Бригадой наладчиков, состоящей из семи молодых парней, руководила боевая тридцатилетняя женщина с хорошими организаторскими способностями. Прежде,чем давать бригаде задание на день, она скрупулезно изучала схемы подключения, продумывала план действий и учитывала расход времени, необходимый для проведения очередного этапа работ, связанных с подключением станков, расположенных вдоль огромного цеха в девять рядов, к ЭВМ, находящейся этажом выше, в машинном зале галереи, идущей вдоль боковой стенки цеха и отделенной от него стеклянной перегородкой.
Даже сюда, на высоту галереи, доносился оглушительный шум и лязг штамповочных станков. Анна выкраивала хоть несколько минут в день, чтобы посмотреть с высоты галереи на этот гигантский организм, именуемый цехом. Он жил своей обыденной жизнью. Возле каждого станка крутился наладчик, туда - сюда сновали контролеры отдела технического контроля, кары подвозили к станкам исходный материал,быстро крутились счетчики учета выпущенной продукции. Цех работал на войну, но это не смущало Анну. Она понимала, что их продукция помогает советским солдатам выживать на войне в далеком, чужеродном Афганистане.
По соседству с машинным залом находилась большая комната наладчиков. Огромное окно, занимающее всю торцевую стену комнаты, выходило на крышу залитую гудроном. Вид из него был не ахти какой, но света в комнате хватало во все времена года. Стол Анны стоял возле самого окна, у левой стены. В правом углу от двери шкафами с выдвижными ящичками, предназначенными для хранения запчастей и запасных плат, был отгорожен закуток - раздевалка. Предприимчивый Генка Жирнов притащил из цеха два поддона, застелил их старыми халатами и временами заваливался спать даже в рабочее время.
Высокий красавец с угольно-черными глазами, смуглой кожей и густой шевелюрой, Генка был любимцев женщин всего цеха и нередко какая-нибудь из них наведывалась к Генке днем. Они тихо договаривались о чем-то стоя в галерее, после чего Генка всегда оставался на работе во вторую смену, когда вся бригада расходилась по домам, мотивируя это тем, что ему нужно шабашить. Руки у него и впрямь были золотыми, а голова светлой. Он умудрялся собирать дефицитные в ту пору усилители, неведомо где находя запчасти для них, собирал платы, гнул корпуса, красил их в соседнем цехе, ручки регуляторов громкости и тембра изготавливал из бракованных гильз, которые предварительно никелировал в седьмом цехе. Как он переправлял свои изделия через проходную, для всех оставалось тайной за семью печатями. Генка умел хранить тайны.
В один из весенних дней в комнату были внесены по распоряжению главного инженера четыре письменных однотумбовых стола и расставлены в ряд вдоль левой стены, прямо напротив стола Анны. А на следующий день за тремя из них восседали три вновь принятые инженера. В ближайшее время они должны были заниматься пуск-наладкой. Инженеры из машинного зала смотрели на наладчиков немного свысока, наладчики отвечали им в том же духе, поскольку зарабатывали раза в три больше инженеров. Эти же трое повели себя совершенно иначе. Они тут же перезнакомились со всеми, спросили каждого о семейном положении, детях, работе, зарплате и рассказали о себе и своих семьях. Отношения сложились великолепные, что способствовало в дальнейшем сплочению всего коллектива. Особо ребятам бригады пришлись по душе двое из них: Саша и Игорь. Обоим было по тридцать, у обоих были жены и дети, а на завод они пришли в надежде получить квартиры как молодые специалисты.
Саша - высокий симпатичный шатен с ярко-голубыми глазами, слегка вьющимися волосами и тонкими, нервными губами в свои тридцать имел трех сыновей, у Игоря росли двое: сын и дочь. Он был чуть пониже Саши, плотнее его и моложе на первый взгляд, поскольку был парнем разбитным, саркастичным и, как оказалось впоследствии, дамским угодником. Его небольшие серые глаза, казалось, ощупывали каждую находящуюся вблизи женщину, полные губы при этом растягивались в сладострастную улыбку, а руки, сцепленные в замок на животе, нервно подрагивали. Эти двое быстро сдружились с коллективом наладчиков и стали "своими в доску", выражаясь тогдашним молодежным сленгом.
Третий - Юра был низкорослым, плотным, неприметным тихоней, из тех, про которых говорят "он себе на уме". Про себя он почти ничего не рассказывал, общался неохотно и скоро им перестали интересоваться.
Нет ничего лучше молодого сплоченного коллектива, в котором на сорок мужчин приходится всего три женщины, две из которых к тому же не замужем и красивы необычайно. Ольга, невысокая жгучая брюнетка с карими глазами, пухленькими формами и спокойным характером была неофициальной секретаршей начальника машинного зала, но числилась в бригаде наладчиков. Рабочее место ее находилось в соседнем здании, соединенной с цехом стеклянной галереей. Там находились кабинеты всего руководства цеха и комната программистов. Когда у Ольги не было работы, она приходила в комнату наладчиков, садилась на стул, укладывала пухлые ладошки на колени и сидела так часами, слегка покачивая головой, чем напоминала модную в ту пору игрушку - китайского болванчика*. Муж ее, военный моряк, дежуривший на катерах, простудил почки и умер, оставив ее молодой вдовой. Выйти замуж вторично ей не светило, поскольку у нее было двое малолетних сыновей, но ей нравилось находиться среди молодых, веселых парней и скрашивать хоть немного их комплиментами свое раннее вдовство.
Надежда, стройная, гибкая блондинка, с ярко-голубыми глазами, пышными, длинными пшеничного цвета волосами, была полной противоположностью Ольги. Она знала себе цену и в комплиментах не нуждалась. Не так давно она сбежала с сыном от мужа, изводившего ее пьянством и ревностью и начавшего поднимать на нее руку. Жили и работали они в Нижневартовске по договору. Ее, как мать малолетнего сына, отпустили досрочно, а муж раньше окончания срока договора вернуться не мог, поэтому она надеялась устроить свою жизнь заново и первым делом подала на развод.
Анна была женщиной спортивного телосложения с ярко-зелеными глазами, большим чувственным ртом на круглом лице и копной коротко остриженных русых волос. Она имела характер твердый, независимый, так же, как Надежда, знала себе цену и довольно легко руководила мужским коллективом. Она, в отличии от двух других женщин, была счастлива в браке и они с мужем растили двух детей-погодков: сына и дочь. Анна любила свою неженскую работу и относилась к ней очень ответственно. Бригада работала сдельно, но с таким опережением графика, что резервный задел составлял к тому времени четыре месяца. Начальство было довольно, ребята из бригады подчинялись ей охотно, поэтому на работу она летела как на крыльях.
В один из последующих дней за последним пустым столом появился еще один инженер. Это был мужчина среднего роста, плотного телосложения, с курносым носом, густыми сросшимися бровями и внимательным, изучающим взглядом синих глаз. Он был не на много старше остальных, но с первого взгляда невольно вызвал уважительное отношение к себе. Было во всем его облике что-то загадочное, неуловимое и притягательное.
- Александр Аркадьевич Смирнов, - представился он присутствующим, после чего познакомился со всеми по очереди, пожал каждому руку, попросил у Анны схемы разводки кабелей и плотно уселся за свой стол. В разговоры он не встревал, вопросов не задавал, поэтому настороженность ребят вскоре исчезла и они повели себя как всегда свободно и раскованно.
В обеденный перерыв, быстро перекусив в комплексной столовой обедом из трех блюд за шестьдесят копеек, бригада собиралась в своей комнате. Саша и Игорь садились за шахматную доску, Генка становился к сверлильному станку делать свою шабашку или заваливался спать в раздевалке, женщины устраивались вокруг стола Анны и делились домашними новостями и рецептами, остальные разбредались по своим делам и лишь один, неприкаянный, тщедушный, серой внешности парень Саша Луцев начинал приставать к Анне, уговаривая ее поиграть с ним в "виселицу". Игра заключалась в следующем: Саша придумывал слово, писал на листке первую и последнюю буквы, а вместо недостающих букв ставил черточки. Анна должна была называть буквы по одной. Если она угадывала букву, то последняя вписывалась в слово, а она рисовала на своей стороне листа прямую вертикальную линию. Если не угадывала, то такую линию на своей половине листа рисовал Саша. Потом рисовались по очереди перекладина виселицы, петля, голова, туловище, руки и ноги. Если Саше удавалось "повесить" своего бригадира, он преображался. Тонкие бледные губы его растягивались в ехидной улыбке, серенькие глазки начинали сверкать, а тонкой хрящеватый нос, напоминавший клюв хищной птицы, ходил ходуном. Анна была довольно умной женщиной и, как она считала, неплохим психологом. Она понимала, что закомплексованному парню надо как-то самоутвердиться и частенько нарочно называла неправильные буквы, хотя слова узнавала мгновенно, поскольку читала книги запоем с детства и память у нее была отменная.
После долгих приставаний Саши она, наконец, согласилась на один заход, хотя ей изрядно надоела эта игра, как быстро надоедало все навязанное. Куда интереснее было стучать костяшками домино с ребятами из бригады или играть с Надеждой в "уголки".
В этот раз Саша загадал довольно длинное слово, не подозревая, что количество таких слов невелико, поэтому Анна угадала его в два захода, чем явно огорчила Сашу. Лицо его скукожилось и стало похоже на рожицу сердитого мышонка, у которого из-под носа увели кусочек сыра. Он громко фыркнул, смял листок, бросил его мимо урны и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Все, находящиеся в этот момент в комнате, невольно расхохотались. Засмеялся даже Смирнов, чем обратил на себя недоуменные взоры остальных. Стена молчания была разрушена и на него обрушилась масса вопросов. Главный, как оказалось позднее, задала Ольга:
- А кем вы у нас работаете?- спросила она, не сменив позы китайского болванчика.
- Я ваш непосредственный начальник! - ответил Смирнов.
В комнате воцарилась мертвая тишина и через минуту она опустела.
Женщины стояли втроем возле стеклянной стены галереи и, прикрыв губы ладошками, пытались удержать вырывающийся нервный смех, после чего начали наперебой спрашивать подруг:
- А вы помните...
Дальше следовало воспоминание об одном из ляпов, которыми была полна каждая рабочая смена. Всех, возвращающихся с обеда, они встречали свистящим шепотом и предупреждали, что ляпать все подряд теперь опасно, поскольку Смирнов, как оказалось, однокурсник начальника машинного зала Ильи Андреевича Кана и их непосредственный начальник.
Анна в глубине души одобряла ход Смирнова, он в течение недели узнал обо всех столько, сколько менее находчивому начальнику не узнать о подчиненных и за год. Это помогло ему быстро найти к каждому свой подход и уже через месяц ребята его называли промеж собой не иначе, как Аркадич. Он быстро стал всеобщим любимцем, поскольку был строг, но справедлив, вышестоящему начальству о ляпах не докладывал, вел себя со всеми на равных, ничем не показывая своего особого положения, интересовался семейными проблемами каждого подчиненного, помогал советами. С ним было легко и просто, поэтому неудивительно, что вскоре он стал кумиром не только у женщин, но и у всего отдела. Даже властная, дородная секретарша начальника производства Лариса Марашевская, дама грубоватой внешности, с полными, ярко накрашенными губами, маленькими непонятного цвета глазками и копной крашеных хной проволочных волос, не устояла перед его обаянием. Она стала так часто приходить из соседнего здания, находя смехотворные предлоги для посещения кабинета Смирнова, что все, наблюдавшие с интересом за развитием событий, невольно улыбались при виде стремительно несущейся в сторону кабинета Аркадича Ларисиной фигуры.
Надо сказать, что на другой день после того, как Аркадич открыл свое инкогнито, он переехал в малюсенькую комнату без окон, бывшую кладовку, отлично понимая, что будет смущать своим постоянным присутствием подчиненных.
Одна Анна не поддалась на обаяние Аркадича, хотя ей, как бригадиру, приходилось контактировать с ним постоянно: составлять план работ на будущий месяц, отчитываться о проделанной работе и согласовывать коэффициенты для начисления зарплаты каждому из наладчиков, в зависимости от его долевого участия. Не все относились к работе добросовестно, поэтому Анна, прежде чем дать задание на день, делала часть работы самостоятельно, засекая расход времени на каждую операцию. В начале и конце смены проводились летучки. Вечером, обходя рабочие места, Анна записывала, кто и сколько сделал. Выполнивший половину нормы получал коэффициент 0,5, выполнивший норму полностью получал единицу и так ежедневно. Все было по-честному. Хочешь заработать больше, выполняй норму. Искать отлынивающих по территории огромного завода было глупо. Никто не возражал против системы учета, Аркадич же, исходя из данных бригадира, начислял каждому зарплату и премиальные.
Наверняка, все шло бы своим чередом и дальше, если бы однажды Смирнов не предложил Анне устроить в машинный зал в качестве электромеханика ее мужа, пообещав дать ему хорошую зарплату. Она согласилась, не раздумывая, зная, что если уж Аркадич что пообещал, то исполнит непременно. Он был человеком слова.
Через две недели муж Анны уже работал в машинном зале в должности электромеханика. Он занимался разводкой кабелей непосредственно к ЭВМ, поэтому был включен в состав бригады наладчиков, как и инженера, но зарплату последним начислял сам Аркадич.
Даже в самые жаркие дни, когда в цехе стояла температура под плюс пятьдесят и рабочие падали в обморок возле станков, в машинном зале было прохладно, поскольку там работало около десятка кондиционеров. В первую смену там находилось семь человек, а во вторую три: инженер, электромеханик и оператор ЭВМ. Смены редко тусовались, поэтому муж Анны Володя, человек довольно замкнутый, освоился быстро. Если не было срочной работы, он обычно садился в уголок и открывал книгу. Читать он обожал с раннего детства, к активному общению относился прохладно и скоро это поняли все. Без надобности к нему никто не лез. Работу он освоил довольно быстро и не только свою, но и инженерную, хотя не имел ни только высшего образования, но даже технического. Природный ум помогал ему во всем. Пол года спустя Аркадич предложил ему поехать в Орел на курсы повышения квалификации. Анна с Володей решили на семейном совете, что ехать нужно обязательно. Зарплата на этой работе была в два раза выше, чем на предыдущей и, следовательно, за работу нужно было держаться. Предстояло расстаться на долгих сорок дней, а Анна с мужем за все шесть лет совместной жизни ни разу не расставались так надолго, поэтому оба ходили грустными. Вскоре Володя уехал, а для Анны настали нелегкие дни.
После работы она ехала в садик за дочерью, приводила ее домой, оставляла с золовкой и шла пешком в другой садик за сыном. Вернувшись, принималась за обычные дела: приготовление ужина, стирку, уборку, штопку, глажку. Уложив дочь и сына спать, садилась к столу, чтобы написать письмо любимому о том, как прошел день, как вели себя дети, о том, как сильно она скучает и ждет не дождется его возвращения домой. В одном из писем ушло первое посвящение мужу в стихах:
Ты хочешь, я скажу тебе слова,
Каких еще придумать не смогли?
Найду тебя хоть на краю земли
И буду рядом, даже и вдали?
Единственный, любимый и родной,
Ты чувствуешь, что я всегда с тобой?
Ты только будь всегда всегда уверен,
Что день, прожитый без тебя, потерян.
Мне одиноко без тебя всегда.
Пусть только вместе радость и беда.
Пусть рядом будет свет любимых глаз.
Разлуки для других, а не для нас.
Я счастье сберегу по малым крохам.
Нам вместе никогда не будет плохо.
В то время Анна даже не догадывалась, что годы спустя, станет писать стихи по-настоящему и посвятит любимому целый цикл стихов, но этот, продиктованный свыше, останется самым любимым ее стихотворением.
Со дня отъезда Володи прошло две недели, а Анне казалось, что прошла целая вечность. Когда в комнате наладчиков не было посторонних, Анна любила садиться на свой стол и, глядя в окно невидящими глазами, думать о муже. Эту ее привычку Володя очень не любил. Заметив ее невидящий взгляд, он обычно окликал ее:
- Эй, ты где?
В этот раз она так далеко ушла в своих мыслях, что не заметила, как из-за шкафа вышел заспанный Генка. Он долго глядел на Анну, а потом спросил:
- Что, тоскуешь по мужу?
Анна молча кивнула, а Генка продолжал.
- А ты разве не видишь, что Аркадич к тебе неровно дышит?
Анна посмотрела на Генку недоуменными глазами и бросила резкое:
-Чушь!
Но Генка свое дело сделал. С тех пор она стала вести себя стесненно в присутствии Аркадича, чувствовала спиной его пристальные взгляды и день за днем теряла покой.