Когда мне выдали новенький диплом, в нём значилось, что я - бакалавр лингвистики.
И вот я в своём провинциальном городишке.
Я бродил по пыльному центру, по закоулкам, по старым переулкам с двухэтажными купеческими домами, обогнул дворик престарелого костёла с остроконечной крышей. На фоне вековых построек, декорированных наивной лепниной, выделялся бирюзовый дом с неуклюжим каменным балконом странной архитектуры в стиле модерн.
Справа от тяжёлой двери с элегантной ручкой блестела скромная вывеска. В нём размещалась контора, которая предлагала услуги по переводу и репетиторству - "Лэндарк". Земной ковчег?
Я зашёл, да так потом там и остался. В конторе работали милые девчонки, приятные во всех отношениях. Сразу же предложили кофе и контракт.
А мне особо и не хотелось запрягаться по полной, переть в столицу и пахать на крупные корпорации за крупные бабки. Тогда мне казалось, что главное в жизни не деньги, а время. Я очень ценил свободу и не хотел превращать свою жизнь в рутину.
***
Можно, конечно, называть его просто Коля, но вам захочется - Николя, если вы познакомитесь в реале.
Словно три ноты звучит это имя: "ни" - отрицание, "ко" - твёрдый камень, и музыкальное упрямое "ля".
Отец Николя работал в уголовном розыске, ловил бандитов, а мать...да кто её знает?
- Хочет совершенствовать английский, - сказал отец, и мать утвердительно качнула мелированной волной: дама тщательно следила за собой (наверняка, периодически листала "Космополитен").
- Ты, правда, хочешь? - спросил я.
Обычно родители жаждут, чтобы дети как губки впитывали знания, а сами детки - вряд ли мечтают превратиться в податливую пористую массу.
- Хочу, - сказал с энтузиазмом Николя.
И так воодушевлённо сказал это Николя, что каждый бы поверил: пацан и горы свернёт.
В понедельник Николя явился на урок в полной боеготовности: на нём красовался облегающий костюм велогонщика, гладкий шлем и перчатки.
Николя был практически альбинос, он снял защитные очки и сощурился на осеннее солнце, пробившее пустеющую сентябрьскую крону бледно-жёлтых клёнов. Я попросил Николя закатить велосипед в подъезд, чтобы шустрые дворовые подростки не воспользовались лёгкой добычей.
- Можно? - удивлённо спросил Николя, и я удивился, чему тут удивляться. Наверное, Николя подумал, что у нас в подъезде слишком чисто - и заругается консьержка.
Николя выложил на стол учебник и тетради.
Николя действительно хотел знать английский.
Язык, которым владеет основная часть мира.
В школе он проучил его семь лет.
Хотя, с трудом верилось, что Николя в своей жизни изучал хоть какой-то язык на латинице.
***
Николя никогда не сопротивлялся. И если я твердил упрямо: "Читай снова!" - он это делал и никогда не роптал.
Но толку от этого капанья было ноль. Ноль без палочки, даже если он читал текст десять или двадцать раз.
Наоборот, чем больше он читал один и тот же текст, тем хуже получалось.
И если он делал упражнение дома - в нём было больше ошибок, чем если бы он не открывал учебник и вовсе!
После многократных пыток я осознал, что Николя не надо мучить типовыми упражнениями. Николя нужно понять изнутри, забраться в его черепную коробку: у Николя другое устройство.
К нему следует подбирать ключи.
Айн-цвай-драй... - и так, пока не найдётся подходящая отмычка.
Кажется, я превращался в хакера.
***
Через пару месяцев я понял, в чём дело.
Разоблачил я его случайно.
Пока он переписывал в тетрадь слова, я позволил себе засмотреться в прошлое. Вспомнились школьные каникулы у бабушки: ива над прудом в конце дачного посёлка, тихий послезакатный вечер, когда появляются первые звёзды над острыми елями... я нырнул с моста, поплыл, разгребая воду и подталкивая тело вперёд как лягушка, миновал цепкие водоросли на середине, а потом выбрался на противоположный берег... мчались вдали легковушки по трассе... ко мне подошёл пекинес, брошенный дачниками... нос у него прохладно-нежный... мы сидим на берегу... если не объявятся его хозяева - заберу себе... значит ли это, что я - вор...
- Вас любят собаки, - вдруг сказал Николя.- Я бы тоже завёл. Колли. Но у мамы Матильда.
Вдруг, вместо пекинеса и пруда, я увидел сиамскую Матильду на незнакомом велюровом диване и девушку в короткой пижаме с голыми коленками.
- Это Вика, моя сестра, - сказал Николя. - Учится в юридическом. На осенних сборах лучше всех стреляла.
- Читай, - сказал я, вздрогнув.
Вот тут-то я его и поймал!
Сидя рядом на табурете, подсунув ладони под ноги, он просто считывал то, что думал я. А думал я всегда правильно, методично раскрывая скобки, ставя в правильной форме глагол или прилагательное.
Признаюсь, при зависающей паузе, я даже как суфлёр из будки мысленно бубнил Николя, как правильно сказать предложение.
Вот где была собака зарыта! Я сам ему подсказывал!
Я ухмыльнулся и безжалостно заткнул свой внутренний английский голос жёстким кляпом.
***
У Николя не было друзей.
Однажды он пришёл с фингалом на скуле. Я понял, что его побили. Но он всего лишь упал с велосипеда на треке и мощно приложился щекой к бетонному покрытию. Я не мог уличить его во лжи: ведь это он читал мои мысли, а не я - его.
Николя приходил и раскладывал на столе карточки из картона с таблицами времён, личными и абсолютными местоимениями, правильным порядком слов, правильными и неправильными глаголами в две стопки.
Я учил Николя лингвистической аккуратности: писал таблицы на разноцветных карточках, и если он ошибался, говорил: "розовая" или "сиреневая" - он находил карточку и исправлялся. Николя становился почти таким, как все подростки его возраста: он начинал соответствовать требованиям школьной программы федерации.
Но в следующий раз мы пунктуально возвращались на исходную позицию: Николя добросовестно забывал и перфект, и континиус. Каждый урок приходилось начинать с "чистого листа", как если бы ребёнка заколдовал старикашка Джон Локк, мстя мне за пропущенные лекции.
Прошли три месяца, а Николя и двух слов связать не мог, да и читал через пень-колоду.
Вот так мы и бороздили круг за кругом ненавистной трусцой. При этом мне явно не светила роль сэра Лестера Пиггота.
Когда силы мои иссякали, как у загнанного гнедого брабансона - вдруг (словно гром среди ясного неба!), Николя понимал моё предсмертное иноязычное хрипение и отвечал отчётливо и грамматически верно - как если бы родился где-нибудь в тихом уголке на границе с шотландской пустошью и рос под звуки волынки. В неведомом космическом пространстве включался недосягаемый для меня таинственный рубильник.
В следующий же раз он, увы, снова, и снова начисто забывал буквы латиницы. Хорошо, хоть не терял мои цветные таблицы на картонках от конфетных коробок, доставшихся в наследство от предыдущей квартирантки - моей приятельницы Инги.
- Вы не любите конфет, - сказал Николя.
Он всё про меня знал.
Я вспомнил его сиамскую Матильду и сестру-снайпера в короткой пижаме с загорелыми коленками.
Николя - не дебил, он просто не такой, как все. Смог же он проучиться в школе для нормальных целых десять лет.
Мне было стыдно. Мальчику требовался более опытный педагог. Именно так я и говорил в телефонную трубку его родителям. Но мне отвечали "нет" с другого конца города, и добавляли, что всё устраивает.
- Тебя вызывают к доске? - спросил я, уверенный, что случись такое - в дневнике засияет высокомерный кол.
- Нет, - сказал Николя. - Меня никогда не спрашивают.
Постепенно я превращался не в хакера, а в афериста, получающего деньги за некачественные услуги. Вроде как просто играл в учителя, а на деле был не способен вдолбить в подростка базовые знания.
***
- Давайте поговорим о жизни, - сказал как-то Николя. - Англичанка любит на уроках разговаривать с нами о жизни.
"Лучше бы эта безмозглая дура занималась с вами грамматикой!" - мысленно ругнулся я - и тут же осёкся.
- Лучше бы вы занимались грамматикой, - сказал я.- Ты устал?
- Нет, - сказал Николя. - Вы придёте завтра на соревнования?
- Куда? - спросил я без всякого интереса.
- На трек, - сказал Николя. - Кубок города. Я обязательно буду первым. Хотите?
Я судорожно подумал, что надо вспомнить, чем буду занят, или придумать причину не явиться.
- Или вы работаете завтра? - подсказал Николя.
- Точно, - сказал я.
- Жаль, - сказал Николя.
И тут Николя поведал мне о своих спортивных достижениях. Я пыжился не думать, что это всего лишь подростковые фантазии, но контроль мыслей давался мне с трудом: попробуйте сами "не думать про белого медведя". А голову упрямо бомбила чужая мысль, издевательски гаденько пищал противный голосок откуда-то из-под плинтуса: "Дебил, дебил-дебил...врешь, врешь, врешь...".
***
Однажды ко мне зашла Инга. Лил дождь, а зонт её ещё хранился у меня на вешалке в прихожей.
Университетские считали Ингу "не от мира сего". Не потому, что она была дылда под метр девяносто и носила мужские мокасины сорок пятого размера. Инга вообще-то могла бы запросто ходить по подиуму и зарабатывать на жизнь не высоким интеллектом, а длинными ногами. Женщины не часто блещут интеллектом. Инга была из тех редких жемчужин, которые думают не только о том, как бы подцепить на крючок банкира или заарканить мальчика из нефтяного холдинга. Не знаю, была ли она то, что называется virgin, не в смысле "дремучая", конечно. Хотя, дипломная работа об Орлеанской Деве завела её в такие дебри, что она очутилась в церкви.
Тогда, в конце занятия Николя, уставившись на неё, сказал:
- Я очень люблю воровать. А вы?
В моих мозгах наступила рекламная пауза. А Николя продолжал:
- Люблю делать это в больших супермаркетах. Где полно народа.
- И что же ты воруешь? - тихо спросила Инга, опустив чётки.
- Мелочи всякие, - сказал Николя. - Ну, например, линейку или ручку, зубную щётку или набор носовых платков.
Я ни разу не видел у него ни одного носового платка. Он никогда не сморкался. Да Николя и не болел никогда.
- И зачем? - спросила тихо Инга.
- Просто. Интересно, поймают или нет. Игра такая, - сказал Николя. - Иду мимо кассы... мимо контроля...поймают или нет?
Надо было сказать что-то. Педагогическое. Иначе Инга перестала бы меня уважать. Я - учитель, значит, должен возмутиться и объяснить, почему это плохо.
Почему плохо воровать в супермаркетах? В чём суть зла?
- Ты что, купить не можешь? - строго сказал я, сознавая, что это плохой аргумент. Дают ли малому деньги на карманные расходы?
- Могу, - сказал Николя. - Но это неинтересно. Главное - вынести, чтобы тебя не поймали.
- А если поймают? - спросила Инга.
- Ну, пока что ведь ещё ни разу не поймали! - улыбнулся Николя.
"Сейчас благочестивая Мать Тереза промоет ему извилины!" - с надеждой подумал я, глядя на Ингу.
Но та лишь молча перебирала деревянные бусины на короткой нити.
И тут из меня вырвалась бурная проповедь: я вспоминал несчастных кассирш, которые страдают от недостачи, у которых вычитают пропажи из зарплат, и которым нечем кормить грудных младенцев, которым требуются дорогие импортные смеси с пребиотиками. По крайней мере, так плакалась квартирантка с верхнего этажа, когда пролила потолок в ванной комнате в прошлую среду.
- Осознаешь? - спросил я Николя в конце гневной тирады.
Николя весело поглядывал на Ингу. Мне показалось, он искал своё брутальное отражение в её глазах. В переходном возрасте естественно строить из себя криминального типа или супергероя.
Тогда я не позвонил и не сообщил родителям, подумав, что даже если Николя и заловят охранники супермаркета - приедет папа - и всё устроится, а Николя отделается лёгким испугом. В конце концов, мне платят за английский, а не за воспитательный процесс.
***
- Кофе с сахаром? - спросила Инга, когда Николя умчался, переключая скорости.
- Да, - ответил я.
Хотелось поплакаться Инге о профнепригодности. Наверное, стоит сменить род занятий - переключиться на безликие технические мануалы, строительные подряды и юридические акты.
Инга слушала внимательно, пока не иссяк фонтан моих клокочущих эмоций.
- Не вешай нос, - сказала Инга. - Просто, твой мальчик - индиго. Говоришь, он читает мысли?
- Индиго? - переспросил я, реально ощутив, как прошлым маем вляпался в свежую сине-фиолетовую краску на лавке в парке.
- Ну, да. Помнишь, как тестировали класс? Кто попал в поле снаружи, обвели маркером и пометили - "изгой". Можно, я заберу свою французскую кастрюльку? Она тебе не нужна?
Стало грустно: договор в конторе уже подписан на год вперёд. Толкать в гору сизифов камень на велосипедных колёсах!
"Учить индиго? О, только не это!" - воскликнет любой аттестованный учитель, если он ещё не сбрендил от многолетнего пребывания в школе и не требует деньги вперёд, пока дитя развязывает шнурки в прихожей.
Может быть, Инга ошибалась?
- Их очень легко определить, особые тесты не нужны, поверь, - кивнула Инга, прикрыв веки.
- И как же ты их вычисляешь?
- Они иногда пишут задом наперёд, как будто в зазеркалье.
Может быть, Инга ошибалась в Николя. Ведь она переписывалась с определённым контингентом: малолетними преступниками, отбывающими срок на зоне.
***
Почему-то раньше мне не приходило в голову контролировать процесс письма. Следовало исправить это упущение.
- Пиши! - я диктовал правило и пристально смотрел в тетрадь через плечо Николя.
Скоро я понял, что попался. Он был из тех, о которых говорила Инга.
Николя даже и не замечал, что пишет задом наперёд, и вслух прочитал кириллицу, как ни в чём не бывало.
***
Прошёл год. Обычный рутинный год. А потом ещё половина. Зима не хотела начинаться даже в канун январских праздников. Заказчик торопил. Переводил я нудную сопроводительную брошюру про эксплуатацию кондиционеров.
Раздался еле слышный зуммер. Кажется, я отключал связь? Вечно вам неймётся, когда человек занят!
Звонил Николя. Давненько не виделись.
- Вы ещё меня помните? - спросил Николя. - Я вам должен.
- Забудь, - сказал я.
Те двести рублей не играли в жизни большой роли. И потом, какие деньги? я так ничему и не научил Николя. Разве что нескольким ходовым фразам, вроде "Увидимся в пятницу" или "Как пройти на Бейкер Стрит?".
- Можно зайти, вы свободны? - спросил он.
Я открыл дверь и увидел за порогом Николя, в полосатом шарфе, как ходят парижане.
- Как родители?
- Отец без работы. А мать - как всегда.
Теперь Николя учился в университете. Он собирался строить мосты.
Мы перевели текст об оранжереях и Хрустальном дворце Джозефа Пакстона, потом читали вслух. Николя, как и прежде, делал ошибки: чем дальше в лес, тем больше дров.
Надеюсь, преподавательница английского удовлетворилась переводом и поставила зачёт. Николя больше не звонил - и я вздохнул с облегчением от чувства выполненного долга.
Но до сих пор я так и не понял, кто кого учил тогда. Кто чьи мозги выправлял и призывал к порядку? И кто кому больше должен.
Жаль, что отца Николя уволили из полиции "по сокращению штатов". Наверное, он не прошёл аттестацию, когда милицию превращали в полицию. Если бы его не сократили, он бы точно пристроил Николя в полицейский колледж. Вот тогда, со временем, мы бы точно избавились от преступности. По крайней мере, в нашем провинциальном захолустье.
Жаль, что полиция осталась без Николя...
Но, может быть, отца и уволили именно из-за этого? Психологи тогда тестировали всех сотрудников внутренних органов. Может быть, он написал пару-тройку слов в зеркальном отражении?
Тогда, возможно, Николя и не индиго вовсе, а всего лишь потомственный телепат? Про "индиго" сказала Инга. А Инга - не психолог вовсе, и не психиатр. Она работает сейчас турагентом в компании "Happy Go Lucky", исколесила всю Европу. Кстати, Инга ужасно рада, что исцелилась от клептомании, посетив какие-то французские святыни.