Константин Осипович Тавров уважал своего отца. Отец вырастил его один. Можно сказать, что Костя не знал матери. Можно сказать - но это будет не правдой. Мать присутствовала в жизни Константина, как Ангел, которого он не видел, но знал всегда. Осип постарался создать образ матери - прекрасной любящей женщины, и передать его сыну. В каждой комнате стояли ее фотографии, с которых она следила за своими родными, совсем еще юная. Ее взгляд был то нежный, то строгий, но неизменно от ее серых глаз шло тепло, тепло, которое может дать только мать. Осип часто рассказывал, как она сидела у колыбельки и не могла отойти, так она любила сына. Она не желала расстаться с ним ни на секунду, словно предчувствовала, какой короткий срок им отпущен. А еще был ее голос на пленке - мать читала Ахматову и Есенина, выразительно как будто со сцены.
Так трагично звучали эти строки, и так славно звучал ее голос, и Костя улыбался, хотя обязан был плакать.
Кто бы ни приходил в гости Осип просил Константа поздороваться и представить маму.
- Это моя мама, Мария Александровна, - говорил Костя.
У Марии Александровны было свое место за столом и любимая чашка: с золотым ободком и тоненькой ручкой.
Только когда приходила бабушка, чашка убиралась со стола, стул задвигался. Бабушка ворчала: "Расставил фотографии, как иконы". Костя не понимал, почему бабушка так не любит маму, а папа объяснял, что она наоборот очень-очень любит ее, что бабушке очень больно и одиноко без Марины, ведь та ее дочь. И все равно Косте странно было смотреть на бабушку, блуждающую по квартире, прячущую украдкой мамины фотографии по шкафам.
Иногда, по воскресеньям, Костя ходил с бабушкой в церковь. Ему было удивительно, как это строение снаружи примечательное лишь крестами на куполах, внутри неизменно оставалось светлым и теплым, в какую минуту бы в него не заходили. Свет лился отовсюду. И был этот свет не от свечей, а от солнца. Костя не знал, зачем люди ходят в церковь, об этом ему никто не рассказывал, но всегда ему казалось, что приходят они за помощью. Он следил то за бабушкой, говорящей что-то тихо, чтоб никто не услышал, зажигающей свечу о другие свечи, то за воском, стекающим на пол.
Как бы много ни значила для Константина мать, самым значимым человеком в его сердце был отец. Все время, что Осип находился дома - даже если это было несколько часов в сутки - он проводил с сыном. Он играл с ним в прятки, помогал мастерить кораблики из дерева. Константин не видел моря, но, сколько помнил себя, мечтал стать моряком, ходить на кораблях в дальние страны. С отцом они шли на пруд, где и выпускали кораблики на волю. Сначала корабли выходили неудачно: тонули у самого берега. Но постепенно сын с отцом постигли искусство кораблестроения, укротили ветер парусами из плотной бумаги, и, выходя к пруду для запуска очередной триеры, собирали кучу зрителей. Так было с весны и до осени. Зимой пруд был особенно оживлен: люди приезжали из города, что бы оседлать коньки и расписаться на девственной глади пруда. Как только выпадал снег, Костик просил отца купить ему конечки, отец обещал, но шло время, лед таял, а конечки в их доме не появлялись. Осип не хотел огорчать сына отказом, но его сердце содрогалось при мысли, как много опасности таит в себе это детское развлечение.
Осип вынужден был отдать сына в детский сад, как только тому исполнилось три года, нужно было кормить семью. Трудно было сказать, насколько они нуждались, голодали ли. Осип мечтал вырастить достойного человека, а таким Костя мог вырасти, по мнению отца, только в достойных условиях. Бабушка баловала внука пирожками, и это было единственное, чем могла помочь бабушка.
Когда Осипа спрашивали, не хочет ли он снова жениться, Осип отшучивался и прямо не отвечал. Он не думал, что незнакомая женщина как-нибудь повредит его отношениям с сыном, но и не думал, что она принесет гармонию в их жизнь. В общем, это был их маленький мир, в который входили лишь они двое, - и иногда бабушка.
Время, когда отца - еще молодого - не стало, как это случается с хорошими людьми, и Костя начал жить с бабушкой, можно характеризовать, как - "не был".
Костя не был несчастлив, но и счастливым себя не ощущал. Он не был уверен, что кто-то там, на небе призвал его отца к себе. Но уже знал, что там кто-то есть.
Он не был прав, когда называл бабушку плохими словами. И не был прав, считая, что тот миг смятения, пережитый им в церкви, будет самым странным в его жизни. Но тот миг запомнился ему на всю жизнь, стал его жизнью. Как всегда было много свечей, но прежде они так не окружали Костю, так не брали его в плен. И тоненькая свечка в его правой руке еще не говорила так громко, и ее слова раньше так не облетали каждого присутствующего, прежде чем ударится о купол и вернуться к детской руке. Липким янтарем оползали стены, обнимая все прибывающих людей. Людей было много, Косте хотелось назвать их толпой и выйти из этой толпы на воздух, но вынужденный обстоятельствами он стоял, прибитый гвоздями к полу, и смотрел, - видел только свет.
Отца не стало внезапно. Это случилось в тот миг, когда все происходящее перестает быть естественным в детском сознании. Только что мир жил по задуманному порядку. Зимой шел снег, летом припекало солнце; люди умирали. Люди умирали часто, знакомые и не знакомые, старые и молодые. И все это казалось Косте естественным, так как другого порядка он еще не знал, не смыслил ничего в устройстве мира. Но грань сознания очертилась внезапно и ни ко времени. Мальчик впервые в жизни не понимал, почему случилось все так, а не иначе, почему умер отец, а ни кто-нибудь другой. Почему на этом свете у него не осталось никого роднее бабушки, и отчего именно она вдруг стала единственным человеком, любящим его бескорыстно.
Наконец он вырвался из цепких лап церкви. Небо оказалось затянуто плотными облаками. Собирался дождь. Далекой звездой из-за тучи подглядывало солнце. Единственный его луч примостился в ветвях тысячелетней ели. Закрапал дождь. Только сейчас Костя обратил внимание на то, что до сих пор обеими руками держится за свечу. Он дунул на огонь. Пламя соскочило с фитилька, повисло в воздухе и - вернулось обратно, дрожа и пританцовывая. "Пусть горит" - подумал Костя. Крупная капля упала на ресницу, нависла над глазом. Костя моргнул, и капля скатилась с ресницы и, угодив свече на язык, убило ее.
Все это снилось Константину еще много раз. Только во сне был еще ангел. Маленький ангел в фиолетовых ризах спускался с неба вместе с каплями дождя и начинал звонко смеяться. Каждый раз Костя удивлялся, почему ангел так странно одет. "Сейчас так принято" - отвечал ангел и продолжал смеяться. Затем ангел садился на церковный забор, снимал крылья и долго объяснял, что крылья ему не нужны и вообще мешают. "Кто-то решил, что у ангелов непременно должны быть крылья, - говорил он. - Пришлось отрастить! Это еще ничего, раньше их было четыре. Теперь два - все легче". Ангел смеялся над мальчиком. И, даже проснувшись, Костя еще долго слышал его смех. Все ангелы, по его представлению, смеялись не умолкая.
Прошло много лет, но чувство, что отец рядом не оставляло мальчика. Вечером, когда он садился за стол делать уроки и бабушка оставляла его одного, Костя то и дело переставал думать и молча смотрел в зеркало, висевшие перед ним. В зеркало смотрело окно. В окно смотрела черная ветка тополя, снег лежал на ней и казался слишком белым. Костя смотрел на окно и верил, что все хорошо, что когда-нибудь отец принесет с работы невероятно красивые коньки и они до темноты будут на пруду вдвоем, без бабушки, как раньше. Нет, бабушка уже не казалась Косте чужим человеком, он привык к ней. Он привык, что она встречает его из школы, привык, что с ней не о чем поговорить, привык к ее доброте. Все снова было просто.
Но однажды маленький мир, хранимый мальчиком в сердце, снова пошатнулся. Произошло это обыденно, как все что нас меняет. Костя пришел из школы и еще в коридоре почувствовал запах перемен. Это был сладкий запах духов, хлеба и кожи. Мальчик осторожно вошел в комнату и заглянул в зеркало. Снег там был еще белее, ветка - оставалась черной. В комнате было две женщины. Одной из них была бабушка. Второй... Костя когда-то знал это лицо. Костя почти забыл это лицо. Костя не мог не узнать это лицо. Второй женщиной была Марина, его мама. Это было странно и необъяснимо. И с этим чувством, странного и необъяснимого , совершенно запутавшийся ребенок уже через неделю ехал в другой город. Ехал с мамой, покинув бабушку. А теперь именно бабушка была для него самым близким и любимым человеком. Но она не умела объяснять. Она не могла объяснить, почему сейчас они должны расстаться и как так случилось, что мама вернулась сейчас. Сейчас, а не раньше?! Где она была? Что мешало ей быть рядом с сыном: может она была в плену у пиратов или русалки утащили ее на дно, где она читала стихи морскому царю. Может быть... Но бабушка не хотела ничего объяснять. Она верила, что Костя сам скоро все поймет, что он просто забудет.