Токарев Алексей Иванович : другие произведения.

Золотомор, или Застывшие слёзы Богов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман рассказывает о реальных событиях и жизни двух богатейших семейств Поволжья и Прикаспия конца XIX - начала XX веков и об их потомках, разбросанных революцией и войнами по огромной стране. Герои романа - потомки промышленников, собравшиеся и объединившиеся в 2023 году для расследования тайны исчезновения семейных сокровищ при их эвакуации из Казанского отделения Народного банка РСФСР на юг России в 1918 году. В романе изложена подлинная история загадочного исчезновения сотен бриллиантов и нескольких тонн золота. Потомкам оставлены именные медальоны с зашифрованными символами, понятными только членам их семей. Читатели романа вместе с его героями смогут участвовать в разгадке тайн, зашифрованных в оставленных посланиях, и в поисках золота и бриллиантов на сумму более семисот миллионов долларов США. Рисунки с символами на медальонах будут опубликованы в конце первой части романа. Примечание автора: Списки с количеством разыскиваемых золота и бриллиантов будут выложены в первой и второй частях романа. Достоверность публикуемых в романе фактов можно проверить в открытых источниках. Ссылки на эти источники будут даны в тексте романа.

  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  
  
  
   2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  С чего всё началось ...? Сейчас и не упомнишь. Скорее всего, с конверта, чудом не угодившего в мусорную кучу и не сожжённого тут же вместе с засохшей травой, обломанными ветками и прочим хламом, скопившимся в доме и вокруг него за последние годы.
  С трудом открыв рассохшуюся тяжёлую дверь во двор старого заброшенного родительского дома, Алексей не подозревал, что переступает порог из одной жизни, обыденной, монотонной и размеренной, в другую, незнакомую, непредсказуемую и опасную. Он не собирался надолго задерживаться здесь. Хотел только перед подачей объявления о продаже осмотреть, всё ли в порядке: двери, окна, крыша, хозяйственные постройки. Поговорить с оставшимися соседями, чтобы узнать хотя бы примерную цену за продаваемые в округе дома.
  Ключ от старого, проржавевшего, давно не открывавшегося почтового ящика потерялся. Пришлось вскрыть его лежавшим рядом топором. Из кипы посеревших от времени и пыли извещений и квитанций выпал конверт, подписанный незнакомым почерком. Если бы Алексей выкинул его в кучу мусора вместе с остальной ненужной уже корреспонденцией, то спокойная, неторопливая жизнь, скорее всего, и дальше бы шла по накатанной колее, тихо и размеренно. Но он почему-то поднял конверт, сунул в карман, даже не рассмотрев обратного адреса, и тут же забыл про него.
  
  
   2001 ГОД. "Я БЫЛ ОДИН В МОЁМ РАЮ ..."
  
  После окончания университета Алексей Ильин несколько лет отработал в проектном бюро одного из номерных предприятий Екатеринбурга. Молодой специалист, выпускник московского вуза, русоволосый и русоусый парень среднего роста, с решительным и взбалмошным характером, быстро влился в дружный коллектив таких же шальных и своенравных в прошлом, но остепенившихся с годами геодезистов.
  Хорошая, престижная, спокойная работа в центре города. Вот только зарплата меньше, чем хотелось бы, но на весёлую холостяцкую жизнь хватало. Бурные вечеринки до утра, поездки с гитарой за спиной на пикники, рыбалку и просто в гости, встречи со школьными друзьями. Трудно сказать, чем бы это закончилось.
  Но вскоре появилась она - стройная, умная, красивая семнадцатилетняя девочка из его юношеских снов. И разошлись тучи над серым от сырости городом, и заискрилось солнце на мокрых от дождя окнах проектного бюро. Отчего-то вспомнились строки, услышанные на одной из студенческих вечеринок от подружки из историко-архивного института, писавшей дипломную работу по стихам ныне многими забытого поэта - символиста Фёдора Сологуба:
  
   "...Когда ступени горных плит
   Роса вечерняя кропила,
   Ко мне волшебница Лилит
   Стезёй лазурной приходила.
  
   И вся она была легка,
   Как тихий сон, - как сон безгрешна,
   И речь её была сладка,
   Как нежный смех, - как смех утешна.
  
   И не желать бы мне иной!
   Но я под сенью злого древа
   Заснул... проснулся, - предо мной
   Стояла и смеялась Ева ...".
  
  - Откуда ты, Ева? ... Или Лилит?
  - Таня, - засмеялась она. - Студентка техникума. Приехала в ваше предприятие для прохождения производственной практики.
  Это судьба, - понял он.
  На три месяца исчезли окружающий мир и время, прошлого не было, будущего ... - кто его знает, что такое будущее. Лето пролетело. По окончании практики она уехала заканчивать учёбу, сказав на прощание:
  - Через год приеду. Готовься к свадьбе и не шали.
  Всё так и получилось. А потом родилась дочь, и пришлось сменить спокойную офисную жизнь на кочевую, но более оплачиваемую - работу в геодезических экспедициях. Командировки, переезды. Исколесил Алексей всю страну. На вертолётах и вездеходах, а чаще пешком по тундре, тайге, болотам и степям.
  Поработал и на севере - от Ямала до Колымы, и на южных окраинах России, пока не заработал всё, что хотел, и не осел окончательно в родном Екатеринбурге.
  По совету друзей и коллег открыл компанию по своему профилю - геодезическое сопровождение строительства. На заработанные деньги закупил необходимое оборудование, арендовал офис. Работа пошла не сразу. Сначала подбирал команду профессионалов - единомышленников. Потом искал выход на клиентов, заказчиков, подрядчиков. Многие из них знали Алексея по работе в солидном государственном предприятии, доверяли ему, и со временем его компания стала известна в городе и области.
  
  
   2023 ГОД. БЕЛЫЕ ПОЛОСЫ. ЧЁРНЫЕ ПОЛОСЫ
  
  Пролетели годы.
  Круг жизни. Колесо Сансары: начало - конец, белая полоса - чёрная полоса. День - ночь, лето - зима, рождение - смерть.
  Белая полоса - период удач, везения, находок, преодолений. Главное - не успокаиваться и понимать: за белой полосой обязательно последует чёрная.
  В отличие от белой полосы, наплывающей тихо и незаметно, чёрная полоса - вереница сложных ситуаций, неудач, провалов, потерь и трагедий - сваливается на голову внезапно и врасплох. Кирпичом с крыши, обухом по голове, громом среди ясного неба. Причём все беды являются либо сразу скопом, либо сплошной беспрерывной чередой.
  
  Много повидал Алексей за эти годы, немало пережил: радости и беды, обретения и потери. До поры до времени жизнь катилась по накатанной колее: дом, семья, работа. И вдруг всё рухнуло. Возможно, бывает и так, но как-то уж очень неожиданно. Один за другим ушли из жизни родители: мать погибла в аварии, отца сгубила ошибка врачей при несложной операции.
  Беда одна не ходит. Трагедии, потери и несчастья следовали за Ильиным по пятам. И когда год назад после тяжёлой болезни не стало жены, он вспомнил продолжение стихотворения "Я был один в моём раю...", с которого началось их знакомство:
  
   " ... И не желать бы мне иной!
   Но я под сенью злого древа
   Заснул... проснулся, - предо мной
   Стояла и смеялась Ева...
  
   Когда померк лазурный день,
   Когда заря к морям склонилась,
   Моя Лилит прошла как тень,
   Прошла, ушла, - навеки скрылась".
  
  С тех пор дела пошли совсем плохо. Конечно, была в этом и его вина: забросил свой небольшой, но приносящий стабильный доход бизнес. Редко появлялся на работе, перестал встречаться с заказчиками, и они со временем нашли других поставщиков работ и услуг.
  Ломала, ломала его судьба. Нет, не сломала. Била, била его. Нет, не убила. Упал только Лёша, оступился немного. Здоров он был, сердит и упёрт, но спасовал чуть-чуть. Ушёл в загул по старой русской традиции "чтобы забыться, надо напиться и отключиться". Загулял надолго: дни, недели, месяцы. Сбился со счёта. Сник и обессилел Ильин. Сошёл с него былой лоск. Русые волосы выбелились сединой, костюм, пошитый в лучшем ателье города, посерел, залоснился и болтался на осунувшемся теле, как на старом пластмассовом манекене. Сбился с пути, а дорогу никто не показал. Потерялся, а руку никто не протянул. Даже партнёры и друзья (как он считал) ушли, бросили его, а заодно и "кинули". На оставшиеся совместные деньги открыли другую компанию, не вернув ему ни рубля, и только сказали на прощание:
  - Иов ты многострадальный. Да и слабак к тому же.
  - Хоть и засранцы, но начитанные, - подумал Алексей и не стал спорить, скандалить, судиться: не было ни желания, ни злости, ни сил. Да и правы они: не осилил горемыка свалившихся испытаний.
  
  Придя в себя через несколько месяцев, Ильин понял, что остался без работы, доходов, семьи и друзей. Но жизнь продолжалась, и об этом ему напомнили банки - кредиторы, потребовав возврата старых долгов и пригрозив судебными исками. Дочь с зятем и внуком жили отдельно в соседнем городе, сестра с сыном и вовсе на другом конце страны. Да и не собирался Алексей обращаться к ним за помощью: сам развалил свои дела, самому и подниматься надо.
  Встретился с бухгалтером своей компании. Поговорил, извинился за задержку зарплаты, наобещал чего-то. Она девушка хорошая, добрая, сострадательная. Сходила в банки, договорилась о небольшой отсрочке: всё равно конфисковать у него нечего, потом банкротить будут.
  
  Зашёл к знакомым "авторитетам", прессовавшим и крышевавшим кооперативы в бурные девяностые. Теперь они уже не лиходеи - беспредельщики, а уважаемые руководители неких "тёмных" фирм, работающих по "серым" схемам. Ильину приходилось иметь с ними дело во время работы со строительными организациями: вряд ли они что-то строили, скорее всего, "отмывали" лишние деньги, выделяемые государством на строительство. Завернул к ним теперь от безысходности, хотел узнать, нет ли богатых заказчиков для его пока ещё существующей компании.
  Седов Михаил Петрович, а в прошлой жизни просто Седой, с пониманием и сочувствием объяснил бессмысленность надежд Ильина на чью-либо финансовую помощь:
  -Знаем мы, Лёша, о твоих проблемах. Случилась беда у тебя ... и не одна. Всякое в жизни бывает. Мы ведь помогли тебе тогда, в трудные времена, даже без просьбы с твоей стороны.
  - Да, Петрович, спасибо! - Ильин помнил, как в нелёгкие для него дни пришли незнакомые молчаливые парни в одинаковых строгих костюмах, передали от Седова слова соболезнования, деньги и в течение нескольких часов решили все проблемы с ритуальной компанией.
  - Поможем и сейчас. Но это так, на хлеб с маслом, на первое время. У тебя ведь другие сложности, Лёша: много ты задолжал компаниям разным, банкам, да и людям непростым. Сколько долгов то? Тысяч на сто зелёных денег или больше?
  - Одиннадцать миллионов рублей плюс проценты, штрафы. Бухгалтер на днях точнее посчитает.
  - Ну, это примерно сто семьдесят - сто восемьдесят тысяч баксов. Деньги по нынешним временам небольшие, но кто их тебе даст? Даже под максимальные проценты не дадут. Про банки я уж молчу. Но ведь и деловые люди не дадут! Здесь все знакомы с детства и друг про друга всё знают. Извини, Лёха, но это же не секрет, что ты на стакане сидишь. Ну, или сидел последнее время. Бухаешь? Завязал? ... И мы сидели когда-то, и не только на стакане. Но те времена прошли. Теперь вот в спортзал по вечерам ходим, да в бассейн. Банки сейчас предупреждают постоянных клиентов о предприятиях, имеющих определённые затруднения. А твоя компания считается проблемной, так что и строители с заказами не придут. Слухами земля полнится, а причудами свет. Тебе уже наверняка предлагали банкротиться. Нет? Значит, жди звонка.
  - И что же, Петрович, бросить теперь всё? Я столько лет, средств и сил вложил в это дело.
  Алексей поднялся. Он особо и не надеялся на помощь.
  - Я слышал, твои напарники ушли от тебя вместе с деньгами, "кинули" на прощание. Если так, то можно поговорить с ними, заставить вернуть что положено. Но мы сейчас такими делами не занимаемся. Решишь разобраться с ними, дай знать. К тебе подойдут надёжные парни. Но если сумма небольшая, они и заниматься этим не будут.
  - Да. Сумма не стоит разборок. Да и забыл я уже про этих "друзей".
  
  - Есть ещё один старый вариант, чтобы приподняться, - продолжил Седой. - Но это на самый крайний случай, если тебя уже окончательно припрёт. Фирма однодневка.
  - А что, работает ещё такая схема?
  - Работает. Помнишь Володю Пушкина? Заметил, что его в городе нет? История древняя, как мир: запил, загулял, жена бросила, продала каким-то образом без него квартиру и уехала с сыном на край света к родителям-старикам. Побомжевал он с полгода без работы и жилья, а потом и согласился так вот заработать. Сейчас скрывается где-то на просторах братских республик. Объявили в розыск. Может, поймают когда-нибудь, а может, и нет. Сколько таких, как он, уже исчезли, и не сосчитать.
  Алексей знал этот быстрый, но опасный вариант наживы: найти бомжей или забулдыг с паспортами, оформить на них фиктивное предприятие с несуществующим бизнесом и через знакомых работников банков взять кредиты. После этого вывести деньги со счетов, обналичить, разделить со всеми участниками схемы "по-братски" а самому исчезнуть. Знал и пропавшего Володю Лысенкова, которого за пышную шевелюру и бакенбарды все звали Пушкиным. Когда-то был успешным предпринимателем.
  - Схема прежняя, напомнил Седой. - Пятьдесят процентов тебе, пятьдесят - организаторам. И ты после этого исчезаешь.
  Алексей поблагодарил, пообещал подумать, попрощался и ушёл. Во-первых, знал, чем обычно заканчиваются подобные "бизнес - проекты". Во-вторых, решил, что зарекаться и отказываться сразу тоже нельзя. Помнил пословицу: "Вчера не догонишь, а от завтра не уйдёшь".
  
  Только прилёг дома, зашла соседка тётя Клава, знавшая ещё его родителей и приглядывавшая за ним, особенно в последнее время. Пришла с сыном Олегом, инвалидом и горьким, неизлечимым пьяницей. Запричитала:
  - Совсем ты исхудал, Лёша. Вон и одежда на тебе болтается, и выглядишь неважно. Поешь хоть немного. Борща я наварила, котлет налепила, давай занесу тебе.
  Олег поставил на стол пятилитровую баклажку разливного вина:
  - Брательник привёз из Баку. В командировке там был, вот и нас с тобой не забыл.
  Тётя Клава насупилась, но потом смягчилась: - Это сухенькое, его можно. ... Но котлет и борща я вам сейчас принесу. ... Ты бы сходил, Лёша, проведал родительский дом, посмотрел, всё ли там в порядке. Времена сейчас недобрые. Бомжи подселятся, растащат всё, разрушат.
  Расслабился Ильин с соседом, успокоился, но, видимо, рано. На следующий день пришло грозное извещение из налоговой инспекции: просрочены выплаты по налогам, начисляется пеня и далее перечисление видов наказаний: от штрафов до уголовной ответственности. Позвонил по указанному телефону. Налоговый инспектор слушать его не стал. Проговорил заученную, много раз повторяемую фразу:
  - Ваш бизнес в настоящее время убыточен. Предприятие надо закрывать, все задолженности гасить, иначе штрафы и дальше будут расти.
  И бежать-то некуда, да и было бы куда, но не с чем...
  Задумался Алексей, что дальше делать, как восстановить работу компании. Чтобы выплатить все долги, нужны деньги. Вспомнил вчерашние слова тёти Клавы. В отчаянии решился на скверный шаг, гнусный и подлый, но единственный, как ему казалось в этой ситуации - продать оставшийся от родителей дом, расположенный в пригороде Екатеринбурга.
  
  
   РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
  
  Дом этот строил его отец через год после рождения первенца. Не один строил, конечно, а с друзьями. Как ни странно, Алексей помнил ту стройку. Помнил, как под ярким летним солнцем бродил голышом на неокрепших, спотыкающихся ногах по свежим пахучим стружкам между отёсанных брёвен, а загорелые, раздетые по пояс мужики, шумные и весёлые, стуча топорами, кричали со срубов друг другу: "Осторожно, мальца не зашиби". Помнил, как мать и жёны друзей строителей сновали между костром, на котором готовили обед, и тут же сколоченным огромным столом, также терпко пахнущим смолой и летом.
  Родителей давно нет, сестра уехала. Дом стоит уже несколько лет опустевший, затихший, беспризорный. Надо продавать, а то ведь развалится от времени без надзора и ухода или сгорит по неведомым причинам, как это часто случается здесь. Продажа дома много денег не принесёт и от всех долгов не избавит, но выручит хотя бы на ближайшее время.
  Для начала решил осмотреть комнаты, разобрать оставшиеся от родителей вещи и документы с тайной надеждой обнаружить хоть что-нибудь, дающее возможность спасти родную обитель от продажи, а его - от окончательного разорения. В доме всё осталось нетронуто, как при отце, редко бывавшем здесь после смерти матери. На столе в гостиной лежали газеты, недочитанные им перед отъездом на операцию. На них очки и пачка "Беломора". Бросив на диван рюкзак с документами, ноутбуком и пакетом с завтраком от соседки, Алексей оглянулся: скрипнула дверь, и ему вдруг показалось, что из кухни выйдет отец и, как обычно, спросит про погоду на улице, про дела, жену и дочь.
  Тихо. Никого нет. Только пыль и паутина на полу, на старых газетах, на потускневших стёклах окон.
  Осмотрелся, прикинул, что надо выбросить, а что оставить будущим хозяевам. Немецкая стенка, румынский кухонный гарнитур - всё доставали (так это тогда называлось) с рук в восьмидесятых и девяностых годах. Купить в магазинах такое богатство было практически невозможно. Выкидывать жалко: мебель старая, но крепкая, из массива сделана, а не из ДСП, как сейчас. Пусть новые хозяева решают, что с ней делать.
  Включил холодильник. Тот весело загудел в глухой тишине опустевшего жилища.
  - Вот же делали! Работает! А сколько ему лет? Двадцать, тридцать?
  В одном из шкафов обнаружил старые документы: пожелтевшие квитанции, домовые книги за несколько десятилетий, потрёпанные фотографии знакомых и неизвестных ему людей, обесцененные сберкнижки, комсомольские и профсоюзные билеты бывших обитателей дома. Все нужные и ценные документы Алексей вывез отсюда ещё несколько лет назад к себе домой. А эти сложил сейчас в найденный мешок, чтобы позднее сжечь.
  Осторожно встав на шатающийся табурет, заглянул на антресоли под потолком в прихожей. Выгреб оттуда никому уже не нужные вещи. Тоже надо в костёр. Поднял упавшую бумажную папку с завязками: письма и открытки, подписанные незнакомыми почерками. Что это? От кого? Дежурные поздравления с праздниками, присланные в девяностых годах прошедшего века. Несколько из них подписаны Степановой Ольгой из Оренбурга и Вознесенской Еленой из Казани. Начал просматривать и вспомнил этих женщин и давнюю поездку с матерью к родственникам в незнакомый город на реке Урал, где узнал начало долгой, странной, загадочной истории, в продолжении которой ему предстояло участвовать.
  
  
   1989 ГОД. ОРЕНБУРГ
  
  В Оренбурге собрались потомки семей Ильиных и Дубининых, связанных родственными узами более ста лет назад. Революция и две войны разбросали их по огромной стране, и они давно уже не общались, хотя слышали и знали друг о друге. Организовал встречу старший из Дубининых - Александр Александрович, решивший собрать дальних родственников, чтобы попытаться наконец-то разгадать тайну событий, произошедших много лет назад с их тогда ещё дружными семьями. На встречу приехали его двоюродные племянницы с детьми.
  Дубинин обратился к ним с пожеланием, чтобы дети присутствовали при разговоре взрослых. Возможно, что им предстоит в дальнейшем продолжать поиски и вести расследование запутанной и таинственной истории, случившейся вскоре после революции.
  - Как вам, вероятно, известно, семьи наших прадедов, промышленников Ильиных и Дубининых, были одними из богатейших семейств Российской империи. Во многих городах Поволжья и Прикаспия стояли их дома, магазины, склады, пристани. Подробности рассказывать не буду, вы и сами, думаю, немало знаете о них. А вот о том, что случилось после революции, поговорим более обстоятельно.
  Двенадцатого января тысяча девятьсот восемнадцатого года было опубликовано постановление ВСНХ "Об утверждении секции благородных металлов В.С.Н.Х. и об установлении казенной монополии торговли золотом и платиной". С пятнадцатого января в течение месяца граждане советской России были обязаны продать Государственному банку все имеющиеся у них золотые изделия весом более 16 золотников по 32 руб. за золотник чистого золота 96-й пробы. Не сданные в этот срок предметы подлежали конфискации.
  И тогда же большевики решили переправить часть золотого запаса, хранившегося в Москве, в Казанское отделение Народного банка РСФСР. А в середине апреля вышло распоряжение о вывозе золота, серебра и денежной массы из других городов и сосредоточении их в кладовых этого банка. Таким образом, золото и драгоценности семей Ильиных и Дубининых, хранившиеся в банках, были конфискованы и вывезены в Казань.
  Казалось бы, всё кончено. Семьи разорены, больше и рассказывать не о чем.
  Но в августе тысяча девятьсот восемнадцатого года отряды КОМУЧ (Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания) и подразделения взбунтовавшегося Чехословацкого корпуса захватили Казань и хранившуюся там часть золотого запаса России. Всем известно, как после этого золото было вывезено в Самару, а потом в Омск в распоряжение правительства адмирала Колчака.
  Но сейчас не об этом. Нас интересуют другие события тех дней.
  Один из прадедов семей, присутствующих здесь, а именно Леонард Иванович Ильин, вернувшийся незадолго до этих событий из сибирской ссылки, при содействии руководства КОМУЧ получил в этом банке золото и ценности Ильиных и Дубининых, а также золото, необходимое комитету для финансирования его деятельности. Ни количества, ни списка сокровищ никто не знает, но, по словам моего отца, только золота в монетах Леонарду было передано несколько десятков или даже сотен пудов.
  Красные подступали к Казани, и незадолго до захвата города Леонард вывез свой груз по Волге в Самару. Оттуда, погрузив его на повозки, в сопровождении конвоя отправился в Оренбург, где его ждали семьи Дубининых и Ильиных. Предполагалось, что затем он вывезет ценности дальше - в Крым, на Кавказ или Кубань, а возможно, и в Персию.
  Что случилось с обозом, куда он делся, никто сейчас не знает. Возможно, что груз был спрятан где-то по пути следования. Но не исключено, что его всё-таки удалось переправить дальше на юг, туда, где ещё не было Советов. Нет никаких документальных подтверждений какой-либо версии исчезновения. Точно известно только то, что Леонард Ильин действительно перевозил его и после этого не исчез вместе с ним, а остался жив. Вот как подтверждение вы можете посмотреть на его правнука, - Дубинин показал на Алексея.
  Об этой истории знают все Ильины и Дубинины. И присутствующие здесь, - Александр Александрович посмотрел на сидящих перед ним родственников, - и те, которых здесь нет. Для чего мы собрались? Надо попытаться хоть что-то понять и прояснить в загадочной веренице событий тех дней. Где золото и ценности? Вы хотя бы представляете, что такое несколько десятков пудов золота? И возможно, оно сейчас где-то лежит. Где ...? Под Самарой, Оренбургом, Уральском ...?
  Вполне вероятно, что в ваших семьях остались какие-то записи или дневники людей, принимавших участие в тех событиях. Возможно, вы слышали от родителей рассказы, воспоминания, версии, предположения.
  Поднялась Елена Вознесенская:
  - Я историк по образованию и знаю о событиях тех лет не только по рассказам бабушек. Известно, что кроме золота в Казанском народном банке хранились серебро, платина и даже, возможно, ценности царской семьи. Есть много легенд и мифов о вывозе этих сокровищ из Казани в тысяча девятьсот восемнадцатого году. Я даже читала где-то, что во время хаоса и неразберихи часть из них отправили не только на восток, к Колчаку.
  И про обоз Леонарда Ильина я тоже слышала рассказы родителей, но ничего конкретного в них не было. Что именно перевозилось, сколько, как и куда - не известно. Достоверно никто ничего не знал. Были ценности, но пропали во время войны и всё. А почему вы уверены, что они где-то укрыты? Шла война. Гражданская, братоубийственная. Белые, красные и многочисленные банды дрались между собой по всей территории Поволжья. Вполне возможно, что обоз захватили, конвоиров перебили, а Ильин каким-то образом остался жив после этого.
  
  Дубинин вскочил и торжествующе закивал:
  - Да, и такое могло быть. Но у нас есть доказательства, что груз был доставлен по назначению и потом где-то спрятан!... Причём они есть у каждого из нас!
  Родственники оживились:
  - Что вы имеете в виду? Какие доказательства?
  - Ваши прадеды, - продолжил Александр Александрович, - Дубинин Николай Петрович и Ильин Николай Сергеевич, - в тысяча девятьсот двадцатом году передали своим детям именные медальоны с некими зашифрованными символами. Я надеюсь, что они до сих пор хранятся в ваших семьях. Есть такой и у меня. Отец передал. В них кроется разгадка тайны исчезнувших сокровищ. Чтобы разобраться в головоломке, оставленной нам, и определить, где они находятся, нужно собрать все медальоны и постараться понять закодированные в них послания. Как мне говорили, шифр на каждом фамильном медальоне в то время мог разгадать даже ребёнок из семьи, которой он предназначен. Но посторонним людям, даже родственникам из других семей, понять зашифрованные символы трудно или даже невозможно.
  Кроме того, знаю от отца, что Леонард вёл записи или дневники со времени сибирской ссылки, которую он отбывал вместе с Бакуном Александром Николаевичем, дедом Ольги, - Дубинин взглядом показал на одну из племянниц. - Эти записные книжки и тетради видели мои дед и отец. Да, впрочем, Леонард и не скрывал этого.
  Александр Александрович вопросительно посмотрел на Валентину Ильину.
  Она пожала плечами:
   - Да, муж рассказывал об этих бумагах. Его отец, Анатолий Леонардович Ильин, единственный из всех родственников, как я поняла из разговоров здесь, пытался разобраться в этой таинственной истории. Леонард пропал без вести на фронте в тысяча девятьсот сорок втором году. Вещи, оставшиеся от него - медальон, какие-то тетради и блокноты, Мария Николаевна Ильина, в девичестве Дубинина, передала в тысяча девятьсот сорок восьмом году сыну Анатолию. Тот, разобрав вещи и прочитав записи, загорелся идеей поисков, хотя тогда это было небезопасно. В начале пятидесятых годов он время от времени куда-то уезжал на одну-две недели. Может, и у ваших родителей даже бывал. Вот и в пятьдесят втором, через два года после рождения сына, в очередной раз куда-то отправился. Сказал, что едет на юг по делам и вернётся через несколько дней. После этого его никто больше не видел. Что было дальше, я знаю только по кухонным пересудам. Его объявили в розыск, а через какое-то время признали безвестно отсутствующим или пропавшим. Вещи, записи и медальон Леонарда Ильина после этого исчезли. Возможно, Анатолий забрал их с собой, уезжая на поиски.
  - Да, ещё одна загадочная страница в этой таинственной истории, - Дубинин встал. - Но что-то надо делать. Какие-то следы должны сохраниться. Не может быть, чтобы в наших семьях ничего не осталось после того легендарного перехода. Поговорите с родственниками, поищите дома. Было бы неплохо нам всем ещё раз встретиться. Уже с медальонами и хотелось бы с какими-то документальными подтверждениями от ваших предков. Если не мы, то наши дети должны когда-то, наконец, разобраться в этой истории, а возможно, и сокровища найти. ... Подумайте!
  
  Потом долго ещё говорили, вспоминали, спорили: о давних событиях, семейных сокровищах и именных медальонах. Из разговоров с племянницами Дубинин понял, что об исчезнувших ценностях они знали только общие детали:
  а) Были золото и драгоценности, но потом пропали. Где, как и сколько - не известно. Скорее всего, родители не рассказывали детям подробности той истории из страха перед репрессиями. А когда опасения прошли, их уже не было в живых.
  б) Во всех семьях когда-то были медальоны с непонятными знаками и символами. Но где они сейчас? Старшему Дубинину никто конкретно ничего не рассказал.
  Валентина Ильина, тридцать четыре года. Приехала из Свердловска с сыном Алексеем, одиннадцати лет, правнуком Леонарда Ильина и Марии Дубининой. Кроме медальона, у Ильиных были когда-то документы, дневники и какие-то вещи Леонарда, но впоследствии они исчезли. Вероятно, их увёз с собой его сын в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Валентина надеялась хоть что-то узнать о судьбе Анатолия. Но никто из родственников, присутствующих на этой встрече, ничего о нём даже не слышал.
  Елена Вознесенская, тридцать четыре года. Приехала из Казани с сыном Максимом, десяти лет, правнуком Петра Дубинина и Елены Ильиной, уехавших в тысяча девятьсот восемнадцатом году в персидский город Энзели. Вернувшись оттуда в тысяча девятьсот сорок шестом году, жили сначала в Москве, потом переехали в Казань. Дед Елены был репрессирован в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. О медальонах она слышала, но не знает, есть ли такой у кого-то из членов её семьи.
  Ольга Степанова, тридцать пять лет, живёт в Оренбурге. Пришла на встречу с сыном Владиславом, десяти лет, правнуком Александра Бакуна и Ольги Ильиной. Знает, что медальон хранился у бабушки, а потом у матери, но сама не видела его.
  Дубинин решил, что для дальнейших поисков надо ехать в Свердловск и вместе с семьёй Ильиных попытаться отыскать хотя бы часть записей Леонарда. Но Валентина отказалась от дальнейших встреч, поисков и разговоров на эту тему.
  
  Договорились ли тогда о чём-то родственники, Алексей не знал. Помнил только, что взрослые много конфликтовали, ссорились вполголоса, разъехались и больше никогда после этого не встречались. Он иногда вспоминал ту поездку, Оренбург, арбузы, катание на лодках по реке Урал. Мать с неохотой говорила с ним о родственниках. А на расспросы о сокровищах и дедушке, пропавшем при их поисках, отвечала, что расскажет как-нибудь позднее. Много лет спустя, когда он поступил в университет и раз в полгода приезжал на каникулы, она иногда отвечала на его вопросы и рассказывала истории из жизни семей солепромышленников Ильиных и рыбопромышленников Дубининых.
  
  
   КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА
  
  С восемнадцатого века в Оренбурге жили две купеческие семьи с общими корнями - Ильины и Дубинины. Торговали мануфактурой, галантереей, продуктами. Держали магазины, лавки, склады не только в Оренбурге, но и в других приволжских городах.
  Обращаем внимание на эти две семьи, потому что именно их потомки будут вовлечены самым непосредственным образом в необыкновенные события загадочной истории, случившейся в годы распада великой империи.
  
  
   ИЛЬИНЫ
  
  К середине девятнадцатого века Ильины занялись продажей и перевозкой соли, а потом и разработкой соляных промыслов. Сначала глава семьи Алексей Васильевич, а со временем и остальные родственники перебрались в небольшой безуездный городок Илецк Оренбургской губернии, где соль добывалась открытым, а потом и шахтным способом. Его сыновья Сергей и Леонид помогали отцу уже с малолетства: вместе с ним работали на соляных складах в Илецке, Оренбурге, Самаре, встречались с перекупщиками и перевозчиками, участвовали в сделках по заключению договоров. Новое дело приносило солидную прибыль, и к концу века Ильины стали одними из самых известных солепромышленников России. И знали их не только в Поволжье. Илецкую соль, о которой дал свой отзыв ещё М.В. Ломоносов: "...сию соль в твердости, силе и споризне предпочесть прочим солям", они поставляли по всей стране и за её пределы. С соляных складов Самары перевозили баржами по Волге, пароходами - через Каспий в Баку и персидский порт Энзели.
  Зачинатель династии, обучавшийся дома, умевший весьма сносно читать, писать и считать, уважал людей "ученых" как он говорил, и поэтому всячески стремился дать своим потомкам лучшее на то время образование. Всем дал, всех выучил и гордился этим не меньше, чем достижениями в делах своих. Радовался успехам детей и многих внуков, кого успел увидеть и понянчить. Все выросли, выучились, вышли в люди. Были среди них доктора, учителя, военные. Многие разъехались по стране. Поблизости от родового гнезда остались те, кто продолжили семейное дело: сыновья Сергей и Леонид и внуки - двоюродные братья Николай Сергеевич и Иван Леонидович Ильины.
  К началу нового двадцатого века всеми делами, связанными с соляным промыслом, занимался в основном Николай Сергеевич. Он был и постарше брата, и поухватистее его. Да и внешне был копией своего деда. Иван же в последние годы мало занимался семейным предприятием. Во время учебы в Московском университете, куда его отправили учиться по настоянию отца, он вместе со многими нужными науками приобрёл страсть к игре на бильярде. И не просто приобрёл, а стал одним из лучших игроков в Москве, а потом и в Поволжье, куда вернулся продолжать семейное дело. Был бы жив дед его, поостерегся бы Иванко, как звал младшего внука старший Ильин, в игры играть. Да к тому времени отошел в мир иной Алексей Васильевич. А Иван играл много, весело, азартно, часто был в выигрыше, но, случалось, и проигрывал немало.
  
  
   ДУБИНИНЫ
  
  В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году по призыву правительства Дубинины отправились осваивать пустующие территории юга России - прикаспийские земли. Государство предложило желающим переехать льготы и привилегии: освобождение от податей и воинской повинности, бесплатную добычу тюленей и рыбы в море, соли в соляных озерах по сто пятьдесят пудов на семью. Дубинины перебрались в Закаспийск - недавно образовавшееся поселение на восточном берегу Каспийского моря. Занимались торговлей и перевозками. Закупили лодки, баркасы, снасти и организовали рыболовецкие артели.
  Со временем семейство рыбопромышленника, миллионера Николая Петровича Дубинина стало хорошо известно на Каспии и в Поволжье. Дубинин - удачливый предприниматель. Его продукция успешно конкурировала на рыбных рынках страны. Пароходы и баржи перевозили его грузы и разгружались на пристанях, принадлежавших ему же. Для хранения рыбной продукции были построены амбары, погреба, ледники. В Закаспийске у семьи Дубинина большая усадьба - дом с садом и хозяйственными постройками. В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году с помощью Дубининых в городе возвели и освятили церковь во имя Николая Чудотворца. Для наемных работников открыли баню, торговые лавки, столовую, где бесплатно кормили не только работников, но и их детей. В лавках отпускали товары под запись в счет будущих заработков. Бывало, что и долги списывали в трудные времена. Кроме того, построили дома и склады в Астрахани и Гурьеве.
  В тысяча восемьсот восемьдесят шестом году Николай Петрович женился. Через год родился сын, которого назвали в память деда, усопшего незадолго до его рождения. Над могилой отца Николай Петрович возвел памятник-часовню.
  
  
   2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  - Интересно, а что же было дальше? Чем закончились поиски Александра Александровича? - задумался Алексей, подзабывший в последние трудные для него годы о загадочной истории. - Дубинин тогда явно не собирался останавливаться в своём расследовании. Как бы узнать, нашёл ли он что-нибудь. Если не само золото, то хотя бы объяснение, куда его вывезли.
   После поездки в Оренбург Алексей замечал, что мать с кем-то переписывалась. Теперь, увидев папку с письмами и открытками, понял, что она отвечала на поздравления родственников. Но от старшего Дубинина в папке писем не было.
  Надо осмотреть сарай, в который он когда-то перенёс ненужные вещи и старую мебель. Потянувшись за ключом, Алексей вытащил из кармана помятый старый конверт, выпавший из почтового ящика: "Казань. Вознесенский Максим Дмитриевич".
  Казань? Там жили родственники, приезжавшие на встречу в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Максим Дмитриевич. Кто это? Неужели тот Максимка, с которым они катались на лодке по реке Урал тем жарким летом в Оренбурге? Сколько им лет тогда было? Десять? Одиннадцать? Вскрыл конверт. Точно он!
  "Алексей, привет! Я Максим Вознесенский, твой дальний родственник. А если точнее, твой прадед Ильин Леонард Иванович и моя прабабка Ильина Елена Николаевна были троюродными братом и сестрой. Помнишь, как лет тридцать назад, а то и больше, наши родственники встречались в Оренбурге? Они собирались по поводу некой таинственной истории исчезновения семейных ценностей после революции. Коротко напомню тебе на всякий случай.
  В августе тысяча девятьсот восемнадцатого года золотой запас Российской Империи вывезли из Казанского банка сначала в Самару, а потом в Омск к Колчаку. И в это же время Леонард Ильин вывез из этого банка золото наших семей на юг России. Куда точно он его вывез, никто не знал.
  Эта история недавно получила продолжение. Ко мне приезжал сын того самого Дубинина А.А., который собирал наших родителей. Получается, что этот гость в какой-то степени дядя тебе и мне. Рассказал, что продолжает дело отца, также занимается поисками пропавшего золота и хочет найти дневники твоего прадеда, якобы оставшиеся в вашей семье. Перед тем, как приехать ко мне, он заезжал в Екатеринбург, чтобы встретиться с твоей матушкой Валентиной Леонидовной, но никого в вашем доме не застал. Соседи рассказали ему о смерти твоих родителей и жены, а про тебя ничего сообщить не смогли. Не знали, где живёшь.
  Прими наши соболезнования. Прости, но мы ничего не знали о случившемся.
  Думаю, что этот родственник снова приедет к кому-то из нас. Очень уж он заинтересован в получении этих документов или хотя бы части из них. Настоятельно просил меня узнать, где ты находишься и есть ли они у тебя. Пишу уже не первый раз и не получаю ответа. Наверное, живёшь по другому адресу. Хочу поговорить и переслать некоторую информацию, думаю, интересную для тебя. Срочно позвони по указанному номеру или напиши по электронной почте свои координаты! М. Вознесенский".
  
  Алексей тут же отправил ответ по указанному адресу и принялся ещё раз осматривать все закоулки дома: неужели не заметил какие-то незнакомые документы. Он вспоминал последние годы жизни матери. Как приезжал из Москвы на каникулы, и она по вечерам, вернувшись с работы, подсаживалась к нему, угощала чем-нибудь вкусным и расспрашивала об институте, учёбе, друзьях, подругах. При этом, как бы между прочим, осторожно выпытывала о том, чем они занимаются кроме занятий на досуге по вечерам и в выходные дни.
  - Играете во что-нибудь? ... А во что? ... Шахматы, карты? А в бильярд не играете?
  Узнав, что сын с друзьями в бильярд не играют, Валентина Леонидовна успокаивалась до его следующего приезда.
  В последние годы она, будто предчувствуя скорую кончину, всё чаще и подробнее рассказывала о жизни семей Ильиных и Дубининых в далёкие годы начала двадцатого века.
  Из этих рассказов Алексей понял причину её вопросов и опасений.
  
  
   НАЧАЛО XX ВЕКА. ИЛЬИНЫ
  
  В тысяча девятисотом году у дальних родственников, но близких друзей и компаньонов Николая Петровича Дубинина и Николая Сергеевича Ильина родились дочери Мария и Ольга. И в этом же году случилась беда. Неподалёку от Закаспийска, вблизи острова Лебяжий, во время шторма был выброшен на камни и затонул корабль Ильина. Часть экипажа удалось спасти, несколько человек погибли. Николай Сергеевич выделил деньги для установки на острове памятника погибшим морякам. Спасшихся лечили в больнице, построенной Дубининым на окраине Закаспийска.
  
  В тысяча девятьсот пятом году после окончания Оренбургской гимназии Леонард Ильин поступил в Императорское Московское техническое училище. В отличие от отца, к азартным играм он не был склонен. Но вот революционное неистовство столицы захватило его. После январских событий новый учебный год начался с бурных собраний, сходок, создания различных комитетов. Проводились сборы средств для помощи политзаключенными. Образовывались органы самоуправления, куда выбирались как беспартийные студенты, так и представители различных политических партий: социал-демократы, эсеры, кадеты, анархисты.
  Леонард сошёлся с такими же неугомонными и безрассудными сверстниками из ячейки социал-революционеров. Начав с борьбы за принципы студенческого самоуправления, молодые эсеры, выражая солидарность с рабочими столицы, перешли к призывам о прекращении учебных занятий и участии в стачках и забастовках. В тысяча девятьсот шестом году Ильин вступил в Союз социалистов-революционеров-максималистов, выделившийся из партии эсеров и занимающий промежуточную позицию между ними и анархистами. Максималисты ожесточённо противились развитию капитализма в России и боролись за преобразование страны на социалистических началах. В своем стремлении к реформам эсеры - максималисты перешли от забастовок и митингов к террористическим актам и экспроприациям, надеясь дезорганизовать власть и призвать народные массы к восстанию.
  Борьба с режимом, забастовки, митинги, подпольная деятельность. Во всех акциях организации принимал участие и Леонард, ставший к тому времени одним из активных приверженцев силовых методов давления на власть. В составе одного из боевых летучих отрядов максималистов он принимал участие в нападениях на представителей власти и экспроприациях. В марте тысяча девятьсот шестого года участвовал в ограблении Московского общества взаимного кредита. А в октябре того же года - в нападении на карету казначея Петербургской портовой таможни. Был арестован охранным отделением, но в скором времени выпущен из-за отсутствия прямых улик.
  Отец, узнав об участии Леонарда в нападении на купеческое общество, основанное при участии его семьи и семей других известных предпринимателей, знакомых, друзей, партнёров, в негодовании лишил сына поддержки проживания и обучения в Москве.
  Учиться стало заметно труднее, к тому же отвлекали партийные дела. Бывало, что Леонард пропускал по два-три семестра, да и оплату за обучение вносил нерегулярно. В ту пору к "вечным студентам" университетское руководство было снисходительно, их не отчисляли, и некоторые учились по семь-восемь лет, а то и больше.
  
  Тысяча девятьсот одиннадцатый год стал поворотным и несчастливым для Ильина. Сначала случилась беда с его отцом, известным игроком и кутилой. Иван Леонидович, которому на то время шёл сорок пятый год, считался лучшим игроком Поволжья, да и по всей России мало было равных ему бильярдистов. И вот он проиграл огромную сумму, а заодно и особняк в Оренбурге, построенный еще его отцом, дедом Леонарда. Проиграл и после этого исчез. Ходили слухи, что, скорее всего, в живых его уже нет. То ли сам после игры свёл счеты с жизнью, то ли помогли ему. Говорили, что проигрыш его произошёл при странных обстоятельствах. Играли в известном в городе салоне. Свидетелей было мало, а те, кто присутствовал, особенно не разбирались в тонкостях и правилах игры. Так что они не могли сказать ничего определенного о профессионализме соперников Ивана Леонидовича. Но им показалось, что он был или не здоров, или под воздействием каких-то препаратов: не пьян, но не в себе. Были и такие слухи, что к проигрышу и исчезновению причастен Николай Сергеевич Ильин, которому надоели праздность, игры, расточительность двоюродного брата.
  Поиски были организованы с опозданием и не увенчались успехом, потому что родственники пропавшего не сразу сообщили о случившемся. В их среде азартные игры и разгульный образ жизни осуждались. Считалось, что игрок на деньги не может быть серьёзным предпринимателем. Пагубные пристрастия несовместимы с холодной рассудительностью и расчётливостью, которые необходимы промышленникам и купцам. А Иван Леонидович не обладал такими качествами и постоянно попадал в неприятные и даже скандальные ситуации. Его близкие привыкли к этому, не обращали внимания на его выходки и особо не торопились спешить ему на помощь.
  
   В том же тысяча девятьсот одиннадцатом году партия социалистов - революционеров - максималистов прекратила своё существование. Леонард и его единомышленники по партии продолжили борьбу с режимом проведением единовременных акций - экспроприаций в банках и коммерческих предприятиях. Но в основном перешли к методам идеологической борьбы: вовлекали в свои ряды единомышленников, выпускали партийную литературу и листовки, готовили и проводили митинги и забастовки.
  Ильин был арестован осенью тысяча девятьсот четырнадцатого года.
  За восемь лет участия в революционных битвах Леонард превратился из романтического восторженного юноши в непримиримого борца с монархией - скрытного, жёсткого, решительного, бескомпромиссного.
  На открытом судебном процессе по делам об ограблениях банков, государственных и частных фондов защищал позицию партии. Как и другие его сподвижники, был осуждён и сослан в Сибирь. Там, в селе Манзурка Иркутской губернии, он познакомился с политссыльными Вячеславом Михайловичем Молотовым, Мартином Ивановичем Лацисом, Верой Петровной Брауде.
  Подружился с анархистом Александром Бакуном, с которым был знаком ещё по Оренбургской гимназии. А в октябре тысяча девятьсот шестого года они вместе принимали участие в подготовке акции по нападению на инкассаторскую карету Петербургской портовой таможни, названной позднее в газетах "Ограблением века".
  После бурных событий тысяча девятьсот пятого года революционная энергия в стране угасала, и только эсеры-максималисты и анархисты различных течений не прекращали борьбы. Бакун был известен как бесстрашный активист боевых дружин анархистов. По окончании гимназии он поступил в Санкт-Петербургский Горный институт, но в тысяча девятьсот седьмом году бросил учебу и полностью отдался работе сначала в подпольном революционном кружке, потом в Московской группе анархистов - коммунистов. Приверженец жёсткого, безмотивного антибуржуазного террора и экспроприаций, он был известен в Санкт-Петербурге и Москве под партийным прозвищем Бакунин. Поджарый, среднего роста, темноволосый крепыш с холёными чёрными усами и выправкой спортсмена притягивал женщин и отталкивал мужчин. Незнакомых людей смущал и тревожил его настороженный, недобрый, звероватый взгляд исподлобья, взгляд хищника, всегда готового к внезапному нападению. На выбор псевдонима повлияли и характер его, и фамилия, и почитание одного из основоположников анархизма и народничества - Михаила Александровича Бакунина.
  В иркутской ссылке Бакун и Ильин вместе охотились, рыбачили, работали в сельской школе.
  
  
   1916 ГОД. ИРКУТСКАЯ ГУБЕРНИЯ
  
  После тысяча девятьсот пятого года количество политссыльных в России значительно увеличилось. Сибирь стала местом ссылки приверженцев разных идейных направлений, "вредных и революционных" для правящего режима: большевиков и меньшевиков, эсеров и анархистов. Но основную массу ссыльных составляли всё-таки уголовники: от воров, разбойников и убийц до фальшивомонетчиков и конокрадов. Возможно, поэтому местные с недоверием встречали всех этапников, их сторонились и никакого сочувствия не проявляли. Говорили: "Поселенец что младенец, на что взглянет, то и стянет".
  
  Поначалу политссыльные, особенно из больших городов, были угнетены тяжёлыми условиями новой жизни и беспомощны. В суровом климате недружелюбного захолустья они оказались отрезанными от мира обыденного благополучия. Но со временем привыкали, окружали себя необходимыми вещами, вели спокойную, размеренную жизнь, стараясь организовать её по образу той, которой жили до ссылки. Постоянно нуждаясь, брались за любую работу. В "Положении о полицейском надзоре" был установлен порядок надсмотра в местах пребывания политических ссыльных. Давая относительную свободу, им запрещалось отлучаться, поступать на государственную службу, заниматься адвокатской и педагогической деятельностью. Некоторые возможности зависели от дозволения местного начальства. Учителя, студенты, гимназисты иногда получали разрешение на обучение детей грамоте. Врачей в тех краях всегда не хватало, и они занимались лечебной практикой. Кроме того, ссыльные могли устраиваться на временные работы. Кто-то занимался охотой, рыбалкой, кто-то работал на пристанях, лесозаготовках. Местные власти были обязаны помогать ссыльным, что они и делали: выделяли небольшие деньги и продукты питания, выдавали единовременные пособия на летнюю и зимнюю одежду.
  Тяжёлые условия, необходимость преодоления житейских проблем не разделяли, а помогали сплочению ссыльных разных национальностей, социального происхождения, политических взглядов. Постепенно складывался неписаный свод правил существования в нелёгких и непривычных для них условиях. Политзаключённые объединялись в ячейки и коммуны, организовывали быт на условиях равенства всех членов коллектива, создавали кассы взаимопомощи, столовые, библиотеки. Помогали вновь прибывающим ссыльным с обустройством на новом месте. И те постепенно свыкались и растворялись в окружающем обществе. Но не все уживались и смирялись. Одни ожесточались и, возвращаясь впоследствии на родину, несли с собой гнев, злобу, ненависть. Другие пытались бежать, но без организованной помощи сделать это было почти невозможно. Иные просто спивались. Только долгая, трудная работа над собой в коллективе помогала в ссылке оставаться человеком.
  
  Уголовные ссыльные устраивались в этих условиях по-другому. Сбиваясь в группы и артели, они делились строго по специализациям, криминальным "профессиям" и имели разные права внутри своих общин. В каждой такой группе выбирался староста, державший артельные деньги - "общак". Он же нёс ответственность перед местными властями за все проступки уголовников, которые постоянно досаждали местным жителям.
  
  У политических с уголовниками отношения складывались сложно. Вначале пробовали наладить мирное сосуществование, предлагали помощь по разным вопросам: образованию, просвещению, медицине, по бытовым проблемам. Но все миротворческие усилия заканчивались ссорами, жестокими столкновениями, кровопролитными драками. Были даже случаи убийств политссыльных.
  Многие из политических до ссылки прошли суровую школу столкновений и боёв с царской охранкой, полицией и жандармерией. Эсеры-максималисты и анархисты считали индивидуальный террор и экспроприацию одними из решающих средств для уничтожения капитализма. Их напору, дерзости и силе уступал даже отлаженный столетиями репрессивный механизм царского режима. Большевики были менее привержены тактике революционного террора. Они относились к нему как к защите и способу подготовки будущих кадров новой рабоче-крестьянской армии.
  Суровая школа отношений после нескольких случаев столкновений, драк и нераскрытых убийств подтолкнула политссыльных к объединению. Чтобы противостоять уголовникам и подчеркнуть свою независимость, они дистанцировались от общения и стали впоследствии представлять внушительную и опасную силу. Боевая выучка и опыт в проведении силовых акций, приобретённые эсерами и анархистами в ходе революционных столкновений, сдерживали уголовников. Они достаточно быстро поняли, что рядом с политическими надо или мирно жить, или хотя бы соблюдать нейтралитет.
  
  Анархист Александр Николаевич Бакун после очередной стычки с уголовниками, когда его товарищи чудом остались живы, решил вести среди политссыльных занятия по боевой подготовке. Во время учёбы в Санкт-Петербурге он вступил в летучий боевой отряд анархистов-коммунистов, девизом которых был лозунг их идола Михаила Александровича Бакунина: "... не может быть революции без широкого и страстного разрушения ... спасительного и плодотворного, потому что именно из него ... зарождаются и возникают новые миры". Подготовкой этого отряда занимались опытные инструкторы. Они обучали начинающих бойцов приемам рукопашной борьбы, схваткам с использованием винтовок, револьверов, ножей, лопат. Воспитывали в учениках смелость и дерзость, тренировали их на выносливость. Ведение боя летучего отряда было основано на неожиданной и быстрой атаке короткими ударами рук, ног и любым оружием в наиболее уязвимые части тела.
  - Бить надо первым и внезапно, сильно и быстро, не дожидаясь этого от противника, - учил Бакунин свою группу, в которую входили и женщины. - Если не ты, то он ударит первым, и тогда плохи твои дела. Отвлеки противника словом, уклоном, резким движением и ударь его в пах, горло, колено или солнечное сплетение.
  
  Вера Брауде, посещавшая занятия по боевой подготовке, несмотря на своё интересное положение, поморщилась, услышав про удары по глазам исподтишка. Что ей не понравилось в словах анархиста - не понятно. Она и её единомышленники - большевики, эсеры, анархисты шли путём революционного насилия, террора и разрушения, считая, что таким образом они противостоят насилию существующей власти. Главное в том, что насилие приведёт к революции, а значит и к построению нового общества, в котором не будет насилия.
  
  
   1916 ГОД. ВЕРА БРАУДЕ. "ДИКАЯ КОМАНДА"
  
  Вера Петровна Брауде, в девичестве Булич родилась в тысяча восемьсот девяностом году. Дочь действительного статского советника, дворянка. До восьмилетнего возраста жила в семейном имении в деревне. После переезда семьи в Казань поступила в женскую гимназию, из которой была исключена в третьем классе за строптивый характер и систематическое нарушение дисциплины. В институте благородных девиц, куда её определили родители для образования и воспитания, тоже надолго не задержалась. После отказа изучать Закон Божий и ходить в церковь была изгнана с мотивировкой "за антирелигиозные настроения".
  В Казанской частной Котовской гимназии, куда Вера поступила для продолжения образования, она увлеклась идеологией марксизма, занималась организационной и пропагандистской работой в нелегальном большевистском кружке. В пятнадцатилетнем возрасте была первый раз арестована за антиправительственные призывы, изготовление прокламаций и участие в демонстрациях. После очередного ареста за изготовление, хранение и распространение нелегальной литературы Вера была отправлена под опеку дяди, служившего земским начальником. Из-под надзора сбежала, но перед этим вместе с друзьями из местной организации РСДРП сожгла имение любимого дядюшки.
  С тысяча девятьсот пятого года, работая в большевистских организациях, неоднократно подвергалась задержаниям, арестам, высылкам, репрессиям. После замужества, уже под фамилией Брауде, Вера продолжила революционную деятельность в Казани, Петербурге и Швейцарии, куда эмигрировала, сбежав из очередной ссылки. Там познакомилась с Лениным. Потом переехала в Париж а в тысяча девятьсот четырнадцатом году вернулась в Россию.
  Вскоре снова была арестована, теперь уже за антивоенную пропаганду, и в тысяча девятьсот шестнадцатом году выслана в село Манзурка Иркутской губернии.
  
  - Именно так, Вера Петровна, - горячился Бакунин. - Удары исподтишка в наиболее уязвимые места приносят победу в уличных схватках. Честная драка не всегда эффективна, а чаще до неё и не доходит. Вспомните, как убили нашего товарища на лесосплаве. Прохаживался и оживлённо беседовал с кем-то на берегу после работы (так до сих пор и не установили, с кем). Тот его по-дружески за плечо приобнимал. А через полчаса нашли с заточкой под рёбрами в кустах. А глаза песком запорошены.
  Леонард усмехнулся.
   - А я-то думал, зачем у тебя табак с солью в кармане. Теперь понятно.
  - Верно, Леон. Песок не всегда найдётся. А табак под рукой. Да и любой порошок подойдёт. Возьмите горсть песка, табака, соли или грязи и бросьте в лицо противнику. А следом мгновенный удар в глаза, горло, пах, колено. Понятно это? А то ведь перережут здесь, как баранов, а нас там, на большой земле, родные ждут и товарищи наши боевые. Камень, кирпич, палка - это тоже оружие. А потом добивать по голове, да так, чтобы в кровь. ... Да, да, уважаемая Вера Петровна, в кровь. Или мы их, или они нас.
  Рассказывал Бакунин на этих импровизированных курсах о возможных вариантах нападениях и защиты. Показывал и отрабатывал с каждым из товарищей применение различных видов ударов как без оружия, так и с помощью любых попавшихся под руку предметов.
  Уголовники знали об этих тренировках, насмехались над группой Бакуна, зубоскалили, называя её "дикой командой товарища Бакунина". Но вскоре всем пришлось убедиться в необходимости и справедливости его наставлений.
  
  Спокойная жизнь сибирского захолустья была взбудоражена происшествием вполне предсказуемым и даже в какой-то мере закономерным, но, как всегда, неожиданным. В один из дней тысяча девятьсот шестнадцатого года ссыльные закончили работу и собрались возле конторы для получения ежемесячного пособия и продуктов. Когда полицейские, представитель местной власти и работники конторы вошли в здание, к нему из ближайшего перелеска неожиданно подбежали люди с закрытыми лицами, вооружённые ножами и коваными прутьями.
  Налётчики, судя по всему, заранее подготовились и действовали строго по плану: двое перекрыли входы, трое ворвались внутрь и быстро взяли под контроль помещения небольшой конторы. Угощавшихся чаем полицейских жестоко избили, разоружили и связали. Посетителей и персонал согнали в одну из комнат и положили на пол. Казалось бы, всё шло по плану злоумышленников. Пока двое складывали деньги и продукты в мешки в одной из комнат, третий обходил контору, помахивая ножом и избивая прутом пытавшихся встать или сесть испуганных людей. Неожиданно он подошёл к одной из работниц, забравшейся от испуга под стол, и шёпотом заговорил с ней о чём-то. При этом незнакомец совершил роковую ошибку, встав спиной к заложникам.
  Вера Брауде, оказавшаяся на полу вместе с другими заложниками, увидела, как лежавший рядом с ней лицом вниз Бакун приподнялся, снял с неё платок и успокаивающе покачал головой. Через несколько секунд бандит уже лежал за столом, задушенный скрученным в жгут платком. Кто-то из женщин приглушённо охнул, но хрипы и стоны избитых полицейских заглушали посторонние звуки. Бакун приложил палец к губам, дав понять испуганным людям, чтобы лежали тихо. Надев кепку и маску поверженного противника, с ножом в одной руке и металлическим прутом в другой, тихо, спокойно, без суеты вошёл в соседнюю комнату, где налётчики уже завязывали мешки с добычей, и молча вонзил нож одному из них сзади в шею, чуть ниже основания черепа. Как он объяснил потом своим соратникам, это один из надежнейших способов бесшумного убийства.
  Второй злоумышленник, так и не поняв, кто это только что молча, хладнокровно прикончил его друга, всхлипнул от ужаса, потянулся к револьверу за поясом и упал с разбитой страшным ударом кованого металла головой.
  Вера, подняв оружие, жестами приказала всем оставаться на месте. Бакунин осторожно, прижавшись к стене, двинулся к выходу. Увидев вооружённого незнакомца, прислонившегося к косяку в проёме двери, тихо свистнул и, когда тот повернулся, трижды выстрелил ему в живот. Упав на бок, грабитель закрутился на земле и завизжал дико, тонко, жутко, как недорезанная свинья. Позднее Бакун говорил, что специально пошумел, чтобы вспугнуть и выявить возможных соучастников среди людей, толпившихся неподалёку от конторы.
  Последнего налётчика, с ужасом выскочившего из здания и бежавшего, петляя, в сторону леса, догнал и прикончил Леонард. Вера долго потом злилась на него, что он выхватил у неё револьвер и не дал самой пристрелить злодея.
  
  На опознание уголовников, пришедших, как выяснилось, из соседнего поселения, и заполнение протоколов много времени не ушло. Дольше пришлось приводить в чувство и выхаживать полицейских, перевязывать им разбитые головы, ноги, руки и сломанные рёбра.
  Уже в темноте Бакунин спокойно и с видимым безразличием вышел к ожидающим его товарищам. Впоследствии они с Леонардом, да и все политссыльные, замечали, что уголовники наблюдали за ними, и понимали, что те надеялись со временем рассчитаться за своих друзей. Скорее всего, так бы и произошло. Но долгое время бандиты предпочитали не сталкиваться напрямую и обходить стороной "дикую команду" Бакунина. А наступивший тысяча девятьсот семнадцатый год перевернул всё с ног на голову на всей огромной территории Российской империи.
  
  
   НАЧАЛО XX ВЕКА. ДУБИНИНЫ
  
  Рыбопромышленники Дубинины из Закаспийска и их родственники, солепромышленники Ильины из Оренбурга с конца девятнадцатого века расширили рынки сбыта товаров на Каспии и начали работать с заморскими партнёрами. В Азербайджане, куда Дубинин отправлял морепродукты, ему посоветовали заняться поставкой соли. Впоследствии они с Ильиным часто приезжали в Баку и Дагестан по делам, связанным с рыбной и соляной коммерцией. Делились опытом работы, планирования торговых площадей, строительства дамб, причалов, маяков. Удивлялись и восхищались тем, как основательно устроен Бакинский порт. Около сотни пристаней на сваях, судовые мастерские, склады, конторы, набережная. Всё сделано добротно, надёжно. Что не понравилось, так это нефтепромыслы на побережье Каспия. Понятно, что нефть и продукты, извлекаемые из неё, необходимы для развивающейся промышленности, но вот для моря это беда. Отходы, образующиеся при её добыче и переработке, погубят Каспий и всё, что в нём обитает.
  "А ведь скоро и у нас то же самое грядёт, - понимал Дубинин. Сам видел на другом берегу в пустыне колодцы с пятнами нефти на воде. - Да, этого не остановить".
  Однажды в Баку компаньоны познакомились с коммерсантами из Персии. Долго говорили, обсуждая перспективы совместной работы. Тут же заключили договор о поставке первых партий соли, рыбы, икры и условились о следующей встрече в Энзели.
  
  В тысяча девятьсот пятом - тысяча девятьсот одиннадцатом годах в Персии произошла антифеодальная антиимпериалистическая революция. Как ни странно, после этих событий работать с персидскими компаньонами стало проще: всегда появляются люди, умеющие извлекать выгоду из постреволюционных трудностей. Вот и Дубинин с Ильиным заметили, что местные коммерсанты стали более активно с ними сотрудничать.
  До тысяча девятьсот семнадцатого года концессии на рыболовные промыслы в Каспийском море находились в руках российских подданных. Поэтому в то время было очень выгодно торговать с Персией. Из России коммерсанты поставляли соль, сахар, икру, цветные металлы, лес, изделия из кожи, посуду. Бывало, что вели и нелегальную торговлю: вместе с рыбой и солью в тайниках перевозилось оружие для революционеров. Оплачивались такие поставки алмазами. Дубинины уже давно вкладывали деньги в драгоценные камни и золото. В Россию ввозили рис, чай, пряности, табак, ковры, ткани, галантерею и украшения. Когда правительство России ввело льготную пошлину на ввоз хлопка из Персии, Дубинины и Ильины занялись его поставкой в страну. Со временем приобрели в Энзели земельные участки для выращивания хлопка. Рядом построили семейные усадьбы. Для перевозки товаров закупили два торговых судна, переоборудованных из бывших военных кораблей.
  
  Николай Петрович Дубинин отправил сына на учебу сначала в Оренбургскую гимназию, а в тысяча девятьсот пятом году - в Санкт-Петербургский Горный институт. Во время обучения в гимназии Пётр жил в семье Ильина. За это время сдружился с его сыном Леонардом. В тысяча девятьсот восьмом году после рождения младшего сына Александра, к дому Дубининых в Закаспийске сделали две пристройки. С правой стороны для новорожденного, а с левой - для дочери Марии.
  После института Пётр Дубинин стажировался и работал в соляном управлении у Николая Ильина в Оренбурге и Илецке. Дослужился до старшего советника управления. Познакомился с дочерью Ильина Еленой, троюродной сестрой Леонарда.
  После начала первой мировой войны Пётр был мобилизован и отправлен на фронт. Воевал достойно и храбро, но недолго: был ранен и в течение года восстанавливался в госпитале. После возвращения в тысяча девятьсот шестнадцатом году Пётр и Елена поженились. Николай Петрович, ранее благословивший этот брак, приехал на свадебные торжества, а сразу после них назначил сына управляющим отделением своей компании в Оренбурге и начал готовить его для работы в семейном бизнесе. Вводил в дела, знакомил с партнерами, коллегами, банкирами.
  Оренбург тех лет занимал особое положение в торговых отношениях окраин и центра России. Недаром его называли предбанником Востока. В этом центре торговли собиралось много разного сорта людей: деловые и авантюристы, труженики и бездельники, отставные военные и проворовавшиеся чиновники. В среде купечества и промышленников Поволжья обманы и бесчестные поступки осуждались, плуты и мошенники презирались. За нарушенное честное слово человек уже никогда не мог вернуться в круг уважаемых предпринимателей. Считалось, что лучше самому потерять большие деньги, чем подставить партнёра. Умнее потерпеть убытки, если не можешь выполнить обещания, чем впоследствии потерять всё из-за дурной репутации.
  Дубинин много и часто ездил по России, но так и не привык к жизни в больших городах. Не любил столичных изысков, манерности, угодничества, суеты и безделья. Вместе с завезенными туда с Запада новыми изобретениями, машинами, модой, культурой были ввезены и новые отношения, в которых десять заповедей не принимались за основу. Николай Петрович не был ретроградом, понимал, что жизнь не стоит на месте, и наступивший век - время новых людей, новой культуры, нового миропорядка. Но как выходец из провинции был по характеру прямолинеен, привык говорить то, что думает, а не то, что выгодно и удобно. Хитрить, ловчить и льстить в общении со столичными чиновниками он не научился, поэтому старался реже ездить в Петербург и Москву.
  Днём Пётр работал с отцом, а вечера посвящал жене: театры, званые ужины, провинциальные балы, благотворительные мероприятия. В сентябре поехали знакомиться с родовым гнездом в Закаспийск. Месяц выбрали не случайно: летом жара и горячие степные ветры, зимой те же ветры, но уже ледяные. Не хотелось Петру пугать молодую жену. Осень и весна - самое подходящее время для знакомства с новой родиной.
  Так и получилось. Осенний Закаспийск понравился Елене. Городок, разросшийся из небольшой старинной крепости - форпоста империи на южной окраине. Красивые каспийские пейзажи, спокойная обстановка, благожелательные люди и необычное общество - военные, рыбаки, ссыльные. Елена решила, что когда-нибудь переедет сюда окончательно и будет работать учителем в небольшой местной школе. А пока что осматривалась и знакомилась с городом, новыми родственниками и соседями.
  У Дубининых новая солеварня, лодки, баркасы, самоходная баржа. В Персии пришвартован купленный недавно корабль. Пётр часто выезжает по делам в Энзели, Баку, Петровск. Елена сопровождает его. Новые встречи, знакомства, впечатления.
  
  
   2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  "От кого его мать могла узнать факты из жизни разных поколений Дубининых и Ильиных? - задумался Алексей. - В тысяча девятьсот семьдесят седьмом году она вышла замуж за его отца, внука Леонарда Ильина и Марии Дубининой. К тому времени мало кто помнил историю исчезновения обоза с золотом времён Гражданской войны и тем более подробности биографий участников тех событий. Есть два варианта того, где она могла получить эту информацию. Возможно, узнала из рассказов бабушки. Леонард Ильин пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году, а его жена прожила до тысяча девятьсот восемьдесят пятого. По рассказам родственников, в начале восьмидесятых годов Мария Николаевна была ещё довольно бодрой старушкой и даже успела понянчиться со своим правнуком. Как представитель обеих семей - Ильиных и Дубининых, она могла лучше других знать их историю. Ну, а второй вариант: мать всё-таки видела и читала дневники Леонарда, о которых её расспрашивал Дубинин, собравший в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году потомков двух семейств. В таком случае, где же тогда эти тетради, которые ищут тридцать с лишним лет?"
  
  Звонок телефона вспугнул многолетнюю сонную тишину покинутого людьми дома, прервав воспоминания Алексея о матери и её рассказах.
  - Привет, родственник! Наконец-то объявился! Я Максим Вознесенский. Если читал моё послание, значит, находишься в доме родителей или где-то рядом. Я ведь тебе несколько раз уже писал и только сегодня дождался ответа. Давно мы не виделись. Больше тридцати лет.
  - Привет, Максим! Тридцать четыре года прошло с тех пор, как мы с тобой и Владиком на лодках по Уралу катались, а потом с родителями прямо на бахче арбузы и дыни ели.
  Максим оживился:
  - А он-то где теперь? Что-нибудь знаешь о нём? Мы и о тебе только недавно хоть что-то узнали, а вот о нём ничего не слышали с тех пор.
  - Всё нормально у него. Жив, здоров. Окончил институт, работал на заводе. Что-то связанное с порошковой металлургией. Я точно не знаю, в подробности не вдавался. Мы с ним лет двадцать назад стали общаться, потом переписывались, созванивались. Он несколько раз приезжал в Екатеринбург: по своим заводским делам и просто на праздники. Отмечали, веселились, на гитарах играли. Хороший парень, общительный, жизнерадостный, только бесшабашный немного. Был даже свидетелем у меня на свадьбе. Потом ушёл с завода: там сокращения начались, и Владик в числе прочих "загремел под фанфары". Но сильно не расстроился: он хорошо в машинах разбирался, любил это дело и незадолго до увольнения открыл свою небольшую автомастерскую. Я ему даже предлагал переехать сюда и работать в моей компании: у нас небольшой автопарк со спецтехникой и требовался хороший мастер по машинам. Но тогда почему-то не получилось.
  - Он так и живёт в Оренбурге?
  - Да, и он, и его родители там. По крайней мере, года два - три назад так и было. А потом у меня всё наперекосяк пошло. Сейчас точно не знаю, где он и что с ним.
  - Понятно. А ты где работаешь? Геодезист? Ну, тогда ясно, почему на письма не отвечаешь и почему тебя наш новообретённый дядюшка не нашёл. Кстати о нём. Всё остальное обсудим потом. Этот наш родственник, тоже Александр Александрович, как и его отец, хочет найти документы, оставшиеся от Леонарда Ильина. Они, возможно, были у твоей матушки. По крайней мере, на встрече в Оренбурге Дубинин настойчиво расспрашивал Валентину Леонидовну о них. Он знал, что Леонард вёл дневники, которые потом хранились в вашей семье. Да она и не отрицала этого, но сказала, что они исчезли вместе с его сыном. Дубинин, приезжавший к нам, всё-таки уверен в том, что часть дневников Леонарда осталась в вашей семье после исчезновения Анатолия. Что-то он явно знает, но утаивает. И мне это не понравилось: хочет от нас получить некую информацию, но сам рассказывает не всё, что ему известно об этой истории.
  На той встрече твоя мать говорила, что Анатолий Ильин занимался поисками, куда-то время от времени ездил и даже, возможно, заезжал к кому-то из родственников. Может быть, он уже тогда контактировал с семьёй этих Дубининых, бывал у них, что-то рассказывал и даже оставил часть записей Леонарда? А иначе откуда у них такая непоколебимая уверенность в том, что у вас остались некие документы твоего прадеда.
  Как бы то ни было, даже если ты не видел дневников раньше, всё-таки поищи в доме родителей или в другом месте, где они могли их хранить.
  - Хорошо, - согласился Алексей. - За последние годы я здесь всё осмотрел: и в доме, и в сарае, и на чердаке. Нашёл только личные документы родителей, квитанции, фотографии. Ничего необычного, странного нигде не обнаружил. Но придётся ещё раз здесь всё проверить: я ведь хочу продать дом.
  Максим забеспокоился.
  - А что случилось?
  - Да так, небольшие проблемы с финансами. Но я выкручусь.
  - Опасно сейчас продавать, пока не найдены документы. А вдруг они где-то так спрятаны, что ты просто не можешь их найти. Допустим, закопаны в саду или во дворе. Я думаю, твоя мать понимала их ценность и могла убрать в какое-то потаённое место. Ты где учился?
  - В Москве. В Екатеринбурге бывал редко: осенью, зимой, весной учеба. Да и летом не всегда приезжал: после трёх курсов у нас была летняя практика на геодезическом полигоне, а после четвёртого - производственная на Севере.
  - Тогда ясно. Всё сходится! Возможно, что Валентина Леонидовна просто не успела рассказать тебе какие-то семейные тайны. А отец? Он не интересовался этой историей?
  - Отец и слышать ничего об этом не хотел. Называл всё это буржуйскими небылицами и бабьими сплетнями. Поэтому и в Оренбург на встречу с родственниками тогда не поехал.
  Максим удовлетворённо подытожил:
  - Понятно. Теперь я на сто процентов уверен, что Дубинины из Баку были правы.
  Разложим всё по пунктам:
  Анатолий Ильин в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, уезжая куда-то на юг, взял с собой часть документов, оставшихся от Леонарда. Не думаю, что он увёз с собой что-то ценное. В то время это было слишком опасно. Вполне возможно, он мог сделать копии документов, необходимых для расследования в этой поездке. Уверен, что и медальон он оставил. С собой мог взять его рисунок.
  Твоя мать, скорее всего, знала, где находятся медальон, документы и, возможно, ещё какие-то вещи Леонарда, оставшиеся после отъезда и исчезновения его сына. Думаю, что она хотела всё это передать тебе, а может и рассказать ещё что-то после твоего окончательного возвращения в Екатеринбург. А до того времени, пока ты повзрослеешь, вернёшься в отчий дом и будешь готов принять эту информацию, она всё припрятала. Но "Fors omnia versas" - "Слепой случай меняет всё". ... Она погибла, и теперь ты сам должен найти всё и разобраться. Если тебе не удалось отыскать дневники, это не значит, что их нет. Пока не будет стопроцентной уверенности, что на территории дома и приусадебного участка документов нет, дом продавать нельзя.
  Я тебе так скажу. Мы историки по образованию: и родители, и я. Больших денег не заработали и кладов на археологических раскопках не нашли. Но помочь тебе сохранить родительский дом сможем. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока всё не прояснится с пропавшими документами.
  Как-то лет десять назад вспоминали эту историю и решили проверить сведения о семьях Дубининых и Ильиных конца девятнадцатого - начала двадцатого веков. Всё, что мы знали до этого, подтвердилось: к тысяча девятьсот семнадцатому году у них были огромные состояния. Куда они делись после революции? Непонятно. Так что история о вывозе золота Леонардом похожа на правду.
  Давай сделаем так:
  Я отправлю тебе информацию, которую мы смогли найти в открытых источниках: о наших семьях и о золоте, вывезенном из казанского банка в тысяча девятьсот восемнадцатом году.
  Ты постарайся отыскать документы Леонарда, но если вдруг найдешь, то никому не говори и не показывай. Дубинин может снова к тебе приехать, но ты и ему пока не открывайся. Скажи, что был в отъезде и ещё не искал, но намекни, что догадываешься, где могут находиться эти бумаги. Пообещай, что сообщишь позднее, если найдешь их.
  Нам с тобой надо сначала самим разобраться, что в этой истории достоверно, а что придумано и нафантазировано. А дядюшка пускай подумает, может, и расскажет нам что-то более существенное, о чём сейчас умалчивает.
   Действуй, брат! Я на тебя надеюсь!
  
  
   2023 ГОД. ЧЁРНЫЕ ПОЛОСЫ. БЕЛЫЕ ПОЛОСЫ
  
  Круг жизни. Колесо Сансары: начало - конец, белая полоса - чёрная полоса. День - ночь, лето - зима, рождение - смерть.
  Чёрная полоса - череда неудач, провалов и потерь. Главное не в самих проблемах, а в том, как их принять, пережить и преодолеть. А потом и осознать. За чёрной полосой обязательно последует белая.
  Победа, фортуна, благополучие. Белая полоса жизни - период успехов и везений, удач и обретений - наплывает тихо, незаметно, вкрадчиво. Всё вокруг как прежде: город и река, небо и облака. Но нет, вода уже не темнеет, а серебрится, берега не нависают, а укрывают, облака не хмурятся, а стелются. И всем вдруг становится ясно, что такой и должна быть жизнь - светлой, спокойной, беспечальной. Всё в ней складывается, сопутствует, радует. Соседи улыбаются, зарплата повышается, магнитные бури утихают. Старые часы-ходики, висящие на стене в память о любимом дедушке, оживают, тикают. А ведь стояли намертво последние годы. И свободного времени вдруг становится так много, что можно посидеть в "древнем" уютном дедовском кресле под ходиками и поразмышлять о соседях и погоде, о деньгах и налогах, о времени и о себе.
  
  "Золото. Поиски. Расследование. Какой-то странный дядя. Загадочная история вековой давности. ...Что это? Легенда, вымысел, фантазия?"
  Алексей с детства слышал рассказы о перевозке и исчезновении семейных сокровищ, но всерьёз не задумывался о возможности поисков. Правдивы ли слухи и разговоры, еще не известно. Но даже если правдивы, велика вероятность, что ценности за это время уже кем-то найдены: слишком много в этой истории людей, знающих о них и заинтересованных в их нахождении.
  Ну а если золото до сих пор не нашли, то сделать это сейчас ещё более затруднительно: за прошедшее столетие территория поисков перепланирована в результате природных воздействий и человеческой деятельности. Трудно будет идентифицировать символы, имеющиеся, по слухам, на медальонах и в записях Леонарда, с сооружениями, постройками и предметами на местности. Большинства из них, скорее всего, уже нет, а те, что сохранились, наверняка перестроены или реконструированы.
  В конце концов, если заниматься проведением масштабных поисков, нужно отправляться в Казань и для начала пройти путь по следам Леонарда с обозом. Возможно, этим исследованиям придётся посвятить многие годы, и ещё неизвестно, чем они закончатся.
  "Что-то не совсем верится в эти голливудские страсти на фоне уральских берёзок, - думал Алексей, приступая к разбору многолетнего хлама, скопившегося в сарае без заботливого хозяина. - И где ещё могут быть эти документы, когда всё уже осмотрено? За последние годы он не раз устраивал здесь чистки и никогда не видел незнакомых и непонятных старых блокнотов, тетрадей, записей".
  
  Чего только не было в этом сарае, доставшемся ему вместе с родительским домом: поленницы дров, старая мебель, разбитые велосипеды, инструменты, мешки с песком и окаменевшим цементом, высохшие кисти и краски, скорее всего, уже просроченные. Аккуратные стеллажи, верстаки и тумбочки с инструментами, собранные отцом десять - пятнадцать лет назад, заставлены старыми ненужными вещами, которые и выбросить жалко, и хранить ни к чему. Оглядевшись и расчистив путь в дальний угол, Алексей стал укладывать всё, что когда-то ещё может пригодиться ему или новым хозяевам дома, и выбрасывать за дверь всё окончательно устаревшее, заржавевшее и истлевшее за многие годы нахождения здесь.
  А вот и старый бабушкин сундук, который вместе с остальным скарбом они с друзьями перенесли сюда с чердака два года назад перед ремонтом крыши дома. Тогда всё проверили и ничего интересного не нашли: старый, позеленевший от времени самовар без крана, отрезы тканей и полуистлевшие выкройки, хранившиеся бабушкой с незапамятных времён. Самовар даже не доставали для осмотра: помят, местами пробит, никакой ремонт уже не спасёт. Жена хотела оставить сундук как раритет, но передумала: слишком громоздкий для городской квартиры. Хотели выкинуть всё сразу же, да решили вывезти грузовиком на свалку позднее, вместе с остальным мусором.
  "Отдам Олегу, тот сдаст как цветмет, - вспомнил Ильин непутёвого сына соседки, доставая дырявого толстяка из вороха истлевших тканей. - Точно, надо сдать. Вес приличный. Хоть какие-то деньги. - Вытащив помятый антиквариат под полуденное солнце, осмотрел его. Крышка привязана верёвкой к ручкам, труба заткнута куском тряпки, рвавшейся при попытках извлечь её оттуда. - Истлела. Давно он лежит. Дома зацеплю проволокой. Всё равно надо идти перекусить. Там термос с чаем и котлеты тёти Клавы. Часа три уже. ... Медь или латунь? Тяжёлый реликт ... килограммов десять, не меньше".
  Поставив самовар на стол в комнате, Алексей хотел было разогреть еду, но любопытство взяло верх. Начал крючком из проволоки выковыривать истлевшую ткань из трубы самовара. Звонок телефона прервал кропотливое занятие. Посмотрел и не стал отвечать. Постоянно кто-то пытался дозвониться с незнакомого номера. Кредиторы? Налоговая? Не до них сейчас.
  Алексей устало дожевал холодные котлеты, прилёг на диван, задумался: "Продам дом. Состояние неплохое, большой сад с хозяйственными постройками, туалет во дворе, но утепленный. Тысяч пятьдесят зелёных получу, не меньше. Выплачу пеню и штрафы банкам, погашу часть кредитов. Поеду к Владику в Оренбург или к себе позову. Давно не встречались. Посидим, поговорим, былое вспомним, на гитаре поиграем, "Гусаров" споём. ... Надо отдохнуть, а то крыша поедет".
  
  ... Горячее солнце ласково припекало. ... Он неуклюже шагал по шелковистой траве, засыпанной опилками, спотыкался, падал и вновь поднимался. Весёлые женщины, сновавшие от стола из свежеотёсаных досок к костру и обратно, время от времени подбегали к нему и накидывали на плечи невесомый платок, пытаясь хоть немного прикрыть его от солнца. Но платок вскоре снова падал на мягкие, терпко пахнущие землёй, солнцем и летом стружки, запах которых он уже отличал от множества других запахов этого незнакомого, но красивого мира. Чёрные от солнца, сильные и ловкие мужики, сидя на срубах, шумно, вразнобой стучали топорами и громко покрикивали, давая советы друг другу и остерегая проходящих внизу. Вдруг сзади что-то загрохотало, земля содрогнулась. Он оглянулся и увидел, как упавшие сверху брёвна катятся на него. Все замерли от ужаса. И только свалившийся со сруба двоюродный брат отца дядя Гриша кричал, стуча со злостью обухом топора по бревну:
  - Да чтоб он пропал, паразит! Прибить его мало! ... Родительский дом задумал продавать! ...
  
  Алексей подскочил на диване, вытер вспотевший лоб. Громкий продолжительный стук по оконной раме привёл его в чувство:
  - Приснится же такое!
  Встал, пошатываясь, подошёл к окну, протёр занавеской пыльное стекло. Из-за разросшихся кустов сирени в палисаднике перед окнами трудно было что-то разглядеть. Да и смеркалось уже. Снова постучали, теперь в ворота. Послышались голоса. Кто-то крикнул:
  - Нет здесь никого. Видишь, и в доме темно. Поехали.
  Стукнули двери. Машина отъехала от дома.
  - Странно. Кто бы это мог быть? Никто, кроме соседей не знает, что я здесь. Может, Олег? Вряд ли. Ему теперь уже не до меня.
  Ильин сел за стол, вспомнил сон, устало покачал головой:
  - Да, прав дядя Гриша. Мерзопакостное дело я затеял.
  
  Выпив остывший чай из термоса, Алексей со злостью резанул ножом по верёвке, удерживавшей крышку лежащего на столе самовара. Та упала на пол с глухим звоном. Ильин оторопел: тетради, блокноты, туго свёрнутые в рулоны листы пожелтевшей бумаги торчали из открывшегося медного чрева.
  "... Это же они, ... те самые документы, которые более тридцати лет ищут Дубинины! ... Стоп. А как же утверждение матери в Оренбурге о том, что все бумаги пропали вместе с дедом в тысяча девятьсот пятьдесят втором году? Она ведь даже поссорилась с дядей, когда тот хотел приехать в Свердловск для их поиска. Скрывала от всех? Или сама не знала, что они где-то спрятаны ...?
  Точно! До встречи с родственниками, возможно, и не знала! Но после утверждений Дубинина о том, что какие-то из записей Леонарда должны были остаться в их семье, Мария Ильинична, скорее всего, занялась поисками и отыскала их. Тогда понятно, откуда она знала подробности жизни членов семей Дубининых и Ильиных. Что-то услышала от бабушки Марии Николаевны. А что-то вычитала из дневников Леонарда, найденных, вероятно, после тысяча девятьсот восемьдесят девятого года".
  Что же. Получается, прав Максим. Ну, на то он и историк, чтобы выстраивать логические цепочки последовательности событий. Надо позвонить, порадовать его".
  
  Алексей осторожно вытащил из тесного вороха когда-то солидный блокнот в твёрдом потёртом переплете. Зашелестели выцветшие страницы, исписанные мелким, аккуратным, незнакомым почерком. Вернулся к первой странице:
  "Ильин Леонард Иванович.
  1918 год. Оренбург - Самара - Казань - Самара"
  Открыл последнюю страницу:
  "1919 год.
  Золото, полученное Ильиным Леонардом Ивановичем в Казанском отделении Народного банка РСФСР 21 августа 1918 года".
  
  В потемневшей комнате стало душно и неуютно.
  Алексей подошёл к окну, открыл форточку и задёрнул пыльные занавески. Вышел во двор: "Быстро день пролетел. ... Что же теперь делать?" Озираясь, подошёл к воротам и, оглядев пустую улицу, проверил, всё ли надёжно закрыто. Торопливо вернулся в дом и подбежал к столу.
  
  "1919 год.
  Золото, полученное Ильиным Леонардом Ивановичем в Казанском отделении Народного банка РСФСР 21 августа 1918 года.
  
  1. Золото семьи Ильиных на сумму 2.580.000,0 (два миллиона пятьсот восемьдесят тысяч) рублей.
  2. Золото семьи Дубининых на сумму 1.400.000,0 (один миллион четыреста тысяч) рублей.
  3. Золото руководства КОМУЧ для финансирования деятельности комитета на сумму 1.100.000,0 (один миллион сто тысяч) рублей.
  4. Золото для А. М. (оплата поставок и эвакуаций) на сумму 1.460.000,0 (один миллион четыреста шестьдесят тысяч) рублей.
  
  Всего 5624,4 кг (пять тысяч шестьсот двадцать четыре килограмма четыреста граммов) золотых монет в 109 ящиках на сумму 6.540.000,0 (шесть миллионов пятьсот сорок тысяч) рублей.
  
  Вес золотых монет в стандартном банковском ящике - 51,6 кг.
  Банковский стандарт - 60 (шестьдесят) тысяч золотых рублей в ящике.
  В одном ящике 6 (шесть) тысяч монет достоинством по 10 (десять) рублей.
  
  При передаче/ получении присутствовали:
  1. Марьин Петр Александрович - Управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР.
  2. Фортунатов Борис Константинович - представитель Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧ).
  3. Лебедев Владимир Иванович - член Военного штаба КОМУЧ.
  4. Ильин Николай Сергеевич - промышленник".
  
  Сколько просидел Алексей, перечитывая короткую запись и рассматривая лист блокнота с обеих сторон? Трудно сказать.
  "Пять с половиной тонн! ... Это же десятки или сотни миллионов долларов! ... - Ильин даже не решился посчитать. Разболелась голова. Наверняка поднялось давление. А каптоприл он положил в аптечку два-три года назад, и тот, скорее всего, уже просрочен.
  В голове не укладывалось, как такое количество золота могло исчезнуть без следа. Очевидно, что отец и сын Дубинины тридцать четыре года назад и недавно при встрече с Максимом говорили именно о нём. Ну что же, теперь есть более конкретное свидетельство правдивости истории столетней давности. Вот эта запись. Известно, что Анатолий получил тетради и блокноты от матери в тысяча девятьсот сорок восьмом году, а в начале пятидесятых занялся поисками: куда-то ездил и даже, возможно, общался с кем-то из родственников. Какие-то документы он взял с собой в последнюю поездку, из которой уже не вернулся. Вероятнее всего, забрал бумаги, в которых были самые ценные сведения для поисков пропавшего золота. Похоже, что именно из-за этих записей он и пропал. Так что слишком сильно надеяться на решение старой семейной загадки после изучения найденных документов не стоит. Ну а вдруг ...? По крайней мере, ни у кого из двух семей, кроме воспоминаний бабушек и дедушек, кажется, ничего больше не осталось. А у него теперь есть! Надо обстоятельно изучить эти бумаги, а потом решать, что делать дальше".
  
  Тихое постукивание по наличнику заставило вздрогнуть и прийти в себя. Ильин, не шевелясь, смотрел на занавеску, прикрывающую окно: "Да что же такое? До этого никому не нужен был полгода, а теперь очередь выстроилась, чтобы ко мне постучаться. ... А может, показалось? ... Или голуби, ... ветер?"
  Громкий, продолжительный, звенящий стук по дребезжащему в старой раме стеклу дал понять, что ни птицы, ни стихия здесь не при чём.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  
  
  
   1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
  
  Неожиданный стук в окно поздним вечером, громкий и настойчивый, растревожит любого, даже не пугливого человека. Но за тёмными стёклами окон, залепленных мокрым весенним снегом, не было заметно беспокойства. Никто не выглянул на стук, ни в одном из окон не загорелся свет. Может, и нет никого в доме?
  
  Промозглым мартовским вечером, пробравшись по непролазной грязи, смешанной с липким снежным месивом, Леонард безуспешно пытался достучаться в окна родительского дома. Девять лет он не был в Оренбурге и сейчас, в снеженых сумерках, с трудом нашёл знакомую с детства улицу и свой дом. На первом этаже каменного особняка за высокими зарешеченными окнами когда-то размещалась контора филиала компании Ильиных. Рядом, в одной из комнат, жил его друг Кенжегали, назначенный Иваном Леонидовичем управляющим хозяйством в Оренбурге за особые заслуги перед семьёй и обосновавшийся здесь незадолго до отъезда младшего Ильина в Москву. Постучав ещё раз по наличнику, Леонард понял: или его не слышат, или в доме никого нет.
  Уставший после долгого путешествия, Бакун молча наблюдал за осторожными действиями товарища и осматривал особняк солепромышленников. Массивное основательное двухэтажное здание на высоком фундаменте с мансардами под двускатной крышей. За каменным забором темнели деревья со склонившимися под тяжестью мокрого снега ветвями.
  Друзья так долго добирались из сибирской ссылки в Оренбург, что перспектива ещё какое-то время стоять в грязи под мокрым снегом привела в неистовство закоченевшего Бакуна. Поняв, что надо самому браться за дело, он снял походный рюкзак, подошёл к окнам и, громко выругавшись, забарабанил подобранной палкой по стёклам и наличникам.
  В доме послышались испуганные голоса, замелькали огоньки свечей и тени на занавесках. Встревоженные домочадцы тщетно пытались рассмотреть нежданных гостей через залепленные снегом стёкла окон. За арочными воротами бесновались собаки, гремя цепями и хрипя от беспрерывного лая. Наконец за оградой послышался скрип открываемой двери. Кто-то шикнул на разъярённых псов, осторожно подошёл к воротам и тихо спросил:
  - Кто здесь?
  - Кенжегали! - узнал голос давнего приятеля Леонард и вздохнул с облегчением. - Это я, Леон.
  
  
   1902 ГОД. ЗАКАСПИЙСК
  
  Они познакомились и подружились в небольшом приморском городке, где Леонард часто бывал с родителями в далёкие безмятежные годы на стыке веков.
  В тысяча девятьсот втором году он в очередной раз приехал с отцом и дядей в Закаспийск к Николаю Петровичу Дубинину, с которым Ильиных связывали не только родственные, но и деловые отношения. Семьи укрепляли сотрудничество между своими предприятиями. Расширяли производственную и коммерческую деятельность: строили дома, склады, пристани, перерабатывающие комбинаты. Поставляли продукцию не только по всей России, но и отправляли через Каспий в Баку и Персию. Оттуда привозили мануфактуру, ковры, специи.
  Компаньоны старались чаще встречаться, вместе ездили не только на подписание контрактов, но и приезжали с семьями друг к другу в гости.
  
  Вот и в этот раз братья Ильины после деловых встреч в Закаспийске собирались отправиться с Дубининым в Баку, а оттуда в персидский город Энзели, куда их давно приглашали местные предприниматели. Там они планировали купить землю под выращивание хлопка и участки под строительство домов и складов.
  Леонард на это время оставался в Закаспийске в семье Дубининых. Не скоро получится вновь приехать сюда: после окончания гимназии он собирался поступать в Императорское Московское техническое училище. Николай Сергеевич Ильин, окончивший ИМТУ, пообещал перед отъездом научить его работать с геодезическими инструментами и картами. Так что эта поездка в Закаспийск была для Леонарда не только развлекательной, но и познавательной.
  Дядя, понимая, что два летних месяца племяннику и его старшему сыну надо будет чем-то заняться, придумал, как обучение можно превратить в игру. Показав основные приёмы работы с инструментами, поручил подросткам с их помощью решить предложенную задачу. Нужно найти в городе тайники, спрятанные в зданиях, сооружениях, памятниках, обозначенных на оставленной карте символами: круг с точкой в центре, дубовый лист, полумесяц, крест. Для большей загадочности и заинтересованности в поисках дядя, любивший головоломки и шарады, спрятал в этих потайных местах коробки со сладостями - клады, как он их назвал.
  После отъезда Ильиных и Дубинина их дети с друзьями были заняты поисками. Для начала пытались догадаться, какие сооружения или памятники на местности могли быть закодированы символами, отмеченными на карте. По указанным направлениям определили, что знаками крест и полумесяц были обозначены церковь и мечеть, а знаком дубовый лист отмечен дом Дубининых. А вот с символом круг вышла заминка: одни считали, что это водонапорная башня, другие указывали на старинный колодец неподалёку от неё. Разногласия возникли оттого, что оба сооружения находились в створе по указанному на карте направлению - возле дороги, ведущей на мыс Карелина.
  Первые три тайника подростки обнаружили там, где и определили. Тем более что на воротах в дом Дубинина, в церковь и мечеть они увидели оставленные подсказки - нарисованные мелом символы. Коробки со сладостями им передали сторожа, предупреждённые об их появлении. Но последний из схронов юные "кладоискатели" так и не смогли найти: не хватило знаний, опыта, упорства. Ни на водонапорной башне, ни у древнего колодца никто их не встретил, и пометок на этих сооружениях не было. Лето подходило к концу, и игра всем изрядно уже наскучила. Компания поисковиков распалась: одни уехали, другие занялись домашними делами. Только Леонард и его новый знакомый, сын рыбака Кенжегали, с которым Леон, помимо всего, занимался грамотой, не отступали и старались отыскать тайник, обозначенный на карте символом круг.
  Младшему Ильину необходимо было доказать отцу и дяде, что он может довести до конца любую порученную работу и сделать её хорошо. Ведь в скором времени ему предстояло покинуть семью и отправиться на учёбу в далёкую, незнакомую, пугающую Москву. А его новый друг, который был старше и гораздо опытнее Леонарда, не мог оставить юного родственника Дубинина без помощи в чужом для него городе.
  
  Проверив всю выполненную работу, друзья поняли, что изначально неверно предположили, какое сооружение могло быть обозначено на карте символом круг, а позднее допустили ошибку в измерениях. Кенжегали догадался, что тайник мог быть устроен в том же направлении, где они искали, но немного дальше, за территорией поселения. Возможно, на маяке, построенном несколько лет назад на мысе Карелина. И действительно, выполнив заново измерения, друзья выяснили, что неточно определили направление на символ. Исправив ошибку, нашли тайник, спрятанный на маяке.
  
  Чтобы не скучать в оставшиеся до отъезда Леонарда дни Кенжегали решил показать товарищу расположенный к северу от Закаспийска Лебяжий остров, где в одной из рыбацких артелей Дубинина работал его отец.
  Длинный и узкий, вытянувшийся с севера на юг на три десятка километров, покрытый пустынными растениями и на первый взгляд, необитаемый остров. Раньше рыбаки приезжали сюда только для работы и жили в сезонных строениях - времянках в небольшом селении, стихийно образовавшемся на северной стороне острова. Со временем не только рыбаки, но и купцы строили здесь себе дома из завезённого камня. Посёлок разрастался. Старые времянки местные рыбопромышленники переоборудовали под цеха для переработки рыбной продукции. Рядом соорудили погреба-ледники для её хранения. Покупатели рыбы и икры приезжали отовсюду: из Баку, Петровска, Астрахани, Гурьева.
  Отец Кенжегали, малограмотный, как и другие местные рыбаки, прекрасно знал море, бесстрашно плавал под парусами на рыбацких лодках, разбирался в правилах мореходства и учил этому своего сына. Последние годы тот работал в артели с отцом, иногда выходил в море, но в основном был занят в цехе по разделке и засолке рыбы. Только этим летом ему удалось немного отдохнуть: Дубинин поручил на время своего отъезда присмотреть за сыном и племянником. Всё-таки он был старше их, сильнее, опытнее, да и окрестности города знал намного лучше.
  На острове, куда они добрались вместе с рыбаками, Кенжегали познакомил Леонарда с братьями и сестрами, жившими и работавшими здесь. Показал посёлок, цеха по переработке рыбы и икры, старинные и современные ледники, песчаные пляжи и отмели. Особых достопримечательностей здесь не было, кроме остовов разбитых за многие годы кораблей и памятника погибшим морякам. К вечеру приятели заметно устали и решили возвращаться в город на парусной лодке, надеясь добраться дотемна.
  
  Хорошая погода, ясное небо, лёгкий бриз. Ничто не предвещало беды. Но вскоре после выхода в море с севера навалились чёрные тучи, скрывшие заходящее солнце. Подул сильный ветер. Его скорость возрастала с каждой минутой. Огромные волны швыряли и крутили лодку. Её быстро относило к югу от острова. Друзья пытались противостоять напору стихии. Убрали паруса, но набирающий силу шторм всё сильнее бросал их утлое судёнышко из стороны в сторону. Берегов уже не было видно. Обессиленные подростки бросили вёсла, надели спасательные круги и, сев на дно, вычерпывали воду из лодки. Неожиданно резким порывом ветра её развернуло бортом к волнам. Она легла на бок и, захлёстнутая очередным валом, перевернулась вверх дном. Ребята уцепились за неё, уже не надеясь на спасение.
  Трудно сказать, как долго их носила и терзала бушующая стихия. Наступила ночь и ветер утих также неожиданно, как и налетел до этого. Тучи стремительно умчались на юг. Ночное небо, усыпанное тысячами звёзд, не пугало, а успокоило друзей. Они осматривались, пытаясь определить своё местоположение. Не было видно ни огней со стороны города, ни света костров, которые обычно зажигали рыбаки на острове. Леонард хорошо плавал, но никогда не бывал в таких ситуациях и, наглотавшись морской воды, запаниковал. Державшийся рядом Кенжегали быстро сориентировался и крикнул Леонарду, показав на яркую звезду:
  -- Нас сносит на северо-запад, а плыть надо строго на север. Вон туда, на Железный Кол.
  Им чудом удалось спастись среди беснующихся волн, но появилась новая опасность: толи течением, толи небольшим низовым ветерком лодку несло в открытое море.
  -- Леон, где-то впереди остров. Там должны быть видны огни. Смотри внимательно.
  Действительно, через какое-то время они увидели всполохи костров и поняли, что их уносит в сторону от Лебяжьего острова. Оставив лодку, приятели поплыли к нему и вскоре почувствовали под ногами землю. Берег был ещё достаточно далеко, но они уже шли по дну, поняв, что оказались на отмели, оставшейся от перешейка, когда-то связывавшего остров с материком.
  
  До берега по мелководью шли довольно долго, и Кенжегали, стараясь подбодрить уставшего и замёрзшего товарища, рассказывал об острове и о том, как его осваивали жители близлежащих селений.
  -- Здесь, на водном пути с Яика на западный берег Каспия, в старину находилось убежище одной из ватаг Степана Разина. В ту пору бунтовщики прошлись набегами и грабежами от Астрахани и Гурьева до Дербента, Баку и Персии. Говорят, что это место казачьи предводители выбрали как одно из многих других для хранения награбленного.
  -- И долго существовало это разинское поселение?
  -- Два-три года. Потом из Астрахани прибыл карательный отряд стрельцов, которые его разрушили, а мятежников казнили. Позднее людская молва разнесла слухи о спрятанных на острове кладах удалого атамана Степана Тимофеевича.
  -- Так надо поискать!
  -- За прошедшие годы кто только не искал. Даже мы, пацанами, пытались копать. Да где же здесь можно что-то найти? Глина да песок. К тому же уровень воды в Каспийском море за сотни лет много раз поднимался и опускался. Границы и размер острова постоянно менялись. Старики говорили, что в давние времена над водой, бывало, появлялся перешеек, соединяющий остров с полуостровом Карелина. И можно было пройти туда по отмелям, а в иные годы даже и посуху. Позднее перешеек был размыт волнами и течениями. Да и уровень моря в последние годы сильно поднялся. Теперь здесь проходят не только рыбацкие лодки, но в некоторых местах даже суда с малой осадкой. Но такие места знают только несколько человек из старожилов.
  
  Примерно через полчаса уставшие друзья с трудом выбрались на берег, где их уже искали рыбаки, поднятые отцом Кенжегали после начала шторма.
  Долго сидели у костра, согреваясь и обсуждая своё спасение. Леонард вспомнил слова друга, услышанные в самые трудные минуты:
   -- А что ты кричал про железный кол? ... Или мне послышалось?
  Рыбаки засмеялись, а Кенжегали объяснил, увидев удивление Леона:
  -- Железный Кол, подпорка. Темир-казык. Так у нас называют Полярную звезду. В ночном небе она всегда неподвижна, и её сравнивают с вбитым колом, к которому тянется след золотой цепи и вокруг которого, подобно животным на привязи, ходят звезды.
  
  Ильины и Дубинин, вернувшиеся из Персии, не сразу узнали о случившемся. Сначала хотели наказать всех. Молодых "кладоискателей" за неоправданную самоуверенность: взялись за дело, которое и взрослым не всем по плечу а отца Кенжегали за то, что опрометчиво доверил лодку и отпустил неопытных подростков одних в опасное плавание.
  Но всё обошлось. Плохое забывается, а хорошее остаётся в памяти надолго. Ильины уехали домой, поблагодарив Кенжегали и пригласив к себе в Оренбург, а Дубинин устроил его на обучение в одноклассное уездное училище и взял на работу и проживание в своё имение.
  После окончания училища Кенжегали работал смотрителем в перерабатывающем цехе, на складах и ледниках Дубинина. В тысяча девятьсот четырнадцатом был призван на фронт. Вернулся через три года и переехал в Оренбург, где Ильин предложил место в своей компании. Николай Сергеевич часто и надолго уезжал в другие города России и за границу. Ему был нужен надёжный человек, которому он мог бы доверить присмотр и охрану домов, магазинов и складов во время своего отсутствия.
  
  
   1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
  
  Закрытые двери комнат вдоль узкого и тесного коридора, когда-то казавшегося просторным, как улица. Дом, похоже, давно не проветривался, окна с лета не открывались. Запах дыма от печи и самовара, казалось, въелся в старые стены. Душно, сыро, темно.
  -- А что, электрического освещения у вас нет?
  -- Было при хозяине. Да как посадили его, так мы и не включаем это ликтричество. Побаиваемся мы его, батюшка. Нам керосинка сподручнее. Да и нет никого здесь кроме меня, сторожей да кухарки. Зачем зря деньги тратить.
  Старая экономка, переехавшая в Оренбург из провинциального Илецка после ареста Николая Сергеевича Ильина, чтобы следить за порядком в его опустевшем доме, проводила Леонарда с другом в комнату на втором этаже, где он жил до отъезда в Москву.
  -- А где же его дочери? - удивился Леонард, вспомнив своих троюродных сестёр.
  -- В Самаре они. И младшенькая Олюшка и Елена с мужем. Выросли, разъехались. Думала, здесь их увижу, но не застала. Я ведь с ними нянчилась, как родные они мне. А вот уж два года, почитай, не виделись.
  
  Открыв знакомую дверь, Леонард растерялся: большой и яркий мир, где он прожил долгие годы и о котором с нежностью вспоминал в холодной ссылке, исчез. Свет лампы немного раздвинул стены маленькой комнаты, тесно заставленной старой тяжёлой, пыльной мебелью.
  Экономка, оглянувшись, понимающе покачала головой, улыбнулась:
  -- Это не комната стала меньше. ... Это ты вырос, Лёня.
  Только матушка так называла Леонарда.
  -- Узнала меня, Анна Степановна?
  -- Да как не узнать. Вылитый Иван Леонидович. Пропал, горемыка. А потом и родительница ваша упокоилась, как-то тихо угасла. Всё порушилось, - вздохнула экономка. - Вот и дядюшку вашего, Николая Сергеевича, заарестовали. Мыкается, сердешный, в узилище.
  По коридору загромыхали сапоги. Свет ламп и звучный голос Кенжегали окончательно разбудили спящий дом.
  -- Не кручинься, Степановна, всё будет хорошо. Вот Леонард Иванович вернулся, а скоро, я слышал, и хозяина из застенков выпустят.
  
  В начале тысяча девятьсот восемнадцатого года Россия оказалась в чрезвычайно тяжёлом финансовом положении, вызванном войной и революцией. В качестве одной из мер для преодоления назревающего кризиса большевики посчитали целесообразным введение чрезвычайного налога (контрибуции) на имущие классы.
  В конце февраля из Петрограда пришла телеграмма:
  "В защиту Советской власти рабочий и крестьянин жертвует всем, что у него есть - своею жизнью. Борьба требует громадных материальных средств, чего у пролетариата нет. К несению этой тяжести должна быть привлечена буржуазия. ... Приступайте к общему беспощадному обложению имущих классов. На защиту социалистического отечества рабочий несет свою жизнь, буржуазию же нужно заставить нести свои капиталы.
  За Народного комиссара внутренних дел член коллегии Наркомвнудела Мартын Лацис".
  
  На экстренном заседании оренбургского губисполкома с телеграммой ознакомили приглашённых представителей торгово-промышленных кругов. Было предложено уплатить контрибуцию добровольно, а в случае невыполнения взыскать её силой, а неплательщиков заключить под стражу. Суммы требуемых выплат доходили до трёхсот тысяч рублей. Предпринимателей, несогласных с указанным решением или просто не успевших собрать в назначенный срок "революционный налог", посадили в губернскую тюрьму. Были арестованы сотни владельцев предприятий Поволжья. В числе узников оказались промышленники, купцы, пароходчики.
  
  Николай Сергеевич Ильин также отсидел положенный срок, но был в заключении недолго. В конце апреля тысяча девятьсот восемнадцатого года, после выплаты необходимой суммы и некоторых хлопот знакомых и родственников, его выпустили из застенков, но намекнули, что платить чрезвычайный налог придется, вероятно, регулярно. Более того, стало известно, что предприятия местного значения могут быть национализированы решениями рабочих комитетов "в целях решительной борьбы с хозяйственной и производственной разрухой". Стихийные или карательные национализации проводились все чаще и чаще. Даже небольшая задержка с выдачей заработной платы приводила к тому, что местные органы или рабочие комитеты могли конфисковать предприятие у владельцев, а их самих отстранить управления.
  
  Николай Сергеевич понял, что продолжать работать в новых условиях он не сможет, да и не дадут ему. Нужно сворачивать деятельность компании в России и устраивать жизнь на новом месте. Благо, есть куда уезжать и чем заниматься. В начале века Ильины и Дубинины купили земельные участки для выращивания хлопка и построили дома на южном побережье Каспия, в персидском городе Энзели. Там же, в порту стояли два торговых судна, принадлежащих их семьям. Вот туда-то и задумал перебираться Ильин. Было только одно препятствие от новой власти. Одно, но очень серьёзное и сводящее на нет все его планы.
  "Надо обсудить с племянником, - решил Дубинин, узнавший о возвращении Леонарда. - Всё-таки он вместе с большевиками участвовал в свержении режима, вместе с ними по тюрьмам и ссылкам сроки отбывал. Неужели не сможет договориться с соратниками по борьбе, чтобы родственникам помочь? А если не получится, то придётся идти на соглашение с однопартийцами племянника - самарскими эсерами, сделавшими на днях заманчивое, но рискованное, как ему показалось, предложение".
  
  После Февральской революции тысяча девятьсот семнадцатого года партия социалистов - революционеров (ПСР) была самой многочисленной партией России: около одного миллиона человек в её составе противостояли примерно трёмстам тысячам большевиков. Члены партии, в которой Леонард Ильин состоял с тысяча девятьсот шестого года, считали себя в большей степени победителями в многолетней борьбе, приведшей к свержению царизма, чем большевики. Но раскол и нерешительность в их рядах привели к тому, что ленинцы, придерживающиеся жёсткой дисциплины и координации в действиях, находясь в меньшинстве, взяли управление страной в свои руки.
  Внутрипартийные кризисы и междоусобица эсеров, занимавших после революции руководящие посты, как в правительстве, так и в местных органах власти, отвлекали их от межпартийной борьбы и ослабляли позиции партии. Это привело к тому, что у них не было шансов противостоять большевикам. Хоть и невелики были ряды РСДРП(б) и не понятны большинству населения такие иноземные слова как революция, социализм, коммунизм, но все другие противоборствующие силы были разобщены и иногда более враждебны друг к другу, чем к коммунистам. И обещали большевики заманчиво много конец войне, землю, свободу, равенство, братство. Конечно, не все им верили. Многие ждали, что не выдержат Советы, развалятся. Считали их слабыми временщиками и надеялись встать у руля разрушенной империи после поражения большевиков.
  
  Леонард вернулся в когда-то родной, а теперь незнакомый город, как на пепелище. И оказался на распутье: ничего не осталось в Оренбурге, что бы его здесь удерживало. Ничего от прошлого не сохранилось: ни дома, ни семьи, ни друзей. Что делать дальше? Надо уезжать. Куда? Может быть, податься вместе с Бакуниным в Одессу?
  Бакунин родился и вырос в Твери, но не был там уже много лет и возвращаться не собирался. Говорил, что родных у него больше нет, значит, и делать там нечего. И в Оренбурге надолго задерживаться не думал. Заехал попутно с другом, хотел отдохнуть, осмотреться, заново приспособиться к городской жизни после сибирской глухомани. А потом планировал пробираться дальше, через Астрахань или Царицын в Одессу. Про вольный город ему много рассказывали сибирские сидельцы - эсеры и анархисты.
  Одному ехать тоже не хотелось, и он уговаривал Леонарда составить ему компанию. А пока тот раздумывал, сошелся с местными анархистами и близкими к ним эсерами-максималистами, приехавшими в Поволжье из Одессы. Большинство из новых знакомых были такими же бесшабашными авантюристами, и им явно не нравились порядки, установленные здесь большевиками. Знаменитый лозунг теоретика анархизма "Разрушение - это созидание" не давало покоя, будоражило их. В Одессе, по слухам, было привольнее и вольготнее. Все разговоры сводились к одному: пора обратно в вольный город, тем более, румыны там что-то безобразничают.
  Значит, с Бакуниным в Одессу? ... Нет! Если оставаться в России, то надо определяться, с кем и против кого. Эта смута надолго, возможно, на десятилетия. Надо всё же перебираться за границу, о чём Леонард задумывался в ссылке после известий из дома.
  На южном берегу Каспия у семей Ильиных и Дубининых были имения и хлопковые поля. Коммерсант из него вряд ли получится, но дядя поможет и подскажет, как надо вести дела в новой, спокойной и мирной жизни. В Энзели Леонард никогда не был, и ехать туда в одиночку не планировал. Надо посоветоваться с Николаем Сергеевичем, а может быть, и его уговорить на переезд.
  
  Встреча состоялась вскоре после освобождения дяди из недолгого заключения. Последний раз они виделись ещё в тысяча девятьсот четвёртом году. За это время две революции и война разрушили великую империю, разорили города и деревни, разметали семьи, поделили людей на своих и чужих.
  Николай Сергеевич рассказал племяннику о событии, потрясшем родственников и знакомых в тысяча девятьсот одиннадцатом году - загадочном исчезновении отца Леонарда после его необъяснимого, безрассудного проигрыша. Заметил при этом, что доля вины в случившемся лежит и на нём, проглядевшем роковую зависимость брата, и на Леонарде, бросившем семью во имя революционных баталий.
  Что случилось тогда с Иваном Ильиным, кому он проиграл большие деньги и родовой особняк, так и осталось невыясненным. Куда делся после этого, также никто не знает. Немногие свидетели говорили, что выглядел он в те дни не совсем здоровым. Может, опоили его чем-то? Неясно. По одной из версий, он спустил всё в игре с заезжими гастролерами. Те неожиданно появились в городе и так же внезапно исчезли, оставив после себя проигравшихся купцов, чиновников, военных. Хорошо ещё, что Николай Сергеевич успел выкупить выставленный на торги особняк брата. Леонард понял, что может и дальше жить в этом доме, хотя фактически он ему уже не принадлежит.
  
  Рассказал дядя и о недавних событиях, после которых он и другие предприниматели сидели в губернской тюрьме до тех пор, пока не уплатили назначенную сумму. Но самое опасное ждало всех впереди. Большевики искали выход для преодоления возникших финансовых трудностей. В целях борьбы с хозяйственной и производственной разрухой они рассматривали различные варианты предстоящих антикризисных мероприятий, направленных на частные компании: реквизицию, конфискацию, планомерную и полную национализацию.
  Николай Сергеевич согласился с Леонардом: здесь для них нет будущего. Из этого жизненного тупика надо как-то выбираться. Они с Дубининым уже обсуждали возможные варианты своих действий в сложившихся условиях и тоже пришли к выводу о необходимости переезда в Персию.
  - Мы готовы хоть сейчас уехать. Свяжемся с Энзели, и оттуда сразу же отправят корабли, чтобы вывезти наши семьи и имущество.
  - Так что же вас держало здесь до сих пор? - удивился Леонард.
  - А ехать не с чем. ... Ни денег, ни золота у нас больше нет.
  
  Двенадцатого января тысяча девятьсот восемнадцатого года Высший Совет народного хозяйства РСФСР принял постановление "Об утверждении секции благородных металлов ВСНХ и об установлении казенной монополии торговли золотом и платиной", в котором говорилось:
  "Изделия из золота весом более шестнадцати золотников и всё золото в сыром виде, находится ли это в руках частных лиц и учреждений, или в магазинах, ювелирных и иных мастерских, или в банковских сейфах, переходит в собственность государства с уплатой владельцам по установленной цене. ... За золото в сыром виде, обнаруженное в сейфах, никакого вознаграждения не уплачивается".
  С пятнадцатого января в течение месяца граждане советской России были обязаны продать Государственному банку все имеющиеся у них золотые изделия весом более шестнадцати золотников по тридцать два рубля за золотник чистого золота девяносто шестой пробы. Не сданные в этот срок предметы подлежали конфискации.
  А в середине апреля вышло распоряжение о вывозе золота, серебра и денежной массы из Самары и сосредоточении их в кладовых Казанского отделения Народного банка РСФСР.
  
  - Конечно, было у меня кое-что в запасе. Но это только малая часть от накоплений, хранившихся в банках и изъятых постановлением большевиков, - объяснил Николай Сергеевич. - Наши деньги, золото и ценности были конфискованы. Кроме того, сейчас невозможно реализовать активы семьи. Мы уже не являемся полноценными хозяевами предприятий, карьеров, магазинов, складов, пароходов. Обязаны финансировать их деятельность, и сохраняем право получать прибыль. Но только как арендаторы.
  - Что же получается? - Леонард был сражён этой новостью. - Нам и за границу нет дороги? Строить жизнь на новом месте, да ещё и в чужой стран без капиталов никак нельзя. Неужели нет выхода?
  - Возможно, не всё ещё потеряно, - замялся дядя и рассказал о предложении, поступившем ему после освобождения из-под ареста. - Я, было, хотел уже всё бросить и уехать, но недавно ко мне обратились твои соратники по партии - эсеры.
  
  После роспуска Всероссийского Учредительного собрания в январе тысяча девятьсот восемнадцатого года во многих городах России стали формироваться антибольшевистские подпольные ячейки. В Самаре бывшие члены разогнанного Учредительного собрания, объявленные контрреволюционерами, перешли на нелегальное положение и работали в подполье. Готовясь к борьбе с большевиками, они вооружались, собирали вокруг себя единомышленников и сформировали инициативную группу созданного впоследствии Комитета членов Учредительного собрания.
  Заговорщики позиционировали себя как основу будущего самарского правительства. Их поддерживали другие оппозиционные силы и офицеры Русской Императорской армии, оставшиеся без службы, работы, средств к существованию и готовые в любое время выступить против большевиков. Кроме силовой поддержки, подпольщикам была необходима финансовая помощь. Поэтому их представители налаживали контакты с самарскими предпринимателями, напуганными репрессиями советской власти. Им обещали в случае прихода Комитета к власти либерализацию экономики, денационализацию предприятий или возмещение их стоимости.
  Купцы и промышленники объявили сбор средств.
  Ильин понял, что надо воспользоваться последней возможностью вернуть золото, драгоценности и деньги, замороженные большевиками в банках. Он подписал договор, по которому обязался оказать финансовую помощь инициативной группе Комитета членов Учредительного собрания на сумму пятьсот тысяч рублей золотом.
  В свою очередь ему гарантировали:
  1. Возврат суммы финансовой помощи после свержения большевиков.
  2. Возврат денег и ценностей семьи, хранившихся в Казанском отделении Народного банка РСФСР.
  3. Реквизицию предприятий Ильиных с возмещением стоимости зданий, оборудования, машин, материалов и прочего имущества.
  После подписания договора Николай Сергеевич передал первый взнос - двести пятьдесят тысяч рублей. Дать больше пока не мог: недавно уплатил двести тысяч рублей контрибуции.
  
  - Есть надежда, что Советы скоро будут разгромлены, - подбодрил он Леонарда. - Заговорщики готовят переворот и надеются на поддержку пензенских подразделений бунтовавшего Чехословацкого корпуса.
  
  В годы Первой мировой войны из чехов и словаков, бывших военнослужащих австро-венгерской армии, выразивших желание участвовать в войне против Германии и Австро-Венгрии в составе Русской армии, было сформировано национальное добровольческое воинское соединение - Чехословацкий корпус (легион).
  В начале тысяча девятьсот восемнадцатого года его решили эвакуировать из России во Францию. Но чехословацкий национальный совет опасался, что при выводе корпус может быть перехвачен немцами. Поэтому двадцать шестого марта в Пензе было подписано соглашение, по которому предусматривалась отправка легионеров по Транссибирской железной дороге во Владивосток и далее через Тихий океан в Европу.
   В апреле Германия потребовала разоружения корпуса и остановку передвижения чехословацких эшелонов на восток. Ленин поддержал призыв немцев. После подписания мирного договора между Германией и Советским правительством о выходе России из Первой мировой войны среди чехов и словаков распространились слухи, что их собираются выдать Германии и Австро-Венгрии как бывших военнопленных. Легионеры негодовали и не верили большевикам. Таким образом, корпус был вовлечён в вооружённый конфликт. Начались столкновения с частями Красной армии.
  
  - Так что не всё ещё потеряно, - подбодрил помрачневшего племянника Николай Сергеевич. - В Пензе с чехами уже работают бывшие депутаты Учредительного собрания. Есть сведения, что в ближайшее время пензенская группа легионеров выступит там против Советов, а потом они и на Самару пойдут.
  Но у нас есть ещё одна проблема. ... Надо собрать ещё двести пятьдесят тысяч рублей, которые я должен передать КОМУЧ по подписанному договору.
  
  
   2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  - Кто же там долбится?! - разозлился Алексей. - Выглянуть или не стоит?
  Давно он здесь не был, ни с кем из соседей последние годы не общался. Да и не до гостей ему сейчас. Но снова услышав глухие удары теперь уже по воротам, решил откликнуться. Видать кто-то, во что бы то ни стало, хочет достучаться до хозяев дома.
  Осторожно выйдя во двор, Алексей огляделся. Темнеет. Десятый час уже. Хотел включить свет над крыльцом, но передумал. Зачем освещать себя. Ни в дверь, ни в окно никто больше не барабанил, но Ильин почувствовал, что кто-то наблюдал за ним через щели в заборе.
  - Кто там, - рявкнул он, скорее для того, чтобы подбодрить себя. Тишина. Только собаки откликнулись в соседних дворах. Ильин глянул на лежащий рядом с воротами топор.
  - Я-то сосед, а вот ты кто такой? - услышал он спокойный ответ и рассмеялся от неожиданности. Голос вроде бы знакомый, но чей - вспомнить не смог. Редко бывал здесь в последнее время. Невозмутимая интонация незнакомца за забором успокоила, и Алексей подошёл ближе.
  - Лёха! Ты, что ли? - удивился кто-то за воротами.
  "Свои, - понял Ильин, уже догадываясь, кто это встревожил его. Отодвинув ржавую щеколду, открыл тяжёлую скрипучую дверь. - Точно он, Славка".
  - Привет, дружище! Откуда ты взялся?! - обрадовался Ильин, узнав друга юности, с которым они жили по соседству много лет назад. - Сколько же мы не виделись?
  "Полысел, похудел Славик, - разглядывал товарища Алексей. - Изменился. Ну, как и я, впрочем. ... При случайной встрече и не узнал бы".
  - Да, не было меня какое-то время, но теперь часто сюда заезжаю. Я в городе живу, а брат мой так и остался здесь по соседству.
  Алексей слышал от знакомых, что Славка вслед за старшим братом отсидел несколько сроков в колонии: сначала за драку, потом с дружками местный магазин с бодуна обнесли, а дальше никто уже и не помнил за что.
  - Ну, давай проходи, рассказывай. Где живёшь, с кем. Всё нормально у тебя? - улыбался Ильин, рассматривая приятеля. Воспоминания нахлынули на него, - Пойдем, посидим, поговорим!
  - Всё в порядке - семья, работа, квартира в городе. Мы с дочкой к брату в гости заезжали. - Славик заторопился. - Извини, надо её домой отвезти. ... Потом увидимся, поболтаем, друзей вспомним, "Гусаров" споём. Не забыл ещё?
  - Ну что ты, это не забывается, это же наши лучшие годы. ... Буду ждать. А ты зачем приходил-то? Не знал ведь, что я здесь.
  - Вот потому и зашёл, что не знал. Все соседи присматривают за домом тёти Вали. Вот и я поглядываю, когда мимо прохожу. Столько лет никого не было, а тут смотрю, свет в окне. Вот и решил проверить, кто там за занавесками копошится. Своровать-то в доме, наверное, и нечего, а вот поджечь бродяги или пацаны могут. Ловили мы их уже. Не по злости жгут, а по неосторожности да по пьяни.
  - Ну, тогда спасибо, что не забываешь нас, - Алексей достал телефон. - Как к тебе позвонить? А то опять лет на десять - пятнадцать разойдёмся.
  
  Проводив приятеля, Алексей тщательно закрыл все двери и вернулся в дом к бумагам прадеда, понимая, что не заснёт до утра.
   С чего бы начать? Осмотрев кипу ссохшихся документов, осторожно вытащил из середины толстую тетрадь, привлёкшую внимание надписью "МАРИЯ". Скорее всего, это записи, связанные с его прабабушкой Марией Николаевной Ильиной.
  
  
   1918 ГОД. САМАРА. НИКОЛИН ДЕНЬ
  
  Каждый год девятого (двадцать второго) мая Ильины и Дубинины отмечали День Святого Николая. Много именинников в этот день было издавна в их семьях, что давало повод для ежегодных встреч близких и дальних родственников.
  И в этом году, несмотря на драматические события, решили они отпраздновать Николин день. Заодно и отметить освобождение Николая Сергеевича из "казённого дома".
  При последней встрече дядя напомнил Леонарду о семейной традиции, заметив при этом, что на праздник, кроме родственников и знакомых, приглашены представители разных партий и важные чиновники из губернских организаций и учреждений, от которых может зависеть дальнейшая работа, а возможно, и судьба Леонарда.
  - Хорошо, если удастся уехать в Энзели! А если не получится? Надо тебе пытаться налаживать свою новую жизнь в этих условиях.
  
  Леонард и раньше бывал на таких встречах, но то были другие, спокойные, патриархальные времена, когда встречались близкие люди, знакомые друг с другом с детства. В этот раз почти никого из приглашённых гостей он не знал: всё-таки слишком давно уехал отсюда.
  Николин день считался в их семьях особо почитаемым торжеством. И потому, что на Руси он был одним из наиболее главных церковных праздников после Пасхи, и потому, что в родах Ильиных и Дубининых из поколения в поколение передавалось это имя.
  Леонард пришёл на именины вместе с Бакуниным, которому в ссылке рассказывал, как у них было принято николить: веселье в этот день должно быть безудержным. Не зря в народе говорят: "На никольщину и друга зови, и недруга зови: все друзья будут". Бакунину не терпелось усесться за стол и причаститься к местным традициям, но Леонард помнил, что существует определенный, давно установленный ритуал проведения этого торжества.
  Поутру хозяин дома с семейством торжественно шли в церковь, где истово молились. Считалось, что в этот день Николай Угодник особо милостив, даст усердно молящимся всё, что попросят: и здоровье, и богатство, и успех в делах и промыслах. Кто-то обращался с просьбой о прощении грехов, кто-то - об исцелении недугов.
  Девушки просили святого о встрече с добрым, сильным, красивым, богатым женихом. По пути из церкви присматривались, не пошлёт ли им святой какой приметы. Потом рассказывали друг другу, что увидели, и гадали, что бы это значило. Вот и сегодня они вернулись взъерошенные от ветра с весенним дождем: - "Велика милость Божья, коли в Николин день дождик польет". Смешливой, весёлой, щебечущей стайкой перепархивали от одного стола к другому и что-то рассказывали - где шумно и весело, где загадочно шёпотом. Алексей догадался, наверное, о замеченных приметах на Николу вешнего. Самая молодая и смешливая из стайки уже громко рассказывала Николаю Сергеевичу: - "Ольха кругом расцвела, благополучие, богатство и неожиданные деньги ожидают всех ...! А может и клад кто-то найдет ...!"
  Девушки разносили традиционные в этот день кушанья: пироги с гречневой кашей, яичницу, горячий хлеб. И водку подавали с поклонами, шутками и поговорками. К Леонарду подошла с угощениями та, самая озорная, которой он невольно и неожиданно для себя залюбовался.
  С поклоном и улыбкой тихо и нараспев заговорила:
  - Да хранит вас, Леонард Иванович, Никола многомилостивый! От бури, от холода, от голода, от тычков - пинков, от ружья, от искры сохранит трескучей, от огня палящего, сохранит в бою с неприятелем.
  Посмотрел на нее Леонард, ... и разошлись тучи, и солнце заискрилось на мокрых от дождя окнах, и забылись войны и революции, и не было Сибири с её лютыми морозами. Вспомнились строки поэта - символиста, чрезвычайно популярного в студенческие годы:
  
   "... И вся она была легка,
   Как тихий сон, - как сон безгрешна,
   И речь её была сладка,
   Как нежный смех, - как смех утешна.
  
   И не желать бы мне иной!
   Но я под сенью злого древа
   Заснул... проснулся, - предо мной
   Стояла и смеялась Ева...".
  
  - Откуда знаешь меня, Ева?
  Наклонила голову, посмотрела лукаво, засмеялась и убежала с подружками, о чём-то весело шепчась.
  Бакунин хмыкнул в ухо:
  - Вижу, одному мне придётся ехать в Одессу!
  Он наконец-то исполнил свою мечту и отпраздновал всё, что пропустил за годы ссылки - наниколился, как говорили в этот день. Вспомнил рассказы Леонарда, что выпивка в этот день приближает к святому Никола, и что считается даже неприличным не упиться в этот день. Это так понравилось Бакунину, что он быстрее всех "приблизился" к святому. Без церемоний перезнакомился с гостями, весело и шумно поучаствовал в традиционных для этого дня танцах, хороводах и играх.
  Вернулся к Леонарду с новостью, что девушку, с которой тот не сводил взгляд, зовут Мария. Это младшая дочь рыбопромышленника Николая Петровича Дубинина, дальнего родственника Ильиных, к которому Леонард с родителями часто приезжал в детстве, дружил с его старшим сыном Петром.
  Леон вспомнил, что видел Машу, двухлетнюю сестру друга, когда в последний раз приезжал к ним в гости летом тысяча девятьсот второго года.
  Бакунин продолжал:
  - К тому же у нее есть давний поклонник. Некий Фомин. На год старше нас. Из семьи рыбака. Образование - два класса. С тысяча девятьсот седьмого года жил в Оренбурге, учился на рабочих курсах, работал слесарем на шахте Ильина, потом на механическом заводе. Там увлекся революционными идеями, возглавил один из оренбургских рабочих комитетов, принимал участие в забастовках. В тысяча девятьсот десятом году вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП). За революционную деятельность неоднократно арестовывался.
  Леонард удивился:
  - Откуда такая подробная информация? И когда ты успел? Танцевал, пил и веселился больше всех. От сестры моей троюродной не отходил.
  - Всё ты в жизни ваших семей пропустил, - засмеялся Бакунин. - Я теперь больше тебя знаю биографии твоих родственников. Ну, по крайней мере, младших.
  - Тогда поделись. Я ведь, как ты, и многие наши сверстники, уехал из дома тринадцать лет назад и всё, что случилось здесь, прошло мимо меня. Мы с тобой строили планы на светлое будущее и мечтали о построении Трудовой Республики на руинах империи. А вернулись на руины родного дома.
  - Некстати закручинился ты, Леон. Сам мне рассказывал, что в Николин день грустить нельзя. Послушай лучше об ухажёре Марии. В тысяча девятьсот пятнадцатом был сослан на три года в Сибирь, где и находился до семнадцатого года. - Бакунин усмехнулся. - С одной стороны, наш соратник по борьбе, сибирский этапник. С другой стороны, идейный противник, большевик, а теперь уже и соперник.
  - Тогда рассказывай. Просто поклонник или что-то серьёзнее?
  Бакунин всё разузнал:
  - Здесь все о нём знают: уж больно напорист и настырен он. А мне рассказала твоя троюродная сестра. Они с Марией ровесницы и лучшие подруги. Вместе учились в Оренбургской частной женской гимназии. Поэтому Ольга и знает о ней больше других. Фомин ещё до революции пытался оказывать внимание дочери Дубинина, когда та училась в гимназии и жила в доме Ильиных. Но она тогда была ещё достаточно молода, да и Николай Петрович не считал его достойным претендентом на руку дочери. А вот после революции Фомин, став представителем новой власти, уже более настойчиво ухаживал за Машей. Дубинин, как и другие предприниматели, зависящий от прихотей новой власти, не решался прямо отказать Фомину в его притязаниях, но и согласия не давал. Хотя ответ дать всё же придётся. Фомин постоянно напоминал, что конфискации, реквизиции, контрибуции, вводимые Советами в постоянную практику, пустят Дубинина по миру, и только он мог бы защитить его от разорения. Даже освобождение из-под ареста Ильина, дальнего родственника Дубининых, Фомин ставил себе в заслугу. А недавно и Николай Петрович оказался под арестом за неуплату контрибуции. Так что теперь судьба отца Марии зависит и от неё.
  
  После обеда появился Фомин. Хозяин дома представил нового гостя присутствующим, и Леонард узнал его. Летом тысяча девятьсот второго года они вместе с другими подростками приморского городка участвовали в поиске тайников - игре, придуманной для детей родителями перед их отъездом в Персию. Шестнадцать лет прошло, человек изменился, но набыченный исподлобья взгляд остался.
  Фомин надолго не задержался, поздравил именинника с праздником, поговорил о чём-то с Марией, сослался на занятость и ушёл. Ничем не примечательный серый человек с тяжёлым взглядом, заметил Леонард. И ещё ему показалось, что этот странный человек знает о нём больше, чем просто как о родственнике хозяина дома.
  
  Ближе к вечеру появились ещё несколько гостей. Расположились в углу зала, стараясь не привлекать к себе внимания, и о чём-то долго говорили с именинником. Было видно, разговор с ними важен для старшего Ильина. Скоро Леонард заметил, что один из незнакомцев обратил на него внимание и говорит, кажется, уже о нём.
  Подошёл дядя и с удивлением обратился к племяннику:
  - Наш гость сказал, что вы знакомы. Хочет о чём-то переговорить.
  Леонард направился к незнакомцам. Один из них поднялся и шагнул навстречу.
  Да это же Борис Фортунатов! Товарищ из далёких огненных лет студенческих протестов, демонстраций, столкновений с полицией.
  
  Они познакомились в тысяча девятьсот шестом году после вступления Леонарда в партию социалистов-революционеров, одну из крупнейших политических сил Российской империи. Фортунатов был старше Ильина всего на два года, но уже тогда считался одним из видных активистов этой партии в Москве: участвовал в забастовках и баррикадных боях тысяча девятьсот пятого года, пять раз был арестован, дважды ранен.
  После тех событий шквал антиправительственных выступлений учащейся молодёжи охватил города России. Студенты и школьники заявили о поддержке рабочих, проведении стачек и прекращении занятий. Они требовали реформ университетского и школьного образования, создания демократической системы самоуправления в учебных заведениях.
  Соратники по протестным акциям, Ильин в Императорском высшем техническом училище и Фортунатов в Московском университете, вели пропагандистскую работу среди студенчества, продвигая идеи перехода к демократическому социализму. Эсеры, как одни из вдохновителей этих акций, считали своей целью свержение самодержавия и установление демократической республики, а террор - частью своей политики для достижения этой цели.
  В год основания ПСР была создана её боевая организация, занимающаяся подготовкой и проведением экспроприаций, террористических актов и покушений на чиновников и видных деятелей действующего режима. В октябре тысяча девятьсот шестого года из основного состава ПСР отделилась наиболее радикальная часть эсеров, образовавших новую партию - Союз социалистов-революционеров-максималистов (ССРМ) в которую вошёл Леонард Ильин. Своей целью максималисты поставили переход к социализму с передачей земли, заводов и фабрик крестьянским и рабочим трудовым коллективам. От митингов и забастовок максималисты перешли к нелегальным и радикальным методам.
  Леонард принимал активное участие в силовых акциях партии, таких как ограбление Московского общества взаимного кредита в марте тысяча девятьсот шестого года и налёт на карету помощника казначея Петербургской портовой таможни в октябре того же года.
  Пути студентов однопартийцев разошлись в тысяча девятьсот седьмом году, когда Ильин перешёл на нелегальное положение после серии громких экспроприаций в Москве и Петербурге, а Фортунатов был выслан за границу.
  
  И вот судьба снова свела их. Случайно ли?
  - Леон! Вот так встреча! А я, познакомившись с Николаем Сергеевичем, думал, что вы однофамильцы, но когда услышал имя, тут уж сомнения отпали. Тот самый Леонард Ильин из компании молодых и дерзких романтиков боевой ячейки социал-революционеров.
  Фортунатов отвёл Леона к отдельному столику в углу зала. Удивлённо рассматривая товарища по баррикадным баталиям времён бурной молодости, продолжил,:
  - Думал, никого из вас уже не увижу. Бомбы, револьверы, репрессии. Мало кто из тех восемнадцатилетних бунтовщиков в живых остался.
  Леонард улыбнулся:
  - В ссылке оказался, вот и жив. Хотя и там много наших сгинуло.
  - Наслышан. Кое-что знаю о вас: навёл справки, когда мне передали, что вы приехали в Самару. В Иркутской губернии отбывали ссылку?
  - Да. А что, знакомые места?
  - Нет, - засмеялся Фортунатов. - Меня в другую сторону отправили, в Европу. Но вот некоторые мои знакомые побывали в тех краях примерно в то же самое время, что и вы. Вера Брауде. Знаете такую или, может, что-то слышали о ней?
  - Вера? - удивился Леонард. - Да, вместе с нами была в Манзурке. Но её досрочно освободили в связи с беременностью. Это, возможно, и спасло её: слишком уж агрессивно вела себя, а там неуживчивые люди долго не живут. Говорили, что она уже в гимназии занималась антиправительственной деятельностью с друзьями из РСДРП. Но вот в ссылке от других большевиков отличалась. Те спокойнее были, рассудительнее. Работали, местным жителям помогали, лечили, просвещали. А она постоянно вступала в конфликты с местными властями, с уголовниками. Всё пыталась стравить нас с ними. На меня злилась после того, как в одной из стычек я отобрал у неё револьвер и не дал одного из урок пристрелить. Слышал, что до ссылки Вера была в эмиграции, там с Лениным познакомилась. Интересно, где она сейчас? Если в живых осталась, то с такой неукротимой энергией наверняка высоко поднялась. Где-то в столице уже?
  - Интересная характеристика, - усмехнулся Фортунатов. - Но, судя по её жизни после ссылки, вы правы.
  - Что, и вы с ней столкнулись? Неужели жива? С её-то характером.
  - Жива, здорова. Одной из первых вернулась из ссылки: в начале марта семнадцатого года подпала под амнистию. Родственники добивались её досрочного освобождения. К тому же произошла Февральская революция. Родила дочку, оставила её у родителей и снова занялась революционной работой, но теперь уже в рядах нашей партии.
  - Она же большевичка, соратница Ленина? - удивился Ильин. - Рассказывала нам, что была выслана в Сибирь на три года за участие в группе казанских и самарских большевиков и активную пораженческую работу против войны. Когда успела перековаться?
  - И мне странно. Более того, уже в апреле была выбрана секретарём Казанской организации эсеров-интернационалистов и максималистов.
  - Загадочные перемены, - Леонард вопросительно посмотрел на Фортунатова. - И что бы это значило?
  - Есть у меня кое-какие сведения, но об этом как-нибудь позднее поговорим. Надеюсь, вы, в отличие от Веры, партийную принадлежность не меняли. Если так, то мы встретимся, думаю, ещё не раз. Чем дальше заниматься будете, ещё не решили?
  
  Фортунатова интересовали планы Леонарда на будущее. Собирался ли он продолжать борьбу, но теперь уже с нынешней властью, как решили эсеры после разгона большевиками Учредительного собрания? Или же решил отойти от политических баталий, обзавестись семьёй (разговаривая с Николаем Сергеевичем, Фортунатов заметил взаимную симпатию Леона и Марии) и продолжать дело династии солепромышленников Ильиных?
  Леонард пока ещё не понимал, с какой целью Фортунатов появился в Поволжье, но догадывался, что такой деятельный человек не мог приехать из Петербурга без какой-то определённой задачи.
  - Вряд ли. Не думаю, что из меня выйдет толковый предприниматель. Да и большевики не дадут. Со временем реквизируют всё, и если к стенке не поставят, то опять в Сибирь. Бакун вот в Одессу зовёт, - кивнул он в сторону друга.
  - Бакунин? Это же боевик из Московской группы анархистов - коммунистов, - вспомнил Фортунатов прозвище друга Леонарда. - Ваш подельник по делу, которое в прессе окрестили "ограблением века". Помню, помню. Экспроприация Московского купеческого общества.
  Леонард улыбнулся:
  - Ну, мы тогда молодые были, только начинали, в основном на подхвате. Но и это зачлось нам в приговоре. Потом вместе сибирские университеты проходили и о великих свершениях мечтали.
  - Так великие дела сейчас именно в Поволжье и начинаются, - придвинулся Фортунатов. - Если вы судьбой страны обеспокоены, то она сейчас в большой степени здесь будет решаться. И ехать куда-то отсюда для борьбы за новую Россию абсурдно.
  Он помнил друзей как бескомпромиссных, отважных и авантюрных борцов с царским режимом. В студенческие годы они наделали много шума, как участники прогремевших на всю страну террористических акций и экспроприаций. И партии теперь снова нужны такие решительные, азартные, надёжные боевики, как Леон и Бакунин.
  - Подумайте. Если вам хочется приключений, то вперед, в Одессу. Если же решите бороться с большевиками вместе с нами, найдите меня через Николая Сергеевича.
  
  
   2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  В одной из комнат опустевшего дома, разложив на круглом столе под абажуром найденные документы, Алексей внимательно рассматривал их, фотографировал и осторожно, стараясь не повредить, раскладывал в папки по датам, фамилиям, городам, подписанным на титульных листах тетрадей и блокнотов. Тетрадь с надписью "МАРИЯ" он положил в папку, которую подписал "Прочитано частично. Скопировано".
  Решил отправить Максиму фотографии просмотренных страниц утром: "Сейчас поздно уже. Елена Сергеевна разволнуется, увидев записи из далёкого прошлого".
  Затолкав опустевший самовар под старый журнальный столик, достал из рюкзака ноутбук и устроился на диване. Сообщения от банков, налоговой инспекции, недовольных клиентов и прочих недоброжелателей он привычно пропустил. А вот и знакомое имя. Пришло сообщение от Максима с приложенными файлами: "Отправляю собранную ранее информацию и копии документов, найденные в архивах и в сети, об интересующих нас событиях тысяча девятьсот восемнадцатого года".
  
  
   1918 ГОД. МЯТЕЖ ЭСЕРОВ
  
  К весне тысяча девятьсот восемнадцатого года советская власть в Поволжье и Прикаспии была слаба и неустойчива. В местных советах зачастую находились случайные люди, избранные на свои посты либо за взятки и безответственные обещания, либо просто от равнодушия и безразличия избирателей, уставших и напуганных последними событиями. Контрреволюционные силы ушли в подполье и никак себя не проявляли. Одним из центров таких сил в виде эсеро-монархического альянса стала Самара.
  Борис Фортунатов и другие видные самарские эсеры: Брушвит, Климушкин, Вольский, перешедшие на нелегальное положение после роспуска Учредительного собрания и объявленные контрреволюционерами, готовились к антибольшевистскому выступлению. Они создали инициативную группу сформированного впоследствии Комитета членов Учредительного собрания и позиционировали себя как основу будущего самарского правительства.
  Для проведения восстания эсерам была необходима поддержка вооружённых формирований. Весной тысяча девятьсот восемнадцатого года в Самаре создавались антибольшевистские подпольные ячейки. Эсеры установили связь с одной из них - подпольной организацией подполковника Галкина. В то время в Самаре проживало около пяти тысяч офицеров Русской Императорской армии. Но в группе Галкина насчитывалось не более двухсот человек: офицеры и учащаяся молодежь. Необходимо было заручиться поддержкой более многочисленных и подготовленных к предстоящим боям вооружённых отрядов.
  
  В конце мая легионеры Чехословацкого корпуса, ожидающие отправки по Транссибирской магистрали во Владивосток, захватили Пензу. Вскоре части корпуса двинулись к Самаре. К ним навстречу отправились представители инициативной группы эсеров с планом города для координации совместных действий в предстоящих боях за него. В ночь на восьмое июня мятежники заняли Самару. Где-то на окраинах слышались одиночные выстрелы и взрывы гранат, но и те быстро стихли. Как выяснилось потом, члены немногочисленного подполья заранее знали о подходе чехов и выставили на их пути свои вооруженные пикеты, которые и вступили в перестрелку с проснувшимися большевиками.
  Белочехов в Самаре встречали члены распущенного Учредительного собрания. Здесь они создали свое новое правительство - Комитет членов Учредительного собрания (КОМУЧ). Борис Фортунатов, как активный участник антибольшевистского подполья, вошёл в его состав.
  Девятого июня на совещании банкиров и представителей торгово-промышленных кругов КОМУЧ объявил об отмене национализации. "В области финансово-экономической отменяются национализация банков, торговли, промышленности, финансов и вообще всякие стеснения личной инициативы и предприимчивости. Частный торгово-промышленный аппарат должен быть восстановлен. Власть будет работать в контакте со сведущими лицами и специалистами дела". Владельцам "отобранных предприятий" приказ КОМУЧ обещал возмещение стоимости "...захваченных материалов и полуфабрикатов, происшедших от порчи машин и прочего имущества предприятия".
  Купечество, банкиры, промышленники поддержали действия КОМУЧ и по подписным листам собрали для него тридцать миллионов рублей. Двадцать пятого июня предприниматели Самары провели совещание, на котором приняли решение о постоянной финансовой помощи Комитету.
  
  В день захвата белочехами Самары КОМУЧ сообщил о создании Народной армии и о наборе добровольцев в неё. Чехи не собирались надолго задерживаться здесь, у них был свой план действий, и к тому же вокруг города сосредотачивались немалые силы красных.
  На собрании офицеров был поставлен вопрос о том, кто возглавит и поведет за собой части создаваемой Народной армии. Желающих занять этот пост не было из-за малочисленности добровольных формирований. Вызвался только подполковник Владимир Оскарович Каппель, состоявший до этого на службе в Приволжском военном округе. Штабной работник, в боевых действиях Красной армии не участвовал. Как убежденный монархист, считал борьбу с большевизмом главной задачей своей жизни.
  Одиннадцатого июня 1-я Самарская добровольческая дружина, переброшенная по железной дороге в Сызрань, молниеносной атакой захватила её. За эту победу приказом КОМУЧ Каппель был произведён в полковники.
  
  Тринадцатого июня тысяча девятьсот восемнадцатого года командующим Восточным фронтом был назначен Михаил Артемьевич Муравьёв, командовавший до этого войсками на Украине, а затем в так называемой Одесской Советской Республике. Прославился в основном массовыми расправами над офицерами и прочей "буржуазией". "Человек, хотевший стать Наполеоном", как впоследствии Муравьёва характеризовал Тухачевский. Отряды красногвардейцев, набираемые в тех краях, в значительной мере состояли из людей с криминальным прошлым. Бойцами Муравьёва, которых привлекала возможность безнаказанно нападать, арестовывать, грабить, в Киеве и Одессе были убиты тысячи человек.
  
  Пятого июля на V Всероссийском съезде Советов, проходившем в Москве, левые эсеры выступили против большевиков, заклеймили их как предателей идей революции, призвали к отмене Брест - Литовского договора и объявлению войны Германии. На следующий день левые эсеры Андреев и Блюмкин застрелили немецкого посла графа Мирбаха с целью разрыва российско-германских отношений.
  Левые эсеры, мечтавшие превратить Гражданскую войну в "империалистическую", снова не сумели взять власть силой и террором: седьмого июля мятеж был подавлен. Их делегатов, как и представителей остальных партий, кроме большевиков, арестовали, а нескольких наиболее активных участников расстреляли. Партия левых эсеров была объявлена вне закона.
  
  Восьмого июля новый командующий Восточным фронтом Красной армии, левый эсер Михаил Муравьёв получил телеграмму из Москвы о восстании эсеров и убийстве ими германского посла.
  В тот же день Фортунатов отправил своих делегатов в Казань для ведения переговоров о совместных действиях эсеров, анархистов и восставшего Чехословацкого корпуса против Советов.
  В числе отправившихся к Муравьёву переговорщиков был и друг Леонарда Ильина - анархист Александр Бакун, твёрдо решивший бороться с новой бедой России - большевиками.
  В Самаре среди эсеров и анархистов ходили легенды о Муравьёве, храбром борце с буржуазией, беспощадном к врагам революции. Рассказывали, что в Одессе он калёным железом выжег всю местную буржуазную сволочь - монархистов, гайдамаков, офицеров. При этом своим бойцам не мешал вольно жить и гулять.
  Бакунин предлагал и Леонарду вспомнить былые времена и присоединиться к заговорщикам. Но тот отказался: слышал в ссылке от анархистов и эсеров рассказы о том, как отряды Муравьёва бесчинствовали в Полтаве, Киеве и Одессе, как его подчиненные расстреливали, рубили и сжигали в судовых топках арестованных белогвардейцев.
  Ильин понимал, что Фортунатову любой ценой нужна победа над большевиками в Поволжье, и ради неё он был готов вступить в сговор с любой, даже самой тёмной силой.
   - С чёрными силами опасно заключать союз, - пытался отговорить Бакунина от поездки к Муравьёву Леонард. Но тот лишь хохотал над рассуждениями товарища.
  
  По разработанному Каппелем плану перед наступлением на Симбирск предполагалось освободить от красных близлежащие города, чтобы не получить удар в тыл, не попасть в окружение и заодно отбросить противника подальше от Самары. Отряд Каппеля наступал на Симбирск с юга от Сызрани, отряды белочехов - со стороны ранее занятого Мелекесса.
  Муравьёв называл себя левым эсером, хотя формально в партию не вступал. Фортунатов знал его с декабря тысяча девятьсот семнадцатого года и надеялся договориться о выработке совместной тактики. Он дал поручение своим переговорщикам попытаться сдержать импульсивного и вспыльчивого командующего от несогласованных с КОМУЧ действий. Было бы хорошо ударить по Симбирску одновременно: с севера полками Муравьёва, а с юга - отрядами Каппеля и чехословаков.
  Десятого июля Каппель снова взял отбитую красными Сызрань, а шестнадцатого июля - Мелекесс, отбросив части красных под Симбирск. Туда же ранее бежали члены Самарского губернского революционного комитета под руководством Куйбышева. Каппель готовился к наступлению на Симбирск. Фортунатов ждал из Казани ответа на своё предложение.
  
  Но Муравьёв решил сделать всё по-своему: он Главком армии, глава Поволжья, и в Симбирск войдет, как входил в Киев и Одессу. Приказав перебросить часть красных отрядов из Симбирска в Бугульму, в ночь на десятое июля Муравьёв с двумя полками погрузился на пароходы и направился в Симбирск. Во время плавания его сопровождали телохранители - вооруженные бойцы, больше похожие на бандитов: русские, латыши, татары, черкесы, китайцы. Певицы - шансонетки всё недолгое плавание развлекали весёлую пьяную компанию танцами и песенками фривольного содержания.
  Перед отплытием командующий дал телеграмму в штаб Симбирской группы войск о своём прибытии на следующий день. Обстановка в городе обострялась с каждым часом: отряды белочехов и Каппеля продвигались вверх по Волге. Красные в Симбирске ожидали прибытия главкома с войсками как спасения. Надеялись на коренной перелом в ходе боевых действий; ждали начала решительного наступления и освобождения территорий, захваченных Народной армией.
  Одиннадцатого июля отряд Муравьёва прибыл в Симбирск. Его встретили на пристани с оркестром, салютом и приветственными речами. После всеобщего ликования солдаты и матросы разбрелись по городу, размещаясь на постой кто, где смог. Ни городские власти, ни командарм Тухачевский ещё ничего не подозревали, а Муравьёв уже приступил к решительным действиям. По его приказу были заняты почта и телеграф, арестованы руководители местных коммунистических органов, члены городского совета, губисполкома, ЧК, командарм и политкомиссар красных.
  Муравьёв собрал местных эсеров и зачитал свою программу, в которой объявил себя Главкомом армии, действующей против Германии, и призвал к созданию Поволжской Советской Республики во главе с левыми эсерами. Тут же разослал телеграммы "Совнаркому и всем начальникам отрядов" о разрыве позорного Брест - Литовского мирного договора и об объявлении войны Германии. Отдал приказы войскам Восточного фронта и чехословацкого корпуса двигаться дальше на запад для противодействия германским войскам.
  Ленин и Троцкий объявили его изменником, которого "всякий честный гражданин обязан застрелить на месте".
  Вечером Муравьёв с группой левых эсеров и охраной прибыл на чрезвычайное заседание губисполкома с требованием отдать ему власть. Там же он намеревался официально объявить о своих решениях, приказах и изложить свою "программу". К началу экстренного заседания его уже ждали освобожденные военные и руководители местной власти, готовые арестовать или ликвидировать мятежного главкома. Едва он прибыл, личную охрану незаметно оттеснили, а здание губисполкома тут же окружили латышские стрелки и отряд бронедивизиона.
  Во время совещания эсеры выступили за одобрение решений Муравьёва, но большевики отказались его поддержать, назвав авантюристом. После горячих споров разъярённый главком направился к выходу, но был остановлен солдатами, объявившими об его аресте. Муравьев понял, что попал в засаду, но было поздно. Его застрелили при попытке оказать сопротивление.
  В городе начались облавы на прибывших мятежников. Большинство из них не стали сопротивляться и перешли на сторону красных. Особо рьяные приверженцы самозваного вождя, не согласившиеся сдаться, погибли в завязавшихся стычках на улицах города. Раненых и арестованных на следующий день отправили в Казань на тех же пароходах, на которых они прибыли в Симбирск. Их судьбу должна была решить Казанская ГубЧК.
  
  
   1918 ГОД. ЗАСТЫВШИЕ СЛЁЗЫ БОГОВ
  
  В эти дни в Оренбурге Леонард Ильин вдруг остался в одиночестве. Бакунин с самарскими эсерами и анархистами отправился в поход на Симбирск и пропал. Николай Сергеевич перевёл Кенжегали в Гурьев, экономку к дочери в Самару, а сам постоянно пропадал на собраниях Самарского общества фабрикантов и заводчиков, где решался вопрос финансирования деятельности КОМУЧ. Пётр Дубинин с сестрой, очаровавшей Леона на именинах дяди, тоже не давали знать о себе.
  Запала в душу Леонарду озорная, смешливая девушка. Но как неожиданно она появилась в его жизни, так же быстро исчезла. Упорхнула, улетела, пока он разговаривал с Фортунатовым. Бакунин перед отъездом говорил, что ей с братом нужно собрать двести тысяч рублей для освобождения отца, арестованного за невыплату в положенный срок "революционного налога".
  
  Неожиданно из Самары приехала Ольга Ильина и подтвердила: Мария и Пётр для выплаты контрибуции пытаются получить в банке хотя бы часть семейных накоплений, изъятых по декрету большевиков. Но Ольга обратились к Леону по другому поводу. Фомин неожиданно назначил Николаю Сергеевичу и Марии встречу, на которой хотел что-то сообщить. Ольга боялась этого опасного, как ей казалось, человека, зачастившего последнее время в их дом, и решила на всякий случай пригласить троюродного брата. Она заметила, как на прошедших именинах он не сводил глаз с подруги, и решила, что его присутствие на этой встрече в Самаре будет нелишним.
  
  В доме Ильина, где Мария гостила у подруги, Леонард наконец-то снова увидел девушку, растревожившую его сердце и вскружившую голову. Ольга оставила их наедине и прикрыла дверь, заметив, как суровый бунтарь и заговорщик, робея и краснея от случайных прикосновений, тихо говорит о чём-то с её ещё более взволнованной подругой.
  А Леон вспоминал о том, как, приехав на каникулы в Закаспийск в далёком тысяча девятьсот втором году, он весело и беззаботно проводил время с её братом и компанией сверстников на берегу моря. Рассказывал, как снились ему морозными сибирскими зимами горячий ветер, обжигающий песок и зелёная лужайка перед приветливым домом семьи Дубининых. Мария счастливо улыбалась. Всё так и осталось: и море, и ветер, и лужайка. Только родовое поместье уже не узнать. В тысяча девятьсот восьмом году всё было перестроено, но стало ещё красивее и уютнее. После рождения её младшего брата за домом был высажен сад, а к дому пристроены два флигеля - один для неё, другой для новорожденного. А на фронтоне мезонина над домом красным кирпичом выложена дата рождения малыша. Очень символично.
  Вернувшись через полчаса, Ольга увидела, как Леон и Маша так же полушёпотом разговаривают, с нежностью глядя друг на друга.
  
  За дверью послышались шум и голоса. Приехали хозяин дома с гостем.
  Разговор Николая Сергеевича и Фомина проходил в гостиной в присутствии Марии и Ольги. Леонард к приехавшим не вышел, остался в соседней комнате и слышал всё через приоткрытую дверь.
  Фомин торопился, сказал, что надолго никого не задержит. Ему предложили новую должность в Казанской Губернской Чрезвычайной Комиссии. Он пришёл в надежде уговорить Марию на переезд с ним, а Николая Сергеевича, как её родственника, дать на это своё согласие.
  Ильин с удивлением посмотрел на племянницу, пока ещё не понимая её отношения к этому предложению. Но она молчала, и он, немного помявшись, уклонился от прямого ответа:
  - Как дальний родственник, я не могу что-то советовать по столь ответственному вопросу, - и добавил, растеряно глядя на Марию и Фомина. - Лучше не торопиться, подождать освобождения отца и решать этот вопрос уже с ним.
  - Что ж, - понимающе кивнул Фомин, - я знаю, в каком положении сейчас находится Николай Петрович. Возможно, в Казани мне будет легче содействовать его освобождению. Но деньги всё-таки нужно собрать. Большевики принципиально относятся к вопросу выплаты контрибуции. Это не местная инициатива, а выполнение директивы Наркомата внутренних дел об "общем беспощадном обложении имущих классов". Здесь родственные связи или знакомства для освобождения без оплаты "революционного налога" не помогут, а только навредят.
  Озадаченный Ильин пообещал найти деньги и предложил встретиться всем вместе для разговора в кругу семьи уже после освобождения Дубинина.
  
  После отъезда Фомина Леонард вышел в гостиную. Николай Сергеевич не удивился появлению племянника: он сам предложил Ольге пригласить его на эту встречу. Во-первых, заметил на именинах взаимную симпатию Марии и Леонарда и надеялся, что племянник также примет участие в оказании помощи семье Дубининых. А во-вторых, Леонард был нужен ему для решения вопроса возврата денег и ценностей Ильиных из банка Казани. Помочь в этом могли только эсеры, готовившие вооружённое выступление против Советов. Фортунатов поручил Ильину уговорить племянника отправиться в Казань для помощи заговорщикам, готовящимся сорвать эвакуацию золотого запаса Российской империи.
   - Слышал его! - возмущался Николай Сергеевич. - Экий нахал. Поганой метлой бы его отсюда, да не наше сейчас время.
  
  Ильиных удивила спокойная реакция Марии на предложение Фомина. Неужели она согласна ехать с ним только из расчёта на помощь в освобождении отца? Но ведь чекист откровенно признался, что без выплаты контрибуции большевики Дубинина не выпустят. Николай Сергеевич пытался понять дочь родственника и выяснить, что она замыслила.
  - Сейчас нет смысла торопиться, нужно успокоиться и обдумать, как собрать необходимую сумму. Неужели у Петра Николаевича не осталось денег, золота, драгоценностей?
  - Я никогда не вмешивалась и не вникала в дела папы, - объяснила Мария. Да он и не подпускал к ним. Петра только после ранения на войне стал готовить для работы в компании. А драгоценностей наших и на десятую долю от необходимой суммы не наберётся.
  Николай Сергеевич удивлённо покачал головой:
   - Стало быть, он вам ничего не рассказывал. ... Да оно и понятно, тебе и десяти годков тогда не было, а Пётр в столице науки постигал.
  - О чём это вы? - насторожилась Мария.
  - Это я по поводу драгоценностей, - успокоил Ильин. - Были они у вашего отца. Были. Во время гражданской войны в Персии в тысяча девятьсот восьмом - девятом годах он, помимо рыбной продукции, стал нелегально поставлять туда и оружие с боеприпасами. Я это знаю точно, потому что Пётр Николаевич сначала один занимался этим делом, а потом меня с братом Иваном взял в долю. И мы тоже на наших кораблях отправляли повстанцам оружие под видом официальных грузов.
  Поставки оплачивались бриллиантами, потому что их легче, чем золото, можно было спрятать и вывезти. Ещё Марко Поло называл Персию мировой столицей торговли алмазами. А греки считали эти камни священными и называли застывшими слезами Богов.
  - Как красиво и поэтично! - прошептала замершая от удивления Ольга.
  - Давайте лучше подумаем, где он мог их хранить. - Николай Сергеевич вернул девушек из мира грёз в мир суровой действительности. - Есть только два варианта: или в банке, там же, где и золото семьи, или припрятал где-то. Тогда надо искать укромное место.
  - Тайник? - удивилась Мария. ... - В самарском доме? Вряд ли. Папа не очень его любил и редко в нём бывал. Если искать, то только в Закаспийске. Там семья и хозяйство. Но ехать сейчас туда для поисков нет смысла: долго и опасно. Да и где найти его в огромной усадьбе?
  
  Проводив Марию, Леонард весь вечер думал об их встрече, разговорах, воспоминаниях. Одна мысль не давала покоя: он должен поддержать её. Но как? Чем может помочь человек, сам потерявший всё: дом, семью, деньги и даже веру в юношеские идеалы. "Дом, семья, деньги ..." - Леон вдруг вспомнил рассказ девушки о родном доме и понял, где Дубинин мог хранить запас на чёрный день.
  
  В далёком тысяча девятьсот пятом году, перед отъездом сына из Оренбурга в Москву, Иван Леонидович повёл его наверх в мезонин и показал "на всякий случай" потайное место, где прятал деньги и ценности, когда надолго уезжал из города. Дом достраивался после рождения Леонарда, и на фронтоне мезонина строители по желанию отца выложили красным кирпичом дату рождения сына -1888. Тайник был устроен как раз за этими цифрами. Со временем их не стало видно: возможно, были закрашены при ремонте.
  Дом в Закаспийске строился по тому же проекту, что и дом Ильиных в Оренбурге. Вполне возможно, что тайник Дубинина также может находиться в мезонине. Надо как-нибудь позднее съездить и проверить. Сейчас опасно.
  "Кстати, а что с хранилищем отца? Вдруг там остались какие-то ценности после его таинственного исчезновения".
  На следующий день Леонард выехал в Оренбург.
  
  В доме Ильиных тихо и пусто. Все, кроме сторожей, разъехались. Леон нашёл необходимые инструменты и, выбрав время, поднялся наверх. Провисшая скрипучая дверь открылась без ключа. В мезонине всё изменилось: светлая и уютная комната превратилась в хранилище старых вещей, поломанной мебели и прочей рухляди. По кружевам паутины и толстому слою пыли было понятно, что если тайник и существовал, то последние несколько лет к нему никто не подходил. Стараясь не греметь, Леонард расчистил проход к окну и осмотрел стену под подоконником. Нашёл метку, оставленную отцом, и поддел несколько досок вокруг неё. Под ними открылась кирпичная стена. Расчистив слой раствора вокруг кирпича под меткой, ударил по нему молотком, как показывал отец. Кирпич провалился внутрь открывшейся в стене ниши. Убрав ещё несколько кирпичей, Леонард посветил прихваченным фонарём и увидел на дне проёма знакомую с детства потёртую кожаную дорожную сумку отца, которую тот брал с собой, уезжая из города по делам.
  Леон бережно вытащил сумку, не торопясь закрыл проём досками и постарался, насколько смог, убрать следы своего пребывания. Озираясь по сторонам, вернулся к себе в комнату по опустевшим коридорам когда-то шумного дома. Заперев дверь, протёр потрёпанный саквояж от многолетней пыли и мусора. Осторожно открыв его, увидел две металлических коробки: большую и маленькую круглую.
  Большую Леонард сразу же вспомнил: в ней отец хранил пистолет, который купил незадолго до их расставания и при расспросах называл оружием личной самообороны. От кого он собирался обороняться, никто так и не понял, но перед исчезновением в тысяча девятьсот одиннадцатом году Иван Леонидович, видимо, не чувствуя опасности, пистолет с собой не взял. В этом Леон убедился, открыв коробку. Тускло поблескивающий браунинг лежал вместе с шомполом, отверткой, двумя запасными магазинами и тремя десятками патронов.
  Это оружие было хорошо знакомо младшему Ильину: с таким же он готовился к боям с ненавистным режимом и с ним же участвовал в громких акциях боевой группы эсеров-максималистов вплоть до ареста. Лёгкий, компактный карманный пистолет образца 1900 года быстро перезаряжался, и его легко было спрятать под одеждой.
  Леонард неторопливо разбирал браунинг, время от времени бросая взгляд на круглую коробку на дне саквояжа. Желание сейчас же достать и вскрыть её боролось со страхом не обнаружить в ней того, что он надеялся найти, примчавшись сюда.
  Оттягивая ожидаемую радость или возможное разочарование, решил не торопиться: в спешке уже не было смысла. Убедившись, что отец хорошо смазал оружие перед закладкой в тайник, Леонард собрал его и положил на место. Протёр окно от пыли и ещё раз проверил, хорошо ли закрыта дверь.
  
  Ну что же, а теперь самое любопытное и волнующее - круглая коробка на дне саквояжа. Осторожно достал её, очистил, рассмотрел: бронзовая шкатулка диаметром не больше четырёх дюймов, с рельефным растительным орнаментом на откидной крышке и боковой поверхности. Опасливо тронул защёлку, нажал на неё, и шкатулка неожиданно легко открылась. Ильин замер, ослеплённый сверкающими бликами, заполнившими тесную комнату. Голубыми искрами сверкали драгоценные камни, тесно уложенные на подкладке из чёрного бархата. Он не разбирался в самоцветах, но сразу понял: это те самые бриллианты из Персии, о которых рассказывал Николай Сергеевич. Застывшие слёзы Богов!
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
  
  
  
   2023 ГОД. АВГУСТ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  - Мне бы такую находку для решения моих проблем.
  Всматриваясь и разбираясь в выцветших строках тетрадей прадеда, Алексей нашёл в одной из них запись о найденных драгоценностях в тайнике оренбургского дома. Там же рассказывалась история появления бриллиантов у Ильиных: ими оплачивались многомиллионные поставки оружия, боеприпасов и амуниции в Персию в начале двадцатого века. А где же тогда остальные камни? По словам дяди Леонарда, они хранились либо в тайниках Ильиных и Дубининых, либо в Казанском отделении Народного банка РСФСР.
  Алексей вспомнил о Вознесенских. "Надо наконец-то отправить им фотографии просмотренных документов. Пусть историки поломают голову, может быть, предложат, что делать дальше. И пора всё-таки разобраться в деле о таинственном исчезновении обоза с сокровищами, которое по разным причинам долго предпочитали не вспоминать близкие и дальние родственники. Если не разгадать тайну пропажи семейных сокровищ, то хотя бы прояснить обстоятельства некоторых загадочных происшествий, случившихся в последующие годы с членами семей и, похоже, связанных с событиями вековой давности".
  
  В середине апреля тысяча девятьсот восемнадцатого года вышло распоряжение ВСНХ о вывозе золота, серебра и денежной массы из других городов и сосредоточении их в кладовых Казанского банка. Именно туда было вывезено конфискованное золото и драгоценности семей Ильиных и Дубининых. Но в любом случае, будь бриллианты в банке или в тайниках, после захвата Казани Народной армией и возврата конфискованных семейных ценностей Леонард Ильин должен был вывезти их вместе с полученным золотом. Куда? В найденных записях упоминается лишь предполагаемый маршрут вывоза сокровищ. Сначала планировалось доставить их на пароходе в Самару, а оттуда, погрузив на повозки, в сопровождении конвоя вывезти в Оренбург, где в то время находились семьи Дубининых и Ильиных. А далее вместе с ними или порознь Леонард намеревался переправить ценности в Крым, на Кавказ или Кубань, а возможно, и в Персию.
  
  Вспомнилась встреча родственников в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году и разговоры о перевозимом, а потом исчезнувшем золоте. А что если прав был Александр Дубинин, собравший тогда потомков участников той истории и предположивший, что сокровища, возможно, всё-таки не были вывезены из России, а спрятаны где-то на её южных окраинах. Но где именно?
  
  Занимаясь разборкой и изучением найденных документов, Алексей был вынужден хотя бы изредка выезжать в городскую квартиру. Тетя Клава, как и прежде, присматривала за ней, а заодно и за ним: покупала продукты, стирала одежду, тревожилась и звонила, если он вдруг долго не приезжал. Из банков пока не беспокоили: видимо, бухгалтер сумела договориться об отсрочке платежей.
  Собираясь в очередную поездку в город, Ильин вспомнил про сына соседки и решил захватить с собой самовар, который собирался отдать ему. Вытащив из-под стола пыльный антиквариат, решил его немного почистить. Истлевшие тряпки, которыми была заткнута ржавая прогоревшая труба, посыпались из неё. Может, и зола ещё на дне осталась. Ни к чему тащить в городскую квартиру вместе с металлоломом всю эту древнюю труху.
  Разложив старые газеты на полу, протёр медный корпус снаружи и внутри. Затем принялся кухонным ножом и крючком из проволоки выдирать из черной обгоревшей жаровой трубы ссохшиеся рассыпающиеся лоскуты. Остатки мусора решил вытряхнуть и перевернул потрёпанный людьми и временем, заблестевший после чистки самовар. Внутри топки загремело, и вместе с трухой и ржавчиной на газеты посыпались и покатились, глухо звеня и сверкая, жёлтые монеты.
  Бросив самовар, Алексей сгрёб их в кучу и поднял несколько: "Тяжёлые? Это же золото! Профиль Николая II. Царские червонцы".
  Лихорадочная дрожь и слабость в ногах заставили его опуститься на пол. Никогда не видел он таких монет, но слышал об их ценности. Долго сидел, зачерпывал дрожащими ладонями из сверкающей груды на грязной газете червонцы, подбрасывал их и слушал незнакомые звуки падающего сквозь пальцы золота.
  Смятение, растерянность и тревога, угнетавшие его последний год, мягко схлынули отступающей волной. Умиротворение и спокойствие разлились по телу, смывая боль потерь, горечь несбывшихся надежд, страх ожиданий.
  Алексей встряхнулся, отгоняя обволакивающую усталость, и, резко поднявшись, подошёл к окну, чтобы лучше рассмотреть находку. Ни вмятин, ни царапин. Монеты выглядят идеально. На одной стороне - портрет Николая II и надпись по кругу: "Б.М. НИКОЛАЙ II ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСС.". На обратной стороне - герб Российской Империи, номинал - 10 рублей и год выпуска - 1899. На боковой поверхности надпись: "Чистаго золота 1 золотникъ 78,24 доли" (АГ).
  
  А как же уверения матери о том, что вещи, документы и семейный медальон Леонарда его вдова передала сыну Анатолию, вскоре после этого пропавшему без вести? Очевидно, среди них были и эти монеты, и найденные недавно документы. Сколько же десятилетий они пролежали в своём необычном хранилище? Кто последний держал их в руках и рассматривал? Если Анатолий, то прошло уже более семидесяти лет, а если мать, то это было сорок - сорок пять лет назад. Хотя на встрече родственников она уверяла, что вещи Леонарда Ильина после пропажи его сына никто не видел.
  И вот теперь стало ясно, что перед отъездом дед всё-таки оставил дома вещи и дневники своего отца. Хотя, возможно, он взял с собой что-то из записей и ценностей; и его исчезновение каким-то образом связано с ними.
  
  Телефонный звонок вывел из оцепенения.
  - Алексей! Неужели нашёл?! Где? Как? Через столько лет!
  - Да, Максим, кажется, нашёл. Почему кажется? Во-первых, не уверен, что это именно те бумаги, о которых говорят более ста лет. Хотя, судя по их состоянию, думаю, что они пролежали там, где я их нашёл, достаточно много десятилетий. А во вторых, если это всё же те самые документы, то, вероятно, не все. Объясняю. Да, в них есть сведения о золоте и бриллиантах, есть даже некий список (покажу при встрече). Но в просмотренных мною записях нет ни конкретных указаний, ни даже намёков на то, что эти сокровища вообще вывозились из Казани.
  - А ты все тетради и дневники уже изучил?
  - Нет, только некоторые из них бегло просмотрел. Я пока что все тетради, блокноты, отрывочные записи поверхностно просматриваю и раскладываю в разные папки по датам, фамилиям, городам.
  - Ну, ты прямо как бухгалтер!
  - В геодезии так положено: при работе с документами должен соблюдаться определённый порядок и правила.
  Максим оживился:
  - Отлично! У нас, историков, тоже ценятся точность и порядок. Тогда давай подумаем, что мы имеем.
  Ты нашёл старинные документы, скорее всего, связанные с известной нам историей. Но у тебя есть некие сомнения, потому что в просмотренных записях ты пока не нашёл конкретных указаний, что золото куда-либо вывозилось. Вывод? Или ты пока ещё не нашёл бумаги, где говорится об этом. Или тетради с такими сведениями Анатолий всё-таки забрал с собой в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, уезжая на поиски, из которых уже не вернулся.
  Что делать дальше? Надо продолжать искать документы. Вместе с тем более тщательно поработать над уже найденными бумагами. Ты же сказал, что просмотрел только первые из них, и то поверхностно. Если всё-таки найдутся записи с конкретными сведениями о том, куда Леонард вывез золото, то можно заниматься расследованием, а возможно, даже и поисками. А если они исчезли с вместе Анатолием семьдесят лет назад, то придётся забыть об этой истории и продолжать жить дальше также спокойно и безмятежно, как жили до того. Ну, может быть, вспоминая иногда строки Омара Хайяма: "Мне известно, что мне ничего неизвестно! - Вот последняя правда, открытая мной".
  
   Здесь, кстати, мама рядом сидит. Елена Сергеевна, помнишь её? Отнимает у меня телефон, чтобы поговорить с тобой. Всё-таки более тридцати лет не виделись.
  - Здравствуй, Алексей! Что же за беда такая прошлась по всей вашей семье? Ты помнишь меня? Мы ровесницы с твоей матушкой. На встрече в Оренбурге подружились, а потом вот только открытками к праздникам обменивались. А теперь и её уже нет.
  - Здравствуйте, Елена Сергеевна! Да. Вот так уж вышло.
  - Держись, Алёша, крепись, не падай духом. Приезжай к нам. Поговорим, поделимся радостями и успехами, погорюем об утратах и потерях. А заодно и ту историю обсудим, о которой вы с Максимом говорили. Я много чего могу рассказать о семьях Дубининых и Ильиных. А то я смотрю, вы в порыве пессимизма средневековых классиков цитировать начали. А в наших семьях пессимистов никогда не было. Борцы за справедливость были, бесшабашные искатели приключений и авантюристы были. Так что и вы, их потомки, постарайтесь быть похожими на них - неугомонных и неунывающих оптимистов.
   Раз уж вы решили хотя бы немного разобраться в той стародавней истории, то я тоже могу чем-то помочь вам. Мой отец родился в Иране, а после возвращения семьи в тысяча девятьсот сорок шестом году в СССР работал в МИДе при Молотове и Вышинском. Это потом, уже после репрессий, семья перебралась в Казань. Он-то мало что говорил, а вот его сестра Ольга Петровна в ответ на мои расспросы после той встречи в Оренбурге кое-что рассказала. И, кстати, передала мне один из тех самых медальонов, о которых тогда так настойчиво расспрашивал всех Александр Александрович Дубинин.
  Максим рассказывал тебе о приезжавшем недавно родственнике. Я посмотрела нашу родословную: получается, что мы с ним троюродные брат и сестра. Но он младше меня лет на двадцать. Вежливый, спокойный, но слишком уж, как бы выразиться поприличнее, ... вкрадчивый и скрытный. Всё расспрашивал и выведывал, но о себе ничего определённого не рассказал. Обмолвился только, что всю жизнь прожил в Баку, откуда, как я помню, и его отец приезжал в Оренбург в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. А где сейчас живёт и где они с друзьями ведут поиски пропавшего обоза, так и не открыл нам.
   Кстати, я догадывалась, что у Валентины остались какие-то документы и вещи от Леонарда. На той давней встрече Дубинин намекнул, что хочет приехать в Свердловск и вместе попробовать отыскать эти бумаги. Но она неожиданно для всех очень резко оборвала его и сказала, что никаких поисков и общения больше не будет. А после этого быстро собралась, уехала и больше ни с кем близко не общалась. Тогда всем это показалось очень странным.
  Думаю, что разговоры о сокровищах, якобы вывезенных твоим прадедом Леонардом Ильиным куда-то на юг, вполне могут быть правдивыми. Последнее время появляются свидетельства о том, что золото из Казанского отделения Народного банка РСФСР вывозилось не только на восток. Я зачитаю тебе короткую выписку из книги историка Владлена Сироткина "Зарубежные клондайки России": "... бывший колчаковский офицер в августе 1918 г. принимал участие в тайной транспортировке из Самары в Крым "44 золотых слитков по 30 фунтов весом каждый"...".
  Понимаешь? Казань - Самара - Крым. Это и есть одно из южных направлений вывоза сокровищ, о котором говорится в наших семейных легендах.
  - Интересно!- Алексей, относившийся к идее поисков, как и его отец, с ироничным пессимизмом, попытался осторожно объяснить свою позицию. - Но дело в том, что у нас-то пока нет никаких свидетельств и доказательств того, что деньги и ценности семей вообще куда-то вывозились из Казани. Они были, с этим не поспоришь. Но что с ними случилось - неизвестно. Есть только одни разговоры, слухи, намёки да ничем не подкреплённые заверения Александра Дубинина, которые мы слышали в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году.
  Давайте сделаем так. Я ещё поищу, вдруг что-то найду. А потом приеду к вам, чтобы вместе разбирать и расшифровывать записи в найденных документах. Всё-таки вы, как профессионалы, более компетентны в исследованиях такого рода. А заодно мы подумаем, что делать дальше. Если решим заняться расследованием произошедших сто лет назад событий, то это надо делать там, где они начинались - в Казани.
  Но, если честно, я считаю идею поисков сомнительной и в данное время невыполнимой. Чтобы разгадать тайну исчезнувших семейных сокровищ, надо повторить предполагаемый путь Леонарда. Проехать через Казань, Самару, Оренбург и потом, возможно, куда-то дальше на юг - Гурьев (сейчас Атырау) или Астрахань. А на это нужны большие деньги. И ещё неизвестно, чем окончатся поиски.
  
  
   НАМ ЖИЗНЬ ВСЕГДА ПОДАРИТ ШАНС. Омар Хайям
  
  "Но с долгами-то все проблемы решены? - после разговора с родственниками мелькнула успокоительная мысль, но тут же растаяла при взгляде на кучу монет. - Нет, надо трезво оценивать реальное положение. Слишком большие долги, чтобы ликвидировать их с помощью этого золота. ... Кстати, сколько их?".
  Алексей снова потряс самовар, перевернув его. Ничего больше не звенело, не гремело, не падало. Смёл мусор с газет. Пересчитал: девяносто две монеты. Но как и кому их продать? И сколько всё это будет стоить? Заглянул на сайты с объявлениями "Золотые червонцы времён Николая 2". Средняя цена продаж - от пятидесяти тысяч рублей за штуку. Но это только предложения, а за сколько купят, ещё не известно. Так что если предположить, что найдётся покупатель с ценой немного ниже, то за все монеты можно получить немногим более сорока тысяч долларов.
  "Даже продажа дома и этой находки проблему не решат. ... Ладно, дочищу окончательно цветмет, поеду в город и отдам Олегу. Посижу с ним, а потом уже думать буду, куда монеты пристроить и какие долги сначала закрывать".
  Вытащив самовар во двор на солнце, стал сдирать ржавчину и нагар с трубы, заодно пытаясь выковырять оттуда застрявшие тряпки.
  Наконец весь оставшийся мусор вывалился из топки. Алексей осторожно развернул клубок из ссохшихся обрывков ткани и увидел внутри маленькую плоскую деревянную коробочку не больше десяти сантиметров длиной и четырёх шириной. Лёгкая, завёрнутая в истлевший платок, перевязанная медной проволокой, она застряла на выходе из топки в трубу и поэтому не выпала вместе с тяжёлыми монетами.
  "Ну и что же интересного в ней может быть? Вероятно, какая-то вещица, памятная для кого-то в давние времена, а сейчас, скорее всего, никому не нужная. Мало ли таких безделушек продаётся на блошиных рынках".
  Металлические петли заржавели, а накладной декоративный замок, скорее всего, из латуни, вроде бы в порядке, только потемнел от патины.
  Алексей потрогал защёлку, поднял её и открыл коробочку.
  Ослепительное сияние всех цветов радуги вырвалось из многолетнего заточения. При малейшем повороте оттенки радужных бликов переливались и менялись. Горячее солнце, отразившись в самоцветах, лежащих в футляре, холодным ярким блеском разноцветных лучей ослепило Ильина.
  Он огляделся и захлопнул крышку коробки, испугавшись, что ослепительный блеск заполнил не только двор, но и улицу, привлекая чужое внимание.
  "Ну и денёк сегодня выдался!" - Занемевшими от потрясения руками Алексей лихорадочно пытался засунуть коробочку то в один, то в другой карман, и тут же снова вытаскивал и проверял, нет ли в них даже небольшой прорехи, через которую его драгоценная находка могла выпасть.
  А в голове крутилась и не давала покоя одна и та же мысль: "Неужели это они?! - И тут же внутренний голос с сомнением шептал: - Таких подарков в жизни не бывает. Ты ведь не герой Дюма, нашедший сокровища аббата Фариа. - Но мучительная надежда, уже поселившаяся в голове, снова убеждала и утешала: - Они, это они! ... Правильно, ты не Дантес. Тот нашел целый сундук с золотом и драгоценностями. А ты - всего лишь несколько бриллиантов".
  - Кстати, - пришёл в себя Алексей, - а сколько их там. Ведь и вправду немного.
  Оглядевшись и убедившись, что безлюдная улочка также тиха, как всегда, он вбежал в дом и лихорадочно выдернул из кармана руку с зажатой в ней коробкой. Немного успокоился, сел за стол и, зажмурившись, открыл футляр.
  На белом атласе, покрывавшем внутреннюю сторону крышки, увидел старинный логотип - именное клеймо под Государственным гербом Российской Империи:
  
   ФАБЕРЖЕ
   ПЕТРОГРАДЪ
   МОСКВА, ЛОНДОНЪ
  
  На ложементе из бело-жёлтого бархата холодно блестели, без солнечного света уже не ослепляя, десять камней: три больших и семь немного меньше. Рядом с ними лежал жетон из белого металла, скорее всего, серебра. Во дворе Алексей, ослеплённый не виданным ранее блеском самоцветов, не обратил на него внимания. А теперь сразу же понял: это и есть один из четырёх медальонов, переданных потомкам семей Ильиных и Дубининых более ста лет назад. По словам Александра Александровича в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году и записям в дневниках Леонарда было известно, что по символам, оставленным на медальонах, можно определить местонахождение исчезнувших в тот год семейных сокровищ. Но для того, чтобы понять закодированные в них послания и найти это место, нужно объединиться всем потомкам этих семейств.
  
  Алексей не стал тщательно рассматривать медальон: сейчас не до расшифровки криптограммы предков. Главная задача на ближайшее время - разобраться в том, что за камни так долго хранились в найденном футляре.
  "Если действительно это те самые бриллианты из Персии, о которых говорится в дневниках, то все проблемы, навалившиеся на него в последние годы, будут решены. А как их проверить? Надо посмотреть в интернете".
  Набрав в поисковике запрос "Как определить настоящие бриллианты", тут же нашёл множество советов. Частью из них не рискнул воспользоваться: побоялся тереть камни пилкой для ногтей, бить по ним молотком, жечь огнём и кислотой. А вот по стеклу поцарапал: все царапали хорошо, качественно! И метод проверки дыханием тоже опробовал: на стекле влага была, а на бриллиантах - нет.
  Впрочем, Алексей понимал: вряд ли кто-то из его предков стал бы прятать подделку вместе с золотыми монетами. Так что надо искать хорошего и добросовестного оценщика или ювелира. Но в Екатеринбурге советоваться по таким вопросам он не решился. Позвонил в Москву к однокурснику, закадычному другу Валере Иванову и без долгих разъяснений попросил разузнать, нет ли у кого-то из его знакомых и родственников сведений о специалистах необходимого профиля. Как оказалось, и узнавать ничего не пришлось.
  Валера даже удивился: - А ты забыл или тебя не было при разговоре с нашим математиком, профессором Альтманом на встрече выпускников два года назад? Там же присутствовал и его племянник Давид Эйдельштейн. Помнишь такого? Он на курс старше нас и учился на другом факультете вместе с моим братом. Короче, этот Дава лет через пять-шесть после получения диплома положил хрен с прибором на геодезию и стал заниматься семейным бизнесом - ювелиркой. Сначала просто перепродавал золотишко и самоцветы, а потом стал соучредителем в известной компании, занимающейся торговлей драгоценностями. Альтман теперь тоже работает по совместительству в этой фирме. Консультант по каким-то вопросам. Я возьму у брата их контакты и сброшу тебе. Поговоришь, намекнёшь на находку. Мне кажется, надёжнее и безопаснее варианта ты не найдёшь. Всё-таки это люди приличные, да и знакомы мы с ними уже больше двадцати лет.
  
  Звонить Альтману и говорить на такую необычную тему Алексею не хотелось, да и не заладились у них отношения во время его учёбы в столице. Юрий Моисеевич преподавал высшую математику в их ВУЗе и больше всего запомнился тем, что на зачётах и экзаменах одним из первых вопросов к Ильину и его сокурсникам, приехавшим из других городов, был такой: "Ну и зачем вы приехали на учёбу в Москву? У вас в Екатеринбурге (Симферополе, Волгограде, Минске ...) такой прекрасный университет". И объяснять ему что-либо по этому поводу было бесполезно. Родители одного из сокурсников Алексея, учившиеся у Альтмана четверть века назад, говорили, что и тогда он задавал приезжим студентам всё тот же вопрос. И когда на одном из экзаменов после третьего курса Ильин высказал предположение, что Юрий Моисеевич является, вероятно, автором знаменитой фразы "Понаехали тут" и ему неплохо бы запатентовать её, математик обиделся, осерчал и назначил пересдачу экзамена на осень.
  
  Так уж бывает, что со временем всё скверное, мелкое и пустое сглаживается и забывается. А может, обоюдная выгода от предстоящей сделки помогла найти взаимопонимание. Как бы то ни было, учитель с учеником по прошествии многих лет наконец-то поговорили довольно радушно и тепло.
  Узнав суть вопросов, возникших у Ильина, Альтман рассказал, что компания "Davidiamond" много лет занимается вопросами определения подлинности драгоценных камней с проведением геммологического анализа на основе международных стандартов оценки. Давид на днях улетел в Магадан, но на обратном пути он обязательно заедет в Екатеринбург и проведёт предварительную экспертизу представленных материалов.
  
  
   1918 ГОД. САМАРА
  
  Спешно вернувшись в Самару, Леон не стал скрывать свою находку и сразу же показал бриллианты дяде. По приблизительной оценке Николая Сергеевича, камни могли стоить до трёхсот тысяч золотых рублей. Для определения точной стоимости он взял их, чтобы показать знакомому ювелиру.
  Воодушевлённый Леонард помчался к Маше. Надо успокоить и порадовать её: теперь у них есть средства для выплаты контрибуции. Искал по всему городу, но не смог найти ни в этот, ни на следующий день. Когда родные и знакомые переполошились, узнав об исчезновении Марии, Ольга Ильина призналась: подруга, как и её брат, уехала в Казань для поисков и спасения отца. Она надеялась, что Николай через своих знакомых сможет там найти деньги, а Фомин выполнит обещание и посодействует освобождению старшего Дубинина из заключения.
  
  Леон, успокоенный известием о том, что с Марией всё в порядке, но раздосадованный её неожиданным отъездом, объявил о намерении отправиться вслед за ней. Он надеялся отыскать девушку и заплатить контрибуцию за её отца деньгами, вырученными от продажи бриллиантов Ивана Ильина.
  Николай Сергеевич, всегда придерживавшийся принципов умеренности и сдержанности в действиях, не одобрил поспешного поступка дочери родственника и не поддержал рискованного решения племянника. Ехать в Казань, чтобы пытаться договориться с большевиками, сейчас, во время наступления Народной армии, бессмысленно. А ехать туда с ценностями, да ещё из Самары, логова антибольшевизма, как её называли коммунисты, - это вообще высшая степень безрассудства.
  Дядя посоветовал не торопиться и не совершать необдуманных поступков. Спешкой и несдержанностью можно только навредить и Дубининым, и себе. Нужно немного подождать. В ближайшие дни всё может измениться.
   - Сегодня вечером состоится очередная встреча представителей Самарской торгово-промышленной палаты, Биржевого комитета и Общества фабрикантов и заводчиков с представителями КОМУЧ для подписания резолюции о постоянной финансовой помощи Комитету. Комучевцы, в свою очередь, обещали рассказать о планах по освобождению городов Поволжья силами антибольшевистской коалиции. Надеюсь, завтра сообщу нечто важное для всех нас. Кстати, Фортунатов и тебя приглашал на эту встречу. Как я понял, он хотел поговорить с тобой о сотрудничестве.
  Леонард хмуро покачал головой:
  - Извините, сейчас не до разговоров. ... Как-нибудь позднее.
  
  
   1918 ГОД. ЗОЛОТОЙ ЗАПАС ИМПЕРИИ
  
  По словам одного из лидеров КОМУЧ, Казань было решено взять по следующим мотивам:
  "Здесь находилось все золото Российского государства.... Здесь же находилось колоссальное количество всякого интендантского и артиллерийского снаряжения и вооружения.... В Казани было много офицеров, среди которых значительное число организовывалось для выступления против большевиков и которых большевики начали уже беспощадно расстреливать.... Кроме того, Казань была большим политическим центром России и главным центром Поволжья".
  Войска красных, деморализованные предательством главкома Муравьёва и стремительным продвижением отрядов Каппеля и чехов, отступали. Двадцать первого июля белые подошли к Симбирску и на следующий день беспрепятственно заняли его. Ночью советское руководство покинуло город. Двадцать шестого июля там встретились Каппель, члены КОМУЧ Лебедев и Фортунатов и прибывший из Казани представитель Савинкова штабс-капитан Григорьев. Он рассказал о положении в городе, о многочисленном офицерском подполье, о том, что обещанное подкрепление к красным ещё не прибыло и сейчас самое подходящее время для наступления. Подступы со стороны Волги никем не прикрыты, можно высаживать десант. Тут же был разработан план захвата Казани.
  
  К началу Первой мировой войны золотой запас Российской империи был самым крупным в Европе и составлял один миллиард шестьсот девяносто пять миллионов рублей, или тысяча триста одиннадцать тонн золота. За время войны он значительно уменьшился. В итоге ко времени захвата власти большевиками остаток золотого запаса составлял один миллиард сто один миллион рублей с учётом золота, добытого во время войны, или восемьсот пятьдесят две с половиной тонны золота.
  Во время войны встал вопрос о сохранности золотого запаса. Было решено перевезти часть его подальше от границы, в Нижний Новгород и Казань. Эти города на Волге занимали удобное географическое положение и имели прямое железнодорожное сообщение с центром страны. Эвакуация сокровищ началась в тысяча девятьсот пятнадцатом году. В обширные кладовые Казанского отделения Народного банка с новейшими защитными системами хранения ценностей перевезли золото из Петербурга, Москвы и других российских губернских центров. Сюда же доставили драгоценности Монетного двора, Главной палаты мер и весов и Горного института. К июню тысяча девятьсот восемнадцатого года в местном отделении банка оказалось более половины золотого запаса Российской империи - примерно четыреста девяносто тонн золота в слитках и монетах на сумму немногим более шестисот миллионов рублей.
  
  После захвата Самары в июле тысяча девятьсот восемнадцатого года власть в городе перешла к Комитету членов Учредительного собрания, объявившему о свержении советской власти. Народная армия КОМУЧ и части взбунтовавшегося Чехословацкого корпуса, стремительно захватив несколько городов, планировали наступление на Казань.
  Двадцать седьмого июля Наркомат финансов РСФСР, обеспокоенный ситуацией в Поволжье, принял решение об эвакуации золотого запаса из Казани. Об этом был информирован управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин. Двадцать восьмого июля прибыла эвакуационная экспедиция с несколькими баржами и пароходами. На них предполагалось вывозить золото в Нижний Новгород.
  Прибывшие из Москвы финансовые работники вместе с сотрудниками Казанского отделения банка занялись подготовкой золота к эвакуации. Проводился частичный пересчёт ценностей и упаковка в ящики и мешки. Прокладывались подъездные пути от банка до пристани. Работы завершились к началу августа, но стремительное наступление белочехов и Народной армии помешало отправке золота в установленные сроки.
  
  Сообщение о подготовке вывоза золота обеспокоило КОМУЧ. Было решено остановить эвакуацию. Первого августа вооруженные пушками пароходы с войсками Комитета направились к Казани и в устье Камы разгромили противостоящую им красную флотилию.
  Второго августа КОМУЧ отправил в Казань группу боевиков для помощи подпольщикам, решившим заблокировать транспортировку золотого запаса. Вместе с этой группой на барже Ильиных, перевозившей очередную партию соли, отправился Леонард, которого дядя по просьбе Фортунатова уговорил на сотрудничество с Комитетом. Старший Ильин и подумать не мог, что сын его непутёвого брата пользуется уважением у занимающихся большой политикой людей из столицы. Он убедил Леонарда, что тот нужен КОМУЧ как опытный специалист по экспроприациям на случай, если придётся противостоять вывозу золота из банка силовыми методами. Для этого уже установлена связь с казанскими подпольщиками и необходима координация совместных действий с ними. Фортунатов же, в свою очередь, обещал выяснить, что случилось с его друзьями, выехавшими ранее в Казань, и помочь им в случае необходимости.
  
  Николай Сергеевич, вручив племяннику сопроводительные документы к руководству Казанского отделения Народного банка, поручил договориться о расчетах за последние поставки и заодно постараться узнать, есть ли возможность вывести из-под ареста ценности и золото семей Ильиных и Дубининых.
  Фортунатов дал задание выяснить, есть ли у большевиков реальная возможность эвакуировать золотой запас в ближайшее время, и выведать, как, когда и куда они намереваются его вывозить.
  Леон догадывался, что главная задача, для выполнения которой его отправляют в Казань, состоит не в противодействии вывозу золотого запаса. Этим будут заниматься совсем другие люди из подпольных групп Самары и Казани. Ильин старший уверен, что большевики в ближайшее время оставят Казань. Тогда, согласно приказу КОМУЧ No16 от 25 июня 1918 г. об отмене национализации предприятий, банков, торговли, он сможет забрать из банка хранящиеся там с дореволюционных времен ценности семьи, выплату за реквизицию предприятий, а также "...захваченных материалов и полуфабрикатов, происшедших от порчи машин и прочего имущества предприятия". И, наконец, Ильин сможет получить деньги, которые отдал КОМУЧ по договору о финансировании его деятельности.
  Главная задача Леонарда - получение и вывоз семейных ценностей и золота из Казанского банка после захвата города силами белочехов и Народной армии.
  Былого не вернуть. Дом и семья разрушены, друзья пропали. Найти их и помочь им он сможет, только выполнив поручение. Выход один - надо отправляться в Казань, сделать там всё, что от него требуется. А потом найти Дубининых, узнать, что случилось с Бакуниным, и уехать всем вместе из Советской России.
  
  Проводить племянника пришёл возбуждённый и ликующий Николай Ильин. Размахивая какими-то бумагами, торжествующе закричал:
  - Дождались, Леонард! Не подвели твои однопартийцы, выполнили свои обещания. Вот последние постановления КОМУЧ: "...все вклады в банках и сберегательных кассах объявляются неприкосновенными. Произведенные распоряжением большевистских комиссаров списывания с текущих счетов будут уничтожены, захваченные ценности и имущество возвращены обратно, ... аннулирование займов отменяется". И о денационализации предприятий: "Возмещается владельцу стоимость захваченных материалов, фабрикатов и полуфабрикатов, имевшихся налицо к моменту захвата, по рыночным ценам, существовавшим к моменту захвата, а равно по определению Комиссии возмещаются убытки, происшедшие от порчи машин и прочего имущества предприятия, по ценам, существующим в период ликвидации захвата".
  
  Николай Сергеевич взволнованно рассказывал, как на прошедшей встрече промышленники и купцы, фабриканты и заводчики, воодушевлённые пламенными речами, щедрыми обещаниями и клятвенными заверениями лидеров КОМУЧ о скором наступлении по всему Поволжью, договорились об экстренном финансировании Народной армии.
  Дядюшка убеждал уже почувствовавшего надвигающуюся беду племянника: "Поддержка антисоветских сил Поволжья приведёт не только к возврату захваченных ценностей семьи, но и к скорому освобождению отца Марии".
  А Леонард холодел от недоброго предчувствия:
  - Что-то мне стало не по себе от ваших слов. ... Застывшие слёзы Богов?! ... Неужели вы это сделали?
  Николай Сергеевич опустил голову и растерянно развёл руками:
  - Не мог же я остаться в стороне. Сдал в фонд поддержки КОМУЧ двести пятьдесят тысяч рублей, полученные накануне от одного из финансистов Самары за бриллианты твоего отца.
  
  
   2023 ГОД. СЕНТЯБРЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
  
  - Застывшие слёзы Богов! ... Невероятно! Да ещё где?! Не в Москве, не в Петербурге. В Свердловске!
  Племянник профессора Альтмана, известный московский специалист по драгоценным камням и металлам Давид Александрович Эйдельштейн, приехавший в Екатеринбург по совету дяди, до сих пор не мог привыкнуть к старо-новому имени столицы Урала. А может, просто не хотел. И ему больше нравилось название, данное почти сто лет назад в честь его единоверца, "злого демона революции" Якова Михайловича (Моисеевича) Свердлова.
  
  - Это о чём вы с таким восхищением говорите, Давид Александрович? О золоте или о самоцветах?
  - Уважаемый Алексей! Разве может человек с фамилией Эйдельштейн говорить так о презренном, как всем известно, металле? Человек с фамилией, переводимой с идиш как "драгоценный камень", и к тому же диамантер по призванию, может так восхищаться только бриллиантами.
  - Диамантер! ... Звучит красиво. Я так понимаю, от слова диамант - бриллиант, алмаз.
  - Верной дорогой идёте, товарищ Ильин. Diamonds expert - бриллиантовый байер. Оцениваю и покупаю бриллианты для моих клиентов.
  Алмаз, бриллиант или адамас, диамант, что на древнегреческом означает "непобедимый". Греки и римляне верили, что они могут быть осколками падающих звезд, и называли застывшими слезами Богов.
  - Изящно! Древние эллины - мастера ярких метафор. А вы это серьёзно? Настоящие бриллианты? Я говорю о камнях, которые нашёл дома.
  - Серьёзнее и быть не может. Самые что ни на есть настоящие! Серьёзнее может быть только один вопрос: чистые ли они? И это не в смысле качества, здесь сомнений нет. Чистые по происхождению и истории. Мы с Юрием Моисеевичем криминал обходим стороной и по возможности как можно дальше. Благодаря чему живём и работаем без особых проблем уже довольно долго. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я покинул нашу благословенную альма-матер и сменил сферу деятельности. Я ведь там же учился, где и вы, только на другом факультете.
  - Знаю, помню вас. Да и Альтман упомянул об этом, когда я рассказал ему о своей находке и просил рекомендовать надёжного специалиста по оценке и продаже. Он обещал, что вы скоро приедете, и предупредил о строгих правилах вашей компании при работе с клиентами. Вы не работаете с товаром, имеющим криминальную предысторию, и с товаром, не прошедшим предварительную проверку. Но я не перекупщик и не посредник. Думаю, что мои камни и золото не нуждаются в проверках такого рода. Я наследник, и они достались мне от прадедов - солепромышленников Ильиных.
  Алексей подумал и добавил с улыбкой:
  - Заодно успокою вас: я не фармазон и предлагать вам фальшивые цацки не собираюсь.
  Гость с удивлением повернулся к Алексею, и тот, засмеявшись, отрицательно покачал головой.
  - Нет, я не из приблатнённых. Просто немного застал то время, когда в Свердловске в некоторых кругах так говорили. Да и в экспедициях на Севере немало поработал. А там контингент самый разнообразный. Кстати о криминале, который вы стороной обходите.
  Эйдельштейн оторвался от приборов, через которые увлечённо изучал камни, и вопросительно посмотрел на Ильина. Тот продолжил:
  - Вы сказали, что придерживаетесь определённых принципов в своей деятельности и криминалитет стороной обходите. Но приехали ко мне в сопровождении людей Седова. А ведь это далеко не самые законопослушные жители Ебурга, как они называют наш славный город. Ну, по крайней мере, были такими в недалёком прошлом.
  - Видите ли, Алексей. Мы знаем таких людей здесь и в других городах, но не связаны с ними как партнёры по нашему бизнесу. Заказываем только услуги сопровождения и охраны. Они выполняют всё чётко, качественно и, главное, без лишних разговоров и вопросов. А что нам к ним ещё надо?!
  А теперь перейдём непосредственно к делу. Бриллианты старинные, это видно по ручной огранке. Где их гранили, не знаете?
  - Я в этом не разбираюсь, и прадед, от которого они остались, вряд ли разбирался. В его дневниках об этом ничего не сказано. Знаю только, что их привезли в Российскую Империю из Персии в начале двадцатого века.
  Алексей показал коробку и несколько тетрадей, найденных в родительском доме.
  Гость понимающе кивнул и пояснил:
  - Огранка - "на глаз". Сейчас так не работают. Поэтому и блеск старинных бриллиантов слабее, чем современных. Но камни таких цветов и чистоты теперь редко где можно увидеть. Если только в музее или антикварных магазинах иногда. Надо показать их нашему ювелиру. Он сделает окончательную оценку. Для нас самое главное, чтобы за ними криминальных хвостов не было. А как и куда их пристроить, мы уже знаем.
  
  Эйдельштейн открыл один из своих блокнотов.
  - По поводу происхождения ценностей. Думаю, что особых проблем не будет. В статье 233 Гражданского кодекса о кладах указано:
  "... зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях".
  Я уверен, что найденные монеты и камни культурно-исторической ценности не представляют. И если отнести их в полицию для получения официального заключения, то это подтвердится. Но всё будет долго, нудно и не известно, когда и чем закончится.
  Вы, как я понимаю, владелец участка, где были найдены ценности, и вы же лицо, обнаружившее их. К тому же вы наследник людей, сокрывших ценности. Значит, всё найденное ваше. Поздравляю. Монеты и четыре отложенных камня я сейчас заберу, с вами расплачусь, а за остальными приеду после консультации с одним из авторитетных ювелиров. - Давид Александрович посчитал на калькуляторе, сверяясь с записями в блокноте, открыл портфель, строго посмотрел на Ильина и повторил: - Имейте в виду, обязательно приеду!
  - И где мне теперь хранить оставшиеся камни.
  - Не гоните волну, Алексей. Вы хотите сказать, что после нашей встречи полгорода будут знать, что мы здесь разглядывали и о чём говорили?
  - Нет, извините, я не про вас, а про ваших сопровождающих.
  - Слушайте сюда. Сопровождающие, как вы выразились, получают такие деньги, что им абсолютно всё равно, играем ли мы здесь в шахматы или беседуем о Лагранже и методах разложения пертурбационной функции. Так что живите спокойно до следующей нашей встречи и далее, насколько возможно. Главное - сами ни с кем больше не говорите ни о своей находке, ни о нашей встрече.
  А камни спрятать легко. Это не золото и не мешок с деньгами, которые легко можно обнаружить. Если прикопаете где-то поглубже, то никто и никогда их больше не найдёт. Сами только не потеряйте.
  Оплату, как предполагаю, возьмёте наличными? - на столе перед Алексеем росла гора из пачек долларов, а Эйдельштейн продолжал: - Извините, деньги поганые, заморские, но наши родные пришлось бы укладывать в несколько чемоданов.
  Давид Александрович вырвал из блокнота и положил на стол лист с расчётами:
  Золотые червонцы Николая 2 - 92 шт. = 500 $ х 92 = 46 000 $;
  Бриллиант 10 (десять) карат - 1 шт. = 90 000 $;
  Бриллианты 5 (пять) карат - 3 шт. = 40 000 $ х 3 = 120 000 $.
  Итого: 256 000 $
  
  - Всё в ажуре? Если посчитаете, что мои расчёты неверны или найдёте где-то более выгодные курсы продажи золота и камней, скажете мне при следующей встрече. Но уверяю вас, больше никто не предложит. Да и опасно, можете на аферистов нарваться или представителей каких-либо органов. И ещё не известно, кто из них опаснее. А мы с хорошими клиентами дружим и друг друга не обижаем.
  
  
   1918 ГОД. АВГУСТ. КАЗАНЬ
  
   Я только верной пули жду,
   Я только верной пули жду,
   Что утолит печаль мою
   И пресечёт нашу вражду.
  
  Голова гудела, болела, во рту пересохло. Яркие круги под закрытыми веками, звон в ушах, тошнота и унылое пение где-то неподалёку заставили Леонарда протереть глаза и приподняться. Где это он?
  Тёмная ободранная каморка с грязными стенами. Свет от фонаря еле пробивался сквозь пыльные потрескавшиеся стёкла зарешёченного окна. Единственный вход в тесное помещение закрывала массивная железная дверь.
  Леон сел и осмотрелся. Что это? Тюрьма? Из мебели - грубо сколоченные нары в два яруса вдоль стен. Как в сибирской ссылке. Закралось пугающее предположение. "Неужели я до сих пор там - в Сибири, а всё, что случилось после неё, мне только приснилось".
  За дверью тянулось бесконечно тоскливое:
  
   Но только смерть не для меня,
   Да, видно, смерть не для меня,
   И снова конь мой вороной
   Меня выносит из огня.
  
  - Про смертушку всё поёшь? Беду чуешь, Егорыч?- кто-то вошёл в соседнюю комнату, громыхнув дверью, и прервал заунывное пение. - Очнулся после встречи с тобой наш гость или уже не очнётся, как те два офицера при весенней облаве?
  Леонард понял, что всё случившееся с ним - не сон: он узнал этот голос.
  В ответ на слова вошедшего прерванный малоискусный певун, которого, очевидно, и звали Егорычем, забасил поволжским говором:
   - Рассказали вам уже? Да тогда они шибко уж выкобенивались, вот и пришлось их контузить маненько. Только вот лишканул я немного. ... А здесь-то хотел осторожно. Но когда он булгачить начал, пришлось успокоить чуток. Вы же приказали доставить во что бы ни стало.
  - Смотри, если он успокоился на веки вечные, как те подпольщики золотопогонные, товарищ Вера сама приговор вынесет и сама его исполнит. Ты же знаешь, она скорая, если что не по ней.
  - Да знаю уж. Бают, скольких врагов в расход пустила. И своих - тех, что оступились или слабину дали. А накой вы про смертушку-то помянули, Степан Михалыч? Он что, особый какой, этот гость наш ералашный?
  - Похоже, что особенный. Из эсеров он, когда-то вместе с большевиками с царским режимом боролся. С Верой Петровной в сибирской ссылке по соседству на поселении срок отбывал. Недавно освободился, в родные места вернулся, а здесь его по башке шандарахнули. ... Ты на фронте, я слышал, геройствовал? Так здесь же не война, аккуратнее надо.
  Егорыч закашлялся и после недолгого молчания упавшим голосом обратился к собеседнику:
  - Нашего гостя я в порядок приведу, не сумлевайтесь. Пускай только отдохнёт маненько, а то он надысь квёлый был. А вы уж, товарищ Фомин, пособите мне, замолвите словечко перед товарищем Верой. Нам таперича под вашим началом верой и правдой Советской власти служить. Вы знайте, если что случится, я не подведу.
  
  "Фомин. Значит, не ошибся. Похоже, я в КазГубЧК? ... А Вера Петровна? Это не Брауде ли?" - Леонард устало закрыл глаза.
  
  
   1918 ГОД. ДЗЕРЖИНСКИЙ И БРАУДЕ
  
  Сразу после создания в Самаре Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания казанские чекисты внедрили в его ряды своих информаторов. От них стало известно о предстоящей отправке агентов КОМУЧ в Казань для срыва плана по вывозу золотого запаса из Казанского отделения Народного банка РСФСР.
  В начале августа тысяча девятьсот восемнадцатого года стало ясно, что Казань большевикам не удержать. В банке готовились к срочной эвакуации. Во избежание хищений при подготовке и во время перевозки золота заместитель председателя Казанской ГубЧК Вера Брауде приказала установить наружное наблюдение за банком. Среди обслуживающего персонала были её осведомители. Информация обо всех подозрительных работниках и клиентах сразу же доводились до Брауде. Особенно неблагонадёжных задерживали и доставляли к ней для проверки.
  
  Вера Брауде. Фанатичная революционерка. Семья и всё личное на втором плане. С юности участвовала в борьбе: митинги, демонстрации, забастовки, экспроприации. Также постоянно: аресты, репрессии, ссылки. Впоследствии её однопартийцы отзывались о ней так: "Человеческого в ней не осталось ровно ничего. Это машина, делающая свое дело холодно и бездушно, ровно и спокойно.... И временами приходилось недоумевать, что это - особая разновидность женщины-садистки или просто совершенно обездушенная человекомашина". Сама Брауде писала о себе: "Я всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям ... применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия .... Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались...".
  
  По одной из версий, Брауде вступила в партию эсеров по заданию Дзержинского. С помощью внедренных в ряды ПСР агентов "железный Феликс" решил добиваться развала и ликвидации левоэсеровского движения изнутри. После разделения эсеров на правых и левых в апреле тысяча девятьсот семнадцатого года Брауде была выбрана секретарём Казанской организации Партии эсеров-интернационалистов и максималистов.
  Её очередная встреча с Дзержинским произошла во время Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. С ноября тысяча девятьсот семнадцатого по январь тысяча девятьсот восемнадцатого года она работала в Отделе по борьбе с контрреволюцией Следственной комиссии Казанского губернского Революционного Трибунала. После левоэсеровского восстания Брауде вышла из партии левых эсеров. С июля работала заместителем председателя Казанской губернской Чрезвычайной комиссии.
  
  Весна и начало лета тысяча девятьсот восемнадцатого года принесли тяжелые испытания большевикам: белые один за другим захватывали города Поволжья.
  Дзержинский вызвал Брауде и дал указание установить наблюдение за Казанским отделением Народного банка, его работниками и посторонними лицами, появляющимися в банке и контактирующими с руководством, служащими и обслуживающим персоналом.
  - Скорее всего, золотой запас не удастся эвакуировать, хотя сейчас принимаются все возможные меры для его вывоза. Мы предполагаем, что в случае захвата Казани белочехами и КОМУЧ золото будет вывозиться ими на восток, к Колчаку. Как? Пароходами по Волге и далее поездами. Будем отслеживать и по возможности препятствовать вывозу золота: армия, ВЧК, добровольческие отряды по мере продвижения поездов будут противодействовать всеми возможными методами и средствами.
  Но с вами, товарищ Брауде, я хочу поговорить о другом.
  Нам будет труднее контролировать вывоз и вынос малых партий золота из банка во время боёв за город. А то, что эти хищения будут, я уверен: при смене власти в прифронтовой полосе неизбежны беспорядки, хаос, сумятица. Перемещение огромных масс военных формирований и гражданского населения, сбои в движении транспорта создают возможности бандитам и мародёрам для разбоя, хищений. В таких условиях вывезти и укрыть похищенные ценности гораздо проще.
  Выявлением этих преступлений будут заниматься группы наших подпольщиков в оставленных городах. Ваша задача: внедрить агентов во все структуры, близкие к Казанскому отделению Народного банка. Все должны быть под контролем: руководящие работники, простые служащие, уборщики. Но этого мало. Никто не знает, как все эти люди, даже самые надежные и лояльные к советской власти, поведут себя при новом режиме. Вам нужно уже теперь убедить их, что власть белых будет временна и преходяща. Чтобы не было и тени сомнений, что советская власть вернётся и беспощадно покарает всех предавших её, помогавших и даже сочувствовавших белым. Как убедить? По обстоятельствам: силой, обманом, лестью, подкупом.
  Следующая задача. Необходимо отслеживать весь транспорт, вывозящий что-либо из банка. Ваши люди должны быть везде: среди грузчиков и охраны, среди сопровождающих при перевозках. Вы должны знать адреса или хотя бы примерное направление и расстояние до места доставки перевозимых грузов. При возможности необходимо создавать препятствия, засады, теракты.
  Всё отследить, конечно, не удастся. Ни нам, ни вам. ... Увы. Хитёр русский народ, обязательно придумает что-нибудь такое, что и представить сейчас невозможно. Вывезут, вынесут и спрячут. Но золото не может долго лежать в тайниках. Для того его и крадут, чтобы оно работало. Будут переправлять дальше.
  Когда? - Как можно раньше, пока Советская власть не вернулась. Куда? - Только на юг! Там у белых ещё есть надежда с помощью интервентов удержать власть и, собрав силы, перейти в контрнаступление. Их заботы - составлять планы. Ваше дело - выставить кордоны из проверенных людей на дорогах в южном направлении, а также в Гурьеве и Астрахани, откуда возможна перевозка золота на западный берег Каспия - в Петровск и далее - в Баку или Крым. В Гурьеве находится английская миссия, занимающаяся приёмом, распределением и отправкой поступающих от интервентов грузов. Они превратили этот прикаспийский город в свой опорный пункт. Вывоз похищенных ценностей возможен через Гурьев с помощью англичан. Необходимо как можно быстрее выставить там наблюдательные посты: в порту, на складских территориях, возле постоялых дворов и, особенно у английской миссии. Вы должны знать всё, что происходит в городе, о чем говорят, шепчутся и даже думают. Делайте что хотите, но вы ответственны за результат.
  Теперь о старых знакомых. Многие ваши бывшие однопартийцы после мятежа левых эсеров перебрались в Поволжье. Так называемый КОМУЧ, созданный ими в Самаре, пытается свергнуть советскую власть в других городах с помощью мятежного чехословацкого корпуса и подпольных офицерских организаций. И кое-где им это удалось. Поэтому в Поволжье и стекаются все недовольные Советами. Здесь и лидеры эсеров, и монархисты, и авантюристы вроде Савинкова.
  В Самаре, кстати, объявились и ваши хорошие знакомые. Не знаю, порадует ли это вас.
  - Интересно. Кто же?
  - Эсер-максималист Леонард Ильин и анархист Александр Бакун.
  - Как же, конечно, помню. Шестнадцатый год. Манзурка, - улыбнулась настороженно Вера.
  - Много таких на Волгу съезжается. Но эти двое очень уж неоднозначные личности, - покачал головой Дзержинский. - Одно только участие в нападении на общество взаимного кредита чего стоит. И в Петербурге они прославились громкими акциями, и в Москве, и даже в сибирской ссылке, я слышал, тоже нашумели.
  - Ну, это наши политические с уголовниками разбирались, - улыбнулась Вера. - Очень уж похабно те себя вели.
  - Знаю, знаю. ... Понаблюдайте за ними. Ильин, по моим сведениям, уроженец Оренбурга, а вот Бакунин не местный. Выясните их намерения, с какой целью в Самару прибыли, чем планируют заниматься, собираются остаться или уезжать.
  
  
   1918 ГОД. ЛЕОНАРД
  
  "Значит, я в ЧК. Ну что же, ехал сюда для того, чтобы найти Фомина и узнать, где Мария. А теперь его и искать не надо, - поморщился Леон, прикоснувшись к голове. - Надо только отлежаться немного, прийти в себя, вспомнить, что случилось с ним, а потом действовать по обстановке. ... И поспать, ещё поспать. В сон клонит ...".
  
  Он приехал в Казань четвёртого августа. Когда началась разгрузка баржи, отправился в банк для встречи с Марьиным. И почти сразу же заметил похожего на бездомного бродягу человека, вышедшего вслед за ним. Вскоре понял, что тот не отстаёт, пытаясь сделать это незаметно. Ильин не удивился, знал, что не останется без внимания органов КазГубЧК. Фортанов предупреждал, что всех прибывающих из мятежной Самары проверяют сразу или устраивают за ними наблюдение.
  В бурные студенческие годы Леонард осваивал навыки ухода из-под наблюдения. Опытные товарищи учили начинающих подпольщиков искусству конспирации: как определять слежку и отрываться от неё, как незамеченным приходить на условленное место встречи. Он привык обращать внимание на незнакомцев, проявляющих к нему необъяснимый интерес или находившихся неподалёку продолжительное время. Научился сбрасывать "хвост" резко развернувшись на филёра и вводя того в замешательство, что позволяло прекратить преследование. Обычно преследование ведёт не один человек, следящих несколько, и при смене направления движения они могут меняться. А если поймут, что замечены, то следить будут уже несколько таких же. Так что лучше не предпринимать резких шагов, вести себя спокойно, ввести наблюдателей в заблуждение и найти возможность избавиться от них. Например, заговорить с кем-то, смешаться с толпой, скрыться в людном месте. И ни в коем случае не идти сразу домой, чтобы не вывести преследователей на него. Они могут ворваться в дом сразу же или попытаться позже скрытно проникнуть туда.
  
  Решив проверить, не ошибся ли он, Леонард ускорил шаги, перешёл на другую сторону улицы и заметил, как незнакомец, перебегая вслед за ним, махнул кому-то рукой. В чужом городе трудно скрыться от слежки. Но Леон не собирался чрезмерно маскироваться и путать следы. Если наблюдение ведётся в порту, то у банка наверняка не меньше шпионящих за посетителями "топтунов". Всё равно, появившись в банке в такое неспокойное время, он привлечёт внимание ведущих надзор за клиентами комитетчиков.
  Так и случилось. Подходя к банку, заметил, что подозрительный тип, неуклюже преследовавший его, подскочил к стоящему неподалёку от входа грузовику. Поговорив с кем-то, сидевшим в машине, он кивнул головой в сторону Леона и скрылся под тентом в кузове. Из кабины выпрыгнул подтянутый крепыш в кожаной куртке и фуражке, надвинутой на глаза, огляделся по сторонам и не спеша пошёл вслед за Леонардом.
  "Где-то я его уже видел. ... Или показалось? - подумал Леонард, заметив выправку и лёгкость шагавшего за ним человека. - Из военных или из таких же перелётных птиц, как мы с Бакуниным"?
  
  В банке шум, неразбериха, суета и растерянность. Поступило указание о срочной эвакуации золотого запаса, но город уже окружен войсками белых, и все понимают, что вывезти ценности, вероятно, не удастся.
  После проверки документов хмурый охранник в полувоенной форме проводил Леона на второй этаж. Спустя несколько минут приковылял запыхавшийся управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР Пётр Марьин. Прочитав сопроводительное письмо от Николая Ильина, с которым он был знаком ещё с тысяча девятьсот пятнадцатого года, исподлобья насторожено глянул на Леонарда:
  - Родственник Николая Сергеевича?
  - Племянник.
  - Похож, - покачал головой Марьин. - Давно мы с дядюшкой вашим знакомы. - И, немного помолчав, тихо добавил. - Но сейчас ничем помочь не могу. Не до расчётов теперь. Видите, что у нас здесь творится. - Потом и вовсе перешёл на шёпот. - Готовимся к эвакуации. Всё секретно, а весь город уже об этом знает. Пропадёт всё! - управляющий горестно вздохнул, показав пальцем вниз на подземные хранилища. - Я ещё весной неоднократно обращался к правительству с петициями об эвакуации в Нижний Новгород. А сейчас поздно: город окружён, поездов нет. Пароходы были, но, говорят, уже ушли вверх по реке. Есть только четыре грузовика. Куда увозить, на чём, с кем? Утопят, разбомбят, растащат, разворуют.
  
  "Поздно?" - Леонард понял, что задуманный с дядей план по отъезду в тёплые персидские края не до конца ещё провален.
  - Может, вам чем-то помочь? Если уж я приехал сюда, то буду рад хоть как-то посодействовать, - участливо обратился он к подавленному мрачному управляющему.
  Тот неожиданно резко вскинул вверх руки и замахал, будто отгоняя нечистую силу:
  - Нет, нет! ... Ни в коем случае! Какая помощь? Мне странно, что вас вообще сюда пропустили!
  Поманил рукой Леона к окну.
  - Сейчас всех посторонних задерживают на входе и на выходе из банка. А любого из Ильиных в первую очередь должны были тут же схватить. Значит, арестуют, когда обратно пойдёте. - И пояснил удивлённому Леонарду. - Николай Сергеевич - известный промышленник. И здесь, в Казани, уже знают, - Марьин кивнул на грузовик под окнами, - что Ильин - член Самарского общества фабрикантов и заводчиков, принявшего резолюцию о постоянной финансовой помощи КОМУЧ. - Управляющий многозначительно поднял палец. - Помощь комитету, организовавшему вместе с белочехами антисоветское восстание в Самаре! - Помолчал и печально добавил. - Так что сначала арестуют вас, а потом и меня. За мной уже присматривают "товарищи", - он показал глазами на людей у грузовика, - после того, как я, не проверив, принял на работу человека, присланного Николаем Сергеевичем.
  - Кого, - изумился Леон, но вдруг оторопел, увидев в окно, как незнакомец внизу, садясь в кабину подъехавшей машины, снял надвинутую на глаза фуражку. - Фомин?!
  - Да. А вы знакомы? - Марьин испуганно посмотрел на посетителя, которому только что рассказывал о готовящейся эвакуации золотого запаса.
  Но тот уже бросился из кабинета и, вылетев из дверей банка, увидел только пыль от свернувшей за поворот машины. Грузовик с наблюдателями всё также стоял неподалёку.
  - Где Фомин? - рявкнул Леон, подскочив к нему и рванув дверь кабины.
  Человек, сидевший рядом с водителем, нагнулся к Ильину и молча, спокойно поманил пальцем, словно собираясь что-то шепнуть ему. Леон наклонился ... и рухнул безвольным кулём под ноги шофёру после оглушающего удара сзади по затылку.
  "Господи, не суй меня туда, куда меня не просят", - в затухающем сознании закружилось одно из наставлений верного и надёжного друга Бакунина.
  
  Никто из взволнованных, суетящихся возле входа в банк людей ничего не заметил. Только в одном из окон на втором этаже качнулась занавеска. Испуганный Марьин, хромая, неуклюже попятился от окна, увидев, как недавнего собеседника бросили, словно мешок с мусором, в кузов отъезжающего грузовика.
  
  
   1918 ГОД. КАЗГУБЧК
  
  В первых числах августа войска Каппеля и Чехословацкого корпуса приблизились к окраинам Казани. Там их ждали готовые к вооруженному выступлению подпольные группы офицеров и савинковцев.
  В Казанском отделении Народного банка, где была сосредоточена большая часть золотого запаса России, готовились к долгожданной, но постоянно откладывавшейся эвакуации. Все понимали, что если не удастся вывезти золото в Нижний Новгород, то белые в случае захвата Казани наверняка вывезут его на восток, к Колчаку.
  Брауде помнила наставление Дзержинского при последней встрече и поставила задачу подчинённым исключить любые возможные попытки хищений золота из банка накануне предстоящих боёв за Казань. Во все подразделения банка были внедрены агенты, незадолго до того переведённые из других городов в КазГубЧК. Под негласное наблюдение были взяты все сотрудники, от руководителей до обслуживающего персонала. Контролировались посещения, встречи, связи, разговоры посторонних лиц с работниками банка. Всех не внушающих доверия служащих и клиентов тщательно проверяли, а особо подозрительных доставляли на допросы и дознание в ЧК.
  
  За день до начала эвакуации золотого запаса Вере Брауде передали сумку с документами одного из подозрительных клиентов банка, доставленного в её ведомство. Так уж получилось, что при задержании сотрудники немного превысили меры физического воздействия, и было непонятно, сможет ли он вообще что-либо рассказать. Но самое интересное заключалось в том, что заместитель председателя Казанской Губернской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем лично знала владельца переданных ей документов.
  В селе Манзурка Иркутской губернии, где Брауде отбывала ссылку, она познакомилась с двумя друзьями - анархистом Александром Бакуном и эсером Леонардом Ильиным. Оба до революции были известны в подпольных ячейках как специалисты по активным боевым выступлениям, терактам и экспроприациям. Чего стоил только один из эксов - налет на Московское купеческое общество, который был признан одним из самых крупных ограблений в истории России. За что они и были приговорены к ссылке.
  При последней встрече Дзержинский предупредил, что друзей уже видели в Самаре и соседних городах. Порекомендовал подумать о причинах их появления в Поволжье в столь неспокойное время, внимательнее присмотреться к ним и попытаться выявить возможные контакты с антисоветским подпольем Самары и Казани.
  
  И вот в самое трудное для города и ГубЧК время Леонард Ильин вдруг неожиданно появился в Казани. Причём сразу же после приезда в осаждённый город его заметили в банке. Что делал там её знакомый по сибирской ссылке, Вере Брауде выяснить пока не удалось. Но бескомпромиссная чекистка в случайности не верила.
  В деловых бумагах, изъятых у задержанного, ничего крамольного и опасного для Советской власти она не заметила. Из них понятно одно: Леонард приехал из Самары в Казанский банк для оформления финансовых документов за последние поставки нескольких партий соли. В сопроводительном письме от солепромышленника Николая Сергеевича Ильина к руководству банка было обращение с просьбой о содействии в получении части средств, конфискованных у него Декретом ВЦИК от 14 декабря 1917 года.
  Брауде понимала, что затея с получением изъятых семейных ценностей, хранившихся в банке ещё с дореволюционных времён, безнадёжна. Но она слишком хорошо знала Леона и его единомышленников, чтобы успокоиться. Её насторожило обстоятельство, что он оказался в банке как раз в то время, когда большевики в преддверии ожидаемых боёв за город пытались начать эвакуацию золотого запаса.
  
  
   1918 ГОД. ЛЕОН И БРАУДЕ
  
  За окном раздались гудки и рокот въезжающих во двор машин. Послышались крики засуетившихся людей и стук подкованных сапог, знакомый ещё со времён стычек с жандармами после первой революции.
  Леонард очнулся от поднявшегося шума, оглядел мрачное помещение и вспомнил услышанный перед забытьем разговор. - "Егорыч, Фомин, Брауде, ЧК".
  Перед отъездом из Самары Фортанов рассказывал о жизни и работе Веры после возвращения из ссылки. Рассказал и о предательстве: как с её помощью Дзержинский готовил развал левоэсеровского движения в Поволжье, а после очередной встречи в Петрограде назначил заместителем председателя Казанской ГубЧК.
  
  В соседней комнате что-то загремело, упало, забегали люди, раздались команды:
  - Готовиться к погрузке. Через несколько часов выезжаем. Проверить, всё ли собрано. Задержанного доставить к Брауде.
  Заскрипела железная дверь в его застенке. Сняв папаху и нагнув взлохмаченную голову, чтобы пройти через дверь, слишком низкую для него, в камеру ввалился огромный неуклюжий казак. Растерянно оглядываясь, подошёл к вставшему Леонарду. Откашлявшись, хрипло пробасил:
  - Приказано проводить тебя, товарищ Ильин, к начальству.
  - Да я уже готов. - Леон по голосу узнал вошедшего.
  Поднимаясь вверх по лестнице, очевидно, в кабинет Брауде, Егорыч нерешительно заговорил:
  - Ты уж не серчай, товарищ дорогой. Перестарался я маненько вчерась, когда мы вот так нехорошо с тобой встретились. Вижу, налетел оглашенный. Ну и шваркнул тебя чуток, чтобы не ухайдакал моих подельников.
  - Хорошо, что чуток, - поёжился Леонард и решил разговорить сконфуженного казака. - Слышал я случайно, о чём вы толковали с Фоминым. Не волнуйся, Егорыч. Заступлюсь за тебя перед Верой Петровной. Я сам виноват. Вы люди служивые, приказ выполняли, а я накинулся ни с того ни с сего. ... Что, суровая у вас начальница?
  Егорыч наклонился и тихо, доверительно прохрипел:
  - Сурьёзная. Шутки шутить не любит и другим не дозволяет. В случае чего спуску никому не даст. С врагами революции и сама расправиться может. Надысь ездила с расстрельной командой в госпиталь. Пустили там в распыл арестованных злодеев из отряда главкома Муравьёва.
  - Это тех, что с ним на Симбирск ходили?
  - Да. Многих там на месте побили и постреляли, как и его самого. А пленных и раненых, особливо ярых при нападении, сюда привезли для дознания и расправы.
  - И что, всех расстреляли ... надысь?
  - Да, кажись, всех. - Егорыч вопросительно посмотрел. - А что? Знакомые в войске Муравьёва были? Бают, кого там только не было. Иноземцы разные: черкесцы, хунхузы, чухонцы. Ерманцев только не хватало, а то бы я сам в расстрельную команду вызвался.
  - Был там один знакомый. Не из чухонцев и не из хунхузов. Тверской он. Поддался на посулы главкома, пошёл за ним и вот пропал. Надёжный товарищ. С девятьсот шестого года рука об руку с режимом бодались. Нас и в ссылку вместе упекли. Бакунин. Не слышал о таком у лазарета?
  - Нет, я в охране стоял. Стрельбу слыхал, а что там было - не знаю и знать не хочу.
  
  Входя в кабинет Брауде, Леонард нервничал. Он не был рад предстоящей встрече со старой знакомой. - "Доверять ей нельзя, отныне она противник".
  На его удивление, бывшая соратница встретила собрата-этапника радушно. Усадила на просторный диван, предложила чаю:
  - Теперь только так завариваю, по-сибирски, - задумчиво улыбнулась, разливая чай в чашки с заморским цветочным орнаментом. - Скучаю по Сибири, по тайге, по речке Манзурке, по заливным лугам. ... Покойно там, несуетливо.
  - Если только без урок, - оттаял и улыбнулся в ответ Леон.
  - Ну, сейчас только они там и остались.
  Брауде молча, вопросительно смотрела на бывшего однопартийца, ещё недавно спасавшего её в тяжёлых жизненных ситуациях.
  "Кто же он для неё теперь? Обычный гражданин, приехавший в осаждённый город с поручением от родственника и не представляющий опасности ни для города, ни для власти? Или коварный противник, засланный из мятежной Самары для связи с заговорщиками из антибольшевистского подполья. Те давно готовились к вооружённому выступлению и ждали сигнала от окруживших город частей Каппеля и белочехов?
  Дядя Леонарда являлся одним из активных членов Самарского общества фабрикантов и заводчиков, финансировавшего КОМУЧ и его вооружённое формирование - так называемую Народную армию. Появись здесь Николай Сергеевич Ильин, она бы знала, что с ним делать. Но как поступить с Леонардом? На него в КазГубЧК не было компрометирующих материалов: он не участвовал в антисоветских собраниях и митингах, не состоял в каких-либо антибольшевистских союзах или комитетах, не поддерживал свержение Советской власти в Самаре".
  О том, с кем сейчас Леон, кто он теперь - друг или враг, Брауде не знала. Как не знала и о том, что перед отъездом из Самары он встречался с членом КОМУЧ Фортановым. Но ей было подозрительно его появление в городе в самое опасное для Советов время. Казань находилась в состоянии приближающейся катастрофы: извне - подступающие войска белочехов и Народной армии, изнутри - готовящиеся их поддержать подпольные группировки контрреволюционеров.
  
  Вопросительное молчание затянулось, и Леонард решил сам начать малоприятный для обоих разговор:
  - Всё воюете, Вера Петровна, или мне показалось?
  - Вижу по вашему состоянию, Леонард Иванович, что не показалось.
  Леон, скривившись от боли, покрутил головой, разминая шею, одёрнул одежду, помятую от долгого пребывания на нарах:
  - Так вы же до сих пор с сатрапами и притеснителями трудового народа боролись. А я-то здесь при чём? Вроде бы никого не притеснял.
  - Вот поэтому мы и решили встретиться с вами, чтобы понять, причастны ли вы к событиям, происходящим вокруг Казани, или нет. Сейчас в городе и возле него собрались и сторонники, и противники нашего пока ещё не окрепшего государства. Вот и хотелось бы знать, с кем вы теперь. Ведь вы приехали из самого логова антибольшевизма, оттуда, где собрался весь реакционный сброд: белое офицерское подполье, савинковцы, монархисты всех мастей, восставший чехословацкий корпус. Вы-то как среди них оказались? Вы же идеологический противник свергнутого режима, столько лет боролись за создание Трудовой Республики.
  Могу в какой-то степени понять вашего товарища Бакунина: повёлся на ложные лозунги предателя и ренегата Муравьёва, собравшего часть казанского оппозиционного отребья и поведшего их на Симбирск.
  Леон оживился:
  - Вы что-то знаете о Бакуне? Где он? Что с ним?
  Но Брауде продолжала, не обращая внимания на вопросы.
  - Разбили, уничтожили всю эту свору в Симбирске. И здесь также разобьём, истребим под корень.
  
  Брауде устало села на диван рядом с Леоном.
  - Дел сейчас невпроворот, а тут ещё вы объявились в городе в самое тяжёлое для него и неудачное для вас время. Да ещё и в банк сразу же пожаловали. Если бы приехали из какого-нибудь Задрищенска, никто на вас и внимания бы не обратил. ... А из бунтующей Самары - это подозрительно!
  Немного помолчав, добавила, внимательно посмотрев на помятого Леона:
  - С вашими обидчиками разберёмся. Если надо будет, то и накажем, кого следует. Революционную дисциплину ещё никто не отменял.
  - Не надо никого наказывать, - вступился Леон за простодушного Егорыча. - Я сам сглупил, полез на рожон.
  - Ну и славно, - встала Брауде. - Сами понимаете, не до разбирательств нам сейчас. - Посмотрела на собеседника, потом на часы, - Фомина ищете? Я уже в курсе. Доложили о ваших расспросах в порту и банке. К сожалению, в ближайшее время встретиться с ним не удастся. Его уже нет в городе.
  А насчёт вашего приезда в банк, Леонард Иванович, я уже кое-что поняла из документов, с которыми вы приехали. Ничем порадовать не могу, неудачное время сейчас для коммерции. С текущими расчётами придётся повременить, а конфискованные деньги и ценности получить не удастся: на этот счёт есть Декрет ВЦИК, о чём вы и ваш дядя наверняка знаете.
  Вернув документы Леонарда, Брауде напоследок поинтересовалась:
  - А зачем вам сейчас деньги, да ещё такие большие? Апостол Павел предупреждал: "Корень всех зол - любовь к деньгам". Вы бессребреник, как я знаю. Да и спокойнее в Советской России без них.
  Леонард с любопытством посмотрел на Веру. Вспомнил, как в ссылке она рассказывала об исключении из института благородных девиц за отказ изучать Закон Божий с мотивировкой "за антирелигиозные настроения".
  - Во-первых, нам нужно заплатить так называемую контрибуцию за некоторых родственников и знакомых, находящихся в заключении как раз по причине её неуплаты в установленный срок. Вы, я думаю, знаете о прошедших в последнее время многочисленных арестах промышленников, коммерсантов, торговцев. - Леон пожал плечами. - Получается, что без денег пока ещё нельзя жить и работать в новой России. Во-вторых, надо восстанавливать хозяйство. Для развития нужны капитальные вложения. Повоевал - и хватит. Решил помогать дяде в его делах. Думали вернуть арестованные капиталы и запустить их в оборот, чтобы не лежали в банковских подвалах мёртвым грузом, а служили родине. Гораций говорил, что деньги либо господствуют над своим обладателем, либо служат ему. Нам вот деньги должны послужить для добрых дел.
  Брауде усмехнулась:
  - Я бы подискутировала с вами, товарищ Ильин, но сейчас не время: бои уже на окраинах. Власть мало захватить, власть необходимо ещё и удержать. Надеюсь, что выдержим. Ну а если нет, то, как говорил Макиавелли: "Лучше проиграть со своими, чем выиграть с чужими". Вы-то определились, кто для вас свои, а кто чужие?
  Впрочем, я навела справки. Ни в чём предосудительном перед Советской властью вы не были замечены. Так что распрощаемся до лучших времён. И в банке в ближайшие дни не появляйтесь, там не до вас теперь.
  
  Расстались Вера и Леон холодно, понимая, что неожиданно оказались по разные стороны баррикад и ждать друг от друга доверия и поддержки вряд ли стоит. Но, уже прощаясь, Вера остановила Леонарда у двери и тихо сказала:
  - В городе сейчас опасно. Попытайтесь выбраться. Вам здесь больше нечего делать - ни Марии Дубининой, ни её отца в Казани нет.
  
  Смурной Егорыч вывел Леонарда из старинного барского особняка с прибитой над входом вывеской на помятом куске жести: "Губчека. Вход по пропускам".
  - Вижу, хорошо вы поговорили с Верой Петровной: дала указание доставить в порт в целости и сохранности. Так что садись, товарищ Ильин, в машину и поедем. - Казак многозначительно кивнул в сторону грузовика. - Я пока ждал, покалякал с фронтовым дружком. Он отвозил расстрельную команду в лазарет. По пути кое-что расскажет.
  В кабине сидел тот же водитель, что и возле банка. Ильин осторожно, словно опасаясь подвоха, сел рядом с Егорычем. Тот скомандовал:
  - Гони, Тимоха, в порт, да попроворней. Вишь, тучи низкие да тяжёлые, дождь усилился и башка болит. Вот-вот гроза начнётся. А по дороге расскажи товарищу Ильину, что и мне надысь говорил. Про то, что видел, когда раненых из Симбирска привели на распыл у лазарета.
   - А что тут долго рассказывать, - Тимоха рванул с места так, что Леон снова стукнулся головой, теперь уже о кабину грузовика. - Вывели их всех из госпиталя: и хромых на костылях, и перевязанных, и в гипс упакованных. Кого и на руках вынесли. А потом и кончили всех без разбору.
  - Как же без разбору, чёрт чудной, - вскинулся Егорыч. - Ты же давеча баял, как одного из них убрали из той команды.
  - Да, когда их вывели на свет Божий, Вера Петровна прошла вдоль строя со списком. Как будто высматривала кого-то. Увидела одного, всего в гипсе и повязках, подошла, поговорила. Потом его под руки отвели куда-то. Сам видел. Всех кончили, но без него.
  - А куда увели-то, чудила? Кто он такой? Знашь, нет?
  - Кто будет спрашивать, Егорыч? Лишние расспросы - себе дороже. Тут уж как в народе говорят: "На что? - На спрос; а кто спросит, тому чихирю в нос".
  
  Высадив Леонарда в порту, Егорыч отошёл с ним от грузовика и попрощался:
  - Вижу, наш ты человек, товарищ Ильин, тоже много пострадавший за дело революции. Если захочешь лазарет ентот найти, пораспрашай людишек возле банка. Он там рядом находится. - Огромный казак по-детски заговорщически огляделся. - Только завтра не ходи никуда. У нас бают, что к вечеру ожидается выступление бунтовщиков. Там и беспорядки, глядишь, начнутся. А в суматохе и зашибить запросто могут.
  
  
  1918 ГОД. КАЗАНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ НАРОДНОГО БАНКА РСФСР
  
  Четвёртого августа передовые отряды белочехов и КОМУЧ приблизились к Казани и всполошили большевиков, поприветствовав по телефону командование Восточного фронта от имени Владимира Оскаровича Каппеля и Чехословацкого корпуса.
  Захват Казани в ближайшее время был неизбежен. На подготовку к эвакуации золота у красных ушло несколько дней. Решили перевозить его на пристань трамваями. Для этого подготовили площадки разгрузки и подъездные пути к банку и причалу. Из Нижнего Новгорода подошли буксиры и баржи.
  Сотрудников Казанского отделения Народного банка РСФСР собрали к девяти часам вечера и объявили о том, что эвакуация запланирована на следующий день. В кладовых началась упаковка золота в мешки и ящики.
  Пятого августа к банку подогнали трамвайные вагоны для погрузки и перевозки ценностей. Но отправка всего объёма золотого запаса не состоялась: началось наступление на город. То, что в Казани готовился вооружённый мятеж, знали многие. Но войска Чехословацкого корпуса и Народной армии нарушили планы подпольщиков. В пять часов вечера они неожиданно начали артобстрел. Флотилия КОМУЧ недалеко от города атаковала несколько военных судов красных, вынудив их причалить к берегу. Оставшиеся корабли и прибывшие за золотом баржи ушли вверх по Волге. На пристани высадился десант белых.
  Жители в панике бросились из города, оставив имущество и жильё, наспех заколотив двери и ставни. Толпы обезумевших людей бежали с детьми на руках и наскоро собранными пожитками в мешках и котомках. Они метались в страхе по улицам, не зная безопасного выхода из города. Напуганные взрывами лошади волокли телеги со скарбом, увязая в колеях разбитых дорог.
  Попытка белых внезапно взять город не удалась. В наступившей суматохе противоборствующие стороны не смогли дальше вести сражение. Боестолкновения в этот день прекратились.
  
  Эвакуировать золотой запас по реке и железной дороге не удалось. В ночь на шестое августа, воспользовавшись затишьем, работники банка смогли вывезти на грузовиках лишь небольшую часть золота - по разным сведениям от ста до двухсот ящиков. Утром рейс хотели повторить, но было уже поздно: со стороны пристаней послышались взрывы, пулеметная и ружейная стрельба.
  
  Предвидя новое наступление, большевики ночью начали мобилизацию рабочих. Сформированными из них отрядами и прибывшими подразделениями латышских стрелков новый командующий Восточным фронтом укреплял позиции на окраинах, где можно было ожидать нового наступления Народной армии.
  Так и случилось. Войска белочехов и каппелевцев с примкнувшим к ним отрядом сербских добровольцев атаковали Казань с трёх сторон, сходу смяв мало укреплённые позиции красных.
  Тяжелые, мрачно клубящиеся тучи, нависшие с ночи, казалось, далеко над горизонтом, к обеду навалились на объятый страхом город. В два часа дня, в самый критический момент боестолкновений, разбушевалась страшная гроза. Ливень обрушился сплошной стеной на немногие уцелевшие дома и улицы.
  Отряды большевиков, рабочее ополчение и стихия на время остановили наступление войск КОМУЧ. Но неожиданно с тыла атаковали вступившие в бой отряды казанского антикоммунистического подполья. Ярость взбесившейся природы соперничала с жестокостью сошедшихся в смертельной схватке непримиримых противников. Казалось, небо обрушилось на город в отместку за непомерную озлобленность людей, ещё недавно бывших единым народом. Дождь лил на горящий город, на бившихся насмерть соперников, будто стремясь остудить и остановить их. Но даже этот неистовый, нескончаемый ливень не смог потушить возникшие пожары.
  От глухого раскатистого рокота сотрясалось всё вокруг: и река, и улицы, и люди, пытающиеся покинуть измученный громами, взрывами и стрельбой город. Страх от надвигающейся катастрофы заставил горожан, не сорвавшихся с места накануне, собраться всё-таки в дорогу и бежать.
  
  Леон, несмотря на предупреждение держаться подальше от банка, решил всё же пойти туда. Не мог усидеть на месте, понимая, что красные, возможно, уже потерпели поражение, а белые пока ещё окончательно не взяли власть в руки. Прихватив отцовский браунинг, он пробирался через толпы беженцев и потоки грязной воды, устремившиеся вниз по улицам на городские окраины.
  Трудно двигаться против течения. Особенно там, где всё тебе не знакомо. И если к тому же забросило тебя в эту стремнину в погоду ненастную, штормовую, когда и не видно почти ничего. Что ждёт за поворотом: камни, отмели, препятствия? Неизвестно.
  Заборы, дома и дороги почернели от проливного дождя. Сверкавшие молнии тонули в зареве пожарищ. Леон остановился, пропуская очередную группу людей, хмуро толкавших тележки с котомками и мешками. И только привязанная к одной из повозок коза весело припрыгивала, очевидно, радуясь предстоящему выпасу на лужайках за селом, к которому сейчас спешили её хозяева.
  
  Залпы орудий постепенно стихали. Бои переместились на окраины, и там ещё полыхали зарева пожарищ. Районы и улицы города опустели. Изредка кое-где испуганные люди поодиночке и группами перебегали через осклизлые от грязи дороги и тут же скрывались за домами и заборами. В центре Казани безвластие: ни белых, ни красных. Иногда в переулках внезапно возникали перестрелки и также неожиданно прекращались. Стало понятно, что в ближайшее время власть в городе сменится.
  
  Казанское отделение Народного банка РСФСР с сотнями тонн золота неожиданно осталось без защиты, без руководства и служащих посреди неразберихи и хаоса. Отряд латышских стрелков, охранявших банк, перебросили на окраину, где шли последние бои. Работники и большая часть охраны разбежались. Только несколько вооружённых караульных заперлись в нижних подземных кладовых.
  Воспользовавшись ситуацией, в банк ворвались толпы мародёров, будто заранее готовых к такому повороту событий. Кто-то организовал их, почувствовав вакуум власти в центре города? Или же взломщики, грабя опустевшие дома, сами собрались у него, увидев бегство охраны? Теперь это неизвестно. Скорее, всё произошло стихийно, хотя бы потому, что у большинства грабителей не было ничего, в чём они могли бы вынести те богатства, что открылись перед ними.
  Началась вакханалия грабежа.
  Прорваться в нижние хранилища погромщики не сумели, но в верхние, временные, устроенные незадолго до наступления белых, кое-где пробрались. Выламывали двери и решётки, взрывали их гранатами. В оставшихся без защиты помещениях разбивали и крушили шкафы, ящики, сейфы. Давка и столпотворение возле них переходили в драки за найденные ценности.
  Забирали всё, что попадало под руку. Деньги рассовывали в котомки и под одежду. Золотые монеты и слитки тащили в чём только могли: в вёдрах, мешках, сумках. Некоторых грабителей неподалёку ждали подельники на повозках. Дождь лил беспрерывно. Размокшие мешки и котомки рвались от непомерной тяжести, и золото выпадало из уезжавших телег на раскисшие дороги. Из разбитых окон банка летели подхваченные штормовым ветром документы, ценные бумаги, деньги. Они кружились и падали в грязные лужи и ручьи, образовавшиеся после ливня.
  
  Трудно идти против течения, особенно если никто не ждет там, куда ты пробираешься, и всем сейчас совершенно не до тебя. Преодолев потоки ручьёв и рек, образовавшихся на улицах, Леон увидел серое от дождя здание Народного банка. Выстрелы раздавались уже далеко. Но по беспорядку вокруг него, по громоздившимся на подходе баррикадам и телам убитых было понятно, что совсем недавно здесь шёл ожесточенный бой.
  "Похоже, опять я пришёл не вовремя. Не до меня сейчас здесь".
  
  Промокшие грязные деньги и блестящие жёлтые монеты лежали в красных от крови лужах. Леонард поднял одну из них, протёр. Царский профиль и надпись по кругу: "Б. М. НИКОЛАЙ II ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСС.".
  "Золотой империал. И сколько их тут вокруг? Надо бы подобрать. Неужели эвакуация продолжается? Но золото в грязи так просто не валяется. Что-то здесь неладно".
  И тут же, будто в подтверждении его догадки, в банке послышались крики и стрельба. Раздался глухой взрыв.
  "Граната, - определил Леон и увидел, как из разбитых взрывом окон на втором этаже летят какие-то бумаги. Документы и деньги кружатся над выбегающими из здания взбудораженными людьми, падают под ноги. Но те даже не замечают их, волоча на себе или за собой неподъёмные мешки, сумки, рюкзаки. - Да это же мародёры! - понял Ильин и тут же бросился к входу, расталкивая пробирающихся через завалы мусора и обломков налётчиков. Мелькнула мысль: надо как-то остановить этот разбой. Тут же сверху снова раздался взрыв, и кто-то, видимо, раненый, дико закричал".
  
  Леон пробирался наверх по лестнице, покрытой осколками стекла и посуды, обрывками документов и денег, через груды разбитых мебели и дверей. Навстречу спускались два окровавленных человека с дикими от страха и напряжения глазами, тащившие непомерной тяжести ведро с золотыми монетами.
  Поднявшись на второй этаж, Леон вошёл в тёмный задымленный коридор, где недавно встречался с управляющим банка и откуда сейчас выбегали и выползали обезумевшие от крови и золота грабители. Среди разбросанных бумаг и выпотрошенных папок валялись затоптанные купюры и тускло блестели золотые монеты, на которые никто из снующих по коридорам и лестницам людей внимания не обращал.
  Пройти к кабинету Марьина сразу не удалось. Пришлось пропустить полупьяных толи от вина, толи от вида немыслимых сокровищ, взломщиков, с трудом перетаскивающих ящик от письменного стола, наполненный золотом и пачками денег. За сорванной дверью одной из комнат с криками и дракой бандиты доламывали взорванный сейф, из которого сыпались монеты. В разбитые взрывом окна врывался ветер и, поднимая вверх раскиданные вокруг банковские документы, ценные бумаги, ассигнации, порывами выбрасывал их на улицу.
  Внизу и в конце коридора снова послышались выстрелы.
  "Надо быстрее уходить отсюда", - понял Леонард. Страха не было, вид похитителей не пугал, а скорее удивлял: неужели охрана разбежалась, не устояв перед этим сбродом. Но он понимал: что такой объект, как банк, не может надолго оставаться безнадзорным. Отряд прикрытия скоро вернётся, оцепление будет восстановлено, и перспектива быть застигнутым вместе с бродягами во время грабежа его совсем не устраивала.
  Лишь желание найти Марьина удержало Леона от бегства из банка, и он продолжил пробираться сквозь завалы по коридору. Часть кабинетов уже взломаны, но некоторые из дверей всё же устояли перед натиском толпы: или были более укреплены, а мародёры торопились и крушили только то, что быстрее поддавалось, или разрушительные силы стихии иссякли.
  Среди разбитых и выломанных дверей Леон пытался найти ту, за которой недавно встречался с управляющим. Если тот находился в своём кабинете до налёта, то, вероятнее всего, и сейчас там же. Глупо было бы пытаться убежать во время нападения. Надёжнее просто отсидеться за стальной дверью.
  
  Подобрав револьвер, выпавший из рук сидевшего у стены раненого человека, Леонард перебежками от одного дверного проёма к другому пробирался к кабинету Марьина, расталкивая выскакивающих из комнат погромщиков. Одного из них, взлохмаченного детину в разорванной тельняшке, бежавшего навстречу с маузером в одной руке и тяжёлым рюкзаком в другой, он сбил ударом револьвера в лицо.
  Придавив коленом горло окровавленного верзилы, Леон тихо спросил: - Где и что взрывали, кто стрелял?
  Тот придушенно прохрипел и показал: - Там за кабинетом управляющего кто-то воюет.
  Леонард тряхнул рюкзак: вывались пачки денег, зазвенели, покатившись по опустевшему коридору, монеты.
  - Золото и деньги откуда?
  - Да они везде, куда не зайдёшь. Вчера часть вывезли, а остальное не успели.
  Леонард ударил здоровяка по горлу и, подняв его маузер, прижавшись к стене, осторожно двинулся дальше.
  Возле знакомого кабинета увидел следы выстрелов и взрыва. Тяжёлая бронированная дверь не поддалась варварскому натиску. Но и на осторожный стук никто не ответил.
  "Скорее всего, нет там никого, - решил Леон, но, собравшись уходить, ударил обломком кирпича по металлу и крикнул:
   - Пётр Александрович, отзовитесь, если вы здесь. Это Леонард Ильин, мы с вами позавчера встречались.
  За дверью что-то упало, немного погодя кто-то глухо, как из подземелья, спросил:
  - Как зовут вашего дядю?
  - Николай Сергеевич. Я от него приехал. Не бойтесь, я один.
  В массивной двери приоткрылось маленькое кассовое окно, через которое Леонард разглядел вторую решётчатую дверь. Марьина не было видно. Его голос раздался откуда-то сбоку:
  - Леонард Иванович, а вы как здесь оказались? Неужели охрана вернулась?
  - Нет. Никто не вернулся. Здесь только мародёры комнаты да сейфы вскрывают. Я их немного разогнал, но они, скорее всего, вернутся. Так что я сейчас уйду, а вы не открывайте больше никому. А кто в конце коридора от бандитов отстреливается?
  - Там верхняя кладовая. Ночью туда складировали золото, которое не успели эвакуировать. Часть отправили, но чехи начали наступление. Вот и вернули всё обратно. Часть в подвал успели спрятать, а что-то по кабинетам на этажах разгрузили. Видимо, грабители узнали об этом и вот уже несколько часов пытаются пробиться туда. А там остались новый начальник охраны с нашим работником. Ещё несколько человек закрылись внизу, в хранилище. Но большинство служащих разбежалось после приближения боёв к банку.
  
  В конце коридора у кладовой снова началась пальба, раздались крики, взорвалась граната. Мародёры с воплями и стонами выскочили на лестничную площадку. Леонард вдогонку несколько раз выстрелил из маузера. Грохот взрыва и стрельбы в тесном коридоре оглушили его. Но и погромщики тоже исчезли, видимо, убежав с этажа по второй лестнице.
  Подойдя к кладовой, Леонард увидел сорванную взрывами дверь и раненого налётчика, хрипевшего возле лестницы. Тяжёлая массивная решётка не поддалась неопытным взломщикам и крепко стояла на месте. В темноте за ней виднелись только разбитые шкафы, стеллажи да грязный пол, засыпанный мусором. Через зарешёченное окно с выбитыми стёклами ветер врывался помещение вместе с дождём, заливая дымящиеся документы и обломки мебели.
  "Странно, никого не слышно. Но не в пустую же комнату только что палили взбесившиеся головорезы. И граната по ним прилетела, похоже, тоже из неё".
  Леонард подёргал решётку, постучал по ней рукояткой маузера. Гулкий звон утонул в шуме непогоды за разбитым окном.
  - Есть кто живой? Я свой, от Марьина.
  И только после этих слов в разрушенной комнате послышались шорохи, хруст стекла и приглушённый стон. Кто-то снизу, за стеной, недалеко от решётки, закашлялся. И знакомый с детства голос с трудом прохрипел:
  - А ты-то, Леня, зачем сюда припёрся, да ещё в такое время? Здесь кроме бандитов да меня, дурака, и нет сейчас никого.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"