Толмачёв Артём Олегович : другие произведения.

Остров жизни, любви и смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О красивой любви и трагической судьбе самых обычных юноши и девушки с солнечного острова Сицилия.


"Остров жизни, любви и смерти"

   Действие этого рассказа происходит в столице Сицилии - городе Палермо в 1920 году.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Перед любовью бессильны ужас и мрак смерти".

Генрик Ибсен

  
  
  
  
   Начинало светать. Ночь нехотя отступала, забирая с собой сумрак и сизый туман. Вдали - там, где небо сливалось со спокойным, безмятежным морем, начинала рдеть заря. Ночные небесные стражники - звёзды, тускнели, помигивали и исчезали с небосвода. Со стороны морских волн дул лёгкий нежный ветерок. Его дуновение едва колыхало листву на деревьях и занавески в открытых окнах домов.
   Палермо скоро заживёт своей привычной бурной жизнью. Улицы города наполнятся спешащими по своим делам жителями, снующими туда-сюда и гнусаво гудящими автомобилями, навьюченными покорными осликами, скрипучими телегами. На улицы с криками выскочат ребятишки, хозяйки займутся своими привычными домашними делами, пастухи погонят по холмам свои стада овец и баранов, и тогда в зелёных долинах игриво зазвенят колокольчики. Заработают городские учреждения - кафе, рестораны, мясные лавки, парикмахерские, банки. Начнут функционировать огромные заводы, фабрики. Откроют свои двери школы и гимназии. Яркими постановками, представлениями и спектаклями будут манить зрителей театры и цирки. По морским волнам станут ходить большие и малые, гружёные и пустые, суда. По пространству вокруг протяжно будут раздаваться их сигналы - то низкие и глубокие, походящие на бас оперного певца, то - высокие, чем-то напоминающие крики тревожных чаек, парящих над морем в поисках рыбы.
   Всё окружающее наполнится каким-то своим смыслом, явным или скрытым. Город начнёт "дышать". Яркая палитра жизни будет постоянно преобразовываться, меняться, как и сам город и, конечно же, его жители. Палермо пережил много потрясений. Море и небо - тому свидетели. На землях города в разное время пребывали финикийцы, сарацины, готы. Здесь были греки и евреи. В городе сочеталось прекрасное и жуткое, свирепое, добро и зло, счастье и трагедия, созидание, мир и разрушение, гибель. Город как огромный театр жизни был то умиротворённо спокойным, то кипящим от горячих страстей, и люди жили в нём, каждый по-своему. Жили, работали, ссорились и мирились, грустили и мечтали, и ничего никогда не забывали, всё видели и слышали. Любая новость, едва появившаяся на свет, тут же с неимоверной быстротой распространялась по всему городу.
   Таким было Палермо на протяжении вот уже скольких веков.
   Энрико Пелла проснулся поздно. Сицилийское солнце уже начинало накаливать крыши домов. Энрико потянулся, зевнул и сел на кровати. Наконец, он встал, быстро оделся. Накинул белую рубашку, затянул ремнём брюки, надел башмаки, которые предварительно почистил от рыжеватой сицилийской пыли.
   - Отец? - позвал парень, хотя знал, что тот не отзовётся, потому что ушёл к дяде Валентино - виноделу, живущему по соседству.
   Комната, или скорее коморка, в которой проснулся Энрико по обстановке своей была очень убогой: обшарпанная скрипучая кровать, шкафчик, у окна - грубо сколоченный, но прочный стол, на котором лежал ломоть хлеба в окружении крошек, два старых стула со спинками и одна шаткая табуретка. На единственном окне, выходящем на заросли акаций в диком саду, висели тонкие, кое-где с небольшими дырками, шторы.
   По одному только виду дома можно было определить, что здесь живут бедные люди. В доме два этажа: первый представлял собой что-то вроде кладовки, на втором были две тесные комнатушки. Ещё - сырой, пахнущий прелостью, погреб, с хранящимися там продуктами и вином.
   Энрико вышел на маленький балкон с железными перилами, местами тронутыми ржавчиной.
   Энрико Пелла был загорелым, статным, высоким и красивым парнем. Он имел сильное, гибкое, ловкое тело, которое довольно рано сформировалось под влиянием физической работы на открытых пространствах. Его привлекательное лицо обладало чисто греческим профилем. Взгляд карих глаз был несколько печальным и задумчивым. Волосы - густые и жёсткие. Парню недавно исполнилось двадцать лет.
   Парень жил с отцом - Джузеппе, который с детства занимался рыбачеством. Он был простым, добрым и открытым человеком, который не мог долго находиться дома. Мать-домохозяйка - Франческа, умерла, когда Энрико ещё не было и двух лет. Это была холодная, немногословная женщина. Энрико почти не помнил её.
   Жить приходилось очень трудно. Поначалу Энрико помогал отцу, а потом, ещё со школы, сам устроился на работу. Сначала разгружал баржи, потом - железнодорожные вагоны. После рабочего дня тело болело невыносимо, крутило руки. Пелла приспособился, работал хорошо, с усердием. Перспектива обучения и получения образования не очень привлекали парня. Он хотел заниматься самообразованием. Отец не давил на сына, да и вообще сложно было припомнить, чтобы он хотя бы раз повысил голос на Энрико.
   Ещё с детства парня тянуло к прекрасному, утончённому, к искусству во всех его проявлениях. Ему нравилось наблюдать за работой художника, рисующего какой-нибудь пейзаж. Джакомо - отец матери Энрико, был бедным художником-портретистом. Энрико видел картины дедушки и был, по правде говоря, восхищён его работами. Старый Джакомо умер в результате кровоизлияния в мозг семь лет назад. Он тихо скончался с кисточкой и красками в руках, так и не закончив своей картины.
   Невероятное удовольствие Энрико доставляло слушание игры уличных музыкантов. Ему нравилось читать. Это были самые разные, увлекательные книги, полные исторических событий, захватывающих и опасных приключений, интриг, любовных историй. Книги достать было непросто.
   С глубочайшим интересом наблюдал Энрико за сицилийскими марионетками, которые озвучивали и приводили в действие артисты кукольных спектаклей.
   В последних классах школы Энрико стал сочинять свои собственные песни и, подыгрывая себе на гитаре, самостоятельно исполнял их прямо на улице. Таким образом, он подрабатывал в свободное от основной работы время. Гитара, на которой теперь играл парень, обошлась ему очень дорого. Можно было сказать, что гитара Энрико была его сокровищем, талисманом успеха, мечты.
   Играл и пел парень со временем всё лучше и лучше. Заслушаться можно. Как только его пальцы касались гитарных струн, и начинал звучать его приятный голос, происходило словно какое-то волшебство. Слушатели, собиравшиеся вокруг молодого исполнителя, замирали, находясь как будто в экстазе. Они, не отрываясь, завороженно смотрели на Энрико. Все свои песни он исполнял настолько эмоционально, чувственно, что казалось, словно он сам является героем из своих песен, и все события, с которыми сталкивались его герои, происходят с ним самим. Казалось также очевидным, что и слёзы Пелла были не наиграны.
   Песни молодого музыканта касались, в основном, любовной темы: счастье в любви, безответная любовь, любовь и смерть, разлука и долгожданная встреча. Писал он и на тему дружбы. В ящике его стола уже накопилась внушительная стопка тетрадей с сочинёнными песнями. У Энрико были большие планы, касающиеся его творчества, и он надеялся, что однажды добьётся большего, чем просто уличный исполнитель песен. Он верил в свой успех, стремился к нему. Конечно, не всё сразу - ведь он ещё только начал свой творческий путь. Отец, правда, говорил сыну, что музыка ничего ему не даст, что это пустая трата времени. Энрико на это только отмахивался, продолжая успешно сочетать грубую работу, требующую физической силы, и творчество, в котором он видел своё призвание и своё, и своё будущее.
   Энрико вдохнул морской воздух и скрылся в комнате. Скоро он вернулся со своей любимой гитарой и окинул взглядом прибрежную городскую панораму. Его пальцы едва тронули струны, как полилась волшебная, удивительно красивая мелодия. Энрико тихо, в полголоса, запел. Эту песню он написал недавно, почти сразу подобрав мелодию на гитаре.
   Когда Энрико пел и играл, ему казалось, что всё внутри его наполняется каким-то невообразимым трепетом, его будто переполняла мощная энергия, благодаря которой он словно парил высоко в небе. Энергия, проходящая через всё его сильное тело и дающая силу его творчеству. Она то уходила, то снова возвращалась с необычайной силой. И этой энергией Энрико делился со своими слушателями, в душах и сердцах которых пробуждались новые жизненные силы, чувственность, нежность, любовь. Даже какой-нибудь дряхлый старик, слушая эти песни, становился будто бы моложе на много лет, бодрее, у него появлялась тяга к жизни, морщинистое лицо озаряла улыбка - улыбка давно ушедшей молодости, в уставших и печальных глазах загорался огонёк. Влюблённые пары крепче сжимали друг другу руки, а в их трепещущих от мелодии и голоса певца сердцах сильнее и ярче разгоралось пламя любви.
   Кончив играть и отложив гитару, Энрико запер дом на ключ и вышел на улицу.
   Дом семьи Пелла располагался на некотором расстоянии от остальных построек. Чтобы добраться до него, надо было пройти через аллею лимонных деревьев и по извилистой пыльной дороге взойти на холм, на котором разрослись акации.
   Проходя по аллее цитрусовых, Энрико полной грудью вдыхал дурманящий, ободряющий запах спелых лимонов с лоснящейся, точно от жира, ярко-жёлтой кожурой. В здешних местах аллея цитрусовых была, пожалуй, единственным наиболее подходящим местом для спокойного отдыха: прохлада, немного пьянящий аромат лимонов, запах моря. В сильную жару аллея помогала спастись от палящих лучей раскалённого солнца.
   Насвистывая одну их своих песен, Энрико миновал цитрусовую аллею и, пройдя по небольшому деревянному мостику над узкой речонкой, вышел на улицу виа Санти, начинавшуюся древним, поросшим плющом, храмом времён поздней античности. Храм пустовал и бездействовал на протяжении не одной сотни лет.
   Энрико помнил, как маленьким мальчишкой он с друзьями пробирался в храм. Они играли в прятки и догонялки. А если это происходило поздно вечером... Было весело, задорно, интересно и, вместе с тем, страшно. Только луна и звёзды служили единственными источниками света. Их призрачный, тусклый свет проникал через пустые окна и дыру, зияющую в крыше храма. Энрико вспоминал: ночная тишина, прерываемая пением сверчка, далёкие огни фонарных столбов вдоль по улице. И вдруг из ниши храма с рёвом выскакивает его школьный товарищ Рино Пентуцци. Энрико вздрагивает и с криком бросается на своего приятеля. Оба кубарем скатываются по шершавым и холодным ступеням храма. Потом неизбежно следовало отцовское наказание: он запрещал маленькому Энрико целую неделю показываться на улице, встречаться с друзьями, и заставлял делать кое-какую работу по дому. Это было замечательное время. Беззаботное и весёлое детство. Энрико улыбнулся, предавшись этим воспоминаниям.
   Возле закусочной, находившейся в самом конце виа Санти, он встретил своих старых школьных друзей - Джанни Дино и Рино Пентуцци. Это были те самые ребята, с которыми Энрико провёл всё своё детство. С ними многое можно было вспомнить. Джанни было двадцать лет, а Рино - девятнадцать.
   Джанни Дино был добродушным полноватым парнем. При этом он имел довольно высокий рост, который в некоторой степени уменьшал полноту. Дино слыл щёголем и весельчаком, любил пошутить. Обладая каким-то особым обаянием, он умел привлечь внимание, расположить к себе собеседника. Поэтому, когда он оказывался в компании, непременно вносил в неё оживление, обычно начиная с какой-нибудь весёлой и заводной шутки. Джанни так смешно умел рассказывать какие-нибудь забавные истории, так гримасничал и менял голос, что самое плохое настроение сменялось на бодрое. Шутки истории Джанни порождали взрывы дикого хохота. Это была как цепная реакция: один смотрел, как смеётся другой, и был больше не в силах сдерживаться от душившего смеха. Сам Джанни называл это так: "я являюсь причиной невероятных приступов хохота". "Смеяться, конечно, хорошо и очень полезно" - говорил он. - "Однако будьте, всё же осторожны, ведь со смеху помереть можно". И просто невозможно было не улыбнуться, глядя на округлое смеющееся лицо и озорные глаза Джанни. Дино был щедрым и всем постоянно помогал.
   Джанни был из семьи людей искусства. Оба родителя - оперные певцы. Отец - обладатель баса, мать - меццо-сопрано. Часто родители выступали в сицилийском театре Массимо, выезжали за границу. Они даже были знакомы с самим Энрико Карузо. Дед и бабушка Джанни также были людьми творческими: Он - архитектор, она - поэт и писательница. Джанни, собираясь идти по стопам родителей, хотел работать в театральной атмосфере.
   На Дино был чёрный костюм в едва заметную полоску, белоснежная рубашка с отложным воротничком, на шее красовалась большая красная "бабочка", на ногах - начищенные коричневые туфли с белыми мысками.
   Рино Пентуцци имел худощавое телосложение, длинные руки и ноги. Худая шея заканчивалась курчавой головой. У Рино было узкое лицо, глубоко посаженные глаза и непропорционально длинный нос с горбинкой посередине, за который парень и получил кличку "Нос". Со стороны Пентуцци походил на большую цаплю: при ходьбе он делал большие шаги, широко размахивал худыми руками. Поэтому его ещё называли цаплей. Ну, а особое сходство с этой птицей парню предавал его нос. Пентуцци все эти прозвища не беспокоили и нисколько не задевали. Характер у Рино был крайне переменчив: он мог то пребывать в радостном настроении и смеяться без удержу, то впадать в глубокую задумчивость или печаль. За это Энрико и Джанни иногда в шутку называли своего друга "Переменчивый". И на это тот не обижался. Вообще Рино был простым парнем, без всяких задних мыслей. Он являлся хорошим собеседником и, пожалуй, единственным недостатком при общении у него было то, что он, перебивая того, с кем разговаривает, начинал "упрямо гнуть свою линию", как выражался Джанни.
   Рино Пентуцци, с трудом окончив школу, не захотел продолжать обучение, как того желала его мать, а решил заниматься виноделием - занятием отца. Отец, Валентино Пентуцци, имел большой винный склад, и его вино славилось своим качеством и непревзойдённым вкусом.
   Пентуцци-старший был не против, чтобы сын занимался тем же, чем и он, и поощрял Рино. Мать всем этим была недовольна. Она настаивала на том, чтобы сын поступил в училище. На эту тему в семье происходили горячие споры. В конце концов, родители парня пришли к общему выводу: пусть сын занимается тем, к чему у него лежит душа. Рино, не колеблясь, выбрал виноделие.
   Рино был одет в просторную светло-голубую рубашку и серые брюки.
   Джанни Дино и Рино Пентуцци были хорошими парнями, на которых можно было положиться.
   Пару дней назад Джанни сумел достать для своих друзей билеты на оперу в театр Беллини. Там должны были выступить его родители. После окончания оперы Пелла горячо благодарил Джанни, крепко обнимал своего друга. Энрико, до этого самого момента никогда не бывавший в театре, посетив его, был настолько поражён и впечатлён невероятно яркой, чувственной игрой актёров, их потрясающим пением, а также проникновенной музыкой, что потом ещё на протяжении долгого времени думал об этом.
   Дино пообещал, что дней через десять они смогут посетить театр Массимо, самый большой театр в Италии.
   - О! - воскликнул Джанни Дино. - Смотрите, кто идёт! Наш музыкант!
   И с этими словами пухлый Дино, радушно улыбаясь, поднялся из-за столика навстречу другу.
   - Привет! - отозвался Энрико.
   Оба приятеля обнялись.
   - Эй, Нос! Поздоровайся уже с нашим непревзойдённым маэстро! - Джанни весело подмигнул Энрико. - Что-то утренняя чашечка кофе тебя не бодрит, Нос! А, я, кажется, понял. А ну-ка признавайся, как ты провёл ночь?
   - Элеоноре я не нравлюсь, - сказал Рино, здороваясь с Энрико и обнимая его. - Я, видите ли, не в её вкусе.
   - Да ладно врать. Ты ведь у неё был. Ох, и любишь ты эти ночные приключения. Ночной ты наш скиталец...
   И все прыснули.
   - Слушай, - обратился Рино к Пелла. - Как думаешь, какое прозвище заслуживает Джанни? Весельчак, хохотун или, может, болтун?
   - Ну чего ты мелешь? - спросил Дино, шутливо схватив за шкирку Пентуцци. - Да я тебя почти уже битый час пытаюсь разговорить, умник! Мне же любопытно, всё ли у тебя в порядке с Элеонорой.
   Рино, съёжившись и втянув шею, усмехнулся.
   - Ты представляешь? - серьёзно, но с озорством, проговорил Джанни, посмотрев на Энрико. - Почти час! Вчера он хохотал без удержу и чуть не рухнул со стула, а сегодня слова из него и клещами не вытянуть! Ну надо же, а? А ты, Цапля, и вправду очень переменчив!
   Джанни, говоря эти последние слова, высоко задрал нос, приподнял одну бровь, полузакрыт глаза и сделал кручёный жест рукой. Это выглядело так комично, что Рино и Энрико затряслись от смеха, глядя на своего друга, который так и застыл в одной позе. Дино частенько дурачился подобным образом.
   - Браво! Браво! - приятели захлопали в ладони.
   - Актёр! Вот какая у Джанни должна быть кличка, - сказал Энрико и кивнул в сторону Дино, который теперь словно барон подпер руками бока и важно, свысока, глядел на друзей.
   Энрико и Рино громко расхохотались так, что двое пожилых мужчин, сидящих через несколько столиков и играющих в шахматы, повернулись в сторону ребят. Джанни не шелохнулся. Ведь он играл роль и должен был выглядеть серьёзным.
   - А Энрико у нас маэстро! Ведь так? - обратился Джанни к друзьям.
   - Ну, - Пелла потупил взгляд. - До маэстро мне ещё далековато.
   - Ладно, - проговорил Джанни, похлопав Энрико по плечу. - У меня для тебя есть хорошие новости.
   Дино поправил свою бабочку и поднял вверх указательный палец.
   - Momento! ("Момент!" - итал.) - сказал он. - Возьму ещё кофе.
   И Джанни, круто развернувшись на каблуках, скрылся в дверях закусочной.
   Энрико воодушевился словами друга. Пелла чувствовал, что-то, что скажет ему Джанни, каким-либо образом будет связано с его, Энрико, музыкальным творчеством.
   Пентуцци вздохнул и, сложив руки на столе, провожал взглядом Джанни.
   - И так вот всегда. Да? - сказал Рино. - Остановится на самом интересном месте и уйдёт. Ох уж этот Джанни. Что-то любопытное он для тебя приготовил. Прямо не терпится узнать.
   Вскоре вернулся Дино с двумя чашечками кофе в руках. Он поставил их перед Энрико и Рино.
   - За мой счёт, - сказал Джанни сев и придвинувшись ближе к Энрико. Тот с возрастающим волнением приготовился слушать друга.
   - Итак, приятель, - начал Дино. - Скоро из Неаполя приедет мой дядя Винченцо Пасторе. Помнишь, он как-то приезжал к нам сюда, на Сицилию, когда мы ещё под стол пешком ходили?
   Энрико кивнул, а Джанни выдержал небольшую паузу и продолжал:
   - Дядя поистине превосходный музыкант. Так вот, сейчас дядя подыскивает молодых талантов и набирает группу. Я поговорил с ним насчёт тебя. Ну чем ты не талант, а? Вам надо будет встретиться и всё обсудить, как полагается. Встречу я организую и скажу тебе, когда и где. Ни о чём не беспокойся.
   - Grazie ("Спасибо" - итал.), Джанни! - восторженно ответил Энрико. - Я тебе многим обязан.
   - Ладно уж тебе, - скромно махнул рукой Джанни. - Не стоит. Ты ведь мне друг. Я всегда готов помочь такому отличному парню, как ты. Мы же должны помогать друг другу, верно?
   Пелла крепко обнял своего товарища и пожал ему руку. Дино добродушно улыбался. Он искренне радовался за Энрико.
   Джанни обнял за плечи своих друзей. И столько в этом движении было доброты, искренности, отзывчивости, что просто не могли быть не тронуты потаённые струны души.
   Трое друзей увидели, как по виа Санти двигается небольшая группа девушек. Все они несли в руках учебники, и было ясно, что у них только недавно закончились занятия в школе, располагавшейся на виа Раджо де Преттори. Эта улица была перпендикулярна улице виа Санти и извивалась своими поворотами, точно змея, в густой траве - близко растущих друг к другу оливковых деревьях с тёмно-зелёными листьями.
   Без всякой тени сомнения можно было сказать, что девушки направляются к цитрусовой аллее.
   Взгляд Энрико задержался на девушке с голубой лентой в чёрных, как вороново крыло, длинных волосах, ниспадавших на плечи. Девушка была совсем ещё юной. Она прижимала учебник к груди и шла в окружении своих подруг, как принцесса в окружении служанок. Madonna! Как она прекрасна! Пелла, провожая взглядом красавицу, смотрел на её лёгкое сиреневое платье, на её невероятные красоты лицо, на развивающиеся от ветра волосы, на голубую ленточку. Он смотрел на её загорелые тонкие руки, держащие учебник, поражался её грациозной осанке и лёгкой походке. Казалось, что девушка не идёт по земле, а летит над ней, будто низко порхающая бабочка. Прекрасный, только что распустившийся цветок. Ангел. Когда девушка улыбалась, Пелла был в восторге. Какая добрая, искренняя улыбка. Да ради одной только этой улыбки ничего не жалко было отдать.
   А девушки, тем временем, что-то обсуждая и весело смеясь, свернули с виа Санти и скрылись в тени цитрусовых. Объект внимания Энрико исчез. Девушка с голубой ленточкой скрылась из виду первой.
   Для Пелла все звуки удалились куда-то далеко-далеко. Неясно звучал голос улыбающегося и сидящего рядом Джанни. И тут Энрико осознал, что задержал дыхание, причём уже достаточно давно. Он шумно выдохнул. Удары сердца гулко отдавались в висках. Оно бешено колотилось в грудной клетке, однако Энрико показалось, что сердечные удары чувствуются где-то у него в горле. Голова как будто налилась свинцом, ноги сделались ватными. Да что с ним такое? Он даже пошевелиться не мог.
   С цитрусовой аллеи послышался звонкий, переливчатый, как ручеёк, смех. Пелла точно знал, что смех этот принадлежал юной красавице в лёгком сиреневом платье. Сердце Энрико замерло, он попытался вдохнуть ароматного воздуха, но это ему удалось с трудом.
   - Да что с тобой? - спросил Джанни друга. - Это из-за тех девчонок?
   Однако Энрико не отвечал и не повернулся к другу. Он не воспринимал слов Дино.
   - Эй! Очнись же! Тебе что, плохо? - Джанни тряс Энрико за плечо.
   Пелла вздрогнул и повернулся.
   - А? - произнёс Энрико как-то отстранённо.
   Сердце всё так же сильно билось в груди.
   Джанни и Рино переглянулись. У Джанни на лице заиграла озорная улыбка. Он прищурил один глаз и проговорил:
   - Да что ж тут неясного? Наш друг влюбился! Ты погляди на него. Вот результат. Ничего не слышит, ничего не видит, никакой реакции.
   Пелла смотрел на своих друзей, как будто видел их впервые.
   - Интересно, какая же из них его так поразила? - произнёс Рино Пентуцци. - Ведь их много было. Может приударить за какой-нибудь? Как считаешь, Джанни?
   Джанни смешно втянул голову в плечи и с безнадёжным видом трагикомического актёра помотал головой.
   - Нет. У нас с тобой, Нос, нет никаких шансов.
   - Так прямо и никаких? - спросил Пентуцци, улыбаясь.
   - Думаю, никаких. Ну ты посмотри на этого красавчика. Они же его с руками оторвут.
   Пелла продолжал молча смотреть на друзей. Наконец, он тихо спросил Джанни:
   - Ты видел девушку в сиреневом платке и с голубой лентой в волосах?
   Джанни утвердительно кивнул. Тогда Энрико спросил:
   - Ты знаешь её?
   - А, всё ясно. Это она тебя так околдовала, - сказал Дино с лёгкой улыбкой.
   - Так ты знаешь её? - со жгучим нетерпением повторил свой вопрос Пелла.
   - Да. Я её знаю... - начал было Джанни, но Энрико перебил его:
   - Нет. Не говори имени. Как её фамилия?
   - Орандо, - ответил Дино. - Она аристократка из знатной сицилийской семьи.
   - Откуда ты её знаешь, Джанни? - настойчиво спрашивал Энрико друга.
   - Полгода назад нас хотели познакомить, но, похоже, я был не в её вкусе.
   Энрико, молча встал из-за столика и пошёл в направлении цитрусовой аллеи.
   - Aspettare ("Подожди" - итал.), Энрико! - вдогонку крикнул Джанни.
   Но Пелла, не оборачиваясь, продолжал идти.
   - Я его обидел что ли? - несколько расстроено проговорил Джанни, обращаясь к Пентуцци.
   - Да нет, - отозвался Нос, мотнув головой. - Ты ему ничего такого не сказал.
   - Парню, видно, не до нас, - сказал Джанни, всё ещё провожая взглядом Энрико. - Он у нас такая натура. Если уж влюбится, то уйдёт в это с головой.
   Джанни задумался, затем сказал с грустной улыбкой:
   - Всё - таки я тогда в неё влюбился. В Джулию. Теперь не знаю...
   Над столиком повисла тишина. Откуда-то издали раздавался шум города.
  

***

  
   Энрико тем временем уже был возле цитрусовой аллеи. Там голосисто пели птицы, а за деревьями, на солнечных участках земли, без устали стрекотали кузнечики.
   Слышно было, как смеются и переговариваются девушки. Пелла не собирался прятаться, а спокойно и медленно шёл по пыльной дороге. И тут он увидел... Увидел ту самую девушку в сиреневом платье и с голубой лентой в волосах. Она звонко засмеялась, отложив учебник в сторону. У Энрико замерло сердце. Он ещё больше сбавил шаг, а потом и совсем остановился. Девушки как будто не замечали его присутствия, продолжая смеяться и разговаривать. Пелла больше всего хотел лишь одного: чтобы девушка с голубой лентой посмотрела в его сторону. Но все, в том числе и та самая девушка, не обращали на него никакого внимания.
   Энрико без надежды опустил голову и уже собирался идти. Последний раз он взглянул на девушку. Но что это? Красавица смотрит на него. На него, на Энрико. Пелла встал как вкопанный. Лицо девушки будто светилось под лёгкой розовой шляпкой, которую она надела, позаимствовав у подруги. Энрико видел эту волшебную улыбку, обнажающую белоснежные зубы, видел эти глаза... Все звуки вокруг стали опять звучать где-то далеко, и Энрико ощущал гулкие удары своего сердца. Эти удары заглушали всё.
   Девушка склонила голову набок, и в этом движении как будто читалось: "как я тебе? Хороша? Нравлюсь?"
   Энрико чувствовал какой-то невообразимый трепет. Сердце неслось галопом, с шумом выбрасывая кровь. Пелла ощущал сердечные стуки во всём своём теле, как если бы в нём билось сразу множество совсем маленьких сердец.
   Тут одна из подружек что-то шепнула на ухо красавице, и обе девушки прыснули. Девушки снова принялись переговариваться, шутить и смеяться. Наверное, она уже на него не посмотрит, эта девушка в сиреневом платье. Энрико всем своим существом желал, чтобы их взгляды встретились вновь. Несколько мгновений. Мгновений, ради которых стоило жить и наслаждаться жизнью. Но нет: девушка погрузилась в чтение. Она не смеялась и не разговаривала теперь с подругами, а спокойно сидела, прислонившись спиной к лимонному дереву, и держала учебник перед собой. Голубая ленточка и несколько прядей волос девушки колыхались от ветерка.
   Постояв немного, Энрико развернулся и побрёл по направлению к своему дому на берегу. Но не сделал он и десяти шагов, как ощутил на себе провожающий взгляд. Взгляд волшебный, нежный... Пелла вдруг обернулся. Девушка, оторвавшись от чтения учебника, смотрела в его сторону. Он мог видеть её лучезарную улыбку. Энрико боялся даже моргать, настолько дорожил каждым мгновением. Мгновением, дающим свет, смысл существования, невероятной силы вдохновение. Потом красавица медленно опустила голову и, поправив прядь волос, опять погрузилась в чтение.
   Пелла был словно пьяный. Голова тяжёлая, ноги заплетались, а сердце билось в груди загнанной лошадью. Он, очарованный, поплёлся по направлению к своему дому.
  
  
  
  
  
  
  

***

  
  
   Энрико собрался найти Джанни и узнать, где живёт девушка столь невероятной красоты. Девушка, навсегда завладевшая его сердцем и душой. Только бы скорее узнать, найти! Снова увидеть её!
   Пока Пелла, поговорив с Джанни Дино, добрался до места, уже стало смеркаться. Очертания полной луны становились всё более чёткими. На дорогу ушёл почти час.
   Старинное палаццо семьи Орандо располагалось особняком, утопая в пышной зелени. К массивным узорчатым воротам палаццо вела широкая, выложенная камнем, дорога, по обеим сторонам которой росли многочисленные цветы и подстриженный ножницами садовника густой кустарник. Дорога к воротам начиналась от виа Гранады, где уютно размещалось палаццо барона Де Пинно и графини Аллегры. Оно также было почти полностью скрыто от глаз бурно разросшейся растительностью.
   Небо, совершенно чистое, начало искриться первыми звёздами. На землю опускалась долгожданная прохлада. Вокруг волшебная, необычайная тишина. Казалось, что скоро произойдёт какое-то сказочное явление. В тишине и сгущающемся сумраке скрывалась красивая тайна. Коснись рука Энрико гитарной струны, и эта самая тайна появится, раскроется, озарив всё вокруг своим чистым и светлым сиянием.
   Энрико остановился. Немного постояв и окинув взглядом застывшие сонные окрестности, он перехватил гитару в руках. Пелла смотрел на тёмную громаду палаццо. Нигде - ни огонька. Пелла прислушался. Где-то далеко раздался одинокий паровозный гудок, который вскоре затих в ночи. Затеял свою песню сверчок.
   Вдохнув в лёгкие воздух, а затем, выдохнув, Энрико стал играть. В тишину вдруг полилась волшебная, нежная мелодия, исполненная любви и необыкновенной чувственности. Музыка струн заполняла ночное пространство. Пелла прикрыл глаза, представляя образ девушки. Его пальцы то быстро бегали по гитарным струнам, то как будто на некоторое время замирали. Когда Энрико открыл глаза, он увидел жёлтый прямоугольник света на втором этаже палаццо. Освещённое окно чётко выделялось из тьмы. Это было окно балкона.
   Сердце Энрико вдруг заколотилось в бешеном ритме, но он, не останавливаясь, продолжал играть. Мелодия стала ещё более проникновенной. В ней юноша выражал нахлынувшие чувства, переживания и эмоции, так он признавался в любви на языке искусства.
   Пелла различил в светящимся окне силуэт девушки. И вот она уже стоит на балконе в свете сицилийской луны.
   Девушка слушает, как играет Энрико, а он заворожено смотрит на неё. Пелла не имеет возможности видеть, как девушка улыбается, хотя он себе это представляет. Представляет её улыбку, глаза. Представляет, как сильно стучится её сердце в груди. Вот оно счастье - совсем рядом. Почти доступно. Но что это? На нижнем этаже вспыхнуло светом окно, послышался возбуждённый и грубый мужской голос, раздались торопливые шаги, стук двери.
   Юноша перевёл взгляд на балкон. Девушка уже скрылась. Энрико вздрогнул: на его гитаре, издав жалобный дрожащий звук, лопнула струна.
   В дверь балкона словно бы из неоткуда вдвинулась грозная и массивная фигура мужчины.
   - Чего тебе надо?! Убирайся отсюда! - раздался грубый голос, резанувший тишину.
   Энрико неподвижно стоял на месте.
   - Эй! Ты что, глухой?! Я сейчас спущусь вниз и разобью твою гитару на куски, щенок! Убирайся вон! Убирайся!
   В этом кричащем, несколько хриплом голосе, было столько злобы, ненависти, презрения.
   Энрико хотел что-то крикнуть в ответ, но сдержался и только сжал кулаки. Развернувшись, он стал уходить, с тяжёлым сердцем оставляя позади палаццо Орандо. Домой идти он не собирался и потому отправился на берег моря, сел на большой камень и глубоко задумался. Морские волны тихо плескались у самых ног. В воде яркими проблесками отражалась луна. Эти проблески были похожи на пляшущих светлячков. Энрико смотрел вдаль, туда, где совсем скоро появятся первые признаки пробуждающейся зари. Энрико казалось, что если он не увидит на днях девушку, то непременно потеряет рассудок. Он бы жизнь отдал только за то, чтобы она оказалась сейчас рядом.
   Юноша поднял голову к небу и закрыл глаза. Огромный небесный купол начинал медленно светлеть, звёзды, судорожно дрожа, тускнели и растворялись. Светлячки на волнах исчезли.
   Пелла спрыгнул с камня в прохладную воду. Парень набрал в руку пригоршню маленьких, отточенных водой, камней и стал бросать их в светлеющие волны. Тишину будоражили всплески и бульканье. Последний камень Энрико с силой швырнул высоко вверх. Взлетев, камень на какое-то время словно застыл в воздухе, а потом, набирая скорость, устремился вниз и скрылся плеском и брызгами в волнах.
   Нужно было разрядиться. Энрико чувствовал, как в нём бешено клокотала, бьющая потоком энергия. И ещё ярость. Ярость оттого, что его отлучили от влекущей красоты. Он почувствовал себя униженным и захотел вернуться в палаццо, чтобы отомстить и завладеть девушкой ослепительной красоты. В голове его хаотично метались самые разные, неожиданные и даже жуткие мысли. Он просто терял голову при одной только мысли о девушке и его колотило, как в лихорадке. Надо бы освежиться. Море так и манило.
   Сорвав с себя рубашку, Энрико с разбегу прыгнул в прохладные волны моря и нырнул. Он проплыл под водой довольно приличное расстояние. Нырял много раз, пока это ему не надоело. Выйдя, наконец, на берег, Пелла в изнеможении рухнул на холодный песок. Стиснув зубы, он изо всех сил вцепился в песок, и немного влажные песчинки тонкими и шероховатыми струйками хлынули между пальцами.
   Искупавшись напоследок, Энрико накинул рубашку на плечо, взял гитару и неспешным шагом направился домой.
   Глубокой ночью Энрико не мог сомкнуть глаз. Казалось, что ночь будет тянуться бесконечно долго, и ей не будет конца. Можно было сойти с ума. Он то сидел на кровати, то стоял на балконе и смотрел на морские волны и освещённые большой сицилийской луной окрестности Палермо.
   Ближе к утру ему всё-таки удалось уснуть. Был сон, и в этом сне была она, та девушка с ленточкой. И он тоже там был. Они вдвоём, а вокруг великое множество цветов, самых разных - больших и маленьких, ярких и не очень. Просто море цветов. Красивая панорама. Он и она лежат в цветах. Девушка - на спине, а он склоняется над её губами цвета кораллов. Губами полуоткрытыми, манящими... Он целует её в губы, целует её щёки, шею, нежно касается губами её обнажённых плеч, груди. Под его поцелуями она томно откидывает голову назад, её изящное тело изгибается. Она обвивает его руками, проводит ими по его волосам, шее, спине. Она раскидывает руки в стороны, и они сразу же погружаются в мягкий и яркий цветочный ковёр. Девушка даёт ему полную власть над собой, однако её власть над ним необычайно велика. Власть эта сильнее в тысячи раз. Её кожа ощущает жар его горячего дыхания. Он перебирает пальцами её чёрные локоны волос. Солнце клонится к закату, окрашивая неподвижные, словно застывшие облака, в багровый цвет, и кажется, как будто на скалах разлита раскалённая лава, которая стекает вниз по кручинистым склонам. Море вдали безмятежно, над волнами летают чайки. Перед ними предстал весь мир. Мир - вокруг. Большой, необъятный, безграничный и прекрасный мир. Вокруг них - жизнь, и в них самих, в их единстве - тоже жизнь. Молодая, бьющая ключом жизнь. Они - в центре всего мироздания.
   Пелла просыпается, лежит некоторое время неподвижно, глядя в потолок. Совсем скоро он вновь погружается в сон. Сон уже совершенно другой. Вокруг пустынно, и вместо райского ковра из цветов - голые камни. Серость и запустение. Свирепствует шторм, хлещет ливень, по небу бегут иссиня-чёрные грозовые тучи, в которых нигде нет просвета. Тут и там вспыхивают яркие молнии. Они бьют в камни и бушующее море. Девушка с ним в одной лодке. Лодку швыряет в разные стороны, она, того и гляди, вот-вот перевернётся. Девушка прижалась к нему, она испугана и ищет у него защиты. Он пытается справиться с вёслами, но всё бесполезно. Лодка переворачивается, и он погружается в бурлящую, как в кипящем котле, воду. Когда же он выныривает, море успокаивается, шторм проходит, но небо по-прежнему серое и низко нависшее над водой. Он видит лодку - она не разбита. Лодка пуста. Его вдруг охватывает дикий, беспредельный ужас. Он плывёт к лодке, забирается в неё и осматривается вокруг: девушки нет. Он в отчаянье, безнадёжность давит. Мучительно он вглядывается в тёмные, с зеленоватым оттенком, волны. Что это? Ему показалось, что в воде плавает голубая ленточка - та самая, которую девушка вплетала себе в волосы. Всё вокруг начинает темнеть, тьма сгущается. Он не в силах ничего исправить.
  
  
  
  

***

  
   На следующий день Энрико Пелла проснулся с тупой болью в голове. Эта боль шла откуда-то из глубины мозга, и Энрико ощущал её болезненную пульсацию. Подушка пропиталась потом, простынь сбилась, тонкое одеяло валяется на полу. Перед ним всё та же привычная обстановка комнаты. Пелла проводит рукой по лбу, смахивая бисеринки холодного пота. Ему жарко, в горле пересохло. В мыслях девушка, её лицо, улыбка, глаза, волосы...
   Отца дома не было: он ушёл рыбачить.
   В закусочной Пелла встретил одного из своих друзей. Джанни Дино, сидя за столиком, потягивал кофе и читал свежую газету. Увидев своего товарища, он сразу же расплылся в добродушной улыбке. Друзья, пожав руки, поприветствовали друг друга.
   - Madonna! - воскликнул Джанни, подняв брови. - Да на тебе лица нет, приятель! Что с тобой? Всё из-за девушки страдаешь?
   - У меня голова раскалывается от боли, - рассеянно промолвил Энрико.
   Выдержав некоторую паузу, Пелла продолжал рассеянно говорить:
   - Я играл на гитаре под окнами её палаццо... Она вышла ко мне... Она слушала... Слушала, как я играю... Она смотрела на меня... Понимаешь?
   Джанни слушал со всей серьёзностью и кивал.
   Энрико помолчал.
   - И что было дальше? - спросил Джанни.
   - Потом... - сбивчиво продолжал Пелла. - Появился... Не знаю... Вроде как её отец... Он... Он сказал, чтобы я убирался...
   - Ну конечно, он не пригласил тебя на чашечку кофе. Нрав у её папаши... Видать, он наговорил тебе много комплиментов. И, знаешь, это не самое худшее. Скажу тебе, что отец её - злой, жестокий и бездушный человек. Тебе лучше не попадаться ему на глаза и не встречаться с ним.
   - Чем он занимается и почему он так опасен? - спросил Энрико.
   Джанни наклонился вперёд, огляделся и, понизив голос, произнёс:
   - Он крупный землевладелец. Связан с неаполитанской мафией - друзья у него что ли там. А здесь, на Сицилии, у него тоже есть несколько таких "друзей". Это очень опасные и очень влиятельные люди. Да если бы её отец знал или слышал, что я тебе сейчас рассказываю, он бы меня...
   - Я его не боюсь, Джанни, - сказал Энрико. - Кем бы он ни был.
   - Что ты собираешься делать? - настороженно спросил Джанни.
   Немного помолчав, Пелла произнёс:
   - Познакомлюсь с ней и буду её добиваться.
   На этом друзья попрощались. Энрико ушёл, а Джанни Дино остался сидеть за столиком. Когда Пелла скрылся из виду, Джанни, сложив руки на столе, немигающим взглядом упёрся в пол. Затем он прикусил нижнюю губу, помотал головой и тяжело вздохнул.
  
  

***

  
  
   Энрико уже несколько раз встречался с девушкой. Происходило это как будто случайно, однако юноше казалось, что девушка специально шла по тем местам, где обычно прохаживается он.
   Во время таких встреч они переглядывались. Это была игра взглядов. Она улыбалась ему, и он не мог не улыбнуться в ответ. Им обоим нравились такие моменты, они растягивали их, как смакуют иногда, наслаждаясь сладким вкусом, пирожное с нежным, воздушным кремом. Они ещё не разу не говорили друг с другом. Энрико хотел подойти к красавице, но словно бы какая-то сила удерживала его, не давала этого сделать.
   Как-то, в один прохладный день, они встретились в цитрусовой аллее. Это была одна из тех самых "случайных встреч". Девушка проходила совсем близко от Энрико. От неё шли ароматы свежих цветов. Красота девушки парализовала юношу. При виде её мысли путались в его голове, он лишался дара речи.
   Когда они поравнялись, он повернулся в её сторону. Девушка ускользала от него, на лице её была какая-то таинственная улыбка... А глаза... Её прекрасные глаза... В них загадочность, таинственность, и совсем лёгкий оттенок озорства.
   Нет. Красавица от него сейчас не уйдёт. Вокруг - никого. Лишь они двое. Он её задержит.
   Энрико осторожным, исполненным нежности, движением руки коснулся обнажённого локтя девушки. Шелковистая и гладкая кожа, ровный загар.
   Вдруг рука девушки неожиданно выскользнула из пальцев Энрико, и красавица бросилась бежать по аллее. Несколько раз оглянувшись на него, стоящего в растерянности, девушка скрылась из вида. Энрико не моргая, смотрел на деревья, за которыми она исчезла. Сердце в груди не могло найти себе места. Голова немного кружилась. Ноги его не слушались. Опять он не смог, не решился. Казалось, что юноша попадал во власть чар этой девушки, этого прелестного создания, и что чары эти полностью овладевали его телом и душой.
   Энрико закрыл глаза. Он вспомнил, как ветер играл с лёгкой тканью платья девушки. Над головой тихо скрежетали иссушенные палящим солнцем ветки.
  
  
  

***

  
  
   Энрико наблюдал, как морские волны накатывают на прибрежный песок и с шипением и журчанием отступают назад. Облака на небе выстроились таким причудливым образом, что очертаниями напоминали влюблённых парня и девушку, держащихся за руки. Энрико, прищурившись, разглядывал облака. Очертания фигур медленно изменялись. Через полчаса это были уже не облака, а косматые, мрачные тучи. Но пока было тихо, и ничего как будто не предвещало бури.
   Посидев ещё некоторое время на берегу, Энрико встал, захватил свою гитару и медленно пошёл по песку, оставляя позади море.
   Когда он проходил через цитрусовую аллею, за его спиной прогрохотал гром. Рваные края чёрной тучи стали заслонять отходящее на покой солнце. Вскоре всё вокруг поблекло, помрачнело. Подул ветер. Наверное, сейчас накроет. До дома он добежать не успеет. Надо будет где-то переждать бурю. Мимо с криками и улюлюканьем пронеслась ватага ребятишек. Люди спешили по домам, и даже животные, чуя приближение шторма, стремились где-нибудь спрятаться.
   И тут Пелла неожиданно увидел девушку. Да, это она! Он вглядывался в знакомые черты. Голубая ленточка в волосах развивалась на ветру.
   Не успела девушка выйти из магазина, как отяжелевшая небесная громада вдруг стала заливать землю потоками прозрачной воды. Ветер помогал, и тем, у кого были распахнуты окна и ставни, приходилось спешно закрывать их.
   Энрико видел, как девушка, зажмурившись и держа обеими руками свою лёгкую шляпку, перебегала на другую сторону узенькой улочки. На ту самую строну, по которой шагал он с гитарой в руках. Девушка была уже совсем близко. Она, похоже, не замечала юношу. И понятное дело - она смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться.
   Энрико взошёл на крыльцо парикмахерской. Оно было узеньким, и на нём едва могли уместиться двое. Тяжёлые капли хлещущего ливня сюда пока не попадали.
   Сверкнула молния, и вслед за ней быстро последовали раскаты грома.
   Девушка юркнула на крыльцо. Пелла делал вид, что как будто всматривается в то, что происходит в самой парикмахерской. Там было пусто и тихо. Два парикмахерских кресла стояли в гордом одиночестве. Юноша повернулся лицом к девушке и к улице.
   Платье, голубая ленточка и волосы девушки быстро развивались на ветру. Ветер не был холодным. Девушка всё так же придерживала шляпку рукой. Глаза её были прищурены из-за резких воздушных потоков и мельчайших капелек дождевой воды.
   И вот они рядом, и смотрят друг на друга. А вокруг всё шумит и грохочет. Вода устремляется потоками по крышам и улицам.
   Теперь глаза девушки широко открыты. Энрико всматривается в эти глаза глубоко-глубоко. Он весь хочет окунуться в них. Он хочет в них раствориться. В этих глазах ему видится новый чудесный мир, полный волшебных грёз. Ему не хочется, чтобы этот ливень прекращался, потому что в этом случае они уйдут с крыльца, которое сблизило их, защитило от непогоды. Нет. Только не сейчас. Не скоро.
   А уже совсем недалеко через рваные дождевые тучи стал проглядывать солнечный луч. Сначала луч ещё был тускл и нечёток, и казалось, что разрыв в тучах, похожий на огромный рот какого-то неведомого небесного существа, исчезнет, и его закроют лиловые гребни, но потом стало понятно, что этот самый "рот" будет становиться всё шире и шире, а вместе с тем станет ярче и солнечный луч. В разрыве туч стала робко проглядывать тусклая голубизна неба. Скоро, видимо, дождь перестанет. Сильный ветер делал разрыв в облаках только ещё больше. Однако дождь не спешил сдаваться, и только ещё усилился. Его струи, направляемые буйным ветром, не отпускали крыльца парикмахерской.
   Девушка, коротко вскрикнув, поскользнулась на мокрой поверхности площадки крыльца. Пелла успел вовремя поддержать девушку. Он аккуратно схватил её за руку и тонкую талию и прижал к себе. Она этому не сопротивлялась. Потом Пелла снял с себя куртку и накрыл ею девушку. Он не хотел допустить, чтобы девушка промокла. Он хотел, чтобы ей было уютно, как ему - с ней.
   Между тем, разрыв в облаках всё расширялся, и из него, как огромный прожектор, на всё упал золотой солнечный луч. Ветер поутих, стал тише и дождь. Льющееся золото солнца захватывало всё больше пространства на земле: озаряло дома, искрилось на высоких шпилях, распространялось по долинам, рощам, горам. Шёл золотой дождь. Казалось, что с неба сыплются маленькие кусочки золота. Они цеплялись за листья на ветках деревьев, оставались золотыми бисеринками на траве, скользили по черепичным крышам зданий, по водосточным трубам с шуршащей в них водой. Это было очарование природы, победа света и добра над тьмой и злом. Раздавленные небесные монстры отступали, корчась и съёживаясь от яркого, съедающего их, солнечного света. Ветер - могучий небесный владыка, бил их и гнал на запад.
   Всё задышало свежестью, новизной и цветами.
   Энрико так до сих пор и не спросил девушку, как её зовут. Не знала она и его имени.
   - Как твоё имя? - спросил, наконец, Энрико.
   - Джулия, - отозвалась тихо девушка.
   "Джулия, Джулия...". Теперь это имя навечно останется в сердце, душе и памяти Энрико.
   Тихим и нежным голосом девушка спросила, как зовут его, и он, так же тихо, назвал своё имя. Так они познакомились. Это были первые их шаги.
   А потом их лица, глаза и губы приблизились... И всё вокруг завертелось разноцветной райской каруселью. И дома, и улицы, и деревья, и потоки воды, и расчищающееся небо...
   Они стояли двое на крыльце парикмахерской, держась за руки. Солнце озаряло лицо девушки, её улыбку и глаза. А Энрико не отрывал от неё взгляда. Он ощущал тепло её нежных ладоней и пальцев.
   Малыш-котёнок смешно и неуклюже отряхивал мокрую шёрстку, а потом стал вертеться на одном месте, стремясь поймать свой короткий хвост. Энрико и Джулия смеялись, наблюдая за рвением забавного котёнка.
   Издали, с площади, раздавался мерный звон часов на ратуше.
  

***

   Энрико и Джулия были вместе. Поначалу в их поведении была заметна скованность, а потом очень быстро это всё исчезло, растворилось как тень. Они встречались, и, бывало, проводили вдвоём целые дни и вечера. Болтали, шутили, гуляли. Пелла показывал девушке свою игру на гитаре, пел для неё, учил её играть самой. Она восхищённо слушала его, внимательно следила за тем, как его пальцы перебирают гитарные струны. Часто местами их встреч служили цитрусовая аллея, где произошла их самая первая встреча, и уютный, зелёный скверик с качелями на улице Аллисандро. Прощались поздно вечером, когда город загорался каскадами огней и на фонарные столбы слетались ночные мотыльки, когда сверчок в зарослях затевал свою песню, когда море и чайки успокаивались, когда в небе раскидывался богатый звёздный ковёр. И Энрико ещё долго стоял в вечерних сумерках - до тех пор, пока шаги Джулии окончательно не затихали вдали. В такие дни Энрико Пелла для всех не существовало. Так прошло почти два месяца.
  
  
  

***

  
  
   Энрико смотрел на Джулию, выходящую из ворот палаццо. На ней было пурпурное платье, на голове лёгкая белая шляпка. Через плечо девушка перекинула небольшую матерчатую сумку.
   Сохраняя нужную дистанцию, чтобы Джулия его не заметила, Пелла последовал за ней. Он не сводил с девушки глаз, боясь потерять её из виду. По пути Энрико налетел на какого-то толстяка и чуть не сшиб того с ног. Выронив из рук свой чемоданчик, прохожий разразился бранью. Толстяк задыхался и размахивал своими короткими пухлыми руками. Но Пелла не замечал этого и продолжал идти за девушкой. А когда Энрико спускался к побережью, по нему едва не проехалась лошадь.
   Солнце стояло высоко в небе и нещадно выжигало окрестности. Ветра вовсе не было.
   Впереди - густые заросли кустарника. Пахнуло морем. Куда же направляется Джулия? Купаться? У Энрико замерло сердце при одной только мысли об этом. Волнение не давало ему покоя. Теперь следовало быть ещё более осторожным: в людской толпе уже не затеряешься.
   Девушка скрылась в кустарнике. Юноша остановился и быстро осмотрелся по сторонам. Вокруг - ни одной живой души. Энрико взглянул на свои руки. Они мелко дрожали. В висках с силой пульсировала кровь. Он снял кепку и расстегнул пуговицы рубахи. По спине и лицу ручьями лил пот.
   Утерев лицо рукавом, Энрико раздвинул руками переплетённые ветки кустарника. Его обдало горячей волной, исходящей от раскалившейся бурой земли. Повсюду в зарослях слышался ожесточённый стрёкот кузнечиков и цикад. Неподвижный и горячий воздух наполняло жужжание многочисленных летучих насекомых самых разных видов и размеров. Их были тучи, и жужжание иногда сливалось в единый звук.
   Энрико, пробираясь через кустарник, пару раз хрустнул ветками. На один из таких предательских сухих хрустов девушка обернулось, и юноше пришлось лечь на горячую землю и притаиться. Белая рубашка могла запросто выдать его месторасположение. Однако девушка, похоже, ничего не заметила и продолжала путь к воде. Энрико облегчённо вздохнул и стал пристально всматриваться. Теперь явственно ощущалось солоноватое морское дуновение. Рядом плескались волны. Море было близко.
   Пелла видел, как Джулия подошла к двум лодкам, располагавшимся на самом берегу. Взяв одну из лодок, она осторожно забралась в неё и взялась за вёсла. Куда она всё-таки направляется? В этом была какая-то тайна, от которой Энрико почувствовал страстное желание.
   Следя за тем, как плавно и тихо скользит по волнам лодка, Пелла словно бы окаменел. Он будто не слышал всепоглощающего назойливого жужжания тысяч вьющихся над зарослями насекомых, не ощущал жара, идущего от земли. Неожиданно налетевший с моря порыв ветра снёс кружащих в мареве насекомых.
   Энрико прищурился: лодка с девушкой медленно, но верно отдалялась от берега. Пелла закрыл глаза и стал представлять. Лунная ночь. По небу рассыпаны звёзды. Море - тихое, словно застывшее. И они в лодке вдвоём. Лодка плавно и медленно рассекает водную гладь. Он управляет вёслами, которые, с едва уловимым плеском, взрыхляют море. Джулия рядом. Она сидит напротив и смотрит на него, а он не отрывает взгляда от её блестящих в темноте глаз. Он даже не моргает, как и она. Он отпускает вёсла, и лодка постепенно замедляет свой ход, а скоро и совсем останавливается. Беря гитару, он начинает играть мелодию любви, ту самую, что он играл под окнами палаццо. Кончает он свою игру тем, что медленно проводит рукой по всем струнам на гитаре. Раздаётся волшебный, завораживающий звук. Этот звук слышится, пока вибрируют струны, а потом растворяется и затихает. Он и она какое-то время сидят неподвижно. И вот они уже в объятиях друг друга, и губы их сомкнулись в долгом, обжигающем страстью, поцелуе. История и время застыли...
   Снова вдруг налетел порыв ветра, и где-то сзади, в кустарнике, раздался треск ветки. Энрико мгновенно открыл глаза и повернулся. Ему показалось, что за его спиной кто-то есть. Но это только показалось. Никого не было. Шелестели листья и ветки от ветра, да где-то в зарослях перекликались прыткие птички.
   Пелла перевёл взгляд на море. Лодка была уже довольно далеко. Слева, вдали, виднелись зелёные холмы небольшого островка. Джулия, видимо, направляла лодку именно туда, к этому самому острову. До него было метров пятьсот, не больше.
   Сняв с себя рубашку, дабы не привлекать внимания, Энрико спустился по пологому песчаному склону к самой воде. Он засучил до кален штаны и стал заходить в воду. Она была очень тёплой у берега, но чем дальше юноша продвигался вперёд, тем вода становилась прохладнее.
   Стараясь придерживаться берега, Энрико поплыл. От ветра море сделалось беспокойным и волнующимся. Поэтому приходилось затрачивать больше усилий, борясь с накатывающимися одна за другой упругими волнами. От волнения Энрико задыхался. Он пытался дышать правильно, однако дыхание всё время сбивалось. Обмотанная вокруг правой руки рубашка также создавала неудобства, мешала свободно грести и замедляла движения. В волнах отражалось солнце, и этот яркий свет слепил и давил на глаза. Впереди, покачиваясь, маячила лодка. Пелла различал светлое пятнышко - это была шляпка Джулии. А между тем, зелёный островок становился всё ближе. Над ним высоко кружили чайки. Их пронзительные крики приглушались плесканьем зеленоватых волн. Энрико ощущал, как его икры поглаживают морские водоросли. Лёгкие, скользящие, едва уловимые прикосновения. Один раз, когда Пелла сделал резкое движение, он почувствовал, что начинает сводить ногу. Её будто бы парализовало, но, правда, быстро отпустило. Он по-прежнему задыхался.
   Лодка приближалась к тихой живописной лагуне, возле которой полукругом стояли угрюмые стражники - то были серые камни. Некоторые из них достигали двухметровой высоты. Неплохое временное укрытие. Юноша остановился на волнах, безуспешно пытаясь восстановить дыхание. Поднял взгляд вверх - в небе ослепительный палящий шар, который скоро начнёт клониться к западу.
   Энрико погрузился в воду с головой, проплыл таким образом некоторое расстояние и вынырнул прямо возле одного из камней-стражников. Тряхнув головой и убрав со лба мокрую чёлку, Пелла смотрел, как девушка выходит из лодки. Песок на берегу был белый, точно сахар. Вода чистая и прозрачная. Можно было отчётливо видеть, как мелкие рыбёшки косяками и по отдельности сновали в ней туда-сюда. Лагуна вся утопала в зелени. Энрико коснулся руками шероховатой и прохладной поверхности серого камня, который нависал над парнем безмолвной громадой.
   Девушка, между тем, изящным и лёгким движением сняла сандалии и прошлась по воде. Стих ветер, и море, перестав волноваться, успокоилось. На небе появились размытые облака, как будто неведомый небесный художник провёл кистью по начинающему тускнеть небосводу, как по огромному холсту. С острова доносился благоухающий запах цветов, лимонов, апельсинов.
   Глаза Энрико расширились, он снова стал испытывать невероятной силы волнение, закружило голову.
   Положив сумку и шляпку на песок, Джулия стала раздеваться. Совсем скоро Пелла увидел её обнажённую и грациозную фигуру. Красавица подняла обе руки, чтобы вынуть из распущенных волос голубую ленточку, и её молодая грудь колыхнулась. Сводили с ума и гипнотизировали её длинные стройные ноги, крутые линии бёдер. Она повернулась к Энрико спиной и потянулась. Длинные волосы, скрывая лопатки, доходили почти до пояса девушки. Энрико медленно и судорожно проводил пальцами по шершавой, неровной поверхности камня. Голова сделалась тяжёлой, в ушах отдавало пульсацией сердце. Юношей вдруг завладело безумное желание обладать девушкой, завладеть ею. Он хотел сполна насладиться пьянящим чудом, этим прекрасным юным телом, ласкать локоны волос, превратить повседневность в чарующую сказку наяву.
   Пелла смотрел, как Джулия медленно заходит в воду. Вот уже вода доходит до пояса девушки. Красавица останавливается и протирает водой сначала руки, затем шею, грудь и спину.
   Джулия поворачивает голову в сторону камня, за которым скрывается Энрико. Он быстро убирает голову, задерживает дыхание и закрывает глаза. Заметила или нет? Надо быть осторожней. Разоблачать себя он не хотел. Переведя дух, Пелла с осторожностью высунул голову из-за каменной громады.
   Девушка медленно погрузилась в морские волны, нежно ласкающие её обнажённое тело, и поплыла. Она разводила руками перед собой, а затем отталкивалась своими длинными ногами, толкая гибкое тело вперёд. На некоторое время девушка остановилась на воде. Перевернувшись на спину, она вновь поплыла. Девушка плыла беззвучно, и лишь изредка слышались тихие всплески воды.
   Энрико пришлось покинуть прежнее место своего наблюдения, хоть он и продолжал оставаться за одним и тем же камнем. Джулия могла его увидеть.
   То и дело озираясь на плывущую девушку, Энрико стал от камня к камню пробираться на берег. Когда девушка второй раз перевернулась с живота на спину, Пелла быстро пересёк линию берега с белым песком и скрылся в благоухающей пышной зелени. Он расположился на возвышении. Отсюда всё было видно, как на ладони. Энрико отжал свою рубашку, пропитавшуюся морской водой.
   Между тем, девушка плыла в направлении острова. Пелла видел, как она выходит из воды. Как же она красива и привлекательна в золотистых лучах заката! Капельки воды быстро скользили по её коже. Джулия лёгкой походкой шла по берегу. Достав из своей сумки матерчатую подстилку, она улеглась на неё и гребешком стала расчёсывать мокрые пряди волос.
   Жадным взглядом Пелла следил за каждым движением Джулии. Он весь дрожал, по спине его побежали мурашки.
   Тщательно расчесав волосы, девушка встала и, взяв одежду, подстилку и сумку, приблизилась к укрытию Энрико и расположилась рядом. Здесь было уютно.
   Пелла боялся даже дышать. Время словно застыло. Море совсем уже успокоилось.
   Чуть согнув ноги в коленах, девушка лежала на боку и перебирала ракушки. Энрико не чувствовал под собой земли, у него затекли ноги. Он привстал, чтобы немного размять их, но не удержался на уступе и кубарем покатился вниз.
   Джулия вздрогнула, и ракушки выскользнули из её пальцев. Молниеносным движением она прикрыла свою наготу, закутавшись в мягкую ткань. Пелла едва не получил пощёчину, но успел схватить девушку за запястье. Прохладная и нежная кожа. Джулия пристально смотрела в его глаза, и он, как завороженный, не моргая, смотрел на неё. Энрико ощущал быстрый пульс на её запястье. Вот же она... Совсем рядом... Оба больше уже не в силах были сдерживаться. Они давно этого ждали. Их губы мгновенно слились в долгом, полном страсти, поцелуе. Губы её - нежные и такие тёплые. Джулия обвила своими тёплыми руками шею Энрико. Наконец, их губы разомкнулись, и Пелла принялся целовать тонкую и гладкую кожу на шее девушки, а она, в свою очередь, откинув назад голову и блаженно прикрыв глаза, легла на лопатки и тем самым увлекла за собой и Энрико. Пелла посмотрел на лицо девушки. Взгляд её бездонных, очаровательных глаз говорил: "Я твоя и только твоя..."
   Энрико вдруг почувствовал, как внутри него, сменяя волнение, с невероятной быстротой поднимается жгучая волна. Ему казалось, что он находится возле разгорающегося пламени... Подстилка, как бы невзначай, соскользнула с плеч девушки. Её загорелая и гладкая кожа источала жар, манила, как спелые, душистые плоды. Вдвоём они стали единым целым, а над ними всё ярче и ярче разгоралось бушующее пламя любви и страсти. Тесно прижавшись к девушке, Энрико ощущал сильное биение её сердца и своего собственного. Казалось, что они улетели в какие-то сказочные, чудесные края, где царит красота, гармония, спокойствие, добро и где нет места злу, зависти, ненависти, чему-то тёмному и мрачному. Это был мир цветов, чистого света, ярких красок и всеобъемлющего вселенского счастья. Они с головой погрузились в пьянящее, одурманивающее вино любви и никак не могли напиться, до конца насладиться этим чудным вином. Никогда ещё Энрико не чувствовал себя таким счастливым. Его состояние представляло собой разнообразный калейдоскоп чувств: любви, нежности, ласки, заботы.
   По лагуне стал расползаться сумрак, который забирался в самые укромные места: в ложбины, небольшие пещеры, гроты. Сумрак сгущался в пышных рощах, где скоро забурлит ночная жизнь. Живописные птицы вели перекличку, сидя в густой листве на ветках. Благоухали цветы, ощущался аромат лимонов, апельсинов. И всё это смешивалось с морским воздухом. Не было уже палящего зноя, и солнце медленно затухало, садясь позади древнего сицилийского города и оставляя после себя тепло.
   - Обязательно нужно было за мной следить? - спросила Джулия юношу. - Могли бы с тобой сюда вместе приплыть. А ты отчаянный парень и любишь приключения.
   Энрико улыбнулся.
   Они лежали на цветочном ковре высокого выступа скалы. Голова и рука девушки покоилась на широкой груди юноши. Он чувствовал прикосновения её тёплой кожи. Энрико лежал, подложив под голову руку и, медленно гладя девушку по волосам, смотрел в тускнеющее небо, где несмело загорались огоньки первых звёзд.
   - Тебе нравится мой остров? - тихо спросила Джулия, глядя на притихшие волны засыпающего моря.
   Энрико кивнул в ответ.
   - Это самый прекрасный остров, - проговорила Джулия. - И он теперь наш. Это наше новое место встреч. Нам здесь никто не помешает. Весь городской шум и суета далеко отсюда.
   - Да, - отозвался Пелла.
   Девушка улыбнулась, и Пелла так же ответил ей улыбкой, прикоснувшись сначала к чёрным локонам, а затем к гладкой коже её щеки.
   Джулия, задержав его руку перед своим лицом, стала осыпать её поцелуями. После каждого поцелуя она поднимала взгляд и смотрела на Энрико.
   Он гладил её по голове, перебирая пальцами пряди волос.
   - Этот остров для меня - уголок тишины и покоя, - сказала Джулия. - Вокруг - чудесная природа... Такой вид... Когда у меня много свободного времени, я стараюсь выбираться в эти места. Здесь уже всё как родное. А теперь в моей жизни есть ты... Теперь мне будет легче и лучше.
   - Легче от чего? - спросил Пелла.
   - От домашней обстановки. Иногда дома бывает трудно и тяжело.
   Девушка вздохнула.
   - А что происходит дома? Отчего так бывает? - спросил Энрико
   - Мой отец... - промолвила Джулия, и словно бы этой фразой всё было сказано. - Он жестокий, безжалостный человек.
   - Не надо так говорить о родителях, - сказал Пелла.
   - Нет... Ты не знаешь... Не понимаешь... - как-то грустно выдохнула девушка.
   - Чего я не понимаю? - спросил Энрико.
   - Отец только и думает, что о прибыли, о собственной выгоде, - продолжала между тем Джулия. - О деньгах. Они ему видятся повсюду, даже во сне он, бывает, ими бредит. До других, да что там - до нас с мамой, ему нет особого дела. Бывает, он даже бьёт маму и меня...
   - И тебя? - переспросил Энрико, приподнявшись на локтях.
   Он сжал пальцы в кулак, стиснул зубы, и на его скулах заиграли желваки. Кровь закипела в его жилах.
   - Как часто это происходит?
   Энрико поцеловал девушку в висок.
   - Бывает по-разному, - произнесла Джулия, глядя, как затухает город вдали. - Это происходит почти каждую неделю, а в последнее время отец стал чаще распускать руки. Страдает мама. Он приходит домой пьяный и злой, со стеклянными глазами и придирается к чему-нибудь. Часто, без всякой на то причины. Просто так. Понимаешь?
   Девушка посмотрела на Энрико. По её щеке к подбородку скользнула слеза.
   - Не стоит, - сказал Пелла. - Ведь я теперь буду рядом с тобой. Что-нибудь придумаем.
   - Ты всегда будешь рядом? - робко спросила Джулия. - Ты меня любишь?
   - Очень люблю и всегда буду любить, - отозвался Энрико и добавил - Чтобы не случилось.
   - Как же я тебя люблю... Больше жизни... С тобой я на край света пойду, только бы ты был рядом - говорила девушка, касаясь пальцами губ, щёк и бровей юноши.
   Энрико крепко прижал девушку к себе. Он вдыхал запах её волос.
   - Ни о чём не переживай. Я с тобой. Я рядом. Рядом.
   Он медленно и нежно гладил её по голове. Никогда в жизни Энрико не был таким нежным, ласковым и заботливым. Пелла гладил Джулию до тех пор, пока она, закрыв глаза, спокойно не задремала на его груди. А сам Энрико, так всю ночь и не сомкнув глаз, глядел, как помигивают высоко в небе далёкие и недоступные звёзды - тысячи и тысячи огоньков. В голове юноши, лихорадочно сменяя одна другую, вихрились самые разные мысли и переживания. Что-то нужно было делать. Уже под утро Пелла задремал.
  
  

***

  
   Лёжа с закрытыми глазами, Энрико некоторое время слушал, как пронзительно кричат чайки над морем. Наконец, он открыл глаза. Ночной сумрак уже давно рассеялся. Свежий утренний ветерок весело заигрывал с морскими волнами, которые едва слышно накатывали на белый песок райского острова. Небо - нежная голубая лазурь, раскинувшаяся до самого горизонта. Ветер доносил до слуха далёкий колокольный звон старой городской часовни, чья верхушка сверкала золотом в лучах восходящего солнца.
   Где-то далеко в городе постепенно просыпалась жизнь. Здесь же, на острове, всё уже давно проснулось, заливисто запело, застрекотало. И в городе и здесь всё существовало и функционировало по определённым правилам. На острове - это правила, установленные самой природой. Остров красив, он благоухает тысячами цветов, на нём в изобилии обитают животные и птицы. И всё это взаимодействует. Есть хищник - есть жертва, есть победитель - есть проигравший. Кто сумел наилучшим образом приспособиться, тот и выживает, тот существует. А что происходит в городе? Да то же самое, только в городе действуют людские законы. Но также есть и скрытые законы. О них кто-то вообще не знает, кто-то и не догадывается. Это теневые законы и порядки, не прописанные в законодательных актах. Ими пользуются те, кто преступает общепринятые законы. Такие люди живут как бы в двух разных мирах: в одном они - законопослушные и презентабельные дельцы, якобы соблюдающие все прописные законы и порядки, в другом же - это преступники, и, причём, достаточно жестокие, думающие только о собственной выгоде, стремящиеся получить преимущество над остальными, вознестись до небес на своих богатствах.
   А отец Джулии? Кто он? На самом ли деле землевладелец и винодел? Может, у него есть и другая, скрытая сторона, и он пожимает не совсем чистые руки?
   Девушка говорила о своём отце, когда она и Энрико плыли на лодке в город. Её отец скрытен, о многом умалчивает и почти никогда не распространяется о своих делах. Мать Джулии спрашивала мужа о его делах, видя, что у него есть какие-то проблемы, однако он избегал подобных разговоров, да ещё с раздражением и злобой отчитывал жену. И супруга переживала, потому что, какой бы не был её муж, она, всё-таки, являлась его женой и любила его. Когда-то и он её очень любил, но с годами эта любовь становилась всё более холодной, и в ней не было уже того яркого пламени, что с необыкновенной силой разгорелся в юношеские годы. К тому же, он стал частенько ходить на сторону, а целовать и обнимать свою жену почти перестал. Внимание своей жене он уделял, как правило, тогда, когда пребывал в хорошем расположении духа, что бывало да и бывает редко. Наоборот, в последнее время грубости, чёрствости и часто беспричинной жестокости отца не было предела. Иногда он приходил в такое дикое бешенство, что начинал крушить всё, что попадалось ему под руку. В такие моменты отец более всего походил на дикого зверя, и находиться с ним в одном помещении становилось страшно и опасно, его действия было сложно предугадать.
   - Когда мама с трепетом решилась сказать отцу, что ему следовало бы провериться у врача, он... - сказала Джулия, и её голос дрогнул.
   Город был уже совсем близко.
   Девушка крепче сжала руку Энрико.
   - Он ... так её ударил... Мама пролежала в больнице две недели... Она ведь хотела сделать, как лучше... Добрее мамы нет на свете.
   И Джулия, больше не в силах сдерживать слёз, разрыдалась, а Пелла, крепко обняв её за плечи и прижав к себе, приговорил:
   - Моя хорошая, не плачь. Я с тобой и никому не дам тебя в обиду. Я поговорю с твоим отцом. Я...
   - Лучше бы тебе этого не делать, - сказала Джулия. - Нам надо встречаться тайно. Он не должен ничего знать...
   - Что скажешь отцу? Ведь ты отсутствовала всю ночь, - спросил Пелла, осторожно помогая девушке выбраться из лодки.
   - Придумаю что-нибудь.
   Подумав, Джулия сказала:
   - А почему я должна что-то скрывать? Почему мы должны прятаться? Мы же не преступники. Скажу всё напрямую, буду искренней.
   - Я должен пойти с тобой, - решительно сказал Энрико.
   Они шли, обнявшись, по залитой солнцем улочке.
   - Нежный мой, тебе не стоит идти, - сказала Джулия.
   Когда же мы с тобой увидимся? - спросил Пелла.
   - Приходи завтра в одиннадцать на берег. В то место, где я брала лодку.
   - А что мне делать, если вдруг ты не придёшь? - в голосе Энрико промелькнула тревога.
   Они остановились.
   - Я приду, - отозвалась Джулия. - Ты же будешь ждать?
   Энрико кивнул и прижал девушку к себе. Он погладил её по волосам и поцеловал в лоб. Она притихла на его груди. Ради неё он готов на всё и через всё пройдёт.
   Оба тянули время. Двое влюблённых посреди оживлённой улицы. Прощание их выглядело так трогательно, что проходящие мимо люди приостанавливались, поворачивали головы, смотря на очарованных и согретых своей чистой, искренней любовью молодых людей. Разъединить их, казалось, не могла никакая сила. Какой-то старик с седой бородой и тросточкой в худой руке, остановился и стал смотреть на прощающихся Энрико и Джулию. Тусклые, глубоко запрятавшиеся под брови, глаза старика наполнились слезами. Он и улыбался, как наивный ребёнок, и плакал, утирая дрожащей рукой слёзы, которые катились по его испещрённой морщинами щеке. Наверное, он, умудрённый прожитыми годами, вспоминал свою большую, давнюю и ушедшую любовь.
  
  
  

***

  
   Когда Джулия вернулась на виллу, она застала отца в уютной, скрытой тенью от листвы, беседке. Альфонсо Орандо полуразвалился в плетёном стуле. Закинув на маленькую табуретку скрещенные ноги в начищенных до блеска сапогах, он лениво потягивал вино из бокала и курил сигарету.
   Отец Джулии был рослым, крепко сбитым мужчиной, однако ж, имел брюшко, поэтому носил рубашки посвободнее, а жилетки - часто расстёгнутыми. Он просто терпеть не мог, когда ему что-то из одежды жало. На всём лице его особо выделялся нос - большой, хищно загнутый вниз. Под ним - густые, чёрные усы, в которых частенько можно было обнаружить хлебные крошки. Чёрные, изогнутые брови, низко нависшие над глазами, создавали общее впечатление враждебности. Было в этом даже что-то зловещее, свирепое. Взгляд тёмных глаз - проницательный, колкий, часто надменный, холодный как лёд, карающий и беспощадный. Не одна самая мельчайшая деталь не могла ускользнуть от этого взгляда. Губы же - как две тонкие полоски, часто напряжены и плотно сжаты, уголки их опущены.
   Альфонсо Орандо был человеком грубым, жёстким, если не сказать, жестоким. Характер имел взрывной, непримиримый. Вспышки ярости, как гроза средь бела дня, были непредсказуемы. В такие моменты Альфонсо Орандо начинали бояться близкие. В некоторых случаях он довольно скоро сам приходил в себя, а порой помогала бутыль вина, после которой приходил продолжительный и крепкий сон. Приступы гнева и необузданной жестокости появились у Альфонсо Орандо в тридцать пять лет, когда его попытались убрать как конкурента. Где-то глубоко в сознании хозяина виллы как будто что-то перевернулось, исказилось.
   При этом Альфонсо Орандо был вовсе не глупым человеком, а очень даже умным, расчётливым и хитрым, всегда ориентирующимся в ситуации и принимающим верные решения в зависимости от имеющихся возможностей и с учётом тех или иных обстоятельств и последствий. Он слыл успешным и весьма состоятельным деловым человеком, и считал слабостью прогибаться под кем-то, в чём - либо уступать кому-то. Нет, это были совсем не его методы. Хитрость, лицемерие, изворотливость, обман, хождение по головам других - вот они, основные методы. Менять одну за другой маски, говорить одно, а делать другое, ни малейшим образом не считаясь с совестью. Деньги, много денег - это толкало Альфонсо Орандо на корыстные поступки, невежество, обман, об этом он думал день и ночь.
   Увидев свою дочь, хозяин виллы отложил в сторону бокал с вином, однако по-прежнему продолжал дымить сигаретой.
   - Стала взрослой? - задал вопрос отец и сощурил глаза так, что они стали похожими на две узенькие щёлочки. - Или я чего-то не понимаю?
   Джулия стояла на входе в беседку, опустив взгляд в дощатый пол. Она молчала.
   - Как ты объяснишь своё ночное отсутствие? - снова спросил отец и пустил густое облако табачного дыма.
   Голос его казался спокойным, но всё же в нём ощущалась какая-то затаённая злоба.
   В это время по ступеням виллы спускалась мать Джулии - Кармелла Орандо. Движения её были беспокойны. Она была готова вступиться за дочь и унять гнев мужа. Вообще, она была очень хорошей женщиной - доброй, чуткой, заботливой, готовой пожертвовать всем ради своих близких. Мать Джулии - совершенная противоположность свому супругу, и в мыслях, и в делах. Характер её был мягок, была она легко ранимой, постоянно тревожащейся, хлопочущей и переживающей за всех и за всё. Это дочь и переняла у своей матери, и ещё внешность: Кармелла Орандо в свои сорок семь лет была очень привлекательной женщиной. Именно за внешность и полюбил её будущий муж. Она - поистине широкой души человек, а он - грубый, чёрствый лицемер, не гнушающийся самых коварных и жестоких методов, средств и способов получения прибыли. Как вообще эти двое уживались под одной крышей столько лет? Причина тому - любовь, незримой нитью удерживающая жену рядом с мужем, и ещё - общий ребёнок. Альфонсо Орандо был главным образом добытчиком, но, как видно, деньги, заработанные им, не были честными. И уж никак теперь недопустимо было называть его примерным мужем, каким он был лишь несколько первых лет совместной супружеской жизни. С тех пор много воды утекло.
   Джулия подняла голову и посмотрела прямо в глаза отцу. Затем сказала решительным тоном:
   - Я встречалась с парнем.
   - Так-так, любопытно. И что же? - Альфонсо Орандо, сощурив глаза, выпустил густую струю табачного дыма.
   - Я влюблена в него...
   Джулия посмотрела на мать - та понимающе кивнула головой и улыбнулась, потом на отца - он отложил сигарету и, поджав губы, сложил скрещенные руки на груди, сразу сделавшись закрытым, недоступным, отдалённым.
   - Уж не тот ли это самый парень, что бренчал на гитаре под окном ночью? - с кривой усмешкой поинтересовался отец.
   От колкой улыбки, его длинный крючковатый нос казался ещё более длинным.
   Девушка стояла не шелохнувшись.
   - Да. Это он, - наконец, ответила она.
   Отец с невозмутимым видом смотрел на дочь. Не одна мышца не дрогнула на его застывшем лице. Он, достал золочёные часы на цепочке и, щёлкнув крышечкой, посмотрел время. Всем своим видом он показывал, что разговор тяготит его. Словно бы то, о чём они говорят, совсем не важно и не касается его дочери.
   Альфонсо Орандо открыл, было, рот, видимо намереваясь что-то сказать, но, передумав, поднялся с плетёного стула.
   Мать Джулии вопросительно смотрела на своего мужа, а в широко открытых глазах девушки застыл немой вопрос: "Неужели, папа, ты вот так вот уйдёшь, даже ничего не сказав мне".
   Отец медленно допил вино и собирался уходить, повернувшись к дочери спиной. Однако, уже выходя из беседки, он всё же повернулся и произнёс каким-то ледяным, отстранённым тоном:
   - Пусть приходит завтра в первой половине дня. А теперь у меня дела.
   Мельком взглянув на жену, хозяин виллы удалился из беседки.
   Джулии не верилось в то, что сказал отец. Казалось, что и её мать была удивлена. Честно говоря, она не ожидала услышать такое от мужа. И девушка в слезах радости и боли обняла мать. Кармелла Орандо, прижав дочь к себе, гладила её тихонько по волосам, приговаривая:
   - Не плачь, доченька. Всё будет хорошо. Я поговорю с папой и...
   - Мама, я безумно полюбила этого парня. Никогда я не чувствовала ничего подобного. Мне так с ним хорошо.
   - Ну так ведь это же счастье, доченька. Это большое счастье, и я за тебя очень рада.
  
  
  

***

  
  
   Энрико медленно ходил вдоль береговой линии. На слабых волнах лениво и почти незаметно покачивались лодки. Небо - почти сплошь в облаках, местами абсолютно белоснежных, а местами - серых, грозящих дождём. Далеко на западе облака спрессовались в одну широкую серую линию, становящуюся всё более тёмной. Ветер дул как раз с той самой стороны.
   Пелла с нетерпением оглядывался по сторонам в поисках девушки. Он ждал её уже минут пятнадцать, и его волнению не было предела, так же, как и напряжению, которое сидело внутри его тела, в груди, шее, плечах. Энрико всю ночь не спал, навязчивая тревога не покидала его. Несколько раз за ночь ему мерещилось, что во дворе дома кто-то ходит, скрываясь в кустах акаций. Тогда он брал отцовский револьвер, выходил на балкон и подолгу всматривался в очертания кустов, пытаясь уловить хотя бы какие-нибудь признаки движения. Таковые были, и причиной их оказалась ночная птица. Энрико даже вышел во двор и прочесал его, когда снова послушались подозрительные и сухие шорохи. Но, ничего не обнаружив, он вернулся в дом, так и не выпуская оружия из рук. Зрело какое-то неприятное и тягостное ощущение надвигающейся опасности. Это самое ощущение не проходило и теперь, когда парень прохаживался по берегу.
   Остановившись и закрыв глаза, Энрико подставил лицо западному ветру, несущему издали разряженный воздух - предвестника надвигающегося шторма.
   И тут нежные руки с бархатистой кожей, тонкие пальчики тихонько легли ему на глаза.
   Юноша успокоился, однако про его сердце такого сказать было нельзя. Это были самые любимые, самые дорогие и ласковые руки на свете!
   - А вот и я, - прошептал самый любимый голос.
   Пелла повернулся. Они взялись за руки и поцеловались.
   - Я не напугала тебя? - поинтересовалась девушка, улыбаясь.
   Яркая, светлая, добрая улыбка. Глубокие глаза, в которых светились счастье, добро и любовь.
   - Нет, конечно, - отозвался Энрико, проводя пальцами по щеке девушки.
   Джулия прикрыла глаза и тёрлась о ладонь Пеллы, точно преданная кошка. Они простояли так некоторое время. Наконец, Джулия спросила:
   - Идём?
   - Куда? - поинтересовался Энрико.
   - Ко мне домой. Тебя хочет видеть отец. Он хочет с тобой познакомиться.
   Этого и опасался Энрико. Ему следовало держать себя в руках. Несколько рассеянно он спросил:
   - Твоя мама тоже будет?
   - Да, - сказала девушка и, немного поднявшись на цыпочках, чмокнула Энрико в лоб. - О чём ты задумался, любимый мой?
   - Да нет. Ничего, - ответил Энрико. - Только мне надо заскочить домой и переодеться. Ладно?
   - Тогда идём, - сказала Джулия, увлекая за собой юношу.
   Они уже подходили к приоткрытым воротам виллы Орандо, когда на западе, разрезав сгустившиеся отяжелённые тучи, полыхнула ослепительно молния, а спустя несколько секунд, огрызнулся ворчливый гром. Сначала был такой звук, как будто разрывали огромное мокрое полотнище, а затем - прогрохотали залпы множества орудий, и залпы эти слились в один перекатывающийся гул, переходивший в невнятное, всё затихающее, бормотание.
   У себя дома Энрико быстро переоделся, и на нём теперь весьма неплохо сидел чёрный лёгкий костюм. Пиджак распахнут и открывает напоказ белоснежную рубашку с отложным воротничком. Костюм только подчёркивал стройность юноши. Где-то в шкафу висело несколько галстуков, но Пелла не стал одевать какой-нибудь из них. Да и вообще, не любил он наряжаться подобным образом. А тот самый костюм, в котором он был сейчас, это подарок его друга Джанни, пожалуй, лучшее, что имел из одежды Пелла.
   Когда Пелла оказался на территории внутреннего двора, он завороженно осматривался вокруг, поражаясь красоте и величию старинного палаццо, глубоко погружённого в цветущий ароматный рай. В каждом камне, в каждой трещине застыла история. Всё окружающее дышало историей. Дыхание вечности, запах прелости, земли, цветов, гор, запах вина и свежего хлеба, запах травы и древесины, любви и страсти... Постройка являлась свидетелем самых разных событий, перемен и бедствий. Оно давало трещины и болезненно содрогалось во время землетрясений; оно пожиралось яростным и беспощадным пламенем, его окутывал едкий, удушливый дым; оно противостояло мощным сокрушающим ветрам, срывающим черепицу и свирепствующим в саду; по крыше и шероховатым стенам бурными потоками низвергалась дождевая вода, которая, скапливаясь у основания фундамента, подтачивала его со временем; палаццо неустанно выжигало огненное солнце, и тогда постройка тонула в дрожащем мареве раскалённого дня; на здание проливала свой зыбкий и холодный свет задумчивая луна, и смотрели, помигивая игриво, мириады звёзд; палаццо также было и немым свидетелем событий, бед, происходящих с его хозяевами, которые принадлежали к старому и знатному сицилийскому роду, берущему своё начало из мрачного средневековья. Это невероятное хитросплетение радости и горя, любви, страсти и ненависти, добра и зла, надежд и отчаяний, спокойствия и тревог, зависти и бескорыстности, добродушия. Именно здесь, под крышей и в стенах этого могучего каменного мудреца, хранились самые заветные и сокровенные тайны, и тайны, о которых лучше бы никому и никогда не знать. Здесь, в этих просторных комнатах и коридорах проливалась алая кровь, порой кровь ни в чём не повинных; здесь плелись интриги, происходили тёмные и злые заговоры; здесь два колотящихся от любви и страсти юных сердца оказывались очень близко друг к другу; здесь зарождалась новая жизнь, новый человек; здесь происходили скандалы, ссоры, слышался плач и весёлый и беззаботный детский смех, раздавались поздравления и произносились тосты - не всегда искренние и от чистого сердца, а порой и лживые, злые; здесь проходили торжественные празднества и вечера; в стенах оставались вздохи и стоны умирающих - своей и не своей смертью; здесь, создавая тёплую и уютную атмосферу, вальяжно, по-хозяйски, прохаживались кошки, и прыгали по жёрдочке в клетке попугаи; здесь, пущенные недоброй рукой бессердечного и бездушного мстителя, впрыскивали смертельный яд своей жертве змеи; здесь, в больших и массивных чашах и бокалах медленно растворялась смерть, и стыла, упавшая на украшенный узорами пол, гильза... Именно здесь во все времена происходило непримиримое противостояние светлых, дающих жизнь и процветание, и тёмных, ведущих к разрушению, сил. Здесь - разные человеческие судьбы, пороки и ужасы; здесь ток жизни, пульс истории. И если бы старое палаццо было наделено душой, оно, возможно, могло бы поведать обо всём, что происходило под его крышей. И где-то это повествование было бы наполнено болью, горечью утрат, а где-то - радостью, душевным теплом, уютом и умиротворением. Одним словом - на протяжении веков происходило многое, много было и трагедий, говорить о которых иногда не поворачивался язык, знали о которых лишь единицы. А кто-то навсегда унёс с собой страшные тайны и загадки.
   Сейчас здание безмолвно наблюдало своими глазами - окнами за двумя молодыми людьми. Оно как бы тревожно насторожилось, словно задумалось - впускать ли любящих друг друга юношу и девушку в свои недра?
   - У вас очень красиво, - промолвил Энрико, одёргивая полы пиджака.
   - Да, - сказала Джулия. - Однако эти стены с ума начинают меня сводить. Пытаюсь как-то отвлечься. Готовлю, шью, читаю. Но ни это, ни занятия по учёбе не очень-то помогают. Тягостное ощущение всё равно остаётся. Я хочу быть свободной и хочу быть с тобой. Ведь мы всегда будем вместе?
   - Да, моя любимая. Всегда-всегда, - ответил Энрико без всякого сомнения.
   Пелла и Джулия поднимались по широким ступеням, испещрённым выбоинами, как лицо старого моряка - оспой. Теперь они шли по длинному и широкому коридору, на каждой стене которого висели портреты предков семьи Орандо - баронов и баронесс, графов и графинь, герцогов и принцев. Среди этих личностей были очень решительные и властные мужчины, и не менее властные, ослепительной красоты женщины. Были и персоны достаточно загадочные, таинственные. Девушка указывала то на один портрет, то на другой, и вкратце рассказывала Энрико о своих умерших родственниках. И почти с каждым была связана какая-нибудь захватывающая история или случай.
   Вот они уже достигли золочёных тяжёлых дверей, ведущих в гостиную. Гостиная представляла собой просторное помещение с необыкновенно высоким потолком и такими же высокими окнами. Под потолком, выложенным мозаикой, находилась огромная, как в театре, люстра.
   За одним из старинных столов восседал на массивном стуле с резной спинкой сам хозяин палаццо Альфонсо Орандо. Это напомнило Энрико сцену из недавно прочитанного им рыцарского романа. В начале стола сидел король с золотой чашей вина, наполненной добротным вином, а по обе стороны от короля, по правую и левую руку, сидели его верные подданные: рыцари, вельможи, герцоги, бароны.
   Джулия и Энрико остановились возле стола. У правой стены гостиной на маленьком и мягком диванчике сидела за шитьём мама Джулии, Кармелла Орандо. Когда молодые люди вошли в гостиную, она отложила рукоделие в сторону и улыбнулась им.
   Отец окинул взглядом гостя, как бы прикидывая ему цену. Это был долгий и изучающий взгляд. При этом глаза хозяина несколько прищурились.
   Энрико ощущал, как будто какая-то невидимая стена встала между ним и хозяином виллы. Сразу же появилась неприязнь, отторжение. Сердце юноши не могло найти себе места. Пелла опустил взгляд.
   Вдруг хозяин спросил:
   - Как тебя зовут?
   - Энрико Пелла, - ответил юноша.
   Энрико вдруг почувствовал, как у него дрожат руки. Мелкая, едва заметная дрожь. Он что - боится? Вовсе нет.
   - Какие звучные имя и фамилия, - отозвался Альфонсо Орандо.
   И к чему он это говорит? Энрико весь напрягся.
   - Да ты присаживайся, молодой человек. Не стесняйся, - медленно и с расстановкой проговорил хозяин.
   Энрико отодвинул тяжёлый стул и сел. Села и Джулия. Она волновалась, боясь, что отец как будто специально накинул на себя мантию радушного хозяина, принимающего гостя. В любой, самый неожиданный момент, могла произойти разительная перемена. Девушка всей душой надеялась, что этого не произойдёт, и что всё пройдёт благополучно. Однако тревога гложила девушку, как гложила она и её мать.
   Пелла сцепил пальцы рук, надеясь таким образом унять бьющую его дрожь. Он собирался взять с собой раскладной нож, но всё же не сделал этого.
   - Как тебе у нас, Энрико. Понравилось?
   Альфонсо Орандо начинал как будто издалека, оттягивая то, что намеревался сказать.
   - Да. У вас очень красиво, - сказал Энрико.
   Пелла старался говорить ровным, спокойным голосом. Отец Джулии кивнул.
   - Всё это принадлежит нашему роду. Палаццо очень старинное. Тебе рассказывала Джулия? - хозяин виллы перевёл взгляд на свою дочь.
   - Да, папа, - отозвалась девушка. - Я ему рассказала.
   Джулия слегка улыбнулась отцу.
   - Ты уж извини меня за то, что прогнал тебя тогда. Никак не мог заснуть. Бессонница. Я просто сгоряча... - проговорил хозяин.
   - Да ничего. Я понимаю, - тихо произнёс Пелла.
   Сейчас Энрико хотелось уйти и никогда больше не видеть этого человека.
   - Ты ведь не держишь на меня зла? - спросил Альфонсо Орандо, сложив на столе руки.
   - Конечно же нет, сеньор Орандо - проговорил Энрико, стараясь быть вежливым.
   "Чего он добивается?" - думал про себя Энрико. - Ему это должно быть совершенно всё равно. На самом деле я для него - пустое место, и он просто разыгрывает весь этот нелепый разговор. Видимо, его это забавляет".
   Хозяин палаццо скрестил руки на груди и слегка кивнул, поджав губы. Это выглядело так, словно он принял ему одному известное решение.
   Энрико ощущал всем своим существом, как в помещении сосредоточилось напряжение. Он видел напряжённые фигуры Джулии и сеньоры Орандо, видел, как во взгляде отца Джулии метнулся дьявол. Все беспокойно ждали, что скажет глава семьи.
   А хозяин палаццо тем временем подошёл к маленькому столику, стоявшему возле самой стены, выдвинул небольшой ящичек и запустил в него руку. Ссутулившаяся фигура Альфонсо Орандо медленно выпрямилась и повернулась. Рука хозяина сжимала чёрный, лоснящийся, как от жира, револьвер...
   Мать и её дочь парализовал ужас, и они застыли, как изваяния. Вдруг Джулия вскрикнула и бросилась к Энрико. Она закрыла его собой
   - Ты не сделаешь этого! - кричала она. - Не сделаешь!
   Лицо Альфонсо Орандо исказилось дьявольской маской, а загнутый нос придавал этой маске свирепости.
   Мутный свет, идущий от окна гостиной, делал лицо хозяина палаццо будто вырубленным из дерева. Глубоко посаженные глаза спрятаны в провалах. Тень от орлиного носа падала на губы. Половина фигуры Альфонсо Орандо стала тёмной, и только револьвер поблескивал в его руке, таращась пока безмолвным зёвом дула в сторону застывшего Энрико и Джулии, которая обвила своими руками шею возлюбленного.
   Разительная перемена произошла. Глава семьи стал дьяволом в человеческом обличье, а всё его поведение и вид внушали ужас. Он стал зверем, который мог совершить жуткие деяния.
   Альфонсо Орандо, не опуская дула револьвера, медленным шагом приближался к Энрико и прижавшейся к нему девушке.
   - Альфонсо, прекрати! Убери оружие! - крикнула Кармелла Орандо.
   Круто развернувшись на каблуках, хозяин вытянул руку с револьвером в сторону своей жены и прогремел:
   - Молчать! Молчать! Оставайся на месте! Ещё вздумают меня учить! Здесь я хозяин и не позволю, чтобы какие-то, пахнущие рыбой, оборванцы с улицы вторгались ко мне! А ты, дочка, очень ошиблась в своём выборе! Он тебе не пара! Я не позволю! Не позволю, чтобы...
   Джулия, перебив отца, крикнула:
   - Да понимаешь ты, что я люблю Энрико! Я буду с ним! Ты никогда ко мне не прислушивался! Любишь только самого себя и свои деньги!
   Внезапно девушка с быстротой кошки метнулась к хозяину палаццо. Джулия изо всех сил ударила по руке отца. Грохнул выстрел, и по поверхности стола со звоном поскакали осколки разбитой люстры. Запахло порохом.
   Отец одним резким движением отшвырнул дочь от себя. Тогда Энрико бросился вперёд и вцепился в сильную руку, сжимающую смертельное оружие. В ответ Пелла получил два сильных удара в живот, а потом в голове его будто что-то взорвалось, в глазах потемнело. Последнее, что слышал Пелла были слова, сказанные хриплым злобным голосом: "если ещё хоть раз я увижу тебя рядом с моей дочерью, тебе не жить..." А потом Энрико поглотила немая чёрная бездна.
  
  
  

***

  
  
   Энрико постепенно приходил в себя. Бушевала непогода, вода текла бурными потоками, вспышки молний следовали одна за другой, а гром, не умолкая, казалось, утробно рычал, как встревоженный зверь в своём логове. Ветер ошалело метался между гор, по равнинам, полям, над крышами домов. Чайкам, летящим над морем, было тяжело бороться с его порывами, и их сносило в сторону.
   Пелла ощущал, как по голове, шее, по спине и ногам хлестали тяжёлые дождевые капли. Ветер-буян нещадно разбивал их о землю.
   Медленно поднявшись на колени, Энрико встал. Всё тело его ныло, будто его много и долго били. Пелла подставил лицо хлещущему ливню. Из-за непогоды вилла Орандо приобретала нечёткие очертания. Энрико смотрел на виллу сквозь мутную и почти сплошную пелену дождя. Ему показалось, что на балконе стоит Джулия. До него неясно донёсся крик. Да, сомнений быть не могло. На балконе и в самом деле была Джулия. На какое-то время гнущиеся под упорными порывами ветра ветки оливкового дерева скрыли балкон из виду, а когда балкон вновь показался, на нём уже никого не было.
  
  
  

***

   Джулия заболела, её бил озноб. Девушка, несмотря на жару, лежала под одеялом. Окна спальни были приоткрыты, и в помещение порой влетал игривый и беззаботный ветерок, несущий свежесть и ароматы цветущей зелени в саду виллы Орандо. Мягко врываясь в проём окна, ветерок, резвясь, кружил по спальне и холодил девушке лицо.
   Все мысли и мечтания Джулии были о Энрико. Она только и думала о нём. Ночью, когда сон овладевал девушкой, перед ней возникал образ любимого. Она гладила его по волосам, целовала его лицо, манящие губы, шею, грудь, плечи. Он тоже целовал и обнимал её. Когда девушка видела Энрико во сне, она часто произносила его имя, шептала слова любви. Сеньора Орандо, приходя проведать дочь, могла видеть, как девушка улыбается во сне, а по её щекам бисеринками скользят слезинки. Часто девушку мучили кошмары. Они подкрадывались к ней незаметно, а потом вдруг набрасывались своей чёрной массой, разевая такие же чёрные и бездонные пасти с бесчисленным количеством зубов. Ночные кошмары, обволакивая девушку своими липкими конечностями, овладевали её прекрасным телом, и тогда она исступлённо металась на простынях, сбивая их, скидывала подушки на пол. Наутро простыни были влажными от холодного пота.
   Когда чёрные липкие призраки кошмаров гнались за девушкой в её болезненных снах, она звала на помощь любимого. Но чёрных теней было больше, они были сильней и поглощали и девушку, и парня. Джулия стонала во сне. Приходила мать. Она успокаивала дочь, целовала её и обнимала. Сеньора Орандо, бывало, целую ночь сидела у постели дочери. Только по-настоящему любящая мать была способна на такое. Хозяин палаццо целыми днями не появлялся дома, с головой погрузившись в работу. Лишь пару раз он проведывал дочь.
   Между тем, прошла целая неделя с того времени, когда Джулия последний раз видела Энрико, и лучше девушке не становилось. Наоборот, течение болезни только усугублялось. Вид у девушки был измождённым, и мать всерьёз обеспокоилась состоянием дочери.
   Больше всего на свете Джулия желала увидеть Энрико. Хотя бы на несколько минут. Желала подержать его за руку, прижаться к нему.
   Энрико также постоянно думал о девушке и лихорадочно разрабатывал в голове план, как с ней бежать. Стоило переговорить обо всём Джанни Дино. Старому другу Пелла доверял многое и был уверен, что тот сможет ему помочь. Только вот место разговора нужно будет выбрать такое, чтобы никому о нём и о встрече известно не было. Но прежде всего надо проведать Джулию.
   И вот они наконец-то встретились. Хозяина палаццо, Альфонсо Орандо, не было дома. Он не пришёл ночевать. А добрая хозяйка впустила Энрико в палаццо. Какое же это было необыкновенное счастье! Девушка, прижавшись к любимому, плакала, а он целовал её и нежно гладил по волосам. Когда Пелла упомянул о предстоящем побеге, Джулия, конечно же, безропотно согласилась. Она стремилась поскорее вырваться из строго палаццо. Вот только мама... Но она будет счастлива, если будет счастлива её единственная дочь. А она, Джулия, будет счастлива только с Энрико, и не представляла своей жизни без него.
   Энрико спросил Джулию, когда её отец будет занят делами целый день или будет отсутствовать ночью. Девушка ответила, что такое возможно, скорее всего, только недели через две. Так они договорились о встрече. На прощание Энрико поцеловал девушку в лоб и сказал, чтобы она поскорее поправлялась. А после их встречи Джулия действительно пошла на поправку.
  
  
  
  

***

  
  
   Альфонсо Орандо устроился под широким навесом и курил сигару. Вокруг небольшого прохладного оазиса, коим являлся уютный уголок двора, царило раскалённое марево. Люди в здешних местах, конечно, приспособились к подобному климату, однако, всё же, стремились скрыться от изнуряющей жары.
   Напротив Орандо сидел сильный загорелый мужчина. Широкие плечи, мускулистые руки, цепкие пальцы рук, сосредоточенное лицо указывали на то, что человек этот был бойцом. Но боролся он отнюдь не за добро и торжество справедливости. Напротив, он являлся воином зла и занимался тёмными делами.
   Чёрные глаза и лицо мужчины были красивы, а особенно привлекали внимание глаза. Они были ясными и зоркими. Кожа на лице, шее, полуобнажённой груди и руках отдавала бронзой. Густые волосы скрывали уши.
   Мужчине было тридцать семь лет, и звали его Томазо Скерциано, а более всего он был известен под прозвищем "Нож". Также его ещё обычно называли "Лезвием". Эти прозвища Скерциано получил по причине того, что мастерски управлялся с холодным оружием, а в частности, с ножами. По быстроте реакции, точности и меткости его мало кто мог превзойти. Он мог бросать нож с такой скоростью, что противник даже не успевал нажать на спусковой крючок револьвера или ружья, и падал замертво с лезвием в груди. Таков был Скерциано.
   Вообще, "Нож" был сам по себе, а его услугами пользовались члены преступных сообществ, когда им нужно было кого-то бесшумно устранить. И тогда в карманы Скерциано поступали кругленькие суммы ценных бумажек. Большое удовлетворение "Нож" получал скорее от самого процесса, чем от конечного результата, хоть и процесс этот был моментальным. Скерциано был холост и жил довольно скромно, как крестьянин. Имел своё хозяйство, скот. Большое внимание "Нож" уделял работе над своим телом и постоянно совершенствовал его, много занимаясь физически.
   - Мартина! - позвал Скерциано. - Принеси мне и сеньору Орандо бутыль вина из погреба! В горле пересохло!
   Вскоре к столу, держа в тонких пальцах тёмно-зелёный сосуд, подошла совсем юная красивая девушка. Волосы её были распущены и падали прядями на хрупкие плечи. На девушке было простое деревенское платье, ходила она босиком.
   Мартина, потупив взгляд выразительных глаз, стала наливать в гранёные стаканы пьянящую жидкость. Девушка просто не могла не приковывать взгляды сидящих за столом мужчин. Взгляд Скерциано был ревнивым и просто пожирал девушку с головы до ног. Мартина являлась его женщиной, его богиней, ради которой он был готов на всё. Красота юной девушки пьянила его, как дурманящее зелье.
   - Теперь ступай, Мартина. Нам с сеньором Орандо надо поговорить, - произнёс Скерциано, слегка преобняв девушку за тонкую талию.
   Мартина оставила сосуд с вином на столе, поправила прядку волос, упавшую на глаза, и послушно удалилась.
   - Она сама - как вино, - сказал Скерциано, медленно откинувшись на жёсткую деревянную спинку стула. - Даже крепче.
   Некоторое время оба молчали. Наконец, Скерциано, сняв с себя узорчатую жилетку, произнёс:
   - Так что я должен делать, сеньор Орандо.
   Орандо, прикладываясь к стакану и смакуя во рту вино, поведал Скерциано историю любви своей дочери Джулии и сына бедного рыбака, начинающего музыканта Энрико.
   - Вы действительно хотите... - начал, было, Скерциано, но Орандо, допив вино, решительно произнёс:
   - Его глаза надо закрыть. Навсегда. Дело простое. И помни, что моя дочь не должна пострадать. С её головы не должен упасть ни один волосок. Слышишь?
   - Конечно, сеньор Орандо, - произнёс Скерциано, кивнув головой. - Понимаю.
   Предстоящая работа для Томазо Скерциано не представляла никакого труда. Правда, с такими запросами он ещё никогда не сталкивался. Все предыдущие обращения, направленные к нему, обычно требовали всех его навыков, умений, способностей, его мастерства. Бывало, что он шёл на большой риск и сам едва не становился жертвой. Однако ему удавалось выходить из таких ситуаций, при которых другие наверняка сложили бы свои головы. Зигзагообразный шрам, затянувшийся рубцами на левом боку наёмного убийцы, был росписью просчёта, допущенным когда-то Скерциано. И в голову бы не пришло, что шрам этот был оставлен рукой женщины...
   - Сделай это поскорее, - проговорил сеньор Орандо.
   Он наливал в стакан вино. Затем, сделав глоток, спросил:
   - Сколько возьмёшь?
   И Скерциано назвал свою цену. Большая цифра за жизнь юноши.
   Жадная натура Альфонсо Орандо сопротивлялась названной сумме, но он, залпом осушив стакан, сказал:
   - Хорошо. Заплачу, как только выполнишь и доложишь мне.
   И мужчины, загромыхав стульями, поднялись из-за стола.
   Томазо Скерциано вынул из сапога нож и принялся рассматривать его лезвие, словно бы оно являлось какой-то драгоценностью.
   Орандо и Скерциано направились в дальний конец двора. Перед ними располагалась широкая и достаточно толстая деревянная панель, которая была закреплена в земле. Панель эта была испещрена следами от попаданий острейшего лезвия. В центре был закреплён спелый апельсин.
   Скерциано собирался метнуть нож в апельсин, но тут на край панели села бабочка и расправила свои яркие узорчатые крылья. Насекомое замерло и казалось неживым.
   Наёмный убийца совершил резкое движение правой рукой, и Альфонсо Орандо не успел ещё опомниться, как холодное лезвие угодило прямо между узорчатых крыльев экзотической бабочки. Её крылышки осыпались на землю, как два лепестка розы.
   Как точно! Орандо был поражён меткостью Скерциано и не вымолвил ни слова, а только закивал головой и раздул ноздри своего загнутого, как клюв, хищного носа. А между тем, Скерциано, вынув нож из закреплённой в земле панели, вернулся назад. Он приготовился к новому молниеносному броску, целью которого был апельсин.
   Когда лезвие ножа вошло в мякоть апельсина, во все стороны брызнули струйки сока. Он, змеясь, тоненьким ручейком побежал по дереву к земле.
   Орандо криво ухмыльнулся. Мальчишка даже почувствовать ничего не успеет: смерть придёт стремительно и неотвратимо.
   - И помни, - напоследок промолвил Орандо. - Моя дочь ни в коем случае не должна пострадать.
   На этом заказчик и исполнитель разошлись. Они и не ведали, что совсем рядом, в густой листве апельсинового дерева, на ветке, притаился мальчишка лет двенадцати. Белки его глаз бегали в сумраке теней. Он, как губка, впитывал в себя всё, о чём говорили двое мужчин под навесом.
   Как только Орандо и Скерциано разошлись, мальчик поспешил слезть с дерева. Зашуршала листва. В это самое время Мартина собиралась забрать со стола пустые стаканы и вино. Девушка услышала сухой шорох и повернулась на звук. Наверное, птица прыгает по веткам в листве. А мальчишки уже и след простыл.
   Паренька послал Джанни Дино. Теперь надо только опередить время и обеспечить Энрико Пелла безопасный побег с девушкой. Действовать нужно было незамедлительно, поскольку время - коварная штука.
  
  
  

***

  
   Вечером ловкий паренёк сообщил Энрико, что его друг, Джанни, будет ждать его сегодня за маленькой часовенкой, стоящей рядом с развалинами Джерроне - поселения, почти полностью разрушенного землетрясением много лет назад. Энрико спросил у мальчишки, что ещё просил передать Джанни. Паренёк сообщил, чтобы Энрико не шёл через разрушенное Джерроне, а обогнул его. После всего сказанного, ловкий мальчишка тут же убежал. Только пятки засверкали.
   Перед тем, как идти на встречу, Энрико присел и задумался. Итак, планы, похоже, изменились, и изменились, наверное, совсем не в лучшую сторону. Что собирается сказать ему Джанни? Почему он послал мальчишку, а не пришёл сам? Неужели всё так плохо? Эти и многие другие вопросы вертелись в голове. Энрико не боялся, нет. Он тревожился за любимую девушку. Только бы с не ничего не случилось.
   Что же он сидит? В дорогу! Пелла встал с кровати, сунул за пояс револьвер с полным барабаном, накинул пиджак и вышел из дома.
   Вечерело, и на окрестности не спеша наползал сумрак. Чайки над утихшим морем давно угомонились. Тусклый серп месяца, накренившись, повис высоко в небе. Едва уловимый ветерок играл с травами и листьями на деревьях. Палермо загорелся огнями, которые, подрагивая, отражались в морских волнах.
   Энрико шёл быстрым шагом, то и дело оглядываясь по сторонам. Иногда ему попадались редкие прохожие. Виа Санти была пустынна, а когда Пелла проходил мимо обветшалого храма, его шаги гулко звучали под сводчатым потолком древней постройки. Миновав цитрусовую аллею, Пелла вышел в поле. Пригинаясь, он побежал трусцой по высокой траве, которая иногда доходила ему чуть ли не до подбородка. Да, в случае чего, в открытом поле не особо-то скроешься, вот если только залечь.
   Когда Энрико выбежал к Джерроне, было уже совсем темно. Развалины поселения лежали на земле, точно кости неведомого огромного чудовища, давно умершего у подножия скал. Сгущающийся туман лизал шероховатые, остывшие от жары, стены построек. Развалины таили в себе угрозу. Царство мрака и пляшущих теней. Энрико показалось, что в одном из полуразвалившихся зданий мелькнул тусклый огонёк. По дуге обогнув Джерроне, Пелла вышел на маленькую часовенку, чей тёмный силуэт отчётливо выделялся на фоне неба. Осторожно, крадучись, Энрико стал обходить часовню, вход в которую был закрыт на тяжёлый ржавый замок. За углом часовни стало заметно какое-то движение. Там кто-то был. Пелла, вжавшись в стену, вытащил из-за пояса револьвер и взвёл курок. Он приготовился... Но когда из-за угла показался его друг, Джанни Дино, Энрико опустил дуло револьвера.
   - Тихо! - сказал Джанни, опершись рукой о белую потрескавшуюся стену. - Наконец-то ты пришёл. Всё в порядке? Чего-нибудь подозрительного по пути ты не замечал?
   - Да вроде нет, - ответил Энрико.
   О тусклом огне в развалинах Джерроне он умолчал.
   - Идём! - Джанни кивнул в сторону высившихся впереди гор.
   И друзья двинулись по каменистой тропе.
   - Объяснишь, в чём дело? - спросил Энрико
   - Надо спешить! Идём! Быстрее! - поторапливал Джанни, слегка задыхаясь.
   Они шли дальше - две тёмные фигуры в ночи. Могучие каменные великаны, умудрённые временем, встретили их безмолвием. Тишина звенела в ушах.
   Забравшись на чернеющие каменные глыбы, местами поросшие скудной растительностью, Джанни и Энрико остановились.
   - Ты в большой опасности, Энрико, - переведя дух, вымолвил Джанни.
   - Что предлагаешь делать? - отозвался Пелла.
   Джанни Дино положил руку на плечо друга:
   - Тебе следует скрыться. И чем быстрее, тем лучше для тебя.
   Джанни достал из внутреннего кармана пиджака ключ и протянул его другу.
   - Вот, держи. Ключи от моего римского пригородного дома. Слушай. Тебе нужно как-то выкрасть девушку с виллы, пока Орандо будет отсутствовать. Потом вы под покровом темноты направляетесь ко мне домой, а чуть начнёт светать, сядете на теплоход, пребывающий в римский порт. Время отплытия теплохода с Сицилии - шесть часов утра.
   Как же наивен был Джанни Дино, разрабатывая весь этот план. Здесь нужно было выиграть время, опередить убийцу, пока он ещё не перешёл к решительным действиям. Никто из друзей не знал, что наёмник Томазо Скерциано уже преступил к этим самым действиям и стал отслеживать каждый шаг своей жертвы. Отсюда и был весь трагизм сложившейся ситуации.
   - Да, и ещё, - сказал Джанни, подняв вверх указательный палец. - Как только окажитесь на месте, сразу позвони мне. Будем думать, что делать дальше. Ты не забыл, где мой римский дом?
   - Я не забыл. Всё помню. И никогда, Джанни, я не забуду твоей помощи. Клянусь - никогда. Спасибо тебе огромное за всё.
   Джанни опустил голову.
   - Не стоит. Ты ведь друг мне, - произнёс он. - Ну, пора прощаться. Тебе нужно спешить.
   Старые друзья крепко обнялись. Когда Пелла стал спускаться по каменистому склону, Джанни провожал его грустным взглядом, и ему казалось, что он уже никогда больше не увидит своего друга. На душе сделалось тоскливо и пусто, защемило в груди. Посидев ещё некоторое время на камне в тяжёлых раздумьях, Джанни Дино встал и направился в сторону, противоположную той, куда недавно ушёл Энрико.
   Спасая жизнь Энрико, Джанни Дино ставил под угрозу свою собственную жизнь. Но он больше думал о друге, чем о себе самом.
   А Энрико спешил к своей возлюбленной. Он и не догадывался, что верного друга, Джанни Дино настигла смерть от удара ножом, и что тело его поглотило тёмное и холодное ущелье, в которое едва прокрадывался зыбкий лунный свет.
  
  
  

***

  
   Энрико Пелла быстро добрался до виллы Орандо. Оглядевшись по сторонам, он взобрался по дереву на ограду, а с неё бесшумно спрыгнул вниз.
   Очертания палаццо казались нечёткими и призрачными из-за неподвижного тумана.
   Пелла вплотную приблизился к зданию. Он знал, что кабинет Альфонсо Орандо, спальня его и хозяйки, находились в задней части палаццо. Комната же Джулии располагалась в лицевой части, и её окна выходили в сад.
   Вскарабкавшись по веткам близко растущих деревьев, Энрико очутился на балконе. Вот он уже стоит перед постелью девушки и смотрит на неё, спящую. Как же она прекрасна! Как греческая богиня любви. Юноша не переставал восхищаться красотой Джулии.
   Энрико долго бы ещё смотрел на спящую девушку, но надо было спешить. Он поцеловал её в тёплые губы и взял за руку. Девушка открыла глаза, чуть сонно улыбнулась любимому и, нежно взяв обеими ладонями лицо Энрико, спросила:
   - Это ты? Что произошло?
   Его волнение передалось и ей.
   - Нам нужно идти. И как можно быстрее. Ты готова бежать?
   - Да, любимый. Готова. Я ко всему готова.
   - Твой отец дома? - поинтересовался Энрико.
   - Нет, - ответила Джулия. - Только мама. Он будет поздно вечером.
   Когда они спешным шагом покинули территорию погрузившегося в сон палаццо, Джулия предложила:
   - Давай на время скроемся на нашем острове. До отплытия ещё долго.
   Пелла собирался направиться в дом Джанни Дино, но не мог отказать любимой и потому дал согласие. Может, так будет надёжнее.
   В лодке Энрико налегал на вёсла. Они погромыхивали и поскрипывали при каждом движении. Море спокойно. Тишина вокруг, и в тишине этой растворена неминуемая опасность.
   Девушка легонько тронула Энрико за калено и спросила:
   - Почему молчишь?
   - Да так, - ответил Энрико. - Задумался что-то.
   Не стал он, конечно, говорить любимой девушке, что его терзает тревога и мучает дурное предчувствие, не хотел её пугать, и вместо этого ответил:
   - Я очень люблю тебя.
   - Как я тебя люблю, - сказала Джулия и обняла Энрико, прильнула к нему.
   Пелла продолжал грести не останавливаясь.
   Остров был уже совсем близко. Он казался ещё прекраснее и весь дышал свежестью, благоухал ароматами цветов. Чем ближе лодка приближалась к цветущему райскому острову, тем явственней слышались звонкие песни южных птичек. Даже в столь раннее время, едва только ночь переходила в день, они затевали свои песни. А что происходило днём. Птичьи трели перекликались одна с другой. Каждая птичка пела на свой особый лад, меняя вариации и темп. До чего красивы были эти звуки. Одни веселили, другие убаюкивали.
  
  
  

***

  
   Томазо Скерциано вглядывался вдаль, туда, где виднелись очертания острова, на котором только что скрылись Энрико и Джулия.
   - Бери правее, Пино, - обратился Скерциано к своему напарнику.
   Тот, работая вёслами, послушно направил лодку на указанный курс.
   А Энрико и Джулия, тем временем, нетерпеливо сбросив с себя одежду, улеглись на цветущий ковёр и на некоторое время забыли обо всём на свете. Были только они, горячо любящие друг друга, и этот цветущий рай вокруг. Было ощущение безграничного счастья. Джулия напоминала Энрико благоухающий распустившийся цветок невероятной красоты. Энрико осыпал её тело горячими поцелуями. Её нежная кожа пахла цветами и лимонами. Время словно застыло...
   Скрывшись в густом кустарнике, Скерциано и его напарник наблюдали за молодыми людьми.
   - Ты посмотри на этих голубков, - сказал молодой напарник убийцы. - Может, сейчас самое время?
   - Нет. Сейчас не время, - возразил Скерциано. - Паренька я беру на себя, а ты - девчонку.
   Молодой криво ухмыльнулся, проведя языком по нижней губе:
   - Я бы с ней позабавился...
   Томазо Скерциано метнул на парня уничтожающий взгляд и грубо схватил его за грудки:
   - Я тебе позабавлюсь! Сейчас полосну лезвием от уха до уха и посмотрю, как ты тогда позабавишься! - прошипел Скерциано. - Твоя забота - страховать меня в случае чего и доставить девку на место. И не вздумай её лапать, у неё не должно быть синяков и царапин. Я понимаю, что при виде такой красавицы кровь закипает, но держи себя в руках. Ты меня хорошо понял?
   Скерциано отпихнул от себя напарника, а затем снова обратился к нему:
   - Слушай внимательно. Я остаюсь здесь, а ты змеёй направляешься вон в те заросли на уступе. Сиди там и смотри за обстановкой. Раньше времени не пали. Если у меня вдруг пойдёт что-то не так, стреляй в парня и хватай девчонку. Думаю, всё пройдёт гладко.
   - Понял, - кивнул парень и, перехватив в руках ружьё, стал пробираться через переплетения веток. Сам Томазо Скерциано остался на месте. Он приготовил своё излюбленное оружие - нож с острейшим лезвием.
  
  
  
  

***

  
   Энрико и Джулия стояли обнявшись. И столько в этих объятиях было нежности, столько искренности и любви. Так прошло минут десять.
   Взглянув на наручные часы, Пелла сказал:
   - Нам пора. Давай спускаться к лодке.
   Вдруг в зарослях сбоку послышался шорох и треск веток. Энрико тотчас же повернулся на эти звуки, одновременно выхватывая из-за пояса револьвер. И в тот же миг он ощутил резкую боль в области сердца. За считанные секунды нож оказался в груди Энрико.
   Уже опускаясь на колени и чувствуя холод лезвия, нанёсшего смертельную рану, Энрико дважды выстрелил по полусогнутой фигуре. Томазо Скерциано сдавленно вскрикнул, схватившись рукой за сердце. Тускнеющими глазами Пелла увидел, как пальцы убийцы стали алыми от крови. Скерциано упал и, цепляясь за ветки и сшибая головки ярких цветов, покатился вниз со склона.
   - Ложись! - из последних сил крикнул Энрико Джулии, но девушка, словно окаменев, в ужасе смотрела на рукоять ножа, страшно торчащего из груди её возлюбленного.
   Молодой убийца на уступе вскинул своё ружьё, но Энрико опередив его, поднял уже слабеющую руку с револьвером и нажал на спусковой крючок. Оглушительные выстрелы следовали один за другим. От дикой боли убийца тоже выстрелил. Пуля срезала ветки на растущем поблизости дереве, и кусочки коры и листья осыпали тело умирающего юноши и склонившуюся над ним девушку.
   Молодой убийца, выронив ружьё и скрючившись, упал боком в морские волны. На месте его падения какое-то время всплывали пузырьки, и держалось мутное алое пятно. Скоро всё это исчезло.
   Энрико, держа холодеющими пальцами Джулию за руку, надломлено прошептал:
   - Я... я тебя... люблю...
   Тело Энрико выгнулось и обмякло. Его захватила смерть. Она заволокла взор юноши мутной пеленой, и низвергла его в бездну небытия. Из угла рта Энрико тоненькой струйкой текла кровь. Текла она медленно, словно нехотя, почти ползла по щеке, и собиралась в лужицу у шеи юноши.
   Джулия в отчаянье бросилась к телу любимого. Рыдая, она целовала его холодные кисти, пальцы, целовала его мертвенно бледное, осунувшееся лицо, касалась своими губами его уст и ощущала металлический привкус крови. Она гладила его по волосам, постоянно твердила его имя, признавалась в любви. Глаза юноши были открыты, но они ничего не видели, и были слепо устремлены в небеса.
   Отчаянью девушки не было предела. Безнадёжность, жгучая тоска наступали отовсюду. Джулия поднялась на цветущий выступ острова и посмотрела вниз, на волнующееся море...
  
  
  
  

***

  
   Уже совсем рассвело, и верхушки скал осветились золотом сицилийского солнца. Чайки, пронзительно крича, выискивали в море рыбу. Лёгкий ветерок играл с волнами, набегающими на берег небольшого красивого острова, где пели птицы, и цвела природа. Вдали, издав прощальный гудок, от сицилийского побережья отходило судно, направляющееся в Рим. То самое судно, на котором должны были плыть юноша и девушка, такие счастливые и любящие друг друга больше жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   41
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"