Трофимов Александр Юрьевич : другие произведения.

Чье-то маленькое Я

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Джонатану Ливингстону посвящается

   Джонатану
   Ливингстону
   посвящается.

Чье-то маленькое "Я".

Чей-то выдох, чей-то вдох

Кто-то умер, кто-то сдох

Кто-то наглухо оглох

От желаний многих "я"

Этот мир не так уж плох,

Но бывают исключенья

Из всего без исключенья.

  
   Вдали шумели деревья, бурлил желудок города, и рябили людские жизни. Чайка окунула ноги в теплый шероховатый пляж и пробежала несколько чьих-то маленьких шагов, утихомиривая скорость. Крылья сложились с щелчком, словно их поставили на предохранитель. В песке копошился скромный солнечный луч, и чайка поспешила его клюнуть. Луч замер, притворяясь прозрачным деревцем, ничем не отличавшимся от остальных. Птица не отступила и продолжала клевать, пытаясь подцепить его, подбросить в воздух. Песчинки нараспев разбегались в разные стороны. Фотонный карандаш все не поддавался, не хотел он так становится чьим-то маленьким светом в душе. Чайка печально завалилась рядом на перхоть белесого песка. Снова неудача. Сначала исчезли коршуны. Необъяснимо и навсегда. Пропали. С ними ушла острота жизни, затерялась в уголках чьей-то маленькой пустоты. Все напоенная усладой гирлянда секунд рассыпалась блеклой унылой галькой, пропитанной солью, тоской и deja dejeune. Даже в музыке завелись черви. Птица время от времени наедалась ими, но их становилось только больше и музыка звучала все неуютней. Каждую третью ноту трясло от сквозняков в прогрызенных дырах, и она сползала на октаву ниже. Чайка придвинула к лучику чей-то маленький выдох и втянула в себя подогретый воздух. Луч не пошевелился, и птица разочарованно отвернулась. Когда она поворачивалась, ей казалось, что вместе с головой поворачивается вся Земля. Эта власть и одновременно несвобода рождали в ней угрюмые бородатые чувства, что бесцельно бродили в хрупком невесомом теле, натыкаясь на ребра и огрызки чьих-то маленьких мечтательств.
   Когда неисчислимо последняя по счету волна споткнулась о берег и сломала пару барашков, чайка отчетливо безвозвратно поднялась и побрела к колышущемуся гарнизону трав на востоке. Оставленный наедине с собой луч предвкушал свое закатное угасание и жалел о том, что так и не родил ни одной тени. Он так мечтал стать отцом хоть чьей-то маленькой тени, но ему не удалось. Луч замерцал от отчаянья. Чайка могла вернуться и сказать, что под любой из мириады песчинок прячется ее тень, заботливо и надежно спрятанная от чьих-то маленьких подлостей. Но птица была так же далеко от бесплодного лучика, как и от мысли стать чьим-то маленьким другом. Она хотела быть большим и своим, а чем именно - это не так ее волновало. Но пока у нее не получалось ничего, кроме того чтобы пешком идти к сочному зеленому легиону. Бесцельно, но довольно быстро.
   Закат вспыхнул погребальным костром всем умирающим сегодня лучам. Они хвастались друг перед другом и смертью, сколько теней они породили, сколько тел отогрели и сколько раз отразились в блестящих поверхностях и глазах. Один даже сумел забраться в увеличительное стекло и выжечь чью-то маленькую роспись на подоконнике. Он умер победителем.
   Чайка замерла в зарослях, укрывшись за цветущим частоколом от собственных грустных мыслей. Она покачалась с травой под кнут учителя-ветра, медитируя и отпевая минувшей день. Она проводила его до кладбища календаря, с удивлением увидев, что этот день она провожала одна. Чьи-то маленькие заботы оказались важней простой вселенской этики. Ей было гордо, но грустно. Она оказалась лучше других, но ей было хуже, чем остальным. Чайка в замешательстве бродила, не разбирая дороги, и очнулась от вопящих под окнами сознания мыслей на могиле лучика, не поддавшегося сегодня мольбам ее клюва. Она тихо села на согретый им кусочек вселенной, высиживая его детей, сросшихся с ночью воедино. Птица опустила голову и нахохлилась, оплакивая смерть лучика и еще чьи-то маленькие смерти слезами белых изящных перьев и тоской по своей жизни, какой она ее больше никогда не увидит. Ветер сдирал с чайки пушистые слезы и уносил в свои тайники. Она заснула ощипанной и безутешной.
   Птицу разбудили голоса. Они, перешептываясь, вползли в ее сон и пытались нацарапать стихи на стенах, но чайка встрепенулась, и хулиганы высыпались из уходящего, обиженного сна на остывший шаловливый пляж, вечно подставляющий подножки ранимой романтичной волне.
   Натянутые поводки вытряхнутых голосов, переплетаясь, исчезали в тупых клювах пары двуногих, лишенных перьев. Голоса лезли в уши фыркнувшей от презрения птице. Они спорили о том, как лучше потратить, выгоднее вложить и за что можно отдать... Чайка так и не поняла о чем шел разговор: о деньгах, душе или жизни. Голоса растворились в щедрых глотках белого вина, и птица посмотрела на восток. Скрипнув, одернулся полог сумерек, и чиркнула спичка восхода. Птица встрепенулась и неуверенно взлетела. Ей хотелось убраться подальше от романтического винного спора, наивно разбивающихся волн, сонных песчинок и рождающихся алчных лучей, которые даже всей своей неисчислимостью не заменят ей скромного глупого лучика. От этой вселенной, где все такое маленькое, но уже неизбежно чье-то.
   Она поднялась повыше, чтобы налетевшие стрелы солнца не смогли породить тень. Она не хотела участвовать в их глупом соревновании. Погибший лучик был для нее единственным, кого она знала и поэтому любила. Ей стало неизмеримо стыдно за то, что она не сказала ему перед смертью, что он все-таки отец.
   Чайка поднималась все выше, ее голова кружилась от недостатка воздуха и атаки мстительных лучей. Она куталась в шубу белых, опустошенных облаков, ждущих свежей воды, чтобы утолить хоть чью-то маленькую жажду. Она спросила у них совета, но облака постыдились решать за нее. Ее сознание оказалось тяжелее души, и постепенно они отдалялись друг от друга все больше. Тело, как ни странно, осталось с душой, видно решив удовлетворить какой-то особо извращенный инстинкт. Чайка чувствовала себя все легче и легче и, прекратив взбираться по ступеням многонотного ветра, просто легла на все небо сразу и улыбнулась про себя, касаясь горизонта кончиками крыльев. Ей было хорошо. Ее мысли облетали с нее, как листва, и, кружась, падали вниз. Птица не хотела, чтобы ее грусть запала кому-то в голову, поэтому она старалась лететь над безлюдной водой и отдавать всем покидавшим ее парашутикам переживаний хоть капельку своей надежды и веры. Она не хотела рушить чье-то маленькое спокойствие и счастье своими подавленными размышлениями.
   Когда очередная вальяжная тучка закрыла за чайкой маленькую парную дверь, птица увидела прямо перед собой то, на что уже давно не надеялась. Она успела улыбнуться приятному сюрпризу и извинится перед несправедливо оскорбленным миром, прежде чем сильные когти схватили ее очистившиеся от всего ненужного тело, и шея, которая вертелась вместе с осью Земли не сломалась с хрустом первого снега, которым разродятся жирные коровы облаков только через много-много чьих-то маленьких просветлений.
   Ставшие бледными лучи запрягут в солнечные батареи, и первое время фотонные однодневки даже будут этим гордиться.
  
  -- Ладно, забыли. Открой, пожалуйста, еще бутылку.
   Девушка вытянулась на медленно теплеющем песке, словно дразня изящными формами. Она подумала, а не поддаться ли его настойчивым взглядам? Все-таки море, рассвет, вино, прибой шепчет... Романтика. Нет, за кого он меня примет? С радостью примет, конечно, но не за ту. Просто я очень романтичная, может, от того и в постель ни с кем не ложилась больше года уже. А может, это я поэтому так его хочу? Споил, черт белобрысый, совсем запуталась.
  -- Что-то безжизненный пляж сегодня какой-то...
  -- Почему, вон чайка бесится. Ой, упала.
  -- Что с ней? Столкнулась с чем-то, что ли?
  -- Ага, муха ей в глаз попала.
  -- Брось, я не шучу. Что с ней? Летела себе нормально, а потом резко падать начала. Черт, она же утонет сейчас.
  -- Ты еще ее спасти предложи. Не знаю, сбрендила, наверное. От голода. Тут же снова нефть разлили. Рыба повымерла, птицы поразлетелись...
  -- Тогда какого черта ты меня сюда привез, если тут нефть и куча дохлой рыбы, да еще какие-то обезумевшие птицы-суицидики?
  -- Тихо тут... К тому же, мы ведь не купаться приехали.
  -- А зачем?
   Последнюю фразу она игриво растянула и, сделав еще глоток, положила на парня горячее бедро, усыпанное шелестящими песчинками.
  -- Кстати, о птичках...
   Он развернулся к ней лицом и как ни в чем ни бывало, положил руку ей на грудь.
  -- ...Свою жизнь можно спеть сольно,
   Можно даже дуэтом. Успехов!
   А можно со всем миром хором.
   И чтоб вечно звучало эхо...
   Откуда ко мне это привязалось? - подумал он, потом выбросил все мысли из головы и, притянув любовницу к себе, нетерпеливо присосался к ее губам. Лучи радовались двум огромным слившимся теням, выпавших на их короткую жизнь. Солнце, кряхтя, одолело порог горизонта, скучавшего без объятий светлой безумной чайки, и молодой наивный лучик упал на то место, где умер ее возлюбленный друг. Он тоже не знал, что песчинки прячут свои тени, и не было ни единой души, чтобы сказать ему. Он расплакался блескучей росой. Ему так хотелось стать хоть чьим-то маленьким папой.
  

Сердце жаждало добычи

Он сложил, а я бы вычел

Может нужно поделить,

Но тогда - всем поровну.

Лучше оловянным быть

Чем просто лужей олова

...Бес в ребре вплетает нить

Сединою в бороду.

Здорово...

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"