Аннотация: Дети растут, расцветают, умнеют, уходят из дома в свои дома и делают своих детей! Которые растут, расцветают...
Она была дико красива! Именно, дико! До той степени мужского восприятия, когда боишься пошевелиться и нечаянным движением, словом спугнуть этот неземной мираж с копной черных вьющихся волос, огибающих утонченные черты лица с оливковыми глазами и смуглой, бронзовеющей кожей на восточных скулах.
ЧиноТин этой соседской красоты не мог признать в полной мере, потому что привык к Дине с детства. Когда он, еще ребенком, передвигался неторопливым утюжком, медленно перебирая ножками, к дверям их с мамой маленького домика мимо такого же, где жила Дина с бабушкой, та кубарем скатывалась со ступенек крыльца, танцевала вокруг белобрысого "медляка" и засыпала его вопросами, предложениями и просьбами. Юный ЧиноТин не имел привычки отказывать, он останавливался, снимал рюкзак или клал портфель, сумку на землю и начинал бродить за Диной по ее велению, превращаясь то в Кена, то в крокодила Гену, то в прочих мультяшных героев. Дина лезла в его рюкзак, вытаскивала учебники, скармливала ЧиноТину его собственные недоеденные школьные припасы, в общем веселилась на всю катушку. Тогда она похожа была на маленькую, очень милую и очень резвую обезьянку с худыми, но крепкими и цепкими руками, с выпирающими коленками на таких же ножках-спичках. ЧиноТин же был ей полной противоположностью! Пухлый медленный ребёнок со светлым коротким ёжиком стриженых волос на голове, с ярко-синими глазами и с жутко медленной реакцией на всё что происходило вне его! Он дружил медленно, говорил медленно и очень любил тянуть леденцы во всех их ипостасях, от круглых чупо-чупсов до всяческих петушков и ёлочек на палочках. Будь ЧиноТин обыкновенным резвым и заводным мальчиком Дина вряд ли бы с ним сошлась, поскольку сама была девчонкой со "вздёрнутым" характером, как отзывалась о ней мама ЧиноТина. Но "плюшевый" мальчик, как в свою очередь величала его бабушка Дины, очень подходил для возни, экспериментов и всяческих детских притязаний Дины на лидерскую роль!
Почему-то они сдружились! Мама ЧиноТина даже была довольна такой не совсем обычной дружбой своего мальчика с соседской попрыгуньей, по крайней мере это была не какая-нибудь хулиганская компания. Соседские мальчишки не сильно общались с белобрысым толстячком из-за его медлительности и задумчивости, хотя, когда играли вместе терпели и почти не обращали внимание на его сопение и молчание! Но в этих играх Чинотин опаздывал к месту и не к месту, терял суть процесса и чаще всего оставался один, когда ребятня уматывала по своему следующему неотложному делу!
Дина его не бросала! Она стремительно выскальзывала из желтой двери своего домика, оглядывалась по сторонам, оценивала обстановку и увидев одинокого ЧиноТина подлетала к нему и тут же предлагала поиграть во что-нибудь!
"Брысь" - Дина так сократила имя ЧиноТина, которого нарекли Борисом в честь какого-то великого русского классика. ЧиноТин вздрогнул и выронил палку неизвестно как оказавшуюся у него в руках.
- Кем?! - слабо произнёс он после минутного переваривания услышанного.
- Собакой! Ну, ты чего? - она стала озираться в поисках неизвестного Боре предмета, закружилась вокруг мальчика, наконец что-то увидела вдалеке, умчалась туда, прибежала оттуда, подскочила и сунула ему в руки обломок маленького обруча, - Вот твой ошейник!
Боря вяло крутил "ошейник" в руках пытаясь осознать смысл происходящего. Он присел и аккуратно положил его на траву.
- Я не сумею! - протянул он, не глядя на Дину, потом подумал немного и нерешительно сформулировал своими пухлыми губами, - может, я буду кошкой?
Дина громко захохотала, захлопала ладошками по коленям, кружась на месте, затем резко оборвала смех и вполне серьёзно, растягивая слова для пущей убедительности произнесла:
- Нет! Кошки сами по себе, а мне надо, чтобы ты меня слушался. Будешь Барбосом!
Не успел ЧиноТин и пикнуть, как она быстро подняла и ловко надела обруч ему на шею. Он поморщился, край ошейника царапнул детское ухо, но, кажется, было уже поздно сопротивляться.
- А гавкать обязательно? - спросил Боря, надеясь в душе избежать этого.
- Конечно! - бойкая девочка уже вязала подобие поводка из алой яркой ленты, - и лапу подавать!
У ЧиноТина в голове никак не укладывалась картинка, где он, верный пёс своей хозяйки, стоит на четырёх лапах и бойко подаёт голос виляя несуществующим хвостом. Но Дине это было сейчас очень надо, и значит деваться ему от собачьего существования было некуда.
Он тяжело вздохнул и начал неуверенно:
- Гав... Гав-гав...
- Не верю! - фыркнула Дина, - Барбос должен гавкать громко и весело!
ЧиноТин неожиданно закричал, завыл высоким детским голосом:
- ГАВ-ГАВ-ГАААВ!
Бабули, сидевшие на лавочке, с ужасом обернулись. Трясогузка перестала смешно трясти хвостом и замерла неподалёку от детей в траве, готовая прыгнуть в небо.
Дина была в восторге, она принялась прыгать и хлопать в маленькие ладоши.
- Вот это другое дело, вот так надо! - восхищённо кричала она. - Брысик, ты теперь мой Барбосик!
Потом они сидели в небольшом парке под деревом. Дина всё говорила и говорила со своим новым другом, с Барбосом Брысем, рассказывала ему о своей детской жизни, о бабушке, болтала о платьицах, о подружках, гладила ЧиноТина по голове и даже подкармливала его невидимой сосиской. В парке на удивление никого не было и это ощущение покоя, света и близости Дины вошло в ЧиноТина навсегда, до самой его смерти! Он опустил голову на траву и зашмыгал носом, принюхиваясь к земле. Ощутил мглистый запах сырости и тепла. Трава оказалась острой и жёсткой если просто опустить на неё щёку, Боря повозился, устроил голову на локте руки и ... уснул! Перехода в сон он не заметил! Просто с удивлением обнаружил, что превратился в большую белую быструю собаку, которая очень легко и стремительно перемещается в поисках девочки Дины! Он слышит её голос, но не может понять, где она, как её найти! ЧиноТин удивлялся и наслаждался лёгкостью в теле, мощью четырёх, или сколько их там теперь у него лап - он точно не знал, и новому ощущению силы и вседозволенности. Он промчался мимо в удивление стоявшей мамы, мимо сидящей на чём-то тёти Аси в светлом халате из детского сада, оставил далеко позади грозного дядю-милиционера, сложившего руки за спиной и грозно смотревшему ему в след. Дина была где-то рядом, голос её прекрасно слышен, она говорит, говорит своим весёлым тонюсеньким голосом, рассказывая невидимому слушателю почему-то о курице и цыплятах! Все слова ясны, но вот только смысл её повествования был не понятен!
ЧиноТин попытался залаять, но поскольку не умел этого делать, то булькнул непонятным горловым звуком несколько раз, и он проснулся. Дины рядом не было! Её вообще в парке не было! Она умчалась к другим приключением бросив своего уснувшего белобрысого Барбоса. Борис вздохнул, поворотил голову направо и налево, ничего интересного не увидел, встал на ноги и побрёл в сторону дома.
Дом был маленьким, одноэтажным, номер четырнадцать по улице Одиноких Котиков. В доме был зал - небольшая, светлая комната со стоящим справа у стены весьма потёртым диваном, покрытым мягким вязаным пледом. На полу лежал ковёр с выцветшими повторяющимися разноцветными фрагментами, напоминающими то ли очень схематичные, переходящие друг в друга лица, то ли сплетение каких-то фантастических растений. ЧиноТин в одиночестве частенько разглядывал этот странный узор, водя пальцем по шерстяным линиям и пытаясь отыскать конец и начало в лабиринте ковёрного рисунка. Слева от двери стоял круглый деревянный стол с кружевной скатертью - здесь ели, пили чай и сюда усаживались редкие гости дома. За столом, на некотором удалении от него располагалась мамина кухня - пространство, заполненное лёгким ароматом ванили и топлёного молока! Хотя кухня и зал были объединены в общем помещение, но пахло так только на кухне. Позади зала располагался проход в заднюю часть дома, где были две крохотные комнатки, правая была отдана ЧиноТину, в левой была мамина спальня. В мамину комнату Борю пускали не часто, да и он там не любил бывать! Ничего интересного кроме светло-голубых штор, мягко колышущихся от ветра из вечно приоткрытого окна, там не было. И ещё там не было тишины, звуки, насколько помнил Борис всегда наполняли комнату матери, то кричала заоконная птица, то доносился грозный шелест ветра в листве, то влетал рокот мимо едущей машины - открытое окно вбирало звуки большого внешнего мира, не давая дому остаться одному, с собственным семейным уютом и умиротворением.
Комната ЧиноТина была другой, уютной и очень мальчишеской. Стены имели боевую раскраску в жёлтых, фиолетовых и тёмно-синих пятнах. Над его кроватью висел огромный постер с маленькими динозаврами и огромным тиранозавром. На полу тоже возлежал ковёр, но только уже с картами волшебных земель. Кровать, слегка небрежно застеленная покрывалом с яркими звёздами, стояла под самым окном, и тихими ночами мальчик мог видеть луну, звёзды и засыпая, думать о далёкой и красивой стране Занзибар, с таким чудным названием, находящейся в каком-то чужом краю, название которого он опять забыл. Сбоку от кровати, у изголовья стояли стол, стул и за ними шкаф и тумбочка с игрушками ЧиноТина. На тумбочке в ряд выстроились любимые маленькие авто и самолётики, на столе около лампы стояла большая гоночная машина, собранная на последний день рождения вместе с дядей Ринатом. Она была бело-зелёная, с большими и широкими колёсами и очень была похожа на гоночный болид, про который они с дядей смотрели разные видосы.
В этом доме не было ни одного телевизора, зато были компьютеры. Целых два! Один, переносной носился везде за мамой! ЧиноТин упирался то и дело в родительницу, склонившуюся над тонким серебристым устройством для изучения чего-то на его экране или быстро набиравшую тонкими пальцами с удлиненными ярко-красными ногтями с лёгким стуком какой-то текст на его клавиатуре...