Спящая Алиса.
Ржавые изношенные шестерни больничного конвейера замедлили свой ход, опустели ходы коридорного лабиринта, и звук холодной люминесценции наполнил пространство.
У входа в отделение снова стоит эта девушка и рассматривает нас. Бледная, высокая, метра два ростом. У неё белые волосы, обёрнутые вокруг длинной тонкой шеи, белые брови, белые ресницы и почти чёрные глаза. Никогда не думал, что у альбиносов бывают настолько чёрные глаза. Её бесцветное тело словно выточено из мрамора. Говорят, что ей двадцать лет, но выглядит она на десяток старше. Худая донельзя. Вид у неё такой болезненный, что, кажется, на нас смотрит покойник. Она приходит из хосписа, который расположен в соседнем корпусе. Впервые, когда увидел её, то подумал, что она тоже сумасшедшая, как и мы.
Сегодня она впервые переступила порог и вошла в наше отделение. Ходит, смотрит, словно что-то ищет. Пациенты затихли и, даже обычные звуки, заполнявшие пространство, куда-то исчезли. Все взгляды прикованы только к ней. Не сказал бы, что она уродлива, но в её внешности есть нечто пугающее и притягивающее одновременно. Взгляд у неё страшный, бездонный. Когда я загляну смерти под капюшон, то увижу именно этот взгляд. Иногда мне кажется, что она слепа. Про неё ходят слухи, что она ясновидящая и, что, если долго смотреть ей в глаза, то можно сойти с ума. Но я в это не верю. По мне она просто ненормальная.
Подошла ко мне и смотрит на мои обрубки, что вместо пальцев. Я сижу на полу и делаю вид, что мне всё равно:
- Я их отморозил, - не выдержав её внимания говорю ей.
- Что? - ответила она. Я впервые слышу её голос.
- Пальцы, на которые ты смотришь.
- Я не смотрела, - растерялась она.
- Ты лжёшь. Я же вижу, что ты уставилась на мои руки.
- Я никогда не лгу. Может, я немного соврала.
'Она и вправду не в себе' - думаю я. - А я что сказал?
- Вы сказали, что я лгу. Лгут из хитрости, а врут от глупости. Поверьте, в моих словах не было ни капли лжи. А где вы, кстати, свои пальцы отморозили?
Что за бред, не пойму!? Хотя там, откуда она приходит, сходят с ума быстрей, чем здесь...
- Озеро одно искал в Непале. В нём и оставил.
- Как?! Вы нашли его? Где оно? - спросила она так, словно от моего ответа зависит её жизнь.
- А тебе оно зачем?
- Хочу стать красивой, - без колебаний выдала она мне своё заветное желание. Мне стало её немного жаль. Похоже, у неё нет никаких иллюзий на счёт своей внешности.
- Я слышала, что, искупавшись в этом озере, можно стать другим человеком.
'Вряд ли это озеро из тебя сделает красавицу. Слишком уж ты заколдованная, а озеро не такое уж и волшебное' - думаю я.
- Туда сложно попасть, - начал я. - Когда-то я работал на корабле. Мы шли через Индийский океан. Была тихая ночь, полная луна. Я стоял и смотрел, как волны разбиваются о борт нашего танкера. Мне стало интересно: что будет, если я прыгну в воду. Ведь на тысячи километров вокруг ни души. Мне вдруг захотелось остаться совсем одному посреди морской пустыни. И я прыгнул.
Вскоре танкер скрылся из виду. Я остался один в темной воде. Сердце замерло. Ничего лучше до этого я в жизни не испытывал. Казалось, что луна стала больше, а звёзды - ближе. Мне хотелось остаться там навсегда. В этой экзальтации я провёл несколько часов. Вскоре я почувствовал, что силы мои заканчиваются, и я начинаю тонуть. Но мне было всё ровно. Я думал, что лучшее в жизни я уже испытал и смиренно пошёл ко дну. Вдруг под моими ногами оказалась твердь. Это был огромный кит. Он всплыл, набрал воздух, открыл пасть и поглотил меня. Находясь в нём, я ощущал, что мы погружаемся в глубину океана.
Наконец, когда пасть кита вновь открылась, передо мной оказалась огромная пещера, видимо находящаяся под водой. Кит выдохнул воздух и уплыл. В пещере было светло. Удивительные существа, похожие на птиц, населяли пещеру. Они светились синим неоном, и этого хватало, чтобы наполнить пространство светом. Я ходил по берегу, пока меня не нашли люди. Там оказалась неизвестная нам цивилизация. Вскоре я выучил их язык и стал одним из них. Однажды, когда я пришёл на то место, где оставил меня кит, ко мне пришло понимание, что киты, всплывая наверх, набирают воздух и приплывают в пещеру, чтобы его выдохнуть. Целая цивилизация жила дыханием китов. Но никто, кроме меня, этого не понимал. Все эти люди поклонялись каким-то невидимым богам, а китов убивали ради мяса, даже не подозревая, насколько сами они близки к гибели.
Тогда я им всё рассказал: откуда я пришёл и, главное, зачем. Ведь кит спас меня для того, чтобы я объяснил пещерным людям, кто они в этом подводном мире и что делают для них киты. Но им было плевать на китов и на их священное дыхание. Тогда я рассказал, какой удивительный мир существует снаружи. Рассказал про Солнце, звёзды, небо и Землю. Рассказал, как мы с ними похожи. Они слушали, собирали советы старцев, просили, чтобы я говорил ещё и ещё. А потом сказали, что я сошёл с ума, и бросили в яму, где держали безумцев.
Я сбежал так же, как и приплыл к ним. Кит выбросил меня на берег материка, и я продолжил свой путь.
Передо мной были горы, и мне было интересно: а что же за ними? И это неизвестное влекло меня и не давало остановиться ни на секунду. Наконец, я поднялся на самую вершину мира. Я был совсем один и ощущал то же, что и в ту ночь, когда прыгнул в воду. Впереди садилось Солнце. Под ногами была бездна. Мне стало интересно, что будет, если я шагну в пустоту. И я шагнул. Меня подхватила огромная птица, и мы полетели к горизонту. Земля оставалась внизу. Вскоре мы преодолели её гравитационное поле и направились к краю солнечной системы. Солнце стало тусклой точкой в глубине космического океана. Я понял, что наш путь только начинается. Мы пролетели Столпы творения Туманности Орла. Большей красоты я в жизни не видел! Мы летели и летели. Летели миллионы лет. Я видел то, что Хабблу даже не снилось. Наконец, мы приблизились к краю Вселенной. Мне всегда хотелось узнать, что же находится за её пределами. Хотел понять, как выглядит место под названием 'нигде и никогда', хотел взглянуть на Вселенную снаружи. Я ожидал увидеть каменную стену, которая и является мировой границей, но вместо этого мы оказались перед некой странной материей. Нечто, сделанное из голубого хрусталя, опоясывает всю Вселенную. Замёрзшая хрустальная плоть в форме плоского диска, с которого начинается бесконечность. Я встал на этот диск, посмотрел и поразился - насколько светла наша Вселенная! Все эти звёзды и галактики, всё это её внутренний свет, который вырывается за её пределы. Мы стояли с птицей и смотрели в бесконечность. Смотрели, как улетает свет. Смотрели, и миллионы лет не могли отвести взгляд. Этот светящийся диск - только начало. А потом я понял: чтобы увидеть бесконечность, не обязательно лететь на край Вселенной, достаточно просто заглянуть в чьи-то глаза.
Девушка заслушалась. Все любят послушать бред, который я несу. Особенно интересно докторам, которые так и не определились с моим диагнозом.
- А озеро где? - опомнилась она.
Какое ещё озеро? Ах, да. Озеро... Наверное, там же - в уголках моего подсознания.
- Эй! - дёргает меня за рукав она своей длинной высохшей рукой, цвета слоновой кости. Я заглянул ей в глаза и понял, что заглянул в бездну. В бездну, которая рассматривает меня изнутри в поисках своего ответа. Мне кажется, что она контролирует биение моего сердца и, если захочет, то и вовсе его прекратит.
- Как вас зовут? - спросила она.
- Меня зовут Беллинсгаузен, - отвечаю ей, стараясь не выдать своих ощущений.
- А меня - Алиса.
Не понимаю: с чего ей захотелось познакомиться с психом? Наверное, ей так же скучно в этой больнице, как и нам. Впрочем, мне не скучно. Здесь ведь только моё тело. Сам я могу быть, где угодно. Мою внутреннюю свободу не сможет забрать никто.
Похоже, она нашла, что искала и направилась к выходу из психиатрического блока. Но что-то вдруг остановило её. Она обернулась и обвела всех своим заколдованным взглядом, введя в оцепенение даже самых невменяемых. Смотреть ей в глаза всё ровно, что в пропасть. Всё. Ушла. Подошла к выходу и погасла в коридорной мгле.
Все оживились, заговорили. Всем интересно: что у неё на уме. Все будут ждать завтрашнего дня, когда она вновь оставит онкологический корпус, придёт сюда и будет за нами наблюдать.
2.
Прошёл обед, и я сижу один, на корточках, где-то совсем далеко в своих мыслях. Ко мне редко кто-то подходит. Больные видят мою отрешённость от окружающего мира и даже не пытаются со мной заговорить. Впрочем, здесь каждый занят только собой. Физик всё время что-то читает. Бывший военный раскладывает пасьянс. Дворецкий что-то пишет, наверное, очередной свой детектив, в котором убийца - садовник. Была здесь одна одержимая, шарахалась по стенам. Но экзорцисты в белых халатах, со шприцами наперевес, довольно лихо изгнали демонов из её организма и благополучно выписали. Не сказать, что она осталась в здравом уме после сеансов 'изгнания', но уж точно без чёрта в голове. Бесы на дух не переносят транквилизаторов.
Недавно к нам перевели новую больную. Совсем молодую девушку. Она балансирует на ногах, как годовалый ребёнок, еле держит равновесие, смотрит в одну точку внизу перед собой и улыбается. Не видел более счастливого безумия. Все заглядывают ей в глаза, пытаясь понять: чему она так радуется? Никто не понимает, какого рода этот объект, который она воображает перед собой.
Наконец-то вечер. Я сижу один на полу и грею руки у своего воображаемого костра. У порога снова появилась Алиса и, с минуту подождав, зашла в отделение. Ходит вокруг нас, словно Гулливер, и снова что-то ищет. Прошла мимо меня, протянув за собой шлейф запахов каких-то лекарств. Наверное, химикаты въелись в её кожу и уничтожили все природные краски тела.
Наконец пройдя свой невидимый лабиринт, вернулась ко мне:
- А что с ней? - спрашивает у меня, указывая на молодую девушку.
- Ничего, придуривается... - небрежно отвечаю, словно нехотя. Притворяюсь, что меня не волнует её присутствие, но она не верит в моё равнодушие и садится на пол, напротив меня.
- А сколько вам лет? - спрашивает меня.
- У меня нет возраста. Живу и умираю...
- Значит, вы знаете, что бывает после смерти? Однажды я тоже была мертва, представляете? Пережила клиническую смерть. Теперь я знаю, что там - на другой стороне.
- И что?
- После смерти вы перестаёте ощущать мир, и мир начинает ощущать вас. У меня появилась некая тайна, но нет от неё ключа. Эта тайна от меня же самой. А что чувствовали вы?
Я посмотрел на неё. Её огромные глаза, такие чёрные, что, кажется, поглощают свет вокруг. Добровольно от неё взгляд не отвести. Говоря с ней, мне кажется, я слышу эхо собственных слов, словно произношу их в пещере.
- Эй!? - потянула меня за рукав эта ожившая кукла из фильма ужасов. Наверное, у неё где-то под одеждой есть нити, сшивающие её белую плоть. И волосы, обёрнутые вокруг шеи, скрывают шов, который держит пришитую голову.
- Да... - отвечаю ей. Хотя: что да? Я не помню о чём речь.
- А кто вы по профессии? - спрашивает она меня.
- Путешественник.
- А я переводчик. Но очень хотела бы стать актрисой.
- А почему ты стала переводчицей, а не актрисой? - спрашиваю её. Вижу её только в роли ведьмы, которая летает в гробу, и стучит о невидимые грани заколдованного круга, ища в него вход.
- Моя внешность. Я слишком уродлива. Мне не нравится, когда на меня смотрят люди. Я, почему-то, всегда видела себя уже сыгравшей свою главную роль актрисой. Видела себя бледной худой старухой, сидящей в кресле за кулисами с охапкой цветов, подаренных после какого-нибудь юбилея. Мечтала, что, вот сижу я одна, тихо себе улыбаюсь и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю... А сзади меня стоит моя смерть. Она подойдёт ко мне и тихо скажет - 'пойдём'. И мне ничуть не страшно, ведь я знаю, что актрисы не умирают. Они ложатся спать и продолжают жить в своих воспоминаниях. 'Пойдём' - отвечу я ей. Тогда я протяну руку своей гостье, и она проведёт меня в уголки моего подсознания, где припрятаны мои лучшие воспоминания... Странная у меня мечта, правда?
- Почему ты так много думаешь про смерть? - спросил я.
- Поверьте, она думает обо мне не меньше. Иначе я бы здесь не была.
Смотрю на её чёрные круги вокруг глаз, синие губы... Она явно больна и больна неизлечимо. Не знаю, что ей ответить. А она смотрит на меня своим взглядом, пробирающим до костей, как ледяной ветер Северного Моря и чего-то ждёт.
- Мне жаль... - неуклюже проявляю сочувствие.
- А мне жаль вас. Длина вашей жизни это только время, а её полнота это глубина пережитых ощущений. Не притворяйтесь сумасшедшим. И тоска вам не к лицу, Беллинсгаузен. Я вижу вас насквозь.
Верю. Видит.
- Расскажите мне что-нибудь, - вдруг сменив тон, говорит она мне.
- Когда-то мы с семьёй жили в небольшом городке посреди гор, - начал я рассказ. - У нас был маленький ребёнок, мальчик. Он ещё только появился на свет, когда погасло Солнце. Оно стало белым холодным кругом на небе. На всей планете наступила последняя зима. С каждым днём становилось холодней, всё меньше людей выходило из дома, пока в один из дней не вышел никто.
Но мы выжили. Наверное, чувство ответственности друг перед другом не давало нам умереть. Наш ребёнок рос. Он радовался каждому мгновению, а мы с женой медленно угасали. Когда наш сын начал задавать вопросы о том, где остальные люди, то я отвечал ему, что все они живут на Солнце. Что там новая жизнь, новый свет, там тепло. Он спросил: 'А как туда попадают люди?' - И тогда я рассказал ему, что на Землю прилетает птица и забирает по несколько человек с собой. И что вскоре эта птица прилетит за нами.
Я нарисовал на стенах нашего дома прежний мир цветными мелками и сказал, что сейчас этот мир там - на небе, на том белом светящемся диске. Ребёнок смотрел и восхищался: сколько же раньше было красок, которые сейчас скрыты льдом и снегом! Ему не терпелось попасть на Солнце. Каждый день он ждал волшебную птицу, которая заберёт нас из вечной мерзлоты и тьмы и перенесёт нас в новый дом.
Я помню, мы готовились отпраздновать его день рождения. Ему исполнялось пять. Я пошёл в вымерший город найти ему какой-нибудь подарок. По дороге я забрёл на зернохранилище и наткнулся на полуживого сокола. Наверное, он был последней выжившей птицей на земле. Я принёс его домой и сказал: 'Вот наша птица! Она наконец прилетела за нами! Сегодня мы откроем окна, ляжем спать и проснёмся уже в другом мире' - жена тихо заплакала. Это был самый счастливый день у нашего ребёнка. Он засунул птицу себе под свитер, отогревая её своим теплом, и проходил с ней так целый день.
И вот наступил вечер. Мы открыли все окна и двери, выпустив последнее тепло из дома. Я объяснил это сыну тем, что только так птица найдёт выход из дома. Мы легли все втроём на матрац под окном, обнялись и приготовились уснуть, чтобы проснуться в другом мире. Вскоре наш мальчик погрузился в глубокий сон и дыхание его прекратилось. Мы с женой лежали и смотрели друг на друга. Каждый боялся первым закрыть глаза. На её щеках замерзали слёзы. Тогда я ей сказал: 'Не бойся. Мы полетим на Солнце. После смерти душа каждого летит на него, иначе оно бы не горело. Весь этот свет, прилетающий на землю - это наш внутренний свет, который становится видимым. Нашей потухшей звезде не хватает только нашего света, который заперт в наших телах, чтобы зажечься заново. Верь мне! Ведь, когда ты рядом, великое мне по плечу'. Мы закрыли глаза и умерли.
Не умерла только птица. Она выбралась из-под свитера, расправила крылья, взлетела и опустилась на окно. Её крылья вновь могли поднять её в небо. Она смотрела прямо на потухшее Солнце. Смотрела, и как будто понимала, как много мы ей доверили. Через мгновение она взлетела, вобрав в себя наше тепло и последнюю надежду. Надежду, которая не даст ей остановиться никогда.
- Значит, это благодаря вам Солнце снова горит!?
Она единственная, кто мне верит. Смотрит на меня. Но больше я не скажу ни слова. На сегодня баста.
Ещё один день прошёл мимо меня стороной. В нём было нечто новое и мне хочется, чтобы он повторился. Я, как ребёнок, хочу быстрее уснуть, чтобы скорее наступило завтра, но мне не спится. Я сижу у окна и смотрю в ясное ночное небо. Наверное, в следующей жизни я буду кошкой, и все свои девять жизней проведу, сидя на подоконнике, вглядываясь в звёзды.
3.
Сегодня больные всё утро суетятся. Что-то планируют. Вижу по их лицам, что суета как-то связана с этой странной девушкой. Я сохраняю невозмутимость и грею руки у своего костра.
Наконец наступает кромешная тишина: значит, она снова здесь. Сейчас войдёт - и время в отделении впадёт в другое русло. Дворецкий и физик подталкивают друг друга вперёд, решившись подойти к ней. Наконец Дворецкий оказался прямо перед объектом своего интереса:
- Дворецкий, - представился он, протянув ей свою руку.
- Алиса, - ответила она, подав ему свою. Они похожи на двух напуганных гномов, осмелившихся подойти к Белоснежке.
- Эрвин, - физик протянул руку Алисе.
- Очень приятно, - ответила она.
- Мы решили поставить спектакль, и набираем актёров, - выдал свою идею Дворецкий. - Уже почти всё готово для постановки, только не хватает актрисы на главную роль. Хочешь, эта роль будет твоей?
- Не думаю... Может быть при других обстоятельствах...
- Каких ещё 'других' обстоятельствах? - возмутился Дворецкий. - Думаешь, мы совсем ни на что не способны?
- Я не это имела в виду...
- Ты знаешь, этим и отличается мужчина от женщины. Женщина всегда ищет идеальных обстоятельств для своих действий. А мужчина ищет безупречности в своих действиях при любых обстоятельствах.
Она зависла и уставилась своим мертвенным взглядом в Дворецкого. Мне кажется, он сейчас жалеет о том, что умеет говорить.
- Вы и вправду считаете меня женщиной? - внезапно рассмеялась Алиса, - Я гораздо моложе, чем вам думается. Мне самой кажется, что я ещё совсем ребёнок.
- Ну... Да, - промямлил Дворецкий.
- А где мой текст? Как много там слов и какой в них смысл? - спросила Алиса
- А текста нет. У тебя будет только роль. Я скажу, кем ты будешь, и ты сама придумаешь слова и придашь им смысл. По такому принципу будет построен весь спектакль. В итоге, когда каждый придумает для себя слова, я объединю их в единую композицию.
- Не думаю, что у вас получится вменяемая картина, - засомневалась Алиса.
- Я в этом и сам уверен. Искусство - вещь туманная и неопределённая. В мыслях сумасшедших всегда можно заметить проблеск гениальности, также, как и в мыслях гениев - проблеск сумасшествия. Наш спектакль - это такой 'Чёрный квадрат'. Он будет для тех, кто любит искать глубинный смысл в непонятных вещах, в которых его может и нету вовсе.
- Понятно... И кем я буду в вашем спектакле?
- Ты будешь избранной, будешь спасителем.
- Слегка избитый сюжет, мне кажется. И кого я буду спасать?
- Вселенную.
- Хм... Довольно амбициозное мероприятие, хотя это может быть интересно. Мне всегда хотелось осознать размер Вселенной.
- Вряд ли она имеет 'размер', - вклинился Эрвин. - Её границы обусловлены только нашим пониманием. Насколько бы Вселенная не была велика, она всё ровно малая часть чего-то большего. На уровне чувств никто не способен понять её габарит, даже я!
- А от кого я буду её спасать? Кому под силу разрушить Вселенную?
- Чёрные дыры пожирают её, как раковые опухоли человеческое тело. Они поглощают материю и даже свет! Я предположил, что баланс рождения новых частиц Вселенной и поглощения старых нарушен. Она расширяется медленней, чем поглощается. Тебе необходимо восстановить баланс, чтобы спасти свет, материю и пространство, не говоря уже о жизни на Земле, - продолжил Дворецкий
- Очень странно звучит. Вы говорите про Вселенную так, словно она что-то живое.
- Конечно живое! И она тоже чувствует, как и все мы! И сейчас она испытывает боль, она больна, но ценой собственной жизни ты можешь спасти её. Да! Да! Ты должна принести себя в жертву. Твоё тело - это всего лишь клетка, в которой спрятан тот недостающий элемент, без которого всё погибнет.
- Это слишком "чёрный квадрат", - ответила Алиса. - Но я попробую.
Алиса оставила их и направилась ко мне. Мне не по себе, как на экзамене, хотя я целый день готовился к тому, что она подойдёт. С каждым её шагом я теряю своё хладнокровие. Мне кажется, что на меня движется ожившая картина Пабло Пикассо. Медленно, размазывая краски действительности, она приближается, чтобы поглотить меня своим сюрреализмом.
- Привет? Вы уж заждались меня наверное? - говорит она мне.
- Да нет, не особо - отвечаю.
- Вы что, пытаетесь меня обмануть? - усмехнулась она и села возле моего невидимого костра. - Можно и мне руки погреть? Или огонь уже погас? Вы ведь ждали меня, верно? - читает она мои мысли.
- С чего бы мне ждать тебя?
- С того, что вы видите во мне отражение своего одиночества. Только это не так. Я не одна в своём одиночестве. Моё одиночество - это мой язык безмолвия. Он даёт мне ощущение целостности меня и Земли. Иногда, в открытое окно моей квартиры залетает ветер. Я поднимаю руки, чтобы ощутить его и вижу, как он обогнул холодные, поросшие мхом камни на берегу лесной реки. Ощущаю запах хвои и холод родников утреннего леса. Вижу, как он летел над океаном, поднимая в воздух миллионы птиц. Вижу его, летящим над Гольфстримом, и как из пассата он превращается в муссон. Иногда я вижу океан. Он прекрасен! Я слышу его священное дыхание, от которого зависит всё живое на планете. Слышу дрожь дна его бездны. Слышу тишину потока его глубоких рек и шум течения мелких. Я чувствую пульс Земли. Она жива и говорит со мной. Язык Земли самый главный. Все остальные замолкают, когда она говорит со мной. Её язык - не имеет слов, одни сплошные ощущения.
- Как понять 'язык безмолвия или язык Земли?' - спрашиваю её. Каждую секунду, что она смотрит на меня, во мне рвётся очередная струна, связующая моё сознание с окружающим миром. Тембр её голоса погружает меня в неизвестные глубины её внутреннего космоса.
- Я знаю одиннадцать языков. А значит, вижу всё на одиннадцати языках. Однажды я поняла, что мир состоит из слов и тогда начала их изучать.
- И ты можешь говорить на них всех? - спрашивает её мой голос где-то в стороне от меня.
- Говорить!? Это едва ли. Я, если быть точнее, могу думать на всех этих языках. Большинство языков, которые я знаю, вы называете мёртвыми. Например: мероитский, древние языки Южной Америки. Древние языки не смотрят по сторонам, они слепы в современной действительности. Они мне говорят, что я чувствую. В древних языках нет шелухи, вроде интернета или сетевого маркетинга. Люди, которые их создавали, пытались понять мир, в котором они живут, и вложили в языки свои ощущения природы, а не информацию о ней. Они искали своё место во Вселенной. Хотели понять, кто они и для чего пришли на Землю. В каждом из языков живёт дух того народа, который его разрабатывал. В каждом языке сила той земли, на которой жили эти люди.
Она замолчала. Видимо, её остановила совсем другая мысль. Алиса оставила меня и подошла к молодой девушке, которую недавно к нам определили. Села на корточки ровно в том месте, куда та всё время смотрит:
- Иди ко мне! - позвала Алиса девушку, словно ребёнка, который только начинает ходить. Та восторженно заулыбалась и сделала несколько неуверенных шагов ей навстречу. - Вот ты, какая молодец! - похвалила она её и нежно, как мать, погладила по волосам.
Больше ни слова не говоря, Алиса ушла, и вместе с ней ушёл ещё один день, не похожий на другие. Я сижу у окна и смотрю на ровную линию горизонта, где садится Солнце. Скоро оно зайдёт, а я ещё долго не смогу уснуть. Мне кажется, что всё это уже со мной было.
4.
Началась репетиция. Дворецкий и бывший военный произносят свои слова со сцены, остальные столпились и посмеиваются над ними. Всем процессом руководит старшая сестра.
К сцене подходит Алиса. Она смотрит по сторонам и кажется полностью потерянной:
- Не бойся, иди к нам, - говорит ей сестра.
- Я не смогла придумать себе имя, - оправдывается Алиса.
- Ничего страшного. Просто побудь с нами, - отвечает ей сестра.
Закончилась репетиция и она направилась ко мне. Я сижу один в углу комнаты, задумавшись. Она садится напротив:
- Мне кажется, я не справлюсь, - шепчет она мне. - Посмотрите, какая я страшная, отвратительная. Люди не будут смотреть на меня, они будут смотреть на моё уродство. Не выйдет из меня спаситель.
- Ты очень даже симпатичная, - вру ей или лгу: сам не знаю.
- Перестаньте мне врать!
Всё-таки я вру, по её определению. Значит, я идиот. Я словил себя на мысли, что очень боюсь разочаровать её и не могу придумать умного слова, дабы увлечь её. Но по опыту знаю, что дурак выглядит дураком, когда слово умное сказать пробует.
- Чем ты больна? Неужели нет лекарства от твоей болезни? - перевожу тему в другое русло.
- От моей - нет. От тяжёлой болезни спасают врачи, а от тяжкой - только чудо. Я ищу спасение, а не лечение. Что-то мне подсказывает, что именно здесь должны пройти мои последние минуты. Я ищу завершённости, как в любом рассказе или кино: пусть длинном или коротком, но не оборванном на полуслове. Я не боюсь умереть молодой. Может быть, здесь, в ком-то из вас, я ищу своё отражение, такое же, как вы нашли своё во мне... Не молчите! - трясёт меня за плечо её белая рука. Мне кажется, она сейчас сломается и из неё посыплется мелкий кварцевый песок. - Говорите, что у вас там на уме! Или я себя послушать пришла?
- Хорошо, - отвечаю ей.
- Кода то я был миротворцем на войне в Стране Тысячи Холмов, где тысячи людей убивали миллионы, только потому, что радио сказало "можно". Пропаганда говорила "убивай" и люди верили. Тогда я понял, что правда кроется в тихих словах, а ложь - в громких. Именно поэтому исповеди такие тихие, а проповеди такие громкие. Правду слышит только тот, кто прислушивается, потому что говорящий её, боится быть услышанным. Однажды мне пришло письмо из дома. Мне написала моя маленькая дочь. Она писала: "Папа! Любовь - это способность чувствовать боль другого человека и мне сейчас больно, ведь я тебя люблю. Возвращайся домой, я приказываю! Ведь ты мой воин, а я твоя королева". Я решил выполнить её приказ.
В одно утро я вышел из лагеря и подорвался на мине, что дальше не помню. Помню только, что однажды ночью я вышел из комы. Увидел, что руки оплетают капельницы. Я их сорвал и пошёл. Шёл по длинным коридорам больницы, по улицам и паркам. Люди спрашивали меня о том, куда я иду, а я отвечал, что на край Земли. Они говорили, что у Земли нет края, а я отвечал, что тогда я не остановлюсь никогда.
Я шёл по замёрзшим землям Одина, на которые сыплются дожди из рыбьей чешуи. И шёл по выжженным землям Аллаха, на которые льются дожди из огня. Шёл по местам, где вода разлетается снегом, где ветра рассыпаются пылью. Шёл и не мог остановиться. И вот позади миллионы километров пути, тысячи пар изношенных ботинок, я стою один на вершине горы Килиманджаро, и впереди пустота. Наверное, это и есть край Земли. Я дошёл и упал обессиленный, но кто-то мне говорит: 'Подними голову, встань и иди! Если страх тебе не ведом, превратятся в крылья руки твои!' - я шагнул в пустоту и полетел.
А потом я снова вышел из комы. Капельницы воткнуты в руки. Вокруг меня люди. Белый режущий свет. Ко мне подошла моя дочь и сказала, что ей уже почти двадцать лет. А я лежу на каталке уже почти неживой. И я говорю ей: 'Умершее моё тело пусть будет с землёй, несломленная воля моя пусть будет с тобой. Прощай, моя Королева!' - говорю и закрываю глаза, чтобы сделать свой последний шаг в пустоту.
Алиса смотрит на меня и ждёт новых слов:
- А дальше!? - вопрошает она. - Вы всегда умираете в конце своего рассказа или может быть у вас есть история, где все жили долго и счастливо? Хватит драмы, мне надоело.
Алиса поднялась и ушла. На месте, где она сидела - лоскуты белых волос. Скоро придёт уборщица, сметёт их и выкинет, как мусор. День закончен и я, как обычно, не могу уснуть.
5.
Началась репетиция. Алиса сказала, что её персонажа будут звать Жанна д'Арк и что у неё есть слова для этой роли. Она выходит на импровизированную сцену, поднимает голову и говорит:
- Самый сильный народ тот, который живёт на своей земле. На земле пропитанной кровью своих предков, которые когда-то отдали жизнь за неё. У нас под ногами - сила воинов, которые однажды, глядя смерти в лицо, отказались жить для своих жён и детей, и решили для них умереть. Взяв в руки мечи и придя на поле боя, они отвергли иллюзию, что будут жить вечно, иллюзию, в которой живём мы все. Воинам открылось знание, что в борьбе со временем выиграет только время, а в сегодняшней битве за бессмертие - выиграют они. Сила их духа у нас под ногами. Каждому народу, живущему на своей земле, доступно бесконечное вдохновение предыдущих поколений. Мы по золоту ходим, только как поднять - не знаем.
- Интересно, - промямлил Дворецкий из-за чьей-то спины. - Но я чего-то другого ожидал. Нужно другое имя, более необычное. Бери со вселенским масштабом и не ошибешься! В искусстве нечто великое создаётся эмоцией, а не мозгами! - вдруг выпалил он.
Алиса виновато опустила голову и отошла от сцены.
В отделение зашла женщина лет сорока. Красивая, с огромными зелёными глазами, и чёрными, как смоль, волосами. Все побаиваются её. Говорят, она - большой начальник. Она что-то тихо говорит старшей сестре. Алиса смотрит на неё, не отводя глаз. Вдруг, что-то сорвало её с места, она подбежала к этой женщине, обняла её за шею. Та стоит в полном оцепенении, оборванная на полуслове и, кажется, из её рта идёт пар. Похоже, они знакомы:
- Здравствуй, Лиза, - поздоровалась с ней Алиса. Она первая, кто при нас так назвал эту женщину.
- Я вам не Лиза! - зашипела та в ответ.
Она смотрит на Алису, словно та призрак. Алиса поднимает её подбородок, и Лиза вытягивается в струнку, как балерина на пуантах. Только невидимые нити гравитации не дают ей оторваться от пола. Алиса прикоснулась к её губам, и та скривилась от омерзения. Опомнившись, Лиза хлестнула Алису по щеке:
- Ещё раз ударишь меня, и я достану из твоей груди тот серый кусок льда, который ты называешь сердцем, - спокойно сказала ей Алиса.
Она отпустила Елизавету, и, ни слова не говоря, развернулась и направилась к выходу.
- Больная! - раздражённо прошипела Елизавета ей в спину, но сразу опомнилась и прижала ладонь к губам.
Вечером Алиса вернулась и села напротив меня. Мы сидим у окна, не говоря друг другу ни слова. Она смотрит то на дождь за окном, то на меня. Если бы меня попросили нарисовать вакуум, то я бы нарисовал её глаза в эту минуту. У меня складывается впечатление, что она мне как бы показывает окружающее, мол, смотри: вода с неба капает, зелёная трава из чёрной земли, сзади больные столпились и наблюдают за нами.
Она невероятно спокойна, и её умиротворение передаётся мне. В ней есть некая внутренняя тишина, которая окутывает всех, кто рядом с ней. Я знаю её всего ничего, а такое ощущение, что мы сидим так каждый день. Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я понял, что она ушла.
6.
Началась очередная репетиция. Алиса сказала Дворецкому, что её именем в спектакле будет Надежда. Дворецкий задумался.
- Но я ещё подумаю, - добавила она и направилась ко мне.
Она села возле меня на подоконник у окна и молчит. Вся её голова закрыта платком. Длинных белых волос, скрывавших её шею - нет. Она словно узник концлагеря. Я делаю вид, что ничего не изменилось:
- Хватит притворяться. Я к вам не для этого прихожу, - нарушила она своё молчание. - Я думала, в этот раз обойдусь без лишних слов. Говорите, - приказывает мне, и я начинаю свой новый рассказ:
- Однажды я в одиночку поднимался по отвесной скале. Когда наступала ночь, я подвешивал доску, на которую садился и привязывал себя к скале, чтобы не упасть, когда усну. Но, ни одной ночи я так и не уснул. Я просто смотрел в ясное ночное небо и поражался всей этой красоте. Я смотрел на горы. Ночью горы особенно велики, грандиозны! Иногда мне казалось, что сердце мое совсем не бьётся, так поражала меня эта величественность, этот масштаб бесконечной горной гряды передо мной.
Наконец, я был выше всех остальных гор, а моя вертикальная стена по-прежнему уходила высоко в небо. Я поднимался, движимый неизвестностью. Погода сменялась то грозами, то туманами, но во всяком её проявлении было что-то особенное, что-то своё, неповторимое. А после каждой бури наступала такая тишина, что я слышал эхо своих мыслей. Наконец, я добрался до вершины. Плоская каменная платформа, на которой смыкались все ветра, уравновешивая друг друга. С неё был виден весь мир. Я провёл там несколько лет, просто глядя на нашу Землю, на всю эту красоту, окружавшую меня.
Однажды я проснулся и увидел, как над густыми облаками встаёт солнце. Облака молочного цвета окружали мою вершину со всех сторон. Я так хотел дотронуться до них. Я был уверен, что эти облака сделаны из ваты и, что, ступи я на них, они не дадут мне провалиться в пропасть. Но дотянуться до них я не мог. Нас разделяло всего несколько метров. Тогда мне оставалось только одно: прыгнуть на них с разбега. Я долго не решался. Солнце поднималось выше, а облака отходили всё дальше от скалы. Мой внутренний голос говорил: 'Давай! Прыгай! Нет времени для сомнений. Что твоя жизнь, если не шаги в неизвестность!?' - и я прыгнул.
Они выдержали. Я плыл по небу вместе с ними и вскоре был совсем далеко от своей вершины. Спустя какое-то время, я обнаружил, что не один хожу по облакам. Меня встретили люди. Я называл их 'небесный народ'. Меня поразил их язык: они объяснялись друг с другом только одним словом. Первое, что мне объяснили - это то, что каждое сказанное мной слово имеет массу. И чем больше я их скажу, тем больший вес приобрету. Когда слов будет сказано достаточно, облака не выдержат меня, и я упаду на землю. Их староста объяснил, что облака держат меня только потому, что я молчал несколько лет, пока был на вершине. Вся их невесомость была в их безмолвии, и чтобы жить с ними, я должен был научиться выражать свои мысли только одним словом. Староста говорил, что люди на земле живут в словах, а люди на небе - в мыслях. И вправду: мне приходилось много думать, чтобы так коротко выразить мысль.
Там я встретил женщину. Её волосы были сделаны из золота, а глаза из ткани небесного полотна. Она казалась мне ветром, который обнять могут только крылья. Я ходил за ней и не знал, что сказать, ведь больше, чем одним словом, выразить свои чувства к ней я не мог. Однажды я решился подойти к ней совсем близко, в надежде, что нужное слово обретёт форму само по себе. Она сидела на облаке и вглядывалась вдаль. И вдруг меня осенило. Я просто сказал ей: 'Любовь' - а она, всё так же легко улыбаясь, взглянула на меня и ответила мне: 'Нет'. Меня охватило отчаяние. Я посмотрел в её глаза из голубого льда, постучал пальцами по своей груди и сказал ей: 'Боль' - а она, всё так же улыбаясь, безмолвно развела руками. Её отказ спустил меня на землю быстрее, чем, если бы я прыгнул сам. Она стала загадкой всей моей жизни. Может, я выбрал не то слово? Не знаю.
Алиса отвернулась к окну, поняв, что я закончил. Она снова взглядом указывает мне на заходящее Солнце, деревья, цветы, радугу вдалеке. Мол, смотри, какая вокруг тишина, какая красота. Я смотрю за окно, и время куда-то улетает.
На пороге отделения объявилась Елизавета. Алиса сорвалась с места и ринулась к ней. Елизавета медленно сдала назад, пока дрожащей рукой не нащупала стену позади себя:
- Да не бойся так меня, - говорит ей Алиса. - Ты такая красивая, само изящество. Мне бы только раз прикоснуться к тебе.
- Не вздумай дотрагиваться до меня! Будь ты последней живой тварью на земле, я бы к тебе и за милю не подошла! - закричала Лиза от испуга.
По белым щекам Алисы потекли слёзы. Елизавета протянула к ней руки, чтобы выразить своё сожаление о сказанном, но Алиса отмахнулась от них и, захлёбываясь тихим плачем, выбежала вон. Елизавета метнулась за ней.
7.
Я жду уже полдня, а её всё нет. Мне не по себе от мысли, что она больше не придёт. Начинается репетиция, а её всё нет. У Дворецкого суровое выражение лица. Мне кажется, что, если на пороге отделения сейчас покажется Елизавета, то он ей как минимум нахамит.
Из коридорной мглы появился высокий силуэт Алисы. Холодный люминесцентный свет падает на её белое вытянутое лицо. Она снова наблюдает, но не заходит. Её взгляд обездвиживает время, людей, никто не решается подойти к ней. Простояв так с минут пять, она вошла и направилась к сцене:
- Меня будут звать Красота, - заявляет она Дворецкому. - Если Вселенная хочет знать, для чего она создана, то я ей отвечу - для красоты. И, может быть, людей она создала именно для того, чтобы её ощущать.
Дворецкий согласился, и началась репетиция.
Вечером в актовом зале состоялась премьера спектакля. По мнению родственников больных, получилась вполне вменяемая постановка. Алиса была в длинном белом платье, и вся светилась от восторга. Она долго стояла на сцене после концовки спектакля с охапкой цветов, подаренных кем-то из зрителей.
Вскоре все разошлись по своим отделениям, по домам и кто куда. Алиса вошла в наше отделение и села на подоконник в углу окна напротив меня. Она сидит в том же белом платье, в котором играла в спектакле, и прижимает к себе цветы. Она смотрит то в окно, то на меня, и не говорит ни слова.
- Ну что, мне пора, - наконец произносит она так, как произносят, стоя у трапа самолёта. - Проведёте меня? - спрашивает меня.
- Куда?
- Туда, - кивает она головой на окно. - В моей истории для вас не будет "все жили долго и счастливо", и к сожалению, она подошла к концу. Я не хочу остаться одна в такой момент. Вы проведёте меня?
- Да, - дрогнул мой голос.
- Не бойтесь! Ваша жизнь - вдох и выдох, между ними нет места для страха.
Она взяла меня за руку и повела за собой. Мы вышли в сад, вид на который открывается с того самого окна, на котором мы сидели вечерами. Она тяжело дышит, и каждый её вдох обещает быть последним:
- Побудьте рядом ещё минуту, скоро всё закончится, - говорит она мне, задыхаясь.
Одной рукой она прижала мою, второй - прижала к себе цветы. Через мгновение она упала и цветы рассыпались вокруг её тела. Я хочу позвать на помощь, но голос мне не принадлежит в эту минуту.
...
Прошло несколько недель после её смерти, хотя теперь я не верю, что люди умирают. Алиса говорила, что после смерти она перестанет жить и начнёт быть. И я верю, что она точно есть, хотя бы в моём сердце.
В последнее время мне часто снится один и тот же сон. Поздно ночью я засыпаю и вижу, как земное притяжение исчезает и Алиса устремляется на край Солнечной системы. Вскоре Солнце становится тусклой точкой в космической бездне, а она всё летит и летит, не представляя, чем она движима. Проходят миллионы лет перед тем, как она оказывается на светящейся кайме из голубого хрусталя. Она стоит на этой тверди и смотрит на свет Вселенной, увлекаемый бесконечностью. Свет, который кто-то создал просто для красоты.