Уже само сочетание этих имён приводило его в восторг - Руслан и Людмила - и словно возносило над несправедливой реальностью, которая режет по живому, не делая скидки на возраст, в дивный мир сказок Пушкина, где хорошие и красивые обязательно побеждают плохих и страшных, а правда и справедливость всегда торжествуют.
1. Романтик из Зурбагана!
Он ушел много лет назад, не оставив цифрового следа, и, казалось, навсегда канул в безвестность.
А ведь в те далёкие времена его молодого автора, успевшего заявить о себе на литературном поприще, заметили и признали даже известные литераторы.
Но что значат сегодня те несколько публикаций и маленькая книжечка в мягкой обложке с давно пожелтевшими страницами!
Что значат те голоса полузабытых литературных мэтров эпохи "развитого социализма", и уж, тем более, кто вспомнит тех, когда-то молодых начинавших и подававших надежды!
Стихли их голоса в шуме новых событий. Стёрлись имена и мучительные попытки выйти к читателю, добиться признания, войти в привилегированный сонм "инженеров человеческих душ".
Иные кумиры на сценах и подиумах в суете всевозможных конкурсов с дипломами, премиями, бокалами и речами. Обширный цифровой след этой кутерьмы словно хвост кометы, видимый оттого, что попал под ядовито-благодатную радиацию финансирования, сильно дезориентирует и читателя, и дотошного исследователя литературного процесса, одновременно демонстрируя уровень давления на возможности издателя и писателя.
То, что было, и лучшее, и худшее, ушло навсегда.
И его уже нет.
Так я думал, с каждым годом всё более ощущая, как теряя друзей, врагов и просто знакомых, сам становишься меньше и незначительней, медленно угасая в пространстве общей памяти.
И вдруг...
Он будто вырвался из небытия, когда я наткнулся на его портрет и обнаружил большую статью о Руслане Галимове в интернет-издании "Современная литература".
Радостная весть всколыхнула массу воспоминаний, вывела на другие ресурсы и тексты о нём, познакомила с литераторами, благодаря которым сколько всего вдруг ожило, и прибавило смысла нынешней реальности.
А Руслан, перешагнув границу веков, снова в литературном пространстве.
Не каждому дано.
2. Раздолбали!
На заседании литературного объединения, которое проходило в помещении редакции местной газеты обсуждали мой рассказ "Мальчик Женя". И меня и рассказ этот громили и топтали от и до. Особенно свирепствовал руководитель Лёха Шитиков, вдохновивший присоединиться к этому разносу квартет подпевал из постоянных членов ЛИТО. Мне же тот рассказ был дорог тем, что в нём ничего выдуманного - реальный случай под стук колёс в поезде "Калининград-Москва", добросовестно описанный. А маленький герой, как я теперь догадываюсь, потомок или родственник одного из выдающихся ученых космической отрасли. Заметно отличался этот малыш от своих сверстников.
Много лет спустя этот рассказ был опубликован в газете "Моя семья", которая в те времена выходила почти миллионным тиражом.
А тогда...
Ну, раздолбали в пух и прах! Инородное тело в этом ЛИТО я как мог сопротивлялся, но силы были неравны. Оттоптались на славу, и даже с удовольствием.
По завершению этого литературного мордобоя подходит ко мне незнакомый парень с бородкой - раньше я его не видел - и, слегка запинаясь, говорит:
- Н-не обращай внимания! Не понимают... Да и вообще нечего тебе здесь делать. Я отведу тебя в настоящее ЛИТО. Там совсем другой уровень. А это..., - он пренебрежительно махнул рукой.
Я вообще-то случайно здесь, - объяснил. - Пошел в туалет, взял эту вашу газетку, смотрю - объявление - ЛИТО. Дай, думаю, загляну, поинтересуюсь. Не! - повёл головой и скорчил брезгливую гримасу. - Не о чем тут разговаривать с этими м-мудаками!
3. Наши университеты.
ЛИТО, куда привел меня Руслан, действительно, было совсем другим. Собиралось оно в благоустроенном подвале дома в Замоскворечье. Помещение принадлежало "Обществу любителей книги".
Руководителей было двое. Более разных - разных во всём! - людей трудно сыскать: Александр Проханов и Сергей Львов.
Что касается Львова, выпускника ИФЛИ представителя старой московской интеллигенции, как охарактеризовал его Руслан, то он, по-моему, намертво застыл на 20-м съезде КПСС и дальше ни тпру, ни но. А мы уже считали те политические и социальные страсти пройденным этапом - мы опережали его, так нам казалось. Но Львов и был интересен как представитель ушедшей литературной цивилизации, свидетель каких-то давних событий, наследник той ещё литературы за пределами нашего опыта.
Яркий публицист Проханов словно олицетворял прорыв в какое-то неведомое будущее, о котором даже Володя Покровский, писавший фантастические рассказы не имел сколько-нибудь определённого и цельного представления, хотя какие-то детали угадывал.
Человек из прошлого и человек из будущего. Эти два полюса создавали весьма плодотворную почву для наших литературных поисков. А само ЛИТО в Замоскворечье остается в памяти самым ярким из длинной череды всех последующих, где я пытался постигать азы, и прочие буки-веди литературы.
Удивительный состав! Физики-ядерщики из института Курчатова, проходчик метростроя и стропальщик строительного комбината, представитель московской богемы, зарабатывавший на жизнь строительством коровников и свинарников, утонченные и диссоватые филологи и нестандартные историки марксистско-ленинской школы. В этом ЛИТО мы говорили на одном языке, обогащая друг друга своим жизненным и литературным опытом. Нам было интересно друг с другом.
В этом общении осыпались шаблоны, спадали ограничения и рушились школьные правила, открывались горизонты и в прошлое, и в будущее.
У меня голова пошла кругом, когда Александр Андреевич развил понравившийся многим рассказ "Куда девалась Закопося?", выводя его из бытовой сферы на просторы геополитики. А разве так можно, я недоумевал. Фантазия у него зашкаливала. Да и сегодня на том же высоком уровне.
Самой яркой фигурой нашего ЛИТО был конечно Валерий Лиоли, потомок неведомо как оказавшегося и осевшего в глубине России итальянца. Свои завидные литературные способности он проявил уже в школе, и на наших заседаниях его мнение было наиболее весомым, а его рассказ "Ангел серебряная глотка" запомнился на долгие годы своей неукротимой силой.
В разных редакциях, восхищались рассказами Валерия - гениально! - и разводили руками - ну вы же понимаете....
Ни тогда, ни потом публиковать гениальное было непринято.
- Напишите что-нибудь проходное! - советовали. - Что вам стоит!
А вот не мог он писать проходное! И не писал.
Он ушел в 37 лет признанным лишь теми, кто успел познакомиться с его рукописями. Ни один из его рассказов не был опубликован. Но их и было у него слишком мало.
У Руслана по сравнению со всеми нами скопился более солидный багаж, а его верлибры уже были опубликованы в "Новом мире". Он уже приобщился литературному цеху и целеустремлённо двигался в избранном направлении, меньше рассуждая, больше слушая и пытаясь точнее выстраивать свою повесть "Белые простыни".
Крупные формы требуют несколько иных навыков, и Руслан столкнулся с серьёзными трудностями.
4. Кочевник
Этнический татарин Руслан думал, говорил и писал на русском языке, упрямо преодолевая барьеры, которых не было на пути у других.
Недостаток образования, если не сказать, отсутствие такового, и затрудненность собственной речи по причине заикания словно подстёгивали внимательнее относиться к окружающей реальности - пронзительнее в неё всматриваться, тоньше слышать, чувствовать кожей.
Словно древний кочевник, острым взглядом подмечая то, что ему казалось интересным и важным, он искал себе место, где было бы лучше и душе, и телу.
Однажды рассуждая о том, что кочевой образ жизни расширяет сознание, что безусловно важно особенно для писателя, я затеял соревнование. А давай-ка, говорю посчитаем, кто сколько сменил мест жительства за всё время. Как отправную точку обозначил опыт своего брата, который был старше нас лет на 10 лет и всю жизнь обитал на одном месте, в одной квартире. Он оседлый. А вот я, начал хвастаться, уже 11 квартир и комнат сменил в разных районах и областях.
Руслан нахмурил лоб.
- Сейчас посчитаю.
И начал вспоминать, загибая пальцы. Считал долго.
- Точно не скажу, но где-то около сорока. - Повел головой. - Нет, даже больше.
Он был немного старше меня, но это соревнование кочевников безусловно выиграл. К тому же он был гораздо легче на подъём и отзывчивее многих на просьбы друзей и знакомых.
Улыбка снимает напряжение, и улыбаясь, человек отдыхает от хмурой реальности. Из множества эпизодов нашего общего прошлого я не помню ни одного, где бы Руслан смеялся, ни одной незамутненно радостной улыбки.
Может они и были, но я не помню таких.
Чаще озабоченность и поиск выхода из-под мрачной тучи проблем и неприятностей и затем поиск идей и слов для описания возможности того или иного выхода.
Погружение в литературу не избавляло от жизненных проблем, но жизнь и литература уже слились в единый процесс.
Не какие-то отдалённые прототипы в авторском макияже становились персонажами его рассказов, а вполне живые и самостоятельные, хотя и подчас непутёвые люди, которые могли вдруг явиться из рассказа прямо в гости к автору, повспоминать былое и увлечь в новые истории, которые неизвестно чем могли кончиться.
5. Оживший персонаж
Заявляется как-то Руслан - я тогда обитал в общежитии - с высоким, чуть полноватым степенным парнем.
- Познакомься, - говорит. - Это Гена. Он алкоголик.
Парень протянул руку, с достоинством представился и подтвердил:
- Гена. Алкоголик.
В некоторой растерянности я тоже протянул руку, представился, вовсе не претендуя на исключительность:
- Боря, стропальщик, просто выпиваю. Иногда.
Естественным образом разговор зашел на алкотему, где я проявил себя совершенным профаном. Но и Руслан, похоже, в этом не очень разбирался.
На всякий случай, чтобы не заподозрили в неуважении людей пьющих, тем более если эти люди пришли со своей бутылкой, я возьми да ляпни совершенно некстати, что среди алкоголиков и пьяниц встречается не мало талантливых людей.
Руслан закивал, соглашаясь, и вспомнил таких из своего опыта.
Гена вздохнул.
- Я вижу, ребята, вы совсем не понимаете сути вопроса, - спокойно и со знанием дела отреагировал он и разъяснил. - Алкоголик и пьяница - это совершенно разные люди. Пьяница ведет обычный образ жизни, но время от времени нажирается как свинья, иногда уходит в запой. Алкоголик до такой низости не опускается, он пьет каждый день. Это его жизненная и душевная потребность. Но ему много не надо. Алкоголик - это аристократ по сравнению с прочими пьющими.
Спокойный, с ровной убедительной речью Гена и впрямь выглядел аристократом по сравнению с нами. Пришлось смириться - алкоголик - это благородно, а пьяница - так себе.
Перешли к литературной части.
С той же уверенностью и степенностью Гена раскритиковал мой рассказ и гораздо мягче, но не без строгости откомментировал несколько верлибров Руслана. Уважая аристократический алко-статус нашего критика, возражать мы постеснялись.
Стало ясно, что Гена - алкоголик не простой, а очень литературный. И познакомились они с Русланом в знаменитом ЛИТО "Орфей" в Набережных Челнах, когда строили КамАЗ. Память об этом светилась на их лицах эпизодами былого вольного братства. Правда, Гене приятнее было вспоминать события не литературные, а амурные.
И вообще, как я понял, Гена склонялся к тому, что в жизни человека творчество должно знать своё место и не мешать полноценному проявлению всех сторон личности.
Сам он, как выяснилось, личность выдающаяся и прославился ещё в детстве, когда Союз журналистов организовал конкурс. Нужно было написать статью на какую-то тему. Гена принял участие в этом конкурсе и стал победителем. Его тогда ещё старшеклассника приняли в Союз журналистов и выдали членский билет. Двери периодических изданий приветливо раскрылись перед юным дарованием, а с этой красивой книжечкой он мог участвовать в мероприятиях уважаемой организации и приводить друзей в знаменитый на всю Москву ресторан ДомЖур. Жизнь его покатила по творческим рельсам. Но бес искуситель живо подсуетился и перевёл стрелку - рельсы, изобразив загогулину, повернули в непредсказуемом направлении.
Раннее признание и популярность все-таки опасны для юных душ.
- У Гены сегодня знаменательный день! - торжественно сказал Руслан и встал, поднимая очередную порцию спиртного в гранёном стакане.
Гена молча кивнул.
Скрепя сердце, он принял судьбоносное решение - сам, по своей воле решил отправиться в лечебно-трудовой профилакторий. Радости по этому поводу он не испытывал, но настроен был твёрдо и бесповоротно.
Статус алко-аристократа, хоть и был ему дорог, но ставил крест не только на дальнейшем развитии, но и на всей жизни, а Гена был о себе далеко не среднего мнения и намеревался ещё показать миру, чего он стоит. Надеялся, что ЛТП ему поможет.
Решение было твёрдым. Отступать Гена не собирался.
Конечно, это надо было отметить!
Отметив у меня, посетили пристанционный ресторан. Выйдя, заспорили, к кому из друзей, живших в разных районах столицы, отправиться в первую очередь, а к кому во вторую, чтобы и их привлечь к этому событию в жизни Гены.
По пути к платформе нас перехватила встревоженная жена Руслана, совершенно не настроенная придавать серьёзного значения этому дню и уж тем более считать его праздником. Лида схватила Руслана за руку и стала тащить его домой.
- Отметили и хватит. Заканчивайте эти проводы. А Гене надо поскорее ехать в свой ЛТП, а то рабочий день там закончится и его не примут.
Гена растерянно стоял поодаль, печально наблюдая как рушится его праздник.
Руслан не смог этого выдержать.
- Лида, - сказал он, - так нельзя. - Гена открывает новую страницу своей биографии. Это великий день в судьбе человека, и память о нём у Гены должна остаться на всю жизнь!
Я понял, что проводы могут сильно затянуться, а продолжать отмечать великий день в судьбе Гены алкоголика мне не было никакого резона. Я вообще отношусь к любым праздникам без энтузиазма. И мы разошлись.
Руслан, как я теперь понимаю, не мог бросить своего друга, который уже прописался в его рассказах, потому что герои наших рассказов становились нам порой ближе родственников. Тем более, Гена!
После КамАЗа он осел у бабушки в Брянской деревне, сдружился с большим черным котом по имени, конечно, Бегемот и подсадил его на колёса. У котов есть такая склонность, но зачем поощрять!
Вдвоём с Бегемотом они слонялись по большой деревне в блаженном облаке алко-нарко-нирваны, философствовали, смущая мужиков и нервируя женщин.
Женщины и стали его уговаривать отправиться на лечение.
- Гена, ты же хороший парень, умный, рассудительный, а посмотри, до чего дошел, живёшь как..., прости господи! И кот из-за тебя опустился, ушел из хорошей семьи. Блокуняете тут по деревне, мужиков наших смущаете, один алкоголик, другой наркоман.
Бегемот с подачи Гены пристрастился лизать какие-то таблетки и ему становилось хорошо. Самогон для Гены в деревне всегда находился. Но усиливающаяся критика женщин, бесцельность и однообразие существования всё более смущали обоих и Гена отправился в ЛТП, а кота деревня взяла на поруки и обещала перевоспитать.
6. Уладили
Низовой опыт, как я его определил, забавен и интересен, даёт немало заманчивых тем, предлагая их осваивать вглубь и вширь, вкривь и вкось. Но стоит с ним слиться - обиход низовой среды входят в тебя, начинает пронизывать и пропитывать. Путь человека дробится, потом становится пунктиром и, наконец, многоточием.
Конечно, с любого низа есть шанс подняться, но это уже как повезёт.
Будучи и сам на дне, наблюдая и постоянно касаясь нехитрых печалей и радостей его обитателей на работе и в общаге, я успел повидать уже немало сломанных судеб и строил защиту, уходя в круговую оборону и привлекая в союзники Пастернака, Платонова, Булгакова, Вознесенского, Евтушенко...
Литература спасала, но не всегда.
Поддатый Руслан мог быть агрессивным. И в такой недобрый час его остановила милиция. Слово за слово возник конфликт, началась драка. Его избили и запихнули в обезьянник. Дело оборачивалось крайне неблагоприятно.
Протрезвевший в обезьяннике Руслан обнаружил, что ему грозит суд и срок за нападение на стражей порядка, а то, что они его отмудохали, не считается, потому что они защищались.
Если бы не жена, мотать бы ему срок и не маленький. Но Лида, осознав степень опасности, бросилась за помощью к Проханову. Александр Андреевич отозвался незамедлительно. Вдвоём они заявились в отделение милиции. "Он дверь кабинета начальника ногой открыл!", рассказывала потом Лида. Как там проходил разговор, неизвестно, но Руслана из каталажки вытащили, дело замяли. Будто ничего и не было: Руслан на ментов не набрасывался, и они его не избивали.
Есть всё-таки некая-то справедливость и немалый плюс - обходиться без российского суда.
7. Прорвались
Приближалось грандиозное событие в жизни молодых и начинающих литераторов. И уже заранее вовсю шла подготовка. Руководители разных ЛИТО, журналов, издательств готовили списки самых талантливых на участие. Я тоже был включен. Но это ещё ничего не значило.
Списки эти отправлялись в ЦК ВЛКСМ, и там уже главные комсомольцы, их кураторы и советники решали окончательно, кого взять, а кого на фиг.
Руслана, конечно, взять, он уже публиковался, а меня, конечно - на фиг. Но я не смирился, хотя готовых рассказов было ещё маловато. Рассказал Руслану свой нахальный план.
- Давай попробуем, - согласился он.
Утром мы встретились у здания, уточнили детали и вошли в фойе.
Я поразился сколько там было комсомольцев с красными повязками, это еще не считая милиции, но желание прорваться было велико, и отступать не хотелось.
Не замедляя шаг, мы подошли к турникетам. Руслан достал свой билет-допуск, демонстративно его поднял, я придвинулся ближе к Руслану. И мы вроде бы как заспорили о чем-то важном и сильно литературном.
Бросив взгляд на билет Руслана, ближний комсомолец уважительно кивнул.
- А ваш билет? - обратился ко мне.
Руслан на ходу хлопнул меня по плечу, демонстрируя легкое раздражение - отвлекают, мол, от серьёзного разговора.
- Это из нашего семинара! - бросил, не замедляя шаг.
Я с раздражённой и озабоченной физиономией на ходу продемонстрировал поиск несуществующего приглашения - куда я его сунул?! - похлопал по одному карману, по другому и раздраженно махнул рукой.
- Да здесь где-то.
Так с помощью Руслана я прорвался на это знаменитое совещание - 7-е и последнее Всесоюзное.
Руслан, поскольку уже был приписан к определённому семинару, заспешил к своим, а у меня - широкий выбор. Иди, куда хочешь, главное, чтоб не выгнали. Удивительно, меня не только не выгнали, но и, послушав один рассказ, потом другой, вручили билет-пропуск и включили в состав официальных участников. Увы, никаких последствий для меня это не имело, даже несмотря на то, что руководитель нашего семинара сам вручил представителю журнала мой рассказ и просил его опубликовать. Такие вопросы, как я понял, тоже решались в других инстанциях, и двери печатных изданий по-прежнему оставались для меня закрытыми.
Может, оно и к лучшему, ведь готовых рассказов у меня имелось гораздо меньше, чем глупых амбиций.
8. Печать Высокого Ведомства
Я по-прежнему работал стропальщиком, ни шатко ни валко участвовал в общественной жизни цеха и комбината и как член Партии "перевоспитывал" двоих пьяниц, каждый из которых был старше меня в два раза. Подопечные меня уважали и сочувствовали, потому что за их пьянство и прогулы меня ругали вместе с ними.
В свободное время, если хватало сил, писал рассказы и читал их на заседаниях разных ЛИТО. Прежнее в Замоскворечье уже прекратило своё существование. Валерий Лиоли завязал с шабашками и ушел завлитом в театр Кости Райкина. Руслан резко пошел в отрыв, всё более общаясь с людьми активного литературного процесса и сам приближаясь к полноценному участию в таковом.
В моём представлении, да и не только моём, в жизни Руслана то была светлая полоса - жена, она же и друг, и корректор его рассказов, своя комната в квартире родителей Лиды, где никто не мешал стучать на машинке. Всесоюзное совещание рекомендовало рукопись его рассказов для публикации издательству "Молодая гвардия", а там, глядишь, и книга, членство в СП. А это уже статус.
Обычно при таком благоприятном раскладе заметно меняется и сам человек, и отношение к нему окружающих.
Какие занятные перемены я наблюдал у некоторых из своих знакомых на этом этапе!
Никаких изменений в характере и поведении Руслана не наблюдалось, а мой оптимизм по поводу его удач, он воспринимал как-то вяло и без особого энтузиазма. Рисовка или боялся сглазить?
Выражение озабоченности и скрытого беспокойства, словно в предчувствии неминучей беды, как печать высокого ведомства была проставлена на его облик.
Утащил я его как-то на наши пруды позагорать. С большой неохотой Руслан согласился. Не вязалось такое времяпрепровождение с его натурой. Не вписывался он в милую моему сердцу безмятежность на крохотном пятачке с прудами и зелёной травой в самом центре Одинцова.
Тело его было совершенно незагорелым, и Руслана это заметно смущало. Сунув в зубы травинку, он хмурился, озираясь по сторонам.
Я, расстелив на траве рубашку, растянулся под солнцем, Руслан так и остался, полусидя с травинкой в зубах, опираясь на локоть. Не нравилось ему здесь и так. Всё вокруг словно отторгало его.
- Не понимаю... Ну вот что ему надо?! - как-то безадресно, то ли обращаясь ко мне, то ли разговаривая с собой, c хмурым напряжениям задумчиво произнёс он.
Помолчал, глядя куда-то в сторону.
- Что я ему сделал?!
Его взгляд, безнадёжно взыскующий ответа, очертив дугу по дальним домам, вернулся в ближние пределы, зацепившись за какую-то букашку в траве.
- Следит за мной. Специально. За каждым шагом. Только чтобы мне на зло что-нибудь устроить. Так и смотрит, где бы навредить. Ни в одном, так в другом. Вот зачем ему это?! Цель жизни что ли себе нашел? Постоянно высматривает и что-нибудь придумывает.
- Ты про кого это? - я приподнялся, опершись на локоть.
- Тесть! - хмуро вздохнул он. - Я уж стараюсь не выходить из комнаты, чтобы его не видеть. Меня трясёт, как о нём подумаю. Писаю в бутылочку, чтоб не выходить из комнаты и с ним не столкнуться.
Удивлённый, я слушал эту историю.
- Схлестнулись на днях. Я думал его нет, вышел и нос к носу...
Руслан резко приподнялся и сел, чуть подавшись вперёд, его взгляд будто упёрся в ненавистный объект, и весь он словно провалился сквозь дыру времени, в тот миг противостояния - недруг против недруга в тесном пространстве квартиры.
- Я ему, ты же старше, говорю, ты все равно умрёшь раньше меня! Я приду и поссу на твою могилу! - почти выкрикнул невидимому противнику.
Не знаю, кто из них кого и как доводил до белого каления, но жить в такой обстановке слишком вредно и просто опасно.
Отзвуки этих отношений нашли своё отражение в рассказе под названием "История". Думаю, изначально этот рассказ так и назывался "Тесть", но, скорее всего, по просьбе Лиды название было изменено.
Этого человека я не видел, да и вообще был в их одинцовской квартире всего один раз. И главное, на что обратил там внимание - гитара, висевшая на стене. Это был не экземпляр ширпотреба, а вещь с историей и собственной памятью. Загадочно потемневшая от времени и вольных страстей, она завораживала. Отец Лиды, как я понял, был цыганских кровей.
9. Чрезмерный аргумент
Какими бы ни были бытовые условия, ответственный период подготовки первой книги требовал от Руслана напряжённой работы. Надо было в ускоренном режиме пополнять подборку рассказов.
Началась работа с редактором, что в те времена было серьёзным испытанием на прочность нервной системы авторов. Далёкий от этих дел, я не понимал их сложности, но фраза Руслана запомнилась:
"Я каждый раз больной выхожу после этой работы с редактором!".
Постоянное напряжение изматывало и время от времени вело к срывам.
В буфете ЦДЛ Руслан повздорил с одним литератором. Оппонент его тоже татарин, член Союза писателей и даже не рядовой, а при какой-то должности в Казанском отделении СП. Но вот не поладили, спор возник принципиальный и не на шутку. Вышли они на улицу, и прямо перед ЦДЛ Руслан выбил ему зуб. Безобразие, конечно, тем более что зуб оказался не простой... Да хотя бы и простой - тоже не хорошо. То ли у Руслана в том споре не хватило аргументов, то ли они застряли в горле. Такое бывает, если человек заикается, а надо тут же и сразу, причем доказательно, возразить.
Ну он и возразил - выбил человеку зуб. Да не простой, а золотой. В смысле, коронка на нём золотая. Член Союза писателей был очень зол и расстроен. Ведь даже ради принципа все равно жаль остаться без зуба. Руслан, осознавший чрезмерность своего аргумента, и преисполненный сочувствия к соплеменнику и коллеге, взялся ему помогать. Вдвоём они елозили по асфальту и долго искали этот злосчастный зуб на тротуаре и даже проезжей части перед ЦДЛ.
Я не понимал своих друзей отчего их так тянет в это место. Стоило в фойе войти - уже слышалось змеиное шипение, в воздухе витали хищные улыбки функционеров от литературы и их приближенных. Книги этих авторов, изданные огромными тиражами, назойливо маячили повсюду, вызывая кривые улыбки.
Но ЦДЛ словно магнит притягивал многих. А дискуссии в буфете считались составной частью жизни советского литератора. Наверное, так у них было принято.
Несмотря на то, что работа с редактором стала для него тяжёлым испытанием, дело продвигалось. Медленно и со скрипом перед Русланом открывалась дверь, за которой в большой русской литературе уже обозначилось место для его верлибров и рассказов.
10. Чистополь
Понятно удивление, и время от времени возникает вопрос - откуда у паренька из какого-то захолустья такая склонность к литературе вообще и к верлибрам в частности, когда русская поэзия на века застыла на силлабо-тонике, и находилось, совсем не много отчаянных выйти за её пределы.
Всё в мире связано, хотя порой невидимыми нитями.
Он родился в Чистополе.
Где это, что это и не сразу вспомнишь.
Но из сумрачных глубин памяти медленно всплывает красивый циферблат наручных часов.
Точно! Часы. "Командирские" были весьма популярны в своё время, и вообще часы Чистопольского завода славились. Кто-то - уж ни Руслан ли? - хвалился такими. Значит, не захолустье, значит, промышленность там была. Откуда она там? И что ещё?
В начале войны в Чистополь прибыли первые баржи с оборудованием и 500 работников эвакуированного Второго Московского часового завода. Но ещё раньше, в июле 1941 года в Чистополь отправили деятелей культуры и органы правления творческих союзов из Москвы, Ленинграда и других мест.
Это там в Чистополе Пастернак работал над переводами из Шекспира и замышлял "Доктора Живаго".
В Чистополе жил, а потом наезжал из Армии навестить семью Александр Твардовский. Там он продолжал работу и уже читал отрывки из поэмы "Василий Тёркин".
Это там "мастерицу виноватых взоров" как писал влюблённый в неё Мандельштам, Марию Петровых принимали в Союз писателей.
Это в Чистополе Марина Цветаева пыталась устроиться судомойкой в интернат Союза писателей, где потом оказался её сын.
Писательские дети, жившие тогда в Чистополе, рассказывали, что для них этот интернат был как Царскосельский лицей.
Сколько известных имён! Сколько талантливых людей, кто на недели, кто на годы оказались в Чистополе в начале 40-х!
Врастая в суровый быт небольшого городка военного времени, они не только продолжали работать над своими произведениями, но и активно участвовали в жизни города, придавая ей специфические черты, вольно или невольно меняя её.
Заштатный городок превратился в культурный центр отступившей на восток страны.
"Чистополь - уникальный город... Такой концентрации литературных гениев на гектар площади мировая культура не знает...", - своеобразно отметил это явление министр культуры Владимир Мединский.
Тяжелые бытовые условия, надвигающаяся военная опасность и необычная концентрация литературных сил неожиданно привели к удивительному явлению.
"Чудесным образом в эвакуации возникает атмосфера свободы, - утверждает историк литературы Наталья Громова. - Как сформулировал Пастернак: "Чистополь - это место, где можно говорить всё"".
Там звучали свободные речи, ходили и множились списки запрещённых литературных произведений. Там творчество советских писателей, обретая свободу, поднималось на новый уровень.
"Я очень полюбил это звероподобное пошехонье, где без отвращения чистил нужники и вращался среди детей природы на почти что волчьей или медвежьей грани", - писал Пастернак о Чистополе в 1943 году.
И почва, и атмосфера послевоенного Чистополя были пропитаны литературой высокого качества. И для в романтика, взыскующего справедливости в этом, а не загробном мире, это не могло не оставить следа. Слишком свежи ещё были связи и память этого городка с большой литературой раскрепощённого дыхания. Ну, и конечно, Мизандронцев главный культуртрегер послевоенного Чистополя, цитировавший своим гостям Гумилёва и других поэтов - прямая связь с большой литературой.
Именно в Чистополе ещё школьником маленький Руслан был озарён радостью поэтического творчества - я стихотворение написал! И потом поэзия будет присутствовать и в его верлибрах, и в прозе.
И ещё были книги-крылья. Когда становилось слишком тоскливо, они помогали подняться над земной реальностью, и жизнь становилась светлей. Это увлекало и завораживало, хотелось и самому так - приподнять собственную жизнь туда, где меньше боли, больше света и радости. Его жизненный опыт в зарницах острых переживаний отчаянно требовал своего воплощения, рвался наружу. И он торопился поскорее найти нужные слова.
Приходилось в ускоренном режиме самостоятельно преодолевать грамматико-филологические трудности, что не всегда удавалось. Но он вслушивался и ловил поэтические мелодии живого русского языка, фиксировал фонетические обманки, следовал смысловым излучинам, его увлекали и забавляли разносмыслы обычных слов, переменчивые значения фраз, взаимовлияние слов и поступков.
Быстро набирая литературный опыт, он спешил, будто уходя от погони.
11. Группа крови
Сестра переехала, обменяв квартиру в дальнем Подмосковье на комнату в московской хрущёвке. Я попросил Руслана помочь перетащить кое-что из вещей. Он не заставил себя упрашивать. Тяжелые вещи, мебель уже перетащили грузчики. Нам осталась мелочовка. В основном это были книжки, увязанные в удобные для переноски стопки. Но таскать надо было на 5-й этаж. И мы взялись за работу. Руслан сразу начал отставать, и чем дальше, тем больше. Я уже спускался за очередной стопкой. Руслан стоял на межэтажной площадке у окна, прислонясь к стене, рядом у ног стопка книг.
- Ты чего это? - я спросил удивлённый - не такая уж это тяжесть.
- Голова что-то, - поморщился он, вытирая ладонью лоб.
Этот эпизод удивил и озадачил - рабочий парень, драчун и такой слабый! Странно.
Разве мог я представить, что он уже был болен! И болезнь прогрессировала с бешенной скоростью.
- У тебя какая группа крови? - спросила Лида, вся в поисках уж если не спасения, то хоть какой-то отсрочки неминуемого.
- А что такое?
- У Руслана лейкоз!
Оказалось, что у нас одна группа крови.
Потом, не без удивления, я обнаружил что у нас вообще было много общего. Но на тот момент нас жестко разделял резус-фактор. У Руслана он был отрицательный. Это резко сокращало его шансы на жизнь.
Считается, что только 10-15 процентов людей имеют отрицательный резус-фактор.
Уже в этом веке ученые обратили внимание, что людей с отрицательным резус-фактором объединяет целый комплекс интересных качеств. У них, как правило, выше IQ, они эмпаты, страдают необъяснимыми фобиями, у них хорошо развита интуиция... Это несколько иные люди, отличающиеся от большинства землян. Некоторые исследователи считают отрицательный резус-фактор наследием внеземного происхождения, или иных существ предшественников гомо сапиенс. Утверждают, что мы несовместимы.
И хотя общая земная жизнь подравнивает и тех, и других, вспоминая Руслана, читая его рассказы, невольно приходишь к мысли, что окружающая реальность словно выдавливала его из жизни с самого детства. Какая-то гнетущая обречённость проступала в его судьбе.
"Зачем ты только родился?!", - услышать такое от матери...
Так и до суицида недалеко.
Он сопротивлялся как мог, боролся за продолжение своей жизни изо всех сил, одновременно пытаясь понять, ну почему так...
На 37-м году силы кончились.
Его короткая жизнь словно печальный отсвет осеннего заката, и для меня почему-то часто в параллель с музыкальной композицией Дэйва Стюарта и Кэнди Далфер.
Эта музыка тоже из прошлого века, но живёт и по-прежнему популярна. Называется "Lily Was Here".
Мы тоже здесь были.
В русском изводе это песня-завещание Игоря Талькова "Я вернусь".
12. Черный пакет
Сегодня верлибры и рассказы Руслана оцифрованы и доступны, фильм о нём демонстрировался на канале "Культура", его можно найти в Интернете, есть воспоминания друзей и близких. В Доме музее Пастернака в Чистополе представлена экспозиция, посвященная Руслану Галимову. Его виртуальный образ местами даже обретает лаковый блеск.
Но многое безвозвратно погружается в Лету. Повесть "Белые простыни" я не смог отыскать в Интернете. Наверное, она осталась незавершённой. Разные эпизоды из общей памяти о Руслане медленно угасают, не найдя себе места и должного оформления в быстром потоке новых событий и текстов. А ведь в его жизни было много интересного. Но ещё интересней был бы его взгляд на разные события и случаи из своей биографии и их творческая интерпретация.
Он не успел перенести их в литературу. Жаль!
Но меня беспокоит другое. И приступы этого беспокойства, как хроническая болезнь, то накатывают, то отступают.
Однажды он пришел - я уже получил комнату, приобрёл большой письменный стол и даже почувствовал некую устойчивость после 10 лет полузаконного существования - Руслан прошелся по комнате, осматривая моё новое жильё, что-то спросил, что-то потрогал, мы перекинулись какими-то фразами. Видно было, что он слишком погружен в свои проблемы. Помолчали.
Наконец он вынул из сумки пухлый черный конверт. Точнее, пакет из черной фотобумаги, аккуратно упакованный и заклеенный.
- Ты не можешь его где-нибудь у себя пока похранить?
- Да оставляй! - я пожал плечами.
И черный пакет отправился в дальний ящик письменного стола.
Как оказалось, на долгие годы и даже за гранью, разделяющую наши миры.
Иногда приходила мысль, что было бы интересно его вскрыть и опубликовать записи Руслана целиком, или фрагментами вместе со своими воспоминаниями о нём. Несколько раз я даже порывался это сделать, но что-то всегда останавливало. Да и кто бы стал это публиковать в 80-е и 90-е?!
Со временем текущие дела вытеснили его из памяти, и я перестал о нём думать.
Однажды в поисках какого-то очень нужного документа рылся в столе и неожиданно наткнулся на этот почти забытый черный пакет. Вытащил его и задумался, слегка похлопывая им о ладонь.
Подруга вошла в кабинет и обнаружила меня в состоянии ступора с этим пакетом в руках.
- Что это? - спросила.
- Друг оставил на хранение.
- А когда заберет?
- Уже не заберёт.
И рассказал ей о Руслане, этом романтике докомпьютерного века.
КамАЗ. Грандиозная комсомольская стройка. Много молодёжи, кто откуда, работа тяжёлая, быт неустроенный, грязь непролазная. Но там появилось литературное объединение, ставшее впоследствии знаменитым - "Орфей". И этот Орфей стал отдушиной и светлым воспоминанием для многих. Когда эти ребята впервые собрались вечером после работы, в сапогах и телогрейках с надписями на спине - это чтобы земляков опознать - писали большими буквами названия мест, откуда приехали. Руководитель стал спрашивать всех по очереди: "Ну, кто зачем сюда пришел: сразу печататься хотите, или сначала поучиться писать?". Ребята скромные - поучиться, мол, сначала.
До Руслана очередь дошла.
- А ты зачем?
- Да вот, думал, земляков встречу.
- А сам-то откуда?
Руслан поворачивается спиной, а у него на телогрейке - "Зурбаган"!
- Здорово! - Лена даже в ладоши всплеснула. - Родственная душа!
- Да, романтик. Его рано признали и начали печатать в журналах. Издана книжка.
А у меня вот этот пакет...
Я просто не знаю, имею ли я право вскрыть его и прочесть что там написано, опубликовать целиком или фрагментами. Это внесло бы дополнительные штрихи в образ Руслана и, наверно, было бы интересно многим. Возможно, и сам Руслан предстал бы в несколько ином свете.
Но вот...
И пакет отправился на своё место.
Утром Лена меня ошарашила.
- Ты представляешь, мне сегодня приснилось, что ты можешь открыть этот пакет своего друга! - заявила с радостным удивлением. - Тебе дано это право.
- Как это? - я удивился. - Кем дано?
- Мне сон был. Понимаешь, голос высших сил! Именно про этот пакет. Никакого лица, образа я не видела. Но так ясно, внятно и определённо! Разрешение высших сил. Ты можешь раскрыть этот пакет, прочитать записи и, если сочтёшь нужным, опубликовать их.
Лена не врушка. Это проверено. Даже наоборот. Поборник истины и справедливости. И этот её сон, я уверен, никакая не выдумка, инспирированная женским любопытством. Не такой она человек. Значит, запала ей в душу печальная история романтика из Зурбагана, ушедшего слишком рано, и получила такой вот отклик из неведомых сфер.
Не знаю, насколько вещим был тот сон и откуда снизошло разрешение: от светлых или тёмных инстанций, - но и тогда конверт остался нераспечатанным.
Став хранителем чужой тайны, я связал себя с Русланом незримой нитью, протянувшейся отсюда туда, и граница между мирами ей не препятствие.