Ланре Тен : другие произведения.

Лафраэль и доспехи тьмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой - Лафраэль, юноша из боевого южного клана, проживающего у Запретного леса. Мальчик обладает силой, происходящей из его крови. Он потомок древнего дракона. Лафраэль должен сопровождать эльфийку на северный континент. Однако в портовом городе Ровендэй он сталкивается с темными силами и принимает бой. Сможет ли мальчик найти в себе силы, чтобы победить?
  Пролог
  Перо двигалось быстро, изящно и, несмотря на мастерство владельца, дрожало, а между тем на белой бумаге начали появляться первые торопливые слова:
  'Фиор, я знаю, что в последний раз плохо с тобой обошелся. Мне стоило быть вежливым и всё-таки пригласить в гости, а не кричать на тебя и прогонять, словно оборванца... Знаю, что ты всё же не обиделся! Ты не мог на меня обидеться! Я знаю-знаю...
  В последнее время я сам не свой. Я не понимаю себя, своих мыслей, а тем более поступков - они меня пугают! Мне кажется, что я схожу с ума...
  Что мною движет? Что я делаю? Реальность представляется мне размытым стеклом, запотевшим от нечистот. Разум как будто в огне.
  Мне нужна помощь!!! Кроме тебя, мне не к кому обратиться...'
  Человек в шелковом халате вздрогнул, отчего на письме появились асимметрично расплывающиеся кляксы. Он услышал, как дверь в кабинет потихоньку, со скрипом отворяется. Пламя свечи колыхнулось от сквозняка, мужчина повернулся на шум, страх вспыхнул в серых глазах.
  - А, Грегор, - как можно спокойнее сказал он, но щека всё же непроизвольно дернулась, отражая весь ужас, обуявший взрослого человека. - Что тебе?
  - Господин, пора принимать лекарство, - тихо, но настойчиво ответил вошедший. - Вы уже долгое время работаете...
  - Мне некогда! - почти истерично взвизгнул маг, не сумев взять себя в руки. - Убирайся прочь!
  - Я не могу, - возразил Грегор, словно ничего сверхстранного не происходило, как будто такое поведение господина было ожидаемо. - Вам необходимо выпить отвар!
  - И что? Ты хочешь меня заставить? Тебе не удастся этого сделать! - неуверенно начал хозяин, тщетно пытаясь нащупать правой рукой боевой посох, забытый в гостиной.
  - Господин, - приятный баритон слуги пробрал до самых костей, страх в груди колдуна стал почти осязаемым, - вам следует принимать отвар каждую неделю. Если вы долго отказываетесь от него, то это отражается на вашем разуме. Я не враг вам! Я верный лакей, который обязан заботиться о вашем здоровье, даже если вы сами этого не желаете. Поверьте мне!
  - Но... но я ничем не болен!..
  - Господин, вы уже давно мучаетесь недугом, просто не хотите в этом признаться самому себе. Ведь ваш разум страдает!..
  - Мой разум страдает... - повторил он, успокаиваясь. - Неужели я болен?
  - Да, господин, - тут же подтвердил Грегор. - И уже довольно давно.
  - Да, я что-то такое припоминаю! Что-то связанное с маниакальными и навязчивыми идеями и видениями, повторяющимися из-за влияния артефакта...
  - Всё верно, господин, - любезно согласился слуга, оказавшийся уже перед ним.
  Хозяин вернулся за письменный стол, напрягая все душевные силы, чтобы просто сосредоточиться и собраться, однако мысли не поддавались понуканию.
  - Я знаю, что вам не хочется, но лекарство нужно принимать еженедельно, противное чревато обострениями, - с последними словами слуга протянул чашу, в которой плескалась зеленая жижа. Запах был весьма приятный, но вид пойла удручал больного.
  - Хм, а это что у нас? - внезапно спросил лакей, с интересом разглядывая клочок белой бумаги, исписанной рукой господина.
  Грегор поставил чашу с лекарством на рабочий стол и без какого-либо стеснения и разрешения взял листок.
  - Письмо?
  - А ну, отдай! - воскликнул по-детски беспомощно хозяин, однако ярость ненадолго придала ему сил.
  - Боюсь, мне придется отказать вам в этом, господин! - грубо ответил лакей, бесцеремонно принимаясь за чтение.
  Маг беспомощно заерзал. Наступила томительная тишина. Прикусив губу, он с животным страхом ожидал реакции своего лакея.
  - Теперь игры закончились! - зловеще провозгласил Грегор, дочитав текст до конца и сминая письмо в руке. - Подумать только, ты чуть не предупредил гильдию! Еще чуть-чуть, и донесение добралось бы до чертога исследователей! А нам этого не нужно, по крайней мере, сейчас!.. Уж прости, господин, но этого я тебе позволить не могу.
  Хозяин кабинета резко встал, охваченный паникой и гневом. Пусть эмоции всегда ему мешали, но когда дело доходило до действий, опыт подстегивал и помогал в непростых ситуациях. С мастерством заядлого бретера маг в считаные секунды подготовил нужное заклятие, черпнул силы из перстня с алым камнем, надетого на безымянный палец правой руки, и уже готов был спустить молнию с обеих ладоней, как вдруг был остановлен. Грегор голой рукой и простым движением умелого вышибалы развеял сложное плетение уже сформированного заклятия, что очень удивило чародея. Ранее он никогда не сталкивался с подобным, ведь заклинание должно было уничтожить руку глупца, вознамерившегося физической атакой нарушить связь уже структурированного волшебства.
  Даже на этапе подготовки боевое плетение представляло собой непосредственную опасность как для колдующего, так и для стоящих рядом с ним людей, не говоря уже о его законченном варианте. По сути, лакей своей ладонью усмирил одно из самых мощных заклинаний из арсенала колдуна, именуемое 'Цепью молний'. Все каноны и правила, так скрупулезно пестуемые в Башне магии и втолковываемые неокрепшим умам неофитов многие столетия, были попраны в одно мгновение.
  Между тем Грегор продолжил нападение. Он с нечеловеческой силой схватил мага за тощую шею, приподнимая его над полом, словно соломенное чучело. Тот тщетно пытался освободиться, но ничего не получалось.
  Чернильница, бумаги на столе, канцелярские принадлежности разлетелись в разные стороны. Некоторое время старик беспомощно хрипел и барахтался в воздухе, однако рука Грегора так и не разжалась, пока жертва не затихла.
  - Дозу лекарства нужно будет увеличить, господин... Мы ведь не хотим испортить такой чудесный план, когда он уже близок к завершению!
  Глава 1. Мальчик
  Плывет корабль по чистой глади, лишь волнам подвластен его мерный ход, взглянешь издали - и в глазах рябит от количества то возникающих, то пропадающих в омуте нескончаемого океана. Закатного солнца не видно, ведь небо уже давно затянуто серой дымкой облаков, из-за чего все предметы приняли какой-то тусклый оттенок, стали неприятны и холодны.
  Судно было обширным, купеческим, на таких путешествуют богатые торговцы в дальних странствиях. Чаще всего корабли покупают в гильдиях, там купцы и сговариваются между собой для осуществления опасных авантюр, которые должны набить их карманы золотом.
  Вот и возвращался один северный купец из далеких краев. Почти два года он путешествовал по Южному континенту, дошел до самых границ Пустоши, до Красных песков и дальше за горы, к горизонту. Где только не побывал он, что только не повидал, везде его вострые глаза искали выгоду. Незаметно для себя он стал богат, и теперь с товарищами в гильдии купил корабль, чтобы отплыть домой.
  Его многие уважали, некоторые не любили за одни и те же качества. Был он дельный, верткий и при этом всём общительный и честный человек - конечно, в пределах торговых промышлений. Купец имел осанку могучую, даже можно сказать - богатырскую. Он часто рассказывал, что в их стране все такие же точно, как и он сам, а чаще всего и того больше - что ростом, что телом. Несмотря на это, одевался он как истинный торговец-южанин: простая, но разноцветная накидка из грубого сукна да тюрбан, укрывающий темя. Единственное, что его отличало от обитателей юга, помимо огромного телосложения, - его курчавая рыжая борода да большие голубые глаза. Цвет его лица был когда-то белым, но за время долгих странствий успел преобразиться в красный, только под одеждой он оставался прежним.
  Звали купца Еверий Кравий, родина которого находилась в далеких северных землях на другом континенте, куда он держал путь через Океан Ветров.
  Друзья по ремеслу, ехавшие вместе с ним на Север, всё время проводили в чреве корабля, пили без меры и лишь изредка выглядывали наружу. Опухшие, с красными глазами, они немного дышали соленым морским воздухом, чертыхались и снова прятались в обширных каютах. Их толстые фигуры никого не удивляли и не приковывали внимания.
  Настроение матросов сильно испортилось в последнее время, многие стали угрюмы, неразговорчивы, брюзгливы и злы. Они всё чаще озирались лишь на одного из путешественников - молчаливого попутчика лет пятнадцати, мальчика небольшого роста с темной кожей и непривычно раскосыми глазами. Одет он был в странный темный плащ с капюшоном, который полностью закрывал подростка, скрывая фигуру аж до пят. Длинные волосы парнишки были аккуратно заплетены в косичку. Он ни с кем не затевал беседы, ни к кому не обращался, вел себя примерно и нелюдимо.
  С Еверием мальчик заговорил лишь однажды, чтобы попроситься на борт, это случилось перед самым отплытием, около двух недель назад.
  - Ну не знаю, мы едем в далекие северные земли, возможно, что и не доплывем до намеченного пункта вовсе, - озадаченно ответил Еверий на просьбу, с любопытством рассматривая пришельца. - Потом, это торговое судно, брать попутчиков - нехорошая примета, да и товарищи наверняка будут против...
  Но незнакомец говорил серьезно, и купеческая жилка всё же взыграла, поэтому он сразу поинтересовался:
  - А чем платить будешь?
  Юнец вытащил из-под плаща и протянул два золотых. Монеты звякнули и аппетитно блеснули на солнце.
  - Этого хватит? - не спуская пытливого взгляда с собеседника, спросил он.
  Еверию сразу же стало не по себе. Что-то было странно-холодное в глубине этих карих глаз. Он бы сказал - нечеловеческое...
  Сначала купец хотел схитрить, оставаясь верным своим привычкам, а также сложившейся общей практике, но взгляд пацана насторожил, поэтому он не решился обманывать чужака. Да и цена, которую предложил пассажир, оказалась несравненно высока для такого путешествия, хватило бы и тридцати серебряников, а тут золотые. Еверий даже невольно облизнулся.
  - Этого вполне хватит, молодой человек, - только и сказал купец.
  Дело было решено, и попутчик отправился в плавание с торговцами. Ему была отведена отдельная каюта, а также питание как почетному гостю на судне.
  С собой мальчик взял орла - по-видимому, это был его домашний питомец, коих часто выращивают на потеху молодой аристократии южных царств, - малый узелок и какую-то украшенную резьбой темную палку.
  Вниз, к каютам, юноша спускался лишь для того, чтобы поесть и поспать. При этом ел он мало, к необыкновенному счастью скаредного Еверия и сотоварищей, иногда брал пищу с собой и кормил орла, чаще же всего находился на свежем воздухе, вглядываясь часами в небо, где парила его птица, пугая морских чаек.
  Первое время некоторые из купцов хотели было продать или о чём-либо сговориться с попутчиком по своей всегдашней промысловой тяге, но быстро теряли интерес, по-видимому, к богатому, но замкнутому и молчаливому подростку, так как последний не произносил ни слова на все их заученные тирады, внимательно меряя говоривших взглядом, пробирающим до поджилок.
  Вопрос, кто он, часто мучил многих поначалу, но и к парнишке в скором времени привыкли, уже не заботясь о его прошлом. Мало ли их на свете богатых и... глупых, бросивших отчий дом ради странствий и эфемерной свободы, тем более что чужак был почти незаметен, не доставлял проблем и особых забот. Однако матросы на него всё более и более косились.
  Прошло уже две недели в пути.
  Ночью капитан судна ориентировался по звездам, а днем сверялся с солнцем, так что путь пролегал более или менее по маршруту. Накануне корабль прибыл в один из попутных портов, где путешественники закупили воды и провизии. Нелюдимый парнишка остался верен себе, поэтому в порт не выходил, оставаясь на палубе и наблюдая за небом.
  Уже даже Еверий стал замечать, что члены экипажа всё недоброжелательнее высказываются по поводу молодого пассажира, бросая на него недовольные взгляды. Но коль дело всегда заканчивалось тихим роптанием и одним лишь поворотом головы в сторону мальчика, то Еверий не придавал этому особого значения.
  Путь продолжался...
  Земли уже видно не было, как и оставленного позади порта, вновь только бескрайняя рябь безмолвного океана.
  Вечером в один из однообразных дней к Еверию пришел капитан судна, чем-то очень встревоженный. В это время Еверий уже лег спать, тщательно укутавшись, но услышал стук в дверь. Он недовольно скинул с себя покрывало и направился открывать нежданному гостю, попутно вспоминая все ругательства и проклятия, известные по ту и эту сторону океана. У него болела правая нога, а также уже довольно давно ныла проклятая спина в пояснице, отчего он был в прескверном настроении.
  Судно качалось в такт волнам, скрипя досками, и небольшой огонь, зажженный в лампе, предательски колыхался, рассеивая тени по серой каюте. Заметно пахло сыростью и крысиной шерстью.
  Еверий раздраженно впустил капитана к себе, ибо тот сообщил, что причина визита веская и требует внимания. Гость молча присел на один из стульев, пока Еверий медленно передвигался, чтобы зажечь дополнительную свечу, которую поставил в специальную выемку в центре стола. Торговец плеснул в кружку капитана рома и занял свое место неподалеку.
  - Понимаете, уважаемый Еверий, ваш гость очень волнует мою команду, они его считают не от мира сего!.. - начал поздний визитер - человек средних лет с красными свисающими щеками, которые то и дело неестественно подпрыгивали из-за морской качки.
  Лицо капитана напоминало Еверию помидор с маленькими глазками. Губы капитана были толстыми, мясистыми, выдающимися вперед, а сальное и потное лицо испещрено следами оспы. Еверию был неприятен этот морской волк, но дела торговые не зависят от внешности и не всегда идут в ногу с желаниями купца.
  Между тем капитан продолжал:
  - Его молчаливость, взгляд, от которого холодеет всё внутри, да и то, что он постоянно находится на палубе, сильно нервирует моих ребят... Я, конечно, понимаю, что он просто дикарь, но матросы всё же беспокоятся.
  - Ну и что? - спокойно ответил купец. - Их тревога меня не волнует! Я им не за это плачу! Всё это не такая уж диковинная вещь, чтобы из нее делать событие. Южане всегда были варварами. Но если они дают за проезд полновесные золотые, разве это имеет какое-либо значение? Я как честный торговец обязан выполнить все условия нашей договоренности. Ограничения из-за каких-то повадок и привычек недопустимы. Услуги должны и будут оказаны должным образом, ведь пассажир ничего не нарушает и никому, в сущности, не мешает. Я деловой человек... Или вы предлагаете мне отказаться от золотых, капитан?!
  - Ни в коем случае! - энергично замотал головой старый моряк, поднимая руки ладонями вперед. - Я всё понимаю, н-но... - начал, заикаясь, капитан и затем, выпив залпом кружку рома, добавил более спокойно, но так же взволнованно, как и прежде: - Ведь его считают виноватым в том, что он приносит несчастья кораблю.
  Тут Еверий невольно удивился, и его брови поползли вверх. Такое он слышал впервые.
  - Просто такая погода на всех действует угнетающе! Да тем более что этот мальчик всё время на виду у команды... Ну и еще... - вдруг сказал капитан заговорщическим голосом. - Мои ребята - люди небогатые, выросшие в трущобах, половина из них банальные разгильдяи и, откровенно говоря, бандиты. Не по ремеслу, конечно, а по призванию. Ну, вы меня понимаете!
  Капитан противно захихикал, отчего его лицо приобрело еще более отвратительный вид.
  - Они не трогают торговцев, так как я им за это оторву голову и в первом же порту доложу куда следует!.. Но вот ваш попутчик - совсем другое дело, он может пострадать, тем более всем известно о его богатстве, а также его палка...
  - Не понимаю? Хм-м... - прервал словоохотливость капитана Еверий. - Погода действительно последнее время выдалась не из лучших, но это не такая уж и проблема, ведь она испортилась недавно, а мальчик с нами в пути с самого начала. Я думаю, что вскоре ветер подует в наши паруса, и предрассудки неотесанных болванов развеются. И что ты говорил про палку?.. Что ты имеешь в виду? - переспросил купец. - При чём здесь она?
  - Так вот, в палку... В рукоятку этой палки, которую повсюду таскает этот пацан, вделан огромных размеров рубин алый как кровь. Мой помощник увидел это мельком, рассказал за выпивкой приятелям, и сейчас они могут отправиться за добычей... и натворить дел!..
  - Так что ты сразу не начал с этого? - взорвался Еверий, вставая и намереваясь броситься на палубу, но капитан неожиданно его остановил, осторожно схватив за руку.
  - Не нужно! - заикаясь, стал то ли говорить, то ли умолять капитан. - Они пьяны... и могут начудить... лучше оставить всё как есть, завтра ребятки протрезвеют, осознают, тогда и поговорим с ними, но не сейчас... Сейчас они и вас не пожалеют!.. Лучше переждать бурю, отдать им мальца, ведь он, по сути, никто для нас! Пусть забирают его добро, а завтра всё решим, может, и нам что перепадет... - при последних словах капитан зловеще улыбнулся.
  Еверий стал понимать, к чему клонит этот человек и почему, собственно, так неожиданно пришел к нему. Капитан был приспешником в этом гнусном преступлении, а возможно, и зачинщиком. Он намеревался уговорить Еверия, который нанял судно, молчать. Наверняка с его товарищами, купцами, разговор уже состоялся, осталось уболтать теперь только его - Еверия.
  В это время сверху донеслись крики.
  - Ну, началось, - продолжая улыбаться, сказал капитан и еще больше обнажил свои гнилые зубы. - Всё будет скоро кончено, уважаемый, только не волнуйтесь... Давайте лучше выпьем, посидим, поговорим... А это скоро закончится, а потом всё решим... потом... потом всё будет решено за нас!..
  Ухмылка капитана раздражала купца всё больше и больше, от нее разило спиртным и кровью.
  Из всего, что было сказано в каюте, Еверий понял, что мальчик - не жилец. Даже если они его не убьют в момент разбоя, им нужно будет замести следы, а для этого они либо выбросят еще живого, но раненого парня за борт, чтобы не марать рук самим, либо предварительно перережут глотку несчастному прямо на судне и опять же скормят тело акулам и чудовищам океана.
  Парнишка нигде не записан как пассажир, не числится в судовом журнале, и ни в одном порту его никто не видел, чтобы наверняка запомнить, и если будут искать, - ну хотя бы, предположим, родственники, - то ничего так и не обнаружат.
  Малец, без сомнения, богат, Еверий понял это, когда тот расплачивался с ним за проезд, - видимо, это не укрылось от алчных матросов и капитана.
  Судьба мальчишки решена, а завтра капитан обнаружит, что один пассажир таинственным образом пропал, поэтому добро странного попутчика нужно будет поделить между всеми, в том числе и Еверием, чтобы молчал, а в противном случае пропадут двое. Лишней огласки капитан не хотел, из-за чего он и пришел договориться с торговцем, пока, вероятно, по-доброму.
  Торговцы сами по себе люди не всегда честные: порой их руки случайно, а порой и преднамеренно мараются в темных делишках, приносящих барыш. Иной раз торговля только на том и строится, что на устранении конкурентов каким-либо из известных или неизвестных способов: яды, подосланные убийцы, стрела наемника, злая магия, а чаще всего якобы несчастные случаи. Ликвидация неугодных иногда заканчивается простым запугиванием, а иногда - кровью и навсегда поломанными судьбами. Страдают и вполне неповинные люди - семьи конкурентов, их деловые партнеры, случайные прохожие, которым не посчастливилось попасть под боевую волшбу или стрелу.
  Еверий как представитель торговой братии знал обо всех нелегальных способах, на которые могли пойти коллеги по цеху, но пользоваться ими он не спешил. Изучал же он их лишь для того, чтобы быть готовым, ведь известно, что если у тебя есть информация, то ты уже наполовину победил.
  Торговец, хладнокровно выслушав собеседника, молча подошел к своему скарбу, открыл дубовый сундук, из которого вытащил металлическую дубину, изготовленную одним искусным кузнецом в далекой восточной стране за целых сорок серебряников. Дубина имела шипы, была громадна, как раз по фигуре ее обладателя.
  Капитан сначала подумал, что купец полез за выпивкой, и очень обрадовался, а затем его лицо исказил испуг, когда он увидел аргумент, ничего хорошего не суливший.
  - Что это вы?.. Уважаемый...
  Еверий приблизился к гостю и, ничего не ответив, со всего размаха влепил кулаком по красной морде. Щеки капитана вздрогнули несколько раз, прежде чем морской волк, перелетев через стул, рухнул навзничь и больше не поднимался. Алая струйка крови брызнула по каюте.
  - Я вам покажу, как грабить честный народ, разбойники! - яростно проревел Еверий, обращаясь к потерявшему сознание капитану.
  - Я вам покажу, как марать мою честь! Ребенка вздумали погубить из-за золота, никчемные изверги! Я вам покажу, как меня в зверя превращать! Я вам покажу, как впутывать меня в ваши дрянные делишки! Мне кровавого золота не надо! - уверенно произносил скороговоркой Еверий, крепко сжимая в руке свое оружие и поднимаясь наверх к палубе.
  Честь, братство и добродетель для нашего купца - не пустой звук. Он сугубо ответственно к этому всегда относился, порой даже в ущерб себе.
  Небольшой коридор, слабо освещенный одним факелом, знакомо шибанул вонью от протухшей рыбы. В конце коридора не внушавшая доверия лестница из семи изношенных ступеней вела на палубу. В этом коридоре между небольшими каютами для гостей, а также для самого капитана, Еверий чувствовал себя как орк в панцире паладина - слишком узко, мерзко и совсем неудобно, так как здесь не могла развернуться его дородная фигура.
  Выйдя наверх, он первым делом, к изумлению, увидел на палубе тела пятерых человек, разрубленных на части. Руки, ноги, наконец, туловища и головы бедолаг валялись вперемешку, отделенные друг от друга, залитые алой человеческой кровью. Сначала Еверий был ошеломлен таким видом, но быстро взял себя в руки: выучка и закалка старого воина брали свое. Впереди он заметил испуганно толпившихся матросов-заговорщиков, а напротив стоял пассажир, тот самый мальчик, только с взглядом, полным ярости.
  Вдруг один из матросов, обреченно развернувшись, побежал в сторону прохода к каютам, надеясь таким образом укрыться от противостояния, но парнишка не дал скрыться, молниеносно вытащив нож из-под плаща и кинув в беглеца. Смертельное оружие безошибочно догнало свою цель, и обмякшее тело повисло на руках купца, издавая предсмертные хрипы.
  'Очень быстро и профессионально!' - тут же отметил про себя Еверий, осторожно укладывая убитого на пол.
  В руках у мальчишки был длинный странный меч, такой Еверий видел впервые. Оружие узкое и прямое имело двустороннюю заточку, клинок поражал неуловимой легкостью, пропорциональностью.
  'Но откуда он его взял?' - снова подумал купец.
  Ответ на вопрос предстал перед ним почти сразу. Еверий увидел подле ног мальчика ту самую палку, с которой он всё это время ходил по судну. Рукоять палки была сейчас рукоятью меча, значит, палка служила чем-то вроде ножен, скрывая в себе острое лезвие.
  - Очень тонкое, - уже вслух рассуждал Еверий, внимательно оглядывая меч. - Как оно не сломалось от ударов тяжелых сабель матросов?
  Тем временем, пока купец предавался рефлексии и анализу, пассажир действовал, собирая свою жатву. Он снял плащ, и под ним оказалась простая темно-синяя одежда, удобная для быстрых движений и местами обшитая мягкой кожей. В ремень, снабженный отсеками, были вдеты несколько метательных ножей, а также кинжал с изогнутым односторонним лезвием.
  Четверо матросов с обнаженными саблями, не дожидаясь нового маневра, попытались подойти к пацану с разных сторон, но пара верных и неуловимых движений - и их окровавленные туши упали на пол, отдаваясь глухим ударом о палубу.
  Началась паника. Нападавшие разбежались в разные стороны от методичного убийцы, а тот кинулся за ними, видимо, решив истребить каждого, кто был причастен к разбою. Снова едва видимое движение мечом - и еще два тела упали в предсмертных судорогах. Он попадал только в жизненно важные органы, нанося удары наверняка. Каждый взмах оружием неминуемо заканчивался чьей-то гибелью. Юный пассажир выкашивал своих противников, словно сама смерть, невзирая на все их попытки защититься.
  Опешивший от увиденного Еверий стоял как истукан, но когда прямо перед ним мелькнуло словно молния тонкое лезвие меча, разрезав наполовину матроса, пробегавшего рядом, он всё же пришел в себя.
  Капли крови, человеческий то ли вздох, то ли крик, смесь самых разнообразных запахов, а также глаза погибшего напомнили купцу давно минувшие дни, когда смерть бродила рядом с ним на поле брани, как самый верный из попутчиков.
  - Зачем?.. - невольно вырвалось у него, и голос почему-то ему самому представился ненатуральным - чужим с испугу.
  Еверий сразу же разозлился на себя за слабость. Мирская жизнь разнежила его, сделала неподготовленным к жестоким вывертам судьбы.
  Он поудобнее схватил дубину, поднял над собой и бросился к мальчику, который двигался неподалеку словно тень. Купцу удалось отбить очередной выпад подростка, который грозил смертью еще одному спасавшемуся от кары бедолаге.
  - Не нужно!.. Хватит! - властно гаркнул могучий торговец, но юнец, распаленный схваткой, уже смотрел на купца как на нового врага.
  Глаза этого дрожавшего и бледного молодого человека, как показалось Еверию в ту секунду, светились.
  - Парень, не надо, - уже не так уверенно начал купец, стараясь успокоить подростка. - Хватит на сегодня смертей! Они уже поплатились за корысть! Они больше не будут нападать на тебя, но ты должен остановиться!
  Слова не возымели эффекта: мальчик шел к Еверию, пропуская мимо ушей любые увещевания. Купец понял, что боя не избежать. Он вовремя приподнял свою дубину, чтобы почувствовать, как по ней тут же вихрем пронеслось тонкое лезвие, срезав от цельного куска металла значительный ломоть.
  - Да как такое может быть?! - всполошился торговец, разглядывая поврежденную дубину. - Она же зачарованная!
  Между тем пацан не дал ему возможности передохнуть. Снова раздался звон металла, и еще одна часть дубины отлетела в сторону. Только тут Еверий осознал, что с мальчуганом ему не совладать. Третий удар был почти у самой шеи торговца, но купец с величайшим трудом смог всё же его парировать. Лезвие голодного до смерти меча южанина со скрежетом отскочило, оставив на шее купца алую линию.
  Мальчик неотвратимо надвигался на Еверия, а купец пятился назад. Пот лился рекой, горло пересохло, руки уже начали уставать, спину предательски ломило ноющей болью при каждом рывке, а прерывистое и тяжелое дыхание стало подводить гораздо раньше.
  Еверий стоически переносил неудобства и продолжал держать свою дубину так, чтобы в нужный момент отбить выпад молодого пассажира, стремившегося отсечь голову купцу. Спасения ждать неоткуда, надежда на благополучный исход постепенно таяла: нападавший не выказывал признаков истощения и, по-видимому, не собирался останавливаться.
  Еверия охватила паника, а следом и отчаяние. В этот момент он проклинал всех: и жадного капитана с командой, и мастеров, что изготовили для него эту дубину, которая под натиском тонкого лезвия превращалась в обрубок, и богов, которые подбросили такое испытание. Смерть неминуемо приближалась, и времени оставалось совсем мало.
  Торговец за свою жизнь побывал во многих переделках, везде ему сопутствовала удача, или он добывал ее сам, своими собственными руками, но не в этот раз. Даже его разносторонний и богатый опыт не помогал в критической ситуации, когда он что-то хотел предпринять, парнишка тут же об этом догадывался и пресекал всякие попытки маневра.
  Однако Еверий наконец решился и нанес первый свой удар, и... и дубина разлетелась на мелкие части, оставив невзрачный ошметок в руках. Несколько верных взмахов мальчика, - и куски металла отделились от основной части дубины, купленной у отличного, как его уверяли, кузнеца.
  'Да кто он такой?!' - пронеслось в голове у купца перед тем, как лезвие остановилось в миллиметре от его горла.
  Пацан остановился не потому, что пожалел купца или проявил сострадание, свойственное многим людям, просто в это самое мгновение с неба, словно птица счастья всех странствующих торговцев и Еверия в частности, спустился огромный серый орел на плечо хозяина. Когти хищника впились в южанина, и тот словно бы очнулся от сна.
  Подросток убрал свой меч от горла купца и осмотрелся по сторонам. Птица тут же взлетела в небо, а мальчик неторопливо сложил оружие обратно в палку, предварительно протерев лезвие об одежду ближайшего трупа. Затем всё так же неторопливо забрал метательные ножи, которые без промаха настигали жертв, после чего надел ранее брошенный плащ, валявшийся у мачты.
  Пассажир двигался спокойно, уверенно, но не спеша, словно собирая багаж перед путешествием. Эта медлительность и кажущаяся вялость уже никого не могли ввести в заблуждение, мальчик являлся мастером владения как мечом, так и другими видами оружия, имевшимися в его скудном арсенале.
  Когда этот ребенок, закончив собирать свое оружие, хотел было уйти в каюту, расположенную в том самом коридоре, в котором жил и Еверий, на палубе появился один из обезумевших матросов, которому схватка торговца позволила скрыться. Матрос держал в руке арбалет.
  - Умри-и-и-и, чудовище! - заорал он.
  Звякнула струна, стрела полетела в цель, но резкий удар коротким кинжалом, тем самым, который только что был на поясе, отправил разрубленную стрелу на пол. Еверий даже не увидел движения, не заметил мелькания лезвия, всё произошло мгновенно. Ошалелый матрос упал на колени и зарыдал, а мальчик, словно ничего не произошло, направился в каюту.
  Еверий, а также оставшаяся часть матросов, попрятавшихся в разных уголках корабля, оставались неподвижны, испуг еще не прошел. Палуба, полная трупов и крови, представляла жуткое зрелище.
  Из-за туч вышел тонкий месяц.
  Глава 2. Еверий
  - Слава Всевидящему Аларю, - тихо произнес Еверий, обращаясь к самому себе, предварительно заперев дверь каюты, - с его божественной помощью я всё же выжил!
  Он тут же потрогал шею, на которой остался след в виде кровоточащей линии.
  - Совсем близко, еще бы чуть-чуть...
  Он нервно сглотнул и улыбнулся.
  - Ха-ха-ха! Кажется, я сноровку потерял... Ха-ха-ха... Но, наверное, если бы даже она и была прежней, вряд ли мне повезло победить этого беса! Невероятная сила для такого тщедушного тела, а скорость - так просто запредельная!
  Он молча налил себе бокал рома и жадно стал, нет, не пить, а скорее глотать.
  Наверху раздались крики ужаса - видимо, его друзья-купцы вышли из своих келий, решив, что с богатым и необщительным пассажиром уже покончено. Каково же было их удивление, когда они вместо пропажи одного мальчика узрели на палубе картину из месива крови и частей тел.
  'Так вам и надо, жалкие крысы! - подумал Еверий, наливая еще один бокал горячительного пойла. - Небось от страха поджилки затряслись? Так вам и надо, перевертыши! Сейчас, наверное, ко мне всей гурьбой заявитесь!'
  И как предвидел Еверий, так и произошло.
  К нему в каюту ввалились шестеро богато разодетых всполошившихся купцов в полной растерянности. Бледные толстые лица с испугом воззрились на раненого товарища: они заметили порез на горле, едва заметный под густой рыжей бородой. После взгляд обратился на валявшийся обрубок дубины, а уже затем на капитана судна, еще не оправившегося от полученного недавно сокрушительного удара и лежавшего на полу.
  - Еверий, что... что стряслось? - спросил самый первый из вошедших, восточный купец Палладий, грузный и темный, в нескольких цветных халатах. Его маленькие и хитрые глазки быстро оглядывали Еверия, ожидая ответа.
  Еверий улыбнулся и пристально уставился на вошедших.
  - Что ты молчишь?! - не выдержал Палладий. - Говори, что там произошло?! Там... там гора трупов! Там черт знает что творится... Я... Я... Да что ты так смотришь на нас?!
  - То, что вы привыкли нечестным путем добывать себе богатство, это я знаю! - злобно громыхнул Еверий. - Но у всего же есть предел! Вы, как я погляжу, за моей спиной польстились на чужое, а теперь получили плоды своей же вероломности! Денег вам захотелось, а кукиш вы не хотите?! - Тут Еверий показал своими массивными пальцами то, о чём говорил. - Вот вам, а не деньги!
  Экспрессия товарища, может, и задела чувства торговцев, но они благоразумно решили промолчать.
  Видно было, что собравшиеся сожалеют о развернувшейся авантюре, но, вероятно, это благостное раскаяние происходило не оттого, что они и вправду чувствовали себя виноватыми, а потому что их предприятие всё же не выгорело.
  - Я же знаю, что вы первые заметили богатства парня, и когда этот неотесанный болван, - тут Еверий пихнул ногой лежавшего капитана, - предложил совершить разбой, о-о-о-о, вы не могли не согласиться! Теперь смерти, ненужные человеческие смерти лежат, в том числе и на ваших продажных душонках!
  Еверий налил себе еще стакан обжигающего рома и начал пить. В наступившей тишине слышались только гулкие глотки.
  - Но что нам теперь делать?! - обреченно воскликнул Палладий, обращаясь к своему давнему другу, норов которого был ему хорошо известен. - Нам страшно... а вдруг он придет за нами... Он... он пугает!.. Кто знает, что творится у него в голове?! Скажи, наконец, как нам поступить? Тебе, я вижу, повезло, он тебя пощадил, а нам придется туго! Скажи, что нам можно предпринять? Может, дать мальчишке денег? Может, еще чего?.. Кто же знал, что он так силен?..
  Рыжий гигант с гулом поставил на стол опорожненный бокал, отчего утварь разбилась вдребезги. Первое мгновение он хватал воздух от нахлынувшего возмущения.
  - 'Повезло'?! - яростно взорвался Еверий, резко встав со стула и нависнув над Палладием. - Да мне чуть башку не отделили от тела! А ты говоришь 'повезло'!
  Палладий не нашелся, чем ответить взбешенному товарищу, а Еверий в конце концов снова плюхнулся на стул - не распускать же, в самом деле, кулаки среди своих!
  Наступила тишина.
  Еверий раздумывал над ситуацией, уставившись на крышку стола, брови его нахмурились пуще прежнего. Он подпер свою массивную челюсть медвежьей рукой и долго бы так просидел, перебирая воспоминания о произошедшем, если бы торговцы, столпившиеся в дверях, не начали вскоре терять терпение.
  Они ерзали в его каюте, переминаясь с ноги на ногу, шелестели дорогой парчой и шелками, кто-то стал откровенно шептаться, поэтому забыть об их присутствии не представлялось возможным.
  Еверий наконец оборотился в их сторону, но его взгляд уже не был принужденно-насмешливым и злым - он успокоился. Палладий хорошо знал это настроение рыжего медведя и понимал, что Еверий не может долго держать обиды, и что если к нему обратиться за помощью да со всей откровенностью, тот никогда не откажет. Теперь же Палладию было хорошо известно и то, что его близкий знакомый с вероятностью до определенной точности пойдет заступаться за них перед страшным пассажиром.
  - Хорошо, я схожу к нему! Попытаюсь с ним поговорить... в том числе и о вас. - Еверий вздохнул. - А вы в свою очередь приготовьтесь откупиться. Возможно, придется расстаться и с товаром...
  Торговцы растерянно переглянулись, между ними пробежал недовольный ропот. Их глаза казались испуганными еще больше, чем секунду назад перед угрозой неминуемой смерти. Злато уж очень укоренилось в их умах и сердцах, так что толстые губы Палладия невольно дрогнули от мысли, что ему придется распрощаться с драгоценным металлом и понести вынужденные убытки.
  - Как же так, Еверий? - пустился увещевать Палладий, всё время бестолково заикаясь. - Как же мы без товара? Ведь это наша жизнь, ведь наше же добро... без него нет нас...
  - Вас и не будет, если паренек вздумает мстить, - язвительно отрезал Еверий, снова выходя из себя. - Море щедро примет в пучину и вас, и меня, и всех тех несчастных, которые вздумали сегодня свершить глупость, если парнишке придет в голову от нас избавиться! В этом возрасте они очень обидчивы и не всегда могут действовать по уму!
  Наступила действительно роковая тишина: томящая, тяжелая, словно физически сдавливающая неподъемным грузом. Для торговца потерять товар означает разорение и нищету, что в большей своей части заканчиваются голодом и смертью.
  - Как же, Еверий?.. - снова нерешительно промямлил Палладий, как будто не веря тому, что только что услышал. - Да возможно ли это?! - неожиданно воскликнул он с металлической злостью в голосе. - Не позволю! Лучше уж ты меня сразу и здесь резани по горлу, чтоб не мучиться, да в воду!.. Без товара я никуда! Без него я не могу...
  Ему сразу принялся вторить негодующий хор приспешников, пока Еверий не пресек возгласы толпы простым ударом кулака по столу. Бутылка с ромом рухнула на пол, разбрызгивая содержимое.
  Отчаяние этих людей фортуны можно понять, и Еверий их понимал, как никто другой, ведь экспедиция, которую они затеяли, представляла собой огромнейший риск.
  - Опомнитесь, друзья, опомнитесь, - громко увещевал Еверий, тщательно выбирая слова, - ведь жизнь всё же дороже! У вас товар и капитал еще на родине остался, не всё еще потеряно! А вдруг малец не захочет и того? Может, он больше запросит, чего мы ему отдать не сумеем? А может быть и вовсе обратное, и ему не будет нужна компенсация! Но если выбирать из худшего, то выхода как такового у нас нет.
  - Так, постой, друг, погоди, - взял слово Палладий, его широкие ноздри от волнения то вздувались, то снова принимали обычный вид. - Ты сам меня в свой северный край пригласил, сам меня притащил в свои родные места, чтоб торговлю открыть! Как ты тогда распинался, как уговаривал нас все эти годы к тебе плыть! Никто не хотел, никто не решался в такую даль переться, а вот мы все согласились! И ты теперь предлагаешь всего лишиться?! Именно ты нас сговорил с тобой отправиться, утверждая, что мы наткнулись на золотую жилу! А теперь что, на попятную?! Только из-за тебя мы сюда к черту на кулички и отправились! Только из-за тебя рискнули всем, чем владеем! А ведь могли себе спокойно жить на родине! Говори, так это или не так?!
  - Так я и не спорю, - раздраженно согласился Еверий, на этот раз не теряя самообладания. - Да только разве я вам сказал - напасть на парня?! Вы от своей жадности с ума посходили! Это вам не ваш континент Мальта! Прежде чем совершать такое, нужно было всё хорошо взвесить и обдумать, со мной посоветоваться, чего вы сделать не удосужились! Вот оно как всё обернулось боком...
  - Ты от нас не отделяйся, брат! Только по твоей воле мы здесь, - хмуро заметил Палладий. - Если в твою северную страну направимся, то лишь с товаром. Поговори с парнем, и если затребует лишнего... То выхода у нас нет: нападем на него всем скопом, обезоружим и выбросим за борт.
  - Но он один почти дюжину матросов убил - парней намного больше, сильнее и выносливее, чем мы все, - обеспокоенно возразил какой-то лысый старичок из толпы торговцев, выходя вперед. Выглядел он маленьким, сухим, но с быстрыми хитрыми глазками, не потерявшими, несмотря на возраст, остроты. - Нам с ним не совладать!
  - И правда, какие из нас воины, - поддержал товарища другой купец, широкобровый, большеротый и темноволосый. - Только Еверий, может быть, с ним бы и потягался в силе, но не мы...
  - Я бы, может, и потягался, братцы, - саркастически ответил Еверий, аккуратно вытирая выступившую из раны кровь на горле. - Да только я сегодня уже один раз чуть не оказался в той злосчастной дюжине, о которой вы только что упоминали и которая сейчас на палубе кормит крыс! Как бы это прискорбно ни звучало, но по доброй воле у меня нет особого желания нанизываться на чей бы то ни было меч! Уж простите!
  На некоторое время все примолкли.
  - Есть много разных способов справиться с ним, - нарушил тишину Палладий. - Яд, пожар, наконец, в каюте его прихлопнем, там пространства мало, а нас много - нападем на него одного, да и убьем! Что-нибудь да придумаем... Не убьет же он всех нас?..
  Снова наступило тяжелое молчание. Все понурили головы, видно, сомневаясь в благополучном исходе нового предприятия.
  Вдруг возле разрушенного стола послышались стоны капитана, который очнулся от полученного ранее сокрушительного удара. Капитан держался одной рукой за челюсть и всё причитал от боли. Мгновение он непонимающе и растерянно разглядывал торговцев, пока не ляпнул:
  - Ну что, выгорело?..
  Собравшиеся посмотрели на него с ненавистью, а ответил за всех на неуместный вопрос Еверий, шарахнув капитана ногой по лицу, отправив тем самым последнего на покой еще на некоторое время.
  - Пусть отдыхает божий человек, - сказал вставший на ноги Еверий, - пусть хотя бы какое-то время ни о чём волноваться не будет! А я пойду поинтересуюсь, может и правда всё обойдется. Разведаю обстановку. Хватит нам из пустого в порожнее переливать! Будь что будет! - с этими словами и с тяжелым бременем отправился рыжий торговец к каюте, расположенной в самом дальнем углу коридора, где поселился странный пассажир.
  Дался ему этот небольшой путь с величайшим трудом, словно ноги налились свинцом. Колыхавшийся огонь свечи то взвивался вверх, то уходил в сторону, отчего тень купца дрожала.
  Еверий остановился возле крайней угловой двери, не решаясь постучать. Она оказалась приоткрытой, и Еверий невольно услышал голос или голоса, как будто кто-то разговаривал в каюте мальчика, но точно разобрать было невозможно, так как шум моря и скрип движущегося корабля очень мешали.
  'Кто бы это мог быть? С кем мальчик мог вести беседу? - подумал купец, но ответов не находил. - Возможно, просто мерещится, как до этого почудился свет в глазах убийцы. Чего только в эту ночь не стряслось'.
  Еверий постучал по косяку дверного проема. Никто не отозвался. Некоторое время он стоял в растерянности, потом снова постучал в дверь, но ответа также не последовало. Однако в этот раз где-то внутри раздалось хлопанье больших крыльев.
  'Возможно, тот самый орел? - предположил Еверий. - Значит, он там!'
  Долго бы простоял так торговец, не решаясь сделать шаг, если бы внезапный шум в каюте, как будто что-то рухнуло, не привлек внимания.
  Когда Еверий вошел в небольшое помещение, то увидел, что мальчик лежит на полу без сознания. Прирученный орел с яростью глядел на вошедшего, но ничего тому всё же не сделал. Купец осторожно приподнял голову пассажира, но тут глаза пацана открылись, а у горла Еверия, прямо под бородой оказался маленький кинжал.
  Обескровленное лицо, тяжелое и сиплое дыхание, запекшиеся губы и взгляд, полный пустой, как будто уставшей от всего злобы. Он почувствовал, как легкое тело колыхалось в мелкой дрожи, а одежда пропиталась потом, - ребенка лихорадило.
  - Хочешь продолжить то, что уже начал ранее? - осторожно поинтересовался купец, намекая на опасную царапину, которую мальчик не так давно оставил на его шее.
  Еверий выдавил из себя улыбку, но подросток пропустил его слова мимо ушей.
  - Послушай, мне кажется, что ты очень сильно болен, а я могу тебе помочь, но для этого прошу больше не прикладывать свои ножи к моему горлу, испытывая на прочность. Ну как, согласен?
  - Мне, в общем-то, плевать на свою жизнь, и, если надо пожертвовать, я с радостью это сделаю, забрав кого-нибудь с собой! - фатально произнес пацан, не отводя ни своего кинжала, ни своего взора от Еверия.
  - Ну, это не разговор... - промолвил торговец, быстро соображая, какой ответ дать, но слова не находились, язык как будто ворочался в бессилии.
  Тут внезапно орел издал свой клик, и юнец, мельком глянув на птицу, вяло вздохнул.
  - Хорошо, - внезапно сказал мальчик, смотря куда-то поверх купца.
  Больше он ничего не произнес, и Еверий сам взял слово:
  - Значит, уговор будет следующим: я обязуюсь выходить тебя, а ты за это не будешь творить глупостей на корабле. Доплывем до первой пристани, и ты пересядешь на другой корабль! И пока ты будешь здесь, никто не посмеет тебя тронуть - это я тебе обещаю, однако ты оставишь моих товарищей и экипаж корабля в покое! Ну как, договорились?
  Подросток молча кивнул, зверьком наблюдая за торговцем.
  - Так вот, парень, ты болен лихорадкой, - сказал Еверий, приподнимая больного и неся на кровать.
  Мальчик не отпустил свой кинжал, хотя и отстранил его.
  - Она наверняка уже давно в тебе зрела. Я много раз ее встречал, поэтому у меня есть травы и способ от нее излечиться. Но для того чтобы я тебе помог, ты должен мне довериться...
  - Это всё бессмысленно, купец, - ответил мальчик, с трудом устраиваясь в постели. Он заметно ослаб. - Мне никто не поможет и тем более ты!.. Мне нужно лишь время, пусть никто ко мне не заходит. Посторонних, кроме тебя, я убью на месте!
  - Хорошо, я согласен, но разве тебе не нужны лекарства?
  - Если желаешь, можешь их принести мне, но... я думаю, что они бесполезны.
  - Ладно-ладно, но я всё же принесу их! - Еверий встал, намереваясь выйти из каюты, но возле дверей задержался, чтобы задать два последних вопроса, интересовавших его: - Что насчет торговцев, путешествующих со мной? По их обычаям ты можешь затребовать выкуп за их жизни!
  - Для меня ни они, ни их никчемные тряпки не представляют никакого интереса. Просто пусть не суются ко мне, и я их не трону!
  Глава 3. Материк Нозфол
  Можно и не упоминать, что когда торговцы узнали о слабости мальчика, они сразу же решили от него избавиться, правда, Еверий их вовремя остановил. Нехотя, но его послушались. Возможно, товарищи просто не стали рисковать из-за страха, так как одно дело - справиться с больным парнишкой, который даже в таком состоянии представлял некоторую опасность, а совсем другое - сражаться с ними обоими, ведь Еверий пригрозил им даже таким доводом.
  К удивлению всех, молодой пассажир пролежал в постели, не выходя на палубу, целую седмицу. Болезнь оказалась очень серьезной. Еверий считал, что всё из-за того, что подросток-южанин не лечился. Он так и не использовал те лекарства, которые безвозмездно предоставил добрый торговец.
  Еверию казалось, что болезнь прогрессирует. По его мнению, лихорадка развивалась слишком стремительно, сопровождаясь жаром и сопутствующими капризами истощенного организма, как припадки, забытье и бред.
  Он стал опасаться, что мальчик не выживет до конца плавания, но всё обошлось - больной вскоре пошел на поправку, к огорчению большей части команды и к неподдельной радости хмурого добровольца-сиделки.
  Торговец как-то особенно быстро проникся сочувствием к своему молчаливому пациенту. Возможно, оттого что только он один бывал у него в каюте, разговаривая и раздражая последнего навязчивой общительностью.
  Кто знавал Еверия достаточно близко, мог бы поклясться в его природной способности заводить друзей, что всегда помогало в торговых делах. Так, хоть подросток и был угрюмым и молчаливым, но долгие и тоскливые вечера, проведенные с купцом, не пропали даром, и он понемногу стал доверять рыжему великану, как он про себя прозвал Еверия.
  Между тем Еверий весьма неожиданно для себя сделал открытие, что мальчик оказался умен, и его некоторые познания превосходили даже эрудированность торговца. Однако в нём, кроме всего прочего, присутствовала и властная черта, не свойственная простому люду.
  'Из благородных', - подытожил для себя Еверий, но кто он такой на самом деле, так и осталось загадкой.
  За всё время болезни южанин ни разу не пожаловался, не заплакал или иным образом не показал свою слабость, а это могло значить только одно, что терпение и сила воли воспитывались в нём с юного возраста.
  Говорил мальчик на наречии стран Северного континента, признанного всеобщим, то есть на наречии Эдингола королевства Стоун. Еверий отмечал, что никакого акцента при этом у юнца не ощущалось, да и словарный запас был не в пример больше, чем у самого торговца. Даже Палладий не мог так свободно изъясняться на этом наречии, хотя и слыл хорошим оратором, при всякой удобной минуте демонстрируя это, усугубляя беседу красным словцом.
  Порой парнишка, правда, вероятно, в бреду, вел себя странно: заговаривал со своим орлом, словно с человеком, беседовал с ним как ни в чём не бывало на отвлеченные темы, но это были всего лишь вспышки, которые часто не повторялись. Еверий не придавал значения, считая подобное проявлением болезни, вздором либо историческими воззрениями и обычаями племени, из которого, возможно, происходил болящий.
  Вскоре корабль прибыл в ближайший порт, расположенный на северном материке Нозфол. К этому моменту мальчик уже достаточно выздоровел, чтобы самостоятельно передвигаться, но при этом был еще очень слаб.
  День стоял отличный, ярко светило солнце, освещая серые паруса. В небе блуждали клочкообразные облака, летали чайки, выискивая корм.
  На палубе стояла вся торговая братия, о чём-то шумно споря с раздраженным Еверием.
  - Пора, Еверий, пора, - настойчиво говорил разгоряченный Палладий, то и дело шамкая красными губами. - Ты должен прогнать этого убийцу! Мы не можем отправиться дальше в плавание с ним под боком.
  Как обычно, голосу Палладия вторила и остальная торговая братия, всё время шумя, то поднимая, то опуская свои холеные руки, украшенные кольцами с разноцветными камнями. Даже капитан присутствовал при этом действии, как всегда, в состоянии явного аффекта от выпитого еще утром. Он тоже энергично вскидывал пятерню и повышал голос, в общем-то, толком не понимая, о чём речь, но его бас звучал в унисон с другими возмущенными выкриками, повышая градус накала, поэтому его никто не прогонял.
  Наконец все умолкли и стали ждать реакции Еверия, который с тяжелым сердцем слушал окруживших его людей.
  Изо дня в день Еверий был участником таких вот концертов, но всегда отмахивался от товарищей или отбивался пространными заверениями о выполнении их просьб, однако сегодня, когда корабль прибыл в порт, коллеги не в пример ретивее насели на него, сминая последнее сопротивление в пух и прах.
  - Хорошо, - еле слышно сказал могучий купец, по обыкновению нахмурив брови. - Я поговорю с ним и объясню, в чём тут дело. Я думаю, что он поймет.
  - Вот и отлично! Молодец, Еверий! Я знал, что ты не подведешь нас, - радостно отозвался Палладий, улыбаясь и сверкая заплывшими глазами. - Давай, сделай это! Пора прощаться с этим чудовищем в облике ребенка навсегда.
  Рыжий гигант еще больше нахмурился, но правда была на стороне этих прагматичных злыдней.
  Еверию не терпелось открыть торговлю между южными странами и его северным домом - скорее мир бы начал сыпаться, чем он отказался от вполне уже исполнимого замысла. Дело оставалось за малым - привезти на родину далеких южных дельцов, что он, собственно, и осуществлял в настоящий момент. Таким образом он хотел открыть новый торговый путь для своих земляков. Теперь же на кону стояло: первое - это своеобразная дружба с молодым пассажиром, второе же - воплощение давно зревшей мечты.
  Знакомый коридор, ведущий в общие каюты для гостей, замыкала стена, справа от которой находилась дверь, куда Еверий и держал свой путь. Она оказалась незапертой, поэтому торговец вошел без стука, как уже делал на протяжении почти двух недель. В небольшой каюте из мебели были только простой деревянный стол, стул да что-то наподобие кровати, где и лежал парнишка. Его верный орел был тут же, что-то клевал со стола, не обращая внимания на вошедшего.
  Он быстро оглянулся, хватая короткий кинжал. Впрочем, увидев гостя, опустил оружие на место. Движения выглядели столь выверенными, что Еверий невольно подумал о том, что мальчик не врал и вполне мог убить обидчиков даже на смертном одре, если бы такой шанс ему представился.
  Из замусоленного окна, покрытого копотью, застаревшим и пожелтевшим жиром, а также паутиной, светило солнце. Лучи, попадая на грязное толстое стекло, изменялись и превращались в тусклые и невзрачные пятна. Однако сквозь небольшую щель яркие лучи всё-таки просачивались, освещая приют больного, а морской бриз наполнял помещение воздухом.
  С пристани пахло рыбой, раздавался гомон и окрики людей. Там чувствовалась жизнь без прикрас, наполненная деловыми буднями и торопливостью тех, кто привык зарабатывать свой хлеб тяжкими усилиями.
  Еверий, рыжий, косматый, как медведь, переваливаясь из стороны в сторону в низеньком помещении, коротко мазанул взглядом по выздоравливающему, а потом так же быстро уставился в пол. Парнишка сразу понял, что что-то произошло.
  - Понимаешь, они меня заставили... - пробубнил Еверий, оправдываясь, но больной, который в продолжение месяца так и не назвал своего имени и цели путешествия, поднял правую руку в знак того, чтобы говоривший остановился.
  - Они сказали, чтобы я уходил с корабля? - произнес мальчик безучастно, чуть привставая с постели. - Я вполне готов это сделать, ведь вы выполнили свою часть сделки. Я же на материке Нозфол?
  Еверий подтверждающе качнул головой.
  - Отлично! Дальше я доберусь до нужного мне места самостоятельно! Я, конечно, остался бы более довольным, если бы мы прибыли к Эдинголу, как и договаривались изначально, но в силу новых обстоятельств я согласен и на эту пристань. Дай мне двадцать минут, и я покину судно! - быстро проговорил он.
  - Хо-хорошо... - только и промычал Еверий.
  Мальчик затеял собираться, торговец виновато посматривал на него, как будто что-то пытаясь спросить. Наконец Еверий решился:
  - Послушай, может, это меня и не касается, но куда ты держишь свой путь? Возможно, я смогу что-то тебе подсказать или направить в нужное место?
  - В этом нет необходимости, я и сам найду дорогу!
  - Но, может, я смогу как-то иным способом тебе помочь? Ты ведь сейчас слаб. У меня много друзей!
  - Я справлюсь... - поспешно ответил подросток, однако потом на секунду задумался и добавил: - Может, подскажешь, где приобрести кое-какие вещи, если это тебя не затруднит?
  - Конечно-конечно, - радостно отозвался великан, тряся рыжей бородой. - Я знаю этот порт как свои пять пальцев, если он не изменился за время моего отсутствия! Что тебе необходимо?
  - Одежда и кузнец! Впрочем, можно просто оружейного мастера или умельца, который бы вынул красный камешек и сделал рукоять меча более удобной... Я хочу предупредить всякие поползновения на свою персону в дальнейшем. Не хотелось бы, чтобы возникали иные недоразумения в моём путешествии, подобные тому, которое произошло на корабле. Этот рубин я оставлю тебе, торговец, если поможешь!
  - О-однако, - протянул Еверий удивленно. - Не слишком ли большая плата за такую простую просьбу?!
  - Ничуть, мне этот камешек без надобности!
  - Хорошо, молодой человек, я как раз знаю, где найти достойного кузнеца, если он еще жив, - не скрывая радости, произнес Еверий и заторопился к выходу.
  Когда мальчик остался один, орел прекратил бродить по столешнице и незатейливо потрошить пищу. Птица с интересом принялась наблюдать за своим хозяином, который собирал скудные пожитки, состоявшие из того, что он носил на себе, и небольшого мешочка с деньгами, а также той самой пресловутой палки со скрытым клинком.
  Времени у него на это ушло немного.
  Затем парнишка, застегивая на себе темно-серый плащ, обратился к орлу, разговаривая на южном наречии эльфийского племени Инуи, которое распространено в одноименном королевстве. Слова лились столь красиво, а выражение лица, с которым мальчик обращался к нему, было такое, как будто перед ним находилось не глупая птица, а вполне разумный человек. Орел после монолога скрылся в приоткрытом окне, так и не удостоив ответом. Мальчик еще раз обернулся и с досадой махнул рукой в сторону улетевшей птицы.
  Кузница находилась в одном из дальних проулков в портовой части города, и, чтобы найти ее, от Еверия потребовались неимоверные умственные усилия, которые помогли вспомнить забытый путь.
  Маленькая деревянная изба с черепичной крышей грязно-коричневого цвета, с небольшими окнами и с большой трубой из порядочно закопченного кирпича - вот что представляла собой кузница.
  Хоть проулок, уложенный булыжниками, был маленьким, и тень в этом месте повсеместно праздновала свое превосходство над светом, хозяин здания умудрился справа от входа зачем-то посадить чахлое дерево, потерявшее все листья. Остался только черно-серый сиротливый остов растения.
  Тяжелая дубовая дверь в помещение поддалась не сразу, чтобы сдвинуть ее с места потребовались некие усилия, что, в общем-то, для Еверия даже не было испытанием.
  Ржавые петли проскрипели, и клиенты проникли в сырой и неопрятный, пропахший куревом и гарью зал, где на его противоположном конце стояла магазинная стойка. За прилавком восседал не первой свежести мужичок, худой и бледный, куривший длинную и тонкую трубку гномов.
  По всему было видно, что хозяин пьян, но держался он вполне по-деловому. Торговец сперва растерялся, так как не ожидал увидеть запустение в некогда приличном ремесленном заведении, но делать было нечего, и пришлось обратиться к мастеру, - а это именно кузнец и оказался!
  - Подмастерье отдыхает, - виновато процедил седой старик, убирая трубку и выпуская струйку сизого дыма из ноздрей, - поэтому приходится здесь сидеть.
  Он сделал многозначительный жест руками, раздвинув их в сторону, словно охватывая зал, а затем продолжил:
  - Зачем пожаловали, добрые люди?
  - Нам нужно аккуратно отделить очень ценный предмет от другого не менее ценного, при этом постараться не повредить оба, - начал Еверий, взяв из рук мальчика палку со вставленным в рукоять рубином, и показал мастеру.
  Кузнец внимательно оглядел оружие, аккуратно перехватив из рук торговца, словно драгоценность. Он с явным интересом вертел оружие в мозолистых руках. Наконец, пожевывая тонкий мундштук трубки, ремесленник сделал глубокий вдох и выдох, оценивая в уме представленную вещицу.
  Дым белыми клубами разлетался с губ мастера, седые мохнатые брови напряженно хмурились.
  - Завтра в полдень всё будет готово, сегодня уже темно, и я просто-напросто ничего не успею, ведь помощи у меня нет... подмастерье отдыхает... - напомнил кузнец, снова присасываясь к трубке и выпуская дым. - Но всё будет сделано в лучшем виде, можете не сомневаться. Пока в моих руках сила.
  И тут старик показал свою длинную жилистую руку, словно в подтверждение слов, но та предательски затряслась над стойкой, поэтому он сконфуженно и быстро убрал ее прочь.
  - В общем, я выну камешек, даже гномы не справятся лучше меня.
  Еверий скептически посмотрел на него, но в сказанном не сомневался, так как давным-давно, когда Еверий был в этих местах, только этот ремесленник выполнил довольно сложный заказ, требовавший искусности в профессии. Тогда он с трудом верил даже в то, что кузнец вообще сможет поднять рабочий молот, но результат превзошел все ожидания, а оплата была небольшой, что и оставило неизгладимое впечатление в душе торгаша.
  Однажды старик, между прочим, похвастался ему, что обучался у гнома. Это Еверий, надо сказать, до сих пор считал выдумкой.
  - Какой ценой нам обойдется ваша работа? - поинтересовался купец, предварительно нахмурив рыжие брови и готовясь оберегать этот бастион всеми известными ему способами.
  Ремесленник не сразу ответил, взяв время на обдумывание вопроса, при этом то и дело немилосердно пыхтя дымом. Крепкий табак кружил голову.
  - Двадцать медяков, - наконец произнес старик, хитро прищурившись и рассматривая реакцию клиента.
  Реакция в виде возмущения не заставила себя долго ждать. Последовало долгое и нудное препирательство, заключавшееся с одной стороны в сбивании, а с другой - в сохранении названной цены, где каждый всеми правдами и неправдами старался отстоять собственные интересы. Сошлись на двенадцати медяках, но купец и тогда продолжал недовольно ворчать.
  Всё время, пока кузнец и Еверий торговались, мальчик безучастно рассматривал зал с развешанными по стенам металлическими изделиями - от крестьянских мотыг до рыцарских мечей, щитов и шлемов. Товара оказалось немного, поэтому он сосредоточился на доспехах, которые были массово распространены в Страдии - большом торговом городе Южного континента, откуда прибыл их корабль, но там стража носила совсем другие доспехи, более легкие и свободные, а также более яркие - золотистого цвета. Воины Страдии предпочитали тяжеловесным доспехам маневренные отдельные латы - нагрудник, шлем, поножи и наручи, а также порой и кольчугу. При этом уязвимые места таких доспехов всем были ясны, так как их иногда прикрывала только кольчуга в местах сочленения, а то и вовсе ничего, кроме поддоспешника.
  В сущности, парнишку заинтересовал только один относительно цельный костюм, прикрепленный к стене справа от входа, это была плотная стеганая ткань, внутри которой находились металлические пластины, поверх нее при необходимости могли крепиться другие, уже монолитные детали доспехов. Толстая ткань при попадании стрелы защищала от повреждений.
  Мальчик подумал, что доспех отлично оберегает своего носителя, но очень стесняет движения, поэтому такие элементы воинского гардероба никогда бы не прижились на юге, так как жара всегда вносила корректировки. И если рыцарь Южного континента вздумает напялить нечто подобное, то, скорее всего, получит тепловой удар, и в таком случае о какой-либо боеспособности говорить не приходилось. Однако здесь, на севере, такие доспехи вполне себя оправдывали.
  Затем он переместил свой взгляд на развешенное рядом оружие. Полуторный и двуручный меч были большими, и меч мальчика, вделанный в деревянные ножны, хоть и обладал достаточной длиной, как и полуторник, но всё же уступал ему в толщине и массивности, не говоря уже о двуручнике.
  'Острые, - подумал мальчик, - но не такие маневренные, как мечи клана. Да и сделаны не так искусно, поэтому быстро затупятся и, возможно, сломаются'.
  ***
  - Надо же, - с изумлением твердил кузнец Кинай, когда клиенты вышли из магазина, - такая жемчужина - и у меня в лавке!
  Он быстро встал, закрыл входную дверь на ключ, предварительно повесив на нее соответствующую табличку, затем с неожиданным проворством погасил все лампы в помещении магазина при кузнице и, наконец, прошел во внутреннее помещение, где у него была, собственно, сама ремесленная мастерская.
  Небольшое грязное помещение, плотно заставленное металлическими изделиями, заготовками, молотами, щипцами, несколькими наковальнями. В центре кузни находился потухший горн. Здесь ощутимее пахло гарью, но это не смущало владельца мастерской, он с превеликим удовольствием вдыхал этот воздух.
  Кинай поспешно зажег все имеющиеся свечи и лампы, но их не хватило для того, чтобы осветить комнату так, как он этого хотел, поэтому кузнец достал дополнительные светочи из ящика в магазине.
  - Подумать только! - восхищенно пробормотал Кинай, усевшись в прохудившееся кресло, когда все приготовления были закончены, и снова увлеченно рассматривая принесенное оружие, при этом аккуратно поводя огрубевшим пальцем по вязи из незнакомых ему символов. - Кажется, работа эльфов! - причмокнул он языком. - Никогда не представлял, что увижу такое собственными глазами! Хм!.. Интересно, зачарованный ли он?
  ***
  Здесь наступило только самое начало зимы, а точнее - конец осени, поэтому дул промозглый, хлещущий в лицо ветер. Где-то виднелись крупицы снега, белого и бросающегося в глаза на фоне темной и хмурой скалистой земли.
  Город был большой, каменный, в основном двухэтажные здания с красивыми витринами хорошо просвечивались солнцем. Широкие улицы имели прямое направление, подобно полноводным рекам, по краям, словно утесы, высились дома ремесленников и торговцев, в нижней части которых расположились магазины и мастерские, где изготавливались товары из кожи, металла, меха и дерева, тогда как верхние этажи служили только для проживания. Дороги между тем были выложены брусчаткой, это говорило о том, что город не бедствует.
  Правил этим 'дружелюбным' городом король Ротгар, который свято поддерживал торговцев и приезжих, если, конечно, они не нарушали общественного порядка и не мешали получению доходов. Смутьяны никому не нужны. Волю же его исполняли рыцари и стражники, следившие за благочинным поведением. Войн этот король не вел уже достаточно давно, чтобы люди забыли о них совсем, поэтому его немного даже любили и считали отчасти справедливым.
  'Почему отчасти?' - спросите вы.
  Да потому что его рыцари при всех своих бесчисленных добродетелях имели один очень откровенный недостаток: они кропотливо и самозабвенно, не зная усталости и не жалея сил, обирали народ и нередко злоупотребляли сим даром, дабы их государственные карманы не оскудевали никогда. При этом иноземцев трогать строжайше запрещалось, отчего вся нагрузка ложилась на плечи местных жителей. Но помимо поборов и бесчинств, устраиваемых служителями закона, сам король не гнушался каждогодних подъемов налогов, что, конечно, не возбуждало в простом населении расположения к его персоне.
  И если у вас в кошельке находились деньги, то улыбки граждан в сем городе расплывались вполне естественно и непринужденно, словно говоря: 'Добро пожаловать!' А если вам не посчастливилось разжиться злосчастной монетой, то и прием оказывался соответствующий: темные улицы доков, подземные катакомбы воров и убийц, а также сам порт, принимавший на тяжелую работу всех желающих, всегда могли открыть вам свои неуютные объятия.
  В общем, город был чистый, аккуратный, но хмурый в этот промежуток времени, так как неодолимо наступала зима.
  ***
  Народу было много.
  Люди были здесь вполне приветливые, в большинстве своем торговые либо рабочие, поэтому и общительные с иноземцами, тем более что это способствовало их собственному процветанию. Портовый город получал свою давно определенную выгоду от путешественников. Разночинные, разномастные, прибывшие сюда изо всех уголков света, они ходили по улицам торгово-промышленного района, где стояли Еверий с мальчиком.
  Бродили патрули суровой на взгляд стражи, закованной в латные прочные доспехи. Воины держали в руках по секире, а на поясах у них висели полуторники, с помощью которых они блюли закон и порядок. На спинах служивых людей громоздились пугавшие своим видом арбалеты.
  Бегали пронырливые и вездесущие дети, пытавшиеся всучить товар прохожим либо изъять у них то, что плохо и совсем не к месту лежало.
  Степенно передвигались торговцы Южного континента, укутанные в абсурдно пестрые меховые длиннополые пальто, напоминавшие своей палитрой оперение попугаев. Их загар контрастировал с лицами нозфолцев.
  Иначе выглядели хмурые северные купцы, постоянно пересчитывавшие в уме те деньги, которые они хотели получить за свой товар или уже получили, проведя доходную сделку. Одевались они в теплые и основательные тулупы, в огромные зимние сапоги и причудливые меховые шапки.
  Порой встречались слуги аристократов, искавших нечто, что внезапно понадобилось их господам, либо что-нибудь для готовки, уборки, починки и другой повседневно-бытовой рутины.
  Когда закончили дела, обнаружилось, что на улице уже вечер, встречавший гостей всей полнотой холодной и недружелюбной осенней погоды.
  Солнце склонялось, и Еверий поспешил приобрести для мальчика местную одежду с меховой поддевкой - теплую, сберегающую от суровых будней этого морозного края. Покупку удалось обнаружить недалеко от кузни в небольшой лавке.
  Темный плащ, который носил подросток, пришлось снять, и сперва мальчик хотел его выкинуть, но предупредительный Еверий забрал ненужную вещь себе, решив, что в последующем сможет ее где-нибудь реализовать.
  Цвет кожи, разрез глаз, наличие рогов на шлеме, малый рост, тонкая талия или ее противоположность - всё в этом городе дышало многообразием, поэтому наш юнец особо не выделялся на фоне других, если бы не его орел... Люди то и дело оглядывались на странного паренька, на плече которого высилась гордая птица, спустившаяся к нему с неба. В связи с этим они привлекали ненужное внимание и множество любопытных взглядов.
  Кто-то уже принялся подходить с предложениями о приобретении крылатого питомца, на что сразу же получал вежливый отказ, несмотря на то, что суммы были действительно внушительными. В итоге пришлось снова отпустить орла в свободный полет над окрестностями города.
  Уже заметно стемнело, солнце, еле-еле просвечивающее сквозь нависшие облака, почти зашло за горизонт, тени ночи сгустились окончательно, и городские фонарщики спешили осветить полноводные улицы светом тусклых фонарей.
  Чтобы скоротать время, Еверий и мальчик, которого торговец прозвал Руби - сокращение от слова рубин (навел на эту мысль торговца тот самый алый камень в рукояти оружия), пошли в ближайшую харчевню для приезжего люда на улице Пекарей. Ничем не примечательное здание из камня и дерева, но, по-видимому, весьма крепко и добротно построенное.
  Массивная деревянная дверь отворилась, и оттуда вывалились два пьяных человека, похожих чем-то на Еверия, но на вид не такие крупные, как он. Они были пьяны и еле держались на ногах, один обхватил другого, и было непонятно, кто из них помогает брести товарищу вперед, так как, на взгляд Руби, они оба просто оперлись друг о друга, чтобы не упасть. Минуту пьяные осматривались вокруг, а потом, увидав мальчика и торговца, повернули в другую сторону, распевая непристойные песни.
  - Ну вот, кажется, там весело, - заключил Еверий, предвкушая пирушку. - Там я наверняка найду собратьев по ремеслу. Пойдем, Руби!
  Паренек ничего не ответил на довод купца и прошел вслед за ним.
  Тусклое здание с маленькими решетчатыми окнами, с огнем в камине и необузданными криками постояльцев - вот что увидели они за дверью. Там оказалось достаточно просторно, пахло едой, если не сказать, что кухней, потом и спиртным. Выпивка находилось повсеместно и в достаточном количестве.
  Люди сидели за большими, грубо сделанными столами, на деревянных табуретах. Было много торговцев, расположившихся гурьбой на отдельных местах. Они о чём-то беспрестанно разговаривали, шептались и шушукались, даже сейчас решая деловые вопросы.
  Мимо посетителей то и дело пробегали официантки - женщины весьма приятной наружности, с уставшими глазами и веселым нравом, а также быстрым на язык говором, в котором чувствовалось то, что они не гнушались огненной жидкости даже и в рабочее время.
  Еверий с Руби подошли к стойке, и торговец сделал заказ. После они уселись за близстоящий незанятый круглый и грязный деревянный стол.
  - Ну что, как тебе, молодой человек? - поинтересовался Еверий у спутника, довольно ухмыляясь.
  Мальчик не разделял душевного подъема своего провожатого и с явным отвращением озирался по сторонам.
  - Это, конечно, не самое лучшее заведение из возможных, но здесь, во-первых, весело, а во-вторых, совсем не так уж и плохо, как тебе кажется на первый взгляд. А главное - тепло и сухо. Ну, две-три кружки сделают тебя немного сговорчивее, я думаю...
  Еверий через некоторое время увидел своих товарищей и решил к ним подойти, а парнишка остался за столом один, дожидаясь заказа. Он медленно, но неотступно рассматривал присутствующих в заведении.
  Клиентура в этот вечер собралась разнообразная, но помимо торговцев, завсегдатаев питейного заведения, ремесленников и чернорабочих тружеников города, а также простых пришлых людей, занесенных сюда по прихоти судьбы, Руби неожиданно признал нескольких гномов. Сии мужи сидели поодаль от остальных, в темном и плохо просматриваемом месте, так что сразу их заметить стороннему наблюдателю почти не удавалось.
  Их рост, как указывали слухи и трактаты о внешнем описании этого народа, был мал, примерно до плеча среднего человека. Но не только это отличало их от людей: они имели массивные головы, челюсти и могучие широкоплечие фигуры, пропорционально несвойственные их росту. Руки настоящего гнома были раза в два больше человеческих, но при всём при этом они славились как непревзойденные мастера по металлу, камню, в том числе и драгоценному, а также по обдувке стекла.
  Одевались они, как и все посетители в таверне, в общем-то, ничем не отличаясь от них. Тяжелые кожаные плащи на меху валялись рядом на длинной лавке.
  Всего Руби насчитал пять гномов: два крепыша с черной бородой, один с рыжей, еще один имел только небольшие светлые усы и пробивающуюся поросль первой бородки - видимо, он был самым молодым, хотя их возраст стороннему человеку трудно отгадать. Ну а пятый имел седую бороду, заплетенную в несколько косичек. Последний гном отличался от всех манерой поведения, он как-то по-особенному держался, словно являлся главой этого небольшого скопища. В его спокойных движениях чувствовалась сила, а в ясных глазах читался разум и неуловимое сознание собственного превосходства. При этом у рассматриваемого гнома были хоть и большие руки, подобно сородичам, но всё же явно холеные. Другие его родичи, обладая мозолистыми, покрытыми шрамами ладонями, этим похвастаться уже не могли.
  Они о чём-то беседовали, стараясь, чтобы их никто не услышал.
  Один из темных гномов, сидевший напротив светлого, имел шрам вдоль всего лица, пересекающий правый глаз и оставленный, вероятно, умелой рукой мечника. С недовольной физиономией он что-то рьяно доказывал светлому, стараясь в чём-то убедить собеседника, но тот лишь улыбался, изредка бросая сухие фразы, отчего черный со шрамом как будто успокаивался, но лишь на время, чтобы придумать новый аргумент в пользу собственного мнения, и затем их диалог возобновлялся.
  Остальные гномы только слушали и внимали старшим, но ничего не произносили.
  Мальчик заметил, что темные, видимо, родственники, так как у них были схожие черты лица, тогда как молодой гном без бороды чем-то походил на рыжего и светлого, преимущественно выделялись их толстые однотипные носы картошкой.
  'Вероятно, они воины', - предположил Руби, но размышлять долго не пришлось, так как его отвлекли. К нему вдруг подошел странный мужчина лет тридцати, со щетиной, немытой физиономией и воспаленными от выпивки и недосыпа глазами. На вид среднего телосложения, но при этом весьма крепкого, так как сквозь серую рубаху просматривались мышцы. Незнакомец вел себя наигранно вяло, то и дело шатаясь при каждом движении.
  - Послушай, мальчик, - обратился он к сидящему за столом Руби, - у тебя не будет пары монет, а то мои прямо сегодня странным образом испарились? Ума не приложу, куда я их подевал?
  Позади раздался смех его друзей, которые стояли гурьбой - человек шесть, не более.
  - Послушай, я дядя не злой, но времена иногда меняют даже самых благочестивых людей, - патетично начал попрошайка, неуклюже падая рядом на стул. - Впрочем, не стоит бояться. Воспринимай меня как своего старшего друга и товарища. Поэтому мне хочется дать тебе хороший совет. По виду скажу, что ты парнишка щупленький и маленький, а я бывший рыцарь!..
  Мужичонка попытался заметить эффект от последних произнесенных слов, но так как лицо Руби не изменилось, то продолжил:
  - Ладно, не буду хвалиться своей силой. Думаю, это неуместно.
  Тут незнакомец повернулся, комично демонстрируя свое телосложение с выгодной стороны.
  - Понимаешь, здесь такие порядки, именно в этом городе и в этой таверне: друзьям, а тем более старшим товарищам, которые делятся с тобой самым важным, а именно добрыми знаниями, следует всячески помогать! Тем более общеизвестно, что товарищей в беде оставлять нельзя! А то упрямство и глупость, впрочем, как и жадность, у молодых людей в этих землях ну никак не приветствуется, а порой, что очень скверно, осуждается и в итоге карается!..
  Минуту пропойца испытующе смотрел на мальчика, стараясь понять, уразумел ли его довольно прозрачные намеки парень. Однако Руби не шелохнулся.
  В это время принесли выпивку, две деревянных кружки отборной медовухи опустились с глухим стуком. Официантка, беспечно озираясь, сразу же отошла, не желая вникать в разыгравшуюся сцену, а между тем мужчина снова продолжил:
  - Парниша, меня зовут Хайрам Больштад, для друзей просто Хайри! Ведь мы же с тобой друзья? - вполне доверчиво обратился он к Руби, сделав ударение на последнее слово, но тот по-прежнему молчал, внимательно наблюдая за приставшим к нему человеком.
  Их стол еще не привлек лишнего внимания, однако на них уже стали оглядываться.
  - Ну, хорошо, хорошо... э-э-э... Молчание - это знак согласия в этой стране, - внезапно продекламировал Хайрам. - Если мы друзья, то друзья должны делиться всем, что у них имеется, поровну. Видишь ли, у меня сейчас пока нет ничего, а раз так, то ты обязан помочь нуждающемуся товарищу, - с этими словами Хайрам взял бокал медовухи и сделал глубокий глоток.
  Мальчик всё также не реагировал.
  - Вот видишь, теперь мы настоящие друзья, это совсем хорошо. - Он сделал еще один глоток. - Ах-х, вот это я понимаю... Ну а как тебя зовут, мой маленький болтливый друг?
  Руби остался верен себе и не ответил, отвернулся в другую сторону и больше не обращал внимания на приставучего 'товарища'.
  - А-а-а, вот я глупый! - воскликнул Хайрам, ударив себя по лбу. - Понимаю, понимаю! Ты же чужеземец! Наверняка не знаешь, как и разговаривать по-нашему... а я тут распинаюсь! Эх, ладно, дорогой, молчи, молчи, только дай мне немного выпить...
  После очередного глотка его вдруг поразила трезвая мысль, не пришедшая ранее, видимо, из-за хмельного состояния. Если мальчик не знает языка, значит, с ним обязан быть провожатый, который и заказал выпивку. Когда Хайрам зашел в таверну, ему, по обыкновению, указали на посетителя, с которого можно безобидно поживиться, как он делал уже не раз, а тут еще и иностранец - с ними совладать было легче всего, тем более они в большинстве случаев слонялись с солидными деньгами. Но если пацан пришел сюда не один (купца он просто не застал), то где же его компаньон? Не мог же он оставить мальчонку одного и без присмотра?
  Но надзор был, и этот надзор в лице взбешенного Еверия стоял позади незадачливого выпивохи. Торговец не подходил долгое время к столу, рассчитывая на то, что мальчик сам быстро управится с наглым типом. Когда же тот бесцеремонно принялся пить его медовуху - медовуху, за которую купец заплатил свои кровные деньги, - терпение великана лопнуло.
  Что-то почувствовав за спиной, Хайрам медленно повернулся назад и увидел огромную фигуру, нависшую над ним. На него смотрел верзила, разминавший кулаки.
  - Уважаемый, вы всё не так поняли.
  Где-то раздался смех тех самых приятелей, которые послали его к этому столу.
  - Я ничего плохого не хотел. Я здесь постоянный обитатель. Я вообще безобидный малый... - сразу стал оправдываться он, поднимая руки ладонями вперед.
  - То, что ты постоянный клиент, я уже понял, - издевательски заметил Еверий, оглядывая его. - Мне кажется, я всё правильно понял: ты только что выпил мою (!) медовуху, оскорбил моего друга, который даже после этого продолжает сидеть как ни в чём не бывало, - с упреком бросил Еверий, раздосадованный поведением Руби. - Трудно было его прогнать, мальчик?
  Парень только повел плечами, продолжая пробовать неизвестный ему ранее напиток.
  - Эх, ладно, придется всё делать самому!
  - Уважаемый, постойте, зачем же кипятиться? - начал было завсегдатай, но договорить ему не удалось - мощнейший удар отбросил бедолагу на пол.
  Все ближайшие посетители повскакивали со своих мест, но никто не ввязался в потасовку, освобождая пространство и с восторгом наблюдая за происходящим.
  Это было странно.
  Тем временем торговец разбушевался, схватил выпивоху за шкварник и выбросил на полтора метра от себя. Битва походила на то, как будто разъяренный медведь кидал куда его душе вздумается тряпичную куклу. Пьяный то и дело с каким-то комическим пафосом слезно просил пощадить его, молитвенно смыкая руки у груди.
  Пареньку показалось, что Хайрам предугадывал движения своего большого оппонента, вовремя их блокировал или уворачивался, таким образом сводя эффект от ударов и какие бы то ни было повреждения к минимуму.
  Неподалеку от Руби раздались голоса тех самых людей, которые недавно подослали своего приятеля к его столику. Они подошли ближе и стали о чём-то шушукаться. Вскоре он расслышал, о чём они говорили.
  - Сейчас Хайрам покажет этому великану, недаром он бывший рыцарь, а их, как известно, не просто так ставят на эту должность!
  - Не рыцарь, недоумок, а командир рыцарей! А это птицы уже совсем другого полета! - ответил сипловатый мужчина с лохматой бородой.
  - Ну-у да, - не стал спорить первый.
  - О-о, сейчас он покажет, как надо махать кулаками, - между тем возбужденно провозгласил третий. - Всегда мечтал посмотреть, как он дерется! Я слышал, что он таких вот здоровяков отправлял на землю за милую душу, даже не вспотев. Всё-таки он последний из своего аристократического рода потомственных вояк. Его прадед, говорят, был героем нашего королевства.
  - Да ну?! Правда, что ли? - переспросил с интересом первый.
  - А ты что, не знал? Род Больштадов слыл сильнейшим во времена войн.
  - Да-да, что-то припоминаю. Вроде их род владел каким-то своеобразным способом фехтования? Я прав?
  - Да, - влез в разговор сипловатый, - разработанный их предками в далекие времена. Однако стиль этот был потерян уже в нынешнем поколении, так как дедушка Хайрама не успел передать секрет своему сыну, он рано умер. Да, в принципе, если даже и успел, то сейчас в нашей стране фехтование не так востребовано, как во времена войн.
  - Ну да, уже почти двадцать лет нет конфликтов с другими государствами, слава нашему королю! - неловко резюмировал первый.
  - Слава! - нехотя отозвались два его друга, озираясь по сторонам.
  Дальше Руби ничего не расслышал из-за поднявшегося шума, так как бой уже близился к завершению.
  Еверий, разъяренный тем, что нет ощутимого результата, на который он рассчитывал, загнал противника в угол и стал бить изо всех сил могучими кулаками, вкладываясь в каждый свой удар, однако весь пыл вскоре иссяк. Вспотевший и уставший, он посмотрел на проходимца и чуть не упал от удивления: тот стоял как ни в чём не бывало, насмешливо взирая на торговца. Ему начали аплодировать и кричать, а он принялся театрально раскланиваться, словно выступая на подмостках в комедийном представлении. Видимо, здесь он являлся своеобразной звездой.
  Купец упал на одно колено, глубоко вбирая в себя воздух, а торжествующий Хайрам подошел к нему ближе.
  - Ну что, детина, может, хватит? - задал он издевательский вопрос, глупо ухмыляясь. - Угостишь меня медовухой еще раз, и мы квиты!
  - Единственное, что ты у меня отведаешь, - это мой кулак! - зло вскричал Еверий, скрежеща зубами.
  В этот момент могучее тело торговца неожиданно для всех подалось вперед. Он оттолкнулся от пола ногами, придав себе дополнительное ускорение, и протянул правую руку к противнику. Не сумев вовремя предвидеть этот маневр, Хайрам, соответственно, не успел среагировать на атаку и отпрыгнуть в сторону от, казалось бы, уже поверженного богатыря. Пятерня Еверия обхватила ногу Хайрама чуть выше щиколотки, сжав ее до ломоты в костях.
  Бывший рыцарь всё же почувствовал железные тиски рыжего медведя, да так ощутимо, что непроизвольно вскрикнул высоким, почти женским фальцетом, беря самые немыслимые ноты и вершины в том искусстве, которое раньше ему ну никак не давалось, несмотря на добросовестные старания учителей. Ныне его мастерству позавидовали бы все блудливые певички ближайших таверн и забегаловок, а также вполне целомудренные девицы и их музыкальные наставники. Необычный голос застал всех врасплох, и публика смешалась. От него таких звуков еще никто и никогда не слышал.
  Новоявленный менестрель сперва попытался освободиться от мертвой хватки самостоятельно, стараясь расцепить сжавшие его ногу пальцы, используя при этом две свободные руки, но у него ничего не получилось. Грубая сила была явно на стороне оппонента.
  Наконец публика пришла в себя, и вокруг раздались смешки и шуточки, относящиеся уже к Хайраму, попавшему в такую неловкую ситуацию. Бывший рыцарь, в это время старавшийся изо всех сил ослабить злосчастную пятерню, начал злиться, пока не рассвирепел окончательно, так как его самолюбие уязвили.
  - Ах ты, старый олух, деревенщина! - воскликнул он, срываясь на рычание. - Я тебе покажу, как надо вести себя, когда имеешь дело со мной!
  Он размахнулся и ударил Еверия по лицу. Метился в подбородок, но попал в скулу, впрочем, даже это не освободило его от медвежьей хватки.
  - Ах ты, собака, деревенщина, смерд, тварь!.. - бранился бывший командир рыцарей. - Ты сам меня вынудил, торгаш! - с этими последними словами он достал из-за пояса кинжал и тыльным основанием рукояти попытался ударить по лицу, но как только атака преодолела полпути до назначенной цели, его остановили. Рукоять кинжала с глухим стуком врезалась в препятствие. Руби вовремя подставил под удар собственный изогнутый кинжал.
  'Как он успел? - быстро подумал про себя Хайрам. - Ведь секунду назад он сидел за столом, я это отчетливо помню! Не может быть, чтобы он преодолел это расстояние так быстро и незаметно! А еще эта сила, словно по дереву саданул!'
  Он посмотрел в глаза новому участнику свары, заступившемуся за торгаша, но увидел в них только что-то совсем уж пугающее, как будто в них горело что-то потустороннее.
  Неизвестно чем бы всё это закончилась, если бы в трактир не вбежала стража во главе с двумя рыцарями, которые взялись наводить порядок в заведении, щедро отвешивая тумаки встречающимся на их пути зевакам.
  В итоге хоть и с трудом, так как Еверий не отпускал Хайрама, стараясь нанести последнему больший урон, но сражающихся разняли.
  Глава 4. Проклятая дыра
  Тюрьма или Проклятая дыра, как ее называли обитатели и надзиратели, была местом сосредоточения всего наихудшего в городе: темные обшарпанные стены, покрытые плесенью; комнаты, никогда не знавшие тепла; полы, холодные как лед; огромные крысы и клопы; но больше всего здесь опасались и ненавидели заключенных.
  В одной камере могли сойтись: деревенский увалень, попрошайка, вор, убийца, насильник и просто-напросто сумасшедший. Помимо них встречались иной раз также и благородные люди, которых занесло в сии катакомбы капризным подвохом судьбы, коварной подлостью врагов или предательством близких родственников, не желавших делиться семейным наследством.
  Жителей тюрьмы не разделяли, всех причисляли к одной и той же братии отчаявшихся бедолаг и несчастливцев, несмотря даже порой на их титулы, статус и прекрасную во всех смыслах родословную.
  Всё это происходило оттого, что некогда, еще в далекие времена, часть аристократов восстала против пращура нынешнего короля. Он в свою очередь, подавив бунт, не оставил мятеж высокородного сословия без внимания, выразив свое отношение к нему в простом, но действенном указе, приобретшем всеобъемлющее правило как для простых людей, так и для знати. Указ этот снимал с благородных мужей, оступившихся когда-либо в прошлом, настоящем или будущем, все привилегии, с которыми им суждено было уродиться.
  Можно представить растерянность тех, кто взрастал с серебряной и золотой ложечкой во рту, а после всего одного неверного шага ниспадал до положения черни. Это влекло почти смерть всем тем, кто, отринув страх, вздумал бы ослушаться воли короля.
  Мелкопоместные бароны и барончики, феодалы всех мастей и иные могущественные аристократы в равной степени дрожали при мысли о смене места своего обитания, променяв отчий дородный дом на 'хоромы' Проклятой дыры.
  Согласитесь, перспектива не из лучших!
  Поэтому со временем склоки и бунты уступили место спокойствию и умиротворению в государстве. Мера оказалась вполне действенной: аристократы больше не подымали своих ухоженных голов с не менее изысканных подушек в безуспешной попытке переворотов. Эпоха смут закончилась, и порядок возымел верх над пагубной практикой бессмысленных сражений и кровопролитий.
  Так вот, настал момент, когда время буйств и разногласий прошло, люди остепенились и примирились со своей участью и гордыней, однако старый закон уже на протяжении полутора столетий оставался неизменным.
  Впрочем, находились и те, кто роптал из-за указа, часто с льстивой ужимкой пеняя высокой власти на устаревшую норму, утверждая, что она потеряла актуальность. Однако государи, все как один, лишь хитро и с прищуром улыбались на подобные негодования своих вассалов, не делая ничего для улучшения их положения.
  Поэтому неудивительно, что Еверий, Руби и Хайрам оказались в общей просторной камере, закрытой массивной решеткой. На стене в коридоре горел лишь один факел, грозя вот-вот потухнуть. В камере находились около пятнадцати человек. Места всем не хватало, поэтому большинство не спали, а сидели и разговаривали. Непереносимую вонь ничто не могло ослабить, даже морозный ветерок из перекрытого прутьями крошечного оконца у потолка.
  Ошарашенный Еверий с дикими глазами озирался по сторонам, словно не веря, что угодил в адский дом для отверженных. Вторым в камеру ввели Хайрама, который упирался, бесновался и просто ругался страшными и пугающими словами, угрожая всем и каждому расправой, но его не слушали, грубо впихивая внутрь.
  - Я Больштад! Вы не смеете, свиньи! - разорялся он, а стража лишь посмеивалась над его выходками. - Я имею связи, вам это не сойдет с рук... Вы у меня поплатитесь...
  - Уже сошло, господин, - назидательно заключил один из тюремщиков, закрывая решетку на ключ, после того как в помещение вошел Руби. - Как сходило уже двенадцать раз до этого. Вы у нас ведь почетный клиент, а я ваш верный Грим всегда встречаю вас, когда вы сюда попадаете... Разве вы могли забыть?..
  - Нет, Грим, - проворчал Хайрам, успокоившись. - Тебя я ни за что не забуду. Твою толстую рожу с прогнившими зубами и премерзким запашком, даже если очень захочешь, никогда не забудешь.
  - Вот вы опять меня ругаете, - как будто обидевшись, произнес Грим, в самом деле на вид не сильно отличавшийся от описания Хайрама. - А я вас люблю... просто обожаю, когда ваша светлость бывает у меня. Мне это доставляет неизгладимое удовольствие - видеть, как сей некогда уважаемый муж, перед которым я когда-то трепетал, преклонив колено, сидит в одной из моих камер и всецело зависит от меня. О-о-о, мне даже золота не надо... - И тут он безобразно улыбнулся, обнажая остатки зубов, ни один из которых не был целым или даже просто белым.
  Его соратники, а именно стража тюрьмы, не оценили издевательскую шутку. Они стояли неподалеку, чувствуя лишь гадливость к несчастному изгою.
  Существо это, ехидное и даже ничтожное, до которого дотрагиваться не хотелось, заперев дверь камеры, направилось со стражей тюрьмы к выходу, между прочим, напоследок сказав, что в камере, куда он поместил арестованных, находится шайка отъявленных негодяев, грабивших и убивавших невинных проезжих на окрестной дороге.
  - Желаю вам спокойной ночи! - прошипел Грим и окончательно скрылся из виду, кряхтя и позвякивая ключами.
  Люди в камере были грязные, оборванные, истощенные. Ни одного свободного места, только у самих решеток и нашелся островок незанятого пространства.
  Смрад в камере происходил от трех факторов: от самих грязных людей, заплесневевшего пола и стен, но более всего от отхожего места в дальнем правом углу, которое давно, а может, и никогда вовсе не убирали. Люди существовали здесь не лучше скота в хлеву.
  Еверия передернуло, когда он оглянулся вокруг. Он являлся торговцем, привыкшим к разного вида испытаниям, выпадавшим на его долю в угоду выбранному ремеслу, в том числе к жаркому климату пустынь, холодным горным ночам, порывам беснующегося ветра, долгим проливным бурям, к неожиданным штормам на море и даже к смерти, стерегущей за каждым темным углом. Однако обстановка убогости и разложения всегда приводила его в уныние, тем более он никогда не лишался свободы, что тоже не могло радовать. Еверий считал себя лишним в этой клоаке упадка и безысходности.
  С беспокойством купец посмотрел на своего молодого товарища, но тот не выказывал ни малой толики паники, как будто так и должно быть, и всё идет своим чередом. От этого Еверий еще больше разозлился, но не на Руби, а на своего недавнего противника.
  - Это всё из-за тебя, глупый павлин! - рявкнул он на Хайрама, подходя к последнему вплотную. Эхо его голоса прокатилось по длинным пустым коридорам, вдоль темных каменных стен. - Ты мне ответишь за этот позор, я тебя в лепешку расшибу!
  - Ну, любезный, всё бы обошлось, если бы ты не был столь свиреп, - надменно ответил Хайрам, ничуть не смутившись и позевывая между делом. - Я всего лишь выпил немного твоего пойла, не более, а ты из-за пустяка начал кулаками размахивать. Кто ж виноват, что это стало таким шумным занятием, которое невольно привлекло посторонних зрителей, облаченных в доспехи стражников столь славного града!
  - А-а... а... А что же мне нужно было сделать с тобой? - растерявшись, прогромыхал торговец. - По головке погладить, спасибо сказать?! - продолжал орать Еверий, еще более распаляясь. - Ты наглец, я таких всегда быстро на место ставил и буду ставить!..
  - Ну что, поставил меня на место в таверне, медведь? - высокомерно бросил Хайрам, перебивая торговца и с вызовом глядя ему прямо в глаза. - Что-то я не почувствовал!
  - О-о! Я сейчас исправлю эту досадную ошибку! - сквозь зубы процедил Еверий, неминуемо сближаясь с Хайрамом с не самыми лучшими намерениями, но тут их прервали.
  Бесцеремонно влезшим в перепалку торговца и бывшего рыцаря оказался главарь той самой шайки, которую ранее упоминал Грим. Он грубо посоветовал спорящим захлопнуть глотки, либо он сам их навеки утихомирит. Голос звучал из-за угла и был высоким, можно сказать, даже писклявым, поэтому Хайрам зло крикнул в ответ, чтобы тот убирался ко всем чертям.
  Главарь разбойников, вероятно, обиделся на такое отношение к вежливой просьбе, поэтому тут же встал и вышел из тени. Перед ними предстал двухметровый детина на голову выше Еверия, с массивной челюстью и бешеными глазами, но голос его и вправду был как у ребенка.
  - Что ты сказал, помет крысы?! - угрожающе пропищал разбойник, словно по мановению волшебства поднявший на ноги пятерых своих прихлебателей, сидевших недалеко. - Мне кажется, надо вас немного проучить! Уж больно вы зазнались, отбросы! Вы не до конца поняли, куда попали, и я вам услужливо всё объясню, выродки гоблинов!
  - Глор, дай мне того узкоглазого мальчишку, - обратился к вожаку сутулый и мясистый разбойник небольшого роста, один глаз которого закрывала ветхая серая повязка. - Я хочу с ним поиграть, дай мне его, дай! Я давно ни с кем не играл...
  - Да бери, Вайрус, мне не жалко! - ответил громила, словно отмахнувшись от назойливой мухи, а затем направился в сторону Хайрама. - А вот тебя, сына шлюхи, я отправлю к дьяволу лично и прямо сейчас!
  - Опрометчиво было называть мою мать шлюхой, здоровяк, - зло отозвался Хайрам. - Коли так хочется, можешь попробовать меня приструнить! Однако не стоило перед этим раскрывать свой поганый рот! Предупреждаю, что за твои слова я с удовольствием отправлю тебя и твою кодлу к червям, будь уверен!
  Здоровяк не испугался и, несмотря на озвученную угрозу, всё равно подошел к Хайраму и тут же рухнул на задницу, сбитый могучим ударом стоявшего рядом Еверия, о котором все позабыли. Торговец погладил костяшки кулака и явно обрадовался, что тот, наконец, нашел хоть какую-то цель, ведь перед этим он так и не смог эффективно задеть Хайрама.
  Бандиты на время опешили, впервые увидев, как их главаря отправляют на каменный пол. Впрочем, Глор не потерял сознания, приняв столь сокрушительный урон. Он лишь начал удивленно разминать челюсть, скривившись от боли, до конца еще не понимая, что произошло. Из его губы сочилась кровь.
  - Не мешай, молодежь! Он мой! - с этими словами Еверий развернулся и неожиданно отвесил второй удар, предназначавшийся уже Хайраму, но тот опять увернулся.
  - Бей их! - смешно завопил в это время Глор, неуклюже вставая на ноги.
  - Эй вы, остолопы! - прозвучал вдруг дребезжащий голос старика, спавшего на самом почетном месте, в углу, на покрытых соломой нарах. - Разве не слышали о Хайраме Могучем, Хайраме Непобедимом? Вот он, стоит перед вами, как жалкий пьяница. Вы, деревенщины, можете, конечно, на него напасть, но из вас всех ни один не выстоит и минуты. Хочется вам, дуболомам, просто так губить свои никчемные жизни понапрасну, а? Я не раз видел, как этот презренный выбивал дурь и не из таких норовистых парней, как вы, голыми руками убивал мужей, облаченных в железные доспехи.
  - Кто это там вякнул, собачье отродье?! - гневно обратился Глор к встрявшему в конфликт незнакомцу, но на эти слова неожиданно отреагировала вся камера, окружив банду.
  Вставшие заключенные словно по волшебству обнажили острые предметы, заточенные под нужды несправедливого боя, пока тот, кто недавно говорил, не поднялся со своего места. В темной шерстяной шапке, покрытый теплым тряпичным одеялом, в некоторых местах заштопанным от дыр, с редкой черной бородкой, стоящей колышком, с уставшими глазами, он молча подошел к гиганту. На три головы ниже главаря разбойников, он был худощав и стар, но всё же бесстрашен.
  - Меня зовут Болем, - незнакомец спокойным хриплым голосом обратился к Глору. - И если ты будешь в таком ключе говорить со мной, не выказывая хотя бы некоторого почтения, то не проживешь и пяти минут.
  Тут тусклые глаза старика смерили молодого детину с беспечным, можно сказать, что почти с ничего не значащим выражением, от которого у иных - кому доводилось испытывать такой взгляд на себе, - в жилах невольно стыла кровь.
  Банда, до этого стоявшая более или менее уверенно, теперь совсем сникла, не исключая и самого вожака, который побледнел и затрясся.
  - Такого больше не повторится, Болем, - тихо произнес Глор, покрывшись холодным потом. - Я никогда не хотел вставать у тебя на пути или хоть как-то оскорблять тебя.
  - Я так это и понял, - добродушно ответил Болем, похлопывая бандита по мощному плечу. - Так что присядь пока в углу, пацан, и молчи, если тебе дорога твоя жизнь!
  - Понял, Болем! - послушно согласился Глор, немедленно исполнив полученный совет, намереваясь спрятаться как можно дальше в сумраке камеры.
  Банда Глора пошла за вожаком, не пререкаясь, а все недавно вставшие тут же уселись на места и стали заниматься тем же, над чем корпели перед стычкой: кто играл в кости, кто курил трубку, кто полулежал и бездельничал.
  - Опять ты здесь?! - обратился Болем к Хайраму. - Не знаешь, когда следует остановиться, глупый мальчишка?! Может, мне стоит проучить тебя разок? Для большего вразумления! Видимо, мои слова уже давно на тебя не действуют!
  - Ты можешь попробовать, но так легко я не дамся, Болем! Ты меня знаешь! - в тон ответил Хайрам, присаживаясь возле решетки. - Тем более что это было просто недоразумение, ссора из-за бокала медовухи...
  - На большее я и не рассчитывал, - со вздохом произнес старый заключенный. - Так и знал, что ты из-за какого-то пустяка здесь оказался, дурак!
  - Ну не всем же быть одним из представителей мастеров-воров, как ты, Болем! Оригинальные и продуманные преступления совершать, где пахнет невинной кровью, точно не по мне - я всё же бывший командир рыцарей...
  - Ты дурак, Хайрам Больштад, и ничего больше, чем дурак! - раздосадовано ответил Болем и сел рядом с Хайрамом. - А эти кто? - спросил он, мотнув головой в сторону Руби и Еверия. - Твои товарищи?
  - Да, недавно с ними познакомился... тот, что побольше, - торговец-дуралей, вздумавший со мной в драку лезть, а тот, что помоложе, меня угощал медовухой. Заметь, добровольно и причем бесплатно! Из-за них я здесь и оказался! Ха-ха-ха!
  - Дурак! - снова презрительно сплюнул Болем. - Сколько ты еще будешь мне мозолить глаза в этих казематах. Я думал, что хоть здесь смогу дожить свой век спокойно, думал, что здесь ты до меня уж точно не доберешься, но нет, как всегда, ошибся, поспешил! Ты и тут являешь свой наглый светлый зад, как жалкий простолюдин! Дворяне - это те, кто по праву рождения являются благородными, служа своему королю. Но тебе плевать и на это! Родовая честь, уже молчу о родительской, тебя не интересует и ничего для тебя не значит!
  - Во-первых, как 'благородный' простолюдин, - насмешливо начал Хайрам, - в котором есть шарм и отвага...
  - Бредовые мальчишеские россказни, - проворчал старый вор, а Хайрам между тем продолжал:
  - А во-вторых, на себя посмотри: ты мог бы уйти отсюда в любое время, но ты же этого не делаешь - прячешься, как крыса! Да и, в-третьих, не учи меня чести: тот, кто ее запятнал, а может, никогда и не имел, не может мне указывать на мои ошибки. Ты убийца и вор!
  - Э-это правда, - процедил Болем сквозь зубы, проводя ладонью по своей лысой голове, одновременно снимая шапку. - Но если ты еще раз заговоришь обо мне, да еще в таком тоне, я не посмотрю на то, что ты мой племянник, - быстро отделаю тебя, как шелудивого пса. Понял меня?!
  - Да, дядя Болем! Не злись! Ты же знаешь, что мне претят всякие наставления, угрозы и посторонние вмешательства. Что касается меня, только мое личное дело и ничье больше!
  - Да на тебя я давно уже махнул рукой, но твоя сестра, милая Ниола, не заслужила позора!
  - Скоро она выйдет за одного из дальних родственников короля, благородного сэра Альбуса из дома Евениусов, ей не на что жаловаться! Я хорошо его знаю, да и она его знает с рождения. Он рыцарь из богатой и знатной семьи, сильный, смелый, честный и открытый! Лучшего мужа, чем он, я бы ей не нашел!
  - Ты дурак, в твоих талантах я и не сомневаюсь, то есть в том, что ты никого и ничего бы не нашел, - язвительно заявил Болем. - Но вот терять у тебя выходит куда лучше, чем у многих разгильдяев во всём королевстве! Ей невероятно стыдно за тебя! Ты пойми, ветреная душа, что ты позоришь не меня, не себя, а ее и свою мать! Разве ты не можешь хоть раз подумать не только о себе, но и о других?!
  - Я всегда о них думаю! - мрачнее обычного отозвался Хайрам. - Люблю и желаю им только всего самого лучшего, но моя жизнь - не их!..
  - Вы из одного теста, из благороднейшего дома! Если ты запятнаешь себя, то это падет тенью на весь твой род, включая и твою сестру! - Болем заговорил тише и как можно настойчивее. - Опомнись, мой милый племянник, не падай вниз, ведь ты утащишь за собой и честь сестры!..
  - Я пока не сделал ей ничего плохого, Альбус не покинет ее из-за простых домыслов и слухов обо мне, а если сделает, то он не достоин ее руки! Я самолично втолкую ему его неправоту, в том случае, если такой день настанет, в чём я, конечно, сомневаюсь. Он слишком к ней привязан, причем с детства, да и меня уважает! Вот и всё, что я скажу!
  - Щенок и дурак!
  - Не смейте меня называть щенком, любезный дядя, я давно уже не тот мальчишка, каким был пятнадцать лет назад! Мне уже тридцать...
  - Да хоть сорок, каким был щенком, таким и остался, и не вздумай мне указывать, как тебя называть!
  Оба замолчали, насупившись друг на друга, похожие характерами как две капли воды, выпятив при этом нижние губы от негодования.
  Руби и Еверий, слышавшие их беседу, сели неподалеку. Еверий уже не пытался возобновить конфликт, он пребывал в плохом настроении, поэтому молчал.
  Как в последующем выяснилось, Болем являлся бастардом семьи Больштад.
  Глава 5. Принцесса Мэрион
  По милости Божьей, в семье королевской была почти полная чаша: отец - король, сын - наследник и дочь - юная Мэрион. Его величество славился жестокостью, но не настолько, чтобы не любить своих собственных отпрысков, а точнее, он не любил никого, кроме них.
  Замок на утесе у края моря, искусно возведенный и отделанный иностранными и местными архитекторами, имел форму квадратную с башнями по углам. Каждый год он ремонтировался, строился и кое-где реставрировался. На это всегда тратилось много денег, так как король любил что-то совершать и ничего не жалел для своих затей, средств же на это выделялось достаточно, так как портовый город Ровендэй королевства Нимея процветал.
  В замке было всё, что сопутствует таким строениям: от огромных залов до маленьких комнат с узкими коридорами, от широких лестниц до небольших витиеватых лесенок, от высоких карнизов и балконов до погребов со снедью, от могучих статуй до резных фигурок и барельефов, от ковров на отполированном полу до рисунков на ровных каменных плитах.
  По длинному коридору шли трое: мужчина лет тридцати в белом костюме с золотыми галунами и два рыцаря в сияющих доспехах, блестевших на свету зеркальной чистотой. Двигались они по нескончаемому красному ковру, застеленному вдоль помещения, поэтому слышался только скрип металла в сочленениях лат воинов. На стенах размещались гигантские портреты, высотой в два человеческих роста, бывших королей, занимавших когда-то трон Нимеи. 'Королевская тропа' - так люди называли это место. По ней ходили почти все знатные гости, так как центральный коридор вел напрямик к тронному залу, где восседал нынешний король - Ротгар.
  Юноша в белом костюме имел на голове еще и корону - небольшую, тонкую, в виде обруча. Это свидетельствовало о том, что он являлся принцем государства. Два рыцаря рядом с ним были командирами: один - королевской гвардии под названием 'Золотые щиты', а второй - городской стражи, самой многочисленной военной мощи в Ровендэе, именовавшейся 'Стальные шлемы'. Оба эти мужа восседали в Совете короля при решении важных государственных вопросов.
  Они проходили по Королевской тропе, о чём-то с увлечением беседуя так тихо, чтобы их никто из посторонних не услышал.
  - Всё готово? - спрашивал нетерпеливо принц. - Я хочу завтра же приступить к делу, но об этом никто не должен знать! Мне же не нужно напоминать вам, что нас всех ждет, если затея провалится?!
  Тут молодой человек испытующе посмотрел на командиров. Они преклонили свои головы в знак того, что всё понимают.
  - Ну вот и хорошо! - резко заключил принц, удовлетворенный расторопностью подчиненных. - Но где же мастер Гренджой? Ему было велено встретить меня перед тронным залом, а ведь мы уже приблизились к нему.
  Позади принца раздался кашель внезапно появившегося из воздуха мужчины лет сорока. Под глазами этого человека имелись странные тени, говорившие о бессонных ночах. Бледное лицо весьма впечатляюще контрастировало с темными ухоженными волосами до плеч, придавая владельцу благородный вид. В правой руке мастер Гренджой держал черный посох из какого-то редкого дерева, инкрустированного драгоценными кристаллами.
  - Я здесь, ваша милость, - произнес колдун, почтительно поклонившись. - Надеюсь, что скоро буду называть вас не иначе, как ваше величество, но для этого нам необходимо кое-что сделать... кое-что отвратительное и никак не подобающее вашей светлости! Однако такова жизнь, и всё, чему суждено случиться в будущем, произойдет непременно к лучшему! - Гренджой показал белоснежную улыбку.
  - Упаси меня от своих высокопарных рассуждений! - поспешно сказал чем-то недовольный принц. - Есть зло, и есть добро, и человек вправе совершить и то и другое, при всём этом, естественно, он останется человеком!.. Так что я делаю то, что мне дозволено и чего я искренне желаю - мне нужен трон! Жестокая правда заключается в том, что на моём пути стоит мой собственный отец... Однако вскоре я это исправлю, если вы, - тут принц обратился к двум воинам, стоявшим неподалеку от него, - поможете мне и не предадите моих и ваших чаяний, сделав всё правильно!
  - Мы исполним вашу волю, ваше величество! - ответили рыцари, подчеркнув свою решимость и отношение к будущему перевороту, снова склонив головы.
  - Вот и отлично, - бодро провозгласил принц. - Тогда действуем по плану, когда начнется Совет и закончится турнир в честь помолвки моей сестры! Воины уже давно наготове, осталось положиться только на вас, мастер Гренджой. Надеюсь, что вы сделали то зелье, о котором мне ранее упоминали?!
  - Всё готово, ваша милость! Дайте мне только влить его в короля, и он будет ваш, подобно марионетке из циркового балагана, как и королевство впоследствии!
  - Ну у тебя и сравнения, - хмуро заметил наследник. - Можно ли поменьше пафоса и ненужных аллегорий?!
  - Как скажете, ваше величество.
  - Отлично, а сейчас мне надо к отцу! Оставьте меня все, кроме Гренджоя! - поспешно произнес принц.
  - Отец и вас хотел видеть, мастер! - объяснил он, когда рыцари покинули их, и между тем продолжил говорить: - Мне порой кажется, что я один в целом мире желаю того, чего желать и чем обладать, мне пока не дано, но, как говорил мой дед, ничего нельзя знать заранее, пока не попробуешь! Ведь я буду лучшим королем, чем мой отец, правда?
  - Да, мой сир! Безусловно!
  - Я не буду лгать, притворяться, елозить перед знатью, а буду совершать добрые поступки, угодные государству, а не мне. Ведь что, в сущности, мой отец? Да, государь, да, владетель земель и своих вассалов, сюзерен и прочее... но что в действительности он?
  Принц помолчал, словно дожидаясь ответа Гренджоя, но мастер ничего не произнес, поэтому он снова заговорил:
  - Он всего лишь эгоистичный тиран, привыкший исполнять только свои прихоти, не оглядываясь на нужды народа, а такой правитель вызывает лишь сумятицу, недовольство и интриги. Я же буду благородным королем, ведущим людей к счастью! Я хочу дать людям, даже простолюдинам, возможность получить образование, подобно порядку, учрежденному в Стоуне, - ведь там учатся даже отребья! Хочу открыть больницы при святилищах Трех Богов, так необходимые не только богатым, но и бедным, да и вообще, я хочу покончить с нищетой раз и навсегда, если даже и не всей, то значительно ее уменьшить! Разве это плохо, мастер? - тут принц замялся и в нерешительности произнес: - Имею ли я право поднять руку всё-таки на своего отца? Ведь это переворот, преступление?
  - Да, мой господин! - подобострастно ответил Гренджой, доставая из-под мантии висевший на шее опал красного цвета, гладко отполированный и вставленный в золотую витиеватую оправу. - Но это требует значительных сил и мужества, что у вас, несомненно, есть и будет в дальнейшем! Великие люди не раз совершали то, что многие осуждали, но потом всё же и осуждающие примирялись и признавали положительное влияние нового правления. Им всего лишь не хватало, так сказать, глотка свежего воздуха. У вас же есть возможность исправить многие ошибки и несправедливости. Таким образом, преступлением можно назвать только бездействие, когда человек вашей великодушной натуры просто-напросто не использует уготованный ему шанс на благие начинания!
  - А я про что, - медленно сказал принц, продолжая зачарованно смотреть чистыми голубыми глазами на мерцающий камень в руках Гренджоя. - Так оно и будет, прочь все сомнения!.. Прочь их, прочь! Мое дело верное, я в этом не сомневаюсь! Я уговорю отца отдать мне трон, либо придется прибегнуть к вашему зелью, но каким бы то ни было способом я добьюсь своего!
  Двери отворились. В тронном зале находились двое, не считая стоявшую в карауле стражу. Светловолосый мужчина плотного телосложения в бархатном алом костюме с золотым подбоем и горностаевой накидкой, с королевской короной на широком лбу - несомненно, король, и обворожительная девушка двадцати лет в белом кисейном платье до самых пят. Голову девушки украшала тонкая диадема, покоившаяся среди мириад прямых светлых волос, мягким шелком стекающих до поясницы.
  - Приветствую своего короля, - добродушно провозгласил принц, обращаясь к отцу.
  Трон был отделан золотом и слоновой костью, седалище и спинка обтянуты бурым бархатом. Этот 'стул королей' возвышался на два метра, к нему вели мраморные ступени, так что получалось, что король всегда смотрел на своих подданных сверху вниз, как и полагается властителю.
  Принцесса резко обернулась на голос брата.
  - Приветствую и тебя, сестра, желаю тебе долгой и счастливой жизни, моя молодая родственница!
  - Брат! - воскликнула она. - Ты пришел?! А мы тут с отцом решали, как украсить церемониальный зал, какие материалы подойдут, и как я хочу, чтобы он выглядел в итоге! Ты вовремя, мы спорим насчет занавесок. Что ты предпочитаешь: багровые - цвета заката, или голубые - цвета неба?
  - Хм... сложный вопрос. Наверно, всё же голубые, сестра! Они более ведут к миру и успокоению, чем багровые, - ответил наследник, подходя и целуя ее в щёку. - А вы какие предпочитаете, мастер Гренджой?
  Мастер, оставшийся на полу, подле лестницы, ведущей к трону, преклонив одно колено, ответил с явным предпочтением к голубым тонам, так как они будут радовать принцессу и днем и ночью, тогда как красные ночью всегда страшны.
  - Тем более голубой цвет оттеняет глаза ее высочества! - закончил колдун.
  - Ну, не скажите, - вдруг произнес король. - Я предпочитаю алые, они как-то богаче и оригинальнее смотрятся, чем какие-то голубые и нежные, это явно не по мне, но решение примет моя дочь. Да, Мэрион?
  - Да, отец! Я выберу голубые!
  - Ну и хорошо. Пусть будет по-твоему. А теперь о главном - о предстоящем турнире в честь помолвки Мэрион и лорда Станиша! - сказал король, сдвинув брови: упоминание о помолвке дочери всегда приводило его в негодование. - Всё ли готово, Дариус?
  - Да, отец, - невозмутимо ответил принц. - Послезавтра всё начнется в десять утра, недалеко от главной площади. Все рыцари, кто подал заявку, готовы к поединку. За исключением одного - сэра Хайрама, который вчера снова попал в тюрьму! Об этом мне с утра сообщил один из командующих стражей, сэр Альбус. Тот самый, из семьи Евениусов, чья прабабушка является нашей родственницей. Этот молодой человек сватается к сестре сэра Хайрама. Сэр Альбус благородный и славный малый...
  - Как?! Его снова закрыли в тюрьму?! - испугано воскликнула Мэрион, схватившись за белоснежный рукав брата. - Это, видимо, недоразумение!.. Ему надо помочь!.. Дариус, ты уже сделал необходимые распоряжения?!
  - Да, сестренка, сделал, - холодно произнес принц, ему не понравилось, что его перебили. - Он всё же мой друг детства, как и твой! Друзей я никогда не забываю, ты же знаешь! Но он обидел какого-то иностранного купца, и их посадили вместе. Я всех их вызову и самолично разберусь в инциденте.
  - У тебя доброе сердце, Дариус. Я тебе очень признательна. Я хочу сегодня же его увидеть!.. - с трепетом в голосе озвучила принцесса.
  - Нет, - сурово бросил король, который явно не разделял стремления дочери к встрече со старым другом, а принц, который только что открыл рот, снова его захлопнул, как рыба без воды. - Он покрыл себя позором! Пал так низко, как не падал ни один из Больштадов! Я знал его отца и деда, достойные люди, бесстрашные воины, они с честью служили и мне, и моему отцу - вашему деду, но этот всех опозорил, всех осрамил! Я не хочу, чтобы ты зналась с этим типом, королевская семья не может пачкаться о ничтожество вроде него!
  - Он не... он хороший человек, просто запутался, - пролепетала нерешительно побледневшая Мэрион, задрожав, как будто ее одолел внезапный озноб.
  - Ты не будешь с ним разговаривать, и точка! - прогромыхал король, нахмурив брови, но Мэрион лишь зарыдала в ответ, и отец сменил гнев на милость.
  - Не плачь, моя родная! Ты знаешь, что я не переношу твоих слёз. - Король замялся, опустил сердитые глаза. - Знаю, что он был твоим другом детства. Я и сам его жалею как отец! Хайрам рос на моих глазах, с моими детьми. Он подавал надежды, я хотел сделать его предводителем 'Золотых щитов', но парень, став командиром пограничных войск и прослужив один год, почему-то отказался от должности и ушел... а затем вернулся, и этот позорный загул... Кх-м! Ты же знаешь, я угрожал ему, даже в тюрьму ссылал, но исправляться упрямец до сих пор не желает. Дурная кровь его ублюдка дяди дает о себе знать! Может быть, он от него и нахватался вредной тяги к черни и их забавам. Пусть остается в темнице, я не хочу видеть Хайрама на турнире, там и без него хватит достойных воинов! Дариус, предупреди негодника об этом, когда будешь с ним разговаривать. А теперь расскажи о том, сын мой, как продвигается подготовка... я хочу знать всё!
  ***
  Принцесса вышла из тронного зала, оставив отца, брата и мастера Гренджоя обсуждать предстоящие мероприятия, и отправилась в сопровождении двух служанок закоулками в свои покои. Несколько раз прошла по коридорам, где-то освещенным лампадками на китовом жире. Рыцари в отполированных доспехах с вытравленным на них гербом королевства молча вытягивались при ее приближении. Всё представлялось как во сне, она ничего не слышала и не понимала, пока не добралась до большой залы с камином. Пламени не было, так как наступило утро.
  Мэрион отпустила служанок, оставшись совсем одна. Ничто не мешало ей предаваться мыслям. Ее просторную комнату украшали розовые и зеленые шторы, гобелены и туалетные принадлежности, но помимо них, возле стены, справа от входа, стоял шкаф с довольно потрепанными книгами, посредине помещения расположилась массивная постель с прозрачными занавесками. Большие окна с выходом на балкон пустовали.
  Какая-то слабость внезапно охватила принцессу после известия о том, что Хайрама поймали и заключили в тюрьму. Она, признаться, не раз слышала о таких происшествиях, случавшихся с ним, и каждый раз это отдавалось в ней каким-то странным беспокойством, нервным напряжением и, как следствие, желанием увидеть его, помочь, защитить. Но всегда она сдерживала себя, потому что знала, что ее брат никогда не оставит Хайрама в беде. Они оба друзья детства, через многое прошли и никогда не предадут друг друга. По крайней мере, ей хотелось в это верить.
  Но почему же сейчас ее одолела тоска?
  Да, точно, то была изнывающая тоска, поселившаяся в ее груди, - но почему и когда она успела овладеть сердцем принцессы? Никто не знал ответа на этот вопрос, даже сама Мэрион. Ей хотелось лезть на стену, царапать гранит, но только чтобы беспокойство это прекратилось. Она давно не видела Хайрама, не слышала голоса, не замечала его застенчивой улыбки и пронзительного взгляда. Ей вспомнились натруженные сильные руки, когда он прикасался к ней, полные жизни губы, когда он целовал ее нежную белую руку в знак приветствия.
  Краска залила ее лицо.
  Он ушел два года назад - внезапно, никому ничего не сказав и не объяснив своего поступка. В то время Хайрам стал в народе известен как непобедимый и могучий воин, его любили, он пользовался успехом, его принимали во всех благородных домах, но всё же он ушел, отказался от карьеры и ушел.
  Но куда?! В народ?!
  В эту неизвестную принцессе массу, скопище необразованных и жестоких людей, которые каждый день только и умеют, что воровать, бить, грабить. Она никак не могла понять и принять этот факт. Как он мог покинуть короля и принца, променяв их на пустые увеселения и никчемную выпивку? Как он мог отвернуться от достатка и богатства, что сулило вновь подъем его дому, променять на вот такую жизнь, какую влачил сейчас? Она этого не могла ни принять, ни понять.
  Но, кроме всего прочего, Мэрион озадачил в большей степени совсем другой вопрос, выбив почву из-под ног, в котором она старалась не признаваться даже самой себе. Эта жгущая изнутри тайна, не дававшая ей успокоения, как она ни пыталась подавить в себе. Всё больше по ночам возникал всего один навязчивый вопрос, который подступал и тревожил, поминутно то затихая, то вновь возрождаясь, подобно сказочному фениксу из пепла. Он был для нее важнее всех остальных в ее жизни вопросов.
  Как смел он променять ежедневные встречи и беседы с ней на отверженность и отчуждение, каким окружил себя сейчас? Как мог он променять ее на вот такую вот 'свободу'?
  Да, она принцесса. Мэрион это слишком хорошо понимала, с ее статусом о любви не могло быть и речи. Ей предстояло выйти замуж за принца или герцога, но никак не за бедного рыцаря, хоть и благородного и родовитого, каким ей представлялся Хайрам. Да она и не видела себя рядом с ним - он дорог ей как друг, и только как друг... Он оставался единственным, кто угождал и веселил, был ей мил и, самое главное, рядом в любую тяжкую минуту.
  Теперь же ее окружали какие-то фальшивые личности, приносящие одни только огорчения, ненатуральный смех и неприязнь. Он оставил ее одну, оставил без объяснений своего поступка. Она чувствовала себя человеком, которого предали и обманули, бросили на съедение волкам, оставили, наконец, совсем одну!
  Правда, Мэрион его вовсе не любила. Просто он веселый, добрый, всегда заботился о ней, с ним становилось хорошо, тепло, уютно, но царская доля иная, чем у людей, не обремененных обязательствами, - она должна выйти замуж за лорда!
  Герцог Станиш считался одним из богатейших людей Восточного королевства. Владел землей, слыл знаменитым рыцарем, которого все уважали, участвовал в войнах - не этого государства, конечно. В этих местах, правда, он много известным не был, а вот в иных землях о нём пели песни, которые доходили и до ее слуха. По рассказам, он представлялся смелым, обворожительным, красивым мужчиной, любая из аристократок приняла бы его сватовство за счастье.
  Так она и поступила два года тому назад, когда впервые отец принял решение выдать ее за этого благородного человека. Мэрион была действительно счастлива как дитя, радовалась без умолку, рассказала обо всём своему другу и товарищу, который стал мрачнее тучи, но тогда она этого просто не заметила, а потом Хайрам пропал, исчез, а через неделю объявился и подал в отставку. Затем она слышала, что он нанимался к какому-то лорду на службу, на войны в других странах, где героически себя проявил, но ничего более. Через шесть месяцев снова появился в королевстве, дал разрешение на помолвку сестры со своим приятелем, сэром Альбусом, после чего запил и опустился, как говорит отец.
  Однажды она видела его, когда проходила по саду. Он шел с ее братом к отцу. Прошел уже год. Он был хмур, грязен и, как видно, пьян, оброс темной, курчавой бородой. Мэрион сначала не узнала, но потом всё же признала в нём ее дорогого Хайрама. Что-то оборвалось в сердце, что-то с устрашающей силой сжалось в груди. Боль одолела ее, она со слезами подбежала к ним, но Хайрам не отвечал на расспросы, не смотрел даже в глаза, только мучил ее своей молчаливой неучтивостью. Она даже толком припомнить не может, что говорила ему тогда. Она вроде даже дала ему пощечину и расцарапала лицо, после чего ее в припадке бешеной истерики оттащили служанки и прислужницы, а он, надменный и холодный, прошел дальше, так ни разу и не посмотрев на нее. Во всяком случае, она только это и запомнила.
  При воспоминании о случившемся ее обдало яростью - не на него, почему-то на него она не умела как следует сердиться, не могла ненавидеть его лютой ненавистью, хоть порой и хотелось это сделать. Что за гнев ею тогда овладел неизвестно, но он поглотил ее всю, что привело к заболеванию и срыву нервов. А он всё так же не приходил. Зима стала для нее холоднее и печальней, чем обычно, а дни бесконечно тяжелыми...
  - Я не могу его любить! Я люблю его как друга, брата, как родного человека, но не как женщина! Это даже не смешно!.. Это немыслимо, чтобы принцесса полюбила того, кто ниже ее по статусу!.. Я точно не такая!.. Я привыкла к роскоши! Я не смогу отказаться от нее ради него!.. Ведь он беден, а это на многое влияет!.. - говорила она себе безостановочно, то и дело ходя по пустой комнате взад и вперед. - Но почему же у меня так бьется сердце? Почему я не могу успокоиться?..
  Она остановилась и начала вглядываться в небо за окном. Хмурое небо, затянутое серыми облаками, обдало порывом холодного ветра.
  - Прекрати так биться!.. Я приказываю! Прекрати бешено стучать, прекрати болеть! Я прошу!.. Прекрати!.. Прекрати!.. Я не люблю... Не люблю... Он не заслуживает этого!..
  Но силы покинули ее, она упала в обморок.
  Через некоторое время в комнату вошли служанки, чтобы помочь ей раздеться.
  Глава 6. Занятный малец Руби
  - По приказу принца Дариуса, да будет светлой его дорога, - ближе к вечеру помпезно провозгласил начальник тюремной стражи, коверкая и не договаривая окончания слов, - вы двое, сэр Хайрам Больштад и торговец по имени Еверий Кравий, приглашаетесь на аудиенцию к его высочеству для допроса и вынесения решения по вашему делу! Выходите, господа!
  Хайрам и Еверий поплелись к открытой двери. Торговец задержался и обратился к стражу, поясняя, что вместе с ними был задержан невиновный юноша, который тоже находится в камере. Недовольный Грим закатил глаза и пошамкал губами, нервно перебирая ключи, чтобы быстрее закрыть дверь темницы и провести двух счастливчиков к выходу.
  - О нём... Хм, о нём ничего не упоминалось. Это должен решить сам принц или народный суд, но не я! Я лишь исполняю распоряжение его высочества, ни больше ни меньше! - только и сказал тюремщик, не обращая внимания и на слова Хайрама, тоже вступившегося за мальчика по имени Руби.
  - Ну ничего, старина, - успокаивал рыцарь, говоря торговцу, что как только всё разъяснится - мальчика непременно отпустят.
  Еверий с тяжелым сердцем, но наконец-то поверил увещеваниям, после чего пошел за стражниками прочь из Проклятой дыры.
  - Дядя, позаботься о мальчишке за меня, - сказал Хайрам, на прощание добавив: - Я виноват перед ним, постарайся его уберечь!
  - Хорошо, остолоп, сделаю всё в лучшем виде! - с ухмылкой ответил вор.
  - О-о, дорогой дядя, я погляжу, тебе всё-таки далось новое слово! Весьма, весьма неосмотрительно... Не слишком ли оно сложное - это слово 'остолоп'? Будь благоразумен, пожалей себя и свой старческий умишко, ведь он может не выдержать такой нагрузки и подвести в самый неподходящий момент! С возрастом он уже не такой гибкий, и обилие новых выражений совсем плохо на нём скажется! Нужно трепетнее беречь его скудные остатки. Ха-ха-ха!
  - Вот зараза! Ха-ха-ха! - рассмеялся в ответ Болем. - Вали отсюда, щенок! Ха-ха-ха!
  Хайрам и Еверий ушли, а двери с лязгом захлопнулись.
  - В кого он такой, ведь губит себя! - произнес вслух вор, ни к кому в общем-то и не обращаясь. С минуту он молчал, провожая взглядом племянника и словно что-то обдумывая, а потом обратился к иноземцу:
  - Как тебя зовут, малец?
  - Еверий дал мне имя Руби, так что можешь называть меня так же, - равнодушно ответил юноша, не заинтересованный в беседе.
  - Ты занятный малец, Руби.
  Болем подсел к нему ближе явно в приподнятом настроении.
  - Знаешь, тебя выдают глаза! - старый вор зловеще улыбнулся, пристально вглядываясь в собеседника. - Нужно всегда стремиться к незаметности, стараясь спрятать намерения или истинную сущность глубоко внутри себя, так чтобы ее никто и никогда не смог прочитать, словно открытую книгу!.. Вот я, например, понаблюдав за тобой, могу сделать предварительный вывод, что ты явно убийца, как и я! Я вижу это... В общем, мне кажется, что ты виртуоз своего дела, малец! Знаешь, предчувствия никогда меня не обманывали! Ха-ха-ха!
  - Ну и как ты это понял? - спокойно спросил Руби. - Возможно, твоя хваленая интуиция играет с тобой злую шутку, старик?! Может, я просто чрезмерно насторожен? Я ведь молод как-никак! Тем более оказался в тюрьме, знаешь ли! Причем в далекой и незнакомой стране... в чуждой мне обстановке!..
  - Нет, малец, меня не обведешь вокруг пальца! Мое нутро прямо передергивает от ощущения опасности, когда я смотрю на тебя! Рука сама непроизвольно тянется к ножу, чтобы быстрее перерезать твою глотку, малец! Что-то в тебе пугает меня до исступления! За долгое время меня никто и никогда не доводил до такого состояния! Это даже не страх в обычном понимании, а нечто иное, скорее - животное предчувствие, я бы сказал - инстинкт самосохранения! Я не отрицаю, что в моей жизни встречались те, кто был намного сильнее, проворнее меня, мужественнее, наконец, - даже взять того же Хайрама, - но от всех них даже нескольких мурашек на коже не появлялось. А вот ты другой, в твоем присутствии у меня непроизвольно начинает бешено колотиться сердце и дрожать всё тело, а нервы говорят об угрозе!.. Может, всё-таки стоит поверить себе? Любопытство так и разбирает!..
  - Если хочешь, можешь попробовать!
  Он полуобернулся, оценивая вора. Мышцы расслаблены, взор ясен. Руби в любую минуту был готов действовать.
  - Но если ты хочешь вонзить в меня скрытый в правой руке заостренный шип, то спешу тебя заверить, что вскоре после того, как ты начнешь, этот шип окажется в твоем бешено стучащем сердце!
  Старик не спускал своего хитрого взгляда с юноши, не позволяя себе некоторое время даже моргнуть. По его лицу скатилась капля пота, он облизнул соленые губы, но потом всё же отвернулся и беспечно сел, заложив руки за голову, и от души рассмеялся на всю камеру.
  - Я не дурак. Я не такой остолоп, как некоторые! Ха-ха-ха! Вступать в заранее проигранный бой не по мне! Ха-ха-ха! Но ты знаешь... - тут голос вора изменился, а взгляд стал суров, как никогда, - надо всегда быть начеку, а в таком молодом возрасте, как у тебя, бывают моменты беспечности! Мой тебе совет: будь осторожнее и научись скрываться.
  - Я здесь всего лишь проездом, старик, и не хочу лишних неприятностей. Я не собираюсь никому вредить. Однако предупреждаю, что те, кто встанет у меня на пути, умрут!
  - Хох! Какие мы опасные и сердитые!.. Не зазнавайся так, малец, а то осрамишься! Ха-ха! За гордость нынче дорого платят и зачастую не монетой. Кругом тебя не дураки... Ну, по большей части. Хм, я же говорю - занятный малец!
  Руби промолчал, сев по-восточному и скрестив ноги. Он оперся спиной о холодную стену, закрыв глаза.
  - Понимаешь, малец, родные души всегда сходятся. Хах! И в тебе я не ошибся! - уверенно произнес Болем.
  В это время к нему подошел заключенный и отдал кошму для того, чтобы вор подстелил ее под себя.
  - Всё же профессионала - убийцу, обагрившего свои руки в невинной крови, я всегда смогу определить почти безошибочно.
  Руби невольно содрогнулся, быстро открыл глаза и с ненавистью воззрился сперва на старика, а затем на свои заскорузлые руки. Он сжал кулаки, словно стараясь таким образом сдержать обуявшую его муку.
  'Мне нужно торопиться дальше на Север! Мне нельзя поддаваться унынию, как и гневу! Нельзя!' - подумал он, после чего снова закрыл глаза, стараясь медитацией заглушить боль. Слова Болема задели струнки потаенной, еще недостаточно окрепшей души, а в воспоминаниях всплыло искаженное лицо Люцеи...
  ***
  Болем долго спал, а проснулся оттого что услышал испуганные крики, вызванные тем, что Руби убил у всех на глазах Вайруса. Убитый был правой рукой Глора, главаря задержанных бандитов. Вайрус, ни у кого не спросив и увидев, что все заняты своими делами, подошел к Руби и что-то прошептал последнему на ухо, предварительно положив свою руку на ногу юноши.
  Те, кто не спал, наблюдали эту картину, но ничего не предприняли.
  Расплата последовала незамедлительно. Мальчик неуловимо развернулся, а потом снова сел на место как ни в чём не бывало, а бедолага Вайрус, прикрывая рваную рану, внезапно появившуюся в его горле, обрызгал кровью ближайших сокамерников и умер, подрагивая конечностями.
  Раздался крик, и от этого-то проснулся Болем.
  Наступила сумятица, поднялась вся банда Глора, они всё еще находились в шоке от произошедшего, поэтому не сразу кинулись мстить.
  Мальчик выбросил из правой руки кадык Вайруса к ногам Глора и с вызовом посмотрел на главаря:
  - Хочешь напасть? Давай! Это твое право! Только учти, щадить никого не буду!
  Могучий Глор, свирепо оглянувшись, не стал сломя голову первым бежать к противнику, наученный недавней встречей с кулаком Еверия, поэтому дал знак своим подчиненным окружить мальчишку.
  'Ситуация не ахти, - быстро соображал Болем. - Придется драться, они не будут меня теперь слушать! Глупые детишки начнут махать кулаками, а это чревато последствиями! Да, не ожидал я такого поворота!'
  - Не такой уж я и профессионал, - спокойно обратился Руби к Болему, вставая и вытирая руку, запачканную чужой кровью, об одежду убитого. - Я всего лишь, как ты выражался - малец, у которого шалят нервы. Профессионал никогда бы не дал чувствам возобладать над собой!
  - Как знать, малец, как знать, - только и успел ответить Болем, хотел что-то еще добавить, но в коридоре послышались шаги, звук соударяющихся ключей и скрипучий голос Грима, который спешил на устроенный переполох.
  - Что там за вопли... что произошло? Сейчас кто-то будет у меня страдать! Бести-и-и! Ни минуты покоя-я!
  Раздался еще гремящий топот, лязг доспехов прекратился перед железными прутьями камеры. И Грим, и стража тюрьмы, обступившая его полукругом, удивленно замерли от неожиданности, застыли с нелепыми физиономиями, бледными, подобно мраморным статуям в резиденции какого-нибудь аристократа, кто-то даже ойкнул от страха.
  Увиденное произвело ужасающее впечатление. Никто из них, беспечно попивая эль и закусывая холодной уткой минуту назад, не ожидал узреть окровавленный труп. Пол был залит ихором, однако не это привлекло их внимание, что было странным. Тщедушный мальчишка в темной влажной одежде стоял возле умершего как ни в чём не бывало, и что-то жуткое было в его насмешливой улыбке, прорезавшейся словно острый кинжал сквозь плоть ночи.
  Кто-то не выдержал и блеванул. Сквозь вонь сырости и залежавшихся тел пробился резкий запах алкоголя и не до конца переваренной пищи. Недавняя утка не пошла впрок.
  Некоторое время стражники дико и непонимающе окидывали помещение тупыми взглядами, но ничего дельного сказать так и не смогли. Руби же стоял отшельником, ни на кого, в сущности, не обращая внимания.
  Тем временем все, кто находился в камере, поднялись и отошли к стене, опасаясь быть втянутыми в ненужные разборки. Неподалеку стоял лишь Болем, раздумывая о чём-то своем. Что было на уме у вора, никто не знал.
  Наконец вперед выступил предводитель стражи - седой и полный мужчина лет сорока с испитой от долгой службы внешностью. Он сурово оглядел картину, представшую перед ним, сперва от изумления высоко подняв свои мохнатые с проседью брови, но потом, явно храбрясь, прикрикнул на своих подчиненных, чтобы они побыстрее открыли решетку.
  - Давайте быстрее, цыплячье семя, что застыли как изваяния?! - начал командир стражи, внимательно следя за Руби. Он, как и все присутствующие, сразу понял, кто являлся виновником непорядка в его вотчине. - Открывайте быстрее эту чертову дверь да свяжите этого буйного щенка! Ведите его к смертникам, там ему самое место... Хоть немного охолонется!
  Дверь камеры со скрипом отворилась. В небольшое помещение вошли четыре стражника в доспехах.
  Руби глубоко вздохнул и медленно встал в какую-то боевую стойку, ранее незнакомую в этой стране.
  Стража снова остановилась в нерешительности, смотря, как у мальчика постепенно начали меняться глаза, становясь не карими, а бесцветными, даже какими-то неестественно белесыми. Они горели как две маленькие луны.
  - Что за чертовщина? - задал как будто сам себе вопрос командир, не удержав дрожь в голосе, но вовремя опомнился: - Вяжите его, бестолочи, что опять застыли!
  - Это... это-о магия-я! - воскликнул кто-то из подчиненных.
  'Что это за стойка?' - между тем подумал про себя Болем.
  Однако никто из стражников так и не сдвинулся, они не стремились выполнять приказ начальника. Каждый чувствовал какой-то жуткий страх перед тщедушным мальчиком, принявшим какую-то смешную позу, выставив вперед руки с растопыренными пальцами. От иноземца разило смертельной опасностью.
  - Руби, не стоит, - по-стариковски добродушно обратился к мальчику Болем, стоявший всё так же неподалеку, даже и не думая отступать. - Сдайся, я попробую вытащить тебя из неприятностей. Просто расскажем обо всём, побудешь немного со смертниками. Они такие же люди, как и мы. Тем более мой племянник не оставит тебя. Сопротивлением ты только усугубишь свое положение!
  Странно, но мальчик почему-то послушал спокойную речь старика, глаза его стали принимать естественный оттенок, потухая в темной камере.
  Его тут же схватили, крепко повязали и под конвоем отправили по длинному затхлому коридору, а потом и по винтовой лестнице прямиком в подвал, где обитали самые обреченные из всех обреченных узников - смертники.
  ***
  Когда вся стража ушла, а труп был вынесен наружу, оставив после себя лишь немое напоминание о себе в виде загустевшего алого пятна на полу, Болем бесцеремонно привлек к себе Грима. Он начал о чём-то с ним усиленно шептаться. В итоге они между собой сговорились, а через час тюремщик уже стоял в комнате начальника стражи.
  Грим стал с непривычным напором увещевать, уверенный в своей позиции, но упрямый воин лишь только отмахивался от навязчивого надсмотрщика.
  - Пусть он будет там, Грим! По своей собственной инициативе я его не подниму на поверхность и ни за что на свете не отпущу на волю! Ты видел его глаза, Грим? - не менее оживленно, чем его собеседник, отвечал главный страж, наливая дрожащей рукой себе кубок горячительного напитка. - Я много повидал в своей жизни, но таких глаз никогда и ни у кого!.. Это нечеловеческие глаза, помяни мое слово, - это глаза какого-то демона!
  - Всё это понятно, что только не почудится в такое время...
  - Мне ничего не почудилось, Грим! - рявкнул на это раздраженный начальник.
  - Да-да, я ничего иного и не утверждаю, просто... Просто очень важные люди просят за него, в частности... Болем Тихий! Вы же его знаете! Он мне рассказал, в чём тут было дело, тем более убит всего лишь бродяга и разбойник. Вам пообещали неплохое вознаграждение, если всё решится благополучно...
  Но как он ни упрашивал, как ни льстил, ни убеждал, главный страж лишь хмелел, но стоял на своем, ни в какую не соглашаясь отпустить мальчишку.
  Вскоре Гриму пришлось уйти ни с чем, однако имелся и другой способ, которым тюремщик собирался воспользоваться. Болем ждал, а значит, ключи от всех камер должны сменить на короткое время своего владельца, и как можно быстрее, ибо старый вор не любил попусту тратить драгоценное время...
  Глава 7. Принц Дариус
  В длинной зале с белыми стенами, украшенной позолотой, мраморными статуями и огромными картинами - портретами каких-то важных членов королевской семьи, в отдалении в мягком широком кресле с высокой спинкой, за большим прямоугольным столом с закругленными углами восседал сам принц Дариус. А рядом заняли свои места чиновники, вельможи в шикарных одеяниях. Один из присутствующих являлся мастером Гренджоем, другой - рыцарем-командиром, которого Хайрам когда-то знавал в далеком прошлом.
  Уже давно село солнце, а Малый совет, возглавляемый принцем, до сих пор решал не оскудевающие в государстве вопросы, требующие особого внимания. Вот и сейчас все благородные мужи - члены совета, да и сам принц Дариус зарылись в бумаги и свитки, что-то вычитывали, обсуждая и где-то делая пометки.
  Таким образом вершилась судьба королевства.
  В это самое время церемониймейстер глубоким приятным баритоном доложил о прибытии гостей - Хайрама и Еверия.
  - Пусть войдут, - приказал принц, не отрываясь от пергамента.
  И слуга тут же исчез за прекрасной дверью, а в залу вошли недавние узники. Грязные, вонючие, с едва прилизанной шевелюрой, они были не к месту в царстве чистоты и богатства.
  - Ну, здравствуй, сэр Хайрам Больштад, - явно иронизируя, произнес Дариус, откладывая свиток с какими-то цифрами. - Рад тебя, как это ни прискорбно, видеть, но лучше бы мои глаза вовсе не наблюдали твоего позора!
  Хайрам и Еверий по этикету поклонились принцу, как только вошли в залу. Затем бывший рыцарь сразу же опустил свои тяжелые очи долу, со вздохом оглядывая блестящий от постоянной полировки пол, за ним расположился Еверий, не менее внимательно осматривая окружающую обстановку, дивясь про себя красоте дворца.
  На слова принца Хайрам никак не отреагировал, только единожды посмел приподнять вспыхнувшие гневом серо-голубые глаза, но, опомнившись, тут же их опустил, как и прежде выказывая завидное смирение.
  Некоторые из вельмож надменно улыбнулись.
  За столом в Совете сидел седой воин: низкорослый, широкоплечий, с мощной челюстью. Он был одет в темно-серый мундир с золотой окантовкой по краям, с пристегнутым позади белым плащом. На груди ветерана красовались несколько почетных драгоценных наград. Он с печалью посмотрел сперва на вошедшего, а затем с невысказанной мольбой - на молодого принца. Тот, заметив его движения, нахмурился.
  - Знаю-знаю, сэр Лэнгли!.. Знаю, что вы хотите мне сказать, - начал Дариус, от усталости массируя глаза. - Но вот перед вами тот, кто некогда непосредственно подчинялся вам и с высокого позволения его величества командовал вашими бывшими подчиненными! Как он вам теперь? Вызывает восторг?
  Сэр Лэнгли промолчал, поджав губы. Он с грустью взглянул на своего некогда подававшего надежды протеже.
  - Противно, у меня только одно слово - про-тив-но! - последнее слово принц выделил особенно, произнеся его по слогам. - Предать не только свой род, но и доверие короля! - продолжал он, подняв худое и бледное лицо и пристально вперяя гневный взгляд в друга, который всё так же стоял неподвижно, виновато опустив голову. Хайрам стиснул зубы, отчего напряглись желваки на небритом лице.
  Однако Дариус не останавливался:
  - Кажется, мы не виделись около трех месяцев с предыдущей твоей заварушки, когда ты в пьяном угаре избил почти десять стражников только лишь за то, что они не дали тебе поцеловать какую-то похабную вертихвостку в захолустном борделе! Я прав?! Что молчишь?!
  Хайрам вновь потупился, так и не ответив.
  - Ты же один из лучших представителей аристократии. Твой дом, может, и обеднел, но фамилия всё та же, несмотря на то, что ты всеми возможными способами стараешься опорочить и ее - не только скудостью кошелька, но и недостойным, я бы лучше сказал, отвратным поведением! Мне тошно смотреть на тебя...
  Но тут Дариус осекся, потому что Хайрам поднял голову - стали видны глаза, полные сдерживаемой ярости. Бывший рыцарь пристально всматривался в лицо его высочества, словно говоря, что если последний произнесет еще хотя бы одно слово, порочащее фамилию рода Больштад, то он за себя не отвечает.
  Рыцари в зале машинально схватились за мечи, им был хорошо известен нрав Хайрама, чтобы ожидать непредсказуемых выходок.
  - Мой принц, - вдруг умиротворяюще начал мастер Гренджой, елейно улыбаясь, - возможно, сэр Хайрам желает беседовать с вами с глазу на глаз, чтобы достопочтимые члены Малого совета смогли воспользоваться небольшим отдыхом! Он, вероятно, не может и не хочет задерживать своей персоной благородных мужей!
  Колдун прозорливо угадал, в чём была причина явного недовольства Хайрама, рассердившегося на непредусмотрительность своего старого друга. Он бы, без сомнения, вынес все справедливые попреки, которыми щедро одаривал Дариус, но в присутствии хитрых и словоохотливых вельмож, которых он, за исключением немногих, искренне презирал, бывший рыцарь разговаривать не желал. Происходящее для него больше походило на пытку, тем более в плохом свете упоминалась его фамилия, да еще при посторонних. Он этого откровенно вынести ну никак не мог.
  - Ваше высочество, я думаю, мастер Гренджой прав, - вдруг согласился с колдуном сэр Лэнгли, с трудом наблюдавший за тем, как поносят бывшего подчиненного при своре льстецов, которых он и сам терпел в угоду служебному положению. - Я очень устал, старость ведь, знаете ли, приходит неожиданно, но неоспоримо... Может, распустить сегодняшнее заседание Совета, тем более что все основные вопросы мы уже рассмотрели?
  Принц сразу понял, куда клонили и мастер Гренджой, и сэр Лэнгли, да и друга знал слишком близко, чтобы не понимать его внутреннего состояния, но как раз этого эффекта он и намеревался достичь, а добившись цели, без лишних советов и пожеланий со стороны и так собирался всех распустить, однако его опередили. Он про себя улыбнулся, так как его затея задеть гордость старого приятеля удалась.
  - Хорошо, - произнес сурово Дариус, делая жест рукой. - Малый совет распускается до завтра. Всего хорошего, господа! Попрошу остаться только вас, сэр Хайрам, а также вас, господин... э-э...
  - Еверий Кравий, торговец из южных земель! - тут же подсказал мастер Гренджой, расплываясь в улыбке.
  - Да-да, его самого! - небрежно бросил принц.
  Задвигались стулья, выпрямились спины сановников, чтобы тут же склониться в прощальном поклоне перед наследником короны, тот кивком головы отослал стражу. Они, повинуясь воле господина, вышли за двери, бросая суровые взгляды в сторону почти оборванцев.
  В зале остались только трое.
  - Ну, что скажешь, сэр Хайрам Больштад, в свое оправдание?
  - Что скажу? Что скажу?! - разъяренно начал Хайрам, подходя к Дариусу вплотную и хватая члена венценосной семьи за шиворот, как какого-нибудь попрошайку.
  Еверий застыл в неописуемом ужасе.
  - Я скажу одно: как ты смеешь порочить и отчитывать меня при всех этих подлых ублюдках?! Я бы начистил тебе рожу, если бы ты не был принцем!
  - Ну, слава Трем Богам, что я всё еще принц, - произнес Дариус, издеваясь и вырывая свой ворот из рук Хайрама. - Не хотелось бы выступать на скором празднике с опухшим лицом или с синяком под глазом, тем более что после этого сразу бы следовало назначать казнь за неуважение к королевской персоне. А ты знаешь, что это плохое предзнаменование - сразу же после помолвки сестры проводить похороны? Мне бы не хотелось иметь такой опыт! - И принц улыбнулся.
  - Ты меня своими ли силенками рассчитываешь поймать, дорогой Дариус? Если да, то тогда единственное, что меня ожидает в скором времени, - это пара неглубоких царапин, - уже насмешливо ответил Хайрам. - На большее, к сожалению, ты не способен! Ну, может, еще пощечину какую-нибудь схлопочу по случайности! Ха-ха-ха!
  Еверий обомлел от такого пренебрежения к его высочеству и наглости, с которой бывший рыцарь позволял себе разговаривать с ним. Торговец со страхом озирался сначала на одного, потом на другого, не веря своим ушам и глазам и ежесекундно опасаясь вспышки гнева со стороны высокочтимой особы.
  Напряженные, буравящие друг друга взгляды скрестились, и никто не хотел отступать. У обоих были голубые, наполненные волей глаза: у Хайрама чуть темнее и серее, а у принца ярко-синие. Наконец друзья добродушно рассмеялись, после чего уселись к столу без церемоний, Дариус взял графин и налил себе и Хайраму вина.
  Еверий с перекошенным от изумления лицом стоял неподалеку, у него стали подламываться ноги от напряжения.
  - Слушай, а он вообще дышит? - задал вопрос принц, его изможденное лицо снова обрамила прекрасная улыбка. - Или он всегда такой?
  - Да дышит он, просто не верит своим глазам, а так вроде мужик крепкий, даже очень. Я проверял! - ответил Хайрам, выпив отличного вина.
  - Вот этого-то я никак и не понимаю, почему ты, у которого есть все шансы быть не последним лицом в государстве, якшаешься с такой... э-э... челядью?!
  При этих словах Еверия слегка покоробило, но он смолчал, всё же перед ним сидела особа королевских кровей, а не абы кто.
  - Но всё же я тебе даже чуть-чуть завидую: ты свободен в своем выборе, не то что я - весь всегда в государственных нудных делах, в работе и заботе без конца и края. - После этого голос принца изменился, принимая повелительные нотки: - А вот теперь ответь мне, мой друг, почему ты не участвуешь в празднике? На поединках между рыцарями ты бы снова вернул себе честь и славу, а также некоторые средства, которых явно у тебя маловато! Люди любят зрелища, прощая победителю многие неосмотрительные шаги в прошлом!
  Хайрам напрягся, с лица слетела приятельская улыбка, а в глазах застыла какая-то безнадежная обреченность.
  - А, знаю... знаю, о чём ты думаешь!.. - начал Дариус, но Хайрам сердито насупился, и принц вынужден был остановиться. - Сейчас-сейчас! Эй, Евперий! Торговец! Ну, как там тебя точно? А-а-а, не помню! Выйди-ка из залы и подожди снаружи, тебя позовут!
  Еверий тут же подчинился приказу, но сильно сожалел, потому что хотел послушать, о чём же эти старые товарищи начали беседовать. Но больше всего он жаждал испробовать то самое вино, которое два аристократа стали распивать при нём. После голодного вечера, не менее голодного утра в тюрьме и баланды в обед, явно дорогое и вкусное вино выглядело весьма заманчиво для пересохшего горла бывшего узника.
  - Так-так, - между тем изрек Дариус, прохаживаясь по зале, стуча своими точёными каблуками по зеркальному полу. - Значит, ты до сих пор в нее влюблен? Я прав?
  Хайрам лишь опустил голову ниже, промычав что-то несвязное в ответ.
  - Всё ясно, так оно и есть, поэтому ты и не желаешь биться на турнире, всё с тобой понятно... Могу только диву даваться, как ты, Хайрам, можешь любить одну женщину на протяжении столь долгого времени. Я думал, что это всего лишь твой каприз или, скорее, блажь, которая развеется со временем, но своими поступками и поведением ты даешь мне повод опасаться бесконтрольности твоих чувств. Я не хотел бы, чтобы ты перед помолвкой Мэрион в итоге совершил какую-нибудь глупость! Ведь этого не случится? - с нажимом уточнил принц, наклонясь в сторону Хайрама и приблизив к нему свое холеное красивое лицо.
  Он бесцеремонно протянул свободную руку, в которой не было бокала, и поднял голову бывшего командира рыцарей, внимательно разглядывая и пытаясь понять его эмоции, чтобы знать наперед, соврет тот ему или нет. Голубые глаза Дариуса двумя проницательными пиявками впились в Хайрама, который безуспешно пытался спрятаться от их вездесущего, пронизывающего до неизведанных глубин надзора.
  - Ну, я как твой сюзерен жду ответа! Желательно, чтобы он оказался положительным! В противном случае я буду вынужден тебя бросить в камеру, откуда ты недавно вышел. Ну, братец, говори?!
  - Я ничего не сделаю, разве я могу... разве у меня есть какое-либо право? Ты знаешь, что это невозможно, я знаю, что это сумасшествие, так зачем спрашивать меня о безнадежном, когда ответ очевиден!.. - угрюмо процедил Хайрам, убирая руку друга от своего подбородка.
  - Вот и отлично, вот и хорошо! - облегченно провозгласил принц, даже улыбка незаметно скользнула по его лицу.
  Правда, вслед за этим проснулась жалость к старому товарищу. Эти своенравные человеческие чувства, которым подвержены люди, раздражали Дариуса неимоверно, так как он всё хотел контролировать, знать о будущем наперед. И если что-то ускользало из его цепких рук, терялось в урагане замешательства, неструктурированности, тогда наследник престола ощущал себя потерянным и ни на что не способным ребенком, что ему очень не нравилось. Всегда и всюду командовать, давать огранку, возводить границы и рамки, через которые можно ощутить порядок, цельность, было девизом принца. Но напротив сидел единственный за всю жизнь друг, которым он, несмотря на внутреннюю дисциплинированность и, казалось бы, черствость, дорожил как братом, если бы таковой у него имелся на самом деле...
  - Не принимай близко к сердцу, - менторским тоном продолжал принц, сглаживая свое покровительственное отношение к Хайраму. - Ты - это одно, она - другое! Простолюдины и аристократы не ровня друг другу, так же и здесь! Богиня Тина определила каждому свое положение, никто не может его изменить по своему выбору, это противоестественно! Если бы так было возможно, то тогда порядок исчерпал бы свои возможности, уступив место хаосу! Я, например, не могу жениться на простолюдинке, потому что я королевской крови, а простолюдинка не мечтает обо мне, так как она низшее существо в сравнении со мной! Даже не так: она может мечтать обо мне в своих фантазиях, но никогда - обладать мною наяву! Поэтому иной раз меня одолевают некоторые сомнения, когда я думаю о тебе и о твоей жизни: как ты можешь жить с отбросами общества там, в трущобах?! Мне это кажется весьма эксцентричным, как будто ты живешь с животными, со свиньями, а не с людьми. Знаю, что плохо, но я так считаю уже давно, поэтому сильно о них и не беспокоюсь... Ну, то есть я делаю всё, что требует от меня Совет, моя работа, радение о родине!.. Я понимаю, что чернь - неотделимая часть государства. Она очень важна, как и другие составляющие, но ими управлять куда легче, чем образованными и даровитыми аристократами, которые у меня в печенках сидят! Вот в чём суть, поэтому я сильно о челяди не беспокоюсь, так как они более покорны, чем иные из высшего сословия. Показать зрелища, дать выпивку - и после толпа сразу твоя! Могут и мать родную продать за своего государя! И всё это политика и ничего больше.
  - Гляжу, взгляды твои совсем не изменились за прошедшее время, - заметил Хайрам, принужденно улыбаясь, - ты такой же, каким был в детстве! Всегда бил простолюдинов-слуг, издевался над служанками, теперь в твои игры вовлечены не только слуги, но и народ - 'чернь', как ты их называешь!
  - Можно сказать и так! Ха-ха-ха! Но ты не прав в некотором смысле! Я теперь не играю и попросту не наказываю, но и не жалею, и не прощаю. Если совершил преступление, то и отвечай по всей строгости: отсекут голову - и баста. Хотя нет, я придумал иное наказание сильно провинившимся, те, кто обречен, сразу записываются в ряды смертников, они сажаются в особую тюрьму, в самый низкий подвал, обособленно ото всех. Ты должен помнить, ты не раз сажал туда преступников и отступников государства, но тогда они просто пожизненно содержались! С этого же года им дается шанс на завоевание свободы! В праздник, после рыцарского турнира, будет битва смертников против горного тролля! Ха-ха-ха! - развеселившись, сообщил принц. - Представляешь, вот будет зрелище - не только для простонародья, но и для аристократов, для всех, кто охоч до острых ощущений! И это всё я придумал, я! Не нужно больше тратить бесчисленное государственное золото на пожизненно осужденных! Их будут кормить, одевать, содержать небольшой срок - до следующего ежегодного турнира! А те, кому нужно было отсечь голову сразу, смогут еще немного просуществовать на белом свете. Они все смогут участвовать в поединке и заслужить себе свободу в так называемой игре судьбы! Билеты за специальные места, купленные аристократами и торговцами из других государств, всё окупят и с лихвой! А, как тебе?
  - Разве мы не просто их казнили, всё так же на потеху публике, отрубая им головы?
  - Ну да, но теперь это будет происходить намного интереснее, масштабнее, не говоря уже об экономической стороне! Я дам страждущим ни много ни мало, а надежду!..
  - Ну, не знаю... - неуверенно ответил Хайрам. - Всё это не мое. Обреченные не смогут справедливо сражаться со зверем. Горные тролли будут месить бедолаг в фарш.
  - Вот ты всегда так, всегда жалеешь, как настоящий рыцарь, даже завидно немного... Но нет, я не собираюсь их спрашивать, исход один: либо да, либо нет - либо повезет и свобода, либо быстрая смерть! - жестко отрезал Дариус, после чего более добродушно по-детски добавил: - Этот тролль просто огроменный и свирепый! Ты бы видел его! Страшилище!
  - И конечно, никто одолеть его не сможет! - хмуро продолжил Хайрам. - Это немыслимо для простого человека, я прав?
  - Да, прав, - беспечно согласился принц. - Но ты, как всегда, упускаешь все обрисованные мною плюсы этого предприятия. Да что тебе объяснять, ты всё равно будешь недоволен!
  Дариус подошел к столу, налил вина в опустевший бокал.
  - Так ты участвуешь в турнире, Хайрам? Я ведь тебя давно уже записал!
  - Нет, я не буду участвовать! - изумленно воскликнул бывший рыцарь. - Я не могу! Тебе ли не знать моих причин?! Зачем ты снова начинаешь это?!
  - Да, видимо, ты сильно любишь мою сестру, это так просто не пройдет, жаль, тем хуже для тебя! В турнире будет участвовать будущий муж принцессы Мэрион - лорд Станиш!
  Несколько минут тишины ознаменовали новый довод принца. Хайрам почувствовал, как его лицо становится бледным, а по спине побежали мурашки. Уши заложило от внезапно нахлынувшего волнения.
  - Что, до сих пор не желаешь обнажить свой меч?
  Хайрам начал колебаться. Он не мог осмыслить затею принца, но перспектива столкнуться лицом к лицу с прославленным воином, тем более своими собственными руками отправить того на небеса, темным, зловещим пятном разлилась в душе Хайрама.
  'Мэрион не будет ничьей женой!' - как звон неотступного колокола громыхало у него в голове, становясь всё сильнее и сильнее, обрушивая бастионы здравого рассуждения. Ведь никто не простит ему такую оплошность, соверши он убийство лорда...
  Однако в дружеских поединках случаются всякие неожиданности. За это, конечно, будут мстить, даже если он не нарушит турнирных правил. Но опять же сам Хайрам - фигура не того полета, другого шанса ему может никогда не представиться...
  - Хорошо, я в деле! - выдохнул через некоторое время бывший рыцарь, как будто сбрасывая с себя невидимый груз, но руки были всё так же холодны. - Только и ты выполни мою просьбу, Дариус.
  - Отлично, ну что там еще у тебя?
  - Мне нужно, чтобы ты вызволил из тюрьмы, помимо меня, еще двоих, они попали туда из-за меня, это тот торговец, что недавно вошел сюда вместе со мной, а также еще один молодой человек, который остался в темнице.
  - Ладно-ладно, но не забудь, ты участвуешь в турнире как мой гладиатор! Я на тебя поставлю, так что не смей проигрывать, понял? - произнес принц, записывая что-то на пергаменте и ставя оттиск личной печатью, расположенной у него в кольце. - Вот, возьми, с этим ты сможешь освободить своих друзей. И когда ты только перестанешь якшаться со всяким сбродом, они тебя до добра не доведут.
  Хайрам вышел, а когда дверь закрылась, принц разговаривал уже с самим собой:
  - Да, был бы ты чуточку побогаче, я бы уговорил отца выдать ее за тебя, но политика не может быть отодвинута на задний план - если она выйдет за треклятого лорда, то мы сильно от этого выиграем, так что, Хайрам, извини, но тебе никогда не быть с ней!
  Дариус опорожнил еще один бокал с вином и почувствовал, как хмелеет. Глаза стали еще чище, чем прежде.
  - Вы - единственные, кем я действительно дорожу, - тихо произнес он. - Поэтому на празднике тебе лучше быть с нею и как можно дальше от дворца. Ты слишком благородный для всего этого, дружище!.. Эх! Слишком...
  Глава 8. Камера для обреченных
  Камера для смертников располагалась в самом низу Проклятой дыры. Если верхние этажи были хоть как-то похожи на подобие тюрьмы, то нижние напоминали больше какие-то катакомбы, так как город стоял на разветвленной сети подземных пещер. Ниши в них перекрывались железными прутьями, создавая тем самым своеобразные природные пристанища для узников.
  По размерам камеры всегда были самых разных площадей: от одиночных, в которых находились умалишенные либо иные весьма опасные преступники, попросту неспособные находиться в обществе других людей, до таких, где могли уместиться двадцать и более осужденных.
  Мрачные, они только иногда освещались редкими всполохами факелов, темницы постоянно были сырыми и холодными, а люди в них - больными и слабыми, тем самым отражая суть этого места. Стенания, вопли и болезни. Проклятая дыра являлась живой могилой для потерявших свободу.
  Винтовая лестница спускалась вниз, впереди и сзади худощавого паренька брела охрана из тюремных стражников. Всего с Руби следовали около десяти воинов. Это было совсем что-то новенькое, так как обычно осужденных сопровождали два человека, а самых буйных вело всегда четверо - такого количества вполне хватало, чтобы усмирить самых непокорных.
  Тяжеловесные двери отворились со скрипом. Злачный, застоявшийся воздух ударил в ноздри. Повеяло плесенью и нечистотами.
  - Это новенький? - прозвучал чей-то голос из темноты просторного помещения, куда вводили сопровождаемого. - Совсем какой-то молодой да маленький!
  - Долго не продержится! Хе-хе-хе! - поддакнул еще один противный голос.
  - Через неделю точно коньки отбросит! - подтвердил первый.
  - Олуф, хватит болтать и принимай гостя! Его в общую! - отозвался один из стражников, возглавлявший эскорт.
  Из мрака под зажженный факел охраны вышел мужчина. Всполохи пламени осветили обрюзгшего, невысокого и безволосого человека с изъеденными до корней зубами. От него разило выпивкой и луком, а кожа была неестественно бледного оттенка, несвойственного здоровым людям. В руках Олуфа гремела связка ключей, а на поясе покоилась шипованная дубина - образчик успокоения и понукания для самых нерасторопных нарушителей порядка.
  - Ты уверен? От него там ничего не останется, - осведомился Олуф у коллег с верхних этажей. - Но вам, наверно, видней, вы же всё-таки живете на поверхности, а не здесь, в убогой могиле, с чертовыми безумцами, где не бывает и толики яркого небесного света! Одно хоть хорошо, что выпивка здесь бесплатная, а то бы давно с ума сошел. За что его? И что вас так много на него одного?..
  Старший подошел к Олуфу и рассказал об убийстве наверху, присовокупив испуг начальства при виде этого мальчишки.
  - Ха-ха-ха! Старый Барнс наложил в штаны? - удивился Олуф. - Хотел бы я на это посмотреть! Кха-кха!
  - Ты не поверишь, какие у этого пацана злобные глазенки были - даже, скорее, не злобные, а бесформенные! Даю свою голову на отсечение, но мне казалось, что они светились!.. Представь себе, он голыми руками вырвал кусок плоти! Разве такое возможно?
  - Наверное, нет, - равнодушно прокомментировал тюремщик Проклятой дыры, до конца не доверяя словам стражника, так как иной раз они все над ним потешались.
  - А-а, ладно, что теперь объяснять - принимай, и всё! Сейчас я и сам не уверен в произошедшем! Говорю как безумец!
  - Мы все здесь немного тронутые, по-другому в этом месте не выживешь! Так что неудивительно, что в полутьме может привидеться всякое! - быстро ответил Олуф и выкрикнул призыв своему помощнику: - Глайнц, выходи, вонючее создание, пора работать! Обуй новенького по всем правилам нашего гостеприимного заведения да пошевеливайся!
  Из темноты вышел высокий и худой парень лет тридцати, бледный, с ввалившимися щеками и усталым взглядом, и звучно прокашлялся, вероятно, был серьезно болен. К нему подвели Руби, который успел за это время осмотреться в средних размеров округлом помещении. В нишах по краям имелись дополнительные комнаты поменьше, в одну из которых привели мальчика, там на полу лежало множество цепей для сковывания ног осужденных, а в соседней навроде бытовки располагались ветхие кровати да небольшой столик с лампадкой, а также вся необходимая малая утварь, чтобы тюремщики исправно несли свою службу. Третья была заперта, но через небольшое решетчатое окно на двери заметно чернели приспособления, созданные умом человеческим не для потехи, а для того чтобы пытать обреченных или неугодных. Четвертая комната представляла собой отхожее место, а пятая являлась складом.
  Когда Руби заковали ноги, он внимательно стал вглядываться в окошко закрытой двери, где находились пыточные инструменты. Длинный тюремщик, заметив это, а также бледность мальчишки, решил напугать узника еще больше:
  - Тут мы проводим допросы тех, кто имеет какие-либо секреты! Я в этом очень хорошо разбираюсь, у меня прямо талант! Впрочем, здесь наказывают и тех, кто не подчиняется правилам и ведет себя, так сказать, вызывающе! После курса профилактических бесед страдающие излишним беспокойством урезониваются, нередко и навсегда! Кхе-кхе-кхе! - при последних словах он нестройно и неправдоподобно рассмеялся.
  Руби ничего не ответил, только затрясся, словно в ознобе. Глайнц осклабился шире, довольный произведенным эффектом.
  - Глайнц, заканчивай свою болтовню! Веди ко мне парня, я хочу поглядеть на него еще раз! - сказал Олуф, беря факел в руки и поднося прямо к лицу Руби. - Э-э, да он не из этих мест, иноземец, что ли?.. Ну да ладно, много их таких с юга-то наприплывало, будет с кем душу отвести сородичам! Ну, пойдем, постреленок, я отведу тебя к новому твоему дому, там тебе не понравится, но деваться некуда, придется жить, сколько сможешь... или выдержишь!..
  Дверь в пыточную отворилась, Олуф повел через нее Руби, а также немногочисленную стражу из двух человек - вероятнее всего, вид острых и опасных инструментов должен был пугать вновь прибывающих узников, поэтому для острастки проход в нижние камеры был произведен таким образом. Миновав жуткое помещение, они наткнулись на еще одну дверь, открыли и ее.
  Взору предстала пещера, иссеченная неровными решетками, за которыми обитали преступники. Где-то слышались капли, ниспадающие на каменный пол, чувствовалась сырость. В пещерах горели факелы, но их количества не хватало, поэтому осветить полностью всё обиталище они не могли.
  Одна огромная пещера, по бокам которой располагались ниши с осужденными, оказалась невероятно просторной, по центру протекал небольшой ручеек, по нему спускались нечистоты, и стояла невыносимая вонь.
  - Ну, мальчик мой, ты, наверное, не привык к такому, но у нас тут не королевские покои, поэтому с чем-то тебе придется смириться, а именно со следующим: первое - это с соседством, а второе - с обслуживанием. А так у нас неплохо, даже двухразовое питание есть, правда, еда не ахти какая, но это лучше, чем ничего, тем более что у тебя-то и выбора особого нет. А оставим мы тебя с ними, - Олуф указал бледным толстым пальцем на небольшую камеру, в которой находились пять человек, - они самые спокойные из всех, потому что почти все из них при смерти. Так что лишних проблем, я думаю, твои соседи не должны тебе доставить. А ты постарайся сам их на себя не навлечь! Предупреждаю, без глупостей, мальчик, либо комната поддержания нравственности, в которой так много пыточных инструментов, ждет тебя!
  Вдруг раздался дикий рев, стены затряслись, а узники в камерах бессмысленно заорали от страха. Вопль дикого животного разбудил всех, грянув по темным углам взволнованным эхом. То и дело слышались выкрики безумных, их непомерный говор, прыжки и суета, отражающаяся в ударах звеньев их цепей.
  Тюрьма забеспокоилась, растревожилась, Олуф приказал помощникам немедленно приняться за восстановление порядка, отчего донеслись новые крики и ругань, но только уже тюремщиков, а также отчаянные всхлипывания и стоны разбушевавшихся узников. С трудом, но при помощи дубин и кулаков общая атмосфера тишины и безнадежности, приличествующая Проклятой дыре, восторжествовала над беспорядком.
  - Вот же ж, чертов зверь! Бесится изо дня в день и не успокоится же никак! - хмуро провозгласил Олуф, сплевывая на грязный пол и отворяя камеру. - Ну ладно, постреленок, заходи, вот твои новые товарищи на ближайшее время. А рева не бойся, это всего лишь горный тролль. Скверное создание, просто находится неподалеку, и в замкнутом помещении ему не по душе, особенно там, где много людей, которых он чует своими огромными ноздрями. А так он безопасен, пока заперт на другом конце тюрьмы. Послезавтра будет аттракцион, где те, кто сидит вон в той камере, - надзиратель указал на большую с противоположной стороны темницу, где обитали почти тридцать человек, - будут сражаться с этим зверем! Там все смертники! Никому бы не пожелал встречи со зверем один на один, он слишком дик, силен и страшен! Ходят слухи, что почти полсотни рыцарей пали от его лап, прежде чем удалось поймать эту тварь. Аж сердце в пятки уходит каждый раз при виде чудовища, даже ноги подкашиваются. Не знаю, стоит ли эта свобода того, чтобы с глазу на глаз встретиться с монстром?! Так что можешь отдыхать спокойно, малыш!
  Дверь захлопнулась, надзиратель Олуф ушел, а мальчик остался посреди камеры, оглядывая обитателей. На нарах покоились пять осужденных, кто-то из них не мог заснуть после рева и что-то всё время повторял, бессмысленно взирая то на пол, то на стены, то на потолок, - видимо, это были сумасшедшие.
  Впрочем, некоторые из узников благочинно и безмятежно продолжали дремать, словно не было минуту назад дикого звериного вопля, прогромыхавшего по пещере. Кто-то с захлебом кашлял, не в силах оторваться от праведного занятия, кто-то поднял голову, чтобы посмотреть на пришедшего, после чего снова безразлично уткнулся в солому и мешковину.
  Делать нечего, Руби нашел свое место, но только он хотел занять его, как перед ним возникла фигура узника, весьма изможденного и болезненного на вид, который до этого пронзительно кашлял.
  - Ты с верхних этажей? Кха-х! - задал вопрос незнакомец. - Меня зовут Крайн, я здесь уже давно... - почему-то продолжал он, присаживаясь к мальчику, даже не учитывая того, что тот не выказывал никакого желания к общению.
  - Ты не пугайся, я не причиню тебе зла, просто хочу новости узнать, что происходит на свободе! Как давно я не был на воле! Как давно я не вдыхал свежего воздуха! Как давно я не видел солнечного света! Всё это теперь мелькает лишь в моём воображении... Кха-х!
  - Ты серьезно болен! - бесстрастно констатировал Руби, всматриваясь в нового знакомого.
  - Ха-х! А ты догадливый! Я, наверно, ужасно выгляжу, - произнес Крайн, пытаясь увидеть лицо мальчика, но темнота и близорукость не давали ему и шанса. - Мне недолго осталось - наверно, месяц или два, а может, и того меньше! Откуда ты, друг?
  Руби не стал отвечать на сбивчивые расспросы, сев на свою койку, так как потерял всякий интерес к Крайну. Однако старый узник не собирался просто так сдаваться, словно не замечая игнорирования своей скромной персоны.
  - Хм... могу тебя огорчить, парень, если у тебя имелась призрачная надежда, - отсюда нет выхода, только смерть и разочарование! Я ведь тоже был молодым, но вот мне уже почти пятьдесят, я немощен и стар, длительное заточение сказалось на моём здоровье! Я давно потерял всякую возможность на получение свободы! Это ждет каждого... Поэтому я самостоятельно попросил надзирателей записать меня в списки, чтобы сразиться с горным троллем: лучше уж быстрая смерть, чем ожидание, лучше сражаться, чем томиться здесь... Кха-х! - снова Крайн зашелся кашлем.
  Руби удивился, так как думал, что в этой камере нет тех, кто должен сражаться с чудовищем.
  После кашля мужчина стал иронично причитать себе под нос:
  - Знаешь, я здесь достаточно давно. Раньше являлся актером и выступал на площади!.. Видел, как дети, в которых еще горит огонь свободы, поддавались унынию и обреченности по истечении многих и многих лет, превращаясь в итоге в жалких стариков. Эта участь не обойдет и тебя. Да, не обойдет... Лучше сразу смотреть на мир ясными глазами, чтобы наивная вера не омрачила болью твое сердце. Прими свое положение как данность и смирись, ты всего лишь человек! Песчинка в этом море превратностей. Завтра тебе предстоит открыть глаза в этой тьме, сжиться с ней, принять ее...
  На время Крайн затих, послышались всхлипывания, затем дрожащий голос продолжил:
  - Я постараюсь тебе помочь, мальчик. Утром все решетки будут открыты надзирателем, так как завтрак будет в общей столовой, все заключенные смогут бродить по этим коридорам... Всё равно никому не выбраться... После чего зажигают дополнительные факелы на стенах. В столовой еда отдается в руки поставленного смотрящего или вожака, как мы его здесь кличем. Он ответственен за внутренний порядок, распределение пищи тоже входит в его обязанности. Если дружить с вожаком, то он может подсобить тебе в чём-нибудь - например, доложить ненормированную порцию. У него много помощников, которые всегда ищут возможность поживиться. Поэтому берегись! Так что тебе надо завтра забиться в самый дальний угол, то есть спрятаться, чтобы они тебя не заметили, а я тем временем принесу тебе еду, ладно?
  - Хорошо, - согласился Руби, который уже порядком устал от словоохотливого соседа, ему хотелось спать.
  - Отлично! - обрадованно воскликнул Крайн. - Тогда будь покоен, я с утра быстро всё сделаю, заметить не успеешь!
  Руби его не слушал, примостившись на своем месте удобнее. Полузакрытые веки навеяли сон, однако через час его разбудило тихое бормотание неподалеку, он быстро обернулся и увидел человека, ранее спавшего на ближайшем лежаке. Это был щупленький старик, лысый на макушке и седой по бокам. Безумные глаза пристально всматривались в нового узника, словно не веря, что перед ними молодой человек.
  - Что тебе? - недовольно осведомился Руби.
  Старик привстал, а затем подсел ближе.
  - Нет-нет, ничего, я не за себя... не за себя беспокоюсь, я только хотел... Я только хотел предупредить, чтобы ты не доверял Крайну, он хитер и коварен, он желает заполучить жизнь мальчика себе. Я Варик, Варик желает добра, зло Варику не нужно. Варик видел зло много раз, и Крайн хочет зла, он плохой, не доверять... Нужно бояться... Не доверяй!
  Казалось, что старик был не в себе: говорил путано, несвязно, прерывисто и быстро, но по возможности старался объяснить новичку, что Крайн желает сделать ему пакость. После каскада таких же предупреждений Варик затих, а Руби, чувствуя одиночество, сомкнул глаза, кутаясь в беспокойную полудрему. Он настороженно ожидал подлого нападения, которого, впрочем, так и не случилось...
  ***
  - Будь более напористым и сильным! Никогда не сдавайся! - звучал голос наставника, когда Лафраэль в очередной раз упал от усталости.
  Тренировки проходили сурово, а учитель не собирался останавливаться.
  - Каждое движение вперед - это камешек в стене твоей прочности в будущем, поэтому лишь тренировки могут закалить хрупкое тело, а корпение над свитками - разум. Вставай!
  Лафраэлю тяжко приходилось, но он, стиснув зубы и переведя дух, безропотно повиновался - брал в мозолистые руки меч для тренировок, который больше всего походил на дубину из стали, утолщавшуюся в наконечнике, и приготовился к отработке ударов. Наставник улыбнулся, а вот мальчик в этот миг проклинал всех и вся, но только не своего учителя.
  Он снова, раз за разом проводил комбинации с неподатливо-массивным куском металла, и протертая рукоять становилась скользкой от пота и крови - от его пота и крови.
  Дул прохладный ветер, где-то вдалеке прокричали дикие птицы, закат солнца приближал ночь, затем наступили сумерки, последние отсветы розового потухали на пышных белых облаках и окончательно утонули в синем небе.
  Мышцы горели от натуги. Пот застилал глаза. Дыхание уже давно сбилось. Невыносимые мысли о том, чтобы всё бросить, всё чаще вереницей проносились в голове у Лафраэля.
  - Ну ты молодец, - заключил наставник - темноволосый мужчина с короткой стрижкой.
  Он был мускулист, явно не пренебрегал тренировками, а на его левой щеке красовался неровный шрам, тянувшийся к горлу и контрастирующий со смуглой кожей.
  - Теперь я расскажу и покажу тебе скрытую технику нашего клана. Смотри внимательно!
  Вот оно!
  Этого мальчик и добивался: наконец-то ему покажут то, ради чего он превозмогал страдания, ради чего были все эти тренировки до изнеможения.
  Учитель взял одной рукой меч-дубину, с которой упражнялся Лафраэль, после чего принял какую-то стойку, убирая лезвие в невидимые ножны. Секунд десять на концентрацию и нагнетание энергии, отчего давление вокруг тела наставника стало вязким, почти осязаемым, а вены набухли, как, собственно, и его мускулы. Он застыл с закрытыми глазами, потом разомкнул веки.
  Лафраэль увидел зрачки, но не обычные, а ставшие белыми или, скорее, серебристого цвета, словно две маленькие сияющие луны. В одно мгновение наставник исчез и появился в десяти метрах от изначального места, нанося сокрушительный удар по несуществующему противнику. Воздух зазвенел от напряжения в том месте, куда пришелся выпад. Мальчика обдало резким порывом ветра, отчего он не удержался на ногах и упал на мягкое место, однако даже не пискнул, пораженный увиденным.
  - Техника очень сложная и требует предельной собранности. Тело может не выдержать, если упустить важные основополагающие аспекты, поэтому ты должен быть как следует натренированным физически, - менторским тоном пояснил учитель, смахивая проступивший пот на лбу. - Называется техника 'Поступь призрака', но перед тем, как ты начнешь... нет, скорее, сможешь выполнять эту технику, подобно мне, тебе следует активировать 'Пронзающие глаза', что тоже требует немалых усилий. Мы, - мужчина гордо выпятил свою грудь вперед, повышая голос, - клан Пронзающих Глаз, членом которого ты пока не являешься, очень сильны! Это честь, что ты познаёшь пути клана, это честь, что ты становишься его частью, и это честь, что тебя тренирует такой великий воин, как я, поэтому тренировки и только тренировки. Не посрами гордое имя клана, который тратит на тебя время, пестуя твои будущие успехи!
  - Да! - возвышенно-гордо крикнул мальчик десяти лет, выпрямляясь по струнке, словно он сейчас принимал клятву. - Я не посрамлю гордость клана!
  Но, заметив ехидную улыбку взрослого, сразу же понял, что тот над ним посмеивается, а конкретнее - издевается, как и всегда в такие моменты.
  - Ха-ха-ха! - откровенно рассмеялся наставник, хватаясь за живот, не стесняясь откровенно нахмуренного взгляда мальчика. - Ну ты даешь! Я ему: 'Не посрами гордое имя клана', а он: 'Да'... Ха-ха-ха! И еще так серьезно... Ха-ха-ха! - сквозь смех комментировал он.
  - Ах ты! - возмущенно воскликнул Лафраэль, а затем громко закричал, нападая на старшего с кулаками: - Дядя Гарнах! Опять вы за свое!
  Но дядя, бросив оружие и показав язык мальчику, быстро ретировался, сумев ускользнуть от заслуженного возмездия.
  Глава 9. Выбор очевиден
  Лафраэль встретил утро в камере обреченных. Он изрядно устал от череды событий, которые произошли в день прибытия в город. Теперь предстояли еще испытания, так как Еверия и Болема до сих пор не было, поэтому надеяться на благополучный исход не приходилось. За ночь возникло только одно решение - необходимо бежать. Но сперва следовало осмотреться в этой пещере, узнать обитателей, разведать все ходы и тропы, по возможности использовать заключенных при побеге, если, конечно, это удастся совершить.
  Камеры уже начали открывать, это делал тот самый надзиратель, который сковывал Руби, худой и высокий, называемый Глайнцем.
  - Проснись и пой, сосунок! - с насмешкой кинул он, увидев в камере мальчика. - Ну что, готов к новому дню, который будет однообразным до твоей смерти, а?
  Глайнца сопровождала стража числом около десяти человек, они зажигали факелы на стенах. В пещере стало светлее, только в углах и нишах шуршала неуступчивая тьма.
  Крайн тут же вскочил и захлебнулся кашлем, после этого принялись подниматься другие заключенные. Они оказались больны и слабы, и почти все стары, призраками в грязных лохмотьях проплыли из темницы в сторону столовой, оставляя после себя въедливый запах гниющих тел, а Лафраэль, верный договору, остался на своем месте.
  Нервы были натянуты, руки дрожали, а в животе и в голове царила одна лишь пустота, ведь скоро ему предстояло убивать. И он готовился к этому.
  Через несколько минут после ухода сокамерников появился Крайн, в сопровождении двух здоровых узников.
  - Это он? Хм, очень хорошо! - ехидно оскалясь, произнес здоровяк, у которого отсутствовал правый глаз. - Ты не обманул, старая зараза, мальчик точно понравится Бладу. Вожак будет рад новому развлечению. Держи мясо и проваливай! - с этими словами он передал в руки Крайна сверток, в котором, по-видимому, находилась еда.
  Двое громил подошли к Руби и подняли за руки, словно он ничего не весил, намереваясь утащить его с собой.
  - Не рыпайся, пацан, если хочешь остаться целым! - зловеще пригрозил одноглазый, хватая его свободной рукой за копну длинных волос.
  - Прости меня, мальчуган, - между тем виновато причитал Крайн, - мне немного осталось... Хотел в последний раз испробовать мясца, но вся еда находится в руках здешнего вожака - Блада. Он здесь правит. Он один из тех, кто может либо облегчить участь в этом аду, либо сделать еще хуже. Но ты пойми, мальчик, я, может быть, в жизни ничего не видел уже порядочно давно, а тут... шанс в последний раз вкусить мяса, у меня даже на свободе это не часто получалось. Не держи на меня зла, смотри на это как на первый урок, который я хотел преподать тебе. Прощай, может, еще как-нибудь свидимся!
  - Да нет, уже точно не свидимся, - спокойно ответил Лафраэль, которого выволакивали в коридор. - Ты не одолжишь мне немного еды? Ведь ты мне, кажется, обещал ее вчера!.. - сказал он и высвободил одну руку, после чего быстрым движением рассек шею одноглазому своими пальцами, а затем неуловимым движением перехватил руку другому громиле, легким доворотом оказался у него возле живота, приподнялся и потянул на себя. Под натиском превосходящей силы здоровяк взлетел в воздух - резкий бросок был неожиданностью для него. Когда противник оказался уже на земле, мальчик, не сбавляя хода, вырубил его ногой.
  Всё это произошло настолько незаметно, что никто из конвоиров даже вскрикнуть не успел.
  Он молча подошел к ошеломленному Крайну, стоявшему с раззявленным ртом, схватил за тощую шею и медленно, но решительно задушил. Хрипы старика, мучимого нехваткой воздуха, едва слышно разлились по пещере, пока не потухли в скопище нечистот. Ему запомнились лишь широко открытые воспаленные глаза, покрытые слезящейся пленкой, судорожные движения руками и ногами, нечленораздельные слова и пузырящаяся слюна.
  Крайн так и не отведал добытого мяса...
  Лафраэлю не нравилось убивать людей, тем более беспомощных, но если другого выхода не оставалось, то он не собирался быть милосердным.
  Прошло полчаса, Руби спокойно сидел возле трупов, обдумывал дальнейшие действия и теперь жалел, что поддался эмоциям и прикончил двух обидчиков. Планы на побег нужно было срочно корректировать. В это время в камеру вернулся Варик. Безумец хотел поднять шум, но мальчик предупредил, чтобы тот помалкивал, а за послушание угостил сокамерника едой, половину которой уже успел вкусить сам. После чего он подошел к вырубленному конвоиру, ворочавшемуся на грязном полу, пихнул ногой в бок два раза. Тот промычал что-то невнятное, но потихоньку стал приходить в себя.
  - Вставай! Отведи меня к своему вожаку. Я хочу на него взглянуть.
  - Что? Где я? А ты почему еще здесь? Мы же тебя должны были отвести... - тупо озирался тот, не понимая, что происходит.
  Громила, у которого вилась небольшая курчавая бородка желтого цвета, оказался моложе своего товарища с одним глазом и, как видно, удачливее, так как был еще жив.
  - Теперь я тебя отведу, - перебил Руби, не на шутку раздражаясь, снова чувствуя, как поднимается ярость. - Давай вставай! У меня нет времени на церемонии! Еще раз попытаешься меня схватить - умрешь как этот недоумок, понял?! - И он указал на одноглазого, который лежал в луже крови с разорванным горлом.
  Только сейчас верзила вспомнил, что случилось. Он сразу же поднялся, дико осмотрелся вокруг и побежал в сторону столовой, стараясь оторваться от мальчика, а Руби неспешно направился за ним.
  Какие мысли витали в голове, Лафраэль и сам бы сейчас не мог сказать, его направляло вперед только одно желание, твердившее, что надо скорее уходить отсюда. Для исполнения задуманного он решил создать беспорядки в тюрьме: перебить нескольких стражников, добраться до корабля и по возможности отплыть, даже если для этого придется попутно умерщвлять бесчисленное количество преграждающих ему путь людей, что, без сомнения, так и будет.
  Смерть, смерть, смерть! Везде и всюду только она!
  Но чтобы всё это выполнить, он должен приблизить и свою кончину, самолично отдаться демону, подтачивающему его здоровье, призвать алчущее крови существо не из этого мира. Всё это предприятие грозит ему погибелью, но другого выхода мальчик не видел. Либо так, либо остаться здесь навсегда и умереть в грязи и заточении, не видя белого света, а ему нельзя - ему нужно на Север...
  Таким образом, выбор очевиден, но всё же это приводило его в глубочайший трепет, страх пробирался в сердце, давил, звучал в голове набатом; руки тряслись, а дыхание становилось прерывистым.
  Да, это был страх.
  Страх вновь узреть тошнотворно-ненасытную силу, вновь почувствовать мерзкие желания монстра, который точно заявится по приглашению на пир, где главным блюдом будет плоть, разум и душа мальчика. И если Лафраэль всё же не сбежит из тюрьмы, то дух смерти в любом случае предстанет перед ним. Тот же демон со временем сломит ментальную и физическую защиту, так что по большому счету выхода не было...
  Нужно выбираться, а там, на свободе, Малиф-леза поможет...
  Столовая для узников находилась в предпоследней нише, там не имелось предметов мебели, а лишь возвышенности из камней и валунов, которые и служили неровными столами, холодными и грязными. Скудная еда заключенных еле помещалась на их поверхности, а о стульях и речи не велось: кто стоял, кто лежал, кто ел на полу.
  Все заключенные сильно воняли, так как не мылись годами, а от скудного питания были тощими, ходили в обветшавшей одежде, некоторые предстали в столь плачевном состоянии, что едва передвигали закованные в кандалах ноги, кто-то гнил заживо, покрытый струпьями, о лекарской помощи здесь и не слыхивали.
  Это был склеп для живых, склеп-передержка, где умирали и разлагались обреченные.
  Десять стражников во главе с Глайнцем наблюдали с возвышенности, возле них, подобострастно опустив голову, стоял, по-видимому, Блад, так как громила с пегой бородкой, приходивший за Руби, подбежал именно к нему.
  Вожак был толстым, болезненного вида мужчиной сорока пяти лет. На неровном лбу красовался огромный шрам, а щеки свисали мясистыми мешками прямо к шее.
  Неудачливый конвоир быстрыми, короткими жестами объяснял недоумевающему патрону о том, что произошло, но в это время в столовую вошел сам Руби.
  Блад посмотрел на смеющегося Глайнца, потом на своего подручного и разразился бранью, со всего размаха ударив рыжебородого детину кулаком по голове. Громила, не ожидавший подвоха, покатился в сторону под дружный хохот собравшихся, а вожак, раскрасневшийся и злой, тут же обратился к другим своим приспешникам, сидевшим неподалеку за единственным деревянным столом.
  Их было около тридцати. Все, по-видимому, хорошо питались. Во всяком случае, выглядели весьма неплохо для тех, кто пожизненно обитал в подземелье.
  - Вы знаете, уважаемый Глайнц, в наше время хороших подручных нелегко набрать, а те, что есть, очень меня раздражают и подводят, как вы можете наблюдать.
  - Понимаю-понимаю, - покровительственно согласился недалекий надзиратель. - Это отребье ни на что не годно! Да, парни?
  Все стражники, стоявшие рядом, лишь ухмыльнулись.
  - Ну да ладно, посмотрим на этот спектакль, может, развлечете меня немного...
  Подчиненные Блада, встав из-за стола, вышли навстречу к мальчишке, одиноко бредущему прямо к их лагерю.
  Цепь на ногах худощавого ребенка плелась змейкой, соприкасаясь с каменным полом, создавала нестройное звучание звеньев. Все сидевшие за трапезой с интересом посмотрели в ту сторону, ожидая скорого окончания представления.
  Десять человек подошли с намерением схватить Руби, как внезапно мальчик просто-напросто исчез, а потом непостижимым образом появился, словно бы из воздуха, возле растерявшегося вожака.
  Глаза Лафраэля стали белесыми, а цепи уже разорванными.
  - Что... какого... - только и произнес несчастный Блад, голова которого уже стремительно неслась навстречу стене, раздробившись как спелый арбуз об твердый камень.
  Возникло минутное замешательство, Глайнц застыл в немом и тупом оцепенении, в столовой образовалось неестественное затишье.
  - Убил... уби... убил... убить его! - от испуга пискляво взвизгнул наконец-то Глайнц, пятясь назад, так как мальчик оказался в нескольких шагах от него. - Убить его! - взревел он вновь, прячась за своих охранников.
  - К-колдун... - было последним словом, которое долговязый тюремщик успел выдавить из себя, но Руби вновь пропал, когда толпа кинулась в его сторону, и очутился перед надзирателем, смотря последнему прямо в глаза.
  Тюремщик хотел что-то еще вскрикнуть, но яркие белесые глаза горели дьявольским огнем, а движения были столь молниеносны, что люди просто не могли уследить за мальчиком. Глайнц даже не понял, как для него навеки потух жидкий тюремный свет. Лафраэль насквозь пробил голову бедолаги рукой.
  За столь короткий срок мальчишка убил уже двоих, и стражники бесстрашно кинулись на него, исполняя свой священный долг, а обезумевшие узники в это время бежали из столовой, вопя от страха: 'Демон-демон!'
  Вдруг, будто суматохи в столовой было мало, прозвучал свирепый рев горного тролля, а также глухие удары по стене, отдающиеся дребезжанием решеток по всей Проклятой дыре.
  Зверь почуял кровь!
  Стражники в стеганой кожаной броне с обнаженными мечами рассекали ветер, так как Лафраэль успевал уклоняться, при этом нанося точные, не знающие пощады удары.
  Вскоре в столовой валялись двенадцать трупов. На шум бойни в катакомбы смертников сбежалась дополнительная стража под предводительством первого надзирателя - Олуфа, тогда как командир Барнс еще не подоспел.
  Воины в тюрьме, как и их товарищи по ремеслу в городе, облачались в доспехи, но в сравнении с городскими местные блюстители порядка были легко экипированы, так как нахождение в здании вносило корректировки в особенности ношения амуниции. Для того чтобы легко маневрировать в узких коридорах и на лестницах, а также осуществлять хоть какие-то боевые действия, тюремщики вынужденно носили кожаные доспехи. Небольшие металлические пластины, цельные нагрудники и порой наплечники, сиротливо закрепленные в некоторых местах, открывали уязвимые прорехи между связками защитных деталей. Это со скепсисом, а точнее, с ироничной насмешкой воспринималось стражами и рыцарями города, носившими на улице действительно крепкую броню, усиленную кольчугой.
  Как и доспехи, оружие тюремной стражи заметно отличалось от оружия коллег, ходивших под ясным небом. Нет, мечи были, но помимо этого имелись и короткие кинжалы, которыми они с наибольшей частотой и желанием пользовались, тогда как городские предпочитали длинные копья, алебарды, в том числе и двуручники.
  Шум от рева и ударов горного тролля не стихал, а, наоборот, становился всё сильнее и свирепее. Заключенные жались к выходу, несмотря даже на то, что напиравших беспощадно били хлыстами, дубинками, рукоятями кинжалов и мечей. Некоторых из самых ярых преступников страже пришлось ранить.
  Вскоре толпа стала отступать под натиском тюремщиков, но вдруг появился мальчик, глаза которого светились белесым страшным светом, а сам он был вымазан кровью бедолаг, ставших первыми жертвами. Бледный Руби выглядел изможденным. И его тихие шаги по каменному полу сопровождались звяканьем ошметков разорванных цепей.
  Эхо от рева тролля разносилось по Проклятой дыре и пугало невыносимо. Люди вновь загомонили, завыли от первобытного страха, а стражники пока еще не понимали, что стряслось.
  - Авадон! Это Авадон! - вскричал какой-то старик с бешеными глазами во впалых глазницах, и новый порыв толпы разбил строй охранников, а узники кинулись на свободу.
  - Олуф, как ты считаешь, что это? Что, мать его, происходит?.. - сказал близстоящий к командиру тюремщик.
  - Что у него с глазами?.. - прохрипел другой.
  Старый надзиратель схватил рукоять своего меча - опыт подсказывал, что пришла пора приготовиться к битве.
  - Не знаю, парни, но, точно, ничего хорошего! - с этими словами Олуф, этот неповоротливый выпивоха, страдающий болезнями, самозабвенно вытащил старый, покрывшийся ржавчиной меч и бросился на Руби с криком.
  Никто не ожидал от него такой храбрости, но товарищи поддержали и последовали безрассудному примеру.
  Меч Олуфа почти плюхнулся на голову Руби. Тот, видя медленные неуклюжие движения надзирателя, приготовился отразить их, после чего намеревался тут же прекратить бренное существование старого бойца, разорвав голыми руками.
  Затем Лафраэль планировал отобрать у подвернувшегося воина оружие, более или менее подходящее для затяжного боя, а потом собственными силами пробиться к выходу, но выполнить задуманное ни Олуфу, ни Руби так и не удалось в силу того, что перед ними появилась чья-то фигура, как будто сотканная из черного дыма. Эта фигура схватила Лафраэля и исчезла вместе с ним, словно провалилась под землю.
  Мальчик исчез, растворившись в душном, зловонном воздухе.
  Меч Олуфа размашисто описал полукруг и звонко ударился о каменный пол, а сам он споткнулся, покрутился на ноге и упал вперед, глупо перекатившись через свою голову.
  ***
  А за полчаса до описываемых событий к тюрьме подошли двое - добродушный Еверий и глумливый Хайрам. В руках рыцарь держал какой-то листок с королевской печатью, поэтому их пропустили к главному стражу, который принял весьма холодно.
  - Вы не имеете права! - вскричал Хайрам, вспылив от негодования и досады. - Вот бумага, вот печать! Что еще нужно?! Это, к вашему сведению, личное распоряжение принца! Вы не имеете права пренебрегать королевскими приказами!
  - Принц Дариус пока еще не король! Я очень люблю принца, но долг и обязанности возложены на меня королем, а я сильно сомневаюсь, что его величество разделит позицию сына, когда узнает, что так называемый гость, упоминаемый в бумаге, был отпущен без суда, после того как убил гражданина нашего государства. Я, возможно, если будет на то необходимость, и сам объясню всё это его высочеству, так как он не знает всех событий!
  - Как... он убил кого-то? - ошарашенно произнес Еверий, не веря служителю закона. - Этого не может быть! - Но тут он внезапно замялся, понимая, что Руби как раз мог совершить подобное.
  - Да, убил, - продолжал главный командир стражи по имени Барнс. - Он голыми руками вырвал кадык у одного из осужденных. Признаться, я никогда такого не видел, даже представить себе не мог. Голыми руками разорвать плоть - на такое способны только звери, а он своими подростковыми ручками без проблем это сотворил! Притом, уважаемые господа, что погибший был на локоть выше его... Однако насторожили меня его глаза... - тут Барнс поежился, вспоминая пугающий взор мальчика. - Я видел, как они светились. Это был, я вам скажу, не человек, а... не знаю что, но точно не человек! Тут замешана магия, и я знаю, кому об этом следует доложить в первую очередь!
  - Но позвольте, есть же указ принца... - не унимался Хайрам, пытаясь возразить чиновнику, но тот не стал слушать бывшего командира рыцарей и властно отчеканил:
  - Я его не отпущу! Узник сейчас в камере смертников, и там ему самое место! Без разрешения короля я не имею права по закону отпускать смертников.
  - Но вы сами его туда отправили, - стал возмущаться Хайрам, в бессилии махая бумагой с подписью принца, словно знаменем. - Я буду жаловаться его высочеству! Он не допустит произвола со стороны...
  - Повторяю, если надо, я сам предстану перед принцем, - злобно прервал тираду Хайрама командир стражи. - Приму все наказания, если мое решение не оправдано! Мальчик явно колдун, а такие обстоятельства, вероятно, принцу были неизвестны в тот момент, когда он давал вам свое решение об освобождении узника. Нельзя его отпускать. Об этом сегодня же будет сообщено графу Вольдемару, который назначен следить за делами сей тюрьмы. Я думаю, что и мастер Гренджой пожелает исследовать обстоятельства дела, не говоря о жрецах Церкви Трех Богов. Только королю решать судьбу заключенного...
  Но вдруг разговор прервался. В комнату бесцеремонно вбежал запыхавшийся страж. Отдышавшись, он произнес только одно слово: 'Побег!'
  Глава 10. Мастер Гренджой
  Когда Барнс спустился на нижние этажи тюрьмы, ему рассказали в путаных подробностях всё, что произошло. Точными, лаконичными командами, большим количеством поднятой стражи, даже той, что находилась на заслуженном отдыхе, а также скорым проведением операции по поимке заключенных, побега удалось избежать, хотя некоторые из них уже почти добрались до желанной свободы, то есть к стенам, огораживающим тюрьму.
  Многих узников убили, их трупами вперемешку с телами стражей была усеяна вся тюрьма. По тревоге созвали малый гарнизон города, но вступить в бой им так и не удалось. Городская стража окружила тюрьму, следя за каждым дюймом по внешнему периметру Проклятой дыры, и ни одна крыса, высовывавшая свой усатый длинный нос, не обделялась вниманием - через них пройти никто не смог.
  Впрочем, как бы тщательно стражники и их городские коллеги не искали, обнаружить мальчика никому не удалось. Также под шумок трагических событий бесследно пропал еще один заключенный из нижних ярусов - помешанный Варик, находившийся в одной камере с иноземцем.
  О случившемся инциденте незамедлительно оповестили графа Вольдемара, отвечающего за это благочинное учреждение. Королю же чуть позже в совещательном зале преподнесли информацию о беспорядках в тюрьме как о самом обычном происшествии, не требующем высочайшего внимания. Докладывал сам граф Вольдемар.
  - Вы уверены, что ничего серьезного? - поинтересовался монарх, внимательно разглядывая золотую серьгу в ухе лорда. - Вы ведь понимаете, что завтра будет праздник, веселье, пир! Я не могу позволить, чтобы по улицам, где бесчисленное количество жителей, разгуливали озлобленные и опасные преступники. Какой я буду король, если даже в собственной столице не способен навести порядок?! Поэтому повторяю свой вопрос: всё ли урегулировано?
  - Да, мой государь, вам не о чем волноваться! Жертвы, правда, есть, - уверенно, по-солдатски отчеканил лорд, - но я всё возмещу семьям погибших. Никто не узнает о том, что произошло. Стражникам повышу денежное довольствие, чтобы они держали свои языки за зубами, в противном случае - наказание, увольнение или смерть. Я лично преподам урок тем, кто будет не в меру словоохотлив!
  - Это, конечно, станет известно через неделю или две, а может быть и раньше, - вступил в разговор мастер Гренджой, слегка улыбаясь, - но за указанное время праздник уже завершится и, вероятно, без эксцессов! Можно увеличить стражу во дворце путем введения некоторого количества рыцарей, если мой государь дозволит.
  - Мастер Гренджой прав, это усилит безопасность и позволит более не допустить никаких бунтов! - согласился граф Вольдемар.
  - Ну, хорошо, действуйте! - легкомысленно сказал король, отвернувшись к управляющему замком. - Так вот, чтобы бал прошел как следует! Как вы обычно организовываете, так больше не пойдет! Я хочу, чтобы о празднике слышали даже в соседних государствах, ясно вам? - тут он снова обратился к графу: - Ах да, зачинщики казнены?!
  - Да, ваше величество, - сурово ответил граф, а затем просяще добавил: - Если позволите, ваше величество, - Ротгар кивнул, - при проведении следствия хотелось бы заручиться бесценной мудростью мастера Гренджоя. Его поддержка и знания помогут разобраться в некоторых нюансах гнусного беспорядка.
  - Зачем?! Там что, замешана магия? - недовольно произнес король, округляя свои мясистые красные губы, отчего его вид принял нелепое выражение.
  Он не любил это слово, а тем более проявление зловещего ремесла у себя в королевстве. Эдингол, бывший маяком для всех обладающих даром, где пестовали 'ненормальных', по мнению короля, а также находилась Башня магии имени магистра Ракира, представлялась Ротгару рассадником свободомыслящих бунтовщиков.
  - Неужели колдуны?
  - Нет-нет, государь, - сразу же замахал руками Вольдемар, - всего лишь предосторожность. Стражники говорят, что там при странных обстоятельствах пропал мальчик, как будто, э-э, его унес призрак, мой государь! Я думаю, - затараторил вельможа, - что это всё байки дураков, однако на всякий случай и в целях перестраховки мнение высокопоставленного лица, коим является мастер Гренджой, окончательно развеет все сомнения, тем более что воины не на шутку струхнули!
  - Глупости всё это и бабкины сказки! - раздраженно дернул щекой король. - Просто ваши люди, граф, полнейшие трусы! У меня и без этих проволочек много дел, которые по мановению пресловутой магии не решаются! У Гренджоя тоже забот не меньше, чтобы каждый раз отвлекаться и проверять всякие слухи да домыслы, ходящие то по городу, то у вас в тюрьме, то у вас в голове, граф!..
  - Мой король, - вдруг произнес волшебник, елейно улыбаясь. - Позволите ли вы мне всё-таки взглянуть на ... 'привидение'? Ведь это моя работа, да и я в некоторой степени заинтригован такой вот возможностью повстречаться с потусторонним проявлением. Исследования в данной области важны, они открывают вещи, находящиеся за гранью нашего понимания.
  - 'Заинтригован'! - передразнил мастера король, скорчив рожу. - А как же твои обязанности? Как же праздник? Ведь будет турнир, про него-то ты, надеюсь, не забыл?
  - Нет, ваше величество, всё уже готово, осталось дождаться только самого праздника! Тролль, которого так любезно предоставил командир рыцарей Вальбус Грей, в клетке, беглецов вернули в тюрьму, так что представление состоится! Ежели смертники не смогут одолеть зверя, приглашены наемники из нашей страны, а также из соседних, которые точно справятся и добьют животное!..
  - Наши узники никуда не годятся! - резко бросил король, поворачиваясь в кресле. - Это мусор! Будут ли среди них такие, которые хоть что-то смогут противопоставить этому монстру?! Хотя я и сам способен дать ответ на этот вопрос: нет и еще раз нет! Так что помолчи, Гренджой! Не раздражай меня! Заключенные жалки, слабы и плохо содержатся, ведь можно было кого-то из них хоть чему-нибудь научить за это время, накормить перед праздником, подготовить? Но вы ведь этим не занимались, мой дорогой граф, а? Я прав? Прозорливость не о вас писана!
  - Да, ваше величество, - повесив голову, согласился Вольдемар, обреченно пряча от властелина глаза, - но смею повторно заметить, что у нас ведь всё-таки есть наемники, а узники будут как расходный материал для большего увеселения толпы! Тем более возможно, что некоторые рыцари изъявят желание попробовать свои силы, а они уж точно победят тролля!
  - Как сэр Вальбус Грей, положивший почти полсотни лучших из своих людей, когда охотился на него в Залесье? - злобно процедил король, сдвигая мохнатые брови.
  Трагическое событие надолго поселилось в памяти его величества, что иной раз доводило до исступления. Мстительный Ротгар даже наметил в своих планах на будущее как-нибудь наказать нерадивого вояку, свое нерасположение к провинившемуся аристократу он уже успел высказать.
  - При этом они даже связать чудовище толком не могли, пока мастер Гренджой не оказал этому благородному, но бесполезному воину посильную помощь, оглушив зверя своими действенными фокусами! Так они справятся?! Отвечай, Вольдемар!
  Ротгар поднял мясистый указательный палец, опоясанный массивной золотой печаткой, на главного тюремщика, не дав последнему что-либо промямлить.
  - Эти так называемые рыцари у меня все уже в печенках! Ну, так смотрите, если тролля они не убьют, то я увеличу награду, а если и это не сработает, то я прикажу всем рыцарям, кто считает себя хоть чуточку благородным, как этот пресловутый сэр Вальбус Грей, убить в честь моей дочери пойманного монстра! Если же и это не поможет, то тогда всё!.. Я сам выйду на ристалище, пусть все мои хваленые защитники в 'сияющей броне' смотрят, поджавши хвосты, как их король пошел на смерть из-за их трусости, а они, никчемные, ни на что не способные отродья, стоят в тени, в безопасности, как самые последние свиньи! Ясно вам?! - при последних словах король вскричал, отчего его слюни разлетелись по лакированному столу, однако замечаний ему никто сделать не посмел.
  На этой знаменательной ноте совещание было окончено.
  - Дождитесь меня в коридоре, - поспешно шепнул главный волшебник уходившему тюремщику. - Мне нужно у вас кое-что узнать!
  - Да, мастер, - удивленно ответил граф Вольдемар, озираясь на короля, который сидел в кресле чернее тучи.
  Когда дверь за главным тюремщиком закрылась, мастер Гренджой стал терпеливо ожидать внимания его величества. Пароксизм гнева прошел так же внезапно, как и начался. Король в последнее время всё чаще взрывался по всякому малозначительному поводу, не в силах сдержать эмоций наводил на всех приближенных обеспокоенность, если не страх, отчего старались по возможности его обходить стороной, но мага, по-видимому, это мало волновало.
  - Ну, что там у тебя? - произнес Ротгар, читая какой-то свиток.
  - Я беспокоюсь о состоянии вашего величества, - елейно пролепетал мастер Гренджой, преклоняя голову. - Поэтому настоятельно рекомендую вам пить ту настойку, которую передал ранее.
  Ротгар поднял на волшебника тяжелый взгляд. Постарев, он начал острее ощущать признаки уходящего здоровья и надвигающейся немочи.
  - Меня постоянно мутит от этой дряни, которую ты называешь лекарством. Мало того, что она на вкус как козлиная моча, так и эффект от нее наступает всего лишь на несколько часов, а потом всё возобновляется!
  - Настойка имеет накопительный эффект, мой король.
  - Я пью ее почти месяц!.. - недовольно возразил Ротгар.
  - А нужно более трех.
  - А-а-а, боги! Когда я стал превращаться из здорового мужика в немощную развалину! - простонал монарх. - Всего год назад никаких болей не было, и никаких лекарств мне не требовалось! Старость играет со мной злую шутку, я чувствую, как мой век уходит, разум притупляется, а глаза мутнеют! Одышка проявляется чаще, чем обычно, и единственный, кто хоть что-то понимает, это ты, Гренджой, а все остальные лекари - бездарности и глупцы! Хорошо, я выпью твое пойло! Может, хоть боль пройдет!
  - Мудрое решение, мой король!
  Немного успокоившись, Ротгар всё-таки дал свое высочайшее позволение придворному колдуну на участие в расследовании тюремного происшествия.
  Граф Вольдемар, верный слову, со всем имеющимся у него смирением ждал выхода влиятельного волшебника из зала совещаний.
  - Его величество позволил мне расследовать тюремный бунт, граф Вольдемар! - тут же провозгласил появившийся из-за двери мастер Гренджой, оправляя свою темную, отороченную золотом и позументами мантию.
  - О-о, это прекрасно, - воодушевленно ответил граф, немедленно следуя по пятам за чародеем.
  - Так что там на самом деле произошло, граф? - осведомился Гренджой, медленно проходя вместе с лордом к выходу из замка. - Сегодня с утра я почувствовал странное возмущение в эфире, какую-то силу, но это была не магия, а что-то другое, а потом вдруг кто-то использовал и магию. Это очень странно, я впервые такое ощущал. Поскорее передайте мне всю информацию о случившемся, которой владеете. Я понимаю, что вы можете опасаться негодования короля, тем более что кое-что, как я понимаю, - тут волшебник сделал выразительный жест глазами и приподнял брови, - сокрыто от него.
  - Я... я... никогда бы не посмел обмануть его велич... - растерялся Вольдемар.
  - Бросьте, граф! Никто и не говорит об обмане, - тут же успокоил старого аристократа мастер. - Я с вами вполне солидарен. Нельзя беспокоить его величество по всяким пустякам. Нужно беречь драгоценное спокойствие и хрупкое здоровье короля. Я смогу всё урегулировать лично, но вам придется ввести меня в курс дела.
  - Вы правы, мастер, - начал робко лорд, оглядываясь по сторонам, как будто опасаясь, что его могут уличить при сообщении правдивой информации, которую он не посмел озвучить при властителе.
  В коридоре, по которому шли два высокопоставленных сановника, к облегчению обоих, никого не оказалось.
  - Произошли весьма странные, я бы сказал, пугающие меня и моих стражников, а также некоторых заключенных вещи, - начал Вольдемар приглушенно, почти шепча в ухо колдуна. - Скрыть случившееся мне самостоятельно едва ли удастся. Единственная надежда на вас, мой добрый спаситель, ведь вы способны разрешить таинственную ситуацию, которая поставила в тупик не только меня, но и более сведущих сыщиков из моих подчиненных.
  - О, вы себя очень сильно недооцениваете, мой дорогой граф, - произнес сладким голосом Гренджой, улыбаясь во всю ширь своего рта. - Мне известны ваши достоинства, и вам бы не этим печальным заведением руководить, а непременно каким-нибудь из особых отделений, где такой феноменальный талант, как у вас, полностью бы раскрылся и пригодился короне, но судьба!.. - тут мастер развел руками, будто хотел сказать, что против нее не пойдешь, а она весьма скупа на подарки.
  При этих похвалах лорд заметно приободрился, хотел что-то сказать в ответ на любезность, но колдун его остановил на полуслове, предлагая перейти ближе к делу.
  - Кх-м!.. Благодарю... Так, стражники и заключенные, бывшие в тот момент в эпицентре событий, рассказывают о каком-то мальчике-иноземце, в которого, возможно, вселился... - тут граф замялся, обдумывая, как его слова прозвучат вслух, и не воспримет ли их придворный волшебник как детский бред неотесанного болвана. В другое время и в иных обстоятельствах сам граф от души посмеялся над бреднями своих необразованных подчиненных, но Барнс и Олуф никогда бы не посмели его одурачить, а также животный страх свидетелей инцидента, затем небольшое расследование указывали на одно и то же... Поэтому граф всё же добавил: - Вселился демон!
  Мастер Гренджой воспринял новость до жути спокойно, попросив рассказать всё, не упуская деталей, отчего граф, утвердившись в расположении колдуна, продолжил:
  - Этот мальчик каким-то непостижимым образом перебил дюжину хорошей стражи, а также некоторых из заключенных. Он размозжил головы бедолаг, голыми руками пробил тела прямо сквозь кожаные доспехи. Потом просто-напросто растворился в воздухе, как будто его и вовсе не было, а это уже ни в какие ворота не лезет, это выше моих сил - сил простого человека. Вся эта чертовщина, наверное, больше по вашей части, дорогой мастер Гренджой! А вот я даже не знаю, что и предполагать.
  - Поедемте на место, я внимательно осмотрю тюрьму. Допускаю, что здесь могут быть замешаны какие-то недоброжелательные силы, которые, возможно, способны усугубить положение в королевстве, а у нас и без этого проблем выше головы. Как прибудем, я хочу опросить людей, кто хоть как-то был связан с происшествием, а также очевидцев, кто соприкасался каким-либо образом с мальчиком! Всех без исключения! Вам понятно, мой дорогой лорд?
  - Да, мастер, всё будет предоставлено и сделано по вашему слову и как вам только будет угодно, но прошу, даже умоляю, только без огласки!
  - Я понимаю, граф, - учтиво кивнул мастер Гренджой. - Расследование будет происходить в строжайшем секрете, а те из стражников и заключенных, кого я опрошу, немедленно станут забывать о том, что с ними произошло. Я посею в их разуме туманные видения, которые перекроют воспоминания о мальчике-иноземце, для этого у меня есть необходимые инструменты и алхимические снадобья, потому что в нашем деле огласка - это смертный приговор и большие неприятности, прежде всего государству, чего мы себе позволить не можем. Всё ради его величества и его спокойствия!
  - О, я буду вам весьма признателен, мастер, если все забудут об этом бунте! Тогда и я смогу спать спокойно, но вы уверены, что у вас получится? - обрадованно спросил Вольдемар, забывая, что разговаривает с весьма опытным чародеем.
  - Да, подобное в моих силах, - сухо подтвердил Гренджой, - но предупреждаю и вас, граф, о том, чтобы вы никому ни словом не обмолвились, в противном случае все мои труды будут напрасны!
  - Я полностью с вами согласен, мастер Гренджой! - взволнованно ответил лорд. - Я могила!
  И два сановника направились в дом скорби.
  Дознание происходило скоропостижно, и как ни удивлялся Вольдемар, но мастер исполнил свое обещание в точности, и те, кто когда-то являлся свидетелем смертоубийства, после общения с волшебником забывали всё, что знали о случившемся, и выходили после допроса немного растерянными, но спокойно-счастливыми.
  Это обрадовало лорда безмерно. Вельможа не привык серьезно переживать, поэтому стресс, испытанный в последнее время, болезненно на него действовал и сказывался непривычной усталостью и вялостью. Теперь же он мог, не боясь огласки, спокойно попивать чай, заниматься веселейшими из своих занятий, да просто выкинуть из головы всё то, что было причиной его недавней тоски, тем более что королю точно не станет известно о таинственном событии с иноземцем. Поэтому на середине дознания граф, улучив момент, скрылся по своим делам, оставив для помощи Гренджою доверенное лицо.
  Приказания мастера исполнялись неукоснительно, пререканий никаких не допускалось. Его почитали за великого кудесника, служившего самому королю и государству в целом, что вносило особый колорит в репутацию этой загадочной персоны. Однако отношение к нему сложилось неоднозначное: его побаивались, некоторые втайне завидовали, народ же перед ним и вовсе преклонялся.
  Люди стремились попасть к Гренджою, возникали очереди невыразимых размеров, но, как это ни странно, несмотря на свой статус придворного сановника, на подаренные богатства, он помогал всем людям, кто бы к нему ни пришел, когда у него имелось время. Помощь заключалась в основном в излечении недугов, а порой находились и те, кто просили великого волшебника вернуть потерянные в битвах конечности, вернуть молодость или умерших родственников, а так же тому подобное. Он их, естественно, не возвращал и, уж конечно, не воскрешал, но после беседы с ним такие люди каким-то особым манером пребывали в счастливом настроении, как будто беседы им только и не хватало с этим замечательным человеком.
  Его популярность росла день ото дня и к настоящему моменту была почти незыблема, тогда как служители Церкви Трех Богов в этом славном городе, а точнее - жрецы, не очень-то его и жаловали, считая мастера Гренджоя шарлатаном и обманщиком, опасным для государства и верующих людей, то есть относились к нему так же, как и ко всем чародеям, - с ненавистью.
  Допросы и дознание уже подошли к концу, но точно определить все обстоятельства дела так и не удалось. Ничем не примечательный, слегка смугловатый мальчик с юга с черными длинными волосами и раскосыми глазами, в темной одежде, слабый на вид, уничтожил вооруженных людей одними лишь голыми руками. При этом у него изменился цвет глаз, а также появилась нечеловеческая сила, смутные вибрации и всполохи которой мастер, возможно, ощутил утром, когда произошло буйство в подвальных казематах.
  Эта сила была ни на что не похожа - во всяком случае мастер встречался с таким впервые. В пыльных трактатах гильдии магов при Башне магии имени магистра Ракира, где когда-то Гренджой учился искусству волшбы, ничего подобного ему не попадалось даже мельком, хотя он и не мог похвастаться своею прилежностью в то время.
  Природа странного возмущения весьма заинтересовала мастера, но никакие изучающие чары в месте проявления энергии так и не открыли секретов иноземца. И Гренджою оставалось лишь проклинать тот день и час, когда он согласился вступить в нижние тюремные катакомбы. Непревзойденная вонь преследовала его повсюду, но, кроме этого, волшебник, боявшийся замкнутых пространств, с недоверчивым содроганием относился к громаде земной тверди, нависшей над головой и грозившей ежесекундно раздавить своей неподъемной тяжестью человечишку.
  Раздражаясь и чувствуя себя неуютно, осознавая бесполезность проведенных изысканий, мастер быстро проверил фон остаточных эманаций, сотворенных мальчиком, и сразу же ушел наверх в комнату для допросов.
  Откуда у какого-то неизвестного иноземца оказалось подобное, а именно могущество, способное всколыхнуть эфир мира?
  Этот вопрос беспокоил волшебника на всём протяжении расследования, но путь разрешения тайны предполагал еще много препятствий и, как следствие, работы. Вместе с тем больше всего мастер встревожился из-за второго отката силы, который произошел не из той энергии, что использовал мальчик. Это было что-то иное, простая магия, если использование чар можно обозначить таким эпитетом. Волшба представлялась ему до боли знакомой, и в то же время он не мог припомнить ее владельца. Разум изнывал в тумане, что-то укрывалось от взора, пряталось в уголках сознания, словно непреодолимая стена вставала вновь и вновь перед попытками прояснить ситуацию. Скользкая истина вертелась где-то рядом, на кончике языка, но постоянно выпадала из размышлений, а голова начинала болеть.
  Из всего мастер смог выяснить лишь то, что магия эта появилась в тот момент, когда иноземец исчез.
  Что же случилось?
  Кто-то извне продемонстрировал свои навыки, чтобы спасти юнца? Либо мальчик, помимо первых сил, может обладать еще и другими, волшебными возможностями? Тогда это выдающийся умелец, превосходящий самого Гренджоя, который почти всю свою сознательную жизнь посвятил магии. Следом вставала еще уйма вопросов.
  Зачем он это сделал?
  Почему именно сейчас, когда мастер планирует восстание в королевстве? Могло ли это быть предупреждением? Или это всего лишь странствующий маг, который ищет, куда притулить свои умения? Что, конечно, вряд ли, ведь магам везде рады!
  Маги редки, поэтому любое государство примет их с распростертыми объятиями. Тем более что королевство Стоун дает обладающим даром неограниченные ресурсы, знания, титулы. Чародеям всегда есть куда пойти, их привечают и одобряют, поэтому скрываться нет смысла.
  Разве что злодей вынашивает какой-либо коварный план?
  А может быть, всё это лишь фарс, чтобы показать, что кое-кому известно о задуманном мастером мероприятии, которое поставит под удар само существование государства?
  О-о-о, тогда это опасный противник, которого нужно сразу же устранить!
  Но опять же встают другие вопросы, которые вереницей плетутся один за другим, но главные - зачем и почему - так и остаются неразгаданными, а если не ответить на них, то все измышления тщетны.
  В итоге Гренджой сбился с толку, много думал, но ничего не решил. Последней его надеждой были двое, которые, по-видимому, имели дело с мальчиком и могли хоть что-нибудь объяснить недоумевающему волшебнику. Этими двумя оказались сэр Хайрам Больштад и торговец по имени Еверий Кравий. К ним-то и направился мастер после учиненного им допроса в тюрьме - в целях продолжения начатого дознания.
  Глава 11. Семья Хайрама
  Еверия и Хайрама сразу же выставили из тюрьмы, ничего не объяснив, как только командир стражи получил известие о побеге заключенных.
  Не понимая, что же на самом деле произошло, двое товарищей поневоле решили направиться вновь к принцу за содействием в беспрецедентном случае, чтобы вытащить из темницы их общего знакомого. Но затею пришлось отложить до определенного срока, так как прежде чем направиться во дворец, им следовало привести себя в полное соответствие светскому этикету. В силу того что внешний вид Хайрама и Еверия оказался не очень-то и подобающим - скорее, вовсе противоречащим понятию об эстетике высшего общества, приведение себя в порядок могло затянуться надолго.
  Еверий скрепя сердце всё же согласился потратить время для того, чтобы умыться, причесаться, да и вообще, хотя бы банально поесть, чего они нормально не сделали до сих пор за всю прошедшую ночь, даже находясь в близстоящем кабаке около Проклятой дыры.
  Скудный утренний завтрак впопыхах не утолил разыгравшегося аппетита, поэтому им требовался обед. Когда их намеченные планы рухнули из-за непонятного ажиотажа в тюрьме, они, чтобы обдумать предстоящее дело, они вновь пришли в питейное заведение, название которого Еверий так и не запомнил.
  Не теряя времени даром, с клокотавшими в груди лучшими побуждениями к иноземному знакомцу, несправедливо заточённому в тюрьму с подлецами и преступниками, а скорее всего, от горя, снизошедшего на них из-за провала добросердечной миссии, и, как следствие, разыгравшегося негодования, приятели набрались до состояния, когда ноги перестают слушаться хозяев. Не для того они пили крепкий и тягучий эль, сделанный наподобие гномьего, но уступающий, правда, последнему во всём, чтобы умилостивить и усладить низменную прихоть своего желудка, а только из учтивости, как уже ранее было сказано, к чистому возмущению на выверты судьбы, так искусно препятствующей им в достижении благой цели.
  Хотя, надо сказать, итог оказался один и тот же: несмотря на их светлые во всех смыслах намерения, торговец и бывший командир рыцарей, проклиная предопределения и богов, наклюкались как последние сапожники. Не забрав Руби, громогласно вопия против зла бюрократии, они решили отправиться в дом Хайрама, который, в общем-то, пригласил окосевшего торговца к себе.
  Путь их лежал сквозь бурлящие жизнью улицы и недоброжелательные взгляды честных матрон, восклицающих о порушенных нравах.
  Еле добравшись до дома, Хайрам через задний вход ввел своего товарища на кухню, где оба и завалились на ближайшую койку возле печи.
  Пробуждение означилось пульсирующей болью, полудремой и туманом, а также металлическим привкусом во рту.
  - Где я? - простонал Еверий, хватаясь за голову и пытаясь между делом сфокусировать взгляд на окружающих предметах.
  Какая-то незнакомая кровать, какое-то одеяло, какой-то неприятный гудеж, терзавший скачущие мысли.
  - Где я? - вновь задался вопросом Еверий, еле-еле открыв воспаленные глаза и смутно припоминая прошлую ночь. - Я, кажется, в чьей-то комнате... - заключил торговец, но тут к нему окончательно вернулся дар отчетливо обозревать пространство, а что еще хуже, он смог услышать всё, что до этого являлось лишь отдаленным шумом.
  Звуки исходили от пожилой женщины, видимо, служащей сим аристократам, в дом которых нечаянно заглянул торговец. Внешний вид, манера речи, а также интонации выдавали в ней воспитанного человека, но голос был суров и не сулил ничего хорошего.
  - Можно ли подумать, что вы, сэр Хайрам, опуститесь в конечном счете до такого унизительного безобразия: пьете с оборванцем! - говорила недовольная экономка, попеременно то красноречиво оглушая своим голосом Хайрама, то обращая презрительный взгляд на проснувшегося Еверия.
  Хайрам уже сидел на краю постели - его разбудили раньше. Вид у него был ничуть не лучше, чем у купца.
  - Криона, ради богини Тины не кричи! Сбавь напор! Голова и так трещит по всем возможным швам, - умоляюще и беспомощно просил бывший командир рыцарей. - Я могу всё объяснить матушке, но не сейчас, дай хотя бы прийти в себя!
  Но экономка не унималась, а начала еще громче причитать, между делом приказав слугам гнать торговца взашей, так как приняла его за попрошайку, которого по глупости привел в дом молодой господин. Правда, в этом не было ее вины, так как внешний вид Еверия вполне соответствовал мнению женщины.
  С трудом успокоив разбушевавшуюся Криону, Еверий и Хайрам всё же привели себя в порядок.
  Хайрам вошел в комнату, отведенную купцу для помывки. К этому времени переносную ванну уже убрали, а пол насухо протерли. Еверий переоделся в благопристойную одежду, которую приобрели для него местные слуги, так как подходящего размера костюма для массивного мужчины в доме не нашлось.
  На нём отлично сидел длиннополый камзол, белая рубашка и аккуратные брюки. И камзол, и брюки из темного сукна были с вышитой золотом каймой по краям. Вещи ему купили в одном из ближайших портных магазинов для богатых посетителей, и обошлось это для скаредного Еверия весьма дорого, но тот не возражал, ведь он очутился в гостях хоть и обедневших, но всё равно аристократов. Тем более ему доставило немыслимое удовольствие наблюдать за тем, как менялось лицо Крионы от пренебрежительной мины к изумленному одобрению, когда она поняла, что у 'попрошайки с дороги', оказывается, водятся деньги. Прихоть, конечно, но визгливый рот экономки наконец-то захлопнулся.
  На пальцах торговца появились сверкающие перстни, а на ногах блестели длинные скрипучие сапоги, доходившие почти до самых колен. Всё те же слуги уже по личной просьбе принесли эти вещи, забрав у Палладия, которому было написано соответствующее письмо.
  Отбытие корабля из порта Ровендэя отложили.
  Еверий с легкой завистью и неподдельным восхищением глядел на своего недавнего собутыльника, невольно чувствуя, как между ними образовалось незримая пропасть. Статный, выбритый, расчесанный Хайрам, одетый в строгий серый мундир с галунами и золотыми пуговицами, в этот момент не походил на себя прежнего - он был неотразим, в нём чувствовалась порода, которую так просто не вытравишь.
  Еверий только сейчас ясно ощутил дистанцию, которая отделяла его от приятеля общественным положением и безупречной родословной. В Хайраме присутствовало и то и другое.
  - Ну, - надменно произнес Хайрам. - Как видишь, я тебя не обманывал, говоря, что я Больштад! Теперь ты обязан ко мне обращаться не иначе как господин или сэр. Впрочем, можно и мой лорд!
  Еверий надулся. Недовольно щерясь на бывшего командира рыцарей, он с возрастающим нетерпением, переходящим в возмущение, подошел к Хайраму. Его грудь поднималась и опускалась ниже, чем обычно.
  - Да пошел ты, - зло пророкотал великан. - Мне плевать, будь ты хоть самим королем, я начищу тебе физиономию, как и прежде!..
  На лице весьма красивого Хайрама появилась лукавая улыбка, а затем он откровенно рассмеялся.
  - Я так и думал, что ты это самое и скажешь или что-то подобное, и ведь ты меня не разочаровал! Ха-ха-ха!
  - Тьфу на тебя, бестия! - сказал Еверий, выходя из комнаты, поняв, что бывший рыцарь просто издевался над ним.
  За торговцем поплелся Хайрам, не в силах удержать смеха.
  Они шли по широкому коридору, устланному длинным красным халифатским ковром, ценящимся во всех странах, в том числе и на континенте Нозфол. На серых каменных стенах висели хорошие акварельные натюрморты и завораживающие пейзажи, написанные маслом.
  - Пойдем со мной, - позвал Хайрам раздраженного приятеля.
  Он без церемоний и предупреждения схватил за локоть заартачившегося рыжего медведя в облике человека и с силой потянул вперед.
  - Я тебя с матушкой познакомлю, можешь быть уверен - она хорошая женщина и тебя точно не обидит, а скорее, наоборот - угостит да расспрашивать начнет, ведь она тоже с Северного континента, дочь какого-то старого лорда из ваших земель. Ну, пойдем, матушка тебе рада будет.
  Еверий согласился: держать зло на простые шутки он не умел.
  Рыжий и бородатый, но ухоженный и причесанный Еверий в непривычных одеждах походил на что-то среднее между городским щеголем-простолюдином и аристократом, в котором к тому же поминутно угадывался деревенский увалень с далекого крестьянского надела. Купец чувствовал себя неудобно в незнакомом и тесном наряде, но отступать было некуда, пока его старую хламиду вычищали, приходилось довольствоваться тем, что преподнесло утро и провидение Всевидящего Аларя.
  Они вошли в комнату с горящим камином. На большом столе были установлены свечи в серебряных подсвечниках, в вазах благоухали цветы, недавно сорванные и принесенные сюда из теплицы, компактно умещавшейся во внутреннем дворе одноэтажного дома с каменным основанием и стеклянным верхом среди голых деревьев и кустарников. Миниатюрный сад хорошо просматривался, через окна с частным переплетом можно было без проблем заметить хлопотавшую там маленькую девушку в бежевом платье.
  В старинных темно-бордовых креслах с высокими спинками сидели трое. Первая - маленькая добродушная старушка со светлым округлым лицом и в белом платье. Седые волнистые пряди, искусно уложенные в небольшую сферу на затылке и обрамлявшие ее лицо спереди, чудились непослушными, так как при каждом движении стремились выбиться и нарушить гармонию всей прически. На руках и шее у нее золотые украшения выглядели достаточно дорогими, что сразу же отметил купец. По-видимому, это была хозяйка дома - мать Хайрама.
  Вторым человеком оказалась та самая экономка, которая обнаружила грязных пропойц на кухне. Она стояла возле своей госпожи с холодным и равнодушным выражением, невольно поджав губы, - единственный признак ее досады.
  Третьим человеком являлся отлично одетый парень со светлыми волосами, добрыми голубыми глазами и легкой полуулыбкой на сияющем лике - жених сестры Хайрама, Альбус Евениус. На боку висел отличный меч, а вся притягательная внешность рыцаря так и дышала расположением, довольством и счастьем. Он не мог скрыть от присутствующих переполнявших его отрадных чувств, впрочем, как и все влюбленные люди.
  - Хайрам! - радостно воскликнул благородный сын дома Евениусов, поднимаясь, чтобы поприветствовать друга. - Как я рад тебя видеть!
  - Здравствуй, Альбус, - ответил Хайрам, крепко обнимая закадычного товарища. - Гляжу, ты только цветешь да становишься бодрее и сильнее!
  - Жаль, что я не могу сказать тебе того же! Ты совсем забросил тренировки! - без иронии, с родственным участием произнес молодой рыцарь, внимательно осмотрев своего друга с ног до головы. - Ты, кажется, похудел немного? Да и лицо у тебя помятое...
  - Ну хватит, хватит! Знаю я всё и без тебя! Можешь не продолжать! - поспешно ответил Хайрам и отошел к той самой маленькой добродушной старушке, сидевшей за столом.
  - Здравствуй, мама! - при этих словах сразу было видно нежное отношение сурового мужчины к родительнице.
  - Здравствуй, сынок, - ответила женщина и прильнула к его лбу сухими губами, в уголках ее глаз появились слезинки, которые она быстро вытерла. - Как ты осунулся, мой мальчик, постарел и изменился, совсем не тот, что прежде!
  Она долго не спускала нежного взора с его лица.
  - Присядь с нами и побудь с родными хоть чуть-чуть! Я так давно не видела тебя, что уже и забыла твои черты.
  - Да, конечно, матушка, - сказал Хайрам и обратил внимание всех на Еверия, молча наблюдавшего за семейной идиллией в сторонке. - Позвольте вам представить Еверия Кравия с земель севера! Он торговец, вернувшийся из дальних странствий по югу. Мы познакомились вчера вечером, но сошлись, и теперь он мой хороший друг!
  Каждый из присутствующих поздоровался, а также назвался, это не заняло много времени. По отношению к Еверию у всех собравшихся, кроме, конечно, нахмуренной и молчавшей экономки, не было выказано того надменного превосходства аристократа перед простым человеком, которое Еверий ощутил в королевском дворце, где даже слуги носили на себе печать надменного высокомерия и пренебрежения к черни и подобострастия перед благородными.
  В этом же доме, в отнюдь не самой бедной аристократической семье, то и дело проскальзывала теплая благожелательность, какая-то домашняя и естественная приветливость даже к тем, кто к ним и не относился.
  Когда все познакомились с гостем, неожиданно вбежала раскрасневшаяся черноволосая девушка лет семнадцати в длинном льняном платье. Морозный осенний воздух вмиг коснулся присутствующих, привнося с собой аромат прелых листьев, сырой земли и нежнейших цветов. Незнакомка всем улыбнулась и шустро засеменила к Хайраму, предварительно положив букет из разноцветных бутонов на стол.
  - Брат! - звонко воскликнула девушка, бесцеремонно сгребая Хайрама худенькими белыми ручками.
  В ее внешности больше всего поражали огромные и черные, словно агатовые, глаза, добрые, ясные и завораживающие, в которых то и дело проявлялся бесовский огонек шаловливого ребенка. В каждом ее движении чувствовалась сила молодости и расцвета, она еще не знала горечи жизни, тем сильнее и разительнее представлялся тот образ, который она в себе безотчетно несла, словно в пасмурный и холодный день к присутствующим вернулась весна. Девушка была счастлива и одаривала всех своей невинной теплотой, делясь ею и осыпая окружающих от всего сердца, даже не замечая этого.
  - Здравствуй, сестренка, - промолвил Хайрам, с любовью обнимая младшенькую, а затем становясь рядом с ней и внимательно ее оглядывая. - Ниола, ты, кажется, подросла, или мне показалось? - Хайрам с помощью руки начал сравнивать их рост. - Ну, точно! Скоро меня догонишь!
  Девушка, едва дотягивающаяся ему до подбородка, улыбнулась.
  - Не сомневайся в этом, брат! Хо-хо-хо! Посрамлю цвет аристократии своим могуществом, - Ниола карикатурно подняла ручки, показывая мышцы, которых, собственно, и не было.
  - Юная госпожа, - протестующе вскрикнула экономка, пытаясь навести порядок, - разве подобает так вести себя при посторонних...
  Остальные лишь рассмеялись над проказницей.
  Все, кто находились в комнате, как будто расцвели после появления Ниолы, - Еверий украдкой это заметил, - да и немудрено, они словно оживились и повеселели, и беседа между присутствующими стала всеобщей и интересной. Даже суховатая Криона показалась ему более приятной, чем прежде, принимая участие в разговоре господ и гостей, не вспоминая больше о недавнем инциденте на кухне.
  Альбус - тот просто остолбенел от восхищения как зачарованный, не спуская глаз, смотрел только на свою нареченную.
  Оживленная беседа протекала стремительно, как это всегда бывает, когда она нравится, - тогда не особо обращаешь внимание на время. Центром компании, несомненно, являлась Ниола. Она заговаривала со всеми, спрашивала, если ей что-то было интересно или непонятно, щебетала без конкретной темы и безостановочно смеялась, внушая собеседникам веселое настроение. Девушка пристально всматривалась в каждого, с кем бы ни вела диалог, ее черные очи, напоенные чем-то неуловимым, какой-то таинственной искрой, заманивали в развернутые кокетливые сети, заставляя беспрестанно говорить и рассуждать, а кроме всего прочего, еще и наслаждаться досугом.
  В конце концов Ниола осталась довольна произведенным эффектом, иногда она бросала взгляд на суженого, требуя от него молчаливого одобрения и похвалы, но это всё было так естественно и мило, что упрекнуть девушку за прихоть никто бы не посмел. И только порой она робела, когда виновато беседовала с братом или следила за ним издалека, скрывая гнетущее беспокойство.
  Еверий сразу понял, что Хайрама в семье все очень любят, начиная от матери до самых последних слуг, не исключая также и Альбуса. Никто ему даже выговора не сделал - видимо, не водилось такой привычки, - о том, что он блудил, пил и, вообще, сильно и много бедокурил. Но обстановка, несмотря на казавшееся веселье, складывалась весьма натянуто именно с Хайрамом. Он как будто отвык от таких посиделок, а его родные, несмотря на явную привязанность, давно отвыкли от его присутствия, поэтому беседа с Хайрамом происходила как-то ненатурально, в общем, не так, как бывает между действительно близкими людьми.
  - А откуда вы, Еверий? - вежливо поинтересовалась мать Хайрама с теплой улыбкой.
  - Я из северных земель, самых крайних и далеких, под названием Снежные Скалы, - ответил торговец.
  Его попросили рассказать, и он продолжил:
  - Там суровые воины одеваются в медвежьи шкуры, используют огромные мечи и арбалеты. Обширные города построены из толстых бревенчатых срубов, окружены высоким деревянным частоколом из цельных столбов. Там всегда дуют резкие и сильные ветра, а снежные сопки столь велики, что порой засыпают поселения. Животные на севере очень опасны, дики и непредсказуемы, их рост иной раз превышает размеры здешних горных троллей. Там есть леса, которые до сих пор не изведаны человеком. В них живут народы, в том числе и великаны, которые никогда не видели других людей, кроме северян. Там есть чудеса, которые нам не суждено понять, а также дикие зимние боги, которые помогают или губят тех, кто в них верит. Посторонний человек никогда в одиночку не выживет на моей родине.
  - Вы знаете, я и сама из северной страны, но никогда не слышала о Снежных Скалах, - промолвила мать Хайрама, внимательно, как и ее дочь, всматриваясь в Еверия, который лишь улыбнулся в ответ. - Вероятно, это дальше земель Тысячи Долин? И уж конечно, за пределами Вековечного леса, где и обитают разные страшные звери, а также племена, именующие себя детьми лесов - эльфами?
  - О-о, это значительно, значительно дальше, госпожа! Необходимо проплыть тысячи миль, а потом перебраться по устью широкой реки Страли, потом плыть еще долго и долго против течения, пока не окажешься в ущельях Острых скал, где можно встретить птицу Рух - огромное создание, могущее потопить целый корабль. Но это еще не всё: предстоит пройти некоторое расстояние пешком по горам и ущельям, пока не окажешься в родных мне местах, где развернуло свое пузо плато Варкхос.
  Тут Еверий остановился, оглядывая слушателей. Они внимали словам с немым восторгом. После этого он, как сказитель, продолжил более предусмотрительно, поняв, что слишком разоткровенничался:
  - Уважаемая госпожа, а те земли, где вам довелось родиться, - это всего лишь окраина Средиземной долины, где находятся сотни королевств подобно этому. Вы родились в одном из них - чуть севернее, конечно, но регион, о котором я только что рассказал, за границами вышесказанных на многие и многие километры. А вот Вековечный лес, недавно упомянутый вами, есть место действительно опасное, я бы никому не пожелал в нём очутиться без знаний и соответствующей подготовки. Лес этот хоть и севернее, чем Средиземная долина, но не так уж и далек по расположению относительно моего дома, однако знающие люди всё-таки утверждают, что монстры там водятся столь же свирепые, как и в местах, где мне довелось появиться на свет. Говорят, что в Вековечном лесу обитают дикие белые волки, чистые как снег и сильные как три медведя. Также я слышал, что если вошел в этот странный лес, то точно назад не вернешься, потому что деревья, если кто им не понравится, могут заставить блуждать несчастного по чаще хоть вечность, как будто они живые.
  Тут Еверий громогласно расхохотался, сразу сбрасывая ту напряженно-пугающую атмосферу, которая возникла из-за рассказа. Потом он всё же, добродушно посмеиваясь, пояснил:
  - Я сам там никогда не был, но истории про этот лес весьма интересны и прежде занимали меня, но, кажется, я увлекся, надо бы прекратить так нагло занимать ваше время, госпожа, к-хм, когда меня не просят об этом...
  - О, нет-нет! - вдруг взмолилась сестра Хайрама с жаром в беспокойных глазах. - Вы, верно, многое повидали в путешествиях! Расскажите еще хоть чуть-чуть из того, что знаете! Ведь это так увлекательно, не находите, матушка?
  Ее мать не разделила рвения дочери, строго посмотрев на нее, но не сказала при этом ни слова, отчего Ниола была вынуждена искать поддержки у Альбуса. В итоге Еверий принялся рассказывать о своих странствиях по свету. А скитаний и мытарств на его долю выпало немало - что по южным странам, что по северным. Таким образом беседа могла затянуться на довольно долгое время, если бы ее внезапно не прервали.
  Стук сначала был учтиво тихим, но упорным, а потом и вовсе раздались бесцеремонно громкие и торопливые удары. Слуги поспешили отворить засов.
  В гостиную, куда переместились обитатели дома и уже приступили к ужину, вошла девушка лет пятнадцати, одетая по-дорожному просто. Пышная богатая прическа едва скрывалась под небольшой шляпкой.
  'Благородная дева', - сразу смекнул Еверий про себя, рассматривая незваную гостью и ловя потупленные и встревоженные взгляды членов семьи Больштад.
  Незнакомка сперва растерялась, когда увидела столько людей в одной комнате, но потом, собравшись с духом, всё-таки поинтересовалась, кто из присутствующих сэр Хайрам.
  Он отозвался, девушка быстро подскочила и вручила бывшему рыцарю странный белый конверт, пахнущий дорогими духами. Все переглянулись, а Хайрам, увидев печать на конверте, нахмурился, потом поднялся и вышел вместе с ней в холл.
  - Она наказала, чтобы я получила ваш ответ немедленно, - полушепотом и немного взволновано говорила гостья, скрываясь за поворотом прохода. - Ее высочество просила, если вы согласны, чтобы я вас незаметно провела...
  - Разумеется, - хрипло согласился Хайрам, старательно пытаясь скрыть уже свое душевное состояние, и это было необычно для его всегда нахального поведения. - Я отправляюсь с вами, но прошу всего одну минуту подождать!
  - Хорошо.
  Хайрам вернулся к гостям, сообщив им, что уходит по неотложному делу.
  Он наскоро накинул на себя черный плащ и опрометью бросился с посланницей принцессы на улицу, где дул сырой ветер, и уже опускалось холодное солнце, а дымчатые облака всё так же реяли перед тусклым светилом, провожая на покой.
  Присутствующие на ужине долго не могли найти тему для разговора, образовалась неловкая пауза, которая потом сменилась легкой ни к чему не обязывающей беседой о предстоящем празднике и турнире, а также о помолвке принцессы с лордом Станишем, которого, впрочем, никто никогда не видел и не знал. О принцессе почему-то с запинками начала сестра Хайрама, и в ее голосе чувствовалась досада и даже злость. По крайней мере, так показалось торговцу, однако продолжить Ниоле не позволили, так как ее матушка благоразумно перевела разговор на нейтральную тему.
  Когда они стали обсуждать турнир, выяснилось, к удивлению всей семьи Хайрама, что их сын и брат всё-таки участвует в сем благородном мероприятии. Об этом оповестил купец, к некоторой радости ужинающих. О том же, где были Хайрам и Еверий, перед тем как попали к принцу Дариусу и где очутились после беседы с наследником трона, а также о причинах их сегодняшнего неблаговидного утреннего состояния Еверий дипломатично, по понятным причинам не распространялся. Да и не мог он в присутствии благородных особ болтать лишнего.
  - А вы знали, уважаемый Еверий, - вдруг обратилась к торговцу Ниола, - что мой Альбус, то есть я хотела сказать - сэр Альбус, тоже участвует в турнире на пиках? Он на коне сидит куда прекраснее многих, а мечом владеет хоть и не лучше брата, но зато не хуже, чем другие рыцари его ранга.
  - Ниола, не надо, - робко попросил упомянутый рыцарь, смущенный неожиданной похвалой из уст возлюбленной, но ему явно пришлись по душе сказанные слова.
  Затем Еверий хотел продолжить рассказ о диковинных местах юга, где он занимался торговлей, но его снова прервали. Нетерпеливый стук по полотну двери оказался властным и сильным, к удивлению, барабанили латной перчаткой, даже зная, что это дом аристократов. Слуги семьи Больштад испуганно попятились, когда в проход вломились десяток рыцарей во главе с капитаном городской стражи.
  Глава 12. Рыцарь Станиш Ланкастер
  И надо же было так некстати появиться самому лорду Станишу со своей свитой во дворце, однако он всё же нагрянул. Впрочем, стоит ли удивляться, ведь его заранее приглашал сам король, и все приближенные достаточно давно знали точное время прибытия вельможи, но, несмотря на всё это, мастер Гренджой, увлеченный работой, был обескуражен и застигнут врасплох. К его неописуемому изумлению, прислали нарочного с тем, чтобы известить придворного волшебника об открытом ужине, на котором планировалась долгожданная встреча высокородных жениха и невесты.
  Гренджой внутренне выругался, даже губу прикусил от досады (старая привычка, оставшаяся с ним с детства): ему не терпелось поймать и допросить о случившемся в тюрьме торговца с севера и Хайрама Больштада, а тут такое пустое и бесполезное мероприятие, которое он не смел проигнорировать, будучи верным сподвижником короля и опорой трона.
  Деваться некуда, ослушаться его величества есть страшное преступление, грозящее наказанием, поэтому Гренджой оделся подобающим образом, сел в приготовленную коляску и напрямик двинулся ко двору, предварительно, правда, уведомив капитана городской стражи Дрогамира Класса о том, чтобы тот привел к нему интересующих его личностей с должной учтивостью.
  Ссориться с Дариусом из-за семейки Больштадов не имело смысла.
  Планы-планы... они еще не осуществились до конца, а их нарушение уже могло ой как аукнуться. Тем более задуманное находилось в завершающей стадии, и один неразумный шаг, опасно-непредусмотрительная авантюра или глупая беспечность грозили крушением всех начинаний, чего колдун себе позволить не мог и избегал всеми доступными способами, искореняя риски словом, делом и мечом. И можно только догадываться о том, какие муки любопытства и страха испытывал мастер, размышляя о незнакомой ему магии, свершившейся так недалеко, и о которой он так ничего и не разузнал.
  Гренджой вступил в ярко освещенную залу. Казалось, что в чертоги просторного помещения по ошибке пробрался солнечный день, тогда как мрачному вечеру отводилась позорное место за толстыми мокрыми стенами замка, и он смиренно согласился с несправедливостью, уступив крохи своей власти для проведения пира.
  'Наверно, король специально добивался такого нарядного эффекта, - подумал Гренджой, скользя по зеркальной плитке, - потому что хочет встретить своего нового будущего родственника с подобающей случаю пышностью'.
  Ротгар и приближенные, принц Дариус и капитаны стражи, рыцари и благородные мужи государства восседали за столами, ломящимися от яств, не хватало только самого мастера Гренджоя, а также принцессы Мэрион, что явно уже начинало выводить из себя короля, который и так не славился сдержанностью.
  Гренджой занял свое место, тихо отдав дань почтения его величеству, старый Ротгар только недовольно кивнул на приветствие колдуна.
  - Где Мэрион? - наконец сорвался он на церемониймейстера, который беспомощно засуетился и застыл неподалеку с нелепой улыбкой на бледном лице. - Скоро лорд Станиш явится, а ее всё нет! Немедленно ведите ее сюда, где бы она ни находилась! Виданное ли дело, чтобы принцесса опаздывала на встречу со своим будущим мужем? Хороший пример она показывает, пунктуальность уже не в почете среди знатных молодых девиц, или я ошибаюсь?!
  - Отец, она скоро будет, - уверенно ответил за всех Дариус, чтобы никому другому не пришлось испытывать гнев властителя. - Мэрион умная девочка и не станет совершать глупостей на столь серьезном мероприятии!
  - Но она ведь меня позорит уже сейчас своей взбалмошностью! Гости покажутся с минуты на минуту, а той, из-за которой торжество было затеяно, нет! Я повторюсь с вопросом: где она?
  - Я уже здесь, мой дорогой папенька! - тоненьким голоском воскликнула принцесса, быстро проплывая сквозь зал.
  Присутствующие тут же оглянулись. Красивая, высокая, стройная, в длинном белом платье с кружевами и голубыми вставками, с большим золотым ожерельем на шее, она походила на гордого лебедя, на что-то совершенное и далекое, чем на простого смертного человека. Каждый невольно чувствовал высоту, недосягаемость высокородной особы, тем более замечая свою приниженность в сравнении с нею. В принцессе угадывались черты старшего брата: светлые, точно золотые волосы, черные брови, а также голубые бездонные глаза.
  Всегда спокойная, она походила на человека, умеющего владеть собой при любых обстоятельствах, тогда как на самом деле в минуты волнения вела себя слишком суетливо и говорила чуть быстрее, чем требовалось, и порой невпопад, а между тем лишь близкие замечали такую ее черту. Тем не менее, когда принцесса начинала тараторить, почти всегда по окончанию беседы ее одолевали внутренняя досада и растерянность, доходившие до жесточайшей хандры, которую она старалась скрыть, что в итоге выливалось в общее раздражение на причину беспокойства. Бывали случаи чрезвычайных срывов до криков, а что еще хуже до слёз, чем-то напоминавшие безудержные вспышки гнева у отца, когда что-то шло не так, как бы ему того хотелось. Обычно ее истерики проходили достаточно стремительно, словно ураган, не успев наделать каких-либо непоправимых бед и серьезных проблем. Но, несмотря на это, она, без сомнения, была доброй и заботливой для дорогих ей людей.
  Напротив, брат ее, Дариус, отличался спокойным и весьма стоическим характером, при этом почти никогда не выказывал на людях непозволительных чувств. Он был мастером равнодушного лика, если это так можно назвать, и даже король никогда не умел разгадать его внутренних устремлений до самого конца, что всегда раздражало и бесило Ротгара. Старый властитель втайне недолюбливал сына, почему - он и сам бы не смог объяснить, то было скорее внутреннее впечатление или опасение, которое незримо возникло в уме опытного политика. А вот дочь он любил до безумства, как иногда и бывает в черствых душах тех, кто испорчен властью.
  Любовь и предательство шагали рука об руку...
  Он часто баловал Мэрион, прощал шалости и необоснованные взрывы ярости, подчас сносил ее откровенное неповиновение. Но даже так король никогда не шел против своих целей, которые объяснялись суровой необходимостью достижения каких-либо благ, поэтому на увещевания дочери не выдавать ее замуж за лорда Станиша он только злобно и ехидно посмеялся. Этот брак был выгоден жадному старику и государству, с какой стороны ни погляди. Конечно, потом он пожалел, что накричал на своевольную девчонку, когда объявил ей о помолвке, но отрекаться от соображений выгоды, которая заключалась в военной и торговой помощи для королевства, он не намеревался.
  Ее слёзы дорого ему обошлись как отцу и тяжело, но как властителю ему было плевать на ее сопливый приступ, ведь он понимал, что сделка того стоит.
  Тогда она впервые, охваченная яростью, испытала истинную ненависть к своему дородному родителю. Пренебрежительного отношения, унижающего ее высокомерное достоинство, она не могла простить никому, даже отцу, заботившемуся о ней, ведь Мэрион выросла эгоистичной особой. Но как бы она ни старалась, как бы ни пыталась вырваться из захлопывающейся западни, ей так и не удалось переубедить упрямого Ротгара изменить решение.
  И волею провидения свадьба всё близилась и близилась день ото дня...
  Принцесса величаво прошла к своему месту, предварительно поцеловав руку батюшки, это было сделано так тихо, мило и робко, что никто и не подумал упрекать девушку в непунктуальности, даже сердитый король не стал выговаривать дочери.
  - Здравствуйте, мастер Гренджой, - произнесла принцесса, обращаясь к чародею. - Как идет предприятие, которое вы так упорно подготавливаете и держите втайне?
  - О, всё хорошо, моя принцесса, всё идет так, как я и запланировал!
  - О чём ты, Гренджой? - вдруг громко спросил король, хмуря свои мохнатые поседевшие брови. - Секреты? Ты что-то задумал?..
  - Сир, вам не о чем беспокоиться, это всего лишь подарок в честь помолвки принцессы, небольшой презент от меня лично, а также в некоторой части от вашего сына...
  - Это правда, Дариус?! - поинтересовался король.
  При этом обращении принц невольно вздрогнул, но так, что никто этого не заметил, кроме его величества. Однако же Дариус так скоро взял себя в руки, что внимательный король посчитал неожиданное проявление несдержанности за простой рефлекс.
  - Да, отец, - ответил принц равнодушно. - У нас приготовлен сюрприз для тебя лично, а также для лорда Станиша и Мэрион. Вы все увидите в урочный час... Даже не хочу говорить, в чём там дело и в чём будет заключаться подарок, потому что всё это нарушит планы Гренджоя, а он мастер на такие сюрпризы...
  - Ну, тогда хорошо... - согласился успокоенный Ротгар, повернувшись в сторону волшебника, который сидел чуть дальше от Дариуса. - Но ты, Гренджой, уж слишком стараешься, от тебя и так чересчур много пользы. Принцесса должна радоваться тому, что ты смог привести на турнир горного тролля. Я чувствую, что это будет то еще представление! Я даже предвкушать боюсь, мне это точно доставит невообразимое удовольствие. Ха-ха-ха! Славная должна свершиться битва, раз почти полсотни рыцарей не сумели поймать и связать зверя - видимо, у него силёнок вдоволь? Будет славная битва! - повторился король во хмелю и залился простым грудным смехом, отчего его тело начало смешно подрагивать, а седая борода в колючих колечках - колыхаться.
  Вдруг зазвучали трубы, открылись нараспашку створчатые двери, гости и все присутствующие встали, кроме короля. Он, как и прежде хмуря брови, казался генералом, ожидающим неизбежного сражения.
  В зал поочередно стали входить люди, разодетые пышно и красиво, впереди всех шествовал высокий мужчина, суровый на вид, ростом под стать Еверию. Жених оказался невероятно крупным для этих земель, имел атлетическое телосложение, если не сказать, что рыцарское, а одет был в удобную кожаную куртку, отлично подчеркивающую мышцы и отороченную меховым воротником какого-то дикого зверя. На шее красовалось огромное золотое ожерелье с кулоном, в середине которого был инкрустирован синий драгоценный камень. Черные волосы и ухоженная небольшая бородка со щегольскими усами очень шли к его мужественным чертам лица, а сам он шагал смело, ни на что не оглядывался и казался человеком, по-видимому, не робкого десятка.
  Однако опытные люди сказали бы, что этот человек примечал всё, что ему нужно. Таким явился герцог Станиш ко двору королевства Нимея, малоизвестный в этих краях, но весьма знаменитый в восточных областях Средиземья как самый сильный из людей своего государства. Глядя на этого мужчину, можно было с уверенностью угадать в нём воина. Он казался могучим той особой силой, что отличает боевого человека от обычного. И не только физические достоинства, но внешность и манеры изобличали его властный характер.
  - Мое приветствие его величеству королю Ротгару, сто лет здравия и несокрушимой власти, - учтиво изрек Станиш, как только поравнялся и встал напротив трона, на котором восседал король. - Я приехал по вашему приглашению, мой сир, но сделал это с тем большим удовольствием, что сегодня я буду свидетелем красоты вашей дочери, - с этими словами он повернулся в сторону принцессы Мэрион. - Я рад наконец-то вас лицезреть, принцесса! Вы не представляете, как долго ждал я возможности лично с вами познакомиться, это для меня лучшая награда из всех, которую я могу себе пожелать в жизни. Я привез с собой скромные дары, которые будут вам моим подарком перед помолвкой!
  В зал без лишних расшаркиваний внесли сундуки, набитые чем-то тяжелым. Лорд Станиш, улыбаясь, ловко подбегал к каждому и самостоятельно золотыми ключами отпирал их. В первом находилось золото, во втором - изумруды красного цвета, в третьем - изумруды синего цвета, а в четвертом - различные драгоценные украшения. Из последнего ларца лорд Станиш вынул браслет в виде змеи с глазами из полновесных бриллиантов, да и огранка изделия оказалась алмазной.
  - А это, моя дорогая, - произнес герцог торжественно-вызывающе, подходя к принцессе, - это вам! Примите в знак моего наивысшего расположения к вашему высочеству! Фамильный браслет, переходящий из поколения в поколение в моём роду Ланкастеров. Этот браслет очень старинный, но я надеюсь, что он не бросит своей простотой тени на ваш неземной лик!
  Принцесса, сначала, правда, немного смутившись, всё же приняла дар, поблагодарив герцога за высокое доверие к ее персоне. Затем король прогнусавил какую-то приготовленную заранее речь, потом и принц что-то вежливо добавил от себя. А после уже и вельможи, нацепив на лица радостные маски, хотя им всем было совсем не весело, а скорее, наоборот, и также совершенно наплевать на слова друг друга и свои собственные, принялись изливать потоки льстивых пожеланий, так что о действительной искренности можно и умолчать.
  Впрочем, любопытство присутствующих являлось неподдельным, так как элита этого небольшого прибрежного государства удивилась щедрости подарков лорда. Конечно, до них и прежде доходили некоторые слухи о том, что герцог и его семья очень богаты, - не отдаст же скряга Ротгар, в самом деле, свою дочь за оборванца! Но чтобы всего лишь на помолвку могло быть вручено такое количество драгоценностей, они не помышляли.
  Многие же дамы начали находить герцога весьма красивым и выдающимся, а мужчины то и дело замечали в нём те черты достоинств, свойственные лишь преуспевающим богачам и достойным личностям. Один король пребывал в каком-то хмуром настроении, принцесса - в холодно-вежливом, а принц - в беспечно-скучающем расположении духа. Гренджой же больше беспокоился о том, как бы поскорее выбраться из этого фарса и направиться на интересующий его допрос.
  Однако общая атмосфера благожелательности и... 'счастья' была выдержана.
  Вскоре начался пир, гости расположились за огромным столом, сервированным в лучших традициях королевства. Горели свечи, факелы; бронзовые литые статуи и рыцарские доспехи сияли как золоченые, на них плясали блики огня. Всё светилось, даже темный зеркальный пол блестел, как никогда. Слуги то и дело устанавливали на огромную длинную и изогнутую в полукруг столешницу различные яства, которым не было конца. За каждым гостем закреплялся позади личный слуга, выполнявший все пожелания трапезующего.
  Музыканты расположились неподалеку и услаждали слух легкими лирическими напевами. Люди разгорячились, загомонили, разговорились, часто налегали на великолепнейшее вино. Центром же веселья стал герцог, который, к изумлению дам и одобрению кавалеров, так и сыпал остротами и смешными историями, связанными с его походами, а также военным делом. Кто-то мог подумать: солдафон, если бы не то обаяние, с которым всё было преподнесено. Слова лорда подкупали даже самых черствых, и через некоторое время к нему начали прислушиваться все лица за столом - от старых матрон до молодых повес, не говоря уже о дамах и их молоденьких дочурках.
  - Говорят, вы очень яростны в бою, - произнесла баронесса Арнора, почтенная женщина с седыми буклями, перепудренная до странности. - Я слышала, что вы убили голыми руками с десяток варваров, накинувшихся на вас с целью грабежа! Это правда, уважаемый герцог?
  - Не хотел бы я этим хвалиться, но да, баронесса, это всё правда, - смеясь, ответил лорд, пригубив бокал вина. - Но, честно говоря, то были всего лишь оборванцы с большой дороги, так, мелочь...
  - Что же, люди говорят, что вы очень известны на востоке своими умениями, - впервые произнес король, его хриплый голос как разряд молнии распространился по залу, так некоторые даже и вздрогнули от неожиданности. - Вас даже прославляют как сильнейшего из всего королевства Бруна, что в восточных землях. Говорят, что ваше владение любым оружием просто изумительно!
  - Да, мой сир, так говорят, но не стоит верить всем слухам, я всего лишь воин, как и многие из моего окружения. Просто удача, опять же телосложение к этому примешалось, вот и балагуры да чтецы всякие в толпе меня и привечают, а им дай волю - то поэму, то стих сочинят, и оглянуться не успеешь! А народ простой всё воспринимает за чистую монету, отсюда вся эта слава!
  Лорд Станиш снова добродушно засмеялся.
  - Но и в других восточных королевствах, даже и в моём много таких, кто стоит пятерых, как я. Они менее знамениты, но сила их поразительна. Да взять, к примеру... хм... Калеба, это мой всегдашний помощник и заместитель при военных походах, - при этих словах Станиш указал на рядом сидящего мужчину лет сорока в зеленой одежде, который выглядел куда скромнее своего приятеля лорда. Темнокожий, тщательно выбритый, с короткой стрижкой, небольшой проседью, он был ниже господина почти на голову, но при этом имел внушительный вид, вероятно, из-за широкой спины и мясистой шеи.
  - Калеб хоть и выглядит спокойным, но никто лучше него не может резвее орудовать мечом да щитом, а также и арбалетом. Вот такая твердая рука и просто волшебный глаз! Конечно, он уступает мне в чистом фехтовании, но я не хотел бы с ним сражаться, это могло бы плачевно закончиться для нас обоих!.. А так мы уже не раз сталкивались с ним в тренировочных битвах, он не даст послаблений никому, и я никогда в нём не разочаровывался.
  Калеб, на которого обратились взоры присутствующих, виновато улыбнулся и от смущения потер огромной ладонью затылок. В придворной одежде вассала, явно маловатой ему, отчетливо просматривался рельеф бугристых мышц, что, конечно, про себя отметили все дамы за столом.
  - Так вы будете участвовать в предстоящем турнире среди рыцарей, лорд Станиш? - поинтересовался сидевший неподалеку от него бывший командир всей городской стражи - сэр Лэнгли, старый воин королевства. - Я бы очень хотел посмотреть на ваши умения, этот опыт будет полезным для наших капитанов, которые никогда не участвовали в настоящих военных баталиях. Да и я уже давно не видел приличных поединков, то есть стоящих, на мой взгляд, потуг благородных людей.
  - О да! Я, конечно, собираюсь принять участие в этом знаменательном соревновании, да еще и планирую выиграть в честь моей будущей супруги. Я слышал, здесь полным-полно достойных воинов, не боящихся рыцарской дуэли, когда сталь будет скрежетать о сталь. Честно говоря, я даже в некотором предвкушении, мне не терпится скрестить мечи с вашими знаменитыми даже и у нас, в восточных землях, рыцарями. Они хоть и не участвовали в битвах, как я знаю, но слывут заядлыми мастерами по части фехтования и борьбе на пиках, у них, говорят, хорошая школа.
  Присутствующим понравилось, что чужеземец так хорошо отзывается об их любимых рыцарях, большинство из которых являлись родственниками знати этого государства.
  - Да, наш сэр Бродорик, сэр Альбус, сэр Кинсагел, сэр Традимер - все капитаны нашей стражи и отличные бойцы, - высказалась баронесса Арнора, довольная похвалой герцога. - Они очень славные молодые люди, и я буду рада, если они составят вам конкуренцию. Мой дорогой внучатый племянник Альбус будет счастлив узнать, что сможет встретиться с вами на турнире! Я почитаю это за честь! Уверяю вас, лорд Станиш, что в этом нет лукавства и пустой похвальбы родственником, он действительно хорош собой, а также и в ремесле, которое выбрал, так что вы не разочаруетесь.
  - О, я надеюсь, баронесса, теперь я еще больше загорелся желанием опробовать себя в битве со столь достопочтимыми оппонентами. Но... кхе-кхе... это не совсем то, на что я надеялся...
  Все вдруг посмотрели на герцога, даже король обратил внимание, ожидая какой-то эксцентричной выходки гостя. Ротгара почему-то раздражал этот высокий и хорошо сложенный мужчина. Уж слишком он был в себе уверен, уж слишком себя превозносил, монарху иной раз даже казалось, что лорд Станиш попросту над всеми насмехается и на самом деле всех здесь тайно презирает - вкупе с ним самим. Из королевского рода страны Бруна, богат, герцог по рангу, он имел широкое влияние у себя дома. В будущем вся страна видела корону на его челе, так как законных наследников престола у их монарха Айрона не было, и нынешний владыка страны любил племянника Станиша как своего родного сына, так как воспитывал его с детства.
  Младший брат короля и отец Станиша когда-то погиб на войне, защитив своего венценосного брата от стрелы, после этого Айрон не мог бросить сироту и оставить его на произвол судьбы. В этом шаге владыки Бруна чувствовалось благородство, которое передалось, видимо, по наследству и Станишу. Бесстрашие молодого воина вместе с бесчисленными его богатствами и славой граничило с надменностью и хвастливостью, выступающими налетом малых бликов в темных провалах глаз чужеземца, но королю Ротгару этого хватило, чтобы всё это понять.
  Старый король, проживший долгую жизнь среди придворных ядовитых змей, осознавал, что Станиш никого из вышеперечисленных за столом воинов как противников для себя не воспринимал, а намек по поводу того, что рыцари короля не участвовали никогда в настоящих сражениях и при этом гремят славой у него на родине, вообще, воспринимался как издевательство. Для Станиша Ланкастера, жившего войной, такие соперники, скорее, переученные курсанты, постигшие настоящий бой только в теории. Это раздражало старого Ротгара, даже выводило из себя, и он искал возможность, чтобы заткнуть наглого, как ему казалось, строптивца.
  - Что такое, дорогой гость, наши рыцари вас не устраивают? - равнодушно произнес король, натурально позевывая, что было верхом артистического мастерства для Ротгара. - Но, видите ли, в наших владениях нет других способных воинов, кроме вышеназванных. Они, конечно, вам не ровня - куда им до вас, милый гость, они даже не участвовали в маломальских битвах. У нас, знаете ли, в последнее время мир и порядок преобладают над добродетелями бессмысленных сражений! Поэтому это всё, что мы можем вам предложить, так что не обессудьте!
  - О нет-нет, ваше величество, вы не так поняли меня, - начал герцог, догадавшись, что чем-то обидел короля. - Я не о том и буду счастлив скрестить свой меч с мечами ваших рыцарей, для меня это столь же явная радость, как и для них. Однако я всё же ожидал, что вы, уважаемая баронесса, в числе тех участников, которых недавно озвучили, назовете и сэра Хайрама Больштада!
  Все переглянулись, но никто толком не мог понять, как герцогу стало известно столь непопулярное в среде высшей аристократии имя Хайрама. Даже Ротгар оказался в растерянности и удивлении, от чего он уже давно отвык. Вздрогнула принцесса, шевельнулись ее губы и тут же замерли, один только принц Дариус остался спокоен, как и всегда. Впрочем, и он как-то особенно озадачился таким поворотом дел, ведь планировалось рассказать об участии Хайрама на турнире совсем в другое время, а именно на следующий день после сегодняшнего пира, при удобном случае, разумеется, так, чтобы отец находился в хорошем настроении, а выходило совсем иначе.
  - Откуда вам известно это имя? - строго произнес король, отчего хмурые седые брови сомкнулись у переносицы, что означало недовольство и дурное расположение духа. - Этот презренный давно уже в немилости!
  - О, простите меня, ваше величество, я не ведал этого, - наигранно растерялся Станиш, как будто поняв, что произнес глупость, но раз уже сказал, приходилось продолжать: - Я только хотел узнать о судьбе сего рыцаря, который прославился на восточных рубежах как самый отважный и отчаянный воин. О нём в некоторых королевствах, соседствующих с моим родным Бруна, ходили невероятные слухи, говорят, что за шесть месяцев битв он превзошел во славе даже меня. Вот я и подумал встретиться с ним на ристалище, для того чтобы помериться силами, но раз это запрещено, и он в немилости, то я умолкаю. Я не должен был начинать этот разговор.
  Теперь всем стало интересно, что же такое хотел открыть лорд Станиш о жизни позорного рыцаря-изгнанника, чего не знает свет и даже сам король.
  Ротгар, раздвинув свои мохнатые брови, заинтригованный словами герцога, почему-то ответил:
  - Ну, лорд, не робейте, говорите всё, что знаете о Хайраме! Мне самому иной раз интересно послушать рассказы о моих рыцарях, которые проявили доблесть! А ведь я когда-то самолично участвовал в его воспитании! Всё мое нерасположение происходит из-за его положения, так как он порочит семью. Он пропащий человек, но всё же мой верный бывший воин, и я хочу услышать всё, что там с ним произошло!
  - О, это недолгий рассказ, но весьма интересный, из-за этого-то я и хочу скрестить с ним мечи. Я знаю всё по домыслам, а в них, как известно, мало правды, но эти россказни сделали его знаменитым. В восточных землях бытует мнение, что сэр Хайрам по силе и мастерству превосходит меня. Некоторые же утверждают, что это глупости, в общем, споры до сих пор ведутся. Вот поэтому я раз и навсегда хотел бы их пресечь, - при этих словах в глазах Станиша сверкнул недобрый огонек.
  Глава 13. Слава Хайрама-Освободителя в восточных краях
  - Около двух лет назад он появился в восточных землях, - начал лорд Станиш, внимательно оглядывая слушателей. - Как вам известно, эта часть Средиземья в основном состоит из равнин, но иногда встречаются и скалы. Самыми непроходимыми участками местности, по общему мнению, признаются Цепи Хоонгора или Хребет Хоонгора. Так вот, данная гряда весьма старая, а в залежах ее много пород, которые мозолят глаза всем соседним королевствам. Беда только в том, что в горах издревле обосновались аборигены. Гномье царство Хоонгора с его извечными суровыми защитниками, облаченными в металл, - это непоколебимое и неприступное государство, раскинувшееся западнее от королевства Бруна. В своих цитаделях, сотворенных в лучших традициях фортификации упорством и скрупулезностью подгорного племени, прекрасно используя и сочетая выгоду отвесных утесов и монолитных стен, защитники Хребта с доблестью отражали натиски бесчисленных врагов. Они испокон веков добывали редкие минералы, а среди них драгоценные камни, золото и железо. До сих пор полыхают гигантские мехи, топятся печи, вздымается черный дым над крепостью Ювергор, звонко и ритмично стучат молоты о наковальни в Авергоре, где звучат требовательные кличи командиров, тренирующих молодое поколение гномов, и встречает своим безмятежным великолепием столица Хоонгор. Секреты и богатства горняков свербят алчные души королей восточных стран, и порой они не выдерживают, из-за чего заключаются военные союзы против нелюдей, и вооруженное нашествие вновь несется неостановимой лавиной к непоколебимому Хребту, разбиваясь об него вдребезги. Великолепные доспехи, кольчуги, копья, мечи, топоры, дубины, щиты, арбалеты и огромные метатели, а помимо этого, разумеется, мастерство, ловкость и сноровка в обращении с ними, храбрость, неутомимость и неотступность гномов делают их страшными противниками, я уже не говорю об их феноменальной силе, несмотря на малый рост.
  Станиш резко прервался, шустро выплеснул из кубка бархатистое вино себе в рот, после чего продолжил:
  - В то время началась очередная война союзов восточных государств, они бросили свои силы на Ювергор, считая ее слабейшим оплотом царства Хоонгор. Нанимались люди, знающие и не знающие ратное дело. К ним и записался Хайрам Больштад добровольцем. О пришельце тогда никто ничего не знал, а если бы знал, то ему, несомненно, предложили бы место в рядах командиров, ведь в нём течет кровь аристократа, однако этот факт он тщательно скрывал. Если бы военная знать была в курсе его способностей, то он сразу же перешел бы в элитные подразделения какого-нибудь корпуса высших рыцарей или воинов, даже будучи простолюдином. Тогда же сэр Хайрам представлялся всего лишь одним из тысячи наемников, ищущих удачу, таких много в наших землях по сей день. Не спорю, он оставался куда лучше экипирован, чем обычные крестьяне, бедные воины, но не так уж, чтобы не в пример сильно отличаться от последних. Как мне говорили, он ночевал в полях под открытым небом, сидел у костра с другими наемниками - искателями приключений и просто бедными попрошайками. В его распоряжении имелись лишь два великолепных меча - он с ними никогда не расставался.
  - О, мне известно, что это за клинки! - вдруг воскликнул король. - Это Дуафулгур - мечи так названы предками Больштадов и как семейная реликвия передаются от отца к сыну уже больше семи веков. Они очень известны в нашем королевстве и не раз служили моим предкам. Кстати, гномья работа... Однако прошу вас, герцог, продолжайте!
  - Да, ваше величество, - ответил Станиш, ни на минуту не смутившись, а, наоборот, внимательно вслушиваясь в каждое слово.
  - Так вот, у него была с собой только жалкая котомка с провизией, два великолепных орудия на поясе да накидка, которую он употреблял в случае холодов. Он вошел в город Кира королевства Рулана через главные ворота, его отметили в книге для переписи и пропустили. Сэр Хайрам хотел стать наемником или по-другому - авантюристом. Затем, как мне известно, он записался в один из отрядов добровольцев, известных в этой местности. Выбрал самую опасную и неуправляемую шайку из всех возможных, членов которой во всём королевстве называли не иначе как сумасшедшими, так как они всегда действовали в лоб, идя в авангарде войска. Порой подобные выходки заканчивались весьма плачевно, - из целой сотни могло уцелеть не более половины, тогда как другая часть оставалась на поле брани уже навсегда, кормя воронов и червей.
  При последних словах герцога наиболее впечатлительные из дам побледнели.
  - Как назывался отряд, я не вспомню. Так же я точно не знаю, как он с ними сошелся, да и вообще, как он там жил, но доподлинно известно, что в первый же день сэр Хайрам убил троих воинов из этого сброда отчаянных безумцев, а потом уже у него стычек с ними не происходило. Так же известно, что за долгие походы он не притронулся к спиртному ни разу за службу, хотя эта группа наемников тем и славилась, что не гнушалась хорошего пойла даже до битвы, а иной раз и во время нее.
  Прошли томительные месяцы кровавых стычек, но известность сэру Хайраму принесла сеча в Сухом Отроге, где войско Рулана столкнулось с войсками Грены - подгорного племени из города Ювергор. Бой выдался нелегким и продолжался почти трое суток. Я встречался с гномами этого государства и не раз у них гостил в предгорье. Выглядят они чуть меньше людей, достают почти до груди человеку среднего роста, но при этом их сила гораздо выше, они с легкостью могут откинуть нападающего, а в иных случаях даже и всадника вместе с лошадью. Некоторые богатыри, с которыми и я когда-то вступал в схватки, оставили на моём теле наглядные примеры того, что представителей этих гордых народов не стоит недооценивать. Рулан проиграл тогда сражение. Сэра Хайрама, как и многих его товарищей по несчастью, схватили, в числе пленников также оказался принц Эдуман, - при этих словах Станиш незаметно улыбнулся.
  - Мне приходилось его видеть, весьма талантливый молодой аристократ и политик, светский угодник и воспитанный вельможа, но заурядный воин - по слухам, он на протяжении битвы прятался за спины своих подчиненных. Я его всегда недолюбливал, так как он был не в меру жесток.
  Всех пленных отвели в Ювергор. Каменные шестиметровые врата охранялись стражниками из гномьих племен Хула, Серка, Кера. Они обходили по периметру стены, сторожевые башни, бойницы, готовые использовать находящиеся тут же на уступах стреломёты и метатели копий. Сама цитадель высечена из скалы, позади ее защищает громада неприступного утеса, а спереди всё вышеперечисленное. Серые стены, пепел и сажа - надо сказать, не так он и величествен этот Ювергор, если оценивать только его броскую красоту, но он впечатляет не тем, а своей монолитностью, завершенностью и твердостью - одно сплошное оборонительное сооружение, крепость с большой буквы, впрочем, как и все города гномов. Это, скорее, грубый работяга, чем зализанный хлыщ. Над ним, как я уже ранее говорил, через специальные отводы ползет сизый и черный дым, ведь внутри горы кипит основная работа. Расплавленные руды текут из горячих котлов, словно ручейки или вены города, попадая в специальные ниши, формы, чтобы в последующем уже деталями или отлитыми брусками отправиться через прогрызенные туннели к Авергору или Хоонгору. Я поражаюсь их трудолюбию, а также и тому, что они привыкли всё делать с гигантским размахом.
  Так вот, людей свезли в одно место на дворцовой площади, где старейшины должны были решить судьбу обреченных. Стали судить их по законам весьма справедливо, что в таких обстоятельствах предполагает лишь два исхода: во-первых, стать на сторону гномов и навсегда пребывать их жителем в роли черной обслуги, как самый низший класс в городе. Заметим также, что все проживающие там относительно свободны, то есть там нет рабства, как в восточных государствах. А во-вторых - заслужить вызволение своими руками, то есть сразиться с сильным гномом и победить. Этот обычай у них издревле разрешен старейшинами и введен царем Хоонгором еще две тысячи лет назад. А если отказаться от двух предложенных вариантов, то вас убьют - конечно, если вы не важная шишка, которую можно выгодно обменять. Остаться простым тружеником, как я уже сказал, участь не лучше рабской, бедняга не проживает и полугода, а то и три месяца - самый верный срок работы на подгорное племя. Смерть в любом случае... Первый путь - долгое и мучительное угасание, а второй - быстрый способ угодить в котел, но с возможностью обрести свободу, которую так никому и не удалось получить почти за тысячу лет.
  Принца Эдумана ввели в покои королей и сильнейших воинов-гномов, он сам наблюдал за казнью своих же подчиненных из великолепных апартаментов, на балконе обозревая площадь с наилучшей стороны, запивая зрелище прекрасным вином и заедая чудесными фруктами. Душегубства начались и длились почти до вечера. Гномы не мастаки на изощренные убийства - это слишком прямой и угрюмый народ, находящий удовлетворение лишь в труде у своих станков. Что же касается кровопролития, то у них всё банально: они умерщвляют с помощью оружия, либо кидают жертв со скалы, либо травят горными рысями, которые обитают в тех местах. Знаете, такие небольшие, но с острыми зубами и когтями, юркие, быстрые, уследить невозможно, всегда охотятся родственными группками. А на спине что-то вроде каменной шерсти, защищающей их от внешних повреждений, - как панцирь у черепах, но только крепче, и не каждый меч их может прорубить. Уж как горняки их приручили, никак не догадаюсь, но только водятся они там довольно давно.
  Гномы ведь не хотят пачкать руки самостоятельно об беззащитных, считают это за низость, но тогда было решено прикончить пленных с помощью животных.
  Большая часть ухватилась за соломинку и осталась жить в чужом царстве, тем более что там много сородичей, так что существовать, в принципе, можно, но недолго. На них поставили клейма, которые украшают тела покорённых. Однако это лучше, чем неотвратимая и ужасная смерть от лап чудовищ, поэтому они шли на клеймение, и операция, заключающаяся в проставлении тавра гномов на шее, всегда проходила с успехом. Правда, опять же, брали не всех - только тех, кто был сильным и выносливым, кто мог пригодиться в повседневных работах. А также не брезговали и теми, кто хоть что-то знал о каком-либо деле или мастерстве, неизвестном мелким крепышам; умельцев, вообще, отрывали с ногами и руками, их ценили, нередко и уважали, это облегчало им жизнь в незнакомой среде. Впрочем, таких из числа плененных находилось очень мало. Странно это, но гномы всегда как-то особенно благоволили различного рода специалистам, кто хоть чему-нибудь мог их обучить или показать что-то новое, словно в них есть склонность к любви, которая просыпается только при уважении. Сами-то жители царства Хоонгор только в кузнице своей доки, да иной раз напитки у них крепкие ничего, руду добывают, строят на века, только красоты и изысканности им всё-таки не достает, поэтому они и рады бывают, как дети, оттого что какого-нибудь человека помастеровитей отыщут, как будто в груде черной руды неограненный алмаз обнаружат. Увидят, как иной простые вещи делает, да хотя бы тот же повар или садовник, так глаза их и загораются, а если запоешь недурно, рисовать умеешь или изваять что-то прекрасное, то сердца их навеки завоюешь и не хуже, чем обычный гном, будешь жить. Конечно, среди них бывают скульпторы куда великолепнее, чем людские, но их тоже мало, и их работы спрятаны в чреве гор, но учиться и они не прочь.
  Ну вот, большая часть захваченных перешла в неволю, вторая - меньшим числом, собранная вместе, начала роптать, увидев оскалившихся диких кошек, но спасения для них не было. Смотрят все на зубы тварей кровожадных, и даже иной плакать начинал, говорят. Слюнявятся, ропщут, молят, - при этих словах Станиш зло поморщился, - а гном - один из сильнейших, Горум из клана Грены по прозвищу Дробитель, возьми да и посмейся над ними. Обратился он к сдавшимся воинам и вопросил: 'Найдется ли среди здешних 'храбрецов' хоть один, который сможет выстоять против меня минуту? Того я лично отпущу'.
  И тишина, никто и голоса не подает - молчат, боятся. Потом всё же кто-то из людей встал, офицер какой-то, говорит: 'Всё равно умирать, почему бы не в бою жизнь свою оставить!'
  Достойные слова, таких я очень уважаю в сердце, да и сам бы, конечно, так же поступил, не к моей горделивости будет сказано. Вышел, и Горум в два счета из него отбивную сделал. Иные говорят, со всего размаха кованой дубиной голову храбрецу расшиб. А толпа обреченных снова стонать, ей-богу, как дети малые. И тут встал, как сказывали, Хайрам Больштад, представился и вызвался на поединок, но заявил с наглостью, что если он победит с пять гномов сразу при участии самого Горума, то те должны освободить пленных, которые приговорены к смерти.
  Гномы только подивились его надменности, некоторые засмеялись, многие вероятно решили, что парень перед смертью спятил. Старейшинам это понравилось, народ тоже заулыбался. Горум, правда, возразил и согласился на участие только трех отборных воинов подгорного племени, чтобы посмеяться вдоволь над наглецом. На том и порешили.
  Старейшины утвердили сражение, и началось. Ведь никто и не думал, что у сэра Хайрама что-то да получится, даже его соплеменники. Но забыл я вам сказать, что перед тем как приступить к поединку, сэр Хайрам попросил свои два меча, которые у него отобрали при общей сдаче оружия. Прошение удовлетворили, даже поспешно, сопровождая всё это какими-то издёвками со стороны местных жителей.
  Начался бой, который я тоже знаю по слухам. Судачат, что сэр Хайрам сражался как бес. Расслабленные воины Горума послали сперва двоих, чтобы осадить простого наемника. Сэр Хайрам стоял неподвижно, даже глаза закрыл, а потом... Некоторые мне рассказывали, что он бился подобно вихрю, хотя не понимаю, как это происходило на самом деле. Однако гномы не могли толком защититься против его выпадов. Не спасала их и кольчуга, которую они на себя навешали, латное обмундирование они перед боем сняли, так как оно мешало двигаться. Пара движений - и головы несчастных нелюдей полетели с плеч, да только кровь хлещет из их тел фонтаном.
  И тогда его восприняли уже всерьез, сам Горум-Дробитель и еще один оставшийся гном вышли против неизвестного и страшного воина, но тоже безуспешно пали вдвоем как один, никто из них не смог выстоять и минуты. Сам Горум простоял секунд тридцать, его он последним убил в этой мясорубке. Некоторые утверждают, что если бы горняки сразу же гурьбой в десяток навалились бы на сэра Хайрама, то не устоял бы, но это всё люди рассказывают, а не гномы.
  Мне поведали, что ювергорцы, не ждавшие такого исхода, все побледнели при этом зрелище, тишина воцарилась на площади, и только сэр Хайрам, весь в крови, с двумя мечами стоит как ни в чём не бывало. Воины-гномы обнажили оружие, да только скалятся, да губы кусают, арбалеты на него направили и молчат, нельзя им слово старейшин нарушить, ведь до слова-то своего они все ох как тверды. Пришлось отпустить вторую половину пленных, а это около шестидесяти человек.
  С тех пор и ходит слава о Хайраме-Освободителе в восточных краях. Наперебой некоторые из аристократии наших стран хотели увидеть удивительного воина, да только он исчез куда-то, и никто не знал, куда именно, ведь он не рассказывал о себе. Его хотели даже переманить на свою сторону, офицером сделать, титулы сулили да деньги предлагали. Не любят у нас гномов, а за такого воина, да насолившего подгорному племени, грех не ухватиться и облагодетельствовать. Сам король Фалион, правитель Рулана, предложил даже, как я слышал, титул барона сэру Хайраму да земли небольшие - ему, видимо, сын его, принц Эдуман, которого в последующем выкупили, что-то такое нашептал.
  Вот теперь все наши воины из восточных государств, прослышавшие о неизвестном Хайраме, спешат найти его, чтобы сразиться с ним и помериться силами, - тут Станиш улыбнулся какой-то хищнической улыбкой.
  - Я собирал информацию о сэре Хайраме лишь для того, чтобы с ним встретиться и проверить его навыки, мне не терпится сойтись с ним в хорошей схватке. Победить опытнейшего Горума-Дробителя меньше чем за одну минуту - это нужно еще суметь! Признаться, у меня у самого был зуб на этого воина еще с давних времен.
  Все придворные, сидевшие за столом короля Ротгара, замолчали в изумлении от рассказа. Никто не ожидал такого поворота событий. Какой-то Хайрам из обедневшего рода Больштад - и вдруг герой войны, спасший множество людских жизней, прославившийся в далеком краю, да еще чуть не получивший за это земли, титул и, соответственно, богатства. Король искренне порадовался за своего когда-то любимого питомца.
  - Так вы говорите - барон, - воскликнул король в хорошем расположении духа. - Кто бы мог подумать, молодец! Барон с землей, хм! Ха-ха-ха! - в сердцах порадовался монарх. - Он ведь, как его дед: отец не был уж таким мастером, а дед, храбрый Гарифар Больштад, тот был выдающимся умельцем, даже стрелы на лету ловил, и никто никогда его не мог победить! Помню, десять воинов положил - и ничего, бодрый, как после разминки... Это была поэзия, а не битва, - настоящее мастерство и выучка!
  Король долго рассказывал о былых свершениях и событиях, уже далеко ушел до слухов и вымыслов, а лорд Станиш слушал с жадностью, с какой-то неослабевающей внимательностью только ту часть, где Ротгар описывал навыки рода Больштада. Он не хотел показывать, но это не скрылось от взгляда принцессы Мэрион, которая с любопытством разглядывала странного человека - ее будущего мужа, и он ей казался скрытным, почище ее старшего брата.
  - Так сэр Хайрам будет участвовать в турнире? - вновь поинтересовался лорд Станиш, как будто случайно, когда король сделал паузу, выпивая вино.
  - Ах да! - неожиданно произнес Ротгар, как будто очнувшись от приятных воспоминаний. - Да, да... мастер Гренджой! Вы же включили в списки участников турнира известного рыцаря нашего государства - сэра Хайрама Больштада? - и посмотрел на своего помощника с каким-то требовательным вызовом, который гласил: если ответ будет не утвердительным, то последствия для колдуна могут быть плачевными.
  - Мой сир, - начал Гренджой спокойно, - я уже распорядился, и сэр Хайрам должен будет прибыть ко мне незамедлительно для кое-какого дела, не связанного с интересами государства! При таких обстоятельствах я вскоре утвержу окончательно списки, и сэр Хайрам сможет участвовать в предстоящем празднике как самый почетный из граждан королевства!
  - Так значит, он не участвует?! - недовольно произнес сюзерен, гневно смотря на своего придворного колдуна. - Это твоя ошибка, Гренджой, и ты мне за нее ответишь! Я могу долго милосердно взирать на своих нерадивых помощников, но если они не очень-то расторопны, то их ожидает плаха в конце пути! Знай, Гренджой, я терплю тебя при своем дворе уже довольно-таки давно, но всему приходит конец, и то, что ты несведущ в простых вопросах, меня раздражает! Почему ты до сих пор не распорядился об участии моего дорогого Хайрама в турнире?
  Гренджой замолчал, не зная, что ответить государю, так как если он напомнит ему о том, что таково было само желание и распоряжение короля - не включать сэра Хайрама в участники турнира, то это могло еще больше разозлить глупого, но мстительного и обидчивого Ротгара, что не сулило ничего хорошего в будущем. Гренджой мог бы сказать, что не он утверждает эти поганые списки и не следит за участниками турнира, в его обязанности входит усмирение до поры до времени горных троллей, но и этот ответ чреват негативными последствиями. Единственным решением оставалось согласиться с королем, что Гренджой сильно ошибся и кается в своей безалаберности, к чему мастер и хотел приступить, но его опередили.
  - Отец, не нужно упрекать мастера в том, что вы поручили мне! - воскликнул принц Дариус, меланхолично оборачиваясь в сторону отца. - Я же, как вами и велено, давно уже включил сэра Хайрама в участники турнира, он непременно порадует нас! Во всяком случае, Хайрам мне это обещал, а списки уже отданы распорядителю праздника, так что всё пройдет в точности, как вы повелели!
  - Вот молодец, весь в меня! - сказал Ротгар, улыбаясь полученному ответу. - Так и надо, так и надо! А ты, Гренджой, не мямли в следующий раз, а точно говори, что это я поручил принцу Дариусу, а не тебе, нечего стесняться! Ха-ха-ха! Продолжаем пир в честь моего гостя, герцога Станиша! Ну же, музыку!
  Вновь зазвучала музыка, двери отворились, и в зал ворвались южные танцовщицы, полуголые, с кинжалами и с огнем в руках, они начали скользить по залу в причудливых танцевальных пируэтах, плавно перетекая из одной формы в другую, сопровождая все томными взглядами и сексуальными движениями.
  Принцесса, извинившись, вышла из-за стола, ссылаясь на плохое самочувствие, не в силах наблюдать за последующим действом, а также за пьяными отцом и братом. Она заметно побледнела, и по всему было видно, что никого не замечает перед собой. Мэрион никак не могла забыть черных, ястребиных глаз Станиша, обрадовавшихся тому, что Хайрам будет сражаться. От ее взора не укрылось, что тихий Калеб, подручный герцога, не замеченный никем, тоже злобно улыбнулся этому известию. У нее возникло плохое предчувствие.
  Глава 14. Старик Болем
  Лафраэль стоял на воде, это было озеро или море. 'Хрустально-чистое - значит озеро', - почему-то так ему подумалось. Оно казалось спокойным, как поверхность зеркала, а вокруг бескрайнее голубое небо с белоснежными пушистыми облаками. И больше ничего нет, кроме этого безмолвного края. Он несколько раз оглянулся, но ничего так и не обнаружил, только горизонт разделял водные дали и небесную ширь - никакой суши и в помине не имелось. Потом посмотрел себе под ноги, но там была лишь темная, совершенно непрозрачная вода, на которой он стоял, словно на простой земле, и самое странное из всего этого, что он не шел ко дну.
  Однако на этом странности не заканчивались, так как в озере-море ничего не отражалось, а на небе отсутствовало светило, хотя здесь явно был день. Какое-то зловещее чувство родило в нём тревогу, и когда он в третий раз оглянулся, то перед ним предстало пять фигур невероятно огромных размеров, даже можно сказать, гигантских, в три человеческих роста, облаченные в черные прозрачные плащи. Первый и самый ближний великан протянул к Лафраэлю странную, нечеловеческую конечность, темную и с длинными когтями. Лафраэль судорожно захотел схватиться за меч, но его не оказалось. Рука ближайшего чудовища удлинилась и бросилась на юношу. Он сперва попытался защититься, но ничего не получилось, и монстр схватил его за правый бок, - он ощутил острую вспышку боли.
  В это же время какая-то неведомая сила стала тянуть его вниз, из озера появились черные завихрения, что-то вроде щупалец, которые стали обволакивать бедного мальчика за ноги и тело. Лафраэль почувствовал, как уходит под воду, что та сила, которая держала его на поверхности, потихоньку истончается, теряется, а он идет ко дну. Но чудовище не сдавалось и с завидным упорством тянуло к себе.
  А потом лишь тьма!..
  Руби, как прозвали его в здешних местах, очнулся весь в холодном поту, правый бок болел невыносимо, он даже задыхался. Мальчик приподнял тряпичную рубашку, и там показался какой-то диковинный шрам, весь черный, пульсирующий и как будто расползающийся по телу, словно живой. Этот шрам неестественно тянулся вдоль туловища, разбрасывая дальше в стороны свои черные миазмы, поедая своего донора изнутри.
  - Слушай, малыш, эта штука за ночь стала больше, - констатировал Болем, неожиданно входя в каменную комнату с подносом в руках. - Я уж, грешным делом, подумал, что тебе конец!
  Руби в первую секунду попытался встать, но силы предательски покинули, он почувствовал слабость и головокружение, а затем упал. Старый вор поставил поднос и помог ему принять прежнее положение на вонючей постели из соломы и мешковины.
  - Не вставай, тебе еще рано. Это чудо, что ты вообще выжил! У тебя еще не прошел жар, - Болем приложил свою ладонь ко лбу ребенка. - Я считал, что ты не вытянешь. Болезнь съедает тебя, и я даже представить не могу, что это вообще такое!
  Тут Болем взглянул на раздраженное лицо Руби и улыбнулся, показывая пару сломанных зубов.
  - Понимаю, вопросы-расспросы!.. На все вопросы отвечу, если ты ответишь на некоторые из моих! Согласен?
  Руби молчал, только пристально вглядывался в, казалось бы, беззаботного старика, в его противное морщинистое лицо и иногда, временами, обшаривал комнату, в которой очутился.
  Это было серое и полупустое помещение, где находилась низкая деревянная кровать, стул, стол и стены из грубо обработанного камня. Окон не оказалось, а выход всего лишь один - через сколоченную наспех из дрянных досок дверь, в которую ранее вошел Болем.
  Закончив предварительный осмотр, Руби, который чувствовал себя здесь незащищенным, наконец, недружелюбно протянул:
  - Что тебе надо, старик? Выкладывай, в чём тут дело? Что со мной случилось в этих тюремных катакомбах, и где я?
  - Эх ты, что, не знаешь простых манер приличия? Я ведь, между прочим, тебя от смерти спас, да и выхаживал почти весь день и всю ночь!.. И возраст мой в учет возьми, нельзя так с взрослыми разговаривать, или в ваших южных странах так принято? Хотя не думаю, что...
  - Не тяни, старик! - бесстрастно прервал Руби.
  Тонкие черные брови иноземца сдвинулись, и он всё так же подобравшимся зверьком пристально всматривался в лукавые глаза Болема, однако последний только хмыкнул и улыбнулся в ответ.
  - Понимаю, интрига, вопросы-расспросы, всё, молодежь, торопитесь куда-то!.. Но сперва поешь - тебе это нужно. А я пока начну свой рассказ, времени у нас достаточно, - ворча, Болем поставил поднос с едой, который до этого держал в руках, к постели больного.
  Мальчик не шелохнулся, не бросился опрометью к еде, ожидая повествования старика.
  - Хм!.. Значит, надо начать с самого начала. В тюрьме я был неслучайно, уже месяц в ней ошиваюсь, хотя нигде и не числюсь по документам, в любое время мог туда проникнуть и уйти. Тем, кому нужно об этом знать, малец, были в курсе всех вещей. У меня в тюрьме имелось кое-какое дело, до тебя не касающееся, во всяком случае, пока.
  Тут Болем снова улыбнулся странной, хитрой и только ему свойственной улыбкой.
  - Но о главном: когда я понял, что тебя увели вниз, в катакомбы смертников, то решил проследить, как ты там будешь один, тем более ты уже так сильно напортачил, еще когда находился со мной, что у меня сердце не на месте было.
  Тут Болем сделал паршивый театральный вздох сострадания, а затем, поняв, что его мастерство актера не оценено по достоинству, уже более серьезно продолжил:
  - Впрочем, мне в любом случае нужно было вниз и по превратности судьбы в ту же самую камеру, где ты вчера ночевал. И, как я предполагал, ты натворил больше чем надо, с самого утра убил прорву народу и хотел убить еще! Может, конечно, они и заслужили отчасти смерть, ведь они в какой-то мере все душегубы, однако же, столько смертей просто так бесследно не скрыть. О чём ты, вообще, думал, ума не приложу?
  - Тебя это не касается, - грубо буркнул Руби.
  - Возможно, ты и прав, - заметил Болем. - Однако...
  - Я уже тебе говорил, старик, ты принимаешь меня за кого-то другого. Я не профессионал-убийца, а всего лишь мальчишка, поддающийся эмоциям!
  На какое-то время Болем прекратил разговор, о чём-то размышляя, затем решился внутренне и согласился с доводами паренька:
  - Хорошо, может, в этом ты и прав. Так ты будешь есть?
  Больной не реагировал, как и прежде буравя старика взглядом.
  - К-хм!.. Сейчас ты находишься у меня в гостях, в Нижнем городе. Здесь будет безопасно некоторое время, но вскоре нам придется отсюда уходить. Шпионы Темных монахов уже рыщут по всему Ровендэю, так как мне пришлось использовать магию, а точнее - артефакт, да и ты что-то такое использовал, пока мне непонятное.
  - Темные монахи? - поинтересовался Руби. - О чём ты?
  - Давай я расскажу то, что знаю, а вопросы потом?
  - Хорошо, - парнишке пришлось согласиться.
  - Между нами не должно возникнуть недопонимания, Руби. Я буду предельно честным, так как хочу, чтобы ты тоже правдиво ответил на мои вопросы и кое в чём, возможно, мне подсобил в будущем. Как я уже упомянул, я вытащил тебя из тюрьмы при помощи артефакта. Видишь это?
  И Болем показал какой-то странный кинжал, маленький, темный, с серым сферическим камнем на рукояти, который он достал из-под своей одежды.
  - Это один из артефактов Проклятого подземелья! Тысячу лет назад, со времен основания древнего королевства на континенте, пять героев выступили против Тьмы, демон Авадон был навеки запечатан в тюрьме. Все забыли о прошлом, но его темница сокрыта под нами, ее-то я и прозываю Проклятым подземельем. Города Ровендэя тогда и в помине не существовало, и командующим пятью героями являлся пращур нынешнего короля, он-то и основал маленькое, но ценное государство Нимея. Десять лет назад я нашел кинжал именно там и должен был сгинуть в этих темных чертогах, но чудом спасся. Та еще миссия оказалась, надо сказать... Ну, в общем, я выжил благодаря этому волшебному предмету. Дело в том, что владелец кинжала подобен призраку: может становиться невидимым, но ограниченное время, а точнее - всего десять минут. Ты видел его в действии, когда перед тобой появилась тень, в тот момент ты чуть не отправил прямиком к богине смерти Таи несчастных узников и стражников.
  Руби ничего не сказал, только недовольно хмыкнул.
  - Так вот, молодой человек, кинжал мой и есть оружие одного из пяти героев. Он способен, помимо меня, сделать невидимыми и людей, которые ко мне прикоснулись, если я этого захочу.
  Наконец, Болем замолчал, снова задумавшись. Руби тоже не издал ни звука, сурово глядя на говорившего. Старик вздохнул.
  - Думаю, на этом хватит моих откровений, теперь позволь спросить: что вообще там такое произошло? Как ты так быстро двигался? Не может быть, чтобы это была человеческая сила! У тебя тоже есть какие-нибудь артефакты вроде моего кинжала, или это какой-то особенный магический трюк? Ты чародей? - поинтересовался старый вор.
  - Я не знаю, что ты задумал, но, по-видимому, ты думаешь, что я отвечу? - ехидно заметил мальчик.
  - Руби, можешь мне довериться, - вкрадчиво произнес старик. - Я не причиню тебе вреда, так как это не входит в мои планы, но твоя сила как раз может мне помочь в предстоящем мероприятии. Если бы я хотел тебя убить, то ты уже был бы мертв!
  - Никакого трюка, никакого артефакта здесь нет, это искусство боя моего клана...
  Он запнулся, перевел дыхание и хотел продолжить, как к ним в комнату ворвался лысый старик - полоумный Варик, тот самый, который предостерегал Руби о Крайне, в конце концов предавшем мальчика. Варик, семеня, вошел в комнату, всё охая, стеная и улыбаясь, а глаза его с прищуром хитро бегали по комнатке.
  - Ах! Ох! Мой мальчик, как рад я снова вас видеть, вы снова передо мной! - и он остановил свой мутный взгляд на тарелке с едой, которая еще не была съедена. - Я... я... я так рад вас видеть, так рад... - но казалось, что он разговаривает не с Руби, а с тарелкой, и рад не мальчику и встрече, а еде, которую лицезрел.
  Его грязные и сухие руки без разрешения потянулись к пище, но их резко остановил Болем, который начал браниться и выгонять Варика из комнаты, говоря, что здесь больной, что еда не для него, а для Руби, что Варик и так уже съел больше, чем нужно и можно, ну и так далее.
  После того как полоумный скрылся, Болем возобновил увещевания:
  - Прости, малыш, этот сумасшедшей имеет бездонный желудок. Вы содержались в одной камере, и это именно то дело, о котором я как-то упоминал в нашем разговоре. Он - именно то, что мне нужно было изъять из тюрьмы. Вероятно, мне придется поведать всё...
  Болем повел плечами, словно разминаясь.
  - Десять лет назад я встретил одного человека, который сейчас обладает неограниченной властью, но тогда он представился простым искателем древностей, да просто исследователем и ученым из гильдии магии Эдингола. Ты наверняка его не знаешь, да и имя его тебе ничего не даст, так как ты не из этих мест, однако скажу самое главное: он опасен! Ведомый алчностью, я согласился сопровождать колдуна в подземные чертоги. Миссия моя заключалась в экспедиции по Проклятому подземелью. О ней знали всего четыре человека: я, этот ученый и два проводника.
  Когда мы спустились вниз, то обнаружили нечто потрясающее: в огромном разрушенном и темном зале стояла скованная золотыми цепями статуя Авадона - демона-разрушителя, который приводил в ужас людей древности. Размер этой статуи равнялся высоте трехэтажного сооружения, а цепи до того толстые, что одно звено как вся моя рука. Этот ученый первым дотронулся до статуи, и с ним что-то случилось: какая-то тьма проникла в его душу, цвет волос его изменился, стал черным, хотя до этого он был эталонным блондином. Под глазами появились тени. Но если бы только на этом изменения закончились, то ничего страшного бы не произошло, беда заключалась с его разумом: сначала он стал разговаривать сам с собой, шептать что-то бессвязное. Тогда я впервые в своей жизни по-настоящему испугался, мне показалась, что кто-то отвечает ученому, что статуя двигалась, а ее глаза следили за нами. Ученый как будто общался с ней.
  Оскверненное место, пропитанное истинным злом. Я заметил, что на всём протяжении золотых цепей, которые сковывали гигантскую статую демона, висели какие-то рунические заклинания, записанные на лоскутах кожи. Коричневая кожа не истлела за тысячу лет, и сорвать ее у нас не получилось; да я в тот момент и не хотел этого делать - не просто же так ее прикрепили там!
  Неподалеку от статуи демона стояло пять пьедесталов поменьше. Это были изваяния людей. Они простирали к Авадону свои руки, в которых держали скипетры с алыми кристаллами. Эти кристаллы отбрасывали магический свет на скульптуру демона, что притупляло его пагубные эманации...
  Ученый был хорошим магом, я бы даже сказал, что отличным, и он, в силу отравления чужой волей, захотел убить всех тех, кто разделил до этого с ним путь к странному месту. Всё, конечно, произошло не сразу вдруг, а постепенно, пока мы беспечно бродили и изучали помещение, в котором очутились, в то самое время, пока ученый сходил с ума. Одного из провожатых магу удалось отправить на небеса коварной атакой исподтишка, а мне и другому провожатому удалось бежать. Безумный предатель не бросился преследовать нас, а принялся из крови убитого что-то рисовать на золотых цепях, сдерживающих демона. Это я заметил случайно, краем глаза. Когда мы скрылись из виду, долго петляя в витиеватых туннелях, я уже думал, что заблудился. Разум стал сдавать. Проклятое подземелье уничтожало нас изнутри, разъедая саму нашу сущность, реальность терялась в тумане неопределенности, сквозь которую порой являлись видения смерти и разрушений...
  Наконец нам удалось найти какую-то площадку, где располагался постамент с могилой. В этой гробнице я и нашел свой кинжал, который в последующем мне очень пригодился. Артефакт оберегал меня, давая возможность трезво оценивать происходящее, туман как будто отступил, спала пелена с глаз, тогда как мой товарищ остался беззащитным перед натиском зла. Через неделю мы вышли на поверхность, но мой спутник безвозвратно потерял рассудок.
  Болем передохнул, сжал свои сухие руки до хруста в костях - видно было, что ему трудно рассказывать.
  - Я не знаю, как это всё связано, ведь я всё же не волшебник, однако мне кажется, что только благодаря кинжалу мой разум не пострадал в тот раз. Другого объяснения я не нахожу, так как избежал безумства, а вот моему выжившему провожатому не повезло, он стал сумасшедшим. Варик был хорошим парнем, мастером-вором, который отлично разбирался в ловушках, но гнусное влияние подземелья не пощадило его, и из ухватистого и веселого парня, каким я его помню, он превратился в то, что ты повстречал в тюрьме.
  Болем встал, походил некоторое время по комнате, разминая ноги и о чём-то думая, пока снова не продолжил, и в его голосе чувствовались эмоции боли, злости и страха:
  - Я пытался убить мага, так как чёрт знает что он там еще хочет сделать под оковами безумия. В той комнате со статуей демона мне приходили одни лишь образы смерти и адских мук, так что от одержимого мага чего-то хорошего ждать не приходилось. Я пробрался в башню, которую ученому-магу подарил нынешний король, с помощью кинжала спрятался от охраны, но ублюдок ждал меня, он чувствовал мое приближение, и я едва остался жив в ту ночь. Вот этот подарок от него.
  Болем расстегнул темную кожаную куртку и поднял свою рубаху, и Руби увидел огромный шрам чуть ниже сердца.
  - Почти вплотную вдарил по мне молнией! Ха-ха-ха! Я-то думал, что он меня не видит, но не тут-то было. Раненый, я вылетел в окно, - кстати, упал с третьего этажа, - затем меня подняли мои подельники, но опять же не все выжили. Чёртов маг!..
  Руби стал потихоньку брать еду и отправлять ее в рот, внимательно слушая повествование старика.
  - Тогда я поклялся, что отомщу этому выродку. И вот прошло почти пять лет моих мытарств и скитаний, но я так и не приблизился к цели. Сейчас у меня осталась только одна надежда - вновь пробраться в Проклятое подземелье и найти остальные четыре артефакта почивших героев. Против магии, понимаешь, я не силен, а с этими игрушками хоть шанс появится. Можно, конечно, рассказать обо всём рыцарям, людям, наконец, но, боюсь, меня, скорее всего, за это просто казнят. Вору и убийце нет веры, тем более я буду бездоказательно обвинять мудрого ученого и приближенного короля. Посчитают безумцем, а маг в свою очередь постарается достать мне билет в один конец.
  Единственный путь - это пройти по туннелям, сквозь ловушки и обитающих там монстров. Одному мне было не справиться, так как только Варик знал правильный путь. Так вот, проблема заключалась в том, чтобы его найти, ведь после того как мы вышли из Проклятого подземелья, Варика тут же обнаружили, и мой провожатый пропал на долгие годы. В то время я об этом сильно не переживал, так как даже не задумывался об очередном путешествии в подземелье.
  Как я знаю из книг и сказаний, Авадон сможет разбить сдерживающие цепи, если только будет соблюден обязательный ритуал. Для этого нужно провести массовое жертвоприношение либо кровопролитие, и вся эта магия на крови способна его освободить. В последний раз, когда я был у мага в гостях, когда он оставил на моей груди шрам, я приметил клочок бумаги, где он строил планы, как всё это лучшим образом провернуть. Я думаю, что безумцу вполне по силам оживить демона, выполнив все условия, с нынешней-то его властью в стране.
  Пять лет я искал способ предотвратить катастрофу, и в один прекрасный день узнал, что в темнице смертников есть сумасшедший, который говорит всякую белиберду о небезызвестном демоне. Я начал выяснять и около месяца назад всё-таки решился проникнуть в тюрьму для разведки, где, в общем-то, позавчера мы и встретились. С помощью денег и надзирателя Грима я наконец-то отыскал Варика, как ты уже сам догадался. Ученый оставил его в живых, потому что и он не в курсе, как обойти все ловушки и препоны подземелья, магия в этом ему не поможет. Я предполагаю, что маг спрятал бедолагу в тюрьму, чтобы в нужный момент воспользоваться его навыками. Вот такая вот история, вот такая скверная история...
  - Ты так говоришь, как будто времени у тебя осталось мало!
  - Но так и есть, мой мальчик, времени мало! Я нутром чувствую, что назревает что-то ужасное! Я бы и не начинал этот поход, если бы не проклятые сны, которые одолевают меня каждую ночь. Возможно, это из-за кинжала, но мне стали приходить видения, где демон уничтожает город Ровендэй. Я думаю, что это вещие сновидения!.. Я знаю только одно: у меня теперь есть шанс остановить зло, и я обязан его использовать!
  - Но почему чародей не охранял единственного своего провожатого? Да и неужели он не мог тебя прикончить раньше?
  - Ну, что касается этого, то меня еще надо суметь найти! Я могу залечь на дно так, что никто другой меня не обнаружит. Артефактом я не пользовался, поэтому, кажется, маг и не почуял меня. Что касается Варика, то, я думаю, посадив последнего в катакомбы смертников, он таким образом надеялся на сохранность нужного человека.
  - Ладно, что ты хочешь? Я не такой наивный, чтобы не понимать, что я тебе для чего-то понадобился!
  - Хм! - Болем улыбнулся, снова обнажая два отсутствующих зуба, после чего присел на стул. - Малец, вот этот подход мне нравится. Спасал я тебя не просто так, мне необходима твоя сила, чтобы пробраться в подземелье. В прошлый раз с нами был маг, и он во многом помогал, а сейчас я хочу пробраться туда незаметно от него, но проблема в том, что помимо ловушек, которые обнаружит Варик, вдобавок в подземелье обитают и монстры, а мне с ними встречаться не с руки. Я могу, конечно, использовать артефакт, но его действие не безгранично, тем более есть вероятность, что маг всё узнает, а лишние неприятности мне не нужны.
  - Почему я должен доверять тебе, я знаю тебя только два дня? - невозмутимо заметил Руби.
  - Ну, ты можешь мне и не доверять, но должок за спасение у тебя есть.
  - Я бы сам выбрался из тюрьмы.
  - Возможно, но это было бы труднее, - парировал Болем.
  - Не более чем, - насупился Руби. - Я мог бы и сам прорваться...
  - Бессмысленные жертвы, малыш, ты забываешь о времени и смертях!
  - Старик, неужели ты думаешь, что мне не плевать на это? Смерть преследует меня постоянно.
  На это старый Болем не знал что сказать. Он считал, когда спасал подростка, что тот будет благодарен ему. Из всех источников о южных странах он отчетливо помнил то, что население там весьма гордое и привыкло отдавать свои долги, а тут у него произошел какой-то нелепый казус, если не оплошность.
  - С нами, не принимая во внимание тебя, отправятся еще три человека, - начал нерешительно вор, - так что взваливать на твои плечи всю охрану я не собираюсь. Решать, конечно, тебе, других аргументов у меня не имеется.
  - Старик, хочу, чтобы ты зарубил себе на носу раз и навсегда, что дела этого никчемного государства меня не касаются и мало волнуют, так же, как смерть Варика или твоя, но если всё то, что ты сказал про вещие сны и монстров, правда, то у меня нет иного выбора, мне придется идти с тобой!
  - О, вот и хорошо, - обрадовался вор, - даже отлично! Я думал, что ты не согласишься, но ты снова удивил! Тогда сегодня отдыхай, а завтра мы отправимся в Проклятое подземелье! Будь готов, это будет опасное приключение, тем более я не уверен еще до конца в том, что Варик помнит путь! Впрочем, мне всё же любопытно, почему ты передумал и согласился?
  - Монстры, старик! - устало процедил Руби. - Всё дело в грёбанных монстрах!
  ***
  После тяжелой тренировки, когда луна уже праздновала свою свободу над погасшим миром, уставший Лафраэль вернулся домой. Это был трехэтажный особняк со множеством слуг, огороженный каменным забором, с прилегающим садом, в центре которого журчал небольшой фонтан. Белый камень, очень дорогой на юге, но крепкий сам по себе, - вот из чего выстроили дом. Красная черепица на крыше, огромные стрельчатые окна и большие балконы - всё говорило о том, что здесь живут непростые люди.
  Уже горели фонари, когда мальчик десяти лет, потный и грязный от невыносимых тренировок, вошел в здание. Старый слуга, одетый в традиционное темно-серое кимоно, поклонился, после чего принял от молодого человека его тренировочный инвентарь, а именно увесистую металлическую дубину, утолщенную на конце. Помимо этого, слуга забрал прикрепленные к телу мальчика грузы-мешки, наполненные металлическим песком.
  - Вас ожидают к ужину, господин Лафраэль, - доложил слуга, после чего добавил: - Господин Гарнах просил сообщить, что, как только вы вернетесь, вам необходимо будет помыться и спускаться к столу. Ванна уже согрета.
  - Я понял, спасибо, - ответил он и направился в комнату на первом этаже.
  Перед ним предстал скорее многоместный бассейн, наполненный специальным отваром, чем просто ванная комната. Вода, подогретая с помощью дров и печи, благоухала сладковатым и терпким запахом лечебных трав. Лафраэль снял пропитанную потом одежду и оставил на полу, зная, что ее вскоре уберут служанки. Он доковылял до бассейна по гранитному полу и опустился в воду, от которой поднимался пар. Руки, ноги, спина и все суставы расслабились, нежное прикосновение тепла заставило изнемогающее от боли тело отдаться неге. Стало приятно, усталость уходила прочь, из-за чего Лафраэль ненароком задремал.
  Его разбудило покашливание и знакомый голос. Это был всё тот же слуга в кимоно, он сообщил, что пришло время для ужина. Мальчик сразу же закончил купание и быстро вышел из бассейна, надел приготовленный халат и направился в свою комнату, располагавшуюся на третьем этаже. Там он надел шелковые штаны и тонкую длиннополую синюю рубаху со стоячим воротником, а затем спустился вниз, в главный зал, где проходили все застолья.
  - Мы уже тебя заждались! - недовольно крикнула темноволосая девочка четырнадцати лет. - Сколько можно опаздывать?
  - Дилея, хватит, наш Лафраэль очень устал, - заметил дядя Гарнах, одетый в свой вечерний костюм из шелка, кожи и бархата, на котором сверкали серебряные вставки и пуговицы. - Не так долго мы и ожидаем, чтобы пенять ему за прихоть тела к отдохновению.
  Кроме владельца особняка и его дочери, за столом находился высокий молодой человек с аристократическими повадками и неторопливыми плавными движениями. Он был красив: темные волосы на прямой пробор спускались чуть ли не до поясницы, зеленые выразительные глаза, светлая нежная кожа и камзол, который на нём очень хорошо сидел. Девочка чем-то походила на него, но ей не хватало того шарма, который излучал спокойный парень.
  - Простите, - стыдливо запнулся Лафраэль, проходя и присаживаясь за свой стул. - Я опять заснул...
  - Нет, вы подумайте, заснул он, а нам-то что, легче от этого? - вновь пренебрежительно фыркнула девочка, но ее тут же одернул отец, говоря с нажимом:
  - Дилея, я же сказал тебе... он устал! Хватит!
  Девочка, надувшись, что ее прервали, что-то пробубнила под нос, но спорить не стала. Она знала, что отец, хоть и добрый, хоть и любит ее безмерно, но в гневе способен серьезно наказать провинившегося. Испытывать терпение родителя она не собиралась, так как изначально намеревалась лишь уколоть Лафраэля.
  Все приступили к трапезе, но предварительно опустили руки в специально приготовленные чаши с водой, затем вытерли вымытые руки о полотенца, так как ели они в основном руками, как принято в их народе. Лишь девочка позволила себе орудовать серебряными столовыми приборами, привезенными ей из Страдии.
  - Получается тренироваться? - поинтересовался парень у мальчика. - Ты всё чаще задерживаешься с отцом допоздна. Есть ли какой-нибудь результат?
  - Милион, сынок, о чём ты говоришь?! - вдруг ответил за Лафраэля дядя Гарнах. - Он только начал тренироваться, об успехах думать еще рано, ведь главное - это подготовить его тело, прочно освоить и закрепить азы, после чего можно будет заикаться о каком-либо развитии и переходить, собственно, к искусству боя...
  - Ну, я рассчитываю на то, что хоть какой-нибудь прогресс, да есть! Не могут же тренировки никак не сказываться на навыках? Вы же, отец, записали его на турнир Молодых Драконов? А он начнется через шесть месяцев. Не хотелось бы, чтобы Лафраэль пострадал и...
  - Опозорился, - злорадно дополнила Дилея.
  - ...и поранился, - невозмутимо продолжил Милион, стрельнув холодными глазами на младшую сестру, отчего она снова замолчала и насупилась еще сильнее, чем прежде. Брата она боялась куда больше, чем отца. - Иной раз я поражаюсь, в кого ты такая словоохотливая? Мама такого себе не позволяла.
  - Я не мать, - огрызнулась Дилея, а на глазах появились слёзы.
  Это была больная тема для всех, так как жена Гарнаха скончалась около года назад. После некоторой заминки разговор всё же возобновился.
  - Сынок, Лафраэль старается, и есть определенные подвижки, но очень малые, чтобы говорить о том, что он сможет сражаться. Всё-таки это турнир Молодых Драконов - не всякий взрослый, не обладая силой, сможет там что-то продемонстрировать.
  - Тогда отзовем его кандидатуру, отец, - начал Милион, заканчивая трапезу и принимаясь обмывать руки в подставленной служанкой чаше, после чего вновь вытер мокрые ладони о полотенце. - Он не готов!
  - Ну, возможно, ты и прав... - начал Гарнах, но Лафраэль его перебил:
  - Простите меня, дядя, но я буду участвовать. Это мой единственный шанс приобщиться и доказать соклановцам, что я чего-то да стою.
  - Лафраэль, это опасно...
  - Всё равно, это мое право, дядя, и вы не можете отнять у меня его! - он потупился, склонив голову, и пояснил: - Дети кланов племени Дракона с самого своего детства сражаются, убивают монстров, и опасность всегда сопровождает их. Я мужчина... и... и клан Пронзающих Глаз создан для того, чтобы воевать со злом... если я хочу, чтобы меня приняли в клане, то не должен бояться препятствий!
  Гарнаху пришлось согласиться с юным Лафраэлем: он сам долго вбивал кодекс клана в его молодую голову, и мальчик исходил из внушенных понятий в своем решении. Из-за слов Лафраэля Гарнах невольно вспомнил о том, что подшутил над мальчиком, когда тренировал его прошлым днем, о чём он и заговорил, чтобы сменить тему.
  Недовольный Милион ничем не укорил названого брата, но его холодное и прекрасное лицо словно окаменело, а чуткому родителю было известно, что это значило. Милион в своих повадках всё больше напоминал мать, скрывая эмоции под маской учтивости и равнодушия. А вот дочь ну никак не походила на почившую родительницу, скорее, на его отца - ее погибшего деда: такая же вспыльчивая, порой жестокая, своевольная, гордая и эгоистичная, не умеющая следить и трезво оценивать свои поступки и деяния, не говоря уже об эмоциях.
  - Так и сказал: 'Я не посрамлю гордое имя клана!' Меня, признаться, аж до колик довел, шельмец! Ха-ха-ха!
  Своеобразный юмор Гарнаха, возможно, передался по наследству и его детям, которые тоже засмеялись, тогда как Лафраэль покраснел от кончиков пальцев до кончиков ушей, став абсолютно смугло-пунцовым и обиженным на весь белый свет.
  Когда трапеза завершилась, все направились по своим комнатам. Слуги принялись корпеть над чистотой дома и спокойствием господ. Лафраэль, снова почувствовавший усталость, зашел к себе, разделся и прилег на кровать, впрочем, заставить себя уснуть он так и не смог. Время тянулось медленно, а бесчисленные мысли всё собирались свинцовыми тучами и никак не хотели развеяться.
  Поздно ночью, когда домочадцы уже должны были спать, Лафраэль услышал скрип открываемой двери. Мальчик тут же настороженно приподнялся и увидел в проеме Дилею, которая стояла перед ним в одной белой ночнушке. Лафраэль, изумленный ее появлением, попытался спросить о причине визита, но не успел, так как глаза девочки засветились бесцветным огнем, после чего она в мгновение ока оказалась подле него.
  - Что случилось?.. - выдавил из себя Лафраэль, прежде чем его вопрос прервал один молниеносный удар в лицо.
  Мальчик снова повалился на кровать, из носа брызнула теплая кровь, а в глазах зарябили мушки. Лафраэль попытался сопротивляться и хоть как-то ответить обидчице, недаром он отдавал уйму времени тренировкам, однако девочка, обладая нечеловеческой силой, скрутила его подобно бессильному ягненку, без какого-то ощутимого сопротивления, хотя он и старался не поддаваться. Она заломила ему обе руки, затем нанесла еще пару молниеносных ударов кулаками, попадая точно по окровавленному лицу. Сознание мальчика помутнело, оставляя место только для боли. Он чувствовал, как лицо заливает чем-то липким, как саднит нос, левая губа и скула.
  - Это тебе за то, что брат на меня разозлился, жалкое ты недоразумение! Если еще раз будешь строить из себя бог знает кого, то держись - получишь вдвое больше!.. Твое место с теми ничтожествами, которые не могут управлять силой предков! - почти задыхаясь от бешенства, шептала Дилея. - Ты никто! Ты мусор! Я не знаю, почему отец носится с тобой, хотя такие, как ты, могут служить истинным сынам и дочерям клана Пронзающих Глаз только в качестве слуг!
  После этого девочка вышла, оставив рыдающего Лафраэля в одиночестве. Перед этим вытерев запачканную правую руку о волосы мальчика и плюнув в его избитое лицо. Мальчика душили слёзы обиды и ярости, он не понимал, в чём же виноват.
  Единственное, что он осознал, что слабость - это зло.
  Глава 15. Темный омут
  Лафраэль уже давно пришел в себя, настала глухая ночь. Боль во всём теле еще не прошла, но притупилась. Немощь, приковавшая к постели, немного отступила, и темное пятно на правом боку перестало расползаться дальше, словно нащупав неведомые границы. Он знал, что уже способен передвигаться, что и продемонстрировал, обойдя весь дом, в котором отлеживался.
  Одноэтажное каменное строение без окон с одним выходом и двумя комнатами. Первая каморка, где ночевал Лафраэль, была относительно больше, чем вторая, где спали, примостив убогие соломенные постели у входа, Болем и Варик. Паренек увидел рукомойник, прикрепленный к противоположной стене, и постарался умыться, а также причесаться, так как его длинные темные волосы образовали нечто, похожее на гнездо из грязи, пота и соломы. Лохмотья, в которые превратилась одежда, удручали не меньше, новую обещал принести старый вор, но тот опаздывал, поэтому приходилось носить что есть.
  Умывшись и приведя себя в относительный порядок, Лафраэль внимательно посмотрел на свои мозолистые твердые руки и замер. Этими руками вчера он убил много людей, оборвал жизнь несчастных, не испытывая даже ни чуточки сожаления и скорби. Всё происходило как по отлаженной схеме или, скорее, выпестованной годами привычке, как монотонное будничное занятие, как обычная тренировка перед ужином, как урок письменности, языка или этикета. Слёз тоже не находилось, как и грусти, даже лица тех, кого он умерщвлял, стерлись в сознании. Нет, Лафраэль ясно помнил надежду на спасение во взгляде, жажду жизни, за которую жертвы так яро цеплялись, боль, после которой наступала кончина. Страх обуревал их перед неизбежным пониманием безысходности. Впрочем, ничто из этого не трогало мальчика. Никаких эмоций, как на корабле, где он в прямом смысле уничтожил своих противников, как будто сама жизнь не представляла для него ценности.
  Вспомнить себя прежнего Лафраэль не мог, так как от того доброго слабого ребенка, переполненного обидами, ничего не осталось. Теперь нет никаких чувств, только суровый долг перед кланом, перед дядей Гарнахом и Люцеей, пожертвовавшими ради него своими бесценными жизнями, хотя он и их начал забывать.
  Лафраэль воспринимал себя живым трупом.
  Обезумевший Варик ходил по комнате, беспрестанно бормотал какие-то непонятные слова, хватаясь за голову, напевая песни или их мотивы, либо садился на пол и постоянно дергал конечностями, всхлипывал в попытке засмеяться и заплакать одновременно. Раньше Лафраэлю казалось, что блаженные не ведают скорби, а оказалось, что Варик вполне себе переживал, беспокоился и боялся, только терзания его замыкались в своем, ведомом только ему мире, и даже там он не мог обрести счастья. Однако он не мешал, так как бессмысленный бред мужчины Лафраэль просто-напросто не слышал, ввиду того что был занят своими мыслями.
  'Нужно предупредить Малиф-лезу, - подумал он, вытирая волосы и лицо какой-то тряпкой, найденной им на столе. - Она, должно быть, беспокоится...'
  Мысли прервала скрипнувшая дверь, а также то, что в комнате воцарился Болем, державший в своих руках какую-то одежду и продукты питания, а именно: яйца и снедь. Как в последующем понял Лафраэль, принесенная еда была уже заранее приготовлена, здесь кухни для готовки не имелось, но стол для трапез оказался вполне надежным.
  - А вот и я, - провозгласил вор, отдавая Руби новую одежду.
  Варик вскинулся и направился к другу, выхватил у него съестное и принялся тут же уминать за обе щеки. Болем не сопротивлялся бесцеремонному разбою.
  - День был тяжелый, но я приобрел и забрал всё, что необходимо для экспедиции в Проклятое подземелье, так что около четырех часов ночи отбываем! - продолжил старый вор невозмутимо. - Предварительно необходимо встретиться с членами команды, так что переодевайся, малыш!
  Руби стал натягивать где-то давившую одежду.
  - Воинское обмундирование у Тороха - это мастер-вор, как и я, член нашей группы. Провизию заберем в 'Темном омуте' - это трактир в Нижнем городе, где мы все встречаемся. Выходим сейчас, так как уже стемнело, и на нас не обратят особого внимания любопытные, да и время слегка поджимает: осталось всего каких-то три часа, а ведь нам нужно еще благополучно добраться до места встречи.
  Переодевшись в темную одежду из кожи и плотной ткани, какую в основном носили воры этого города, Лафраэль заплел волосы в небольшую косу, как принято у него на родине. Темная маска, обволакивающая нижнюю часть лица, оказалась как нельзя кстати, потому что его могли искать.
  - Здесь же, в Нижнем городе, где ходит отребье, воры и убийцы, маской никого не смутишь, - так объяснял Болем.
  Старую одежду Лафраэль оставил в доме, она уже не представляла никакой ценности. Единственное, что не устраивало молодого человека, так это отсутствие какого-либо оружия: без него он ощущал себя неуютно, немного потерянно и как будто не в своей тарелке, словно нагой.
  Они шли темными переулками, порой освещенными факелами. Узкие, кривые, поднимающиеся вверх, опускающиеся вниз, внезапно прерывающиеся или раздваивающиеся улицы, покрытые каменными плитами, где-то потрескавшимися, кое-где разрушенными временем, ведущие в зловонные обиталища жителей Нижнего города, петляли и провожали Руби, Болема и Варика всё дальше в глубины неизвестности. Сверху громоздился лишь свод пещеры - сталактиты и сталагмиты, порой сливающиеся в гигантские столбы-сталагнаты, виднелись сквозь тьму на всём протяжении пути. Маленькие приземистые каменные дома по бокам, похожие на тот самый, откуда они сами недавно вышли, образовывали такие путаные проулки, что забредший по незнанию человек всю жизнь мог угробить на то, чтобы разобраться в хитросплетениях такого вот спонтанного градостроительства. Это одна из причин, почему стража Ровендэя сюда нечасто захаживала, вторая причина крылась в том, что местные жители не любили закон Верхнего города, признавая только свой - стали и крови.
  Однако нельзя сказать, что закон здесь не прижился вообще, так как гильдии воров и убийц всё-таки правили бал. Они силой и авторитетом вводили свои порядки и обычаи в неспокойные уголки Нижнего города. Жить хотели все, а беспредела никто не любил, так как он мешал течению своеобразной обыденности этого места, привносил панику и неопределенность туда, где такое поведение могло послужить сигналом к массовому смертоубийству, ввиду того что здесь была благодатная почва для угрюмых, замкнутых и не в меру подозрительно-раздражительных личностей, способных на всё что угодно в пылу гнева или страха. Вследствие таких особенностей провинившегося, нарушившего кодекс Нижнего города, ждало лишь одно: сталь и кровь.
  Порой из щелей и проемов домов наружу выходил свет, в них курился очаг, отчего в огромной, плохо проветриваемой пещере стоял чад, сырость и вонь канализации. Мусор выбрасывали прямо на улицу в специальные ниши или ямы, поэтому мухи, слетевшиеся на стойкий запах нечистот, а также крысы вместе с больными людьми, умиравшими в одиночестве в этих самых канавах, повсеместно встречались на протяжении пути.
  При этом Болем не обращал на пейзаж никакого внимания, а следом за ним мальчик, пораженный обстановкой, с тихим ужасом осознавал происходящее. Он искренне не понимал, как можно променять свежий воздух природы, мягкий ковер травы с вкраплениями разноцветных цветов и вид моря на вот это всё безобразие!
  Со слов мастера-вора, в одно время нечистоты до того разрослись, что одна за другой вспыхивали эпидемии, и местные жители просто-напросто вымирали сотнями, затем их трупы отравляли живых. Главы гильдий вынужденно приняли решение о том, чтобы сжигать мертвых и раз в месяц убирать весь мусор с улиц, который выбрасывался в море, хотя это и запрещалось властью Верхнего города. Так и справились с этой напастью. Из-за чего на поверхности порой находили прибивающиеся к берегу обгорелые останки мертвых оборванцев, что, конечно же, стражу Ровендэя не приводило в восторг.
  Вместе с тем Лафраэлю уже надоело чувствовать вонь, сопровождавшую всюду с того самого момента, когда его заключили в тюрьму, оттого ни Верхний город, ни Нижний совсем ему не понравились. Лафраэль привык к свободному простору полей и лесов, но упрямая судьба продолжала щедро сыпать заготовленными испытаниями, о которых он не просил, но должен был невольно претерпевать.
  Чем скорее всё закончится, тем лучше.
  Хорошо хоть сапоги на шнуровке, которые принес Болем, сделанные слегка грубо, но добротно и качественно, сидели отлично, а также имели высокую подошву, оберегавшую ноги от той клоаки, царившей повсюду. Хлюпанье грязи порой ознаменовывалось стуком о каменную плитку, но это являлось скорее редкостью, чем правилом, подобно необитаемому острову в громадном океане.
  Лафраэль не хотел знать, куда он ступает, и благостная полутьма вполне отвечала его желанию предупредительной взаимностью, скрывая улицу под своим мягким пологом. Но в своем воображении он примерно предполагал содержимое дороги, и крепкий желудок молодого путешественника всё же иногда напрягался, так как свет одиноких факелов порой приоткрывал завесу тайн, и иноземец с неудовольствием взирал на отходы жизнедеятельности людей, крыс, а порой замечал полусгнившие и полусъеденные трупы тех же людей и животных, которых еще не успели убрать, отчего тошнотворные позывы раз за разом проверяли организм на прочность.
  Наконец их путь окончился перед покосившейся двухстворчатой деревянной дверью, над которой висела измазанная вывеска: 'Темный омут'. Двухэтажный большой дом, не имевший окон, светился сквозь щели огнем, оттуда слышались разговоры, смех, оскорбления и беседующие голоса, иногда, а точнее, в большей своей части - пьяное мычание и крики.
  Болем открыл дверь шире, и общий гам усилился, затем старый вор нырнул в этот шум с головой и пропал. Лафраэль не отставал, тут же схватил встревоженного Варика за руку и вслед за провожатым окунулся в этот темный омут.
  Небольшая зала была заполнена светом и людьми, перед ними предстало обычное заведение в виде таверны, где имелся бар, которым руководил хозяин заведения - огромный мужчина в грязном фартуке, с темными усами и тюремной физиономией. Левый глаз владельца прикрывала серая повязка, массивный подбородок украшала недельная щетина, уже перерастающая в бороду, а толстые руки, к удивлению Лафраэля, весьма сноровисто протирали деревянные кружки для эля. Хозяин мельком прошелся взором по вошедшим, и, вероятно, его удовлетворило увиденное, потому что он снова занялся своим делом, слушая неразумный бред старого человека, сидевшего на стуле подле него, и время от времени кивая на слова захмелевшего посетителя.
  Бегавшие между плотно установленными столами официантки, старые, дряблые, с большими животами и в грязной одежде, порой, не имея зубов, улыбались и лукаво визжали, когда какой-нибудь пройдоха щупал их за причинное место. Вонь была не такой страшной и не в пример лучше, чем на улице, но здесь пахло удушливым потом, оттого чувствовалось какое-то небрежение к относительной чистоте.
  Лафраэль следовал по пятам за старым вором, который шел напрямик через зал к нескольким нишам у противоположной стены, имевшим толстые шторы, не задернутые в настоящий момент. В одном из таких приватных альковов, куда они держали путь, уже сидели три жуликоватого вида персоны.
  Лафраэль напрягся и внимательно наблюдал за залом, предполагая непредвиденные осложнения. Но никто из гостей таверны не окликал вора, не махал ему, не одергивал. По нерешительным взглядам на спешащего Болема, а также тишине, немедленно наступавшей, когда они проходили мимо, становилось ясно, что здесь его знают и почему-то боятся. Ни единая душа не преграждала им путь, стараясь освободить его для вновь вошедших, ведь члены гильдии воров или убийц были здесь наподобие аристократии, а Болем, видимо, являлся фигурой весьма влиятельной, поэтому его уважали и остерегались, хотели с ним работать, но не могли сами ему навязываться. За долгую жизнь старик стал почти легендой.
  Один из ожидавших за столом - щупленький взрослый человек, по виду моложе Болема, двое других выглядели бывалыми - с кривыми лицами и колючими глазками, оценивающими всех и каждого. Со стороны становилось понятно, что ребята настороже, да и оружие у них висело на виду, отчего незнакомцы смотрелись еще грознее. Парни походили на воинов, причем натренированных. Когда троица подошла к столу, Болем за руку поздоровался с тщедушным главарем, тогда как двое бойцов лишь слегка склонили головы в знак приветствия. Лафраэль заметил, что на правой кисти их нового худосочного приятеля у большого пальца имелась черная татуировка в виде вороны, тогда как у его коренастых товарищей в том же месте красовались изображения пауков.
  - Как всегда вовремя, Болем, - иронично процедил тщедушный. - Никто за вами не следил?
  - Я запутал следы, петлял в Нижнем городе, да и вроде никого не было, Торох. И это меня, признаться, беспокоит, Темные монахи так и не объявились, что странно.
  - Да, странно, - тут же согласился Торох, - однако не критично! Мы ко всему готовы!
  - Хотелось бы в это верить, - озабоченно промолвил Болем, думая о чём-то своем.
  - Так, значит, это о нём ты мне рассказывал? - неожиданно произнес Торох, внимательно разглядывая мальчика. - Это точно он?!
  - Да, наш охранник Руби!
  Один из бойцов неуважительно хмыкнул, бесцеремонно осматривая Руби с ног до головы, но Торох быстро привел его к надлежащему почтению одним своим взглядом. Боец от неожиданности поперхнулся и даже закашлялся.
  - Щупленький он какой-то, да и молод, - продолжил Торох. - Ты уверен, что это он?
  Болем, уже сидевший рядом с товарищем, только осклабился, показывая сломанные зубы.
  - Во мне ты можешь не сомневаться, Торох. Старческим маразмом пока не страдаю. Я привел с собой ровно того, о ком рассказывал накануне.
  Торох еще раз глянул на Руби, после чего обратился уже напрямую к нему:
  - Наслышан о тебе, весьма наслышан. И как такой маленький и, откровенно говоря, худенький мальчуган смог убить столько людей в Проклятой дыре?! Слухи ходят, вообще говоря, удивительные. Признаться, когда Болем заявил, что с нами отправится такой... м-м... - старик задумался, подбирая слова. - Демон, как тебя прозвали в тюрьме, то я взял на себя смелость немного не поверить ему. Сверхъестественные силы, вообще, меня всегда пугали, а тут такое - 'демон', понимаешь ли, будет помогать в предприятии... Хотя, с другой стороны, Болем не тот человек, который может что-то сочинить перед серьезным делом...
  - Закончил? - грубо прервал его Лафраэль, которого вся эта обстановка начала порядком нервировать.
  Двое бойцов немедленно схватились за мечи, но Торох остановил их движением руки, а мальчик между тем заметил:
  - Сперва Болем со своими речами, теперь ты. Вам, старикам, всё не терпится почесать языками! Ближе к сути, уважаемые воры, у меня не так много времени, чтобы разводить дискуссии. Я искренне надеюсь, что увязался за вами не для того только, чтобы выслушивать упреки разочарования и недоверия к сказкам, которые про меня сочиняют!
  - Какой невоспитанный молодой человек, - заключил Торох, причмокивая. - Надеюсь, что твой язык так же быстр, как и руки, ибо произойдет беда, если ты не оправдаешь возложенного на тебя доверия...
  - Да плевать я хотел на ваше доверие! - недовольно огрызнулся Лафраэль.
  - Да я тебя своими руками... - тут же взбеленился Торох, привставая.
  - Торох, мне еле удалось уговорить его, - начал было увещевать Болем, но мальчик его перебил.
  - Давайте, я кое-что проясню для вас, В-О-Р-Ы! Я здесь по своему желанию, чтобы сражаться с чудовищами, - произнес Лафраэль, присев на лавочку так, чтобы его раздраженное лицо оказалось напротив лица Тороха, - а не выслушивать бред всякой погани. Выбирать слова я не намерен. Вам должно быть понятно мое отношение к вам, чтобы мы в последующем не задерживались при неоднозначности в общении. Мне неприятно, что я здесь нахожусь, неприятно, что общаюсь с вами, неприятно то, что я теряю с вами время; если хотите демонстраций, я с удовольствием отправлю к предкам всех здесь присутствующих, и вас в том числе! Однако, - тут он наклонил свое лицо к лицу Тороха, - Болем рассказал мне, в чём заключается миссия, и моя обязанность в том, чтобы я вас сопроводил, так как, повторюсь, это мое решение... Объясняю только один раз: я убиваю монстров, а охрана входит в мою задачу опосредованно, то есть я не буду отвечать за ваши тушки, если вы начнете собачиться между собой, или другие люди захотят ваши головы! Я буду расчищать путь в случае, если появятся чудовища, о которых мне рассказывал Болем. А теперь плавно переходим к вашей задаче, и она заключается как раз в том, чтобы довести меня до конца, чтобы ни один монстр не ушел от моего клинка. При условии, если я действительно посчитаю, что обнаруженные чудовища представляют опасность.
  Торох насупленно и по-старчески пожевал губами, переводя злой взгляд с Болема на Руби. Заметно было, что двум бойцам не понравилось, как мальчишка, которому едва ли исполнилось шестнадцать, хотя этот возраст повсеместно уже считался временем возмужания, вел себя и разговаривал, но они молчали, зная, когда это необходимо, бессмысленно буравя суровыми взглядами худую фигуру иноземца.
  - Да, Болем говорил, что ты... м-м... - опять мастер-вор подбирал слова, - слегка нагловат, но это всё терпимо, если путешествие окажется удачным. Что значат твои слова 'если я действительно посчитаю, что чудовища опасны'?
  Лафраэль вздохнул, разминая при этом шею, раздражение не проходило, а все больше нарастало, видимо, болезнь всё еще не отступила и выливалась в какую-то беспричинную злобу.
  - Это значит, уважаемый вор, что не все монстры опасны.
  - Есть какой-то критерий? - удивился Торох, скорее, для проформы, чем серьезно.
  - Да, некоторые монстры, как звери, просто пытаются выжить, а неразумные люди их истребляют, почём зря. Я не собираюсь потворствовать этому без особой на то причины.
  - Я смотрю, мальчик, тебе много известно о монстрах! И сколько же тебе довелось с ними повоевать? - ухмыльнулся Торох. - Вот я, например, видел достаточно, чтобы поставить на место мелких выскочек, которые не знают, когда взрослые и умудренные опытом мужи должны держать слово.
  - Побольше твоего, вор! - отрезал Руби, откидываясь назад и скрещивая на груди руки, тем самым заканчивая разговор.
  Присутствующие еще некоторое время сидели в молчании, ожидая, что мальчишка продолжит, но он и не думал этого делать.
  - М-да! Ну, в общем, - начал Торох, которому надоела вся нелепость ситуации, - раз твой поход - дело решенное, то надо бы вооружиться.
  На эти слова присутствующие уступили место для того, чтобы тщедушный старик с проседью на голове вышел из ниши, где они расположились.
  - Пойдемте! - он поманил их рукой.
  Болем, потом два бойца, неуклюже задевавшие мечами лавочки и стулья, направились вслед за ним. Варик, который всё это время, пока шла беседа, ходил по залу и пытался своровать еду с соседних столов, что ему так и не удалось, начал что-то бормотать, жалобно хныкая. Одна из официанток с молчаливого согласия бармена и владельца таверны дала обезумевшему хлеба, чем немало осчастливила его.
  Лафраэль посмотрел на Варика, размышляя, забрать его с собой или оставить в зале.
  - Не беспокойся, Руби, - послышался голос Болема, - он здесь в безопасности. Оружие ему не нужно, поэтому пусть остается. А ты иди за мной.
  - Хорошо, - ответил мальчик, заметив, что, когда Болем проходил возле стойки бармена, последний кивнул мастеру-вору, а тот кивнул в ответ.
  Они прошли к двери, находившейся справа от бара, откуда постоянно появлялись официантки, принося еду клиентам, затем по коридору, в котором пахло готовящейся едой, а также слышался звон соударяющейся посуды, повернули направо, где зашли в кладовую, после чего спустились по крутой деревянной лестнице в погреб.
  Среди съестных припасов, плесени и сырости в центре находился стол с зажжённым и поставленным на него масляным фонарем, на котором лежал сверток из толстой и грубой ткани серого цвета. Завернутое внутри свертка содержимое звякнуло, когда Торох при содействии двух бойцов начал убирать полотно.
  Под неярким светом Лафраэль и Болем лицезрели обмундирование и оружие: кольчуга с толстыми темными звеньями, твердая кожаная броня, мини-арбалеты и арбалеты, болты к ним, кинжалы и ножи, вплоть до метательных, несколько мечей и даже обоюдоострый топор.
  Качество было отнюдь не хорошим, скорее, наоборот, но острота и добротность изделий Лафраэля удовлетворила. Он взял длинный меч-полуторник, ощупал его лезвие, примерился к весу и к тому, как рукоять легла в ладонь.
  - Не сильно большой, мальчик? - ехидно поинтересовался один из бойцов с темными короткими волосами, плавно переходившими в бороду. - Ручонка справится?
  Второй - его друг-боец, у которого бороды не имелось вовсе, заухмылялся. Цвет волос у второго казался, скорее, каштановым, но общий вид физиономий у бойцов частично сходился, - Лафраэль невольно подумал о родстве.
  - Руперт, прекрати, - обратился к ним Торох, сосредоточившийся на том, чтобы как можно удачнее нацепить непослушную кожаную кирасу, завязки ему никак не поддавались. - Ах, чёртов неповоротливый кусок тролльего дерьма! - рычал он, пыхтя и стараясь стянуть и зацепить все пряжки. - Как я ненавижу всю эту неподатливую броню и громоздкое оружие! Подлинному мастеру-вору, если он действительно хорош, никогда не потребуется что-то подобное. Ах, уф-ф!
  Болем тоже накидывал на себя латы, по большей части защищавшие торс, верхнюю часть плеч, а также паховую область, так как для этого там имелась специальная юбка. Их надевали через голову, а затем с помощью шнуровки по бокам подгоняли под себя. Доспех был неудобным, и человек из-за этого сковывался в движениях, но при попадании стрелы или меча это очень и очень облегчало жизнь носящему, спасая от ран. Надо заметить, что на этом облачение не закончилось: Торох сверху напялил толстозвенную кольчугу, которая потоком и сопровождающимся шелестом протекала по кожаной накидке.
  В это время Лафраэль, державший в руке меч, попробовал им взмахнуть. Ему удалось задуманное да с такой легкостью, что у Руперта окончательно отпала парочка вопросов о боеспособности 'охранника', ранее вертевшихся на языке. По крайней мере мечом мальчишка владел.
  'Немного тяжеловат, центр смещен, рукоять толстовата, но вполне годная вещица!' - мысленно заключил Лафраэль, вкладывая оружие в ножны и переходя к кинжалам. Он внимательно их осмотрел, ему не хотелось, чтобы в решающий момент они не выдержали и сломались. Лезвия оказались наточены, но смущала сталь: такой ужасной ковки он уже давно не видел. Порывшись дальше, Лафраэль всё-таки нашел два кинжала, которые более или менее подошли. Теперь появилась хотя бы толика уверенности, что они не развалятся от первого же удара. Затем он оценил представленные на обозрение метательные ножи, бросив один в сторону примостившейся на стеллаже тыквы. Нож прошел сквозь несчастный овощ и, судя по звуку, воткнулся в каменную стену позади.
  - Мальчик, разве так можно с продуктами обращаться? - заметил второй боец, как в последующем Лафраэлю стало известно, прозываемый Стайном, который когда-то был фермером, и это порой проявлялось.
  Мальчик на это лишь фыркнул. Между тем Стайн приблизился к стеллажу, отодвинул тыкву и замер.
  - Руперт, подойди, тут есть на что посмотреть!
  - Что там еще?! - недовольно буркнул последний, направляясь к другу.
  - Да вот, посмотри, - Стайн указал на стену, куда должен был угодить нож, запущенный Руби.
  Руперт пригляделся и увидел, что метательное оружие пришпилило к каменной стене крысу, которая истекала кровью и дрыгалась в предсмертных конвульсиях. Удивляло, конечно, и то, что мальчик увидел сквозь овощ грызуна, да еще и попал по нему, но Руперт обратил внимание на другое. Кладовая была рукавом пещеры, природной выемкой, спрятанной под таверной, поэтому монолитная стена, сотворенная матерью-землей из цельного камня, была твердой как железо, но нож пробил ее.
  - Это как?! Разве такое возможно?! - недоумевающе восклицал Руперт, обращаясь к другу, но тот только разводил руками.
  Ни у Руперта, ни у Стайна так бы никогда не получилось.
  - Это с какой же силой нужно кидать нож?
  - Не знаю, но мне кажется, что кольчугу такой дружок пройдет словно масло! - наконец ответил Стайн.
  Он вытащил метательный нож, измазанный кровью крысы, и осмотрел, по итогу заключив, что тот уже не пригоден к использованию, так как наконечник и лезвие согнулось и, что странно, оплавились. Металл до сих пор излучал жар, и если бы Стайн не носил перчатки, то точно бы обжегся.
  - Хм! Чудно!
  - Эй, что вы там застыли! - недовольно проворчал вспотевший Торох, закончивший облачаться и навесивший на себя причитающиеся ему регалии: меч, кинжал и арбалет. - Нам пора.
  Глава 16. Лафраэль
  - Ворон на правой кисти, - продекламировал Болем, когда они впятером вышли из таверны и переулками двинулись к своей цели, - это знак гильдии воров, а паук - знак гильдии убийц. Так повелось, что те, кто хочет причислять себя к одной из этих братий, обязаны носить татуировки, но это, скорее, привилегия, чем обязанность. Так просто данные картинки не получить, а если кто-нибудь попытается их повторить, не заслужив, то смерть путем отрубания конечностей, начиная от кончиков пальцев и заканчивая основаниями рук и ног, ему обеспечена.
  - Хм, а почему у тебя, Болем, нет такой татуировки, ведь ты же мастер-вор? - спросил Лафраэль, раздражение которого уже давно пошло на убыль.
  - Ну, я - отдельный случай, Руби, - ответил наставительно Болем. - Я всё же не принадлежу к гильдии воров, а мастером-вором стал лишь оттого, что они признали мои заслуги. Я, в принципе, и в гильдии убийц не состою, но и там имею статус мастера, но это, скорее, исключение, чем общее правило. Таких, как я, надо еще поискать.
  - Хвастовство напоминает, но мне понятно, - произнес Лафраэль задумчиво, перебирая ногами, чтобы не наступить на труп человека, валявшийся посреди проулка.
  - Этот Болем тот еще холуй, - сказал появившийся рядом Торох. - Он, конечно, пользуется кое-каким уважением, но это всё меркнет по сравнению с тем, сколько людей хотят отправить его к праотцам.
  - Болтай, да не заговаривайся, - недовольно фыркнул Болем. - Пусть попробуют, у кого кишка не тонка.
  - Время идет, - ехидно парировал Торох. - Рука от старости может и дрогнуть, а молодежь всё же наступает старикам на пятки, что ни говори! А слава... э-э... - Торох задумался, выбирая слова, - о том, что убил Болема Тихого, - это вам не пустое бахвальство. Безбашенные сорвиголовы в наше время не перевелись, и кто-нибудь да позарится на твою тушку, а может, кому-нибудь да повезет.
  Болем ничего не ответил, осознавая правоту своего друга: слишком часто в последнее время происходили случаи, подтверждавшие справедливое предположение Тороха, потому что попытки убрать Болема с дороги увеличивались с угрожающей прогрессией. Вывод напрашивался сам по себе: либо нужно тихо уходить, оставляя всё на откуп судьбе и молодой поросли, либо продолжить водить всех за нос до самого конца, что чревато неприятными последствиями в виде лишнего ножа в боку. В сущности же, Болем плевать хотел на все эти размышления, так как он уже давно был поглощен только одной целью - уничтожить колдуна! Так что умирать преждевременно от рук убийц он не намеревался.
  - Темные монахи, - вдруг начал Лафраэль, снова обращаясь к Болему. - Ты говорил, что расскажешь мне о них.
  - Да, - помялся Болем, - придется рассказать. Я, помнится, говорил о них. Около трех лет назад они появились в Ровендэе. До сих пор непонятно, кому они служат, но остается явным, что колдун с ними как-то связан. Они облачены в рясы, поэтому их прозвали монахами, а появляются только ночью, поэтому Темные. Слухи очень разнятся, но я знаю точно, что после их появления в городе множество людей пропало бесследно. Ни одного аристократа, ни одного достаточно обеспеченного горожанина, только бедняки.
  - Говорят, что монахи питаются кровью и съедают требуху своих жертв, - вступил в разговор Торох, делая свой ироничный голос наигранно глубоким и проникновенным. - А обитают они вместе с ночными тварями, прилетая на своих крыльях с земель Пустоши или болот Хельхама. Гонит их голос Гурадона - бога чудовищ и нечисти, что задался целью изничтожить людскую жизнь для своих ненаглядных детей!.. Но я с ними не встречался, хотя и довелось знать тех, чьих родных похитили. При этом в половину сказанного я не верю. Народ любит преувеличивать.
  Болем нервически потер свою лысую голову, затем накинул капюшон - видимо, вспомнив что-то неприятное.
  - Я их встречал, - вымолвил Болем, - так как ублюдки появились как раз после моей попытки прикончить колдуна. Очень сильные, не по-человечески быстрые, лиц я не видел, но сдается мне, что они... кх-м... в общем, я надеюсь больше с ними не пересекаться, если повезет. Последнее свидание с ними мне, мягко говоря, не понравилось и чуть не стоило моей головушки. Что-что, а с оружием они управляются отменно.
  На этом разговор окончился, попытки Лафраэля и Тороха хоть что-то узнать насчет Темных монахов ни к чему не привели, так как Болем не хотел о них распространяться, а может, и не знал больше ничего, тогда как остальные путники вообще не обладали какими-либо достоверными сведениями на эту тему.
  - Руби, ответь мне, - неожиданно спросил Болем, - почему ты не надел кожаные доспехи и кольчугу?
  Мальчик действительно отказался от брони, оставшись всё в той же легкой темной куртке вора, при этом нацепив на себя два кинжала, меч и метательные ножи на ремень. Маска до сих пор скрывала нижнюю часть его лица, но капюшон он не накидывал, отчего были видны волосы, собранные в шишку.
  - Я не люблю, когда одежда стесняет движения, - спокойно пояснил он. - Мне так удобнее и лучше.
  - Видимо, тебе незнакомо, когда сталь пробивает кожу и мясо, - пробубнил Торох. - Ибо если бы ты ведал, то обязательно облачился хотя бы в кольчугу.
  - Дело не в этом, - ответил Руби. - Она мне просто не нужна. Я рассчитываю на скорость, а не на принятие ударов, на неожиданность атаки, а не на честный бой. С монстрами нужно быть начеку, а лишнее замедление только помешает.
  - Глупый мальчик, - пробубнил Торох, недовольный наивностью ребенка.
  Старого вора можно понять, так как все имевшееся в наличии обмундирование для одного человека, которое возможно было на себя напялить, он надел, но сверх этого ему как-то удалось умудриться достать шлем с открытым забралом, красовавшийся на нём в данную минуту.
  - Вот так вы и гибнете, недооценивая мелочи. Посмотрим, насколько хватит твоего юношеского пыла, когда в тебя вонзятся клыки или заточенный меч!
  Лафраэль не стал спорить со стариком, посчитав, что всё им сказанное будет восприниматься скептически или того хуже в штыки. Однако парень не понаслышке знал, что такое проникающая твердая сталь в податливое тело, а также помнил, какую боль испытываешь при этом. Он никого не недооценивал - жизнь научила его быть осторожным и внимательным к мелочам. Но не объяснишь же это умудренному долгим опытом Тороху, ему не скажешь, что искусство клана Пронзающих Глаз оберегает его, что доспехи, какие бы они ни были, всего лишь помеха с его возможностями. Раздражение с новой силой начало проникать в его сознание, сметая воздвигнутые барьеры, как наплыв неодолимой волны борется с рукотворными хлипкими плотинами, отчего парень прикусил губу, стараясь справиться с внезапным наваждением.
  - Вот мы и подошли, - Болем указывал на какой-то проход, выложенный большими каменными блоками, позеленевшими от времени и сырости. - Дальше будет канализация, через которую придется добираться до нужной нам пещеры.
  Проход ввел их в квадратное помещение, где виднелось несколько ответвлений в виде круглых канализационных путей. Некоторые из них были закрыты решетками, в том же проеме, куда они в итоге вошли, решетку сбили.
  Путь показался Лафраэлю просто издевательством над его способностью ощущать какие-либо запахи, потому что вонь не прекращалась и, как назло, только усиливалась. Где-то мелькали в темных углах крысы, опасливо косясь на незваных пришельцев и тут же пропадая в темных провалах, бегали бесстрашные тараканы, ползали невозмутимые черви. Факел, зажженный Стайном, прокладывал тусклый путь, иногда шипя и извиваясь, ловя падающие капли с влажного потолка.
  Наконец они вышли к просторному туннелю, в центре которого неслись полноводной зелено-мутной рекой отходы города, чтобы в конце своего путешествия потоком низвергнуться в море. Справа и слева от отходов располагались широкие каменные борта, сделанные наподобие тротуара у набережной, так что идти стало куда легче, и булькающий, чавкающий звук, оттого что сапоги наступали на сжиженную грязь Нижнего города, прекратился.
  Сначала они брели прямо, потом повернули направо, затем снова по прямой, затем направо, налево, прямо, потом развилка, переходы, небольшие мостики, опять прямое направление. В конце концов Лафраэль перестал запоминать путь, так как их движение навстречу подземелью очень петляло неведомым серпантином, он доверился спутникам, ведь от него в любом случае ничего не зависело.
  Торох иногда заводил разговор с Болемом, но то была праздная беседа, не связанная с миссией, поэтому Лафраэль не обращал на них внимания. Молчаливый Стайн, державший факел, порой менял руку от усталости. Руперт предлагал товарищу помощь, но тот отказывался, настойчиво проторяя путь вперед; он внимал наставлениям Болема и Тороха о том, куда именно нужно повернуть.
  Руперт, не зная, чем себя занять, периодически участвовал в разговорах старых воров, бросал заинтересованные взгляды на Руби или бездельничал, так и не решившись заговорить с иноземцем.
  Варик, молчаливый Варик, который с момента вступления в канализацию ни разу еще не потревожил своих спутников, тихо плелся возле Болема, который держал бледного трясущегося безумца за руку.
  Лафраэль только сейчас догадался, что сумасшедший боится.
  Пройдя какое-то время в тишине, Лафраэль заметил необычное движение в реке отходов, что-то показалось ему странным: какая-то неясная тень, плывшая против течения и направлявшаяся прямиком к ним. Он взялся за меч, свободной рукой и окриком привлекая внимание группы. Шествие тут же прекратилось. Озадаченный Болем поинтересовался причиной заминки. Лафраэль сразу без лишних сентенций объяснил опытным взрослым, что в подземной реке что-то имеется, да они и сами тут же увидели сквозь грязную воду тихой сапой подбиравшийся продолговатый силуэт. Оставалось меньше пяти метров, когда он понял, что именно это было.
  - Крокодил! - рявкнул Лафраэль, выхватывая меч из ножен. - Разойдитесь в стороны!
  Спутники Руби выполнили требование почти сразу, лишь Болем замешкался из-за Варика, убирая последнего подальше от появившегося зверя. Через мгновение тварь выпрыгнула на сушу рядом со Стайном, - возможно, пламя факела привлекало хищника. Воин не запаниковал, выверенными движениями он вытащил меч из ножен и, намереваясь проткнуть чудовище, начал наносить колющие удары, которые не приносили ощутимого эффекта, оставляя на коже крокодила лишь небольшие порезы. Хищник не остался в долгу, постоянно пытаясь схватить наглеца за ногу длинной челюстью. В это время примостившийся неподалеку Руперт всадил в него два тяжелых болта, но они только чиркнули об толстую кожу и потонули в мутном канализационном потоке.
  - Бестолочь! - выругался Торох, направляя свой арбалет. - Целься в глаза!
  Еще один болт ударился об морду и так же, как и два собрата до этого, с пустым плюханьем опустился в канализационные воды. Крокодил извивался, и попасть по нему было сложно.
  - Ах, чёртова отрыжка скверны и темных времен! - заорал в бессильной злобе Торох, стараясь зарядить арбалет новым болтом. - Троллье дерьмо!
  Рептилия, клацая челюстями, неотвратимо сближалась со Стайном, каждый раз с завидным упорством стараясь прихватить кусочек от члена гильдии убийц. Руперт, стоявший в сторонке, выхватил меч и бросился на подмогу. В этот момент Стайн в очередной раз благополучно ушел от острых зубов противника, отпрыгнув назад. Почувствовав твердую опору под ногами, он вознамерился снова продолжить натиск, но зверь по какому-то наитию всполошился и опередил его, с неожиданным проворством бросившись вперед, а именно подпрыгнув вверх и попытавшись таким образом отхватить человеку голову. Массивная страшная морда крокодила быстро приблизилась, отчего безбородый воин потерял равновесие и плюхнулся наземь.
  Находившийся неподалеку Руперт попытался прикрыть соратника, но какая-то сила резко надавила на его спину, отчего задуманный выпад не удался. Между тем Стайн заметил над собой промелькнувшую тень, которая тут же в два прыжка оказалась с правого бока чудища, обрубив переднюю лапу крокодилу. Рептилия взвыла, если так можно назвать смесь непонятного рычания и сопения. Пролилась первая кровь, хищник скользил на ней, пытался приподняться, бессмысленно возясь на земле.
  После этого до всех дошло, что мальчик, опершись на плечо Руперта, перепрыгнул через Стайна и с бешеной скоростью напал на крокодила. Затем тварь, неуклюже припадая на отсутствующую часть тела, каким-то неимоверным фортелем всё-таки развернула пасть и чуть приподняла тело, чтобы разорвать горло новому противнику. Но этого мгновения мальчику как раз хватило, чтобы присесть и вонзить клинок в подбрюшье зверя. Хлынуло еще больше крови, и Лафраэль почувствовал, что склизкая теплая влага попала на руки и одежду, а спертое дыхание раненого монстра канализации обдало лицо.
  Он с усилием отбросил меч с насаженной на него нелепо барахтающейся рептилией в поток помоев. Послышался всплеск, затем пенное колыхание еще бьющегося в судорогах живого существа. Лафраэль недовольно скривился: его оружие было потеряно.
  - Беру все свои слова назад, парень, - ошеломленно воскликнул Руперт, убирая меч в ножны. - Ты свое дело знаешь!
  - Спасибо... - глухо простонал Стайн, вставая на ноги и поднимая еще горевший факел над головой. - Если бы не ты, мне пришлось бы туго. Я обязан тебе жизнью.
  - За этим я здесь, чтобы убивать монстров, - бесстрастно ответил Лафраэль, внимательно оглядывая сначала себя, а затем и своих спутников.
  - Я же вам говорил, что он не подведет, - протирая лысину, заметил Болем, ведя за собой Варика, который бессмысленно оглядывался по сторонам и жался к стене.
  - Варику страшно... - шептал безумный, - Варик не хочет играть...
  - Да мы как-то тоже не очень горим желанием, - ухмыльнувшись, ответил Руперт.
  Лафраэль словил на себе единственный непонятный и оттого еще более настораживающий взгляд Тороха. В нём, как показалось, промелькнула почти ненависть. Брошенный исподлобья взгляд продлился меньше секунды, неимоверно малое количество времени, чтобы делать какие-либо выводы, - можно сказать, что Лафраэлю при тусклом и неверном свете факела померещилось, однако парнишке этого вполне хватило, чтобы машинально схватиться за рукоять одного из кинжалов.
  Торох, увидев движение мальчика, тут же улыбнулся, убирая за спину арбалет, который он до сих пор держал в руках.
  - Ладно, пора двигать, - пробормотал седеющий мастер-вор по имени Торох. - Вдруг друзья этого любителя сточных вод захотят прийти на пир, влекомые запахом крови. Не хочется попадаться им на глаза и принимать участия в их трапезе. Все ведь целы?
  Воины подтвердили, что ран ни у кого нет, только ссадины, царапины и легкий испуг.
  ***
  - Лафраэль, каждое существо на земле тешит себя мыслью, что жизнь дана ему не просто так, - продекламировал дядя Гарнах очередную мудрость. - Вот оно и цепляется за нее всеми доступными способами. Убить того, кто стремится к выживанию, не так-то просто, ведь у него тоже есть право на место под солнцем, и оно будет бороться до последнего издыхания, если природа снабдила его соответствующими инструментами.
  - Я понял, дядя, - ответил мальчик двенадцати лет, вытирая еще трясущейся рукой кровь со лба, случайно попавшую на него. - Такого больше не повторится, я буду внимательнее...
  - Нет-нет, здесь ты ни в чём не виноват, - тут же успокоил его дядя Гарнах, устало вздохнув. - Эх! Я опять неправильно выразился, я не хотел тебя отчитывать! Ведь ты же не знал, что люмель появится именно здесь и сейчас, на территории деревни и в моём поместье. Просто... просто я беспокоюсь о тебе! Милиона могло и не быть рядом, и ты мог серьезно пострадать, если бы это существо... будем говорить прямо - монстр из Запретного леса оказался чуточку удачливее и проворнее. Люмель опасен даже для взрослых воинов племени, и тебе... хм, нет, скорее, нам очень повезло, что всё обошлось!
  Сидевший на траве Милион, руку которого спешно перевязывал отец, молча наблюдал за обстановкой. Зверь умудрился задеть его левую руку, разорвав плоть и одежду. Алая кровь стекала по бледной коже, но юноша крепился, не показывая ни одним мускулом, что ему было хоть чуточку больно. Такой же спокойный, можно сказать, бесстрастный, как и всегда, не боящийся ничего, не паникующий, встречающий опасности хладнокровно и открыто, Милион являлся примером для подражания или, скорее, обожания для Лафраэля. Мальчик готов был боготворить названого брата в любую минуту, но прямо сейчас он испытывал только стыд и раскаяние.
  - Ох, - вздохнул Гарнах облегченно, - слава великим предкам, что ты, Лафраэль, не пострадал. Дилея заметила зверя вовремя, когда он направлялся к тебе и чуть-чуть не напал. Я могу только диву даваться, как Милион успел, - с восхищением проворчал Гарнах. - Преодолеть триста метров - от пруда с беседкой до места тренировок... У меня получилось прибыть только спустя секунд двадцать, а он примчался за каких-то восемь. Даже стыдно как-то!..
  Лафраэль со страхом и преданностью посмотрел на Милиона, который стоял словно нерушимый монумент, как нечто святое и величественное. Блики закатного солнца придавали обагрённому клинку юноши изумрудный оттенок. Единственный и неповторимый, подающий надежды наследник клана Пронзающих Глаз, сын неустрашимого воина Гарнаха - за Милионом всегда следовал какой-то ореол почета и уважения.
  Дядя Гарнах был тоже удивительной личностью, его называли Карающей Дланью Патриарха, но сын ему не уступал ни в чём, а порой даже превосходил. Бесстрашный и невозмутимый, всегда любезный и молчаливый Милион умел вести себя в обществе, но при этом всём являлся самым одарённым и сильным воином своего поколения. Он уже имел ранг Ученика, затем получит ранг Мастера, потом - Предка, и, возможно, если очень повезет, то Дракона.
  Во всём племени едва ли найдется мастер клинка и крови, подобный наследнику рода Пион. В кулуарах деревни шепотом, чтобы не спугнуть удачу, уже поговаривали о возрождении верхнего полумифического ранга.
  'И плевать, что ранга Дракона не удостаивался никто уже более полусотни лет, для Милиона нет ничего невозможного' - так во всяком случае думал сам Лафраэль, сравнивая названого брата с собой.
  А вот Лафраэль - его полная противоположность, что не могло не удручать.
  Магический монстр, вышедший из Запретного леса, что порой случалось в этих диких местах, представлял собой огромного грызуна, скорее похожего на помесь волка и ласки. Большой и длинный, как змея, с бесшумной поступью, с шерстью, колышущейся словно листва, люмель доходил размером до трех взрослых собак. Дядя Гарнах не зря волновался и нервически перебирал уже седеющие кое-где волнистые пряди, на которых появились вкрапления пота: животное действительно опасное, и не каждый взрослый в ранге Ученика мог с ним справиться. Таких тварей имели право убивать в одиночку только воины племени, имевшие ранг никак не меньше Мастера, за исключением, конечно, форс-мажорных обстоятельств, что еще раз говорило о навыках гения по имени Милион, развитого не по своим годам.
  Через некоторое время прибежали слуги и воины с мечами и копьями наперевес, а с ними перепугавшаяся Дилея. Она с тревогой посмотрела на брата, у которого из ран под перевязочной тканью продолжала сочиться кровь. Ее успокоил отец, сказав, что всё хорошо.
  Слуги с трудом загрузили обмякшую тушу зверя на пригнанную телегу и увезли прочь, чтобы разделать и приспособить в быту. Мясо люмеля несъедобно, но шкура и когти, а также зубы представляли кое-какую ценность.
  Гарнах, Милион и поникший Лафраэль отправились домой.
  Через некоторое время в комнату Милиона направили двух лекарей, но кровь дракона показывала себя даже здесь - его раны почти зажили, легкие царапины оказались единственным следом от недавней битвы. Хотя Милион и битвой это не назвал бы - слишком быстро, уверенно и точно он перерезал глотку зверю, который лишь по чистой случайности и абсурдному движению своих когтей смог задеть левую руку молодого воина. Милион после боя не обращал на поврежденную конечность никакого внимания, пока прижавшийся неподалеку к земле Лафраэль не указал ему на полученное им увечье. В тот момент отец тоже попытался проявить какое-то участие, но Милион сначала проверил названого младшего брата на наличие ран и, только удовлетворившись осмотром, занялся уже своими 'царапинами', которые начали саднить.
  Перевязанная рука была щедро обмотана белыми лентами, но кровь просочилась и сквозь них. Вдруг в комнату вошел отец.
  - Это было глупо, сын, - заявил с порога Гарнах, порывисто чеканя шаг по большой комнате.
  Милион сидел в кресле и старался не подавать виду, что ему становится хуже.
  - Кровь дракона - это не шутки, ее просто так не включишь и не выключишь, зачем ты... Хотя, как никто другой, я понимаю, почему ты это сделал.
  Гарнах вздохнул и подошел к сыну.
  - Дай мне свою правую руку!
  Милион повиновался, превозмогая усталость. Пот прошелся по его телу спасительным дыханием, потому что молодой воин буквально горел. Гарнах прощупал правую руку, затем осмотрел грудь своего ребенка и положил ладонь на лоб, чувствуя содрогание сына, активировавшего компенсаторный механизм, направленный на борьбу с угасанием.
  - Так я и думал, - проворчал отец. - Лекари сказали правду - перенапрягся! Я уже не говорю, что ты всё умение вложил в скорость, пренебрегая защитой, отчего и получил рану. Меня не обманешь, сын, ты контролируешь кровь предков очень хорошо, даже я в свои лучшие годы не мог этим похвастаться. Трудно вообразить, что усилив ноги до предела, ты не получил никаких сопутствующих травм, только случайные от зверя. А если бы связки порвались, сломались кости, повредились внутренние органы?! Да и энергия твоя сейчас скачет как одержимая, хотя ты и с этим пытаешься справиться самостоятельно, - гордо заключил Гарнах, внимательно наблюдая за сыном. - Подожди, помогу... - с этими словами старый воин возложил правую ладонь на живот, а левую на голову Милиона.
  Его глаза стали бесцветными, а над телом появилось какое-то искажение, как будто сам воздух затвердевал и сгущался. Энергия перетекала в юношу, и его бледное лицо понемногу оживало. Напряжение Милиона проходило, и он наконец-то вздохнул с явным облегчением.
  - Ох, глупый мальчик, мой мальчик, что бы я делал, если бы ты не справился с контролем?! Не стало Сибилы, вашей матери, поэтому вы - единственное, что у меня есть на свете, единственное, что у меня осталось от нее.
  - Я знаю, отец, - произнес Милион, ощущая, как боль и давление отпускают его. - Прости.
  - Да я не виню тебя, сынок! Ты всё сделал правильно, но я, как твой отец, боюсь за тебя. Никогда больше не делай так...
  Милион задумался, когда отец убрал руки от его живота и лба. Он внимательно посмотрел на старого воина, потом перебрал все свои мысли, моделируя подобную ситуацию снова и снова, после чего ответил:
  - Я не могу тебе этого пообещать, отец.
  - Почему? - удивился Гарнах, озадаченно уставившись на сына, так приятно похожего на свою мать.
  - Лафраэль слаб, и он мой брат, - как можно мягче заключил Милион, чтобы успокоить родителя, но его взгляд говорил о другом.
  Он будто смотрел сквозь отца, обозревая все опасности, грозящие простому человеку в этом суровом мире. Гарнаху не нужно было дополнительных пояснений, смысл слов сына он уловил сразу. Его тут же пробрала мелкая дрожь, а по спине пробежал холодок, хотя на улице стояла настоящая жара. Глаза Милиона полнились непоколебимой решимостью, так близко граничащей с самоотверженным исступлением безумца, что Гарнах невольно вздрогнул. Великими несчастьями веяло от этого юноши для тех, кто посмеет перейти ему дорогу, тем более для тех, кто попытается оспорить его право на защиту семьи.
  Глава 17. Воин клана Пронзающих Глаз
  Свернув в обрушившийся когда-то проулок, группа Болема вышла в просторное круговое помещение, по краям которого немыми часовыми возвышались высеченные из камня столбы. Прямо за ними находился искомый проход: огромный стрельчатый проем, сделанный, казалось бы, для великанов. Он был темный, из него веяло холодом и сыростью.
  - Нам туда, - зачем-то произнес Болем, тогда как других явных путей здесь не наблюдалось.
  - Мы это и так поняли, - издевательски ответил Торох. - Ты нас за кого принимаешь?
  Болем улыбнулся.
  - За иноземца, безумного и не обученных грамоте вора и убийц.
  В ответ Торох изобразил кислую ухмылку.
  Группа задержалась, чтобы перекусить. Лафраэль прошел к Болему, сидевшему на плоском большом камне, разворачивая еду для Варика. Там втроем они уселись вкруг и начали жевать припасы.
  - С какими монстрами нам предстоит встреча? - нарушил тишину Лафраэль. - Я бы хотел знать подробности. Про гоблинов и подземных троллей ты мне рассказывал, может, что-то еще было?
  - Хм, - призадумался Болем, вспоминая прошлое. - Если честно, то помимо указанных тварей, шныряли опасные грызуны - морханы, и не менее опасные черви. Морханы в основном питаются крысами и иной живностью, любят собираться в стаи. Не хотелось бы с ними встретиться. Они маленькие, как кролики, но при этом достаточно верткие, вследствие чего по ним трудно попасть, а их зубы могут прогрызть металл. Черви хоть и медлительны, но тоже коварны, их шкуры, сотканные из твердых чешуй-пластин, тяжело пробить мечом и арбалетом. При этом они боятся огня и могут изрыгать кислоту. Других тварей я не встречал, но точно знаю, что они существуют, прячась по закоулкам.
  - Хорошо, - промолвил Лафраэль, заканчивая расспросы.
  Потом, посмотрев на свои руки, он отошел подальше, где помыл их и стал тщательно протирать сухой и рыхлой землей.
  - Что ты это делаешь? - спросил выросший возле него Стайн, внимательно глядя на Руби. - Это какой-то ваш ритуал?
  - Нет, - закатив глаза, ответил паренек. - Запах крови может привлечь монстров, которые обитают в подземелье. Я запачкал руки, когда убил крокодила.
  - Понятно, - промолвил Стайн. - Может, и нам с Рупертом почистить одежду? Кое-какие капли попали и на нас.
  - Да, было бы отлично, - пожав плечами, поддержал Лафраэль.
  Воины-убийцы так и поступили. Теперь они уже не смотрели свысока на Руби.
  Закончив все приготовления, очистив одежду, группа направилась к входу в подземелье. И когда Лафраэль переступил черту громадного проема вслед за остальными, и влажный воздух ударил в ноздри, какой-то затаенной силой повеяло из глубин подземелья, на что его правый бок моментально отреагировал пульсирующей болью. Он скривился, но продолжил путь, понимая, что зло чувствует другое зло, - и именно об этом юноша размышлял, проклиная всех известных ему демонов юга.
  Просторные коридоры, вымощенные древними плитами и каменными блоками, иногда встречающиеся знаки былых времен, лепниной покоящиеся на стенах, являлись единственными спутниками в этих длинных могильниках.
  Как ни странно, но вел их именно Варик. Безумный приутих, чеканя каждый свой шаг с придирчивостью следопыта, казалось, что в его мечущихся глазах проступали искры разума. Порой он ступал так аккуратно, что всем становилось понятно, что где-то спрятана ловушка. Единственные, кто мог хоть что-то разобрать и увидеть в сгустившейся полутьме, подобно Варику, были два мастера-вора, но они не знали путь к их цели, отчего всем пришлось довериться безумцу.
  Факел потух, и Стайн зажег новый. Тени опять начали плясать, вторя языкам пламени. Становилось заметно холоднее, каждый ощутил, что они спускаются всё ниже и ниже, хотя коридоры представлялись вполне пологими. Иногда они выходили на открытые пространства, где однотипные колонны удерживали своды, и видели какие-то статуи, руины и барельефы. Запыленные произведения искусства сплошь и рядом показывали картины сражений. Рыцари, облаченные в доспехи, сражались с другими рыцарями, чудовищами и даже с драконами.
  Ни один из рисунков не цеплял глаз Лафраэля, пока он не столкнулся с изображением колоссальной битвы, где монстры столкнулись в ужасной сече с людьми, эльфами и гномами, и над всеми ними возвышалась фигура гуманоида - огромное мускулистое чудовище, объятое огнем, с длинными рогами на голове, державшее в своих руках само пламя в форме меча. При движении теней казалось, что картина оживает, и Лафраэль видит всю тщетность попыток людей и дружественных рас спастись. На следующем же барельефе он лицезрел в перспективе, как трое мужчин и две женщины противостоят монстру-гуманоиду, - это, вероятно, те самые герои, о которых упоминал мастер-вор.
  - Авадон, - сказал Болем на ухо Руби. - Демон из самой преисподней и пять героев. Судя по картине, оставленной гномами, битва оказалась жаркой. Я даже боюсь представить, что произойдет, если это чудовище вырвется на свободу, - думаю, что мы не сможем победить. Единственный шанс выжить - это либо найти таких же славных героев, как в старину, либо надежда на гильдию магии Эдингола, но простые смертные всё равно будут погибать тысячами, если не сотнями тысяч. Да и дружественные расы, объединившиеся тысячу лет назад, уже не такие дружественные и навряд ли помогут.
  - Эти треклятые ушастые, - промолвил Торох, услышав их разговор, - всегда презирали людей и гномов. Они с радостью бы собственными руками перебили нас, если бы им дали такую возможность, но старые договоры о ненападении живы по сей день, это нас и спасает. Не хотел бы я воевать против эльфов, уж слишком сильны Перворожденные, даже как-то несправедливо.
  - Ну, такова реальность, - ответил ему Болем. - Они первыми вступили в мир, затем гномы, огры, орки, гоблины, зверолюды, разные магические чудовища и лишь затем люди. Лесные жители привыкли считать остальных низшими, недостойными существами. Возможно, это и так, ведь только люди сражаются с себе подобными ради власти, денег и из-за других мелочных, на их высокомерный взгляд, причин. Хоть и у Перворожденных бывают конфликты из-за мести, ради чести, для возвышения рода или клана, и все дрязги немедленно прекращаются, когда общая опасность стучится в их обитель - Вековечный лес. Ссоры у эльфов в основном решаются не битвами народов, а сражениями один на один на арене. Мне довелось об этом услышать в свое время! При этом только на ритуальном поединке разрешено проливать эльфийскую кровь, ведь она, опять же по их понятиям, слишком ценна. В этом плане Перворожденные превосходят нас: войн, полномасштабных противостояний с горами трупов у них не бывает.
  - Что-то много ты об этом знаешь, - прищурился Торох, - можно подумать, что ты бывал в Вековечном лесу.
  - Я много читал об этом, - промолвил Болем, пожав плечами, - но недостаточно, чтобы сойти с ума и слепо доверять мертвым авторам пыльных трактатов, некоторые из которых, возможно, почерпнули сведения для своих редчайших очерков, просто-напросто объевшись белены. А про точность моей памяти, в моём-то возрасте, я уж лучше промолчу. Так что выбор всегда за слушателями.
  - Но один из героев, кажется, был эльфом? - вставил слово Стайн.
  Все с удивлением воззрились на убийцу.
  - Что? Мне мама рассказывала в детстве! Я что, не могу знать историю?
  Никто ничего не сказал, только Торох ухмыльнулся, а Лафраэль произнес:
  - Первыми были драконы - древние драконы! Не те, которыми пугают детей в кроватке, а разумные существа, настоящие исполины, способные сметать государства, словно пыль!..
  Два вора переглянулись, не понимая, что имел в виду Руби, но Лафраэль не стал ничего объяснять и вдаваться в подробности.
  Сначала он услышал шершавое скольжение, потом звук ударов, затем хлюпанье и жалобный высокий писк, а вслед за ним клекотание.
  Монстры.
  Остальные спутники шли всё так же, не обращая на это никакого внимания, в общем, это было предсказуемо, так как обычные люди не обладали звериными способностями племени Дракона. Используя искусство крови, он преобразил глаза, которые тут же отозвались и загорелись бесцветным пламенем. Темнота отступила, и Лафраэль увидел каждый камушек и трещину в длинном и огромном коридоре.
  - Остановитесь, - приказал он спутникам.
  Они немедленно подчинились, изумленно заметив его белесые глаза.
  Никто из путешественников еще не успел озвучить появившиеся вопросы и, соответственно, задать их Руби, а он уже убежал, пропав во тьме, откуда бросил им дальнейшие указания:
  - Я разведаю территорию, а вы пока оставайтесь на месте. Без меня не вздумайте идти вперед!
  Ответа Лафраэль не дождался. Он несся сквозь коридор подобно лунной кошке, которая обитает только в Запретном лесу. В том, что за ним никто не следит, и никто не поджидает, он был уверен, так как сила крови дракона наделила его мгновенной реакцией, чутьем зверя и глазами той самой упомянутой лунной кошки; и чтобы в этом состоянии его кто-нибудь да смог застать врасплох, нужно было очень и очень постараться.
  Огромный валун, расположенный возле прохода справа, стал отличным укрытием, оттуда Лафраэль увидел круглую залу, в центре которой сражалось несколько существ: три гоблина и два червя размером с собаку.
  Гоблины в набедренных повязках держали в руках дубины и острые камни, светлокожие и темноглазые, так непохожие на своих собратьев из Запретного леса, особенно привлекали внимание. Маленькие, словно дети семи-восьми лет, серые, худые, с длинными ушами, огромными носами, острыми желтыми зубами и когтями, тогда как в Запретном лесу гоблины зеленые с желтыми глазами, да и потолще, чем местные аборигены. Общий вид, если не вдаваться в подробности, конечно, схож, родство ощущалось, но что-то в этих гоблинах таилось чахлое и нездоровое. Они лениво двигались, оказались не так ловки и сильны, как их братья с юга, да и одежды на них почти не имелось, не говоря уже о сносном оружии, тогда как в лесу гоблины разживались шкурами и мечами, убивали людей и зверолюдей, забирая всё, что могли унести.
  Гоблины подземелья пытались убить червей, которые этому рьяно сопротивлялись, но натиск коротышек был непоколебим, - видимо, это не первый раз, когда они сражались с ползучими тварями, и опыт у них явно имелся. Один из гоблинов клекотанием, услышанным Лафраэлем ранее, отвлекал червей на себя, тогда как двое других с помощью заостренных камней пытались пробить их чешую, метясь в одну и ту же выбранную ими точку. У одного червя чешуя уже слетела, обнажая розовое тело, у второго только потрескалась. Черви, хлюпая кислотой в круглой пасти со множеством мелких зубов, разворачивались на обидчиков, пытаясь попасть в них зарядами смертельной слюны или хотя бы цапнуть за руку или ногу, но гоблины-нападающие были наготове и вовремя отпрыгивали назад. Черви в бессильной злобе издавали высокий писк, но первый гоблин снова начинал клёкот, призывая оппонентов к себе.
  Так всё и продолжалось, когда Лафраэль увидел этих монстров.
  'Убить или нет? - подумал Лафраэль, рассматривая охоту. - Может, подождать, пока они заполучат червей и уберутся с пути в свои норы?..'
  Решить ему не дали, так как гоблины, справившись с двумя червями, всё-таки повредив их чешую и поразив мягкую плоть, забрали добычу и направились в один из шести проходов. Тащить туши им пришлось вручную, что заставило везунчиков поднапрячься. Вскоре они скрылись, бормоча что-то на своем непонятном языке - на ум приходили только проклятия тяжелой доле.
  Так как проблема испарилась сама по себе, без вмешательства, Лафраэль вернулся к товарищам, которые дожидались его ровно на том месте, где он их и оставил.
  - Я наткнулся на группу гоблинов, сражавшихся с червями, но теперь они ушли. У нас есть шанс миновать их незамеченными.
  - Они не почуяли тебя? - спросил Торох. - У тварей очень чуткое обоняние.
  - Нет, я находился достаточно далеко, - ответил Лафраэль.
  - Хорошо, тогда вперед, - заключил Торох. - Но будьте настороже. Наш огонь привлекает много внимания, заметен издалека.
  - Я готов идти за сорок метров от вас и в случае опасности сообщу о неладном, - тут же предложил Лафраэль. - Я могу свободно передвигаться и видеть во тьме, когда это нужно.
  - Правда? - нарочито удивился Болем. - Ну, тогда мы полагаемся на тебя.
  Иных вопросов не последовало, хотя Лафраэль уже напрягся, готовый в любую секунду заткнуть, кого следует, или послать любопытствующих куда полагается. Огрызаться подросток к своим годам научился достаточно умело. Однако про светящиеся глаза так никто и не спросил.
  'Они уже всё обсудили и поняли, что это не их дело, - подумал Лафраэль, успокаиваясь. - Пусть теперь догадываются: маг ли я или пользователь артефактов, или кто еще! Впрочем, Болем наверняка им поведал обо мне и моей силе, так что ничего удивительного, что они молчат. Грёбанные профессионалы, побери их Великий предок, умеют держать язык за зубами!'
  Поступили так, как порешили: Лафраэль крался в отдалении, разведывая обстановку. Когда группа добралась до круглой залы с шестью проходами, где перед этим сражались гоблины, они остановились. К неудовольствию Лафраэля, душевнобольной Варик избрал путь, по которому ранее ушли монстры-коротышки со своей добычей.
  Лафраэль вздохнул, поняв, что продвижение снова придётся задержать.
  - Я пойду один, - сообщил он Болему и Тороху. - Дальше есть возможность повстречать гоблинов.
  Спутники не стали спорить, доверившись его мастерству, которое он уже демонстрировал. Один Торох что-то невнятно пробубнил, но препятствовать мальчику не посмел.
  Тихо ступая по каменистому полу, плиты которого отчасти разрушились, Лафраэль медленно пробирался вперед, опасаясь попасть в одну из тех ловушек, которую могли установить для незваных гостей, но это ему не помогло. Не обладая знаниями и навыками мастеров-воров и провожатого Варика, он бестолково угодил в замаскированный для таких случаев сюрприз. Механизм сработал моментально: дюжина металлических стрел вылетела из перегородки справа, едва его нога коснулась рычага в виде плиты-обманки. Быстрым манёвром, несвойственным людям, юноша отскочил назад, и снаряды с глухим стоном ударились о камень противоположной стены. Ловушка, в принципе, не была опасна для Лафраэля, но произведенный звук неприятно резанул слух. Из-за безалаберности и неподготовленности он самолично сообщил тварям подземелья, что находится в непосредственной близости от них, и теперь медлить было нельзя.
  Используя силу крови, Лафраэль заставил тело напрячься, энергия хлынула по его венам, жилам, мышцам и суставам, это дало легкость движений и неестественную ясность мыслей, окружающий мир словно ненадолго замер. Обострившимся чутьем он понял, что впереди слышатся быстрые семенящие шаги гоблинов. Подросток сейчас мог даже различать их запах.
  'Девять особей', - мысленно отметил про себя Лафраэль, с грацией кошки бросаясь вперед. Ловушек он теперь не опасался: ни одна из них не способна справиться с его скоростью и силой. Несколько секунд потребовалось, чтобы преодолеть расстояние в полсотни метров, и не ожидавшие подобного гоблины-разведчики оказались застигнутыми врасплох.
  Благодаря отточенным движениям два кинжала незаметно покинули свои ножны, клинки прочертили полукруг в опасном танце, пока их остриё не пронзило горло трём первым жертвам. Лафраэль развернулся, затем, используя стену слева словно опору, в прыжке нырнул в оставшуюся толпу, и снова смертельная пляска...
  Последний из оставшихся гоблинов, казалось, что-то понял, но слишком поздно, и кинжал вошел ему между глаз. Разом брызнули фонтаны из ран несчастных, обагряя древнее подземелье тёплой влагой, и трепыхающиеся тела только после этого с глухим стуком ударились оземь.
  Лафраэль отошел вперед так, чтобы на него не попала кровь. Он рассматривал кинжалы в руках. Рукоять одного рассыпалась в труху, а лезвие, смазанное жиром и внутренностями жертв, растрескалось и затупилось, второй выглядел получше и еще был годен для использования.
  Юноша принялся искать брошенные им метательные ножи.
  Это оказалось слишком легко, даже легче, чем он себе представлял, ибо помнил, как впервые встретился с этими тварями в Запретном лесу, тогда он чуть не умер.
  ***
  Лафраэль проснулся с каким-то новым ощущением - это было предвкушение. Сегодня он как настоящий воин клана Пронзающих Глаз отправится на свою первую охоту. Все дети клана, достигшие десяти лет, обязаны проходить практику. К этому возрасту они могли кое-как манипулировать потоками энергии в крови, что ну никак не получалось у Лафраэля, поэтому парня отправили на традиционное обучение впервые только в двенадцать, да и то по настоянию дяди Гарнаха, который посчитал, что для этого пришло время.
  Лафраэлю казалось, что все члены новой семьи стесняются его слабости, она их как будто удручает. Он полагал, что и Милион относится к нему с предубеждением, как и Дилея, которая не раз выказывала недвусмысленное пренебрежение пришлому родственничку. Но он, даже с учетом собственной неполноценности, не был против путешествия, а наоборот, всё его существо трепетало от ожидания настоящего приключения: наконец-то он сможет использовать те выпады, удары, комбинации, которым так тщательно обучался.
  Лафраэль быстро умылся, на скорую руку оделся в специальный костюм из варёной кожи земного дракона, нацепил приготовленную заранее броню: металлический нагрудник, нарукавники, поножи, а также шлем без забрала. Во всём этом было неуютно и жарко. Метательные ножи удобно уместились лентой на специальном креплении у живота, кинжал он заткнул справа на поясе, однолезвийный меч - катана - слева. Не хватало лука, но это и неудивительно, ведь Лафраэль не любил его и считал бесполезным в сражении, так как стрелял отвратительно. Небольшой квадратный щит, надевавшийся на левую руку, почти не мешал в использовании катаны, в случае необходимости щит легко сбрасывался.
  Вообще говоря, воины племени с прохладой и недоверием относились к металлической броне, ввиду того, что энергия крови помогала им и полностью обеспечивала потребную защиту, делая кожу почти непробиваемой, но это всё, конечно, начиналось с ранга Ученика, а до этого предстояло еще постигнуть ранги помладше: Новичка, Соискателя и Претендента. Но, даже обладая рангом Ученика и старше, постоянно поддерживать силу дракона было невозможно, поэтому воины клана всё же иногда носили доспехи, преимущественно кожаные, которые не обременяли в движении.
  Когда он, наконец, спустился вниз, его уже дожидались за столом дядя Гарнах и Милион. Дилея еще спала, час был ранний.
  - Готов? - спросил Милион усевшегося за стол брата. - Это первый раз, когда ты выйдешь за пределы деревни Горное Око. Запретный лес очень опасен, и если ты не сохранишь собранность, то можешь поплатиться за это здоровьем или жизнью.
  - Ну-ну, сын, не сгущай краски, а то Лафраэль убежит обратно в комнату, так и не успев вступить в Запретный лес, - насмешливо вмешался в разговор дядя Гарнах. - Ты будешь не один, - обратился он уже к Лафраэлю, - с вами отправятся три опытных инструктора, а также десять детей с зачатками дара. То, что ты пока не обладаешь силой, конечно, плохо, но вас не станут сталкивать с магическими зверями высокого цвета, которых не смог бы одолеть простой десятилетний мальчик нашего племени, так что, я думаю, всё пройдет хорошо.
  - Отец, я хочу, чтобы Лафраэль не расслаблялся, был всегда собран и начеку, - вступился с новым пылом Милион. - Инструкторы, конечно, искусные провожатые, но бывают случаи, когда монстры нападают и для них внезапно. Тот же люмель, набросившийся на тебя две недели назад, умеет скрывать свое присутствие даже от нас - воинов крови, к тому же он еще отлично лазает по деревьям, хитер и быстр.
  - Милион прав, - на этот раз согласился дядя Гарнах, - нужно оставаться внимательным. Запретный лес - это место не для праздного любопытства, хотя чудес там хватает, но магические звери, обитающие в нём, весьма непредсказуемы. Благо вы пройдете не так далеко и не сунетесь вглубь чащобы, а только доберетесь по известной тропке до Восточных руин.
  - В развалинах древнего города водятся гоблины, но их не так много, и они слабы, - продолжил наставительно Милион. - Но будь осторожен: среди них тоже встречаются экземпляры, способные к уловкам и хорошим ударам.
  После завтрака и произнесенных напутствий Лафраэль вышел из-за стола, попрощался с дядей и Милионом и отправился к точке сбора. По пути он встретил Дилею, которая со скучающим выражением лица и издевательским тоном в голосе попросила его не опозориться среди 'детишек'. Лафраэль ей не ответил, понимая, на что намекает названная сестра, - он окажется единственным старшим ребёнком на практике, но при этом не обладающим способностью к использованию возможностей крови дракона. Любой из этих десятилетних ребят мог бы спокойно его победить, случись с ними сразиться, но Лафраэль втайне надеялся на свои безумные тренировки и не унывал. Он шел на практику, чтобы лишь опробовать навыки, вдолбленные учителем - дядей Гарнахом. На что-то большее он не рассчитывал.
  Точка сбора находилась у главных ворот в деревню. Это было каменное и древнее сооружение, от которого тянулись форпосты, сторожевые башни и пренепременно высокий забор, где бдели неутомимые часовые. Ворота, созданные из подогнанных друг к другу толстых брусьев темного дерева, сверху обтянули металлическими листами и укрепили несколькими перекладинами. Двухстворчатые, они открывались с помощью специального устройства внутри бойницы. Механизм, состоящий из цепей, рычагов, шестеренок и противовесов, собрали лишь несколько лет назад, и, несмотря на удобство, техническое ухищрение до сих пор использовали весьма редко, потому что стражники могли с легкостью отпереть и закрыть многотонные двери самостоятельно, - для племени Дракона, которое познало искусство крови, не представляло какой-либо проблемы применить нечеловеческую силу.
  Недалеко от ворот, перед самым выходом из деревни располагалась площадка, уложенная массивными и аккуратными каменными плитами, на которой одиноко возвышалась статуя Великого предка. Фигура навечно застывшего воина с длинными волосами, стоявшего прямо и облачённого в доспехи с плащом позади, внушала уважение. Спереди Прародитель, будто встречая недоброжелателей и с ходу намекая им на возможные последствия их козней, возложил руки на катану, наконечник которой предупредительно воткнул в подножие постамента. Скульптура казалась большой, около пяти метров в высоту и не менее двух в ширину. Сотни птиц непочтительно облюбовали молчаливого и угрюмого пращура народа Дракона, не замечая его неудовольствия и помпезно восседая на нём, словно на стуле, но им это не возбранялось.
  Деревня Горное Око была закрытой, не каждый человек, зверочеловек или эльф мог сюда пройти - только, разумеется, с разрешения патриарха. Чужаков здесь не любили, потому что секреты коренных жителей с могучей кровью требовалось оберегать и хранить, по возможности приумножать и, безусловно, чтить. Такие обособленные поселения располагались вдоль южной части Запретного леса. Их значилось не более шести, по количеству кланов в племени Дракона: клан Рассекающих Мечей, клан Железной Кожи, клан Зверя, клан Тихой Поступи, клан Внутренней Энергии, клан Пронзающих Глаз. У каждого из них имелся свой патриарх, то есть местный владыка. Роль изолированных населенных пунктов определялась довольно бесхитростно: они обретались на стыке двух цивилизаций и защищали людей и зверолюдей согласно древним пактам от нападений существ из Запретного леса.
  Эльфы в помощи не нуждались, они и сами вполне справлялись с невзгодами проживания, но схожие соглашения были заключены и с ними, поэтому, когда возникала опасность от неистовства магического зверя высокого класса, появившегося близ одного из градов сказочного народа, даже Перворожденные приходили к патриархам на поклон, вспоминая о принятых обязательствах. При этом эльфы жили непосредственно в дремучих рощах, как и зверолюди, но последние всё чаще встречались на окраинах Запретного леса, промышляя охотой на слабых магических зверей и торгуя с людскими народами, обитающими южнее на равнинах.
  В угоду этим же древним договоренностям воины с силой крови находились на особом счету у вышеперечисленных соседствующих рас, чтились как нечто исключительное и максимально нейтральное. О них слагались песни, рассказы и сказки, иногда пугающие.
  Согласно пактам племя Дракона не развязывало войн, но право мести у них никто и никогда не отнимал, да и не мог отнять. Поэтому люди, эльфы и зверолюди старались не конфликтовать с драконорождёнными - слишком велика была цена расплаты за содеянное, грозившая истреблением целой нации, если бы столкновение всё-таки произошло. Мощь племени Дракона представлялась грандиозной, что непременно сулило угрозой для других обитателей, но, следуя букве вышеупомянутых пактов, мир держался до нынешних времен.
  Нередко, однако, происходили локальные стычки.
  Последняя произошла с эльфами Тани. Не секрет, что Перворожденные - гордые и своевольные жители Запретного леса, и не привыкли ни с кем считаться. Около пятисот лет назад племя Тани было велико и могуче, набрав силу среди своего же народа. Вздорные и спесивые, они принялись устраивать бестолковые сражения, сеяли бессмысленный раздор и смуту среди сородичей, и племена Инуи, Хабен и Иль-Шур, не выдержав частых нападок и не сумев совладать и умерить аппетиты воинственных собратьев, в конце концов решили обратиться за помощью к носителям старшей родословной. Действительно, эльфы считали и воспринимали племя Дракона ничуть не меньше, а кем-то наподобие предшественников, так как благородная древняя кровь ящера-титана до сих пор текла в их жилах. Лесные жители почитали незазорным взывать к потомкам такого мифического зверя за содействием. Знаменитое высокомерие Перворожденных в этом случае не протестовало и не страдало. Скажем так, они мирились с человеческой составляющей драконорождённых как с тяжкой, но необходимой жертвой.
  Патриархи самых воинственных кланов: Пронзающих Глаз, Железной Кожи и Рассекающих Мечей отреагировали на просьбу, хотя это и не входило в их обязанности, они согласились примирить враждующих. Для переговоров снарядили послов от каждого клана, чтобы уведомить Тани о начале процесса урегулирования раздора. Совет князей зазнавшегося племени эльфов, презиравшие слабость, мнившие Перворожденных выше всех остальных, отправили ответ, изрубив двух парламентёров насмерть, а последнего навсегда превратив в калеку, чтобы он донес устное и наглядное сообщение до своих владык. Изувеченный, несмотря на трудности, усугубившиеся из-за отсеченных рук, отрезанных носа и ушей, а также выколотых глаз, героически выполнил возложенную на него миссию.
  Посыльный передал слова князей Тани о том, что племя Дракона не является для них более старшим, так как люди сами по себе всего лишь грязь, ничтожество, которое должно находиться в рабстве, подобно скоту на убой. И то, что в человеческих телах присутствует крупица бессмертного существа, является издевательством над миром, то есть мерзостью и оскорблением для Перворожденных. Помимо этого, вернувшийся поведал о том, что племя Тани стало практиковать ритуалы из разделов запретной магии, жертвоприношениями прикармливая и призывая злых духов, тем самым увеличивая свою мощь.
  Патриархи со всем должным вниманием выслушали пострадавшего подчиненного и тут же объявили войну обнаглевшим отщепенцам из эльфийского народа. На мстительный поход откликнулись все кланы племени Дракона, так как согласно древним законам борьба с темными силами - это их основная задача, завещанная Прародителем.
  Было решено направить слуг Совета патриархов - Охотников, в то время насчитывающих около восьмисот отборных мечей. Меньше чем за месяц многотысячное племя Тани перестало существовать. Их остатки жалкими очагами можно встретить до сих пор, но о прежнем могуществе не могло быть и речи. Старинные роды племени оказались уничтожены на корню, те, кто использовал недозволенное колдовство, истреблены, те, кто помогал сородичам в смертоубийстве послов, под пытками препровождены в свет.
  Скорее бойня, чем настоящая битва, произвела жуткое впечатление, потому что племя Тани, воинственное и жестокое среди эльфов, считалось непобедимым долгие столетия, но противопоставить что-либо драконорождённым они не смогли. Данный факт закрепил в сердцах людей с равнин, зверолюдей из окрестностей Запретного леса и других эльфов страх, который гласил, что делать врагами представителей племени Дракона себе дороже.
  Лафраэль вспомнил, как впервые здесь очутился - поздней ночью, когда сверкали звёзды, и вокруг стелился зябкий туман. Статуя Прародителя неприветливо встретила ребёнка угрюмым серым столбом. Тогда он чуть не расплакался.
  Да, раньше Лафраэль трепетал перед этим молчаливым и чуждым монументом, высеченным из камня, но повзрослев и обвыкнувшись, понял, что опасаться абсолютно нечего. Звали человека, которого изображала статуя, Ардинай - первый предок, прародитель и сын древнего змея, ледяного Ер-шугура. Легенды многое говорили о нём, и Лафраэль часто их перечитывал, поражаясь тому несоответствию, которое отдельными домыслами доходило до южных государств людей.
  В глубоком детстве он слышал только тревожные сказания об удивительном народе со светящимися глазами из Запретного леса, и ничего человеческого о них там не говорилось. Няня стращала его байками о жителях деревень, скрытых в лесных пущах, где обитают полулюди-полудемоны, пожирающие непослушных проказников, если упрямцы вздумают не доесть свой завтрак. И он боялся и никогда бы по собственной воле не пришел в клан Пронзающих Глаз, но непредсказуемая судьба распорядилась иначе: теперь он житель одной из таких мистических деревень. Да что уж там говорить, оказывается, он их родственник, и в будущем ему придется как-то с ними ладить и находить общий язык.
  ***
  Малыши, а иначе Лафраэль не мог их воспринимать, были ниже его ростом. Их веселые раскосые глаза горели очевидным нетерпением и пытливым предвкушением, подобно тому, которое испытывал и он сам. Стайкой птиц молодняк, поголовно облачённый в кожаные доспехи и обвешанный острыми клинками, сгрудился возле трех инструкторов - рослых мужчин с суровыми лицами. Кто-то из детей имел бронзовый загар, кто-то - почти темный, кто-то оказался светел, как лунь, но все обладали одинаково открытыми ясными лицами.
  Они возбуждённо щебетали, дожидаясь опаздывающих, смеялись и порой неуверенно косились на новоявленных наставников и на Лафраэля. Некоторые от нечего делать перебирали снаряжение, молчаливо и напряженно сверяя то, что дома осматривалось не менее десятка раз, в том числе и родителями. Робея, 'малыши' безотчетно сбились плотной толпой, их взгляды, помимо всего прочего, притягивала, словно пропасть в глубокую бездну, видневшаяся над защитной стеной густая чаща, от которой веяло первобытной опасностью и в которую им предстояло войти.
  Наконец все собрались, инструкторы проверили амуницию подопечных. Удостоверившись в надежности брони и наличии необходимого оружия, один из взрослых, имевший самый грозный вид: мускулистый, широкоплечий, с маленькой толстой шеей, торжественно произнес:
  - Первое знакомство с Запретным лесом - это всегда ритуал, ибо лес не прощает легкомысленности и несерьезности, ибо лес ценит стремление к самосохранению и чтит исконный обычай - умение приспосабливаться и выживать!
  Дети слушали с затаённым дыханием, пока инструктор наставительно продолжал:
  - Вы должны понять, что он разумный и помнит всё. Его оберегают могучие духи, существующие со времён сотворения мира, в связи с чем в нём рождаются твари, прозванные нами магическими зверями. Это дикие животные, получившие благословение и обладающие самыми разнообразными свойствами и способностями, которые помогают им обитать в непростых условиях. И порой встречаются такие экземпляры, которые не уступают в силе самым выдающимся воинам из нашего племени. Принятая южными народами классификация таких монстров - кто назовет мне ее?
  Ребятишки переглянулись между собой, начали шептаться и тут же замолчали: никто не хотел быть первым. Заминка произошла всего на несколько десятков секунд, пока темноволосая девочка с двумя небольшими косами, стоявшая в передних рядах, не произнесла:
  - Если позволите, уважаемый инструктор Лахар...
  Инструктор одобрительно кивнул, и она продолжила:
  - Всего магических зверей подразделяют на пять классификаций, используя для этого цвета, начиная с самых низших: зеленый, затем на уровень выше - желтый, потом оранжевый, коричневый, красный. Но красные почти не встречались людям, о них мало упоминаний, в последний раз сражение с таким монстром закончилось Великой скорбью.
  - Молодец, Рафталия, - сказал Лахар. - А почему это закончилось Великой скорбью? Что вообще это означает?
  Опять тишина, дети смущённо бросали взгляды друг на друга, никто не знал ответа. Рафталия же бесстрашно выпятила грудь, собираясь прихвастнуть своими знаниями перед собравшимися, но ее опередил Лафраэль.
  - Великая скорбь или Великая сеча - это битва, когда племя Дракона понесло колоссальные потери как мужчин, так и женщин. Тогда могучий зверь Нивей-Разрушитель, король всех Громовых Волков, вторгся в город зверолюдей, что расположен вблизи деревни клана Железной Кожи. Многие погибли, прежде чем кланы собрались и общими усилиями обуздали магическое существо. Летописи не указывают последствия их противостояния для окружающего мира, пользуясь только одним эпитетом: 'Кровь лилась ручьем'.
  - Правильно, - подтвердил Лахар. - Но всё же неточные упоминания о количестве жертв имеются! Может, кто-нибудь скажет, какие именно?
  - В свитках говорилось, что пало два патриарха ранга Предка и пять воинов ранга Мастера, кроме того в разных источниках присутствует описание об убитых в элитных войсках Охотников. Многие склоняются, что их ряды были уничтожены на треть.
  - Всё верно, Рафталия, ты, как всегда, права!
  От похвалы инструктора лицо девочки расплылось в довольной ухмылке, и она с вызовом посмотрела на Лафраэля.
  - Однако кто-то утверждает, что умерло три патриарха ранга Предка и три воина ранга Мастера, кто-то упоминает всего об одном патриархе и о десятках Мастеров. Цифры варьируется из-за неточностей летописцев. Но суть, я думаю, вы уловили. И я еще раз повторюсь: лес живой, духи не прощают обид, магические звери весьма опасны! Усвойте это сразу для своей же пользы!.. Прежде чем мы отправимся в путь, вы должны услышать правила... - под конец возвестил Лахар.
  И стоявший рядом с ним второй инструктор с длинной лохматой бородой в изношенной и кое-где грязной броне, которого звали Райан, начал излагать нормы поведения, в общем и частном сводившиеся к следующему: нельзя отрываться от отряда; предстоит поделиться на группы по три человека, за каждой из которых будет закреплен свой инструктор; нужно внимательно наблюдать за окружающим пространством, заботиться о своем теле, оружии и припасах; приказ инструктора есть непреодолимая и беспрекословная истина, которую необходимо исполнять и соблюдать без каких-либо пререканий; когда они доберутся до Восточных руин, отряд, ранее опредёленными группами, разойдется для прохождения практики; после миссии они вновь соберутся полным составом и только потом вернутся в деревню.
  - Самостоятельность строго запрещена, самодеятельность тоже, - заканчивал наставления уже Лахар. - Мы, инструкторы, отвечаем за ваши жизни. Цель вылазки максимально простая и заключается в обследовании части Восточных руин, где обосновались гоблины. Каждый из вас обязан убить по монстру, то есть на группу выходит по три магических зверя. Всем всё ясно? Можете втроем их уничтожить по одной особи или сразу напасть на несколько тварей, это вы решаете сами. Тактику боя разжевывать не будем, перед практикой вас уже порядком подготовили! Ну а теперь начинайте формировать группы...
  Глава 18. Книга Откровений Прародителя
  Их было слишком много, но не так уж, чтобы из-за этого менять тактику боя или охоты. Лафраэль находился перед логовом, где монстры существовали: размножались, питались, обустраивали скудный быт и умирали.
  Он осматривал пещеру, в которой сгрудилось около двадцати гоблинов. К удивлению, среди заморышей затесался примитивный хобгоблин, выглядевший предводителем. Все эти уродцы разительно отличались от тех, что он встречал в Запретном лесу. Как ранее уже отмечалось, гоблины подземелья были слабые, с серой кожей и чахлым видом - вероятно, результат развития при отсутствии солнца, достаточной пищи и мускульной работы. Но недооценивать их никто не собирался, слишком горек опыт столкновения с этими хитрыми бестиями.
  Перво-наперво запах!
  Лафраэль измазался в жиже отходов, производимых червями, чтобы скрыть свое присутствие.
  Вторым шагом было простое наблюдение, чтобы определить слабые и сильные стороны противника: узнать точное их количество, найти всевозможные укрытия, установить тех, от кого будет исходить максимальная опасность, а также разработать примитивный план первоочередных действий и доступных маневров в условиях избранного места предполагаемой битвы.
  Третий шаг заключался в решении вопроса - нападать или нет на укромное обиталище.
  В принципе, гоблины не мешали в продвижении по основному коридору, ведущему к цели их путешествия, так как логово располагалось в достаточном удалении от него, в одной из смежных пещер. Однако мальчик решил разведать обстановку для собственного успокоения.
  По итогам часового дозора Лафраэль, спрятавшийся в тени, всё-таки узнал, что гоблинов - двадцать два: одиннадцать мужчин и среди них хобгоблин, остальные особи женского пола и еще не подросшие детеныши. Впрочем, юноша предположил, что убогих подземных тварей больше, так как он насчитал около сорока гнезд-лежанок, приспособленных с помощью камней. С учетом тех девяти, убитых им ранее в коридоре с ловушкой, всё равно обнаруженных гоблинов оказалось маловато. Возможно, тогда он уничтожил передовой отряд, осуществлявший обход территории. Поэтому выходит, что есть как минимум еще одна группа воинов, которая стережёт другой коридор, либо они выставили скрытые секреты, и Лафраэль их просто-напросто не заметил.
  Тем не менее, если бы это было так, то тогда его бы уже давно раскрыли, и началась паника среди монстров, чего не происходило. Он допускал, что гоблины отправили в многочисленные туннели подземелья охранные отряды или охотников, подобно тем, которые втроем сражались с червями. В принципе, это представлялось вполне логичным предположением. Им просто повезло не повстречаться с человеком, прошедшим по единственному пути, тогда как дорог, ведущих к логову гоблинов, оказалось пять.
  Вместе с тем Лафраэля сейчас интересовало лишь одно: имеются ли у отсутствующих гоблинов хобгоблины или шаманы? Это сила, с которой принято считаться, тем более когда ты без поддержки. Поэтому он продолжал наблюдать.
  В логове гоблинов внезапно наступил ажиотаж, это было видно невооруженным глазом, ведь они принялись разделывать две туши червей. Процедура разделки затянулась. Каждую чешую червя вырвали, мясо разделили, внутренности скинули прямо на землю. Женщины занялись уборкой требухи в специальную яму, заполненную до отказа какой-то желтой и вязкой жижей. Через секунду Лафраэль понял, какой именно: этой жидкостью являлась кислота, скопившаяся за многие годы охоты на червей. Отходы жизнедеятельности тоже попадали в яму, хотя смрад в логове, несмотря на все их уловки, был всё равно беспощадным к тем, кто обладал обонянием.
  Вскоре шум усилился, так как монстры стали делить добычу между собой. Мясо перепало сначала воинам-мужчинам, после чего женщины и дети принялись бороться за остатки, вгрызаясь в розовую плоть своими острыми серыми зубами, смотря друг на друга тусклыми свирепыми глазами, урча и сопя на противников, стараясь захватить для себя наибольший кусок. Часть хорошего мяса оставили в стороне - видимо, для тех, кто отсутствовал.
  Одичавшие гоблины подземелья были противны. Лафраэль смотрел на них с омерзением. Жалости он никакой не испытывал, потому что знал, если дать этим тварям хоть малейший шанс, то они беспощадно вцепятся в тебя подобно тому, как впились в куски плоти червей. Наверное, голод здесь - постоянное явление.
  У Лафраэля имелся кинжал, метательные ножи. Можно, конечно, воспользоваться оружием гоблинов, но оно, мягко говоря, плохое: куцые дубины из старых досок (бог знает, где они их достали!) да заострённые булыжники, иного арсенала у коротышек не было. Эти недобитки сильно отставали от своих собратьев из Запретного леса не только по уму, но и по снаряжению.
  И только сейчас, когда Лафраэль дотошно перебирал в своем уме доступное оружие, он заметил, что у хобгоблина, возвышавшегося над своими сородичами почти на три головы, на поясе висел меч. Ржавый, конечно, но вполне острый и пригодный к применению.
  Книга Откровений Прародителя говорила, что ему нет необходимости убивать этих существ, так как бедолаги как таковые не представляли зла, не являлись посланцами демонических сил, а просто выживали в непостоянном и суровом мире. Людям они также не угрожали, потому что находились в достаточной изоляции и были откровенно слабы. В этом случае, в соответствии с Книгой, нападения можно избежать и никого не трогать, сохранив силы для дальнейшего путешествия.
  С такими мыслями Лафраэль решил незаметно отправиться назад к своим спутникам, которые дожидались в основном коридоре. Он начал разворачиваться, чтобы исчезнуть в нужном проходе, когда внезапно в логово вернулись девять гоблинов. Решив оценить их, он снова занял позицию наблюдателя, и тут же его дыхание перехватило от внезапного спазма. Лафраэль напрягся и не заметил, как своими руками раздробил камень, за который держался.
  Среди новых гоблинов бродил еще один хобгоблин, но не он привлек внимание, а другой представитель из племени коротышек: ниже остальных на полголовы, в странной броне, сделанной из смеси панцирных чешуй червей и меха грызунов - наверное, морханов, о которых рассказывал Болем. В руках ряженый держал что-то вроде посоха, а его глаза были абсолютно черны и не той чернотой, которая сформировалась с течением времени из-за отсутствия света в пещерах, как у прочих сородичей, а другой, чуждой этому миру - ведь у него начисто отсутствовали белки.
  Такие глаза Лафраэль забыть не мог. Он помнил их всегда и всюду, нередко видел в кошмарах, трепетал от негодования, размышляя о них в гостиницах, постоялых дворах, в часы досуга на дороге у костра или на корме корабля, и неизменно ненавидел всем своим естеством.
  'Одержимый', - колокольным звоном взорвалось в голове, и осознание этого наполнило его душу невероятным бешенством, пульсирующей яростью, отдававшейся физической болью в висках, с которой он тем не менее совладал, но не без труда. Юноша сразу же активировал Пронзающие Глаза, засветившиеся белёсым светом, и они поведали, что предположение верно. Ало-черное пятно с туманными завихрениями на том месте, где ошивался интересующий его субъект, означало лишь одно - этот гоблин является приверженцем зла.
  - Он к тому же еще и шаман, - то ли прорычал, то ли брезгливо выплюнул Лафраэль, не отрывая взгляда от Продавшегося Тьме.
  Этот момент... именно он всё менял.
  Тот план, где он спокойно возвращается к группе, а затем они продолжают идти к намеченной цели в обход лагеря гоблинов, канул втуне, будто его и не существовало. Теперь парень не мог так поступить.
  Монстры, за которыми он сейчас наблюдал, должны умереть - все без исключения. Мерзость нужно выкорчевать до основания, никаких отговорок быть не может, ведь народ Дракона всегда уничтожает зло, представшее перед взором. Потомки Ардиная в любой день и час, где бы они ни находились и кем бы ни являлись, безоговорочно выполняют заветы, оставленные предками, даже если это грозит им неминуемой гибелью. Сама кровь в их жилах алчет уничтожения чужеродной энергии, взывает к действию.
  Медлить потомок Дракона Ер-шугура не стал, быстро прикинув тактику боя, Лафраэль выпрыгнул из укрытия. Кинжал в его руке вонзился в шею первой жертвы, затем вошел в голову второй, третьего он разорвал свободной левой рукой, схватив несчастного за кадык. Этого времени хватило гоблинам, чтобы лишь заметить быстро приближающуюся тень. Перед тем как поднялась суматоха, парень убил еще двоих и после этого бросился на первого хобгоблина, который всё это время торчал в логове.
  Хобгоблины - более развитая форма гоблинов, превосходили сородичей размером в два раза, к тому же были сильнее, чем обычные люди, и при этом маневреннее. Правда, их рост едва достигал ста шестидесяти сантиметров, и для Лафраэля, который возвышался над ними почти на полголовы, они всё же казались маленькими. Хобгоблины имели мощные челюсти и острые длинные когти на руках, сражаясь, по большей части не ведали страха, так что противниками являлись проблемными, но не для того, кто знал, как с ними справиться.
  Юноша пригнулся, пропуская удар мечом над головой, и пока хобгоблин снова принимал надежную стойку для повторного удара, снизу резанул кинжалом по руке твари. Отсеченный обрубок левой кисти, державшей меч, так и не отпустил рукоять, а раненый, изрыгая нечеловеческий вой, попятился назад, обрызгивая кровью Лафраэля и пространство вокруг.
  Парень снова увернулся уже от летевшего в него камня, затем легким движением левой руки вытащил метательный нож и с силой бросил во второго хобгоблина: необходимо было вывести из строя самых сильных и чем быстрее, тем лучше. Нож со свистом рассек воздух, прошил хобгоблина насквозь и затем, что оказалось неожиданностью даже для него, попал в гоблина-шамана, стоявшего позади, пробив его броню и оставляя дыру в районе левого плеча. Мертвый хобгоблин с глухим ударом упал на землю, Одержимый же устоял, изрыгая какие-то проклятия в адрес то ли раны, то ли боли, то ли напавшего и его ножа. Он тут же сорвал костяное ожерелье, которое висело на его шее, сделанное из зубов здешних червей, после чего начал бормотать речитатив над ним. Со стороны могло показаться, что тот сошел с ума, но Лафраэль видел всё сквозь свою силу, и там, где руки шамана сжимали украшение, начали проявляться сгустки силы. Его тело изменилось, он стал буквально расти, мускулы начали выпирать, а руки и ноги удлиняться, пока прежний заморыш не сделался выше.
  - Проклятая тварь! - рявкнул парень, отбив пару камней, брошенных в него с разных сторон пещеры, и направляясь к монстру, на торсе которого появились ужасные волдыри, а на их месте тут же начали образовываться острые рога.
  Закончить страшный ритуал подросток не позволил, разрубив монстра одним молниеносным движением на две части. Меч под конец удара воткнулся в один из массивных рогов, но Лафраэль добавил силы, и клинок со стоном преодолел нарост, рассекая препятствие словно щепку.
  Боевой гул, нараставший всё время, пока он сражался, стих. Оставшиеся в живых гоблины замолчали, ошеломленные произошедшим. Они не верили своим глазам, их маленький мир рухнул, видимо, шаман был их козырной картой в битвах, и, потеряв его, они не знали, как поступить: спасаться бегством или продолжить нападение.
  Паника началась так же внезапно, как и наступившая перед этим тишина, бедные существа, бессмысленно блея от страха, как овцы, принялись убегать во все стороны, опрокидывая друг друга, пинаясь, хватаясь, спеша, чтобы скрыться от человека, в котором они видели смерть. Лафраэль чувствовал себя в это мгновение непобедимым вершителем чужих судеб, но не стал догонять монстров, хотя следовало бы, потому что эти существа вполне могли в последующем, при удобном для них случае напасть, но жалость и человечность, даже в нарушение заветов предков, в нём победили. Гоблины теперь не представляли интереса, так как приверженцев темных сил среди них не было.
  Мальчик осмотрелся вокруг: раненный им хобгоблин, у которого он отсек кисть, отсутствовал, впрочем, как и иные его соплеменники, - он стоял посреди логова один. С неосознанным облегчением выдохнул, как вдруг его ровное дыхание сбилось. Юноша упал на одно колено и схватился за правый бок, стараясь выдержать приступ и устоять. Нестерпимая боль сковала руки и ноги, превращаясь в жгучую агонию. Хаотично глотая воздух в припадке, Лафраэль чувствовал, что силы его покидают, и с него спадает энергия крови. Голова закружилась, а к горлу подступила дурнота. В последний раз сознание уловило острые и неровные углы пещеры, прежде чем наступила полная тьма, и мальчик повалился на каменный пол, неприятно ощущая себя беспомощным и уязвимым.
  Радоваться победе пришлось недолго.
  ***
  Запретный лес тянулся непроходимой стеной на холмистых просторах. Где-то вдали, если, разумеется, смотреть свысока, виднелись зубцы остроконечных гор, синеющие на фоне безбрежного неба и зеленого океана. Огромные, даже гигантские деревья, стволы которых могли уместить в себя всех жителей деревни Горное Око, взмывали к облакам, к недосягаемым вершинам - казалось, что они кощунственно дотрагиваются и царапают свод своими кривыми ветвями, образуя внутри чащи непроницаемый зеленый купол, защищавший от лучей солнца.
  Какой-то таинственной энергией зиждился самобытный лес, какой-то сумрачной мудростью и отрешенной постоянностью, как будто не имелось ничего устойчивее него на этом свете, помнившем расцвет мира. Из древней пущи веяло сакральной простотой, неизменностью жизни как таковой - ее приходом, расцветом и увяданием.
  Группы разделили, но Лафраэлю места в них не нашлось, потому что он являлся десятым человеком. Его участие в практике стало неожиданностью для всех, плодом упрямой настойчивости дяди Гарнаха, из-за которой ребенку пришлось присоединиться к набранному составу отряда практикантов, где он был, безусловно, лишним.
  Когда осуществлялась сортировка по командам, а она проходила среди кое-где встречавшихся ранее десятилетних детей, его ожидаемо не выбрали, поскольку новичка толком никто не знал, да и отличался он от них - как возрастом, так и отсутствием таланта к использованию энергии крови. О том, что Лафраэль не обладал силой, ведали все жители деревни, даже десятилетние сорванцы. В итоге чужака включили четвертым членом в уже сформированную группу под руководством косматого инструктора Райана.
  Мальчик не расстроился, так как ему всё же удалось попасть на настоящую практику и не куда-нибудь, а в Запретный лес, в который он давно рвался. Юная душа ликовала, требовала немедленных приключений, потрясений и побед, чтобы им восхищались, чтобы его, наконец, признали. Он мечтал быть героем, свершающим немыслимые подвиги на глазах у изумленной публики. Ему не терпелось схватиться за катану, применить ее, разрезав на кусочки какое-нибудь нелепо подвернувшееся чудовище. Прошлая неудача или, лучше сказать, встреча с одной из страшных тварей леса, ничуть не охладила пламенного энтузиазма - в тот раз он даже не успел испугаться. Люмель слишком сильный и незаметный зверь, обитающий в другой части Запретного леса, из-за чего Лафраэль считал, что наткнуться на монстра в заранее зачищенной зоне почти невозможно. Тем более их оберегали три инструктора ранга Ученика.
  Такое радужное настроение владело всеми детскими сердцами. Взрослые, на плечи которых легло бремя ответственности за безопасность ребятишек, не разделали приподнятого настроения подопечных.
  Земля, покрытая старой пожухлой от времени листвой, пружинила. Встречались кустарники, а также дерн с травой, грибами и редкими цветами. Солнце вспыхивало только иногда. В прохладной тени, когда звуки скрипящих ветвей и крон, шелестевших в такт легкому ветерку, убаюкивали своей мерной тишиной, казалось, что спят все на свете, и дрёма проникла в самые далекие и укромные уголки.
  Безмятежность - только этим словом Лафраэль мог описать состояние, которое он испытал, впервые входя в Запретный лес, - она забредала в разум, становясь с ним одним целым. Ему чудилось, что, помимо леса, нет ничего, и без конца и края могучие деревья тянутся к горизонту; ему хотелось думать, что их отряд остался один на южном континенте, что иной живой души здесь не было и никогда не будет. Благостное одиночество ленивым вожделением обволакивало намерения, и все тревоги, мрачное прошлое, предвкушение неясного будущего - всё проходило, оставляя место только для настоящего, где от мальчика не ждали действий, не требовали выполнения обязанностей, не третировали за неудачи, а самое главное - не желали ему смерти.
  Первобытной, подкупающей аутентичностью манил к себе Запретный лес, укрывая от всех повседневных человеческих забот. Лафраэлю представлялось, что он животное, какой-нибудь хищник, который аккуратно следит за ничего не подозревающей жертвой и сейчас направляется по знакомым с рождения угодьям.
  Тропинок нигде не было, лишь таинственные следы зверей, которые умело примечали только взрослые, иногда показывая их детям.
  Огромные корни, которые словно змеи распростерлись по земле, то вскидывали свое тело, то переплетались с сородичами, то расплетались с ними, то уходили под землю. Корни удерживали могучие деревья, зеленовато-коричневые стволы которых словно башни вздымались кверху.
  Некоторое время юные практиканты открыто шептались между собой, не стесняясь, переговаривались, делились эмоциями, а также вскрикивали, когда видели необычных или вполне обычных животных. Вскоре такое безалаберное поведение в край надоело взрослым, и они сделали подопечным выговор о том, что в Запретном лесу необходимо соблюдать тишину. После отповеди виновники прониклись и по возможности молчали, уходя в какие-то свои фантазии, подобно Лафраэлю, а если это не получалось, то шушукались так, чтобы их не слышали инструкторы.
  - Ты Лафраэль - гость рода Пион? - неожиданно раздался приятный голос у самого уха.
  Мальчик резко обернулся. Рядом шла девочка с каштановыми волосами и ясными карими глазами.
  - Меня зовут Люцея, - представилась она. - Я из семьи Нигемон.
  Семья Пион - это род, главой которого был дядя Гарнах. Она являлась одной из самых знатных. Всего в деревне насчитывалось около десяти подобных - по-настоящему древних домов, не запятнавших чистоту крови Великого предка. Остальные жители Горного Ока, тоже обладали силой Дракона, проистекавшей из общей ветви, но ослабленной веками из-за союза с простыми людьми и нелюдями.
  В тот момент, когда член благородной фамилии без дозволения родителей женился или выходил замуж за неугодного человека, он автоматически терял право на привилегированное положение и становился обыкновенным жителем деревни. Молодоженов изгоняли из общего рода, и они оставались сами по себе, без семейной поддержки и без имени. Только личный дар и труд мог возвратить им статус аристократов.
  При этом чем слабее кровь, тем хуже ее носитель использовал силу, что подразумевало, что ранг Мастера или Предка для них оказывался невозможен. Конечно, случались исключения из общего правила, но то были единичные моменты, которые терялись на общем фоне истории клана.
  Так вот, семья Нигемон, из которой происходила девочка, тоже являлась вполне благородной, ее глава входил в Большой совет родов. Всё это Лафраэль заранее знал.
  - Очень приятно познакомиться, - сказал мальчик, на секунду растерявшись.
  - И мне, - ответила Люцея, улыбнувшись.
  Ее улыбка понравилась Лафраэлю, в ней таилось что-то подкупающее.
  - А ты знаменит, Лафраэль, - тут же заключила она и начала сама рассуждать об этом: - В деревне почти все знают о тебе. Ты вообще не имеешь способностей, но живешь в знатной и могучей семье. У нас в поселении тебя не любят...
  - Мне этого и не надо, я ничего ни у кого не просил, - как можно спокойнее прервал он словоохотливость новой знакомой, однако обида и злость в голосе прозвучали слишком отчетливо, выдавая его с головой.
  Ему сразу же разонравилась спутница, и он хотел закончить общение, но Люцея не унималась.
  - Ну, не обижайся, - промолвила она примиряюще, следуя за ним по пятам. - Я иногда не слежу за тем, что говорю, и могу ляпнуть что-то невпопад, не подумав как надо. - Тут она грубо схватила его за руку и повернула к себе. - Ты меня простишь? Мне правда очень-очень жаль!
  В ее детском взоре с лукавым огоньком и на озорном лице, которому она старалась придать серьезное выражение, опять мелькнуло что-то такое неуловимо-притягательное. Посему Лафраэлю ничего другого не оставалось, кроме как сдаться и ободряюще кивнуть в ответ. Ему не хотелось показаться не в меру обидчивым человеком.
  - Ну и славно! - воскликнула она громко, позабыв о предосторожности.
  В результате на них неодобрительно покосились взрослые.
  - Ой, извините, - смущенно пролепетала девочка, пригибая голову. - Я больше не буду.
  - Хотелось бы в это верить, - ворчливо заметил Лахар, задерживая на ней недовольный взгляд. - Ураган семьи Нигемон в действии! Никак не может успокоиться!
  - Нет, я...
  Но договорить ей не удалось, Лахар развернулся и больше не удостаивал ее вниманием.
  Дальше группа шла молча, пока Люцея, для которой, видимо, молчание равнялось пытке, не принялась вновь шептаться, но так, чтобы в этот раз ее точно не уличили в безобразии инструкторы.
  - Мы столько идем, что впору бы дойти до центра леса, где обитают наиболее опасные существа. А ты не боишься их? - поинтересовалась она, но тут в беседу неожиданно вклинилась всезнайка Рафталия, очутившаяся в этот момент неподалеку.
  - Боится, конечно, - заключила она безапелляционно, - ведь у него нет дара...
  - Если упоминаете о силах Дракона, то и у нас сейчас их не так уж много, - послышался чей-то тихий голос.
  В беседу влез мальчик с рыжими волосами, что иногда встречалось в деревне. Как стало известно Лафраэлю в момент деления на отряды, его звали Триком.
  - А тебя вообще никто не спрашивал, - прошипела Рафталия, вздернув носик, отчего две заплетенные косички за ее спиной дернулись вслед за головой.
  Трик мгновенно взбеленился и огрызнулся, используя крепкое ругательство. Обе девочки разом остолбенели, ловя ртом воздух, словно только что выловленные рыбы.
  - Ах ты!.. Ах ты, недостойный сын своих родителей! - вскрикнула Люцея, теряясь в собственной реакции на слова хулигана. - Как тебе не стыдно...
  Но победно завершить ссору ей не позволили уже взрослые, которые из-за поднятого шума отчитали без разбора всю четверку.
  Другие дети, находившиеся позади, с усмешкой миновали компанию провинившихся, когда их немилосердно распекали.
  - Дураки, - вдруг донесся издевательский голос шагавшего рядом черноволосого мальчишки.
  Инструкторы в это время отошли по своим местам и возобновили движение отряда практикантов.
  У него было, как ни странно, светлое лицо, зеленые глаза и презрительная ухмылка с ямочками на щеках. Лафраэль помнил, что его звали Трилон.
  - Что за невезуха оказаться с вами в одной группе, простолюдины! - обратился он к Лафраэлю, Рафталии и рыжему Трику. - Лучше бы вовсе одному быть.
  - Это мы тебе мигом можем устроить, - огрызнулась Люцея, которую сразу поддержала и Рафталия.
  - Будешь одиночкой...
  - Да я только рад этому, - с вызовом ответил Трилон. - Бестолочи!
  - Мы тебя в нашу группу не звали, - произнес Трик, угрожающе зыркая на зеленоглазого ровесника. - И сам ты дурак и бестолочь!
  - А ну, повтори! - слишком пронзительно взревел черноволосый, хватая Трика у горла за край брони.
  Последний не остался в долгу и тоже сгреб обидчика за ворот одежды. Они начали пихаться и обзываться, несмотря на то, что Лафраэль всеми силами старался их урезонить, предупреждая о надзоре старших, но, как это водится, было уже поздно. Весь отряд вновь остановился, а взрослые приблизились к устроившим потасовку нарушителям.
  - Злосчастная какая-то группа получилась. Ох, беда с вами, беда, - холодно произнес Лахар, окидывая грозным взглядом подопечных. - Сколько можно вам говорить, чтобы замолчали?! Видимо, без наказаний никак!
  Испугавшиеся дети заёрзали на месте, пряча взгляды.
  - Высечь их, и дело с концом, - жестко добавил третий инструктор - Ганель - человек среднего роста, жилистый и такой же мрачный, как и Райан, но куда злее и суровее. - Надоела мелюзга! Хватит спускать им их неповиновение, Лахар!
  - Угомонись, Скорая Рука, - вступился Райан. - Мне не хочется идти на миссию, когда у ребят болит тело и мотивация на нуле. А они все, за некоторым исключением, в моей группе! Если хочешь кого-то наказать, так наказывай своих, а этих оставь в покое!
  - Вот и займись, наконец, ими! - рявкнул в ответ Ганель, свирепо выпучив глаза на товарища-инструктора. - А то я за себя не ручаюсь и готов лично их проучить!
  Из этого диалога Лафраэлю стало ясно, что двое взрослых друг друга терпеть не могут.
  - Действительно, Райан, - умиротворяюще провозгласил Лахар, похлопав по плечу своего друга. - Они портят общую дисциплину отряда. Наставь проказников, чтобы они больше не доставляли проблем!
  - Лучше преподай хороший урок, - настаивал на своем Ганель.
  - Я понял, командир, - спокойно отозвался Райан, пропустив мимо ушей комментарий Ганеля, а затем продолжил более зловеще: - Я поговорю с ними!
  Когда Лахар и Ганель отошли, Райан посмотрел на доставшихся ему детей, которые не смели даже пискнуть. Они стояли молча, буравя землю и боясь взглянуть в лицо руководителю их группы. Лафраэлю это было очень непривычно, его спутники, напротив, вели себя вполне естественно, видимо, уже не раз бывали наказанными.
  - Ну? - спросил Райан, и в его голосе Лафраэль не услышал и толики осуждения. - Что скажете? Дальше идем тихо?
  Лафраэлю - о немыслимое дело! - даже показалось, что Райан улыбнулся, но это произошло столь мимолетно и, в общем, непонятно по выражению его лица, что мальчик подумал, что ему лишь почудилось.
  В народе Дракона неподчинение старшим при обучении или выполнении миссий каралось строго и безжалостно, иногда в ход пускали и плети; в такие моменты родственники не имели права помогать разгильдяю, только в крайних случаях, но подобное вмешательство всегда считалось предосудительным, если порка назначалась заслуженно.
  Дети не ответили, однако быстро и часто закивали, как заведенные болванчики - игрушки из южных стран, в знак полного согласия с предложением наставника.
  - Прости, отец, - единственной, кто нарушил тишину, была Рафталия. - Мы больше не будем кричать.
  Райан на сей раз улыбнулся отчетливее, и его обветренное и испещренное мелкими шрамами лицо преобразилось, став на секунду добрым. Он взлохматил челку дочери.
  - Всё хорошо, родная, - заключил Райан. - Только больше не шумите!
  Глава 19. Твари и товарищи
  Лафраэль очнулся, толком еще не понимая, где находится. Первым впечатлением, которое он испытал, было то, что неровный пол, упирающийся ему в щеку, удивительно тверд и холоден. Далее последовал вдох, сопровождаемый неприятным чувством во рту - частички мелких камней и песка попали на язык и в горло, отчего тот непроизвольно зашелся кашлем. Примитивная реакция организма придала немного сил, и юноша открыл глаза, однако узрел лишь тьму. Некоторое время он бестолково, словно в каком-то ступоре, рассматривал полог мрака. В голове звучал глухой набат боли, его замутило и сильно стошнило.
  Рядом никого не было. Только через секунд пятнадцать парень понял, что сила крови покинула его, поэтому-то он ничего и не видел. Осознание беспомощности испугало: 'А если к нему подойдут враги?'
  От волнения и страха парень попытался рывком поставить себя на ноги, но выполнить задачу не получилось ни с первого, ни со второго раза: тело отказывалось слушаться, в итоге он остался ровно в том же положении, в каком пребывал до этого, - лежа на животе и вдыхая пыль с пола.
  Новая боль пронзила неожиданно: правый бок запульсировал и полыхнул огнем - наказание за излишнюю поспешность и безрассудность. Мысли крутились волчком, теряясь в нарастающем безумии тишины и неизвестности, впрочем, ничего путного на ум так и не пришло. Пролежав, таким образом, минут десять, показавшиеся ему долгими часами, мальчик снова попробовал встать, превозмогая немощь. В этот раз у него получилось с трудом сдвинуть ноги и руку, потом ватное, отяжелевшее тело всё-таки стало более послушным. Он, корчась и пыхтя, сумел перевернуться на спину, но боль и здесь отравила маленькую победу, напомнив о себе стягивающим клокотанием в районе ребер...
  'Пусть будут прокляты все демоны и боги вместе взятые, - подумал Лафраэль, а затем с горечью заключил: - Осталось дождаться какого-нибудь дохлого гоблина, и героическая смерть от этих отродий мне обеспечена'.
  Мальчик представил, как кривая дубина или острый камень раз за разом обрушиваются на туловище или голову, дробя кости, плоть и череп; как звериный, победный оскал созданий ночи застывает навечно в памяти перед его гибелью. От таких кровавых сцен он, неожиданно для себя, ничего не почувствовал, кроме тоскливой пустоты и облегчения, лишь бы быстрее всё это закончилось.
  Было жалко только Малиф-лезу, которую он так и не довел до места...
  Через мгновение юноша услышал слабые шаркающие шаги. Они оказались пугливыми, осторожными, и звук осыпающегося мелкого камня под ними едва различался. Он невольно улыбнулся, ожидая неизбежности: слишком маленькие они были и частые, эти неуверенно-шуршащие босые переступания с ноги на ногу, - такие могли принадлежать исключительно гоблину. И он не ошибся, к нему направлялся серый молодой гоблин. Черные глаза-бусинки на бледной морде жадно вперились в неподвижно-распластавшегося человека. Гоблин дрожал, боялся и робел, но всё равно методично продвигался вперед в абсолютной тьме.
  Лафраэль применил крупицы силы: всё равно подыхать, так хоть посмотреть на счастливчика, которому суждено обрушить последний удар.
  'Убогий мстит за своих сородичей, - решил парнишка, испытывая к этому существу некое подобие уважения. - Единственный, кто отважился подойти к страшному врагу. Молодец. Если бы еще твоя рука не дрогнула в нужный момент и смерть пришла бы ко мне быстрым облегчением, а не томительной конвульсией от неумелых попыток, то я бы был даже благодарен'.
  Когда же гоблин подобрался настолько близко, чтобы понять, что враг - враг его племени, лежит без единого шанса на сопротивление, по лицу монстра пробежала тень облегчения. Лафраэль плохо видел, но предполагал, что это именно так и есть. Уродец, возможно, даже расслабился и перестал дрожать. Между тем гоблин смелее подступал к нему, держа в руках припасенный заранее камень, которым хотел проломить голову человеку. Вязкая вонючая слюна от предвкушения будущего пира будоражила монстра, нагнетая напряжение в непростой обстановке. Его частое глубокое дыхание, такое же зловонное, как и слюна, раздавалось совсем рядом. Мелкое существо с усилием и кряхтением подняло гладкий овальный булыжник над собой, еле удерживая непривычную тяжесть тощими ручками. Еще секунда - и это всё должно было закончиться...
  И мальчик готовился к исходу, давно смирившись с судьбой.
  Внезапно в одном из коридоров мелькнул свет. Гоблин пугливо замешкался, засомневался, решая, как же ему поступить и что предпринять. Он глухо прорычал, разочарованный упущенным правом на справедливое возмездие, и почему-то не добил раненого, а торопливо скрылся в дальнем коридоре, предварительно то ли от страха, то ли от растерянности выкинув камень подле головы человека. Глухой удар эхом пронесся по закоулкам пещеры, и люди с огнем быстрее устремились на шум.
  - Ах вот и ты, - послышался знакомый и обеспокоенный голос Болема, который нервически прошелся ладонью по своей лысине. - Что ж ты пропал? Что с тобой?! Ты ранен?!
  Руби не ответил, улыбаясь и облегченно закрывая глаза. Только сейчас его одолела безмерная усталость, скорее эмоциональная, чем физическая, - впрочем, общее истощение было налицо.
  - Эй, что с тобой? - с нарастающим беспокойством воскликнул Болем. - Не вздумай тут мне помирать!
  - Он в порядке? - грубо поинтересовался Стайн.
  - Погоди, - ответил Болем, не обращая на Стайна никакого внимания и осматривая мальчика. - Вроде ран нет!
  После этого Болем приподнял Руби, стараясь его усадить.
  - Ну же, малыш, принимай вертикальное положение!
  Когда эта процедура не дала должного результата, старый вор принял решение перенести Руби к стене, чтобы опереть безвольного мальчика о твердую поверхность.
  - Ну вот, так-то лучше, - прошептал суетившийся, словно повивальная бабка, Болем. - А ну, выпей-ка, молодой человек! - Болем принудительно влил в рот Руби какое-то сладкое варево янтарного цвета, находившееся в специальной маленькой бутыли. - Это тебе поможет.
  Затем Болем и Стайн принялись растирать холодные конечности мальчика, не хотевшие никак функционировать.
  ***
  Лафраэль снова находился на открытом пространстве, где было только озеро без границ. Но вода в нём теперь чернела, а из глубин смотрели какие-то гигантские женские глаза.
  - Здравствуй, дружок, - мелодично пропел очень знакомый мягкий голос, сладкий как мёд, но при этом такой ядовито-ненавистный. - Осво-о-ободи-и меня-я!
  - Обойдешься, тварь, - с непоколебимой яростью ответил парнишка. - Я скорее подохну от рук гоблинов, чем позволю тебе вырваться на свободу, исчадье тьмы!
  - Время и-идет, время не остановить, ты не вы-ыдержишь, сме-ертный, ты уже не вы-ыдерживаешь. Сдайся-я, прими меня-я, прошу тебя-я!
  Он ощутил, что его обволакивают сотни рук-веревок, налитых сверхъестественной мощью. Слой за слоем черные жгуты из озера стягивались и образовывали кокон вокруг сопротивляющегося тела, а возле ушей зазвучали нежные, опьяняющие соблазном слова:
  - Что тебе-е стоит, мальчи-ик... Лафраэль, милый, выпусти меня-я... - этот голос стал голосом Люцеи.
  Лафраэль вздрогнул и запаниковал. Силы таяли, он проигрывал эту схватку. Огромная волна злобы готова была завладеть им и прорваться в реальный мир, однако гордая фигура отца, как и прежде в минуты опасности, мелькнула в воспоминаниях.
  - Нет, тварь, - с наслаждением произнес он. - Я никогда не сдамся!
  Выпростав из черного кокона онемевшие руки, он принялся разрывать путы. Пальцы оживали, зубы рвали жгуты, гнев становился его силой, которая вела к свободе. Юноша почуял, что паразитирующая на нем сущность сдается и опять окунается в холодную бездну, откуда она и выползла.
  - Будь ты проклят, дрянной мальчишка! - изрыгнула Тьма, перед тем, как погрузиться в неизвестность.
  ***
  Руби очнулся. К нему постепенно возвращалась энергия, а боль отступала. Он приоткрыл тяжелые веки и сквозь пелену прослезившихся глаз увидел, как у мерцающего костра сидели трое: Варик, Торох и Болем. Стайн и Руперт стояли подальше в дозоре и наблюдали за единственным входом в маленькую пещеру, в которой они сейчас все находились. Нестройные низкие голоса стариков, ругающихся у огня, звучали глухо, словно из колодца. Он не различал ни смысла разговора, ни слов, которые они произносили.
  Болем, заметив, что мальчик пришел в себя, поднялся и направился к больному, прекращая пылкий и явно незаконченный спор с Торохом.
  - Очнулся, наконец, - провозгласил мастер-вор, улыбаясь. - Со средством меня все же не облапошили...
  - Каким средством? - непонимающе переспросил Руби.
  - Да зелье из Эдингола, которое я прикупил на черном рынке, - ответил Болем, продолжая радоваться то ли своей прозорливости, то ли удаче, то ли тому, что подопытный выжил. - Варево это увеличивает естественную регенерацию в десять раз. - Тут мастер-вор показал небольшую прозрачную бутыль с ало-янтарной жидкостью. - Сохранялась, правда, опасность некачественной подделки: черный рынок есть черный рынок, сам понимаешь. Но благодарение богине Таи, крохоборы Эдингола не подвели! Всего десять пузырьков, цена за них просто ошеломительная, хотя вложение того стоило.
  - Ты заранее их подготовил? Предусмотрительное приобретение, старик!
  - Хм, да, молодой человек. Я же рассказывал тебе о том, что в подземелье зло сильно влияет на разум, отчего по глупости можно навсегда остаться в этих нескончаемых туннелях. Так вот, чтобы противостоять мороку, я прикупил лекарство. Подпольные маги-дельцы уверяли меня, что оно поможет, и пока не обманули. Ну хотя бы в том, что зелье исцеляет. И я надеюсь, что и в остальном всё верно. Таких штучек в свободном обороте не найдешь, гильдия магии Эдингола тщательно за этим следит. Однако черный рынок полон сюрпризов, тайн и способов обойти запреты или скрыть то, что нужно продать. Тем не менее даже для хитроумных чародеев-изгоев алхимическое ремесло представляет некую опасность, поэтому я и говорю, что зелье обошлось мне в кругленькую сумму. Цени это, молодчик! - Болем довольно осклабился.
  - Я безмерно благодарен, - ответил Руби устало. - Правда благодарен! А теперь дай мне встать, старик!
  - Ты уверен? Мне кажется, что тебе лучше еще немного отдохнуть, - обеспокоенно заметил вор, между тем хватая руку больного.
  - Всё в порядке, я справлюсь, - хрипло сказал Руби. - Помоги мне дойти до костра.
  Болем исполнил его просьбу, а затем поделился едой. Обессиленный мальчик с трудом жевал и глотал припасы, вяленое мясо превратилось для него в жесткий лоскут одеревеневшей кожи, которую не получалось нормально есть. Однако Руби заставлял себя делать это через силу, механически обрабатывая каждый ломтик. Он знал, что пища нужна, чтобы быстрее набраться энергии. Глоток воды стал спасением, и Руби вцепился в фляжку, впитывая в себя живительную влагу.
  - Сколько мы потеряли времени? Давно вы меня нашли?
  - Около получаса назад, - навскидку ответил Болем. - Мы не захотели оставаться в той пещере, где ты порубил гоблинов. Кровищи там было, я скажу, как на бойне, про запахи специально не уточняю, чтобы тебе аппетит не перебить. Забрав твою тушку, мы вернулись обратно, спрятались в одной из смежных пещер ближе к главному коридору, а после этого решили перекусить, пока ты валялся в отключке.
  - Ясно, - ответил Руби. - Никого не встречали? Я имею в виду гоблинов.
  - Хм, нет! - проговорил Болем с недовольной миной. - Кстати, раз уж ты упомянул об этом!.. Неужели нельзя было дождаться нас? Мы бы помогли!
  - Это не важно, старик! Что сделано, то сделано! - надменно произнес Руби, стараясь, чтобы его голос звучал по-взрослому сухо и как можно твёрже. Он хотел разделаться с лишними опекающими наставлениями, от которых становилось неуютно на душе. Но его маневр не удался, старик не отступил, а разозлился.
  - Я тебя спрашиваю, щенок, не о том, что ты сделал, а о том, почему не сделал как надо, - почти крикнул Болем, отчего его голос эхом разнесся по маленькой пещере. - Со мной не стоит вести себя подобным образом! Я тебе не сосунок из подворотни и не твой слуга! Прекрати паясничать и ответь на вопрос: почему ты не попросил помощи? Ты сдохнуть пытаешься или как?!
  - Мне не нужна ничья помощь, - растерявшись, промолвил Руби. - Я и сам со всем справлюсь...
  - Что-то не видно, - иронично заметил Болем, жуя губы.
  - Так получше разуй глаза, старик! - уже рявкнул Руби, которого привели в бешенство и назойливость вора, и собственная неуверенность. - Нянька мне не требуется!..
  - Ах ты, мелкий паршивец! - задыхаясь от ярости, возмутился Болем, но, прежде чем он успел вставить ругательства, в разговор вклинился Торох:
  - Успокойтесь, горлопаны! Хватит надрывать связки понапрасну. Вас за версту слышно. Если мы и дальше собираемся оставаться незамеченными для монстров, то, по-моему, лучше соблюдать тишину. Я, например, еще пожить хочу. В отличие, по-видимому, от вас!
  Никто ему не возразил. И Болем, и Руби по-мальчишески надулись, отводя взгляды друг от друга. Через некоторое время Болем вздохнул и уже мягче сказал, обращаясь к подростку:
  - Ладно, разрази тебя свет богини Тины! Но ты больше один никуда не пойдешь, да и не сможешь ты в одиночку воевать...
  Руби внутренне согласился с вором, но еще сердился, поэтому только кивнул на слова старшего товарища.
  - Ох уж эти мне дети, - наигранно промолвил Болем.
  Вместе с тем Торох отозвал коллегу по ремеслу подальше от Руби, чтобы возобновить спор, который прервался у костра.
  - А он сможет идти? - спросил Торох, косясь на мальчика. - Я, конечно, ни на что не намекаю, однако напомню, что по договору парень нам был нужен именно для того, чтобы оберегать от монстров, а теперь он бесполезен: легкая добыча для них и обуза для нас. Толку от него нет никакого.
  - И что ты предлагаешь? - поинтересовался Болем, хмурясь. - Бросить его хочешь?!
  Торох выразительно посмотрел на друга.
  - Он нам мешает и задерживает.
  - Нет! - безапелляционно воспротивился Болем.
  Ему было мерзко думать о том, чтобы оставить беззащитного и слабого мальца одного в темноте, где за каждым углом таились голодные чудовища.
  - Он идет с нами, и точка! Его тут могут сожрать живьем с потрохами, а такой участи я никому не пожелаю, ни одному человеку!..
  - Кто говорит о том, чтобы его бросить? - на время Торох замолчал, подыскивая слова: - В военные времена или в голодные годы, когда другого выхода не имелось, от пленных и лишних ртов избавлялись по-другому, - тут Торох выразительно провел ребром ладони по горлу. - И все дела. Мы не ангелы, а известные душегубы. Что нам один ребенок или два, когда миссия наша куда важнее...
  Договорить Торох не смог, так как Болем, бледный от ярости, схватил его за кирасу.
  - Еще одно слово, и здесь останется всего один человек, - прошипел Болем 'другу'. - При мне не заводи таких паскудных речей!
  - Хорошо-хорошо, - примирительно поднял руки Торох. - Это обычное предложение. Тебе решать, как и всегда. Ты у нас главарь. Я умолкаю.
  Болем ничего не ответил, просверлив коллегу по ремеслу тяжелым взглядом, а затем так же молча отпустил его.
  Через час группа вновь возобновила передвижение, но шли уже заметно медленнее - во-первых, из-за того что Руби ослаб, во-вторых, пришлось адаптироваться для надежного прикрытия друг друга, в-третьих, они лишились хорошего разведчика в лице мальчика. Поэтому новый зажженный факел пробирался сквозь тьму подземелья очень осторожно, неторопливо открывая путь и разгоняя суетящихся морханов по углам и трещинам.
  Монстров они не встречали. Коридоры постоянно петляли, а Варик шел выпущенной стрелой к цели, будто намереваясь как можно быстрее закончить миссию. Его безумные глаза наполнились легкой задумчивостью, а бормотание - тихим, почти неслышным раздражением. Сути слов нельзя было разобрать, но чем дальше они проходили, тем свирепее становилось надломанное бурчание.
  Пару раз отряд натыкался на следы троллей, а также на старые отходы чьей-то жизнедеятельности, но вживую чудовищ так и не повстречали.
  Заметно похолодало, когда они вошли в просторный зал. В центре стоял большой колодец, на котором разместили какое-то специальное приспособление, изношенное временем и сломанное руками вандалов.
  - Подъемник, - ответил Болем на молчаливый вопрос компаньонов. - Это гномье изобретение. С помощью такой штучки можно с легкостью подняться наверх или опуститься вниз как группе людей, так и одному конкретному человеку. Шахтёрское устройство. Жалко, что оно давно не функционирует, века не пощадили его.
  Руби присмотрелся внимательнее и увидел, что почти все деревянные и металлические части изобретения были небрежно разобраны. Теперь ему стало понятно, откуда у гоблинов появились дубинки. Возможно, этих подъемников из камня, стали и досок в подземелье расставили с десяток, вероятно, здесь имелись и другие подобные сооружения. Однозначным оставалось только то, что дерево стоило того, чтобы его сюда притащили - за прошедшее тысячелетие оно так и не сгнило.
  'Может, магия? - подумалось Лафраэлю. - В принципе, вполне может быть'.
  - Нам нужно спуститься вниз, - сказал Болем, указывая на дно колодца. - Осталось недолго идти: каких-то пару залов, и мы на месте.
  - Очень хорошо, - отозвался Торох, - а то мне здесь уже всё надоело!
  - Да и мне тоже, - согласился с ним Руперт, перехватывая меч поудобнее. - Какое-то гиблое место! Аж мурашки по всему телу бегают. У меня такое впервые.
  - У тебя всегда всё впервые, - заметил Стайн. - Всегда мандраж, когда что-то серьезное наклевывается.
  - Да нет же, - запротестовал Руперт. - Сейчас мне в самом деле не по себе. Ой, чует мое сердце, зря мы сюда наведались!
  - Хватит скулить, ты же убийца... - бросил Торох, но его перебил чей-то вой, внезапно разнесшийся по глубинам подземелья.
  Эхом раздались другие такие же завывания, от которых кровь у людей стыла в жилах.
  - Это что за хрень, мастер Болем? - испуганно поинтересовался Руперт. - Это волки?
  - Не похоже, - ответил Торох дрожащим голосом. - Кажется, нас нашли! Надо скорее убираться отсюда. Как будем спускаться, Болем?
  - По веревке, - пояснил суетившийся мастер-вор, уже привязывая один конец к уступу, а второй сбрасывая вниз. - Сначала иду я, затем вы спустите Варика, так как он испугается, если будет один, а потом Руби. Между собой очередность выбирайте сами.
  Не дожидаясь комментария Тороха, Болем схватился за веревку и стал спускаться. Вой раздавался всё ближе. После этого, обвязав Руби и Варика, Стайн и Руперт опустили их вниз к Болему.
  - Быстрее, быстрее! - горячился Руперт, слыша, как из коридора, откуда они только что пришли, доносится звук бегущих преследователей вперемешку с диким ревом.
  - Да что это такое? - бессмысленно вопрошал Стайн, постоянно оглядываясь. - Человек не будет себя так вести!
  - Не знаю, - раздраженно прокаркал Торох, хватаясь за веревку. - Не спрашивай меня! Я ничего не знаю!
  С невиданным проворством мастер-вор, увешанный броней и оружием, начал спускаться вниз, Стайн и Руперт поспешили за своим нанимателем, оставив догоравший факел возле колодца.
  Из зала наверху, который они только что покинули, послышался шум множества шагов, перекатывающихся по полу камней под чьими-то тяжелыми сапогами, а также рычание и свирепый визг.
  Когда Торох и двое убийц спустились, то из отверстия колодца, откуда тянулся канат, показалась тень. Затем эта тень выдала пронзительный вой, вибрирующим эхом растекшийся по подземелью. Существо - явно не человек, и двигалось соответственно, но во всяком случае было гуманоидом.
  - Что это, мать его, за чертовщина? - со страхом пролепетал Руперт, выхватывая арбалет. - Это волк?
  - Ты совсем слепой, Руперт? - ворчливо провозгласил Торох.
  - Нет, это ликантроп, - тут же ответил Руби. - Но там есть и люди, по крайней мере человек пять.
  И словно в подтверждение слов мальчика из отверстия колодца вынырнуло несколько фигур, облачённых в серые рясы.
  - Темные монахи... - обречённо прошептал уже Стайн.
  - Скорее нужно обрезать веревку! - воскликнул Болем. - Чтобы они не спустились! Или поджечь ее.
  Стайн принялся чиркать огнивом, стараясь разжечь еще один факел. Его напряженное лицо, обрисованное тенями, игравшими на всполохах света от высекаемых искр, вспотело, но факел никак не поддавался, и огонь отказывался появляться.
  - Быстрее, Стайн! - нервно оглядывался Руперт. - Кажется, они собираются спускаться.
  Факел не зажегся, а одна из фигур в мантии схватилась за веревку, игнорируя тот факт, что в нее направили три арбалета. Как по сигналу прозвучали глухие щелчки, и арбалетные болты впились в спину неосмотрительного наглеца.
  Однако к общему изумлению, монах как будто ничего не заметил, продолжая неуклюже ползти вниз, словно бы из него в эту минуту не торчали толстые стрелы. Руперт в ужасе начал перезаряжать оружие, попутно перечисляя воззвания к трем богам Средиземия.
  Высота, на которой находилось отверстие колодца, измерялась в пятиэтажное здание, и враг уже преодолел половину расстояния, когда Болем выстрелил из своего миниатюрного арбалета. Болт просверлил воздух и благополучно попал почти у самого крепления, веревка натянулась, держась на одной-двух ниточках, а потом с треском порвалась из-за тяжести повисшего на ней человека. Монах стремительно полетел к камням. Поднялась пыль в том месте, куда рухнул неудачный преследователь. Тело застыло неподвижно, развалившись на правом боку, спиной к группе Болема.
  - Меткий выстрел, - похвалил Руперт мастера-вора, тот не ответил, только согласно кивнул.
  Стайн всё же к этому моменту справился с непослушным огнивом, и помещение озарилось неверным светом. Фигуры наверху зашевелились.
  - Будьте начеку, у них, возможно, есть арбалеты, - предупредил Торох. - Руперт, проверь монаха!
  - Почему я? - досадливо поёжился названный.
  - Потому что я тебе так сказал! - гневно воскликнул Торох.
  Руперт подчинился и осторожно направился к распластавшемуся трупу. Держа в одной руке арбалет, а в другой меч, убийца бесшумно подкрался к цели, затем кончиком меча стал тыкать покойника в тело, ожидая нападения. Монах не подавал признаков жизни.
  - Поверни его к нам, - сказал издалека Стайн, - и открой капюшон. Хочу посмотреть хоть раз на Темного монаха своими глазами.
  - Сам бы взял да перевернул, - недовольно буркнул себе под нос Руперт, принимаясь за дело, но предварительно всадив болт в голову мертвеца.
  - Что случилось? - настороженно спросил Болем.
  - Ничего, - ответил Руперт. - Так, на всякий случай.
  Руперт стал переворачивать труп, а в это время Болем обратился к Руби:
  - Возьми мой меч, - произнес он, протянув оружие мальчику. - Я справлюсь с кинжалом да арбалетом. И еще... - Тут мастер-вор, пока никто не смотрел на них, пошарил в своей небольшой кожаной сумке, достав из нее два бутылька со знакомым зельем, и передал их Руби. - Пригодится!
  Лафраэль не спорил, быстро перехватывая и оценивая вес нового оружия. Два флакона с зельем мальчик спрятал в карманы.
  Руперт гулко обратился к приятелям от удивления.
  - Посмотрите на эту тварь! - провозгласил убийца, откидывая капюшон монаха. - Что это за мерзость?!
  То была голова ящера-человека, покрытого темно-синей чешуей. Острые зубы, огромные когти на руках и ногах, мускулистое большое тело - всё говорило о том, что этот монстр очень силен.
  'Хобгоблины с этой тварью рядом не стояли', - решил для себя Лафраэль.
  Это зверочеловек!
  Каким образом нелюдь появился здесь, он даже представить не мог. Знал одно, что ящеролюди очень злые, обитают особняком только на Южном континенте в болотистой местности Запретного леса и не любят контактировать с внешним миром, избегая даже других зверолюдей. Их опасаются за свирепость, поэтому дипломатических отношений с ними не ведут, эти существа не отличаются большим умом и не стремятся им пользоваться.
  Ящеролюди боятся холода, поэтому выжить на Северном континенте они не в состоянии, а этот экземпляр в осеннюю, почти зимнюю пору спокойно скачет по подземелью, укутавшись в мало что согревающую и ничего не защищающую рясу.
  Странно всё это. Ненормально.
  Лафраэль почувствовал, что способности к нему потихоньку возвращаются, - теперь он мог использовать хотя бы Пронзающие Глаза, чтобы видеть сквозь тьму. Не теряя времени даром, он активировал свое искусство, - кровь ответила ему радушно, и мир вокруг преобразился. Теперь каждая деталь была заметна. Мелькали разноцветные духи и живые существа, клубился и сиял синеватый туман, именуемый магами маной, который витал и переплетался с остальными проявлениями силы в этом темном месте. Незримые потоки и энергетические поля речками и островками скользили по пространству.
  Что-то черное заполняло округу, и злые духи радовались этому - как знал Лафраэль, это были миазмы зла, с которыми также призваны бороться воины народа Дракона.
  - Он жив! - крикнул Руби, выхватывая метательный нож и с неестественной скоростью кидая орудие в быстро поднимающуюся тварь.
  Он видел всё: и недоумение во взглядах товарищей, воззрившихся на него, и удивление, перемешанное со страхом, в глазах Руперта, к которому тянулась когтистая рука, и бесноватый хохот Варика, заполонивший помещение ужасным эхом.
  Нож попал именно в ту руку, которая намеревалась схватить Руперта за горло, разрывая ее на две части. Правая кисть существа повисла на слое чешуйчатой кожицы. Воин-убийца тут же неуклюже упал на мягкое место, впрочем, это ему не помешало выставить перед собой меч, который он держал двумя трясущимися руками.
  - Помогите! - неестественно завопил убийца, переходя на писк.
  Красные глаза ящерочеловека сперва посмотрели на отсеченную кисть, а затем на распластавшегося неподалеку человека, явно не понимая, каким образом ему нанесли урон.
  - П-п-прошу-у! - снова высокий голос Руперта раздался по пещере.
  Ящерочеловек левой, еще целой рукой выхватил из-под рясы что-то вроде металлического кастета с острыми гранями в бьющей части, после чего попытался выбить направленный на него клинок. Металл звякнул о металл, и лезвие меча отбросило в сторону, так как сила чудища была невероятной. Замахнувшись для второго удара, монстр получил три болта в различные части своего тела: в ногу, в шею и в спину. Надо заметить, что четыре других болта, которые по прежнему торчали из спины и затылка, пущенные чуть ранее и попавшие в цель, совсем не мешали ему двигаться: он показывал чудеса проворства. Ящерочеловек ни на секунду не замешкался, с гневом оборотившись на стреляющих, он одновременно пнул Руперта в живот, отчего последний как тряпка полетел назад.
  После этого тварь бросилась к столпившейся группе людей. Безумный Варик упал на колени и стал биться головой о каменный пол, всё время повторяя одну и ту же фразу: 'Уйди... уйди...'
  Болем, Торох и Стайн пытались перезарядить арбалеты, но они явно опаздывали, нелюдь был очень проворным. Тут промелькнула тень с двумя светлыми огоньками вместо глаз, которая отделилась от общей группы людей и направилась наперерез противнику с еще большей скоростью, чем развивал ящерообразный.
  'Монах' попытался изобразить что-то вроде громоподобного рева, но получился задыхающийся и булькающий рык, - мешала стрела, попавшая в горло. Красные вертикальные зрачки полыхнули неестественным огнем.
  Руби, встретившись с монстром, молниеносно развернулся, отбил выпад левой руки ящерочеловека своим новым мечом, после чего так же быстро, не теряя ни мгновения, круговым движением отсек твари голову, а затем, действуя под влиянием остаточной инерции, поделил туловище нелюдя на две части. Куски мертвого тела упали на землю, а голова подкатилась к безумному Варику, который стенал на коленях, бормоча бессвязные слова.
  Почувствовав приступ удушающей боли, Руби, словно подкошенный, повалился на пол рядом с вонючими частями тела проигравшего соперника.
  Как же всё это ему надоело!
  Эта отрава разъедала его, приближая скорую смерть, так еще мешала ему нормально сражаться. А ведь ящерочеловек оказался странным: то, что тварь намного сильнее и проворнее, чем люди, объяснимо, однако она не хотела просто так умирать, хотя и получила фатальные увечья, несовместимые с жизнью. Да и крови не было.
  Лафраэль почему-то полагал, что эта мерзость до сих пор жива, нужно было, превозмогая боль, закончить начатое. Стиснув зубы, он оперся на меч двумя руками и встал. Волевым усилием и упорством юноша продолжал держаться на ногах, дрожа и глубоко дыша.
  Вдруг безумный Варик прекратил двигаться, замерев, после чего взял голову чудища и поднес к себе.
  - Да его лицо двигается! - изумленно воскликнул Стайн, наблюдая, как морда нелюдя шевелила губами и злобно окидывала всех ненасытным алым взором.
  - Нежить, - обреченно выдохнул Болем, заметно теряя часть крови на щеках. - Это нежить!
  Глава 20. Малиф-леза
  Малиф-леза лежала в постели. Она постоянно просыпалась, не в силах отдаться забытью. Уже стемнело. За открытым окном веял холодный бриз, изморозь ложилась на раму бледным молоком, слышался плеск волн о борт корабля.
  - Где же Лафраэль? - вопрошала девушка, встав и проходя по каюте абсолютно нагая. - Ох и получит он у меня! - продолжала она причитать, снова начиная свою старую песню - смесь легкого беспокойства, тревоги и стервозного настроения.
  Полная луна осветила деревянный неказистый пол и гладкую темную кожу незнакомки, а холодный ветер раздувал ее золотистые локоны. Она смахивала на богиню, спустившуюся с небес: среднего роста, статная фигура, тонкая талия, правильные черты лица, большая грудь с выпирающими сосками и... острые уши, длинные и слегка оттопыренные, на которых висели очень красивые серебряные серьги в виде колец. Ее глаза цвета зеленого, чистого и яркого изумруда притягивали к себе всякого, кто на них смотрел, тая внутреннюю власть. Почему-то студеная осенняя ночь девице была нипочём.
  - Ох и задам я ему трепку! - сердилась Малиф-леза, сжимая миниатюрные кулачки. Пустое ожидание снедало ее живую натуру, а беспокойство перетекало в нервное смятение. - Где же он?..
  Сев на его кровать, она взяла со стола кружку с водой. Сделала глоток и посмотрела вдаль.
  - Паршивец обещал вернуться еще вчера, - жалобно промолвила эльфийка вслух. - А теперь даже этого торговца нет... мне не у кого спросить, куда он мог подеваться?! Ах-х-х! - вздохнув чуть громче, чем это следовало бы делать, она со всего маха упала лицом в набитую соломой и тряпками подушку и раздраженно крикнула что есть мочи: - А-а-а! Ну, погоди, Лафраэль, попадешься ты мне!
  Затем Малиф-леза по-детски стала барабанить ногами и руками постель, будто предмет мебели и отдохновения являлся виновником ее бед.
  - И ведь до конца не вылечился, знает же, что использование могущества, заключенного в крови народа Дракона, убьет его!
  Выместив злобу, девушка перевернулась на спину и уставилась в потолок, вспоминая прошлое.
  Она любила тишину - обожала ее настолько, что в течение трехсот лет жила почти одна на священной горе, в Великой башне предков Керхим. Сестры иногда навещали затворницу, такие же молчаливые, нелюдимые и предпочитающие уединение, как и она сама. Теперь же в ней трудно было угадать прежнюю отшельницу. Отсутствие этого своенравного мальчишки угнетало. Ей, познавшей радость путешествия и дружбы, требовался компаньон, она хотела с кем-нибудь поболтать и излить накопившееся негодование.
  Чистая ночь, благодатная луна не успокаивали растревоженную душу. Лафраэль выводил Малиф-лезу из равновесия незрелым поведением и непредсказуемыми поступками.
  - И наверняка же куда-нибудь влез, опять рискует кратковременной, по меркам Перворожденных, жизнью в ожидании, что ее всё же отнимут у него.
  Почти все создания, которых Малиф-леза встречала, вызывали в ней материнское участие, но этот ребенок с суицидальной наклонностью, люто ненавидящий белый свет, почему-то старался выпорхнуть из ее теплых объятий, хотя она искренне надеялась показать юноше, что существовать прекрасно. А он не верил, сторонился, смотрел на эльфийку с предубеждением, как на глупую трехлетнюю девчонку - чудачку.
  На нее, которая разменяла уже четвертую сотню лет!
  Подобное отношение не нравилось Малиф-лезе. Впервые кто-то отказывался внимать мудрым увещеваниям, впервые кто-то оспаривал разумные наставления Перворожденной, впервые кто-то смел прикрикнуть на верховную жрицу, выражая несогласие. Необычный опыт, от которого наворачивались слёзы. Бывшая затворница, не готовая к перепалкам, терялась и неизменно прекращала натиск, когда обсуждение грозило перерасти в ссору.
  Таким образом, она узнала, что бывают противоположные точки зрения, которые не сводятся к пониманию, добру и прощению. Лафраэль бунтовал, бесцеремонно пренебрегая ее мнением и попирая выхолощенные ее народом устои, тогда как раньше окружавшие эльфы только и делали, что безропотно почитали, любезно преклонялись и страстно боготворили каждое слово старшей.
  Малиф-леза - потомок лунных эльфов Инуи, была слишком мягкой, слишком доброй. Она полагала, что в людях, нелюдях, духах и самой природе есть нечто всеобъемлющее, что роднит их между собой и делает лучше. Эта позиция поддерживалась древним народом, - во всяком случае, перед ней уж точно. Закоренелое воззрение не пошатнулась за долгие сотни лет бытия, но вот вдруг, откуда ни возьмись, появился Лафраэль, с наскока разрушивший воздвигнутый бумажный дом и разогнавший розовое марево обмана, и оказалось, что мир не так прост, как она его себе представляла.
  О, это раздосадовало эльфийку, даже разозлило. Она надолго впала в депрессию, в состояние безбрежного уныния и крайнего разочарования. Но не в пример странно, что эта ситуация и обрадовала докучливую жрицу, отчего перенести удар судьбы стало гораздо легче. Сознание того, что однотонность жизни - заблуждение, помогло возродить угасавший интерес, вернуть краски поблекшей обыденности и преодолеть кризис. Поэтому дочь лесов тянуло к Лафраэлю, склочному, угрюмому, всегда наглому и вздорному мальчику, открывшему двери к свободе.
  - Где же ты? - простонала Малиф-леза, пряча голову в подушку. Ей было одиноко и страшно на корабле. - Может, пролететь в который раз над городом? А вдруг повезет, и я его случайно найду.
  Голосили чайки за окном, шипело море, и убаюкивающая качка корабля тянула в сон.
  Очнулась эльфийка из-за непонятного шума, доносившегося с палубы. Ей померещилось, что кто-то истошно закричал. Протерев сонные глаза и невольно зевнув, она настороженно затаилась, прислушиваясь к звукам. Скрипело дерево, хлопали волны о судно, продолжали орать голодные птицы. Возможно, это был всего лишь плод фантазии в царстве грёз, игра ее уставшего и растревоженного разума. Сомнения тут же развеялись, когда ужасный вопль повторился. Суматоха, приглушенная стенами, нарастала, и последние признаки дрёмы сняло как рукой.
  Резво вскочив на ноги, она различила хриплые жалобы и отборную брань купцов из соседних кают, которые нехотя вставали со своих коек. Их тоже разбудил внезапный переполох на палубе.
  Топот шагов усилился, затем раздались еще крики, ругань, зазвенела сталь. Из произошедшего Малиф-леза предположила, что на корабль напали. Кто это мог быть, она себе не представляла, но благополучно решила, что нестройный хор злых матросов со всем справится, и атакующим не поздоровится.
  Малиф-леза тихо выжидала, когда бедлам закончится, чтобы снова улечься спать. И действительно, через минут десять шум свары прекратился. Наступила томительная тишина, но какая-то странная... пугающая. Почему-то купцы не возвращались в каюты, матросы победоносно не орали на весь портовый район, радуясь победе, а дружные шаги вооруженной городской стражи, как всегда опаздывающей и сопровождаемой окликами придирчивых командиров, так и не огласили пристань. Да даже бессовестные чайки перестали парить и жаловаться на то, что они хотят кушать.
  Сквозь это безмолвие - а иначе Малиф-леза не знала, как описать царившую вокруг обстановку, - словно гром среди ясного неба прорезался истошный человеческий визг, оборвавшийся на полуслове. Это был вопль капитана, имени которого она так и не удосужилась запомнить. Он возносил в этом последнем отчаянном стенании мольбу о помощи, но беспощадная рука смерти настигла его неотвратимо. Захлебывающийся голос отзвенел в темных небесах и затих.
  И опять скорбное молчание...
  Скрипнули сухие доски пола, послышалась шаркающая походка, такая мягкая, почти беззвучная, но чуткая эльфийка всё равно уловила шуршание. Судя по проседанию досок под весом шедшего, то был довольно крупный мужчина, кравшийся уже по коридору совсем недалеко. Пришелец направлялся в самый дальний угол, медленно пробираясь к помещению, в котором пряталась Малиф-леза. Незнакомец ненадолго останавливался у соседних кают, видимо, поочередно их осматривая.
  Наконец он очутился возле ее массивной двери, предупредительно закрытой девушкой на засов. Никакого дыхания не ощущалось, никаких слов не прозвучало, фигура замерла напротив входа в каюту, не подавая признаков жизни. Кто-то или что-то, от которого несло злой волшбой, находился в явной близи от Малиф-лезы. Их отделяло друг от друга лишь грубо обтесанное полотно дерева.
  Она сама перестала дышать. Тяжело бухало сердце, ладони вспотели. Страх пробирал до оцепенения. Она не понимала, что ей следовало делать.
  'О, если бы Лафраэль был здесь, - подумала с горечью девушка, - то он бы что-нибудь придумал!'
  Между тем нечто, застывшее словно изваяние, встрепенулось и зарычало. Противоестественной магией, черной как смоль, потянуло в каюту, из-за чего эльфийка скривилась, будто ее ожгли, по телу пробежали неконтролируемые судороги; ей подурнело. Малиф-леза мысленно поблагодарила Великих духов за то, что дверь была достаточно крепкой. Однако она подозревала, что хлипкий засов, халтурное творение какого-то неумелого подмастерья, не выдержит натиск грозного существа, реши оно опробовать преграду на прочность.
  Заскрежетала рукоятка, и дверь дернулась, безуспешно хлопнув о косяк. Пыль и опилки осыпались с потолка. Существо издало утробное урчание, как делают хищники перед прыжком к жертве. Паника овладела девушкой, она затряслась и чуть не всхлипнула. Но ее спасло то, что из соседней каюты, где обитал торговец Палладий, кто-то неуклюже грохнулся, и вторженец с бешеным проворством кинулся в сторону звука. Опять какая-то возня, удары, потом писклявый визг Палладия, бормотавшего что-то невнятное. Девушка забилась в угол, скомкав одеяло и прикрыв рот ладонями, слёзы накатывались на глаза, а из груди вырывалось рыдание.
  - Прошу, не надо! - задыхаясь, просил Палладий. - У меня есть деньги, семья, и много денег... я заплачу! Прошу, только не убивайте! - Торговец расплакался как дитя. - Прошу вас, господин...
  Последняя фраза утонула в булькающих хрипах - видимо, торговцу перерезали горло.
  И снова убийца направился к двери девушки, это послужило для нее неким сигналом к действию. Она быстро спрыгнула с кровати, отчего нечто за дверью ускорилось, затем раздался удар и треск дерева: оно выломало препятствие, будто его не существовало.
  Разворачиваясь в сторону окна, нагая девушка мельком заметила ворвавшегося убийцу: им оказался высокий мужчина, спрятанный под окровавленной темной рясой, ауры живого творения от него не исходило. Малиф-леза в это мгновение замедлилась лишь на секунду, споткнувшись и больно ударившись мизинцем о находившийся в каюте стул, впрочем, от испуга и шока она не обратила на легкую травму внимания, продвигаясь к спасению.
  Существо в рясе бросилось вслед за ней, но эльфийка успела сотворить древнее заклятие своего народа, с помощью которого перевоплотилась в красивого орла. Монстр, явно не ожидая чего-то подобного, замешкался, и этого времени птице вполне хватило, чтобы вылететь через открытое окно и воспарить в небе.
  Убийца еще попытался бросить кинжал в сторону орла, но не попал.
  ***
  Где-то в вышине, под ровным светом луны, растерянно повис орел. Город Ровендэй королевства Нимея спал, беспечно погруженный в сновидения. Порывы холодного ветра начинали усиливаться, а небо сгущалось, зарастая мрачными дымчатыми облаками, хмурыми, как вечность. Вскоре свод должен был неуютно укрыться ими.
  - Погаси лампадку, Клаус, - попросила Ливея. Старший брат в очередной раз за неделю вычищал до блеска свой медный шлем, щит, меч и броню. - Мне завтра рано вставать, народу будет видимо-невидимо, не продохнуть...
  - Хорошо, - понимающе ответил шестнадцатилетний мальчик. - Еще немного, и я закончу, - добавил он, откладывая щит и беря в руки меч. - Десятник поручил мне явиться идеально чистым и подготовленным. Первый день как-никак в рядах стражи и я в числе прочих заступаю на дежурство. Тем более турнир короля. Не хочется подвести командира, чтобы его из-за меня отчитывали.
  - Ох... - по-взрослому вздохнула Ливея, девочка десяти лет. - Как знаешь. Но лучше выспись, братик.
  - Высплюсь, - промолвил он, принимаясь мазать меч каким-то гнусно-пахнущим средством, а затем вытирать клинок тряпкой.
  Терпкий запах щекотал ноздри, мальчик чихнул.
  - Ты завтра тоже постарайся. В таверне полно гостей, приехавших на праздник издалека, так что будь умницей и помогай дяде Бомиру и тете Клозетте.
  - Ладно, - послушно откликнулась девочка, затем перевернулась на другой бок, лицом к стенке. - Я хочу уснуть, а ты мешаешь.
  - Не бурчи, я уже скоро.
  За нехитрым делом прошло тридцать минут. Клаус справился с мечом и взялся за кольчугу. Всякий бы позавидовал его неторопливому упорству, хотя оно и было излишним, ведь принадлежащее парню снаряжение было совершенно пригодным для службы. Но он никак не мог остановиться, потому что очень волновался - ему предстояло охранять дальние подступы к центральной арене.
  Колизей короля Морица - этот старый амфитеатр, построили для проведения рыцарских турниров и публичных казней в годы правления одноименного владыки, однако в нынешние времена огороженная со всех сторон площадка превратилась в место для отдохновения ровендэйцев. В нём организовывались различные игры, празднества города и страны. В общем, это сооружение позволялось охранять только элитным составам рыцарей - 'Золотым щитам', являющимся гвардией правителя, и 'Серебряным мечам' - пограничным войскам, блюдущим спокойствие государства на всём его протяжении. Высшие столичные стражники - 'Стальные шлемы', оберегали округу колизея, тогда как обычным стражникам доставалась работенка попроще: патрулирование внешних оборонительных стен, проверка приезжих, борьба с оборванцами, попрошайками и ворами, а также сохранение чистоты.
  Нужно учитывать, что для каждого простолюдина было честью уже то, что его всё-таки приняли в ряды городской стражи, потому что отныне некогда вшивый сын какого-нибудь фермера становился носителем не абы чего, а сакральной воли государя.
  Худородный невежа обзаводился оружием и властью.
  Однако не это прельщало Клауса. Самым главным, на его взгляд, являлось то, что теперь он сможет и будет получать жалованье, которого хватит на скромную долю холостяка. Затем, если повезет, через двадцать-тридцать лет ему выделят пенсию, и он освободится от всех обязательств и ограничений службы. После чего, будучи ветераном, либо прикупит небольшой участок земли, либо вернется на родительскую ферму, которая сейчас простаивает. Примется возделывать землю, холить и лелеять плодородные поля, что в итоге выльется в богатый урожай пшеницы.
  Юноша со всем присущим опытом фантазера выдумывал то, как это всё произойдет, не упуская ни одной детали: как построит дом, как заведет скот, как у него появится какая-нибудь ну очень прелестная женушка, сильная и ловкая. Она мигом обставит сельский быт, а затем у них родятся детишки, много детишек. Большая семья - его заветная мечта.
  Сестра повернулась на бок и сладко засопела.
  Ах да, ему нельзя забывать и о младшей. Он обязательно удачно выдаст ее замуж за какого-нибудь горожанина, и Ливея заживет лучшей жизнью, радуя его уже племянниками и племянницами. Они будут общаться, сестре понравится его жена, а ему будет другом ее муж, - так ладно и душевно они преодолеют невзгоды вместе, как и всегда.
  Родители мальчика и девочки два года назад скончались от лихорадки, выкосившей почти половину деревни. В несколько дней Клаус и Ливея лишились всего: и дома, и земли, и родных. Первое время они жили у соседей, им не показывали трупы, боясь возобновления болезни, но мальчик тайком всё же увидел мертвецов в день сожжения.
  Вначале он их не узнал: некогда полная и дородная мать с красивой улыбкой, ясными глазами и веселым нравом лежала на шероховатой и грязной доске неподвижной фигурой, больше походившей на неодушевленный предмет, как будто пародией на настоящую себя. Высохшая, тонкая, как тростинка, загорелая кожа побледнела и обтянула ее кости, нос заострился, синюшные губы обескровились. Ничего общего с родительницей он не находил. На секунду ему показалось, что его хотят обмануть, и мать всё еще жива, а это какая-то подделка. Соседи просто хотят над ним подшутить. Пару ударов сердца он верил в то, что мама где-то прячется. Что она вот-вот выйдет из-за угла как ни в чём не бывало и позовет домой, заливаясь бодрым, чересчур громким и ухватистым смехом. Приблизится к худому, босому, плачущему четырнадцатилетнему мальчику, обнимет его, распространяя чудесный запах тепла, пшеницы, еды и здоровья, и весь этот холодный кошмар закончится.
  Но этого так и не произошло...
  Труп сурового отца, примостившийся рядом с матерью, даже изнемогая от тяжелого труда в прежнюю пору, он никогда не был таким худым. Он тоже, как и мать, походил на высеченную куклу, скулы его неестественно выпирали, щёки и глаза ввалились, а некогда сильные мозолистые руки безвозвратно ослабли. Не верилось, что в прошлом эти руки могли гнуть кобылью подкову.
  Жрец Церкви Трех Богов, облачённый в белые одеяния, недовольно посмотрел на ребенка, но не прогнал Клауса, произнося без запинки проповедь для плачущих жителей деревни о терпении, самопожертвовании и о каре, которая настигает провинившихся. Голос жреца был спокойный, можно сказать, что притягательный, но общий вид усталости сановника церкви слегка портил торжественность слов.
  Их сожгли вместе с другими умершими в целях борьбы с заразой, но от этого Клаусу становилось очень горько и тошно, так как у родителей не имелось персональной могилы, куда бы он смог прийти помолиться и возложить цветы. Их прах, как и прах остальных погибших сельчан, развеяли на таком же холодном ветру, какой дул сейчас в Ровендэе за окном.
  Старший брат матери приютил сирот. Сначала они побаивались дядю. Мужчина чем-то смахивал на почившую родительницу, и дети чувствовали себя как-то неуютно и зажато в его присутствии. К тому же раньше им не доводилось общаться с городскими.
  Не имея собственных отпрысков, трактирщик Бомир и его жена Клозетта были преклонного возраста, но живые, деятельные и самое главное - добрые люди.
  Пухлая, мягкотелая и веселая Клозетта по любому поводу прыскала тонким колокольчиком, смехом, таким непохожим на могучий хохот матери Клауса и Ливеи. Женщина муштровала муженька каждый божий день, но тот не обижался, только скромно поддакивал ее выходкам и улыбался. Супруги любили друг друга, что очень понравилось мальчику, и через каких-то два месяца он привык и вполне с ними сошелся.
  Дядя и тетя знали много интересных и комичных историй, много работали, много общались с посетителями трактира, которым сами и заправляли. Заведение их находилось в торгово-портовой части города на улице Пекарей, что очень обрадовало Клауса, который обожал запах свежеиспеченного хлеба по утрам. Он напоминал ему о родном доме и матери.
  Трактир отчего-то именовали 'Бухта русалки', видимо, из-за близости к причалу, а также в связи с тем, что сюда часто заглядывали матросы и путешествующие морем торговцы.
  Клаус с сестрой спали в одной комнате на чердачном этаже. Теплое просторное помещение оказалось больше по площади, чем весь их фермерский дом. Понимание этого сопоставления обескуражило новых постояльцев. Они не привыкли к такой роскоши.
  Деревенские товарищи навряд ли поверили бы, расскажи они им о жизни в таком замечательном месте, но вид их физиономий при этом доставил бы Клаусу незабываемое удовольствие и неизгладимое впечатление. Разинутые рты да расширенные от удивления глаза - вот что ему представлялось. Старые друзья точно бы обзавидовались, а по итогу прозвали бы его брехуном.
  Впрочем, за два года парню не удалось проверить свою догадку и убедиться в истинности сложившегося мнения, городская жизнь затягивала, не давая возможности для безделья и праздных путешествий к отчим краям. Как только дети прибыли к родственникам, их загрузили работой: Клауса в качестве кладовщика и грузчика, а Ливею помощницей на кухне и официанткой.
  Чтобы в дальнейшем устроить повзрослевшего мальчика, Бомир, с согласия супруги, решил отдать его в стражи города. Решение, несомненно, помогло бы трактиру, ведь кровный защитник порядка - это всегда хорошо: меньшую мзду придется отдавать капралу, так еще и полное довольствие в придачу к жалованию, которое с годами тоже растет. Да и свое благосостояние Клаус сумеет откорректировать лично в случае чего. Поборы с горожан или так называемые 'кормления' никто не отменял. Король в этом плане даже поддерживал служивых, ревностно оберегая казну от лишних трат.
  Бомир жалел лишь о том, что терял обученного работника, но это дело можно было быстро поправить, нанимая соседских детишек. В свою очередь девочка оставалась в трактире. Ее никто не прогонял. Добрая и немного грубоватая Клозетта души в ней не чаяла, в общем-то, как и в юноше.
  Лампадка уже догорала, когда Клаус закончил обтирать последнее звено кольчуги. Затем он взыскательно осмотрел снаряжение, довольно ухмыльнулся: оружие и амуниция блестели под тусклым светом фонаря. Затушив пламя, он улегся спать.
  Образы явились почти сразу, или так пригрезились мальчику. Громадная, почти исполинская фигура демона с острыми длинными рогами, облачённого в огонь. На фоне полыхающий город, разбитые дома и сломанные стены, крики живых и тела несчастных, чья боль и отчаяние придавали монстру сил, - всё это так ярко обрисовалось в сознании, что Клаус ужаснулся.
  Разрушенная 'Бухта русалки', погибшие дядя и тетя, так бессмысленно раскинувшие руки и ноги, а также маленькое и худенькое тельце десятилетней Ливеи...
  Сомнений быть не могло, она лежала на развалившемся куске стены, словно на каком-нибудь алтаре. Ее детское красивое лицо, уже познавшее заботы взрослого человека, безмятежно и без какого-либо страха застыло. Остекленевшие голубые глаза всматривались в затянутое тучами и дымом небо, низкий свод подсвечивался оранжевым заревом. На лбу у Ливеи красное пятно, одежда изорвана, а часть ребер справа противоестественно смята внутрь, другая часть вывернута наружу, ступня на левой ноге оторвана.
  Клаус резко одернул тяжелое одеяло, в комнате было морозно. От его голого торса пошел небольшой пар. Обуреваемый волнением, не обращая ни на что внимания, он бросился к постели сестры. Мертвые тела родителей вновь предстали перед взором, как наяву.
  Он со страхом откинул одеяло сестры и увидел, что девочка дышит. Чтобы увериться в реальности происходящего, он потряс ее за плечи.
  - Что случилось? - испуганно спросила Ливея, смотря на брата живыми и теплыми глазами, правда осоловелыми и слегка недовольными. - Уже утро? Я проспала? Ай, мне больно!
  Клаус осознал, что слишком сильно сжимает ее хрупкие плечи.
  - Ах, прости...
  Мальчик молча отошел от нее и сел на край своей кровати, чувствуя одновременно облегчение и усталость. Из него как будто выдернули стержень. Он приложил ладонь ко лбу и понял, что вспотел.
  - Клаус, всё в порядке? Ты так бледен!.. Почему ты плачешь? - настороженно осведомилась Ливея.
  И тут только он заметил, что по щекам текут слёзы.
  - Ах нет, ничего, просто приснился кошмар, - ответил парень, поспешно вытирая лицо подвернувшейся тряпкой. - Дурной сон, думаю, ничего серьезного!
  Тряпка дурно пахла средством для чистки оружия, в носу засвербело, и он чихнул.
  Глава 21. Предательство
  Руби ощущал себя будто в тумане, правый бок не переставала терзать боль. Он даже как-то смирился с этим неудобством, приноровился к нему, попытался на общем фоне усталости не замечать ее.
  Много сил было потрачено на то, чтобы сразить нежить. Руби буквально рвал последние жилы организма, но при этом всём еще мог самостоятельно передвигаться, так что ситуация оказалась не такой уж и плохой. Ему хотелось пить, есть, спать и... и ничего не хотелось. Тело пробивал озноб, а температура поднималась.
  В это время Стайн подбежал к Руперту, который с момента встречи с чудовищем и получения прямого удара ногой так и не поднялся.
  - Он еще жив, - заявил убийца. - У него перебита грудь.
  Все тут же направились к раненому, кроме сумасшедшего Варика, который на коленях что-то с облегчением бормотал.
  Руперт лежал на острых камнях, тяжело дыша и хрипя, из его рта выходила алая пена и кровь.
  - Кажется, у него сломаны ребра, которые пронзили легкое и желудок, - сказал Стайн, когда все собрались. - Ему недолго осталось.
  - Облегчи его страдания, - произнес Торох. - Пусть хоть не мучается.
  - Я не могу, - с трудом произнес Стайн, но Руперт схватил его за руку и притянул к себе, просительно смотря другу в глаза.
  - Прошу! - через силу прошипел раненый, харкая кровью.
  - Зелье! - внезапно воскликнул Стайн. - Может, поможет?
  - Ты сказок начитался, - ответил ему Болем. - Такие раны оно не исцелит, столько зелья на всём белом свете не сыщешь. То, что я имею на руках, немного поддержит, продлит существование, но полностью не вылечит. Он продолжит страдать дальше, пока не умрет.
  Стайн молча кивнул, достал свой кинжал и тут же, без какого-либо промедления, вонзил оружие в сонную артерию друга. Опытная рука не промахнулась. Руперт некоторое время содрогался в конвульсиях, истекая кровью, пока наконец не обмяк. Убийца прикрыл веки товарища, но долго горевать выжившим не пришлось, так как сверху донесся шум. Фигуры в рясах куда-то исчезли вместе со своим ликантропом.
  - Они хотят найти другой путь, - предположил Болем. - Нам нужно скорее проваливать отсюда!
  - Ты прав, - согласился Торох. - Мы и так потеряли уйму времени!
  - Давайте пойдем назад, в город? - промолвил Стайн. - Нам не справиться с этими исчадиями ада! Перегруппируемся и наберем людей...
  - А как ты это собираешься сделать? - возразил Болем. - Мы не сумеем подняться наверх, пока не найдем иного пути. Но даже там мы можем повстречать преследователей. Лучше придерживаться плана и идти вперед!
  На этом и порешили.
  Руби поднял меч Руперта и снял кинжал с его пояса, а Торох забрал арбалет. Отряд всё еще находился в большой, высеченной в камне, рукотворной пещере, где на потолке виднелся колодец, через который они спустились. Около десяти стрельчатых проемов вели из пещеры в разные коридоры. Между собой туннели разъединялись и соединялись бесчисленными проходами, образуя путаный лабиринт.
  Варик сразу выбрал проем и направился к нему. Стайн шел рядом, освещая пространство, а остальные плелись позади, внимательно вглядываясь в темные углы, ниши и зияющие мглой пустоты.
  Сперва они брели по широкому коридору, затем свернули в один из туннелей, вышли на развилку из трех проходов, потом дорога привела их к еще одному большому коридору, где по бокам были высечены фигуры рыцарей. Там они повстречали двух гоблинов, которых тут же убили арбалетными выстрелами.
  Руби почувствовал, что сил идти больше нет. Он выпил вторую бутыль с зельем, ранее данную Болемом, и ему мгновенно полегчало. Болем с Торохом обратили на это внимание, но ничего не сказали.
  Далее они двигались по коридорам и залам, никого не встречая, пока не вышли на открытую местность. Справа от них разверзлась пропасть, чернеющая в мрачной глубине. Внизу люди услышали чье-то копошение.
  - Там подземные тролли, - пояснил Болем. - В прошлый раз мы нарвались на парочку. Выкормыши бездны каким-то образом могут подниматься наверх. Вероятно, в этом чертовом лабиринте где-то есть туннели, ведущие к пещерам толстокожих выродков. Это их обиталище и охотничьи угодья.
  Монстров нельзя было увидеть, тьма не давала глазу зацепок, но Руби чувствовал, как эти твари голодными буркалами сверлят его затылок. Мальчика так и подмывало использовать силу крови, чтобы их разглядеть, но благоразумие победило, и он не стал этого делать.
  Не доходя до нового проема, Варик вдруг остановился, упал на колени, начал стенать. Его вены вздулись, а сам он побагровел.
  - Уйди! Уйди! - вопил безумный, хватаясь руками за голову и мотая ею из стороны в сторону, отчего тролли на дне обрыва зашевелились.
  Эхо отдавалось от мокрых стен злобным речитативом, вторя ему, тролли зарычали. Казалось, что сама смерть взывает к пришедшим.
  - Что с ним? - нервно поинтересовался Торох, удобнее перехватывая арбалет. - Он что, совсем съехал с катушек?
  - Не знаю, - проговорил Болем. - Что-то не так!
  Послышался вой.
  - Наверху! - крикнул уже Стайн, направляя свой арбалет на стену слева, где над ними на высоте десяти метров имелся небольшой туннельный проем, и оттуда сразу же показалась ощерившаяся волчья пасть. Ликантроп больше походил на волка, только тело его было скорее человеческим, но гораздо крепче, с когтями, шерстью и хвостом.
  Лафраэль слышал, что полуволки отличались хорошим нюхом, силой и слыли первоклассными охотниками, хотя разум их был далек от совершенства. Они справлялись с перипетиями судьбы благодаря инстинктам, заложенным с рождения. В основном ходили стаями, если, конечно, то были не одиночки, изгнанные сородичами, что, в общем-то, случалось нечасто.
  Этот же ликантроп был одержим, его полностью черные глаза без зрачков говорили о том, что дикого зверочеловека взяли под контроль, применяя злую магию. Они не приучены к дрессировке, а этот экземпляр спокойно выполнял обязанности подручного пса для нежити, словно какая-нибудь шавка, что само по себе должно было насторожить знатока.
  Арбалетный болт Стайна прочертил путь по воздуху, пролетел над головой монстра и звякнул о каменную стену, испуская сноп искр.
  - Чёрт, лысый гоблинский зад! - выругался воин-убийца, стараясь как можно скорее перезарядить оружие.
  Однако ликантроп ждать не намеревался, он тут же бросился на стрелявшего, рыча и пуская слюни. Стайн успел выхватить меч, но это ему мало чем помогло, так как чудище было уже слишком близко. В два прыжка зверочеловек преодолел отделяющее их пространство и оказался возле воина-убийцы. Могучая челюсть, испещренная острыми зубами, сомкнулась на руке, которой Стайн держал меч. Он вскрикнул от боли и выронил рукоять. Ликантроп, не дожидаясь, когда присутствующие опомнятся и кинутся на него, отпустил руку бедолаги и сразу же обхватил его лапами-руками, поднял над собой как тряпичную куклу и повалил на землю. Стайн ушибся о каменный пол, успев сгруппироваться, отчего получил минимальный урон. Это позволило ему не потерять самообладание, и он стал искать кинжал своей еще целой рукой.
  Торох и Болем еще не успели ничего понять, как Руби выхватил меч, доставшийся ему после смерти Руперта. Мальчишка сделал три шага и как подкошенный рухнул на колени, захлебываясь в болевом спазме. Его боеспособность пресек недуг.
  Стоявший рядом Варик, к удивлению многих, бросился прочь с такой скоростью, которой от него нельзя было ожидать.
  - А-а-а-а-а! - вопил он во всю глотку, скрываясь в одном из проходов.
  - Нам нужно его догнать, - озабоченно бросил Болем, выстрелив в ликантропа, а затем устремляясь вслед за безумным.
  Полуволк успел среагировать, демонстрируя чудеса ловкости и уворачиваясь от, казалось бы, неминуемой встречи с наконечником стрелы.
  Лафраэль боролся с накатившей болью, сковавшей всё его тело. У него это плохо получалось, но дурнота постепенно, с каждой секундой отступала. Проблема заключалась лишь в том, были ли эти секунды у воина-убийцы, на которого напал монстр.
  Стайн в это время попытался своей целой рукой дотянуться до кинжала на поясе. Затея не удалась, так как ликантроп снова вцепился в раненую правую руку человека, выставленную вперед для защиты. Стайн вскрикнул от резкой боли, обронив острую железку, а зверь продолжил его терзать, как будто намереваясь оторвать пойманную конечность.
  Наконец полуволк разжал челюсть и подался немного назад, чтобы поудобнее вонзить клыки в горло почти поверженного врага и тем самым закончить сражение. Мгновения оказалось достаточно, Стайн исхитрился упереться двумя ногами в грудь чудовища и оттолкнуть его от себя. Ликантроп по инерции сделал шаг назад, и этого было катастрофически мало - хищник вновь двинулся к добыче.
  Внезапно боль прошла, спала пеленой зыбкого тумана так же неожиданно, как и появилась, однако Лафраэль не решился использовать силу своей крови. Он сократил дистанцию и взмахнул мечом Руперта, нападая с левой стороны от ликантропа. Зверь отскочил, упреждая удар, утробно зарычав и оскалившись на нового противника. Парнишка обнажил второй меч, который ранее ему передал Болем. Делая размашистые выпады, он вынудил полуволка держаться на приличном расстоянии.
  Раненый Стайн поднялся и инстинктивно схватился за арбалет, который был разряжен. Однако чтобы быстро привести оружие в боевой режим, требовались обе руки. На то место, где зверь порезвился с его плотью, а именно на свою правую руку, Стайн даже смотреть не хотел, ощущая ее как ненужный довесок. Пот лился градом, дыхание с трудом нормализовалось. Он не привык к таким вот баталиям с нелюдью и снова выругался, берясь левой рукой за меч и неуклюже нападая. Ликантроп с легкостью увернулся от неумелой атаки, ведь убийца являлся правшой.
  Руби сделал наскок, развернулся вокруг себя и круговым движением попытался настигнуть и перерезать глотку полуволку. Монстр, впрочем, снова отпрыгнул назад, и весь маневр прошелся по воздуху впустую. После некоторых попыток нанести хоть какой-нибудь ущерб друг другу они остановились. Взмокший мальчик уже глубоко дышал. Его мастерство во владении клинком являлось безупречным, но что толку от этого, когда противник может избежать всех твоих приемов.
  Юноша очень ослаб, зелье, которое он ранее использовал, еще не до конца начало действовать, хотя боль уже почти притупилась.
  Зверочеловек был достаточно сведущ в сражениях или охоте, чтобы понимать момент, когда надо переждать. Он кружил вокруг двух воинов, рычал и щерился на них как животное, сохраняя приемлемую дистанцию в ожидании удачного для себя мига. Этот шанс ему подарил Стайн, который вновь неуклюже сделал попытку рассечь шкуру полуволка.
  - Сдохни, тварь! - воскликнул он, подняв свой меч над головой, намереваясь опустить лезвие на тело противника.
  - Стой! - крикнул Руби, но было уже поздно.
  Ликантроп с грацией хищного животного увернулся, после чего кинулся к горлу Стайна, сокращая дистанцию с невероятной скоростью.
  'Где же Торох? - силы предательски покидали мальчика. - Почему он не стреляет?' Но оборачиваться он не намеревался, так как для этого банально не хватало времени.
  - Еще чуть-чуть, еще немного, - промолвил вслух Руби, подбадривая самого себя, чтобы суметь использовать силу.
  Его карие глаза загорелись бесцветным огнем, который тут же потух, но этого хватило для того, чтобы приблизиться и атаковать морду зверя мечом. Удар пришелся вскользь над левым глазом и поразил надбровную дугу ликантропа, оставив алый порез.
  Руби хотел завершить удачное нападение, занеся ногу для нового подшага, но энергия покинула его так же внезапно, как и появилась. Он споткнулся о трещину и неуклюже упал на живот, роняя один из мечей. Зверь взвыл от боли и стал по-собачьи скулить, отходя от обидчиков, видимо испугавшись. Несмотря на то, что ликантроп был одержим, по своему развитию и поведению он приравнивался к дикому зверю, и старые привычки довлели даже перед обращенными во тьму.
  Малая передышка позволила мальчику, оберегаемому Стайном, приподняться. Убийца расположился напротив монстра, а Руби позади. Юноша решил бросить один из метательных ножей, закрепив тем самым страх ликантропа перед людьми, но сознание вдруг поплыло, в глазах задвоилось и помутнело. Он неожиданно получил страшный удар в затылок. Ничего не понимая, Руби рухнул на землю, скрипнув зубами. Последнее, что он запомнил, было то, как впереди медленно выплывали фигуры в рясах...
  Очнулся Руби уже связанным, в голове всё звенело. Он некоторое время пытался унять ноющую боль и сфокусироваться на обстановке вокруг, чувствуя, что его волосы на затылке неприятно слиплись. Рядом с ним сидел Стайн, связанный по рукам и ногам, впрочем, как и сам Руби. Убийца выглядел плохо, рана на правой руке давала о себе знать - он потерял много крови.
  - Очнулся? - поинтересовался Торох, изучающе глядя на мальчика. - Долго же я ждал этого! Все планы мне попутал, крысёныш!
  Рядом с Торохом стояли четыре фигуры в рясах, две из которых держали факелы, а позади монахов зло скалился и скулил ликантроп, периодически зализывая раны на руках-лапах.
  Они находились в том же коридоре, где так неудачно столкнулись с полуволком и где с одной стороны зиял широкий провал, из которого доносились звуки копошения. Снаряжение Стайна и Руби собрали в кучу на полу рядом со зверем, но, если бы даже оно и лежало ближе, пленники всё равно были чрезмерно обессилены и обездвижены, чтобы им воспользоваться.
  - Интересная вещица, - продолжал Торох, осматривая бутыль с плотной янтарной жидкостью. - Магия, - с издевкой произнес он, - такая непостоянная вещь, а между тем влияет на многое. Вот дать тебе эту жидкость, и ты восстановишься, а не дать - будешь той же вялой тряпкой! Но эта безделушка, стоящая баснословных денег, ничто по сравнению с тем, что мне обещано Хозяином, стоит только притащить голову Болема. Жалко, конечно, что он скрылся, но это не беда, мы его выследим, а потом я сам ему сделаю улыбку от уха до уха.
  Тут Торох ухмыльнулся, отчего морщины на его лице пролегли глубокими линиями.
  - Понимаешь, он мне надоел за эти года, сколько я его знаю. Я так долго к нему притирался и входил в доверие, что он просто опостылел. Ненавижу его! На серьезные дела никогда не брал, ублюдок, всегда меня в чём-то подозревал. Чуял старый хрен, что что-то не так! Этого у него не отнять. Мастер-вор есть мастер-вор, демоны его побери! И ведь был прав. Но теперь это не важно, теперь я посмеюсь, теперь мне его дела до морханного дерьма. Да, всё почти закончилось. Хозяин даст мне за это много больше, чем предлагал Болем...
  Торох скорчил гримасу.
  - Слишком благородный для того, кто отправлял людей на тот свет и обкрадывал невинных, - с ненавистью в голосе выплюнул Торох сквозь зубы, вспоминая 'друга', как будто убеждая самого себя в чём-то. - Пресловутый мастер-вор, который считал себя лучшим... лучше всех... лучше меня... Но это ненадолго.
  Затем, немного подумав, Торох вновь обратился к мальчику:
  - Скоро город сгинет! Ему придет конец, как и всему миру. Всё изменится и переродится, превратится либо в пепел, либо в царство Авадона. Нужно уметь принимать взвешенные решения, извлекать выгоду из ситуации и трезво смотреть на происходящее, Руби. Ты бы пригодился Хозяину, ему нужны толковые последователи, а с твоими навыками и умениями, я думаю, он с радостью тебя примет. Однако придется, конечно, доказывать верность, замарать руки, но это всё обыденность. Ну так что? Примешь господство Хозяина, и он, возможно, устранит болезнь, мешающую использовать диковинные методы сражения, на которые ты способен, ведь потенциал в тебе есть!.. А мой Хозяин любит даровитых сподвижников...
  Тут Торох ненадолго замолчал, подыскивая по привычке слова.
  - Хозяин очень могущественен и обладает колоссальной силой - и будет обладать еще большей мощью, когда демон проснется.
  - А не пошел бы ты со своим Хозяином в пасть к орку! - прошипел Руби, кидая на Тороха гневный взгляд, словно пытаясь испепелить того на месте. - Я скорее стану с гоблином совокупляться!
  И он плюнул мастеру-вору в лицо.
  - Эх, молодежь, - иронично заметил Торох, вытирая плевок рукавом одежды, а затем, картинно разведя руками, нанес кулаком удар по лицу мальчика. - Нисколько не удивлен. Глупые, своенравные, не уважают старших, но я рад, что ты так ответил. Мешал ты мне, уже давно бы со всем справились и ушли в город за наградой, так нет, этот Болем нашел какого-то южного выкормыша... Убью тебя с превеликим удовольствием. А ты как, Стайн? Будешь служить мне?
  - Я отвечу, как и Руби, - выдохнул убийца. - Если бы не веревки и мое состояние, я бы давно вонзил кинжал тебе в глотку, чтобы ты мог трепать своим гнилым языком через железо!
  - Что ж, играем в благородство, но порядок, так сказать, соблюден, - процедил Торох, отходя от пленников. - Никто меня не упрекнет, что я не попытался... Действуйте, - бросил он уже нежити, и двое из четверки, которые не держали факелов, отделились, вытаскивая из-под ряс кривые волнообразные кинжалы.
  - Осталось найти Болема, - продолжал сам с собой разговаривать Торох, отвернувшись к тому проему, куда убежал безумный и вслед за ним мастер-вор.
  И когда над пленниками уже занесли кинжалы, несущие с собой неминуемую смерть, Торох вдруг воскликнул:
  - Стойте-стойте!
  Двое в рясах замерли.
  - Хотя почему бы и нет?! - словно передумав, произнес Торох, после чего распорядился: - Нанесите им несмертельные раны так, чтобы они были еще живы. А затем для потехи выкиньте их тушки в провал. Я полагаю, горные тролли обрадуются новой компании - человечиной их давно не баловали, тем более свежей.
  Приказ выполнили немедленно.
  Огромная фигура, от которой исходил какой-то странный и неестественный тлетворный запах, выросла возле шестнадцатилетнего мальчика и потихоньку, аккуратно начала вводить в живот нож, чтобы не задеть жизненно важных органов. К этому нельзя было подготовиться, Руби дрожал как осиновый лист, зажав губу и перекусив ее от напряжения. Холодная сталь порезала кожу, затем мышцы, добираясь до внутренностей, разделяя плоть, проникая сквозь сопротивление всего организма. Он чувствовал, как нечто чужеродное разрывает его живот, наполняя обжигающей болью, которая с каждым мгновением усиливалась. Мозг мальчика паниковал, пытался что-то придумать, найти выход, еще надеясь на помощь извне. Он предательски хотел сдаться и согласиться на все требования, лишь бы мучения прекратились, лишь бы всё прошло. Но он этого так и не сделал.
  Рану нанесли неизбежно, как злой рок. Затем нож быстро и умело провернули, отчего в глазах у Руби взорвались сонмы искр. Неожиданно мир в очередной раз потемнел. Он на секунд десять потерял сознание и снова очнулся, проклиная реальность и мечтая о беспамятстве. Из-за слёз и сотрясения окрестность представлялась размытой кляксой, а по воздуху блуждали разноцветные круги. К общему недомоганию прибавились тошнота и гул в ушах. Теплая влага из раны намочила одежду, продолжая сочиться без остановки.
  Мальчик не заметил, как он кричал и плакал, всё происходило невероятно медленно и в то же время очень быстро. Явь как будто прекратила свое существование, сосредоточившись в одной точке, в одном месте, а конкретнее на животе, куда пришелся удар. Затем несчастных пленников грубо схватили за одежду и поволокли к пропасти. После себя они оставляли борозды кровавых следов. Руби удивило то, что он до конца не верил, что умрет здесь и сейчас, что это конец, что никто его не спасет. Но жестокая судьба твердила жестокие правила - его выкинули вместе со Стайном в ущелье с такой силой, что они сначала взлетели на добрых три метра вверх и только потом рухнули в пасть обрыва.
  ***
  Лафраэль пришел в себя в абсолютно непроницаемой мгле, ничего не слыша, ничего не ощущая, ему померещилось, что у него нет никакого тела. Недолго пролежав в прострации, он попытался разобраться, где всё же находится, но у него ничего не получилось. Во рту скопилась солоноватая жидкость. Он сплюнул и постарался крикнуть, позвать на помощь, позвать Стайна, Болема, даже Варика, надеясь найти хоть кого-нибудь. Никто не откликнулся, да он ничего и не слышал, в заложенных ушах звенело. Мальчик как будто погрузился на дно водоема. Когда он отчаялся, ему в голову пришла мысль использовать силу, чтобы осмотреться.
  Так он и поступил.
  Кровь ответила не сразу, лениво просыпаясь, нехотя, по чуть-чуть. Ее стало так тяжело собирать, словно по крупицам, казалось, что ее вообще нет. Тонкой струйкой энергия принялась вливаться в истощенного юношу. Потом наступил неожиданный пульсирующий отклик - какая-то сознательная опора, подобно тому, когда блуждаешь по рыхлому, вязкому дну озера и вдруг нащупываешь ногами что-то определенное, сформировавшееся, в виде твердого подводного камня или удобного уступа. Идея удалась, что не могло его не обрадовать.
  Лафраэль направил поток силы в глаза, почувствовал, как их знакомо пощипывает, после чего вгляделся во тьму. Он лежал на каменистом дне провала, в который его скинули. Участок, куда приземлился, оказался пологим и относительно ровным, повсюду за ним раскинулись острые, небольшие и чернеющие пики, возвышающиеся словно лес. Мальчик чудом не угодил на их вершины. Уголком глаза он заметил какое-то движение слева, но тело отказывалось повиноваться, лишь голова немного поддалась его воле и слегка развернулась. Парень сообразил, что безнадежно парализован.
  Между тем невдалеке копошилось что-то большое, доносилось чавканье и звук разрываемой плоти, и, похоже, оно было не одно.
  Хотелось встать и убежать из этого холодного, сырого и страшного места. Парнишка охотно крикнул бы, позвал людей, разрыдался, но заниматься глупостями он не собирался. Он предпочел соблюсти осторожность, вспомнив слова Болема о троллях.
  Послышались тяжелые нечеловеческие шаги. Лафраэль различил долгое дыхание с противным присвистом, но разглядеть приближающееся существо смог исключительно тогда, когда оно нависло над ним. Это было огромное животное с серой, покрытой какими-то пупырышками и окаменевшими наростами кожей. Из массивной челюсти наружу торчали нижние клыки, оттягивающие толстую губу. Маленькие глаза-бусинки, чернеющие в провалах над выдающимся вперед лбом, смотрели с любопытством, внимательно изучая человека.
  Ноги тролля были непропорционально меньше, чем его огромные руки, на которых насчитывалось по три пальца без когтей. Монстр со знанием дела подошел к обездвиженному мальчику и слегка толкнул его рукой. Человек не ответил на это, тогда тролль что-то довольно промычал, и к нему прибежали еще два сородича. Именно их Лафраэль обнаружил ранее за уплетанием чего-то вкусного.
  Чудища замычали, один вдруг заревел и ударил другого, оттолкнув назад.
  'Делят меня', - безразлично рассуждал парень, чувствуя безропотное опустошение и смирение, так как он наконец-то понял, что именно подземные тролли поедали. У одного из подошедших троллей в окровавленной пасти торчала рука Стайна, а у второго - полусъеденная и теперь обсасываемая со всех сторон слюнявая голова. Выражение еще не съеденного лица товарища Лафраэль не запомнил, да и не старался этого сделать, но от всей своей души мальчик надеялся, что Стайн умер при ударе о землю. Для этих тварей, которые привыкли к вкусу червей и гоблинов, наступил долгожданный пир, ведь к ним пришла неожиданная и такая редкая добыча. Он жалел в тот момент только о том, что он так и не погиб, падая в пропасть.
  Тролли стали методично ломать руки и ноги мальчика, затем неуклюже пытались их вырвать. Когда это у них получалось, неровные раны разбрызгивали еще теплую кровь. Лафраэль уже ничего не чувствовал, глупо радуясь тому, что его парализовало.
  Однако он всё видел: как его неровно отделенная правая рука скрывается за щекой одного из монстров, затем нога - в зеве другого, как мощные трехпалые кисти тянутся к его телу, пробуя стянуть с него вещи, как острые гигантские зубы разрывают мясо и перемалывают кости, - его мясо и кости, - как с удовлетворением гурманов урчат чудовища, наслаждаясь трапезой, смакуя, чавкая, прокусывая - затягивая процесс поглощения еще живого человека, ворочая своим шершавым языком по его полусъеденным конечностям, а затем их проглатывая...
  О, как Лафраэль ненавидел этих монстров, как ненавидел себя за слабость, ненавидел весь мир за несправедливость, ожидая долгожданного забвения. Одна лишь дикая ярость заполняла мысли подростка, одна лишь мстительная злоба обреченного.
  Эпилог
  Уже наступил вечер, когда замок патриарха, расположенный в самой высокой части деревни, окрасился светом фонарей. Многоэтажное темно-серое строение, выложенное из монолитных блоков песчаника, могло выдержать до сотни осад и полноценных битв. Старый дворец воздвигли еще во времена Древних, и простоял он на этом месте не одну тысячу лет. Сами Древние давно канули в прошлое, а их сооружение до сих пор являлось мрачным отпечатком истории, монументальным напоминанием былого величия, когда нелюди и люди прогибались под властью неведомых сущностей.
  Правда, дом патриарха подвергался ремонту и реставрации, и, возможно, не единожды, но несмотря даже на это, он сумел сохранить в себе некий след существования прежних владельцев: несоразмерно большие стрельчатые окна, две башни по краям фасада, балконы и центральный вход с открытыми деревянными створками, обитыми железом.
  Древние не думали о красоте, поэтому замок казался слегка топорным, мощным, но лишенным изысков, сплошь и рядом распространенных по соседству в виде пестрых и аккуратных поместий аристократических семей.
  Патриарх сидел в кабинете за громадным столом из полированного красного дерева, погруженный в ворох списков кандидатов на службу - тех, кто желал посвятить свою жизнь народу Дракона. Особое внимание он уделял воинам, мечтавшим повысить боевые навыки. Дети, стремящиеся познать грани дарованной силы и научиться лучше ею управлять, - это будущая мощь деревни, которую необходимо пестовать и должным образом понукать.
  К сожалению, не каждый был способен превзойти собственные пределы, а так как позориться перед представителями других кланов не очень-то и хотелось, то работать приходилось вдвое усерднее, чтобы выявить и вовремя отсеять бесталанных.
  Убрав пергамент к стопке других таких же бумаг, он начал разминать глаза и переносицу: слабый свет лампы плохо помогал в чтении.
  Послышались шаги за дверью кабинета, затем негромкий стук.
  Патриарх клана Пронзающих Глаз нахмурился, отчего его лицо приняло недовольное, даже злобное выражение. Но настойчивый стук продолжился, словно игнорируя общеизвестный факт, что владыка деревни не любил, когда его отвлекали. Пришелец не спешил, и это означало только одно - ему было известно о вспыльчивости хозяина кабинета.
  - Кто там? - почти прорычал Неган, вперяя взгляд в дверь, чтобы увидеть, наконец, наглеца и встретить его отборной бранью. - Какого демона...
  Вдруг он осекся на полуслове, в кабинет вошел Гарнах.
  - О, мой генерал вернулся с вестями, - доброжелательно улыбнувшись, воскликнул патриарх, уже забыв о своем недавнем нерасположении, затем требовательно добавил: - Ну, узнал что-нибудь?
  - Да, господин, - с поклоном ответил Гарнах, что покоробило и не понравилось Негану, волевое лицо которого снова насупилось. Он не желал, чтобы его старый друг и соратник, когда они оставались наедине, вел себя подобным образом.
  - Давай без этого, Гарнах, - поморщившись, произнес Неган, рукой приглашая товарища присесть напротив рабочего стола. - Без опостылевших любезностей. Ты же знаешь, я не переношу глупых реверансов. Тебе не обязательно соблюдать паршивый этикет, когда мы в комнате вдвоем.
  Гарнах осклабился, отчего его смуглая и обветренная кожа у рта разгладилась, а у глаз наоборот собралась в мелкую сеточку из морщин, при этом мужественные черты как будто углубились. Намек на добрую издевку над своим покровителем и господином увенчался успехом и развеселил его.
  Генерал устало повалился на прекрасный стул с высокой резной спинкой, изготовленной из красного дерева. Стул жалобно скрипнул, скользнув по полу.
  - Новости неутешительные, - промолвил воин, тяжело вздохнув. - Я их нашел. И организаторами оказались люди клана Тихой Поступи, а точнее - род Амарай. Один из благородных родов, специализирующийся на слежке и устранении противников, как, впрочем, и весь их клан.
  - Зачем им это?
  - Было трудно, но я установил, что нити тянутся к Саурме.
  - Опять Саурма, - с ненавистью произнес патриарх, сжимая руку в кулак и пуская в ход силу, из-за чего воздух вокруг него стал напряженно звенеть, а карие глаза превратились в яркие белёсые плошки.
  Гарнах слегка поморщился, но не поддался влиянию, ведь он был по рангу Мастером, и ему не пристало пасовать перед испытаниями, даже если перед тобой демонстрируется легендарная мощь ранга Предка.
  - Убить их мало, но старые договоры не растопчешь так просто, - проскрипел зубами Неган, опуская полог энергии и сразу же по-деловому продолжая: - Кто предатель?
  - Род Нигемон, - четко отрапортовал Гарнах. - Они договорились с родом Амарай, которые натаскали зверя, опаивая его секретными зельями, - только их специалисты на это способны. Люди рода Нигемон находились на страже деревни в тот день, и именно в том месте, где люмелю удалось проникнуть... Когда мы попытались найти ответственных за нападение, чтобы провести дознание, виновники уже самоустранились. Чуть-чуть не успели. Эти гады перерезали себе глотки.
  - Быстро, смело и глупо, - пробубнил патриарх, разминая глаза. - Неужели они думают, что это меня устроит? Я весь этот род сровняю с землей! Они думают, что у меня кишка тонка, и я не решусь на крайние меры?! - он снова начал терять терпение, при этом бессознательно выбрасывая потоки силы. - Давайте, играйте в свои маленькие закулисные игры у меня под носом, пока я вам все руки не переломаю, чертово отребье! Отсеку головы - и баста!
  - Это аристократический род, - спокойно напомнил Гарнах. - Его так просто не уничтожишь, нужны веские доказательства, которых у нас, собственно, нет. Другие аристократические семьи нас не поймут, посчитав необдуманные поступки за твое личное сумасбродство и наглое самоуправство - и, возможно... за угрозу. Как бы ты не лишился их поддержки. Ведь новые враги нам ни к чему, с лихвой хватает и старых. Осложнения могут коснуться и клана Железной Кожи: дочь главы рода Нигемон замужем за патриархом клана. Таран не оценит наше рвение линчевать всех без суда и следствия, тем более когда дело касается его близких родственников, даже со стороны жены. С него станется развязать конфликт.
  - Я его не боюсь, - сухо ответил Неган, однако понимал и без слов своего генерала. Он встал и прошелся в бешенстве по кабинету, чтобы хоть как-то унять гнев. Владыка деревни был одет в бордовый халат, на котором вился золотой нитью орнамент дракона. Мускулистое тело уже немолодого мужчины поражало силой и гибкостью. Его суровое колоритное лицо, кое-где просвечивающееся полосками шрамов, говорило о многом.
  - Да, не поймут, - наконец согласился он с Гарнахом. - И что ты мне предлагаешь?! Простить?! Проглотить обиду и промолчать?! Твой сын тоже находился в опасности, ты не забыл об этом?!
  - Я это помню, - поморщился Гарнах. - Я бы с радостью убил тех, кто виновен в этом, чтобы избежать пересудов. Вызвал бы каждого на Суд права и крови, но доказательств, как я уже говорил, нет, и мне этого не простят. Начнут мстить уже моим потомкам, и вражда в этом случае перерастет в войну родов. Без доказательств действовать нельзя.
  Вдруг взгляд патриарха прояснился, а хмурое лицо довольно прояснилось, на нём появился выжидательный оскал, который говорил знающему Гарнаху о том, что его старый друг что-то задумал.
  - Почему же, - начал Неган, снова присаживаясь в рабочее кресло. - Мы можем вызвать главу рода Нигемон для переговоров - например, это сделаю я. Я брошу ему в лицо свои догадки, не подкрепленные доказательствами. Скажем так, брошу слегка оскорбительно, по праву обиженной стороны. Необоснованные претензии поставят его в щекотливое положение, потребуют от него ответных действий, чтобы мы принесли публичные извинения его роду, что мы, естественно, проигнорируем. Он вспылит и оскорбит меня или тебя, что послужит основанием для вызова на Суд!.. Но, наверное, он всё же не посмеет вызвать на поединок воина ранга Предка, так что отдуваться придется тебе, мой друг.
  Гарнах вздохнул и криво улыбнулся. Перспектива ему не нравилась: слишком надуманный повод, и именно ему надо будет высказывать претензии наряду с патриархом, претворяя в жизнь достаточно абсурдный план.
  - А получится ли? И как же клан Железной Кожи, а точнее - их патриарх?
  - Не знаю, но попробовать стоит, - беспечно ответил Неган. - Во всяком случае я могу немного удовлетвориться и тем, что Нигемон смолчат, при явном моём к ним пренебрежении. Так сказать, не смертельная рана, но пощечина, которую они надолго запомнят. Эти твари должны уяснить раз и навсегда, на кого посмели поднять поганые руки. Нужно показать им их место. Клан же Железной Кожи не имеет права вмешиваться во внутренние дела моего клана и тем более мстить, если всё пройдет по закону Суда права и крови.
  - Да, возможно, сработает, - промолвил задумчиво Гарнах, затем добавил уже собственных рассуждений относительно мотивов рода Нигемон: - Я думаю, что к главе рода обратились с выгодным предложением, и не кто-то пришлый, а сами Амарай. И он рассудил, что мальчик-чужак, которого до сих пор не приняли ни в один из родов клана Пронзающих Глаз, никому не нужен, посчитав его либо бастардом, либо пришлым бездомным, о котором заботятся из жалости. Отсюда напрашивается вывод о том, что его смерти никто не заметит. Тем более право мести тут не действует. Зачем же это всё нужно роду Амарай? Я думаю, что главу рода Нигемон это не сильно волновало, - по-видимому, перспективы налаживания нужных связей были настолько велики и выгодны, что чашу весов переполнили. Смерть одного мальчишки, который не относится ни к одному из родов, - это не повод начинать конфликт! По закону они никого не оскорбили и не могли понести за это наказание, чем и решили воспользоваться. Да и доказательств их вины по большому счету нет. Таким образом, с одной стороны - безболезненно помочь в устранении мальчишки, и туманные осложнения в общении с родом Пион, при этом они даже убийством как таковым не занимались, а с другой стороны - род Амарай остается в долгу перед ними. Понятно, почему их глава согласился на эту авантюру.
  Немного помолчали, каждый обдумывая свои мысли.
  - Кстати, сколько у них людей ранга Мастера? - поинтересовался Неган.
  - Кажется, два. Глава рода и его наследник.
  - При наилучшем для нас исходе придется сражаться с кем-то из них. Я наведу справки и сообщу тебе подробности, Гарнах.
  - Я понял.
  - Как там Лафраэль? - неожиданно перевел тему патриарх.
  - Он на практике в Запретном лесу. Я направил его туда, как вы и велели.
  - Его дар еще не пробудился?
  - Всё тщетно, господин, - забывшись, произнес Гарнах. - Почему-то дар не хочет проявляться.
  - Понятно, значит, старуха Кринала из клана Внутренней Энергии была права, и дело не в том, что он не может этого сделать, а просто не хочет.
  - Травма детства, - согласился с патриархом Гарнах. - Если честно, то он ничего не помнит о случившемся, как будто его память стерта. Я пытался вывести его на разговор о прошлом, но если старухе Кринале это не удалось под воздействием гипнотических средств, то куда уж мне.
  - Прискорбно, - выдохнул Неган. - Без силы его не признают, а это закрывает перед ним возможность стать моим наследником. Да м-м!
  - Так ты хочешь сделать его своим преемником? - удивился Гарнах.
  - Это был бы самый лучший вариант, ведь он моей крови. Я бы ввел его в свой род Кяут, а затем признал бы за ним право первого, но этому не бывать, ведь он не обладает даром.
  Патриарх снова глубоко и обреченно вздохнул, отчего перед Гарнахом появился уставший старик, а не великий воин.
  - У меня нет наследников, только две дочери, которые уйдут в другие роды и кланы, что не может меня не удручать. Раньше я бы мог еще раз жениться, но не хочу этого делать, так как пообещал когда-то об этом супруге, а свое слово я привык держать. Потом старуха Кринала, умеющая поддержать в трудную минуту, сообщила мне со своей маразматической ухмылкой, конечно, втайне от жены, что в моём роду, кроме Лафраэля, мужчин не будет. Сейчас я понял ее пророчество, потому что оно исполнилось... Мужское здоровье уже не то... Кхм! Так что с повторной женитьбой я опоздал, это становится бессмысленным занятием.
  - Неужели она смотрела сквозь время? - ошеломленно воскликнул Гарнах. - Ведь это запретная техника.
  - По моей просьбе! Лишь по моей просьбе!.. Старая упрямица долго артачилась, - успокоил друга Неган. - Старуха поведала, что Лафраэль, возможно, никогда не сможет использовать силу предков. В таком случае остается только один вариант... - с этими словами тяжелый взор патриарха упал на друга и соратника. - Твой сын женится на моей дочери и вступит в мой род. Именно он станет следующим патриархом и моей заменой!
  Гарнах вскочил со стула, отчего тот неуклюже упал, и сразу же поклонился другу.
  - Благодарю за честь, - отчеканил генерал утробным голосом, отчего его друг и патриарх горько покачал головой.
  - Честь, говоришь, - начал он скептически. - Ведь я забираю твоего наследника из рода, а у тебя, кроме него, никого нет, и ты навряд ли повторно женишься, как и я. Твоя Сибила невовремя покинула мир.
  Гарнах промолчал, всё так же находясь в глубоком поклоне.
  - Да сядь ты, - недовольно хмыкнул патриарх. - Сегодня просматривал списки тех, кто хочет стать Охотниками, и увидел имя твоего сына. Ты уверен? Это опасная служба, но, без сомнения, почетная.
  - Был уверен, - произнес Гарнах осторожно. - Но после озвучивания ваших... планов у меня появились сомнения.
  - Отчего же? - деланно удивился патриарх. - Наоборот, это ему пойдет на пользу, тем более в Запретном лесу, когда взаимодействуешь с сильнейшими воинами всех кланов, что уже само по себе хорошо. Это необходимый толчок к быстрому развитию, чтобы дотянуться до уровня сильнейших. А кроме того, налаживание связей с аристократическими родами и возможность совершенствоваться у лучших мастеров - это дар, а не проклятие. Мы сами с тобой начинали с Охотников, разве ты забыл?
  - Я помню. Тогда его кандидатура одобрена?
  - А как же иначе, - добродушно сказал патриарх, поздравляя друга с успехом.
  Они ненадолго замолчали. Неган отошел к небольшому шкафу, где взял хрустальный флакон с какой-то жидкостью, потом разлил ее по двум бокалам.
  - Хрустальная слеза? - поинтересовался Гарнах.
  - Да, хорошая эльфийская вещь, - задумчиво ответил патриарх, уже направляясь к другу и передавая один из наполненных бокалов, - которая скрасит наш разговор. Я сейчас прикинул. Может, Лафраэля отдать в твой род? Плохая замена... - тут он осекся и поправился: - Скажем так, неравноценная, но всё же... Как ты на это смотришь?
  Гарнах улыбнулся. Он полюбил Лафраэля как своего собственного сына и был не против того, чтобы усыновить мальчика.
  - Я буду только рад, - сказал генерал, пригубив алкогольный напиток и оценив при этом его высокое качество.
  - Вот и отлично, - бухнул Неган, залпом опустошая свой бокал. - Тогда Лафраэль женится на твоей дочери, и проблема с наследником рода Пион будет решена.
  От слов патриарха Гарнах поперхнулся драгоценным напитком, уронив бокал. Пока он кашлял, патриарх лукаво наблюдал за всем происходящим с ухмылкой.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"