Будто я на твердой земле, вместе со всеми под ярким летним солнцем.
Взрослые стояли и дети. Машины урчали на разные голоса. Бегали свободные дворняги и преданно держались своих хозяев породистые псы. На руках у школьницы, утопая в собственной пушистости, сладко дремал большой оранжевый кот. Тут же нервничал, несмотря на свои награды, черный дог. Пионерский отряд с горнистом и двумя барабанщиками, чтобы не терять времени даром, под руководством вожатой готовился к какому-то празднику. Чистыми голосами, полными оптимизма дети громко читали стихи о Родине, Партии, достижениях и прекрасном будущем. И к чему бы та их ни призывала, дружно вскидывали руки вверх и звонким хором кричали: "Всегда готовы!".
Поразительно, сколько же людей, машин и животных слиплись в эту широкую и бесконечно длинную очередь! На просторной спине дороги, уходящей за горизонт, это прямолинейное скопление вздыхало, шевелилось, переговаривалось между собой и потело под жарким солнцем. Будто началось великое переселение народов.
Но очередь не двигалась.
Далеко слева за полями и лесами вздымался живописный горный массив. Ослепительно сияла под ярким солнцем недоступная заснеженная вершина. Направо простирались поля, города, поселки, перелески, промзона с фабриками и заводами.
Люди ждали. Я тоже пристроился. Хорошо на воздухе! Кот мурлычет. Канарейки в клетке почирикивают.
- Стоим? - спросил я в спину переднего.
- Состоим, - он хмуро ответил.
- А в чем дело, не знаете?
Высокий, худой, с раскрытой книжкой перед очками, он, не оборачиваясь, плечами пожал.
- Нам не объясняют.
Суетно-серый человечек подбежал торопливо и учащенно задышал мне в затылок.
- Кто из нас за кем? - нахально спросил.
Я даже отвечать не стал. Обернулся и посмотрел на него так, чтобы он понял, что он нахал. Но он понял по-другому и подмигнул мне.
За ним вскоре девчушка пристроилась, конопатенькая, круглолицая, да еще и с косичками, как в старых фильмах. Учится, наверное, где-нибудь в техникуме - сразу книжку достала и уткнулась в неё. Женщина подошла с тяжелой сумкой в руке. Стоявший впереди пенсионер, высокий, дородный, в светлом летнем пиджаке с орденскими планками и в легкой сетчатой шляпе, подозрительно покосился на её крикливо-цветастую сумку и спросил:
- Где это вы уже отоварились?
- Ой, да нет, что вы! - женщина смущенно махнула рукой, - Сумки там сложены. Сын должен подойти. А ему говори, не говори - обязательно забудет.
Впереди напряженно рычала перегретым двигателем странная на вид машина.
- Что ж это за марка такая?! - удивился я вслух.
- Самоделка, - просветил мужик в серой кепке и рубашке с коротким рукавом. Сидя на корточках у обочины он, не спеша, постругивал складным ножом какую-то палочку. Рядом малышка с большими белыми бантами баюкала куклу, напевая странную песню:
"Длаштвуй, моя Мулка,
Лашковая шкулка...."
- Что ж она и ездить умеет? - усомнился я.
- А чего нет! - сказал мужик, царапнув меня острым взглядом светло-голубых глаз. - Было б желание, да руки куда надо приделаны - все можно!
- Ты штлугай, Детвашь! - строго напомнила малышка.
- Да стругаю, - отозвался мужик.
На правой передней дверце машины мелом были нарисованы часы. Лохматый парнишка вылез из машины, посмотрел по сторонам, на солнце, на сверкающую вершину вдали, покачал головой, стер стрелки и нарисовал новые на час вперед.
- Ну ты даешь! - я сказал. - Если так каждый начнет по своему усмотрению время ставить, что тогда будет?!
- Движение времени.
- А в какую сторону? Одному вперед надо, другому назад. Одному на 5 минут, другому на сутки. Хаос начнется! Это же надо как-то централизованно, а не каждый, кто захочет!
- Не каждый и хочет! А не мы - кто тогда?
- Само должно, - пожал я плечами, а вообще, какая разница, подумалось. Разве время зависит от того, что он там нарисует!
- А им там вообще делать нечего! - громко и неприязненно сказал моложавый, но большого веса и немалого значения пенсионер.
- А вы не знаете, что будут давать? - уважительно спросила его женщина с сумками в сумке и подошла поближе.
"Как бы вперед меня ни пролезла!" - хмуро подумалось.
Тот смерил её взглядом, но снизошел.
- Там много чего, - приглушил голос. - Говядина в банках и так. Немецкая вроде. Масло французское, сыр швейцарский, колбаса финская. Индийский чай в жестяных банках. Кофе. Бананы, апельсины.... Всё есть! - махнул рукой. - Про тряпки я уж и не говорю! Я икорки хотел взять для внука.
Из окошка странной машины высунулся усатый задиристый на вид парень.
- Заглушите машину, кому говорю! - закричал дородный пенсионер, даже щеки затряслись от негодования. - Вырастили на свою шею!
Парень скрылся в машине и стекло поднял.
Я не то, чтобы с пенсионером согласен, но ведь, правда, чего бензин зря жечь?!
Очередь заволновалась, сдвинулась на шаг. Люди насторожились. Но нет, это кто-то не выдержал впереди. "Солнечный удар!" - пронеслось по очереди, и все успокоились.
- Ерунда! - сказал пенсионер. - Откачают. Зимой один уши себе отморозил. Оба уха! - и засмеялся. - Я ему по-хорошему, смотри, говорю, уши-то прихватил! А он шутник - они всегда со мной, говорит. Так вот, если с тобой - три их! Не может быть, всю жизнь два было! Шутник! Без шапки прибежал, думал, все ему сразу выложат. А ты постой! Здесь не такие люди, - намекнул на себя, - и то стоят. А им все до лампочки! - махнул рукой. - Зато, говорит, я теперь на собраниях хлопать не буду! Лодыри эти молодые! Ничего не хотят! Он что, лучше других?! - сурово обратился к женщине с сумками, и та поддакнула согласно, - Почему все хлопают, а ему трудно?! Распустили потому что! А они сначала хлопать перестанут, а потом и голосовать не придут!
Интересно в очереди. Чего только ни услышишь! Рассказали, что 80 % нашего населения имеют излишки веса, а 60 % детей страдают ожирением. С одной стороны, это плохо, потому что вредно для здоровья. А с другой, это необходимо, потому что сейчас идет накопление массы. Все эти излишки, оказывается, возникли из-за недостатка продуктов. Мы исторически напуганы, и, чтобы не терять зря калории, которые можем и не восполнить, если вдруг продукты кончатся или подорожают, или деньги подешевеют, или война начнется, или зубы выпадут - да мало ли чего - мы инстинктивно начинаем меньше двигаться, меньше волноваться, меньше думать, хотеть, знать и высовываться. Спешим закупить продукты впрок, а когда они начинают портиться, спешим их съесть побыстрей. Кушаем, кушаем.... Потом какаем, какаем.... И снова закупаем впрок.
У ног поставив корзинки, две старушки в белых платочках хвалили действительность.
- Сейчас хорошо-о, - нараспев сказала одна. - Асфальт сделали! А то, как вспомнишь, бывало.... Голодные, холодные, по колено в грязи....
- Ой, не говори! - подхватила другая. - Разутые, раздетые. Дороги нет. Лошадь забрали....
- Поезда не ходют, - продолжила первая и вздохнула горестно, вспоминая давние времена. Головой покачала и улыбнулась. - А хорошо! Молодые были, оно конешно.... А щас! - рукой махнула. - Стоишь-стоишь..., - и осеклась. Ладонь к глазам поднесла, прищурилась. - Нешто апельсины дают?!
- Игде?! - встрепенулась собеседница.
- Да вон, девочка держит.
Та тоже прищурилась, из-под руки глядя.
- Да не, это кот. Давеча тут ходил, свежей рыбкой интересовался. А где ж её взять?!
- А-а, - с сожалением покачала головой первая старушка. - Надо ж! А как апельсин! Всю жись они серые были, коты, а щас - красные!
- Я картошки принесла прошлый раз. Дочка глядь - мам, что это!? Как что, картошка! Какая это картошка! Одна грязь да не пойми что! Стала чистить - и правда - то синеватая, то зеленоватая! Она ж раньше белая была!
- То раньше, - вздохнула другая. - Раньше и помидор в руки возьмешь - он как тот кот! Арбузы какие были! А щас, зять принес - нешто это арбуз?! - бабулька рукой махнула. - Мы его и песком сыпали, и медом мазали, и с вареньем пробовали - а он все равно безвкусный!
- Да, - закивала собеседница. - Отчего только люди толстые: что мужики, что бабы?! Не обхватишь! Раньше таких не было.
- Это они только с виду мужики и бабы, а так - ни то, ни сё! Пальцем ткни - развалятся! Больные же все: у кого - желудок, у кого - сердце, у кого - печонка, а дети все диатезные. Кругом же одна химия!
Пристроившийся за мной хмырь молча отошел к краю дороги, посмотрел по сторонам и в кювет спустился.
- И правда, - громко и заинтересованно обратилась к пенсионеру женщина с сумками в сумке, - хоть бы туалет сделали поблизости!
- И туалет надо, и лавочки - отзывчиво завелся энергичный пенсионер и призвал, - Надо же куда-то идти, что-то делать! Ладно, мы своё отвоевали, ну а молодежь-то!? - и недовольно посмотрел на меня.
Я посмотрел на пионеров.
- Всегда готовы! - звонко крикнули те хором на очередной призыв, но из строя не вышли.
Тем временем хмырь в кювете зыркнул по сторонам воровато, присел, быстро уменьшаясь и обрастая шерстью, превратился в крота и пошел.... Только земля полетела, а потом забугрилась вдоль дороги!
- Ой! - испуганно отпрянула женщина с сумками. - Господи, что творится! Это ж надо, а! И никто не остановит! Это что же делается?! Ну, всему научились! А мой пентюх с работы придет - и в телевизор. Всё самой приходится!
- Ах! - малышка удивилась и про куклу забыла. - Детвашь, Детвашь, лажве можно?!
- А чё нельзя, - успокоил мужик, продолжая стругать палочку. - С наглой мордой и не такое можно!
- Ш мо-о-олдой! - протянула та уважительно, провожая взглядом подземный ход существа. Палец во рту, глаза круглые. Бантами тряхнула и успокоилась. - Ш молдой можно! - объяснила кукле.
- Я тоже когда-то очень хотела превратиться в птицу, - вдруг ни с того, ни с сего тоненьким голоском мечтательно произнесла конопатая девчушка. Волосы аж медные, и в косички заплетены. - Знаете, - засияла всеми веснушками, - такое ощущение появилось - вот-вот получится! Только воздуху побольше набрать и полечу! - радостными глазами обвела ждущие массы, осеклась и губы закусила. Стыдно дурёхе! Снова в книжку уткнулась и не звука.
- Тут хоть в рака превратишься! - буркнул очкастый, не отрываясь от своей книжки.
А я почему-то вспомнил, как в детстве очень хотел превратиться в медведя, сунуть здоровенную лохматую башку в окно дома, где мой друг живет, да как рявкнуть! И такая мне картина рисовалась. У них там из рук все попадало, глаза на лоб вылезли, сами трясутся, а я басом: "Привет, Вася! На танцы пойдем?" Мы уже с 10 лет в клуб на танцы ходили. Васька сразу: "Ага! Вот! А вы говорили, не водись с Борсиком!". - "Мы - нет!" - те отказываются испуганно. Он матери: "А помнишь, ты говорила: "Борсик твой заикается, а сам "Казбек" курит! Не водись с ним! И в школе у него две поджигалки отобрали: одну в третьем классе, а другую в пятом". - "Я не говорила! - его мать оправдывается. - Я больше не буду!" А Васька он за справедливость. "Говорила! - кричит. - И еще ругалась: "Зачем он их в школу носит, да еще заряженные?! Не хочешь учиться - не учись! А учителя они тоже люди и по мере сил стараются!" Тогда отец его примирительно: "Да что ты Вася, разве мы против!" - "Конешно надо водиться, - бабка кивает, - раз он такой большой да лохматай!"
Васька вылезает в окно, и мы идем по поселку. И что бы мы тогда натворили!.. Сейчас, как подумаешь - страшно становится. Слава богу, что не превратился!