Три Хвоста : другие произведения.

Глава 8. Отпусти, чтобы поймать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава, в которой небесным лисам и девам предстоит множество тревог и один поцелуй:) Комментарии и оценки - в общий файл, пожалуйста:)


   Глава 8. Отпусти, чтобы поймать
  
   Дневник Тьян Ню
   "Я думаю, если бы Господь даровал людям умение летать, то мы бы избежали множества бед. А так нам, бескрылым, только и остается, что полагаться на удачу и здравый смысл, а в отсутствие того и другого -- на веру в чудо"
  
   Тайвань, Тайбэй, 2012
   Ин Юнчэн
  
   К ужину матушка расстаралась. Чего только не было на столе: и ветчина в меду, и угри в перечном соусе, и нарезанные соломкой побеги молодого бамбука, и тонкая, почти прозрачная лапша с овощами. Глядя на это изобилие, Ин Юнчэн даже как-то испугался. В его холостяцких апартаментах кухня по назначению использовалась от силы раза два в год, и от таких роскошеств он отвык.
   Но госпожа Ин его смущения не заметила - она явно пребывала в приподнятом настроении. Что-то напевая себе под нос, женщина ставила перед сыном все новые и новые кушанья. Вскоре Ин Юнчэн почувствовал, что если съест еще что-нибудь, то просто лопнет.
   Отец, приехавший домой незадолго до ужина, смотрел на это с веселой нежностью и многозначительно поводил в сторону парня бровью - давай, мол, налегай! Мужик ты или так, притворяешься?
   И Ин Юнчэн самоотверженно ел: опечалить матушку и стать мишенью для отцовских насмешек ему не хотелось. К тому же в их семье за ужином важных дел не обсуждали - а, судя по одухотворенным родительским лицам, допрос ему, наследнику семейного состояния, предстоял нешуточный. "Кто она? - словно звезды вспыхивали и гасли в глазах госпожи Ин вопросы. - Из какой семьи? Чем занимается? Как вы встретились?"
   Ни на один из этих вопросов Ин Юнчэну отвечать отчаянно не хотелось. По крайней мере, пока. Очень уж хорошо он помнил, какую опасную и неожиданную информацию обнаружил в попытках отыскать телефонный номер своей сбежавшей принцессы. Стоило ему лишь заикнуться о том, кто приходится отцом Сян Джи - и ссоры было б не избежать. В его семье имя этого человека если и произносили, то с холодным, сдержанным, негодующим неодобрением. А уж если откроется правда о том, как и где они с девушкой познакомились...
   Парень мрачно посмотрел на запечённого в соли цыпленка, прикидывая, справится ли еще с одной порцией - и в этот самый момент его отец отодвинул от себя тарелку, открыл бутыль с рисовым вином и внушительно откашлялся. Серьезный разговор официально начался.
   - Ну что, сын, - веско вопросил глава семьи, надуваясь от радости, - мать мне все рассказала. Когда же свадьба?
   Ин Юнчэн оцепенел.
   - Свадьба?
   - Поначалу, знамо дело, девушку свою нам покажешь, а мы, значит, поглядим, что за птичка нашему Юнчэну сердце склевала, - поблескивая глазами, сообщил отец. - Но ты у нас парень толковый, так что я тебя неволить не буду, даже если она из простых окажется. Мы-то ведь и сами не князья, а, мать?
   "Как же, из простых! - внутренне заскрипел зубами неожиданно угодивший в ловушку Ин Юнчэн. - Если бы! Мечты, мечты!"
   - Зовут-то ее как? - подался вперед довольный родитель. - Эх, давно тебя обженить надо было, мы с матерью сколько лет и так, и сяк прикидывали, а ты ж вон и сам ловок оказался!
   - И так, и сяк? - чувствуя себя попугаем, повторил парень.
   - В прошлый раз, - налив себе вина, прогудел хозяин дома, чуть помрачнев, - что уж там таить, нехорошую мы тебе пару выбрали. Да и не только тебе...
   Госпожа Ин чуть опустила глаза, и на несколько мгновений за столом воцарилась тишина - хоть со смерти младшей дочери прошло уже десять лет, горевали по ней в семье все так же сильно. Но долго молчать отец не стал - в один присест осушив чашечку с вином, он почти сразу же радостно заулыбался.
   - Вот и ждали мы, - хлопнув широкой ладонью по столу, возликовал патриарх, - пока ты сам сподобишься! Погулять-то ведь мужчине надобно, но всему свое время. Но дождались же! Эх!
   - Папа, - осторожно вмешался Ин Юнчэн, - постой, эээ, но...
   - Влюбился! - не слушая его, воскликнул отец и поднялся из-за стола. - Хо-хо-хо! Вот же праздник, а, мать?
   Госпожа Ин улыбнулась смущенно, как девочка, и счастливыми глазами глянула на сына. Ин Юнчэн открыл и сразу же закрыл рот. Сказать ему было нечего.
   - В выходные чтоб нам на показ привел красавицу свою! Она красавица ведь, а? - удаляясь в направлении веранды, приказал глава семьи. - А потом и думать нечего - женитесь! Чего со свадьбой тянуть, раз ты кого себе по душе нашел. А там, глядишь, и внучата пойдут! В выходные, ты меня слышишь, Юнчэн?
   Парень неверящим взглядом проводил отца. Когда его шаги и громоподобное "хо-хо-хо" утихли, Ин Юнчэн повернулся к матушке. Она сидела, аккуратно сложив на коленях руки.
   - Мы так ждали, сын, - дрогнувшим голосом прошептала женщина. - После того, как девочка наша... после того, как она... ты один ведь у нас остался. И вот теперь такое счастье! Прав отец - приводи любимую свою, мы уж ее не обидим. Да?
И тут Ин Юнчэн понял две вещи. Первая - надо бежать. Вторая - бежать некуда. И поэтому к выходным надо будет ему представить родителям "птичку, что склевала его сердце". Говорил же Конфуций - даже если вы раздосадованы в душе, родителям недовольства своего не выказывайте. Чтобы там ни говорили о нем друзья, враги и случайные любовницы, сыном он был почтительным.
   "Вот же черт", - только и подумал Ин Юнчэн, улыбаясь матери в ответ.
  
   Сян Джи
  
   Что-то с Кан Сяолуном было не так, но что именно - Сян Джи понять не могла и поэтому сама на себя немного сердилась. В интуицию и предчувствия она решительно не верила, слишком уж были это вещи эфемерные, недоказуемые. Ну и правда - какой разумный человек, например, всерьез решит отложить важную встречу, потому что "сердце ему так подсказало"? Что за глупости!
   Спокойная практичность и взвешенный подход к проблемам и сложностям - вот что всегда казалось девушке самой правильной жизненной стратегией. Но теперь, когда бабушкин дневник превратил ее существование в бесконечную череду недомолвок, тайн - и храни предки! - странностей, Сян Джи приходилось признать - не всё способна объяснить логика.
   Поэтому доверять или нет собственным опасениям относительно Кан Сяолуна, девушка не знала. В один момент при взгляде на него ей хотелось отскочить в сторону и зашипеть, как кошке, повстречавшейся на узкой тропинке с охотничьим псом. В другой - зачарованно улыбнуться и согласиться со всем, что он скажет, даже зная, что в его мягких, плавных словах, как змея в высокой траве, притаилась ложь.
   - Есть люди, - как-то раз сказала ей почтенная Тьян Ню, глядя куда-то вдаль, - которые приходят в этот мир, чтобы губить души. Не сгоряча, в бою, драке или ссоре, о нет. Оружие таких - тишина и наветы, предательства и интриги. Тигра, - тут бабушка чуть заметно улыбнулась, - можно укротить. Паука - нет.
   Отчего именно сейчас вспомнились ей бабушкины слова, Сян Джи решила не раздумывать, потому что в голову невольно лезли совсем уж странные догадки. Что бы, интересно, сказал ей утонченный племянник профессора Кана, если б она поинтересовалась, не демон ли он какой или дух, из древнего Китая перебравшийся на жительство и работу в Тайвань?
   Мысль эта заставила ее прыснуть, и Кан Сяолун, до этого момента рассматривающий сквозь увеличительное стекло лежащую на темном бархате рыбку, поднял голову. Глаза его, большие и бесстрастные, казалось, впитывали в себя свет, становясь все темнее.
   - Госпожа Сян Джи, - поплыл, извиваясь в воздухе, его голос, - что-то показалось вам смешным в моих действиях?
   Девушка заставила себя улыбнуться и поерзала в кресле, куда усадил ее профессорский племянник перед тем, как приняться за изучением бабушкиного подарка.
   Странный человек... мужчина. Странный, непонятный. Опасный.
   - Что вы, - стараясь держать собственный голос под контролем, возразила она. - Поверьте, в вас нет ничего, способного рассмешить меня или позабавить.
   - Хммм, - губы его чуть сжались, - интересный ответ. Вы не доверяете мне, не так ли?
   Сян Джи не сдержалась - вздрогнула, и профессорский племянник медленно, словно наслаждаясь рассыпавшейся по комнате неловкой тишиной, опустил ресницы. Девушка нервно вздохнула. Ей показалась - или во взгляде его и правда блеснула снисходительная, ленивая насмешка?
   Сама не замечая, что делает, Сян Джи вцепилась свободной рукой в свое запястье. В кабинете профессора Кана царило мягкое сумеречье - комната, полная древностей, старых книг и свитков, словно бы не позволяла солнечным лучам разогнать, развеять тени. Все вокруг напоминало о времени и его быстротечности, и сам Кан Сяолун с лицом, будто вырезанным из светлого нефрита, вдруг показался девушке не существом из плоти и крови, а статуей, которую века назад выточил из камня охваченный божественным безумием скульптор.
   - Интересный вопрос, - выталкивая воздух из вмиг пересохшего горла, отозвалась она. - Я слишком плохо знаю вас, чтобы ответить на него, и не имею привычки доверять первым впечатлениям.
   Кан Сяолун прикоснулся кончиками пальцев к своей щеке.
   - А вы нравитесь мне, - с той же пугающей прямолинейностью, в самой простоте которой чувствовалось двойное дно, обман и тихая, бездонная тьма, промолвил он. - Как раз потому, что я не нравлюсь вам. Но первые впечатления, как вы верно заметили, могут быть обманчивыми.
   Сян Джи мигнула. И как это следовало понимать? Оскорбил ли он ее сейчас или признался в симпатии? Как... как Как Сяолун сумел исказить ее собственные слова таким вот образом? "Играет, - подумала вдруг девушка, - он играет со мной. Смотрит. Наблюдает".
   - Я рада, что мы с вами согласились по этому вопросу, - настороженно подбираясь, проворковала она. - Но, возвращаясь к моей рыбке?..
   - Рыбка, - на одно мгновение лицо профессорского племянника как-то заострилось, потеряло свою изящную, холеную красоту. - О. Она настоящая.
   - Вы хотите сказать - старинная? - холодея, уточнила Сян Джи.
   - Я хочу сказать - древняя, - последовал ответ. - Вы знаете, что такое время? Не секунды, которые отсчитывают стрелки на ваших часах, госпожа Сян Джи, не минуты и даже не годы - а века, канувшие в безвестность, в никуда, проглоченные тьмой? Эта рыбка - время.
   Сян Джи ошеломленно застыла. В первый раз за их встречу с лица Кан Сяолуна сползла маска спокойного, терпеливого безразличия, в голосе зазвенела настоящая страсть, и он весь будто засиял. На ровной и гладкой коже его затрепетал румянец, глаза заблестели. Если раньше профессорский племянник казался девушке просто красивым, то теперь в облике его появилось что-то поистине потустороннее.
   Сян Джи судорожно вздохнула. Слова Кан Сяолуна о том, что рыбка и вправду была создана много века назад, подтверждали написанное в бабушкином дневнике. Значит, почтенная Тьян Ню на самом деле побывала в прошлом! Она была знакома с Лю Дзи, тем самым мятежником, о котором Сян Джи читала в школе в книгах по истории, будущим императором, основателем новой династии! И не только с ним. С Сян Юном тоже - с Верховным правителем Западного Чу!
   Девушке внезапно стало страшно - по-настоящему страшно. Такое неизбывной, дремучей жутью повеяло вдруг на нее от маленькой терракотовой рыбки, что она не удержалась - схватилась рукой за горло, пытаясь удержать вскрик.
   Кан Сяолун смотрел на нее, не отрываясь.
   - Я вижу, - наконец произнес он своим прежним, размеренным и мелодичным, голосом, - что вы понимаете.
   - Д-да, - едва выговорила девушка.
   - Вы хотите продать рыбку? - неожиданно спросил племянник профессора. - Она не имеет цены - есть вещи, стоимость которых не поддается счету. Но, думаю, за нее вы получите...
   - Ни в коем случае, - вскочила с кресла Сян Джи, гневно сжав губы. - Ни за что! Я хочу узнать о ней больше, понять, как получилось, что Тьян Ню оказалась... то есть, мне нужна информация. Эта рыбка не будет выставлена на продажу.
   Договорить она не успела: Кан Сяолун внезапно отошел от стола, где под ярким светом лампы изгибалась терракотовое, заключенное в камень время. В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, он почти вплотную приблизился к Сян Джи. Теперь в нем не было ничего томного или изнеженного - только свитая в кольца стремительная, холодная сила.
   - Позвольте помочь вам, - то ли прошипел, то ли прошептал он. - Мой уважаемый дядя будет отсутствовать как минимум неделю, так примите мою помощь взамен. Я хочу помочь вам. Я должен.
   Сян Джи отшатнулась было, но племянник профессора не позволил ей отойти. Крепко, но осторожно он удержал ее за руку, и девушка почувствовала, что в этот раз Кан Сяолун не лжет.
   - Позвольте, - не попросил - приказал он, и Сян Джи сдалась.
   - Хорошо, - выдохнула она. - Помогите мне, господин Кан.
  
   Империя Цинь, 2008 год до н.э.
  
   Татьяна
  
   С вершины скалы открывался потрясающий вид на окрестности. Он стоил того, чтобы потратить час на подъем по каменной лестнице с веревочными перилами. Но если не торопиться, останавливаться и попутно собирать лекарственные травы в бамбуковую корзинку, то время пролетит незаметно и ноги не устанут. В скальном храме китайской богини христианка Татьяна чувствовала себя почти как дома, так здесь было тихо и спокойно. Ни бесконечного чириканья китаянок, ни...
   - Что, прячешься от героя?
   Даос материализовался из золотистого сияния и завис в воздухе, словно бы насмехаясь над силой земного притяжения.
   - Как вы это делаете, дедушка Линь Фу? - в который раз поразилась Таня.
   - Духовные силы человека вообще-то безграничны, дитя, - снова отмахнулся от вопроса Колобок. - Ты мне лучше скажи, почему опять сбежала от генерала Сян Юна? Он сейчас слабее котенка, чтобы приставать. Да и не станет он, - рассуждал даос, наворачивая плавные круги вокруг алтаря Нюйвы, точно гигантский шмель. - Боишься его? Зря. Пальцем не тронет. Прочем никогда, будь уверена. Так в чем же дело? Не люб?
   - Дедушка, - вспыхнула небесная дева. - Ты как будто сватаешь меня за этого человека. Я его не знаю совсем, чтобы любить или не любить.
   - Чепуха! - фыркнул Линь Фу, перевернулся и поплыл уже на спине. - Любовь как и огонь разгорается либо от вспышки, либо от трения. Он-то уже вспыхнул, а значит тебе потребуется второе.
   И хитрый старикашка с хихиканьем показал какого рода трение подразумевает.
   - Ах ты! - взвилась Таня.
   - Не трожь священные статуэтки! - строго предупредил даос, спикировав на потенциальную осквернительницу. - Я жизнь прожил, дурного не посоветую. И всегда говорю правду.
   - А можно и мне полетать? - девушка решила отвлечь Колобка от неудобного разговора. - Я тоже хочу. Ну, пожалуйста!
   Но не тут-то было.
   - Только, если спустишься вниз и посидишь вечерок-другой с нашим Сян Юном, - отрезал даос.
   Не то чтобы древнекитайский генерал Татьяне так уж не нравился. Даже наоборот. Он был милый, уместно и тонко шутил, знал множество забавных историй и хорошо пел. Сразу видно, аристократ. Но воспоминания о том, что этот длинноволосый красавчик совсем недавно натворил в Фаньюе не давали почувствовать расположение. Этот человек убивал так же легко, как дышал.
   Война никого не делает лучше, она калечит добрых, губит милосердных, не щадит беззащитных, а превозносит только жестоких. Вчерашние галантные кавалеры и желанные гости в домах, где есть девушки на выдане, любители поэзии и душки, уже через год-два творили невиданные зверства со своими же соотечественниками и единоверцами. Таню теперь не проведешь, она знала, что таится за выправкой и манерами. К тому же, кто сказал, что она не собирается вернуться в свое время? Очень даже собирается.
   Что-то в этом духе она попыталась объяснить дедушке Линь Фу. Умолчала она лишь про то, что написано будет спустя несколько веков великим Сыма Цянем про сильного, но жестокого князя из царства Чу. Верно сказано в книге Экклесиаста "Во многом знании -- многие печали".
   - Мда? - даос завис вверх ногами так, чтобы его глаза-щелочки находилось прямо напротив Таниных. - И как ты собираешься вернуться к себе... туда... к своим извергам и чудовищам с огнедышащими палками, а?
   - С помощью рыбок, - неуверенно промямлила девушка.
   - И где же они?
   Вопрос был непраздным, но просто так Татьяна сдаваться не хотела.
   - А причем здесь Сян Юн?
   - А при том, что найти печать... то есть, рыбок, конечно, и твою сестру-лису можно лишь с помощью сильного и влиятельного человека. Сян Юн сделает для тебя всё, что попросишь. Ну как? Убедил я тебя?
   - Даже не знаю... - заколебалась Таня.
   - Зато я знаю! - воскликнул даос и, крепко подхватив девушку обеими руками под грудью, вылетел вместе с ней через арку наружу.
   Сначала они взмыли круто вверх, потом под аккомпанемент оглушительного визга небесной девы прошлись над верхушками деревьев на бреющем полете. И принялись кружить над деревней.
   - Хохохо! - смеялся Ли Линь Фу. - Да не визжи! Ты ж сама хотела летать! А то уроню.
   Таня тут же притихла, от греха подальше.
   - Вот и умничка, - шепнул ей на ухо даос. - А Сян Юн наш сейчас видит только тебя, парящую в небесах, словно птица. Это я работаю на твой образ не покладая рук. Цени малявка.
  
   Сян Юн
  
   Сян Юн сумел кое-как доковылять до двери и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за Тьян Ню. Пожалуй, один её вид исцелял раны быстрее, чем все настойки всех лекарей мира. Так что оправдание у генерала имелось железное: он не просто пялился на небесную деву, а усиленно лечился, чтобы поскорее выздороветь, тем самым избавив доброго хозяина от своего присутствия и связанных с ним неудобств. Нет, Юн и в самом деле торопился с поправкой. Его ведь ищут, дядя, небось, землю носом роет, а потому зол, как тысяча злобных демонов. Печенки уже всему окружению проел и за сердца принялся. Опять же, оставлять дядюшку наедине с собственными замыслами весьма и весьма опасно. Надо возвращаться, и чем скорее, тем лучше.
   - Что вы здесь делаете, генерал? Вам нужно лежать, - как всегда строго спросила Тьян Ню.
   - Сижу, как побитый пес, отлежавший себе все бока, - улыбнулся Юн. - А вы почему не летаете в поднебесье, словно юный стриж? Ветер слишком холодный?
   - Вернитесь в дом, пожалуйста. Я позову слуг.
   И убежала легонько касаясь подошвами тряпочных туфелек пола. Это создание умело не только исцелять взглядом, но и убивать наповал недовольством плотно сжатых губ.
   - Ну вот! - вознегодовал генерал, тряхнув головой точь-в-точь как его Серый, укушенный оводом, и прокричал вслед девушке. - Что я такого сказал, а? Почему вы злитесь?
   Разумеется, досталось ни в чем не повинному слуге, на котором Юн согнал злость.
   - Я не калека, чтобы водить меня под руку! - заорал он и оттолкнул паренька. Был бы меч под рукой точно зарубил бы, как случалось не единожды.
   - Но госпожа сказала...
   - Вот пусть меня госпожа и водит! Пошел вон! Убирайся!
   Гнал прочь потому что знал, за ним водится нехорошая привычка выйти из себя до такой степени, что станет плевать на едва затянувшиеся тоненькой кожей швы. Но на тюфяк свой все-таки отполз -- на коленях, опираясь на одну руку, бормоча под нос проклятья.
   - С таким хреновым характером ты, генерал Сян Юн, однажды на врачах разоришься, - задумчиво молвил Ли Линь Фу. Он-то прийти на помощь упрямцу совсем не торопился. - А там чего доброго и могильщику дашь подзаработать.
   - Как мой конь поживает, даос? - проскрипел Юн, с трудом разжимая челюсти от боли.
   - Лучше тебя, это уж точно. Он вообще парень отличный, в отличие от... Не орет, не ругается, знай, хрустит овсом и на нашу деревенскую Малышку не посягает даже в мыслях.
   - Откуда тебе знать, что у Серого на уме?
   - Неоткуда, - хохотнул даос, демонстративно отхлебывая прямо из кувшина какого-то ароматного поила. - Зато я точно знаю, что на уме у тебя, генерал.
   Линь Фу присел на корточки возле ложа раненого, но так, чтобы тот не смог дотянуться до него рукой. Снова демонстративно выпил, затем с чавканьем закусил лепешкой и сказал серьезным тоном:
   - Мне её Лю Дзи привез, ему я её и отдам. Он, к слову-то, хоть и простого рода, а мужчина поприятней тебя будет - и в обращении, и в поведении.
   Сян Юн запыхтел, наливаясь, словно слива терпким соком, ревнивым бешенством. Но говорить ничего не стал, удержался.
   - О! Правильно сделал, - одобрил тактику даос. - И даже не думай небесную деву умыкнуть, как тебе, надо думать, очень хочется. Отдыхай, генерал, дыши через нос, чтобы соки не нутряные понапрасну не бурлили.
   И ушел, старый гад, глумливо похохатывая. "Ну, ничего-ничего, еще сочтемся", - мстительно подумалось Сян Юну, но он вовремя напомнил себе, что в эту деревню так просто никто попасть не может, только по воле Нюйвы или же самого Ли Линь Фу.
   И если до сих пор лохматую голову чусца мысль о том, чтобы украсть Тьян Ню, даже не посещала ни разу, то теперь она стала главной и основной, а главное -- целебной, точно персики бессмертных из садов богини Западного неба Сиванму.
  
   Тьян Ню
  
   Необходимость прятаться от генерала в горном храме у Татьяны отпала как-то сама собой. Сян Юн вдруг сделался шелковым и почти незаметным. Верно, дедушка Линь Фу устроил пылкому поклоннику Небесных дев преизрядную взбучку. Так считали и остальные поселяне, которым раненый аристократ тоже не слишком нравился. От буйных вояк всегда одни неприятности простым людям, а неровен час по его персону явятся соратники-сторонники и еще неведомо как себя поведут. Потому лечили изо всех сил и кормили как на убой. "Вот-вот, - мысленно соглашалась она с китайцами. - Пусть уезжает поскорее. А то еще устроит тут то же самое, что в Фанъюе". Нет, она, конечно, была благодарна Сян Юну за вызволение Люсеньки из клетки, но доверять ему не спешила. А присмиревший головорез, словно верхним чутьем почуял её неуверенность, и сделался паинькой. Безропотно принимал горькие снадобья дедушки Линь Фу, с лестью и комплиментами не лез и очень красиво играл вечерами на бамбуковой флейте. Ночь в горах наступала быстро. Едва пряталось за горизонт солнце, как из темных ущелий выпрыгивали лиловые сумерки, стремительно пожирая всё вокруг. И только крошечные огоньки в бумажных коробочках выдавали, где среди деревьев прячутся деревенские хижины. Сян Юн, укрытый плащом из собственных волос, беззаботно выводил прихотливую мелодию, даос возлежал на циновке, потягивал винцо и подпевал:
   - Есть на свете белом красавица, с первой встречи запала в память мне, без неё пред очами мне хватит дня-а... неизбывной тоскою сойти с ума.
   Таня слушала и думала о Люсе, которая и есть самая настоящая красавица. Где она? Что с ней? А главное -- кто с ней сейчас? Впервые за столько лет оказавшись без старшей сестры рядом, без её поддержки, решительности и острого словца наготове, она не на шутку затосковала. Совсем как тогда, в 17-ом году, когда их тайком развезли- Таню на дачу, Люду к деревенской родне - подальше от кровавой вакханалии, царившей в революционном Петрограде. Потом Татьяна вернулась к умирающему отцу. Возможно, вместе с Люсей, с её энергией и пробивными способностями, они бы выходили папочку. Но не сложилось, не вышло...
   На самом жалобном пассаже Линь Фу, сделав могучий глоток, икнул и перевернулся со спины на бок.
   - А сыграй-ка что-нибудь пободрее, благородный господин Сян. Наша Тьян Ню заскучала, поди. В Небесном дворце у Яшмового Владыки прекрасные девы на цынях что-то веселое играют. Правильно я говорю?
   Таня отрешенно кивнула.
   - Хотя я думаю там в чести нравоучительные песни. - рассуждал приставучий Колобок. - Небесные дева настолько чисты, почтенны и горды собой, что благонравность у них из под пальцев сыплется, а кое-что и до людей долетает.
   Генерал безропотно сменил тональность. Мол, как пожелаете.
   - Вот! То что надо! Красота.
   В лунном свете белоснежные волосы Линь Фу сияли, точно серебряные -- и растрепанная гулька на макушке, и реденькая бороденка, и даже усики, делавшие его похожим на кота. Круглое лицо даоса выражало прямо-таки неземное блаженство.
   Напротив, Сян Юн весь притаился в тени занавесив лицо прядями волос. Как будто что-то задумал.
   - А если бы юная госпожа еще и станцевала... - не отставал Линь Фу.
   "Еще чего не хватало!" - подумала Таня. Во-первых, она не умела, а во-вторых, никто не даст гарантии, что Сян Юн не воспримет её танцы, как попытку его соблазнить и тут же радостно соблазнится. И вежливо, но твердо отказалась.
   - Я ж говорю, Небесные девы так благонравны, - с притворной горечью вздохнул даос. И музицирование продолжилось.
   Одним словом, странный получился вечер. Ночь выдалась душная. А на рассвете Татьяна проснулась от лошадиного фырканья за раздвижной деревянной стенкой. В деревне было всего две лошади, но из стоила мог выбраться только генеральский Серый, такой же своевольный как его хозяин. Чтобы злонамеренно влезть в чужой огород.
   - Серый, как тебе не стыдно, - прошептала девушка. - Погоди, вот я сейчас тебя отведу обратно.
   Она наскоро оделась и вышла за порог. Туман, густой и белый, заполнил всю долину до самых краев, точно парное молоко - глиняную миску. Вытянешь руку и собственных пальцев не видать.
   - Серый, - позвала она, беспомощно озираясь по сторонам. - Иди сюда, безобразник. Иди, я тебе хлебушка дам.
   И тихонько присвистнула. Будить дедушку Линь Фу она не хотела, но, если конь снова потравит огород, выйдет скандал.
   Где-то за туманом Серый резко всхрапнул, словно получил шенкелей, и побежал навстречу. "Проголодался, навер..." - только и успела подумать Таня, прежде чем сильные руки всадника подхватили её прямо на скаку. Девушка даже закричать не успела, как оказалась завернутой в плащи и прижатой к груди наездника.
   - Прости, Тьян Ню, но со старым пьяницей ты как-нибудь в другой раз попрощаешься, - весело прошептал ей на ухо Сян Юн. И пришпорил Серого.
  
   Люси
  
   Утро вечера, безусловно, мудренее, но придумали эту поговорку явно не в древнем Китае. За ночь командир Лю не оттаял, а наоборот, стал еще сдержанней, вежливей и отстраненней. С небесной лисицей он говорил, только когда она к нему обращалась, причем продолжал именовать и ее, и себя в третьем лице, и не уставал напоминать о собственной "ничтожности". К тому времени, как они покончили с немудреным завтраком (мятежник умудрился приготовить еду, не разбудив Людмилу), у девушки от фраз "жалкий крестьянин осмеливается испытать терпение госпожи небесной лисицы смиреннейшей просьбой", "если небесная госпожа соблаговолит снизойти к покорнейшей просьбе ничтожного смерда" и "этот непочтительный простолюдин заслуживает смерти за свою дерзость" уже скулы сводило. Она всерьез подумывала, а не наградить ли ей увесистым пинком эту согнутую в низком поклоне спину? Китаец определенно издевался, потому что если нет... На этом мысль Люси останавливалась, вернее, она сама себя обрывала.
   Не могла же она и впрямь настолько сильно его оскорбить? А главное - непонятно, чем!
   Впрочем, помучившись немного догадками, девушка решила, что странное поведение спутника не стоит ее беспокойства. Ну, охота ему дурью маяться - пусть! Ишь, каким неприступным утесом высится! И даже взгляда лишнего в ее сторону не бросит, а если и глянет, так словно небесная лисица вдруг стала прозрачной.
   И все-таки резкая перемена в настроении мятежника Лю ее не тревожила даже - задевала. Почему-то жаль было, что его застывшее лицо не озаряется лукавой ухмылкой, разом превращавшей сурового повстанца в славного симпатичного парня.
   "Да ты сдурела, коза! - одернула сама себя Люся, вдруг испугавшись этих мыслей. - Нашла на кого заглядываться, овца ты тяньшаньская! На гопника узкоглазого! Да он же помер за две тыщи лет до твоего рождения, дурында!"
   Ругань, даже мысленная, отрезвила девушку, но если бы командир Лю надумал улыбнуться... К счастью, не надумал. Наоборот, насупил черные брови и, указав на Верного, молвил:
   - Соблаговолит ли благородная госпожа снизойти до этого жалкого одра?
   Это было уже слишком. Люся прищурилась и огрызнулась:
   - Ладно, ты сам дурак, на всю голову тронутый, но коня-то не позорь! Хочешь дальше выделываться - воля твоя, но жеребца обижать не позволю! Он всяко поумней хозяина будет.
   Верный тряхнул гривой и пристукнул копытом, словно соглашался.
   У Лю Дзи в глазах промелькнуло что-то этакое, непонятное, но от своего решения он не отступил. Склонился, подставил скрещенные руки и предложил:
   - Пожалуйста.
   Дескать, залезай, лисица-сестрица.
   - А ты?
   - Этот простолюдин не настолько неотесан, чтобы предложить небесной госпоже ехать с ним на одном коне, - отрезал командир Лю голосом отнюдь не смиренным. - Жалкий крестьянин поведет жеребца в поводу.
   - И мы до той горы через месяц доберемся! - взвыла Людмила, теряя всякое терпение. - Спятил? Или тебе не надо... что там тебе надо? Воевать? Восставать?
   Повстанец ответил равнодушным пожатием плеч, мол, правила приличия - превыше всего. Но Люся вдруг почувствовала себя настоящей хулидзын - властной, коварной и бесстыжей. И приказала тоном, не подразумевающим возражений:
   - Мы поедем на одном коне. Я - спереди, ты - сзади. Я всё сказала.
   И протянула ему сверток со своими невеликими пожитками, чтобы приторочил к седлу. А потом, не дожидаясь помощи и демонстративно игнорируя подставленные ладони, сама взгромоздилась на Верного, усевшись впереди седла по-дамски, боком. Перспектива отбить и стереть себе всё за несколько часов скачки по горам и долам ее совершенно не прельщала.
   Люся даже не заметила, как невозмутимый Лю Дзи вспрыгнул в седло позади нее. И тем паче невдомек ей было, что когда он протянул руки, чтобы подхватить повод, не был командир Лю ни равнодушным, ни невозмутимым. Это только самозваной хулидзын казалось, что, даже сидя с нею на одном коне, мятежник остается холодным и отстраненным, словно не три шага даже между ними, а три версты. Или, по китайским меркам - шесть ли.
   А путь до горы, где в храме Матушки Нюй Ва ждала сестру Татьяна, был еще ой как долог...
  
   Татьяна
  
   Сколько продлилась скачка неизвестно. Хватка у Сян Юна была железная, плащ закрывал обзор, и Тане не то что сопротивляться, ей даже вдохнуть лишний раз было сложно. Оставалось дожидаться, когда Серый остановится. Ведь не могло же бедное животное нестись галопом столько времени. Наконец-то галоп перешел в рысь, а затем в шаг, и тут уж Таня пошла в атаку. Улучив момент, когда генерал ослабил руку, девушка умудрилась извернуться и впиться зубами в предплечье Сян Юну. Кусала нешуточно, со всей силы, точно цепная псина. Мужчина от неожиданности вскрикнул, дернулся и Татьяна в миг змеей сползла на землю. Хотела было броситься бежать назад по дороге, но генерал заступил дорогу.
   - Fils de pute! /сукин сын/ - не помня себя закричала Таня в прямо лицо похитителю. - Ta mere la pute! (твоя мать шалава) Encule! (урод)
   В момент наивысшего душевного смятения она всегда переходила на французский. Гимназическая привычка брала вверх и с языка срывались гортанные слова, вызубренные из соображений юношеского протеста против самоуправства взрослых.
   Китаец глядел на девушку сверху вниз своими черными бесстыжими глазами и молчал, точно терпеливо ждал, когда пленница одумается и начнет наконец-то радоваться своем "счастью".
   - Le con! - взвизгнула Татьяна и со всего маху влепила Сян Юну звонкую пощечину.
   Ничего подобного генерал, видимо, в жизни своей не испытывал. В его мире женщина никогда не посмела бы ударить мужчину-аристократа.
   Следующий замах генерал перехватил на полдороге от своей щеки. И еще один, только с другой стороны -- тоже. В конце концов, он был воином и с раннего детства учился отражать нападение и отводить удар меча.
   - Что ты такое сказала и почему дерешься? - с интересом спросил он. Без всякой злости. Словно решил полюбопытствовать новым видом кузнечика или бабочки. Исследователь чертов!
   - Потому что ты похитил меня, скотина, - прошипела Татьяна. - Украл меня, понимаешь? Словно я вещь!
   - Ты же сама хотела встретиться с сестрой, с хулицзын, - с притворной улыбочкой заявил Сян Юн. - Думаешь, она сама тебя найдет?
   - Её братец Лю Дзи отыщет, он мне обещал! - воскликнула Татьяна, обиженная из-за такого несерьезного отношения к её правам. И попыталась пнуть негодяя по лодыжке, точно хулиганка.
   Зря она напомнила о предводителе мятежников, но было поздно. На скулах древнекитайского генерала заиграли желваки, меж бровями прорезалась гневная складка, а глаза налились дурной кровью.
   - Соскучилась, значит, по братцу Лю? - спросил он почти беззвучно, одними губами. И сделал шаг вперед. Ближайшая цель читалась прямо по лицу Сян Юна, не нужно быть ясновидцем. Сейчас этот зверь в человечьем обличье повалит на землю, разорвет одежду и...
   Утробный страх, зародившийся где-то в низу живота, парализовал Таню. Животный инстинкт истошно кричал "Беги!", но её ноги стали вдруг совершенно ватные. Она уже видела себя лежащей на земле, под озверевшим от похоти мужиком, растерзанной, растоптанной, уничтоженной. И душа её, стремясь сберечь себя от разрушения, удивительным образом отделилась от тела, маленькой птичкой взлетела повыше, и уже оттуда стала наблюдать, как Сян Юн придвинулся вплотную, схватился за отвороты ханьфу, собираясь одним движением сдернуть с плеч.
  
   Горячие и твердые, точно раскаленные гвозди, пальцы Сян Юна коснулись обнаженной кожи на шее девушки. Словно он тавро ставил, клеймил собственность, так было больно. Но эта боль неожиданно отрезвила.
   - Прокляну, - шепотом сказала Татьяна, глядя генералу прямо в глаза, зрачок в зрачок.- Прокляну на семь поколений вперед. А ты, если тронешь меня, умрешь опозоренный и всеми брошенный.
   И так зловеще это прозвучало, что Сян Юн вздрогнул и невольно отстранился.
   - Тебя загонят, как зверя, и ты сам перережешь себя горло, - продолжала Таня, чувствуя себя во всех смыслах Кассандрой на развалинах Трои. - А потом тело твое рассекут на пять частей и...
   - Замолчи!
   Жестокие слова Небесной девы сразу охладили любовный пыл генерала. На то и был расчет. Вовремя вспомнился Сыма Цянь и описанная в его "Исторических заметках" трагическая судьба чуского князя. И подумалось внезапно: "Что, если Кассандра тоже была из будущего?", но Татьяна отогнала эту странную мысль. Участь древнегреческой пророчицы её не прельщала совершенно.
   - Это твое пророчество, Тьян Ню? - спросил генерал уже совершенно иным тоном. - Такую участь ты мне предрекаешь?
   - Если тронешь меня, так и будет, - отрезала она. - Яшмовый Владыка не для того послал меня на землю, чтобы ты, словно какой-то разбойник, тешил свою похоть.
   - Ты ведь могла улететь, но не улетела, - Сян Юн растерянно пожал плечами. - Я решил, что ты не против.
   "Ну что, старый дурак, хороший образ у тебя получился? - взвыла Таня, мысленно обращаясь к Ли Линь Фу. - Долетались!"
   - Теперь ты точно знаешь: я -- против! Верни меня обратно в деревню, - и подумав добавила. - Пожалуйста. Мы ведь были друзьями.
   Сян Юн задумчиво потер укушенное место. Словно ему так уж сильно больно.
   - Нет, Тьян Ню, друзьями мы не были. Мужчина и женщина не могут быть друзьями.
   - Неправда! Предводитель Лю... - заикнулась было девушка. И тут же сама себя за язык укусила. Не стоило снова поминать это имя, ох не стоило. Сказано, язык мой -- враг мой.
   Генерал зло прищурился. Если секунду назад он еще колебался, то теперь принял окончательное решение и его не изменит даже под страхом казни.
   - Хватит болтать. Давайте, прекрасная госпожа, я вас подсажу и мы продолжим наш путь. Вы поедете в седле, а я сзади. Для надежности.
   И ладонь подставил, чтобы Таня поставила на неё ногу, как на ступеньку, давая понять -- дискуссия закончена.
   - Я никуда с вами не поеду, - твердо сказала девушка и отступила на шаг.
   Сян Юн какое-то время глядел на неё задумчиво, но позы не менял.
   - Ну и? Почему вы стоите и не улетаете? - полюбопытствовал он. - Я же вас не держу.
   "Ли Линь Фу, ты - старый маразматик", - подумала Таня. В то же время она лихорадочно искала логичное объяснение нарушению своих аэродинамических свойств. И нашла:
   - Я могу летать только возле храма моей богини, где исходит её благодать. В остальных местах Поднебесной я хожу по земле, как обычная женщина. Иначе Яшмовый Владыка послал бы меня к людям в виде облака или птицы.
   - Понятно, - безропотно согласился Сян Юн и добавил строже и серьезнее. - Тогда и поступайте как обычная женщина: не спорьте с мужчиной, не перечьте и подчиняйтесь.
   Он просто подхватил Татьяну под локоть, просунул ладонь под пятку и закинул в седло, а затем с невероятной легкостью и быстротой вскочил на круп коня. Левой рукой генерал обвил талию, другой держал повод. Как бы там ни было, а сила этого человека потрясала воображение. Совсем ведь недавно трупом бездыханным лежал, вчера хромал, и наверняка, прямо сейчас у него болит каждая косточка. Но ничего, кроме ледяного спокойствия, по лицу не видно.
   - Поехали домой, друг мой Серый.
   - Генерал! Так нельзя! - бессильно возмутилась Таня
   Но вместо ответа Сян Юн уткнулся носом ей в затылок, звучно вдохнул и проворковал:
   - Ваши волосы мягче даже совиного пуха. Я так и думал.
   Девушка тут же притихла и замерла, не рискуя снова возбудить в чуском князе грубую страсть.
   - Почему они такие короткие?
   - Так надо!
   - Отрастут хоть?
   - Обязательно.
   - Тогда я хочу дождаться, - удовлетворенно мурлыкнул Сян Юн.
   "Черт! Я опять наболтала лишнего, - мысленно шлепнула себя по губам Таня. - Что ж, я теперь этого висельника буду целый год терпеть?"
   И вдруг генерал издал какой-то дикий вопль и пришпорил Серого. Навстречу по дороге скакали вооруженные всадники в доспехах и с узкими белыми флажками на длинном древке за спиной. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто они такие. Соратники Сян Юна, конечно. Они быстро приближались, издавая радостные вопли.
   - Вот дерьмо, - сказала Таня по-французски.
   Её последняя надежда как-нибудь сбежать из-под опеки генерала Сяна, пока они не отъехали от храма Нюйвы слишком далеко, растаяла окончательно и бесповоротно.
  
   Люси
  
   Они проехали... ну, много, наверное, проехали. Люсе было сложно оценивать расстояние на незнакомой местности. Она по праву гордилась умением ориентироваться что в незнакомом городе, что в безлюдной глуши, неплохо читала карты и даже умела брать азимут. Папенька даже поощрял эти недевичьи наклонности. Умилялся, помнится, "первооткрывательницей" называл, когда маленькая Люси торила новые тропы в зарослях бурьяна на берегу сонных речек и прудов тогда, в благословенном и далеком детстве. И отроковицей мечталось Людмиле не о балах и раутах, кухаркиной дочке все равно недоступных, а о покорении диких земель и усмирении папуасов. Или эскимосов, не суть важно.
   Знать бы тогда, что осваивать придется древний Китай, а покорять - доисторических китайцев! Особенно одного конкретного китайца. До дыр зачитанные в отрочестве Майн Рид с Жюль Верном и в кокаиновом бреду не смогли бы вообразить такое путешествие за край света, какое выпало двум русским девушкам.
   Карты Люсе не хватало. И компаса. Любопытно, а китайцы его уже изобрели или еще нет?
   Ехалось ей, впрочем, неплохо. Обидчивый командир Лю держал себя как глиняный истукан, а не живой мужчина. Людмила поначалу опасалась: мало ли что наболтал древний мятежник про сестру и храм? Может, он, не дай Бог, Танюху прикопал где-нибудь в овраге, а медальон с трупа снял? Но если бы Лю Дзи хотел навредить, к чему лишние сложности? Она ведь спала при нем, но мужчина, способный скрутить ее одной рукой (той, которая здоровая), и шагу лишнего в ее сторону не сделал. Стало быть, правду сказал. И везет действительно к сестре, а не в очередной бордель продавать.
   Чутье на опасность, в отношении памятного офицера Ляна криком заходившееся, сейчас упрямо молчало. Наоборот, от командира Лю исходило необъяснимое ощущение безопасности, а рука его, с обманчивой небрежностью державшая повод Верного, лишь страховала Люсю от падения. Никаких попыток тайком облапать, как бы ненароком ухватить за деликатные места, ни пошлых шуточек, ни сальных взглядов. Вообще никаких взглядов и шуточек, если совсем честно говорить. Древнекитайский повстанец вез ее так... равнодушно, словно Люся была и не женщина вовсе. И - да, это тревожило.
   День клонился к вечеру, когда с подозрительных тропок они выехали на уже знакомую Людмиле по недавним скитаниям дорогу. С холма открывался вид на придорожную деревеньку - стайка приземистых, словно игрушечных домиков в окружении квадратиков полей. Лю Дзи придержал Верного и впервые за несколько часов обратился к спутнице:
   - Госпоже лучше прикрыть волосы.
   Люся, оказывается, успела привыкнуть к его молчанию, так что даже удивилась, что эта статуя вдруг заговорила.
   - А? Разве моего шарфа мало?
   Бамбуковую шляпу девушка благополучно потеряла еще во время выуживания командира Лю из реки. Уплыла шляпа. Но шарф, которым Люся обмотала голову на манер чалмы, вроде бы до сих пор китайца устраивал.
   - Госпожа благословлена небесно-белой кожей и глазами, подобными облакам. В Поднебесной не сыщешь похожих женщин.
   На комплимент эта сухая констатация походила мало.
   - И что? Раньше тебя это не заботило. Мало ли кого ты везешь в седле.
   - Лисицу-демона везу, - Лю Дзи усмехнулся. - Кого же еще? Слухи о проклятии хулидзын уже разнеслись по уезду. Если госпожа прикроет голову и лицо, люди подумают, что мятежник Лю просто нашел себе женщину. Но если госпожу увидят вблизи, скажут, что в седле мятежника Лю сидит несчастье, демоница, погубившая целый город.
   - Какое еще проклятие? - Люся извернулась так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и тревожно нахмурилась. - Что значит - город погубила? Когда это? Какой?
   - Госпожа, должно быть, запамятовала, что благородный князь Сян Юн разрушил город Фанъюй, когда вызволял госпожу из плена.
   Людмила похолодела. До сего момента она как-то не задумывалась о генерале Сяне в таком смысле. Ведь он спас ее, так разве важно, как именно? Но - целый город? Вот так взял и разрушил? Просто так?
   Она сама не заметила, что сказала это вслух. Непроницаемое лицо предводителя Лю вдруг потемнело.
   - Взял и разрушил, - подтвердил он. - А скольких людей убил при этом, он, должно быть, и сам не ведает. Благородные князья редко утруждают себя такими подсчетами. Но не просто так, конечно. Из-за проклятия хулидзын, которую держали там в клетке.
   - Но я тут не при чем! - воскликнула девушка. - Погоди... ты тоже в это веришь? В проклятие?
   Повстанец молчал так долго, что "хулидзын" всерьез забеспокоилась и даже поерзала, чтобы напомнить о своем существовании.
   - Если бы верил в проклятия, госпожа не прожила бы и часа после нашей встречи, - наконец разомкнул уста Лю Дзи. - Так что, нет, не верю.
   - А... город?
   - Смешно винить женщину в том, что совершают мужчины, - древний китаец пожал плечами. - Но эти люди, - он махнул рукой в сторону деревни, - темны и невежественны, оттого и жестоки. Они - верят и в лисиц-демонов, и в лисьи чары. Поэтому госпоже следует прикрыть лицо и волосы.
   Вот так вскользь намекнув, что сам-то он, оказывается, в лисьем колдовстве очень даже сомневается, предводитель Лю терпеливо подождал, пока настороженная Людмила зароется в складки ханьфу так, чтобы только глаза виднелись, и тронул коня. Верный пошел упругим ровным шагом. Люся же вся извелась в ожидании - когда же они проедут селение? Когда можно будет выбраться из кокона? Вот уж точно - не знаешь, куда глаза девать! Она опустила голову пониже и даже не заметила, как дорога сменилась деревенской улицей.
   - Надо покормить Верного и дать ему отдохнуть, - вдруг молвил Лю Дзи, спрыгнул наземь и протянул к ней руки. - Пусть госпожа простит неотесанного мужлана.
   Люся и пискнуть не успела, как уже оказалась прижата к груди мужчины. Мятежник обхватил ее так надежно и крепко, так старательно прикрыл от чужих взглядов, что брыкаться стала бы лишь последняя дура. Вот Людмила и не стала.
   - Эй, хозяин! - с ноги отворив калитку в какой-то дворик, зычно позвал Лю. - Найди-ка мне горшок лапши, кувшин вина и комнату, чтоб поспать. Да за конем присмотри. А уж я не обижу!
   - Добро пожаловать, Пэй-гун! - услышала Люся и поняла, что мятежник Лю и впрямь пользуется популярностью среди местного населения. Вот только хорошо это или плохо для нее самой - вот в чем вопрос...
  
   Люси и Лю Дзи
  
   Люся так вымоталась, что ее даже не беспокоила перспектива провести ночь в одной комнате с мужчиной, наедине. Тем паче что командир Лю, видимо, уже корил себя за приступ красноречия и снова замкнулся, сделался неразговорчивым и тихим, на вопросы отвечал односложно, а потом и вовсе куда-то ушел. Девушка пождала-пождала, да и задремала, прикорнув на соломенном тюфячке. На крошечном постоялом дворе кроватей не водилось, и путникам предлагалось спать практически на покрытом циновками глинобитном полу. Сквозь тонкие дощатые стены свободно проникали звуки, и пылинки танцевали в косых лучах закатного света. Где-то неподалеку готовили пищу, что-то звякало и трещало, запах наваристого куриного супа щекотал обоняние, но спать Люсе хотелось гораздо сильнее, чем есть. Веки ее сомкнулись, будто кто-то задул свечу.
  
   Впервые за несколько лет Людмиле снился отец. Нет, даже не он сам, а его голос. Круг желтого света от лампы, теньканье комаров, кружевные тени занавесок, туман, белой волной накрывающий сад, и одуряющий запах сирени. Мирный, сонный май на даче в Териоки, зарницы в светлом ночном небе, дальний гром, нестрашный, едва слышный. Девятьсот четырнадцатый год. Фройляйн Ланге подслеповата и туга на ухо, поэтому удрать от бонны для тринадцатилетней Люси ничего не стоит. Можно прокрасться на веранду до того, как подадут кофе и сигары, затаиться под круглым столом, спрятавшись под скатертью, свисающей до самого пола - и слушать, слушать без конца, как батюшкин гость, человек с лицом некрасивым и длинным, негромко читает:
   - А тихая девушка в платье из красных шелков,
   Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
   С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
   Внимательно слушая легкие, легкие звоны.
   - Бесподобно, Николай Степанович, бесподобно! - восклицает отец. - Но когда же вы решитесь снова в Китай? Ах, как созвучно песням "Шицзин" ваше:
   - Луна восходит на ночное небо...
   - Полно, это всего лишь замысел, и неизвестно, допишу ли... А вы, Петр Андреевич, в следующую экспедицию собираетесь этой осенью?
   - Будущей весной, голубчик, не раньше, - вздыхает профессор Орловский, украдкой поглядывая на дверь, словно кто-то из домашних может его услышать. - А теперь... не прикажете ли коньячку?
   - Фройляйн! - в неспешную беседу вдруг врывается резкий голос бонны. - Фройляйн Люси, извольте показаться из вашего укрытия не-за-мед-ли-тель-но!
   Отец и гость смеются, а голос все зовет и зовет: "Фройляйн Люси! Люси!.."
  
   - Госпожа Лю Си!
   Людмила встрепенулась и спросонья не сразу сообразила, почему у фройляйн Ланге вдруг прорезался мужской голос.
   - Просыпайтесь! - заметив, что она открыла глаза, мятежник Лю жестом показал на большой глиняный горшок на низком столике, кувшин и пару плошек. - Я принес поесть.
   Выглядело он чем-то встревоженным, но божественный запах куриного супа с потрохами полностью завладел вниманием Люси. Она вдруг вспомнила, что не ела уже целый день - и это если считать за нормальную еду жесткие лепешки и несоленую рыбу. А куриный бульон с домашней лапшой вообще оставался смутным воспоминанием из невозможно-далекой, нормальной еще жизни, где не было никаких китайцев, кроме древних авторов из папенькиной библиотеки.
   Горячий, густой, с янтарными каплями жира, он заманчиво сверкал в щербатой глиняной плошке, а аромат кружил голову лучше любых духов. В животе у небесной лисы заурчало, и она даже зажмурилась, чтобы обуздать себя и не наброситься на эту прекрасную, восхитительную еду как дикий зверь.
   Лю Дзи только хмыкнул беззвучно, глядя, с каким неженским аппетитом уплетает небесная гостья немудреную крестьянскую еду, которой любой благородный господин побрезговал бы даже в голодный год. Надо же, и эта посланница Небес, совсем как ее сестра, благосклонно вкушает человеческую пищу, не требуя ни свежей печени, ни мужских сердец под кисло-сладким соусом и с гарниром из молодых стеблей бамбука. Видать, лисы небесные, совсем как их земные товарки, готовы довольствоваться куриными потрохами, если совсем уж туго.
   Командир Лю и сам был голоден, но большую часть горшка отдал лисице. Пусть наедается. А когда она, облизнувшись, с довольным фырканьем отодвинула опустевшую посуду и улыбнулась, сытая и умиротворенная, понял, что жертва его того стоила. Девушка взглянула на него снизу вверх, глаза ее блестели оживленно и радостно, нежные губы трепетали в улыбке, подобно лепесткам цветущей сливы...
   - Благодарю, - молвила она, и Лю Дзи тряхнул головой, отгоняя наваждение.
   Узнать, каковы эти губы на вкус, он еще успеет. Непременно. Обязательно. Торопиться нельзя. Эта дева - не вражеская крепость, чтобы брать ее силой, и не потайная комната в доме циньского чинуши, чтобы пробираться к ее сокровищам тайком. Тут требуется более изощренная тактика. Но братец Синь зря упрекал Лю Дзи в отсутствии мышления, потребного полководцу. Нужная стратагема уже сама собой выстраивалась в мозгу мятежника. Много ли радости в насилие или обмане? Женщины всегда приходили к Лю сами, а многие из них даже денег с него не брали. Нельзя, конечно, сравнивать девиц из веселых домов и небесную лисицу, но ведь она тоже женщина? Пусть необычная, пусть чужая, но женщина. И первое и основное отличие - эту он хочет в жены, в не просто в постель. Значит, придется потрудиться. Значит...
   Где-то снаружи трижды ухнула сова, и Лю Дзи разом забыл и о женщинах, и о лисах.
   Он вскочил и замер, прислушиваясь, а потом вдруг растянулся прямо на полу, прижимаясь к нему ухом. Точно! Стук копыт... а вот и топот множества ног, обутых в солдатские сапоги. Один только вопрос - Чу или Цинь? Первое - просто паршиво, но второе - паршиво очень.
   - Что случилось?
   Командир Лю поднял голову. Лиса присела рядом на корточки, крепко сжимая рукоять чуского кинжала, и в прозрачных ледяных глазах не было ни капли обычного женского страха. Только тревога и готовность к драке.
   - Солдаты, - коротко сказал он.
   - Солдаты Цинь или Чу? - хулидзын соображала не просто быстро, а едва ли не шустрее его самого.
   - Пока не знаю... - начал Лю, но тут за стенкой трижды гавкнули, и он рыкнул от досады: - Чу! Эх, не вовремя!
   - Мы можем сбежать? - девушка деловито огляделась и помрачнела. Выход из комнаты был только один. Никаких окон и лазеек. - Ох, а Верный? Они же найдут твоего коня!
   - Верного я за деревней спрятал, - отмахнулся мятежник. - Погоди. Может, просто мимо пройдут.
   - Это ночью-то? Вряд ли, - лисица покачала головой, и Лю снова успел поразиться ее хладнокровию. - Если ты выглянешь...
   - Точно! Сиди тихо, я сейчас, - и мужчина тенью выскользнул наружу, но почти сразу же вернулся. - Обшаривают дома. Кого-то ищут.
   Раздраженные окрики, причитания женщин, хлопанье дверей, звон и ржание приближались стремительно.
   - Меня, наверное, - мрачно сказала хулидзын. - Поганый дядюшка, видать, не угомонился!
   - Не бойся, - жестко заявил Пэй-гун. - Никакие дядюшки тебя не отберут, пока я жив. И племянники - тоже. О! Дай-ка мне этот кинжал. На нем знак Сян Юна, может, сумею им голову задурить...
   Девушка без возражений протянула ему оружие, на миг застыла, задумавшись, а потом вдруг одним движением сбросила верхний халат.
   У Лю Дзи глаза на лоб полезли.
   - Что?..
   - Мысль! - кратко бросила она, подпрыгивая, чтобы быстро стряхнуть мужские штаны. - Раздевайся и лезь ко мне!
   Хулидзын шмыгнула под одеяло и приглашающе приподняла один край.
   - Ха! - мятежник Лю понял идею, и план ему понравился. - Укройся с головой, но выстави наружу ножку.
   Снимать халат-пао совсем он не стал, чтобы не открывать раненое плечо, зато распустил волосы и сел рядом с лисицей, изо всех сил напуская на себя вид встревоженный и недовольный. Добропорядочный человек ведь не будет доволен, если его среди ночи побеспокоят солдаты и оторвут от теплой женщины?
  
   Они успели как раз вовремя. Солдаты Сян Юна стучаться в двери не привыкли, распахивали с ноги. В крохотную комнату вломилось сразу трое, и там сразу стало очень тесно. Впрочем, если дойдет до боя, то теснота и темнота станут верными помощницами мятежнику Лю. У него опыт поножовщины во всяких злачных местах имелся о-очень солидный, а чусцы со своими мечами и копьями в такой комнатенке попросту не развернутся. Но до драки доходить ему очень не хотелось.
   - В чем дело? - со сдержанным возмущением спросил он. - Уважаемые воины, почему вы нарушаете покой в такой час и пугаете мою жену?
   Лисица, умничка, дрыгнула белой ножкой, по самую коленку высунув ее из-под одеяла, и что-то пропищала. И все взоры, естественно, сошлись на непристойно обнаженной щиколотке и стройной икре. Главный из троицы чусцев прочистил горло смущенным кхеканьем и пробухтел:
   - Это ваша жена?
   - Разумеется! - раздраженно ответил Лю, а сам незаметно выдохнул. Им просто невероятно повезло. Видать, у ребят Сян Юна был приказ не зверствовать, иначе хулидзын за эту самую голую ногу из постели бы и вытащили. То есть, попытались бы. После того, как перешагнули через труп предводителя Лю, не раньше.
   - Достойные воины, проявите сочувствие! - отвлек он солдат от созерцания женских прелестей. - Мы с женой и так пострадали. Нарвались по дороге сюда на мерзавцев из Цинь...
   - Цинь? - встрепенулся старший. - Где это было? Много?
   - Целый отряд конников. С арбалетами, - Лю Дзи для разнообразия сказал истинную правду. Он же действительно встречал недавно отряд циньцев, разве не так? - На Северной дороге, там, где начинается ущелье. Мы еле ноги унесли от этих ублюдков.
   Хулидзын из-под одеяла снова жалобно пискнула.
   - Бедняжка теперь прячется от одного вида чужих мужчин, - пожаловался мятежник. - Ума не приложу, что с нею делать. Совсем головой тронулась. Может, в храме Матушки Нюй Ва помогут...
   - Значит, на Цветочную гору идете? - уточнил командир. - Так-так... - и вдруг резко рявкнул, рассчитывая напугать. - А сам кто таков?!
   - Охотник из Фэна, - Лю изобразил легкий испуг и огромное почтение. И решил, что пора продемонстрировать чуский кинжал. - Да я же вашего благородного князя знаю! Вот, видите? Сам князь изволил мне пожаловать это оружие.
   Клеймо дома Сян на ножнах подействовало именно так, как и должно было. Старший из чусцев сразу стал вежливей, а его подчиненные и вовсе попятились к выходу.
   - За какие же заслуги, а?
   - Да ерунда, навел как-то господина на тигриное логово. А дальше уж он сам! Эх, братья, видели бы вы, как доблестный князь его взял! Одним выстрелом! Прямо в глаз! В прыжке!
   Лиса вдруг ощутимо ткнула его в бок, и Лю понял, что увлекся, и побыстрей свернул рассказ:
   - В общем, повезло вам с генералом, братья. Таких отважных князей теперь и не сыщешь, не то, что в древности...
   - Да, наш господин такой. Настоящий герой! Ладно, бывай, охотник. За женой приглядывай получше, да не выпускай на двор, пока не уедем.
   - А кого хоть искали-то?
   - Бабу с белыми волосами, - отмахнулся вояка. - Эх, да разве такую найдешь! Лиса - она и есть лиса. Где ж с лисьими чарами совладать...
   Лю Дзи подождал, пока солдаты окончательно уберутся с постоялого двора, осторожно выглянул за дверь, убедился, что беда миновала, и только затем откинул край одеяла. Лисица глянула на него искрящимися от смеха глазищами, такими яркими, что Лю показалось, будто они светятся в полумраке.
   - А ведь этот грубиян из Чу в чем-то прав, - заметил он, улыбаясь в ответ на ее улыбку. - Лисьи чары - такие, где уж с ними справиться обычному человеку...
   И наклонился ближе, понимая, что делает совершенно не то и абсолютно не вовремя, но не в силах себя остановить.
  
   Люси
  
   Конечно, это были чары, только, разумеется, не лисьи. Нет, тут сработало другое колдовство: и чувство облегчения от едва миновавшей опасности, и веселое возбуждение от удачной уловки, и общий, один на двоих, смех, и, что уж греха таить, близость и тепло полуобнаженных тел. Люсю трясло то ли от пережитого страха, то ли от смеха. Она, и под одеялом прячась, и чувствуя, как чужие взгляды обжигают ее выставленную напоказ ногу, думала не о чуских солдатах и не о том, что они могут с ней сделать, если найдут. Нет, совсем даже не о том. Между ней и чужим, враждебным миром вдруг словно выросла надежная стена, притом живая, теплая и... ничуть ей самой не угрожающая. Нет, не стена даже - стены Людмила недолюбливала, и если не удавалось разбить или снести, предпочитала перелезать или обходить. Не стена, а щит. Щит ведь лучше стены, его можно опустить, когда беда больше не угрожает, да и с собой носить не так уж тяжело.
   Там же, под одеялом, девушку вдруг настигло и странное чувство общности. Она внезапно ощутила чужого ей, в общем-то, древнего мужчину как себя, словно они оба были частями чего большего, как правая рука и левая. Он говорил, а она беззвучно шевелила губами, и слова были теми же самыми - Люся и сама лучше бы не придумала. Он поднял руку в приветливом жесте, а девушка, даже не видя, почуяла это движение так, словно это она сама, а не командир Лю, показывала чусцам кинжал их генерала. Будто она стояла за плечом Лю Дзи... Нет, не так! Будто она в тот момент стала мятежником Лю, разделила с ним одно тело и общие мысли, общие чувства, и желания - тоже общие.
   Именно поэтому она уже знала, что он сделает, знала раньше, чем встретилась глазами с его взглядом, одновременно тяжелым и странно растерянным. Знала прежде, чем он наклонился, скользнув длинными прядями распущенных волос по ее обнаженным рукам. Знала и даже ждала этого движения, этого осторожного, очень бережного касания губами губ. Мятежник и повстанец словно спрашивал разрешения, и, похоже, едва ли не впервые в жизни. Люся и это поняла, каким-то запредельным чутьем почуяла, как настоящая многохвостая лиса, которой ведомы все вещи под Небом.
   И это было так естественно, так понятно и просто, что девушке и в голову не пришло противиться. Как можно отталкивать часть самого себя? Все равно, что левой руке - отвергать правую! Она бы подумала об этом, если оставалась в состоянии думать. Но мысли разом улетучились, остались только эмоции, а поцелуй все длился и длился, и прекращать Люсе не хотелось совсем. Она не заметила, как приподнялась и села, не осознала, что уже не просто разрешает, а сама чуть ли не берет без спроса, и если бы им обоим не нужно было еще и дышать...
   Способность соображать вернулась разом к обоим, но первым одумался Лю. В голове девушки еще не успела родиться и окрепнуть паническая мысль: "Боже мой, я целуюсь с человеком, который умер до Рождества Христова!", а доисторический мятежник уже отпустил ее, но совсем отстраняться не стал. Так они и сидели друг против друга, не отводя глаз, и вид у командира Лю был такой потерянный, словно его оглушили. Себя-то Люся видеть не могла, но чуяла - у нее взгляд такой же шальной и изумленный.
   - И... что это было?
   Она спросила первой, потому что поняла - сейчас он придет в себя окончательно, отскочит на пару шагов и заведет старую песню насчет "недостойного крестьянина" и "смиренного ожидания казни". И на этот раз - всерьез.
   Вопрос подоспел вовремя. Лю Дзи словно очнулся, тряхнул головой, глянул на свои руки так, будто впервые их увидел, и растерянно пожал плечами:
   - Не знаю. Наверное, порыв или...
   Люся нетерпеливо фыркнула. Оправдания насчет поцелуев ее интересовали в последнюю очередь. То есть, поцелуя. Одного. Пока одного. Потому что будут и другие, не могут не быть.
   - Я не о том! - отмахнулась она. - Я о другом. Почему это было... так?
   Она даже разозлилась от невозможности объясниться словами то, что имела в виду. Описать ту непонятную общность и естественность, которые никуда не делись. И доверие. "Почему я тебе доверяю?" - вот что она хотела спросить, но Лю понял без слов и ответил именно на этот незаданный вопрос:
   - И этого тоже пока не знаю. Ничего, если я не стану извиняться?
   Честность его была воистину подкупающей. Наглость, впрочем, тоже.
   - Тогда и я не стану, - Люся весело прищурилась. Все правильно. Извиняться - значит, показывать, что ты сожалеешь. А сожалеть им обоим было не о чем.
   - Мы остались живы, - покачал головой Лю, приводя в порядок одежду. - Вот что удивительно! Небеса опять отвели от меня смерть... второй раз за три дня! Если это лисьи чары, то они просто замечательные. Мне нравится.
   - Никаких чар, - девушка тоже решила, что пора бы одеться. Его она совсем не стеснялась и не опасалась, но разгуливать в одном только нижнем белье было неуютно. Да и холодно. - Никаких чудес. Мы остались живы, потому что ты нас спас.
   - Нет, не так! - мятежник стремительно обернулся и глянул так, словно они опять целуются. - Мы нас спасли. Мы вместе. Мне не стыдно разделить победу с женщиной, и вот это у меня точно в первый раз.
   Люся просто кивнула. Такое признание стоило всех поцелуев мира, и уж это-то она прекрасно поняла.
  
   "Я сидела на маленькой резной скамеечке в центре огромного походного шатра, слушала как шелестят на ветру флаги, и вспоминала, что нам говорили на уроках Закона Божьего касательно участи душ людей, умерших до рождения Христа. Ад, их всех ожидал ад".
   Дневник Тьян Ню
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"