Солнечным утром в круглой гостиной графини С., как обычно по воскресеньям, принимали гостейс обязательным чаепитием, музицированием и, конечно, беседами. О чем только не говорили здесь местные помещики и вольнодумцы, о чем только не спорили и каких только околесиц не несли. Объектом сегодняшних словесных баталий стала статья в давешних "Ведомостях", в которой писалось об умозаключениях некого Райха Ригеля из Мюнхена. Суть коих сводилась к следующему: автор утверждал, что по подобию земли где-то в небе есть и другие планеты, населенные людьми и призывал читателей к дискуссии на эту тему...
В розетке с брусничным вареньем весело отражался лучик зимнего солнца. Вот путь ему преградила десертная ложка, наполнилась и тут же исчезла в чашке чая седого господина в форменном сюртуке со слегка потертыми локтями. Отставной полковник Карабшин Петр Ильич очень любил проводить время в компании у графини С.. Жил он одиноко и бывал здесь, как никто другой часто, поэтому считал своим долгом вмешиваться в любой разговор, дабы поддержать беседу.
- Мне кажется, что в словах этого Райха есть доля истины - подлил масла в огонь уже разгоревшегося спора Иван Ильич, - звезд на небе много и почему бы на какой-то не быть другой жизни?
- Простите, батенька, совершеннейшая чушь. Хоть вы-то образумьтесь, - от обеденного стола живо обернулся помещик Слепнев, - какая другая жизнь? Чушь, и еще раз чушь. Это же ломает все наши постулаты о божественном происхождении земли и нас, как созданий Бога.
- Аркадий Савич, уже давно учеными доказано, что планета Земля, не есть что-то редкое и выдающееся. На небосводе тысячи звезд. Неужели вы настолько веруете в свою избранность, что не допускаете мысли о других формах жизни? - Слепнева за рукав тронул сидящий напротив него граф Земцов, отвлекая от Ивана Ильича, - ваш ход, Аркаша...
Слепнев махнул рукой с картами в сторону Карабшина и вновь повернулся к столу:
- Полноте, Андрей Андреич, все эти звезды, всего лишь мерцающие точки, они также безжизненны, как песчинки на берегу моря. Зато очень много проходимцев, которые для того чтобы прославится,понапридумывают Бог весть что, лишь бы о них говорили...
- Тут вы не правы, Аркаша, Ригель в определенных кругах известен как замечательный астроном и даже опубликовал в "Вестнике" несколько монографий...
Граф Земцов, человек прогрессивных взглядов был не прочь поразвлечь публику (и Вареньку особенно) задирая вспыльчивого Слепнева. Спину он всегда держал прямо, смотрел открыто в глаза собеседнику, и от скуки слегка мухлевал в бридже, находя в этом какую-то пикантность и остроту... Слепнев не унимался:
- Да как же, как же, читал его монографии мой Степан в отхожем месте.
Варвара Сергеевна прыснула со смеха и тут же сделала серьезное лицо:
- Как вам не стыдно Аркадий Савич?
- Ой, простите, Ольга Павловна и Варенька, - извинился перед хозяйками гостеприимного дома Слепнев, - я просто, хотел сказать, что статейки этого писаки ровным счетом ничего не стоят. - Он сделал, наконец, свой ход, и откинулся на спинку венского стула, - Господь создал мир за семь дней, и давайте не будем точить гранит нашей веры.К чему мы призываем молодежь?
Молодежь в лице студента Мити стояла у окна и наблюдала за крестьянскими детьми катающимися на санках. Сугробы в эту зиму были такими высокими, что в некоторых местах приходилось очищать окна. Митя думал о своей несчастной любви к Соне, а не о других мирах, и поэтому в споре не участвовал, чем огорчил Слепнева, так как обычно принимал его сторону.
В трескучие крещенские морозы было так приятно находиться в теплой гостиной, играть на старом рояле и петь романсы. Варенька любила эти воскресные посиделки еще и потому, что иногда к ним захаживал Гаев, человек со странностями, молчаливый и "такой весь загадочный", как говорила маменька. Он был не равнодушен Варваре в отличие от метившего ей в мужья Земцова. Правда Земцов - граф, а Гаев Сергей Ипполитович всего лишь фабрикант какой-то, но сердцу не прикажешь, и Варенька каждое воскресенье ждала только одного человека в гости. Сегодня она надела розовое платье, заказанное из Петербурга, свое самое любимое. Причиной чему была телеграмма от Гаева, который, после долгого отсутствия, прибывал к ним в поместье.
Варя играла на рояле, слушая вполуха разговор гостей
- Нет, жизни, кроме как на земле больше нет нигде, - авторитетно заявил Слепнев
- Так никто и не спорит, но есть хотя бы вероятность ее существования - не унимался с улыбкой Андрей Андреевич.
Ольга Павловна мерно вязала на спицах. Рядом с ней в полудреме сидел сухонький старичок Павел Иванович Писемский, находящийся у графини С. на полном пансионе в силу своей полной бедности. Когда-то Павел Иванович, говорили, заседал в Академии наук, защитил докторскую по ботанике и со своим увлечением объехал весь мир. Оглохлохнув на одно ухо к старости, он больше стал напоминать в этой гостиной такой же предмет мебели, как старый рояль или большой обеденный стол. Хотя Митя и Варвара иногда слушали его рассказы о дальних странах и растениях, изучению которых он посвятил всю свою жизнь...
- А вот Старостин из соседней Черноярки очень даже в них верит. Говорят, он ночами зеркальцем все в темное небо светит, а то в саду костры разжигает... Ждет! - проговорил Петр Ильич.
- Ага, дождется, доктор про него уже не раз интересовался, - парировал Слепнев
- Наука не стоит на месте, и может быть мы вот-вот на пороге знакомства с ними, - сказав это с иронией, граф Андрей Андреевич, поднял указательный палец вверх, еще больше распаляяАркадия Саввовича
- Боже мой, господа, да о чем таком вы говорите,- Слепнев пригубил чаю, промочив горло, и принялся с удвоенной силой, - ваш Ригель пытается доказать то, что не существует. Ничего там, - тычет в потолок, - нет. Пустота. И, пожалуйста, не морочьте головы...
- Господа, уймитесь, прошу вас, господа, - примирительно прощебетала Варвара Сергеевна, - давайте лучше я вам спою?
Маменька Ольга Павловна оторвалась от вязания и благосклонно кивнула. Старичок Писемский всхрапнул. Остальные разом умолкли и повернулись к Вареньке
- Просим, просим вас, побалуйте своем ангельским голосом.
Лишь один Аркадий Саввович все что-то бубнил себе под нос, допивая чай, но и он потянулся к роялю, так как не любить Варенькино пение было нельзя, а тем более допускать неуважение к хозяйке гостеприимного дома.
Варвара открыла крышку старого рояля, на секунду задумалась, представляя глубокие зеленые глаза и окладистую бородку Сергея Ипполитовича, и запела:
"Вам не понять моей печали,
Когда, растерзаны тоской,
Надолго вдаль не провожали
Того, кто властвует душой!
Вам не понять, вам не понять,
Вам не понять моей печали!
Вам не понять моей печали,
Когда в очах, вам дорогих,
Холодности вы не читали,
Презренья не видали в них"
Голос у Варвары Сергеевны и вправду был ангельский: глубокий с переливами, напоминающими журчание весеннего ручейка. Слушающий ее пенье уносился в своих мечтах в самые сокровенные уголки своей души, вспоминая былые чувства, переживания... Гости замерли, очарованные романсом. Когда Варенька перестала петь, воцарилась тишина. Только часы в гостиной мерно тикали да изредка посапывал Павел Иванович.
Внезапно распахнулась дверь, и с клубами морозного воздуха в гостиной появился высокий зеленоглазый человек в роскошной шубе из меха иноземного зверя, подернутой еще не растаявшими снежинками.
- Сергей Ипполитович собственной персоной,- провозгласил Слепнев
Не сводя глаз с Варвары Сергеевны, Гаев достал из-за спины огромный будет свежих цветов такой красоты, что все ахнули. Казалось таких красок просто не существует, хотелось потрогать настоящие ли они. Граф Земцов тут же с досадой подумал, что такие цветы должно быть стоят целое состояние. Гаев, словно не замечая никого, подошел к Вареньке:
- Это...Вам, - с трудом сказал он. Сергей Ипполитович всегда говорил скупо и с трудом.
- Право, зачем же так... какая прелесть ,- как они называются?
Гаев пожал плечами, задумался, будто придумывая название, и выдавил:
- Аполинариусы...
Букет покрыл чуть ли не пол рояля. Посреди зимы свежие цветы, это было так необычно. Гаев всегда отличался неординарными подарками. В шкатулке Варвары на самом дне хранились серьги украшенные пепельно-красными камешками - тоже от Сергея Ипполитовича. Она немного стеснялась их надевать, видя их совершенно не модный фасон и вычурную форму.
- Вас долго не было...
Гаев молча не сводил глаз с Варвары Сергеевны. Чтобы прервать неловкую паузу, Варя предложила:
- Давайте я еще спою? - и тут же заиграла на рояле, унимая дрожь в пальцах
"Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей;
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!"
Зеленые глаза Гаева не мигали. Снежинки, запутавшиеся в русой бороде, быстро таили. Букет аполинариусов источал приятный запах, наполняя гостиную сладковатым ароматом. Варя пела так самозабвенно, что голос ее готов был вот-вот сорваться.
После того как Варвара допела романс все, кроме Павла Ивановича, зааплодировали. Писемский от хлопков вздрогнул, проснулся и непонимающе огляделся.
- Господа, а пойдемте на санях кататься, погода-то какая хорошая, - предложил Митя.
Гости посмотрели на Варвару Сергеевну, решала здесь все она.
- А почему бы и нет, так хочется подышать свежим воздухом, - Варя улыбнулась, - Вот только Сергей Ипполитович, вы с дороги, устали? - заботливо спросила она.
Гаев встрепенулся и моргнул в первый раз, сквозь бороду промелькнула улыбка:
- Совсем не устал!
- Тогда все кататься, господа, все!
Варвара Сергеевна побежала переодеваться. Ольга Сергеевна и гости подались из гостиной. В силу своих лет в гостиной остался только старик Писемский. Он смотрел из окна как гости разъезжаются. От лошадей валил пар. Пошел крупными хлопьями снег. Нос Павла Ивановича уловил какой-то аромат, он завертел головой и, подслеповато щурясь, пошел на запах. Букет Аполинариусов не мог не заинтересовать ученого ботаника. Подойдя к роялю, Павел Иванович достал и одел очки. Пробежал пальцами по лепесткам цветов, по стеблям, поморщился, что-то неразборчиво пробубнил и протер очки...
...Варя в санях с Сергеем ехали впереди всех, возница улюкал лошади. Снег искрился и падал хлопьями. Граф Земцов со Слепневым опять о чем-то спорили, сидя напротив друг-друга, а Митя и Иван Ильич просто дышали морозным воздухом, мчась в шлейфе снежинок за санями Гаева. Только старик Писемский, оставшийся дома, все крутился вокруг оставленных аполинариусов и приговаривал:
-Не может такого быть... Таких цветов не растет на земле!!!