Дом дружбы с народами зарубежных стран до 2003 года располагался в особняке Арсения Морозова на Воздвиженке (тогда - проспекте Калинина). В романе описаны события, происходившие в Москве в 1968 году, когда СССР ввел войска в Чехословакию для подавления восстания "Пражской весны".
1
Московская психиатрическая больница. Полусанаторное отделение. Белоснежные потолки, белоснежные стены, чистый блестящий пол. По коридору медленно, как сомнамбула, идет девушка в больничном халате. Ее густые, пышные волосы заплетены в неряшливую косу.
Лицо девушки болезненно-бледно. Бескровные губы что-то шепчут, изящные, тонкие руки непрерывно жестикулируют. Если верить истории болезни, ее расстройство называется реактивный психоз. Впрочем, врачи загнали ее болезнь внутрь, и она может себя контролировать. Может связно отвечать на вопросы, хотя для нее это неинтересно и утомительно, так как в ее голове параллельно и неотвязно идет другой диалог - с неким господином Н, ее невидимым собеседником. Она бесконечно доказывает ему, что он обманщик, предатель, трус и подлец. Этот диалог составляет основу ее навязчивых мыслей, избавиться от них она пока не может.
Она понимает, что больна. Знает, что врачи бездарны и ничего не умеют. После их таблеток в голове туман и постоянно хочется спать. Послать бы их всех к чертовой матери! Но она боится - за упрямство и неповиновение могут вколоть то жуткое лекарство, от которого язык выворачивается наизнанку, губы отказываются шевелиться, а мысли утопают в каше тяжелых видений и исчезают вовсе.
Доктор приглашает девушку к себе в кабинет. Впереди нее проносится страх, невидимый, но вполне материальный.
-Ну-с, Нина Андреевна, как вы себя чувствуете?
-Лучше, гораздо лучше, - в целях безопасности она изображает лучезарную улыбку. Улыбка ее совершенно отдельно парит в воздухе, лицо остается напряженным и настороженным.
Врач буравит девушку тяжелым, пронизывающим взглядом. По его просьбе она снова рассказывает ему о начале болезни. Рассказывает, ничего не скрывая. В конце концов, он осведомлен о самом компрометирующем факте ее биографии - попытке самоубийства. Если бы не это, она находилась бы сейчас не в психушке, а в Клинике неврозов. Любовалась бы волнистыми попугайчиками в клетках, слушала бы приятную музыку в обществе остроумных, вспыльчивых и немного странных мужчин. Но она в психиатрической больнице. Здесь по ночам горит свет, и больные под наблюдением санитаров гуляют по кругу в точности как арестанты.
-Как вы сегодня спали? - доктор продолжает свой допрос.
-Очень хорошо.
-А вот медсестра утверждает, что сегодня вы совсем не спали.
-Ложь! То есть, она, вероятно, ошиблась.
Кончики ее губ нервно подергиваются, в глазах загораются злые огоньки. Врач внимательно смотрит на свою пациентку, брови его в легком недоумении поднимаются вверх. Он берет со стола авторучку, вертит ее между пальцами.
-Расскажите мне, что вам снилось? - мягкий голос доктора выражает участие и полнейшую доброжелательность, но она чувствует опасность, подвох. Нет, этот доктор ей не друг, у нее здесь нет друзей. Чего он хочет? Запереть ее надолго в этой больнице? Ее беспокойство все возрастает. Внезапно ее красивое лицо искажается, превращается в маску ярости. Она вскакивает, в бешенстве сбрасывает со стола бумаги.
-Зачем Вы все за мной записываете? Кому Вы отошлете эти бумаги?
Щеки ее пылают, лицо покрывается красными пятнами. Срывающимся от гнева голосом она кричит:
-Вы вовсе не доктор! Вы - стукач! Такой же, как он!
Через мгновение силы покидают ее. По ее щекам текут бессильные слезы. Она уже сожалеет о своей вспышке. Но непослушные губы все еще беззвучно шепчут: Стукач, стукач...
Врач зачеркивает в истории болезни фразу "идет на поправку", пишет: состояние без видимых улучшений.
Так что же случилось с Ниной Андреевной, или просто с Ниной?
2
История эта началась два года назад.
В один из осенних вечеров на маленькой кухне пятиэтажного кирпичного дома Нину ждал ее бывший одноклассник Миша. Она вбежала, влетела в квартиру подобно свежему ветру, - как всегда, слегка возбужденная, радостно оживленная. Бросила на стул тяжелую сумку с книгами, провела рукой по растрепавшимся волосам и тут же начала говорить.
-Знаешь, куда мы сегодня идем? В Дом дружбы!
-И что там, в этом твоем Доме дружбы?
-Там в семь часов вечера начинается семинар. По африканистике!
-По африканистике? Ты с ума сошла. Что нам там делать?
-Сейчас я тебе все расскажу. Понимаешь, это студенческий семинар. Там такие интересные ребята! Их вчера целая куча была, и все такие беззаботные, веселые. И, по-моему, умные, не какая-нибудь там шпана из подворотни. И там бывают иностранные студенты. Так что можно будет разговаривать с ними на настоящем английском. Представляешь? Ведь здорово, да?
-Там, наверное, одни африканцы. Разве в Африке говорят по-английски? У них там какой-то свой язык.
-Ну давай сходим, посмотрим.
-Ну ладно, давай.
Миша относился к энтузиазму Нины с легким скептицизмом. В голове у его подруги всегда была куча идей. Она легко загоралась, но также легко оставляла задуманное.
Она знала Мишу давно, в школе их называли " жених и невеста". Не дразнили, а именно называли. Им обоим это льстило, хотя они были просто друзья, и ничего больше. Совместная подготовка в ВУЗ, чаепития у Нины. Благожелательность родных - жениться рано, но все-таки приятная пара - она красивая, тоненькая, изящная, он серьезный, интеллигентный, в роговых очках, всегда аккуратно одет. Они-то как раз готовы разбежаться - детство кончилось, первый курс института, ожидание настоящей любви. Но пока все-таки вместе - каток, обсуждение прочитанных книг и вот теперь - занятия в семинаре.
3
Москва, 1968 год, Дом дружбы.
Секретарь семинара Андрей Павлович Фоменко не без некоторого колебания принял Нину, студентку технического вуза. Но c первых минут разговора он почувствовал к девушке безотчетную симпатию. Подкупало и то что она пришла с другом, - была в этом некоторая гарантия того, что она - серьезная девушка и не займется проституцией. Проститутки и спекулянтки просачивались в Дом дружбы, несмотря на все заслоны, доставляя Андрею Павловичу немало неприятностей.
Часом позже Нина уже стояла в кругу своих новых знакомых. Двое из них сразу отнеслись к ней с интересом - хрупкий, начитанный Коля Ларионов и нагловатый, самоуверенный Ян Джибовский из Польши. С Колей был его друг Славочка из института Культуры. Славочка развлекал общество забавными историями, ввинчивая в свою речь в меру циничные, остроумные замечания. Поляк выглядел старше своих друзей. Одет он был модно, даже шикарно - фирменные, специально вытертые джинсы, небесно-голубой свитер, красиво обтягивающий его мускулистую фигуру.
Коля осторожно, по - юношески робко старался заинтересовать понравившуюся ему девушку. Он успел коснуться в разговоре нового фильма и спародировать нелюбимого болтуна-профессора. Славочка, предупреждая желание друга, встал так, чтобы Коля оказался как можно ближе к Нине. Ян, заметив этот маневр, усмехнулся. Он решил тоже пофлиртовать с девушкой. Умненького Колю Ян слегка презирал за "непрофессионализм"- оба они учились в МГИМО по специальности "международные отношения", и Ян был убежден, что из застенчивого, мечтательного Коли никогда не получится дельного дипломата. Коле больших усилий стоило сохранять уверенность и естественность в разговоре, преодолевая комплекс неполноценности, который всегда появлялся у него в общении с девушками, особенно в присутствии Яна.
Разговор закрутился вокруг прошедшей в Москве в Сокольниках выставки художников-авангардистов. Выставки подобного рода были для Москвы совершенно новым явлением.
-Ой, это шок! Я в таком восторге! Если не закроют, в воскресенье пойду снова. Но говорят, могут закрыть.
- А помните - тот темно-коричневый монстр в первом зале? Блеск! Почище Врубеля будет!
-Нет, монстр - это как раз ерунда!
Там был художник - Недбайло. Черт знает чем он пишет, что за краски такие! У него все такое объемное, выпуклое! А небо фосфоресцирует! Вот это да, здорово!
-У нас в институте была выставка этого Недбайло - сказала Нина.
-Да ты что? Он имел успех?
Новые друзья смотрели на нее с интересом. На бледном лице Нины загорелся румянец. Ей было приятно и страшно оказаться вдруг в центре внимания.
-Сначала все смотрели с равнодушным интересом, кому-то нравилось, кому-то не очень. Потом появляется сам Недбайло -совсем еще молодой парень, почти как мы... И вот он заявляет, что единственный гениальный художник в Советском Союзе - это он, а все остальные - полное дерьмо. Тут все стали возмущаться, спорить.
-Бенуа - гениальный художник. - заметил Слава.
-Не перебивай.
-Мы Сарьяна стали защищать. Про себя каждый, конечно, думает,- а может, этот Недбайло и правда гений, а мы все тут чего-то недопоняли. И тут Недбайло совсем нас ошарашил. Сарьян, говорит, - ничто, пустое место. Результат советской национальной политики. О нем бы никто и не услышал, если бы он не был армянином. Запахло скандалом. Прибежал наш секретарь комитета комсомола, начал орать на этого Недбайло.
- Выскочка! Если ты снова появишься в институте со своими картинами, я тебя собственноручно с лестницы спущу!
-Вот так они все и решают, - мрачно заметил Коля.
-Меня позавчера тоже затащили в эти ваши Сокольники, - сказал Джибовский.
-И как тебе наш авангард?
-У нас в Варшаве таких художников -пруд пруди! Если уж честно, что на меня действительно произвело впечатление - так это очередь,- ухмыльнулся Ян. - Столько жидов сразу, и все в шикарных дубленках! Я охренел. Я и не знал, что у вас в стране столько обеспеченных людей. Кстати, жид по-польски - это не ругательство, - пояснил он специально для Нины.
-Да, очередь та еще была. Битых три часа простояли.
-Ты все-таки скажи про выставку. Тебе что, совсем не понравилось?
-Ну почему же... Я даже хотел прикупить одну картину, но как раз она и не продавалась.
-Не продавалась! У советского студента денег хватает только на пиво и пирожки с капустой.
-У Недбайло тоже везде висели таблички "не продается". Я подумала, что он так хотел набить себе цену.
Ян неожиданно толкнул Колю в бок:
-Посмотри-ка на них. Сейчас будет представление!
Уравновешенный поляк даже во время самой занимательной беседы успевал замечать, что делается вокруг.
К столу Андрея Павловича подошел негр, - и не просто негр, а наследный принц небольшой африканской страны. В Москве полагали, что страна эта в ближайшем будущем встанет на путь некапиталистического развития.
-Вы обязательно должны выступить. К Вам прислушаются, - голос Андрея Павловича звучал вкрадчиво и настойчиво.
-Я ведь больше по части футбола, - молодой негр почесал свою курчавую голову.
-Вот, я думаю, как могло бы прозвучать Ваше выступление, - Андрей Павлович протянул отпечатанный на машинке листок.
-Сегодня этот номер не пройдет, - насмешливо заметил Коля, кивнув на дверь. - Посмотри кто пришел.
-А, Габриэль. Давненько он здесь не появлялся. Спускаемся в конференц-зал.
Они сели в последнем ряду. Ничего интересного Нина от конференции не ждала. Во время трех первых выступлений она отчаянно скучала, как, впрочем, и ее новые друзья, куда более искушенные в вопросах африканистики.
Потом ведущий торжественно объявил:
-Выступает президент марокканского землячества Фениш Габриэль.
-Президент? - удивилась Нина.
-В землячестве всего пятьдесят человек, - ревниво пояснил Коля. Аудитория, однако, разразилась громом аплодисментов.
На трибуну через зал направлялся хрупкий белокожий юноша лет 26. В черных волосах его отчетливо видна была широкая серебряная прядь очень ранней седины. Он улыбался ослепительной белозубой улыбкой и пожимал протянутые ему со всех сторон руки. На белоснежных манжетах его рубашки сверкнули золотые запонки.
-Почему он белый?
-Он вообще-то араб. Но в Марокко много смешанных браков.
-Как чисто говорит он по-русски!
-Он способный парень. Известный лидер международного коммунистического движения. Свободно владеет семью европейскими языками.
Ян искоса насмешливо смотрел на Колю, - ему было забавно, что Нина, пять минут назад увлеченная болтовней с Колькой, сейчас глаз не сводит с удивительного марокканца.
Сонная равнодушная атмосфера в зале сменилась оживлением. После своего выступления Габриэль продолжал незаметно, но довольно активно влиять на ход конференции. Он то останавливал выступавшего короткой и насмешливой репликой "регламент", то просил продлить чье-то выступление еще на пять минут.
-Ух ты черт! Ну вылитая обезьяна! - прошептал Коля.
На трибуну подпрыгивающей походкой поднимался наследный принц Судана Суртан Билонго. Он довольно складно прочитал речь, подготовленную для него Андреем Павловичем. Из зала посыпались вопросы. Принца они застали врасплох. Он пытался отвечать, путался, раздался смех. Принц растерянно оборачивался, ища поддержки. Андрей Павлович кивнул, и по его знаку объявили имя следующего оратора. В зале послышался ропот неодобрения.
-Прошу тишины. Впереди у нас еще много интересных выступлений.
-Выкрутился, собака, - беззлобно рассмеялся Ян.
Коля был явно разочарован.
-Как только начинается острая дискуссия, эта сволочь тут же ее гасит. Интересно, ему самому когда-нибудь хочется услышать живое слово?
-Ну ты даешь! Платят-то ему не за живые слова, а как раз за их отсутствие.
Конференция подходила к концу. Ведущий предложил заключительное слово африканской и советской стороне.
От африканцев выступал Фениш Габриэль. Его короткая, произнесенная без малейшего акцента заключительная речь была встречена аплодисментами.
За ним на трибуну поднялся Андрей Павлович, темноволосый, смуглый от загара. Он немного нервничал и дважды запнулся в своем выступлении.
-А кто, собственно, из них африканец? - спросил кто-то из только что подошедших товарищей.
Коля и Ян так и покатились от смеха. -Андрей Павлович тебе не нравится ? -спросила Нина у Яна.
-Стукач он и есть стукач, - пожал плечами Джибовский.
Нина в первый раз услышала это слово. Она хотела спросить у Яна, что оно означает, но ее отвлекли, и она забыла о своем вопросе.
После конференции был концерт художественной самодеятельности. Яну пришлось подняться в президиум, - его попросили быть конферансье. Он очень насмешил публику, объявив "Танец с саблями". Ошибка в ударении доставила слушателям куда больше удовольствия, чем игра на фортепьяно бледной еврейской девушки.
Потом негры, бренча на гитарах, пели свои африканские песни, а под конец Андрей Павлович исполнил украинскую народную песню "Черемшина", - у него оказался мощный красивый баритон. -Массовик-затейник - презрительно фыркнул Славочка. - Таких в глухие деревеньки посылают работать!
-Ты несправедлив. Мне из всего концерта больше всего понравилось его пение.
-А мне так ничего не понравилось, -буркнул Миша. -Поехали домой. - Он уже начал скучать и не понимал восторженного настроения своей подруги.
Нина всю неделю была весела, мурлыкала "Черемшину" и с нетерпением ждала нового собрания семинара.
В следующую среду Андрей Павлович попытался привлечь Нину к работе. Он попросил ее отпечатать небольшое письмо.
А в это время вокруг Яна уже собралась группа ребят и слышался смех.
-Я не умею, - попыталась уклониться Нина.
-Я Вас научу, - в голосе Андрея Павловича прозвучал приказ. Он усадил девушку за печатную машинку.
-Я уверен, что у Вас все прекрасно получится, - его рука легла на ее плечо, и Нина вдруг ощутила незнакомое волнение. Она взглянула на него и невольно отметила про себя, что он красивый мужчина.
-А вы уверены, что сумеете починить печатную машинку, если она сломается в моих неумелых руках? - лицо ее слегка порозовело, и голос сделался кокетливым.
-С ремонтом печатной машинки я как-нибудь справлюсь.
Нина напечатала письмо вкривь и вкось.
-Вот, пожалуйста! - она с вызовом протянула лист Андрею Павловичу. Пусть посмотрит, как она печатает! И пусть впредь не пристает к ней с поручениями, которые ей неприятны!
Андрей Павлович взял в руки письмо и ничего не сказал. Он наблюдал - в поведении девушки было что-то интригующее. Совсем не похожа на девицу легкого поведения, и все-таки играет с огнем.
4
В семинаре появилось объявление о предстоящей экскурсии в Ярославль. В списках экскурсантов Нина увидела имя Фениша Габриэля.
-Ух ты, и президент едет! Она прислонилась к стене, на ее лице застыла улыбка радостного помешательства.
Коля, Славочка и Миша тоже изъявили желание поехать. Ян от поездки отказался.
-Что я там забыл, в вашем Ярославле?
-Я внесу вас в предварительные списки. Не все русские студенты смогут поехать, количество мест в автобусе ограничено.
-Негры умрут от тоски, если мы не поедем, - Нина подсела к столу Андрея Павловича и смотрела на него глазами капризного, избалованного ребенка.
Андрей Павлович чуть заметно улыбнулся.
В гостинице в Ярославле Коля пригласил Нину в свой номер. Миша увязался за ней. Достали бутылку сухого вина. Настроение сделалось праздничным, приподнятым.
-Давайте позовем Габриэля.
-Отличная идея! Слав, и пригласи ту русскую девушку, Ира, кажется, ее зовут.
-С уродливыми девушками я не знакомлюсь, - отрезал Славочка.
-Ну не оставлять же ее одну с неграми!
Вначале разговор был общим. Были грубоватые шуточки Славы и замысловатые тосты Миши. Габриэля попросили рассказать о Марокко. Говорил он потрясающе,- с неподражаемым артистизмом, живым юмором, а восточный темперамент заряжал его речь особой, совершенно незнакомой Нине энергией. Он бесподобно изобразил своего короля Хасана Второго - как тот выступал по телевидению:
-Вот, я такой же простой человек, как и вы! На мне такая же простая рубашка, я такой же бедный гражданин нашей многострадальной страны!
Рассказ его прерывался взрывами смеха.
Когда он говорил о родном городе, темные глаза его сияли.
-Касабланка - это второй Париж! - вырвалось у него чересчур экзальтированная фраза. Нина улыбнулась его пылкости, - о городе Касабланка она никогда не слышала.
Она смотрела на Габриэля широко распахнутыми глазами. В нем причудливо сочетались серьезность и способность к бурному веселью, мудрость мужчины и юношеская страстность, искренность и озорное лукавство.
-У вас все так любят родину, Габриэль?
-Не знаю, я же не все.
-Когда я училась в школе, нам рекомендовали все сочинения о счастье начинать со слов; " Я счастлив, что живу в Советской стране" - задумчиво сказала Ира. - Даже если видишь счастье в дружбе или в любви...
-Удивительно, как даже такую хорошую идею, как патриотизм, можно довести до полного абсурда, - заметил Габриэль.
-Дернул же меня черт с умом и талантом родиться в нашей стране, - ерничал Слава. -Это из Гоголя. Прочти! -обратился он к Габриэлю. А впрочем, не читай, устарело уже.
Вскоре Габриэль снова завладел своей маленькой аудиторией. Славочка не пытался больше острить, молчали Миша и девушки, а впечатлительный Коля весь замер, жадно ловя каждое слово Габриэля.
Между тем Габриэль говорил весьма шокирующие вещи. Он рассказал анекдот про трех евреев.
-Абрам, где твой старший сын?
-В Польше.
-А что он там делает?
-Социализм строит.
-А где твой средний сын?
-В Советском Союзе.
-А что он там делает?
-Коммунизм строит.
-А где твой младший сын?
-В Израиле.
-А что он там делает?
-Социализм строит.
-Он что, дурак ? В собственной
стране?
Ирочка пришла в полный восторг.
-Прелесть какая! Обалдеть можно! Никогда не слышала таких анекдотов!
Славка глумился:
-Смотри, никому не рассказывай! А то тебя посадят.
Габриэль сказал, что уровень жизни в Советском Союзе его разочаровал.
-Но ведь советской власти всего 50 лет!
-Разве это мало, 50 лет?
А Коля все расспрашивал Габриэля - и про политику, и про компартию Марокко, и про то, как отнеслись другие страны к вводу советских войск в Чехословакию. Для тех, кто интересовался политикой, это была самая обсуждаемая новость. В лице Коли Габриэль нашел самого благодарного слушателя, достаточно осведомленного, но еще с совершенно гибким, восприимчивым ко всему новому умом. Никакая пропаганда на него не действовала, он все пропускал через призму своего разума.
Нина с каждым часом ощущала себя все более счастливой. Она ясно видела, что ее восторженное внимание вдохновляет Габриэля больше, чем неподдельный интерес Коли и других его собеседников. Ира тоже смотрела на Габриэля с обожанием, но его темные глаза все чаще встречались с зачарованным взглядом Нины.
В дверь их комнаты барабанили негры. Они требовали устроить совместный праздник. Если мужчины не желают, это их личное дело, а вот девушек они хотят видеть обязательно. У них, видите ли, будут танцы.
Дверь на минуту приоткрылась. Нина сказала, что танцевать они не хотят и уже собираются ложиться спать.
Славочка извлек откуда-то бутылку грузинского коньяка. Напиток был встречен бурей восторга. Смех звучал все громче, переходя в рев сумасшедшего веселья.
Неграм больше не открывали. Пришел Андрей Павлович, просил прекратить это безобразие.
-Какое безобразие? - невинный, ангельский взгляд, недоуменный голос. С трудом сдерживаемый смех. Андрей Павлович пробует объяснить, что негры всерьез недовольны. Они считают, что налицо расовая дискриминация. Ведь в комнате всего один африканец, да и тот белый.
-Поймите, это может быть неправильно истолковано.
Коля нахмурился.
- Негры пьяны. Поэтому мы не можем к ним присоединиться, а тем более отпустить девушек в их общество. Мы постараемся вести себя тихо и никого не раздражать.
Дверь за Андреем Павловичем закрылась. Попытались говорить тише.
Серьезные разговоры прерывались анекдотами, тишины никак не получалось. Андрей Павлович снова приходил, но все уже были слишком пьяны и слишком возбуждены.
-Вы не могли бы закрыть дверь с другой стороны? - нахально ухмыляясь, предложил Славочка. Взбешенный Андрей Павлович ушел, хлопнув дверью. С гордо поднятой головой и с мстительной усмешкой на губах.
-А чтоб он сдох,- сказала Ира с таким кротким выражением лица, что все невольно снова засмеялись.
-Предлагаю написать для него некролог!
-От нас ушел дорогой друг, - подхватил Слава.
-И крупный специалист в области африканистики Андрей Павлович Фоменко, - c едким сарказмом продолжил фразу Габриэль.
Перед ним услужливо положили ручку и листок бумаги.
-Имя его навсегда останется в сердцах тех, кто встал на путь некапиталистического развития.
-Но он так и не допел свою лебединую песню "Черемшина", - в последнее слово Габриэль вложил море яда. Ему зааплодировали. Еще несколько удачных реплик, и некролог был готов. Поставили подпись: "Группа товарищей."
-Я отпечатаю это и повешу на стенку в Доме дружбы - взвизгнула от предвкушаемого удовольствия Ирочка.
-Ну зачем же. Это документ исключительно для внутреннего пользования.
Спать разошлись в три часа ночи.
Утром веселье продолжилось. В автобусе был отдельный закуток без окон, куда и забилась вся компания. Никаких достопримечательностей они не видели, из автобуса выходить отказывались. Возле театра все-таки пришлось выйти - автобус уходил на заправку.
В театре Нина сидела возле Габриэля. На протяжении получаса все ее существо искрилось от источаемого обаяния. Она выложилась вся, и вдруг включился какой-то защитный механизм, предохраняющий от нервного перенапряжения, - в конце спектакля девушка заснула, уронив голову на плечо Габриэля.
-Устала? - Габриэль осторожно дотронулся до ее руки.
-Нас уже просят пройти в автобус.
-Какая я балда! Как я могла заснуть, когда такой замечательный человек сидит рядом?
-Я и сам немножко задремал.
-И все-таки удивительно! У меня и по ночам-то бывает бессонница.
-Бессонница? В неполные 18 лет? - удивился Габриэль.
-Ну, это не нервное. Это скорее поэтическое.
-А я уже готов был предложить помощь врача ( Габриэль учился на медицинском факультете Университета имени Патриса Лумумбы).
Нина чувствовала себя удивительно легко и свободно. Она шутила, улыбалась, кокетничала.
-А красивый город этот Ярославль?
-Он такой фиолетовый и в небоскребах.
-Ах, ты так. Я больше не поверю ни одному твоему слову, когда ты будешь рассказывать про свою Касабланку.
-Я не буду больше ничего рассказывать. Я ее тебе покажу.
-Покажешь?
-Приедешь в нашу маленькую келью в общежитии. Она вся, как чемодан туриста, в наклейках и открытках. А на открытках виды городов. Касабланка и вообще почти весь мир.
-И что же, можно вот так запросто заявиться к тебе в гости? - Это был голос Миши, услышавшего конец их разговора.
-Ну конечно, приезжайте. Я всегда рад гостям.
Когда Миша отошел, Габриэль повторил свое приглашение.
-Если хочешь, приезжай вместе с Мишей.
-Он мне не жених.
Габриэль с любопытством взглянул на нее и после секундного колебания написал на листке бумаги номер своей комнаты в общежитии. Будет ли это дружеская встреча или свидание, он пока не решил.
Автобус возвращался в Москву. Негры негромко запели свои протяжные песни.
-Давайте мы их переорем.
Компания грянула песню Визбора:
Сижу я как - то, братцы, с африканцем,
И он, представьте, мне и говорит:
В России, дескать, холодно купаться,
Поэтому здесь неприглядный вид.
А я говорю, мы делаем ракеты,
Перекрываем Енисей,
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей!
Андрей Павлович сидел на первом сидении автобуса, на его скулах нервно играли желваки. Он понимал - скандал в Москве обеспечен.
Автобус остановился на привокзальной площади. Нина попрощалась с Габриэлем.
-Надеюсь скоро увидеть тебя в Доме дружбы.
-Боюсь, мне не все там обрадуются.
Габриэль посмотрел ей вслед с улыбкой, которая тут же погасла. Он вспомнил свою возлюбленную, сероглазую колумбийку, которая по праву считалась одной из самых красивых девушек университета. Зал ревел и аплодисменты не смолкали, когда она танцевала на университетской сцене. Они встречались около года. А потом она закончила учебу и надеялась уехать с Габриэлем или остаться с Габриэлем в Москве. Она хотела стать его женой. Он оказался к этому не готов. Расставание их было сущим кошмаром. Потом были еще женщины. Последней была дама лет тридцати, очень темпераментная в постели и очень уравновешенная в обычной жизни. Он не ждал от нее непредсказуемых поступков. Но тем сильнее его влекла чистая, импульсивная юность.
5
Нина собралась в гости к Габриэлю. Она придумала, что ее визит будет как бы случайным. Будто бы у нее дела в общежитии, и вот она решила попутно забежать к нему.
-Входи!
Это краткое "Входи" прозвучало волнующе. Иногда эротическая магия проявляется в самых незначительных словах и жестах.
-Кофе или чай? Лучше кофе, да?
Габриэль достал электроплитку и турку. Нина уже успела осмотреть комнату. Две
кушетки, покрытые клетчатыми пледами, бежевые керамические чашки на столе. На одной стене - гитара с яркими лентами, на другой - большая марокканская шляпа, наподобие сомбреро. Две другие стены и внутренняя поверхность двери представляли собой сплошной пестрый ковер из открыток с видами бухт и причалов, залитых солнцем пляжей, стрельчатых соборов, новогодних неоновых витрин и ночных фейерверков.
-Ты побывал во всех этих чудесных местах? Она увидела фотографию с видом Нотр-Дам. -Ух ты! И в Париже тоже?
-Да, это мой привычный летний маршрут. На каникулы я еду домой и по пути дня на два останавливаюсь в Париже. Из Москвы ведь нет прямого рейса в Марокко.
Они сидели рядом, смотрели, как медленно поднимается кофейная пена. Руки их соприкасались, и Нина почувствовала, как электрический ток пробежал от его руки к ее. По комнате распространялся пьянящий запах крепкого бразильского кофе.
-Знаешь, я совершенно равнодушна к вкусу кофе. Но эти ароматы! Я просто их обожаю!
-Вот как? Тогда у меня есть для тебя сюрприз.
Габриэль достал ароматическую палочку и зажег ее. По комнате заклубился сладковатый дым, постепенно заполняя все пространство.
-Это наркотик?- оживилась Нина. Ей стало радостно и жутко. Впервые она услышала о существовании наркотиков недели две тому назад, там же, в Доме дружбы.
-Конечно же нет. Неужели ты допускаешь, что я мог угостить тебя наркотиком? Это сандаловое дерево. Совсем неопасно и даже целебно.