Аннотация: История Писателя, его скитаний. Немного о магии Творчества.
Сюита лунного света:
Ноутбук и тысячи слов,
В свете лампы - дым сигареты -
и неназванной рифмой....
Писатель.
Свое имя он потерял на полпути с Родины в Последний Город.
Уж больно имя было... веселое. Как кто услышит - так и засмеется.
А серьезная девочка-ресепшионистка с карими вишнями усталых глаз, услышав его имя, вообще записывать отказалась:
- Вы же издеваетесь. Ну такое же ведь оно ... неблагозвучное! Будьте серьезнее, гражданин.
Серьезнее, граждане, еще серьезнее! И он потерял свое имя где-то в районе маленького степного аэродрома, на ресепшне которого сидела эта девочка, в осенних глазах которой была недетская нервозность, смешанная с поистине детской строгостью.
Так и сказал:
- Извините. Я его потерял.
Она кивнула и поставила на билет синий прямоугольный штамп:
- Вот так-то лучше.
Такие времена: не то что имя - себя потерять недолго.
А еще в пути он потерял любимые очки и последнюю пачку сигарет, и это было куда обиднее.
Очки он забыл на лавочке на полустанке Хизерфильд, где пережидал суточное "окно" между поездами до Города - едва не проспал, вскочил как есть - а очки так и остались висеть на кованой спинке скамейки, кому-нибудь на радость: он слышал, на полустанках еще живут люди.
Зря, конечно: после Войны жить не в Городе было попросту самоубийством... но это было не его дело, в конце концов.
А мальчишка, который бежал за поездом, покуда тот медленно набирал скорость, крича что-то и размахивая чем-то блестящим, выглядел вполне здоровым.
Да и та девушка, которой достались сигареты вместе с зимним пальто - на том полустанке было холодно, а поезд шел в теплые края - тоже не выглядела больной. Иногда ему казалось, что она и тот мальчик - родственники: нос пуговицей, глаза озерами и яркий румянец.
Такой девушке не жалко было отдавать пальто, тем паче, что полустанком раньше кто-то подарил его самому Писателю. Кто-то, кто ехал из Последнего Города.
Куда? Не сказал. Просто: "из Города. Пыльно там как-то..."
На том полустанке тоже было пыльно, а может, просто воздух был очень сухим, таким сухим и горячим, что странно было даже подумать, что кому-то может понадобиться зимнее пальто...
Зато он уберег Её.
Она стояла на почетном месте напротив окна и приветливо посверкивала черными клавишами. Буквы на них стерлись от долгого, невероятно долгого использования. Такими - гладко-черными - они были еще в детстве, когда братец - тоже обладатель не самого благозвучного по местным меркам имени - притащил ее с помойки.
Тогда они час убили на составление аккуратной таблички, указывавшей, где какая буква находится. Но брат к машинке быстро охладел - как и ко всему, впрочем, чем когда-либо загорался... кроме спиртного, конечно... а вот он - он накрепко заучил все Её клавиши и дал ей имя. Оно, впрочем, потерялось еще на Родине, где-то в непролазных переулочках между храмом Хорошей Каннон и магазинчиком с жувачкой, где господин торговец в смешном головном уборе и его вечный компаньон с длинной косой, торгующий под навесом разными овощефруктами весь день играют в гляделки через окно, было затоптано в пыли тем малолетним... чудаком, что болтал сам с собой и с окрестными барабашками...
Так что Она обходилась без имени, и это их еще больше сближало - так казалось Писателю.
Поэтому вечером, когда наконец утихала стрельба под окнами, а Сури уходил с улицы в дом, ругаться с Мирицей и пить крепкий черный кофе, который пропитывал своим запахом весь подъезд, а Руш выводила выгуливать Рустема, Лельку и Кая - он вставал с продавленного дивана, подходил к Ней и улыбался.
И девочка с карими вишнями глаз строго и серьезно смотрела на молодого человека из-под белоснежной вуали, и алые губы на набеленном лице говорили:
- Шутить изволит молодой господин. Не бывает у людей таких имен!
Она больше не будет знать болезней, дышать зябким воздухом степи и ставить синих штампов. И незнакомец в легких одеждах смеялся:
- А если молодой господин и не человек?
Верхнюю одежду он отдал нищему мальчишке: ему и так душно в этом городе, зачем еще эти тряпки?
А сестра нищего, красавица с озерными глазами, которая мечтает когда-нибудь увидеть снег, обнимет шелковую бесценную одежду, прижмет к груди:
- Ах, кем бы ты ни был - мы теперь связаны красной нитью судьбы, и непременно встретимся! - и откажет сыну сельского старосты...
Треск клавиш, неяркий свет лампы с зеленым абажуром...
Он - ткач. Под его пальцами - станок, с натянутыми нитями человеческих жизней.