Я проснулся среди ночи от резкого толчка. Внезапно стих размеренный шум колес, под который меня уносил поезд дальнего следования далеко на северо-восток страны. Таких поездов на Российской железной дороге сотни, таких купейных вагонов тысячи. Так много километров железных дорог, такая большая страна...
Я невольно открыл глаза. В окно ярко светил прожектор железнодорожной станции, на которой мы остановились. Неожиданно воцарившаяся тишина почти полностью вывела меня из состояния полудремы, в которую я погрузился пару часов назад, когда сел на этот поезд. Я заметил, что мой единственный попутчик теперь тоже не спит, а сидит на кровати и задумчиво смотрит в окно. Это был седовласый пожилой мужчина интеллигентного вида. Глубокие морщины нисколько не превращали его в древнего старика - как будто печать мудрости лежала на его челе, лишь довольно заметный шрам над правой бровью слегка был некстати. По своему роду деятельности я много бывал в домах престарелых и видел разных пожилых людей, но все они были не такие, как мой попутчик. Ухоженный и гладко выбритый - этот человек всем своим внешним видом внушал доверие и уважение и как будто не знал о своей надвигающейся старости. Однако какая-то внутренняя печаль проскользала в его задумчивом взоре.
Невероятно, но я чувствовал непреодолимое желание заговорить с этим человеком, однако посчитал невежливым начинать разговор среди ночи, когда каждому требуется отдых, особенно в дальней дороге. И лишь невольно-неприятный, но как впоследствии оказалось чудесный случай, позволил мне узнать о моем попутчике больше, ибо никогда в своей жизни я больше его не встретил...
Чуть позже, когда наш поезд уже тронулся с места, внезапно моему попутчику стало плохо с сердцем. Он откинулся вглубь своего места, схватился рукой за грудь и тяжело задышал. Я немедленно вскочил с постели и подскочив к нему, спросил: "Что с вами? Чем я могу вам помочь?". "Ничего, ничего, молодой человек - это сейчас пройдет...", - слабым голосом проговорил мой попутчик. Но я уже выбегал из купе, бросив на ходу: "Я сейчас, держитесь!".
Пока я бегал за лекарством и будил проводника, джентльмену в моем купе действительно стало лучше. Он уже полулежал в постели и виновато улыбался, видя сколько людей я поднял "по сущим пустякам", по его словам. Ему измерили давление, заставили что-то выпить и теперь он сквозь очки на кончике носа изучал бумажку-рецепт, который ему тут же выписали, рекомендовав приобрести другое лекарство немедленно по прибытию. Это небольшое происшествие позволило нам разговориться.
"Я вижу, вы занимаетесь потрясающим и благородным делом", - сказал Иван Иванович (так именно он представился), узнав, что я работаю в хоспис-центре и постоянно мотаюсь по всей стране в поисках спонсоров, шефской помощи и улучшения технологий и условий существования и лечения наших пациентов,- "со своим образованием вы бы могли заниматься бизнесом и зарабатывать в сотни раз больше". Я промолчал, поскольку уже не раз встречал полное непонимание и насмешки в свой адрес, когда говорил о чувстве сострадания... Все склонялись лишь к безнадежности моих больных. "К сожалению медицина так еще и не научилась бороться с подобными болезнями, а ведь сколько жизней и прекрасных судеб можно было бы спасти", - продолжал мой попутчик. "Так и ОН не смог", - добавил он задумчиво...
Наступила короткая пауза и лишь за окном слышался монотонный стук колес нашего поезда, напоминая о бесконечном течении времени и о коротких его промежутках, называемых человеческими жизнями... Я невольно придвинулся ближе к моему соседу и Иван Иванович начал свой короткий, но необычайно удивительный рассказ:
"В годы оттепели, после войны, я устроился тогда еще молодым аспирантом в одно из многочисленных закрытых НИИ, основной целью которой была разработка изобретений для укрепления позиций страны в мировой политике. Но мы творили не для созидания, а для разрушения. Проще говоря мы изобретали и создавали любое оружие, которое было бы у нас и которого не было бы у других стран, для диктования своей воли мировому сообществу. Ну вы помните, молодой человек, какое тогда неспокойное время было.
Я попал в биологическую группу. Вы знаете, это когда везде: на дверях, контейнерах, ящиках, баночках-скляночках, везде стоит символ из 3-х полумесяцев в круге. Но суть не в этом, а вот в чем. Куратором нашей группы был очень старый профессор, такой знаете, который еще до революции стал профессором всевозможных наук, а родился в позапрошлом веке. Он, казалось, знал все секреты мироздания, а я был очень любознательным в вашем возрасте. И вот на этой почве мы с моим профессором очень сблизились. Звали его Николай. Да, да, он предпочитал, чтобы его звали именно по имени и никаких отчеств. Кроме всего прочего, он почти никогда и ничего не рассказывал о своей жизни. Лишь мельком случайно я узнал, что у него очень больная жена и наш профессор якобы втихомолку работает над лекарством для ее излечения.
Мы часто засиживались с Николаем допоздна, обсуждая великие тайны мироздания и постепенно он стал доверять мне и посвящать в кое-какие секреты. "Ваня, теперь когда я почти уверен, что ты - не один из "них"", - сказал как-то мне Николай, имея ввиду очевидно спецслужбы, - "я хочу рассказать тебе о веществе, которое я разрабатывал долгие десятилетия. Этот экстракт замедляет процесс старения живых клеток, можно даже сказать останавливает его навсегда." Я был потрясен и заинтересован. "Вы знаете, Ваня, моя жена... Она больна уже давно, очень давно. Лидия, она - любовь всей моей жизни, я живу и работаю только ради нее! Вы думаете, мне интересна вся эта гонка вооружений? Я работаю здесь только чтобы иметь доступ ко всем современным препаратам и оборудованию. Так вот, Иван, в последнее время я очень серьезно продвинулся в своих исследованиях, особенно когда сюда привезли этот свежий индонезийский штамм... Я все пробую на себе - у меня нет ни времени, ни сил больше ждать. Если я потеряю ее - я потеряю все! Все, чем я когда-либо жил - это моя жена, Лидочка".
После нашего последнего разговора с профессором прошло совсем немного времени. Однако изменения не заставили себя ждать - профессор стал дико замкнутый, нелюдимый и... стал молодеть на глазах! Кроме меня, его видели еще только пара лаборантов (мы жили прямо в лабораториях - учреждение было засекречено). За короткое время в несколько недель Николай из дряхлеющего старика превратился во вполне здорового пожилого джентльмена, передвигающегося по лабораториям исключительно бегом. Но настроение у моего наставника только ухудшалось с каждой минутой...
Развязка наступила скорее, чем можно было себе представить. Однажды ночью Николай прибежал ко мне в состоянии дикого аффекта: "Иван, все напрасно, она умирает! Мое вещество действует - ты это видишь, но оно бессильно против таких серьезных болезней, когда изменения уже необратимы. Если у меня только было бы время! На кой черт мне вечная жизнь, если ее не будет рядом. Зачем жить вечно, если все, кого ты любишь или когда-либо знал - все они умрут!" Я попытался было возразить, но он не слушал меня...
После похорон жены профессор внезапно исчез. Ходили слухи, что его забрали НКВД-шники, пронюхав, что Николай занимается своими опытами вместо задач, поставленных Родиной. Однако что-то мне подсказывало, что с профессором все в порядке, т.к. вместе с ним пропали все запасы того самого штамма, который так продвинул вперед исследования Николая. Просто мой наставник потерял всяческий интерес к работе после смерти любимой жены и сбежал куда-нибудь в провинцию доживать свой век каким-нибудь школьным учителем. Его величайшие исследования о победе над смертью были утеряны для человечества вместе с ним, поскольку в свои тайны он никого не посвящал, даже меня. Больше я своего наставника никогда не видел..."
...
Я слушал своего соседа по купе, раскрыв рот..., и не мог поверить его словам! Ведь некий человек в середине прошлого столетия нашел лекарство от всех болезней, эликсир молодости и, не справившись с собственным горем после потери любимого человека, бросил свою работу и унес свой великий секрет с собой в могилу... Для нас, людей, это вещество было потеряно навсегда. А Иван Иванович добавил: "Я очень сожалел тогда, что не вник наиподробнейшим образом в исследования своего профессора. Ведь он доверял мне и мог посвятить меня даже в такие тайны. Однако моя ошибка была в том, что я не верил до конца Николаю и со своим аналитическим умом полностью отрицал само существование панацеи от всех болезней, как таковой. Но теперь это уже не имеет никакого значения..."
Мы еще долго беседовали с моим попутчиком на разные темы, но лишь его рассказ про исследования профессора Николая глубочайшим образом засел в моей памяти. Однако я лишний раз убедился, насколько мудр и умен Иван Иванович и какой глубочайшей бездной знаний на всяческие темы он обладает. Наконец я заметил, что мой собеседник утомился и мы решили ложиться спать...
Наутро я с удивлением обнаружил, что в купе я один. Мой сосед оказывается сошел незадолго до рассвета на небольшой безымянной станции, как рассказал мне проводник, и не хотел беспокоить мой сон, "поскольку молодой человек явно утомился, провозившись всю ночь с таким стариком, как я", - проводник дословно пересказал мне слова моего соседа по купе. "Однако он оставил для вас конверт", - добавил проводник.
Остаток своего путешествия я не мог ни есть, ни пить, ни спать, поскольку вскрыл конверт и внимательно изучил его содержимое... В простом помятом бумажном конверте без марок, почтовых штемпелей: абсолютно без каких-либо надписей я обнаружил чек на очень крупную сумму денег с пометкой "пожертвование для хоспис-центра" и небольшой золотой медальон. На лицевой стороне было выдавлено тисненое сердечко, а на обратной стороне с трудом читалась потертая со временем надпись: "Коленьке на вечную память от любящей его жены. 1904 г." Когда я раскрыл его, то меня захлестнул ураган чувств и смятения. На одной половинке медальона, на пожелтевшей и выцветшей карточке была изображена незнакомая молодая девушка в старинной одежде. А на другой половинке... Я не поверил своим глазам!
На второй половинке подаренного мне медальона, на такой же выцветшей и пожелтевшей от времени фотографии, был изображен мой недавний попутчик, Иван Иванович, в старинном сюртуке, уже не молодой, но где-то средних лет! Я не мог ошибиться, поскольку совершенно отчетливо разглядел все морщины на лице моего соседа, и тогда еще обратил внимание на его шрам над правой бровью. Стоит ли говорить, что такой же шрам был у человека на портрете в медальоне! Это не мог быть ни предок, ни брат-близнец. На медальоне совершенно точно был мой сосед по купе!
И тогда я понял ВСЕ! Не было никакого молодого ученика профессора в том закрытом и засекреченном НИИ. Иван Иванович был тем профессором Николаем, создавшего величайшее вещество на земле, способное победить саму смерть. Но он не смог помочь своему самому близкому человеку - своей жене, излечиться от смертельной болезни. Либо не успел, либо на том этапе его экстракт был еще недостаточно совершенен и возможно профессор уничтожил все свои труды во время побега из НИИ. Но так или иначе результат его гениального труда был налицо - сам профессор уже прожил более века и совсем не выглядел на свой возраст в 100 с лишним лет.
...
Стоит ли говорить, что все мои поиски и связи в попытках разыскать своего загадочного попутчика не дали никакого результата. Для меня до сих пор остается тайной, почему именно мне он поведал свою удивительную историю, почему отдал возможно единственную памятную вещь, оставшуюся у него от жены - свой медальон. И почему он, Во Имя Всего Святого, не передал людям результаты своего гениального труда? Хотя на последний вопрос я наверно знаю ответ. Именно во имя всего святого, профессор Николай никогда не отдаст свой труд по победе над Смертью ученым. Поскольку человек не вправе решать, жить ли другому человеку или умирать - это только во власти Создателя. Так господь Бог распорядился с женой профессора, и никакие опыты тут не способны были помочь!
А что до бессмертия самого Николая, то это был всего лишь побочный эффект от его опытов, не правда ли...?