ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРЕШЕЕК, 8. (Собкорр. ТАСС). Мы - в Райвола. Еще слышны отдаленные выстрелы, и уже деловито и спорно идет созидательная работа. Расчищаются дороги, восстанавливаются переезды, протягиваются телеграфные линии. Люди отдыхают от боя, зорко оглядываются вокруг. Здесь, в Райвола, требуется особая бдительность. С исключительной изобретательностью минированы здесь дороги и дома. И бандитские шайки, шныряющие в лесах, проявляют активность. Но это не пугает наших бойцов, наносящих сокрушительные удары трусливому и коварному врагу. Он прячется в свои норы и все реже решается выползать из них. Его вылавливают и уничтожают.
Среди дымящихся строений красуются новенькие, свежевыкрашенные домики. Это помещичьи "коттэджи". Их белофинские "вояки" не решились поджечь, они, вероятно, надеются еще вернуться сюда. Вообще заставлять финских крестьян уничтожать свое имущество для белобандитов оказалось делом гораздо более легким, чем поджигать собственные владения.
Дома помещиков богато обставлены. С фотографий, висящих на стенах, смотрят сытые, обрюзгшие лица - лесопромышленники, владельцы папиросных фабрик, крупные коммерсанты. В шкафах - шюцкоровские костюмы и нарукавники. На полках - книги, воспевающие расстрелы финской военщиной революционных рабочих и крестьян.
Но здесь жили не финны. Это - "русские", русская белоэмигрантская колония. Рядом с шюцкоровскими костюмами лежат старые офицерские мундиры. Рядом с позолоченными томами истории "Великой Финляндии" валяются номера парижского "Возрождения". Рядом с брошенными при бегстве финскими марками - тщательно сохраненные николаевские рубли. В беспорядке смешались на полу старые молитвенники и новые игральные карты. Это - почти символ: таково содержание духовной жизни белоэмигрантов в Финляндии.
Не бесполезно познакомиться с их "искусством" и их "философией". Трупным смрадом веет от тоненького гектографического журнала "Содружество" финской белоэмиграции. Слабенькие, бесцветные стишки монотонно бубнят о "сладостной смерти", о томительной необходимости "мешать святое нетерпение с медленной, покорной тоской". Что это за "святое нетерпение" - об этом неплохо рассказывает белоэмигрантская новеллистка из Куоккола.
"...Уж, кажется, от "прежнего" одно мертвое тело, на куски разрубленное, лежит... Нет! При надобности является какой-то чудесник, сейчас он вспрыснет куски сначала мертвой водой, потом живой - готово! Прежняя персона разгуливает, по-прежнему в лорнетку смотрит".
А пока чудесник не являлся и пока нельзя снова разгуливать, помахивая лорнеткой, по Невскому проспекту - прежние персоны развлекались иначе:
"...В заключение была поставлена живая картина "Россия" - русская боярыня с национальным флагом (П. Григорьева). Хор в это время исполнял написанный в этом году эмигрантский гимн "Молитву", музыка любимого местного композитора Лаппо-Данилевского на слова князя Кантакузена".
Странное чувство охватывает нас, когда мы перелистываем странички этого жалкого журнальчика - словно мы отброшены на десятки лет, на несколько эпох назад - в старое захолустье, с местной "декадентской" поэзией, с местными святыми и праведниками.
Как это все бесконечно далеко от нас, как трудно поверить, что все это движется, дышит, живет. Впрочем, ведь от прежнего осталось, по их собственному признанию только "мертвое тело". Оно разлагается и заражает все вокруг себя.
Они опасны - эти смердящие трупы. Именно эти люди истерически кричали когда-то устами авторов сборника "Вехи" о своей благодарности царизму за то, что он спас их от ярости народной. Теперь они так же благодарят за свое спасение от революции финскую военщину, не уставая превозносить ее кровавые расправы над финским пролетариатом. С благоговением вспоминает один белогвардеец из Выборга о том, как был обстрелян из артиллерийских орудий концентрационный лагерь с революционными рабочими и солдатами.
Кто они - эти бывшие русские люди, чем они жили все эти годы в Куоккола, Териоках, Райвола, Выборге, Гельсингфорсе? Они сами рассказывают об этом в своих письмах и статьях. Это фабриканты, помещики, в большинстве своей офицеры из армии Юденича и Деникина. Старые знакомые, недобитые нами на фронтах гражданской войны. Это они и их не знавшие родины дети, об'единенные в контрреволюционных отрядах "Союза русской молодежи" и скаутов - они тоже что-то бормочат на ломаном русском языке о "спасении святой Руси". Все эти люди надеялись вернуться в Россию - недаром они хранили царские деньги и царские мундиры. Эти люди готовились к новым убийствам - недаром в их подвалах оказались закопанными винтовки и пулеметы. И все, что найдено, говорит об их тесной связи с верхушкой шюцкоровцев и финской разведки. Из их рядов вышли убийцы Андрея Коробицына и других советских патриотов. И их не случайно оставляли до последних дней, до последних часов на местах, не выселяя из Райвола и других местечек - их пребывание там несомненно входило в общий план финской военщины.
Эти люди, смеющие называть себя русскими, шныряют сейчас вместе с белофинскими бандитами по лесам, высматривая, не отстанет ли какой-нибудь красноармеец от строя, чтобы напасть на него одного и нанести удар спину. Вот для чего их держали в Финляндии Каллио и Маннергейм и вот чем они отплачивают за "гостеприимство".
Разве можно было терпеть рядом с нами, за несколько десятков километров от города Ленина, существование этой банды растленных предателей родины и наемных убийц? Огромную пользу финскому народу приносит героическая Красная Армия, очищая его землю от белогвардейской падали.