Аннотация: Первая публикация - журнал "Порог", 2-2003 г , Кировоград
Сара проскочила несколько ступенек эскалатора и остановилась, стряхивая дождевые капли с зонта. С погодой у нее всегда были проблемы.
"Издеваешься? " - мрачно интересовалась она у хмурого неба, с занудным постоянством разверзавшего свои хляби в ту самую секунду, когда Сара выходила из подьезда. Стоило только в один из ослепительно солнечных дней забыть дома зонтик. Дождавшись, когда Сара отойдет на достаточное расстояние от крыши, небо ехидно прищуривалось, моментально выдувало пухлые серые тучи из ясной голубизны и обрушивало на девочку не то, чтобы ливень - а целый водопад. "Спасибо, что не камни," - вежливо благодарила Сара. Отплевывалась от воды, заливающейся в рот, уши, за шиворот; выжимала моментально слипающиеся в мокрую мочалку волосы и платье. "Ладно, ладно, " - беззлобно говорила она, и для виду грозила небу мокрым кулачком: - "я до тебя еще доберусь." Небо в ответ громогласно хохотало и сверкало серебряно-голубой молнией. " Между прочим, не смешно, " - сообщала Сара, отряхиваясь, как вымокший пудель, и разглядывая сияющую улыбку среди серых хлопьев туч. Вот так это все и повторялось - раз от разу.
Самое главное, не стоило говорить это все вслух, когда рядом были люди. Сару до сих пор удивляло, как СТРАННО они это иногда воспринимают. Взрослые придумали целую пропасть всяких занудных и неправильных правил - и если ты случайно сделаешь что-то так, как тебе захочется - а не так, как ПРИНЯТО, - они начинают ахать, причитать и совать в тебя градусники и дурацкие таблетки. Еще лет в шесть Сара поняла, что взрослые делают это для того, чтобы скрыть свою беспомощность и прикинуться, что они все знают. Поэтому обычно они говорят "так надо" вместо того, чтобы толком обьяснить - почему, и самое главное, - кому эти все глупости нужны. А если и обьясняют, то уж очень неубедительно. И, наверное, сами в это не верят.
Вот, например, сейчас, они едут в метро с мрачными лицами - всего-навсего по той причине, что сегодня понедельник.
- Папочка устал на работе, Сара.
- А почему папочка работает, если ему это не нравится?
- Потому что люди не всегда делают то, что им хочется, - назидательно и совершенно непонятно обьясняла мама.
А когда Сара говорила, что это совершенно непонятно, мама отвечала что не все обязательно понимать. Некоторые вещи просто нужно принимать как должное. С такой постановкой вопроса Сара никак согласиться не могла. Но, чтобы не расстраивать маму, голос которой начинал звучать раздраженно, дальше эту тему вслух не развивала. Двенадцатилетний жизненный опыт подсказывал Саре, что на самом деле все еще хуже. Люди почти всегда делают то, что им не хочется.
Каждое утро с гримасой отвращения поднимаются в несусветную рань и с тем же выражением лица едут по скверным дорогам на неприятную работу. А остаток своего дня с такой же гримасой отдыхают от этой работы. И совершенно непонятно, кому вообще нужна эта самая работа. И, кстати, домашние дела. И зачем делать вид, что дружишь с теми людьми, которых, на самом деле терпеть не можешь? Может, все так плохо потому, что люди даже и не пытаются что-нибудь понять - а просто "со скорбным смирением несут свой крест", как однажды поэтически выразилась мама. Так и не обьяснив, несмотря на настойчивые расспросы Сары, почему бы не забросить этот самый крест куда подальше и не пойти себе спокойно дальше. Налегке, и, самое главное - туда, куда хочешь. Сара собиралась со временем как следует в этом разобраться - и что-нибудь со всем этим сделать. Что она точно не собиралась делать в своей жизни - это носить куда-нибудь какие-то кресты. Спасибочки. Был исторический прецедент, когда один дядечка этим занятием увлекся - а потом его на этом самом кресте и распяли.
Сара надеялась, что когда она вырастет, то сможет обьяснить, что люди могут делать только то, что им хочется - при условии, что они не будут при этом мешать остальным. И просто странно, что они все раньше до этого не додумались. Но сначала, конечно, ей надо самой во всем как следует разобраться. А пока она просто училась, стараясь по мере сил не огорчать папочку и мамочку. Что иногда было не так то просто.
Всю дорогу до школы Сара думала о том, расстроятся ли родители, когда узнают про верблюда. А еще - подойдет ли сегодня Карик к Юльке. И на какой, все-таки, ноте получается бабочка?
Юлька была некрасивой. Или, скорее, просто невзрачной. Обыкновенной двенадцатилетней худенькой голенастой девчонкой, которая в будущем вполне даже может стать невероятной красавицей. А может - невнятным женоподобно-стервозным пугалом - вроде их биологички. В таком возрасте ничего нельзя определить наверняка. Так думало большинство народу - кроме, конечно, Сары. Она не понимала, как можно не замечать золотистого сияния, струившегося от волос Юльки, и отражавшего - лучше всякого зеркала - будущую несомненную Юлькину красоту. И как можно не видеть чудесных Юлькиных глаз - добрых и немного ранимых своей искренностью. И просто лучащихся - светом тех прекрасных картин, которые Юлька еще напишет - через много лет. То, что она рисовала сейчас, было пока еще немного неумелым, но все равно хранящих в себе отблески тех, еще ненаписанных и непридуманных Юлькой полотен. А Юлька переживала, что ее рисунки получаются не совсем такими, как ей бы хотелось.
Юлька вообще все время переживала. Когда ее жутко нервные и художественно утонченные родители ссорились; когда ее престарелая кошка с оскорбленным достоинством вдовствующей королевы отворачивалась от своей рыбы, день за днем теряя аппетит; когда краски на Юлькиной палитре упорно не желали смешиваться в единственно необходимый оттенок, а грифель соскальзывал мимо намеченной линии, безнадежно коверкая набросок. И когда биологичка, внезапно остановившись в проходе, тыкала замечтавшейся Юльке в лицо своей указкой, едва не выкалывая ей глаз и заставляя ее испуганно шарахаться в сторону - " а вот расскажите нам, Юлия, что мы обсуждали на прошлом уроке ? ". Самое огорчительное было то, что на уроках биологии они как раз ничего и не обсуждали. Сорок пять минут в неделю биологичка, помимо общих сведений о флоре и фауне, с мазохистически страдальческой улыбкой высказывала свое личное отношение и к флоре и к фауне - уже более конкретно. Судя по всему, совершенно такое же, как и ко всем бездарным и тупым ученикам, которым ей выпало несчастье преподавать. Единственными приятными моментами в этом процессе было для нее написание замечаний и двоек в классном журнале, а единственным вызывающим симпатию представителем фауны было пернатое животное с аллегорически изогнутой шеей. "Белый лебедь, " - с удовлетворенной улыбкой на тонких губах сообщала она, тщательно вырисовывая очередного изящного красавчика напротив фамилии очередного вызванного к доске бедняги. Как правило, почему-то это оказывалась Юлька. Может быть, из-за тех зверюшек, которые время от времени появлялись на полях Юлькиной тетради. Уж очень они были славными - в полном противоречии с рассказами биологички.
Юлька боялась уроков биологии, а Сара с некоторого времени их обожала. С того времени, как на них стали происходить презанятные вещи. Например, когда они изучали земноводных, и биологичка с вдохновением возила своей указкой по плакатику с изображением внутренностей разрезанной лягушки - эта самая лягушка, огромная и зеленая, невесть откуда шлепнулась прямиком на учительский стол. Похлопала глазами, наверное, сама донельзя изумленная тем, что это она здесь делает, и громко вопросительно квакнула. Биологичка завизжала, несколько наиболее смелых учеников во главе с Сарой захихикали. Постепенно хихиканье расползлось по всему классу, временами превращаясь в оглушительный хохот - до колик в животе и слез на глазах - потому что остаток урока биологичка с лягушкой гонялись друг за другом между партами, и в конце уже нельзя было понять, кто выигрывает забег. Биологичка запыхалась, раскраснелась и охрипла от воплей, которые ей приходилось издавать всякий раз, когда проклятущая лягушка снова выпрыгивала из-под какого-нибудь стула и с неотвратимостью атакующей торпеды летела в лицо биологички. Дождавшись звонка, извещающего об окончании урока, лягушка с чувством выполненного долга, возмущенно квакая, упрыгала в дверь, предусмотрительно приоткрытую Сарой.
В другой раз их навестила ворона, которая бесцеремонно залезла в ящик учительского стола, и, вынув оттуда бутерброд из завтрака биологички, прилюдно сожрала его, покачиваясь на лампе, и посыпая класс сверху крошками и кусочками колбасы и какими-то своими вороньими высказываниями. Которые стали совсем уж оглушительными - и негодующими, удивительно передразнивая интонации криков биологички, когда та попыталась согнать шваброй бедную птичку с облюбованного ею насеста. Может быть, именно в отместку за эту швабру, ворона, перед тем как красиво спланировать в окно, накакала прямо в классный журнал - на открытую страницу " биология". " Наверное, я очень скверная, " - думала Сара, давясь от смеха вместе со всеми, - " но ведь по поводу журнала она придумала сама, верно ? "
Лягушка с вороной были безобидными цветочками по сравнению с тем, что Сара собиралась сделать сегодня.
- Ну как Карик ? - перво-наперво спросила она у Юльки, плюхаясь рядом с ней за парту.
- А, - безнадежно махнула рукой Юлька. Карик был их одноклассником и неразделенной ( и тайной ) Юлькиной любовью. Из-за этой таинственности Карик о Юлькиных чувствах не подозревал и не обращал на Юльку ни малейшего внимания. И на свой день рождения, которое намечалось на следующее воскресенье, Юльку приглашать, конечно не собирался - что повергало ее просто в безысходную печаль и отчаяние. - А еще пустыня не получается, - уныло сообщила Юлька шепотом и с мрачным фатализмом проводила взглядом вошедшую биологичку.
- Чего ? - так же тихо переспросила Сара.
- Мы рисуем арабские сказки по композиции, - пояснила Юлька, - и пустыня у меня никак не получается. - И, тоскливо вздохнув, она уставила совершенно неподвижный взгляд на четвертую парту в центре - туда, где сидел Карик. Сара тоже тихонько вздохнула, так как все это означало, что Юлька собирается провести все дальнейшее время в молчаливой скорби. И вытянуть из нее какое-нибудь слово или - тем более улыбку - теперь совершенно невозможно. " Ну где же он, а ? ", - нетерпеливо подумала Сара, прислушиваясь к звукам за закрытой биологичкой дверью, и, время от времени поглядывая в окно, надеясь поймать хотя бы один солнечный луч в сумеречном, затянутом тучами небе. " Ну пожалуйста, " - взмолилась она. И ее, кажется, услышали. Где-то к середине урока. Как раз тогда, когда биологичка резко притормозила перед их партой, оборвав фразу на полуслове - и торжествующе ткнула в Юльку указкой :
- О чем я только что рассказывала, Юлия ? - грозно поинтересовалась она. И, коварно улыбаясь, удовлетворенно кивнула в ответ на молчание Юльки.
- А, может, вы мне лучше расскажете, что мы обсуждали на прошлом уроке, Юлия? - ехидно предложила она, уже подрагивая, как охотничий пойнтер перед уткой, - в ожидании очередного " белого лебедя ", которого она сможет нарисовать в классном журнале. Сара видела, как нетерпеливо шевелятся ее пальцы, предваряя движение ручки, выводящей двойку - пока молчала Юлька, стоя с опущенной головой. И именно тут Сара, наконец, услышала.
- Верблюд, - сказала она.
- Что ? ! - негодующе взвилась биологичка, переводя уничтожающий взгляд на Сару.
- Верблюд, - спокойно повторила Сара. Именно про верблюда биологичка рассказывала на прошлом уроке. И именно он вежливо выглядывал сейчас из приоткрывшейся двери класса. Растерянная биологичка проследила за Сариным взглядом и громко сказала :
- Ой ! - зажмурилась и принялась яростно тереть глаза, выронив указку и тетрадки, зажатые подмышкой. Верблюд и половина класса - те, кто уже оторвался от игры в морской бой и чириканья на партах - с интересом следили за ее манипуляциями. Верблюд скептически фыркнул, и тут его заметили уже все. И тоже завопили "ой" - или "мамочка", или просто непритязательное паническое " А-а-а!". Верблюд испуганно отпрянул назад, заскрипевшая дверь шлепнула его по носу, а Сара улыбнулась и украдкой ободряюще ему подмигнула. И верблюд, так осторожненько и аккуратно отодвинув скрипящую дверь, медленно вошел в класс, громко стуча мозолистыми пятками о паркет. Разрозненные вскрики слились в один нечленораздельный вопль, и ученики шестого "В" окончательно утратили все тщательно прививаемые им долгих шесть лет навыки дисциплины, и с оглушительным верещанием стали выпрыгивать из-за парт. А кто-то, наоборот, попытался под эти парты залезть.
- Спокойно ! - истерически завопила биологичка, наконец, обретя дар речи. Самой ей спокойно явно не было. Ее голос дрожал и срывался в беззвучное сипение, а округлившиеся глаза были похожи на елочные шарики. "Ой-ой", - испуганно подумала Сара, -"по-моему, я перестаралась. " Верблюд тоже явно нервничал, перетаптываясь возле доски - как невыучивший урока ученик. Похлопывал себя облезшим хвостом по мускулистым серо-коричневым ляжкам, встряхивал элегантно изогнутой лохматой шеей и испуганно вращал выпуклыми, как спелые вишни, глазами. Надо было спасать ситуацию. Сара вздохнула и, прихватив бутерброды, осторожно протолкалась сквозь кольцо уже окруживших верблюда ребят.
- Это верблюд, - громко и спокойно сказала она, подходя к нему и похлопывая его по лохматой рыжей шее. Верблюд вздохнул и, как ей показалось, облегченно улыбнулся. И потыкался теплым носом в ее ладонь, сжимающую бутерброды.
- Он добрый и не кусается. - сообщила Сара уставившимся на нее ученикам. Развернула бутерброды и протянула верблюду. Он шумно понюхал, и очень аккуратно, не проронив ни крошки, сжевал тот, который был сыром. "Сыр, сыр ест ! " - услышала Сара восторженный шепот сзади, и ей показалось, что верблюд ухмыльнулся.
- И он не плюется. Если его только сильно не рассердить, - добавила она и покосилась на биологичку, которая сидела с бледным лицом на последней парте. Верблюд покосился туда же и, вытянув губы, пожевал ими, словно раздумывая, доплюнет он до биологички или нет.
- Не плюется, - настойчиво повторила Сара и ласково почесала у него под подбородком. Верблюд зажмурился от удовольствия и перестал жевать. Конечно, замысловатая биологичкина прическа, увенчанная стекающим по ней плевком верблюда, только что пережевавшего бутерброд с сыром, выглядела бы очень забавно - но это было бы уже слишком. Конечно, может быть, Сара на секундочку и допустила такую мысль - а верблюд тотчас же это уловил... Или он сам об этом подумал, а Сара почувствовала? Сара пока еще запутывалась во всех этих взаимосвязях, но одно она знала абсолютно точно. То, что верблюд обиделся, когда Сара - в общих чертах - пересказала ему смысл высказывания биологички. Смысл сводился к тому, что верблюд очень злобное и коварное животное, которое спереди плюется и кусается, а сзади лягается - если иметь неосторожность подойти к нему слишком близко. Поэтому арабы водят верблюдов в намордниках из колючей проволоки. Как признал сам верблюд, такие прецеденты бывают, но зачем же обобщать? Поэтому верблюд и обиделся - а известно, что склонность к необдуманным плевкам у верблюдов происходит как раз из-за их обидчивости. И Саре даже почти не пришлось его уговаривать заглянуть к ним как-нибудь на урок биологии и продемонстрировать свой кроткий ласковый нрав и великолепную внешность. Упоминание великолепной внешности доконало верблюжье самолюбие, по величине и преобладанию в характере почти равное верблюжьей обидчивости. К сожалению, оба эти качества в сочетании заставляют верблюда постоянно изображать из себя жутко делового и занятого типа - даже когда этого нет и в помине. Вот и сейчас верблюд нетерпеливо, но достаточно вежливо, косился на Сару темно-вишневым глазом - "Ну, я, может, уже пойду ? Куча дел сегодня, к сожалению." "Пять минут ", - попросила у него Сара, верблюд с достоинством неторопливо кивнул - и она увидела, что он польщен.
- Его можно погладить, - сообщила Сара, уступая свое место немного робеющей, но улыбающейся Юльке.
Юлька потрогала выпуклый верблюжий лоб, а верблюд понюхал ее ладони. Его губы были щетинистыми и щекотными, и Юлька засмеялась. И, может быть. ободренные Юлькиным смехом, к верблюду сейчас же потянулись десятки рук - осторожно гладить покрытые густой рыжей мягкой шерстью бока и лохматую надменно выгнутую шею. И именно в этот момент у Сары, наконец, получилось поймать солнечный луч, совершенно случайно пробившийся сквозь ватные хлопья сизых туч и всего на секунду вспыхнувший на подоконнике. Поймать - и бросить на Юлькины волосы. Все смеялись, взвизгивали, и были полностью поглощены блаженствовавшим в центре всеобщего внимания верблюдом - но Саре все они были и не нужны. Ей нужен был только один из них. И так уж получилось - с той же долей случайности, по которой сбежавший из зоопарка верблюд зашел именно в их школу и в их класс, и как раз на урок биологии - так уж получилось, что в ту минуту Карик взглянул на Юльку. Юльку, облитую золотым сиянием вспыхнувших на солнце волос - и сиянием своей улыбки. Юльку с изумительно красивыми искрящимися глазами. Маленькую хрупкую Юльку, бесстрашно хохочущую рядом с огромным лохматым рыжим верблюдом - и похожую на восточную принцессу из арабской сказки. Увидел - и ошарашено застыл. Потому что в первую минуту не узнал невзрачную девчонку, которую видел каждый день и не замечал. Потому что в первый раз увидел ее по-настоящему - такой, какой она была на самом деле. Такой, какой ее видела Сара. Такой, какой Юлька не могла не понравиться.
Сара с удовольствием смотрела на изумленное и восторженное лицо Карика - и даже не сразу услышала, что ее зовет верблюд. Конечно же, мысленно.
Сара уже давным-давно, еще в раннем детстве, усвоила, что слова, произносимые вслух, только мешают общаться с животными. В общем-то, с людьми иногда тоже, только, к сожалению, люди это не понимают. По крайней мере, Сара еще пока никого не встретила, кому бы она сумела это обьяснить. На самом деле люди нередко это делают сами - когда об этом не задумываются. Например, у Сары иногда так получалось разговаривать с Юлькой. Или с мамой. С папой было сложнее. " А вот если всандалить в эту процедуру переменную с плавающей точкой ? " - напряженно морща лоб, думал, например, он, обсуждая с Сарой, как хорош осенний лес, по которому они гуляют. И оставалось только догадываться, какое отношение имеют сандалии к процедурам ( медицинским, что ли ? ). И уж совсем бесполезным занятием было бы пытаться понять, что происходит с этими сандалиями и процедурами, когда какая-то мифическая точка начинает плавать. Смысл же все этого и связь с осенним лесом окончательно ускользали от Сары. Беда была в том, что папа - и большинство людей - думали теми же словами, которые произносили вслух. Поэтому смысла в их мыслях было не особенно много. А вот Юлька - и иногда мама - и все животные думали образами.
"Ну, я может, пойду ? " - наконец, докричался до Сары верблюд. " А то это уже какие-то фамильярности ", - Сара увидела, что кто-то уже решил подергать верблюда за хвост. За самый кончик и довольно аккуратно, но верблюду, все равно не понравилось. "Извини", - поспешно сказала она, замечая, что он опять начинает пожевывать губами и коситься - уже не на биологичку, а на обидчика. " Конечно, иди. Было очень приятно, что зашел." "Нет проблем, " - ответил верблюд, осторожно поворачиваясь и стараясь не задеть столпившихся вокруг него детей. " У тебя не будет неприятностей, что ты ушел из зоопарка посреди дня ? " - побеспокоилась Сара, когда верблюд уже подталкивал носом дверь. " В первый раз, что ли ? ", - обернувшись к ней, отозвался верблюд и лукаво блеснул вишневым глазом. И уже величественно шествуя по коридору, надменно покачивая горбами под приветственные и восхищенные крики провожающих его шестиклассников и ошарашенные взгляды выглядывающих из соседних классов учителей, вежливо пригласил Сару : " Ну ты тоже заходи к нам еще. И приноси булки. Та, с маком и сыром была вкусная. "
Сара предполагала, что за верблюда ей влетит. Конечно, биологичка, которую после всего этого долго отпаивали в учительской валерьянкой, к счастью, не могла и предположить всей Сариной роли в этой истории. Но ведь, как бы то ни было, Сара первая из класса заметила проклятущего верблюда - и первая его погладила, пока бледная от страха биологичка тряслась на последней парте, теряя, по ее мнению, весь свой учительский авторитет перед учениками шестого "В". По поводу потери авторитета, Сара, глядя, как биологичка мусолит ручку, размышляя над тем, какое замечание закатать в Сарин дневник, подумала ( абсолютно несерьезно, скорее просто расстроено) : " Тигра ей, что ли, в следующий раз пригласить ? Или слона ? ". Расстраивало Сару то, что родители огорчатся, обнаружив биологичкины литературные изыски ( в который раз ! ) на страницах школьного дневника любимой ( и единственной ) дочери. Ну чего ради они вбили себе в голову, что, если дочь любимая и единственная, стало быть, она должна за всех отдуваться - и, значит, непременно, быть отличницей, и при этом учиться во всех возможных кружках и школах, расписание которых удается вместить в шестидневную неделю (минус, слава богу, воскресенье ) ? Вот так никакого времени на настоящую учебу и не остается. Например, с бабочкой Сара безуспешно возится уже целый месяц - если считать с того момента, когда у нее начала, более или менее, получаться радуга.
А потом Сара подумала, что ее переживания по поводу предстоящих родительских огорчений - ерунда - по сравнению с тем, какое сияющее и счастливое было лицо у Юльки, плюхнувшейся рядом за парту на следующем уроке.
- Ну, чего ? - нетерпеливо поинтересовалась Сара.
- Пригласил, - торопливо и восторженно зашептала Юлька. - Представляешь себе ? Подошел ко мне и говорит " Юля, можно тебя пригласить на мой день рождения " - представляешь ? и краснеет. - Юлька прятала шепот и улыбку в ладонь, но улыбка все равно выскальзывала и освещала все Юлькино лицо. - Я пустыню придумала, - зашептала она чуть погодя, по-прежнему сдерживая - и по-прежнему тщетно - растягивающую ее губы улыбку.
- Что ? - растерянно переспросила Сара.
- Пустыню для сказки, - обьяснила Юлька. - Там верблюда не хватало. Я только сейчас поняла. - Сара поймала Юлькин искрящийся смехом взгляд, и они обе захихикали, прячась от учителя за спинами сидящих впереди мальчишек.
Ну а дома Сару, конечно, ожидал родительский совет. Мама со строгим лицом и дочкиным дневником в руках - и папа - с немного рассеянной попыткой сделать строгое лицо и подглядывающий в сложенную на коленях газету.
- "Сорвала урок", - торжественно и грозно зачитала мама и покосилась на Сару поверх очков. - "Гладила верблюда." А это что еще значит ?
- Разве это урок ? - запротестовала Сара. - Биология - это от "био" - то есть "живое", а она нам про лягушачьи внутренности рассказывает и морщится. После ее уроков животных возненавидеть можно - не то что полюбить. Разве это биология ? - Сара даже запыхалась после такого страстного выступления, и, переведя дыхание, посмотрела на родителей - ожидая - ну, не аплодисментов, но, хотя бы, одобрения.
Мама горестно вздохнула, а папа опять покосился в газету.
- Почти каждую неделю, Сара ! - провозгласила мама, потрясая дневником. - То птички в тетрадке по математике ...
- Бабочки, - поправила Сара.
- Ну ладно, а причем тут верблюд ? - вставил папа, оторвавшись от газеты, и заинтересованно посмотрел на Сару. Наверное, прочитал все, что было на верхней странице газеты - а перевернуть пока было неловко.
- К нам в класс на урок биологии зашел верблюд, - совершенно серьезно обьяснила Сара и постаралась не улыбнуться, наблюдая за лицами родителей.
- Правда ? - изумился папа.
- Ну, конечно, очередные фантазии, - скептически отозвалась мама, - Ты бы время от времени слушал внимательнее то, что выдумывает твоя дочь, - и она замолчала, снова уставившись в дневник, где неровным биологичкиным почерком было написано - зачеркнуто, а потом снова написано - " Гладила верблюда".
- Может, из зоопарка сбежал ? - предположила Сара, очень довольная, что удалось свернуть в сторону от неисчерпаемой темы о Сариной нерадивости. - В зоопарке сейчас плохо. Клетки тесные, кормят мало. Помнишь па, мы с тобой ходили в позапрошлое воскресенье ? Надо новости посмотреть - может там про нашего верблюда покажут. Я как раз к новостям, может, успею музыку сделать, правда, мам ? - предположила она, потихоньку перемещаясь к двери в свою комнату.
- Что сегодня ? - строго, с отдаляющимся грохотом так и не разразившейся грозы, спросила мама.
- Бетховен, - сообщила Сара, ни на минуту не задумавшись.
- Опять ? - изумилась мама, все еще растерянно поглядывая в Сарин дневник, и, видимо, всерьез обдумывая возможность появления на уроке сбежавшего из зоопарка верблюда. Сара не стала заострять ее внимание на теме задания по музыке, которое, на самом деле, не имело к Бетховену никакого отношения, и проскользнула в свою комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Бетховен был самым лучшим. После первых аккордов свет появлялся на подоконнике, даже если небо все было затянуто тучами. Свет выскальзывал из-под Сариных пальцев, скользящих по клавишам - и ей даже почти не надо было прикладывать никаких усилий, чтобы удержать его. Она собирала его в клубок и выкладывала сияющие узоры на стенах - а потом рассыпала по потолку сверкающими искрами. Надо было только следить за музыкой. А совсем недавно - всего с месяц - она нашла, на какой ноте можно поймать в светлом луче, обнимающем подоконник, начало радуги. И постепенно научилась вытаскивать из солнечных пятен всю радугу целиком - полупрозрачную и зыбкую, переливающуюся разноцветным перламутром, как изнанка ракушки. А потом Сара сумела угадать в ее сиянии кончик крыла притаившейся бабочки. И пока все. Бабочка у нее не получалась.
- Сегодня, - сказала она, садясь перед пианино. - Обязательно сегодня, - и умоляюще посмотрела на подоконник, куда уже - едва она поднесла руки к клавишам, скользнуло светлое пятно. Сегодня был удачный день. И Сара снова подумала об улыбающемся верблюде и счастливой Юльке.
Золотистые искры брызнули из под ее пальцев, едва она дотронулась до клавиш. Теплый свет обнял ее руки, скользнул по лакированному боку пианино, вспыхнул в зеркале - и рассыпался дрожащими узорами по стенам. Комната засверкала, как хрустальная шкатулка изнутри. Свет разноцветно переливался - нежно и прозрачно, - так же, как переливалась Бетховенская соната под ее пальцами. И когда вступление соскользнуло в аллегро - свет соскользнул в сияющую радугу. Яркую и необыкновенно отчетливую - какой у Сары раньше никогда еще не получалось. Ее горло перехватило от восторга, и она еле сдержала дрожь, предательски ползущую к пальцам. " Не сфальшивить, не сфальшивить ! " - взмолилась она. И не сфальшивила. И вторая радуга взлетела, перечеркнув первую - и еле уловимо вздрагивая - в такт музыке, по прежнему легко летящей из под Сариных пальцев. " Черные клавиши - белые клавиши, свет-тень, семь нот - семь цветов ...Интересно почему раньше это никому не приходило в голову ? ...Не отвлекаться, не отвлекаться, " - оборвала она себя. Пересечение двух радуг над ее головой огненно вспыхнуло - и живая дрожь внутри этого огня стала трепетанием крыльев рождающейся из сияющего кокона бабочки. "Может быть, ОН это знал, когда писал свою сонату ? " - с ознобом восхищения подумала Сара, и остановила свои руки - над замершими в ожидании клавишами. Радуги поблекли, постепенно переливаясь в прямоугольники бледного света, падающего от окна. Бабочка взлетела к потолку, медленно покружилась над люстрой, словно раздумывая, и опустилась на протянутую Сарину ладонь.
- Привет, - сказала ей Сара, разглядывая полупрозрачные золотистые крылышки. Бабочка пошевелила усиками. В наступившей тишине было слышно взволнованные родительские голоса за стенкой. ".. И все-таки славная девочка, " - говорил папа. " Странная," - поправила мама. "Необыкновенная, " - уточнил папа. "Может, всем родителям их дети кажутся необыкновенными ? " - спросила мама. " Может. " - ответил папа. Они немного помолчали, а потом мама спросила - непонятно у кого - " Интересно, кто из нее вырастет ? "
- Интересно, кто же из меня вырастет, - шепотом спросила Сара у бабочки. И тихонько дунула на нее - и лимонно-желтые полупрозрачные крылышки капустницы вспыхнули махровым багрянцем махаона.