогических исследований.

Солнце постепенно краснело, приближаясь к горизонту. Позади остался сытный обед, экскурсия по участку с подробным описанием каждого дерева и кустарника, кто что и когда посадил и перестроил, небольшая помощь в обновлении крыши сарая. И вот, когда уставшие, но довольные мужчины отдыхали, а жена Андрея, Маша, готовила ужин, его мать, спокойная и еще красивая женщина, вышивающая что-то на пяльцах, вдруг замерла и повела головой, прислушиваясь. И сказала только одно слово:

- Грузовики.

- Правда?! - подпрыгнула Алина и понеслась на улицу с воплями: - Грузовики! Грузовики!

Маша выбежала вслед за ней, Сергей Аристархович тоже засуетился, снова залез в чулан и начал копаться там, искать что-то. Пушан вопросительно поглядел на Андрея, тот скривился, молча кивнул на дверь. Они вышли.

- Что это за грузовики?

- А дурацкая история. Она из-за меня началась, поэтому я ее не люблю. Не хотел при матери лишний раз говорить, она спорить начинает. А я, понимаешь, пару лет назад заблудился в лесу. Проскитался несколько дней. Отощал, жуть... А пойдем чтоль, посмотришь на них.

Они медленно шли к шоссе.

- А родители совсем извелись. Особенно мать. А я наконец вышел на дорогу, а тут эта колонна. А я упал, кажется, на асфальт, иначе не подобрали бы, наверное. Не положено им. А матери, надо же такому случиться, цыганка за день до этого нагадала, что меня грузовики привезут. А потом Шарапычу, который этой зимой спился, пальто с какого-то грузовика упало зимнее. С тех пор и повелось. Думают, что они волшебные. Желания исполняют.

Андрей сумрачно хохотнул.

- А откуда берутся эти грузовики? Куда едут?

- А с востока они берутся. И на запад, понятно, едут. А обратно они, кстати, не возвращаются. Всегда едут только в одну сторону. Странно, а?

- Да не то, чтобы. Просто несколько перевозок по маршруту выполняют.

По шоссе грохотали многотонные махины, распространяя вокруг запахи гари, бензина и горячей резины. Люди стояли вдоль дороги и смотрели на грузовики: кто с надеждой, кто с мольбой, кто с равнодушным интересом, кто угрюмо и насмешливо. А те все ехали и ехали, и казалось, не будет им конца. Сквозь маленькую деревеньку под медленно тускнеющим небом словно шел многокилометровый товарный поезд.

С одного из грузовиков будто бы что-то выпало. Какая-то маленькая цветастая вещица выкатилась из-под колес, которые иначе разорвали и размазали бы ее по асфальту. Никто не подошел, не посмотрел, все ждали, пока проедут грузовики. А когда последняя машина пролетела в сторону уходящего дня, девочка Оля, смешно вскидывая ноги, подбежала к лежащему на шоссе предмету. Подобрала, аккуратно отряхнула. Весело посмотрела на Пушана с Андреем и подняла свою находку высоко над головой.

Кукла. Слегка запыленная плюшевая игрушка в синем платье и красных башмачках.

Оля со всех ног побежала домой с криками: "Папа! Смотри! Папа!"

- Случайность! - с нажимом сказал Андрей. - Перевозили игрушки этой фабрики. Или барахло чье-то, а в нем игрушка оказалась. А мало ли, сколько причин.

- И она выпала именно в этой деревне?

- А вот, да! Именно в этой деревне!

Раздраженный паренек развернулся и пошел прочь.

Пушан украдкой посмотрел по сторонам. Никто не смотрел. Люди расходились.

Гул грузовиков затихал в отдалении.

Пушан вынул из кармана зеленое письмо и бросил его на дорогу. Затем развернулся и пошел прочь, рассеянно улыбаясь. Перед его глазами все еще стояла на разделительной полосе пустого шоссе счастливая девочка. Она держала в руках разноцветную куклу, на шее которой светился в закатных лучах солнца ярко-желтый бант.

* * *

Дороги часто сравнивают с артериями. Они действительно очень похожи друг на друга, но не тем, что обычно подразумевают. Больше всего на дорогах красных кровяных телец. В пятницу или субботу они налегке летят на дачу, чтобы набрать там побольше кислорода и в воскресенье притащить его обратно в город в виде картошки, огурцов, грибов, ягод и всего остального, что только можно придумать. Среди них временами проносятся стремительные лейкоциты с мигалками и тромбоциты с красными крестами на дверцах.

Город-сердце выталкивает из себя гудящую металлическую массу с частотой один раз в неделю, и разноцветные клетки летят по черным асфальтовым сосудам туда и обратно.

Туда и обратно.

* * *

- Здравствуйте! Как вас зовут?

Девочка не отозвалась. Будто не заметив Пушана, она аккуратно раскладывала в пыли разноцветные органические стекла. Акриловые кусочки самых разнообразных форм: звезды, круги, полумесяцы, всевозможные звери и даже ракета.

- Извините, можно вас спросить...

- Что к девке пристаешь?! - гаркнула невесть откуда появившаяся бабка. В руке у нее был свернутый из газеты кулек.

- Здравствуйте, бабушка! Не подскажете, где у вас переночевать можно? И поесть бы заодно.

Бабка глянула подозрительно, лузгнула очередную семечку.

- Можно и у меня. Смотря чем заплатишь.

- Деньгами не обижу.

- Мотоцикл у тебя, смотрю, не нашенский.

- Самодельный.

- Шеволится он чтоль, не пойму?

- Это иллюзия, из-за горячего воздуха.

- Хм... Ну, пойдем тогда. Устрою.

Пока они шли по дворам к нужной калитке, бабка добавила:

- А Наденьку не трогай. У ней месяц назад отец умер. Очень любила она его. Ни на кого не смотрит теперь, ни на меня с дедом, ни на мать свою. И не разговаривает.

- Это он выпилил все эти фигурки?

Бабка метнула на Пушана быстрый взгляд.

- Догадливый. Он, понятное дело. Все в бирюльки игрался. Показывал, как через стекла разноцветный свет получается. За что его Светка любила, не пойму. А вот и она. Дочь, принимай гостя! Переночевать просится. Вроде неплохой парень.

Посчитав свою миссию выполненной, бабка важно прошествовала в огород. Светлана, миловидная женщина в белом платье, изукрашенном цветами, кивнула Пушану. Тот поздоровался и поставил Никса у забора.

- Сопрут, - сказала женщина.

- Нет, это очень сложно. В нем противоугонная система.

- Странный он у вас. Да вы проходите, не стесняйтесь.

- Вы Светлана, да? - Пушан неуверенно помедлил и добавил: - Соболезную.

- Мать все разболтала уже? - она скривила губы. - Да, ничего. Надьку только жалко.

- Сколько ей? Лет двенадцать?

- Тринадцать исполнилось недавно. Погодите, я как раз за ней схожу. Ужинать пора.

Когда поели, на улице уже стемнело. Пушан вышел во двор и присел рядом с Надей на лавку. Девочка сидела, сжимая в руках волнистый кружок из синего стекла, и смотрела сквозь него на звезды. Пушан попытался разговорить ее, но девочка лишь опустила голову и ворошила разноцветные фигурки, рассыпанные на скамье.

Вскоре к ней подошла мать, ласково обняла за плечи.

- Иди спать, Надюх.

Та не сопротивлялась. Не глядя на мать, положила игрушку на скамейку и спокойно ушла в дом. Светлана посмотрела на гостя, грустно улыбнулась и пошла вслед за дочерью.

Пушан остался один. Он взял в руки синее солнце, повертел в ладонях. И на мгновение ему показалось, что стекло блеснуло много ярче, чем могли осветить его лучи звезд.

"Солнышко, хочешь солнышко?"

"Папка глупый! Синего солнца не бывает!"

Надя показывает язык. Отец подмигивает. У него круглое, веселое лицо.

"Оно специальное. Через него можно смотреть на настоящее солнце".

"Правда? Дай!"

"Смотри, дочка. Красиво, правда?"

"Ух ты! А если несколько стекол соединить?"

"Давай-ка попробуем... Смотри."

"Красотища!"

В ожидании завтрака Пушан внимательно наблюдал за Надей. Та деловито стелила кровати, помогала матери готовить, сбегала на огород за клубникой, то есть вела себя, как послушная, работящая девочка. Но глаза ее все время были направлены вниз, в пол, в землю. Надя никогда никому не смотрела в лицо, и даже по сторонам она оглядывалась, казалось, лишь при одном условии - если между ней и миром находилось цветное органическое стекло.

После еды Надю нагрузили яблоками и картошкой, и она устроилась на противоположной стороне дороги, торговать. Пушан поблагодарил Светлану и ее родителей, вывел мотоцикл к шоссе, но уезжать не спешил. Он опустился на корточки прямо напротив девочки и начал наблюдать.

Надя недвижно сидела на раскладной скамейке, провожая взглядом проезжающие машины. Вот одна из них остановилась, потом другая, люди интересовались яблоками, брали понемногу. Общаясь с покупателями, девочка тоже смотрела только вниз, на весы и фрукты.

Очередной покупатель уехал, а Пушан все сидел напротив Надежды. Между ними сновали автомобили. Туда и обратно.

Там, за стеклами автомобилей, другая жизнь. Хохочут на заднем сиденье веселые, оранжевые сорванцы, с которыми еле справляются родители. Синий, холодный бизнесмен в иномарке с личным водителем обдумывает очередную сделку, развалясь на пассажирском кресле. Красный от гнева, поссорившийся со своей женой мужичок крутит баранку старого "Запорожца". На автобусном сидении, привалившись к жениху, спит молодая уставшая женщина, сияя счастливым зеленым светом.

Туда и обратно снуют по дороге разноцветные стекляшки человеческих страстей. Туда и обратно. Черный "Лексус" на юг, голубой "Жигуль" на север. Туда и обратно.

Сколько акриловых стекол нужно, чтобы посмотреть на солнце и не обжечься? Сколько поставить заслонок от света, чтобы он, внезапно полыхнув в темноте, не ослепил тебя?

Еще один "Жигуль", на этот раз бледно-зеленый, показался на юге. Несколько секунд спустя - белое "Ауди" на севере.

Смотри, дочка. Красиво, правда?

Смотри, девочка.

И когда задние окна "Ауди" и "Жигулей" сплелись в единую линию с их глазами, когда четыре стекла выстроились в ряд, Пушан поймал взгляд Надежды, удивленный и растерянный, и приветливо улыбнувшись, подмигнул ей.

* * *

Больше всего Никс любит зиму. Когда разгоняешься по припорошенному сухой поземкой асфальту, сзади получается огромный белый вихрь, который разлетается в разные стороны так яростно, будто двигатель работает на снежной реактивной тяге. В эти моменты Никс дотягивается до спутников и смотрит на себя со стороны, воображая себя ракетой или кометой; снарядом, летящим сквозь туман.

* * *

- ...Мы продолжаем концерт по заявкам, и у нас звонок! Здравствуйте! Представьтесь, пожалуйста, кто и откуда вы?

- Меня зовут Маша, - сообщил детский голос. - Я из Егорьевска.

- Здравствуйте, Маша! Кого поздравляете?

- Прадедушку. Ему сегодня восемьдесят лет. Он плохо себя чувствует и лежит в больнице. Передайте для него, пожалуйста, хорошую песню.

- А как зовут вашего прадедушку?

- Деда Слава... - из радиоприемника на стойке придорожного кафе донеслось шорох, бормотание, и Маша уточнила по слогам: - Владислав Аристархович.

- Мы желаем вашему прадедушке скорейшего выздоровления, Маша! С юбилеем вас, Владислав Аристархович! Мы надеемся, что вам понравится эта замечательная песня начала века в исполнении...

- У тебя появился шанс вволю погонять по заснеженным дорогам, Никс. Почти полторы тысячи километров. Только вырасти мне защитное стекло.

"Ехать!"

Многие водители в этот день крутили пальцем у виска, когда, взметая клубы снежной пыли, с огромной скоростью мимо проносился распластавшийся на мотоцикле самоубийца. Каждый из них был уверен, что десятью, двадцатью, сотней километров позже этот псих обязательно разобьется.

Что бы они подумали, если бы знали, что Пушан даже не смотрит на дорогу?

- Здравствуйте! У вас лежит Владислав Аристархович?

Всем своим видом выражая неудовольствие, грузная пожилая медсестра оторвалась от кроссворда и полезла в журнал.

- Фамилия?

- Коваленко.

- У нас. А вы кто?

- Я его друг. Хотел бы навестить его, если можно.

- Не положено. Только членам семьи. Тем более, - ткнула она пальцем в засаленные страницы, - у него сейчас посетитель.

- Вот как. А кто, если не секрет?

- Какая-то родственница.

- Можно, я подожду ее?

- Только у входа ждите.

Пушан понял, что задремал, только когда его разбудил резкий голос медсестры в коридоре:

- От Коваленко? Там вас ждет кто-то.

Ответа Пушан не разобрал. Высокая немолодая женщина вышла к раздевалке, обмоталась шарфом, закуталась в темное пальто с меховым воротником.

Пушан сделал несколько шагов. Женщина обернулась и посмотрела на него. В ее усталых зеленых глазах, казалось, все еще бежала к деревенскому шоссе тощая веселая девчонка.

- Здравствуйте, Алина Сергеевна!

- Здравствуйте! Мы знакомы? Хотя... я вас где-то видела. Извините, память подводит иногда...

- Нет, что вы. Мы виделись очень давно. Действительно давно.

- И что вы хотели?

- Увидеться с Владиславом Аристарховичем. Хотя в этом уже нет такой необходимости... И еще я хотел узнать, где найти его брата, Александра? Не подскажете?

Алина невесело усмехнулась.

- Дядя Шура решил, что за рубежом у него будет больше шансов опубликовать свои книги. Пойдемте на улицу, а то здесь жарко. Вы пешком или на своем транспорте?

- У меня мотоцикл во дворе.

Они вышли и медленно пошли вдоль больничного корпуса.

- Дядя Шура в один прекрасный день сорвался и уехал в Штаты. А через год перевез свою семью. Но он уехал уже лет двадцать назад. Зачем он вам вдруг понадобился?

- Хотел передать ему письмо.

- Какое письмо? От кого?

- От вашего деда.

- От Аристарха Эдуардовича? Но он же давно...

Они вышли к стоянке, и Алина застыла на месте, не договорив. В углу асфальтовой площадки, прислонившись к стене больницы, мирно дремал Никс.

Алина тряхнула головой, коснувшись рукой лба. Посмотрела на Пушана. На Никса. Потом, чуть пошатываясь, вытянув руку вперед, медленно пошла к мотоциклу. Пушан шел поблизости и пристально следил за женщиной.

Она провела рукой по седлу мотоцикла. Никс дружелюбно заурчал. Он, как и Пушан, обладал исключительной памятью на людей.

Странно, но она совершенно не испугалась.

- Это вы приезжали тогда в деревню.

- Да.

- Значит, это вы привезли письмо? Это не грузовики?

Пушан молча достал из-за пазухи зеленый конверт и протянул женщине.

- Возможно, и все остальное - не грузовики, - полувопросительно сказал он. - И кукла девочки Оли тоже. Вы были знакомы с Олей?

- Конечно! - Алина почему-то зарделась. - Мы лучшие подруги... были... Неужели вы тоже помните ее?

- Я все помню. Вы не хотите открыть письмо?

- Но ведь оно, как я понимаю, предназначено дяде? Я помню, когда мой отец нашел письмо, он сразу понял, что оно от деда, по конверту. У него в НИИ были такие странные конверты. Хотя...

- Хотя оно было пустым?

- Откуда вы знаете? - вскинула она глаза.

Пушан снова полез во внутренний карман. И достал еще несколько разноцветных конвертов.

- Вот это третье письмо Мышиного Бога. А это - депеша Короля Тысячи Голосов. А это - два послания от Принцессы Льда. А это...

- Вы смеетесь? - пробормотала Алина. - О чем вы говорите? Какой Мышиный Бог?! Какой Король?!

- Король Тысячи Голосов, - повторил Пушан. - Он работал смотрителем дороги и был очень одинок. Единственными его собеседниками были записанные на пленку голоса. Стены его каморки былы выложены десятками магнитофонов, которые он слушал одновременно. Никто, кроме него, не мог разобрать ни слова в этой какофонии. Но Королю голоса сообщали все, что он хотел знать. Он был по-настоящему всеведущ.

Женщина недоверчиво молчала, прижав письмо к груди.

- Они все пустые, - сказал Пушан.

- Но почему?

- Потому что пустое письмо - это дорога без цели. Оно меняет мир самим фактом своего существования. Бывают письма написаные, но не отправленные. Но это значит, что должны быть и другие письма - отправленные, но не написанные.

- Что толку в пустом письме?

Пушан улыбнулся.

- Вы сказали, что знали Ольгу? - вдруг спросил он. - Вы играли вместе? Она жаловалась вам на то, что у нее пропала кукла?

- Откуда вы знаете?

- И вы рассказали отцу...

- Откуда вы знаете?!

- Я видел, как кукла упала на дорогу. И откуда она летела.

Алина замолкла.

- И тем не менее, все это время вы верили в чудесные свойства грузовиков, - тихо сказал Пушан. - Как вы думаете, почему?

Губы женщины задрожали. Она уставилась на сжатый в кулаке зеленый конверт, будто увидела его в первый раз.

- Спасибо вам, Алина Сергеевна. До свидания.

* * *

Белые полосы мелькают под колесами, бегут и бегут, ты едешь все быстрее и быстрее, а они ускоряются, замедляются, и если разогнаться как следует, редко получается такое, Пушан не позволяет, боится, но если набрать достаточно большую скорость, то белые полосы начинают ползти вперед, начинают обгонять тебя, и кажется, что ты движешься в обратную сторону, перемещаешься во времени, и вот-вот окажешься в каком-то важном месте, в котором ты уже когда-то был.

* * *

В деревне ничего не меняется. Отчаянно зевающая продавщица, привалившись толстым боком к прилавку, смотрит телевизор, лишь иногда отвлекаясь на случайного посетителя. По телевизору показывают новости о городах, в них бурлит жизнь, кто-то постоянно что-то покупает и продает, строит башни, устраивает демонстрации, проводит соревнования, взрывает дома, презентует новые фильмы, книги, скульптуры... На все это одинаковым скучающим взглядом смотрит продавщица в деревенском магазине. Для нее ничего не меняется.

"...Главным столичным событием предстоящей недели станет всемирный конгресс писателей, проводимый под патронажем Министерства культуры России. Напомним, что Москва ожидает приезда более сотни литераторов со всего мира, среди них такие признанные мастера, как Пабло Казарес, Нед Лэнмовер, Ясина Стржелька, Александр Коваленко, Владислав Пелевин, Масаки Ямагучи, Поль Мартье и даже загадочный РТ12бис. Уже сейчас в столице организованы беспрецедентные меры безопасности. О том, как готовится столица к литературному нашествию, нам расскажет полковник милиции..."

Пушан вышел из магазина и от удивления чуть не выронил сумку с только что купленной едой.

Перед Никсом стоял мальчуган лет восьми и пристально его разглядывал. Такое бывало нередко. Но чтобы Никс при этом открыл глаза и рассматривал кого-то в ответ, не было никогда. И уж совсем фантастическим казалось то, что парнишка не испугался горящих фар мотоцикла.

Пушану вдруг странным образом показалось, что он уже где-то видел похожую картину. Он подошел, выгрузил покупки и спросил:

- Тебя как зовут, паренек?

- Юркой, - звонко отозвался тот.

- Нравится мотоцикл?

- Ага! Здоровский! Как живой! Вот бы на нем прокатиться.

- Он капризный. Кого угодно не повезет.

- Я так и думал, - восхищенно ответил парнишка. Он, похоже, ничуть не расстроился.

- Эй, Америкос! - заорала группа таких же пацанят на другой стороне улицы. - Айда купаться, пока мать запрячь не успела!

- Это меня, - объяснил Юрка. - У меня фамилия Меркосов, вот они и дразнятся. Я не обижаюсь. Можно, я пойду?

- Конечно! Тебя же друзья ждут. Гуляй, Юрка...

Пушан осекся. Юрка не заметил этого, он уже со всех ног бежал к друзьям через дорогу. Сандалии глухо стучали по нагретому солнцем асфальту.

Фары Никса загадочно поблескивали. Пушан долго молчал, затем медленно подошел и заглянул мотоциклу в нестерпимо яркие глаза.

- Меркосов Юрий, значит?

"Ехать!", гордо подтвердил Никс.

Вот где он видел эту картину. Все почти так и было. Только вместо солнца и веселья были обида и тьма.

"Антошка, Антошка, пошли кидать картошку!" Картошка была твердая, била больно, а кидать старались в голову. А он всего лишь сидел на остановке. Он любил смотреть на проезжающие мимо машины. Поэтому все знали, где его искать. И отчим, и местные.

"Антошка, много машин насчитал? Считать умеешь? Хочешь на таких же машинах ездить? Много хочешь, паря!"

Он бежал, он всегда бежал по дороге, ему казалось, что асфальт спасет его, что он вот-вот сам отрастит колеса и улетит вдаль, в ночь, в неизвестность. Он был маленьким и слабым, его настигали, смеясь, и даже не сразу хватали, бежали рядом, картинно отдуваясь.

Но однажды дорогу залил желтый свет, и преследователи вдруг чего-то испугались и отстали, а он бежал сломя голову, ничего не разбирая впереди, пока не врезался в странный мотоцикл с фарами, похожими на живые круглые глаза.

"Ехать?" - спросили глаза.

"Да! Ехать! Да! Прочь от этих сволочей! Ехать! Ехать! Ехать!"

- Как тебя зовут?

Треск. Искры. Электрическая вывеска кафе "Ника" моргнула, у строчной буквы "а" погасла вертикальная палочка.

- Никс? А я Пушан! Будем знакомы, Никс!

- Он маленький еще. Хотя, я был немногим старше, когда тебя встретил. Но у него родители есть. Мать, как минимум. И самое главное, - прошептал Пушан еле слышно, - ты ведь не спишешь меня на пешеходную дорожку? Ты не можешь так поступить, Никс!

Мотоцикл насмешливо молчал. Но Пушан вдруг растворился в огненном взгляде, и перед его внутренним взором появилась отчетливая картинка. Немного повзрослевший Юрка ехал на Никсе... Нет! На другом мотоцикле, похожем на Никса, но стремительными, плавными очертаниями больше напоминающем инопланетного хищника, он летел над гладкой белой поверхностью будущей дороги, и рыжие волосы его весело трепались на ветру.

- Вот как? - с глупым видом сказал Пушан. - Он не для тебя, да? А ты навсегда останешься моим?

Очередным "ехать" Никс умудрился дать понять Пушану, что никогда с ним не расстанется, хоть тот и полный идиот.

- Уф! Нельзя же так пугать!

Из трубы Никса вырвалась короткая очередь выхлопов.

- Похихикай мне еще, - буркнул Пушан, улыбаясь. - Нам опять в Москву надо, Никс. Развлечемся заодно, побегаем по кольцам от гаишников. Ты как, не против?

"Ехать!"

- Ну тогда погнали!

Двухколесное чудовище рвануло с места так, что вечный человек едва не слетел с его спины. Но, как обычно, удержался. Все более ускоряясь, они летели по разделительной полосе к вершине холма, чтобы на несколько коротких секунд взмыть над поверхностью асфальта, словно собираясь подняться к небесам - и исчезнуть.