Топчий Александр Игоревич : другие произведения.

Запереть джинна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
   ЗАПЕРЕТЬ ДЖИННА
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
   "Война приходит туда, где живут воины, даже если эти воины всю жизнь пахали землю, растили хлеб, детей и ловили рыбу... Война непременно приходит туда..." Барабашка.
  
   ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН.
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
   0x01 graphic
  
  
   Пролог.
   Эпизод 1.
  
   Ослепительный свет и резкие порывы горячего, пыльного ветра, выжимали слезы. Волосы прилипли ко лбу, стекающий по переносице пот тоже лез в глаза. Стиснув зубы, выбиваясь из последних сил, человек бежал вверх по склону холма к спасительной тени аллеи. Там, среди деревьев, надо было покрыть ещё метров двести до вершины, где под кронами высоких кедров и развесистых финиковых пальм, среди островерхих кипарисов белел купол дома.
   Пронзительно яркие, шипящие световые лучи прокалывали небо, прожигали облака и вонзались в землю мириадами игл. Сначала они танцевали из стороны в сторону над плоскими кровлями домов огромного города, раскинувшегося у подножия холма, мерцали и метались, точно живые. Потом стали сливаться, концентрироваться в одну сплошную реку огня, льющегося с небес.
   Кедровая роща на нижних склонах холма вспыхнула разом вся, превратилась в гигантский факел. Ветер, который буквально пять минут назад чуть не валил с ног, вдруг стих, и пышущий жаром воздух стал быстро заполняться клубами едкого дыма.
   Беглец достиг начала аллеи и оказался в спасительной тени густого кустарника и деревьев. Огонь и дым ещё не добрались сюда, только жар и яркие брызги белого света пробивались сквозь листву густых крон.
   Что это было? Что происходило? Небеса разверзлись и пожирали огнём древний город.... Горело всё: и камень, и дерево, и металл.... Шипение жадного и жгучего огненного водопада слилось с рёвом стремительных бесчисленных пожаров.
   Глухой рокот донёсся сквозь толщу земли, почва под ногами мелко задрожала, словно в агонии, затем рванулась резко, жестко. Человек взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие. Небольшую холщовую сумку на одном плече с чем-то тяжёлым и увесистую странную трубу с наростами, висевшую на ремне через другое плечо, отбросило вперед, человек упал на колени, но тут же снова поднялся и, как подстёгнутый, рванулся дальше.
   В отдалении, со стороны города, часто и плотно заухало, быстро нарастал грубый, хриплый рокот или рёв, словно чудовищные великаны раздирали гигантские полотнища материи. Земля стала часто вздрагивать - не понятно, то ли в такт мощных взрывов, то ли сама по себе. Острые макушки высоченных кипарисов на вершине холма тряслись и раскачивались, вдруг вспыхнули все разом, как свечки.
   Грохот впереди привлёк внимание беглеца. Купол дома осел, исчез за зеленью, полыхнул багровый, дымный огонь. Острая, черная тень, похожая на наконечник стрелы, мелькнула в небе над рухнувшим домом. С тревогой, проводив ее взглядом, беглец прижался ближе к деревьям. Уже оставалось с десяток метров до цели...
   У последнего, горящего сверху кипариса, он остановился, переводя дыхание и пытаясь унять дрожь во всём теле, вгляделся в дымящиеся развалины. Что-то алмазно блестело там, под грудой камней. Туда.... Прежде, чем броситься вперёд через открытое пространство, беглец вновь обвел взглядом белое, полное оранжевых сполохов небо. Помедлил, перехватил подмышку свою трубу, сдавив пальцами один из наростов. Воспалённые глаза скользнули по горящим кронам деревьев. Больше медлить нельзя, пора...
   Торопливо перепрыгивая через обломки стен и балок, человек подбежал к своей цели. Среди груды камней и мусора поблёскивал фонарь кабины летательного аппарата. Казалось чудом, что стекло не разбито, ни царапины. Невредимым оставался и корпус, это была не совсем обычная машина...
   Уже возле неё беглец на мгновение замер, словно прислушиваясь к чему-то, затем резко развернулся и, выставив вперед трубу, упал на спину. Какой-то то ли стон, то ли хрип вырвался из его горла, и одновременно срез трубы полыхнул ярко, как фотовспышка. А через мгновение ослепительно-оранжевой розой в небе расцвел султан огня. И погас, оставив кляксу грязного дыма на высоте метров триста. Чёрная тень судорожно метнулась из этого облака вбок. Подбитая машина закувыркалась и стала стремительно падать, оставляя за собою спиральный шлейф дыма.
   - Да! Да! - в лихорадочном возбуждении воскликнул беглец и вскочил на ноги. - Взлетаем, Витха!
   Фонарь кабины услужливо отъехал назад, было видно, как над панелью управления в воздухе плыли цветные огоньки, точно рой светлячков. Перепрыгнув через обломки кирпичной кладки, беглец вскочил на плоскость крыла, ловким движением забросил в кабину своё оружие, хотел закинуть и сумку, но голос за спиной опередил движение руки:
   - Дарвик!
   Человек вздрогнул, резко обернулся, его глаза встретились с глазами неизвестно откуда взявшегося сухощавого, но крепкого старика.
   - Тхот-Хапи...
   - Мы больше не увидимся. Никогда. Гелиополис и вся эта страна погибнут сегодня, будущее же лежит в твоей сумке.... Сосуд Кроноса не должен попасть к асурам.
   - Я помню.
   - Помни и о ненависти, о шраме на твоём теле. Торопись, тебя ждут в Цитадели. И... прощай.
   Беглец протянул вперёд руку, и пальцы прошли сквозь тело старика. Голограмма...
   - Прощай.
   Земля вновь содрогнулась от близкого взрыва. Дымный след, оставленный сбитой машиной, уткнулся в яростный жгут пламени, который разодрал противоположный от города склон холма. Взметнулись объятые огнём ошметки пальм. Старик исчез. Мгновение ещё беглец смотрел перед собой, скользнул взглядом по залитому заревом небу и быстрым движением запрыгнул в кабину. Фонарь, стрекотнув, захлопнулся. Через секунду, сбрасывая с себя обломки и мусор, небольшая грациозная машина почти бесшумно поднялась в воздух, плавно развернулась и, стремительно набирая скорость, унеслась прочь.
  
   Эпизод 2.
  
   Странный небесный огонь, казалось, пробудил огонь подземный, и они устремились навстречу друг другу, разрывая в клочья громадный остров. Три вулкана проснулись одновременно. Разверзнувшиеся огромные трещины словно всосали в себя объятые огнём руины Гелиополиса, потоки лавы смешались с бурлящими океанскими водами, густой дым и пар, точно занавес, скрыли под собою подробности финала трагедии. Никто из простых смертных не смог спастись, чтобы засвидетельствовать о тех давних событиях; остались лишь смутные легенды возрастом в двенадцать тысяч лет...
   ...Воздушное сражение завязалось над морем неожиданно и быстро невдалеке от материкового побережья. Три асурианских штурмовика буквально свалились на голову откуда-то из стратосферы и сразу открыли шквальный огонь. Сетка смертоносных серебристых лучей моргнула несколько раз на фоне иссиня-чёрной стены цунами, медленно и величественно встающей над шельфом. Две огнистые вспышки в следующее мгновение унесли жизни ещё двоих воинственных существ. Третья машина, похожая по форме на крестообразный наконечник стрелы, врезалась в пенную бахрому гигантской волны, вспорола её на огромной скорости, прошила насквозь и непостижимым образом вновь взмыла в небо.
   Машина Дарвика, чуть не касаясь крыльями воды, устремилась дальше на восток. Похоже, и ей досталось: хвостовой стабилизатор был прожжён насквозь, чёрная копотная полоса протянулась по фюзеляжу до самой кабины. Вражеский штурмовик, ошеломленный ударом, некоторое время нёсся, словно по инерции и вращался вокруг продольной оси, но затем выровнялся, заложил вираж и начал преследование....
   ...Они долго летели друг за другом, не вступая в новую схватку. Оба понимали, что это сражение будет таким же молниеносным и - последним, обе машины были повреждены. Асурианский пилот медлил. Ожидание каждую секунду нового удара держало Дарвика в сильнейшем напряжении. К счастью, разум машины оправился после прямого попадания в корпус термолуча, дублирующие системы работали в полную силу, огоньки над щитками возобновили свою деловитую суету. Фюзеляж почти не пострадал, но маневренность стала хуже, а это - главное преимущество перед штурмовиками асуров. Легкость, манёвренность и скорость.... Но враги были мощнее, могли выходить за пределы атмосферы, погружаться под воду.... Сейчас оба противника находились примерно в одинаковом положении. У Дарвика оставалась одна лучевая ракета, у асура - один импульсный заряд...
   Они залетели далеко вглубь материка. Гигантская волна, вызванная недавним катаклизмом, уже давно осталась позади и увязла в песках бескрайней пустыни. Из-за горизонта, быстро приближаясь, вырастали купола и башни неизвестного города. Жёлтый песчаник отливал золотом в лучах клонящегося к закату солнца, радужно сияли россыпи многочисленных огней. Не живых огней. Город был мёртв уже много столетий. Колючими блёстками сверкали на солнце драгоценные камни, которыми были сплошь усеяны стены, крыши и грани исполинской пирамиды, которая, казалось, плыла в воздухе над городом; основание её скрывало полупрозрачное марево. Что-то зловещее было в этом полном цветного сияния, но мёртвом пейзаже...
   Древний, Проклятый город.... Он, говорят, блуждает по мирам, сквозь пространственные и временные измерения, иногда появляется в Великой Пустыне.... Его построили завоеватели, которые победили в очень давней войне за право обладание планетой почти полмиллиона лет назад.... Дарвик знал эту легенду, знал о существах, соорудивших такие же пирамиды на берегах реки Нил и воевавших с захватчиками уже позднее. Великая Пустыня - это выжженная в той войне земля, в ней почти нет жизни до сих пор.... Потом появились воинственные асуры.... Будет ли когда-нибудь мир на этой многострадальной планете? Может, правда, пусть лучше сосуд Кроноса достанется им? Ведь сам Тхот-Хапи говорил, что пока есть, кому и с кем воевать - не важно за что - война будет продолжаться.... Что в этом сосуде? Говорят, Гермес Трижды Величайший запер там зерно самой Тьмы....Имя ему - Демон Бездны.... Говорят.... Так и такими словами вещают народу жрецы, чтобы напустить мистического туману.... Как это может выглядеть на самом деле? Какая-то необычная разрушительная энергия? Чертовщина...
   Впрочем, нет уже ни жрецов, ни народа, которому они вещали, нет уже ни Гелиополиса, ни двух городов асуров; нет ни острова Посейдонис, ни острова Рута - последних участков суши некогда громадного материка, который лежал посреди вод Млечного океана. Война и желание воевать поглотили всё и всех. Энергии разрядились, но оставалась ещё холщовая сумка с тяжёлой и холодной, будто вырезанной из куска льда капсулой, оставались два противника на боевых машинах - последних машинах той эпохи, которые назывались вимана. Оставалась Цитадель под древними пирамидами и неизвестно где прячущиеся правители асуров; оставалось маленькое последнее сражение за власть над будущим...
   Гигантская и глухая, скалоподобная стена мёртвого города надвигалась быстро и неумолимо, Дарвик даже не подозревал, что она окажется такой неимоверно высокой.... Город канувших в небытие титанов, которого не было на этом месте ещё вчера и не будет уже завтра.... Город-иллюзия, город-легенда.... Может быть эта стена - только мираж? Фантастический, небывалый мираж, и он исчезнет, как дым, едва вимана приблизится?
   Видение было слишком реальным, всё отчетливее вырисовывались детали иссечённой трещинами, покрытой пылью веков стены. По лобовому стеклу бежали розовые подрагивающие значки информации о препятствии, пульсировал сигнал о необходимости манёвра, и за мгновение до его начала, Дарвик понял, что асур будет атаковать. Импульс агрессии зафиксировали и ментальные датчики. Машина отреагировала мгновенно: не дожидаясь команды пилота, резко рванулась под углом вверх, одновременно переворачиваясь вдоль продольной оси - только так с этой позиции можно было выпустить лучевую ракету в летящую позади цель. Луч с острия ракеты мгновенно поймал врага.
   В тот же миг последовал импульсный залп штурмовика. Асур ждал этого момента, ждал, когда вимана врага подставит под удар свой реакторный отсек в нижней части фюзеляжа. И удар последовал, прожёг защиту, ускоритель тут же захлебнулся, тяга пропала. Серебристая пыль шариков ртути брызнула наружу, над щитком управления погасла половина роящихся цветных огоньков. Витха - почти разумная машина Дарвика, - словно застонала от боли, но ещё была жива. Асур же считал свои последние секунды.
   Хищно вырвавшаяся из-под плоскости крыла ракета, оставляя белый след, пошла прямо по лучу, и луч этот уже плавил оболочку штурмовика. Асур метнулся из стороны в сторону, но деваться ему было некуда. Защищаться тоже не чем. Ракета вошла в прочный корпус, как раскаленная игла в масло и взорвалась внутри...
   Кабину сильно тряхнуло взрывной волной, точно на ухабе. Дымно горящие обломки вражеской машины градом обрушились на стену, клубы пыли, песка смешались с клубами дыма. Стена действительно реальная! Близкая исполинская башня от сотрясения пошла волнами, треснула вдоль, стала оседать, всё быстрее заваливаясь на бок. Сверкающий рой драгоценных камней окружил её облаком блёсток, посыпался дождём.
   Чудом извернувшись и едва не снеся крыло, вимана скользнула над верхней кромкой колоссальной стены. Облачко пыли взметнулось с древних выщербленных камней циклопической балюстрады. Местами обрушенная, она была похожа на выкрошенные зубы дряхлой злой старухи.
   Теперь надо было подумать о собственном спасении. Если город реален, надо как-то сесть и постараться залечить нанесённую смертельную рану. Возможно, машину спасти не удастся, тогда придётся взять сосуд и уходить как можно быстрее из этого гиблого места, которое вот-вот провалится в тартарары по коридорам времён и измерений.
   Унылый пейзаж из серого плато крыш, изрезанного трещинами улиц развернулся впереди, сколько хватало взора. Гигантские здания все были одной высоты, с плоскими кровлями. Местами виднелись разинутые пасти огромных провалов, холмы снежно сияющих на солнце куполов, частокол прямых и тонких, местами обрушенных башен с острыми и круглыми золотыми крышами. Россыпи бриллиантов тоже покрывали их, но не все.
   Скорость быстро падала, перемахнуть назад через стену уже было невозможно. Машина, с трудом маневрируя, скользнула почти по касательной над одним куполом, увернулась от окруженной спиральными площадками башни, чиркнула днищем по другому куполу и оказалась над двухсотметровой пропастью.
   Это была улица. Прямая, как стрела, на многие километры тянущаяся вглубь города. Она вынырнула внизу, как огромный каньон. Дарвик бросил машину вправо вниз, как можно резче, руководствуясь только интуицией, чувствуя крылья машины, будто свои собственные.
  
   Пару мгновений серая исполинская стена улицы-каньона неслась навстречу, надвинулась угрожающе близко, так, что можно было разглядеть все её детали: сплошная, волнистая, разделённая горизонтальными полосами ярусов, каждый из которых имел структуру пчелиных сот. Стена раздробилась причудливой игрой светотени: шестигранные ячейки не были срезаны на одном уровне, - где выдавались далеко вперед над пропастью, где меньше, где зияли черные многоугольные провалы. Промелькнула паутина внешних лестниц, балкончиков, переходов. Местами эта хрупкая, почти эфемерная структура, была совершенно разрушена, будто слизана языками обвалов.
   Унылая, но внушительная по масштабам сия картина пронеслась перед глазами за считанные секунды, и открылась колоссальная перспектива этой фантастической улицы-ущелья. Длиной она была километров десять, шириной около двухсот-трёхсот метров, и в конце её, подпирая небо, вздымалось то самое гигантское пирамидальное сооружение цвета ржавчины, словно плывущее в дымке над городом и усеянное слюдяной блёсткой самоцветов.... Зрелище, достойное сюжета красочного фантастического фильма, но пилоту подбитой машины было не до зрелищ....
   К счастью, низкое солнце висело за спиной, и Дарвик отчётливо видел занесённое песком и покрытое рябью барханов дно этой улицы и свою стремительно несущуюся тень. Песка было много, дно было похоже на пересохшее русло канала. Под днищем совсем близко промелькнул искорёженный и насквозь ржавый, с рядами обнаженных рёбер шпангоутов, остов какого-то судна....
   Машина врезалась в песок почти сразу за этой грудой изуродованного железа. Пропахав стометровую борозду, зарылась по самый фонарь и замерла. Вздыбленная туча пыли, расползаясь в стороны, медленно оседала...
   Низкорослое существо, немного непропорциональное, с точки зрения человека, появилось на одном из уступов стены. Оно было одето в обтягивающую однотонную, без каких-либо деталей одежду. На голове - легкий шлем. С минуту оно стояло, вглядываясь вниз, куда упала вимана, потом поднесло руку к шлему. Странные, очень длинные и землистого цвета пальцы пробежали по кнопкам сбоку шлема, стекло с тихим звуком поднялось, подставляя лучам закатного солнца лицо.... Лицо рептилии...
  
   Эпизод 3.
   Они схватились в циклопическом по размерам зале пирамиды, в самом центре, где среди анфилад колонн, в мощном магнитном поле висел и медленно вращался громадный серебристо-зеркальный шар. Басовитое тихое гудение и сумеречный свет заполняли пространство зала. Дарвик успел разглядеть переплетения металлических конструкций и ферм далеко вверху, желтоватый свет лился оттуда, но источника видно не было; перевел взгляд на экранчик портативного сканера. Этот шар - реактор? Но как в таком случае извлечь из него ртуть? Разрезать шанкарой? Слабый световой импульс вспорет оболочку, и не должен вызвать неуправляемую реакцию. Зря, что ли, тяжёлая труба излучателя оттягивает плечо...
   Шорох за спиной заставил вздрогнуть и резко развернуться. Пришелец напал молча и неуклюже, зажав в руке похожий на шило нож с узким лезвием. Неожиданная атака не оставила времени ни удивиться, ни испугаться. Дарвик отшатнулся, инстинктивно резко взмахнув шанкарой, отбил руку с ножом, сразу ударил ногой.... Но, чёрт побери, где у этого чудища болевые точки?... Враг отскочил, как мячик, исчез за ближайшей колонной или вообще исчез, растворился в воздухе? Что за жуткая физиономия?
   Мысли вихрем проносились в голове. Стрелять здесь? Если снесёт колонну, многотонные балки с огромной высоты посыплются на голову.... Сердце колотится, как сумасшедшее, вместе с адреналином появился страх. Напрягая зрение, Дарвик крутанулся вокруг своей оси. ГДЕ ОНО? Почему напало так странно? Отвлекающий манёвр? Зачем? Так просто подстеречь, аккуратно прицелиться метров с десяти и спокойно пристрелить, если на то пошло.... Прыгать с ножом.... Нет другого оружия?
   Первоначальный испуг превратился в легкий страх, стремительно усиливался, пребывал, заполнял душу и разум, как вода через пробоину заполняет трюм корабля. Необычные ощущения.... Дарвик был не робкого десятка, хорошо владел и своим телом и духом, владел любым оружием, техникой - всему этому учили в Школе. Но этот страх.... Его словно накачивали, нагнетали откуда-то извне, он был почти осязаем, материален - точно, как вода. Уже возникло впечатление, что нелепое нападение померещилось.... Так не нападают. Люди так не нападают, асуры - тоже, хотя они и очень далёкие потомки марсиан, не одно тысячелетие жили здесь.... А это существо похоже на ящера с желтыми глазами и клиновидными зрачками.... Неужели город обитаем? Или - показалось?
   Оно напало вновь, когда волна страха достигла апогея, почти переросла в чистый ужас. Если бы не было опыта управления психикой, вполне можно сойти с ума. Субстанцию ужаса, как и субстанцию любви можно выделить в пространстве, абстрагироваться от неё - и в этом спасение. Но всё произошло настолько быстро и неожиданно, с такой скоростью.... Это была действительно атака.
   Движения Дарвика стали чуть скованнее, но и странный враг не спешил, казалось. Он возник напротив ниоткуда, выскочил из-под земли, как чёрт из табакерки. Только что была пустота и теперь - вот он, здесь. Глаза не уловили мига появления. Несколько мгновений они стояли неподвижно друг против друга, Дарвик лучше разглядел его. Плотная, облегающая одежда без деталей, только металлическое кольцо вокруг шеи на плечах с похожими на замки устройствами. Для крепления шлема? Голова, лицо.... Это даже не лицо.... И не морда демона.... Личина, покрытая буроватыми и блестящими чешуйчатыми пластинками, жёлтые змеиные глаза - неподвижные, гипнотизирующие.
   Пришелец медленно двинулся вперёд, не сводя своего взгляда - ну, точно удав к зазевавшейся, парализованной страхом жертве. И нужно было поистине огромное усилие духа, чтобы сделать движение. Дарвик поднял раструб шанкары. Сжечь. Сжечь, испепелить, уничтожить.... Пальцы рук, точно замороженные, потерявшие чувствительность, сдавили рукоять и один из наростов. Сейчас.... Самый сильный импульс.... Самый сильный. Может быть - это его внушение? Нет, уничтожить, стереть, сжечь, давай!
   Хриплый короткий вскрик - звуковой ключ - вырвался из горла Дарвика. Одновременно пришелец молниеносным движением вскинул свой нож, белая вспышка отразилась на блестящем лезвии, и... что-то произошло.... Импульс шанкары отклонился, полыхнул по висящему в воздухе громадному зеркальному шару.
   Ящер осклабился в неестественной, дикой улыбке, обнажив мелкие иглоподобные зубы. Волна звериной ярости накатила на Дарвика, в этот момент он потерял контроль над собой. В безумном бешенстве, с рычанием, рванулся вперед, готовый разорвать эту улыбающуюся тварь на части голыми руками.
   Он с силой ткнул раструбом шанкары прямо в личину, голова ящера дёрнулась, но уродливая улыбка не исчезла. Бешенство переросло в клокочущее от ненависти безумие, Дарвик нанес ещё один удар, ещё и ещё; бил с остервенением, с огромной силой. Странный враг повалился в пыль, обливался кровью, один глаз лопнул и вытек. Никакого сопротивления... Он позволял себя избивать и продолжал смеяться.
   Что-то не так.... Тяжело дыша, Дарвик остановился, отбросил окровавленную трубу излучателя. Что-то не так, но мысль не удавалось сосредоточить, отпустила и безумная ярость и ненависть, слабость разливалась по рукам и всему телу и - вновь испуг. Что-то не так здесь.
   Сосуд Кроноса.... Всё из-за него.... Сумка на лямках висела за спиной, дрожащие от волнения и слабости пальцы ощупали твёрдую, холодную поверхность. В это мгновение хлесткий звук, похожий на удар бича, оглушил, раскатистым тысячекратным эхо разнёсся под гигантскими сводами зала. Пригнувшись, Дарвик затравленно оглянулся, и последнее, что он увидел - тугие вихри огня, вырывающиеся из трещины в корпусе зеркального шара.
   Практически на смерть избитый пришелец за его спиной поднялся на ноги, как ни в чём не бывало. Продолжая скалиться, растворился в воздухе в тот самый момент, когда шар лопнул, и огненное облако, вспучиваясь, начало ломать, как спички исполинские колонны...
   Блестящая грандиозная стена пирамиды всколыхнулась. Из рядов проёмов в её нижней части, как из адской топки, вырвались снопы колючего огня. В следующее мгновение колоссальное сооружение разорвало на части. Ослепительно сияющее облако плазмы, сбросив, как шелуху осколки, поднималось в центре города. Кольцо ударной волны с рёвом неслось по крышам, вздымая огромный бурун, как на воде. Бесчисленные трещины змеились перед этим валом, дробили всё на своем пути, подкашивали башни. Вал поглощал купола, сметал останки башен, и всё исчезало позади него в дымной бездне. В облаках пыли, как блестки фейерверка мерцали мириады искристых драгоценных камней...
  
   Глава 1.
  
   09 декабря 1991 года, борт СРТМк - 8081 "Высота", Центрально-Восточная Атлантика, район Сьерра Леоне.
  
   Вы любите смотреть на воду? Ах, да, нужно хотя бы раз побывать на каком-нибудь судне в море.... Это то же самое, что и смотреть на огонь в печи, почти то же самое, завораживает. Я стоял, облокотясь на планшир, и неотрывно наблюдал игру бесконечно изменчивых, живых узоров из пены и пузырьков на потревоженной судном лазурной поверхности. Тропические воды - гладкие, волна ленивая и протяжная, форштевень и гребной винт беспощадно нарушают эту медлительную и вечную неспешность, порождая целый бурлящий мир. Он, этот мир, испокон приковывал взгляды моряков молодых и бывалых, уводил мысль в другую, отрешённую реальность.
   Я стоял, смотрел, с интересом вспоминая яркие фрагменты того необычного красочного сна, который снился мне накануне. Мне запомнились только отрывки, сильнейшее эмоциональное напряжение, страх, ненависть, полыхание апокалипсического огня, ощущение горечи какого-то поражения. Я летал на странной, почти живой машине, с кем-то яростно сражался.... Картины сна неожиданно всплывали в памяти яркими пятнами, но мне никак не удавалось собрать их воедино.
   Мда, чтива всевозможного в последнее время объявилось много, в рейсе поглощаешь его килограммами, потом снится всякая дребедень. Сейчас-то понимаешь, что - дребедень, а там, во сне, всё настолько реально.... Наверное, такие сны бывают у всех. Не просто бежишь там куда-то, отстреливаешься, но буквально проживаешь некие события. Пусть даже и навеянные непомерными дозами фантастики на ночь...
   Было около 8 - 30 утра, я только сменился с вахты в машинном отделении. Кстати, сегодня, девятого, мой день рождения, и как-то совсем не чувствовалось этого. В самом деле? Я прислушался к себе. Нет, определённо не чувствуется. Вот, сейчас выберут трал и готовьтесь, товарищ Логинов, на подвахту. А денёк обещает быть.... Я глубоко вздохнул полной грудью чуть пьянящий своей свежестью, напоённый йодистыми ароматами, утренний воздух. Ни ветерка.
   Солнце только-только поднялось, окрасило в божественно-красивые и нежные, прозрачно-розовые цвета гряды облаков на горизонте, ослепительно высеребрило поверхность моря. Какое грандиозное, невероятное великолепие! Сияющая чистейшим серебром даль, где на берегу увидишь такие картины? Господи, боже мой, идти перебирать рыбу.... Как не хочется, просто кощунство какое-то против этого моего дня!
   Нормальные люди там, дома, по такому поводу могут взять отгул, отпроситься за свой счёт, прогулять, наконец. Там, дома.... Мои мысли в мгновении ока перенесли меня за тысячи миль от сюда, домой, в Калининград, где ждала меня моя Наталка с годовалым Ванюткой.
   Сладостная тоска ожила под сердцем. Нет, что ни говори, мне было приятно жить и работать только уже от одного предвкушения того, что мы вновь встретимся через какие-то четыре месяца. Нет, теперь уже - три. Месяц с гаком, как вышли из Дакара.
   Господи, как всё же хорош мир, прекрасна жизнь, и как мало надо человеку до полного счастья! Может, я идеалист, и горькие разочарования ждут меня? Не знаю. Чему быть, того не миновать. Мне хорошо сейчас. Точка. Я размечтался. Вот, пойдём в Санта-Крус, я куплю ей.... Что-нибудь эдакое... Чего только я ни куплю ей и Ванютке!
   Интересно мы с ней всё-таки познакомились. На свадьбе моего друга. Она - волшебная женщина, я не понимаю того человека, который бросил их.... Ванютка, её сын, такой деловой, мировой пацанёнок, с характером, забавный. Едва мы познакомились с ней - будто только и ждали друг друга, соскучились, и вся прошлая жизнь до того - серое смутное пятно. Словно я знал её, а она меня сто или тысячу лет назад, в неведомых прошлых жизнях. Я хлебал своё счастье каждый день ложками и не верил сам себе. Разве бывает такое? Жизнь обрела и вес и смысл. Вы видели когда-нибудь счастливого человека? Этот человек - я...
   - Ты здесь, Евгений? - пробубнил сзади голос старпома.
   Я оглянулся. Он вышел из коридора главной палубы и остановился у трапа наверх, на траловую палубу, окинул меня своим чуть насмешливым взглядом прищуренных карих глаз.
   - О Наталке своей стоишь- мечтаешь? Ну-ну. Лучше морально готовься, - он кивнул в сторону траловой палубы.
   - Да я уже привык, Михалыч. Кроме нас с тобою, похоже, никто ловить на этом пароходе не умеет. Если на "Высоте" рыба, так после вахты старпома и третьего механика.
   Михалыч довольно хмыкнул. Оно и понятно: улов - заслуга штурмана.
   - Ущельице тут какое-то, груды камней. Я эту трассу ещё в прошлом рейсе заметил. Рыбы много в нём.
   Старпом дунул в беломорину, чиркнул спичкой. Пустив струйку дыма, прислонился к фальшборту. Не вынимая изо рта папиросы, спросил:
   - На тебя пару перчаток новых взять у рыбмастера?
   - Угу. Сколько тралить ещё?
   - С полчаса.
   Это хорошо. Можно немного расслабиться в салоне с кружкой чая и пачкой старых газет. На фоне разлившегося до самого горизонта озера расплавленного серебра чёрной тенью показался силуэт другого траулера примерно в миле от нас. Это был "Козерог" - посудина поновее нашей, один из последних СРТМов. Район Сьерра-Леоне недавно открыли для промысла, и здесь пока было только два парохода нашей базы - "Высота" и "Козерог".
  
   Я сидел в кают-компании, слушая, как металлически бренчат ролики на палубе сверху - выбирали трал. Чай остыл, и я, отставив кружку, пододвинул к себе подшивку "Науки и жизни". Читать особо не хотелось, но и идти глазеть выборку тоже не хотелось. Апатия какая-то. Открыл наугад, внимание привлекло изображение небольшой карты и надпись - "Сьерра-Леоне". Интересно.... Изломанная, схематичная линия африканского побережья, квадраты координат, а в море пунктиром обведён какой-то контур.
   Перевёл взгляд на заглавие: "Лоза указывает Атлантиду". Стал читать. Небольшая заметка рассказывала о том, как кто-то там попытался с помощью рамки по карте мира найти затонувшую Атлантиду. Рамка ткнулась в районе западнее Сьерра-Леоне. Этим заинтересовались, и разные люди, владеющие лозой, независимо друг от друга, провели этот опыт, результатом которого и была сия смутная карта.
   Интересно, мда.... Не здесь ли мы тралим? Вытащим какую-нибудь мумию и втюхаем за конкретные бабки, это тебе не рыба-капитан.... "Ущельице тут какое-то", - всплыли в памяти слова старпома. Странное каменистое ущелье среди илистых отмелей...
   Зевнув, захлопнул журналы. Схожу, всё-таки посмотрю, чего там Бог послал.
   В коридоре столкнулся со стармехом, который грузно шагнул из Машины через запасной выход - дверь как раз была в этом проходе, недалеко от кают-компании. Хмуро глянув на меня из-под кустистых бровей, кашлянул. Поздоровался, значит; приветствие такое. Жду, чего скажет.
   - Всё газетки читаем? Замеры топлива где? - хрипло дыхнул он перегаром, концентрация которого была, наверное, близка к огнеопасной.
   Ну, такая мелочь. Сам-то ты, где был? С похмелья ещё не пробудилась живость ума, чтобы прицепиться к чему покруче.
   - Будут. Сегодня ещё не мерил.
   Вот повезло с Дедом в этом рейсе. Две недели на кочерге сидел, всё без него крутилось-вертелось, теперь точно что-нибудь отвалится.
   Опять кашлянул. Теперь это был признак раздражения.
   - Ты что, третий механик, не знаешь, сколько у тебя топлива?
   Двинуть бы тебе, блин, по "фейсу".... Какой же я, всё-таки, мирный товарищ.... Мы мирные люди...
   - Знаю.
   - А отстой в "расходке"? Иди вон, глянь, - кивает на дверь машинного отделения.
   - Сливал.
   - Сливал-сливал, ты сепаратор чистишь вообще?
   Ну, началось.... Одел бы хоть, морда, противогаз...
   - Я знаю, когда чистить, когда не чистить.
   Стармех грубо выматерился в духе "Вася, ты не прав".
   Пожав плечами, заворожено изучаю выпроставшееся из не застёгнутой снизу "тропической" рубахи пузо Деда. Пузо не шибко большое, но на волю просится. Моряк без пуза, что баржа без груза.... Злюсь, но понимаю, что бедолаге, сейчас худо шибко.... Ну, всё или нет?
   - Чтоб сепаратор помыл сегодня, прямо сейчас, если подвахты не будет. Если хоть один топливный насос на Главном заклинит... - туго соображает, так и не придумал, что "если". Но по виду понятно - ничего хорошего. - Всё понял?
   Кажется, теперь - всё. Разминулись в тесном проходе. Дед заковылял запоздало пить чай. Сунулся в салон - всё убрано, завалился на камбуз. Вот, послал Бог подарка. Как говорил один мой приятель: "куда тут денешься, с подводной лодки". Но ведь любому терпению приходит однажды конец, верно?
   Я поднялся по трапу на траловую палубу, зажмурился от брызнувших в глаза ярких солнечных лучей. Бог мой! Пузатая, чуть стянутая местами, колбасина выбранного трала занимала всю палубу. Да тут больше десяти тонн! Поискал глазами Михалыча и прошёл еще выше, к рубке. Где-то бродит...
   Выкрикивая что-то и матерясь, внизу суетились моряки, боцман пыхтел возле грузовой лебёдки. К утру стало заметно покачивать, и такой улов требовал недюжинной силы и сноровки, чтобы высыпать его в "карман" для рыбы на корме. Всё и не влезет...
  
   Подвахта тянулась невыносимо. Странная штука - время: то оно летит, то тянется бесконечно. Мотористу Петру повезло - заглушили Главный двигатель и легли в дрейф. Рыбы, похоже, и на Петрухину подвахту хватит. От её мелькания на ленте транспортёра уже рябило в глазах, я начинал путаться и отбрасывать не ту рыбу и не туда. Чертыхаясь, останавливался. Вомер с листом остаются на транспортёре, жёлтая сулема с мутными глазками - влево, капитан - вправо, бабочка - в корзину справа сзади... и т.д. Сортов шесть шло рыбы, плюс всякое несъедобное...
   Чёрный от загара боцман Пахомыч орудовал в "кармане" зюзьгой, нагребая нам рыбу на транспортёрную ленту. Один из двух Сьерра-Леонских представителей вышел на палубу - худосочный длинный негр Джон. Мы его так звали, а его родное имя - язык сломаешь. Вышел, глянул на улов, зевнул, степенно удалился, а ведь тоже должен работать, сукин сын.
   Я не испытываю расистских чувств, но ей-богу, за шесть лет моей работы, не видел ещё ни одного трудолюбивого представителя местных братских стран. Редко кто из их шатии стоит рядом и бросает рыбу, и особенно вольготно они чувствуют себя на наших, русских пароходах. На уме один бизнес - "ченч", свободно владеют матом и прекрасно находят общий язык с нашими, у которых на уме тоже одно - заквасить. Вот такая гармония и дружба народов. "Руський-африкана дурук? Дурук. Ну, дувай, саня, ченч накуй...". В качестве платы за спиртное и всякую мелочь шло хозяйственное мыло, сандалии типа "Скороход", любые шмотки, дизельное масло, напильники, подшипники, цветной металл, одеколон, мороженая рыба, наконец. За барракуду, к слову, готовы были привести в порту на судно чернокожих жриц любви...
   Я вновь посмотрел на боцмана, который сейчас подбирал упавшую с транспортёра рыбу. Вот, кому лафа. Небось, уже раковин красивых прибрал с пяток там, в "кармане"...
   Сашка - радист (один из пяти наших Александров), стоял рядом. Перехватил мой взгляд, словно прочитал мысли и крикнул боцману:
   - Пахомыч! Ты, чёрт старый, тебе ракушки ни к чему. Пару зубаток мне отложи!
   Тот обернулся. Неизменный, не стряхнутый окурок, уже изогнулся вниз пеплом. Не ответил и снова отвернулся.
   -Вай, какой, - сказал Сашка с грузинским акцентом, смешно сморщившись, - слюшай анэкдот про грузина...
  
   Разговорились о том, о сём. Время пошло быстрее. Радист - мужик юморной, ходячая антология анекдотов и морских историй. Сам плотный, невысокого роста, голос громкий, напористый и с хрипотцой, смех настолько заразительный, что даже Пахомыч иногда улыбнётся: "От, балабол, мля...". Молоть языком Сашка мог почти без остановки, и замолкал, казалось, только чтобы перевести дух и вспомнить ещё чего-нибудь. Когда я рассказал о том, что Дед очнулся из алкогольной комы и страшно зол, радистом вскользь было замечено, что старший механик - настоящий спортсмен по литрболу и гребле со стола, Дед-герой, у которого грудь моряка и жопа старика, и вообще он, говоря по-английски, "мир - дверь - мяч". До меня не сразу дошло, что это значит, потому что Сашка вспомнил ещё что-то "в тему". Рассказывал он очень смешно, с мимикой - и чего в море делает?
   Подошёл рыбмастер. Ростом ещё ниже радиста, метр с кепкой, но парень крепко сбитый, ладный. Загорелые бицепсы внушали уважение, однако кичливость была чужда ему совершенно. На боку висел солидный нож, на голове - повязка от солнца. Если бы не вполне современная и задубевшая от солёной воды джинсовая роба, которая вся блестела от рыбьей чешуи, он бы был похож на флибустьера. Звали его тоже Саня.
   - О, тебе чего, Чешуя? - бросил весело Сашка-радист.
   Но тот был серьёзен, кивнул мне:
   - Давай-ка, земляк, подмени боцмана, он в рыбцех пойдёт. Терехов сомом руку наколол. Михалыч, принеси бинт, перекиси там, всё такое, я постою здесь за тебя.
   Старпом, который был и за судового врача, обмыл резиновые перчатки под струёй из шланга, с хрустом снял их.
   - Что, сильно?
   - Прилично засадил.
   Острый костяной шип на спине морского сома был настоящим проклятием. Рыба живучая, сразу пыряла им, едва до неё дотронешься; а, умирая, выставляла почти перпендикулярно телу. Я пролез под транспортёрной лентой и вышел на середину палубы. Ладно, поковыряюсь в "кармане", авось найду чего.
   - Добычу пополам! - внушительным голосом с хрипотцой бросил мне вслед радист.
   - Дудки.
   - Ну, погоди, придёшь ко мне радиограмму давать своей Наталье!
   - У тебя чешуя на нос прилипла.
  
   Почти полдень. Тропическое солнце беспощадно изливает на мир свой свет и жар, палит так, что невольно хочется ссутулиться, вжать голову в плечи. Здесь, в рыбном "кармане", тент не предусмотрен, и надо орудовать весьма живо, чтобы улов не успел испортиться. Посему, приходится не только отправлять добычу на транспортёр, но и поливать, поливать водой из шланга...
   Струя забортной воды лихо обнажала обитое нержавейкой дно "кармана", обрушивала новые пласты влажных, ещё подрагивающих телец. Лист и вомер, в основном. Зеленая и плоская, эта рыба действительно похожа на листья, и зюзьгой черпать её довольно муторно.
   Вот, камень, интересный какой.... Я наклонился и подобрал необычный обломок, кусок стеклянистого минерала без острых краёв, рыжеватого оттенка, матово-полупрозрачный. В какой печи его так оплавили? Повертел в руках и швырнул за борт. На кой он?..
   Мелкие, светло-коричневые ракушки с шипами. Их много, попадаются красивые, но такие уже у меня есть всяких видов. Все равно отложил несколько. Зубатки - редкость, но бывают, как грибы, - сразу несколько штук вместе увидишь. Находить грибы в лесу - азарт примерно такой же. Что-то чёрное вон там! Неужели Чёрный Принц? Такая везуха! Сашка-радист сдохнет от зависти! Я даже представил его физиономию, как он с деланным безразличием брякнет: "Да ты азартен, Парамошка. Даже не увидел, что товарец-то с изъяном!". Даже если изъяна никакого не будет.
   Я направил струю воды. Нет, слишком большое. Опять булыжник? Больно ровный что-то.... Тьфу, бутылка какая-то, рано обрадовался. Наклонившись, подхватил бутыль, чтобы отправить её обратно за борт, и чуть не выронил - такая холодная, тяжеленная и скользкая, будто кусок льда. С любопытством повертел её в руках, встряхнул. Не булькает, но по весу не похоже, что пустая. Литра на полтора, блестящие, эбеново-черные бока, короткое и узкое, семигранное горлышко, скрученное в спираль. Очень необычно.... Пробки нет, даже намёка на отверстие не видно - сплошное стекло-нестекло? Как будто запаяна.
   - Эй, заснул, что ли! - громкий возглас радиста за спиной заставил вздрогнуть. Сашка даже пролез под транспортёром, чтобы увидеть меня. - Ага, нашёл что-то. Ты рыбу, рыбу-то давай!
   - Даю, даю, - я взял черпак.
   - Чего это чёрное?
   - Бутылка какая-то.
   - Хороший фуфырёк. Осталось русалку до полного счастья. Ха-ха. На закусь. Давай рыбу!
   В это время левая фальштруба утробно уркнула, выдохнув облако сизого дыма. Глухо забухало внизу - запустили Главный двигатель. Часов нет на руке, не знаю даже, который час, но, судя по всему - не долго мучаться осталось. Палуба ритмично подрагивала, бурун воды вспенился за слипом - подключили винт. Пароход ощутимо ожил, завибрировал весь, тронулся с места. Качка стала более острой, но всё же не сильной.
  
   Без пяти двенадцать я зашёл в каюту умыться. Сергей - второй механик, возлежал на диванчике, ноги на столе, а в руках какой-то пёстрый журнал - морально готовился к вахте. Второй рейс мы вместе, характерами сошлись, работали бок о бок в Машине при любом аврале - по его заведованию или по моему, не важно. В отличие от стармеха, он никогда не "растопыривал" пальцы, хотя и был старше меня и тоже умел водку пьянствовать. Мы просто работали. Если надо - сутками.
   С такими, как Сергей - почти всегда легко. Сверхобщительность и простота - его черты, но и некоторая обидчивость - тоже. Правда, обиды, если случались, были какие-то детские, недолговечные. Серёга - это большой ребёнок, таких и обижать-то нельзя, жалко. Однако это не мешало ему быть хорошим спецом, у которого есть чему поучиться. Мысль его - живая, быстротечная и непоседливая, как и он сам. По механическим проблемам с нашими "железяками", он был способен почти мгновенно находить оригинальные решения и затем воплощать их - руки, как говорится, росли, где надо. Щуплый и задиристый балагур, каких поискать, Сергей любил шумные компании с песнями, своим гоготом оглашал весь пароход. В отличие от Сашки-радиста, который был неистощим на хохмы, второй механик обожал едкие и остроумные морские подначки; и когда эти два кадра оказывались за одним столом, начиналось шоу.
   Мой уолкмен со встроенными микродинамиками орал на полную катушку.
   - Заходи, Третьяк, - так он меня называл, наверное, от слов "третий механик" (прозвища с легкой Серёгиной подачи на этом пароходе прилипали напрочь ко всем).
   - Хочешь тёлок посмотреть?
   - Иди ты, - отмахнулся я.
   Он ехидно хихикнул, густые усы на его худосочной физиономии встопорщились.
   - Джонни, наш чёрный друг, уже растлевает команду. Порнуха африканская, а тётки - белые. Чего это у тебя?
   Я с тяжёлым стуком поставил бутыль на палубу.
   - Видал, какая ракушка. Не знаю, что с ней делать.
   - С подвахты, что ли, приволок? Пустая?
   - Пустую бы выкинул, тяжёлая, но не булькает. Залито по пробку, вино древней Атлантиды. Как раз на день рождения мне подарочек. Форма чудная.... Не встречал таких?
   - Не. Вот, работал я, год назад, на "82-29-м", своим ходом шли, дак в Северном море кег с пивом выловили. Это я понимаю, бочонок 60 литров "Будвайзера", а не хрен собачачий. А это.... - он критически прищурился. - Хренотень. Ну, открой, нюхнём. Тебя-то обмоем, без вопросов - бражка уже должна созреть. Дед с Лампой (электромеханик), понятно, у Джона все запасы выжрали. Нам только это и осталось, - бросил журнал на стол, тот упал на край и развернулся на всю свою непотребность.
   Дверь со стуком распахнулась. Моторист Петро с напущено-грозным видом возник на пороге.
   - Та-ак, лежим, баб смотрим, а на вахту? - рявкнул своим неподражаемым говорком. Белорус.
   - От, и бутылка уже есть. Понятно, так, - закрыл дверь. - Твоя? - смотрит на меня.
   - Моя.
   - Товарищ второй механик - в Машину. Мы с Женьком тут покалякаем. Баб оставь.
   - Ты лучше намекни там повару о том, чтобы закуска была к вечеру. По полной программе. Третий механик, мол, приглашает на день рождения.
   - Ну, это разговор деловой. - Петро потер руки.
   - То-то. А то, понимаешь, раскомандовался тут, - второй подмигнул мне.
   - Пробу спущусь снимать через десять минут. - Прозвучало, как "спушшусь".
   Моторист по-солдатски развернулся и исчез за дверью. Интересный, всё-таки, мужик Петро, родом откуда-то из-под Гродно. Надо было слышать его неповторимый говорок. Особенно такие перлы, как "яго" (его), где "г" больше похоже на "х"; "чаго", в котором "а" после твёрдого "ч" получается тянущимся и громогласным. Или - "у чом прычына?" - любимая присказка, повторяемая по поводу и без....
   В нашем Петро так и сидела некая флегматичная и неспешная, нерасторопная "деревенщина". Долговязый и худощавый, с крепкими, кажущимися большими и непропорциональными руками, спокойный, как танк. Этими руками, загрубелые ладони которых были покрыты сеткой черных трещинок, он мог, уверенно и не спеша, перебрать целый движок. Причём - грамотно перебрать. Я, ничуть не стесняясь, многому поучился у нашего моториста, хотя и был третьим механиком.
   Петро являлся полной противоположностью Серёге по темпераменту, но они неплохо друг друга дополняли, как левый сапог дополняет правый, и работать с ними - одно удовольствие. Неплохая подобралась "машина", если не считать пьяницу Деда и заносчивого толстого электромеханика, которые сразу нашли общий язык за стаканом.
   Сергей встал. Его сухощавая низкорослая фигурка выглядела в "тропических" шортах по-пионерски забавно. С любопытством посмотрел на бутыль, отодвинул её носком шлепанца с дороги.
   - Чудной штоф. На кой ты его приволок? Будет беспорядок в каюте, за яйца подвешу.
   Какие мы грозные...
   Когда он ушёл, я с минуту задумчиво разглядывал свою добычу. Выкинуть? Больно необычная и больно интересно, что же там внутри. Ладно, до вахты потерпит. Вскрою понюхать и выкину. Открыв дверцу под раковиной, задвинул холодную тяжёлую бутылку за мусорное ведро. "Всё никак не нагреется", - подумалось.
   Выключив уолкмен, пошёл на обед. "Надо топливо померить...", - голова переключилась на другое. "И - в "ящик", спать"... (Койки имеют борта, чтобы не вывалиться при сильной качке, поэтому название "ящик" - одно из справедливо общепринятых.)
  
  
   - Судовое время 15-30, команда приглашается на чай, - простужено пробормотал дряхлый динамик "спикера" искажённым голосом второго штурмана. Громко продребезжал на переборке у изголовья и разбудил меня.
   "Гад, - подумал я про Серёгу, - вечно включит на полную катушку, лень меня будить идти...". Надо вставать, ладно, пять минут сна погоды не сделают. Главный двигатель мерно ухал внизу. Спрыгивая со своей верхней койки, глянул в иллюминатор. Так и есть, ползём с тралом. Ленивые буруны воды медленно - узла четыре - перекатывались назад, а суетливые солнечные зайчики по подволоку и переборке мерцали и ползли наоборот - по ходу судна.
   Сполоснув лицо, взглянул в зеркало, поскрёб щетину на подбородке. Отпустить бороду, что ли? Бриться лень, не для кого. Никак не представить свою физиономию с бородой. Наталка в обморок упадёт. Натали.... С теплотой на сердце и сладкими грёзами вышел в коридор и зашагал в кают-компанию. Надо бы письмо черкануть...
   На чай повар наварил манной каши и напёк булочек. Недурно, по-моему, но всегда находятся недовольные. Юрий - один из матросов - здоровенный, совершенно квадратный мужик, едва распахнул дверцы салона (по-ковбойски, чтобы болтались сзади), и, брякнув басом своё "приятного компота", узрел белизну каши и сморщился. Человек-гора.... Конечно, его легче представить в шкурах у неандертальского костра, с мослом мамонта в огромных ручищах, чем склонённого в три погибели над жалкой тарелкой манной каши.
   - Ешьте, детки, кашу. Каша - мать наша, - гундел он, как в бочку, устраиваясь на дерматиновых подушках сиденья у переборки под иллюминатором - своём коронном месте во главе стола. Сиденье жалобно крякнуло, принимая недюжинный вес. - Не хотю я касу, мать васу...
   Наливая дымящегося чая в кружку, глянул на меня невинным светло-серым взглядом.
   - Чего не здороваешься?
   - Здорово.
   - Здоровее видали. Ты кашку-то ешь, ешь, а то совсем высох там в своей Машине, зачах чего-то.
   - Да Дед, понимаешь, всё соки сосет. Пришиби ты его, что ли? Раз такой здоровый. Даже не заметишь.
   - Ещё руки марать. Я на него просто лягу. Скушай мою порцию кашки, выручи, братишка.
   - С удовольствием. Съел сам, помоги товарищу, закон моря.
   Я ел с нарочитым смаком, а Юрка глядел на меня так, будто я хрупал живых червяков или лягушек - с отстраненно-непонимающим сочувствием, прихлёбывая горячий чай и закусывая толстым ломтем булки, на которую взгромоздил не менее толстый слой масла и посолил. (Булочки были сладкие). Я решил его "добить":
   - Погоди вот, скоро останется одна икра "заморская". Даже маслица не будет намазать - только икру. Ну - сольцы ещё...
   Юрка на мгновение перестал жевать, но выражение его лица не изменилось.
   - Я тебе буду скармливать, - пробурчал он с набитым ртом, громко хлебнул чая, и челюсти его вновь заработали.
   Закусив, я посмотрел на часы. Ещё было без пятнадцати четыре. В салон, зевая, вошёл старпом. Церемонное "приятного аппетита" так и пропел на выдохе.
   Неожиданно вспомнилась статья про Атлантиду. Я подошёл к столу с подшивками и быстро отыскал её, пока Михалыч топтался у камбузного окошка, показал ему.
   - Мы не здесь тралим?
   Он посмотрел на цифры координат.
   - Нет, восточнее миль на сто пятьдесят, вот здесь где-то, - ткнул пальцем у самого берега. А что это?
   - Атлантида.
   - А.... Решил, что твоя бутылка оттуда? Ну-ну. Получишь Нобелевскую премию, не забудь поделиться.
   - Нет, куплю свой траулер и приглашу на должность капитана. Пойдешь на повышение?
   Юрка брякнул пустой кружкой в "амбразуру" камбуза.
   - Спасибо, - бесцветным голосом бросил туда же, в вдогонку кружке. - Я на твой траулер не пойду - точно. Не могу жрать одну кашу...
   - На здоровье! - донёсся бодрый ответ повара из окошка.
  
   Оставшиеся до вахты десять минут я просидел за подшивкой "Науки и жизни" и нашёл ещё нечто интересное, заставившее напрягаться мои мозги в бесполезных попытках вспомнить то, чего в них определённо не было.
   "Вимана - летательный аппарат атлантов?" - вопрошал заголовок и сразу приковал к себе моё внимание. Смутная картинка изображала странную и неуклюжую конструкцию с крыльями. Чушь, совсем не то.... Стоп, - тут же спохватился. Как не то? Почему это я так уверен, что на картинке совсем не то?
   Но тут были ещё фотографии. На одной - изображение, выбитое на камнях храма Сети I в Абидосе, Египет. Не смотря на плохое журнальное качество, здесь явственно проступали контуры самолета, танка и вертолета. На другой иллюстрации - снимок странного золотого украшения-талисмана в форме реактивного истребителя с открытым фонарем кабины. Найдено археологами в Перу. Там же - рисунок с надгробной плиты жреца племени майя - почти чертеж в разрезе ракетной капсулы с пилотом, приборными щитками, рычагами и струёй пламени сзади. "Этим артефактам несколько тысяч лет" - гласила подпись. Последние картинки мне приглянулись почему-то больше, чем первая.
   С интересом стал читать об исследованиях наших энтузиастов-историков. Оказывается, почти необъяснимых свидетельств из невероятно далёкого прошлого гораздо больше. Железный болтик с резьбой в окаменелом куске осадочных пород, которому вообще пара миллионов лет, бетонные кубические блоки в угольных пластах Германии. Или - вот: окаменелый след рифлёной подошвы ботинка с прилипшим к ней, раздавленным трилобитом... Слово "вимана" встречается в индийских трактатах, столь же древних, как легенды Махабхараты - повествование о страшной войне богов.... Летали вимана, якобы, используя реактивную струю испаряющейся ртути.... И далеко так улетишь? Что-то не то, но почему именно ртуть? Мда, чёрт побери, как интересно...
   Вимана, вимана - вертелось в голове, когда шёл в Машину. Где я уже слышал это словечко? Хотя готов был поклясться, что - нигде.
  
   Вечером, после моей вахты (она с 4 до 8 часов два раза в сутки), было весёлое застолье. Повар Николаевич - мужик большой, грузный и добродушный. Большая часть черепа - блестящая, будто отполированная лысина, баки - пока густые, похожие на пучки серой ваты. Постарался Николаевич от души. Стол ломился от тарелок с горами аппетитной рыбы в тесте, консервированной ветчины и жареной картошки. Были здесь и солёные огурцы и сыр порезан, и колбаса, и хлеб. У меня глаза разбежались, есть хотелось изрядно.
   - Ну, Николаич, уважил, спасибо!
   - Мы завсегда, пожалуйста.
   Выпили. Брага из яблочного сока - адское зелье с хмельно-сладким вкусом, камнем ложится в желудок, но это быстро проходит, как только она даёт в голову.
   - Ты, Женько, закуси-ка, закуси, - повар наклонил банку и двумя пальцами ловко, просто профессионально выудил огурец, по отечески протянул мне. - На-ка вон, огурец гарный. Ешь, главна, с днём рождения тебя. Сейчас ещё достану, порежу, давай...
  
   Было весело. Ели, пили, что называется - по страшной силе. Пьяно распевали под гитару всякую ерунду. Наш стармех, Семёнович, немного омрачил веселье. Придя и грозно конфисковав половину запаса браги - а это две трёхлитровые банки! Но я задней мыслью подумал сквозь хмельную пелену, что это и хорошо; сознание неотвратимости предстоящей ходовой вахты не давала расслабиться, как следует. Брагу почти выпили, стали играть в карты, и я всё время, как проклятый, оставался в "дураках".
   Помню, пришёл Саня-радист, принёс мне поздравительные радиограммы, его тоже усадили за стол, налили. Всё казалось - мало. Я уже хотел лезть за своей находкой (до неё руки так и не дошли сегодня), но не понадобилось. Николаевич принёс ещё банку из своих запасов, добавил закуски.... Короче говоря, не помню, как и забирался к себе на койку, провалился в сон, как в тёмный омут...
  
  
  
  
   Глава 2.
   10 декабря.
  
   Снилось что-то тревожное, муторное, полукошмар, как и положено после ударной дозы крепкой браги. Кто-то или что-то гнало меня, преследовало, я убегал отчаянно, запутывая следы, забираясь в какие-то дебри, лабиринты. Всё - серо-чёрное, подвалы, лестницы, этажи, шахты, огромная и пугающая высота. Натуральный, реальный страх, почти ужас - такой, какого я в жизни-то никогда не испытывал - захлестывал всё моё существо, овладевал полностью, без остатка всю душу и каждую клеточку тела. Я с трудом бежал сквозь почти физическую пелену страха, как сквозь некую жидкость.... В общем, это невозможно точно описать, и дай бог, чтобы переживать подобное довелось только во сне.
   И снова - чувство потери, поражения, неизбежной гибели. Настолько глубокая безысходность, словно сама Смерть собственной персоной стоит в саване прямо за спиной и смотрит провалами глазниц, в которых чёрная бездонная, всеобъемлющая пустота и небытие...
   Я искал, лихорадочно искал что-то, будто пытался спасти положение, не находил и знал, что найти не удастся. Ежесекундное ожидание удара, отчаянные поиски и блуждания в чудовищном пустынном, полуразрушенном городе, здания которого, мрачные и чёрные, подпирали мрачные небеса.... Такой сон; и пробуждение от него - истинное облегчение...
   Я думал, что, наконец, проснулся, даже вроде бы перевернулся на другой бок. Но бывает, снится, что ты просыпаешься, а на самом деле бредовое видение продолжается. В каюте вместо иллюминатора было почему-то большое окно, и там, за окном бегали люди, громко кричали. Я прислушался. "Смотрите, смотрите, что-то летит, смотрите!" - донеслось. По^дволок надомною оказался прозрачным, стеклянным, шёл дождь. Низкие, чёрные тучи озарил белый ветвистый высверк молнии, раскатисто загрохотало, яркий огненный шар, переливаясь разными цветами, отделился от одной из ветвей разряда и стал стремительно приближаться, увеличиваться в размерах, вытянулся сперва в овал, затем края заострились, и я увидел парящий в небе громадный глаз, который глядел прямо на меня.
   Дальше началось что-то странное и не менее трудно передаваемое на словах, но я попробую это описать. Глаз исчез, вообще всё исчезло, моё сознание оказалось в неком виртуальном пространстве без чётких границ, очертаний и деталей. Просто серая пелена, что-то незримое навалилось, распластало моё тело по невидимой стене, бесцеремонно вошло внутрь моего существа, раздробило сознание. Мне показалось, будто я рассыпался, на отдельные части, разделился. Понимаете, голова моя находилась в одном измерении, ноги - в другом, руки в третьем. Даже пальцы рук жили каждый сам по себе. Словно меня препарировали на столе, вывернули на изнанку, разложили по кусочкам и внимательно рассматривали. Да, я ощущал некое чужеродное, тяжёлое и холодное внимание, которое бесцеремонно изучало моё существо по частям, не принимая в расчёт такой пустяк, как неприкосновенность личности, сознания. Так, наверное, себя чувствуют крысы в лаборатории, когда учёные хладнокровно копаются у них во внутренностях, только этим крысам ещё и физически больно и дни их сочтены, я же скоро проснулся окончательно.
   В первые мгновения пробуждения было желание собраться в единое целое, сжаться, стать самим собой. Я весь съёжился и проснулся с коленками у подбородка и весь мокрый от холодного пота.
   О, чёрт, что это было?
   Включил свет у изголовья, посмотрел на часы. 3-30 утра. Всё равно пора вставать, да я больше и не смог бы заснуть. Нервная дрожь приступами брала меня. "Чёрт, чёрт, - повторял я с каждым приступом, ошарашенный и сбитый с толку. - Чего только не приснится спьяну.... Но таких снов не бывает.... Тогда что это?
   Спустился вниз, нащупал пальцами ног шлёпанцы, секунду справлялся с головокружением и приступом тошноты. Сколько же я выпил вчера? Внутри черепа, словно килограмм десять чугунных шариков перекатывается по нервам. Отходняк-с, господа, отходняк-с....
   Щёлкнул выключателем. Каюта залилась ярко-жёлтым светом. Боже, какой разгром.... Хэппи бёз дэй.... Сюрпри-из...
   Всё - бред, всё - дурной сон, нахрена же столько пить... Я цел, невредим, я здесь, сейчас живой.... Почти. 3-й механик СРТМк - 8081 "Высота" Пионерской базы Океанрыбфлота, Евгений Павлович Логинов, урождённый посёлка Строганово Ленинградской области, года 1964-го, декабря-месяца, 9-го числа, не верующий ни в бога, ни в чёрта, и ни в какие такие прибамбасы...
   Обильно смочив лицо водой, плеснул на грудь и шею, сделал несколько больших глотков воды. Потом разжевал две таблетки цитрамона и опять жадно припал губами к струе из крана. Говорила мне мама - не ходи, сынок, в море, не пей из копытца.... Козлёночком станешь.... А вообще, я ещё и ничего себе, держусь.... Как там Серёга? Небось, и не ложился. Пойду, пораньше его отпущу....
   Главный двигатель стоял, опять в дрейфе, слава богу, я был поистине счастлив по этому поводу: "тишина", "прохлада". Сергей распевал песни, оглашая машинное отделение не хуже Главного двигателя, явно соревнуясь с ворчанием вспомогательных дизель-генераторов. Вот, здоровья-то хватает...
   Спускаюсь по трапу в Машину. Где он тут? Так, под душем у котла. Осторожно выглядываю из-за пиллерса. Второй механик пел громко и упоённо, артистично шевеля бровями и широко раскрывая рот. Похоже, пение доставляло моему напарнику неизъяснимое удовольствие. Он, выдавая никудышным голосом, абсолютную словесную белиберду, серьёзно потряхивал головой под струями воды и делал церемонные жесты, словно оперный певец. Это была воображаемая ария каких-то немыслимо-фундаментальных аккордов мощного вселенского оркестра. Изо всех сил, до срыва на чудовищный фальцет, тянул классические, на его взгляд, модуляции, откашливался и закатывал глаза.
   Потрясное зрелище. Если бы мне не было так тошно сейчас.... Бедняга, у него ещё всё впереди.... Когда же они там разошлись-то? До сих пор пьяный.
   У Сергея иссякла русскоязычная абракадабра, он перешёл на нечто англо-подобное, состоящее из одних только звуков. В этот кульминационный момент, чёрт побери, он действительно был доволен собственным существованием и не замечал окружающего мира.
   - А-а-а ра-ра, чуру нап чу де-ээй!!! - закончил он и воздел долу руки, принимая, очевидно, бурю оваций и пошатываясь.
   Обратил в мою сторону просветлённый взгляд, и тут заметил, что не один; поперхнулся водой, и сипло промямлил:
   - А, ты.... Напугал, блин.
   Он выглядел так забавно, голый оперный певец, что я нашёл сил усмехнуться. Ночной кошмар развеивался мало-помалу, его уверенно вытесняли головная боль и звон в ушах. Сергей закрыл воду, взялся за полотенце.
   - Который час-то?
   - Иди, спи, Паваротти. Как ты живой-то? Да ещё поёшь.
   - Нам песня строить и жить помогает. Как чую, что вырубаюсь - под холодный душ. Закалка.
   Второй закончил свои процедуры, собрался, махнул мне рукой и, громко брякая шлепанцами, стал подниматься по трапу. Маленький, а ходит, как слон...
   - Женька! - остановился на полпути. - Запустишь Главный, проверь тут всё, сам понимаешь, мне не до того было. Залей масло в подшипники вала, ну и всё такое... Масло в канистре под верстаком.
   - Иди-иди, разберёмся.
   Задребезжал звонок телефона, ему вторило моргание синей лампы вызова. Я снял трубку.
   - Машина на проводе.
   - Здорово! Живой там? - голос Михалыча.
   - Живее всех живых. Что там, в мире слышно, как дела?
   - Как у графина: каждый норовит схватить за горло. Кэп только что ушёл с моста. Второй штурман в нашем ущельице трал оставил. Оторвал вместе с траловыми досками...
   - Понятно. Скоро?
   - Часа три ещё возни. Но в пять готовь машину, пойдём в поиск.
   Значит, минут сорок-пятьдесят можно продышаться на палубе. И на том спасибо. Я пошёл по машинному отделению, оглядывая приборные щитки. Цитрамон начинал действовать, головная боль чуть притупилась, полезли мысли. Вспомнилась моя странная бутылка. Находка эта обладала какой-то притягательностью, будоражила что-то внутри. Может быть - воображение? У меня оно богатое. Но пока слегка "тормозило", то ли с бодуна, то ли.... А что - то ли? Что это может быть? Кроме шуток? Больно необычная: абсолютно гладкая, без этикеток, литых надписей и тому подобное, гранёное горлышко; и главное - без следов векового воздействия воды, даже ракушками не обросла. Но почему я уверен, что она - вещь древняя? Действительно, почему? Скорее всего, кто-то выбросил совсем недавно. Право, не заслуживает столько внимания какая-то бутылка! Но мысли назойливо возвращались, как бывает не избавиться от бесконечно повторяющейся в голове навязчивой мелодии.
   ...В ней что-то тяжёлое, раз затонула... Странная тревога коснулась сердца - беспричинная, как в том сне.... О, нет, только не надо воспоминаний.... Эмоции, детские страхи, остатки ночного кошмара и повышенное содержание продуктов распада алкоголя в крови. Вот так и приходит она - "белочка". Хотя мне до алкоголика ещё далеко. Москва тоже, говорят, постепенно строилась.... Что за чёртовы ощущения? Словно некая скрытая струна необъяснимой опасности звучала внутри меня.
   Я решительно гнал это прочь. Работать надо. Точка.
   Но волны странного страха всё-таки накатывались, пробирали холодком. Я один в мерно шумящей Машине.... Огромный зал, полный механизмов, закутков и теней. Рядом - ни души, но чёрт, так и хочется оглянуться по сторонам! Детский сад. Я оглянулся. Никого, конечно. Положительно - ни Фредди Крюгера, ни Бабы Яги, ни Кощея Бессмертного.
   Знаете, некоторые умеют шевелить ушами, у кого рудиментные мышцы там ещё работают? Я не мог похвастаться сим искусством, но казалось, что мои уши шевелятся, напрягаются, как у дикого зверя, постоянно стремятся развернуться назад... Может, это и смешно, но мне правда было не избавиться от ощущения постороннего взгляда в спину. Воображаемый враг был невидим, неслышим, неосязаем, пробуждал во мне реакции дремлющих животных инстинктов.
   Бац! Короткий железный лязг со стороны Главного двигателя заставил вздрогнуть. Сердце зашлось, а в основании ушей аж тихонько хрустнуло от напряжения мышц, которых давно не было в результате эволюции человеческого вида.
   Спокойно! Ты совсем уже! Грохнулось что-то. Секунду ещё прислушивался, потом решительно двинулся туда. Бац! Теперь - чётко, за спиной. Я знал, что этот звук может издать только скользнувшая вниз металлическая ручка тисков, но дёрнулся, как от удара током, рывком оглянулся: точно, она. Крепко выругался. Ну, хоть убей, не помню - ручка вверху была, что ли? Бывает так, оставишь её под углом в верхнем положении, и она провалится. Я тиски не трогал.
   Пошёл вдоль махины Главного двигателя. Так и есть - гаечный ключ лежал на пайолах посреди прохода. Этим ключом Сергей выкручивал штуцера топливных насосов, когда менял клапана, и клал его всегда здесь, под рукой. Но как эта достаточно увесистая железяка могла спрыгнуть? Ключ не слетал оттуда даже в приличную качку, а сейчас - штиль полнейший.
   Подняв инструмент, я положил его на место - на полку топливных насосов, в выемку для сбора подтёков. Несколько мгновений постоял над ним в задумчивости. Ключ лежал мёртво, как и положено куску железа. Но не мог же он, правда, подпрыгнуть? Или Серёга оставил его на самом краю? Я затейливо вслух выругался и пошёл наверх проветрить мозги.
   Подсознательное напряжение ослабло, но полностью пока не исчезло. Вот не думал, что меня могут одолеть совершенно беспричинные страхи. Такое чувство, будто вот-вот в воздухе перед тобой материализуется нечто, призрак, нежить какая-нибудь. Полная ерунда. Поднимаясь по центральному трапу, я, конечно, не мог видеть тень, которая появилась в шахте машинного отделения сверху, со стороны запасного выхода.
   На воздухе было хорошо, свежо. Густая тьма тропической ночи казалось осязаемой, начиналась сразу за фальшбортом. Протяни руку - и пальцы погрузятся в жидкую холодную краску. Луны не было, только в редких разрывах черноты на небе серебрились блестки звёзд. Я вышел на траловую палубу, залитую светом всех прожекторов. Обе бригады матросов деловито копошились возле груды сетей - готовили запасной трал.
   Бутыль, бутыль.... Она всё не идёт у меня из головы - сходить взять, что ли? Да открыть прямо сейчас? Второй спит, как под наркозом, ему не помешаю. Откупорю, посмотрю, успокоюсь, да выкину за борт. Да, так и сделаю. Решительно повернулся и направился вниз, к каюте. Каково же было моё удивление, когда я не обнаружил своей бутыли там, где оставлял вчера - за ведром под раковиной! Пропала бесследно! И оставалось только гадать - куда.
   Волны головной боли чередовались с волнами тревоги. Слова "не в своей" тарелке подходят, чтобы описать моё состояние, но точнее к ним надо было бы прибавить "не все дома". Хоть и обидно малость. Я впервые переживал такое состояние, казалось, чуть ослабь контроль, и "крыша" поедет, как на салазках под гору. Если бы я только мог представить, идя в Машину запускать Главный, что доведётся пережить вскоре...
   Внизу, у верстака, взгляд снова приковала к себе рукоятка тисков. Теперь она была повёрнута горизонтально, и рядом, в лужице воды, валялась неаккуратно брошенная кувалда. Не было её здесь! Сие важное орудие всегда висело на своём месте в углу инструментальной доски. И откуда вода?
   Почему-то я не стал ничего трогать, повернулся к Главному двигателю и в проходе между ним и площадкой котла вновь увидел на плитах сланей гаечный ключ, - тот, который уже поднимал сегодня один раз. Боже, вот ещё не хватало мне здесь полтергейста. Не скажу, что сильно перепугался, но что-то вновь сжалось внутри комочком. "Я не хочу ничего такого!" - кричал этот комочек, частица меня, которая не желала слышать доводов разума.
   Но и разум сейчас был озадачен: я сам клал этот ключ на место. Качнуло, может быть? Что-то не заметил, пока ходил на палубу. Да, чёрт возьми, не заметил и точка! Со злостью вдавил кнопки пуска маслонасосов. Насосы взвыли с жужжанием, как демоны в преисподней. Наклонился за ключом. Так, чего доброго, в лоб прыгнет, и - на берег, господа, лечиться в стационар для умалишённых...
   Вот уж дудки. Ха-ха. Подумаешь - ключи прыгают. Так просто нас не возьмёшь. Однако чертовщина только начиналась. Безобидный, маленький, шумный полтергейстик.... Как хотелось бы свалить всё только на него!
  
  
   Старший механик стоял в своей каюте над осколками банки посреди пахучей лужи браги и был вне себя от ярости. Но как она выскользнула из рук?! Сука такая.... Из двух банок, которые он взял у механиков, это была вторая. Первая лишь разожгла аппетит, чуть подняла настроение. Электромеханику, с которым пил Семёнович, много не надо было. Эта доза напрочь свалила его в летаргический сон, сам Дед только вошёл во вкус, когда случилось такое несчастье...
   В четвёртом часу ночи, незадолго до того, как я пробудился в холодном похмельном поту, Семёнович осторожно вошёл в нашу каюту и включил лампочку светильника над столом. Убедившись, что я ещё сплю, а Сергея нет (он распевал песни в Машине), стармех брезгливо окинул взором грязную посуду на столе, объедки, пирующих тараканов и окурки, взял банку с остатками браги. Сопя, взболтнул осадок, тихо выругался. Этого было мало. Очень мало. Несокрушимая жажда заставила его взглянуть в остальные банки, которые стояли под столом, погнала к нашим шкафчикам.
   У нас всегда был одеколон, заготовленный для вышеупомянутого "ченча" с обитателями жарких стран, сиречь оные обитатели особо чествовали вещи попроще и с запахом пояростнее, типа "Шипра" или "Тройного". Дед знал это, но сейчас одеколон был спрятан надежнее, ибо это вечная история с любителями выпить всё, что горит: не спрячешь, вырастут "ножки".
  
   Поистине с огромным терпением великомученика, стармех методично обшарил шкафы, ящики в столе, под койками, шкафчик над умывальником и, наконец, запустил руку за дверцу под раковиной. За мусорным ведром его пальцы нащупали что-то гранёное и холодное, вроде стекла. Через секунду, торжествуя, Семёнович извлек на свет объёмистую и тяжёлую, чёрную бутыль.
   - Вот, где у них заначки! Спрятать захотели. Ладно, отолью половину, остальное поставлю на стол, будто так и было.
   Его ничуть не удивила ни форма посуды, ни цвет, ни объём, ни даже подозрительная холодность. За свой век этот товарищ повидал столько всяких бутылок и перепробовал столько всякого их содержимого, что теперь ничего, кроме удовлетворения не испытывал.
   Теперь, когда нервная система более-менее пришла в равновесное состояние, Дед вернулся к себе, наспех убрал из-под ног останки банки и вытер разлитую брагу. Затем, вооружившись штопором, приступил непосредственно к исполнению главной задачи. Поковырял, задумчиво почесал затылок: пробки не было, горлышко словно оплавлено стеклянистой массой, из которой была сделана сама бутыль. Штопор даже не оставлял царапин.
   - Ликер, какой запаянный, что ли? Должно же как-то открываться...
   Семёнович провозился минут десять, ковырял штопором, шкрябал ножом, тыкал ножницами, долбил отвёрткой, но всё было бесполезно. У него, конечно, зародилось сомнение: выпивка ли это вообще? Но теперь упрямство и любопытство взяли верх.
   "Что они, горлышко как-то в котёл пихнули? Запаяли, чтобы никто не выжрал?" Он потряс бутыль, вновь пытаясь услышать благозвучное побулькивание, ощутить перекатывание массы жидкости, но ничего подобного не наблюдалось.
   "Хорошо б...дь нах... запаяли, в рот им ноги", - последними словами вычурно матерился стармех, на лбу выступила крупная испарина.
   На минуту оставил он свои попытки, перевёл дух. Допив осадок из первой банки, закурил, собрался с мыслями. Целеустремлённость и жажда пробудили мозговую активность, и в следующую минуту, хмыкнув, Дед, подхватил странную бутыль и решительно зашагал в сторону токарной мастерской.
   Там, поставив непокорную добычу на верстак, выдвинул ящик с инструментом, снова почесал затылок. Решил пробить пробку или просто расколоть горлышко аккуратно как-нибудь. Взял керн, молоток, пристукнул. Безрезультатно. Потом стукнул сильнее, ещё сильнее. Керн затупился с третьего удара, оставил в материале лишь едва заметную вмятинку и несколько царапин.
   - Врешь, - ворчал Дед, снимая с крючков ножовку по металлу, - сейчас надпилим и отколем.
   Зажав сосуд в тиски за горлышко, стал пилить по острому ребру. Полотно тонко и жалобно вжикало, вихлялось, но упорно не брало странный материал.
   - Бронированное стекло, может? Калёное какое-нибудь, - рыкнул Семёнович вслух, разглядывая чуть исцарапанное ребро горлышка. Потом, потрогав пальцем почти на нет затупившееся полотно, извлек посудину из тисков и зажал злосчастное горлышко в шпиндель токарного станка.
   - Сейчас я тебя, сволочь...
   Взвыл движок станка. Вращающиеся грани горлышка, едва соприкоснулись с резцом, яростно задолбили по нему, с тяжёлым, жутким стуком. Кромка резца, громко хрупнув, отлетела напрочь. Это был самый мощный резец...
   - Сволочь, - зло повторил Дед сквозь зубы, отёр рукавом пот со лба, взял молоток и двинул им по бутылке.
   Дзинь! Молоток отскочил, как от стальной болванки. Дзинь! Дзинь! Ни трещинки. Оставался только один метод воздействия, но кувалда находилась в Машине. Наш Дед вообще плохо переносил, когда ему кто-то или что-то прекословило, не слушалось. Теперь злость разобрала его, да и последняя порция браги прилично ударила в голову. Он должен был доказать своё право сильнейшего, право человека, который сильнее любой природы. Даже если при этом драгоценное содержимое бутыли безвозвратно разольётся.
   Посмотрел на часы. "Уже Женькина вахта...". Взяв сосуд за исцарапанное-таки горлышко, направился к двери запасного выхода из шахты машинного отделения. Открыл, прислушался, переступил через комингс. Как бы там ни было, но попадаться на глаза никому из механиков не хотелось определённо. Отсюда, сверху, почти всё машинное отделение, как на ладони. Огляделся. Вроде никого. "Найдёшь их в Машине, когда Главный двигатель стоит, как же..." (Именно в этот момент я поднимался по центральному трапу, решив проветриться. Сверху трап не видно.) Сейчас Семёныча это вполне устраивало.
   Спустившись вниз, он подошёл к верстаку, положил бутыль на тяжёлую притирочную плиту. Огромная кувалда с длинной железной рукояткой висела на загнутых гвоздях, вбитых в инструментальную доску.
   "Ну, раз не мне, так и не вам", - оскалился Семёнович. От природы он мужик здоровый, грузный; размахнулся от души, обеими руками, рыкнул и ударил со всей своей недюжинной мощью. Кувалда отшибла сосуд в сторону и звучно врезалась в плиту. Загадочная посудина не разлетелась на кусочки. Тяжело брякнув о слани, она кувырнулась в открытый под какой-то вентиль вырез, и, громко и продолжительно стукаясь о невидимые переплетения труб под настилом, с плеском исчезла в осушительном колодце на днище машинного отделения, где-то в районе выхода из туннеля гребного вала.
   Стармех, выругавшись витиевато и грубо, с минуту мутным взглядом рассматривал кувалду, которая в момент удара покрылась вдруг толстым слоем инея. Иней быстро таял, стекая на верстак лужицей воды. Уж что там было, в голове Семёновича, в эти секунды - одному Богу известно. Сплюнув, Дед развернулся и пошёл прочь, всякий интерес к бутыли теперь у него пропал. С глаз долой, как говорится, - из сердца вон.
   Разве мог он предполагать, что последний удар кувалдой вызвал тончайшую сетку микротрещин в твёрдом материале сосуда. Сосуда, который двенадцать тысяч лет назад назывался именем бога Кроноса и был волею судеб утерян в день сильного катаклизма. Это был непостижимый для современной науки предмет из бездны прошлого...
   Кронос - бог времени. Только существа, подобные богам по своим знаниям, могли создать этот сосуд. Внутри него, в туго скрученном, доведённом до квазиматериального состояния, узле "сжиженного" времени, было закапсулировано нечто, не принадлежащее ни к этой Вселенной, ни к бесчисленным другим параллельно-временным вселенным.
  
  
  
  
   Глава 3.
  
   Одиннадцатое - двенадцатое декабря.
  
   Не всё, что я рассказываю здесь, я видел собственными глазами, но когда, следуя совету удивительного существа, о котором ещё расскажу, решил описать эту необычную историю, скрытые от меня события предстали перед моим внутренним взором, словно я сам наблюдал их. Эта история в целом реальна ровно настолько, насколько она таковой может показаться. Лучше считайте её выдумкой, потому что я ныне единственный на Земле человек, который помнит о пережитом, хотя во всём этом тогда, десять лет назад, вольно или невольно, были задействованы миллионы свидетелей, почти каждый из вас пережил некие впечатления.
   Возможно, по мере моего рассказа, кто-то начнёт вспоминать? Может быть, какие-то образы, хотя бы в рамках фантастики, дадут возможность просто поразмыслить о Неведомом, о том, что в основании этого Неведомого лежит суть, вполне доступная человеческому пониманию. Даже сознавая что-то, догадываясь, мы всё равно способны по инерции ума потревожить сие Неведомое, разрушить гармонию, которую нельзя разрушать и тревожить.
   Человеку, к прискорбию, часто свойственно рассматривать неподдающиеся его логике вопросы посредством мата и кувалды. Роли оной, кстати говоря, здесь будет отведена повторная роль в скором времени.
  
   Я проснулся за мгновение до того, как дверь каюты рывком распахнулась, и вспыхнул свет. Сергей своей эмоциональностью иногда напоминал вихрь, все уже привыкли к этому, к его гоготу, громкому голосу и песням типа "Расскажи, Снегурочка...", но тут явно что-то стряслось. Если эмоции обладают энергетическим полем, то именно это поле и разбудило меня, а не стук распахнувшейся двери.
   - Поднимайся, Третьяк! - заорал чуть не на ухо и сильно постучал меня по ноге.
   Я поднялся на локтях, щурясь от света.
   - Иди, глянь, что делается, блин-компот! ТАРЕЛКА!
   - Что? Какая такая...
  
   Устойчивое НЛО, которое фиксировалось радарами ПВО Фритауна, и было многократно сфотографировано со спутников, появилось невесть откуда около двух часов ночи двенадцатого числа. Можете себе представить, какое оживление вызвало это зрелище у нас? Ибо это действительно было зрелище.
   Сначала участок неба озарился сполохами наподобие северного сияния. Цветные лучи излились из одной точки, размазались, побежали волнами, и в центре материализовался белый светящийся диск. В этот момент я тоже вышел на палубу. Почти все столпились на полубаке, задрав головы и обсуждая, отпускали шуточки и даже не предполагали, что начнётся у нас на борту уже этой ночью.
   Когда диск НЛО стал вытягиваться и сужаться, а в центре у него образовалось красное пятно, я вдруг вспомнил давешний кошмар и, честно говоря, слегка мороз продрал по коже: я это уже видел! Да, пятно быстро темнело, и вскоре в небе над нами висел громадный и зловещий глаз...
   Естественно, поглазев, все разошлись, кто спать, кто на вахту, мало ли каких явлений бывает в атмосфере. Я же больше заснуть не смог. Два часа до вахты слонялся по пароходу и упорно гнал прочь дурацкие мысли. Но они были настолько назойливы, разнообразны и мрачны, что к четырём эта борьба с самим собой измотала меня в конец.
   Никто из нас не видел, как африканский истребитель Ф-16 приблизился к странному образованию в небе и был неожиданно уничтожен явно лучевым ударом. Не могли мы, конечно, знать и того, что рассказал чудом спасшийся пилот, который успел катапультироваться. Власти Фритауна, сохраняя сей факт в секрете от средств массовой информации, сообщили американцам, и уже к утру атомный крейсер "Индепендент" зашёл в порт Конакри.
   Из Конакри небесный "глаз" был так же хорошо виден, уже был известны его размеры, высота, но никому из смертных не было дано заглянуть внутрь него самого. "Глаз" сам смотрел и выискивал что-то одному ему нужное, не отвечал на запросы и излучал недвусмысленную угрозу. Пентагон спешно связался с Москвой, и к берегам района Сьерра-Леоне направилась из центральной Атлантики наша АПЛ типа "Echo" с крылатыми ракетами на борту. Возможно, никто не думал в тот момент, насколько адекватно противопоставлять подобного рода ракеты висящему в стратосфере кораблю пришельцев, снабжённому лучевым оружием и бог весть ещё чем. Просто наша подлодка оказалась поблизости. Была объявлена тревога "литера Х", по отражению агрессии из космоса, однако эта тревога была больше похожа на переполох - кто бы мог сказать, что конкретно нужно предпринять в этой ситуации? Были военные договорённости, было секретное оружие, боевые спутники и даже "Шаттлы", но тревога эта всё равно свалилась, как снег на голову...
  
   Оставшиеся двадцать минут до вахты я просидел в каюте, нацепив наушники и врубив уолкмен на полную катушку. Дикие сатанинские арии "AC/DC" сейчас как нельзя лучше подходили к моему настроению. Надо было идти. Хлебнув остывшего чая, выключил музыку и вышел в коридор вместе с кружкой. Тяжёлые ритмы рока, рёв гитар и визгливое пение, словно немного вобрали в себя тяжесть из моей души, и стало полегче.
   Прежде всего, решил завернуть на камбуз за свежим чаем. Сергей попался на встречу, вынырнув из испускающего жар и грохот зева тамбура машинного отделения. На ходу бросил "Всё о-кей" и прошлёпал в каюту. Ох, господи ты, Боже мой, спускаться туда, в наш "подвал"...Каждый раз, как на войну.... По началу, пока привыкал к пятидесятиградусной жаре, насыщенной горячими парами масла и газами от работающих движков, ставил ведро с водой и обмакивал туда голову. Но, оказалось, что это делало только хуже - организм не мог адаптироваться. Надо было именно перетерпеть...
   Под ногами захрустело, будто наступил на сухие хлебные крошки. Перевел взгляд вниз и замер от неожиданности. Тараканы.... Нет, тараканы - вещь привычная, неотъемлемая, я бы сказал, в жизни любого парохода. Но тут творилось что-то странное. Целая процессия, целый живой ручей их, в ладонь шириной, истекал из-под двери камбуза сплошным потоком. Ровной дугой загибался по коридору, захватывал часть переборки и исчезал под дверью кают-компании. Двери камбуза и салона отстояли друг от друга метра на три по одной переборке, и тараканы описывали практически ровный круг.
   - Как по циркулю... Вы чего это, братва?
   Я шуганул их шлёпанцем, разметав по коридору часть шествия, но они живо и целеустремлённо кинулись обратно, в общий поток. Разбираемый любопытством, я заглянул в салон. Дуга тараканьего шествия продолжала загибаться там по палубе, пересекала крайнее сидение и стол и упиралась в переборку левее камбузного окошка. В этом месте насекомые взбирались по шкафчику, в котором хранилась посуда, (верх шкафчика служил столиком перед окошком), поворачивали к "амбразуре" и исчезали на камбузе. Замкнутое шествие по кругу...
   Несколько минут я изучал этот удивительный феномен, но никакого мало-мальски убедительного объяснения не пришло в голову. Надо было идти на вахту. Но сперва - чай. Тараканы - тараканами, вахта - вахтой, а чай - это святое...
   Готового чая не оказалось. Смена матросов только что всё выпила. Раз никого нет, значит - сейчас будет выборка трала, все на палубе. Получается, минуту назад этих тараканов ещё не было? Или на них мало обратили внимание? Да пошло бы оно всё.... Устал я что-то.... Хлебнул остатков вчерашнего компота. Тёплый, сладкий.... Пить хотелось ещё больше. Надо бутылку воды налить и поставить в холодное место. Такое место было там, на палубе шкафута, где я делал передышки во время вахты. Холодильником служили обмёрзшие трубы и вентиля рефустановки. Их скрывала дверь - чем не холодильник? Там всегда у меня лежала винная бутылка тёмного стекла, очень похожая, на ту загадочную посудину, что пропала, только с обычным горлышком.
   С этими мыслями я спустился в Машину.
   Вскоре действительно началась выборка трала. Ход сбавили, моргнул свет, натужно стрекотнув клапанами, жестче заработали мои дизель-генераторы - пошла траловая лебёдка. Я ходил вдоль главного распредщита, выравнивая нагрузку. Движки старые, нагрузка скачет, как умалишённая, и ты тоже скачешь... Техника - каменный век. Рыбный флот, сделано в Николаевске, СССР, 1970-й год.... Есть же хорошие пароходы и в нашей конторе, чёрт побери.... Как молодой - так на старое железо.... А я вроде, уже и не молодой - шесть лет корячусь... Хрен вы меня ещё засунете на СРТМ-ы, уволюсь к едрене-матери...
   Всё нормально. Нормально. Но что же гложет там, внутри? Что, господи? Второй день мне уже тошно, снятся кошмары, какие-то тревоги, страхи. Да ещё этот "глаз" небесный, ёшь его меть.... Теперь - эти тараканы... Что-то происходит. И я не вижу что, только чувствую.
   Трал выбрали. Это стало понятно по резко упавшей нагрузке. Запрыгала стрелка амперметра грузовой лебёдки, - тащат на палубу. Сейчас можно будет проветриться. Минута, другая, пять.... И тут жуткая вонь ударила в лицо из вентиляции. Я аж поперхнулся: плотным потоком с палубы несло тухлятиной.
   Позвонил старпом.
   - Снимай питание с траловой лебёдки, но через полчаса опять надо будет, будем ставить по новой.
   - Вы чего там, дохлого кита вытащили, что ли?
   - Поднимись, посмотри.
   Щелкнув рубильниками, пошёл наверх. В коридоре посмотрел на палубу - тараканы продолжали своё шествие по кругу. Поднимаясь по трапу на траловую палубу, отметил, что вонь пропала - старпом развернул судно носом к ветру.
   Михалыч стоял на правом крыле рубки - своём излюбленном месте. Я махнул ему и перевёл взгляд вперёд. Улов уже высыпали прямо на палубу. Вся, как есть, рыба - не одна тонна - была гнилой. Моряки, громко матерясь, спихивали её лопатами по слипу за борт, смывали из пожарных шлангов.
   - Что за залежь ты подцепил, Михалыч?! - крикнул я, поднимаясь поближе к нему.
   - Не знаю. На эхолоте был отличный косяк. Он двигался, понимаешь? Мы четыре часа гнали его, взяли почти весь. Когда мешок всплыл уже при выборке, всё было нормально, рыба трепыхалась.
   Старпом нервно закурил, повторил:
   -Понимаешь? И вдруг - вонь. Уже на палубе.... Послушай, я не первый год в море, но такого ещё не видел. Пол трала - на палубе, аж течёт гниль, а по слипу идёт остальное - трепыхается!
   - Она что ж, успела сдохнуть и сгнить, выходит, пока её вытащили?
   Старпом закашлялся, матернулся.
   - Посмотри на меня. Посмотри, а? Я похож на идиота?
   Он жадно затянулся папиросой, принялся ходить взад-вперёд по крылу. Вернее - крутиться, там не разойдёшься особо.
   - ...Будто проходит невидимый барьер и превращается в гниль! Прямо на глазах!
   Я посмотрел наверх на орущих подозрительно громко чаек. Что это так разгалделись ночью?
   - Михалыч, глянь туда, - поднял руку.
   Над порталом, громко оглашая воздух скрипучими криками и мелькая в лучах прожекторов, летала огромная стая чаек. Но летала... по кругу! Я сразу вспомнил про тараканов. Салон с камбузом, кстати, находятся как раз под порталом. (Он стоит почти на самой корме и используется для выборки трала.)
   - "Стасы" наши построились на камбузе и маршируют по кругу, как эти чайки. Сейчас только видел. Это аномалия какая-то, Михалыч, ты здесь не причём.
   - Может быть, проделки этих? - он ткнул окурком в небо ещё выше, над рубкой, где висело НЛО, похожее на дьявольский красноватый глаз.
   Я посмотрел туда. Глаз мерцал, отливал то оранжево, то багрово. Жутковато...
   - Чёртова штука, сразу видно. А что оповещения пока никакого не было? Может быть нам пора того, сматывать удочки?
   - Только фритаунские погранцы на связь вышли, их сторожевик на подходе, а так - тишина. Ладно, иди в Машину, давай питание. Будем по новой ставить.... Гляди-ка! Падают! Чайки падают!
   Белый комок, теряя перья, метнулся на палубу, шмякнулся. Крылья птицы распростёрлись в стороны, и явственно обнажился остов скелета. Несколько секунд назад эта птица была ещё живой...
  
   Спускаясь вниз, я с настороженностью и испугом думал об этой чайке. Она - живой организм, как и человек. Мне бы не хотелось увидеть нечто подобное с кем-нибудь из нашей команды. Или, чтобы кто-то увидел, как это произойдёт со мной.... О, нет, боже....
   В Машину ступил с тревожным предчувствием. Но ведь моряки ходили по палубе в том месте, и ничего.... Почему-то казалось, что причина всего, причина этой тревоги не там, в небе, а здесь, в Машине, рядом со мною.
   Нет, моряки ходили не в том месте.... Это - дальше к корме, под слипом....
  
   Трал поставили, я отключил лебёдку и заглушил один вспомогач-генератор. Вспомнил про опорные подшипники линии гребного вала, про которые говорил Серёга. (Вчера в них масло было ещё достаточно). Надо проверить. Канистра под верстаком.... Ладно, сейчас запишу в журнале время постановки трала и схожу. Взял ручку, посмотрел на часы, склонился над конторкой. Что-то легко прикоснулось к коже ноги над ботинком, пощекотало.
   - Ай! - я дёрнулся, отшатнулся от столика, вперившись широко раскрытыми глазами в крысу весьма приличных размеров. Почувствовал, как вспотели ладони, и бешено заколотилось сердце в груди.
   Крыса преспокойно и как-то по-человечески, уселась на задние лапы, поднялась вертикально, сжала серовато-розовые кулачки на брюшке и уставилась на меня чёрными блестящими бусинами глаз. Мы так с минуту смотрели друг на друга неподвижно, лишь подрагивали её длинные усы, дёргался носик. Она чуть склоняла голову то вправо, то влево, и разглядывала меня, будто это я был некой диковиной, редким зверем в зоопарке. Желтоватые резцы торчали у неё из-под верхней, "домиком" вздёрнутой губы, один был подломан.
   - Ты откуда, подруга? - наконец выдавил я, чуть склонившись над ней. За шесть лет я впервые видел крысу на пароходе типа нашего, тем более - в Машине!
   Мыши - да. Частенько ошиваются в рыбцеху, на траловой палубе - там жратвы достаточно. Но крысы.... Этих тварей я встречал только однажды - на громадном крейсере "Октябрьская революция" в Кронштадте, где был на сборах. И чего уставилась? Своими чёрными глазками.... Казалось - она разумная. Бредовая мысль, бредовое ощущение.... Зараза! Я громко брякнул ботинком по сланям перед ней, но тварь не двинулась с места, только чуть оскалила резцы.
   - Нет, родная, если ты решила сожрать меня, то явно подавишься.
   Я приготовился пнуть её носком ботинка и если не убить, то вышибить дух, по крайней мере. В этот момент крыса, словно прочитав мои мысли, быстро опустилась на все четыре лапы и посеменила вдоль махины Главного к тоннелю гребного вала. Прыгнув следом, я выглянул из-за двигателя, но твари уже и след простыл.
   Сплюнул, обругал её последними словами и подошёл к верстаку, наклонился за канистрой с маслом. Промелькнувшая там тень заставила вздрогнуть. Да что это такое?! Может быть, судовые крысы теперь солидолом питаются, гайки грызут и солярой прихлёбывают? Мутанты какие-нибудь. Благо, не с собаку размером.
   Потянулся снова к канистре. Неуправляемые, непослушные мурашки бежали по спине. Открытой спине... Разум яростно сопротивлялся, и я назло страху чуть задержался в таком положении. Но всё существо моё словно ждало нападения, удара. Чего ждало, чёрт побери?
   Я распрямился, медленно обвёл взглядом машину. Никого. Ничего. Шум - обычный, всё работает. Что-то не так в этом углу. А - темнее стало. Ну, конечно - взглянул наверх - светильник не горит. Электромеханик - толстый и ленивый "алкач". Я, что ли, буду лазать здесь, лампочки менять!?
   Подхватив канистру, пошёл вокруг Главного двигателя - с той стороны было удобнее заходить в тоннель. На ходу отметил, что появилась качка, и она нарастала словно с каждым моим шагом. Вроде небо было чистое полчаса назад...
   Не доходя десяти шагов до входа в тоннель, я замер, с испуганным изумлением наблюдая прямо на глазах возникающее странное, серебристо дрожащее марево, которое заслоняло, будто занавешивало проход необычной, полупрозрачной, бесплотной материей. Всё через эту завесу виделось сильно размытым, даже не угадывались очертания за ней. Вращающийся гребной вал вонзался в матовую пелену и исчезал. Сквозь неё сюда проникали пятна отсветов плафонов ламп, а там, где располагались механизмы гидравлики изменения шага винта - кляксы тёмных пятен. Ничего, кроме тёмных и светлых пятен.
   - Машина - рубке! - рявкнул "колокольчик" "спикера" за спиной.
   Я оглянулся. Лампа вызова тоже мигала, но я не расслышал сигнала.
   - Женя! Питание давай, будем срочно выбирать назад, погода с ума сходит! Вообще, творится что-то!
   - Михалыч! У меня тут тоже.... Такое.... Ни хрена не пойму - что! Что-то в тоннеле вала! Проверь, ВРШ работает ли?
   - Хорошо! Что там? Поломка какая?
   - Нет! Не знаю! Проверь!
   - Трал сможем выбрать?
   - Да.... Наверное. Сейчас врублю лебёдку.... Всё!..
  
   Качка быстро усиливалась, и мне приходилось хвататься за поручни, привинченные к главному распредщиту. Огромный машинный журнал, неаккуратно раскрытый и разложенный на конторке, соскользнул и распластался на плитах пайол, подмяв страницы. Жестянка с крепежом слетела с верстака, и гайки градом застучали по сланям. Жутко брякнув за спиной, упал ворот для откручивания вентилей. Что-то звякало, стукало то тут, то там.... Что ни говори, но мы не очень-то привыкли к штормам в этой зоне. Но ещё никогда в жизни я не видел шторма, который разыгрывается в считанные минуты на фоне ясного неба.
   Слава Богу, трал смогли выбрать, старпом дал полный ход, и я побежал наверх. Правда, бежать удавалось не шибко, потому что к этому моменту болтанка началась баллов на шесть, как минимум. Ступени трапа то вставали вертикальной стеной, то проваливались, как в пропасть.
   Когда я оказался в рубке, в глаза сразу бросился призрачный, чуть золотистый свет, льющийся во все окна. Михалыч стоял в глубине рубки, одной рукой держался за поручень, в другой был зажат микрофон переговорного устройства.
   - Да, Степан, будем штормовать, давай параллельным курсом, держись на траверзе кабельтов пять. Я моряка на вахту вызову... Приём.
   Из динамика под подволоком щёлкнуло и донеслось:
   - Ну, добро, Михалыч. Фритаунский сторожевик вижу, принимай гостей. Который час там у тебя, давай, сверимся, а то чего-то хронометр с ума сходит, то бежит, то стоит.
   - Пять одиннадцать.... Нет, только что было вроде пятнадцать минут, вот только смотрел.... Не знаю! Чую совсем башня съедет.... Всё. Давай до связи, последим.
   - Давай. Минут пять-шесть последим. Всё, до связи.
   Старпом вполоборота посмотрел на меня, глухо выругался, показал в сторону окон:
   - Глянь, что творится...
   Я прилип к стеклу. Открывшаяся взору картина достойна только зрелищных фантастических фильмов: низкие длинные космы туч, подсвеченные снизу странным то бледно-жёлтым, то золотисто-оранжевым рассеянным светом, скручивались по спирали в громадную живую воронку. В центре её, как немыслимая ось, мерцал колоссальный световой столб, основание которого упиралось в корму нашей посудины. Свет от него не был ярким, переливался оттенками жёлтого, озарял тучи взрывными сполохами. Белые огоньки роились, носились спиралями и по кругу внутри этого столба, иногда их выносило за пределы световой границы, они ярко вспыхивали красными, зелёными, бело-синими огнями и гасли. Целый фейерверк.
   И - шум. Словно невидимый великан комкал исполинские полотнища алюминиевой фольги, разворачивая невидимые гигантские шоколадки. Сильный и малоприятный звонкий шелест отнюдь не ласкал слух и вполне достоин, пожалуй, камеры психических пыток. Сильные порывы и завывание ветра были не в силах справиться с ним. Я поёжился, продолжая почти с ужасом разглядывать сие зрелище.
   Что-то творилось с нами!
   Яркость светового столба слабела по мере приближения к палубе парохода, свет становился всё более призрачным, фосфорицирующим и сходил на нет, метрах в двадцати над верхней границей слипа.
   Я вспомнил чаек, которые летали по кругу над порталом, чуть позади, и падали не просто замертво, но уже разложившимися трупами. И - тараканьи бега по кругу.... Если продлить мысленно световую ось, которая наматывала в небе на себя тучи, то она как раз должна была стать центром этих кругов. Ещё ниже, в Машине - серебристая завеса потустороннего бесплотного света перегородила вход в туннель гребного вала.
   - Что скажешь? - спросил Михалыч, щёлкнув зажигалкой и прикуривая.
   - Светопредставление... Ноги делать надо....
   - Тебе не кажется, что эту "юлу" мы тащим за собой? Она только над нами. Вон, "Козерог" по левому борту... - старпом выпустил струю дыма, глядя на меня с прищуром, как будто я знал ответы на все вопросы и умалчивал.
   - Не знаю, Михалыч, что-то происходит. В Машине тоже свечение, крысы бегают оборзевшие.... Пойду-ка вниз, тревожно что-то...
   - Давай, иди, погранцы сейчас местные подойдут, тоже заинтересовались, что у нас тут творится, так что будь в Машине...
   Спустившись на нижнюю палубу, почему-то решил заглянуть на полубак, и не повернул внутрь парохода, а прошёл дальше к носу. Это моё действие было совершенно нелогичным - вода на полубаке и шкафуте частенько загребает через фальшборт при шторме, никакой дурак не сунется туда без крайней надобности. Почему я пошёл? Был в смятении? Да, был. Человек в некоторой степени смятения может стать полным идиотом?
   Что-то или кто-то уже тогда управляло мною?
   Остановился у выхода из коридора на шкафут, защелкнул дверь на штормовку. Волны яростно терзали прикованную цепями к фальшборту резиновую тушу кранца. Цепи стыло и замогильно лязгали, я поёжился, как от холода, хотя было тепло даже в плотных струях влажного ветра. Качка и ветер норовили снести с ног, пенными взрывами вода с шипением вздыбливалась из-за борта, тучи брызг обдавали меня, по щиколотку окатило ноги. Да чего мне надо-то тут?
   Когда я уже собирался поворачивать назад, неожиданно увидел чайку, которая, лавируя между воздушных потоков, ловко и непостижимо пикировала в мою сторону. Как это вообще ей удавалось? Я стал наблюдать за снижением чайки и всё более убеждался, что она решила сесть мне на голову. Кой хрен тебя несёт?
   Птица приближалась. Огромная, размах крыльев с метр, уже видны встопорщенные ветром отдельные перья, безумно (как мне показалось) выпученные глаза, полуоткрытый клюв, будто она собиралась вцепиться в меня. Какой-то элемент гипноза, непонятный и необъяснимый присутствовал здесь. Непонятный. Ведь это же смешно, что чайка способна загипнотизировать человека, верно?
   Когда она уже вытянула вперёд лапы, изготавливаясь сесть, я отшатнулся, выбросил вперёд руку и отшвырнул тяжёлую птицу. Она скрипуче крикнула и метнулась к воде вдоль борта, исчезла, словно растворилась в воздухе. Ещё одно мгновение я плохо чувствовал руку, которая вдруг отяжелела, стала не моей. Потом едва заметная тяжесть переместилась на всё тело, что-то незримое мягко навалилось на плечи.
   В тот же момент мощная волна взметнулась над планширом, накрыла меня солёным водопадом, откатилась, журча по водостокам. Меня бросило на переборку, дверь сорвалась с расшатанного штормового крючка, с силой врезалась в свой проём и захлопнулась.
   Я поднялся, цепляясь за трубу. К плечам, к "загривку" будто прилепилось нечто небольшое, не тяжёлое. Вспомнился Ванютка, которого было здорово носить, посадив на шею и держа за ручки. Больно похожими были ощущения, только никого и ничего не было. Наверное - мокрая одежда. Я передёрнул плечами, да, промок до нитки.... Надо уходить. Душ принял, вот спасибо...
  
   ...Всё происходило, как в дурном сне, не верилось, что это - наяву. Что реальность, а что - нет? Масса совершенно бредовых впечатлений.... В голове - дикое напряжение, которое вытеснило как страхи, так и чувство реальности.
   Тревога перестала быть и чувством и эмоцией, словно некая самостоятельная сущность напитывала воздух вокруг, вливалась в грудь с каждым вздохом. Я спускался в Машину, не зная, чего мне ждать. То, что произошло несколькими минутами позже, было продолжением дурного спектакля, похожего на горячечный бред.
  
   Во-первых, я сразу понял, что в Машине стало холоднее, гораздо холоднее, чем даже на улице. Из машинного тамбура тянул стылый сквозняк. Я спустился, как в прорубь, и все пять чувств мои были напряжены до предела. Что-то изменилось в шуме движков, запах, вибрация - всё не так!
   Первый взгляд бросил на приборы главного распредщита. Нагрузка! Первый и четвёртый вспомогачи держали почти по максимуму, под 120 киловатт. Стрелка мощности "тройки" замерла на нуле, горела красная лампочка - генератор "выбило". Повернулся в сторону третьего движка. Он стоял в самой корме Машины по правому борту, рядом с выходом из туннеля гребного вала... Что там, мать честная?!
   Кормовое пространство Машины, вплоть до Главного двигателя, было погружено в темноту, не горел ни один светильник. Мрак был густым, как дым, почти осязаемым. Холодное свечение, как сквозь глыбу льда, истекало только из туннеля, но не освещало ничего рядом. И ... - иней! Толстый слой инея покрывал всё пышным одеянием: леера, трапы, трубы, гидрофоры, механизмы и, в том числе, третий вспомогач. Движок стоял заглохший и замёрзший, иней блестел в темноте богатыми шапками, а тьма... шевелилась, дрожала, ползла, дышала холодом. Она была похожа на чёрную кляксу от разлитой где-то вверху шахты машинного отделения бочки чернил, только эта клякса двигалась, точно живой спрут, медленно протягивающий свои щупальца. То, к чему они прикасались, мгновенно обмерзало. Проход к тоннелю вдоль Главного двигателя ещё не был затронут призрачными чёрными космами, и я медленно двинулся туда, стараясь не соприкоснуться с ними. И это, видимо, был мой второй необъяснимый безумный поступок.
   Всё передо мною искажалось пробегающими в воздухе волнами от сильного перепада температур. Волны струились потоками вдоль чёрных шевелящихся лент тумана, скручивались вокруг них спиралями, раскручивались, были похожи на турбулентные завихрения горячего воздуха. Но ветра не чувствовалось.
   О чём я думал тогда и думал ли вообще - не помню. Состояние было неописуемое, кажется, даже не чувствовалось холода, хотя на мне была одна рубаха, да и то промокшая насквозь. На полпути до тоннеля под подошвами ботинок заскрипел снег, мои глаза не могли оторваться от матово-искристого, туманного марева впереди. Там, в призрачном свете, кружились и поблескивали тысячи микроскопических льдинок, словно вход в тоннель гребного вала превратился в ворота замка Снежной Королевы. Даже в размерах как-то всё увеличилось, казалось, когда подойду к самому входу, льдистая холодная пелена вырастит до высоты двухэтажного дома. На самом деле, сам проход заставлял всегда пригибать голову, чуть не складываться в три погибели, чтобы туда протиснуться. Теперь это были врата Зазеркалья...
   Что-то стало с миром, с его размерами. Теперь мне было бы даже трудно сказать, сколько ещё идти, если верить глазам. Если не верить, я знал, что оставалось метра два.... В этот момент тяжёлые шаги, сотрясая всё вокруг, послышались за спиной. Я затравлено обернулся, как зверь в ловушке, и невольно попятился. Непостижимым образом, Машина выросла позади в размерах, превратилась в необъятный, громадный многоэтажный зал.
   Передо мною словно развернулась перспектива наоборот: чем дальше, тем больше размеры! Главный двигатель уходил ввысь титанической, ревущей стеной. За ним, на фоне смутно различающейся громады Главного распредщита, который вставал, как покрытая огнями желтая скала, возникла циклопических размеров фигура-тень. Нечто человекообразное было в ней - ноги, которые она переставляла медленно, с тяжёлым грохотом, кривые руки. Ноги и руки шли волнами, извивались. Сама фигура выглядела набором бесформенных пятен, непрестанно искажалась, как в кривом зеркале. Пятна перетекали одно в другое, кошмарная голова двоилась, троилась и исчезала вовсе, вновь появлялась. Иногда проступали черты кривого носа, змеистой трещины рта, вырастали огромными кругами блестящие блюдца глаз и пропадали, вытягивались бесформенные уши и снова втягивались, рваными шматками повисали в воздухе, растворялись.
   Крик ужаса застрял в глотке, перехватило дыхание, я стал пятиться, не в силах оторвать глаз от надвигающегося на меня кошмара. Монстр издал вдруг низкий, вибрирующий рёв, который отдался аж в затылке. Это было подобие сильно замедленной записи человеческого голоса. Рёв становился всё ниже, грубел, исчезал в инфразвуковом диапазоне, вызывая лавину ужаса. И ужас этот, казалось, выворачивал наизнанку всю душу.
   Жалобно-беспомощный выдох вырвался из моего горла, бессильное дрожащее "А-а-а". Я споткнулся обо что-то большое и тяжёлое, которое грохнулось на пайолы (кажется, это была канистра с маслом), и, потеряв равновесие, стал падать спиной в серебристо-синее марево, которое закрывало вход в тоннель гребного вала...
  
  
  
   Глава 4.
  
   Степан Соловьёв, старпом "Козерога", с удивлением наблюдал, как вдруг над соседней "Высотой" взметнулся в небо золотистый светящийся столб, наполненный бегающими яркими звёздочками. Казалось, столб света вращается, огоньки бежали по кругу, оставляя яркие полосы. До ушей донёсся странный звук, похожий на шелест листвы, который быстро нарастал.
   Сильный порыв ветра ворвался в открытые окна рубки, занёс брызги воды, перелистал страницы судового журнала. Нос судна стал плавно задираться вверх на первую накатившую волну.
   Трал только что выбрали, улов был небольшой, собирались заново ставить. Тралмастер ненадолго покинул рычаги управления траловой лебёдкой, не стал ничего выключать, выбежал из рубки. Степан включил "переговорник", снял подвешенную на длинном телефонном проводе рукоятку с микрофоном и кнопкой.
   - "Высота" - "Козерогу", "Высота" - "Козерогу", Михалыч, слышишь меня?
   - Да, здесь, "Высота" на приёме.
   - Что там у тебя на корме творится, всё нормально? Приём.
   - Не знаю, светится что-то...
   Качнуло сильно, ещё раз и ещё - судно повернулось бортом к волне. Степан схватился за стойку, его взгляд упал в окно рубки, на небо. Заслоняя огромный диск Луны и россыпи звёзд, там с невероятной скоростью ползли длинные шлейфы чёрных туч - словно дымы из труб паровозов. Они расширялись и спирально загибались вокруг светового столба, зловеще клубились. "Что это творится?"
   - Алло, Михалыч! Михалыч! Ты глянь, что на небе творится!
   - Вижу. Волна откуда взялась?..
   Завалило градусов на пятнадцать. Степан, еле удержавшись на ногах, повесил микрофон на место и подбежал к штурвалу. Дал средний ход и стал разворачивать судно носом к волне. Сильная тревога охватила его.
   Вернулся тралмастер.
   - Ты чего, Стёпа, пароход переворачиваешь, мать твою так-то? Где волну нашёл на ровном месте?
   - Вон, смотри...
   Тралмастер ошарашено принялся ходить по рубке, выглядывая во все окна.
   - Черти из ада повылазили, что ли? Что это за воронка в небе?.. И столб света... Может, с того НЛО?
   Всё небо было уже затянуто тучами и странный "глаз" пропал. Ветер стал завывать, срывая с волн длинные пенные космы. Пространство вокруг зажглось желтоватым светом, который отражался в низких, сбесившихся тучах, похожих на дым.
   - Трал не будем ставить, Василий. Да не бегай ты туда-сюда, как шальной!
   - Ясно, не будем.... Только - ничего не ясно...
   - Пойди, лучше, Стародубова на руль вызови и лебёдку выруби.
   - Да, сейчас... - повернув несколько выключателей на пульте лебёдки, тралмастер исчез за дверью.
   Степан опять включил "переговорник". Треск помех добавился к тревожному шелесту невиданного явления и свисту обезумевшего ветра.
   - "Высота"! Ответь "Козерогу"! "Высота"! Чёрт... - протянул руку к переключателю каналов. - "Высота"! Давай на шестнадцатом!
   В динамиках щёлкнуло.
   - Здесь, Степан. Как слышишь?
   - Слышу. Я трал не ставлю, ветер усиливается, не понятно, чем всё это кончится. Приём.
   - Я тоже выбрал. Ты знаешь - мешок тухлятины, да и вообще что-то непонятное... Приём.
   - Ну, что будем штормовать?
   - Да, Степан, будем штормовать, давай параллельным курсом, держись на траверзе, кабельтов пять. Я моряка на вахту вызову. Приём.
   - Ну, добро, Михалыч. Фритаунский сторожевик вижу, так что - принимай гостей. Который час там у тебя? Давай сверимся, а то, чего-то, хронометр с ума сходит, то бежит, то стоит...
   - Пять одиннадцать.... Нет, только что было вроде пятнадцать минут, вот только смотрел.... Не знаю! Чую, совсем "башня" съедет.... Всё. Давай, до связи, последим.
   - Давай. Минут пять - шесть последим, до связи.
   Степан хотел подвести стрелку хронометра, в растерянности пожал плечами: куда подводить? Наручные часы показывали одно время, у Василия - другое, а Михалыч сам не знал, что с его хронометром творится. Конечно, часы судовые были новые, и, как всё новое в последнее время, - не очень хорошего качества. Постоянно отставали и плохо регулировались, но не до такой же степени...
  
   Светопредставление продолжилось минут через пять-шесть. Тот самый небесный "глаз", жутковатый и огромный, вдруг вырвался из туч, взбил их, закрутил в стремительном вихре позади и осветил переливчатым светом.
   НЛО стремительно падал к "Высоте". Впереди него вспыхнула в воздухе сеть багрово-оранжевых лучей, и он разрывал её, как тяжёлый шмель слабую паутину. Всё же падение замедлилось и остановилось вовсе. Донеслась и стихла серия очень громких хлопков с неба, потом яркая вспышка двойного взрыва закончила фантастический фейерверк, ослепительный свет белыми ручьями влился в окна рубки. Ударило сильно, как кувалдой по крыше рубки. Степан вздрогнул, закрыл лицо руками...
   "Глаз" пропал, но сиреневое зарево залило полубак "Высоты", перекатилось к надстройке и померкло.
   В рубку вошёл матрос, прилип к окну рядом со старпомом.
   То, что произошло через десять минут, вообще выходило за рамки здравого смысла. Всякого рода светопредставления, НЛО - редкость, конечно. Внезапный шквал, световой столб, вихрем закрученные тучи... Мало ли, что могло быть, сколько бывает разных необъяснимых, но уже не столь сенсационных аномалий на Земле, тем более, связанных с "летающими тарелками".
   Степан хотел, было уже оторваться от наблюдения, да сверить ещё раз часы с Михалычем, как вдруг сама "Высота", всё судно вспыхнуло ярким слепящим светом. Его силуэт превратился в раскалённую, словно только что выбитую из формы металлическую отливку, потерял объём, впечатался, вплавился в пространство, окружённый ореолом этого белого свечения, и... исчез, оставив в глазах чёрное негативное пятно.
   Исчез световой вихрь, и в том месте, где он упирался в тучи, сразу проявился просвет, через который струился пепельный лунный свет. Просвет быстро раздался в стороны, тучи таяли на глазах, и диск Луны уже проглянул серебристым круглым блюдцем, ещё более потеснил тучи...
   Ветер стих сразу, будто захлопнули невидимые двери и окна, и сквозняк прекратился. Исчезли белые буруны, волны успокаивались также быстро, как и возникли. Степан, спохватившись, ошарашено подбежал к "переговорнику", сорвал микрофон.
   - "Высота"! "Высота"! Ответь "Козерогу"! Михалыч! Михалыч!
   Треск помех...
   Старпом, ещё не веря сам себе, снова метнулся к окну. Там, где только что была "Высота", теперь лишь дрожала искристая лунная дорожка. Небо очистилось, звёзды и Луна взирали со своей высоты также величественно и холодно, как и полчаса назад, до того, как всё началось...
  
   Что происходило со мной? Одно короткое мгновение, которое я падал в бездну, вместило в себя тысячелетия. Интуитивно я ощутил эти тысячелетия, понял, что пронзаю толщу Времени. Исчезло, быстро угасло сознание Евгения Логинова, я перевоплотился, и мир мой превратился в мир другого человека. Сознание очнулось в другой реальности, и это не было просто воспоминанием! Уже только сейчас я понимаю это, могу сопоставлять. В тот момент вновь ожило прошлое, как реальная жизнь. Не было чувства, что повторяются давно минувшие события, они переживались, как в первый раз, я не знал, что случится в следующее мгновение.
   ...Мерцающее розовое перекрестие прицела на лобовом стекле приковало мой взгляд, двигалось, догоняло треугольную метку и настигло её. Есть! С лихорадочным азартом, охватившим меня, вдавил кнопку огня. Я был единым целым со своей машиной. Смертоносные серебристые импульсы вырвались, казалось, из моей груди вместе с выдохом, в одно мгновение настигли черное тело вражеского штурмовика, взрезали его беспощадно и неукротимо, зажгли ослепительным микросолнцем плазмы. Оно лопнуло фонтаном огненных брызг, разлетелось сплошными струями огня на полнеба, словно распустился зловещий цветок смерти, обрушилось в море гаснущим дождём и оставило после себя огромного дымного спрута с загнутыми к низу длинными щупальцами.
   Я уничтожил! Это было настолько приятно, зрелищно, что я даже испугался, постарался не пускать глубоко в себя эти эмоции. Но они жили во мне, как живут в любом воине, в его естестве. Пьянящая радость битвы, радость победы, радость сильного.... Уничтожать приятно? Всю мою жизнь Тхот Хапи учил меня другому.... Тогда откуда это?
  
   ...Я несусь с безумной скоростью в круглом туннеле, проваливаюсь, в ничто, окружённый многоцветным сверканием. Рядом со мной несутся молнии - мы летим вместе, одинаково быстро. Я вижу пылающее, окружённое дымкой начало, "нос" молнии, острый, изменчивый, оставляющий ветвистое русло энергии за собой. Ломаное тело разряда дробится, оплетает меня со всех сторон, сливается, вновь дробится, разветвляется. Я вижу то множество тонких молний, то вновь одну. Впереди, в перспективе - ровное круглое пятно тьмы. Оно не становится ближе, не удаляется.... Где я? Едва возник вопрос, появился и ответ: внутри луча света. Луч света на своём "конце" всегда чёрен, пятно абсолютной тьмы, выход за пределы познаваемого, физического и разумного.... Когда тьма приходит в движение, она становится лучом света, жизнью и сознанием, и это сознание - я...
   Нет мыслей, нет тела, есть только импульс моего сознания, лишённого эмоций. Безымянное "я", абстракция. И эти молнии - абстрактны. Я "вижу" их, но они виртуальны, отражение меня самого, ибо я сам - сгусток света, пронизывающего Время. Меня нет, одно лишь знание. И я знаю, что возвращаюсь...
  
   Я вспоминал потом все эти субъективные переживания, думал, как их описать. Как точно выразить то, что вне разума, вне слов? Пребывали три чувства: бытия, движения, всезнания. Было ещё одно ощущение - бездны энергии вокруг, потока света, и я - одновременно и частица этой энергии, и сама эта энергия...
   Таковы примерно переживания перемещения во времени. Самая совершенная Машина Времени - человек, ничего строить не надо, просто мы не умеем. Я тот, кто пережил такие перемещения неоднократно, но сие не было моей заслугой, скорее - наоборот. Вот, что было дальше.
  
   Я очнулся, лежа ничком на замасленной рифлёной плите сланей тоннеля вала. Это был точно тоннель - прямо перед моими глазами, в вырезе плиты, виднелся вентиль подачи масла к насосу гидравлики. Что было со мной? Споткнулся и крепко приложился головой? Ничего не болит.... Куда делось то чудище? Как током ударило, я живо поднялся... и в ужасе прилип к холодному металлу стены. Где я?!
   Нормальное пространство кончалось в полуметре от меня, а дальше всё выглядело искажённо-выпуклым, бесконечно удаляющимся. Вроде эффекта взгляда в бинокль с другой стороны, только в сотни раз сильнее. По всей сфере вокруг меня - чудовищные пространства. Тоннель вала - бездонное, бесконечное и необъятное ущелье. Метрах в двухстах впереди - струна гребного вала и пропасть, в которую страшно заглянуть. Сзади - громада ровной стены. Площадка-переход, на которой я стоял, крепилась к этой стоэтажной стене, висела над пропастью и чёрной нитью уходила вдоль тоннеля.
   Захватило дух, я зажмурился, потряс головой, стараясь прогнать бредовое видение. Страшное дело: кто боится высоты, тот поймёт. Это обман зрения или сон! В тоннеле вала толком-то не разогнуться! Я медленно стал поднимать руку над головой. Вот, сейчас пальцы нащупают холод металла... Пустота.... Отдёрнул руку. Не может быть.... Не хочу открывать глаза. Это очередной дурной сон, просто слишком реальный, так бывает, но не может случиться наяву...
   Стою так минуту, две. Сердце колотится, как сумасшедшее, пытаюсь успокоить дыхание. Но не вечность же так стоять.... Сейчас разлеплю веки и проснусь. Всё нормально. Нормально должно быть, я в порядке, мало ли что померещится... Воздух такой же спёртый и вонючий, как обычно, это Машина, тоннель вала.... Но шум... Что-то со звуком? Просто уши заложило, перепад давлений и всё такое.... Ну, давай! Вздохнув поглубже, открыл глаза.
   Чёрт! Я не сплю. Оглянулся, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Предательская слабость сковала всё тело, дрожью разлилась в коленях, перехватило дыхание. Животный инстинкт, живущий в подсознании, сейчас вырвался на волю, требовал одного: спасайся! Но бежать было некуда. Инстинкт, словно некая живая сущность, метался внутри меня, безумствовал. Так действительно очень легко свихнуться.... Не отрываясь спиной от стены, я съехал на корточки, съёжился, обхватил голову руками и уткнул лицо в колени. Надо было сделать отчаянную попытку собраться. Именно собраться. Чудес не бывает и если что-то происходит, этому есть объяснение. Я жив, в трезвом рассудке, и если хоть на мгновение не согласиться с этим, можно сразу с разбега прыгать в эту пропасть...
   Приступ нервной дрожи подкатил, отпустил. Так, хорошо, хорошо, спокойно... Что происходило? Я, падая, пролетел сквозь эту призрачно светящуюся стену и оказался здесь. С пространством что-то произошло - оно раздвинулось. Или я уменьшился? Нет, вот подо мною металл сланей - обычный ромбовидный рисунок. Если бы я уменьшился, то стал бы размером с таракана, и эти ромбики превратились бы для меня в огромные уступы...
   Там, возле Главного двигателя тоже происходило нечто подобное... Пространство... Оно не равномерное. Там, где нахожусь я - обычное, но дальше раздвигается с каждым сантиметром. Значит - или обман зрения, или...
   Собравшись с духом, я ещё раз огляделся. Золотисто-белое марево, отделяющее меня от остального мира, мерцало призрачным светом. Похоже, метров пятьдесят до этой завесы, километровой стеной перегородившей пропасть тоннеля. Жуткий ревущий монстр остался там. Если он появиться сейчас здесь.... Ну - появится, и что? Вокруг и так сплошное сумасшествие, одним больше, одним меньше... Я просто постарался не думать больше ни о чём. Достаточно того, что видят мои глаза и - точка. Будь, что будет...
   ЧТО ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ? И сколько прошло времени? Часы на руке отсутствовали. "Пять одиннадцать", - вспомнились слова старпома. Или - пять пятнадцать было. Хронометры сошли с ума и у нас и на "Козероге"? Все странные события не могли занять много времени, может - полчаса. Мне кажется, я проваливался в прошлое, будто. Сколько длилось это видение?
   Вдруг стало тихо. Резко, неожиданно. Я так привык к бухающему рокоту Главного двигателя, что даже перестал замечать. Кстати - звук в этом чудовищном туннеле был без эха, будто пространство и не раздвигалось...
   Пригляделся к тонкому, как спичка гребному валу вдалеке. Кажется - вращается.
   - Эй! - я попробовал голос, но услышал его только внутри себя. Воздух словно утратил способность проводить звуки. Ну, вот, теперь можно горланить песни сколько хочешь. И никто тебя не услышит, - подивился способности совершенно дурацких мыслей лезть в голову в совершенно неподходящий момент.
   Но моя голова абсолютно отказывалась думать здраво. Мозги совсем обалдели от всех свалившихся впечатлений, превратились в кисель. Дальнейшее моё состояние было похоже на полную прострацию.
   Не знаю, сколько я уже так просидел в ступоре, пока вдруг с новой волной ужаса не ощутил явственного шевеления на своих плечах. Тут же молнией пронеслось воспоминание о странной тяжести на шее - я привык к ней и совершенно не замечал, но она не пропала! Я рванулся в бок, пытаясь стряхнуть с себя это.
   Возглас брезгливого ужаса застрял в моей глотке, я ожидал увидеть что угодно: огромные паучьи лапы, гигантского слизня, червей, змей, крыс, нежить жуткую и холодную. Но не было ничего, абсолютно ничего. Рука скользнула по измазанному при падении материалу рубахи. Так. Тихо схожу с ума. "Крыша" ты моя "крыша", оставь записку, когда уедешь навсегда. Опять!..
   - А-а! Ч-чёрт! - я вскочил, как ужаленный, крутанулся вокруг своей оси. Ощупал спину, лопатки, насколько доставали руки, шею, затылок. Хотелось плакать и звать маму... Мама, мама! Зачем ты отпустила меня в море?! Это не смешно...
   Я снова вжался лопатками в металл стены, будто желая слиться с ней, врасти в металл. Кажется, у меня начиналась обычная истерика. Хотелось орать, выть белугой, звать на помощь. Я заорал, потому что оно опять зашевелилось, во все лёгкие, что есть сил: "мама"!!! Но крик не вышел за пределы моей глотки, завяз в странном, неподвижном, мёртвом воздухе.
   Всё. Я снова закрыл голову руками, зажмурился, даже не пытаясь сдерживать хлынувшие слёзы, сполз спиной по стене на пайолы, меня трясло. Если оно ещё раз шевельнётся, дотронется до меня, я свихнусь окончательно...
   - Женя... - вкрадчиво прозвучало внутри головы. Я почувствовал некую осторожность зова, словно некто берёг мои истощённые нервы, не хотел дополнительно травмировать, хотя сам этот зов был новой каплей сумасшествия.
   Я даже не вздрогнул, и первая реакция была - "спасибо". Хоть кто-то позаботился о моей психике, пытаясь добить её...
   Открыл глаза, прислушался, размазывая слёзы тыльной стороной ладони. Лишь адский звон в ушах.... Но кто-то есть. Рядом. Невидимый, осторожный, доброжелательный. Откуда, Боже? Как шестым чувством чую. Словно я давно владел телепатией и прочее, того же рода. Разум не был уверен, что и правда слышался голос, но чувства подсказывали, что рядом кто-то есть.
   - Не только телепатией владел ты, конечно, - ответили мне, - просто не помнишь. А если захочешь - вспомнишь. Ты мог и не такое...
   - Кто это? - спросил я тоже мысленно, почему-то быстро и непостижимо успокаиваясь.
   - Ты уже справился со своим смятением?
   - Да, одно из двух: или справился, или это уже не обязательно.
   - С тобой всё нормально, мы действительно беседуем. Это - мыслесвязь.
   - Хорошо, давай побеседуем. Где ты есть-то?
   - Рядом. Можно показаться?
   - Валяй.
   - Только не пугайся больше, сейчас я слезу.
   - Да откуда, господи?
   - С тебя.
   - Чёрт, нет... Я точно свихнулся.... Это ты там шевелишься?
   - Я не кусаюсь, ничего тебе не сделаю. Успокоишься или нет?
   - Ладно, слезай. Сходить с ума, так с интересом...
   На плечах опять пугающе, неприятно зашевелилось. Я наблюдал: материал рубахи в тех местах не прогибался, шевеление ощущалось не кожей. Вот что-то переместилось на одно плечо, съехало по руке и заметно легче стало - уже действительно привык к слабой тяжести, которую чувствовал некоторое время. Когда же оно успело забраться туда? Подвигал лопатками - теперь точно никого...
   И вдруг напротив материализовалось маленькое существо-гномик. Забавное, чудно^е, - прямо домовёнок Кузя, который всё звал Нафаню. Смешная, красная рубаха в нелепый горошек, штанишки, лохматая, соломенного цвета голова - огромная, мультяшная.... Он выглядел так по-детски безобидно, настолько не вписывался в окружающее ужасное сумасшествие, что меня прорвало. Я задыхался от припадков дикого хохота минуты две, давился, и насилу смог успокоиться. Вытер снова выступившие слёзы и почувствовал облегчение.
   - Привет, Кузя! - мне действительно было весело.
   - Я не Кузя.
   Кажется, он обиделся.
   - А кто?
   - Ты не сможешь произнести моё имя правильно.
   - Как же мне тебя называть? Ты - домовой, или нет - "судовой"?
   - Нет, я настоящий.
   - Настоящий Барабашка?
   - Что такое барабашка?
   - Ну... Это... Барабашка - это Барабашка, одним словом. Долго объяснять. Существо такое.
   - Хорошо. Можешь называть меня так. Поговорим?
   - Кажется, мы уже говорим, верно? Даже если я скоро очнусь в приёмном покое психушки, мне хотелось бы знать, откуда ты свалился, и что это всё вокруг значит? - я обвёл рукой окружающее пространство. - Конечно, если ты сам что-то в этом соображаешь.
   - Да. Что-то соображаю. Моя задача - помочь тебе. Только я должен забраться обратно к тебе на шею.
   - Там теплее, что ли? Лучше обзор?
   - Много причин. Во-первых - абсолютный эфирный контакт, это необходимо, иначе мне трудно выжить в вашей атмосфере. Психоэнергоатмосфере. Я понятно выражаюсь?
   - Ничего, мы сообразительные. Давай дальше.
   Я чувствовал, как ни странно, душевное расположение к этому существу, которое в буквальном смысле свалилось на меня неизвестно откуда. Внутренне открылся, доверился ему, возможно потому, что появилась надежда хоть какой-то определённости в шквале совершенно безумных событий.
   - Так я залезу? - он смиренно, с терпеливым выжиданием смотрел на меня своими ярко-синими глазами. Ну, как откажешь?
   - Конечно, давай, я тебя подсажу.
   Я подхватил лёгкого, как ребёнок, человечка и посадил на плечи. Он тут же исчез, слился со мною, и я услышал его голос:
   - Энергетически мы с тобою идентичны, поэтому меня попросили взяться за это дело.
   - Кто попросил?
   - Попросили. Я, если хочешь знать, это почти ты, только нас разделяют разные миры, параллельные близлежащие временные потоки.
   - Интересно.
   - Не перебивай, я закончу мысль. Что за привычка перебивать? Потом спросишь ещё.
   - Ладно, ладно, извини.
   Со стороны, наверное, я выглядел, как индивид средней степени умалишённости: стоял и беззвучно беседовал сам с собой, на лице моём отражалась, очевидно, всевозможная мимика, шевелились губы. Эта мысль тенью проскочила в моей голове, но мой собеседник отреагировал сразу:
   - Да, да, именно. Ты и беседуешь сам собой. Я - это твоё отражение. Каждая сущность продублирована в бесчисленных параллельных мирах, воплощена в разных организмах столько раз, сколько существует вообще вселенных. Мы с тобою - одно и то же. Это понятно?
   - Хм, да. Значит ты - мой дубль?
   - В той же степени, в какой и ты - мой. Можешь радоваться. Некоторые ваши представители, между прочим, продублированы у нас в существах вроде ваших лягушек и тараканов.
   - Весьма прискорбно. Но, пожалуй, ты прав - у нас и правда есть люди, лучший дубль которых - твёрдое дерево. Дубы, одним словом. Другие и правда, не лучше жаб.... Но я польщён: ты - само обаяние.
   Он вдруг затих, не ответил.
   - Эй, Барабашка, - позвал я, - ты, где там?
   - Здесь. Я получил сигнал: мы - болтаем. Сходство натур...
   - Хорошо, давай к делу. Что происходит и какие планы?
   - Поскольку надо торопиться, и ты утратил способности к телепортации - беги, и чем быстрее - тем лучше. Туда, в сторону того туманного свечения. А по пути я попытаюсь тебе что-нибудь объяснить.
   - Хорошо.
   Я распрямился. Пошевелил плечами.
   - Тебе удобно там, не растрясёт?
   - Не волнуйся, мы с тобою сейчас одно целое.
   - Тогда, держись, братишка. И далеко бежать?
   - Примерно десять километров по искривленной метрике пространства.
   - Десять километров? Вот это да...
   Припустив трусцой, я с неизбывным удивлением разглядывал окружающее. Мой наездник немного примолк - видать, думал с чего начать объяснения. Поскольку он с лёгкостью читал мои мысли, я не торопил - все вопросы, как говорится, лежали на поверхности. Наконец, голосок Барабашки вновь зазвучал в моей голове:
   - Сосуд Кроноса повреждён одним из ваших людей. Я не знаю, кто он у вас, но я знаю его дубль у нас. Достаточно примитивен.
   - Сосуд? Это та чёрная бутыль? - догадался я.
   - Да. Она - огромная угроза самой Жизни. Зерно абсолютной тьмы.
   - А если поточнее?
   - Я сказал точно... Рептилии сделали вас совсем невежественными, ты не понимаешь простых вещей... Ваши ученые говорят о стремлении организованных систем, материи, к распаду, если нет подпитки энергией. Распад возможен вплоть до квантового уровня, а вот "внутри" одного кванта - тьма. Если хочешь разрушить целую вселенную, достаточно одного такого маленького "прокола" пространства-времени. Коллапс будет очень быстрым.
   - Так, значит, это оружие?
   - Есть существа, которые хотят использовать это в качестве оружия. Подчинить себе целые вселенные под угрозой полного уничтожения. Огонь, атом, свет - это оружие? Они просто источники силы. Огонь и атом - формы света. А тьма формы не имеет - это потенциал всех форм и всех сил.
   - Так что там внутри?
   - "Чёрная дыра".
   - "Чёрных дыр" - множество есть на небе, разве не так?
   - Да, но эта - имеет "отрицательный", бесконечно малый размер. Бесконечность невозможно измерить, поэтому мощность этой "чёрной дыры" - тоже бесконечна. В неё провалится весь космос.
   Я тряхнул головой, заумь какая-то...
   - Я, конечно, мало что понял, кроме того, что мы должны как-то нейтрализовать это? Но бутыль исчезла.
   - Она здесь, вернее - там, в десяти километрах. То свечение - впереди, исходит от неё. Это тахионный вихрь, разворачивающиеся хрональные поля.
   - А если попроще?
   - Проще некуда. Мда, полное невежество.... У вас в начальной школе даже не преподают азы квантовой механики. Так. В училище ты изучал примитивную науку термодинамику, в твоём мозгу остался слабый след... Холодильные машины, циклы Карно... Ты чувствуешь, как вокруг стало холодно?
   - Слава Богу, бежим. Согреемся.
   - Вот именно, - не смотря на то, что диалог шёл на мысленном уровне, в голосе Барабашки различились назидательные нотки. - Чтобы компенсировать энтропийные процессы, надо приложить работу, движение. Движение - это жизнь, свет, а отсутствие движения - смерть, тьма. Внутри сосуда Кроноса - частица абсолютной тьмы. Оболочка его повреждена, отсюда все эффекты, усиление энтропии, падение температуры и всё такое.
   - Вы там, у себя, все такие шибко умные, да?
   - На самом деле ты тоже всё это знаешь. Это твои мозги шибко умные, поэтому восприятие информации извне у тебя столь ограниченно.
   - Ладно, обиделся, что ли?
   Он промолчал, но я готов поклясться, что тоже прочитал его мысли. Мы действительно были одинаковые - язвительные умники. Он хотел сказать, что на дураков не обижаются, но проявил вежливость. Я бы сделал то же самое.
   - А что стряслось с пространством? Я давно не бегал даже на километровую дистанцию, не говоря уже о десятке.
   - Не столько с пространством, сколько со временем. Темпоральные эффекты, и положение очень неустойчивое. Твоё личное время течёт иначе, у пространства - иначе... Пространство и время суть одно и тоже - если искажается время, искажается и метрика. Мне трудно объяснить... Плюс активировалась мощная местная аномалия в этой точке планеты.
   - Сдаётся, это серьёзно.
   - Это страшно и плохо предсказуемо.
   - А что за местная аномалия? Мы тут рыбу ловим не первый год, и ничего.
   - Когда-то здесь стоял город завоевателей. Он был своеобразным местом отдыха имперской династии, которая владела целой галактикой. Их потомки осели в Египте - это были человеческие существа. Может, видел изображения некоторых египетских правителей? Чуть прогнутая в пояснице спина, широкие бёдра и удлинённый назад череп? Ваша Нефертити - одна из них. Они носили такие высокие головные уборы, чтобы не слишком выделяться.
   - Ты хорошо знаешь нашу историю?
   - Её хорошо знают во всём космосе все, кроме вас самих. Не забывай, что я тоже житель этой планеты - твоя копия в соседнем измерении.
   - Ну, и что дальше?
   - Дальше были войны за планету. Вашу версию реальности в итоге захватили рептоиды и украли историю цивилизации, превратив землян в рабов. А этот город в ходе войн был отправлен в кольцевой коридор времени. Теперь периодически город возвращается, вернее - его руины. Как раз сейчас вот-вот должен открыться портал выхода из коридора. И на него накладывается аномалия от сосуда Кроноса. Что может получиться в результате - трудно сказать. Но ничего хорошего.
   - Как всё грустно... Что же делать?
   - Мы должны устранить аномалию. Материал сосуда обладает способностью к самовосстановлению, но этому нужно помочь. Необходим импульс психической энергии. Ты возложишь свои руки на сосуд, остальное сделаем МЫ.
   - А на расстоянии такое невозможно? Я слышал...
   - Нет, - перебил он. - На сосуд невозможно воздействие на расстоянии и даже от других рук.... Но нам мешают....
   - Кто мешает?
   - Хозяева твоей планеты. Уже двенадцать тысяч лет они ждут удобного случая, чтобы добыть сосуд. Случай представился. Один из них - здесь.
   - Это он меня преследовал перед тем, как я провалился сюда?
   - Нет. Те же темпоральные искажения пространства. Там кто-то из ваших спустился по лестнице, искал тебя. Он не рискнул сунуться в эту область, иначе тоже был бы здесь.
   - Хорошо. Ты говоришь, бутыль нужна хозяевам планеты. Почему они не взяли её до сих пор, раз хозяева?
   - Всё не так просто. Здесь задействованы механизмы судьбы. Мне придётся оживить твою память.... Дело в том, что этот сосуд связан с тобою, замкнут на тебя, что ли. И никто не в силах его просто взять. Они могут принять это из твоих рук по твоей воле, либо их представитель должен победить тебя в поединке равных сил.
   - Чушь какая-то...
   - Чушь, конечно. Всё незнакомое или неизвестное либо внушает страх, либо кажется полной чушью. Лучше считай это бредятиной, иначе тебе придётся испытать страх. Однажды ты был полон знания, поэтому и сделал ошибку.
   - Какую такую?
   - Разберись сам. Я не могу принимать за тебя решения, хоть мы с тобою и дубли. Если я тебе скажу "ты был не прав в том-то и том-то" - решение вопроса не будет стопроцентно твоим. Принимая решение, ты выбираешь ту или иную версию реальности. Твоё прошлое решение, отчасти, привело к сегодняшнему кризису...
   - Что-то я туго соображаю... Что за хозяева? Что за их представитель? Какие-то странные условности... Тебе не кажется?
   - Мне не кажется, я просто более тебя информирован...
   - Ну, так информируй и меня, чёрт побери!
   - Чего ты орёшь? А я чем занимаюсь, а?
   - Твоя информация смахивает на...
   - Да, да, это слово. Хорошо. Вся эта заваруха по твоей милости, тебе придётся окунуться в прошлое, кое-что изменить там, и реальность нескольких миров изменится. Они избегут гибели. Такой ответ устраивает?
   Я напряжённо молчал, пытаясь держать ритм дыхания и шага. Бежать в рабочих ботинках было тяжело, да и непривычно после недель сидячего образа жизни. Но я терпел, испытывая противоречивые чувства смятения, раздражения, почти злости. Какого хрена всё это на мою голову? Какой-то бред, разум отказывался воспринимать добрую половину того, что мне наговорил Барабашка. А разве сам факт присутствия этого существа, да и всё вокруг - не бред?
   Далёкий светильник, как яркая луна в небе, плыл впереди меня на огромной высоте и почти не приближался. Сколько же до него по прямой? А ведь это был обычный брызгозащищённый плафон, о который я всё время стукался головой, лазая в тоннель вала... Невероятно, непостижимо...
   Мой собеседник молчал, понимая, что мне нужно время для "переваривания" услышанного. Бежать ещё было далеко. Выдержать бы с непривычки...
   - Послушай, - продолжил я. - Ты сказал, что, может быть, придётся драться? С этим... ну, их представителем? Как он хоть выглядит - здоровый сильно? Я, знаешь ли, не шибко в таких науках.... Если только от великой злости, а тут...
   - Это рептоид на генном уровне. Физически - он оборотень. Может существовать в неуловимой полевой форме, использовать любую материю, живую и неживую. Испугался? Сильно не бойся, нам помогают большие силы, для этого я к тебе и приставлен. Мы заберём бутылочку и передадим тем, кто в состоянии ликвидировать эту угрозу.
   - Я так и не понял до конца, почему они, эти твои силы не могут сами забрать сосуд.
   - Они действуют нашими руками. Сосуд должен быть принят из твоих рук.
   - Значит, мне только нужно взять сосуд в руки? Но я держал его уже...
   Барабашка вдруг заёрзал.
   - Я читаю в твоём мозгу много абстрактных, фигуральных и обидных обзывательств. Твоя голова - сущая помойка. Но мне так и хочется наградить тебя ими всеми за раз. Считай, что это случилось.
   - Ладно, ты сам сказал, что мы - дубли, - не удержался я и огрызнулся, что примерно значило "сам дурак".
   Он стерпел.
   - Пойми - есть разница: просто взять подержать или взять сознательно, чтобы завершить дело. Сосуд пришёл в твои руки именно для этого. Двенадцать тысяч лет назад один молодой воин одной погибшей цивилизации не смог передать этот сосуд по назначению. Ему помешали. Смогли помешать.
   - Ну, а если придётся драться с этим оборотнем.... Послушай, какие у меня шансы? Ерунда какая-то... Его задача меня укокошить?
   - Я верну тебя в прошлое, что бы оживить твою память, твоё искусство, твои знания, и ты поймёшь, что побеждает не столько грубая сила, сколько тонкая. Этот вопрос не будет тебя волновать, это не главное.
   - А кто он такой, этот... рептоид? Почему если мы в рабстве, то даже не подозреваем об этом?
   - Прямая тирания быстро разрушается. Скрытая же может длиться тысячелетиями. Вас эксплуатируют, но дело в том.... Это как бы встреча разноимённых полюсов.... Да, они - зло больших масштабов, но человечество в их лице сталкивается с собственной тёмной половиной, понимаешь? Все существа продублированы во всех мирах - и светлых и тёмных и серых. Тот рептоид - тоже наша с тобою версия, только условно - "злая". Так что, если ты будешь драться, то сам с собой, по сути дела.
   - Так как же, тогда...
   - Вот эту проблему тебе и предстоит решить. Приготовься. Пора отправляться. Через мгновение ты станешь тем человеком, в котором часть твоей сущности путешествовала земными дорогами двенадцать тысяч лет назад.
   - Постой, а как же бутыль? Я не могу сейчас уйти, ты сам сказал...
   - В этом времени пройдёт всего одна стомиллиардная доля секунды, не волнуйся. Там ты не будешь помнить Евгения Логинова, но вынесешь оттуда всё, что так необходимо сейчас. Это всё, чем мы можем помочь тебе. И себе...
  
  
  
  
  
  
   Глава 5.
  
   Мне показалось, что мир вокруг сначала замер, потом стал всё быстрее вращаться, словно меня раскручивали в немыслимой центрифуге, затем вспыхнуло свечение и кружащееся пространство вытянулось в световую трубу-вихрь. Я сам стал сгустком света, этот вихрь подхватил, понёс...
   Естественно, всё было немного не так, это всего лишь попытка передать субъективные переживания, которые трудно передать, они лишены последовательности, логических образов и состоят только из чувств. Миг, когда исчезло привычное сознание, был неуловим, как неуловима черта перехода от бодрствования ко сну. И начался сон-явь...
   Безымянная сущность-чувство нашла себя в облике молодого воина, способного и сильного; схлопнулось, исчезло будущее, исчез третий механик Евгений Логинов...
   Я сидел в позе "ученика", на коленях, под бездонно-синим небом и взгляд мой был направлен на ослепительный диск недавно взошедшего солнца. Но он не слепил меня, и жаркие лучи не приносили страдания. Мой взгляд, моя душа сейчас были соединены со светилом, купались в потоке его любви и благодати, напитывались светоносной силой.
   Всё глубже уходил я в свою концентрацию, без труда мысленно уносясь ближе и ближе к солнцу, за пределы земной атмосферы. Я видел бушующие протуберанцы солнечной короны, слышал их пение - восторженное пение, возвышенное, неземное; общался с ними - с удивительными огненными существами, которые жили в этих текучих и ярких океанах плазмы. Солнце очень чутко, оно - живое и разумное. Я с радостью и неизбывным любопытством почувствовал его ласковое внимание - бессловесный поток внимания, исполненный величия, вечности и огромной любви.
   Медитация закончилась, я "вернулся" в себя. Около меня, в таких же позах со сложенными на коленях руками, сидело ещё десять учеников. Тхот-Хапи - седой старец в белой тунике, подпоясанной широким золотистым поясом, сидел напротив, лицом к нам. Перед ним, сверкая клинком, лежал меч.
   Под нами - нагретые солнцем щербатые плиты арены старинного цирка, построенного древними предками века назад. Выше, за полуразрушенным кольцом некогда величественной колоннады видны зелёные пики кипарисов, за которыми к небу возносится склон великой горы Тагальрик. Её сияющая на солнце, раздвоенная снежная вершина смотрелась величественно. Она - один из символов моей земли. Веками передавались неофитам азы наук у её подножия и на склонах. Раздвоенная вершина олицетворяла собою число два, которое в нашей науке было знаком абсолютного знания, силы, начала мира.
   Тхот-Хапи поднялся на ноги, оставив меч на плитах. Этому человеку было около 150 лет, держался он прямо и крепко стоял на ногах. Символ Солнца на левой стороне груди - ярко-жёлтый круг с точкой в центре - был вышит блестящей золотой нитью. Другие символы-знаки мелкой вязью переплетались справа и блестящими письменами покрывали пояс.
   Седины выше висков - такие же белые, как снега Тагальрика. Прямой, тонкий нос, пронзительно-синие, молодые глаза, которые вместе с тем светились глубокой и суровой мудростью. Губы - едва намечены в густой, но короткой бороде и усах - чёрных, с проседью. Открытый, чистый лоб, схваченный голубой перевязью. Высокий рост, как и у всех атлантов, смуглая кожа, статная фигура. Старость не брала этого человека, и рука его ещё была так же тверда, как и воля. Сложив руки на груди, он обвёл нас пристальным взглядом, уделив внимание каждому ученику. Когда мои глаза встретились с его глазами, мощная волна энергии прокатилась по всему моему существу, заставила трепетать сердце. С этого благословения взглядом он начинал каждое своё занятие.
   - Вижу, вы хорошо подготовились и усердно занимались. Каждый ли из вас смог проникнуть в душу и сущность того простого оружия, которое я давал вам? Я знаю, что вы хорошо владеете техникой боя, можете ли вы владеть и душой своего оружия? Ведь даже простой меч - каждый индивидуален, несёт солнечную энергию. Стали ли ваши клинки непобедимыми? Нашли ли вы их солнечную силу?..
   - Сколько тепла нужно, чтобы выковать металл? Обработать и закалить? И это - солнечное тепло, концентрированная и затвердевшая Сила Бога.
   Дальше он говорил медленно, выделяя каждую фразу и делая паузы.
   - Солнце - божественный проводник и человек - приёмник. Поэтому настоящий мастер сам куёт свой меч - трансмутирует энергию Бога, настраивает камертон своей души. Этот меч - оружие, но прежде он - знание.
   Чтобы выковать меч, надо сначала выковать знание, построить себя, свою жизнь, трансмутировать Силу Света в самом себе с помощью мысли. В противном случае вы будете вечными воинами и будете обречены на войну.
   Научились ли вы испросить разрешения у Солнца на использование той Силы, которую оно проводит?
   Итак, Солнце готово вручить вам запредельную Силу, великое могущество, достаточно ли чуток и чист проводник?
   Я хочу проверить вас. После я скажу каждому о его ошибках и недостатках, дам персональные задания.
   Рядом со мною сидел Ахель. Он был на год моложе меня, чуть выше ростом, чуть шире в плечах, хваткий, самоуверенный. Мы невольно соперничали друг с другом - некая сила отталкивания разделяла нас, точно одноимённые заряды. Один его вид досаждал мне, а мой - ему. Такое бывает, знаете. Правда, в этом не было ни зла, ни настоящей злобы - внутренне мы были все наполнены солнечной любовью, мы были сынами одного Бога, братьями, как и все остальные. Однако природа создала нас соперниками, и мы всегда вставали друг против друга во всём, следовали природе, принимая её правила, принимая жизнь такой, какова она есть. Этому учил нас Тхот-Хапи, учил противостоянию, борьбе и любви одновременно. Хоть мы и досаждали друг другу, по крупному счёту, без сомнения, отдали бы друг за друга жизнь, не раздумывая.
   Я был уверен, что Тхот-Хапи начнёт урок с нас. Наш антагонизм служил примером приложения той философии, которую мы исповедовали. Мы учились играть в жизнь, в борьбу, в радость, даже в нелюбовь и неприязнь, оставаясь внутри непоколебимо-возвышенными, соединёнными с Богом через Солнце. Учитель понял мои мысли и кивнул.
   - Дарвик и Ахель.
   Я ужасно разволновался: учитель знал моё "больное" место - мою вспыльчивость. Конечно, я хорошо усвоил те законы, о которых только что упомянул, старался не отдаваться неуправляемым чувствам, но ещё не умел этого абсолютно.
   Как раз накануне у нас с Ахелем вышел сильный конфликт, и я не успел ещё очистить свои мысли, свою душу, убрать обиду.... Это хорошо на словах - играть в жизнь, в обиды, управлять эмоциями. Попробуйте-ка сами! Я был ещё молод, и моя обида пока ещё была Я САМ.
   Причиной ссоры была Найя - девушка, образ которой томил моё сердце, но и Ахель был к ней неравнодушен. Он разозлил меня маленькой пакостью, взбесил почти до умопомрачения, выставил перед ней дураком, подсунув в букет цветов, который я оставил безымянно у порога её дома, идиотскую записочку.
   Когда я встретился с Найей, она покраснела и влепила мне пощёчину, разорвала записку и бросила мне в лицо. Я не поленился собрать обрывки, сложить их и прочесть, после чего был готов убить Ахеля. Потом увидел его ухмыляющуюся рожу - он даже не скрывал своего злодейства...
   Эта ночь была бессонной. Я мучился и писал Найе письма, и рвал, не в силах из гордости жаловаться на Ахеля. Я поклялся, что заставлю его самого рассказать ей. Задание, которое дал учитель, было кстати. Почти до утра я не выпускал своего меча из рук, отрабатывая немыслимые атаки, и забылся под утро тяжёлым, коротким сном.
   Не скажу, что был готов до конца к этому поединку. Чувства одолевали, мешали подключиться к Солнцу и черпать Силу. Оставалось надеяться на своё умение и выносливость. Какая проигрышная ставка!
   В этой схватке из-за недостатка Солнечной Силы я впервые испытал натиск силы ненависти.
   Итак, учитель вызвал нас. Мы переглянулись, поднялись. В серых глазах Ахеля проскочила искра насмешки, он чуял мою слабость. Вышли на середину площадки, желтоватый камень которой был отполирован босыми ногами бойцов за сотни лет. Встали, склонив головы и приводя себя внутренне в гармонию с миром, с Солнцем. С воздухом, с землёю, с самим собой. Сначала мне удалось настроиться, я ощутил привычное течение Силы, услышал её ритм, немного успокоился, собрался. В конце концов, это лишь учебный бой.
   Мы подняли глаза, приняв боевые стойки, и наши взгляды встретились. Он сразу попытался ошеломить меня одним взглядом, лишить контакта со своим мечом. Эти серые сверлящие глаза, стальной, почти физически бьющий взгляд... Он умел это делать. Но и я знал, как отвечать. Это была игра - он нападал, используя Солнечную Силу, я защищался, используя её же. Суть Силы - любовь и нужно было уметь владеть этой первичной сутью, чтобы иметь власть над всем вторичным. Плотный, сгущённый конус его психического удара я "заземлил" через своё тело, наэлектризовал металл клинка. Получилось.... Но не совсем. Мои нервные каналы были ещё слегка засорены вчерашним гневом, я сморщился от боли...
   Потом начался бой. Мы должны были в течение нескольких минут показать умение биться в Потоке Солнечной Силы. Поток силы - первичен (я говорил), техника - вторична. В Потоке все удары могут достигать цели, даже смертельные, но они не причиняют вреда - Сила не может уничтожить саму себя, нанести вред, если потенциалы сторон одинаковы. В отрешённом состоянии бой приносит наслаждение, настоящее опьянение, важно не поддаться ему, не примешать к Силе личность, любые чувства - контакт ослабевает, теряется и остаётся лишь физическая подготовка. Чувства и были сегодня моим слабым местом, я лишь смог притушить их на время.
   Лёгкие, тонкие боевые мечи с деревянными ручками чертили в воздухе сверкающие узоры, пели звонкую песнь схватки. Ахель был ловок, но всё же грубоват и тяжеловат, язык его атак был незамысловатым, предсказуемым. Я же неожиданно вышел на более высокий интуитивный уровень (кстати, именно благодаря моим чувствам и злости!), осознал это и провёл головокружительную атаку, молниеносную и красивую.
   Один удар он пропустил - в руку, сжимающую меч, но поскольку был в Потоке, не пострадал, второй же, явно смертельный, я намеренно остановил у его горла. Ахель был ошеломлён и потерял Поток. Глаза его неукротимо сверкали, он отступил, перевёл дыхание.
   Я победил, явно, но Тхот-Хапи молчал, поединок должен был продолжаться. Ахель вышел из внутреннего равновесия, неуверенно переминался с ноги на ногу и видел, что не устоит против меня и десяти секунд. Поэтому ядовито бросил:
   - Ладно. Ты уже получил вчера маленькой ручкой по своей крепкой физиономии, чего мне теперь с тобой тягаться! Видел бы ты себя в зеркало в тот момент! То-то была умора...
   У меня аж щёлкнуло что-то в голове, я задохнулся и... всё. Забылось всё, чему меня учили. Взрыв ярости затмил глаза, потряс до глубины души, ослепил разум. Я зарычал и бросился на Ахеля, как дикий зверь; этот импульс был совершенно неуправляемым, словно мне поставили голову другого существа, которое истомилось от безысходной боли обиды, измучилось гнётом гнева и вырвалось на свободу с одной целью - отомстить.
   Ахеля выручило расстояние, он успел сгруппироваться и отбить страшный удар, я пролетел мимо, развернулся. Меч со свистом рассёк воздух крест-накрест, словно изрубил силуэт моего противника. Было видно, что он ошеломлён, но быстро собирается, я не дам ему опомниться!
   Мы сошлись жёстко, на большой скорости. Я сознавал, что не могу убить его, изувечить, потому что рядом стоит учитель и не допустит такого, но это только подхлёстывало, снимало собственные ограничения. Признаюсь, был бы даже рад в тот момент нанести Ахелю несколько несерьёзных, но болезненных ран. Как раз такое случалось. Дозированная настоящая боль допускалась. Учитель считал, что она идёт на пользу горячим головам, вот и я так считал сейчас.
   Я ощутил какой-то новый ритм, новую энергию, иной природы, видел, что и Ахель заметил натиск чуждой силы, и это заставило его быстро собраться (откуда мне было знать в тот момент, что это была помощь учителя ему). Игра закончилась, но мы не заметили, когда переступили эту черту. Теперь это был настоящий бой насмерть, собственно то, к чему нас и готовили.
   Я чувствовал себя сильнее и мощнее Ахеля. Проснувшаяся во мне сила изливалась, фонтанировала в руках, лучилась из глаз. Я не отдавал себе отчёта в том, откуда она, мыслей и рассуждений не было. Была цель - противник.
   Мы дрались, обливаясь потом, он струями слетал со лба, тела взмокли и блестели под палящим солнцем, сталь огнисто сверкала, тонко и часто звенели удары клинков. Движения были скользящими, быстрыми и чёткими. Кошачьи прыжки, кувырки, подкаты следовали один за другим, поединок был слитным и непрерывным, на одном дыхании. Наверное, со стороны было на что посмотреть, ибо видит Бог, мы ещё никогда так не дрались. Каждое движение, отточенное до автоматизма, - ход в смертельной игре, по логике и сложности, не уступающей шахматам: надо было видеть и чувствовать несколько ходов вперёд.
   Вот, его круговой удар мне в висок был слишком неловок, и его не нужно парировать. Чуть пригнувшись, выбросил клинок резко, снизу вверх, но противник успел отшатнуться, скользящий удар пришёлся по рёбрам, оставив на смуглой груди белую полосу, которая быстро налилась алой кровью.
   Ахель полоснул тут же обратным ударом, чуть повернув кисть, но теперь отшатнулся я, и он не достал. Голубая сталь замерла на мгновение в дюйме от моей шеи. Сильным ударом в запястье я отшиб его руку с мечом в сторону, но у меня не было размаха. Меч вновь пошёл снизу вверх и влево - на блок, потому что его рука была, как стальная пружина, мгновенно обрушилась сверху обратно. Мечи замерли, скрестившись
   Удобный момент.... Последовал молниеносный выкрут, но никому не удалось вышибить оружие из рук противника. Я оказался в невыгодном положении, потерял равновесие и понял, что проиграл.
   Мне требовалось одно мгновение, чтобы обрести опору, другое - чтобы отреагировать: или отбить атаку, или отпрыгнуть. Его меч уже описывал дугу молниеносного и сильного замаха. Как он удержал оружие? Мне казалось, я правильно выполнил приём...
   Дальше произошло страшное и невероятное. Белая молния над моим плечом, хруст костей, обжигающая боль. Время замедлило свой бег, и я с ужасом смотрел, как тонкий и острый клинок Ахеля всё глубже и глубже погружается в моё тело, как в масло и не останавливается! Взрывная, но не столь сильная в первый момент боль, онемение, зияющая рана, и неумолимое зеркальное жало, истосковавшееся по плоти, всё ниже и ниже...
   Я зажмурился, когда оно уже было на две ладони ниже плеча, почти в центре груди, почувствовал, что падаю навзничь. Нет, о Боже... Удар спиной, звон металла о камень, разрубленные кости в ране скребанули друг о друга....
   - Нет!!! - теперь это кричал Ахель, истерично, в ужасе.
   Жизненная сила покидала моё тело очень быстро, вытекала через рану, невидимой струёй. Горячая волна крови поднималась в горле, я открыл глаза. Искажённое ужасом лицо Ахеля.... За что, Боже, я так ненавидел его? Как глупо... Синяя бездна небес, одинокое облако и солнце... Солнце... Чернота надвигалась со всех сторон, сужая поле зрения, быстро пожирая небо. Исчез Ахель, исчезло облачко, лишь пылающее солнце в центре и чернота по краям.... Но вот и оно померкло.
  
   Я очнулся, сидя на теплых камнях, прислонённый спиной к борту арены. Рядом - никого. Схватился рукой за левую сторону груди и не нашёл страшной раны. Тонкий, но рельефный шрам, покрытый нежно-белой, потерявшей чувствительность кожей, перечеркнул половину груди. Пошевелил плечом, рукой - всё работает, боль исчезла. Сколько я был без сознания, почему всё ещё здесь? В глаза бросилась лужа свежей, но уже загустевшей крови в пяти шагах левее. Моей крови...
   Значит... Шорох справа, оборачиваюсь и вижу подошедшего учителя.
   - Да, прошло всего пять минут, Дарвик. Я пока отпустил ребят, но Ахель сказал, что будет ждать тебя на выходе. Ты в порядке?
   - Да, учитель. Что было со мной?
   - Ненависть, юноша. А ты не понял?
   - Это лавина, горный обвал, учитель. Я не контролировал себя.... Но,... как я жив?
   Тхот-Хапи едва заметно улыбнулся.
   - Ты спрашиваешь, как ты жив, и не спрашиваешь, почему я допустил удар?
   - Почему?
   - Удар, порождённый ненавистью, был неотразим. Удар - Ахеля, но ненависть - твоя. Ты испытал сам на себе ту разрушительную энергию, которую вызвал. Помни это. Помни боль разрубленного тела, пусть шрам, который я не стал убирать, напоминает тебе о ненависти, растерзавшей тебя однажды. Ты не простой человек, и преобладание тёмной силы в тебе, пройдя через тысячелетия, однажды растерзает твою вселенную. Поднявшиеся до солнечной высоты могут упасть слишком низко, понимаешь?.. Надеюсь, вы теперь навсегда помиритесь с Ахелем?
   - Не знаю, учитель.
   - Ну, что ж, спасибо за честность, - он подал мне руку, помогая подняться на ноги.
   Голова ещё сильно кружилась, и слабость переполняла тело.
   - Мы слишком разные.
   - Но это не даёт вам права ненавидеть друг друга, отрекаться от состояния любви в душе. Ты всё ещё не простил его?
   - Простил, когда упал и умирал.
   - Сдаётся, он тоже хочет покаяться в чём-то перед тобой. Ты понял ошибку?
   - Кажется. Мне надо поразмыслить.
   - Хорошо. Тогда задание тебе будет для размышления. До следующей твоей стычки с Ахелем найди различие между ненавистью и негодованием. Это пригодится тебе и в будущих сражениях с настоящим врагом.
   - Ненависть и негодование? Я подумаю, учитель...
  
   ...Пылающая бездонная световая труба-вихрь, толчок, будто я пробил лбом тонкое стекло.... И вновь я бегу в сюрреальном чудовищном тоннеле по нитке металлического настила, прилепившегося к сплошной железной стене на двухсотметровой высоте. Надо мною, ещё выше, плывёт далекая, едва различимая смутным пятном, луна светильника. Безумная, пугающая гигантизмом перспектива впереди, упирается в серебристое марево, в котором иногда вспыхивают золотые искры.
   То, что я видел мгновение назад, все впечатления поединка, слова Тхот-Хапи и его лицо - череда ярких образов в памяти. Не так, как воспоминание о сне, а так, будто это происходило в действительности мгновение назад. Увиденное, услышанное, прочувствованное потрясло меня, я прожил заново этот отрывок прошлой жизни.
   - Барабашка?
   - Вернулся. Ну, что скажешь?
   - Не знаю, что и сказать. Словно я и впрямь побывал там.
   - Ты и впрямь побывал там. Правда, прожил тот кусочек жизни, не пытаясь привнести свою волю из будущего, воздействовать на события.
   - Разве такое возможно? Там я был тот, но не я сегодняшний. Это - будто воспоминание.
   - Это не воспоминание. Твой дух погрузился в прошлое реально. В уже написанную страницу прошлого, существующую. Вернуться в прошлое возможно только в самого себя, в то существо, которым ты был тогда.
   - Но ты сказал, что можно воздействовать на прошлое, изменить его.
   - Да.
   - Но как? Ведь оно уже произошло. Если изменить прошлое, изменится причинно-следственная связь, значит, и существующее будущее. Не понимаю. Не исчезнет ли целый существующий мир будущего?
   - Напротив, народится новая версия реальности, отквантуется новая временная ветвь, возникнет новая причинно-следственная связь. И если она не затухнет, ветвь станет новым самостоятельным параллельным миром. Вся вселенная устроена так. Я, например, пришёл к тебе с соседней Земли. Мы часто бываем у вас, изучаем.
   - Это причина легенд о гномах, домовых, всяких странных существах?
   - Да, возможно. Но и на твоей Земле, за её историю, было множество самых странных легендарных существ.
   - И черти есть?
   - Всё, что ты можешь вообразить и придумать - есть где-то. Мозг и приемник, и генератор новых комбинаций. Мысль материализуется, возникают новые реальности.
   - И как воздействовать на прошлое? Я не помнил себя там будущего.
   - Естественно. Ты и сейчас не помнишь себя будущего, верно? Но иногда воспринимаешь сигналы оттуда, как интуицию. Твоя будущая сущность, уже достигшая совершенства, стремится помочь тебе не повторить её ошибок. Это - направленный в прошлое конус воли, жёсткое программирование самого себя перед погружением в прошлое. Аналогия - это сон. Тебе часто во сне снится то, о чём ты думал днём? Даже ты делаешь во сне то, что хотел сделать наяву.
   - Да, бывает.
   - Это работает жёсткая программа. Концентрированная мысль, которая из мозга переходит глубже, становится способной жить в твоей сущности вне мозга. Если уйти в прошлое с такой программой, можно изменить его и зародить новый мир. На это способны не все. Это не просто. Иначе бы люди наплодили массу низших, уродливых, коллапсирующих миров, через которые к нашей общей Метавселенной подбирается хаос. Низших миров и так очень много, особенно у Земли. Их чрезвычайно сложно контролировать. Они иногда гибнут, сотрясая космос, их приходится изолировать, "отстригать" ветви; или гниют, распространяя заразу. Это - сложные вещи. Ты их вспомнишь сам. Нас просят сейчас сосредоточиться больше на нашей миссии. Скажи мне, чувствуешь ли ты то, за чем я отправлял тебя в прошлое? Потрогай свою грудь.
   Я расстегнул рубаху, опустил взгляд. Рука дотронулась до длинной белой полосы шрама. Секундный испуг держал меня в своей власти короткое мгновение.
   - Что же это.... Почему?
   - Ты необычный человек, Дарвик. Можно я буду тебя так называть? Мне разрешено пробудить в тебе через погружение в прошлое некоторые твои навыки воина. Произошли мощные изменения в твоём эфирном теле, это отразилось и в физическом. Перестроились твои мышцы, связки, кости. Даже изменились твои внутренние органы.
   - Вот так, за одно мгновение?
   - Мгновение прошло внешне. Внутри твоих клеток, даже внутри молекул ДНК прошло более суток. Твой организм пережил настоящую трансмутацию. Пришлось убрать некоторые очаги болезней, загрязнения, шлаки. И я взял на себя ответственность. Мне теперь с тобою не расстаться долго, пока не почувствую, что изменилась и твоя психика. Считай, что я твой... как это... крестник.
   Я действительно чувствовал себя иначе, как-то необычно легко и испытывал жуткий голод.
   - Выходит, я уже сутки не ел ничего?
   - Попостишься, полезно.
   Мы вновь замолчали. От такого количества событий и информации в голове царило напряжение, близкое к сумбуру. Я - это был я, а не какой-то там древний воин Дарвик, мне совсем не хотелось иметь что-то общее с ним и, тем более, драться с кем-то. Тем более что этот кто-то, был вообще.... Бред, короче.
   - Мне не очень улыбается быть Дарвиком, Барабашка, - сказал я, вторя своим мыслям.
   - Тогда я - плод твоей фантазии, и всё что происходит - тебе просто снится. И нет никакого шрама на твоей груди.
   - Ладно, называй меня, как хочешь.
   - Это имя больше подходит тебе по своим вибрациям, мне так легче общаться с тобой.
   - А как же, всё-таки, тебя зовут?
   В моей голове прозвучало длинное, быстро произнесённое слово, полное гласных звуков, которое я не то, что повторить, но и не смог бы воспроизвести даже мысленно.
   И вдруг в уши ворвалась какофония звуков. Это был рокот Машины, но многократно интерферированный, наложенный сам на себя. После долгого времени ватной тишины, он просто оглушил своим грохотом.
   - Мы уже близко, приготовься, - предупредил Барабашка. - Будем прыгать вниз.
   - Как?! Я боюсь высоты!
   - Боялся. Мы прыгнем, когда я скажу. Или ты лучше меня знаешь, что делать? Кстати, есть напряжение энергий, твой враг здесь.
   Я бежал уже почти час и не чувствовал усталости. Мне, в самом деле, будто подменили ноги, хватало дыхания, не кололо в боку. Не скажу, что был хилятиком - прилично бегал в мореходке и даже участвовал в каких-то там "стартах-забегах" вокруг стадиона Кирова. Но малоподвижная жизнь в море расслабляла, и вряд ли я так просто смог бы осилить забег на десять километров.
   Гигантский светящийся занавес надвинулся огромной туманной стеной. Казалось, он навис над головой, и до него осталось - рукой подать. Но чёрная нить площадки-карниза, по которой я бежал, служила ориентиром. Она всё ещё исчезала в перспективе, сливалась со стеной.
   В мерцающих глубинах "занавеса", который то серебрился, то становился молочно-белым, то туманным, метались золотыми лентами беспорядочные огни. Местами они двигались целыми массами, переплетаясь, сталкиваясь, завихряясь. Иногда происходили настоящие взрывы. Тогда из одной точки разлетались по кругу фонтаны светящихся брызг, занимали всё это огромное пространство, и возникала иллюзия движения, провала всего этого немыслимого туннеля в тартарары. Картину сию можно было бы назвать зрелищной, если бы я сидел в первом ряду кинозала, а не нёсся, сломя голову, в неведомое пекло.
   Слева от меня, там, где недавно различалась тоненькая спица гребного вала, теперь громоздилась фантастически огромная синеватая гора с ровными, округлыми склонами, которые терялись на немыслимой высоте. Горы такой высоты бывают только где-нибудь на Марсе, наверное.... Я догадался, что это - корпус гидравлики механизма изменения шага винта. Он стоял в центре тоннеля и был приличных размеров (в нормальной реальности). Противоположной стены тоннеля не было теперь видно вообще - лишь смутно-серая пелена. До неё теперь было, наверное, километров пятьдесят.
   - Теперь давай левее, - скомандовал Барабашка.
   Я не понял.
   - Прыгаем?
   - Ещё нет, забирай левее понемногу, к тем перилам.
   Я потянулся к лееру, который был в полуметре от меня, и не достал: рука по мере вытягивания уменьшалась в размерах, и выглядело это довольно нелепо и удручающе.
   - До перил двести метров, - терпеливо объяснил мой друг.
   Да.... Два раза повторять не надо. С трудом веря своим глазам, я взял левее - леера отодвинулись.... Этих чудес мне хватит вспоминать всю оставшуюся жизнь, сколько бы её там не оставалось.
   - Так и держи. Как доберёмся до края - прыгай.
  
   Перекинув ноги через леер, я несколько секунд стоял, держась руками за спиной, и смотрел в разверзшуюся пропасть. Тут не двести, а все пятьсот метров высоты. Далеко внизу, в сером сумраке, виднелась крышка горловины масляной цистерны. Смутными глыбами проступали гайки крепежа крышки. Каких же размеров она должна быть, если видится такой? Реально - в неё едва протиснется субтильный человек типа Сергея, второго механика, но отсюда она казалась не меньше, чем с футбольное поле.
   - Не бойся, - сказал Барабашка. - И не верь глазам своим. Не разобьёмся.
   Я набрал в лёгкие побольше воздуха, с силой оттолкнулся и прыгнул. Поток ветра ударил в лицо, я зажмурился, но сразу вновь открыл глаза. Мы падали, определённо падали с положенным ускорением, но крышка горловины в размерах почти не увеличивалась, и никак было не понять, сколько же до неё осталось.
   Секунд двадцать длилось падение. Удар о поверхность подошвами ног был примерно таким, как при прыжке с двухметровой высоты, а бо^льшая длина крышки оказалась метров пятьдесят.
   Очень мелкая, зудящая дрожь, вибрация высокой частоты, шла от влажной металлической поверхности, покрытой жирной горюче-смазочной грязью. Зуд был неприятным, отдавался в зубах и затылке. Низкое гудение, не громкое, но тревожное, бередящее душу, висело в воздухе. Монотонно, на одной ноте, оно насиловало слух.
   Я поднял голову. Неопределенно высоко, может пятьсот метров, а может и с километр, в туманной дымке паров, проступала серая полоска гребного вала. Было не понять, вращается он или нет. Свет от ламп, которые отсюда были неизвестно, как высоко, был настолько рассеян, что сами светильники и не различались. Даль тоннеля на этом уровне - на самом днище - скрадывалась в туманной полумгле. Если бы я не знал, где нахожусь, то догадаться было бы невозможно. Никаких деталей, ориентиров, кроме нескольких огромных гаек крепежа крышки.
   Пространство было настолько искажено, что никто не смог бы понять, что эти тёмные глыбы - крепеж горловины. В нескольких метрах от меня различалась гигантская грань чудовищной гайки, покрытая грязью и ржавчиной, над ней смутно вырисовывался конец шпильки. Мне казалось, что это сооружение не меньше, чем с одноэтажный дом.
   Слева от неё, метрах в десяти, из сумерек выступала другая гайка, непропорционально меньших размеров. Дальше угадывалась ещё одна - черная точка в серой полумгле - и всё. А справа сплошной стеной всё пространство пересекало основание светящейся туманной стены, которая, тем не менее, совершенно ничего не освещала. Исполинские гайки не отбрасывали теней, не видел я и своей тени. Граница сумрака черного и сумрака белого...
   И вдруг - громкий треск, будто звонко надломили лист стекла, воздух над головой буквально рассекло несколькими ровным трещинами под разными углами. Теперь вверху виделось всё, как отражение в битом зеркале: фрагменты не стыковались, двоились и троились. Мой необычный наездник ощутимо заёрзал на плечах, мне показалось даже, что он ойкнул.
   Гудение, давившее на мозги, пошло плавными модуляциями, волнами; вибрация под ногами стала нестерпимой. Казалось, дрожал сам воздух, само пространство. Две новые трещины с сильным стеклянистым хрустом ударили молниями почти под ноги. Барабашка заёрзал ещё сильнее и вцепился своими невидимыми ручками мне в волосы.
   - Дарвик, Дарвик, держись! Ох, ох, кажется, мы влипли!
   - Что это? - я настороженно и растерянно оглядывался.
   - Нарастает темпоральный резонанс с местной аномалией, трещит континуум, мы провалимся, провалимся!
   - Постой, не верещи! Возьми ты себя в руки! Что делать?
   - Сосуд, скорее бери сосуд, он там, в белом тумане, но где-то ниже этого уровня.... Там что, ещё есть провал?
   - Осушительный колодец! - осенило меня, и я решительно двинулся вперёд.
   - Ориентируйся на чёрное и белое. Соприкасаться с чёрными пятнами нельзя! Сосуд холоден, как межзвездная пустота, поэтому приготовься к вспышке энергии. Руки будут гореть. Ой, ой, быстрее!
   Я пробирался сквозь насыщенный снежными блестками туман, но не чувствовал ни холода, ни жары. Толи это была нервная взвинченность, толи что-то другое, не знаю. Помню, пар изо рта валил, под ногами хрустела грязно-снежная жижа, но не могу сказать, насколько было холодно. Туман не был плотным и однородным - струи матового света, похожие на позёмку огибали меня, однако ветра не было. Очень странный световой ветер, загробный свет без источника света, словно рядом где-то открылись ворота потусторонних измерений и вырвались сотни, тысячи мёртвых душ...
   Чёрные ленты змеились вокруг запутанной сетью, проявлялись в метре от меня. Мой необычный гид ойкал и охал, непрестанно ёрзал и дёргал за уши, поворачивая то влево, то вправо, как заправский возничий бестолковую кобылу. Он прожужжал мне все мозги, чтобы я, не дай бог, прикоснулся к такой чёрной ленте. Я нагибался, перешагивал, осторожно протискивался. Вокруг меня возникла едва заметная оболочка некого поля, которая искажалась, меняла свои очертания, стремясь тоже не соприкоснуться с таинственными, сплетёнными между собой, абсолютно чёрными щупальцами разной толщины.
   Стеклянный треск вокруг стал уже непрерывным. Трещины проносились пока далеко друг от друга, позволяли ориентироваться, но преследовали нас, неумолимо сужали поле нормального зрения. Дзинь! Рассекло вдруг перед самым носом белые струи тумана и несколько расплывчатых, шевелящихся чёрных жгутов. Чернота поплыла от них по пространственной трещине, стала растекаться, как густая жидкость. Барабашка больно потянул меня за ухо и волосы вправо.
   - Сюда, сюда давай! Пригнись! Ой-ёй...
   - Тихо ты, ч-чёрт! Пролезем, вижу!
   - Ниже, ниже наклоняйся! - почти вскрикнул он. - Забыл про меня, что ли?!
   Я старался, очень старался и был осторожен, но он меня "достал". Я уже весь взбеленился, едва сдерживался, когда вдруг мы оказались на краю неглубокого заиндевевшего котлована.
   Потоки светового тумана над ним расступались огромной сферой. В центре котлована черная крошечная точка была вморожена в толщу грязного льда. Сосуд.... Многослойный дрожащий нимб колючих лучей окружал его, переливался цветами спектра, сиял, наполняя пространство игрой призрачной светотени, которая причудливо искажалась в изломанном трещинами воздухе.
   Ладони зажглись вдруг невыносимо жгуче, словно ошпаренные. Я невольно вскрикнул от неожиданности, встряхнул руками. Барабашка больно дёрнул за волосы.
   - Чего ты скачешь, трясёшь руками? Я же предупредил тебя уже, беги скорее, бери сосуд!
   Я побежал, вихляя, как заяц, между лупящими сверху трещинами. Однако они всё больше уходили в сторону по мере нашего приближения к сосуду. К счастью, тут не тянулись чёрные, перекрученные ленты и можно было бежать напрямик.
   Сосуд окружала своеобразная "мёртвая зона" - сфера в несколько десятков метров диаметром, пространственные трещины огибали её. Зон-сфер вообще было много, каждая обладала своими свойствами, а вертикальный вихрь разворачивающихся тахионных полей был их общей осью.
   "Мёртвая зона", как ни странно, сохраняла некоторую стабильность, наподобие "глаза" урагана, открывала доступ к самому центру аномалии. Подбежав, я сходу упал на колени, потянулся горящими ладонями к чёрному гранёному горлышку. Соприкосновение с ним было необычным. Холод. Не просто холод, но мертвящее, замораживающее душу излучение. Лёд вокруг бутылки мгновенно растаял, я рванул её на себя, и полынья вновь затянулась.
   - Берегись! - вдруг вскрикнул Барабашка, и в тот же миг сильный толчок в спину сшиб меня с ног, сосуд выпал, откатился в сторону.
   Я тут же вскочил, развернулся и увидел крысу. Громадная, размером с собаку, не дав мне ни одного мгновения, чтобы опомниться, она прыгнула снова, намереваясь в этот раз явно вцепиться в моё горло. Это бы ей удалось, без сомнения, но я даже не подозревал, что обладаю такой молниеносной реакцией, силой и прытью. Привычное сознание не успело даже отреагировать на сию атаку ничем больше, как только вспышкой испуга. Отреагировали руки, сами, будто обладали своим собственным сознанием. Они поймали чудище прямо за пасть, рванули в стороны.
   Глаза успели зафиксировать верхние желтоватые резцы крысы, один из которых был подломан. "Та самая тварь", - молнией промелькнуло в мозгу. Её я видел в Машине...
   Крыса издала отвратительный хриплый писк, дико мотнула головой и вырвалась. Всё дальнейшее уместилось в одно единственное, короткое мгновение, наполненное, тем не менее, целой чередой переживаний в ускоренном временном масштабе.
   - Сосуд! - это скомандовал мой друг. Вся его мысль выразилась одним этим словом, но я понял, что должен делать, и что нет времени скручивать башку крысе.
   Тварь отскочила всего на два шага, мгновенно скользнула обратно, к моей ноге. Теперь я не успел бы разодрать ей пасть - надо было наклоняться, а её челюсти вполне способны были перекусить мне лодыжку. На морду к ней, сохраняя невидимость, прыгнул Барабашка. Синхронно с его толчком, я рванулся к сосуду.
   За спиной - снова визг крысы. Что уж там с ней делал мой помощник - не знаю, но он задержал её, и я успел схватить чёрную бутыль, накрыть грудью, прижать к себе. Сияние вокруг сосуда пропало, но это море света, хлынувшее со всех сторон.... Что это было? Грязный лёд подо мною вдруг превратился в раскалённую, слепяще-жёлтую поверхность. Я думал, что сейчас погружусь в озеро расплавленного металла...
  
   Глава 6.
  
   1
   Сказать "я очнулся..." не верно - сознание не на миг не покидало меня, но неуловимый момент перехода к иной реальности, наверное, иначе и не назовёшь. Я нашёл себя в немыслимой, сложенной позе, в пространстве под настилом машинного отделения, лежащим грудью на осушительном колодце перед тоннелем гребного вала. Душно, влажная, промасленная сырость кругом. Сверху бежала струйка воды, холодила между лопатками. Тусклый свет пробивается в щели сверху, привычно ворчат два движка, но Главный стоит.
   Память возвращалась, как после пробуждения. Марафонский забег по искажённому пространству, Барабашка, крыса, сосуд.... Он здесь, так и был прижат к груди, а мой гость-наездник пропал? Я его не чувствовал и не слышал. Пошевелил плечами, попробовал двинуться. Всё тело затекло. Как хоть выбраться-то отсюда? Чуть приподнял голову.
   Пространство вернулось к своему нормальному состоянию, и я оказался втиснутым под пайолами в таком месте, откуда надо ещё умудриться выбраться, и нет никакой гарантии, что это реально.... Значит, джинн заперт в бутылке, а это самое главное.... Выберемся как-нибудь....
   Мои ноги были просунуты в овальные дыры фундамента опорно-упорного подшипника гребного вала, железные трубы давили на поясницу. Надо двигаться вперёд. Я снова попробовал пошевелиться. Чёрт, туго застрял и взяться не за что. Если бы кто руку подал.... Который час, почему Главный стоит? Где народ? Меня взял испуг. Кончилось топливо? Почему никого нет? Если Главный встал из-за топлива, через пару часов встанут и вспомогачи - их забор из расходной цистерны ниже.... Всё, надо вылезать!
   Испуг нарастал, подхлёстывал. Я стал извиваться ужом, пытаясь выползти из-под труб, руки скользили в вонючей маслянистой жиже, ноги было не согнуть. Бутыль выскользнула из пальцев, скатилась в колодец и утонула со звучным всплеском. И тут сверху послышались шаги, кто-то спустился в Машину.
   - Женька! - голос старпома.
   - Эй! Эй! - сипло вырвалось из моего горла. Было не вздохнуть нормально, что бы набрать побольше воздуха в лёгкие.
   - Где ты тут?!
   - Михалыч! Михалыч! Здесь!
   Минут десять он искал меня, и, в конце концов, заметил мои ноги в проёме у торца Главного двигателя. Кажется, старпом настолько был взволнован чем-то, что даже не особо удивился моему странному положению, но понял, что мне не выбраться самому. Под моим руководством, он нашёл отвертку, открутил винты, держащие пайолы и поднял два листа плит. Подал мне руки и вытащил.
   Я не узнавал его. Михалыч был настолько испуган чем-то, что сначала мы вообще молча глядели друг на друга. Он измазал хорошую рубаху, пока вытаскивал меня, грязные ромбы рисунка сланей отпечатались на его коленях. Глаза выражали только одно - пережитый сильнейший испуг, от которого ему до сих пор было не оправиться. И этот испуг не по поводу моего странного положения под закрепленным настилом. Поэтому первым спросил я:
   - Что стряслось?
   Он поднял глаза кверху, будто всё ещё видел нечто, так испугавшее его, заторможено вновь глянул на меня.
   - Там.... Слушай, пойдём.... Может, это конец Света? - старпом явно не собирался шутить. Вдруг ухватился горячими измазанными пальцами за моё запястье и торопливо, почти лихорадочно забормотал:
   - Пошли, пошли, пошли.... Ты посмотришь и скажешь ...
   - Сейчас.
   Я открыл ящик с ветошью, достал две большие чистые тряпки, одну протянул старпому. Он взял, вяло стал вытираться. Другой тряпкой я обтёрся сам. Руки и ноги покалывало - отходили от онемения. Мы двинулись к выходу.
   На трапе я услышал доносящиеся из коридора возбуждённые голоса, быстрые шаги. Здесь, из тамбура Машины, был ещё один трап наверх - прямо на траловую палубу, и мы не стали выходить в коридор, свернули к этому трапу. Мне сразу бросились в глаза красноватые отсветы на переборках. Михалыч пропустил меня вперёд, я бегом взбежал наверх, под тент, где мы несли свои ударные подвахты.
   Картина, которая открылась мне, была продолжением сумасшествия. Кроваво-красное небо, ядовито-розовые, редкие облака. Пунцовый диск солнца, как тлеющий уголь. Но сейчас должна быть ночь! Иссиня-чёрное море похоже на чернила...
   Оторопело я вышел на центр траловой палубы. Стая коричневых чаек над порталом.... Да это и не чайки! Твари какие-то, оглашающие воздух протяжными, душераздирающими криками. Крылья - как у летучих мышей, острые, длинные головы. Не головы.... Жала какие-то, что ли? Твари, словно брошенные камни, одна за другой стали падать на меня. Не дожидаясь, пока они налетят, я прыгнул под транспортёр, перекатился, вскочил, толкнул Михалыча к двери.
   - Вниз! Быстро! Там.... - я не успел договорить.
   Яростно клекоча, сшибаясь друг с другом, летающие бестии ринулись под тент к нам. Михалыч заорал матом и нырнул в тамбур, я - следом. С разворота, правой рукой, приложился кулаком в перепончатокрылое, коричневое тело, рванул на себя дверь. Она тяжело врезалась в проём, захлопнулась. Отрубленное крыло, трепыхаясь, шлёпнулось под ноги, а по металлу двери с той стороны заскреблось, застучалось.
   Внизу опять послышались крики, хлопки дверей, ругань. Я поднял обрубок к глазам.
   - А-а! Убери! - Михалыч с брезгливым ужасом отмахнулся. Его трясло крупной нервной дрожью.
   Я напряжённо думал, вспоминая всё то, что сам пережил недавно. Левая рука скользнула по правой стороне груди. Шрам! Он был, никуда не делся, всё пережитое - правда. Где мы теперь? Где мой необычный дубль-двойник из параллельного мира?
   - Значит, так и есть...
   Мы все ещё стояли неподвижно в тамбуре лицом друг к другу. Михалыча настолько "вышибло" из колеи, что он казался контуженным. Глаза - широко раскрыты, в них читалось смятение и страх. Он потрясённо смотрел под ноги, где всё ещё продолжало дёргаться крыло неведомой твари, и не мог, похоже, пошевелиться. Лицо бледное, без кровинки.
   - Что, что так и есть? Что?
   - Кажется, я понимаю, куда мы попали. Михалыч, погоди, погоди, успокойся.
   - Куда попали? - он сдавленно выругался. - На тот свет попали...
   - А "Козерог"? Он рядом с нами шёл, его нет? Что ты видел там, в рубке?
   - Свет, адская вспышка. Всё чёрное стало белым, белое - чёрным. Я ничего не видел, был ослеплён.... Фритаунский сторожевик подошёл, только успел пришвартоваться.... Светопредставление помнишь до этого?
   Я кивнул. Кажется, Михалыч мало помалу приходил в себя, убеждаясь, что мы с ним вдвоём одновременно спятить не могли.
   - Они заинтересовались, что у нас тут за фейерверк, не взрывается ли что. Ну, пришвартовались только, ещё на борт подняться не успели, как эта вспышка полыхнула. Яркая, негативная такая.... Открываю глаза - всё красное. Думал, что со зрением.... "Козерог" пропал. Только этот пограничник так и болтается по правому борту. Так ты думаешь - что происходит?
   - Это - другой мир. Параллельный...
   Старпом мгновение смотрел на меня со своим прищуром. Сетка морщин обозначилась у висков. Потом покачал головой, повернулся и стал спускаться по трапу.
   - Старпом! Где старпом?! - кричал кто-то внизу. - Михалыча найдите!
   Михалыч поспешно выбежал в коридор, я же стал спускаться дальше в Машину.
   - Скорее! Терёха! - донеслось до меня. Кажется, это был Юркин голос, искажённый страшным волнением. Я замер, прислушиваясь. - Нужна помощь, тварь клюнула! Он без сознания, кровища!..
   Мне тоже стало страшно. Куда же подевался друг-наездник? Он прыгнул на ту крысу.... Что теперь будет с нами? Я спустился и пошёл к тоннелю вала. Снятые листы пайол так и лежали. Склонившись над осушительным колодцем, попытался что-либо разглядеть. Темновато.
   Сходил за фонариком. Так, колодец почти полон воды, надо осушить. Врубил насос, запустил заодно топливный сепаратор, подкачать соляры. Вернулся к колодцу. Грязная вода быстро уходила, и вот, в луче фонарика, тускло блеснул бок бутыли. Достать будет непросто. Огляделся. Если эта бутыль нужна ещё кому-то, он вернётся. В виде крысы или ещё кого, но вернётся. Достать, спрятать, потом отмыть грязь и переодеться...
  
   Я медленно опустился на приступок перед площадкой котла и поставил перед собой протёртый ветошью сосуд, уставился на него, как завороженный. Надо было собраться с мыслями. В этот момент чьи-то ноги застучали по трапу. Серёга. Так носиться мог только он - как слон, но быстро. Подбежал ко мне. Взгляд - заспанно встревоженный
   - Что стряслось? С Главным что-то?
   Видать, с койки - да в Машину, время-то уже.... Иллюминатор задраен в каюте броняшкой, он ещё не видел красного зарева.
   - Хуже... - я даже не знал, что ему и сказать.
   - Что? Что? - его взгляд забегал по сторонам.
   И вдруг - что-то с силой, жёстко двинуло в днище судна, нас качнуло. Разнёсся глухой вибрирующий звук удара по металлу: "тум-м-м". Что-то с шумом проволоклось по борту снаружи. Серёга вздрогнул, снова испуганно завертел головой.
   - Творится что?
   - Пошли, - я увлёк его к трапу, прихватив бутыль. - Мы провалились в другой мир. Слышишь крики? Там уже паника начинается, надо что-то делать.
   "Тум-м... Тум-м", - содрогался пароход, качнуло сильнее. Кто-то явно хотел продолбить нас снизу. Брякнул авральный звонок и затих, что-то невнятно пробормотали по трансляции.
   - Женька! - кричал Серёга на ходу. - Дурака не валяй, какой другой мир, что происходит-то?
   - Сейчас увидишь. Параллельное измерение, понимаешь?
   - Дурак, бабушке своей больной расскажи, я ж серьёзно.
   - И я.
   В коридоре, перед трапом выше в надстройку, толпилась почти вся команда. Крики, удары о корпус, разбудили всех. Царила неразбериха, кто-то громко рассказывал остальным об ужаленном тварью матросе. Мы подбежали. (Сосуд по пути я успел забросить в каюту под свой матрас).
   - Терехов швартовы принимал.... Я сначала и не понял.... Полыхнуло всё кругом, он с криком в рыбцех влетает, она за ним.... Их там - видимо-невидимо! Хорошо, Юрка сразу дверь задраил, - матрос возбуждённо размахивал руками. - Я сшиб её.... Прямо, как держал в руках мороженый брикет рыбы, так им и - хрясть! Она, бля, заорала, у Терёхи кровища из шеи.... Ну, я её ещё раз - хрясть! Брикет раскололся, она давай летать по цеху, прямо - мышь летучая, только с клювом, чёрт разберёт.... Но размером - во! Ну, все - бежать. Юрка Терёху выволок из цеха, я дверь задраил. Она и сейчас там.
   Как бы в подтверждение его слов, по металлу двери раздался скрежещущий звук, донёсся протяжный и жуткий, визгливый крик. Люди машинально отпрянули. Дверь была забрызгана кровью, кровавый след тянулся по трапу вверх - к изолятору, куда унесли раненного.
   Вдруг, смачно хрустнув, дверь одной из ближайших кают, как взорванная, влетела в коридор, раскололась пополам. Что-то большое, гибкое, как гигантский удав, просунулось в проём, пошарило острым концом из стороны в сторону, двинулось к нам.
   Все заорали, раздались в стороны. Истошный вопль донёсся из самой каюты. Электромеханик.... Теперь и он проснулся.... Щупальце задралось к подволоку, обнажив свой низ, и коснулось горящего плафона светильника. Я увидел ряды присосок, как у спрута и ещё, по оси, зевики, усеянные по кругу зубообразными шипами. Эти зевики дышали, зубы ритмично двигались - то вытягивались, то втягивались.
   Звонко клацнув, светильник рассыпался брызгами осколков, лампа погасла. Электромеханик продолжал истерически, с придыханием орать. Что там с ним? Боже мой.... Пару человек в ужасе бросились бежать, остальным эта громадная пиявка отрезала отступление, зажав в угол. Среди них был и я. Мы вжались спинами друг в друга и в переборку. Чуя добычу, видимо, тварь стала быстро-быстро танцевать, изгибаться кольцами, продолжая приближаться к нам.
   У тралмастера оказался нож - Саня никогда не расставался с ним, по роду службы. Мы вдвоём оказались ближе всех к твари.
   - Ну, держись, Женька, - процедил он сквозь зубы, выставив нож вперёд. - Можешь встать за мою спину.
   - Мама... - тихо обронил кто-то сзади.
   Щупальце сделало выпад в сторону тралмастера, он выбросил руку, лезвие сверкнуло в воздухе и рассекло пустоту - в последний момент тварь непостижимым образом отвернула, и я с ужасом ощутил холодное прикосновение к лодыжке.
   - А-а!!! - я дёрнулся, но меня рвануло гораздо сильнее.
   Моя рука успела зацепиться за ручку огнетушителя на переборке. Никогда не думал, что способен на такую по бульдожьи мёртвую хватку. Щупальце рвануло сильнее, в спине у меня хрустнули позвонки. В тот же момент Сашка тралмастер с адским криком вонзил нож в плоть чудища, оно вздрогнуло, на мгновение ослабило хватку, но уже в следующий миг рвануло с новой силой. Не знаю, я думал - оторвётся нога.... Мышцы напряглись, опять неприятно хрустнуло в середине спины.
   Сашка лупил ножом без остановки, бурые брызги летели ему в лицо, стекали по руке. Тонко тенькнув, сломалось что-то в крепеже огнетушителя, и в следующее мгновение я летел вместе с ним по коридору. Электромеханик уже не орал, а выл...
   Я упал, щупальце живо обвилось вокруг ноги выше. Никогда не забуду этого прикосновения. Холодное, мокрое и эти зевики... Десятки иголок впились в кожу. Но пока тварь укрепляла свою хватку, я успел сесть и отчаянно двинуть донышком огнетушителя по этому серо-зелёному и блестящему от слизи, в бурых кровоподтёках, телу.
   - Топор! - орал Серёга, - Принесите топор с камбуза!
   Сашка успел ещё пару раз вонзить свой тесак. Кто- то пробежал за моей спиной в сторону камбуза. Стало больно так, что пошли круги перед глазами, и нога онемела. Оно с силой потащило меня к каюте электромеханика. Тот всё ещё завывал. Кровь.... Было видно, как по полу размазывается моя кровь, смешанная с бурой кровью монстра. Я стал почти истерично бить огнетушителем, но это было бесполезно.
   Оно втащило меня в каюту и поволокло дальше, к разбитому иллюминатору, через который и проникло сюда. Электромеханик сидел на койке, цел и невредим, и что-то лепетал теперь. Господи.... Надо было этой твари сломать дверь и подцепить меня, когда рядом был он, такой упитанный и вкусный.... Везёт дуракам и пьяницам.... - такие мысли проскочили, я ещё сохранял самообладание, надеясь на ребят. Где же они с топором? В этот "люмик" оно сможет меня вынуть наружу только по частям...
   Тянувший меня конец был достаточно толстым - примерно в полдиаметра иллюминатора. В красноватом просвете различалась серовато-чёрная масса, рука дёрнула за рычаг огнетушителя. Зашипело и из отверстия фырнула пена. Всё, что мне оставалось, направить струю за борт через дыру иллюминатора.
   Чудовище было, видимо, огромных размеров. Возможно, сразу там, снаружи, ждала меня его пасть. Хватка вдруг снова ослабла, оно перестало тащить.
   - Что, не вкусно?! Жри, жри!!! - орал я. - На! На!
   Это меня и спасло. Монстр помедлил, и это стоило ему щупальца и добычи. Серёга влетел в каюту с мясным топором в руках, и сходу врубил его в зеленоватую, искромсанную ножом тралмастера плоть. Лезвие с чавканьем рассекло щупальце до середины, меня опять рвануло, припечатало к иллюминатору, но моя нога оказалась крепче подрубленной конечности чудовища, я скатился на палубу. Жуткое урчание и хрюканье донеслись снаружи.
   Отшвырнув топор, Серёга опустил броняшку иллюминатора, бешено закрутил барашек фиксатора. В каюту уже вбежали старпом, ещё кто-то.
   - Сломает, заварить надо, - сказал я второму механику, кивнув на "люмик", с омерзением пытаясь освободить ногу от обрубка. Если бы не холодное онемение, я бы, наверное, орал от боли: щупальце, впившееся зубастыми зевиками, отдиралось "с мясом".
   - На-ка. - Михалыч поднёс к моим губам гранёный стакан.
   Я хлебнул, поперхнулся: чистый спирт. Глубоко вздохнув, заглотил всё.
  
   2
  
   Мне повезло: через считанные часы я уже смог встать, а вот Терехов был плох. Он умирал в страшной горячке: эти летающие зверюги оказались ядовитыми, и никто не знал, сколько ещё ему осталось мучиться. И помощи ждать было не от кого.
   Из рубки открывался хороший обзор во все стороны. Какие-то осьминогоподобные твари облепили борта судна. Они раскачивали пароход, стучали чем-то по днищу, бортам. Мы задраили и прихватили сваркой все иллюминаторы, дали ход, пытаясь стряхнуть чудищ. Они отцепились, но две-три особо настойчивые не желали отпускать добычу. Один зверь вполз по слипу на траловую палубу и шарил там своими щупальцами повсюду. Окна рубки закрывались броняшками снаружи, но выходить было нельзя, поэтому мы принялись сооружать задрайки из листов железа, металлических уголков, обрезков труб - из всего, что могло сгодиться. Сварочный аппарат не выключался. Бог его знает, кто ещё пожалует тут к нам в гости, да и этот осьминог на палубе в любой момент мог решить попробовать забраться к мостику. Поэтому, мы очень торопились укрепиться.
   Тварь, которая прилепилась к борту, отстала только тогда, когда мы просверлили в этом месте отверстие, вставили туда фазу 380 Вольт и устроили шоковую терапию. Помогло.
   Солнце этого мира катилось к закату, зрелище которого напоминало тление углей гаснущего костра. Чёрные клубы туч, затянувшие горизонт, багрово тлели вокруг светила, которое и солнцем-то называть не хотелось. Было ясно теперь, что мы очутились здесь под вечер, и питали слабую надежду, что днём цвет неба будет хоть немного не таким зловещим. Больно уж действовало на нервы....
   Приборы в рубке работали: компас, эхолот, радар, радио. Эхолот показывал обилие жизни под килём и близкое дно, на радаре - абсолютная гладь просторов чёрного океана, радио, кроме треска помех, не выдавало ничего ни на одном диапазоне. Прошли на восток, к предполагаемому побережью, и действительно, там были берега, линия которых, судя по радару, совпадала с нашими картами. Значит, и полюса здесь соответствовали земным. Правда, особого оптимизма нам это не прибавило. Там, где должна была находиться столица Сьерра-Леоне Фритаун, наблюдались лишь угрюмые, заросшие коричневатыми джунглями, берега. Сторожевик, без признаков жизни, так и болтался у правого борта. Границ государства, которые он сторожил, больше не существовало.
   Легли в дрейф милях в десяти от берега. Все собрались в кают-компании. По судовому времени, было, часа два дня, давно прошло время обеда, про который даже никто не вспомнил. Старпом, обвёл взглядом собравшихся, указал на меня, кашлянул, заговорил:
   - Значит, вот, мужики...- смятение всё ещё сквозило в его голосе. - Вы все видите, что творится что-то... гм.... Третий механик, вот, говорит, что мы оказались в... ну, в параллельном каком-то мире. Вы сами видите, что мы не дома.
   Михалыч бросил на меня напряжённый взгляд.
   - Скажи-ка нам, ты просто брякнул это или, правда, что-то знаешь?
   Я оглядел хмурые, полные тревоги лица наших ребят.
   - Я знаю кое-что, но от этого не легче. Я не знаю главного - как отсюда выбраться.
   - Ладно, говори, хоть, что знаешь и откуда.
   - Это странная история.... Всё началось с этого НЛО... - я рассказал кое-что про аномалию, про крысу, про Барабашку. Но про бутыль умолчал, опасаясь чего-то. Может быть - обвинений в том, что не выкинул её сразу. Не мог же я им рассказывать всю историю с самого начала, про некого древнего Дарвика, про погибшую цивилизацию. Всё и так выглядело достаточно безумно, чтобы вдаваться в ещё более безумные подробности.
   Несколько часов мы просидели вот так, в кают-компании, пытаясь говорить о чём-то, но всё больше хранили молчание, курили и не хотели расходиться. В салоне, вообще - табу на курение, на грязную робу, но теперь.... Не знаю, как выразить те чувства, что переполняли нас. Главное из них - это, наверное, желание быть вместе, сплотиться перед лицом опасности, страшной и загадочной угрозы.
   Ночь была без звёзд и Луны, чёрная, густая, как смола, без единого проблеска. Мы решили тоже не светиться, погасили все палубные огни, задраили и затемнили всё, что можно. Судно погрузилось в относительную тишину (оставили один дизель в работе) и сумрак. Но никто не спал. Судовое время оказалось сдвинутым примерно на 12 часов относительно местного. И когда наступило утро в этом мире, у нас был уже вечер. Но и теперь было не до сна. Капитан решил выглянуть наружу и открыл щит на одном из окон мостика. Через пять минут вся команда столпилась в рубке, наблюдая открывшуюся взорам удивительную, просто потрясающую картину.
   Город.... Вернее - всего одна улица-канал, посреди которой дрейфовал наш пароход. Позабыв про опасности, мы сняли ещё пару самодельных щитов-задраек с окон. Титанические здания, стены которых вздымались с обеих сторон на головокружительную высоту, заслоняли небо, стояли слитно друг с другом, были похожи на ущелье, огромный каньон. Ярко-алый диск солнца ослепительно блестел в открывавшейся перспективе ровно посередине доступной взору ленты прозрачно-пунцового неба. Здания надвигались сплошными волнистыми стенами, испещрёнными горизонтальными полосами бесчисленных ярусов. Окон не было. Каждый ярус состоял из двух-трёх рядов похожей на соты мозаики. Сами "соты" - не срезаны по одному уровню, а беспорядочно выступали друг относительно друга, так, что местами стены совсем теряли строгую вертикальность, шли уступами, то нависали над пропастью, то удалялись ступенчатыми склонами. Ажурная и тонкая серебристо мерцающая сеть воздушных переходов, балкончиков, балюстрад, горизонтальных площадок невесомой паутиной оплетала уносящиеся в небо исполинские громады.
   Пейзаж этот вызывал у меня смутные воспоминания о том, чего я никогда не видел. Навязчивое чувство "де-жа-вю" не отпускало, будоражило что-то в подсознании, заставляло всматриваться в детали.
   Город казался полным жизни - пятна густой зелени лепились по бесчисленным уступам, то тут, то там вспыхивали яркие искорки, будто солнечные отблески от стёкол открывающихся и закрывающихся окон. Цвет зданий был дымчато-жёлтым, отливал сотнями оттенков, которые смазывались туманной дымкой вдалеке. Основания стен широкими волнистыми ступенями спускались к воде, образуя великолепные многоярусные дороги, по которым неслись навстречу друг другу вереницы цветастых точечек - машин.
   Вдали, где стены улицы-ущелья почти смыкались, небо подпирал пик поистине циклопической пирамиды. Её грани вставали над невидимыми кровлями, блестели на солнце мириадами солнечных зайчиков, которые двигались и искрились, словно живые. Было такое впечатление, что исполинские стены сплошь усыпаны сияющими самоцветами.
   Основание пирамиды скрадывалось горячей и дрожащей, красноватой дымкой, тонуло в ней, возникала иллюзия, что титаническое сооружение плывёт над городом. Перспектива превращала громадные здания в жёлтую полоску, теряющуюся у подножия этой невообразимой рукотворной горы.
   Зрелище было настолько фантастическим, нереальным, что минут пятнадцать мы разглядывали эту картину в мёртвой тишине. Ни звука не доносилось из города, даже отдалённого шума транспортных потоков, ничего.
   Старпом очнулся первым, подошёл к стойке с экраном радара, погрузил лицо в раструб над экраном, включил, покрутил ручками настроек. Второй штурман достал бинокли, дал один капитану.
   - Чертовщина, - буркнул старпом и снял раструб, открывая экран.
   - Пусто. На радаре вокруг нас пусто в радиусе тридцати миль, по крайней мере, если не считать береговой линии в десяти милях отсюда. Полюбуйтесь.
   Капитан оторвался от бинокля, бросил взгляд на экран.
   - Готовьте Главный и дайте воздух на тифон.
   Петруха побежал вниз готовить машину. Через минуту капитан потянул за шнур тифона под подволоком, и наш пароход издал свой жутко оглушительный, дребезжащий гудок. Панораму чудесного города вдруг перекосило прозрачными волнами. Рёв тифона должен был бы вызвать в этом ущелье невероятное эхо, но звук затих, вспугнув с крыши рубки стаю перепончатокрылых тварей. Несколько минут сферически разносились от судна эти волны, постепенно затухая и исчезая.
   Стрелка тахометра метнулась вперёд - Петруха запустил Главный двигатель. Вскоре обороты достигли нужного уровня, капитан дал ход, разворачивая судно к ближайшему ступенчатому берегу.
   - Посмотрим вблизи.
   Стена приближалась, росла, была такой высокой, что казалось, нависает над головой. Первый уступ-дорога находился на высоте нашей надстройки, и чудны^е машины, несущиеся по нему, были видны всё четче, прямо перед нами, оставаясь всё такими же бесшумными.
   В синеватой толще уступа различился круглый проём-арка с ровными рядами огоньков в глубине - он выходил прямо в воду.
   - Ну, вот и заход в иностранный порт, - попытался кто-то шутить сзади. - А вы всё "Санта-Крус, Санта-Крус". Какая тут валюта в ходу, интересно, а то у меня баксы завалялись.
   Подвижная тень заслонила на мгновение ряды огоньков, и серебристая точка появилась на воде, скользнула к нам навстречу.
   - Вот и лоцман...
   Точка быстро приближалась, обретая форму и размеры. Это было судно с зеркально блестящими, будто отполированными бортами и рядом черных кружочков-иллюминаторов по всей длине. Вместо надстройки - тетраэдр из горизонтальных открытых палуб. Там, на этих палубах, всё явственнее различались стоящие люди. Они стояли, как солдаты, шеренгами, в голубых одинаковых одеждах, похожих на обмундирование и смотрели на нас.
   Судно шло на приличной скорости, наперерез нам, вопреки всем правилам, вызывало нарастающее беспокойство. Капитан рванулся к штурвалу, когда оставалось пара кабельтовых, заложил циркуляцию, но было ясно, что если те не снизят скорости и не начнут маневрировать, то въедут прямо в нас. Или это атака? На баке чужака стояла недвусмысленная башенка со стволами, но они были зачехлены.
   - Да что они, мать их так-то, - бросил кто-то. - Куда прут?
   Похоже, присутствие прямо по курсу постороннего судна ни мало не смущало пришельцев, они продолжали уверенно править нам прямо в борт.
   - Спятили, что ли?! - мастер заложил руль ещё круче, нас резко завалило. Оставалось надежда, что неизбежный удар придётся по касательной. Кто ж предполагал, что они так попрут? Послышалась выразительная морская ругань. Когда до их форштевня оставалось метров пятьдесят, капитан, матерясь, рванул шнур тифона.
   Серебристый борт чужака всё ближе, лица "солдат" и их фигуры всё также неподвижны. Длинный гудок остался незамеченным, никак не отразился на поведении пришельцев, рука капитана так и замерла со шнуром тифона в момент столкновения.
   Столкновения, как такового, и не было. Загадочное судно беспрепятственно въехало в нас, прошло насквозь. Одна из его палуб совпала с нашим мостиком, шеренга неподвижных воинов промелькнула перед глазами, пролетела через наши тела и исчезла. Чужак удалялся с другой стороны на прежней скорости.
   Тифон продолжал оглушительно реветь. Панорама города, серебристое судно, вновь пошли волнами, словно отражение в беспокойной воде. Волны всё усиливались, учащались, накладывались, дробя изображение, разрушая его.
   Старпом тронул капитана за рукав, тот отпустил шнур, гудок смолк, а мы потрясённо наблюдали, как рушится, исчезает фантастический город-призрак.
   То, что началось вскоре, было не менее загадочно, но отнюдь не столько призрачно красиво и пахло реальной смертью и кровью.
  
  
   3.
  
   Сначала появились огромные летающие ящерицы - жуткие драконы с десяти метровым размахом кожистых крыльев. Они прилетели со стороны близкого берега, стали кружить над рубкой. Один из них сел на траловую палубу, качнув судно. (Хищный осьминог за ночь исчез).
   Была наша с Михалычем вахта, мы опять лежали в дрейфе и смиренно ждали своей судьбы. И она явилась в виде этих бестий. Вторая приземлилась на крышу рубки, третья - на полубак. В рубку стали вбегать люди, услышавшие мощное топтание и взволнованные раскачиванием парохода.
   Перед этим я тоже поднялся на мостик, и мы со старпомом говорили про сторожевик, что был пришвартован к нам. Дело в том, что у него были открыты двери в надстройку, на которой уже вторые сутки гнездилась и гадила стая ядовитых перепончатокрылых тварей. Катер не отвечал на запросы, на нём не горел свет, не работали движки. Было похоже, что там никого нет в живых.
   Обсуждая сие, мы подумали, что на сторожевике есть какой-то арсенал ручного оружия, плюс крупнокалиберный пулемёт на баке, да и африканских пограничников, что ни говори, надо было бы переправить в морозильный трюм.... Ведь мы должны же, чёрт побери, когда-то, как-то вернуться домой?
   Только вот как самим выйти на палубу и остаться в живых? Летучие твари носились днём огромными стаями, бросались с лёту в воду, как чайки, что-то вылавливали там, орали, дрались. Но вот ночью, в кромешной мгле, похоже, было тихо. Они спали.
   Обсудить до конца эти планы нам не дали драконы.
   У нас был только пистолет-ракетница, запертый в железном ящике с пиротехникой. Из арсеналов были пиропатроны, осветительные, сигнальные ракеты, дымовые шашки. Михалыч предусмотрительно держал на вахте ракетницу при себе. Сейчас извлёк её, вставил патрон. Но воевать этими хлопушками против монстров?..
   Сразу две кошмарные морды, усеянные костными пластинами и острыми наростами, заглянули в рубку с двух сторон, издали булькающие рыки, обнажая изогнутые конические иглы зубов. Шумное и мощное дыхание было слышно даже сквозь толстое стекло. Мы с Михалычем принялись торопливо задраивать окна самодельными щитами, подоспела помощь.
   Тем временем чудища принялись просто ломать надстройку, с дикой силой нанося удары своими хвостами, которые были увенчаны тяжёлыми и острыми, твёрдыми, как железо, наконечниками. Эти орудия были весьма эффективны против дюралевых листов корпуса надстройки.
   К счастью то, что было на траловой палубе, запуталось в сетях трала, но яростно ревело и крутилось, грозя перевернуть судно. Оно так раскачало пароход, что чудище, которое сидело на рубке, поднялось в воздух. Другое - на полубаке - к счастью до окон рубки хвостом не доставало. Зато оно прорубило дыру в радиорубке под нашими ногами и, урча, сунулось туда.
   - Беги, найди повара! - крикнул мне Михалыч. - Притащите шмат мяса из провизионки, надо в радиорубку забросить! Иначе нам кранты!
   С поваром я столкнулся уже в дверях - тоже пришёл посмотреть, что тут творится такое. Мы, сломя голову, бросились к провизионке.
   Трюк сработал, даже не смотря на то, что баранина была мороженая. Это только озадачило монстра, отвлекло от простых деструктивных идей. Но проблему монстр решил весьма оригинально: вытащил бараний бок на палубу и принялся поджаривать внушительными струями огня из пасти. Тут же возникла другая проблема - третий дракон, не менее голодный, который кружил в небе. Он стал пикировать на этого, нарываясь на фонтаны огня...
   Пришлось пожертвовать вторым бараньим боком - от жаркой схватки двух титанов норовила приняться краска на надстройке и деревянный настил палубы. В конце концов, эти две "птички" улетели, но оставалась ещё одна - третья. Она всё безумствовала на траловой палубе, запутываясь сильнее и сильнее в верёвках. Дракон выпускал струи огня, пожар грозил разразиться каждое мгновение. Уже были помяты обе фальштрубы по бортам, тлел мокрый капрон трала, почернели доски палубы.
   Приоткрыв одно из окон рубки, Михалыч стал расстреливать дракона ракетами. Убить его, таким образом, конечно, было трудно, но тварь не на шутку перепугалась, совсем обезумела, и теперь хотела только одного - спастись. Она огрызалась длинными фонтанами пламени, как из напалмового огнемёта, но до рубки фонтаны не доставали. Наконец, сети запалились, дракон вырвался, объятый огнём и взлетел, унося на когтистых лапах дымящиеся ошмётки трала.
   Залатать дыру в надстройке было проблематично, не было аргоновой сварки, поэтому, соблюдая максимум предосторожностей, закрыли брешь деревянным щитом, а дверь радиорубки укрепили стальными полосами и уголками. Одновременно дали ход и ушли подальше от берега, справедливо рассудив, что такие тяжеловесные существа, как драконы, далеко в море залетать не будут.
   В этот же день мы предприняли вылазку на сторожевик. По местному времени - наступила ночь, хищные летающие создания угомонились и расселись на воде. Пошли - я, тралмастер и два моряка. Мы оделись в чёрные робы, замазали руки и лицо сажей из котла, сделали факела на всякий случай, из соображений, что вонь соляры и огонь способны отпугивать любых тварей. Взяли с собой фонарики, ножи, пистолет-ракетницу. Условились в случае опасности сигналить красной ракетой.
   На полубак, где был пришвартован катер, было два выхода - из рыбцеха один, а другой - со шкафута правого борта. В рыбцеху всё еще билась та тварь, и мы не стали рисковать, хотя этот путь был кратчайшим, пошли по другому проходу, который тянулся вдоль всего фальшборта.
   Брякнули рычаги двери, освобождая задрайки по всему периметру. Я приоткрыл её, прислушался. Тихие всплески волн о борт, лёгкое дуновение сырого сквозняка. Плотный мрак, всё тихо.
   - Пошли.
   Четыре тени, пригнувшись, почти бесшумно скользнули вдоль борта и исчезли в темноте. Старпом проводил нас взглядом, закрыл дверь. Двигаться приходилось на ощупь. Не видно было ничего совершенно. Мои руки нашли кнехт, на который был намотан кормовой швартовочный конец катера, ещё шагов десять.... Должно быть здесь. Мы подтянулись друг к другу, замерли, снова прислушиваясь. Я достал фонарик. Предстояло самое сложное - перебраться на борт катера.
   В борту была специальная дверца, один из моряков нащупал её, повозился с задвижками, что-то щелкнуло, и проход в борту был открыт. Я на короткое мгновение включил фонарик, пошарил лучом. Катер был близко подтянут к борту, палуба его тихо покачивалась меньше, чем в метре от палубы полубака - перепрыгнуть легко, но прыгать в полной темноте?
   Сходни валялись тут же, рядом, искорёженные драконом. Бесшумно перебросить их не удастся, это ещё опаснее, чем просто прыгать. Решили прыгать. Я ещё раз быстро осветил проход, чтобы глаза запомнили дорогу. Несколько рывков, - и все четверо благополучно оказались на гулкой железной палубе сторожевика. Мои руки быстро нащупали открытый вход внутрь.
   Нырнув в надстройку катера, мы задраили дверь. Запах разложения ударил в нос нестерпимо, тошнотворно. Включив фонари и приготовив факела, огляделись. Вся палуба была загажена, но тварей не было, к счастью. Кажется, не было. А ведь мы могли потревожить целое гнездовище.... Ядовитые твари действительно спали только на воде, сбиваясь в огромные стаи.
   Насколько безумна была наша вылазка, даже трудно представить. Необходимо было оружие для защиты - нападение драконов стало решающим событием в принятии такого решения, капитан дал добро, скрепя сердце. Мы действовали наверняка, полагаясь только на обострившуюся интуицию, знали, что у нас получится, что оружие понадобится. Так и случилось.
   Мёртвых пограничников было четверо. Ужасное зрелище. Двое в рубке, один в коридоре недалеко от входа, и один лежал, перевалившись через комингс двери в машинное отделение. Растерзанные, обглоданные почти до костей трупы. Возле последнего валялась винтовка М-16 и несколько также обглоданных остовов монстриков. Помещение было исполосовано очередями - он отстреливался, пока не кончились патроны.
   В маленькой каюте мы нашли комплект простыней и одеял, стараясь меньше дышать носом, завернули трупы, залепили липкой лентой и вынесли на палубу. Затем принялись методично обшаривать помещения судёнышка. Кроме личного оружия - пистолетов, которые мы сняли с трупов, наш арсенал пополнился упомянутой автоматической винтовкой, двумя "Калашниковыми" и двумя сорокозарядными "Узи". Последние два экземпляра находились в небольшой кладовке под замком. Когда мы туда влезли, обнаружили и боеприпасы, количество которых было явно не нужно небольшому сторожевому катеру, что наводило на мысли о контрабанде оружия. Впрочем, это нас волновало сейчас меньше всего, было только на руку.
   Разгребая коробки с магазинами и патронами, нашли несколько ручных гранат, ножи и даже небольшой четырехствольный гранатомёт с ящиком снарядов к нему. Это было уже что-то. Не зря, выходит, полезли сюда! Я как чуял!
   Ключи от сейфа командира мы нашли на его трупе (сняли с шеи, когда заворачивали в простыни и одеяло). Открыли сейф, забрали всё, что там было - деньги, документы. Прихватили и вахтенный журнал. После чего приступили к последней, не менее рискованной фазе операции - эвакуации всего добытого добра и мертвецов.
   Сначала думали бросить их. Но когда благополучно перенесли все ящики и стволы, решили всё-таки забрать. Тем более что на борту были их соотечественники - негры Джон и дядя Сэм, как мы их шутливо называли. Наши чёрные друзья - молодые парни, которые непрерывно слушали рэгги и бездельничали, теперь притихли, до сих пор не могли придти в себя, настолько происходящие события выбили их из колеи. Вид этих ребят вызывал сочувствие.
   Останки фритаунских моряков мы спустили в трюм, арсеналы перенесли в рубку, и на этом наша миссия успешно завершилась. Сторожевой катер оставили пока на привязи с задраенными дверями и иллюминаторами, на нём, всё-таки, оставался ещё внушительный пулемёт. Авось, пригодится....
  
   4
  
   Вечером следующего дня, (два раза в сутки мы сдвигали судовое время, чтобы приблизиться для удобства к местному), снова собрались в кают-компании. Скончался матрос Терехов, и его мы тоже опустили в трюм. Тягостные настроения всё больше завладевали нами. Надо было поговорить, вновь обдумать положение. Пришли и Джон с Сэмом, наши фритаунцы. Мы отдали им все документы со сторожевика, и молча все сидели минут десять, каждый погрузился в свои невесёлые думы.
   - По-моему, мы все обречены, - вдруг тихо промолвил Гена Столяров, один из моряков, который ходил на сторожевик. Терехов был его другом с армии.
   - Погоди ты паниковать, - парировал Михалыч, но голос его не прозвучал уверенно, скорее - устало.
   - Ну, а что? Давайте смотреть правде в глаза. Мы заперты все тут, как в мышеловке. Сколько мы сможем продержаться?
   - Сколько хватит сыра, - невесело пошутил Юрка.
   - Или пока какой-нибудь монстр из глубин не проткнет нашу посудину или не перекусит её пополам...
   - Женька сказал, что нас забросила сюда какая-то аномалия, дыра в континууме, так? - это был второй, Сергей. Он глянул на меня.
   - Так, - ответил я.
   - Может, она снова прорежется? Михалыч, ты помнишь координаты, где это случилось?
   - Чего помнить, всё записано в журнале.
   - Так может, нам вернуться на то место, встать на якорь? - он снова посмотрел на меня, будто я был способен вернуть нас домой.
   Я пожал плечами.
   - Не знаю, но, возможно, резон есть в этом. То существо говорило, что аномалия периодична.
   - А может оно.... Это твоё существо, вернётся и вытащит нас отсюда?
   Я снова пожал плечами, уставившись взглядом в палубу. Тихо произнёс:
   - Знаете, я каждое мгновение жду его возвращения. Он говорил, что какие-то силы стоят за ним, и они не должны нас оставить.
   - Видимо, это не просто даже для этих сил, иначе бы оно уже вернулось, да?
   Я пожал плечами в третий раз, кают-компания погрузилась в мрачноватую тишину, которую через несколько секунд прорезал далёкий, приглушённый вопль. Сидевшие ближе к выходу - я, Михалыч и Столяров - первыми выбежали в коридор. Старпом выхватил пистолет, передёрнул затвор, (по решению капитана пистолеты выдали старшему комсоставу, и один оставался в рубке с вахтенным).
   - Кажется - это наверху!
   Мы вихрем влетели по трапу, распахнули дверь рубки. Она сама откинулась под напором безвольно скатившегося со ступеней к нашим ногам тела второго штурмана.
   - Андрюха!
   Мы отпрянули. Он был мёртв. Глаза - широко раскрытые, остекленелые, с застывшим в них выражением ужаса. В руке зажат пистолет, но выстрелов мы не слышали. Повреждений на теле не заметно.
   - Не успел выстрелить... Что там, чёрт? - старпом осторожно выглянул из-за двери, мы прислушались. Тихо. Мельком глянул на меня:
   - Женька, возьми кольт, пошли. А вы - позаботьтесь о нём, - кивнул Столярову и подоспевшим людям на тело штурмана.
   Мы протиснулись вдвоём в узкий проход и стали крадучись подниматься по оставшимся до палубы рубки ступеням. Мы были готовы ко всему, к любому ужасу, наверное; готовы были стрелять в любую метнувшуюся тень. Но никак не были готовы к тому, что в полностью закрытой рубке не окажется никого и ничего страшного, подозрительного, несущего смертельную опасность. Мы обшарили всё, даже релейные щитки и коробки выключателей, заглянули во всё, что открывалось. Чисто, тихо.... Все окна в рубке задраены, к вечеру мы задраились полностью.
   - Может быть, какие-нибудь насекомые через сетки вентиляции проникли? - пробормотал старпом, передёрнул плечами, убрал пистолет.
   Спустились вниз. Андрей, второй штурман, молодой парень, действительно был мёртв, и при осмотре на его теле мы не обнаружили ни единой царапинки. Все с напряжением ждали, что скажет старпом после осмотра. Открылась дверь, он вышел, вытирая пот со лба.
   - Следов нет никаких вообще.... Весь холодный, будто со вчерашнего дня лежит.... Вскрытия делать нам не под силу.... Возможно - сердечный приступ....
   - Чего-то испугался, - обронил кто-то.
   - Вы же все слышали крик. Да, он что-то увидел.... Черт возьми, что вы на меня все так смотрите? Я не Архангел Гавриил...
   Люди хмуро, потрясённо стали расходиться. Андрей тоже отправился в трюм...
   Вот такой страшный улов стал собираться у нас с этого дня. Мы ещё как-то держались, пока странная и пугающая смерть не повторилась.
  
   Я проснулся о страшных криков и шума за переборкой - в четырёхместной каюте матросов. Соскочил с койки. Серёга тоже вскочил.
   - Звони на мостик, я посмотрю, - сказал я ему и выбежал в коридор, прихватив свой нож - трофей со сторожевика.
   Крики затихли. Дёрнул дверь - заперта. И чего это закрылись? Ударил ногой раз, два, - не поддаётся. С той стороны, брякнув об палубу, из замочной скважины выпал ключ. Тогда я снова ударил - пониже, где находилась выбивающаяся филёнка аварийного лаза. Треснув, обшитая пластиком фанера улетела вовнутрь, и я увидел тускло блеснувший на палубе под дверью ключ.
   - Эй! - крикнул.
   Слабый стон.... Кто-то живой! Заглянул туда. Сумрачно, жёлтые отсветы светильника на стенках прохода в каюту, тихо. Снова стон. Решился, протянул руку, схватил ключ, вставил в скважину... Что там? Боже.... Страшно.... Я медлил.
   Сзади застучали шаги. Из-за поворота коридора выбежали капитан и матрос с оружием в руках, (после случая с Андреем в рубке дежурили по двое). Я повернул ключ, замок мягко и послушно клацнул, потом распахнул дверь и посторонился, пропуская вперёд вооруженных.
   Включили свет, я вошёл следом. Снова стон. Стонал Генка Столяров, который лежал на одной из верхних коек. Три человека в разных позах застыли без признаков жизни на палубе вокруг стола. Лица искажены гримасами ужаса и... будто их душили.... Мне показалось так почему-то. И - всё. В каюте больше никого. Игральные карты рассыпаны по палубе и на столе, опрокинут графин с водой, тонкие струйки её стекают на пол. Стулья разбросаны.
   Капитан убрал оружие, подошёл к Столярову.
   - Гена?
   Стон.
   - Помогите.
   Мы взяли его осторожно подмышки и за ноги, спустили вниз, посадили на палубу, прислонив спиной к шкафам. Он был холодный, как труп и тихонько стонал. Сильная дрожь сотрясала его тело, и он не реагировал ни на что.
   - Дайте одеяло, его лихорадит.
   Моряк пошёл будить старпома, а мы укутали Гену в одеяло, понесли его в изолятор. Я остался там с ним, капитан вернулся вниз. Вскоре в санкаюту вошёл старпом, спросил:
   - Без сознания?
   Я кивнул. Он подошёл, потрогал пульс; оттянув веки, заглянул в глаза. Осмотрели внимательно всё тело. Чисто, ни ссадин, ни ушибов.
   - Они так же? - я кивнул на дверь.
   - Да. Все покойники и холодны, как будто мертвы уже не первый час. Ты точно слышал шум в каюте?
   - Шум разбудил нас с Серёгой. Нам не могло показаться обоим. Крики, грохот...
   Лицо Михалыча было серым, казалось, вдвое больше морщин стало на лбу и в уголках глаз на висках.
   - Чертовщина...
  
   Больше никто не спал. Снова собрались в кают-компании, взволнованные, испуганные. Сидели молча, ждали старпома. Я тоже оставил его с Геной в изоляторе, спустился вниз. В коридоре встретился с Юркой и Саней тралмастером. Они шли навстречу с пистолетом в руках - капитан выдал оружие и распорядился охранять изолятор.
   - Чего там? - спросил кто-то, когда я вошёл. Я пожал плечами, сел.
   - Собрались все? - послышался голос капитана.
   Денисов Виктор Андреевич - кэп из бывалых, настоящий рыбак. Он был невысокого роста, худощавый. По характеру - общительный, мягкий, без той "начальственности", которая всегда любого держит на расстоянии, но и не рубаха-парень. Редкий командир, держащийся на уважении подчинённых - ведь любой моряк ценит в своём капитане профессионализм, ум и общительность.
   Черты его лица имели интересную особенность: верхние веки больших глаз были похожи на гладкие створки выпуклых морских раковин. Эта округлость создавала впечатление огромной внутренней доброты и хорошей уравновешенности. Он сразу располагал к себе, умел слушать других и принимать решения.
   - Ребята... - начал он вновь после паузы, когда в салон вошёл последний человек. - Повторю для только что разбуженных. Двадцать минут назад мы потеряли ещё троих моряков при тех же загадочных обстоятельствах. Вы все знаете, кто жил в угловой четырёхместке по левому борту. Некто или нечто напало на них, убило без каких-либо следов. В живых остался только Столяров и старпом сейчас с ним в изоляторе. Если Гена оклемается, возможно, он прольёт свет на то, чему стал свидетелем.
   - Все вы понимаете, что мы попали в экстремальные условия, но просто не имеем права терять надежду на избавление, терять голову, поэтому должны делать всё возможное, чтобы не потерять больше ни одной жизни... Мы должны пресечь панику прежде всего, отчаяние, страх, понимаете? Всё время должны быть вместе, проявить организованность, тем более что теперь способны защищаться не просто железными свайками.
   Слова командира действовали. В глазах ребят появились отблески здоровой злости. Боцман мял в руках беломорину, процедил:
   - Мы, Андреевич, маху дали, да, но теперь.... С нашими пушками это тебе не бакланов зюзьгой шугать, можешь без вступлений...
   - Запасов воды при условии строгой экономии нам хватит месяца на полтора - благо только залились. Нормальной пищи - тоже, а если учесть рыбу в трюме, то гораздо дольше. Значит, это время мы должны будем сопротивляться, защищаться, приспосабливаться. И - ждать. Судно будет выведено в точку провала в это... измерение, этот мир или что бы оно там ни было... Нам остаётся только ожидание.
   - Надежда умирает последней, - вставил Петруха чужим, глухим голосом.
   - Пусть так. Но в рамках отпущенного нам времени надежда должна оставаться надеждой. С этого часа жизнь на судне мы организуем так, как диктуют условия. Условия беспощадные и страшные - кто-то или что-то проникает на борт. Кают-компания - самое большое помещение на жилой палубе. Необходимо его переоборудовать и приспособить к тому, чтобы здесь можно было спать. Отныне команда должна находиться всё время в одном месте. Теперь - охрана. Значит так. Тралмастер, рыбмастер разобьют оставшихся людей на две группы и будут старшими групп. Им будет роздано оружие. Таким образом, организуем круглосуточное дежурство по графику восемь через восемь часов. Вахты. Два наблюдателя в рубке, "уоки-токи" обязательно, оружие - автоматы. Теперь - Машина. Семёныч, как часто надо на стояночной вахте спускаться в Машину механику?
   - Ну, х...ли там делать? - с присущей ему вальяжностью и хамоватостью ответил Дед. - Раз в четыре часа - это уже перестраховка...
   - А точнее? Давай, решим конкретно.
   - Четыре раза в сутки, глянуть движок, добавить масла...
   - Хорошо. Значит так. Ты, Дед, сам разделишь своих людей так, чтобы в Машину каждые шесть часов круглосуточно спускалось двое вооружённых людей. В том числе - в случае срабатывания сигнализации. Если возникнет авральная ситуация, помогать будут все. Ты отвечаешь за жизнеспособность судна. Вахты в рубке мы согласуем со старпомом, вахты по охране - с тралмастером. Саша - ты будешь ответственным за охрану, хранение и использование оружия. Ты ж десантник?
   - Бывший. Против этих тварей кулак плохое средство...
   - Неважно, ты понял.
   Саня хмуро кивнул. Его рука теребила рукоять самодельного ножа, которым он сражался с тем щупальцем. Тралмастера ребята уважали, знали, как крепкого, отчаянного парня, не труса. Такой - жизнь положит, но не подведёт.
   - Что же, всё-таки, происходит? - подал голос радист. - Кто нападает в полностью закрытых помещениях? Оно что, сквозь железные переборки проходит, что ли? Призраки-душители? Что тогда для них наши пушки? - он нервно взмахнул руками.
   - Наши пушки - это всё, что у нас есть, - возразил спокойно Денисов. - Согласись, и это не мало, если учесть, что у нас кроме ракетницы, дымовух и боцманской зюзьги ничего не было. Никто ещё не пытался с помощью оружия защищаться. Тем более, я вижу один нюанс. То, что нападает, использует фактор неожиданности и стремиться сделать своё дело максимально быстро, без свидетелей. Гена остался жив благодаря тому, что в каюту стал ломиться Женя.
   - Вы думаете, Андреевич? - радист неуверенно глянул на меня из-подлобья.
   Я подумал о разности человеческих натур. Сашка - жизнерадостный хохмач и балабол, сейчас являл собою сгусток напряжённой тревоги и загнанного внутрь страха. Наверное, капитан тоже подумал об этом - недолгим, но пытливым взглядом посмотрел на Саню.
   - В любом случае, надо быть всем вместе и постоянно готовыми. Гальюн тоже придётся посещать с автоматом, вдвоём и с открытой дверью. Ты можешь предложить что-нибудь лучшее?
   - А радиостанция? Может быть, она нам понадобится ещё? Там борт проломлен...
   - Мы включим автоматический радиомаяк "СОС" в рубке, пусть он постоянно работает. Ну, а радио.... Будем регулярно прослушивать и радио, в ночное время.
  
   Гена выжил. Отогрелся, пришёл в себя. Когда он открыл глаза, первые мгновения в них отразилась тень пережитого ужаса, он весь вздрогнул. Михалыч, уже несколько часов дежуривший возле него, соскочил с банкетки, взял его за руку.
   - Гена! Гена! Спокойно, это я!
   - Михалыч... - Столяров вздохнул глубоко, повернулся на бок, оглядываясь.
   В открытую дверь просунулась курчавая Юркина голова.
   - Оклемался, братишка? - он улыбнулся искренне. - С возвращением тебя!
   Гена улыбнулся в ответ одними губами.
   - Спасибо.
   - Ты в порядке? - спросил старпом.
   - Что это было, чёрт?
   - Ты единственный, кто может что-то сказать про это.
   Гена сел, прислонился спиной к пластику переборки. Мучительное переживание вновь отразилось на его лице. Он попытался подавить приступ зябко-нервной дрожи, тряхнул головой, поёжился, в упор посмотрел на старпома.
   - Ребята?
   Михалыч тяжело кивнул. Не в силах выдержать взгляд моряка, опустил глаза в пол, будто был виноват в чем-то, но сразу вновь посмотрел на него из-подлобья. Столяров откинулся голову назад, смежил веки, на минуту погрузился в свои мысли. Потом губы его дрогнули.
   - С головой я дружу, Михалыч, но там.... Ты веришь в чертей всяких, демонов и всё такое?
   - Ты говори, говори, всё, что видел. Сейчас тут мы все маленько с головой не дружим, так что не переживай... Ты жив - это главное, нам надо знать, как защититься.
   - Да.... Как защититься... Я лежал в "люльке", за шторкой, читал книжку. Ребята играли в "Кинга". Какое-то напряжение словно висело в воздухе, нарастало постепенно, но быстро.... Страх. Его словно накачивали откуда-то, нагнетали. Кто-то даже встал и закрыл дверь на замок, я слышал. Потом - полыхнуло что-то, точно фотовспышка, звук - как будто переломили сухую ветку, крики.... Занавеску отодвинул и вижу...
   Он вздохнул, помедлил.
   - Просто туманный сгусток, пятно такое... Я подумал, что за чёрт? И этот сгусток мгновенно превратился в чёрта. Ну, чёрт - обычный, знаешь, с рогами, копытами, хвостом, в густой шерсти мудя висят, глаза - бельма без зрачков.... Один сначала он был. Ребята повскакивали, как ошпаренные, вокруг каждого из них зажглось свечение, как поле какое-то, синеватое, неяркое. Андриянов стулом успел шваркнуть чёрта этого по жбану.... А Севка с Бугаевым забились в угол и занемели.... А эта нечисть, после удара стулом, фырнула во все стороны, точно лопнула, разлетелась туманными ошмётками и вновь собралась.... Тут два раза сверкнуло снова - словно молнии распороли пространство снизу вверх белыми яркими полосами, как дверцы открылись, и ещё два чёрта появились, выскочили из табакерки... Руки у них, как резиновые, вытягиваются, гнутся...
   Он вновь замолчал, поднёс ладонь ко лбу, тряхнул головой, выругался.
   - Потом - холод. Знаешь, будто ты в ледяную прорубь с головой погрузился.... Движения ребят вдруг замедлились. Второе чудище к шкафам их прижало, лапы протянуло, и... эта светящаяся оболочка вокруг их.... Так оно стало сдирать её, как капустные листья с кочана, само засветилось, засеребрилось, огоньки побежали.
   Андриянов тоже остолбенел. Тварь, которую он разбил стулом, собралась и сделала с ним то же самое, что и с другими. Потом повернулась ко мне, глядит своими бельмами, смотрит прямо в душу, замораживает изнутри. Вокруг меня тоже зажглось свечение, и когда гибкие лапы коснулись его, этой светящейся оболочки, я почувствовал,... будто к телу прижали замороженное железо, и кожа прилипает. Но оно не дотронулось до меня. Тут в дверь стали ломиться, тварь обрушилась белёсым водопадом, и звук такой же был. Как ведро воды плеснули. Я сознание потерял. Всё, больше ничего.
   Михалыч тоже тяжко вздохнул, поднялся.
   - Не мало. Ты как вообще?
   - Да так.... Будто час голым на льду провалялся и теперь отхожу. Холодно. Изнутри холодно. Что они делают?
   - Встать сможешь?
   - Да, смогу.
   - Тогда надо убираться отсюда вниз. На-ка вот, прими это, - старпом открыл тумбочку у изголовья, достал стакан и закупоренную пробкой пивную бутылку, взболтнул. Звучно извлёк пробку, налил полстакана спирта. - Из запасов НЗ, согреет как раз изнутри. Запить дать воды?
   - Не надо. - Генка выдохнул и залпом опорожнил стакан. Его адски передёрнуло. Встал.
   - Пошли.
   Михалыч убрал бутылку, но потом, мгновение подумав, достал её, решив забрать с собой.
   Закрыв санкаюту, они направились к салону.
   - Расскажешь всё ребятам сам, добро? - сказал Юрка. - Там все обустройством занимаются. У нас теперь "комендантский час", лагерный режим кэп ввёл...
  
  
   5
  
   События разворачивались стремительно, и кошмар повторился уже на следующий день после того, как кают-компанию превратили в общий экипаж. К счастью, это было последнее появление смертоносных адовых гостей, прерванное совершено неожиданно...
   Мы поужинали кое-как, без аппетита, из-за царившего психического напряжения. Было явственное ощущение нарастания смутной, почти неопределённой угрозы, некой обречённости. Пока занимались переоборудованием салона, были чем-то заняты и головы, это напряжение было мало ощутимо, но теперь оно выросло, поселилось в умах, превратилось в почти невыносимое ожидание неизбежного.
   После рассказа Гены все сознавали, что даже сообща мы не сможем долго устоять против этих существ, которые были способны разбиваться и вновь собираться. Мы понимали, что механическое воздействие не надолго выводит их из строя, но раз они несли сильный холод, решили попробовать защищаться с помощью огня. Наделали факелов из просоляренной ветоши, и теперь наши часовые не выпускали их из рук вместе с автоматами "Узи" и держали наготове зажигалки.
   Твари напали в три часа ночи по судовому времени на наблюдателей в рубке. Там дежурили Михалыч с Юркой, вооружённые АКМом. Треск автоматной очереди заставил всех вскочить, схватиться за свои, заранее распределённые, орудия защиты.
   Тралмастер с матросом Игорёхой стояли на "часах" у дверей салона. Свои факела они запалили в мгновении ока, едкий дым начал стелиться по подволоку. В конце коридора появился старпом.
   - Все в салон, живо! - гаркнул он и побежал.
   Следом за ним коридор загородила огромная Юркина спина, что-то матово-белое светилось перед ним на трапе в рубку, текло, переливаясь белёсым сгустком. Пятясь большими шагами, Юрка дал длинную очередь. Пули оказались трассирующими, высекая снопы искр, часто и сухо, звонко защёлкали по трапу и переборке. Твари пока были бесформенными, точно жидкими. Многочисленные места попадания в них пуль отмечались вспыхивающими звёздочками и плавно гасли, по белёсым кляксам тел разбегались круги.
   - А-а, твою мать! - проорал Юрка, развернулся и тяжело, вперевалку припустил медвежьей рысцой к салону. Матовое тусклое свечение разгоралось за его спиной...
   Сашка и Игорь встретили их первыми. Двери даже не дрогнули. Текучая, будто невесомая субстанция просочилась в щели, собралась в безголовую фигуру на гибких, как шланги ногах и с такими же руками. Отчаянным рывком они ткнули в неё своими факелами. Обмотанные тряпками, чадно горящие концы палок с шипением утонули в полубесплотной фигуре, тварь сжалась, резко отпрянула, но не отступила. Огонь погас, и волна сильнейшего холода прокатилась по нам, ледяное дуновение, не сравнимое даже с арктическим ветром, не сильное, но мгновенно забирающееся внутрь, перехватывающее дыхание, парализующее.
   Никто из нас не успел сделать даже выстрела, не успел щёлкнуть зажигалкой. Казалось, холод замораживал само сознание, сами мысли, все импульсы в нервных каналах. Даже память смутно отражает теперь эти события, я видел всё, как сквозь дремотно-дурманную пелену.
   Игорь с Сашкой упали - тварь оттолкнула их легким движением своих гибких бескостных рук, палки дымящихся факелов откатились в разные стороны. Следом за ней просочилось второе чудище, потом ещё одно и ещё.
   Похоже, они не торопились, не принимали форму чертей, о которых рассказывал Гена. Я подумал, может, они и вправду не спешат, может быть, обладают жестоким, безжалостным разумом? Ведь, правда - они были чрезвычайно осторожны в предыдущих своих нападениях, словно проверяли способность своих новых жертв к самозащите. Всё более смелели, теперь дождались, когда люди соберутся в одном месте и "накрыли" сразу всех. Спокойно, расчётливо, без тени страха и жалости.... Сейчас им и впрямь некуда торопиться.
   Как же они убивают? И - зачем? Как - предстояло скоро узнать, почувствовать, но вот - зачем? Гена говорил, они, будто сдирают с человека это холодно светящееся поле, даже не прикасаясь к самому телу. Человек падает уже холодным трупом. Холодным, промёрзшим, окоченевшим.... Холодно.... Уже сейчас так холодно. И никто не может пошевелиться, двинуть рукой или ногой. Чего же они медлят?
   Существа топтались вокруг нас по кают-компании, будто изучая всё, "высматривая", "вынюхивая". Они точно смотрели, хотя не ясно - чем. Я чётко ощущал поток внимания, когда кто-то из них "смотрел" на меня. Да - разумны. Они - разумны. Безголовые фигуры наклонялись под наши импровизированные койки, будто заглядывая, шарили по шкафчикам, гремели посудой.
   Один стал трогать телевизор и видеоплеер. Я увидел пальцы. Их гибкие, как шланги руки, были пятипалыми и пальцы - такие же гибкие, без фаланг. Существо ощупало экран нашего "Самсунга", корпус "видика", потом залезло пальцами в кассетоприёмник. И вдруг - щелчок, шипящие искры. Конечно - плеер не был отключён из сети, и бестию шарахнуло током. Существо взорвалось, лопнуло фонтаном мутных капель, которые зашлёпали по переборкам, палубе, подволоку, как густой кисель, попали на нас. Эта жижа секунду- другую стекала, вытягивалась липкими потёками, потом потеряла плотность, стала белёсо светиться, обрела текучесть, заструилась со всех сторон в одну точку. Через пять минут существо вновь воскресло, уплотнилось и больше не приближалось ни к розеткам, ни к аппаратуре. Другие твари в это время замерли, будто наблюдая, потом двинулись дальше, и ни одна из них больше не дотронулась ни в одном месте, где бы могло ударить током.
   Одно из существ остановилось у стола в центре кают-компании. Кто-то накануне играл в "тысячу", и карты были беспорядочно разбросаны, лежала развёрнутая тетрадь с таблицей баллов игроков. Существо стало перебирать карты, "разглядывая", перелистало тетрадь, издало сверестящий звук, и трое других бесформенных серо-белых тел вперевалку подошли к нему. Они засверестели, застрекотали, как кузнечики, при этом нечеловечески жестикулируя гибкими руками-шлангами. Через минуту смолкли, и то, первое, с картами в "руках", повернулось к нам.
   Я понял, что оно "смотрит" на меня, (возможно, я ближе других стоял к нему). Всё тело закололо сотнями ледяных иголочек. Едва возникло ощущение взгляда, как из комковатого тела вытянулась голова. "Чёрт?" - проскочила мысль, и словно в ответ появились рога, свиное рыло, проявились бельма глазок. "Чем же ты смотришь?" - другая мысль. Существо отреагировало и на неё. Голова втянулась обратно, а посреди "груди" вдруг распахнулось громадное и чёрное, бездонное око. Меня пронзил чужеродный, неживой взгляд, забрался вовнутрь, вывернул наизнанку душу.
   Это было что-то.... Глаз на кривых ножках с кривыми ручками по бокам... Контуры, все черты его были невероятно чёткими, хорошо прорисованными, что не вязалось с внешней аморфностью этих существ. Тончайшая сеточка подрагивающих жилок, глянцево-чёрная, радужно отливающая роговица, густая, прозрачная чернота зрачка, и моё искривленное, перевёрнутое отражение...
   - Что это? - вдруг тонко прозвучало в моём почти парализованном мозгу.
   Существо, неотрывно продолжая глядеть своим глазом, поднесло к моему носу несколько карт.
   - Игра, - ответил я бесцветным, не своим голосом, как загипнотизированный, страдая от невыносимого холода.
   - Принцип?
   Я не любил ни "тысячу", ни "кинга", в которые часами играли моряки, поэтому почти не знал правил. Мне хотелось в этот миг только одного - чтобы это замораживающее кровь существо спрятало свой глаз и отвязалось от меня хоть ненадолго, я подумал про "дурака", только подумал, на мгновение, представив себе эту незатейливую игру.
   - Достаточно. Это походит. Мы будем играть. Вас много и нам интересно... - я догадался, что этот бред звучит теперь не только в моей голове. Может быть, это действительно бред?
   - Нам приятно играть, и ты - будешь первым, - ледяные гибкие пальцы сомкнулись на моём запястье и меня выдернули из группы, подтолкнули к столу.
   Я оглянулся на ребят. Отсутствующие взгляды, бледные, страдальчески искажённые лица. Ни о какой борьбе, сопротивлении не может быть и речи.... Что же они сделали с нами?
   Всё, как во сне. Холод странный, внутренний.... Я медленно сел, взял в руки колоду. Существо спрятало свой глаз, снова стало аморфно-бесформенным, водрузилось на сидение напротив и вновь превратилось в чёрта. Нечто нелепое и нереальное.... Играть с ним в карты? Сумасшествие....
   Окоченевшие руки, словно чужие, перемешали, роздали карты.... Я плохо помню, что и как было, как шла та безумная игра, да и шла ли вообще. Помню только космический холод, да смутное синеватое сияние, будто нимб вокруг моей головы, вокруг всего себя. Наверное, я выиграл ту партию, потому что очнулся уже вновь среди своих товарищей, а за столом сидел Василий - моряк из Юркиной бригады.
   ...Они убили его. Убили так, как описывал Столяров. Обступили со всех сторон, протянули свои змеистые лапы, и стали сдирать светящуюся оболочку-нимб вокруг тела. Василий скрючился весь, не издав ни звука, упал головой на стол, завалился на бок и сполз вниз на палубу.... Кажется, я застонал тогда, мучительно пытаясь сбросить дурманную холодную пелену с разума, невидимые ледяные оковы с плеч. Но все мы были туго спеленаты, как сетью, настоящая оглушённая и измождённая дичь в силках.
   Сколько они так измывались над нами? Не знаю. Следующим был Сашка рыбмастер, и он разделил участь Василия. Потом к столу подтащили старпома. Михалычу повезло, он выиграл.... Они играли с нами на наши жизни, делали, что хотели, играли, как с куклами. И эта игра должна была продолжаться, пока не останется никого.
   ...Серёга, второй механик. Его и без того маленькая худая фигурка, казалось, ссохлась ещё больше, он весь как-то сгорбился, дрожа смирено сел за стол.
   ...Он проигрывал. Твари, видимо, обладали отменной памятью, хорошо учились игре на ходу, играли одновременно втроём. У Серёги уже было, наверное, полколоды на руках. Вялыми, замороженными движениями он делал ходы и проигрывал, отчаянно проигрывал.
   Не в силах больше видеть это, я закрыл глаза и взмолился. Впервые в жизни я всерьёз, истово молился Богу, прося прощения за себя, за всех и вся, прося помощи, чудесного избавления, в которое слабо верилось, слабо...
   Я не верил в Бога, не верил ни раньше, ни сейчас, но молился, обращаясь к Нему напрямую, помимо разума, направляя к Небу только свои чувства, и всё отчаяние... Господи! Как мне хотелось в тот момент, чтобы Ты действительно был, спас бы нас, спас Серёгу, этого жизнерадостного балагура.... Почему вообще всё это случилось? Почему происходит, зачем? Что это за мир такой, для чего он нужен? Где, Господи, Твой смысл во всём этом, как Творца?!! - я кричал мысленно, рыдал, упрекал. Хотя, какой смысл упрекать Того, в чьё существование не веришь? А какой же смысл тогда молиться? Я не знаю. Мне хотелось так. Я не ждал, не надеялся на чудо, просто выплеснулась душа, разорвав ледяные психические оковы, вырвалась, устремилась ввысь, мне даже показалось, что сам я взлетаю.... Так хотелось ТЕПЛА, СОЛНЦА, СМЫСЛА. Так невыносимо было видеть смерть товарищей - нелепую, безумную, беспричинную; так холодно, смертельно холодно...
   Не исчез вдруг подволок над головой, не разверзлись зловеще-красные небеса, и сияющая фигура Господа Бога не сошла к нам, испепелив молниями чёртовых тварей. Вместо этого пластик на борту между задраенными иллюминаторами вдруг вспучился, запузырился, почернел, источая едкий дым. Взметнулись дымные языки пламени и погасли, раздался треск, завоняло палёной пластмассой.
   Наши кошмарные гости со стрёкотом торопливо метнулись к выходу из салона. В тоже мгновение, словно вырезанный автогеном по кругу, кусок борта с металлическим лязгом, в клубах дыма, рухнул на палубу, придавив две койки. В образовавшуюся дыру брызнул искусственно-белый свет, сквозь стену дыма высветились силуэты двух человеческих фигур.
   Фигуры резво впрыгнули в салон, застучали по палубе твердыми подошвами башмаков. Пришельцы были затянуты в сплошные облегающие костюмы-скафандры молочно-белого цвета. Поверхность костюмов была покрыта массой всяких выступов, бугорков, непонятных приспособлений в виде спиральных трубок на плечах. Головы - скрыты под шлемами с узкой полосой чёрного стекла на уровне глаз по всей окружности шлема. В руках - орудия непонятной конструкции и назначения, нечто вроде фантастических бластеров.
   Не проронив ни слова, (если такое вообще было возможно), гости энергично и пружинисто, в несколько прыжков исчезли за дверями салона, на ходу открыв огонь вслед тварям из своих орудий. Вспышки света резанули про глазам, донеслось басовитое "вжикание", громкий стрёкот.
   ...Холод медленно отпускал нас. Люди зашевелились, подавленные всем происшедшим, сбитые с толку, ошарашенные. Сквозь прожженную в борту дыру продолжал вливался белый свет, но больше ничего видно не было. Мы ещё не успели опомниться, как новые гости, экипированные по последнему слову неземной техники, вернулись, и, опустив в пол свои пушки, остановились перед нами. Видимо, они переговаривались о чем-то между собою мысленно или по радио: один махнул свободной рукой в нашу сторону, в пол-оборота повернул свой шлем к напарнику, тот кивнул.
   Они, повесив на пояс свои орудия, подняли руки и сняли шлемы. Мы увидели две русые человеческие головы. Человеческие, похожие чертами, как родные братья, но неизвестной расы. Черты - мужские, глаза - обычные, одинакового цвета, (светло-зелёные, иногда кажущиеся голубыми). Пшеничного цвета брови, коротко подстриженные ёжики волос, тонкие прямые носы и тонкие губы. Лица - широкие, чуть скуластые, а носы, кажется, начинаются в середине лба. Кожа - мраморно-белая, даже чуть отдаёт синевой, гладкая, блестящая.
   - Саттиахам мастакаюри биль урха, - бегло проговорил один, разглядывая нас довольно приветливо.
   - Мы - русские, - Михалыч первым вышел из ступора.
   Гости переглянулись.
   - Асура, рус, вене?
   - Ду ю спик инглишь?
   - Тень, нет, - вдруг ответил один из них, тот, который первым заговорил. - Деванагари - да. Ога, ога, русский, много молвить, дума - мы, саттиахам, повторяй, понимать.
   - А... - Михалыч почему-то сразу и не нашёлся, что добавить.
   Ребята ожили, зашевелились. Серёга, сидевший за столом, отшвырнул карты, склонился над рыбмастером, взял в руки его голову.
   - Они убили ещё двоих наших, - сказал он страдальчески, выругался зло, сквозь зубы - голос дрожит. Со всхлипом шумно втянул воздух. Его трясло неудержимо. У нас у всех начинался "отходняк" и трясучка.
   - Кто вы? - хрипло спросил Денисов.
   - Мы - ахтаюр, чистить. Зачистка, уборка, подготовка, чистильщик...
   - Чистильщики?
   - Да, так. Чистильщики.
   - Вы можете оказать помощь нашим пострадавшим? - капитан указал на рыбмастера и матроса. Сергей их уже выволакивал за подмышки из-под стола. Радист с Михалычем стали ему помогать.
   Один из гостей подошёл к ним, склонился над Сашкой. Извлёк из кармашка своего скафандра чёрный шарик. Надавил, что-то щёлкнуло, шарик ощетинился иголками и стал очень похож на морского ежа. Приложив его ко лбу сначала Сашки, потом Василия, вздохнул, поднял свои светлые глаза на капитана.
   - Эфирное разрушение. Это сиггурхи, пожиратели эфирной материи. Их чистить на этом плане. Ваши люди разрушены. Это - сожаление. Много нашего сожаления вам.
   - Вы не должны пребывать на этом плане, - подал голос второй гость. - Каким образом можно попасть? Какой ваш мир? Почему вы здесь? Не имеете полная защищённость. Какие функции? - он обвёл нас своим ярко-пронзительным взглядом и остановился на мне.
   - Ты максимально осведомлённость, говори. Эта зона - закрытая, подготавливается к абсолютная реконструкция.
   - Вы можете читать мысли? - спросил я.
   Брови гостя приподнялись.
   - В пределах допустимого, как и все. Разве этого не можете вы?
   - Допустимый предел - это личность? - догадался я.
   - Личность неприкосновенна.
   - В таком случае, я разрешаю вам прочесть в моей голове эту информацию. И прошу об одном - помогите нам!
   Молчание длилось минуту. Я прямо и открыто смотрел в эти бездонные, словно светящиеся глаза гостя, перебирая в памяти всё, начиная от чёрной бутыли, моего исчезнувшего дубля - Барабашки, и кончая краткой информацией о нашем мире.
   - Я понял всё, что ты мне разрешил, - произнёс, наконец, чистильщик. Совершенно по человечески, озадаченно потёр переносицу.
   - Значит, это - вы.... Да, мы имеем эту информацию частично. Ваш мир - третья коренная диплоидная ветвь.... Мне трудно объяснить на твоём уровне.... Вас активно ищут разные сущности, но точно проникнуть в этот подмир оттуда, где ваши помощники, можно только путём хрональной дубль-ротации, вдоль временных каналов.... Помощь придёт, вам нужно только ждать. Вы очень глубоко провалились относительно своей группы миров. Это - один из атавистических, деградирующих подмиров. После чистки он будет, видимо, реконструирован... или отсечён от Космического Древа Жизни, если чистка не будет достаточно эффективной.... Постарайся сохранить сосуд. Это - большая опасность. Мы снабдим вас генераторами защиты и пси-защиты, чтобы никто из низших сиггурхов более не напал на вас.
   - Силлуэро нирбана стурн, - вполголоса проговорил второй гость своему напарнику, будто напоминая что-то.
   - Да, - тот кивнул, опять задумчиво потёр переносицу. - Существует одна опасность. Эта область крайне нестабильна - очень древний круговой "прокол" из вашего мира. Вы в любой момент можете провалиться ниже, в следующий подмир... Мы оставим вам маяк - темпоральный микрореактор. Он оставляет вихревой след... это наподобие поплавка... как объяснить?
   - Но... это всё, что вы можете сделать для нас? Как нам вернуться? Вы же сами как-то проникаете сюда из вашего измерения?
   - Перенос из одной пространствено-временной ветви в другую больших масс тяжёлой материи в принципе возможен, но ваша масса несоизмерима с нашей, мы даже не берёмся подсчитать количество необходимой энергии.... Нужны Генераторы Ритма.... Мы не представляем даже, как можно вас вернуть.
   - Может быть, перенести людей по одному? Судно - всего лишь груда железа...
   - Вы не поняли. Нужны Генераторы Ритма - они создают определённые, вращающиеся в нужном ритме навстречу друг другу электромагнитные поля. Эти генераторы - у нас дома, здесь их нет. Мы, чистильщики, сами переносимся только в виде энергоинформационного сгустка. Перед вами - всего лишь наши копии, силовые матрицы, а сами мы - дома... Мы можем перенестись сюда и полностью, материализоваться здесь, но тогда, точно так же, как и вы, не сможем вернуться без своих генераторов.
   - Но как-то мы провалились же без всяких там генераторов! Перенеслись!
   - Погружение не требует столько энергии, как подъём. Достаточно лишь чуть превысить коэффициент энтропии континуума. В случае с вами - результат наложения хрональных аномалий. Эта аномалия замыкает цепь всех низших подмиров вашей планеты. Баланс энергий таков, что когда в одном месте происходит провал, в симметричном мире работает эффект выталкивания. Если всё время оставаться на одном месте, дойдешь до самого "дна" - мира на границе Тьмы, затем начнётся процесс "всплытия", и можно снова вернуться в исходную точку провала. Это - долго, и вы не выдержите. Нет, остаётся только ждать. Вас ищут.
   - Значит, есть смысл уйти из этой зоны, чтобы не "провалиться" ниже?
   - Вот-вот начнётся сезон ураганов. Этот мир постоянно сотрясаем катаклизмами, нестабилен. Это происходит со всеми низшими сферами, оставаться по долгу в каждой - опасно. Существующая аномалия - создана искусственно очень давно. Она выполняет ещё и роль своеобразного энергетического маятника, стабилизирующей оси, вокруг которой колеблются, компенсируя друг друга, огромные массы неорганизованной энергии.... Мне трудно объяснить.... Смысл в том, что после каждого погружения центра масс по этой оси... - он с трудом подбирал слова и определения, хотя уже вполне сносно перешёл на русский язык. - ...Наступает затишье. Но когда аномалия начинает уходить ниже, напротив, перераспределение энергии вызывает потрясения. Поэтому, чтобы вам находиться в относительной безопасности, лучше следовать за... этим центром энергомасс. Мы называем его ОКСА-ЦЕНТР, что-то вроде тихой зоны в центре тайфуна. Тайфун состоит из попеременно скручивающихся и раскручивающихся сложных пространственно-временных полей. Что-нибудь понятно?
   - Сложновато, но примерно ясно: из этой точки никуда, погибнем.
   - Хорошо. Если у вас больше нет вопросов, мы удалимся. Генераторы защиты и маяк мы установим сами на корпусе вашей плавучей машины. И - будьте внимательны в следующей сфере - это совершенно особая область с нестабильным состоянием материи. Очищенный мир, подготовленный к акту сотворения жизни. Материя там обладает повышенной трансформностью под воздействием направленной мысли. Эффекты могут быть самые неожиданные. Просто следите за своими мыслями, ничего не бойтесь, не ждите и не желайте сильно. С помощью нашего маяка те, кто ищут вас, найдут очень быстро.
   - Извините, а как быть с этой... э, дырой в борту? - спросил Денисов, указывая на светящееся отверстие, которое проделали гости.
   -О, конечно, мы устраним, - говорящий гость улыбнулся. - Мы должны были уничтожить этих сиггурхов.
   - Они проявили поистине дьявольский разум и расчётливость, - сказал я. - Они разговаривали с нами, устроили игру на наши жизни...
   - Это низшие сущности, разновидность демонов - как будет правильно назвать их на вашем языке; полностью лишены высших принципов, но обладают высокоразвитой животной душой, способны копировать разум жертв, сохранять и накапливать информацию. Притягиваются туда, где возможны проявления энергии страха, агрессии. Они - зеркально отразили и многократно усилили то, что есть в вашем подсознании и мыслях. Это тонкоматериальная форма жизни, может "просачиваться" в сферы, где есть, чем поживиться. Они - одно из порождений загрязнённой психосферы вашей цивилизации. Поэтому, пожалуйста, будьте осторожны в мыслях и желаниях, пока пребываете в низших мирах.
   - Может быть, лучше вы оставите нам какое-нибудь оружие, которое способно уничтожать любых тварей вроде этих? - подал голос тралмастер.
   - Вы не сможете пользоваться нашим оружием. Оно работает психокинетически, ваш разум не приспособлен пока к генерации таких чётких сознательных конусов воли. Вы можете не волноваться, наша защита должна эффективно помочь вам до прихода ваших друзей. Теперь - прощайте, желаем вам успешного возвращения.
   Гости собрались надеть свои шлемы, развернулись к светящейся дыре.
   - Постойте, - я тронул одного за руку. - Вам ничего неизвестно о существе в виде крысы, или рептилии, которое может менять свою форму? Оно тоже охотится за сосудом.
   - Ничего, кроме того, что ты сам о нём думал. Его здесь нет в данный момент, но оно тоже ищет вас. У вашего врага такие же проблемы, как и у ваших друзей. Надейтесь, что друзья подоспеют раньше.
   - Спасибо. Всё. Прощайте.
   - Спасибо от имени нас всех, - Денисов крепко пожал им руки. - У нас принято так. К сожалению, больше никак мы не можем отблагодарить вас.
   - Прекрасный обычай. Прощайте.
   Гости ступили в полосу белого лучистого света, мелькнули и исчезли их тени. Вырезанный кусок борта стал медленно подниматься, как тяжёлый люк, и, когда встал вертикально, вдруг с силой и лязгом, будто захваченный струёй воздуха, присосался к своему месту. Звук тяжкого металлического удара перерос в тонкий звон, который резко оборвался. По окружности зажёгся красный шов, прошипело коротко и яростно, как опущенное в воду раскалённое железо, и шов погас, исчез.
  
  
  
  
  
  
   Глава 7.
   1.
  
   Мы застали начало того самого сезона ураганов, о котором говорили пришельцы. Ветер поднялся уже через пару часов после того, как они покинули нас, и крепчал с каждым часом. Рассвет так и не тронул своим тусклым заревом красное небо этого мира. Небо оставалось почти чёрным.
   Яростная гроза разразилась над нами безумной канонадой. Вспышки чудовищных, гигантских молний ветвисто сверкали непрерывно, озаряли низкие массы туч, которые клубились, неслись на бешеной скорости, чуть ли не задевая мачту на полубаке.
   Я бывал в штормах и шести и восьмибальных, но то, что начало твориться вокруг, наверное, не укладывалось ни в какие градуированные таблицы. Весь корпус судна содрогался и стонал от тяжких ударов водяных валов, пенистые гребни которых поднимались выше рубки.
   Водяные валы медленно двигались навстречу, бугрились неровные, отороченные бахромой пены вершины. Ветер срывал пену, превращал её в струи брызг. Волны врезались в бак, поглощали нос судна, водоворотом закручивались на полубаке и накатывали на рубку. Судно больше походило моментами на подводную лодку, чем на обычный корабль.
   Да, признаться, тогда я проникся настоящим уважением к этой железной, старой, но такой крепкой и устойчивой посудине. Проникся, не смотря на то, что катастрофа, всё же, чуть не произошла. Мы ходили по краю бездны, имя которой - смерть.
   Сейчас любая поломка машины, потеря хода принесла бы гибель. И здесь не было ни спасателей, ни цивилизации. Даже, если бы удалось спастись, деваться было некуда. Я смотрел на работающий Главный двигатель и думал об этом. О том, что он - всё сейчас здесь. Эти восемь цилиндров, поршней, шатунов, насосы, шестерни, валы, всё железо - были единственными в своём роде, не принадлежали к этому безумному миру.
   Каким-то беспросветным одиночеством, безысходностью повеяло вдруг. Глубокая, бездонная и холодная тоска. Беспощадный страх. Такое надо пережить, что бы понять. Вот, всё работает, крутится, но в нескольких метрах отсюда - пустота, ничто. Там, дома, никогда не было страшно даже в самых отчаянных переделках. Дома. Здесь дом отсутствует даже в тысяче километрах, и до него не добраться никогда.... Подобный синдром, возможно, когда-нибудь опишут на опыте дальних космических полётов...
   Я был в Машине, когда в районе 82-го шпангоута по левому борту стал расходиться сварочный шов. Это произошло в момент сильного резонанса всего корпуса с вращающимся гребным валом. Судно высоко задрало нос, от сильной нагрузки упали обороты Главного двигателя, и возник резонанс - редкое явление, которое бывает в сильную качку, когда часть корпуса сильно обнажается, а другая - зарывается в воду. Затрясло вдруг так, будто мы оказались на огромной стиральной доске. Неприятный, резкий звук донёсся до моего слуха сквозь свист турбины - ряд громких и частых металлических щелчков, слившихся в единый треск. Но мне было не двинуться с места в этот момент: настил машины встал под углом, Главный двигатель и всё машинное отделение провалились вниз, меня швырнуло на журнальную конторку.
   Бьющий, как из брандспойта фонтан воды я увидел почти сразу. Постарался быстрее добраться до пробоины, хватаясь за всё, что подворачивалось под руки - леера, трубы, пучки кабелей от щитков, сами щитки...
   Обшивочные листы отстали в этом месте и от шпангоута, и от стрингера, вода фонтанировала из стыка. Как раз, примерно середина судна, зона наибольших изгибающих нагрузок. Не хотелось верить глазам: я не слышал, чтобы такое бывало даже на самых старых, проржавевших посудинах. Часто обшивка за десятилетия проминается под ударами волн в шпациях между вертикальным и горизонтальным набором жёсткости, бока старых судов становятся впалыми и ребристыми, но чтобы расходились швы...
   Эти мысли пришли потом, а сейчас некогда было ни удивляться, ни раздумывать, я бросился к переговорному устройству. Попытался бежать по то взлетающим, то проваливающимся плитам пайол. Остаток пути буквально проехал, как по льду, когда слани превратились в крутую горку, а зал Машины ухнул вниз. Уцепился за что-то, сорвал микрофон, щёлкнул выключателем.
   - Рубка! Пробоина в машинном отделении, левый борт, 82-й шпангоут! - проорал на одном выдохе. - Михалыч! Давай ребят в Машину!
   Пауза... "Колокольчик" динамика молчит. Бегло глянул на щиток переговорника - лампочка та горит, над выключателем связи с мостиком. Секунда, две, три.... Да что он там?!
   - Михалыч, чёрт, слышишь?!
   Щелчок. Слава Богу!
   - Понял, Женя, принимай меры, ребята сейчас будут.
   Заморгала лампочка общесудовой тревоги, дико громко затренькал авральный звонок. Я почувствовал, как лихорадочное волнение дрожью отдаётся в руках и ногах. Это серьёзно, мать честная, слишком серьёзно! Как подстёгнутый, я рванулся к осушительным насосам, заглянул под настил. Бурные потоки воды уже перекатывались там. Как быстро! Ну, надо же, как быстро! Только бы трещина не пошла дальше! Но я уже видел, что фонтан горизонтально бьющей воды стал шире. Веер брызг долетел до Главного двигателя. О, нет, господи, нет.... Я знал, что судно типа СРТМ идёт ко дну в случае затопления отсека машинного отделения.
   Настоящий испуг заставил двигаться мои руки с невероятной скоростью. Вентиль клапана осушительной системы прилепился к борту как раз недалеко от пробоины. Лихорадочно я откручивал его, обливаемый холодным, горьковатым душем. Горечь.... Вода - горькая, с затхлым запахом. Какая гадость... Руки скользили по смоченному водой и испачканному жирной грязью барашку. Есть. Вдавил одну за другой кнопки пуска насосов, метнулись стрелки манометров.
   До слуха доносился жуткий скрежет от трущихся друг о друга краёв трещины в борту. Этот звук засел на всю жизнь в моём мозгу, вы даже представить себе не можете, что это за звук, ужасный, грубый, пробирает, как холод, до мозга костей. Лопающийся скрежет жутко напряжённых толстых железных листов, он буквально вспарывал слух, обнажал и терзал нервы, отдавался внутри, где-то в желудке. Триумфальная музыка торжествующей, медленно и неотвратимо побеждающей смерти; стон уставшего от сопротивления железа... Пароход, казалось, грозил просто разломиться пополам.
   Борьба за живучесть судна - вещь, которую периодически заставляют повторять любого моряка портовые службы в спецклассах. Но почему-то человек так устроен, что к вещам важным он относится довольно легкомысленно, отмахивается, как от назойливых мух. Нет ничего более нудного и противного, чем учебные тревоги, периодические переаттестации.... И я не был исключением из правил. Смутно помнил о методах борьбы с пробоинами из учебных кинофильмов. Смутно, но всё же что-то помнил.
   Аварийный инвентарь, замасленный, грязный, в полузабытом состоянии, лежал на штатных местах по правому борту. Стараясь удержаться на ногах на танцующем настиле, я уже скачками пробирался туда. Всё-таки, как силён в нас русский "авось", никогда бы не подумал, что именно мне придётся пускать в ход все эти архаические приспособления, и ещё неизвестно, насколько успешно...
   Мужики подоспели, когда я вытащил и швырнул на пайолы упорную струбцину, массивный домкрат, доставал деревянные клинья. Один выскользнул из рук и провалился под настил. Ещё здесь был специальный досчатый щит-подушка, который накладывают на пробоину, прижимают струбциной или подпирают брусом.
   Бруса в Машине не было. Сергей с Петром приволокли его, сзади бежали двое матросов и боцман с инструментами, стармех. Пришли не только те, кто должен был придти согласно расписанию по тревогам, но и те, кто сам вызвался помочь, хотя толчея в любом деле только во вред, как известно.
   Не так-то легко заткнуть пальцем водопроводный кран на кухне, а здесь упругая струя воды била под бешеным напором. Трещина расползлась в стороны, захватив ещё одну шпацию, но там она пока не была такой широкой. К счастью, подобраться здесь было реально, вчетвером мы прижимали рвущийся назад щит, окатываемые потоками вонючей воды. Моторист с матросом держали наготове упорную струбцину, боцман подтащил доски для второго щита.
   Два раза щит выскальзывал - опора всё время уходила у нас из-под ног, и нам было самим не удержаться. С третьего раза удалось его припереть цепляющейся за шпангоуты струбциной. Семёныч, что-то командуя, орал матом у меня над ухом, боцман, зажав гвозди губами, лихорадочно, как заведённый, пилил и сколачивал доски. Второй щит уже был почти готов, вместо уплотнительной подушки пошёл кусок мягкой резины. Струбцина встала намертво, перекрыв половину фонтана, оставалась вторая половина.
   Упорна струбцина была только одна, домкрат здесь не обо что было упереть, поэтому пришлось подставлять и крепить упорный брус. Пароход швырнуло ещё раз так, что я думал всё, борьба окончена. Трещина хрупнула и разошлась шире. Сильная струя воды била теперь в сторону четвёртого дизель-генератора.
   Вспомогач! Мысль о нём успела только возникнуть, как вода залила сетку турбины, и движок стал захлёбываться. Я рванулся к главному распредщиту. Слышно было, как громко щелкнуло реле автомата, отключающее генератор, свет померк, "двойка" жёстко застучала клапанами, стрелка амперметра прыгнула за красную черту, а стрелка мощности дрожала на отметке 150 Киловатт, предел.... Надо было срочно снять лишнюю нагрузку, отрубить морозильный компрессор.
   Шаг, ещё шаг, тяну руку к рубильнику и, о, проклятье! Опора ушла из-под ног, я потерял равновесие и стал падать. Ударился больно, ободрал локоть. В тот же момент в утробе щита хлёстко щёлкнуло и реле защиты генератора номер два; предательски и громко.... Всё вокруг погрузилось в темноту, щит высветился феерией фосфорицирующей подсветки, освобождённый резко от нагрузки второй дизель бешено рванул обороты, затарахтел и... пошёл вразнос!
   Сергей был в пяти шагах от меня.
   - Глуши "двойку"! - заорал он.
   Я и сам уже вскочил на ноги. Что-то с регулятором скорости? Было некогда размышлять, разнос двигателя случается по разным причинам и заканчивается его саморазрушением, если вовремя не остановить. Вдавил кнопку остановки. Никакой реакции. Подскочил Серёга.
   - За рейку дёрни! - подтолкнул меня.
   Я рванул рейку подачи топлива на "ноль", она стоит, как приваренная. Внутри движка угрожающе захрупало что-то, сосущая пустота возникла под ложечкой. Сколько секунд он протянет, прежде чем начнёт разлетаться на части? Второй механик тоже уцепился за рейку топливного насоса, ругаясь, стал дёргать.
   Захлопка на турбине! - пронзила мысль. На кожухе турбины есть захлопка, которая перекрывает воздух! Я прыгнул туда, нащупал в полумраке рукоятку, мысленно матерясь, что она не сработала автоматически, дёрнул. В кожухе гулко брякнуло, свист турбины оборвался, движок стал останавливаться.
   Дальше мы действовали слаженно, без слов. Я подбежал к воздушным пусковым баллонам, Серёга суетился возле первого дизеля, подготавливая его к пуску. С другого конца Машины, где была пробоина, послышались крики. Что-то там опять.... Но сейчас главное - дать питание в сеть, ведь встало всё электрооборудование, рулевая машина, насосы.... Рванул вентиль на баллоне, воздух зашипел в системе. Скользя по пайолам и цепляясь за леера, подбежал к Сергею. Он уже дёрнул ручку пуска движка.
   - Серёга! Там, на Главном, есть аварийный навесной осушительный насос!
   - Да, помню, сейчас! Ты давай обороты, я пошёл!
   "Единица" у меня любила покапризничать, но сейчас, словно чувствуя опасность, запустилась, как часы, "с пол-оборота". Умница. У главного распредщита уже стоял стармех, вдавил кнопку набора оборотов.
   - Иди туда, щит сорвало! - крикнул мне.
   У Главного двигателя - в самом низком месте машинного отделения, (не считая тоннеля гребного вала), воды уже было по щиколотку. Вспыхнул свет. Сколько воды! Серёга стоял на четвереньках и шарил рукой под настилом у торца двигателя, где был вентиль аварийного насоса. Потоки катящейся по настилу воды окатывали его, ногами он упирался в пиллерс, чтобы удержаться на месте, тряс мокрой головой, отплёвывался и матерился. Надсадно дребезжал звонок аварийной сигнализации.
   Струи от пробоины взметались вверх, разбивались о переплетения труб и кабельных трасс, веером рассыпались над четвёртым дизелем. Слышались крики, стук молотков, ругань. Я протиснулся сквозь завесу воды к осушительным насосам, снова включил их, поспешил на помощь к мужикам.
   Вода из-под настила выплёскивалась грязно-пенными взрывами в разных местах, взметалась кверху вдоль борта. Бьющая из трещины струя казалась острой и твёрдой, как железо. Похоже, трещина разошлась ещё...
   Упорный брус соскальзывал. Стармех снова подбежал и своими командами стал только мешать. Мы с трудом держали щит вчетвером. Упругие струи воды рвались из-под него, били прямо в лицо, едва удавалось вздохнуть. Боцман, ухватившись за брус, орал Деду:
   - Семёныч, твою мать! Бери тот конец, заводи за вспомогач, упрём горизонтально о движок и вот, об эту трубу здесь, потом поддомкратим щит!
   Изображая бешенство, Дед оглушительно орал в ответ матюгами:
   - Что х...ню поришь?! Ставь вертикально, упирай сюда!
   Возникла короткая яростно-матерная перепалка. Я с трудом оглянулся через плечо. Да что они там?
   - Командир аварийной партии ты или я? - исходил гневным криком Семёныч. - Ну, и пошёл на х... отсюда, м...к старый!!!
   Боцман сжал губы, побагровел, но сдержался. Они уперли брус, как хотел стармех, вбили клин, матрос закрутил домкрат, мы отпустили, наконец, щит. От фонтана осталось только несколько струек.
   Юрка зло, исподлобья, бросал колючие взгляды на Деда, вода текла с него ручьями, собирался что-то высказать что-то, но не успел. Судно вновь очень сильно швырнуло, мы едва удержались на ногах. Уцепившись за какую-то трубу, я видел, как повреждённая часть борта выгнулась наружу, вновь брызнули струи воды, упорный брус упал, домкрат с лязгом врезался в настил, щит отлетел, как отшибленный. Новые крики, ругань.... Сжав кулаки, Юрка двинулся, было к Деду, но боцман дёрнул его за руку, указал на брус:
   - Мы будем держать, а ты поставишь, как я сказал. Упрёшь горизонтально сюда и сюда, понял?
   Моряк кивнул, уцепился за брус. Мы уже вновь вгоняли щит между шпангоутами, окатываемые душем затхловато-горькой воды. Недюжинные Юркины мускулы вздулись на руках и плечах крепкими рельефными буграми. Сильным рывком он загнал брус одним концом на уступ корпуса вспомогательного двигателя, другой припёр к толстому колену трубы пожарной системы. Стармех хотел поднять домкрат и помочь, но жилистая рука матроса упёрлась ему в грудь. Другой рукой Юрка без видимого усилия подхватил увесистое железное устройство. Одну пятку домкрата он упёр в щит, другую в брус, быстрыми движениями сделал сильный распор. С каждым новым усилием домкрата струи воды слабели, и вот остались лишь небольшие ручейки.
   Судно швыряло и швыряло, но распорка держала. Вода уже ушла с поверхности настила - три насоса быстро справлялись с осушением. Серёга лазал по Главному двигателю с маслёнкой, спрыгнул чуть не на меня. Хотел проорать мне что-то, но в тот же момент яркая бело-золотистая вспышка резанула по глазам, ослепила, уши заложило на мгновение ватной тишиной - как отрезало весь грохот Машины, отсекло оглушительный свист турбины. Мимолётное состояние невесомости овладело мной, будто весь пароход скользнул вдруг в чудовищную яму. Рефлекторно я взмахнул руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Вспыхнувший свет быстро мерк, разбегался по Машине переливчато-радужными волнами, опора вновь появилась под ногами, и в уши ворвался привычный шум механизмов. Я оглянулся по сторонам: что-то изменилось.... Качка пропала!
  
   2.
  
   Новый мир мерклых жёлто-бурых тонов окружал судно. Бескрайние просторы жёлто-белёсого, лишённого облаков неба и жёлто-бурого океана, сливались друг с другом без чёткой линии горизонта. Горизонт закрывала мутная дымка. Бронзовое тусклое светило блестело в небе, как полированное блюдо, горело неравномерно-яркими, изломанными пятнами, словно материал блюда был помят местами.
   Мы недолго любовались из рубки открывшимся нам малорадостным пейзажем - нужно было заделывать дыру в борту. Но все почувствовали облегчение и спад психической нагрузки, повар с камбузником отправились готовить обед, мы заглушили Главный двигатель, встали на якорь.
   Пришельцы, спасшие нас от полужидких демонов, говорили, кажется, что в этом мире нет жизни; и правда: чистое небо, абсолютно чистый экран эхолота, ни одной плавающей или летающей твари. Боцман, всё равно с опаской оглядываясь, не выпуская из рук автомата, осторожно пробрался на бак к брашпилю, благополучно стравил якорную цепь и вернулся. Зашёл в рубку, молча поставил "Калашников" к переборке, закурил и также хмуро, молча удалился.
   Мы пили чай в кают-компании, тоже хмуро, почти без разговоров. Зашёл Денисов, присел к нам за стол, налил себе чаю, но так и не пригубил. С минуту молчал, разглядывая дымящуюся кружку.
   - Держитесь, парни, крепитесь, - обронил, наконец. - Подлатаем пароход, а там, глядишь, вытащат нас отсюда...
   - Сашку с Василием и других не вернёшь, - Юрий тяжело вздохнул. Его широкое добродушное лицо осунулось, как-то поблёкло, пропал вечно-насмешливый блеск глаз.
   - Не вернёшь, - капитан кивнул, - но мы-то живые и должны держаться и дальше, понимаешь? Вы только что спасли пароход, спасли ради тех, кто ещё может и должен вернуться... - в его словах не было и тени высокопарности, голос дрожал от волнения.
   - Я буду ходатайствовать перед руководством базы о предоставлении вам хороших премий за спасение судна.
   - Да ладно, вам Андреевич, - Юрий встал, стукнул пустой кружкой об стол, - ещё надо дыру залатать...
   Пока одни пили чай и перекуривали. Дело не стояло. Боцман с тралмастером и тремя моряками развернули на траловой палубе армированное полотнище аварийного спецпластыря, завели подкильные концы и с помощью лебёдок, протянули пластырь ниже ватерлинии в место пробоины. Течь в Машине вовсе прекратилась. Моторист Пётр со стармехом напилили досок для опалубки, приготовили раствор из цемента, воды и жидкого стекла. Через полчаса расстояние от 80 до 84 шпангоута в районе трещины было наглухо зацементировано быстросхватывающимся раствором, укреплено досчатыми цементными ящиками.
   Меня давно отправили отдыхать, но я не мог просто лечь и заснуть - взвинченные нервы заставили суетиться в Машине "на подхвате".
   В четыре дня по судовому времени, когда я как раз заступил на вахту, старпом заметил почти сливающийся с дымкой на горизонте чёрный силуэт какого-то судна. Метка на экране радара красноречиво говорила о том, что это действительно не померещилось. Быстро выбрали якорь и решили подойти поближе. Это оказался сорванный ураганом со швартовых концов фритаунский сторожевик. Тот самый, что был привязан к нам по правому борту. Все удивлялись, как это он не затонул в такую бурю.
   Капитан распорядился вновь привязать его к нашему борту, и снова загремели, сотрясая всё судно, массивные якорные цепи. Я же подумал тогда - почему катер тоже оказался здесь? Какова площадь этой проваливающейся из мира в мир аномалии? Этого, по словам тех чистильщиков окса-центра? Почему тогда рядом с нами не оказалось "Козерога"? Почему пропал и Барабашка и этот... в виде крысы? Почему, почему, сто тысяч почему, как в той детской песенке.... Во всей этой истории уже столько "наворочено", что очередное маленькое "почему" - "нелепо и смешно, нелепо и смешно...", - снова какая-то песенка?
   С этими мыслями я открыл крышку железного ящика со своим, третьего механика, ЗИПом. Сгрёб в сторону форсунки, отогнул толстый слой ватной техсалфетки. Здесь теперь был спрятан сосуд Кроноса. Провёл рукой по гладкому, влажному, глянцево-чёрному боку бутыли. Стенки холодные, как из холодильника, и слишком влажные, это не дело для ящика с запчастями.... Перепрятать? Куда? Просто завернуть во что-нибудь плотное, промаслить.... Да, пожалуй.... Ладно, пока пусть полежит, надо сначала ремонт закончить. Что мне здесь надо-то было, господи? Ах, да, - шплинты, шплинты....
   Двигатель, который пошёл в разнос в самый неподходящий момент, был действительно на грани разрушения: на распределительных шестернях срезало шплинты крепежа, болты ослабли, и это стало причиной того рокочущего стука, который я слышал перед остановкой. Страшно подумать, что могло бы быть, если бы массивные шестерни сорвало со своих мест на таких оборотах....
  
   Уже три часа я потел в Машине с гаечными ключами в руках. Вахта подходила к концу и ремонт тоже, скоро идти поднимать Сергея. Настроение улучшилось - всегда приятно видеть плоды своих трудов, я решил в довершении всего помыть движок. Делать это лучше всего струёй острого пара.... О, прошу вас, минуту терпения. Я вынужден вдаваться в сии подробности, ибо они напрямую связаны с дальнейшими событиями.
   Так уж получилось, что сосуд Кроноса попал в мои руки и оказался в машинном отделении, так уж вышло, что подсознательно я непрерывно чуял угрозу....
   Итак - пар, мне нужен был пар, и я запустил котёл, подождал, пока поднимется давление, развернул паровой шланг, подтащил его к движку и сунул медную трубку наконечника под настил. Вернулся к котлу, осторожно открыл пар. Показалось, что в мерном стекле отразилась мелькнувшая в глубине Машины вспышка. Чуть моргнуло просто. Показалось? Я настороженно оглянулся, прислушался. Ничего особенного, чуть слышно шипит пар, стрекочет клапанами движок. Вот тонко запел рядом насос гидрофора пресной воды.... Но что-то не то.... Странная интуитивная настороженность, близкая к тревоге, не отпускала.
   Я медленно двинулся вдоль Главного двигателя назад, к "двойке", внимательно оглядываясь по сторонам. Не смотря ни на какие эфемерные тревоги, надо было закончить работу. Беспокойство нарастало. Когда я был уже возле главного распредщита, открылся вид машинного отделения до самого правого борта. Отчетливая тень метнулась на том конце зала. Показаться не могло! Она выскользнула из-за дальнего конца распредщита и исчезла в проходе между первым и вторым вспомогательными дизелями. Так. Спокойно, спокойно....
   Похоже на пригнувшуюся фигуру человека, который скрылся за движками, присел там. Может быть, всё-таки мерещится? Я неподвижно стоял и разглядывал зал Машины. Минута, другая, третья, пять минут. Никого, ничего. Надо идти туда, в конце концов. Может, позвать кого? А если и правда, показалось? Решат, что у меня "глюки". Боишься? Да, чего там.... Боишься, боишься, брат. Как баба причитаешь, хорош слюни пускать, давай, пошёл. Решим этот вопрос.
   Рука нащупала увесистую стальную свайку с заострённым концом, которая лежала среди инструмента. Не отрывая глаз от того места, где мне почудилась тень, двинулся дальше. Если и правда почудилась, я выгляжу довольно нелепо. Точно - "крыша поехала". Ничего, она уже не первый день ездит туда-сюда, свайка не помешает. Да, кто там может быть вообще? Может, пока я был у котла, кто-то через шахту сверху спустился? А я, как дурак, с железной дубиной.... Если б кто спустился, всяк бы подошёл ко мне. Фигура невысокая, небольшая. Серёга, может быть? Я пытался убедить себя в том, что это так и есть.
   Медленно иду вдоль огромной, блестящей бисером лампочек и стеклами приборов панели главного распредщита, не свожу глаз с двигателей. Это ж как надо склониться там, чтобы пройти между ними и тебя не было видно! Высота верхних колпаков вспомогачей - по грудь. Пожалуй, только Серёге это доступно без труда, с его ростом.
   Всё ближе проход, громче стрёкот двигателя. Ненадолго я замер у торца ближней машины. Теперь видны воздушные баллоны у самого борта, часть громады преобразователя тока траловой лебёдки за ними. Надо сделать ещё три шага, чтобы открылся вид всего прохода до самой кормовой переборки; прохода, в котором кто-то скрылся. Затаив дыхание, я сделал эти три шага, шумно выдохнул: за баллонами, над ящиками с ЗИПом согнулась Серёгина спина. Он сидел на корточках и рылся в одном из ящиков. Теперь вот я - действительно дурак с дубиной. Ну, что он, правда, ходит тут, как призрак? Совсем непохоже на него.... Ладно, сейчас я тебе устрою.... Я хотел хорошенько напугать его в отместку, шваркнув свайкой об настил, но помешал звонок телефона.
   Развернулся и подошёл к конторке, над которой висел аппарат. Снял трубку.
   - Машина на проводе.
   - Эй, Третьяк, ты там живой ещё? - ворвался в ухо звонкий Серёгин голос. У меня полезли глаза из орбит. - Вахта кончилась, заработался совсем! Подняться можешь на пятнадцать минут? Дело есть.
   - Т-ты... - выдавил я, не в силах закрыть рот. - Как?!
   - Чего бормочешь там? Давай, поднимись в кабинет, (так он называл нашу каюту).
   В трубке загудел отбой.
   Негнущейся рукой я защёлкнул на место трубку, крепче сжал свайку. Тряхнул головой, решительно направился обратно в проход. Кто же там-то?
   Я увидел его сразу, едва сделал несколько шагов вдоль панели распредщита. Невысокое существо с землистого цвета лицом, одетое в робу второго механика, вышло из-за двигателя в двух метрах от меня. Почти полная копия Сергея - фигура, одежда, черты лица, только цвет кожи.... Тёмно-серый, и глаза, как два бельма с маленькими горошинами зрачков и отсутствующим выражением. Личина-маска зомби.... Но главное - в руках оно держало мою чёрную бутыль, которую вытащило из ящиков.
   Я шарахнулся назад, машинально приняв стойку и выставив вперёд пику свайки.
   - Стой, тварь! Кто ты?! - гаркнул возбуждённо, ещё не совсем совладав со своим испугом, но готовый драться.
   - Я иду... - проскрипело безголосо существо по-русски, продолжая двигаться.
   Я отступил шаг, ещё шаг.
   - Стой! Положи эту бутыль!
   - Я иду... я несу,... отойди.
   Перехватив свайку, я коротко размахнулся и обрушил сильный удар тяжёлым, тупым концом в ключицу существа. Но то ловко выставило бутыль, свайка со звоном отскочила, чуть не вырвавшись из моей руки. Только крепче сжав её, не меняя замаха, я продолжил атаку по кругу вниз - по ногам. Такой железякой можно легко переломать все кости.... Загадочная тварь подпрыгнула, и мне пришлось уворачиваться от мощного удара сверху всё той же бутылью. Пожалуй, и она способна проломить череп....
   Бутыль промелькнула в сантиметре от моей головы, я извернулся, ухватив своё оружие двумя руками, снова ударил сверху, по согнувшемуся врагу...
   Через минуту схватки мне стало понятно, что совладать с этим странным зомби, возникшим неизвестно откуда, похитившим сосуд и шедшими неизвестно куда - не удастся. Оно, заторможенное с виду, неестественно, но вовремя быстро и ловко прыгало, как кукла-марионетка, которую дёргают за невидимые верёвочки. Прыгало, успевало защищаться и контратаковать с невероятной, молниеносной скоростью. Сильнейший удар в грудь ногой отшвырнул меня спиной на двигатель, и было чудом, что я не переломал себе кости и не пробил голову. Удар затылком был сильным, оглушил, но я отключился ненадолго, потому что, когда чувства вернулись, увидел ноги существа на трапе выхода.
   Вскочил, превозмогая боль в груди, (кажется, было сломано ребро), мёртвой хваткой уцепился за штанины гостя, рванул вниз с такой силой, что тот потерял равновесие и проехался своей серой физиономией по ступеням. Пока я наклонялся за свайкой, зомби, не издав ни звука, уже поднялся. Сосуд так и был зажат в его серых руках, глаза всё такие же бессмысленно пустые, землистая кожа на лице ободрана, обнажилась отвратительная влажная, гнилая плоть, пахнуло мертвечиной.
   Один удар оно парировало бутылью, от другого откатилось в сторону и живо подскочило на ноги, будто вздёрнутое сверху за верёвку. В отчаянии я швырнул свайку в голову монстра, и - совершенно чудом - она вонзилась острым концом этому демону прямо в горло.
   Он захрипел, уронил бутыль, схватился за торчащую в горле пику. Мразно-чёрная жидкость, пузырясь, обильно потекла из-под скрюченных серых пальцев, заклокотала в глотке, густыми каплями упала на настил. Демон выдернул железяку и с побагровевшими бельмами глаз, бросился с ней на меня.
   Я судорожно вцепился в попавшийся под руку паровой шланг, выхватил его шипящий конец из-под настила, струя пара и горячих брызг на миг закрыла от меня страшное существо, но я успел увидеть его замах, увернулся, перекатившись в бок. Над ухом железно лязгнуло...
   Меня спасло то, что движения демона-зомби стали замедленными, теряющими силу. Я успел подняться на ноги, ткнул фонтаном рвущегося под хорошим давлением пара ему в личину, которая тут же лопнула, как гнилое яблоко, обвисла безобразными мокрыми струпьями, обнажив бесформенное зеленовато-бурое месиво. Тварь завыла, тяжело повалилась на спину, будто весила полтонны: листы сланей прогнулись так, что крепёжные винты выстрелили, как пули и застучали вокруг.
   Не помня себя от ужаса и отвращения, в безумном порыве, я подхватил свайку и принялся избивать лежащего монстра. Он выл, клокотал, извивался, слабея и обливаясь аспидно-чёрной кровью. Моё орудие с чмоканием врезалось в это отвратительное тело, почти не встречало сопротивления, быстро превращала его буквально в месиво. Я не мог остановиться и продолжал лупить даже тогда, когда он замер, на глазах стал терять форму, разжижаться и растекаться, причём исчезла даже и одежда...
   ...Когда Серёга сбежал по трапу в Машину, всё было кончено. От твари осталось только дурно пахнущее и быстро высыхающее мокрое место. Паровой шланг с шипением яростно дёргался из стороны в сторону под трапом, я сидел в глубоком ступоре на настиле перед главным распредщитом, прислонясь к нему спиной и безвольно опустив руки. Свайка, блестящая от гадкой липкой жижи, валялась у меня в ногах.
   Сергей, сморщившись от вони, подозрительно оглянулся, перешагнул через мразную лужу и подошёл ко мне. Потряс за плечо.
   - Эй, Женька, ты в порядке?
   Меня передёрнуло, подкатил приступ трясучей дрожи, отпустил, вновь подкатил. Тошнило, я с трудом сдерживался.
   - Пошли, выйдем, - я протянул онемевшую руку, Сергей помог подняться.
   Едва оказался на ногах, как неукротимая рвота заставила сложиться пополам. Упал на колени, и меня стошнило одной желчью под пайолы, отчаянно выругался, пытаясь прогнать прочь образ растекающейся гнильём морды.
   - Серёга, закрой пар, пойдём наверх. Я сейчас очухаюсь.
   Второй кивнул, без лишних вопросов пошёл к котлу. Я взял в руки бутыль, совершенно не зная, что с ней делать. Было одно злое желание - зашвырнуть её подальше за борт. Достал из ящика кусок чистой ветоши, завернул сосуд. Зажав его подмышкой, стал подниматься по трапу.
   Пока шёл к каюте, короткие приступы "трясучки" ещё брали меня, но уже слабели. Всё, всё - говорил я себе, всё позади.... Пока позади. Да, это значило лишь одно - что в любой момент за бутылью может придти новая тварь-зомби.... Надо рассказать кэпу, взять оружие. Слава Богу, эту мразину можно уничтожить.... Я забил её, как неандерталец мамонта...
  
   Глава 8.
  
   Сосуд я поставил вновь под раковину, придвинул мусорным ведром. Просто не смог придумать пока ничего лучшего, надеясь только на одно, что скоро вернётся мой друг Барабашка.
   Благ, имеющий надежды праведные.... Если бы я только мог предположить в тот момент, как я вновь встречусь со своим чудны^м дублем, и что мне предстоит пережить до этого счастливого момента...
   Я переговорил с Денисовым, решив не упоминать о сосуде, чтобы не вносить дополнительной путаницы. Сосуд - это была моя собственная проблема. Кэп, стараясь не нагнетать излишне атмосферу, собрал короткое собрание, призвал всех быть начеку, вновь организовал охрану и выдал оружие.
   Михалыч, ощупав мою грудь, перелома не нашёл.
   - Слава Богу, может, трещина только, сильный ушиб. А то у нас и гипса-то нет, сам понимаешь. Давай, просто наложу плотную повязку.
  
   Напряжение опять, конечно, выросло несказанно. В салоне возникла потасовка из-за карт. Кто-то стал играть, и Юрка просто набил им всем морды, напомнив о мёртвых ребятах, вышвырнул все карты за борт. После этого инцидента никто вообще ни во что не играл, даже в "козла", "шешь-бешь" и шахматы.
   Через день, обеспокоенные исчезновением стармеха, мы вломились в его каюту, и нашли Деда мертвецки пьяным и спящим. Жуткая вонь царила в каюте, кошмарный перегар, груда обглоданных куриных костей и несколько пустых бутылок, вид которых заставил меня содрогнуться: точная копия сосуда Кроноса!
   Откуда он взял курятину, если повар пожарил последние "ножки Буша" неделю назад? Откуда он взял спиртное, если на судне забыли даже запах его? И, наконец, почему бутылки были такими? Последний вопрос вводил в ужас только меня, это уже выходило за всякие рамки...
   Странные вопросы повисли в воздухе. Повар клялся, что ничего не давал Деду, ревизия в провизионке не привела ни к чему. Джон - главный поставщик спиртного, лишённый связи с родиной, тоже клялся, что ничего не давал, даже приглашал обыскать их каюту, но Денисов не стал. В конце концов, самое главное, что стармех жив, а когда он проспится, сам прольёт свет на эти вопросы. Если это слово - "свет" - вообще совместимо как-то с его натурой, а слово "проливать", однокоренное со словом "наливать". Он редко что проливал, даже когда был жутко пьян, мимо горла не проносил.
   Я взял одну из пустых бутылок в его каюте, долго изучал её. Обыкновенная, пахнет джином, тёмного толстого стекла, только форма в точности, как моя, в которой был не джин, а джинн. Я с лёгкостью разбил дедову бутылку, шмякнув о слип. Чёрт с ней. Чёрт с ними со всеми, со всей этой дурной историей, когда же, наконец, это кончится?
   Ещё одно ЧП этим вечером переполошило всех, поставило нас вообще на грань сумасшествия. Во время ужина в кают-компанию вошёл... рыбмастер Саня, пожелал приятного аппетита, взял пайку, как ни в чём не бывало, уселся на своё место и принялся есть.
   Вы можете себе представить состояние тех, кто в этот момент ужинал? Уже три дня, как Сашкино тело, в камень замороженное, лежало в носовом трюме.... С дикими воплями люди вылетели в коридор, включая и повара, который увидел пришельца через камбузное окошко. Весь пароход в считанные минуты встал "на уши". Когда вооружённые до зубов Юрка и тралмастер ворвались в салон, там никого не было. Только пустая тарелка стояла на Сашкином месте. Аппетит пропал у всех надолго.
   Но и это ещё было не всё. Камбузник чуть не сошёл с ума, когда полез за чем-то в провизионку, и на него там обрушились целые штабеля коробок с морожеными куриными окорочками. Это было не смешно, уверяю вас. Ещё никогда на судне не было столько курятины.
   Кто-то из моряков обнаружил у себя в столе выброшенные Юркой игральные карты.
   У боцмана случился сердечный приступ, когда его разбудил любимый сенбернар, лизнув в щёку. Псина жила у него дома с семьёй в Пионерске. Разбудив хозяина, она радостно гавкнула и выбежала в коридор. Её видели ещё два человека, пока сенбернар не забежал за траловую лебёдку и там, будто растворился в воздухе.
   Ночью по судну бродили бесплотные призраки и шипели, как змеи. Кто-то или что-то стучало снаружи в борта....
   Неизвестно, сколько бы продолжалась эта чертовщина и до чего бы довела нас, если бы не те страшные и совершенно невероятные события, которые грянули на следующий день, принесли кровь и смерть. Вся предшествующая бредовая мистика казалась чем-то безмятежным, безобидным и даже забавным по сравнению с тем, что произошло дальше...
  
   Утром 17 декабря, в 9.30 по судовому времени, радар показал метку на расстоянии 15 миль в юго-западном направлении. Неизвестный объект быстро приближался к нам, и вскоре в бинокль можно было различить небольшое приземистое судно, похожее на военное, которое шло в нашу сторону со скоростью сорок узлов.
   Тревожимый неясными предчувствиями, Денисов приказал выбрать якорь, запустить Главный двигатель, вызвал всех имеющих оружие в рубку, но на мостике, конечно, собралась практически вся команда.
   Затаив дыхание, мы смотрели, как чужак стремительно вырастает в размерах, обретает покатые, обтекаемые формы. Цвет - шаровый, военный, хотя и совершенно не вяжущийся с цветом окружающих вод. Размером он был с небольшой тральщик, башенка солидного крупнокалиберного пулемёта со сдвоенным дулом украшала его бак, окна рубки закрыты щитами с узкими смотровыми щелями, два локатора - на крыше рубки и на невысокой ажурной мачте за надстройкой, вращались с неестественной быстротой в разные стороны.
   Чужак резко сбавил скорость. Переваливаясь на небольших волнах, неспешно сделал круг вокруг нас, зашёл сбоку. Я увидел, как пулемётная башня ожила, развернулась, задранные в небо рифлёные стволы стали опускаться. Денисов, напряжённо следящий за пришельцем, вздрогнул.
   - Ложись!!! - крикнул он страшным голосом. И одновременно с его криком, размеренно и поочерёдно, выплёвывая тугие жгуты огня, застучали стволы пулемёта.
   Кто-то бросился вниз по трапу, другие попадали на палубу. Трескучий, хлопающий, звенящий ад развернулся над нашими головами. Разрывные пули с хлёстким сухим стуком дырявили дюраль обшивки, визжа, крошили пластик, щитки, стекла; нас осыпало тучами обломков и осколков, пахло едким дымом и сгоревшей изоляцией.
   Пулемёт продолжал ритмично стучать, но ад над нами прекратился - чужак перевёл огонь с рубки на корпус. Я разомкнул руки над головой и поднял голову. Решето.... Борта рубки были превращены в настоящее решето, издырявлены, как дуршлаг. Жёлтый свет частой сетью лучей вливался через дыры, языки дыма плыли и клубились в этих лучах.
   Денисов лежал рядом со мною, тоже приподнялся, стряхивая с волос осколки стекла.
   - Все живы?
   Кажется, все...
   - Сукин сын, если он не перестанет палить, мы пойдём ко дну через десять минут, - сказал кто-то.
   - Или взлетим на воздух, ежли угодит в расходную цистерну, - добавил Петро.
   - Гранатомётом кто умеет пользоваться? - спросил капитан, поднявшись на ноги. Открыл дверцу под пультом, где располагался наш арсенал, извлёк четырёхствольную базуку, которую мы принесли со сторожевика.
   - Давайте, - Саня тралмастер без лишних разговоров взвалил её на плечо, подошёл к разбитому окну, прицелился.
   - Самое главное - снеси эту адскую башенку.
   - Под руку не пойте...
   Гранатомёт выстрелил, выдохнув облако дыма. Я видел, как султан огня взметнулся перед башенкой, разворотив нос агрессора. Сашка выстрелил второй раз, мимо.... Ругнулся сквозь зубы.
   - Говорю же, не пойте под руку, - бросил зло, послал третью гранату, которая оставила дыру в борту ниже башенки. Пулемёт врага смолк, стал вновь разворачиваться в нашу сторону.
   - На, мать твою! - четвёртая ракета, оставляя дымный шлейф, вонзилась в середину башенки, рванула, своротив её напрочь.
   Одна из амбразур в надстройке часто заморгала.
   - Санька, пригнись! - крикнул я, бросился на палубу.
   Завизжали, зашлёпали по металлу пули. Сашка охнул, откинулся на переборку и сполз по ней, со стуком упал дымящийся гранатомёт.
   - Нет!!! - я перекатился к тралмастеру, подхватил откинутую назад Сашкину голову. Глаза его, почти не видя, остановились на мне.
   - Женька, - выдохнул он, - всё, братан, прости...
   Подполз Михалыч, разодрал рубаху на его груди, страдальчески сморщился. Сашку перекосило в конвульсии, глаза закатились, и он замер. Ком подкатил у меня к горлу. Хотелось выть от боли и ярости. Кто-то зло матерился, ругательства и проклятия сорвались и с моего языка. Прилив силы ощутил я, жажду борьбы и крови врага.
   - Они приближаются! - голос Денисова. - Всем, имеющим оружие рассредоточиться и занять оборону! Остальным укрыться в румпельном отделении! Живо!
   У тралмастера был пистолет - "магнум". Я, не раздумывая, взял его, взвёл. Кто-то дотронулся до локтя - капитан.
   - Женя, стармех невменяем. Ты уже проявил себя в вылазке на сторожевик. Этот автомат положен Деду, возьми. Запасные магазины и обоймы там, - он указал на открытый сейф под пультом и протянул мне сорокозарядный двухмагазиный "Узи".
   - Действуй.
   Весь арсенал быстро разошёлся по руками. Мы с Юрием, который обвешался гранатами, выбежали на полубак и скользнули под навес за траловой лебёдкой. Запоздалая очередь вгрызлась в доски палубы за нами по пятам.
   - Врёте, падлы, - гундел Юрка, зло прищурившись. - Не знаете ещё, с кем связались. Будем ждать гостей здесь. Переколбасим всех, кто сунется.
   Действительно, полубак - палуба между надстройкой и высоким баком - самое низкое место судна, предусмотренное для швартовок и грузовых операций, было единственно удобным для высадки вражеского десанта. Наши заняли позиции на крыше рубки, на траловой палубе, Денисов с Михалычем остались на мостике. Враг приближался, изрыгая тучи трассирующих очередей, мы же пока не видели, по кому стрелять.
   Ощутимый толчок качнул судно - враг подошёл точно, впритирку. Сразу множество лазов открылось в бронированной надстройке, когтистые "кошки" с привязанными к ним верёвками, взметнулись десятками на рубку, на траловую палубу, и фигурки в чёрной униформе попёрли густо, цепко, как саранча.
   Едва наши сверху и с палубы открыли огонь, как тут же по ним грянули реки свинца прикрытия, не давая им даже высунуться. Прыгнули враги и к нам на полубак. Сразу человек пятнадцать-двадцать, и где они только умещались там в этой посудине?
   Я открыл огонь из-за правого торца лебёдки, Юрка швырял гранаты из-за левого. Атака здесь захлебнулась, но не потому, что враги отступили - просто мы положили всех до единого.
   Пули визжали и искристо дзинькали над нашими головами, звонко рикошетили от лебёдки, но были не в состоянии достать нас здесь. Юрка умудрился зашвырнуть последнюю гранату прямо в открытый люк вражеского катера. Там глухо бухнуло, взметнулись языки огня и чёрного дыма.
   - Держи! - я бросил ему пистолет, несколько обойм. Сам перезарядил свой "Узи".
   - Женька! - голос Михалыча сверху. - Они сейчас будут здесь, мы дадим ход, попробуем развернуть пароход. Если сможете пробраться на сторожевик... - яростная очередь прервала старпома. У меня ёкнуло в груди: неужели и его?.. Но я понял, что он хотел сказать.
   Однако я даже не успел передать это Юрке - атака возобновилась. Теперь чёрные фигуры пёрли валом, град пуль с их корабля осыпал лебёдку плотным, сплошным, как дождь потоком, но мы умудрились исстрелять весь свой боезапас. "Узи", тарахтя и дёргаясь в руках, как какая-то игрушка, выплёвывал пули с непостижимой быстротой, словно спешил избавиться поскорее от патронов, я едва успевал менять магазины. Зато можно было почти не целиться. Юркин "магнум" методично рявкал у того конца лебёдки...
   События разворачивались настолько быстро, что я даже не успевал толком поверить в них, осознать.... Мы отстреливаемся. И это не сон. И мы - убиваем! Гора трупов и раненых врагов громоздилась на палубе полубака перед лебёдкой. ...И нас убивают. Да кто же они вообще такие? Кто? Вот так вдруг началась настоящая война.... Я даже сначала толком и не рассмотрел их. Чёрные фигуры в десантной униформе. Много фигур.... Огонь, дым, грохот очередей, визг пуль и кровь. Они тоже обливались кровью и умирали.
   Патроны кончились. Я подбежал к Юрке, понимая, что сейчас они начнут заходить сюда, чтобы достать нас, и не ошибся. Едва первая чёрная фигура скользнула в узкий проход за лебёдку, паля перед собой, как мощная жилистая рука схватила её за ногу откуда-то снизу, из-под ваерного барабана, рванула. Я подхватил автомат врага, Юрка с хрустом сломал ему шею...
   Другие атакующие нас странные агрессоры уже бежали по трупам своих собратьев, не обращая внимания на раненых. Вот они распахнули дверь рыбцеха в надстройке, нырнули внутрь, другие побежали дальше вдоль надстройки. Их было просто невероятно много. К нам же заглянуло ещё человек пять - и благо, не одновременно. Мы обезвредили всех, переоделись в их форму, вооружились.
   В это время я почувствовал вибрацию - из рубки дали ход, борт врага быстро двинулся в сторону, натянулись и стали лопаться верёвки на абордажных крюках.
   - Юрка! Идём на сторожевик. Там пулемёт на баке! Михалыч разворачивает пароход, и мы сможем со сторожевика потопить эту посудину.
   - О^кей, пошли.
   Враги ничем внешне не отличались от людей, у них были человеческие тела и красная кровь, они также умирали и корчились в судорогах. Но лица.... Все одинаковые, будто братья близнецы. Всё одинаковое - тела крепко сложенных тридцатилетних мужчин.
   Мы выбежали из-за лебёдки и рысцой рванули к сходням на катер. Несколько "чёрных братьев" уже проскользнули туда вперёд нас, скрылись внутри катера. Широкая Юркина спина маячила передо мною, шов гимнастёрки лопнул сбоку. Перед ним - спина ещё одного из "чёрных братьев". За мною, кажется, никого.
   Трескотня автоматных очередей и отдельных выстрелов ещё доносились с "Высоты", наши отбивались отчаянно. Ураганный огонь с борта врага прекратился. На ходу я успел мельком оглядеть трофейный автомат - похож на американскую винтовку "М-16" с ручкой сверху.
   Возглас впереди на неизвестном языке.... "Чёрный брат" перед нами оглянулся, я заметил удивление на его лице. Но в тот же миг он отлетел назад, раскинув руки, от мощного апперкота моего напарника, перелетел через комингс и исчез в глубине коридора. Мы скользнули следом, я захлопнул дверь. Юркина жертва коротко всхлипнула и замерла с перерезанной глоткой.
   - Сколько их тут, ты не заметил? - громко прошептал он мне с горящими, широко раскрытыми глазами от возбуждения глазами и вытирая нож об одежду врага.
   - Человек пять. Кто они вообще такие?
   - Кто бы ни были, уберём всех, потом за дело. А то...
   Он не договорил. В полумрак тамбура просунулась голова и быстро-быстро картаво протарахтела:
   - Харамарюк махакаюрик? О-о...
   Глухой короткий удар, хруст сломанной челюсти или носа...
   - Юрик, Юрик. Я - Юрик. - Юрка снова вытер нож. - Ещё одной сволочью меньше.... Ну, пошли.
   Мы проскользнули в тёмный коридор, подобрав, но, намеренно не включая трофейные фонарики. Я примерно помнил расположение внутренних помещений. От тамбура влево - трап в рубку, вправо - коридор, образующий внутри надстройки букву Н, больше похожий на латинскую I, потому что средняя перекладина этой буквы - длинная, на всю длину надстройки. Получалось так: от нас прямо - второй задраенный выход на другой борт, направо - внутренний коридор, заканчивающийся короткой развилкой налево и направо. Слева - подсобные помещения, справа - трап вниз, в машинное отделение. Другие помещения прилегали к центральному коридору.
   Незнакомый быстрый говор доносился оттуда, мелькали отблески света фонарей. Кто-то топал наверху, в рубке.
   - Я - наверх, а ты жди здесь, дальше пойдём вместе, - я скользнул вверх по трапу, достал нож. Дверь приоткрыта, в рубке - светло от открытых окон. Выглянул из-за двери.
   "Чёрный брат" стоял посреди рубки, закинув на плечо автомат и наблюдая сражение на нашем пароходе. Передо мной, в трёх шагах, его спина. Надо просто бесшумно прыгнуть и вонзить нож между лопаток сверху вниз, поглубже... Просто.... Спина.... Рука, сжимающая рукоять ножа, одеревенела. Ну, что не дало мне сделать этого единственного и простого рывка? Я не мог ударить в спину, и это не было плодом какого-то особого воспитания, каких-то особых, глупых в данной ситуации, качеств. Это было выше моей воли. Пять секунд назад я собирался хладнокровно убить, но не смог...
   - Харамарюк... - процедил я сквозь зубы.
   Враг удивлённо оглянулся, мгновение длилось его замешательство, рука с автоматом на плече, рванулась на меня. Одновременно я ударил левой ногой ему в запястье.... Ковбой, ну ковбой.... Автомат отлетел в сторону, моя правая рука с ножом уже летела ему в живот - наискось, снизу вверх. Но он ловко поставил элементарный блок, выкрутил руку с ножом и в мгновении ока швырнул меня на палубу. От боли потемнело в глазах. В следующий миг, когда чугунное колено надавило на больные рёбра, у меня вырвался стон. Острая сталь ножа прижалась к моему горлу.
   Враг почему-то медлил. С холодным любопытством рассматривал меня. Тонко, иронично улыбнулся, и я понял, что он вполне удовлетворил своё любопытство и сейчас нажмёт на рукоять ножа. Его лицо вдруг рванулось вверх, холодно сверкнула сталь по глотке, брызнула кровь. Юрка за волосы оттащил безвольно обвисшее тело "чёрного брата" в сторону, подал мне руку.
   - Мяса надо жрать больше, а не манной каши, салабон. Вставай.
   Припомнил кашу мне...
   - Спасибо, - я поднялся на ноги. - Они здорово тренированны, сущие дьяволы.
   - Однако, это уже пятый, которого я зарезал сегодня. Будь спок. Сколько их там ещё - трое, четверо? Я - Юрка пскопской. Это известно где. А откудова эти черти? Тьфу. Идём. Возьми-ка магазин из его пушки. Поторопись, там наши ребята гибнут...
   Мы сбежали по трапу и в центральном коридоре столкнулись с двумя возвращающимися "братьями". Лучи фонарей скользнули по нашим лицам.
   - Хара! Хара! - отрывисто подал голос один из них.
   - Харя, харя... - автоматное Юркино стаккато заложило уши, лучи фонарей, кувыркаясь, метнулись в стороны. Я посветил.
   - Готовы.
   - Вот так их, в харю, - пробубнил Юрка, меняя магазин. - Что там дальше?
   - Налево две двери - подсобки, направо - вход в машину.
   - Остались или двое или один. Затихарились, слышь.... Жаль, пришлось палить. Гаси фонарь, там тьма кромешная. Ты - направо, я - налево.
   Мы подкрались, почти не дыша. Мягкий, толи резиновый, толи пластиковый ворс напольного покрытия гасил шаги абсолютно. Я нащупал угол, замер, прислушиваясь. Тихо. Звон крови в голове так громок, что заглушает даже доносящуюся снаружи перестрелку. Тихий звук, будто клацнул металлически карабин на ремне автомата.... И тут же - громкий возглас на тарахтящем языке с явной вопросительной интонацией. Я быстро наклонился, положил фонарь на палубу за угол и включил, Юрка мгновенно открыл огонь. Вскрик, лязгнула дверь машинного отделения.
   - Он там, похоже, раненый.
   - Чёрт с ним, это последний, быстрее к пулемёту, мы, наверное, уже достаточно развернулись.
   Наспех осматривая по ходу все помещения, мы побежали к развилке с выходами на палубу, и тут нам в спину ударила автоматная очередь. Юрка упал в один боковой проход, охнув от боли, я откатился в другой.
   - Ты жив?
   - Чуть зацепил, паскуда.... Если ты в порядке, иди к пулемёту, я подержу его здесь. Кинь пару магазинов.
   Луч света ударил из коридора, круглым пятном лёг на переборку. Юрка высунулся, дал очередь, откатился. Тут же по этому месту застучали ответные пули.
   Слышно было, как там щёлкнули магазинами, передёрнули затворы. Двое, что ли? Короткие очереди забили с небольшими паузами, почти непрерывно по обоим углам, не давая высунуться. Две бегущие тени обозначились в танцующем пятне света на переборке. Эти "братья" действовали отчаянно и молниеносно, с максимальным, почти безрассудным риском, надо отдать им должное. Теперь, если бы я побежал к тамбуру, не успел бы выскочить на палубу.
   - Иди! - гаркнул Юрка. - У меня всё равно нога перебита!
   Я прыгнул, как подстёгнутый.
   - Пригнись! - услышал уже в тамбуре, упал за высокий комингс.
   Грохот очередей сзади, несколько пуль пробацали по бронированной двери выхода, отрикошетили над моей головой.... Полный муки стон.... Звук падающих тел. Я поднялся. Сердце колотится, как очумелое.
   "Братья" лежали друг на друге, лужа крови быстро растекалась под ними, остро пахло пороховым дымом. Я подбежал к Юрке, включил свой фонарик. Половина его могучей груди была залита кровью, он дышал поверхностно, часто, воздух выходил из ран на груди, пузыря кровь. Голова его была прислонена к переборке, глаза открыты.
   - Юрка... - я задохнулся, кольнуло сердце, приторно-сладковатый запах ударил в нос. - Да как же тебя... что ж ты...
   - Иди... салабон... иди,... стреляй... - со свистом выдавливал он, морщась, жуя губами. Один Бог знает, чего стоили ему эти слова. - Спаси... спасись... живи... живите... иди-иди... ребята...
   Глотая подкативший к горлу ком и слёзы, всё время оглядываясь, я пошёл к выходу. Открыто, без всякой осторожности, вышел на палубу, охваченный безумным отчаянием и болью. Да что же это за проклятие на нашу голову? Откуда выползли эти твари? Господи, Боже мой...
   Несколько "братьев" деловито суетились на палубе "Высоты", отвязывая швартовые концы сторожевика. Их судно покачивалось на волнах прямо перед дулом пулемёта. Перестрелка прекратилась. Мне стало страшно. Неужели я остался один? Совсем один? Неужели - ВСЁ? Они перебили всех наших, и теперь остался только я...
   Ну, всё, так всё. Всё равно последний ход - за нами, последний.... Я убью их ещё столько, сколько смогу, сколько хватит патронов...
   - Эххеро мачихар! - один из "чёрных" помахал мне рукой, я махнул в ответ, не останавливаясь, пошёл дальше. Сдёрнул брезентовый чехол с турели пулемёта, зашёл за бронещит, сел на жёсткое металлическое сиденьице, поднял рамку прицела. Секунд пятнадцать рассматривал нехитрые органы управления. Всё обычное: затвор, гашетка. Массивная патронная лента вставлена в патронник, уходит в огромный круглый барабан.
   Оглянулся на "братьев". Они стояли и о чём-то переговаривались, забросив автоматы на плечи. Оглядел изрешечённую рубку с разбитыми, зияющими провалами окон. Наверху ещё один, смотрит в мою сторону. Жаль, нет пистолета с глушителем. Сначала бы снял того, на верху.... Я так живо себе представил этот пистолет - чёрный корпус, длинное, утолщённое дуло, так захотел иметь его, что почти не удивился, когда заметил такой пистолет, валяющийся на палубе под ногами. Это было уже слишком.... Откуда он здесь? Дешёвая сказка.... Но оружие было настоящее. Не веря своим глазам, я поднял его, проверил обойму - полная.
   ...Прозвучало три тихих хлопка, и три врага распластались на палубах "Высоты". Невероятно, я стрелял, как в тире по мишеням, и попал в каждого с первого выстрела. Просто мне очень хотелось попасть, невероятно сильно хотелось, я знал, что попаду...
   Тыл свободен пока, теперь - эта посудина. Взвёл затвор, легко развернул пулемёт, он послушно и бесшумно поддался, направил дуло в центр вражеского судна, вдавил гашетку.
   Я был уверен, абсолютно уверен, что расправлюсь с ним. Моё желание этого было настолько сильным, что просто не могло не исполниться. И оно исполнилось! Пулемёт бил часто и оглушительно, выбрасывая звенящий о палубу град гильз. Вот вам, вот! За Юрку, за всех! То же, что вы сделали с нами! Я видел, как покрывается дымными оспинами дыр надстройка, борт. Ниже, ещё ниже, под ватерлинию, туда, по машине. Так! Белые гейзеры воды отмечали попадания. Поворачивая пулемёт, я вспенил всю воду вдоль ненавистного борта, издырявил его. Сквозь грохот выстрелов слышались крики, я видел метущиеся по палубе и надстройке фигурки в чёрном. Саранча.... Запоздалые очереди затенькали по бронещитам моего пулемёта.... Они достанут, конечно, меня, рано или поздно, достанут, но я успею. Успею...
   И вдруг - серая посудина осветилась изнутри ярко-оранжево, фонтанчики огня выбились из дыр, колюче вздыбились из открытых лазов и иллюминаторов, и через долю секунды их корабль лопнул яростным взрывом. Ударная волна мощно ломанула по башенке моего пулемёта, тяжёлый удар, казалось, пробил прямо по голове, оглушил, встряхнул всё тело и внутренности. Вихрь клубящегося безумного пламени взметнулся метров на сто, в лицо пахнуло жаром.... Бронещиты спасли меня. Совершенно фантастический взрыв, нереальный по своей мощности, в котором слилась воедино целая серия взрывов, выглядел киношно, как в непритязательных на правдивость, но зрелищных американских боевиках. Почему-то именно так, киношно, я и представлял взрыв вражеского судна, после которого не должно остаться ничего, кроме дождя сыплющихся с неба обломков и чёрного дымного гриба до небес...
   Какое-то сомнение, ускользающей мыслью, возникло в мозгу, пронеслось тенью. Ощущение нереальности, киношности, кошмарной мистификации.... Так не бывает.... Что-то не то было во всём этом, в этой фантастической перестрелке, в этих "чёрных братьях", которые все, как один, на одно лицо "без особых примет", и которых человек двести неизвестно как поместилось в небольшом боевом кораблике. Пародия какая-то на людей, на войну, надуманная "трагипародия"...
   Эти "братья", откуда они? Те чистильщики... они что-то говорили про этот мир... в нём нет жизни, но.... Мысль-осознание всё чётче оформлялась в моём мозгу.
   Я услышал приближающиеся крики за спиной, топот ног по палубе катера, стрельбу. Они не попадут.... И точно - пули ложились впритирку вокруг меня, как заколдованные, пронзительно звонко цокали об металл, осыпали меня снопами горячих белых искр. Не попадут, потому что... потому что нет никаких пуль! Нет стрельбы! Огонь стих, как по мановению волшебной палочки. Нет никаких "чёрных братьев"! Стих и топот, гортанные крики. Буквально в паре метрах за моей спиной звуки оборвались, будто выключили запись шумового фона, выключили звук в безумном кино, кино, которое крутилось до сих пор. Я медленно развернулся и не увидел никого.
   От "Высоты" уже отнесло на сотню метров. Моё несчастное, издырявленное, полное смерти судно медленно покачивалось на волнах, пустынное, лишённое и живых людей и квазиживых агрессоров.... Война окончена. Порождённые людьми призраки пришли и уничтожили своих породителей... призрачные убийцы, несущие реальную смерть и разрушение. Ожидаемая агрессия, затаённая в наших сознаниях, страшащая, несла постоянную подспудную тревогу, материализовалась в неких "среднеарифметических", похожих друг на друга, вооружённых до зубов, умелых и бесчисленных агрессорах.
   Это осознание поставило в тот момент мой разум на грань безумия. Я делал чудовищные волевые усилия, чтобы как на салазках по скользкой горке, не съехать в буйную пучину помешательства. Мои нервы горели, точно по ним был пропущен ток, лопались, как струны, голова раскалывалась на части, приступ чудовищного смеха распирал грудь, пёр неукротимо наружу, я давил его, понимая, что этот дикий хохот поставит точку на мне, как разумном существе.
   Потеряв ощущение времени, я впал в полную прострацию, будто заснул с открытыми глазами. Сработали, наконец, защитные механизмы, отключающие сознание...
  
  
  
  
   Глава 9.
  
   Сколько я так просидел, упав грудью на турель пулемёта, не знаю. Мне привиделся мой друг Барабашка. Он подошёл ко мне будто, привёл в чувство лёгким прикосновением своих горячих крошечных ручек.
   - Дарвик, Дарвик!
   Я вздрогнул, поднял голову.
   - Это ты.... Наконец-то. Только теперь - поздновато.
   - Это ещё даже не я, а мой луч внимания. Я нашёл тебя, Дарвик. Это было не просто, очень не просто. Хорошо, что помогли чистильщики.
   Я порывисто вздохнул.
   - Понимаю, верю, не могу упрекать, но, кажется, я единственный теперь, кого надо вернуть домой...
   - Я осмотрел судно. Там есть живые и раненые. Тебе, между прочим, стоит взять себя в руки и вернуться. Буквально через шесть-семь часов в твоём масштабе времени, я пробьюсь к тебе, и мы подумаем, что делать дальше.
   - Правда?! - близкое к радости чувство всколыхнуло меня. - Значит, не все погибли?
   - Не все, но судно неуправляемо, поэтому надо тебе самому попробовать вернуться туда. Кстати, если ты не поторопишься, то скоро потеряешь его из виду, наступит ночь.
   - Да, да, конечно.... Ты понимаешь, что случилось? Ведь чистильщики предупреждали, предупреждали. Теперь мне понятны те чудеса, которые валились на нас, как из рога изобилия. Всё материализовывалось, даже собака боцмана.... Да, он скучал по ней, она пришла и лизнула его.
   - Хорошо, что ты вовремя понял и жив. Но поторопись, Дарвик, поторопись!
   Я вздрогнул и очнулся окончательно, вскочил на ноги. Тусклое блюдо солнца уже погружалось в туманную дымку на горизонте и там, на фоне призрачно мерцающей, светлой дорожки, среди волн, чернел маленький силуэт "Высоты". Но как? Как вернуться?
   Я заметался по палубе, с ужасом вспомнил про Юрку, рванулся в надстройку. Конечно, он истёк кровью и был мёртв. Несколько минут я собирался с духом. Нечем было даже накрыть его, мы унесли в прошлый раз все одеяла. Снял с себя замызганную, испачканную в запёкшейся крови робу, накрыл лицо и изуродованную грудь товарища. Ощущение дурного сна не покидало меня. Безумное кино закончилось, но оставило после себя кровь, смерть и ужас. Меня передёрнуло. Бред и реальность слились воедино...
   Ну, всё, нельзя больше причитать, свершилось. Юрку не оживишь и других тоже. Надо действовать. Смогу ли я запустить машину? Но тут темень, давно сели аккумуляторы аварийного освещения.... Фонарики.... Я подобрал один и только тут понял, что его не должно быть! Фонарик сразу исчез, растворился в воздухе.
   Чертыхнувшись, я вновь попытался представить его себе, но ничего не получалось. Я не верил, что он есть, и его не было, как не было и трупов убитых нами "братьев". Я довёл себя почти до отчаяния, пытаясь вернуть фонарик, но всё бесполезно. Может быть, именно отчаяние и помогло мне, вызвало злость. Да и вообще, на хрена он мне?! Тут вообще - светло и всё работает!!! - топнул ногой, и, как в Новый год, по вызову детей с помощью Деда Мороза, включается ёлка, вспыхнули плафоны всех светильников.
   - Светло, вот так. Именно, - повторил я вслух, задним умом подумав, что нужно быть полусумасшедшим здесь, шизиком, и всё будет в порядке. Прекрасно, я - шизик. И тут светло только для шизиков. Сейчас я пойду и запущу машину. Хотя - стоп. Она должна запускаться из рубки. Наверняка здесь всё автоматизировано. Просто повернул ключик - и готово. Но - топливо! Конечно...
   Я спустился вниз и принялся изучать незнакомую машину. Нашёл расходной бак. Пуст, конечно. Стал лазать по системам, погрузившись в головоломную путаницу трубопроводов, часть которых была скрыта под настилом и не доступна для осмотра.
   Прошло минут десять безуспешных попыток. И тут я подумал: а почему, собственно, надо тут ползать на брюхе? Бак же полон! Ведь я - шизик, значит бак - полон. Подошёл к мерному стеклу. Порядок, целых полкуба соляры, всё о^кей! Даже понравилось.
   Посмотрел на почти скрытый под белыми алюминиевыми листами настила зелёный округлый кожух массивного и мощного, высокооборотного "Зульцера". Вот там, несомненно, торчит рукоять пуска. Автоматическое управление - запутанная смесь гидравлики и пневмоэлектроприводов, чёрт ногу сломит. Пойду-ка в рубку,... но стоп - движок давно стоит, надо обязательно масло прокачать. Должно, конечно, сверху всё включаться,... но лучше - на месте, оно вернее...
   Я осмотрел распредщитки и, кажется, нашёл то, что нужно. На чёрной пластмассовой табличке белела гравировка "OIL PUMP OF ENGIN". Мои скудные познания в английском позволили сделать соответствующие выводы. Вдавил кнопку. Тихо. Ах, да, нет питания. Этот свет здесь - шизовый, а питание нужно настоящее.
   У борта прилепился маленький жёлтый вспомогательный дизель-генератор - полностью закрытая, почти без выдающихся деталей, словно литая конструкция. Я насчитал шесть колпаков, шестицилиндровый.... Он-то должен просто запускаться, со стартёра. Ключ вставлен в щиток управления, поехали...
   Слава Богу, стартерные аккумуляторы тянули хорошо. Движок чихнул раз, второй, сбивчиво затарахтел. Сквозь рассохшиеся стыки выхлопного коллектора попёрла едкая гарь. "Шизовое" топливо, заполнившее все трубопроводы, даже позволило не стравливать воздушные пробки, прекрасно горело. Здорово, сказочно...
   Ещё немного поломал голову у главного распредщита, вдавил одну из кнопок, внутри панели шлёпнуло реле, зажёгся зелёный огонёк. Есть. Я даже не заметил, как "шизовый" свет превратился в настоящий.
   Через пять минут все приготовления были успешно завершены, запустив из рубки машину, я дал ход и развернул катер на запад - туда, где полчаса назад видел "Высоту". И без того сумрачное небо гасло быстро, на глазах, но ещё минут через пятнадцать, я разглядел редкие уцелевшие палубные огни своего судна. Подумал о пулемёте, выбежал на бак и зачехлил его, чтобы не пугать своих. Похоже, они и не собирались пугаться: если бы огни погасили, я мог проскочить мимо в пяти кабельтовых и не заметить. Как включать радар, я не знал. Возможно, разобрался бы, но не понадобилось, слава Богу.
   Если с машиной сторожевика я смог совладать, то вот швартовке мне явно надо было поучиться. Благо, управление было немудрёным: полный, средний, малый, реверс - одна рукоять. Ключ пуска и остановки, рогатина руля, всё. О борт "Высоты" стукнулся довольно жёстко, меня отбросило, стало заносить. Пришлось разворачиваться и заходить на новый круг. Я понимал, что за мною наблюдают, надо было дать знать. Открыл дверь рубки, проорал:
   - Эй, "Высота"! Принимай своих!
   Через минуту два силуэта показались на полубаке, вспыхнул прожектор на крыше рубки - уцелел!
   - Женька! Ты, что ли?! - голос Михалыча. Живой! Боже, как я рад был услышать его голос!
   - Да я, я! Ловите меня!
   - Заходи, заходи по касательной! Кто же носом швартуется! Понаберут на флот...
   С горем пополам, стукаясь о борт, пришвартовался.
  
   Меня встречали, как вернувшегося с того света. Их было семеро, всего семеро из двадцати восьми! Я был восьмым. Девятым был рефмеханик. Он лежал в коме, весь перебинтованный, и не ясно было, выживет ли без нормального реанимационного оборудования. Команда теперь состояла из капитана, который был слегка ранен в голову, старпома, повара, боцмана с перебинтованной рукой, камбузника, электромеханика, единственного матроса и... всё ещё не проспавшегося, пьяного в стельку стармеха. Дед так и храпел в своей продырявленной каюте среди пустых бутылок и груд куриных костей. Его, кстати, чудом не задело - несколько пуль того адского пулемёта прошили матрас под ним, отщепили боковины койки, разбили светильник у изголовья.
   Представляете, какая радость, на фоне сплошной смерти, узнать, что одним твоим товарищем осталось в живых больше! Как они ликовали, как мы все ликовали. Это была невероятная радость, столь же невероятная, как и дикий недавний ужас. Мы обнимались, и слёзы катились из наших глаз, меня бил озноб, хотя было не холодно.
   - Женька... - Михалыч провёл пятернёй по моему виску. - Да ты поседел...
   - Там - Юрка...- у меня подкатил ком к горлу. - Он спас меня. Надо перенести тело.
   - Да, давай... - у глаз Михалыча вновь обозначилась сетка морщин.
  
   Когда мы прощались с Юрием, старпом казался сгорбленным и бесконечно старым, боцман хмуро и непрестанно курил, электромеханик молчал, шумно дышал, подрагивая всем своим толстым телом. Матрос - молодой парень-практикант, стоял бледный, был похож на одну из восковых фигур музея мадам Тюссо. Капитан, сложив руки на груди, словно ёжился от холода, повар часто всхлипывал и размазывал слёзы по дряблым щекам. Фёдор, камбузник - человек неопределённой азиатской национальности, скуластый, с чуть раскосыми глазами, качал непрерывно головой, как китайская фарфоровая статуэтка, тихо цокал языком. Семёнович, стармех, храпел у себя, и храп доносился до открытой горловины трюма, куда мы опускали Юрку. Бесстыдный и кощунственный храп. Но, пожалуй, Дед был тем, кого так миловала судьба. Мало того, что он остался в живых, он даже не пережил всего того кошмара, который выпал на нашу долю. Поистине, иногда не понять капризов и прихотей Божественного Провидения.... Или смысл, который не понятен, может казаться капризным?
   Михалыч рассказал, что Главный двигатель заглох полчаса назад. Стармеха было не разбудить, больше спуститься в Машину было некому. Я поспешил вниз. Конечно - кончилось топливо. У меня больше не было никакого настроения экспериментировать с чудесами материализаций, поэтому я просто запустил топливный сепаратор, обошёл все механизмы, проверил масло, приборы, заполнил журнал. Теперь я писал там за всех.... Больше не было Серёги - щуплого балагура и безобидного громогласного шутника, не было Петрухи.... Больше никогда я не услышу его "чаво" и "учом прычына?" Щемящая боль не отпускала в груди, мне отчётливо слышались их голоса, Серёгин гогот.... Нет, довольно. Я больше не мог оставаться один, пошёл наверх, к остальным.
   Все сидели в салоне. Теперь вообще не хотелось расходиться, и было желание всё время быть вместе. Ночевать мы тоже решили здесь, на самодельных койках. Повар вскипятил чай, выставил чайник в камбузное окошко. Послышался его удивлённый возглас, затем в проёме "амбразуры" показалось его широкое, крайне удивлённое лицо.
   - Братцы, кто оставил у меня в холодильник вот это? - он со стуком выдвинул вперёд запотевшую литровую бутылку виски.
   Денисов молча покивал. Я взглянул на него: мы ещё не говорили друг с другом об этих вещах, но, похоже, капитан испытал такое же осознание, как и я. Осознание, которое чуть не лишило меня разума.
   - Ты, вот что... иди-ка сюда, сядь, поговорим, - капитан вполоборота посмотрел на повара.
   Николаевич вошёл в кают-компанию, сел, с почти суеверным страхом оглядывая квадратную бутылку. Денисов повернулся ко мне.
   - Ты, кажется, тоже понимаешь всё?
   - Всё, Андреевич.
   - Тогда и начинай.
   Я вздохнул, немного помолчал, собираясь с мыслями.
   - Ты, Николаич, видно подумал, что не мешало бы раздавить стаканчик-другой для снятия стресса?
   - Да ну, ты чего... всё равно ничего... нету давно... - забормотал повар, запинаясь, и заёрзал на месте.
   - И вспомнил вот точно о такой красивой бутылочке, которая некогда стояла в камбузном холодильнике. Живо так представил, даже вкус этого виски вспомнил, его обжигающую прохладу...
   - Ну, вспомнил. Ну, что тут такого? Всё равно - нету...
   - Есть теперь. Потому что ты хочешь, чтобы было. Стоит пропасть твоему желанию, пропасть образу этой бутылки в твоей голове, она исчезнет.
   - Женя.... Я - старый человек и уже пожил на свете.... Знаешь, в последнее время я только и думаю о том, почему я тут ещё сижу и копчу воздух. Почему, а? Почему - я сижу здесь, позорюсь своим желанием выпить, а ребята лежат там, в трюме? Молодые, сильные.... Нет, Женя. Я не просто выпить хочу... я нажраться хочу, и сдохнуть нахер...- Николаевича затрясли спазмы подкатывающих рыданий. Глаза заблестели, крупные слезы двумя яркими бисеринами разбились о стол, оставив влажные дорожки на его рыхлых щеках.
   Я проглотил комок в горле.
   - Прости, прости... Ты не понял, я вовсе не обвиняю тебя, а пытаюсь объяснить. Мы поговорим, потом вместе выпьем твою бутылку, - торопливо попытался я его успокоить, повернулся к остальным.
   - Помните ли вы, что говорили те чистильщики про этот мир, в который мы теперь провалились? Здесь нет жизни, но материя способна к трансформациям под воздействием мысли, желаний. Определённая концентрация мысли, "критическая масса" желаний, ожидания чего-либо, материализует эти желания, ожидания. Вот, откуда это виски, вот почему "не просыхает" стармех. Отсюда же пришли и эти чёрные дьяволы с пушками - мы давно готовились подсознательно к драке, думали об оружии... Мысли воплотились. И погибли те, кто готов был биться до последнего. Спаслись те, кто не хотел драться, и кто понял то, о чём я сказал. Я тоже спасся потому, что понял, от того и поседел...
   - Да, примерно то же было и с нами, - кивнул Михалыч. - Мы с командиром были в рубке, вы знаете. Знаете, как попёрла эта саранча. По идее, мы должны были погибнуть одними из первых. Андреевич высказал мне вдруг эту мысль, сказал, что эти бойцы - не настоящие, куклы, порождение наших мыслей, надо мысленно отречься от них, поверить, что они не убьют нас, что их вообще нет. Это было не просто. В нас стреляли уже почти в упор, но - получилось. Они сначала стали "мазать", потом вдруг вообще перестали замечать нас, бродили вокруг. И даже такое: входят в рубку и исчезают. А снаружи... огненный ад, наши отбиваются.... Мы побежали к ребятам, пытались растолковать что-то, да куда там.... Они дрались, как тигры. Когда кончились патроны - в рукопашную...- голос Михалыча дрогнул. Он вздохнул.
   - Всё длилось считанные минуты. Никто ничего не понял, все были ослеплены битвой, гибли на наших глазах.... Главное - пытались защитить нас, радист прикрыл меня собой от воображаемой очереди.... Ничего нельзя было сделать. Только Пахомыч вот, единственный, кого удалось нам спасти. Послушал нас. Головорезы сразу исчезли, едва погиб последний сопротивляющийся, испарились. Остальные отсиделись в румпельном, слава богу.... А тут, ты, Женька, начал пальбу со сторожевика. Послал я тебя туда.... Чёрные опять забегали, засуетились, стали стрелять по тебе. В общем, полнейший сумасшедший дом. Я видел, как они бежали к тебе и стреляли в упор, не думал, что ты останешься жив, не думал.... Сумасшедший дом.... Чёрт, я всю жизнь буду тихо сходить с ума от этого, всю жизнь,... если вернусь домой. Что мы скажем семьям ребят?
   Михалыч резко, тяжко выдохнул, прижал ладони к глазам. Крепко выругался.
   - Давай, Николаич, сюда твою бутылку, закуски сообрази.
   Камбузник без лишних слов встал и отправился на камбуз. В кают-компании повисла в воздухе тишина, каждый погрузился в свои мысли. Я прервал паузу:
   - Андреевич, а как там управление в рубке, работает? - спросил капитана. - И пробоин ниже ватерлинии не было?
   - Пробоин нет, к счастью, не заметили, и управление работает, только рога с руля посшибало, начисто раздолбало и локатор и гирокомпас. Радиостанцию тоже всю изрешетили, да и некому.... Так что, теперь мы и слепые и глухие. Будем стоять на якоре, и ждать своей участи.
   - Кстати, помните, я рассказывал о том существе, которое приходило перед нашим провалом?
   - Ну? - все взгляды развернулись в мою сторону.
   - Было видение, что-то вроде сна. Оно сказало, что пробьётся к нам сюда через шесть-семь часов. Если это не было плодом моего воспалённого воображения. Надо ждать его с минуты на минуту.
   - Хорошо бы.
   Федя камбузник принёс закуску, стаканы, повар открыл бутылку виски. Михалыч попросил посмотреть, настороженно понюхал. Было никак не отделаться от недоверчивого удивления. Налили всем по полстакана, а в бутылке содержимое не убавилось ни на грамм. Это вызвало странные ощущения дурного спектакля-иллюзиона, но мы уже потихоньку привыкали.
   - Ладно, - капитан поднялся. - Помянем по русскому обычаю. Правда, выпивка странная, даже коробит немного, но другой нет, хрен с ней. Ребята погибли,... говорят, что после смерти, наступает новая жизнь, умирает только тело,... хотелось бы верить. Но даже если это и так, ребят с нами больше нет. Давайте выпьем и просто молча посидим, прощая все, не прощённое и прося прощения, подумаем о них, оставим в сердце всё только самое хорошее...
  
   Наступившей ночью этот мир сыграл с нами свою последнюю злую шутку. Больше - со мной лично, но я до сих пор точно не знаю, насколько здесь действовали странные законы этого мира, и насколько была замешана другая враждебная сила...
   Полночи нас мучили призраки мёртвых. Серёга в два часа вошёл в каюту и разбудил меня на вахту. Я привычно поднялся, но когда сознание прояснилось от сна, и я понял, что это призрак, он исчез, лопнув, как мыльный пузырь.
   То и дело слышались шаги, голоса.... Этот мир непрерывно выуживал из наших сознаний и подсознания всё накопившееся и материализовывал. Когда я, сходив в Машину, проверил там всё и вернулся, снова лёг, ко мне пожаловала в гости рептилия.
   Господи, Боже мой! Я действительно не был уверен, что это не призрак. Ожидание этой встречи жило во мне...
   Существо было с меня ростом, человекоподобное, с приплюснутой змеиной головой. Глаза - большие, жёлтые, с клиновидными зрачками, смотрели осмысленно, хотя я не мог бы сказать, что именно делало взгляд этих совсем не человеческих глаз осмысленным. Оно было одето в однотонную одежду, единственной деталью которой было тонкое металлическое кольцо на плечах. Всмотреться не успел - взгляд гостя, казалось давил физически, прижимал к койке. Потом я расслышал тихий, похожий на шипение голос, который вполне мог звучать и внутри моей головы:
   - Он не поможет вам вернуться. Вставай.
   Испуга, страха не было. Наверное, к этим переживаниям уже возник иммунитет. Агрессии, как ни странно, я не чувствовал.
   - Вставай, - опять прошипела рептилия.
   Я спустился вниз с койки, встал лицом к лицу с этим существом.
   - Ты - плод моего воображения?
   - Хуже. Я - плод твоей сущности. У нас будет сделка.
   - Сделка?
   - Сосуд Кроноса. В обмен - вы вернётесь домой.
   - Скоро здесь будет мой друг...
   - Он не поможет вам, - перебила рептилия, повторив свою первую фразу. Раздвоенный и холодный, липкий язык полоснул меня по лицу. Я отшатнулся, с омерзением отёрся шторкой койки. Тонкие чешуйчатые губы существа дрогнули, оно осклабилось в демонической улыбке, прошипело:
   - Я тоже люблю тебя. У твоего друга нет средства, только любовь. У меня средство есть. Корабль ждёт.
   Что-то странное было в этом визите. Я почувствовал усталость. Великую усталость, сродни апатии и безнадёжности.... Уж, не из этих ли глаз изливается сие?
   - Все обречены. Можешь взять с собой всех, если хочешь. Или - умрите, - рептилия сделала медленный шаг ко мне. Полоски зрачков её расширились, слегка округлились.
   Неожиданная мысль пришла в голову.
   - Тебе нужен сосуд, он там, - я ткнул в переборку в сторону каюты Деда.
   - Принеси.
   - Возьми сам.
   - Только из твоих рук.
   Надо отвлечь внимание, чтобы оно отвело этот свой взгляд, сосредоточиться...
   Рептилия сделала како-то жест рукой, моргнула сиреневая вспышка, и мы оказались в каюте Семёныча. Могучий храп ворвался в уши. Подобрав одну из пустых бутылок, я протянул её гостю. Есть! Змеиные глаза отпустили меня из своей власти, я выбросил вперёд пустую руку, представив в ней пистолет с глушителем - такой же, как тогда, на палубе сторожевика. Едва ощутив тяжесть в ладони, нажал на курок, открыл непрерывный огонь, расстреливая в упор это страшное существо.
   Я сделал выстрелов двадцать, а то и тридцать - патроны не кончались. Бывает, такое снится - ты стреляешь в ненавистного врага, отчаянно, долго. Ужас захватывает тебя липкими путами, ты видишь, как бесполезны твои выстрелы, хотя каждый из них точно попадает в цель; бьёшь и бьёшь, а враг всё надвигается, ты пытаешься бежать, но движения замедленны. Безысходность, смертный страх, дыхание смерти.
   Сиреневый высверк бьёт мне в грудь, кажется, меня разрывает на части изнутри.
   - Умри! - последнее, что я слышу, что отпечатывается в моём сознании. И если кошмарный сон обычно заканчивается пробуждением, то тут наступила полная тьма безвременья и небытия...
  
  
   Глава 10.
  
   1.
  
   Да, смерти нет, умирает только тело. Моё сознание, моё я неслось над бескрайней молочно-белой ледяной пустыней навстречу мощному, стылому, почти ураганному ветру, боролось с ним, страдало от холода.... Интересно, если тело уже умерло, почему холод несёт страдание? Ветер завывал, обдавал меня облаками маленьких льдинок, которые звенели чуть слышно и стеклянисто. Впереди - свинцовая тьма, позади белёсый туман, туман надо мною и бесконечные, изломанные, заснеженные льды далеко внизу.
   Говорят, после смерти видят туннель, свет и всё такое, я же попал в некое безбрежное ледяное виртуальное пространство. И почему лечу туда, во тьму, а не к свету? Да здесь почти и нет света.... Присматриваюсь и вижу там, у основания низких серо-чёрных, словно испачканных чернилами туч, живой лес гибких смерчей разной толщины. Там - верная гибель.... Но я уже погиб! Что происходит? Я попытался рвануться в сторону, вверх, вниз. Чуть-чуть мне это удалось, но каждый раз невидимая сила выправляла мой полёт неумолимо, не давала остановиться. Где я? Что это?
   Я стал рваться, кричать, биться, как птица, угодившая в силки, ледяной воздух врывался мне в грудь, вымораживал изнутри, вытесняя последние крупицы тепла. Страшно,... почему так страшно? Может быть, я ещё не умер, поэтому есть страх? Ужас смерти и холод...
   - Дарвик! Дарвик! - слышится где-то за тысячи километров этой ледяной пустыни далёкий, призрачный зов. Меня зовут туда.... Там жизнь, тепло.... Меня ищут.... Да! Да! Я здесь! Я иду!
   - Дарвик! - зов всё ближе, я начинаю различать сам голос, его окраску, он прорывается ко мне сквозь звенящие ледяные порывы ветра, спасительный, до боли знакомый.
   - Очнись же, очнись! - меня сильно лупят по щекам, дёргают за волосы, за уши. Какие тёплые, обжигающе горячие прикосновения...
   Я попытался пошевелиться, но не понял, удалось ли это - не чувствую ни рук, ни ног, застонал, но не слышал и голоса, лишь сипение - в горле словно всё смёрзлось. Глаза не открыть. Горячие детские ручки трут мне веки, массируют голову, шею, плечи, нажимают твёрдыми пальцами на какие-то точки. Эти нажатия - как удары током. Сильные, бьющие разряды заставляют конвульсивно вздрагивать всё моё занемевшее, потерявшее чувствительность тело.
   - Барабашка, ты? - губы, лицо будто облиты застывшим парафином, мышцы задеревенели от холода.
   - Очухивайся быстрее, тебе необходимо двигаться.
   - Где я? - глаза, наконец, разлепились, или мне показалось? Вокруг - абсолютная тьма.
   - Тебя уже похоронили, мой дорогой, заморозили вместе с остальными. Думал, мне не удастся вернуть тебя.
   - Что?! - я попробовал приподняться. Шум вентиляторов. Ледяной ветер обдувает меня со всех сторон. Морозильный трюм...
   - Надо выбираться, Дарвик. Мои ресурсы тоже не безграничны.
   - Ты... - мне всё ещё не хотелось верить, так долго и безнадёжно ждал я его до сих пор, - может быть ты тоже призрак?
   - Призраки не способны оживлять замёрзшие трупы.
   - Всё-таки меня убили?
   - Почти до конца убили. Я успел вовремя.
   Разговор шёл, как обычно, мысленно. Я сел, пощупал пол вокруг себя, но ничего не смог понять, рук не чуял.
   - А ты-то сам где?
   - Уже на месте.
   - Ты не можешь сделать мои руки чувствительнее?
   - Нет, но я вижу в темноте.
   - Вертикальную лестницу видишь?
   - Да, она рядом.
   - Как бы её нащупать?
   - Вставай. Так. Теперь - прямо. Правее. Так, руку протяни. Да! Да!
   Что-то твёрдое я всё-таки ощутил, сдавил, нашёл опору ногой. Мы стали подниматься.
   - Люк ты будешь открывать. Сообразишь, как?
   - Ну, уж, наверное.
   - Рукоятку дёрни и всё.
   - Стой, стой, приехали.
   Над ухом глухо железно стукнуло, в глаза ударила полоса жёлтого света, показавшегося ослепительным.
   - Ой, ой, помоги, тяжёлая крышка!
   Я протянул одну руку, надавил. Лючина с лязгом откинулась, заклубился пар, мы выбрались во влажную духоту рыбцеха. В нос ударил запах разложения, и возле одной из морозильных камер валялся полусгнивший труп перепончатокрылой твари, которая принесла первую смерть на наше судно. Никто из наших так и не заходил сюда с тех пор...
   Руки и ноги начинало покалывать, жечь. Я посмотрел на свои пугающе белые пальцы, согнул и разогнул кулак. В памяти почему-то возник образ деда Григория - материного соседа в родном поселке, который на войне отморозил себе уши и нос. Они были вишнёво-красного цвета, бугристые, безобразно огромные. Когда я был маленьким, всегда боялся этого деда, исподтишка разглядывая его кошмарную бородатую физиономию. Мне стало тоскливо от этой мысли.
   - Послушай, я точно не отморозил себе ничего?
   - Ты не успел отморозить себе, может быть только кости. Моя задача, знаешь, была вернуть тебя к жизни, я это сделал, на всё остальное абсолютных гарантий дать не могу.
   - Успокоил.... Услышал мои мысли?
   - Ты так громко подумал, что трудно было не услышать. За твои уши и нос поручиться не могу после замораживания при минус 28, правда, ты был ещё "свеженький", когда я тебя нашёл. Если бы не свойство материи этого мира принимать любую форму, твоё воскресение бы не состоялось. Так что сам вылепи себе и уши и нос.
   Теперь всё горело. Не только лицо, но и вся кожа, как ошпаренная кипятком; кровь гудела и, казалось, кипит. Мне стало дурно. Я присел не облепленную высохшей рыбной чешуёй деревянную решётку-настил на палубе.
   - Это была рептилия. Где она сейчас?
   Барабашка не ответил.
   - Ты здесь?
   - Не мешай, сиди спокойно, я занимаюсь твоим организмом.
   Меня мутило, било ознобом, бросало в жар минут двадцать. Тело вздрагивало от уколов, похожих на электрические разряды, кололо внутри и снаружи.... То начиналась адская головная боль, накатывалась волнами так, что тошнило, то отпускала, и начинало ломить кости, всё жгло внутри, я сидел и скрипел зубами. Сердце то останавливалось, то бешено колотилось, я обливался холодным потом, судорожно и часто дышал. Наконец, эта пытка стала проходить. Что сейчас - день, ночь? Чуть слышно стучал в глубине судна дизель-генератор, не слышно было ни голосов, ни шагов.
   - Сколько сейчас времени?
   - Десять утра. Тебя нашли пару часов назад без признаков жизни и отправили в трюм.
   - Я всадил в это чудище штук тридцать пуль, а ему хоть бы хны...
   - Это был двойник, фантом, но они где-то здесь. Раз не смогли взять сосуд, могут пойти на что угодно, даже - попытаться разрушить его, не считаясь с последствиями.
   - Какой в том резон?
   - Резон? Уничтожить, если нельзя обладать. Одним махом и сосуд, и целую ветвь миров, если она выходит из-под контроля.
   Я устало вздохнул. Хотелось только одного - домой.
   - Какие планы, Барабашка? Мне порядком осточертела и эта бутыль, и вся эта история. Где те, кому надо отдать эту чёртову посудину?.. Рептилия сказала, что ты не сможешь помочь вернуться. В чём дело?
   - Дело в игре предопределённости и непредсказуемости. Видишь ли,... твоя планета и мой мир, и ещё целая череда измерений... они обречены.
   - Тогда нахрена всё это?
   - Ты разберёшься. Я сказал про игру. Но в этой игре пролилось много крови, так вышло.... Тебе надо отлежаться, по крайней мере, до вечера. Тогда мы и подумаем, что делать дальше, и ты задашь свои вопросы. Сейчас хорошо бы выпить горячего чая, но есть ничего не надо. Пошли. Ты уже можешь встать.
   - Надо бы в Машину заглянуть, вряд ли они Деда разбудили. У него пойла теперь море...
   Отдраив дверь, я вышел из цеха в коридор. Пустынно, тихо. Решил сначала подняться на мостик, кто там сейчас?
   Денисов стоял спиной и смотрел в разбитое окно. Изуродованная, изрешечённая рубка выглядела уныло, хотя тут и прибрали. Услышав шаги, он оглянулся. Скользнув глазами по мне, вздрогнул, досадно скривился.
   - Уходи, уходи... Чёрт, никак не могу выкинуть тебя из головы... - снова отвернулся.
   - Это я, Андреевич. Я вылез из трюма.
   Теперь он посмотрел на меня почти с ужасом, ничего не сказав, опять отвернулся. Не верит...
   - Меня спасли. То самое существо, о котором я рассказывал. Оно вернулось.
   - Я не "оно", - буркнул в моей голове Барабашка.
   - Покажись ему.
   Бледное лицо капитана пошло серыми пятнами, а когда появился мой наездник, Денисов схватился обеими руками за стойку. Закрыл глаза, тряхнул головой. Я заметил седые пряди у висков. Снова посмотрел на нас.
   - Познакомьтесь: это мой дубль из параллельного мира, которого я называю Барабашка. Может, нелепо, но ему нравится. Мне тоже.
   - Очень приятно, - впервые довелось услышать тоненький голосочек моего необычного друга. Мысленно он звучит посолиднее.
   - Его-то вы никак, Андреевич, себе не могли достоверно представить. Он спас меня.
   - Да... - наконец хрипло обронил Денисов, кашлянул, прочищая горло. Подошёл ко мне, и ощупал мои плечи. (Барабашка исчез).
   - Живой.... Женька, ты живой! Мы тебя уже дважды похоронили. Что с тобою случилось-то? Мы чуть с ума не сошли...
   - Потом расскажу.
   - Нас вытащат отсюда? Скоро? Надо всех позвать! - посыпалось из него. Капитан суетливо прошёл туда-сюда, дёрнулся к выходу, вернулся, подошёл к "спикеру", снял микрофон, щёлкнул выключателем. (Наверное, это был единственный прибор, который уцелел в рубке).
   - Внимание, команде срочно собраться в кают-компании. Хорошие новости! - выключил, порывисто повернулся ко мне, взял за влажноватый рукав рубахи.
   - Пошли, пошли! Нет, не верится...
   Мы стали спускаться. Признаться, от слабости, которая навалилась на меня, покачивало, дрожали колени, кружилась голова, я держался руками за переборки.
   - Никаких затяжных пресс-конференций, - напомнил Барабашка, - я ещё даже не знаю толком, как нас вытащить.
   - Как не знаешь?
   - Так. Надо думать, исходя из того, что у нас имеется здесь.
   - В смысле?
   - Попробую объяснить, но сначала ляжешь в койку.
  
  
  
  
   2.
  
  
   Моё возвращение из мёртвых было воспринято взрывом эмоций. Никто не верил своим глазам. Даже электромеханик, с которым мы чувствовали всегда друг к другу стойкую антипатию, обнял меня, похлопал по спине. Михалыч прослезился, глаза толстого добряка повара Николаевича не просыхали и покраснели от бессонницы.
   Забегая вперёд, скажу, что этим вечером произошло ещё одно радостное событие - пришёл в себя наш пятый Сашка - рефмеханик. Подозреваю, что мой Барабашка помог ему, потому что когда мы собрались в салоне, он куда-то запропастился, правда - ненадолго. Наша морозильная установка уже вторые сутки работала без присмотра, из рефотделения подозрительно пованивало аммиаком. Сашкины раны затягивались на глазах чудесным образом, и уже к утру он смог сесть в койке. Ранения других тоже проходили очень быстро.
   Я выпил чаю, и у меня хватило сил только перестелить для себя нижнюю койку второго механика и лечь. Николаевич напёк своих чудесных плюшек с сахаром, часа через три заглянул ко мне с блюдом и дымящимся чайником. Я задремал, но проснулся от осторожного стука в дверь. Было как раз время дневного чая. Барабашка не тревожил меня, слоняясь где-то по судну.
   Хоть мой друг и говорил, что есть не стоит, я уже испытывал зверский голод. (Он не предупреждал - как долго не стоит). Рассыпавшись в благодарностях повару, я налил чая, с болью посмотрел на Серёгин бокал, который так и стоял одиноко на столе, вставленный в ячейку фиксатора. Остатки заварки высохли, ложечка прилипла к донышку в слое не растаявшего сахара. Серёга умопомрачительно сластил всегда свой чай, и сахар никогда не растворялся полностью в его чашке. Меня злило раньше это - такой расход, тараканы, грязь,... но теперь лишь вызывало боль...
   Как мы, всё-таки, порой не ценим друг друга, пока живы, обижаемся, злимся из-за пустяков, обижаем.... Не ценим то, что живы. Поэтому, может быть, так больно, когда приходит смерть, оставляет в душах живых осадок вины перед ушедшими, растерянность, ощущение несправедливости утрат, незаконченности. Если бы только мы могли, умели и всегда имели возможность толком прощаться друг с другом и прощать.... Разлучница с косой чаще является неожиданно, не спрашивая, готовы мы к этому или нет, просто вламывается в жизнь, высвечивая порою то, чего мы сто^им, нашу житейскую мелочность и пустую бытовую суетливость. Она является из Вечности и уходит туда, уводит с собой друзей, любимых, родственников; оставляет нас полностью ошарашенными, не верящими в утрату, заставляет подумать о том, чего стоила суета перед вратами Вечности...
   Чай остыл. Барабашка оторвал меня от моих мыслей.
   - Отвлекись-ка, - прозвучало в голове, и я почувствовал, как невидимый человечек с лёгкими прикосновениями быстро вскарабкался мне на плечи.
   - Ты? Чаю хочешь?
   - Я не пью такую бурду с бешеным содержанием возбуждающих веществ.
   - Как хочешь, - я отхлебнул, поморщился. Не люблю тёплый чай. Или - горячий, или - никакой. - Правда, помои...
   - У тебя депрессия?
   - Не знаю. Тошно, муторно. Никак не могу поверить в то, что произошло. Столько смерти, как в дешёвом боевике. Этот мир преподнёс нам поистине дьявольский сюрприз. Барабашка, есть Бог или нет? Ты не знаешь? Какой смысл во всём этом? Зачем эти миры? Зачем столько смерти? Хорошенькая, как ты говоришь - игра. Зачем это Богу? А?
   - Что ты называешь Богом?
   - Не знаю. Покопайся в моей голове сам. Бог... это Тот, для Кого весь абсурд мира и всех миров имеет смысл, или Кто знает этот смысл, недоступный мозгам заурядного человека...
   - Смысл есть во всём, что есть, а того Бога, который отражён в твоей голове - не существует, поэтому ты и не веришь в Него. Смысл - в переходе от причины к следствию. Это и есть жизнь, течение, движение. У всего, что есть, есть смысл, есть причина. Всё, что есть - является следствием каких-то минувших причин, порождает, одновременно, новые причины...
   - В таком случае, какой смысл у бессмысленных смертей?
   - Смерть - следствие. Значит, были причины.
   - Какая-то бездушность, мёртвенность.... Словно человек, его душа и личность - ничто.
   - Человек, его душа и личность - это всё. Это - главная причина. А космические законы не обладают ни бездушностью, ни чувственностью.
   - В этом-то и бездушность. Кто-то установил эти законы? Бог? Холодностью веет. Кто же Он?
   - И никто и ничто. В твоей версии реальности Бог - это ты сам и есть. Тобою сейчас больше руководят эмоции, чем жажда познания. Мне трудно тебе отвечать. Эмоции - основная энергия в космосе, они легко меняют полярность, как маятник. Сидя на раскачивающемся маятнике, увидишь Абсолютное и Неподвижное? Есть вещи, о которых даже говорить надо осторожно, к ним не применима эмоциональность.
   - Ладно, может ты и прав, умник. Говорят: "не богохульствуй". Мне хочется богохульствовать. Я не вижу некоего высшего смысла. Что это за странный мир такой? Унёс столько жизней.... Это не правильно.
   - Этот мир - один из низших, только что прошёл очистку и подготовлен к включению в новую жизнь, к "всплытию" в более высокие сферы. Поэтому материя здесь столь психически податлива. Стёрта вся информация о прошлом, все следы, материя готова принять импульс жизни, расцвести мириадами форм. Поэтому произошло то, что произошло, когда вы, люди, появились здесь. Агрессия, неудержимые желания. Один из вас до сих пор невменяем, пьёт в огромных количествах нервно-паралитический яд. Насколько я знаю вообще людей, они способны были бы устроить здесь сущий ад, если бы проникли сюда в большем количестве. Так и получилось, что вы устроили себе ад.
   - Знаешь, легко так говорить, обвинять в менторском тоне со своей каланчи. Люди такие сякие.... Ты попытайся понять нас, людей. Это даже жестоко - говорить так. Ребята погибли, и погибли, между прочим, не спасая свои шкуры, а защищая друг друга.
   -В этом-то и трагедия. Они защищали друг друга от самих себя. И я не обвиняю, не читаю нотаций. Это не жестокость, а правда. И если бы я не понимал людей, не ценил то, что в них есть, я, вряд ли бы согласился на всю эту миссию по спасению твоей планеты. Между прочим, меня попросили специально сказать тебе всё это. Об этом стоит лишний раз подумать. Вы, люди, втянулись здесь в настоящую войну. Вся история твоей цивилизации - история войн. Ты не задумывался - почему, а?
   - Ну, потому что.... Потому что всегда находятся те, кто...
   - Всегда есть виноватые, да? Злые, агрессивные, алчные, подонки, негодяи, захватчики. В этом стерильном мире ведь тоже возникли захватчики, верно? А ведь сюда не проникло ни одного подонка, законченного негодяя и кровожадного агрессора. Сюда попали только вы - нормальные, обычные люди. Откуда война?
   Я почувствовал, что у меня слегка "клинит" мозги. Барабашка положил меня "на лопатки", и мне уже становилось тошно его слушать. Умник и демагог.... Впрочем, я сам затеял этот разговор, я сам хотел докопаться до истины, может быть....
   - Ну, и в чём, по-твоему, природа зла?
   - Природа зла такова, что оно неминуемо возникает из ничего, в пустоте, там, где с ним потенциально готовы биться. Готовый драться - уже дерётся, это отражение мировосприятия, только и всего. Война приходит туда, где живут воины, даже если эти воины всю жизнь пахали землю, растили хлеб, детей и ловили рыбу - как вы. Война непременно приходит туда. Точно так же зло и исчезает. Чем не игра в прятки?
  
   - В моём мире материя не столь податлива...
   - Поэтому всё происходит гораздо медленнее, мысли материализуются не сразу и тирания существует уже порядка двухсот тысяч лет. Сейчас планетой владеют рептилии, но их время заканчивается, потому что в вашем, человеческом сознании наметились сдвиги. Драконы должны уйти, поэтому уничтожат планету.
   - Что? - я встрепенулся, вспомнив и полные угрозы слова, своего ночного гостя. - Как - уничтожат?! Зачем же тогда... всё это... ты же говорил...
   - Говорил, я уже всё тебе объяснил, а ты не хочешь понять никак. У твоего мира нет будущего. Сегодняшняя версия реальности - обречена. Но ты - один из тех, кто создаст новую версию реальности, которая пока ещё не закончена. Поэтому я здесь. И я - это тоже ты, версия тебя самого. Ты заметил, какой я умный?
   - Ну, да: сам себя не похвалишь, целый день ходишь, как...
   - Ещё вопросы есть?
   - А почему я? Мы?
   - Потому, что ты один из тех, кто, обладая силой, некогда сотворил эту, обречённую реальность. Ты поддался искушению стать воином. След твоего выбора - шрам на груди, помнишь? Знаешь, почему новая реальность теперь тоже обречена родиться?
   - Почему?
   - Потому, что ты остался жив в этой последней твоей маленькой войне. И - твои друзья тоже. Для любого воина когда-то наступает его последняя война, и он зарождает новый мир без войн и зла. Чуешь, какая игра?
   От всего этого веяло чем-то одновременно и страшным и прекрасным, бесконечно сложным и простым. Одновременно. Если бы мне не довелось пережить всего того кошмара, я бы, наверное, не воспринял слов моего друга или не постиг всей глубины, а то бы и просто счёл за бред, или - за банальности. Чёрт возьми, а ведь настоящие истины всегда банальны, порою - затасканы. "Не пей из копытца - козлёночком станешь". Пожалуй, нужно пережить шок, который приносит седину, чтобы затасканные истины потеряли свою банальность. Братец Иванушка тоже дурака свалял, и окозлился.... Вот так-то, братья-славяне! Стал братец Иванушка мутантом жутким и поселился на богатом- богатом острове посреди моря-окияна, в хоромах красоты неписаной, в которых всё-то само возникало, только пожелай - и яства, и музыка, да только пусто и одиноко было там. И была одна-то радость у чудища того - цветочек аленький.... И ещё - надежда была, что придет, красна девица-душа, да поцелует козла того по любви, да не по принуждению.... А чем кончилось всё - вы и сами знаете, на том и сказке конец. А каков конец - таков и делу свинец... Кто слушал - молодец...
   - Послушай, Барабашка, как людям-то объяснить всё это? Истины просты, поэтому задёшево не отдаются. Капитан, вон, тоже поседел. Двести тысяч лет, говоришь, воюем, а всё не врубиться...
   - А никому объяснять ничего не надо. Я тебе объясняю - Я, а ты и то мне рот заткнуть норовишь и напыжиться. А ведь я - это ты. Напиши рассказ о своих переживаниях, фантастический. Враньё, оно завсегда слаще правды пролетает.
   - Никогда в жизни не пробовал. Впрочем, интересная идея, надо подумать. Если ещё всё хорошо закончится.
   - Ну, мы постараемся.
   - Так что мы будем делать-то? У тебя есть идеи, как нам отсюда выбраться?
   - Да... - мне показалось, что он сказал это как-то неуверенно.
   - Чистильщики говорили, что перенос физической массы из мира в мир возможен, нужны какие-то генераторы ритма и бездна энергии. Кстати - это они чистили этот мир тоже? Кто они вообще такие? Откуда?
   - Это целая цивилизация. Их задача - чёрная работа. Своеобразные ассенизаторы Древа Жизни. Цивилизация своеобразная, с техногенным уклоном, очень древняя. На Земле они жили тоже, на континенте Антарктида, потом проявлялись среди атлантов, народов майя, в Гиперборее. Они - ваши прямые предки. Любят технику, искусственные технологии, но успешно миновали тут рубеж, когда технический прогресс заводит мир на край гибели. Их генераторы ритма действительно вбирают прорву энергии. Это простые устройства.... Как тебе объяснить?
   Барабашка стал делать паузы после каждой фразы, словно раздумывая. Начал он издалека, и сначала я вообще не мог понять - к чему?
   - Видишь ли, технический прогресс, усложняя технологии, постепенно доводит искусственную сверхсложную технику до энтропийного барьера, когда дальнейшее усложнение устройств, искусственное упорядочивание материи и унификация источников энергии не возможны. Тогда раса либо отвергает технический прогресс, либо поворачивает его "вспять" - по пути упрощения, но использования качественно иной - психической энергии...
   Чем сложнее устройство, тем оно легче выходит из строя, и чем проще - тем надёжнее. Это и есть суть энтропийного барьера. Существует ступень максимального упорядочивания, после которой - хаос, но для примитивного рычага нужна примитивная сила. Понимаешь ли?
   Я с трудом успевал следить за несколько скачкообразным развитием его мысли. Кажется, он слишком много хотел сказать мне сразу.
   - Что-то я не пойму, к чему ты клонишь. Этот пароход - достаточно примитивен, как я понимаю, чтобы путешествовать между мирами. Или всё дело в энергии? Чистильщики отказались помогать.
   - Да, энергия, именно. Чистильщикам не под силу. Они не могут перетащить судно.
   Мой друг снова ударился в философские определения, заставляя, как следует напрягаться мои мозги. Неужели и я когда-нибудь стану таким мастером метафизической софистики, если мы с ним - двойники?
   - ...На самом деле - энергия разлита вокруг. Вселенная - это настоящая психоделическая феерия энергии, пронизанная чёткими рисунками ритмов. Жизнь - изменчивое движение, но оно основывается на ритме, биении, пульсации, на сердце. У Вселенной тоже есть сердце - бездонный источник энергии. Чистильщики, любая техногенная раса, получают эту энергию посредством материальных посредников. И чем грубее техногенный уровень, тем более грубые и более твёрдые посредники используются, тем больше физических усилий нужно. (Земляне до сих пор ещё пользуются каменным углём). Уровень чистильщиков высок, но они всё ещё тоже получают энергию, добывают её, тогда как она - повсюду. Повсюду биение космических ритмов. Нужно только уметь войти в резонанс с ними. Чистильщики для этого создают мощные генераторы ритма, действие которых подобно ударам кувалдой по континууму в такт звучащей в нём музыки. Они буквально вламываются в параллельные миры, используя бездну энергии с минимальным КПД.
   - Что же нам делать?
   - Секрет прост, как всё гениальное. Чтобы открыть двери, не обязательно в них ломиться. Человек способен сам войти в резонанс с космическими ритмами, с Сердцем Космоса, может сам стать генератором ритма. Человек - часть космоса, его микромодель, и всё - в нём. Ты способен не только услышать ритмы, использовать их, они - часть тебя. Твоё тело и душа скроены ими.
   -Хорошо. Возможно, я способен понять что-то из того, что ты мне говоришь тут. Но это столь образно, надматериально.... Как практически переложить в жизнь эту теорию? Приложить её к вполне материальной массе судна? Пойми, мы хотели бы не только вернуться сами, но и достойно похоронить наших друзей.
   - Послушай, я думаю, напряжённо думаю, а ты всё время меня перебиваешь.
   - Ну, извини. Я думал, что просто читаешь мне лекцию, а оказывается, этот космический "ликбез" - твои мысли вслух.
   - Я думаю, но и пытаюсь, конечно, объяснить тебе те вещи, без понимания которых тебе не удастся вернуть судно. Надо хоть немного подготовить твои деревянные мозги.
   - Постой, как это мне удастся вернуть судно?
   - Вот об этом "как" я и думаю. И я почти в панике.
   - Так безнадёжно? Я настолько туп?
   - Надеюсь, нет, дорогой мой дубль, если научишься слушать, пытаясь больше вникнуть в суть.
   - Слушай, Барабашка, неужели я тоже такой зануда? Раз я твой дубль?
   Он вздохнул, и мне показалось, даже, что я слышу это не внутри головы, а через уши.
   - Я осмотрел механизмы судна. Четыре однотипных механизма, соединённые между собой через электрические генераторы, как я понял, могут работать синхронно?
   - Да... - я даже несколько растерялся от такого конкретного, сугубо практического вопроса после всей метафизической абракадабры. - Там есть синхронизатор параллельной работы.
   - Они могут работать на любой частоте вращения?
   - В принципе - да, но мы пользуемся такой, которая необходима для получения нормального напряжения и частоты переменного тока.
   - Да, я понимаю. Есть ещё один более мощный подобный механизм, связанный с движителем. Но он электрически не связан с другими...
   - А, Главный двигатель, - догадался я. - Не связан.
   - Он способен создавать сильную вибрацию всего корпуса судна. Если нам удастся запустить его в синхронную работу с остальными двигателями, мы получим подобие генератора ритма. Его примитивную, а вернее - невероятно усложнённую модель.
   - Так, так.... Мы получим всего около полутора тысяч киловатт - и то суммарно, на валах отбора мощности. Чистильщики говорили о бездне энергии.
   - Да, нужны квадриллионы ваших киловатт для такой массы. Груда металла не способна услышать звучание космических ритмов, пение сфер, хотя оно пронизывает всё вокруг. Но это может сделать человек. А ещё лучше, если это будет группа людей. Один из них - ты. Я соприкоснулся с аурами остальных. Пожалуй, в этом могут помочь тебе только двое - тот, кого ты называешь Михалыч и второй - к которому ты абсолютно безразличен и даже иногда испытываешь лёгкое презрение за туповатость и неряшливость. Его зовут Фёдор.
   - Камбузник?! - воскликнул я удивлённым голосом.
   - Да. Мощная, мистически одарённая душа в несколько юродивой оболочке. Он был колдуном когда-то, шаманом, это легко читается в его ауре. Остаётся существенная, но единственно проблематичная деталь, должная связать всё воедино. Сам Ритм.
   - Объясни.
   - Существует много ритмов жизни... - я приготовился прослушать утомительную лекцию. - ...Ритмы творчества, созидания, ритмы движения, ритмы стабилизирующие, ритмы направляющие, ритмы-разрушители. Чем ты хочешь овладеть, с тем ритмом должен войти в резонанс. Ритмы могут иметь форму звука, электромагнитных колебаний различной частоты. Нам лучше всего подойдёт напряжённый Махаван. Вот он.
   Из Серёгиной кружки со звоном вылетела чайная ложечка, и часто застучала по стенке бокала. Динь-динь-динь. Причём - не односложно, а модулированными волнами, на двух соседних нотах - по три удара на волну на каждой ноте.
   - И вот это может перенести нас домой? - я был слегка шокирован.
   - Куда угодно, в любую галактику, вселенную, в любой мир и сквозь любые миры и пространства. Чем сильнее моё желание, моя мысль, моя концентрация, тем больше атомов и флюидов энергии может мгновенно увлечь она с собою. Ты хочешь домой?
   - Да...
   - Отправь эту мысль домой в этом ритме, и ты сам перенесёшься туда. Можешь захватить и судно, если оно тоже будет в этом ритме. Если не можешь, тогда найди мне квадриллионы киловатт мощности.
   Это было как-то... просто до абсурда и вместе с тем непостижимо, фантастически сложно и необычно. И я почему-то поверил сразу, будто меня озарило давно забытое, но живущее во мне глубоко знание.
   - Мне кажется, ты припоминаешь что-то? - спросил он.
   - Не знаю. Мгновенное перемещение... Тебя не было долго.
   - В моём масштабе времени после нашего расставания прошло всего четыре часа. Как только я узнал, где ты, сразу поспешил к тебе на помощь. Но у нас есть одна загвоздка сейчас.
   - Какая?
   - Без подготовки и определённой степени Посвящения, без навыка, ты и другие не смогут генерировать мысленно этот ритм, найти резонанс. Он должен хотя бы звучать, литься со всех сторон, пробуждать твою врождённую генную память. Нужна музыка в этом ритме, под которую можно войти в состояние транса. Но музыка психически чистая, что большая редкость в твоём мире.
   - Музыка...
   - Это может быть что угодно, даже простой стук ложечки. Но ты сможешь чётко выдержать ритм, стуча ложечкой? Без состояния транса - нет, но чтобы найти это состояние, нужен ритм. Замкнутый круг для вашей психики.
   - А ты?
   - Ты хочешь, чтобы я стучал ложечкой? Тогда я и унесусь домой. Мне для этого не нужна и ложечка. Усилие должно исходить от тебя. К тому же ложечкой не "раскачать" всё ваше судно. Максимум, что ты захватишь с собой - это чашку и саму ложечку.
   - В этом ритме ты хочешь крутить движки? - догадался я.
   - Да, почти идеально. Электрические машины создают вибрацию и вращающиеся электромагнитные поля, мы сможем раскачать здесь каждый атом, создать синхронное переменное электромагнитное поле. Нужна лишь определённая частота. И вторая составляющая - резонанс психический. Электромагнитное поле твоего разума тоже должно соответствовать этой частоте.
   - Постой, ведь у мозга строго опредёленная частота? Около восьми Герц, кажется.
   - В душных и грязных каменных джунглях ваших городов частота работы мозга ещё ниже. Кстати, рептилии так и контролируют вас. Ваши мозги эффективны лишь на два - восемь процентов. Если ты прочитаешь искренне "Отче наш", частота твоего мозга резко подскочит, не пробовал? Когда ты любишь свою Наталью, твой мозг генерирует другую вибрацию, когда любишь Бога - ещё более высокую. Вибрация электромагнитного поля всей твоей планеты тоже такая низкая - частота Шумана, так называемая, слыхал? Куда тебе, с твоими деревянными мозгами.... Когда она вырастит до 13 Герц, Земля войдет в электромагнитный резонанс с космическим ритмом Махаван и переместится в другое измерение. Просто. Нам надо сделать то же самое. В масштабах твоего железного парохода. Понял чего-нибудь?
   - Медленно въезжаю...
   - Кстати, со всего электрооборудование надо будет снять конденсаторные контуры, чтобы вибрация шла и в радиодиапазоне. Мда... Уродливо слегка, но может быть функционально, вполне. Если вы сумеете настроиться.
   - А если мы... так вот "раскачаемся" и... провалимся ещё ниже?
   - Передвижение возможно только по вектору луча внимания задающего резонанс. Если ты хочешь домой, ты сможешь попасть только туда.
   - Телепортация?
   - Да, в чистом виде. Ты двенадцать тысяч лет назад, кстати, умел это. Придётся вспомнить.
   - Шутишь?
   - Не до шуток. Я не вижу источника ритма на твоём судне. Ни один механизм, устройство, ничего стоящего не работает в таком режиме.
   - Ты сказал - музыка.
   - Это был бы идеальный вариант, но музыкальные инструменты? Хорошо, мы можем материализовать здесь их, но ты умеешь играть на чем-либо? Здесь замкнутый круг...
   - Умею, вот на этом, - я полез к себе в шкафчик и извлёк оттуда свой уолкмен вместе с увесистым целлофановым пакетом компакт кассет.
   - О, ваша музыка... Я сойду с ума, если прослушаю всё это!
   - К сожалению, у меня нет классики, кроме Баховского органа, но там нет такого чёткого ритма. Вот рок - полон экспрессии и ритма.
   - Нужна такая музыка, под которую ты сможешь сконцентрироваться в сильно отрешённом от мира состоянии. Что это за рок такой?
   Я включил наугад кассету с записью "Деф Лепард", надел наушники, Барабашка дёрнул меня за волосы.
   - Убери! Убери!
   - Но тут может оказаться нужный ритм. Не дёргайся ты так, волосы выдерешь!
   - Ритм, стимулирующий животное начало... Я говорил тебе о психической окраске музыки.
   - Обижаешь, есть очень хороший рок, отличные ритмы.
   - Плохих ритмов не бывает - все нужны в природе. Ритмы выживания, пищеварения, продолжения рода.... Но мы ищем особый. Подумай, что тебе хочется слушать, что ты напеваешь, какой ритм тебе приятен, скажем, при энергичной ходьбе, когда ты целеустремлён и возвышен душою? Например - спешишь на помощь к другу или восхищён красотою горной тропы? Испытываешь энтузиазм.... Ну, как тебе объяснить? Понимаешь, образная музыка, под которую желает петь душа, а не дёргаться тело...
   - Ну, знаешь, у кого-то душа поёт и под звуки похоронного марша.... А "Деф Лепард", кстати, хорошо совпадает с ритмом шага, я с удовольствием буду слушать его в пути.
   Барабашка терял терпение, стал ёрзать.
   - Нет.... Да.... Ритм шага - есть физический ритм, стимуляция ног, а есть другое.... О, у тебя точно деревянные мозги. Давай, включай всё подряд, без разбора...
   - Хорош, уже, обзываться, умник...
  
  
  
   3.
  
   У меня было около шестидесяти девяностоминутных кассет, девяносто часов непрерывной музыки. Вы можете поверить мне, что после двух дней почти непрерывного слушания, у меня выработалась стойкая антипатия к современной музыке. Половина записей - тяжёлый и не очень рок, артрок. Барабашка чуть не общипал мне плешь на макушке и обдёргал все уши, я ругался с ним чуть не матом, и к концу второго дня, (мы делали перерывы, конечно), получил стойкую головную боль и почти возненавидел моего досточтимого суперумного дубля.
   Его занудная, ехидная натура приводила меня в бешенство. Он не ругался матом, но обзывался обидно и мастерски, норовя уколоть в самое больное место. Я готов был расколотить плеер об палубу, растоптать его ногами, вышвырнуть за борт все кассеты.... Впрочем, мы быстро мирились, и он легко снимал мою головную боль, стимулировал нервную систему энергетическими уколами, при этом, отечески приговаривая, что агрессия прёт из меня, и мне всё это пойдёт на пользу. По крайней мере - исправятся мои вкусы и пристрастия в музыке. Он ещё и шутил...
   Я уже привык к его шуточкам и юмору, не мог всерьёз злиться. Мы гнали кассету за кассетой, делали передышки, и даже с перемотками смогли прослушать всё только к концу третьего дня. Закончили бы и раньше, но Барабашка заставлял некоторые композиции повторять, внимательно прослушивая их через мои уши по десять раз подряд и доводя меня до белого каления.
   Меня уже тошнило и от "хэви" и от "попсы", я клялся себе, что из меломана стану "музоненавистником", "мелофобом", музыкальным "антогоном" - я придумывал словечки и названия этому. Уверяю вас, в современной музыке действительно почти нет ничего путёвого. В моём мозгу ревели немыслимые арии из мешанины "АС-DC" и "Арабесок" - такое возможно, можете мне поверить...
   Иногда кто-то заглядывал ко мне в каюту, с удивлением глядел на моё страдальческое лицо, обрамлённое блестящей дужкой наушников. Они наверняка думали, что со мною не всё в порядке. Откровенно говоря, оно так и было. Я просил их ждать...
   Когда закончилась последняя кассета, воцарившаяся тишина показалась оглушительной. (Барабашка не хотел слушать тихо и в одиночестве, ему, видите ли, необходим энергетический контакт со мной; громкость выше средней к концу третьего дня казалась грохотом горных лавин). На столе, на диванчике лежали россыпи кассет, валялись на палубе. Несколько штук были отобраны моим другом в пакете.
   Я откинулся на спину дивана, швырнул наушники на угол стола, прикрыл в изнеможении глаза.
   - Барабашка? - позвал
   - Мм... - отозвался он. Кажется, у него тоже не было сил ворочать словами и мыслями.
   - Я умираю...
   - Я тоже...
   - Мозги прочисть мне? У тебя здорово получается.
   - Потерпишь. Кто бы мне прочистил?
   - Ты - вред.
   - Ты - хуже.
   Помолчали. В голове ревело.
   - Как можно перенести фонограмму с нескольких кассет на одну? Есть записывающее устройство?
   - В "четырёхместке" у ребят был "Шарп" двух кассетный, можно переписать.
   - Неси.
   - Так сразу? Давай хоть поужинаем и в туалет сходим.
   - У тебя только это на уме?
   - Нет, ещё грохот музыки.
   - Ладно, иди. Я слезаю, посижу в одиночестве, подумаю.... Нет, принеси мне сначала тот "Шарп", и покажи, как им пользоваться.
   - Спасибо...
  
   "Восьмисотый Шарп" принадлежал Гене Столярову, я с горечью подумал о нём, не в силах просто зайти, протянуть руку, взять и вынести магнитофон из каюты. Аппарат был любовно прилажен на самодельной полочке в ногах его койки. На другой полочке, в специальной кассетнице, виднелись пёстрые торцы десятка кассет. Я постоял с минуту, словно прося разрешения у временно отсутствующего хозяина. Казалось, Гена вышел ненадолго. Койка заправлена, но чуть примятые подушка и одеяло хранят след прилёгшего отдохнуть хозяина. Спешно брошенное полотенце. Наручные часы "Электроника - 5", как ни в чём ни бывало, висят на полотенечной перекладине и отсчитывают время.... А Генка - в трюме, убитый и замороженный. Не верится, до слёз не верится. Защемило в груди, захотелось выругаться сквозь стиснутые зубы.
   Тряхнул головой, подхватил магнитолу и торопливо вышел, прихватив и кассеты. Судя по надписям, тут не было ничего особенного, кое-что у меня переписано. Одну кассету я ему вообще подарил. Да, точно, вот она - Жанн Мишель Жарр, "Кислород". Ничего вещица, Генка любил такие, и я подарил ему на день рождения фирменную плёнку...
   Зашёл в каюту, поставил магнитофон на диван (на стол не помещался), включил в сеть.
   - Ты здесь? - позвал.
   Барабашка возник в углу дивана.
   - Смотри, придавлю.
   - Я же не слепой. Показывай.
  
   С облегчением я оставил его наедине с магнитофоном и вышел. Было время ужина, с камбуза доносились дразнящие запахи. Николаевич, поняв неограниченные возможности материализаций в холодильнике, отводил душу в кулинарных изощрениях, всегда был чуть выпивши, страдал от того, что может одарить своим искусством всего девять человек. Всё вздыхал, что-то тихо причитал и колдовал над плитой. Мы, правда, такого, в жизни не едали...
   Федя татарин, камбузник, молчаливо суетился возле громадной фигуры повара, как верный пёс, накрывал на стол, сервировал, как в ресторане, раскладывал салфетки, убирал посуду. Я с любопытством наблюдал за ним, помня слова Барабашки. Почти ничего я не знал про этого Федю. Его чуть раскосые, карие глаза были неуловимы, было невозможно надолго соприкоснуться с ним взглядами. А когда это получалось, он смотрел странно, будто сам был не здесь. Раньше ребята часто шутливо называли его Чингисханом, но он никогда не обижался; по крайней мере, этого не было заметно.
   В кают-компании было трое - капитан, Михалыч и боцман. Усталые взгляды с выжиданием скрестились на мне, но никто не проронил ни слова.
   - Барабашка ищет ритм, - сказал я, пожелав приятного аппетита. - Надежда есть, сидит сейчас в каюте с Гениным "Шарпом", переписывает что-то.
   - А дальше что? - старпом глянул своим прищуром. В камбузном окошке показалось широкое лицо Николаевича с блестящими на лбу бисеринами пота.
   Я попытался кое-как объяснить то, что рассказывал Барабашка мне про ритмы.
   - ...Таким образом, - подвёл итог. - Кстати, Михалыч, для прорыва он выбрал нас с тобою и Федю, - я кивнул в сторону камбуза.
   - Интересно.... Значит, будем пробиваться под музыку? Я-то думаю, чего ты там ударился в меломанию. Но мне всё равно не очень понятно.
   - Мне тоже, но я думаю, нас проинструктируют.
   Они задали мне ещё несколько вопросов, на которые я почти не мог ответить, сообщили новость о том, что стармех ночью слонялся по судну, разбудил повара, взял хлеба, ещё какой-то еды, предлагал выпить, но Николаевич отказался. А к утру из каюты Семёныча вновь доносился могучий храп. Дед мог "керосинить" неделями, и откуда только здоровье берётся у людей?
   Когда я вернулся в каюту, то услышал фрагмент мелодичного пения Сандры, которое вдруг нелепо перешло в "Пет Шоп Бойс". Да, ритмы схожие, красивые, но переход скачкообразен, резок, ритм сбивается. Барабашка щелкнул кнопкой "стоп", забегал по каюте, в сердцах размахивая ручками и тряся копною своих соломенных волос.
   - Мне хочется ругаться, Дарвик! - заголосило в моей голове. - Я плачу, рыдаю, кричу, топаю ногами!.. Я в бешенстве, я смертельно устал! Я откажусь от этой миссии!.. Домой хочу! Хочу назад, домой! Больше не могу! Ой-ёй! Ай-яй!.. - он остановился возле моей ноги, вцепился ручками в штанину, подёргал, как ребёнок мамашу за подол.
   - Получается винегрет, мешанина, ничего не получается. Ты понимаешь?!
   - Понимаю, меня уже тошнит и от Сандры и от Пет Шоп Бойса, а тем более, невыносима эта мешанина. Ну, успокойся.
   Я наклонился и взял его на руки, сел на диван. На палубу посыпались кассеты.
   - Давай, подумаем. Безвыходных положений не бывает. Мы придумаем что-нибудь. Выход из безвыходного положения там, где вход, говорят.
   Случайно я задел локтём другую стопку кассет на углу стола, и они, бренча, посыпались на палубу. Я попытался поймать хоть одну чисто машинально, но лишь подал ладонью. Одна из кассет с силой стукнулась о шкафчик, крышка коробочки разлетелась на части, и кассета вывалилась на пол. Я чертыхнулся, подобрал её, обломки футляра, глянул мельком на заставку. Жанн Мишель Жарр, мой подарок Гене Столярову. Повертев её в руках, вздохнул и вставил кассету в магнитофон.
   - Эту, кстати, кажется, не слушали, - сказал Барабашке и нажал на кнопку. Полились космические переливы вступления знаменитого альбома "Кислород".
   Наш маленький умный спаситель, который успел слезть с моих коленей и снова принялся носиться по каюте с забавным топотком, вдруг замер, прислушиваясь. Его синие огромные глаза отражали несказанное удивление, голова чуть покачивалась, он весь был в этой музыке. Я с напряжением следил за ним, предчувствуя нечто: там, дальше, в этой длинной композиции начинался удивительный, красивый, отпечатывающийся в памяти ритм, и всё вступление словно набирало энергию для этого выплеска, музыка нарастала, текла всё более сильными, частыми волнами и вот.... Полилась чёткая, звонкая капель ритма, обворожительная, пульсирующая в груди. Вы слышали, наверное, эту композицию, и знаете, о чём я.
   - Махаван! Махаван! - мой Барабашка, взмахнув ручками, аж подпрыгнул, заскакал от радости. - Это он! Нашли! Где же была раньше эта кассета?! Как сильно! Эта музыка несётся сквозь миры!
   Он ловко, как мячик, прыгнул назад ко мне на колени, вцепился в отвороты рубахи и буквально затряс меня за шкирку:
   - Почему ты сразу не поставил эту кассету?! Неужели так трудно было догадаться, чего я ищу?! А ты, - он сердито и с силой пнул ножкой кулёк с кассетами, - подсунул мне это кошмарное барахло, эту какофонию! Мы потеряли три дня, и ты отнял у меня несколько лет жизни!!!
   - Не только у тебя, - буркнул я.
   Он два раза прослушал всю композицию, защёлкал кассетами, кнопками.
  
   К часу ночи запись для прорыва сквозь континуум была готова. Он повторил её несколько раз, тщательно подбирая стыки фонограмм. Стирал, вновь записывал. Я вышел перевести дух, оставив его одного.
   Михалыч курил на палубе. Я подошёл к нему, облокотился на широкий, отполированный руками и годами планшир.
   - Не могу спать, - обронил он хрипловато, затянулся. Было слышно, как с тихим шипением горит ядрёная беломорина.
   - Надо попробовать. Завтра будем прорываться. Домой, Михалыч.
   - Получится? Как-то всё это... странно, что ли?
   - Должно получиться.
   - Он ещё не объяснял, что мы должны будем делать? Ты, я и Федя?
   - Смутно. Он каким-то образом хочет отсинхронизировать звучание фонограммы ритма с частотой вращения всех двигателей, если я правильно понял. Но само по себе это не главное. Мы втроём должны каким-то образом попытаться сконцентрироваться на этой музыке, на этом ритме, войти в изменённое состояние, когда увеличивается частота колебаний мозгового электромагнитного поля.... Состояние резонанса с космическим ритмом под названием Махаван, с одним лишь желанием, одной мыслью - вернуться домой. Нужна сильная концентрация и сильное желание, и тогда возникнет психический резонанс.
   - А... - напряжённо стараясь понять, Михалыч наморщил лоб, прищурился. Обозначилась сеточка морщин на висках, посмотрел в упор на меня, затянулся в последний раз, отправил ногтём окурок за борт. - А почему ты, я и Федя?
   - Не знаю.... У нас какие-то особенности строения нервной системы, что ли...
   Я вдруг почувствовал шевеление на своих плечах, вздрогнул хоть не первый раз, вроде, но всё равно не могу привыкнуть.
   - Идём, - тут же отрывисто прозвучало в голове. - Хватит прохлаждаться. Нам нужно поторапливаться, аномалия активируется, континуум колеблется. Зови с собой своего товарища.
   - Михалыч, нас зовут, пошли, - я повернулся к двери.
   - Мы должны успеть воспользоваться эффектом рыхлого пространства-времени, но не провалиться ниже, а всплыть, - деловито говорил Барабашка уже на ходу. - В этом мире аномалия проявляется особо бурно из-за неустойчивой материи.
   - Ураган? Наша посудина вряд ли выдержит второе такое испытание...
   - Смерч диаметром десять километров. Вообразил? Это начнётся вот-вот, а у нас ещё масса дел.
   - От нас ничего не останется. Вообразил. Что ещё делать?
   - К устройству синхронизации мы можем подключить ещё один генератор?
   - Нужен электромеханик. Наверное - да.
   - Будет пятый генератор, мы его установим. Скажи своему товарищу, чтобы он разбудил электромеханика и привёл вниз. Прямо сейчас. А мы идём туда.
   - Михалыч, надо поднять Петрова - и в Машину его немедленно. Барабашка говорит, будет работа. Мы с ним пошли туда.
   Старпом молча кивнул, и мы разошлись на развилке коридоров.
  
   4.
  
   Без чудес материализации, конечно, мы не смогли бы сделать все те приготовления, которые затеял мой друг. Пока электромеханик на главном распредщите мудрил с подключением к синхронизатору, Барабашка выкачал из его головы всю ту электротехническую информацию, которой эта голова располагала, к тому же, он сам быстро разобрался в наших устройствах и принципе их работы.
   Всё необходимое - кабеля, части устройств, даже крепёж - он буквально материализовывал из воздуха. Особо долго колдовал с созданием пятого генератора, который был каким-то особенным, и должен был приводиться во вращение Главным двигателем.
   Конструкция вырастала на глазах: сам генератор, его крепление, привод от гребного вала. Наш Барабашка ко всему прочему оказался ещё и незаурядным инженером, который творил всё экспромтом, без чертежей, размеров и расчётов. Это надо было видеть. И этого я больше не увижу никогда... Кабеля от выросшей из воздуха конструкции, тянулись прямо по пайолам к распредщиту. Странный генератор вводился в параллель, но практически не выдавал мощности в сеть. По словам моего гениального друга, эта штуковина должна была создавать сильное вращающееся электромагнитное поле...
   К счастью, Главный двигатель мог развивать нужную частоту оборотов, но это была почти предельная для него частота. Вспомогательные двигатели должны были работать примерно в половину своих номинальных рабочих частот. Наш синхронизатор был рассчитан на более высокие обороты, Барабашка даже слез с моих плеч и исчез куда-то, колдовал сам в утробе электрощита. Когда вернулся, сказал:
   - Слушай, ваша техника, это ужас какой-то, её почти невозможно перестроить. Вот что: надо будет запустить все двигатели на обычной частоте, ввести их в параллельную работу, потом одновременно на всех сбросим обороты до нужной частоты. И тогда автоматически подключится пятый генератор. Я кое-что переделал там, должно сработать. Обороты всех машин можно регулировать теперь одной кнопкой - вот этой. Всё понял?
   - Кажется.
   - Давай попробуем.
  
   Всё получилось. Барабашка даже устранил все неисправности, чудесным образом восстановил третий дизель, который был угроблен после того, как его заморозило. Теперь все пять двигателей могли работать синхронно, но из-за низкой частоты вращения, напряжение в сети было вольт сто, и машинное отделение утонуло в желтовато-сумрачной полутьме, едва разрываемой слабо тлеющими нитями накала ламп. Конечно, никакое оборудование не работало, кроме странного пятого генератора, но мы надеялись, что это и не потребуется. "Главное - первый рывок, - сказал Барабашка, - мы уже будем в Потоке".
  
   - Поток, резонанс... - Михалыч снял наушники, пожал плечами. Хотел закурить, но передумал. - Красивая музыка, но как-то с трудом верится и представляется... Я, значит, просто должен сидеть и слушать?
   - И хотеть. Ты должен хотеть домой. - Барабашка спрыгнул с дивана и вновь забегал по каюте. - Хотеть, верить и лететь. Понимаешь? Чувство полёта. В голове одна мысль, одно желание и это чувство полёта. Разве ты не слышишь - эта музыка летит сквозь миры, разве не слышишь? Ты можешь. Попробуй ещё раз.
   У Михалыча не получалось. Он никак не "улетал", смущался, нервничал. Прошёл час, другой.
   - Достаточно, - вдруг сказал Барабашка. Мгновение задумчиво смотрел на старпома своими синими глазами. - Теперь иди и ложись спать.
   - Но... - тот всё-таки достал из нагрудного кармана пачку "Беломора", ковырнул в ней пальцем в поисках папиросы.
   Мой маленький друг вскочил на стул, выхватил пачку из рук старпома, бросил её назад через плечо, забавно тьфукнул.
   - Твои мозги отравлены этой дрянью, и мысль о ней мешает, сидит в подсознании! Покуришь дома. Сейчас, говорю тебе - иди и ложись спать.
   Михалыч как-то понуро и послушно встал и вышел.
   - Ты чего сделал с ним? - спросил я.
   - Много чего, ох, - Барабашка пнул папиросы. - Сейчас он заснет, и это пойдёт ему на пользу. Он должен смочь, или я вообще ничего не смыслю в этих вещах и людях. Зови Фёдора.
   Едва Федя камбузник вошёл и присел на диванчик, мой друг мысленно вошёл с ним в контакт на его родном языке. Даже если бы я и мог слышать, то не понял бы ничего. Федя размеренно кивал, глядя в пол. Казалось, его ничуть не удивляло всё происходящее. Этот человек был из тех, кто меньше всего интересовался чем-либо, но кажется, знал всё. Его миндалевидные глаза смотрели неподвижно и отстранённо, музыка чуть слышно доносилась от наушников на его голове. Федя сразу впал в состояние глубокого транса, из которого смог выйти только когда мы выключили плеер. Здорово.... Я отнюдь не был уверен в своих способностях, не был уверен, что смогу так. Короче говоря, в итоге мы опять поругались с Барабашкой, я выслушал от него всё, что он думает о моих "деревянных мозгах", но так и не смог отключиться совсем от ворочающихся в голове мыслей и переживаний
   - Всё... - Барабашка выдернул адаптер из сети. - Сделаем перерыв. Погода испортится часов через пятнадцать. Двенадцать часов ты тоже будешь спать.
   - Но... - хотел, было, я возразить что-то, как и Михалыч, но неожиданная тяжесть в голове заставила меня замолчать. Глаза закрывались сами, веки налились свинцом. Я едва успел добраться до койки и словно в омут, провалился в сон.
  
  
   Глава 11.
   1.
  
  
   Стармех проснулся в тяжёлом похмелье от странной мелкой вибрации и льющейся из динамика "спикера" музыки. Поднялся. Муторно. Голова - чугунный гудящий шар. Ещё эта музыка чёртова...
   Полумрак каюты пронзала частая сеть неярких радужных лучей света, льющиеся сквозь многочисленные круглые отверстия в борту. Пыль вихрилась в этих лучах, как протуберанцы на солнце.
   Кряхтя, Семёныч поднялся, включил лампу на столе. Нить накала еле тлела. Тупо пощёлкал тумблером.
   - Да, что они там, в конец сдурели, что ли? - просипел безголосо, дрожащей рукой дотянулся до выключателя "спикера", повернул, музыка смолкла. Но не совсем. Чуть слышно она продолжала доноситься из глубины судна, казалось, всё вокруг вибрировало в такт ей.
   - Сдурели.
   Семёнович обвёл тяжелым взглядом погром в каюте, дыры в борту, выщербленную боковину койки, разбитый надкоечный светильник. Решил разобраться позже. Чуть позже. Сейчас нужен был глоток спиртного, чтобы унять сердцебиение, облегчить тошнотворное, выворачивающее на изнанку состояние.
   Он уже привык, что в его холодильнике всегда стоит бутылка. Сначала его мучил вопрос - откуда она там берётся? Но мучил не столь долго. Неудовлетворённое, загнанное внутрь желание попробовать содержимое найденной в каюте механиков чёрной бутыли, которую он не смог разбить даже кувалдой, неожиданно осуществилось. "То-то же, - думал стармех, с лёгкостью извлекая пластмассовую пробку из гранёного витого горлышка, - совесть их замучила, наверное.... Даже не заметил, когда сунули мне в холодильник...". Появлялась в холодильнике и закуска. Любимая жареная курятина. Много. Очень много. "Подхалимы, - Дед решил не делиться с электромехаником, ему сейчас было хорошо и одному. - Ну, подхалимы. Ладно, доберусь я ещё до вас...". Так начался его запой. В бутылке оказался любимый джин, хотя Семёнович относился к категории людей, которые с одинаковым успехом и почти одинаковыми эмоциями могли пить всё. Однако этот, пахнущий какими-то еловыми ветками джин, вызывал наибольшие симпатии. После обычной водки. Но в такой бутылке не могла оказаться обычная водка...
   Затхлой сыростью пахнуло из холодильника - оттаял. Семёнович раздраженно пошарил рукой внутри. В первую очередь нужен был спасительный глоток, всего один-два спасительных глотка. И тогда можно будет разбираться с тем, что там у них происходит.... Пусто. Он ещё раз, превозмогая одышку и головокружение, обыскал холодильник. Пот градом катился со лба. Нету ничего.... Даже курятины. Зло выругавшись, стармех хлопнул дверцей холодильника, шуранул ногой осколки разбитой бутылки. Кто это поработал здесь?
   Подошёл к умывальнику, открыл воду, смочил лицо, низко склонившись над раковиной, поймал губами струйку прохладной воды. Что-то мягкое коснулось шеи, поползло ниже, как живое. Полотенце! Дед отпрянул, рванул его, но оно вдруг, как змея, быстро обмоталось вокруг горла, сдавило. Не успев ничего понять, толком испугаться, мыча, Семёныч попытался отодрать от шеи всё туже стягивающееся полотенце. Потеряв равновесие, повалился на палубу.
   - Хочешь жить? - вкрадчиво прошипело внутри головы.
   - Что? Как? - мысли стармеха путались, испуг только теперь появился, набирая силу, сковывая рвущееся в груди сердце.
   - Жить хочешь? - повторил шёпот, полотенце стянулось ещё туже, Дед захрипел.
   - Да... да... пусти... кто это?
   - Ты сделаешь то, что я скажу.
   - Да, да... - Семёныч дико вращал глазами, продолжая дёргать полотенце на шее. Но рядом никого не было.
   - Пойдёшь сейчас в каюту механиков и найдёшь там сосуд. Знакомый тебе сосуд...
   - Да, да...
   В воздухе вдруг возник рой метущихся светлячков. Они облаком облепили голову стармеха, мелькнула вспышка, звук, похожий на удар бича ворвался в уши. Семёныч зажмурился, вдруг ощутил, как давление на шею отпускает.
   - Иди.
   Полотенце обвисло на плечах. Дед поднялся на ноги, ощупал себя. Допился. Выругался, швырнул полотенце на койку, заметил, что над умывальником белеет точно такое же, в полоску, махровое.... Здесь никогда не было двух полотенец!
   - Допился, - повторил снова. - Пора завязывать, "белочка" рядом, рядом...
   Матерясь, вышел в коридор. Что происходит? Где вообще все? Откуда столько дыр в борту, что это за музыка и вибрация? Главный двигатель явно работает, а что с питанием в сети?
   Но никакие роящиеся в голове вопросы не могли пересилить, заглушить требований его страдающего организма. "Я сдохну, если не похмелюсь.... Каюта механиков, не дурная мысль.... Хорошо, сначала туда..."
   Плафоны светильников едва тлели, не давая никакого света и лишь позволяя ориентироваться. Семёныч остановился у двери каюты механиков, оглянулся по сторонам. Пусто, никого. Ни души. Спят, что ли, все? Музыка.... Отовсюду слышна эта музыка, чертовщина... "Может, я уже... того? Если бы "того", мне бы так не нужно было опохмелиться. Ладно, разберёмся...".
   Он открыл дверь, вошёл в каюту. Темно. Щёлкнул выключателем. Светлее не стало. Никого и здесь, чёртова музыка.... Он подошёл к динамику "спикера", выключил. Бред какой-то. Пошарил по койкам, точно никого. Открыл дверцу под раковиной, протянул руку, пальцы нащупали холодную влажную поверхность. Есть.
   ...Дальше всё происходило, как в прошлый раз. Семёнович не смог открыть бутыль, но кроме собственных мыслей и желаний, его вдруг стал подстёгивать звучащий в голове чужой голос. Сознание стармеха балансировало на грани полнейшего безумия, когда он вновь спустился в машинное отделение, укрепил сосуд в тисках донышком вверх и взял в руки кувалду. "Бей! Бей!" - кричало в голове, сводило с ума. Исступленно заорав, он размахнулся, обрушил на проклятую бутыль мощный удар. Один, второй, третий.... Кувалда со звоном отскакивала, отшибла рукоятью все ладони. Последний удар дался с трудом, но подстёгивающий, безумный зов в голове придал сил. Кувалда врезалась в сосуд и сшибла его с тисков, начисто обломив горлышко. Последнее, что видел стармех - густой дым, неукротимо рвущийся, как под напором, из упавшей под ноги бутыли. Нелепая последняя мысль, возникшая в его голове - "Кажется, я выпустил джинна...".
  
   2.
  
   На мой вопрос о том, как он хочет непосредственно отсинхронизировать звучание самой музыки, её ритм с частотой вращения двигателей, Барабашка ответил, что мне ни к чему сейчас забивать себе голову отвлечённостями, я-де должен готовить себя морально и т. д., в его духе чтения нотаций. Потом, всё же, протараторил нечто вроде: "...Это получится не сразу, но - получится, благодаря эффекту втягивания в резонанс сдвинутых по фазе однородных частот. Фазовый сдвиг в хрональном потоке теряет смысл, как теряет смысл любая локально-временная размеренность. В момент перехода привычное время отсутствует, главное - наличие самого ритма, а поскольку фазовый сдвиг порождён временным несоответствием, он исчезает...". Я хотел что-то переспросить, но так и не уловил, что именно...
   Низковольтовую внутреннюю трансляцию мы подключили к аккумуляторам, мой уолкмен работал от батареек. Мы собрались в рубке - я, Михалыч, Федя и Барабашка, подключили плеер к трансляции. Всё нехитрое управление, состоящее из нескольких кнопок и лампочек, было выведено в рубку, опробовано. Обороты всех двигателей успешно сбрасывались одной кнопкой, автоматика отрубала всё оборудование, самодельный навесной валогенератор на Главном двигателе с лёгкостью включался в параллельную работу.
   Я буквально молился на своего непоседливого дубля. Он проявил чудеса гения механики и электромеханики. В течение всего нескольких часов, маленький человечек добился абсолютно безупречной и равномерной работы необходимых механизмов. К этому времени Михалыч отметил появление ветра, абсолютный штиль незаметно перешёл в незначительную зыбь. Определённо портилась погода. Барабашка суетился и всё подгонял нас. "Надо спешить, надо спешить..." - только и слышно было от него, мы топтались возле, практически не в состоянии помочь в его гениальных материализациях и усовершенствованиях...
   Наконец, поздно ночью по судовому времени, все проверки, и приготовления были завершены. Мы с Михалычем чувствовали себя, как студенты-двоечники перед экзаменом. Как чувствовал себя Федя - трудно сказать, он был невозмутимо спокоен. Барабашка, конечно, помог нам и психологически. Когда мы расселись в приготовленные кресла, расслабились под его руководством, выполняя какие-то несложные упражнения воображения, он что-то сделал. В голове, будто что-то открылось, нервное напряжение стравилось, как пар. Откуда-то взялись большие плоские магниты, которые он водрузил на наши головы, потом взобрался ко мне на плечи, растворился в воздухе.
   - Начинаем, - услышал я его деловую команду, рука потянулась к кнопкам управления...
   Я постараюсь описать то, что довелось испытать дальше, хотя это и трудноописуемо. Михалыч с Федей, возможно, испытали это иначе - каждый в силу и в меру своего восприятия.
   Сначала ничего не происходило. Притух свет, я отсинхронизировал работу двигателей, и когда они вошли в нужную частоту, включил кассету. Полились звуки музыки, красивые, неземные, и... моё сознание как-то само, без особых усилий, вдруг включилось в них, получилось почти непроизвольно то, что никак не получалось раньше, на "тренировках".
   Ритм приближался, нарастало напряжённое мелодичное звучание, я ждал, всё моё сознание ждало. Глаза закрылись. С первыми звуками чеканного ритма я вдруг почувствовал, что лечу. Лечу не физически. Невесомая часть моего существа рванулась вверх, возникло тонкое чувство, словно лицом разрезаешь толщу воды в стремительном подъёме. Тысячи иголочек закололи всё тело, мурашками побежали по спине. У вас когда-нибудь бежали по спине мурашки не от холода, а от сильного психического возбуждения? Они волнами бежали сверху вниз, я чувствовал незримое движение, сильная, пульсирующая вместе с музыкой энергия разрасталась внутри почти взрывообразно...
   Потом возникло то, видимо, что Барабашка называл резонансом с космическим ритмом. До этого момента прошло, возможно, несколько минут, я потерял чувство времени. Палуба подо мною стала вибрировать, и моё существо буквально "взорвалось" выплеском невероятной, лучистой энергии. С закрытыми глазами я увидел, как струи радужных световых лучей вырвались из моей груди, из солнечного сплетения, стали скручиваться в вихрь. Было непонятно - толи это я вращаюсь вокруг своей оси, толи весь мир вокруг меня превратился в карусель цветных лучей света. И... - восторг! Неимоверный, полный торжества восторг! В земной жизни невозможно пережить подобного чувства-состояния полёта, надземного, величественного потока, частицей которого стала душа. Это и были переживания души, но не разума, поэтому их трудно отобразить на простом языке...
   Не знаю, что происходило за окнами рубки. Сквозь закрытые веки до моего сознания пробился ряд вспышек света, я расслышал и радостный возглас Барабашки. Но потом что-то случилось? Радостный возглас моего дубля оборвался, мне показалось, что лёгкий вес человечка на плечах исчез. Вибрация резко прекратилась, музыка продолжала играть. Я "вернулся" сам в себя, все субъективные ощущения пропали, открыл глаза. Синее, до боли родное, пронзительно сияющее солнечным светом небо! Свет солнца реками вливался в разбитые окна рубки и сквозь многочисленные дыры. Судно качнулось на ленивой тропической волне. И - крик чаек! Настоящий гвалт, настоящих живых чаек!
   Сорвав наушники и вскочив с кресла, я подбежал к окну, не веря своим глазам, окинул взглядом горизонт.
   - Михалыч! Мы дома!!! - хотелось прыгать от радости, я победно потряс кулаками над головой.
   Старпом поднялся из своего кресла. У него был вид неожиданно разбуженного человека. Что он, спал, что ли? Но - не важно...
   - Дома.... Не может быть!
   Мы обнялись, хлопая друг друга по спине, что есть сил. Федино сидение шкрябнуло ножками по палубе, он тоже встал, выключил музыку.
   - Э, похоже, горим, - сказал он своим глуховатым голосом, указывая в кормовые окна рубки.
   Я вздрогнул, рванулся к кнопкам управления движками. Густые клубы дыма валили из Машины через вентиляционные решётки. Тахометр ещё показывал обороты. Рванул ручку управления Главным двигателем на "стоп", стал выводить генераторы на нормальную частоту, чтобы включить пожарный насос.
   - "Пожарник" врубать поздно! - крикнул Михалыч, он соображал быстрее меня. - Федя, задраивай вентиляцию на палубе, Женька, врубай станцию химотушения! Я - задраю двери в Машину! Живо!
   - Странный дым, - вдруг проговорил Федя, который смотрел в этот момент в окно. Теперь и мы, повернув головы, увидели это.
   Космы валящего из вентиляции дыма сливались друг с другом, полосами заплетались в толстую спираль, похожую на медлительный вихрь. Этот ленивый смерч изгибался из стороны в сторону, поднимался всё выше в небо, не рассеивался, но стягивался всё туже и с высотою вращался всё быстрее. Те места, где дым соприкасался с частями судна - решётки, искорёженные надстройки фальштруб, палуба, портал - покрывал налёт густого белого инея.
   - О, Боже... - страшная догадка вспыхнула в моём мозгу, - но как?!
   - Барабашка! - я позвал мысленно его, пошевелил плечами. Тихо. Его не было. Рванулся к выходу из рубки. Сосуд ведь должен был стоять в моей каюте!
   - Что?! - крикнул Михалыч в след.
   - Это не пожар, я сейчас, ждите меня!..
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 12.
  
   - Ветер почти ураганный, но это не похоже на обычный ураган, сэр. Продолжаем наблюдение, расстояние до эпицентра - тридцать пять миль. Да, жду снимков с метеоспутника.... "Бастрелл" молчит по-прежнему, никаких следов спасателя.... Температура около пятнадцати градусов по Цельсию и продолжает падать, просто фантастически падает и усиливается ветер. Русская подлодка? Да, понял вас. В 15-00 выйдем с ними на связь. Всё, отбой связи.
   Стивен Коннери - командир атомного крейсера "Индепендент", повесил трубку, отёр платком пот со лба, перевёл взгляд на одно из лобовых окон огромной ходовой рубки. Белёсо-серое марево из брызг воды и тумана разрывали частые вспышки близких молний. Потемнело уже так, что сияющий бисер цветных огней аппаратуры рубки, мерцающие экраны, отражались в толстых бронестёклах. Завывание ветра доносилось даже сквозь них, небеса грохотали, будто на крыше рубки вело огонь огромное несуществующее орудие.
   Что же это творится? Стивен посмотрел на часы. Всего три часа прошло с того момента, как внезапно оборвалась связь со спасателем "Бастрелл", который вёл поиск в районе исчезновения русского траулера и фритаунского сторожевика. Из-за загадочных событий в этом районе крейсер получил приказ прервать учебный поход и патрулировать зону. Две недели, как исчезли два судна и люди.
   Промысел был свёрнут, зону очистили от всех судов, и спасатель 12-е сутки утюжил, "прозванивал" и просматривал квадрат за квадратом акваторию в двести квадратных миль. Дорогостоящая и сомнительная спасательная операция затягивалась, но приказ, поступивший почему-то из "Пентагона", был однозначен: искать. До сих пор не было найдено абсолютно ничего, что могло бы принадлежать исчезнувшим судам. Ни спасательных плотов, ни тел погибших, ни даже масляных пятен и плавающего мусора, что всегда остаётся после затопления любого судна. Но и само затопление пропавших судов стояло под вопросом. Точку исчезновения указали русские рыбаки-очевидцы, которые свидетельствовали именно об исчезновении. Дно океана в этой точке было изучено буквально по камешку. Если, конечно, русские действительно видели то, о чём рассказывали, и видели не с перепоя.
   Теперь вот исчез и "Бастрелл". Последнее, что с него сообщили - это то, что радар показал неопознанную метку на расстоянии десяти миль на юго-восток. Метка была явно судном, но на запросы не отвечало, они пошли туда. Затем, через полчаса, радио донесло крики ужаса и паники, связь прервалась. Никто ничего толком не успел сообщить. И это не было пьяным бредом. Буквально ещё через полчаса после прекращения связи, началось новое светопредставление. Резкое аномальное похолодание до невиданных в тропиках температур вызвало фантастический перепад атмосферного давления, и в течение полутора часов разыгрался чудовищный ураган.
   - Волна девять баллов, ветер тридцать пять метров в секунду, - донеслось сзади из-за навигационных пультов.
   Безумное месиво из вихревых потоков тумана и водяной пыли, струй дождя, рвалось в окна рубки. Сквозь это буйство, точно призраки, проступали свинцовые гигантские водяные валы, обретали материальность, были оторочены сетчатыми пенными узорами. Они невольно приковывали к себе взгляд, внушали забытый трепет перед необузданной мощью стихии. Ветер терзал и срывал вспененные гребни, водяные валы, величественно перекатываясь, обманчиво медленно обрушивались на острый бак корабля, превращались в яростные потоки воды, которые неслись по палубе, взрезались башнями носовых орудий, и, казалось, бесновались оттого, что не могут сорвать эти башни. Двухсот тридцатиметровая громада корабля сотрясалась от тяжёлых ударов, тяжко переваливалась, ворочалась среди огромных волн. Их гребни плавно уносились назад на уровне окон рубки, и было непривычно так близко видеть воду с высоты мостика.
   Положение с каждой минутой становилось всё более угрожающим. Пожалуй, придётся уходить из этого района дальше на юг.
   Подошёл Майкл Сикорски, чиф, козырнул. Глаза - выдают волнение. В руках - тонкая прозрачная папка для бумаг.
   -Только что получены фото со спутника, сэр, - протянул папку.
   Стивен сел в кресло, извлек ещё пахнущие краской, отпечатанные с компьютера фотографии. Уходящая из-под ног палуба заставила Сикорски схватиться за стойку. Командир, одной рукой держась за поручень на пульте, другой держал снимки.
   - Что-то невероятное, вам не кажется? Супертайфун? Прикиньте точно наше местоположение на этом изображение.
   - Восемь градусов северной и пятнадцать - западной, здесь, - указал чиф, склонившись.
   - Скоро мы попадём в эту затемнённую зону.
   - Да, сэр, похоже на "глаз" тайфуна, но подозрительно больших размеров. Может быть нам лучше уходить, пока не поздно? Судя по всему, тайфун движется к побережью. Ветер продолжает усиливаться, мышеловка может захлопнуться, и нас вышвырнет на отмели Сьерра-Леоне.
   - Уходим немедленно, прикиньте курс. Я сам свяжусь с базой.
   - Есть, сэр.
   - Засечён радиомаяк, режим "СОС", сигнал слабый, пеленг взят, направление восток северо-восток, расстояние около двадцати миль, - доложил громкий фальцет от радио пульта.
   - Кто?
   - Код "Бастрелла", сэр, мы нашли их!
   - Но это там, - Сикорски ткнул пальцем в чёрное круглое пятно в центре чудовищной воронки из облаков на снимке.
   - Я вижу... - несколько секунд Стивен напряжённо раздумывал. Какое расстояние до "мёртвой" зоны?
   - Примерно десять миль, сэр.
   - Форсируйте силовую установку, курс восток северо-восток, по пеленгу. Мы не можем их бросить.
   - Но у нас в запасе всего час форсированного режима. Успеем ли?
   Стивен бросил на Сикорски быстрый взгляд своих стального цвета глаз. Он мог простить ему неуставное обсуждение приказов - до определённой черты, конечно. Слишком много пройдено вместе, пережито. И Майкл - совершенно незаменимый человек, умница, к мнению которого всегда прислушивался командир, и который, в общем-то, никогда не переступал той незримой черты.
   - У тебя есть другие идеи?
   Сикорски покачал головой.
   - Мы ставим на карту жизнь боевого корабля и сотни жизней моряков, когда как там может оказаться просто всплывший автоматический радиобуй. Может быть, русская подлодка пройдёт туда?
   - Это сигнал "СОС", чиф. А до связи с русскими ещё несколько часов. За час форсированного режима мы должны преодолеть это расстояние и вытащить их. Может быть - и радиобуй, а может - и живые люди. В "мёртвой" зоне мы без труда заберём их, "отдышимся", и - новый рывок к югу.
   Кроме этих соображений командир располагал конкретным приказом из Пентагона как можно дольше оставаться в зоне, и любой ценой добыть любую информацию.... Решение было принято.
  
  
  
   - Докладывает командный пост силовой установки!
   Стивен нервно взглянул на часы: пятьдесят пять минут хода на форсированной мощности.
   - Перегрев турбин близок к критическому!
   - Сколько ещё, Майкл? Кажется, волна пошла на убыль?
   - Расстояние до "мёртвой" зоны - пять-шесть миль.
   - Скорость?
   - Пятнадцать узлов, понемногу разгоняемся. Почти вырвались.
   - Ветер слабеет, видимость - пятьсот метров, волна - шесть баллов! - доложили слева.
   - О^кей, ещё минуту и сбросим обороты. - Стивен знобко поёжился, поднёс руку к щитку раструба кондиционера. - Какая температура воздуха снаружи?
   - Плюс десять по Цельсию, сэр. Вода - плюс двадцать шесть.
   - Отрегулируйте кондиционеры, чёрт побери, почему я об этом должен говорить? Если бы я не знал, где мы находимся, можно было бы подумать, что это где-то в Бискае...
   С всё более возрастающей скоростью, на полном ходу, крейсер почти неожиданно вошёл в спокойную воду, и зыбь в полтора балла казалась, чуть ли не штилем после долгих часов яростной болтанки. Струи плотного ливня били в окна рубки, сквозь молочно-белёсую дымку не было видно даже носа корабля. Низкое дымно-серое небо продолжали раздирать частые вспышки молний.
   - Пеленг устойчивый, идём прямо к объекту. Скорость 25 узлов.
   Минут через пятнадцать ливень превратился в крупный град со снегом и дождём, температура упала почти до плюс пяти.
   - Объект на радаре, через минуту будет в зоне видимости, это не "Бастрелл", командир.
   - Что это?
   - Скорее всего, спасательный плот, только плот с радиомаяком.
   - Готовьте спасательную партию и катер.
   - Есть, сэр.
  
   Прошло три часа. Мышеловка, о которой говорил чиф Сикорски, захлопнулась, потому что ветер в зоне урагана усилился ещё и путь к отступлению был отрезан. Крейсер оказался запертым в относительно спокойной зоне диаметром около десяти миль, вокруг которой безумствовала немыслимая буря. Она оказалась "не по зубам" громадной железной махине корабля. Несколько раз крейсер пытался вырваться, но приходилось возвращаться.
   Со спасательного плота, (а это действительно оказался надувной закрытый плотик с "Бастрелла"), сняли одного насквозь промокшего и промёрзшего человека, который был в горячечном бреду и ничего толком рассказать просто не мог. Его подняли на борт. Уже в медотсеке он погрузился в коматозную бессознательность. Видимых повреждений на его теле и внутри не было. Похоже, судя по бреду, человека вывели из строя серьёзное психическое потрясение и холод. Он не умирал, но и неизвестно было, когда придёт в себя, и что будет с его головой, когда он очнётся...
   Связи с береговыми службами Фритауна не было - никто не отвечал на запросы, но спутниковый канал с базой ещё работал. Крейсер действительно медленно сносило в сторону прибрежных отмелей.
   Стивен нервно ходил по мостику, курил сигарету за сигаретой, напряжение и неопределённость всё возрастали. Температура воздуха снаружи упала до нуля и ниже. Струи ливня замерзали, покрывая палубу, башни орудий, ракетные установки и ажурные локаторные радиомачты коркой льда. Небо совсем померкло, и со стороны центра зоны всё явственнее надвигалась густая, чёрная мгла, будто там с небес изливались квадриллионы тонн чернил.
   Ветер неожиданно стих совсем, перестал идти дождь и сыпать град, воздух стал удивительно прозрачным, и эта мгла впереди приковывала к себе тревожные взгляды. Иногда странные, иссиня-белые высверки разрывали её, но это были не молнии. Гроза тоже прекратилась, и вспышки были беззвучными.
   Около половины четвёртого дня, на связь вышла русская атомная субмарина, и её чёрное огромное тело показалось из воды неподалёку, приблизилось к крейсеру для швартовки.
   -...Если темп продвижения к востоку сохранится, и ветер не пойдёт на убыль, через два часа мы будем в районе отмелей, и субмарина не сможет погрузиться, - говорил Стивену командир подлодки. - Нам слишком поздно приказали идти непосредственно на рандеву с вами. У нас тоже сильно обеспокоены происходящим. Сколько у вас человек экипажа?
   - Около пятисот, командор.
   - Да.... Пожалуй, мы сможем эвакуировать вас, но это будет похоже на московский троллейбус в час "пик". К тому же придётся вам взять с собой запас кислорода.... У вас есть какие-нибудь запасы дыхательных смесей?
   - Это решаемо. Я не вижу другого выхода, мы должны принять это решение уже сейчас, ибо сама эвакуация займёт какое-то время.
   - Вы правы, командир Коннери. Что ж, мы готовы принять вас и рады помочь вам. С какого борта швартоваться?
   - По правому.
   - О^кей, до связи, готовьте ваших людей, начинаем.
   - До связи, спасибо.
   Стивен повернулся к чифу.
   - Объявляйте общесудовую тревогу по оставлению корабля, Сикорски. Режим эвакуации.
   - Есть, сэр!
   Щёлкнул где-то над головой динамик интеркома:
   - Командира просят связаться с медотсеком, срочно.
   - Что там? - Стивен прошёл к стойке пультов, снял телефонную трубку. "Вот так, жизнь одного человека, который на грани смети, и, возможно, не в своём уме, оказалась стоящей целого боевого корабля", - мелькнула мысль.
   - Джеймс Браун, матрос "Бастрелла", пришёл в себя. У него какое-то срочное сообщение для вас, сэр, - проговорил чуть взволнованный голос в трубке.
   - Он в здравом уме?
   - Похоже, да, но потрясён настолько чем-то, что я не уверен.... Говорит, что-то ужасное происходит, требует вас, одним словом.
   - Хорошо, я сейчас буду.
   Командир повесил трубку, бросил взгляд на странную, похожую на дым, клубящуюся мглу за окнами. Она стала чуть ближе? Разрослась, слишком густая даже для дыма - почти жидкость, непроглядно-чёрная...
   Стивен быстрым шагом вышел из рубки одновременно с включившимся звонком аврала. Красное мерцание сигнала тревоги наполняло коридоры; там, внизу, сотни людей пришли в движение по строгому, определённому распорядку, готовясь покинуть свой корабль.
  
   Джеймс Браун сидел на койке, прислонившись спиной к переборке. Он дышал тяжело, крупные капли пота блестели на лбу, не смотря на хорошую работу кондиционера. Стивен присел на банкетку у койки.
   - Меня зовут Стивен Коннери, я командир этого корабля ВМС США, который подобрал вас.
   - Я понял, командор, понял...
   - Что произошло с вами? Связь с "Бастреллом" прервалась неожиданно.
   - Там есть что-то...Что-то или кто-то.... Если можно ещё уйти, надо уходить, немедленно спасаться... Чёрная глубочайшая бездна.... Это - врата Ада, сэр... Чёрные шары упали с чёрного неба.... Вырос силуэт Смерти с косой на фоне дыма.... Это глядело на нас пустыми светящимися глазницами... - зрачки пострадавшего расширились, словно он вновь весь ушёл в реальность пережитого неведомого ужаса. Остекленелый, невидящий взгляд заметался по белому пластику отсека. - ...Четыре зверя... Престол тьмы...
   - Он бредит, определённо, - медик поводил ладонью перед глазами Джеймса.
   - Вы что-нибудь делали с ним?
   - Нет, только пара уколов пирацетама... Он как-то сразу очнулся...
   - Четыре зверя и каждый имел по шести крыл вокруг, а внутри исполнены очей...Господь Бог Вседержитель Свят,... Молитесь, молитесь.... Тьма дымная из Кладезя Бездны... - Джеймс прохрипел это, закатил глаза, рванулся на койке, всё тело его начали бить конвульсии, он метался и стонал, громко скрипел зубами. Пена выступила на губах.
   - Припадок эпилепсии! - медик уже подбежал к нему со шприцем.
   - Готовьтесь к эвакуации, - сказал Стивен, когда больной успокоился в забытье, - прямо сейчас.
   - Да, сэр, мы слышали сигнал. Что происходит?
   - Если бы знать... Что за чертовщину нёс он? Четыре зверя... будто декламировал что-то.
   - Кажется, это из Писания, что-то похожее на Откровения, Апокалипсис...
   - Дымная тьма.... Вы знаете, там и впрямь дымная тьма...
   - Он бредил, сэр.
  
   - Это не бред, командор Коннери, происходит нечто ужасное... - далёкий голос командующего ВМС едва доносился с провалами, некоторые слова приходилось угадывать. - Сейчас на связи будет Президент, приготовьтесь, вы доложите ему обстановку. Это чудо, что мы ещё слышим вас...
   - Командор Стивен Коннери? - другой голос послышался после короткой паузы.
   - Да, господин Президент.
   - Что происходит у вас там, на месте?
   - Заканчиваем эвакуацию личного состава, сэр, на русскую субмарину. Отходим через десять минут. Надеюсь, я принял правильное решение и готов отвечать за все свои действия.
   - Я понимаю, всё понимаю. Что... ЧТО вы видите там?
   - Ничего, сэр. Чёрная, клубящаяся, как чернила в воде, тьма на горизонте. Пятно спокойной воды диаметром десять миль и далее вокруг - непреодолимый ураган. Корабль не спасти, сэр, он застрянет на отмелях, и ураган оставит от него одни обломки...
   Стивен в волнении никак не мог понять, что могло вызвать интерес самого Президента.
   - Радио не работает у вас?
   - Нет, только этот специальный спутниковый канал, сэр.
   - Вы верите в Бога, командор?
   - Сэр?
   -А в Смерть? Вы можете представить себе дымную исполинскую фигуру Смерти с косой, в своём плаще с капюшоном... высотою в сорок миль?
   Стивен не ответил, нервно теребил пальцами пуговицу на кителе. Он почувствовал, как вспотели ладони, в замешательстве поправил наушники.
   - Так вот, вы находитесь прямо под полами этого плаща. Это не бред, вы ведь отдаёте себе отчёт в том, от кого это слышите?
   - Да, господин Президент.
   - За последние часы в мире началась настоящая паника. Понимаете, живая фигура Смерти со светящимися из стратосферы глазницами внутри капюшона.
   - Вы полагаете, что это... - Стивен не мог подобрать слов. - ...Это имеет какое-то реальное объяснение, или весь мир сошёл с ума?
   - Мы не имеем права сходить с ума. Дело в том, что ЭТО разбрасывает чёрные шарообразные сгустки, диаметром около километра. Сгустки полужидкие, полудымные, падают на территории пока только Африки и... мне трудно описать вам то, что происходит там... Монстры, истребляющие всё живое, тысячи квадратных миль буквально вымороженной, обледенелой, опустошённой земли. И это - в Африке! Стивен...- президент сделал паузу, потом вновь повторил: - Мы не имеем права сходить с ума, ударяться в религиозное или какое-либо другое безумие. Налицо проявление тотальной агрессии против человечества и планеты в целом. Гибнут люди, города, а мы даже не успели объединить свои силы на уровне правительств и национальных армий. Эти шаги предпринимаются, но поймите, всё произошло буквально в течение десяти часов! Мы даже не знаем, кто наш противник. Поэтому я спрашиваю вас, ЧТО вы там видите? Центр воздействия на планету рядом с вами.
   - Ничего, ровным счётом ничего, господин Президент...
   - О, Боже, что это?! - Сикорски подбежал к окну рубки, схватился за бинокль.
   Стивен скользнул взглядом в бок и замер: высоко в небе, там, где дымная тьма сгущалась до абсолютной черноты, фосфорицировала колоссальная осклабившаяся в ухмылке личина демона из самых ужасных и мрачных человеческих фантазий. Огромная, с пылающими глазами, острыми чертами... Она дрожала и мерцала, словно виднелась сквозь слой раскалённого воздуха. Побледневший Сикорски обернулся к Стивену.
   - Это... мне кажется?
   - Что там у вас?! Что там?! - закричало в наушниках, Коннери вздрогнул, будто очнувшись.
   - Явление в небе в виде.... О, чёрт, кажется, действительно весь мир сошёл с ума.... В небе мрачный мираж в виде ужасной морды дьявола, господин Президент.
   В уши ворвался нарастающий не то гул, не то вой, низкий, похожий на далёкий гудок парохода. Он лился снаружи, неприятно отдавался в голове, тревожил душу, нёс страх, от которого хотелось собраться в комочек, спрятаться. Стивен почему-то ощутил себя ребёнком, который боится темноты и своих фантазий, которому хочется накрыться одеялом с головой, потому что рядом нет мамы, никого, кроме призрачных, ужасных, таящихся под кроватью страхов. Очень злых и очень живых.
   Потом вспомнился бред Джеймса с "Бастрелла", в котором он нёс какую-то околесицу из Откровений.... Стивен не помнил, когда он вообще читал Библию последний раз, не знал, из каких глубин памяти и подсознания вдруг всплыло: "Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба, и дан ей был ключ от кладезя бездны, она отворила кладезь,... и вышел дым... как из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя...". Падающая звезда.... Да, огненное светопредставление две недели назад, собственно, и было тем, ради чего крейсер прервал поход. Висящий несколько суток в небе объект, похожий на глаз, который открыл огонь по фритаунскому истребителю, был весомым аргументом для этого. Этот горящий объект рухнул в море, после чего пропали суда, бесследно исчезли люди, и теперь началось вот это.... Такие мысли вихрем пронеслись в голове. Стивена осенило.
   - Господин Президент! - он непроизвольно повысил голос, почти заорал в микрофон. - Я уверен, это - пришельцы! Они всё устроили! Вы говорите, они уничтожают города?
   - Они или оно. В атмосфере сформирован образ Смерти, естественно, в природе такого не существует. Мы разделяем вашу точку зрения.
   - С самого начала это была какая-то тактика запугивания. НЛО, оснащённый лучевым оружием, был похож на огромный адский глаз.
   - Я в курсе, командор. Итак, ваше мнение совпадает с нашим. Теперь сообщите мне, закончена ли эвакуация людей?
   - Практически - да. Остались боевой и ходовой посты в рубке, я и чиф Сикорски. Всего - пять человек.
   - Хорошо. Надеюсь, я и все мы, всё человечество, можем положиться на вас?
   - Какие будут приказания, господин Президент?
   - Вы, совместно с русской субмариной, нанесёте массированный ядерный удар всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами в центр аномалии.
   - Вы уверены, что... не пострадает субмарина и... Фритаун?.. - Стивен понимал, что заикаться о своей судьбе и судьбе четырёх человек рядом с ним он уже не должен.
   - Что касается береговых государств в этом районе, их уже не существует, командор Коннери. Некто разыгрывает дурной дьявольский спектакль с нами. Смерть, размахивая косой, стоит на глобусе, а по земле идёт библейская саранча. Вы помните это: "...подобные коням, приготовленным на войну, на головах как бы венцы, похожие на золотые, лица же её - как лица человеческие. И волосы у неё - как волосы у женщин, а зубы, как у львов... Железные брони и крылья, и хвосты, как у скорпионов, и в хвостах - жала...". Стивен, я выучил эти строчки наизусть, поверьте. Из сгустков действительно материализуются некие монстральные объекты.
   - Вы хотите сказать, что это... Апокалипсис?
   - Я хочу сказать только то, что уже сказал, и что сказали мы с вами. Кто-то пытается устроить нам Апокалипсис, и мы должны сделать попытку защититься. Мы должны сделать это. Прости, Стивен.... Будем надеяться, что субмарина уцелеет. В конце концов, это тысяча жизней против миллиардов.... Запрограммируйте удары над водой, в центр аномалии по ТОМУ, что вы там видите. Если это сам дьявол, то у нас нет более мощного оружия против него. Не думаю, что тут действительно замешаны черти или ангелы... Кто бы ни был, мы устроим им апокалипсис в одной точке, чтобы избежать апокалипсиса по всей планете. Подлодка так же даст залп всех ракет и уйдёт в глубину. Мы будем следить за результатом.
   - А... нельзя обстрелять аномалию из далека? Межконтинентальные ракеты?
   - Мы уже запустили несколько ракет с неядерным зарядом. Их уничтожает что-то. Аномалия окружена неким поясом, природу которого мы пока не поняли. Ракеты разрушились, не долетев до цели. Вы нанесёте удар ИЗНУТРИ.
   Стивен хотел вздохнуть, но грудь, всё тело будто сковал стальной обруч.
   - Больше нет вопросов, господин Президент. Я понял. Мы сделаем это.
   - Я хотел бы обратиться лично к тем людям, которые сейчас рядом с вами там, в рубке. Вы можете эвакуировать ещё кого-либо из моряков?
   - Да, сэр. Я сам проведу залп, можно ни к кому не обращаться. Наши компьютеры работают исправно. Я прошу,... прошу вас.... Если всё кончится благополучно, позаботьтесь о моей семье...
   - Я не только обещаю вам это, Стивен, это наш долг. Я преклоняюсь перед вами, мы все преклоняемся, и теперь все чаяния людей с вами.
   - Прощайте, господин Президент.
   - Прощай, Стивен, прости нас.
   - Надеюсь, всё будет хорошо.
  
  
   Эвакуация была закончена, данные цели были введены в боевые программы компьютеров, ракеты готовы. Сикорски уходил последним. Они обнялись крепко, по-мужски.
   - Подумайте ещё раз, командор, у вас двое детей... Я тоже могу нажать несколько кнопок...
   - У тебя тоже семья, Майк.
   - У нас нет детей.
   - Тем более. Значит, они должны быть. Придётся тебе идти. Я - командир. Пусть лучше потом будут петь песнь о герое-командире, погибшем со своим кораблем и спасшим человечество, чем писать статьи о позорно сбежавшем.
   - Понимаю, извини, - впервые он обратился к нему на "ты".
   - И ты извини...
  
  
   Стивен до последнего держал связь с базой. Экран радара показывал какое-то странное эллипсоидное полупрозрачное образование-сгусток, в центре которого, как чёрный зрачок глаза, зияло пятно пустоты. Ясная, чёткая мишень. Одновременный взрыв всего потенциала ракет крейсера и субмарины, должен будет испарить океан в том месте до дна, поднять настоящее цунами.
   "До цели - несколько миль, - думал Стивен, - так что я окажусь практически в эпицентре взрыва. Лёгкая, мгновенная смерть.... Лучше выйти на палубу.... Да, так и сделаю.
   Было решено дать один час подлодке, чтобы ушла подальше, согласовали программы запуска ракет, Стивен ввел поправки. Ракеты с субмарины пошли по ветру, спирально приближаясь к центру. Уже пошли,... перевёл взгляд на хронометр. Двадцать минут до запуска. Пробежал пальцами по клавиатуре центрального компьютера, проверил всё ещё раз, зуммер возвестил о включении таймера.
   Подошёл к боевому пульту, открыл щитки на кнопках пускового терминала, нажал поочередно все. Гирлянда красных огней бросила зловещие отсветы на его лицо. Механизмы пусковых установок внутри корабля пришли в движение.... Всё...
   Стоя посреди рубки, прощальным взором окинул наполненное мерцанием экранов и сотен огней на пультах электронное царство, вслушался в тихое, многотональное пение умных устройств. Странное чувство охватило. Через считанные минуты всё это исчезнет, утонет в море обезумевшего яркого огня.... Только это чувство, непонятное, необъяснимое.... Почему-то совсем нет даже тени страха. Это последние минуты жизни.... Нет, не страшно, не укладывается в сознании, не верится, нет холодящего предчувствия близкой смерти. Или просто разум, сознание заблокировались? Лёгкое отупение? Внутренняя заторможенность? "Я не чувствую, что умру сейчас"...
   ...Взгляд в окна рубки, туда, где в небе парит, мерцает, как мираж, фантастическое видение личины дьявола с красными узкими щелями глаз.... Зачем? Оно что, запугивает одного меня? Весь мир запугивает костлявая старуха, достающая до поднебесья, а меня, Стивена Коннери, запугивает эта рожа? Есть ли вообще не просто какое-либо объяснение всему этому, а просто смысл?
   ...Взгляд на зелёные бесстрастные цифры таймера. Десять минут. Пора. Быстрым шагом Стив вышел в коридор, машинально надел и поправил на голове фуражку.
   На палубе - почти зимняя стужа и безветрие. Морозный воздух, насыщенный запахом озона, непривычно ворвался в лёгкие.
   Далёкие, словно полные скрытой угрозы раскаты грома, почти непрерывно доносились со всех сторон. Близкий, абсолютно чёрный горизонт охвачен мерцающими проблесками синих молний...
   Скользко.... Осторожно, но быстро Коннери спустился по наружному трапу на главную палубу, миновал башни носовых орудий. Последние секунды.... Оглянулся назад, прощаясь с кораблём. Зелёные цифры, будто перед глазами.... Да, сейчас...
   Огромная стальная глыба корабля содрогнулась от серии залпов. Дымно-огненные рои ракет с шипением и рвущим барабанные перепонки рёвом пронеслись над самой головой, палуба укуталась густым едким дымом. Стая ярких огоньков быстро удалялась на бреющем полёте в сторону свинцовой дымки у самого подножия чернильно-чёрных туч...
   Интересно, каково будет поджариться этому демону в облаке ядерной плазмы? Но он - лишь мираж, устроенный кем-то, врагом. ВРАГ. Надо же, в этой короткой и последней своей войне, человечество даже не знает, кто он есть.... КТО - ВРАГ?
   Что за мысли? Я даже не достал фотографию Лизы и детей.... Как странно... смерть уже сейчас. Считанные мгновения полёта ракет до цели. Таймер в голове отчётливо, на уровне чувств, считал последние секунды. Секунд двадцать.... Смотри, Стив, эта твоя жизнь заканчивается. Заканчивается? Как? Я ещё вот он, дышу, чувствую, слышу и вижу, и одновременно, меня уже нет.... Как странно.... Десять секунд. Крылатые ракеты с субмарины уже здесь, все детонируют точно в рассчитанное мгновение.... Пять секунд. Лиза, прощай!.. Прощай мир, прощайте все. Наверное, я любил эту жизнь, но говорят, смерть это не конец...
   Огнисто-жёлтый, полыхнувший ослепительным золотом высверк.... "НЕ ЗАЖМУРЮСЬ". Шар багрового тусклого огня вырос из этой вспышки, точно пузырь грязно-красной лавы, вспух и лопнул мириадами, красных, как тлеющий угли, искр. Стивен стоял, напряжённо всматриваясь, и ждал... Секунда, две, три, десять.... Ударило раскатисто и плотно, словно где-то близко прошёл звуковой барьер самолёт. Всё... всё?
   Коннери невольно ощупал себя. Всё? Но там были мегатонны! Может, что-нибудь не сработало? Десятки ракет, даже одной было бы достаточно, чтобы превратить крейсер на таком расстоянии в пылающий факел.... Но ведь что-то взорвалось там?..
  
  
  
  
  
   Глава 13.
   1.
  
   Собственно, на этом всё и закончилось. В моей памяти осталось воспоминание о страшном волнении, я бежал так, наверное, как ещё никогда не бегал. В полумраке подо мною мелькали ступени трапа, затем летела палуба коридора. Тусклые светящиеся полосы над головой оставляли едва тлеющие светильники, сердце рвалось из груди от предчувствия непоправимого. Мгновение одно, другое.... Поворот коридора, пляшущие блики на переборках, странный глухой шум, похожий на эхо далёкого жуткого воя демонов в преисподней.... И уже в следующий миг перемешались реальность и нереальность, сон и явь. Момент перехода из одной реальности сознания в другую был неуловим, как неуловимо мгновение смерти, засыпания или пробуждения...
   Я погиб там ещё раз, погибли и все остальные, не знаю, что довелось пережить им, постараюсь найти слова, чтобы описать мои впечатления. Смерть - всего лишь ширма, конечно, отделяющая один спектр электромагнитных частот жизни от другого, каждому из нас суждено бесчисленное количество раз заглядывать за свои собственные ширмы, и эти истории отличаются друг от друга.
   Пережитое лично мною можно воспринимать как угодно - это была моя собственная реальность, но раз уж взялся, расскажу. То, с чем столкнулись мы - и более других - я, двенадцать тысяч лет назад называли Демоном Бездны. Что это такое, собственно, уже рассказано со слов моего чудно^го дубля Барабашки, механизм сего вполне может объяснить уже современная наука, физика и квантовая механика, но, знаете, а ведь это был действительно Демон. Его личину видели из рубки крейсера "Индепендент", мне же "посчастливилось" столкнуться с ним лично. Чтобы осмыслить суть этой встречи и вообще всех событий, мне понадобилось десять с лишним лет, возможно, другие поймут суть гораздо быстрее... или - поняли.
   Мгновения смерти я не помню. Просто очутился в другом времени, в другой виртуальной реальности, из которой были выходы во множество других реальностей. Пространственно я оказался ближе всех к точке Тьмы, которая некоторое время проявлялась и раскрывалась перед тем, как весь космос стал проваливаться в неё, схлопываться. Поля, державшие Демона, разворачивались несколько часов, порождая чудовищный ураган, затем точка Тьмы обнажилась....
   На земном плане это выглядело, возможно, ужасно, но длилось считанные минуты. За считанные минуты провалилась в ничто планета, солнечная система, галактика и вся та реальность, которую я покинул. Никакие ядерные взрывы, естественно, не могли компенсировать соприкосновение пространства и времени с точкой, коэффициент энтропии в которой приближался к бесконечности.... Но суть не в этом. Образ Смерти, образ Демона, библейской саранчи - откуда это? Откуда вообще берутся все на свете образы, и, прежде всего - образ врага?
   Я нашёл себя в образе Дарвика, стоявшего среди громадных колонн, под сводами циклопического зала в центре пирамиды Тиракля. В сознание ворвалась гамма чувств, пережитых этим человеком тысячелетия назад. Они, эти чувства, никуда не делись, так и существовали в течение всех веков. Время создаёт иллюзию исчезновения прошлого и неопределённости будущего, на самом деле, всё, что существовало, жило, чувствовало когда-то - так и существует, есть в любой момент времени, в настоящем, в будущем. Поэтому вполне реально получать информацию, как из прошлого, так и из будущего, можно погружаться туда, и эта информация вся вместе формирует текущий сегодняшний момент. Сегодняшний момент, поэтому и способен течь, меняться, что содержит в себе отражение всего, что "было" и всего, что "будет".
   Шорох за спиной заставил вздрогнуть и резко развернуться. Рептилия напала молча и неуклюже, зажав в чешуйчатой руке похожий на шило нож с узким лезвием. Неожиданная атака не оставила времени ни удивиться, ни испугаться. Я отшатнулся, инстинктивно резко взмахнув шанкарой, отбил руку с ножом, сразу ударил ногой.... Но, чёрт побери, где у этого чудища болевые точки?.. Враг отскочил, как мячик, исчез за ближайшей колонной, или вообще исчез, растворился в воздухе? Что за жуткая физиономия?
   Мысли вихрем проносились в голове. Стрелять здесь? Если снесёт колонну, многотонные балки с огромной высоты посыплются на меня.... Сердце колотится, как сумасшедшее, вместе с адреналином появился страх. Напрягая зрение, я крутанулся вокруг своей оси. Где оно? Почему напало так странно? Отвлекающий манёвр? Зачем?
   Первоначальный испуг превратился в лёгкий страх, стремительно усиливался, пребывал, заполнял душу и разум, как вода через пробоину заполняет трюм корабля. Необычные ощущения.... Я был не робкого десятка, хорошо владел и своим телом и духом, владел любым оружием, техникой - всему этому учили в Школе. Но этот страх.... Его словно накачивали, нагнетали откуда-то извне, он был почти осязаем, материален, точно, как вода. Уже возникло впечатление, что нелепое нападение померещилось. Так не нападают! Люди так не нападают, асуры - тоже, хотя они и очень далёкие потомки марсиан, не одно тысячелетие жили здесь.... А это существо похоже на ящера с жёлтыми глазами и клиновидными зрачками.... Неужели город обитаем? Или - показалось?
   Оно напало вновь, когда волна страха достигла апогея, почти переросла в чистый ужас. Если бы не было опыта управления психикой, вполне можно сойти с ума. Субстанцию ужаса, как субстанцию и любви и ненависти, можно выделить в пространстве, абстрагироваться от неё - и в этом спасение. Но всё произошло настолько быстро и неожиданно, с такой скоростью.... Это была действительна атака.
   Абстрагироваться...
   Мои движения стали чуть скованнее, но и странный враг не спешил, казалось. Он возник напротив ниоткуда, будто выскочил из-под земли. Только что была пустота и теперь - вот он, здесь. Глаза не уловили мига появления. Несколько мгновений мы стояли неподвижно друг против друга, я лучше разглядел его. Плотная, облегающая одежда без деталей, только металлическое кольцо вокруг шеи на плечах с похожими на замки устройствами. Для крепления шлема?.. Голова, лицо.... Это даже не лицо.... И не морда демона.... Личина, покрытая буроватыми и блестящими чешуйчатыми пластинками, жёлтые змеиные глаза - неподвижные, гипнотизирующие.
   Пришелец медленно двинулся вперёд, не сводя своего взгляда - ну, точно удав к зазевавшейся, парализованной страхом жертве. И нужно было поистине огромное усилие духа, чтобы сделать движение. Я поднял раструб шанкары. Сжечь, испепелить, уничтожить.... Пальцы рук, точно замороженные, потерявшие чувствительность, сдавили рукоять и один из наростов. Сейчас.... Самый сильный импульс.... Самый сильный!.. Может быть, это его внушение?
   Абстрагироваться...
   Нет, уничтожить, стереть, сжечь, давай!
   Острая, тянущая боль вдруг пронзила плечо и грудь слева, будто лопнула кожа. Я ощутил горячую струйку крови, которая побежала по рёбрам, пропитала рубаху. Шрам.... Мой шрам, оставленный когда-то клинком Ахеля, разошёлся. Но как больно! О, великие Боги! Учитель! Его голос отчётливо зазвучал в моей голове: "Помни боль разрубленного тела, пусть шрам, который я не стал убирать, напоминает тебе о ненависти, растерзавшей тебя однажды... Преобладание тёмной силы в тебе, пройдя через тысячелетия, однажды растерзает твою вселенную...".
   Абстрагироваться. Я вдруг ощутил усталое безразличие к схватке, к ярости, к самому страху. Словно разом погасло и закаменело озеро раскалённой лавы. Ящер замер продолжая сверлить меня своим не моргающим, гипнотизирующим взглядом удава. У меня словно некая дверца открылась в голове, и я вдруг понял: вот, он больше не имеет власти надо мной. Я понял суть страха. Это - излучение не извне, от врага, это излучение изнутри, с которым тело покидает жизненная сила. И оно, это существо питается этими лучами. Войны, боль, страх, болезни нужны существам, которые употребляют излучения страдания в пищу.... Сейчас просто идёт очередная война.... И они, эти тёмные существа, отражение того, что есть внутри нас самих.... Вселенная и разумные существа были сотворены одновременно. Творя человека, Бог не создал ему врага, Он создал его вторую половину.... Всё это я осознал в считанные доли секунды, мгновенно. В это единственное, неуловимое мгновение что-то изменилось - моё существо, весь мой мир.
   Рептоид был страшен. Пожалуй, ничуть не симпатичнее тонкоматериальных демонов, столь же уродлив, звероподобен.
   - Ты не можешь ничего причинить мне, - сказал я. - Мы с тобой суть одно и тоже. Ты не можешь уничтожить самого себя. Ты - это я ...
   Ящер оскалился в злобной, хищной улыбке, стал на глазах трансформироваться, медленно поднялся над каменным полом в воздух, издавая глухой рёв, разросся в размерах, и вскоре надо мной действительно воспарил рогатый демон с узкими треугольными щелями горящих багрово глаз. Именно так у нас изображался дьявол - одна из ипостасей Сатаны. Рёв его становился всё громче, нарастал, давил, потом адская личина зажглась сиреневым ореолом, исторгла струи не жгучего огня и рванулась на меня, словно решила сожрать....
   То, что далее соприкоснулось с моей душой и моим сознанием - выдержит далеко не каждый, я сам не знаю, как выдержал. Это был чудовищный поток спрессованной информации, выплеск запрограммированного будущего, которое состояло из войн, диктатур и бесчисленных кровопролитий во имя разных целей. Везде, во всём я видел себя, это всё - был я. Сознания бесчисленных земных диктаторов слились в единый поток, я был каждым из них. Я был египетским жрецом, царём Иродом, я распинал Христа и топил в крови города, я увидел себя в обличии Гитлера и Сталина. Я был инквизитором и сжигал Александрийскую библиотеку, я взрывал атомные бомбы и терзал недра планеты, природу, отравлял воду и воздух, я летел на самолёте, пикирующем на американский небоскрёб.... ВСЁ перемешалось.... Я познал одновременно всё зло, какое только можно представить. Дьявол устроил мне испытание и исчез. Исчез там, откуда и изошёл...
   Все эти переживания были субъективными, ибо, собственно, физически, в живом теле, такие переживания испепелили бы разум. Воспоминания о них остались, как о дурном сне. Участь людей, силою судеб оказывающихся на развилках миров незавидна. Посему не бывает лжепророчеств. Каждое несбывшееся пророчество, говорит о развилке реальностей. И если Конец Света всё ещё не наступил, значит, ещё одна сущность на распутье познала суть всего зла мира, и жизнь получила возможность новой версии своего продолжения. Более светлой и счастливой версии...
  
  
   2.
  
   Почти полдень. Солнце палит нещадно. Отёр пот со лба, прищурившись, взглянул в ослепительно-бездонную синь небес без единого облачка. Если бы не свежий и устойчивый ветерок, я бы умер, пал здесь, на подвахте, как на поле боя...
   Загрузив в очередной раз ленту транспортёра, я взял шланг и принялся поливать уже почти переставшую трепыхаться серебристо-зелёно-желтоватую массу рыбы. Струя забортной воды лихо обнажала обитое нержавейкой дно "кармана", обрушивала новые пласты влажных телец.
   Мысль о возможных ракушечных сокровищах в глубинах рыбной массы подогревала, скрашивала нудноватую работу под беспощадным солнцем. У меня было необъяснимое предчувствие, что именно сегодня настоящий подарок преподнесёт мне подвахта, странная уверенность в огромной удаче. Я определённо заслуживал сего за свои труды и каждое мгновение ждал.
   Вот!.. Это камень, нет.... Но - интересный какой. Я склонился и подобрал необычный обломок, кусок стеклянистого минерала без острых краёв, матово-полупрозрачный, рыжеватого цвета. Словно его плавили в печи.... Повертел в руках и швырнул за борт. На кой он?.. Некрупные ракушки с шипами. Их много, попадаются красивые, я отложил несколько с особым, розовым отливом на внутренней поверхности. Зубатки - редкость, но бывает, как грибы, сразу несколько штук откапаешь в одном месте.
   Что-то чёрное, вон там.... Неужели, Чёрный Принц? Такая везуха! Направил струю воды. Нет, слишком большое. Опять булыжник. Больно круглый что-то.... Тьфу, бутылка какая-то, рано обрадовался. Наклонившись, подхватил бутыль, чтобы отправить её обратно за борт и чуть не выронил - такая холодная, тяжеленная, будто кусок льда! С любопытством повертел в руках, встряхнул. Странное, волнующее чувство возникло. Я прислушался к себе, с недоумением разглядывая блестящие эбеново-чёрные бока. Где я видел её раньше? Литра на полтора, короткое, витое семигранное горлышко. Пробки нет, даже намёка на отверстие не видно - сплошное литое стекло или не стекло? По весу не похоже, что бутылка пустая, но внутри не булькает, словно сплошной монолит...
   И вдруг я вспомнил всё. Словно горная лавина сошла, сотрясая, ошеломляя всё моё существо. Это было выше разума и рассудка, передо мною открылись картины пережитых событий, которых никогда не было. Открылись чётко и ясно, будто всё закончилось только вчера. Какое-то мгновение я думал, что схожу с ума, но одновременно знал, что - нет, всё это действительно было, но как, где, когда?!.. Сосуд Кроноса,... Демон Бездны,... Апокалипсис,... гибель целого мира и космоса.... Это уже было? Или... всё это только ещё будет? Или мне пора вызывать санитаров...
   - Проехали, - прозвучал прямо внутри головы до боли знакомый голосок. - Как любит повторять один твой хороший приятель: "будем жить, а значит, будем любить", верно?
   - Барабашка?
   - Я, я, - на плечах шевельнулось. - Узнал?
   - Узнал, но... - мой разум всё ещё бунтовал против таких взрывных прозрение.
   - Я погляжу, тебе всё не угомониться. Дело сделано, мне пора домой, решил вот с тобой попрощаться. Авось, свидимся? Хотя, собственно, мы и так с тобою неразрывны, что меня не особо-то и радует...
   - Ну, спасибо...
   - Джинн заперт, на время. Но ты раздул из этого такое кадило.... В следующий раз, надеюсь, сам справишься?
   - В следующий раз?
   - Игра продолжается, солнышко светит.
   - Хорошенькая игра.... Я видел гибель целой планеты и вселенной.... Ведь джинн вырвался, всё-таки.... Понимаю... Альтернативная реальность.... Но гибло-то всё по настоящему?!
   - А ты сейчас чувствуешь себя каким-нибудь "альтернативным"? Ты ведь тоже погиб там. А джинн... Джинн нужен, это форма силы жизни, которая может исполнять желания, понимаешь? Но это будет твоим следующим уроком. Если при этом ты не угрохаешь ещё одну альтернативную вселенную, мы устроим по этому поводу гулянку.
   - Ч-чёрт, ты болтун, трепло!
   - Сам такой. Поживёшь с моё, поймёшь, что в этой жизни кругом одна хохма. Наш разговор сейчас транслируется ко мне домой, там народ впокатуху потешается. Знал бы ты, как забавна твоя серьёзность, братец.
   Я начинал злиться, но вопросы теснились в моей голове, совершенно серьёзные вопросы, а мой дубль, кажется, собрался сваливать прямо сейчас...
   - Постой, постой! Но... почему - я?.. Почему - со мной всё это?... Развилка реальностей.... Почему?
   - И, правда - почему? А с чего ты решил, что только ты решаешь судьбы мира? Каждый живёт в своей реальности, создаёт её и благополучно "грохает" периодически. Пророка из себя возомнил? Всё гораздо проще.
   Громогласный голос радиста вывел меня из оцепенения:
   - Эй, заснул что ли? - Он даже пролез под лентой транспортёра, чтобы увидеть меня. - Ага, нашёл что-то. Ты рыбу, рыбу-то давай!
   - Даю, даю.
   - Шикарная зубатка, - насмешливые Сашкины глаза прищурились от "белой" зависти.
   Я с заторможенным недоумением перевёл взгляд на то, что держал в руках. Это была огромная ракушка невероятной красоты, сущее сокровище для тех, кто понимает.
   - Обалдел от счастья, что ли, и столбняк пробрал? Все работают, люди, как люди, один ты тут, как хрен на блюде! Ха-ха. Рыбу давай!
   Грубоватая Санькина шуточка привела меня в чувство. Явно, на солнце перегрелся, блин, всякое кажется, в голову лезет...
   - Когда кажется, креститься надо!
   Я обернулся на радиста, но это сказал не он. Его спина уже удалялась в сторону тента, где перебирали улов. А ведь он даже не подозревал, что его убили в перестрелке "чёрные братья", все на одно лицо. Какое счастье видеть тебя живым! И вообще - какое счастье! Как жить охота! И - хорошо жить, во всех смыслах....
   - Эй! - крикнул в спину Сашке. Он обернулся.
   - Держи! - бросил ему зубатку.
   Радист ловко поймал, вздёрнул брови от радостного удивления.
   - Учти, назад не отдам. А чего сияешь-то весь?
   - Да так, ничего. Жить охота...
   Приступим.
   Взявшись за древко зюзьги, я принялся лихо наваливать рыбу на ленту транспортёра...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ.
  
  
   Пролог, Эпизод 1.................................................................стр.2.
   Эпизод 2............................................................................стр.3.
   Эпизод 3............................................................................стр.6.
   Глава 1..............................................................................стр.8.
   Глава 2..............................................................................стр.17.
   Глава 3..............................................................................стр.23.
   Глава 3..............................................................................стр.31.
   Глава 4..............................................................................стр.41.
   Глава 5..............................................................................стр.51.
   Глава 6..............................................................................стр.73.
   Глава 7..............................................................................стр.81.
   Глава 8..............................................................................стр.89.
   Глава 9..............................................................................стр.95.
   Глава 10.............................................................................стр.110.
   Глава 12.............................................................................стр.114.
   Глава 13.............................................................................стр.123
  
  
  
  
   "Запереть джинна".
   Работа посвящена "вечной" теме противостояния "добра" и "зла". Откуда происходит зло? В чем причина бесчисленных войн и тирании?
   Автор считает, что на всех уровнях - от бытового, общечеловеческого, до космического, причиной является создание "образа врага". На определённом уровне сознания человек всегда как бы ищет себе противника, даже не подозревая о том, что точно также появился противник Бога - "дьявол", или "Демон Бездны". Каждый из нас является творцом своей собственной реальности, "Богом", поэтому неизбежно должен встретиться лицом к лицу со своим антиподом - "Демоном Бездны", "посадить" его в "бутылку" и заставить работать на себя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Великий Млечный океан - древнейшее название Атлантического океана.
   СРТМк - средний рыболовный траулер морозильный, кормового траления.
   Лист, вомер, сулема, капитан и др. - названия тропических промысловых пород рыбы.
   Зюзьга - похожий на лопату черпак в виде куска дели (сети), натянутой на проволочное кольцо, которое прилажено к черенку.
   Слип - пологий подъём на корме траулера, служащий для выборки и постановки трала.
   Подволок - обшивка "потолка" в судовых помещениях.
   Пайолы, слани - металлические листы настила машинного отделения на судне.
   ВРШ - винт регулируемого шага.
   Кранец - надувной швартовочный амортизатор из многослойной и жесткой, армированной резины.
   "Уоки-токи" - мобильная УКВ рация малого радиуса действия.
   Шпация - расстояние между двумя соседними шпангоутами.
   Гидрофор - пневмоцистерна, из которой вода в систему выталкивается сжатым воздухом.
   Свайка - инструмент
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"