Токунов Александр Владимирович : другие произведения.

Чистилище: Забытые Учителя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    За прошедшие десятилетия остатки человечества, пережившие ужасную эпидемию, научились выживать в новых условиях, среди полчищ хищных мутантов и армий мародеров. Москва поделена на анклавы, которыми управляют бывшие генералы и олигархи. А те территории, которые не подчиняются сильным мира сего, - к примеру, анклав МГУ - подвергаются массированным вооруженным атакам. Однако "студентам" есть чем ответить на чужую агрессию...
  Пролог
  
  
  Россия, Москва, бункер под ЦКБ Управления делами Президента, 6 часов утра
  
  Генерал Николаев проснулся. Мирно спавшая на кресле в другом конце комнаты кошка Селебритисса тут же мягко прыгнула ему на грудь и стала топтаться лапками, нежно урча. Селебритисса, в отличие от своей пра‑пра‑пра‑матери кошки Анфиски, обладавшей всеобъемлющей любовью ко всем двуногим, признавала только Максима и ластилась только к нему. При этом она благосклонно принимала пищу и у других членов семьи, но никогда ни к кому не ласкалась и отказывалась даже играть.
  - Ну как ты узнаешь, что я уже проснулся? - спросил Максим у Селебритиссы.
  Та, громко муркнув, потерлась мордочкой о щеку Максима.
  - Ладно, ладно, верю, что родная душа. - Максим выпростал из‑под одеяла руку и погладил кошку. Та, сразу же добавив децибелов в голос, улеглась на его груди и стала тереться мордой о его подбородок, прикрыв от удовольствия голубые глаза и время от времени пытаясь лизнуть щеку.
  Такое начало дня было ритуалом для них обоих. Когда же дела или военные операции заставляли Максима ночевать вне бункера, кошка была очень недовольна и громко высказывала своё возмущение, как только он появлялся в бункере. Она первая встречала его после операций, когда он выходил из санитарного шлюза, поднималась на задние лапки, упираясь передними ему в ногу. Ворон, также неизменно встречавший бойцов, каждый раз скалил зубы и говорил одно и то же:
  - Папочка, возьми на ручки!
  Максим вначале подхватывал кошку, а потом уже обнимал жену.
  Сейчас он поглаживал пушистую шёрстку, а память унесла его в прошлое.
  
  Максим вспомнил, как он привёз Оленьку и годовалого Володьку в бункер. Они прошли все обязательные процедуры: обезоруживание, тридцатиминутное бездействие, прожаривание, загорание - все эти язвительные термины, сорвавшиеся более тридцати лет назад с языка Ворона, прижились в бункере, их употребляли по сей день. А вот на "разоблачении" появившаяся из костюма Володьки белая пушистая кошка повергла всех присутствовавших в шок. Вначале показалась белая мордочка. Зеленые глаза внимательно оглядели всех вокруг. Удовлетворившись увиденным, кошка не торопясь выбралась из ОЗК, потянулась и села возле Володьки. Кто‑то закричал, что кошка может быть заразной. Бойцы охраны бункера сразу ощетинились стволами винтовок и автоматов, направив их на прибывших. Володька, уже освобожденный из костюма, подхватил кошку и прижал её к себе. Он молча смотрел на местных, и из его глаз текли крупные слезы, капая на кошкину голову. Так они и стояли, маленькие и жалкие, под дулами больших и серьёзных дядь. Максим подхватил сына на руки, почувствовал, как тот дрожит от едва сдерживаемых рыданий. Сын и кошка прижались к его груди, требуя защиты.
  Освободившаяся от костюма Ольга встала перед Максимом, защищая сына и кошку своим телом.
  - Пошел отсюда, гад! Убери оружие! - ринулась в атаку дородная Людмила Ивановна, набросившись на самого агрессивного охранника.
  - Отставить! Убрать оружие! - пришёл в себя Максим. И тут же словно эхо услышал:
  - Убрать оружие! Пропустить в бункер!
  Максим повернулся на голос. В дверях стоял похожий на подростка майор Власов, очевидно, сегодняшний командир охранников бункера.
  Бойцы сразу же опустили оружие. Максим, обняв Ольгу, вышел с ней в коридор. Володька одной рукой крепко держал кошку, второй обнимал отца за шею. Кошка, положив голову ему на плечо, громко замурлыкала.
  По большому счету судьбу кошки Анфиски решил Клён, появившийся в бункере под вечер. Кому и какие указания и команды он раздал, Максим не знал, но к кошке не только перестали относиться враждебно, но стали её боготворить, стараясь накормить и погладить.
  Кота в бункер притащил Ворон в кувезе для грудных детей. Он нашёл его в одной из лабораторий кардиологического центра, куда Клён отправил экспедицию для поисков какого‑то необходимого оборудования. Кота посадили в карантин в одной из лабораторий Ультра. Данаифар и Цессарский долго наблюдали за его поведением, вели дневник наблюдений, делали анализы крови, мочи и кала. Исхудавший кот не сопротивлялся, ел и спал. Потом, отъевшись, отмылся, превратившись вдруг в белоснежного красавца с голубыми глазами.
  Неизвестно, чем закончился бы эксперимент, но в один из дней кота не обнаружили в лаборатории. Как ему удалось найти лазейку, никто не мог сказать, но обнаружился он непосредственно в квартире Максима в секторе Премиум.
  Этот случай явился катализатором: именно после бегства кота из лаборатории и произошли те события, которые возвысили Максима до генерала армии. Ворон зубоскалил, что кот явился крестным папой и Максиму, и Клёну. Действительно, если бы не этот случай, история бункера пошла бы совсем по другому пути.
  Через час после того, как в квартире Максима появился кот, начались события, которые впоследствии были названы Вороном "бункерной революцией".
  Не успел Максим выслушать историю о том, как Ольга, вернувшись с Володькой в квартиру, обнаружила рядом с кошкой Анфиской огромного пушистого кота, как в квартиру ворвался бледный до синевы подполковник Ивлев.
  - Николаев, как это понимать?! Почему вы выкрали кота из лаборатории?! - закричал он, наплевав на то, что Максим теперь был выше званием и вроде как считался его непосредственным начальником. - Кот заражен, поэтому мы вынуждены изолировать вас и вашу семью до выяснения всех обстоятельств! Сдайте ключи!.. - Он схватил карточки от входных дверей и уже на выходе обернулся: - Возле вашей двери будет установлен караул. Никому не входить и не выходить до особого решения!
  Максим посмотрел на Ольгу:
  - Что это было?
  - Этот дурак ввалился к нам как был, без защитного костюма. Значит, если мы с котом заразились, то и он тоже, и никакие караулы уже не помогут. Максим, тебе не кажется, что здесь что‑то другое?
  - Знаешь, Олюшка, похоже, мы опять попали в какую‑то передрягу. Думаю, очередные политические разборки. Как уехал Аликберов с компанией, так в воздухе бункера что‑то витает...
  - Макс, а тебе не кажется, что нас, точнее тебя, таким образом изолировали? Ну вот скажи, каким образом кот мог из закрытого помещения лаборатории через несколько уровней оказаться у нас в квартире?
  Ольга оглянулась на Володьку. Тот уже сидел на диване, и обе кошки сидели рядышком с ним.
  - Маа, у ки га... - сообщил он, увидев, что Ольга наблюдает за ним, и поочередно, взяв в ладошки мордочки кисок, заглянул им в глаза.
  - Что там такое? - спросила Ольга.
  - У ки га... - повторил Володька и показал рукой на морды вначале Анфиски, потом кота.
  Ольга подошла, осторожно взяла в руки мордочку Анфиски и заглянула ей в глаза.
  - Глазки зеленые.
  Потом еще более осторожно и внимательно посмотрела на кота и удивилась:
  - Ой, какие голубые! Да, ты, Володька, прав, у них глаза разные!
  Володька поочередно посмотрел на родителей, как бы давая понять: "А я о чем вам толкую уже полчаса?"
  - Володенька, надо говорить: "У кисок разные глазки".
  - У ки ра га, - послушно повторил Володька.
  - Как же мы его назовём? - задумалась Ольга.
  - Ерофей Павлович Хабаров, - тут же отозвался Максим, взяв кота на руки и рассматривая его со всех сторон. Кот послушно повис на руке, не выказывая недовольства и не сопротивляясь.
  - Почему Ерофей Павлович, да еще и Хабаров? - спросила Ольга.
  - Ну, иначе и не назовёшь, - ответил Максим фразой из известного фильма про алмаз. - Вылитый Ерофей Павлович Хабаров. Великий путешественник.
  - Фей, - тут же подтвердил Володька.
  Максим продемонстрировал жене кота со всех сторон.
  - Ну, что ты за чудо! - Ольга погладила его по пушистой белой шёрстке. - Пойдемте пить чай.
  - Мъя‑а? - тут же вопросила Анфиска, которая до этого момента спокойно наблюдала за происходящим с дивана.
  - Конечно, и вас накормлю. Все на кухню, - скомандовала Ольга.
  Анфиска сразу же спрыгнула с дивана и торопливо зашагала из холла. За ней, не торопясь, шествовал Фей - Ерофей Павлович Хабаров. Следом вприпрыжку заскакал Володька. Максим обнял жену и прошептал на ухо:
  - Ты у меня самая лучшая!
  Часа через два, когда все наелись и напились - кто чаю, а кто и молочка, - сказка про Солнышко была прочитана, Володька уложен, кошки пропали где‑то в недрах темной квартиры, а Максим уже почти засыпал, изредка приоткрывая глаза и наблюдая, как Олюшка в свете ночника расчесывает свои дивные золотистые волосы, - в углу раздался вначале шорох, а потом стук. Максим сразу же подскочил, а Ольга замерла, не донеся гребня до волос. Тук, тук, тук.
  - Да это Морзе! - Ольга осторожно приблизилась к шкафу и застучала по нему в ответ. В этот момент дверь спальни с тихим скрипом стала открываться. Ольга замерла, а Макса будто подбросило пружиной: он слетел с кровати, одним прыжком оказавшись возле двери, и распахнул её. В открывшийся дверной проём важно прошествовал Ерофей, а за ним тенью кошка Анфиска.
  - Фу ты, - выдохнул Максим, - это теперь так всегда и будет? - обратился он к кошкам.
  - Максим, это Ворон, - сказала Оля.
  - Откуда ты знаешь?
  - Да мы же в институте учили азбуку Морзе.
  Фей не торопясь прошёл в угол и обратился к шкафу:
  - Мрмяу...
  - Котенька, сыночек, ты меня узнал, а командир не узнает, - послышался глухой голос Ворона. - Макс, ты решетку вентиляции видишь? Открути крепления, впусти бедного странника в дом.
  - Нет, Ворон, решетки я не вижу. Я вижу шкаф. Жди, сейчас сдвину.
  Максим кивнул Ольге, она, поняв его без слов (сказался опыт кочевого образа жизни), пошла на кухню, принесла картофелину и нож. Разрезав картофелину вдоль на четыре части, Ольга ловко стала подсовывать пластинки под ножки шкафа, пока Максим приподнимал его за угол.
  - Ну, поехали, - Максим уперся в торец и легко откатил шкаф в сторону. За ним действительно обнаружилась решетка вентиляции, за которой угадывался силуэт.
  - Откручивай быстрее, весь затёк, пока дозвался, - поторопил Ворон.
  Через пять минут он уже тискал кота, целуя его и наглаживая:
  - Маленький мой, соскучился без папочки...
  - Оставь кота! - следом из шахты вентиляции показался Костя с двумя автоматами в руках. - Макс, собирайся, в бункере ЧС, Быков попытался ликвидировать Клёна!
  - Ага, Макс, у нас бункерная революция! - подтвердил Ворон. - Передел власти!
  - Да расскажите вы толком, что случилось?! И не перебивайте друг друга! - потребовала Ольга.
  Ворон опустил кота на пол, сел на стул.
  - Ладно, толком, но коротко. А ты, Макс, пока одевайся, нечего время терять. Если стесняешься, мы отвернёмся.
  Макс открыл створки сдвинутого шкафа и стал доставать камуфляж.
  - В общем, если коротко, то ситуация следующая, - начал Ворон, посерьезнев. - Изолировав тебя от нашего общества при помощи Ивлева, Быков с десятью охранниками явился к Тер‑Григоряну и потребовал ареста и расстрела Клёна. А когда Тер‑Григорян отказался, оставил у него караул, а сам ломанулся к Клёну. Ну, ты же знаешь, наш Клёнуша не так прост, как прикидывается. Когда Быков со товарищи спустился в Ультра, их там уже ждали. Ну, конечно, постреляли на славу. Теперь Быков отступил и засел в ВИПе. Я сунулся к тебе, а тут тоже караул. Хотел перестрелять, но Дылда меня перехватил, сказал, что есть бескровный план проникновения в квартиру. И вот мы тут.
  - А оружие откуда?
  - Да пока Быков торопился расстрелять Клёна, наши бравые ребятки из Пакистана захватили оружейку и установили тотальный контроль над оружием. Мы вооружились тоже. Клёнушу мало‑мало знаем, а с тыловыми крысами Быковым и Ивлевым нам не по пути. Давайте укрепим входную дверь, и в путь. Ольга, неси картошку. Я думаю, Ольге и Володьке ничего не грозит, но бережёного Бог бережет. С ними останется Костик, он уже у них как ангел‑хранитель.
  Втроём они быстро забаррикадировали изнутри входную дверь в квартиру. Ольга перенесла спящего Володьку в спальню. Кошки, тут же потеряв интерес к вентиляционной шахте, устроились в ногах спящего мальчика.
  - Костя, если что - уходите по вентиляции в Ультра, - распорядился Ворон.
  - Все будет нормально, - отмахнулся Костя.
  Ольга прижалась к груди Максима и вздохнула.
  - Пока, лапушка, - сказал тот. - Мы скоро вернёмся.
  Ворон и Максим нырнули в шахту, Костя быстро прикрепил решетку на место.
  Максим полз следом за Вороном, спускался вертикально вниз, повисая на руках, заворачивал в боковые ответвления, поднимался по вертикальным колодцам вверх, удивляясь тому, каким непостижимым образом его товарищ ориентировался в хитросплетениях шахты.
  - Встроенный компас, - неожиданно произнёс Ворон, будто подслушав мысли Максима.
  Шахта расширилась и превратилась в коридор, в котором можно было двигаться уже согнувшись. Ворон сразу же увеличил темп, перейдя на бег. Перед поворотом он резко затормозил, и Макс врезался в его спину.
  - О чёрт... - шёпотом выругался Ворон. - Ну и голова у тебя. Как кувалда! Будет теперь синяк во всю спину...
  - Сам такой, - беззлобно огрызнулся Максим. - Чего стоим, кого ждем?
  Ворон тихо постучал по стене. Часть стены с тихим шуршанием отошла в сторону. Ворон, а за ним Макс протиснулись в другой коридор.
  Максим огляделся по сторонам и понял, что они попали в сектор Ультра. Возле стены в нетерпении ждал Леший, держа в руках три автомата и кобуру с револьвером Макса.
  - Еле дождался! Чего ты так долго?! - набросился он на Ворона, протягивая ему и Максиму оружие.
  - А ты сам поползай там по пересечённой местности, узнаешь! Да и Макс пускать не хотел, отгородился от друзей шкапом...
  - Сам ластился к коту, вместо того чтобы поторопиться! - не остался в долгу Макс.
  - Ага, повидал сыночка! - подтвердил Ворон.
  - Уж извини, пришлось твоему сыночку без тебя имя дать, не хотел жить без имени, всё жаловался, что папа его никак не назвал.
  - И как же теперь сыночка кличут? - заинтересовался Леший. - Сыночек?
  - Нет, Ерофей Павлович Хабаров. Всё, теперь отставить разговорчики, и в путь. Кстати, хотелось бы узнать, куда путь‑то держим?
  - Да тут не далеко, два коридора, три поворота. Пошли, Клён ждёт.
  Комната, куда они попали, поражала обилием мониторов на стенах. Посреди неё на вертящемся кресле сидел Ахмад. Не отрывая взгляда от мониторов, он поднял руку, поздоровавшись сразу со всеми. И тут же воскликнул:
  - Клён, есть! Они в апартаментах Элькина. Смотри!
  Из тёмного угла на середину шагнул Клён. Он поздоровался со всеми, потом повернулся к монитору.
  - Молодец, мальчик! - сдержанно похвалил он Ахмада. - Теперь найди мне Ивлева. Пойдемте, господа военные, в сторонку, Ахмаду нужен простор.
  Ворон за спиной Клёна взглядом указал Максу на мониторы и покачал головой: мол, видишь, Клёнушка не промах, как ловко и просто можно получать информацию.
  - Система наблюдения была смонтирована не нами, - спокойно произнес Клён, - мы только интегрировались в неё. Это не единственный пункт наблюдения. То есть наш единственный, но за всем также наблюдает служба Элькина. После его отъезда в Раменки три дня назад она осталась в бункере. Сейчас её действия координирует майор Быков. Он подмял под себя подполковника Ивлева и собирается вас, Максим, провозгласить единоличным управителем бункера. Они же с Ивлевым будут ближайшими вашими советниками. Если вы желаете этого и чувствуете в себе способности к такого рода деятельности, я дам вам возможность уйти. Я уважаю чужой выбор. Но всё же я хочу, чтобы вы остались со мной и возглавили вооружённые силы как тут, в бункере, так и наверху. Я полагаю, что должно иметь место единое командование. А выборы управляющего предлагаю провести открыто, но предупреждаю, что буду выставлять свою кандидатуру и настаивать на этом.
  Максим видел, что Клён внимательно следит за его реакцией и определенно желает, чтобы он согласился с ним.
  - Знаете, Клён, - Макс посмотрел вначале на Ворона, потом в глаза Клёну, - не объясняйте мне прописных истин. Мы сейчас теряем время. Я не стремлюсь стать управляющим и не чувствую к этому позывов. Вас я видел в деле и помню, кто помог мне найти семью... - Максим не успел договорить, так как из центра комнаты вновь раздался голос Ахмада:
  - Вот он!
  Все трое подошли к монитору, на который указывал компьютерщик.
  - Во блин да пирог, он ломится в твою дверь, Макс! - озвучил увиденное Ворон.
  Клён посмотрел на Максима:
  - Действуйте. Ивлев и Быков нужны живыми. Ахмад, передай "уши". Я буду координировать действия.
  Макс выскочил в коридор, на ходу объясняя задачу:
  - Леший, ведешь основную группу обычным путём, занимаете позицию, чтобы просматривался весь коридор в этой части Премиума, ждёте команды. Ворон, мы с тобой по предыдущему маршруту, бегом!..
  Последнюю команду Максим отдавал, уже несясь по коридору. Ворон поспешил за ним.
  - Макс - Клёну. Как слышите? Прием, - пропищал наушник.
  - Слышим, - за обоих ответил Макс.
  - Объект пытается открыть дверь ключом.
  - Ага, фигу! Мы дверь заблокировали изнутри, да ещё и забаррикадировали, - прокомментировал сзади Ворон.
  - Ты наддай, и без комментариев, - Макс повернул за угол. - Куда теперь?
  Ворон обогнал Макса, зашарил рукой по стене:
  - Сезам, откройся! - и удовлетворённо хмыкнул, когда раздалось тихое шипение. - Битте‑дритте, прошу, шеф! - И, обогнав Макса, побежал вперед. - Ты сам, команданте, не отстань!
  - Поторопитесь! - хлестнул голос Клёна в наушнике.
  Запыхавшиеся Максим и Ворон вывались из вентиляционной шахты, распугав чутких кошек. В спальне Ольга наспех сооружала переноску для Володьки, чтобы его можно было привязать к Косте и нести на спине. Она вздрогнула и отбежала к кровати, закрыв собой ребёнка, который спокойно спал, посапывая и чему‑то улыбаясь во сне. Потом узнала мужа и Ворона, тихо осела на кровать.
  - Спокойно, Олюшка. Закрой дверь в спальню за нами и ничего не бойся. - Максим успокаивающе коснулся губами её лба. Сразу развернулся и бросился в холл вслед за Вороном, который, прежде чем исчезнуть, бросил то ли Ольге, то ли Ерофею:
  - Чао, бамбина! Я скоро вернусь!
  В холле Костя, спрятавшись за нагромождением мебели перед дверью, занял оборонительную позицию, приготовившись стрелять, если вдруг дверь дрогнет. Из коридора раздавались удары.
  - Николаев, откройте, надо поговорить! - кричал Ивлев.
  - Ага, и для этого надо ломать дверь? - спросил Максим. - А как же моя изоляция? Вы уже не считаете, что я зараженный?
  - Николаев, дело серьёзное! Я не могу с вами разговаривать через дверь!
  - С ним десяток бойцов, - подсказал наушник.
  - Да, и для разговора вы привели вооружённых бойцов? - спросил Максим.
  - Если желаете, я скажу моим людям, чтобы они отошли, - предложил Ивлев.
  - Хорошо, я открою дверь, если ваши люди уйдут в конец коридора, - ответил Максим.
  - Договорились.
  За дверью послышалась возня.
  - Пятеро отошли, а пятеро остались, - наябедничало "ухо".
  - Вот сволочь! - не сдержался Ворон. - Пристрелил бы, если бы не приказ!
  - Тихо! Тебя здесь нет! - одёрнул его Максим. - Послушай, Ивлев, если ты с добрыми намерениями, то отведи оставшихся с тобой бойцов, только тогда состоится разговор.
  - Бойцы отходят, - сообщило "ухо".
  Макс потыкал пальцем в сторону кухни. Костя вначале недоумённо на него посмотрел, потом, сообразив, что от него требуется, сгонял на кухню и вернулся с картофелинами и ножом. Парни споро нарезали картошку пластинками и подтолкнули под ножки мебели. Стараясь не производить шума, откатили мебель от двери.
  - Внимание, всем готовность! - отдало "ухо" команду голосом Клёна. - Макс открывает дверь. Пошли!
  Максим распахнул дверь и шагнул в сторону, Ворон тут же прыгнул на спину вошедшего Ивлева, не давая тому возможности воспользоваться оружием.
  - А теперь Горбатый! Я сказал - Горбатый! - прокомментировал Ворон, выбивая пистолет из руки Ивлева. - Что же вы, сударь, в гости - и с оружием?
  Макс захлопнул дверь и услышал в коридоре топот бегущих. Захлопали выстрелы.
  - Сдавайтесь! - загрохотал усиленный мегафоном голос Лешего. - Оружие на пол, лицом к стене! Не подчинившихся расстреливаю на месте!
  Послышался стук, звуки выстрелов и вопли раненого.
  - Ну, кто ещё желает лишиться самого дорогого? - спросил Леший за дверью.
  - Что он имел в виду? - заинтересовался Ворон, туго связывая Ивлева. - Надо будет на досуге спросить...
  - Можешь спросить прямо сейчас. Слышь, как тарабанит?
  - Макс Лешему! Открой дверь. Здесь свои, - раздался весёлый голос Лешего. А потом и сам боец ввалился в приоткрытую дверь. - Всё, командир, операция здесь завершена. Один раненный в ногу. Остальные отделались испугом.
  - Это ноги, что ли, самое дорогое? - Ворон с иронией смотрел на Лешего.
  - Это нога в её верхней части, где она прикрепляется к телу, - всунулся в дверь Крол.
  - А ты откуда здесь, Николаша? Ты же вроде должен быть на периметре? При мне с утречка собирался в командировочку, поупражняться в стрельбе с оптическим прицелом по тарелочкам. Удалось поупражняться?
  - Да вот, вышел "загоревший" из санпропускника, а тут у вас заварушка. Не успел поучаствовать! - пригорюнился Крол. - А на периметре поупражнялся. Только поднялись да стали расставлять мишени, как полезли мутанты. Да так много, одну волну отстреляем, вторая идёт. Кондор поливает огнём из вертолёта, он таки соорудил коктейль Молотова, а они сквозь пламя так и лезут, голодные, видимо, не жравши несколько дней. Кто‑то среди них попался с навыками и с огнестрельным оружием, ранил Краса. Жалко не я, а Дед его снял!
  Дедом бойцы прозвали молчаливого прапора, который обычно выводил их по подземке на периметр. Вдруг оказалось, что он бывший чемпион по стрельбе из винтовки. Незадолго до бегства Аликберова с компанией из бункера он набрал способного молодняка и стал обучать их навыкам снайперов. Вот на такую учёбу и отправился с утречка Николай, попал в бой на периметре, а когда спустился в бункер - оказался в заварушке по переделу сфер влияния.
  - Крас куда ранен? - спросил Максим. - Тяжело?
  - Нет, зацепило руку, но кровотечение быстро остановилось. Крас позиций не покинул, продолжал командовать бойцами.
  - Внимание, второй этап операции, - прервал рассказчика голос Клёна в "ухе". - Всем выдвинуться на позиции! Ивлева - под конвоем в Ультра!
  - Леший, Крол, в конвой! Ворон, Медуза, Дылда - найдите ход по шахтам, для неожиданности и непредсказуемости. Остальные за мной! - отдал команду Максим.
  Всё сразу пришло в движение. Макс подхватил автомат и заглянул в спальню:
  - Олюшка, возьми на всякий случай, - он протянул ей автомат и запасные магазины. - Сейчас мы уйдём, запри все двери. Ребята уйдут через шахту. Поставь решетку на место.
  Ольга прижалась к груди мужа, вдохнула его запах:
  - Возвращайся быстрее! О нас не беспокойся. У нас кошки на страже.
  Кошки, будто поняв, что говорят о них, синхронно подняли головы и посмотрели на Максима. В свете ночника глаза у Анфиски горели зеленым, а у Ерофея Павловича - фиолетовым огнём.
  Макс поцеловал Ольгу и шагнул за порог.
  - Иди, Максим. Мы дверь запрем и отправимся через шахту. - Ворон поднял взгляд от телефона, который разглядывал.
  - Что там у тебя?
  - Навигатор. И не у меня, а у Костьки. Ему Ахмад закачал схему вентиляции. А ты думаешь, как мы нашли твою квартиру? Сейчас маршрут уже составили, так что ты иди, а мы подтянемся.
  - Удачи!
  Максим вышел в коридор и услышал, как за ним щелкнули дверные замки. Он бегом добрался до лифта, где его ждала группа.
  - Задача: спускаемся в ВИП. Первая группа, командир - майор Власов, рассредоточивается в лифтовом пространстве и аккуратно стягивается в нишах возле апартаментов Элькина. Вторая группа со мной в обход, старший - капитан Зарецкий. Штурм по команде координатора. Вопросы есть?
  - А кто такой координатор? - рыжий боец, почти мальчишка, преданно смотрел на Максима.
  - Тебе, салажонок, знать это не обязательно, - строго ответил Власов, - для тебя координатором буду я - твой командир.
  - И ребята, постарайтесь не подставиться, - совсем не по‑уставному напутствовал группу Максим. - Удачи!
  Он повел группу через анфиладу залов казино - так они могли максимально быстро оказаться на месте с другой стороны коридора, - размышляя на бегу: "Интересно, где набрали такой молодняк? Лицо у мальчишки больно знакомое". Гулкое эхо вторило их топоту, неслось за ними, взлетая под потолок, возвращалось, будто отразившись от люстр. Зеркальный потолок в свете хрустальных светильников на стенах, включавшихся автоматически от датчиков движения, преломлял отражения бежавших с оружием бойцов, создавая какую‑то нереальную картину. Максим вспомнил, как тут сверкали люстры, отражаясь в собственных подвесках, хрустале рюмок, бриллиантах бомонда. Казино было закрыто по распоряжению Элькина с тех пор, как здесь погибли его сын и любовница. "Такое ощущение, что с того момента прошла целая жизнь, а не какие‑нибудь две‑три недели. А теперь рояль в чехол затянут, как в саван". - Максим перехватил автомат и приготовил карточку‑ключ.
  - В коридоре чисто, - поведало "ухо".
  - Макс Ворону. Вышли в точку "икс".
  - Хорошо, Ворон. Мы тоже на месте. Ждите команды, - распорядился Максим, знаками указывая бойцам группы, где кому занять позицию. - Клён Максу. Что внутри?
  - Десять человек. В холле пятеро, прячутся за диванами, креслом и тумбой телевизора, готовы к стрельбе. Трое в приёмной перед кабинетом - один в углу за шкафом, двое за креслом. Один в кабинете. Быкова не вижу.
  - Быков в спальне, любуется собой в зеркало. Мы как раз позади него, - зашептал в "ухо" Ворон.
  - Все слышали расположение? - Максим осторожно выглянул в коридор. Бойцы обеих групп по стенке, осторожно и тихо, подбирались к двери. Перед дверью на коленях стоял давешний любопытный рыжеволосый парнишка и колдовал с замками. Максим увидел, как он медленно поднял руку.
  - Штурм! - коротко скомандовал Максим.
  Одновременно с его командой мальчишка толкнул дверь, но вместо того, чтобы откатиться в сторону, рванул в квартиру, откуда сразу же зазвучали выстрелы.
  - Ёшкин кот! - почти сразу же послышался голос Ворона. - Макс, Быков застрелился, как только мы прыгнули!..
  - У нас "двухсотый", - вклинился кто‑то из бойцов.
  Максим на спринтерской рванул по коридору в апартаменты.
  - Макс, уже ничего не сделаешь! - услышал он голос Клёна в "ухе". - Будь осторожен!
  Первое, что Макс увидел, влетев в дверь, - лежавшего на полу прямо напротив входного проёма рыжеволосого парнишку и стоявшего возле него на коленях майора Власова. Мгновенно осмотрев помещение, Максим увидел, что ещё двое бойцов лежат на полу без движения: "Не мои", - автоматически отметил он. Трое под прицелом автоматов стояли лицом к стене, упершись в неё лбами и локтями. Из приёмной бойцы выводили четверых, подталкивая их прикладами для ускорения.
  Максим нагнулся над рыжеволосым, лицо его было бледным и строгим, как давеча у Власова. "Вот он кого мне напоминает, - обдало будто кипятком. Он поднял глаза на Власова: лицо того было землистым, глаза - потухшими. Максим вновь посмотрел на паренька: - Какие‑то раны странные. Нет крови". Он приложил пальцы к артерии на шее и почувствовал пульс.
  - Клён Максу. Срочно нужен врач! Он жив...
  Максим услышал рядом всхлип, поднял глаза, Власов, закрыв лицо ладонями, сотрясался в рыданиях. Сзади подошёл Ворон, поднял его, довёл до кресла, проворчал:
  - Неча раньше времени хоронить, ёхарный бабай! Поживёт ещё мальчишка...
  Из двери вынырнули двое медиков в белых халатах и захлопотали над раненым.
  Максим поднялся и прошёл в спальню. Перед зеркалом на стуле сидел Быков с простреленной головой, возле его ноги валялся пистолет.
  - Макс, мы ничего не успели сделать. Только решёточку выдавили, а он посмотрел в зеркало и стрельнул... - обнаружил себя Костя.
  Максим повернулся на голос и отметил: "Молодец". Осторожный Костя занимал такую позицию, что, не выдавая себя, мог контролировать ситуацию.
  - Всех пленных в Ультра, - вновь ожило "ухо" голосом Клёна. - Молодцы. Макс, разрешаю на полчаса заглянуть домой, потом жду в Ультра.
  - Ворон, принимаешь командование. Костя, за тобой осмотр трупов и фиксирование обстановки. Капитан Зарецкий, проводите майора Власова в медсанчасть, будем считать, что он в трёхдневном отпуске. И узнайте, насколько серьёзно ранен его сын. - Максим развернулся, вышел в коридор и побежал в сторону лифтов.
  Через час Максим, сопровождая Клёна, вновь спустился в ВИП‑сектор, в кабинет Тер‑Григоряна. Несмотря на поздний час, было решено провести совещание.
  За длинным столом для совещаний одиноко сидели Цессарский и Данаифар. В торце восседал Тер‑Григорян, его массивная фигура сгорбилась, серые глаза смотрели без интереса. "Да, сдал Дуче. Прямо как настоящий Муссолини в отеле "Кампо Императоре" в сорок третьем", - Максим вспомнил фотографию пленного дуче, которую показывали на занятиях по истории Великой Отечественной войны.
  - Всем доброй ночи, - Клён прошел к другому торцу стола. Максим последовал за ним.
  - Здравствуй, дарагой! - за всех ответил Тер‑Григорян. - Ждём, что скажешь.
  Клён, не торопясь, основательно устроился в кресле:
  - Как здоровье сына, Гамлет?
  - Плохо, дарагой. В коме. Но я не теряю надежды...
  Максим отметил, что Дуче ещё больше сгорбился, засуетился, переставляя на столе стакан с минералкой и бутылку.
  - Сочувствую, дорогой. Надо надеяться и верить... Итак, господа, за дело! Полагаю, мы должны вести протокол совещания. Предлагаю в секретари Себастьяна Фишера.
  Клён сделал приглашающий жест. Из‑за спин бойцов вышел Ахмад с кейсом в руке, который он аккуратно положил на стол перед Клёном. В другой руке у него был ноут. Поскольку возражений это не вызвало, Клён указал место неподалеку от себя, Ахмад сел за стол и приготовился вести протокол.
  - Для оперативной подготовки решений предлагаю кандидатуру второго секретаря. Захаров Николай.
  Откуда‑то сбоку появился Николай, преисполненный важности момента. В руках у него тоже был ноут.
  - Возражений нет? Садитесь, Николай.
  Николай уселся не за общий стол, а в углу за маленький чайный столик, куда один из бойцов сразу поставил принтер.
  - Если все готовы, приступим. Полагаю, что сегодня мы совместно предотвратили государственный переворот, который собирался совершить Быков. Полковник Николаев был изолирован при помощи Ивлева. Быков с вооружёнными людьми пришёл к тебе, дорогой, заручиться, так сказать, поддержкой.
  - Да, дарагой, он вначале предлагал тебя убить, но когда я его отправил вон, выставил караул и объявил, что я арестован, - подтвердил Дуче.
  - Потом он попытался силой ворваться в Ультра и убить меня, но ему это не удалось. При помощи группы Николаева Ивлев был изолирован и сейчас находится под арестом и даёт показания. Быков, к сожалению, застрелился, поэтому от него мы ничего узнать не сможем. Но дают показания его сподвижники. Пока ситуация ещё не совсем ясна. Но, думаю, дня через два прояснится. Двое, которые были с Быковым, убиты. К счастью, с нашей стороны потерь нет. Мальчик, сын Власова, отделался лёгким испугом и синяками, его спас бронежилет, который собрал три пули. Полагаю, все участники операции должны получить внеочередные звания. Также полагаю, что полковника Николаева надлежит назначить командующим всеми вооружёнными силами, присвоив ему звание генерала армии. Этот вопрос предлагаю обсудить первым, поскольку сегодняшние события показали, что безопасность - прежде всего, и ею должен заниматься профессионал. Если необходимо, могу зачитать биографическую справку.
  Клён открыл кейс и достал несколько листов бумаги. Поднялся, обойдя стол, передал их Тер‑Григоряну, Цессарскому и Данаифару.
  "Вот это подготовка! - восхитился Максим. - Когда это он успел ещё и биографическую справку на меня подготовить? А ещё интересней, откуда информацию получил? Её ведь в свободном доступе нет, была в одном экземпляре в кадрах под грифом "ДСП"...
  - Если у кого‑то есть вопросы, - продолжил Клён, - Максим Максимович находится здесь, прошу задавать.
  - Нет, вопросов нет, - опять за всех ответил Тер‑Григорян. - Что касается меня, то я кандидатуру Николаева поддерживаю. Полагаю, что он обеспечит охрану бункера и периметра.
  - Если других кандидатур и вопросов к Николаеву нет, прошу голосовать: кто за назначение Николаева Максима Максимовича командующим вооружёнными силами и присвоение ему звания генерала армии? - Клён обвёл всех взглядом. - Единогласно. Николай, вы успели подготовить?..
  - Конечно. - Николай пробежал глазами напечатанный текст, нажал несколько клавиш. Загудел принтер, выталкивая из своего чрева бумагу. - Пожалуйста, - секретарь поднялся и передал бумагу Клёну.
  - Прошу подписать. - Тот передал листок Тер‑Григоряну, который, не читая, подмахнул и передал дальше. Клён поставил автограф последним. - Максим Максимович, с этой минуты вы принимаете командование с присвоением вам звания генерала армии. Поздравляю! - Клён протянул Максиму руку, крепко пожал. - А теперь распишитесь здесь, что ознакомлены...
  Максим взял решение в руки, поставил свою подпись. "Вот уж точно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь", - вспомнилась ему старая поговорка.
  - Теперь как командующий вы, Максим, имеете право голоса на данном совещании. Полагаю, что сразу необходимо выслушать предложения генерала армии Николаева о заместителях: здесь, в бункере, и на периметре. Какие будут предложения? - обратился Клён к Максиму.
  Тот на миг растерялся, быстро перебирая в уме кандидатов:
  - Я бы предложил по бункеру кандидатуру майора Власова, а на периметре - майора Краса.
  - Будут ли у участников совещания какие‑либо возражения по данным кандидатурам? - спросил Клён. - Лично я поддерживаю эти кандидатуры. Будем голосовать? Кто за?.. Единогласно. - Он повернулся к Николаю: - Решение.
  Принтер загудел.
  - Подпишите, господа, - Клён протянул документ. Дождавшись, когда все подпишут, продолжил: - Остался ещё один немаловажный вопрос - о выборе управляющего бункером. Не сочтите за отсутствие скромности, но я предлагаю на эту должность свою кандидатуру. Если есть другие предложения, давайте обсуждать.
  Повисла пауза. Данаифар что‑то рисовал на бумаге. Цессарский смотрел на Дуче. А Дуче задумчиво наливал воду в стакан.
  - Что ж, господа, вижу, возражений тоже нет, - подытожил Клён. - Ставлю на голосование: кто за то, чтобы назначить меня на должность управляющего бункером?
  Максим поднял руку, Цессарский, немного подумав, тоже. Тер‑Григорян поставил стакан, из которого пил:
  - Я тоже за.
  - Данаифар, вы?
  Тот положил ручку, посмотрел на Клёна:
  - Ещё два часа назад был бы против, но сейчас я - за вашу кандидатуру.
  - Итак, господа, единогласно. - Клён повернулся к Николаю, который уже распечатывал документ.
  Максим протянул Клёну руку:
  - Поздравляю. От души рад.
  - На днях, господа, я представлю вам концепцию развития бункера и его уставные документы.
  
  С тех пор Максим командовал военными, Клён управлял бункером, а кошки... кошки гуляли сами по себе, где им вздумается, без ограничений.
  Кот отзывался и на полное имя, и на Ерофея, и на Фейку, но чаще всего - на Сынка или Ворона. Он каким‑то непостижимым образом понимал, что зовут именно его. Смешно было наблюдать, когда на зов Людмилы Ивановны: "Ворон, маленький, беги к мамочке!" или на голос Мины: "Ворон, детка, беги кушать", - откуда‑то из недр бункера вначале раздавалось богатырское: "Мр‑мя‑а‑а", а потом неторопливо появлялся огромный пушистый котяра белого цвета. Он осматривал окрестности, а затем не торопясь, вразвалочку, шел к тому, кто его звал, терся мордой, томно прикрывая голубые глаза.
  
  - Да, Селебритисса, если бы не твои предки, ещё не известно, стал бы я генералом или нет... - задумчиво произнёс Максим. - Правда, до сих пор не знаю, радоваться этому или огорчаться...
  Селебритисса, перестав мурчать, спрыгнула на пол.
  - Да, ты права, - очнулся от воспоминаний генерал Николаев, - пора вставать. Что‑то я в воспоминания ударился, наверное, старею, - сообщил он то ли кошке, то ли заглянувшей в дверной проём жене.
  
  Наука, техника и дипломатия
  
  
  Россия, Москва, Крылатский анклав. Через 33 года после Заражения. 9 часов утра
  
  Первые солнечные лучи начали прорезать линию горизонта, затем показалось багряно‑красное солнце. Именно этот наблюдатель тысячелетиями следил за нашей планетой, заботливо согревая её. Проходят вёсны, зимы сменяют одна другую, что бы ни случилось - планета будет жить! Именно так говорит Владимиру отец - генерал Николаев.
  Володя стоял на вышке в Верхнем городе. С минуты на минуты его должны были сменить. Смена прошла тихо, если не считать подрыва нескольких мутов на минном поле. А утро оказалось таким тихим... Солнце, пробивая лучами туманную дымку, создавало нереальную призрачную атмосферу, и казалось, что всё вокруг куда‑то плывёт.
  Мысли Володьки опять вернулись к отцу. Несмотря на свой немолодой возраст, тот сохранил ясный ум и прекрасную выправку. Он реализовал на практике своё утверждение, что человек с возрастом не должен дряхлеть и становиться обузой для своих близких.
  Владимир гордился своими родителями. Именно они были для него примером. В детстве отец часто рассказывал ему про своего боевого товарища - Кондора. Несмотря на то, что жизнь побросала его по свету и изрядно побила, Кондор оставался непотопляемым оптимистом и балагуром. Даже заражение не смогло на него повлиять. Он был одним из сорока семи героев: эти отважные люди отправились на Готланд в поисках ответов на важные вопросы - они так и не вернулись, но их подвиг остался в сердцах и памяти обитателей анклава. В то, что они вернутся и принесут спасение всем, верили только малые дети. Володька в детстве тоже верил в это, но, когда стал взрослее, начал понимать: спасение всех невозможно в принципе, ибо его ещё нужно заслужить. Но Инга и Густав, дети Кондора, отец и мама верили, что Кондор однажды вернётся, заражая этой верой и Володю.
  Густав, или Джахангир Густавич Вайс, был копией своего отца. По крайней мере, именно таким Кондор представал в рассказах отца, да и сам Володька очень хорошо его запомнил, несмотря на то, что видел всего три раза в детстве. Или ему стало так казаться? Высокий широкоплечий красавец с цепким и проницательным взглядом голубых глаз. Эти глаза могли быть очень разными: весёлые и шутливые огоньки для друзей и раскалённые искры смертоносной ненависти для врагов. Володька часто слышал рассказы Мины, матери близняшек Инги и Густава, смотрел на его фотографии, развешанные по стенам их дома. Ему стало казаться, что Кондор просто переродился в своём сыне. Он немного завидовал неунывающему Густаву, ведь тот мог жить полной жизнью - для него воздух не был смертельным, он мог чувствовать ветер в волосах и не опасаться за свою жизнь. Но так уж сложилось, и тут ничего нельзя было поделать: несмотря на возможность жить полной жизнью, жизнь эта у заражённых Штаммом была крайне коротка.
  Редко кто из них доживал даже до двадцати пяти лет, но Инга и Густав были долгожителями, обоим сейчас было по тридцать одному году. И Владимир боялся потерять друзей, с которыми провёл большую часть сознательной жизни, и не был согласен с тем, что ничего нельзя изменить.
  
  Управляющий Крылатским анклавом Васин (мусульманская община анклава называла его Имам, а все остальные по имени‑отчеству, Константин Федорович) говорил, что ещё не известно, кому в этом мире повезло больше: жителям бункера или Верхнего города. Владимир знал, что другие анклавы считают заражённых недочеловеками, подлежащими уничтожению, и порой делают их руками всю грязную работу и всячески ими манипулируют.
  Константин Фёдорович говорил, что поведение других анклавов - часть древней Большой Игры, которая началась не здесь и не сейчас. Искусство манипуляции другими - основа их политики, единственные, кем они не могут манипулировать в настоящее время, - это мутанты, но тех вполне можно просчитать. И Объединённый генералитет анклавов вполне успешно это делает.
  Генералитет действует по старинке - дает массам иллюзию свободного выбора, но на самом деле ведет анклавы одним из самых привычных путей и действует только к своей выгоде, имея целью сохранить привычный порядок вещей как можно дольше.
  Видя сущность тех, кто управляет другими анклавами, Константин Фёдорович старался вести с ними как можно меньше общих дел. У Крылатского даже была своя торговая площадка, в обиходе именуемая Рынком, которая находилась на удалении от анклава. Чужих в анклав не пускали и, по мнению Володьки, правильно делали. Нечего пускать к себе в дом тех, кто обращается с людьми как со скотиной.
  На вопросы тогда ещё маленького Володи: как же люди могут позволять так поступать с собой? - Константин Фёдорович отвечал так, и взгляд его при этом становился жёстким, почти ненавидящим:
  - Люди в толпе превращаются в стадо баранов, думающих, что всегда кто‑то всё будет решать за них. Толпа не способна нести ответственность - они думают, что ответственность за решение толпы несут все, но на деле НИКТО ни за что не отвечает. Это принцип демократии. Знаешь, что такое демократия? - спрашивал Константин Фёдорович подростка Володю, уютно расположившегося в огромном кресле напротив искусственного камина. И тут же сам давал ответ на свой вопрос: - Демократия - это власть народа, но народа, имеющего рабов. Говорят, что демократия зародилась в Греции, но на самом деле она возникла намного раньше. Греческие полисы были маленькими городами‑государствами, которые постоянно враждовали между собой. И были в тех городах мужи, главы наиболее богатых родов, которые имели множество слуг и рабов. Рабами обычно делали пленников или забивали в колодки за долги. И вот этим мужам нечего было делать, кроме как заниматься ПОЛИТИКОЙ - дискутировать и с лёгкостью решать судьбы других. В России тоже появилась демократия. Знаешь когда?
  - В девяностые прошлого века.
  - Правильно! - одобрил Константин Фёдорович. - Тогда до власти дорвались олигархи, бандиты и стяжатели. В стране был развал, а власть не могла и не хотела ни на что влиять. Тот порядок, который был на местах, разрушался, а народ падал в бездну нищеты. Коррупция и кумовство захлестнули Россию повсеместно. Правда, к началу нового века стали происходить некоторые изменения, но и они были неоднозначны. А первый демократический переворот случился в 1917‑м. Было это более ста лет назад. Читал историю?
  - Да, - подтвердил Володька. В свои двенадцать лет он уже осилил добрую половину обширной библиотеки Константина Фёдоровича.
  - Так вот, Володенька, можно сколько угодно говорить о германских агентах влияния, масонских и сионистских заговорах - это тоже было. Но власть сама на протяжении более трёхсот лет угнетала простой народ - тружеников. Те же, кто пытался эту ситуацию переломить или хотя бы изменить хоть что‑то, неизменно терпели поражение, ибо эти изменения не были выгодны ни одной из правящих элит. А потом, после 1905 года, менять что‑либо было уже поздно. Начался обратный отсчёт.
  В свободное время, которого было очень мало, Константин Фёдорович читал лекции по мировой истории и истории России для учеников старших классов, ему было что рассказать. Однако большую часть его времени отнимали государственные дела - нужно было вести тонкую игру, лавировать между анклавами и ни в коем случае не допускать их во внутренние дела родного поселения.
  Вообще, учителями в анклаве были профессиональные специалисты, каждый из которых был обязан выделять два часа своего личного времени для проведения занятий в школе.
  Мама, например, преподавала радиодело, Владимир Воронов (или просто Ворон) читал курс истории России, Данаифар преподавал биологию, а Игорь Эдуардович - черчение и основы инженерного дела.
  Полезных специальностей было много, и Константин Фёдорович надеялся, что каждый ребёнок сможет найти себе занятие по душе. Школьное образование продолжалось до шестнадцати лет, после этого следовало трёхлетнее обучение по профессиональной специальности. Работать в анклаве начинали, как правило, в старших классах школы - совсем ещё молодые люди шли в помощники к опытному профессионалу. Были распространены трудовые и военные династии, как правило, сын наследовал дело своего отца или матери, таким образом обеспечивалась преемственность поколений. Были и общие работы, в которых обязаны были принимать участие все жители как Нижнего (так называли бункер), так и Внешнего (так называли поселения зараженных) городов.
  Детей Внешнего и Нижнего городов обучали одинаково. Но жизнь заражённых была короткой, поэтому в программе их обучения больше внимания уделялось прикладным дисциплинам.
  Сам Володька пошел в следопыты, так в просторечии именовались Силы Внешнего Реагирования. В полномочия СВР входило патрулирование территорий анклава, соблюдение порядка за пределами бункера и поддержание контактов с общинами заражённых. А после постройки аэростата Владимир стал им командовать.
  Были и так называемые Пасдаран е Имам, Стражи Имама, особая группа из десяти - пятнадцати человек. Это были представители первого и второго поколений заражённых, а также те, кто заразился недавно. В их обязанности входила охрана Аиши Эттингер и её свиты, а также поддержание порядка во Внешнем городе.
  Эттингер была женой Имама и негласной правительницей Внешнего города после смерти полковника Краснова. Она заразилась пять лет назад, и Константин Фёдорович выделил ей, а также нескольким своим заражённым сторонникам жилище во Внешнем городе, которое было расположено в одном из особняков.
  Отец говорил, что в том особняке когда‑то располагалась дача одного из высокопоставленных должностных лиц. Потом, когда Мина Хан приняла решение о добровольном заражении с целью воссоединения с мужем, они заняли этот коттедж, где она и проживала до настоящего времени. "Мина Хан" было одним из имён Лизхен Вайс - супруги Кондора Вайса. Позже родились близнецы: Ингидерда, которую чаще всего называли Ингой, и Густав.
  Таким образом, можно сказать, что Аиша Эттингер въехала в родовое гнездо Вайсов.
  Итак, в Верхнем городе (также называемом Внешним) жили те, что заразился Штаммом Вильмана или уже родился заражённым. Это было связано с тем, что и Константин Фёдорович, и генерал Николаев принципиально по‑иному, чем в других анклавах, относились к заражённым, не считая, что этих людей необходимо сразу уничтожать. Да и в бункере не хватало профессиональных военных, которые всегда находились на переднем крае обороны, а следовательно, заражались чаще других. Неправильно было жертвовать ими и ставить крест на ещё живых людях.
  Жизнь заражённых отнюдь не была светлой и сахарной. Практически каждую неделю, а то и каждый день приходилось нести тяжкие потери. Мутировать мог любой и в любое время, и нет тяжелее участи, чем собственными руками убить своего друга, брата, сестру, мать или отца. Но Константин Фёдорович говорил, что, убивая мутировавшего, ты освобождаешь его душу, избавляя её от жизни в терзаемом теле. Вирус, по его мнению, вносил в геном человека новые данные, и мутировавший уже не мог сопротивляться своим позывам и инстинктам.
  Одним из основных инстинктов мутантов становилось желание жрать: неудержимая страсть поглощать любую органику, желательно тёплую, живую и движущуюся. Для них не было разницы, кого или что пожирать. Они могли есть и гнилую мертвечину, и собственных более слабых сородичей, но наиболее лакомым блюдом в их меню были незаражённые люди. Именно поэтому мутанты были очень агрессивны при нападении на чистых.
  Заражённые вынуждены были спать поодиночке в маленьких запираемых комнатках или просто небольших индивидуальных лачужках. Они привязывали себя к кроватям или приковывали цепями или наручниками. Этот способ был надёжней, так как мутировавший не мог взять ключ, который лежал рядом, и открыть замок. Обязанность ликвидировать его лежала на его семье.
  К счастью, община Внешнего города успешно справлялась со всеми невзгодами. Она давала анклаву ловких охотников и умелых лесорубов, фермеров и огородников, а также кузнецов и работников плавильного завода.
  
  Политика изоляционизма не вредила родному анклаву, потому что он активно участвовал в торговле и имел исключительную военную мощь, - именно поэтому Объединённый генералитет боялся вмешиваться во внутренние дела Крылатского анклава, поскольку это грозило генералам большой и быстрой конфронтацией (если не открытой войной) и непременной потерей ценных ресурсов. На странный анклав, находившийся на окраине Москвы, предпочитали не обращать особого внимания, тем более что проектам Объединённого генералитета он сильно не мешал и был ценным торговым партнёром.
  Крылатский анклав производил герметичные костюмы бактериологической защиты и шлемы, фильтры которых были намного эффективнее стандартных противогазных: их хватало на более длительное время, да и сами шлемы были легче и удобнее. Как объяснял Игорь Эдуардович, их удаётся делать только благодаря чертежам, материалам и оборудованию, которые удалось вывезти из ЦИТО сразу после заражения.
  Володька помнил ЦИТО, хотя с тех самых пор прошло уже тридцать с лишним лет. Воспоминания были детские, но яркие: мама, дядя Валя, тётя Люда, дядя Гера и дядя Игорь, кошка Анфиска...
  Все они были сейчас живы и, несмотря на преклонный возраст, бодры. Кроме Анфиски, которая ушла в леса двадцать лет назад. Володька тяжело переживал потерю своего давнего друга, но отец сказал, что не нужно оскорблять умудрённую летами кошку, оспаривая её решение. Анфиска к тому времени уже успела стать не только многодетной матерью, но и пра‑пра‑прабабушкой. Константин Фёдорович специальным наказом запретил причинять кошкам вред, мотивируя это тем, что пророк Мухаммед очень уважал этих гордых и умных созданий.
  Эти кошки действительно были чрезвычайно умными: они могли предсказывать погоду и предчувствовать массированные атаки мутантов. Плодились хвостатые обитатели бункера не часто - котята появлялись раз в два‑три года, и двойни были крайне редким явлением. Абузар Данаифар говорил, что это из‑за того, что все эти кошки пошли от единого корня и кошачьей общине очень не хватает свежей крови. Кошки органично вписались в общину анклава, они позволяли людям легче переживать стрессы подземной жизни.
  Община Внешнего города, в свою очередь, разводила собак, которые были весьма полезны во время охоты и при выслеживании дичи или человека - это, в сущности, не имело значения.
  Животный мир был почему‑то предельно агрессивен по отношению к незаражённым. Но собаки были выдрессированы так, что не бросались на жителей Нижнего города. А за другими животными - козами, кроликами, поросятами, лошадьми - присматривали жители Внешнего города.
  Община Внешнего города была раза в два больше общины бункеров, и они, по мнению Владимира, были более свободны, даже несмотря на то, что на них законодательством анклава накладывался ряд жёстких ограничений. Они могли чувствовать и ощущать этот мир таким, какой он есть, а не пользоваться "мирозаменителями", коими являлись ограниченные пространства бункеров.
  Другие анклавы использовали термин "чистые" для обозначения остатков незаражённого человечества, однако Константин Фёдорович был против этого термина. Он считал, что Вильман, хоть и был великий грешник, который возомнил себя равным Аллаху, создал некий новый аналог Всемирного потопа. Но анклавы, вместо того чтобы стать новыми ковчегами, колыбелями новой цивилизации, превратились в гниющие зловонные клоаки. В бункеры хлынули далеко не лучшие представители человеческой цивилизации, коих надлежало спасать в первую очередь, а бывшие власти предержащие Старого мира - никто из них не заботился о будущем человечества, все они тряслись только за свою шкуру, а те немногие, кто думал иначе, были вынуждены согласиться с позицией большинства.
  Само собой, за пределами анклава эта позиция не разглашалась, но все анклавовцы были уверенны в её справедливости.
  Когда‑то много лет назад и Крылатский анклав не отличался от всех прочих, но благодаря Великой Революции, к которой был причастен отец Владимира, ситуацию удалось кардинальным образом переломить, и во главу угла было поставлено старое социалистическое правило: кто не работает, тот не ест. Поэтому работали все!
  Иными словами, пользоваться плодами труда общины мог лишь тот, кто приносил ей пользу. Этот принцип соблюдался беспрекословно, тунеядство жестоко наказывалось - вплоть до изгнания из общины, исключение делалось лишь для многодетных матерей, которые могли целиком посвятить себя воспитанию детей и домашним заботам. Первые годы в бункере имелись определённые демографический и этнический перекосы, но Константин Фёдорович всеми силами старался его ликвидировать, и кажется, у него получилось. Однако брачно‑семейное законодательство налагало ряд необходимых ограничений и призывало к мудрому планированию семьи и личной жизни.
  Так, например, не поощрялись межрасовые браки, браки между представителями разных народов, запрещались близкородственные браки. Имелся ещё ряд важных правил: муж не имел права оставить семью, если жена была беременна либо родила ребёнка, оспаривание отцовства также не допускалось - ненадлежащее поведение жены считалось целиком просчётом мужа, однако признание и усыновление детей было не только не запрещено, но и обязательно при необходимости - осиротевшего ребёнка должны были воспитывать ближайшие родственники.
  Имам говорил, что в условиях, когда человечество стоит на грани исчезновения, каждый этнос должен сохранять свою идентичность, как культурную, так и фенотипную. Именно благодаря этим строгим правилам удалось сохранить этническое многообразие общины бункера.
  Константин Фёдорович высказывал подросшему Володьке предположение, что белая раса имела для Вильмана особую ценность и особое значение. Володька вспомнил статистику начала двадцать первого века: по прогнозам учёных, к 2050 году арабское население Франции должно было составлять около одной трети. И главным вопросом, по его мнению, был вопрос: кто мы? Если это население ответило бы на этот вопрос: "Мы французы", то всё было бы нормально, но если последует ответ: "Мы сирийцы, ливийцы, ливанцы и т.д.", то общественной напряжённости было бы не миновать.
  В человеке всегда есть генетически и культурно предопределённый определитель "свой - чужой" - именно он позволял этносам выживать и существовать, ибо более пассионарный и активный этнос всегда поглощает и переваривает менее активный. В начале двадцать первого века такими сверхактивными суперэтносами стали арабский и азиатский миры.
  Но смертельному поединку суперэтносов не суждено было состояться: эпидемия Штамма Вильмана накрыла мир, и теперь было неизвестно, что стало с азиатским миром. Было известно, что сохранились несколько баз в предгорьях Гималаев - на границе бывших Индии и Пакистана. Время от времени с этими базами велись переговоры через станцию дальней связи МГУ. Когда стали тестировать работоспособность антенн Университета, оказалось, что запущенные в двадцатом и двадцать первом веках спутники, в частности, спутник физического факультета МГУ, все еще в рабочем состоянии. Он вышел на связь и передал все накопленные данные, а также обеспечил связь с другими территориями. Связь была неустойчивой и часто прерывалась, но тем не менее удалось получить множество интересных данных и о поведении мутантов на холоде, и о том, как на понижение температуры реагирует сам Штамм.
  Как оказалось, вирус на морозе словно бы впадал в спячку, терминальные процессы становились в несколько раз медленнее, да и мутанты становились менее активными - они не любили холода, так как он замораживал воду и мешал им охотиться. Но мутанты и здесь находили лазейки. Самые отчаянные (и голодные) из них прорывали в снегу сеть туннелей и нор и нападали на свою добычу из‑под снега. Впрочем, в предгорьях их было мало, им было некомфортно - мало пищи, мало воды. Мутанты там плодились плохо из‑за недостатка пищи и предпочитали мигрировать на более сытные места.
  О том, как возникли эти предгорные базы, Володька знал немного, знал лишь только, что на приграничных территориях штата Свободный Кашмир создавались высокогорные военные базы с бункерами. В начале Эпидемии они были заняты людьми Константина Фёдоровича, которые там неплохо обустроились. Васин не любил рассказывать о начале Эпидемии и о тех временах, которые ей предшествовали, - отшучивался и говорил, что может не сойтись в оценках с (на этом месте Константин Фёдорович всегда лукаво улыбался) "нашими партнёрами из других бункеров", говорил лишь о том, что пакистанская армия выстроила в тех районах военные базы и их, волею Всевышнего, удалось занять без кровопролития. О том, что нашим дорогим "партнёрам" о базах ничего рассказывать не нужно, Володьке напоминать не требовалось. Данные, получаемые оттуда, были слишком ценными, чтобы раскрывать их кому бы то ни было. Да и напряжённость вокруг МГУ в последнее время весьма обострилась.
  Объединённому генералитету не нравилось то, что Крылатский анклав поддерживает с общиной заражённых слишком тесные контакты и продолжает отстаивать монополию на них, ограничивая свободу действия других анклавов. Володьке было известно, что Константин Фёдорович не желает пускать в МГУ других из‑за станции дальней связи и ещё из‑за кое‑какого ценного оборудования (в этом месте всегда следовала ещё одна хитрая улыбка) - всем в анклаве было известно, что всё ценное, что можно было вывезти из МГУ, было вывезено анклавом в первые полгода после начала Эпидемии. Ахмаду Фишеру даже удалось собрать и запустить суперкомпьютер "Ломоносов", несмотря на протесты ныне покойного Аполлона Иосифовича Цессарского. Володька почти не помнил этого конфликта, скорее он восстановил его в памяти уже из рассказов старших.
  Так или иначе, теперь "Ломоносов" занимался сложными расчётами и служил хранилищем знаний родного анклава. Именно с его помощью удалось сохранить то, что людская память сберечь не могла: это были десятки тысяч фотографий, книг, звукозаписей и кинофильмов на самых разных языках, не говоря уже о богатейшей библиотеке научных материалов и технических данных. Именно материалы, хранившиеся в памяти "Ломоносова", использовались для обучения.
  
  Солнечный диск уже выбрался из‑за горизонта и медленно поднимался ввысь. Вдали тянулась серая лента реки, кое‑где были видны небольшие точки: если приложить к глазам окуляры бинокля, можно разглядеть, что эти маленькие точки на самом деле тела мутантов - живые и мёртвые. Твари любили есть мертвечину в воде, вода усиливала их способности.
  Река была отделена от территории анклава минными полями, а также ловушками, которые должны были задержать мутантов в случае атаки. В сущности, проблема была только одна: река и всё, что из неё проистекало. Мутанты постоянно пытались прорыть подземные ходы и разрушить заграждения. Именно поэтому вокруг анклава были построены три периметра заграждений, третьим из которых была стена, сооруженная из корпусов старых автомобилей и БМП. На реку выходили две позиции пушек Д‑30, туда же смотрела и пушка намертво вкопанного в землю танка Т‑90. Туда же был обращен комплекс "Искандер", который ещё ни разу не был использован, но поддерживался в рабочем состоянии.
  Время от времени мутанты набирались смелости (или тупости) и шли на позиции в атаку. Для того, чтобы принять их максимально тепло и даже горячо, всё всегда было готово. Боеприпасов оставалось мало, поэтому пушки и танк стреляли в основном "пугачами" - особыми снарядами, состоявшими из стреляных гильз с особым образом прорезанными отверстиями, а также пороховым зарядом в задней части: в полёте такие болванки жутко выли. Мутанты не любили громких звуков, после каждого выстрела "пугача" они падали на землю и сотрясались в страшных судорогах, и важно было добить их, пока они не опомнились.
  На территории анклава располагались две станции метро - "Крылатское" и "Молодёжная", их своды давно и намеренно были обрушены, а пространство вокруг них огорожено завалами и стенами, но мутанты всё равно находили способ прорыть ходы под станциями метро и выбраться на поверхность. Поэтому вокруг станций были оборудованы круглосуточные посты охраны, чтобы исключить малейшую возможность прорыва.
  Самой больной точкой была станция метро "Крылатское", потому что она располагалась между двумя жилыми районами Внешнего города, да ещё и близко к стене - мутанты постоянно делали подкопы под нее, и во время массированных атак две волны тварей, пытаясь соединиться, пёрли на стену как безумные (впрочем, они и были безумны).
  Оставлять станцию за периметром, как это сделали с "Молодёжной", было нельзя, потому что это ещё больше ставило под угрозу жилые районы. Посему две волны мутантов было решено отделить друг от друга минными полями. Также на этих полях было организовано кладбище. Мусульмане предпочитали хоронить своих покойников в земле, засыпая в мешки с телами гашёную известь и закладывая туда мины и иные взрывоопасные вещества. Таким образом, воин даже после смерти мог забрать с собой несколько десятков мутантов. Посещение могил было строжайше запрещено, ибо поклоняться следует не мертвым, а только Всевышнему.
  Представители исконных верований, к коим принадлежал и Владимир, предпочитали предавать своих умерших огню. Для этого сооружалась крода или ладья, которую отправляли по реке, предварительно расстреляв мутантов поблизости. Огонь погребального костра ещё долго отпугивал мутантов на воде. Как пелось в одной очень старой песне, "Наши мёртвые нас не оставят в беде", а от себя Володька добавлял: "Ибо они с нами всегда в нашем сердце и памяти".
  Всего у анклава было три бункера, и самым оборудованным из них был бункер под ЦКБ. Убежища под кардиоцентром и воинской частью не были столь вместительны.
  Почти всю наземную территорию анклава занимал Внешний город с его узкими улочками и рядами теплиц. Часть аграрной продукции анклав получал от общины МГУ, но большую часть выращивал сам.
  В былые времена приходилось снаряжать вооружённую колонну, которая охраняла караваны, но некоторое время назад ситуация изменилась. Проект Игоря Эдуардовича наконец‑то перешёл от опытных моделей к практическим, и был построен аэростат - небольшой, но вместительный. Каждый месяц, а иногда и два‑три раза, в МГУ ходил рейс за грузом припасов и продовольствия. Эмгэушной общине доставлялась помощь в виде лекарств, оружия и прочих необходимых для жизни средств.
  Объединённый генералитет эти полёты, конечно, раздражали. И начали раздражать ещё пятнадцать лет назад, когда были запущены первые экспериментальные зонды. Что значит "Крылатский анклав может, а мы не можем"?! За это время пытались сделать много пакостей: и выкрасть чертежи, и переманить специалистов. Но ничего не получилось, ибо дальше Рынка чужаков не пускали. В конце концов все потеряли к шарам интерес и вроде бы перестали их замечать - какой с них толк, если они даже человека поднять не могут?
  И вот теперь Объединённый генералитет снова начал интересоваться проектом. Тем более что начали ходить странные и противоречивые слухи о том, будто общине заражённых из аэропорта Домодедово удалось снарядить самолёт на Готланд и даже успешно вылететь. Вернулись они или нет, никто не знал, но слухи об этом просочились в общество, и уже один только факт полёта вызвал нездоровую ажиотацию.
  Володька с Ивлевым должны были вылететь к Соколиной Горе - объясняться, да и торговый договор следовало продлить. Анклав Соколиной Горы поставлял огнесмесь для огнемётов анклава, "Буратино" уже служил только орудием устрашения и символом военной мощи анклава, снаряды берегли, поскольку те были чрезвычайной редкостью, а всё топливо для двигателей внутреннего сгорания за давностью лет разложилось и было непригодно для использования по прямому назначению. Поэтому приходилось задействовать стационарные огнемёты, вмонтированные в стены и установленные на некоторых важных зданиях анклава - во время осады рота РХБЗ зажигала не по‑детски. Химики очень любили свои огнемёты и своего "Буратино", Имаму приходилось многократно им объяснять, что огнесмесь - вещь крайне дефицитная и дорогая, но тем не менее химикам прощалось всё, ибо они были эффективны. Страшное, но завораживающее это было зрелище: живые факелы в ярости бросаются в реку, успевая прихватить с собой нескольких собратьев и заставляя живую волну мутантов, штурмующих стену, отступить.
  Владимир был одним из немногих, кто умел управлять аэростатом. Заодно он должен был сопровождать Ивлева на этом совещании как полномочный представитель анклава. Никто не знал, сколько времени оно может продлиться, поэтому аэростат было решено отправить домой. В былые времена анклав во всех внешних связях представлял отец, однако Константин Фёдорович решил, что времена меняются и нужно дать дорогу новым людям.
  Подполковника Ивлева Володька недолюбливал. Несмотря на свои боевые заслуги, тот был флюгером и провокатором. Казалось, что слова старой песенки написаны про него: "У меня был друг по фамилии Флюгер, он всегда и во всем был прав, оттого, что знал, куда дуют ветра. Он мне часто доказывал с остервенением, что свободен во всем и смел, но подул ветерок, он сменил направление, уверяя, что сам захотел".
  За эти годы Ивлев сменил много направлений. Он и сам был похож на флюгер: маленькие острые глаза, длинный нос и такая же долговязая фигура. После революции он и его люди были отправлены на поверхность, но искупили свой позор исправной службой, и Имам вернул их в бункер. На прямой вопрос отца: "Зачем нам здесь эта погань?" - Константин Фёдорович отвечал: "Он всегда знает, куда дуют ветра. Он безопасный и изученный индикатор общественного мнения".
  Смена заканчивалась, и Володька был этому рад. Дежурство слишком затянулось, смена задерживалась. И хотя это дежурство было спокойным, за последние пять дней произошло три нападения мутантов - все в районе реки, но ребята говорили, что были сделаны подкопы под метро "Крылатское" и в районе воинской части. Прорыва удалось избежать. Его группе приходилось каждый раз вылетать на отражение этих атак с воздуха, поэтому огнесмеси осталось мало. Да и сапёры не зря ели свой хлеб: они постоянно взрывали туннели мутантов и делали контрподкопы. Спать приходилось в верхних казармах менее чем по три часа в сутки.
  "Мама, наверное, волнуется... - с грустью подумал Володька. - А вот и смена! Что‑то Алексашка сегодня еле ноги передвигает... Сейчас прожарюсь, потом отдых, и нужно будет лететь с Ивлевым..."
  - Привет, Штирлиц! - окликнул его Алексашка.
  - Привет, Меншиков!
  - Ну, как смена? Всё спокойно?
  - Да, сегодня как никогда! Несколько тварей подорвались на минном поле, но остальные их трупы подобрали, а в атаку не пошли. Выдохлись, наверное.
  - Да нет, Штирлиц, они просто знают, что ты в охране, а не на "шаре", поэтому и не лезут, - пошутил Алексашка.
  Вообще‑то Меншикова звали Алексей. Но ещё с детских лет, после просмотра фильма про Петра Первого, к нему приклеилось прозвище Алексашка - из‑за фамилии. Меншикову это имя понравилось, поэтому он не возражал, ему очень нравился беззаботный балагур Сергей Паршин, сыгравший Меншикова в фильме.
  Володька спустился по лестнице с наблюдательной вышки и направился к бараку внешних казарм. Войдя в небольшую пристройку оружейной комнаты, он поприветствовал часового и прошел к стойке дежурного.
  Василий был на посту и, видимо, принял смену недавно, так как взгляд его был ещё весел. Из‑за жёсткого ёжика тёмно‑каштановых волос, которые норовили отрастать слишком быстро, и крепких передних зубов Василий получил среди сослуживцев прозвище Бобр.
  - Ну что, Бобр, ты сегодня добр? - шутливо осведомился Владимир.
  - Вполне добр, - в тон ему ответил Бобр. - Что слышно?
  - Кроме выстрелов - ничего. Сегодня ночью опять пытались други наши пробраться со стороны реки. Ан нет, не удалось, мины воспрепятствовали.
  - Видимо, Взрослых с ними уже нет, вот и лезут на мины. Устали, видно, стратеги нас штурмовать, хорошо, что за эту неделю ни раненых, ни убитых не было, - Бобр сверкнул щитком противогаза.
  - А мне кажется, что они просто нашли себе более лёгкую добычу, вот и пируют сейчас в реке.
  - Они любят вкусно поесть, но сегодня обошлось без десерта, - усмехнулся Бобр.
  - Тебя когда сменят? Ты же сегодня в экипаже?
  - Обещали через час. Какие‑то накладки, поэтому попросили внеурочно подежурить, - Бобр улыбнулся, вновь сверкнув выступающими передними зубами.
  - Ну и хорошо, успеешь отдохнуть!
  Володька сдал оружие, и они ещё с полчаса разговаривали с Бобром. Тот как всегда балагурил, и с ним время ничегонеделания текло незаметно.
  Наконец Владимир встал, попрощался с Бобром, тот настучал на клавише стойки специальный пароль, получил отзыв, и деревянные двери барака распахнулись, впуская Володьку внутрь. Здесь он должен был подождать ещё некоторое время, пока не сдадут смену другие, и уже вместе с ними пройти дезинфекцию.
  В предбаннике его ждал Витька Берберов по прозвищу Медведь. Витьке было семнадцать лет, и он сейчас был прикреплён к Арашу, который старался обучить его всем премудростям работы сапёра.
  Медведь был очень похож на своего деда, такой же громадный, с длинными волосами и уже наметившейся бородой. Несмотря на все требования, волосы Медведь стричь отказывался и заплетал их в причудливый пучок - эту конструкцию он прятал под шлемофон, постоянно ворча, что их делают такими тесными.
  Предбанник, как называли эту комнату, был местом грязным, но именно здесь следовало ожидать остальных, хотя бы десятерых. Дезинфекция была процедурой весьма затратной, и лишний раз ради одного‑двух человек её не проводили. В ожидании прошло ещё десять минут. Народ потихоньку подтягивался, вот уже пришёл и сам Араш, ведя за собой ещё двоих учеников.
  Набралось нужное количество народа, и Медведь позвонил в колокольчик.
  Минуло тридцать секунд, и двери первой камеры распахнулись.
  Все процедуры были знакомы Володьке с ранних лет и стали привычными. Сейчас следовало пройти процедуру прожаривания. Температура в помещении поднималась выше ста пятидесяти градусов по Цельсию, и при такой высокой температуре надлежало находиться пять - семь секунд.
  Потом следовало "загорание": прожаренные входили в предельно сухое помещение, где стены были обложены адсорбентом. В этом помещении надлежало пребывать, пока с поверхности снаряжения не испарится вся влага.
  Потом, на всякий случай, ещё кварцевание. И только затем следовало помещение с личными шкафчиками, в котором проходило разоблачение. Затем комната с санитарными дежурными, которые брали кровь на анализ. В случае, если в крови обнаруживали Штамм, человек давал несколько подписок, и его отправляли жить в Верхний город, где он мог продолжить службу по своей специальности после трехдневного пребывания в карантинном карцере.
  То, что заражённые продолжали жить полноценной жизнью, а не усыплялись подобно больным животным, как это делалось в других анклавах, было самой охраняемой тайной Крылатского анклава.
  К счастью, на этот раз все смогли вернуться в казармы.
  Затем можно было заглянуть в столовую, но Володька подумал, что лучше откушает маминого зелёного супа с грибами.
  По дороге к подвалу, где располагался второй шлюз, ведущий уже непосредственно в бункер, Владимир встретил проходившего мимо Николая Захарова.
  - Доброго здравия, Николай Михалыч, - поприветствовал старого учителя Владимир.
  - Мир тебе, Володя!
  Николай Михалыч преподавал в школе зарубежную историю, на уроках он сравнивал государственные механизмы Японии, Пруссии, Исламской Республики Пакистан и многих других стран, не уставая доказывать, что пороки человеческой природы везде одни и те же.
  Хобби Николая Михайловича были кролики Арсений и Александр, с которыми он пытался, как сам говорил, "наладить контакт" на ферме во Внешнем городе. Ни жена, ни дочь его рвения не разделяли: копается в земле, да ещё проводит какие‑то эксперименты с этими кроликами, а они же агрессивные - вырвутся из клетки, перчатку прокусят, и всё.
  Дочка Захарова Танька была поздним ребёнком и до одури боялась этих кроликов.
  Старший сын Захарова Павел был заражён и ухаживал за кроликами, не боясь ничего. Было удивительно, как они понимали его и любили. Арсений частенько любил вздремнуть у Захарова‑младшего на коленях. Он гладил их, а старший Захаров этому завидовал. Когда‑то, в той прошлой жизни, он, невзирая на запреты администрации МГУ, приобрёл себе кролика. Он любил гладить его пушистую шкурку, теребить за уши. Он прощал ему всё, даже обгрызенные цветы и новогоднюю ёлку. Становилось понятно, почему старик проводит столько времени на периметре - рядом был любимый сын и любимые ушастые; в бункере же ждали язва‑жена и не меньшая язва‑дочь.
  Старик давно втайне хотел уйти к сыну на поверхность, мечтал погладить своих пушистых больших кроликов - по‑настоящему погладить, а не просто представить, как проводишь рукой по шерсти, - но его держала школа: историков‑зарубежников уровня Захарова в анклаве больше не было. Именно поэтому он вместе с Ахмадом Фишером пять лет назад начал писать лекции на небольшую портативную камеру.
  Николай Михайлович был автором нескольких монографий: "Роль армии в государственном механизме Японии", "Конституционный контроль в Исламской Республике Пакистан", "Возникновение и особенности японского ислама" и многих других. Да кого в его нынешней жизни волновали японский ислам или конституционный контроль? Лишь дети в школе позволяли ему как‑то расслабиться и надеяться, что жизнь прожита не зря. Поэтому уходить он не спешил, говорил, что будет работать с ребятами, пока останутся силы и возможность.
  Володька миновал несколько уровней, назвал отзывы на все пароли и оказался перед шлюзом ВИП‑сектора. Название было старое и уже давно не отражало сути, однако оно прижилось, и никто не стал его менять. В ВИПе обитало командование, правительство анклава, а также самые востребованные специалисты бункера: инженеры, учителя, лаборанты, техники. Ниже был только уровень Имама, за ним был проход в научные лаборатории и цеха, а также казармы казначейства - всё это именовалось сектором Ультра.
  Вообще, в Ультра было много проходов, больше, чем кто‑либо мог предположить. Это было сердце бункера, которое имело несколько отдельных шлюзов и постоянно контролировалось вооружёнными патрулями в полной экипировке.
  Шлюз ВИПа имел персональную одиночную дезинфекцию, которая была установлена ещё в старые времена сразу после катастрофы. В бункере, насколько знал Володька, было всего несколько выходов - о штатном и погрузочном знали все, а вот о некоторых других - только единицы.
  Штатный как раз располагался в казармах. Помимо этого, все три убежища анклава были связаны подземными коридорами, которые начинались в секторе Ультра. Володька удивлялся, как в былые времена удалось всё это построить, и ещё более удивительным было то, как Имаму удалось всё это в кратчайшие сроки реанимировать.
  По дороге к родительской квартире Владимир встретил Верховного распорядителя доктора Алауддина Люнделла. Здоровяк был как всегда весел, а его невероятные подкрученные усы пшеничного цвета находились в безупречном состоянии.
  Люнделл поднял руку вместо приветствия и, направившись к Владимиру, заключил его в свои крепкие объятия. Человек он был добрый, но весьма своеобразный: не боялся быть простым и прямым. Радовался искренне, но и злился тоже от всей своей широкой души.
  На нём было всё экономическое хозяйство анклава, он же являлся главным казначеем, именно его личная печать красовалась на немногочисленных бумажных рублях, которые ходили во Внешнем городе. Но более распространены были дирхамы из томпака, а уж золотой динар стал резервной валютой и частного обращения почти не имел.
  Металлические деньги были как‑то надёжней - нагрел их до требуемой температуры, и всё, дезинфекция пройдена. Купюры же, однажды вынесенные на поверхность, для дальнейшего использования внутри бункеров были уже непригодны.
  Вообще, во внешнеторговых связях деньги использовать было не принято. Там главную роль играли материальные ценности - напрямую, без всяких условных эквивалентов. Деньги становились никому не нужными кусочками металла, как только оказывались за пределами анклава.
  Тем не менее на территории анклава удалось выстроить довольно стройную экономическую систему. Жители Внешнего города приносили на базар то, что удалось найти в окрестных лесах, и продукты с собственного подворья. Имелся, конечно, перечень продуктов, которые продавать было нельзя, - все они безвозмездно сдавались на общие нужды. Большая часть провианта выращивалась на общем огороде и в теплицах, которые располагались за ЦКБ, под них была расчищена от деревьев обширная площадь.
  Одним словом, у Люнделла было очень много забот, а его заместитель Альберт Тер‑Григорян справлялся далеко не со всеми. Вот и теперь здоровяк был одет в полевой комбинезон и готовился к визиту на поверхность, поэтому не мог уделить Володьке внимания.
  - Ты этого бездельника Тер‑Григоряна не видел? - осведомился Люнделл.
  Владимир отрицательно мотнул головой.
  - Ну я ему надаю... ценных указаний, - оскалился Люнделл и проследовал дальше в сторону шлюза.
  "Уж что точно не остудит гнева Люнделла, так это предстоящая и непременная прожарка, которая без снаряжения превращается просто в баню, - подумал Володька. - Впрочем, здесь к баньке все привычные, банька - это полезно". В любом случае, судьбе Альберта Гамлетовича он не завидовал.
  Володька привычно приложил ладонь к дверному сканеру, раздалось жужжание автоматических дверных замков, и он смог вдохнуть ожидаемый душистый аромат супа.
  На внутренних уровнях бункера поддерживалась нормальная атмосферная влажность, предельная сухость была необходима только на уровнях, непосредственно близких к выходам на поверхность и переходным туннелям, в которых была высокая влажность.
  Отец рассказывал, что в остальных анклавах максимальная сухость поддерживается во всех секторах, кроме так называемого Правительственного, где обитает правящая элита анклавов. Такая паранойя приводила к тому, что бронхиты и прочие лёгочные заболевания становились повальными. Тут стоило ещё раз похвалить здравомыслие Константина Фёдоровича, которое уберегло общину бункеров от подобной напасти.
  Володька прошел на кухню и увидел мать, стоявшую у небольшой электрической универсальной жарочной панели - встроенная бытовая техника, наравне с биометрическими замками, была одним из остатков былой роскоши ВИПа.
  Сын чмокнул Ольгу в щёку и принялся расставлять тарелки на столе, в то время как Ольга разливала суп. Из небольшого холодильника тут же появились хлеб и топлёное масло, которое было огромной редкостью. Коз у анклава было немного, молока они давали мало и управляться с ними могли только заражённые. Так и заразился Пашка Захаров - вредная коза пропорола рогом КБЗ. Вот что значит карма: эти костюмы могли с лёгкостью выдержать удар костяного ножа, а тут козий рог пропорол... не подфартило Пашке. Впрочем, он не жаловался и говорил, что всегда мечтал стать фермером.
  Пшеницы также выращивалось немного. Хлеб, топлёное масло - получить всё это из хозяйственного блока можно было только по праздникам. Хотя в столовых всё было доступно почти каждую неделю.
  Мама заботливо намазывала маслом кусочек хлеба для Володьки; из комнаты на кухню пришел отец. Сегодня он был в домашнем. Генерал Николаев с теплотой посмотрел на сына, затем крепко обнял его:
  - Ну что, сынок, вернулся...
  Максим сел на табурет рядом с сыном, и Ольга тут же поставила ему полную тарелку супа. Он разломил на четыре части кусок хлеба и одну четвертинку бросил в тарелку, притопив ложкой.
  Тем временем Володька принялся за еду.
  - Голодный, - понимающе кивнул отец, - в казармах особо не поешь: крем‑супы да сухпаи...
  Владимир пробурчал что‑то неразборчивое.
  - Кушай, сынок, - заботливо проговорила Ольга. Она уже уселась за стол, но себе наливать суп не стала.
  - Ты к нам ненадолго? - скорее констатировал, чем спросил Максим. - А потом сопровождать эту погань бледную на симпозиум на Соколиной Горе?.. Молчи‑молчи, ешь! - прервал Максим объяснения Володьки, - Мне Клён уже всё рассказал. Он ведь этого Ивлева специально туда посылает, тот давно ищет внешних сношений... У Флюгера всё на лице написано, пусть лучше предаст он, чем кто‑нибудь другой. Все думают, что Клён не видит, что происходит, а он видит и пока наблюдает.
  - Фархатовы? - спросил Володька.
  - Да, - подтвердил Максим, - выслуживаются, хотят выяснить, что мы имеем относительно полётов. Вспомнили про наши старые наработки, а тут ещё этот полёт аэропортовской общины - все всполошились. Вакцины захотелось. Да только не так прост был Вильман, чтобы поднести вакцину на блюдечке с известной каёмочкой, - за всё надо платить.
  - Сейчас полетит обнюхиваться? - предположил Володька.
  - Да, именно что обнюхиваться, будет нюхать Рамилю Вагизовичу всё то, что люди обычно не нюхают, - скривился Максим. - Эллинга у них нет, поэтому Гаргар высадит вас с Ивлевым у их бункера, полетит домой и вернётся на следующий день к вечеру. Поэтому у Евгения Ивановича будет время и чтобы обнюхать всё, и чтобы соглашение продлить. Зурабыч уже заждался.
  Володька помнил о том, что Зураб Шалвович Усупашвили, которого многие называли дядя Зураб или Зурабыч, неплохо наживался на перепродаже уникальных крылатских КБЗ, на вторичном рынке они стоили очень дорого и считались снаряжением экстра‑класса.
  - Иди, сынок, отдохни, - напутствовал его Максим, когда Володька аккуратно вымакал хлебом тарелку.
  Володька пошел в свою комнату. Не было смысла расстилать кровать, поэтому он аккуратно снял с себя одежду и повесил её в шкаф, оставшись в длинной рубахе и трусах. В таком виде он улёгся на кровать и достал из тумбочки книгу: Ионов Петр Павлович, "Дирижабли и их военное применение" 1933 года издания. Её нашла Инга в одном из корпусов ЦКБ. Ох и намучился дядя Ахмад, пытаясь передать этот подарок в бункер, да так, чтобы книгу не приходилось читать одетым в КБЗ, листая страницы пальцами в перчатках и в изолированном помещении. В конце концов решено было сфотографировать книгу (у Мины имелось несколько механических фотоаппаратов), отсканировать проявленные снимки и передать в бункер по кабелю. Книга пополнила базы данных "Ломоносова", а для Володьки была распечатана и прошита пачка листов.
  Володька любил книги, порой он целыми днями пропадал в библиотеке Константина Фёдоровича, а затем они обсуждали прочитанное. На большинстве книг имелись подклеенные странички, на которых аккуратным твёрдым почерком Васина были написаны выводы и некоторые дополнения.
  Владимир открыл нужную страницу и продолжил чтение: "Материал для постройки дирижабля должен обладать тремя основными качествами: прочностью, лёгкостью, поддаваться необходимой обработке..." Он сам не заметил, как его сморил сон.
  Когда Володька проснулся, было одиннадцать утра, до вылета оставалось полтора часа. Он сделал лёгкую гимнастику, размялся, потом направился в душ. Душевая кабина работала как всегда исправно, вода подавалась очень экономно, буквально распыляясь по телу. Эта система работала ещё с момента основания бункера. Володька восхищался тем, как качественно сделали эту систему - тридцать лет практически бесперебойной работы. Конечно, каждый год водопровод бункера подвергался профилактическим мероприятиям, но это была скорее перестраховка. Старые трубы ВИП‑сектора были сделаны из титана и не подвергались коррозии, а вода, которая подавалась в систему, была дистиллированной. Добывалась она из подземной скважины.
  Насухо вытершись после холодного душа, Володька оделся и снова прошел в комнату. Взял с тумбочки книгу, затем, подумав, снова отложил. Зашел в родительскую комнату. Мама сидела на диване со спицами и вязала. Селебритисса с независимым и самодостаточным видом сидела на стуле, словно древнеегипетское изваяние.
  - Мр, - коротко поприветствовала Володьку кошка.
  - И тебе привет.
  Ольга отвлеклась от вязания и подняла взгляд на сына.
  - Береги себя. Этот Ивлев совсем не так прост.
  Володька подошел к ней и обнял:
  - Это ненадолго, потом дадут увольнительную - побуду дома.
  
  Купить полную версию Вы можете на:
  www.shop.tokunov.com
  http://vk.com/tokunov_official_club
  www.ozon.ru Цена книги от 129 рублей.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"