Тихими вечерами, когда офицеры в своем ДОСе, солдаты - в казарме, а на ПЦ и пеленгаторах идет круглосуточное боевое дежурство, можно и музыку послушать. Хорошие у американцев песни, а у нас слышимость. На том берегу есть маленький город Ном, а в нем аж две радиостанции. И все мы здесь: штатские и военные, офицеры и рядовые, разведчики, пехота, пограничники и моряки на северном побережье Берингова моря любим американские песни, хоть и не положено, записываем их и развозим пленку по всему Союзу, чтобы ещё и дома слушать.
"If we make it through December
God plans inner warmer time, I know.
It's the coldest time of winter
And I shiver, when I see the falling snow", - донеслось с другого берега.
Вот уж, действительно, про нас песня! Нам бы, советским воинам первогодкам, декабрь пережить, а дальше легче будет. И вообще, как я заметил, у американцев много песен про нас. Хотя, казалось бы, откуда они знают, как мы здесь живем и чем дышим? Удивительно. Американские песни помогают советским воинам выживать в Советской Армии!
Но не всем.
День начался как обычно. Офицеры, кто корпел над своей справкой, как добросовестный Леша, кто глазел по сторонам, кто курил. Все было спокойно. Приближался обед. И вдруг что-то случилось. Словно шелест какой-то прошел в нашей разреженной кислорододефицитной атмосфере. Потом офицеры побежали на улицу. Тут же в приоткрытую дверь заглянул Саша Белов.
- Биб застрелился! - шепнул и исчез.
Он застрелился прямо перед штабом. На своем боевом посту. Поставил автомат на очередь, упер его прикладом в землю, навалился на дуло и какой-то щепкой надавил на курок. Ему прошило левую сторону груди тремя пулями. Это было совсем рядом, но я даже не услышал выстрелов.
Ни для кого не было секретом, почему он это сделал. Все всё знали. Два месяца его систематически избивали и не давали спать. Он пытался вздремнуть при любой возможности, иной раз даже в самых неподходящих условиях и позах. За это избивали еще сильней. Он постоянно ходил в синяках, как сомнамбула с трудом передвигая конечности, и уже не мог выйти из этого круговорота служебных обязанностей, унижений, побоев и бессонницы. Реальность стала принимать какие-то новые странные качества, и в какой-то миг незримая ниточка его жизни оборвалась.
Он ещё ходил, что-то делал, выполнял, но его убийцы, уже почуяли скорую развязку, и с удвоенным азартом погнали его к финишу, с интересом ожидая, как это произойдет. Подталкиваемый с разных сторон Биб покорно устремился в указываемом направлении.
Последний раз его сильно избили в кочегарке, где он уснул за угольной кучей с совковой лопатой в руках.
- А-а, молодь, угараешь! - злорадно заверещал ефрейтор Ишков и набросился на спящего.
Биб сначала подумал, что все это ему снится. Вот сейчас он проснется и бить перестанут. Под ударами проснулся и понял, что выхода нет - его избивают и во сне, и наяву. Круг замкнулся.
Комбат устроил собрание. Ругал стариков и грозил пересажать самых злостных.
- Да что же вы за люди такие?! - возмущался. - Начнется война, получите оружие - вы же друг друга перестреляете! - и, стукнув ладонью по столу, замолчал, сурово и требовательно глядя в зал.
Батальон безмолвствовал. Реплика комбата зависла в гробовом молчании. То ли это был знак согласия, то ли воины еще не решили, в кого стрелять, если начнется война.
И что-то дрогнуло в его сердце. Оставшуюся часть своей речи комбат произнес уже без прежнего энтузиазма. Как и многие сидящие в зале он очередной раз ощутил, что это неодолимо. И никто здесь ничего не в силах изменить. И почему он должен заниматься перевоспитанием?! Есть специальная должность для этого! Но замполит авторитетом не пользуется. Мужик он неплохой, но спивается окончательно. Ломаются не только рядовые.
Когда наш комбат принял батальон и свежим глазом увидел, что здесь творится, то сразу же сурово предупредил стариков, а через пару месяцев троих отправил в дисбат. Тогда это было списано на недоработки прежнего командования. А теперь на кого списывать? Скоро ему самому сдавать батальон, и любое ЧП - это уже его недоработки. Поэтому в заключительной части своей речи комбат сделал ставку на совесть. И старики облегченно вздохнули - расследования не будет.
На похороны Биба приехала его мать и отчим. Замполит объяснил, что их сын погиб при исполнении служебного долга. Гроб не открывали.
Рядовой Бебко ушел в вечную мерзлоту, как в музей истории батальона. А те, кто остался в живых, проклинали его последними словами:
- Дурак! Идиот! Если уж ты решился, если тебе жизнь не дорога, что ж ты, гад, стариков этих не перестрелял?! У тебя же полный рожок патронов! Тебе бы все "спасибо" сказали и всю жизнь поминали добрым словом!
- Пятерых запросто можно было положить! Они как раз в кучку сбились, когда в карты играли.
- Да хотя бы троих - и то хорошо.
- Даже одного - и то нам легче.
Негодованию молодых не было предела. Но Биб никого не хотел убивать. Не то воспитание. Он хорошо учился в школе, а после окончания остался там же пионервожатым. Работал с детьми. Устраивал пионерские линейки, водил ребятню в походы. Он не ругался матом. Мальчикам не разрешал обижать девочек и драться между собой. Убеждал своих пионеров, что курить и сквернословить нехорошо.
А потом его призвали в Армию, стали материть на каждом шагу, избивать и не давать спать, словно в насмешку над его прежними моральными установками. Но и тогда он не озлобился. Он даже в Армии пытался разговаривать по-человечески, а не как молодой со стариком или рядовой с сержантом. А в Армии так не принято. Да и разговаривать по-человечески лучше только с людьми. А с людьми на втором году службы происходят мутации. То ли климатические особенности тому виной, то ли ядерный полигон на Амчитке, то ли эти люди людьми никогда и не были.
И не сказать, чтобы Биб хилым был. Даже наоборот, довольно крепкий парень. Наверное, и сдачи мог дать. Но не так был воспитан. Даже после двух месяцев травли он никого не хотел убивать. Удивительно - в нем совсем не было злобы!
Он просто хотел спать.
"Good bye, my friend, it's hard to die
When all the birds are singing in the sky,
Now that the spring is in the air,
Pretty girls are everywhere.
Think if me and I'll be there.
We had joy, we had fun, we had seasons in the sun
but the hills that we climbed were just seasons out of time...".
Еще одна песня с дальнего берега обрела конкретные черты нашей печальной реальности.