Осенью 1972 года боли в моих коленных суставах достигла такого уровня, что я мог только, с трудом превозмогая боль, на четвереньках ползать под самолетом, при его осмотре и техническом обслуживании. Причиной были хронически увеличенные гланды (миндалины, кому как нравится), которые иногда меня доставали. Своей поликлиники и больницы в нашем полку не было, мы были прикреплены к большой универсальной санчасти соседней танковой дивизии. Меня начали готовить к операции. Их терапевт дал направления к хирургам и на анализ крови. Для начала нужно было сдать кровь из вены. Пораньше с утра направился в лабораторию этой санчасти. Но толи звезды на небе в тот день не так сошлись, толи мои вены от страха все попрятались, а может сестричка, пытавшаяся взять пробы крови, не с той ноги встала. Короче, намучившись сама, и меня измучив, набрала всего примерно кубик крови, которая тут же на наших глазах начала сворачиваться. Конечно, такая проба не годилась для исследования. Дело было в понедельник, поэтому следующую встречу медсестра назначила на четверг. В среду, оценивая свои сине-красно-черные с желтыми окантовками гематомы на руках, продырявленные во многих местах, я понял, что в четверг я не готов идти на анализы, страх сковывал мои силы.
Забегаю вперед, после получения последующих прекрасных результатов анализов, пришел в хирургическое отделение, где меня принял молодой, стройный, красивый, вероятнее всего любимец женщин, и сам их любитель подполковник медицинской службы в хрустящем белоснежном халате. Коротко побеседовав со мной, назначил дату моего прибытия на операцию. Я пришел, как договаривались, но мой подполковник куда-то убыл. Меня положили в палату другие медики под мое честное слово. Лежу, отдыхаю, врачи не тревожат, друзья-однополчане навещают, жизнь-малина. Так прошла неделя, началась другая, ничего не меняется, меня это почему-то не тревожило, ну, думаю, наверное, так положено. Наконец появился наш красавец. Встречаю его в коридоре, представляюсь, по всему вижу, он меня вообще не помнит. Еще раз ему повторил историю почему я здесь. Ну вот в результате наконец приступили к лечению-подготовке, стали мне давать хлористый кальций для лучшей свертываемости крови, это моей-то и так густой...
Наступил день операции. Усадили в кресло, накрыли простыней, с одним отверстием, чтобы добраться до моих гланд. В небольшую операционную дополнительно набилось несколько молодых адъюнктов (аспиранты военных медицинских училищ). Операция оказывается будет показательной. И началось, вместо десятка минут, мои муки длились около часа. Только этого мне и не хватало для полного счастья. Вы когда-нибудь пробовали находиться с широко разинутым ртом хотя бы полчаса, а тут час. Вытянули мой язык наружу до предела. Хирург все подробно всем пояснял, все заглядывали по очереди мне в рот, я сидел с вытянутым языком. Было больно, текли слюни и кровь, а тут еще этот мой проклятый язык никак не хотел помогать хирургу, а только ему мешал выполнить показательную работу. Наконец мой мучитель не выдерживает и спрашивает меня: "Слушай, ты случайно не политработник?" "А посему?"- это я так в ответ. "Да язык у тебя большой слишком." "Я шепелявлю: "Ет." Наконец, кое-как остановив кровь, все закончилось. Больше я своего мучителя не видел. Наступила ночь, одна из самых длинных в моей жизни. Наглотавшись крови и чего-то еще, на меня навалилось першение в горле с удушливым кашлем. При этом чуть кашлянешь и боль, и кровь из горла. Вот уже второй час ночи, а я сижу скорчившись на солдатской койке под серым одеялом с плевательницей на коленях. Боль и кашель не проходят, в горле как будто глотаю и не могу проглотить колючую проволоку. Наконец какая-то из дежурных медсестер сжалился и дала таблетку кодеина, и жизнь вернулась ко мне. А утром пришли друзья с бутылкой холодного вина. Я молчал, а они пили за мое здоровье, молодцы!
Теперь продолжим про прекрасные анализы. Итак, в четверг я пошел вместо санчасти на полеты, сам себе назначив явку в понедельник. А надо Вам сказать по воскресеньям я с другом Лехой, таким же авиатехником, только призванным из Барнаула, ходили в баню. Баня первое дело после недели на забайкальском морозе. Баня у нас была хорошая с большой парилкой, находилась в пятидесяти метрах от моей квартиры. А Леха жил чуть дальше в таком же двухэтажном деревянном доме. Частенько у забора бани стояла новенькая, с иголочки "Победа", это значит в баню приехал прапорщик из соседнего с моим дома, только чуть ближе к бане. Прапорщик перед стоянкой у бани совершал ритуальный объезд нашего городка, подкатывал к бане, и выходил с чувством собственного достоинства. В полку почему-то практически не было личных машин, да и к чему они, если все рядом на расстоянии вытянутой руки. Мотоциклы и всякие мокики для развлечения командир полка, по настоящему любимый нами всеми полковник Бобровников, по кличке "Бобер" летчикам запретил. Слишком дорого обходятся всякие травмы летчиков полку, да и стране. И прав был. Вообще-то прапорщики, которые при складах, всегда жили, лучше всех остальных офицеров, за что их не сильно уважали, не в пример тех прапорщиков, которые вместе с нами мерзли под самолетами. Эти были наши.
После баньки традиционно заходили ко мне, где нас ждали пельмени, изготовленные моей супругой и бутылочка яблочного сока, разбавленного до половины нашим авиационным техническим целебным средством, т.е. спиртом. При морозах выше минус 20 градусов и летом этим средством не увлекались. А в этот раз, как назло, яблочного не было в нашем магазине, только томатный и грушевый нектар болгарский. Пришлось брать второй. Садимся за стол к пельмешкам, наливаю другу первому. "Ну, будем здоровы!" Леха делает большой глоток и заходится кашлем. Ничего не понимаю. Расследование по горячим следам показало, что нектар весь лег на дно сосуда и гостю достался подкрашеный чистый... Пришлось срочно искать продукты замещения, выводить друга из тяжелого состояния. В общем процедура затянулась, дозы значительно выросли. А утром идти сдавать кровь, ну думаю, медики завернут мои пробы назад с порога, да еще и отстрамят авиацию, т.е. меня. Пришел, сел, закатал рукав, отвернул морду, чтоб не видеть, как игла вновь будет безуспешно уродовать мои вены. Не успел вздохнуть, ощутить боль, слышу: "Готово!" Поворачиваю в недоумении голову, все шесть, помнится, или пять пробирок полны под завязку моей темно-вишневой кровью. Вот что значит импортный нектар, умели болгары делать!