Ной Иванович этот здоровенный еврей, голос, как труба иерихонская, "р" совсем не выговаривает, а весёлый, довольный, ладони потирает, похохатывает: "Ничего-ничего, вылечим!" Халат ему до колен не доходит, на верхние две пуговицы застегнут, а ниже живот не позволяет. Из-под халата одним концом воротничок клетчатой байковой рубашки торчит. И весь он такой простой, весёлый, свойский, только почему-то одна сторона лица у него, вроде, потемней, а другая посветлей. Или показалось?
Женщина эта, участковый врач из магазина, ушла. Он хлоп в ладоши.
- Ну-с, молодой человек, как неможется-живется? С кем нам спится, что нам снится? Хо-хо-хо! Чегтики, да? Ничего-ничего, вылечим! Всё хогошо будет. На стульчик, пожалуйста! - лохматыми лапищами своими в стул меня впечатал. - Так-с, - на миг задумался. - Чегтики нам кажутся, да? Какие чегтики: чегненькие, кгасные? Или зеленые? Может, синие? Газноцветные, да?! Сине-зелёные. Хо-хо-хо! Большие, маленькие? Вот такие, да? - ладони развел сантиметров на тридцать. - Или побольше? Вот такие, - от пола на метр ладонь остановил. - Такие тоже бывают. Лысые, да? Хо-хо-хо! И кучегявые тоже? Как я, да? Свегху лысые, а с боков кучегявые?
Медсестра, не оборачиваясь, прыснула за своим столиком. Молодая, наверное, - им все смешно.
- Жить не дают, да? А по могде, говогят - пожалуйста! У-у, какие! Знаем мы их! На габоту не пускают! Двегь закгыли, и не выйдешь! А сами ггязные под гаковинами спят, да!? Ничего-ничего, мы их быстгенько вымоем да выгоним.
Дверь нараспашку.
- А ну пошли! А ну, бгысь, чегтики! - И руками на них замахал. - Пгочь пошли! Ишь какие!
А-а, испугались! Побежали, - обрадовано потер ладони и снова обратился ко мне, - Во, смотги: побежали чегтики! Боятся Ной Иваныча!
И такой он большой, громогласный, активный, слова не вставишь. И так умело он с этими чертиками обращается, с такой достоверностью, что даже подозрительно. Взрослый человек, врач, семья, наверное, дети есть, еврей к тому же - не должен, казалось бы, а он с утра чертей гоняет! Но я на себя уже не надеюсь. Ещё неизвестно, болен я или сплю. Так что, если человек видит чертиков - пусть себе на здоровье сам их и выгоняет.
Наконец он их выгнал и говорит:
- Ну, все! Нет их больше! Или остался какой? - смотрит на меня вопросительно. - Ну-ка посмотги! Ну-ка давай мы его вместе выгоним! А ну показывай, где он! Сейчас мы тебя, чегтик!
Огорчать мне его не хочется, но и врать ни к чему. Я плечами пожал.
- Не знаю, - говорю. - Может, вы не поняли, это не чертики приходили, а Лёха черт пьяный. Приносили его. Я-то не пил вчера совсем!
- Ах, вон оно что! - осадил Ной Иванович и задумался. - Это интегесно! Это что-то новое! Значит, ты, голубчик, тгезвый был вчега, а к тебе чегтики пгишли сами пьяные? Один Лёха, Дгугой Нелёха, да? Интегесно! А вот эти, что мы сейчас с тобой выгнали, они какие на твой взгляд: тгезвые или пьяные были?
- Не знаю.
- Как "не знаю"? Вы их что, не видели?! - спрашивает и уже не смеётся.
- А вы что, видели? - мне уже самому интересно.
- Я-а-а?!
- Ну, да - киваю.
Он с опаской по углам посмотрел.
- Нне-ет, - говорит тихо, - я не видел, - а сам по моему лицу скользит взглядом настороженным.
- Как же не видели, когда вы их только что выгоняли?! И еще мне рассказывали, какие они!
Он глаза выпучил, что-то глотает - проглотить не может. Не сводя с меня глаз на стул опустился. Тот под ним как несчастный мышонок запищал.
- Ф-у-у! - доктор выдохнул. Помолчал. - Анна Сеггеевна, голубушка, - жалобно обратился к медсестре, - выйдите, пожалуйста на минутку!
Медсестра фыркнула, как пружина распрямилась, стул отскочил от неё, вышла из-за столика и к двери направилась.
Я такой красоты уже столько лет ни во сне, ни на яву!.. Халатик на ней от чистоты как капуста хрустит! Сама аж сияет! Горько и сладко мне, печально и радостно! А она нарочно, наверное, перед дверью остановилась и шапочку сняла. Волосы русым водопадом на плечи обрушились. И понесло меня завертело-закувыркало в этих потоках, не продохнуть. Разноцветные чертики, лысые и кудрявые Лёхи, Нелёхи, за руки взявшись, хороводом пошли перед глазами. Голова закружилась.... Хорошо доктор подскочил, лапищами своими поплотнее меня к спинке стула прижал.
- Дегжись, голубчик! Анна Сеггеевна сейчас выйдет. - Глядя на закрывающуюся за медсестрой дверь шумно вздохнул. - Вот так, бгат, а ты говогишь чегтиков нету! - Потом придвинулся ко мне вплотную и задышал в ухо. - Слушай, голубчик, а ты что, меня вчега видел?
Это я понял и рукой махнул.
- У вас и работа тяжелая, и Анна Сергеевна....
- Вот! - он закричал обрадовано, ткнул меня указательным пальцем в живот и выпрямился. - Молодец! Ты сгазу все понял! Я пегед ней на коленях стоял - голубушка, пегейдите куда-нибудь! Я вам сам место найду! Вам там легче будет, а деньги те же. Деточка, говогю, мне габотать надо! У меня семья, дети. Я диссегтацию пишу. Пегейдите! Умоляю!
Невозможно! Пациенты падают, муж гевнует. Постоянно пгиходит, скандалы устгаивает. Последний газ пришел - ггафин газбил! "Не может быть, чтобы между вами ничего не было! - кгичит. - Я не вегю! Чем вы докажете?! Она дома только пго вас и говогит!"
Какой-то воздыхатель объявился, пгипегся вчега вечегом, огет: "Муж дагом подозгевать не станет! Пгизнавайся стагый ...!" - и нехогошим словом меня. Хам! Конечно я большой и не боюсь, но негвы! Стегсс! Так можно и самому в психушку попасть. Пгиходится снимать, сам понимаешь.
Голубчик, ты думаешь, это я там, где ты меня вчега видел? - доктор потрогал тёмную сторону лица. - Не-е, догогуша, это уже дома - жена тоже подозгевает. Говогит, что я с чегтиками заключил мигный договог, и вместо того, чтобы их гонять, с Анной Сеггеевной амугничаю. Не знаю, что делать!
- А она переходить не хочет?
- Не-е-ет! Не идет! Говогит, мне с вами, Ной Иваныч, интегесно габотать. Вы такой чудной - аж жуть!
Голубчик, это хогошо, что тебя пгивезли! Душу отвел! А то как начнешь с утга чегтиков гонять, так и до ночи! Я и диссегтацию пго них пишу, пго чегтиков.
Ты пгиходи! Мы их вместе гонять будем! - подмигнул и засмеялся. - После получки как увидишь: Лёха - Нелёха, - пгиходи!
- Я после получки, - говорю себя по горлу щелкнув, - не употребляю.
- С получки и ни гамма?! - удивился Ной Иваныч. - Ну, после аванса, - тут же согласился.
- А я, - говорю, - и после аванса....
- А-а, - он сделал хитрую физиономию, - ты навегно евгей, да?
- Да нет, - я плечами пожал, - гусский. Петгов моя фамилия. - И чувствую: тоже "р" не совсем выговариваю - от доктора перенялось.
Он мне в шутку пальцем погрозил и рассмеялся.
- Не, пгавда, - говорю. - У меня и в паспогте написано: "Гусский".
- Ну и пгавильно! Молодец! А то евгеи, они хитгые - их сюда калачом не заманишь! Не то, что мы дугаки!
- А-а.... А вы газве!..
Доктор простодушно развел руки в стороны.
- Гусский я! - сказал с укоризной. - Иванович! В поспогте так и написано гусскими буквами. Папа мой, - Ной Иванович рукой махнул. - такой бы гусский Ваня, цагство небесное! Гафинадовы - наша фамилия. А имя ты, навегно, думаешь, потому что Ноев потоп? Не-ет! Я, когда маленький был, все плакал и плакал. "Что он всё ноет и ноет? - папа, бывало, спгосит. - Как годился, так и ноет! Вот и будет Ной!" Так я и стал - гусский Ной Иванович Гафинадов.
Пгиходи!
Получил я справку на один день, а все равно ничего не проясняется. Не то, что-то явно не то происходит со мной, во мне и вокруг! Все не поймёшь какое! Лёха - не Лёха, арбуз - не арбуз, Ной Иванович не еврей, а я какой-то не русский! И зачем взрослого человека называть Огурцом, если его имя Гена? Как можно быть врачом и одновременно работать в магазине?! А теперь еще и Анна Сергеевна! Таких как она вообще опасно людям показывать, особенно которые с похмелья.