ЕЩЁ РАЗ О ЦЕНЕ ПОБЕДЫ, ИЛИ РАЗМЫШЛЕНИЯ О КНИГЕ Н.Н. НИКУЛИНА "ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ"
В аннотации к книге Н.Н. Никулина "Воспоминания о войне" сказано:
"Воспоминания о войне" -- попытка освободиться от гнетущих воспоминаний. Читатель не найдет здесь ни бодрых ура-патриотических описаний боев, ни легкого чтива. Рассказ выдержан в духе жесткой окопной правды. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей страны".
В этой короткой цитате меня поразили слова "широкий круг читателей". Может ли быть такой круг, к примеру, у анатомического атласа? А именно аналогия с ним пришла в голову почти сразу с началом чтения книги Никулина.1 Я как будто рассматривал иллюстрации этого сборника изображений внутренних человеческих органов, причём те его страницы (если таковые там есть), где изображены органы с патологическими изменениями: воспалённые, гнойные, гниющие, разлагающиеся. Скажем, раковая опухоль в последней стадии или изъеденные туберкулёзом лёгкие. Картинки не для обычных людей и уж тем более не для их широкого круга.
В собственном предисловии к книге автор тоже объясняет причину её появления желанием в ы г о в о р и т ь с я:
"Это ... попытка освободиться от прошлого: подобно тому, как в западных странах люди идут к психоаналитику, выкладывают ему свои беспокойства, свои заботы, свои тайны в надежде исцелиться и обрести покой, я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний".
Ну и пусть бы выговорился, но хотя бы только как цирюльник из грузинской сказки про рогатого царя. Ведь и сам Никулин в том же предисловии заявил, что его "записки не предназначались для публикации". Действительно, освободиться от "мерзости, мути и свинства" это словно вырвать испорченной пищей. Такое не делается прилюдно. Вот и упомянутые для сравнения пациенты психоаналитика рассказывают о своих болячках только ему.
Нет, автор "Воспоминаний о войне" соблазнился (или поддался на уговоры) и опубликовал свою книгу. Поделился блевотиной.2
Примечание 1
В послесловии к книге Никулин объяснил, как случилось, что она была опубликована:
"Почти три десятилетия я никому не показывал эту рукопись, считая ее своим личным делом. Недавно неосторожно дал прочесть ее знакомому, и это была роковая ошибка: рукопись стала жить своей жизнью - пошла по рукам. Мне ничего не оставалось делать, как разрешить ее публикацию. И все же я считаю, что этого не следовало делать: слишком много грязи оказалось на ее страницах".
Думаю, он лукавит. Конечно, ему х о т е л о с ь показать своё сочинение хотя бы кому-нибудь. Это естественное желание автора. Но не всё естественное допустимо. А вот признание в большом количестве грязи на страницах книги достойно уважения.
От эмоциональной оценки перейдём к содержательной.
Главная мысль (к ней Никулин постоянно возвращается при рассказе о войне) такая: бессмысленная гибель солдат в безнадёжных атаках. Их гнали вперёд тупые и жестокие командиры, для которых за редким исключением у автора воспоминаний не находится добрых слов. Он несправедлив, что объясняется непониманием самой сути начальствования и способов его осуществления.
Начальники должны иметь реальную, а в ответственные периоды безраздельную власть, иначе в обществе не будет единства и стабильности, что чревато хаосом, неспособностью к адекватным действиям, а значит, несчастьями, катастрофами и даже гибелью. Не зря в армии, специальной структуре общества, обеспечивающей его безопасность, где хаос буквально смертелен, установлены единоначалие, строгая дисциплина, беспрекословное подчинение командирам и суровое наказание за нарушение принятого порядка. Это не жестокость, а разумная мера, необходимость которой понимали ещё в древности: "...Начальника в народе твоём не поноси".3
На самом деле кровавые атаки были необходимы, что наиболее убедительно доказывают как раз бои под Ленинградом.
Немцы, не сумев сходу захватить город, потому что мы, по словам В.П. Астафьева, завалили их горами трупов и залили морем крови, перешли к осаде. У осаждающих есть важное преимущество перед осаждёнными: они могут ж д а т ь. Разумеется, не бесконечно, однако их лимит времени больше. А вот мы ждать не могли. Обстрелы, бомбёжки, голод и холод каждый день блокады уносили множество жизней. И постоянные, пусть и безуспешные, имея в виду их конкретные цели, атаки внесли свою лепту в то, что окружение было прорвано в январе 44-го года, а, скажем, не в 45-м.
Но не только под Ленинградом - везде врага нужно было п е р е м а л ы в а т ь. Увы, в страшном соотношении 10:1 военных потерь Красной Армии и Вермахта: на одного убитого немца приходилось десять наших погибших. По-другому не получалось. Хотя, думаю, это среднее соотношение за всё время войны. Вначале оно было больше, потом - меньше. Объяснение простое: по своей природе мы не воины и становимся ими только в ходе войны, когда враг уже пришёл на нашу землю. Интересно, что эту особенность подметил н е м е ц Бисмарк, сказавший: "Русские медленно запрягают, да быстро ездят".4 Мы ведём наш род от землепашца Микулы Селяниновича, а не от богатыря Святогора, хотя и он нам не чужой. И ещё. Воинами могут стать не все из нас, но лишь те, в ком пробудились природные инстинкты, доставшиеся человеку от предков-животных и позволяющие чувствовать опасность и уберегаться от неё. Пожалуй, это и есть главное обстоятельство, обусловившее вышеупомянутое соотношение военных потерь. Оно не укрылось и от внимания Никулина (см. цитату ниже).
Примечание 2
Примером здорового сильного молодого мужика, в поле способного ломить за троих, но вместе с тем негодного солдата, может служить старообрядец Коля Рындин из романа В. Астафьева "Прокляты и убиты". Командир батальона Щусь понял это и берёг его как носителя чистой русской крови и что ещё важнее - первозданной русской души.
Заметим, автор "Воспоминаний...", отдавая дань правде, признал наличие смысла в нашем страшном способе борьбы с врагом:
"В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.
...Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом - а они все идут и идут, и нет им конца".
Кто-то возразит, мол, спасая блокадников, гибли солдаты, тоже н а ш и люди. Да, но это д о л г военнослужащего, хотя бы и вчерашнего гражданского человека, обязанность, которую он берёт на себя, принимая Военную присягу. В присяге 1939 года, действовавшей во время войны, прямо сказано об обязательстве защищать Родину, "не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом".5
Здесь уместно привести численности военных потерь в войсках под Ленинградом и гражданских в самом городе за время блокады:6
Военные потери: 332 059 убитых; 24 324 небоевых потерь; 111 142 пропавших без вести.
Гражданские потери: 16 747 убито при артобстрелах и бомбардировках; 632 253 погибли от голода.
Описание реальных событий, участником или свидетелем которых был он сам, а также пересказ услышанного от других, у Никулина перемежается с мыслями о войне.7 И эти мысли очень разнятся по их убедительности. Вот, например, что он написал о трансформации нашей армии в ходе войны и о способе её действий:
"Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны - давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают".
Точное наблюдение и правильный вывод из него.
И совсем иначе, прямо скажем, фальшиво выглядит следующее заявление:
"Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков - малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц - и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО".
Безусловно, были такие, кто шёл на верную смерть, потому что НАДО. Но, конечно, немногие. И сам же Никулин по-другому отвечает на свой вопрос "Почему?.." уже через несколько абзацев после приведённого отрывка:
"Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой "П" и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами - больший, чем перед немцами... Страх заставлял солдат идти на смерть... Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск".
Впрочем, русские люди могут заставить себя преодолеть страх и с помощью природного фатализма, словесно выражаемого короткой, но хлёсткой формулой "А х... с ним!". Никулин приводит её в рамках почти нормативной лексики:
"И все-таки Погостье взяли... Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. "Эх, мать твою! Была не была!" - полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло, и пошло дело".
Даже на вопрос, кому страна обязана победой, Никулин умудрился дать два противоположных ответа. С одной стороны, это "жестокие, сильные личности, способные ... только ... давить массой тел", а с другой, такие, как старшина, о котором автор рассказал в главе "1978. ВЕТЕРАНЫ. ПАМЯТНЫЕ МЕСТА", заключив:
"Думаю, что победили мы, в конце концов, благодаря именно таким людям. Их было мало, но на них все держалось".
Автор "Воспоминаний о войне" противоречив не только в своих мыслях, но и в чувствах. В одном месте он с презрением пишет о безопасной жизни тыловиков ("Поразительная разница существует между передовой ... и тылами. Здесь, в тылу, другой мир. Здесь находится начальство, здесь штабы, стоят тяжелые орудия, расположены склады, медсанбаты. Изредка сюда долетают снаряды или сбросит бомбу самолет. Убитые и раненые тут редкость. Не война, а курорт!") и о снабженцах, обворовывающих солдат ("Еда не всегда была в наличии... Ее крали без стыда и совести, кто только мог"), - а в другом мечтает прожить всю войну в госпитале ("Особых неудобств от раны я не испытывал. Ночью спал, днем слонялся по окрестностям, разорял заброшенные ульи, собирал смородину, рвал морковь, бездельничал. Жил около кухни... Вот так бы и воевать всю войну!").
Размышляя о "чудовищных жертвах 1942-1943 годов" и начав с вопроса "Неужели нельзя было их избежать?", Никулин напоминает о потерях в суворовских походах и войне 1812 года, значительно превосходивших потери противника, после чего делает вывод, что всему виной наши национальные традиции, которые как в прошлом, так и сегодня "оказываются сильнее разума, сильнее воли и добрых пожеланий отдельных светлых умов". Мало того, обычные для нас большие потери в войнах, особенно на их начальном этапе, он объявил "ошибками предков", которые повторяются каждым новым поколением, не усваивающим уроки истории. Удивительное непонимание! Традиции не могут быть ошибками, как бы ни выглядели со стороны. Таковыми они представляются именно с т о р о н н и м "светлым умам". Нерусским, даже если их обладатели - русские по происхождению, но заражённые западной инфекцией либерально-демократических идей, от чего не уберёгся и автор "Воспоминаний о войне".
Примечание 3
Заразу нам принёс Пётр I своими реформами "под Европу". Тогда русский народ был разделён на две чуждые друг другу части. Национальная по своему положению элита стала иноземной по духу. Она рождала разрушителей традиций и исконно русского образа жизни - революционеров разных мастей.
"Здесь сказалась наша национальная черта: делать все максимально плохо с максимальной затратой средств и сил...
И все-то мы догоняем, все улучшаем, все-то рвем себе кишку, а ближнему ноздри, а в промежутках спим на печи. И все нет у нас порядка...".
Таков итог размышлений Никулина о войне и вообще о нашей жизни. Он заблуждается. Мы делаем не плохо и не затратно, а всего лишь н е т а к, как на Западе. При этом н е т а к означает п р и е м л е м о, как нас устраивает, без излишеств, что, кстати, тоже отметил Бисмарк: "Россия опасна мизерностью своих потребностей"(выделено мной - А.У.).
И порядок у нас есть, только свой, не европейский. А чем плохо спать на печи? К тому же мы не призываем следовать нашему примеру. Пусть каждый живёт по-своему. Вот что увидел и запомнил Никулин в уже послевоенном Мюнхене:
"...По сытому и злачному городу Мюнхену ходят толпы сытых довольных жителей, среди них - умытые, обихоженные и довольные инвалиды... Всего у них много, но жизнь напряжена, как натянутая струна. На лицах мужчин одержимость: они поставили перед собой задачу (какую, я не знаю) и неуклонно выполняют ее. Сильный народ. Работают как звери. Точно, аккуратно, со знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры. Нередко видишь усталых, посеревших людей, продолжающих трудиться поздно вечером...".
Наши приверженцы Запада не хотят понять или признать очевидного: сверхдостаток и блеск тамошней жизни неотделимы от духовной деградации, а также серых от усталости лиц европейцев и американцев. (Между прочим, покойный Жванецкий, рассказывая о своих поездках в Америку, тоже вспоминал эти серые лица американцев, возвращающихся вечером с работы). И ради чего они так напрягаются? Ради вовсе не необходимого, без чего можно обойтись. Ну и пусть их: вольному воля. Мы-то можем обходиться. Только необходимо унять смутьянов, неразумных восхвалителей чужого образа жизни и поносителй родного доморощенного.
А ещё нам не надо общаться с Западом, который враг нам и к тому же действительно прогнил. В этой оценке марксистско-ленинское учение право.8
Примечание 4
Об опасности влияния чужих народов сказано ещё в Священном Писании, где Бог через Моисея предостерегал еврейский народ от всякого общения с ними:
"Когда введёт тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идёшь, чтоб овладеть ею, и изгонит от лица твоего многочисленные народы ..., которые многочисленнее и сильнее тебя, и предаст их тебе..., не вступай с ними в союз..., ибо они отвратят сынов твоих от Меня...".9
В далёком прошлом такая изоляция как мера безопасности была невозможна - Запад сам не раз приходил к нам непрошеным и вдобавок с мечом. Теперь при наличии у России ядерного оружия загородиться от Европы-Америки стало реальностью, т.к. исключает прямую агрессию с их стороны. В отличие от нас, готовых защитить свою независимость даже ценой гибели земной цивилизации, о чём мы заявили ясно и твёрдо, для Запада эта цена слишком высока.
Примечание 5
Но, к сожалению, есть и иное мнение насчёт войны как крайнего средства против экспансии Запада. Вот что написал в предисловии к книге Никонова директор Эрмитажа М. Пиотровский:
"Войны, такие, какими их сделал XX век, должны быть начисто исключены из нашей земной жизни, какими бы справедливыми(выделено мной - А.И.) они ни были.
Иначе нам всем - конец!".
Как видим, жизнь на Земле для этого известного человека важнее справедливости, если последняя достигается посредством войны хотя бы и по защите независимости Родины. Тем более войны ядерной, несущей глобальное уничтожение. Но не зря Господь не дал рогов бодливой корове. Не Пиотровскому решать вопрос: жить ли нам по чужой указке или погибнуть, прихватив с собой указующих.
Слова Пиотровского мне напомнили историю довоенного тенора Большого театра Ивана Жадана, который, оказавшись на оккупированной немцами территории Московской области, при нашем наступлении ушёл с врагом, посчитав, что со своим талантом не пропадёт и на чужбине, как потом и случилось.10 А ещё - истории изобретателей Сикорского и Зворыкина. Возможно, у талантливых людей представление о патриотизме отличается от представления простых людей, живущих по пословице-завету "Где родился, там и пригодился". Сегодняшний массовый выезд на жительство за границу отечественных талантливых людей: учёных, артистов, музыкантов, певцов - подтверждает это предположение.
Что же касается конца, которым пугает Пиотровский, то бояться следует не собственно его, а того, каким он будет - славным или позорным.
Воспоминания о непосредственно военном времени Никулин завершает - не побоюсь этого слова - истерикой по поводу поведения наших солдат на территории Германии. Он со стыдом рассказывает даже о разрешённых посылках домой трофейных вещей. По его логике, было бы достойно, если бы солдаты-победители, не унизив себя присвоением чужого имущества, а лишь звеня медалями, возвращались к печным трубам, оставшимся от спалённых оккупантами изб, с п у с т ы м и р у к а м и.
С ещё большим гневом автор воспоминаний пишет об изнасилованиях немецких женщин. Я же скажу так, как говорили мы в детстве, оправдываясь перед родителями за драки: не я первым начал. Немки с о б о й расплачивались за дела своих отцов, братьев и мужей. И добавлю, о чём не раз заявлял: во время войны мирных жителей не бывает. Оставшиеся в тылу участвуют в ней, работая на заводах и в поле, а неработающие, поддерживая воюющих мужчин самим фактом своего существования. Так что матери, сёстры и жёны страны-победительницы разделяют славу, а побеждённой страны несут ответственность вместе с фронтовиками. Мало того, изнасилованные немки должны были быть нам ещё и благодарны за то, что их не угнали в Сибирь в отместку за угнанных в Германию наших женщин с оккупированных территорий.
И, наконец, нельзя пройти мимо злобного выпада Никулина в адрес Эренбурга за его знаменитую заметку "Убей!":11
"- Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!! - и так далее...
До этого основательно постарался Эренбург, чьи трескучие, хлесткие статьи все читали: "Папа, убей немца!" И получился нацизм наоборот. Правда, те безобразничали по плану: сеть гетто, сеть лагерей. Учет и составление списков награбленного. Реестр наказаний, плановые расстрелы и т. д. У нас все пошло стихийно, по-славянски. Бей, ребята, жги, глуши! Порти ихних баб!".
Примечание 6
Здесь Никулин проговаривается. Что значит по-славянски? А то: как нам присуще, по нашей природе, генетически. Если это можно осуждать, тогда можно критиковать и русский нос картошкой и узкие глаза азиатов.
Да! Бей, жги, глуши и порть, как бы жутко это ни звучало. Потому что боли и гневу, особенно справедливому, нужен выход. Сам Никулин излил их на бумагу (потом ещё и поделился с читателями), но это не всякому под силу и не каждого устроит. Вдобавок, если боль и гнев нестерпимы, то откладывать освобождение от них, как отложил автор "Воспоминаний...", написанных через тридцать лет после окончания войны, было невозможно. И здесь годилось любое подручное средство. Повторим: не мы первые начали. А также вспомним заповедь Бога-Отца "Око за око, зуб за зуб"12 и заметим, что попытка Бога-Сына (Христа) её ревизовать не удалась.
Сюда приходится добавить и искушение использовать право сильного. Его можно и должно осуждать, однако это реальность. "Из песни слова не выкинешь".
Примечание 7
На войне коллизия между гуманностью и жестокостью п о ф а к т у разрешается индивидуально. К примеру, солдат, увидев, как мальчишка направил на него автомат, сам решает, убить его или погибнуть.
Есть такое понятие "голые факты", означающее максимально объективное представление действительно состоявшегося события или явления, не сопровождённое комментариями. Как понимать произошедшее и как к нему относиться, исходя из этих фактов, каждый ознакомившийся с ними судит по своему усмотрению.
Но с голыми фактами нам редко приходится встречаться, поскольку сообщающие о том или ином, как правило, не удерживаются от личных оценок. И здесь есть опасность, обусловленная неспособностью большинства из нас отделить собственно факты от их толкования, зерно от плевел, и самостоятельно адекватно оценить полученную информацию.
Именно так обстоит дело с фактами о войне в книге Никулина. Правдиво их изложив, но неверно поняв, - что я и попытался доказать - он неправильно их истолковал, представив командиров Красной Армии головотяпами, мучителями и губителями собственных солдат, чуть ли не садистами, а солдат - пьяницами и разгильдяями, ворами и грабителями, развратниками и насильниками. Его записки представляют собой другую крайность в изображении войны, не менее коварную, чем отлакированная ура-патриотическая. И останется только пожалеть, если у "Воспоминаний о войне" действительно найдётся широкий круг читателей, как предположил автор аннотации к книге.
_______________
1 Подтверждение верности этой аналогии я потом нашёл в книге Никулина, правда, в ином контексте:
"В воронке лежал труп нашего солдата, живот его был распорот и раскрыт, словно сундук с откинутой крышкой. Можно было видеть все внутренности, как на анатомическом муляже: кишечник, печень, желудок"
2 Рвотные массы (блевотина) как ассоциация с войной не мне первому пришла в голову. Она использована Зинаидой Гиппиус в стихотворении "Веселье" - А.У.
3 См. Ветхий Завет, книга Исход, 22,28
4 См. "Афоризмы Бисмарка о России и русских... - LiveJournal"
5 См. Присяга военная | это... Что такое Присяга военная?
7 И потому ему следовало бы назвать свою книгу "Воспоминания и размышления о войне". Но, как известно, это название давным-давно застолбил Жуков для его мемуаров - А.У.
8 Тем, для кого оно целиком представляется ложным, советую почитать главу "Гибель Запада" книги "Кассандра" Михаила Веллера, которого нельзя назвать сторонником учения Маркса-Ленина - А.У.
9 См. Ветхий завет, книга Второзаконие, 7, 1-4
10 См. "Жадан, Иван Данилович - Википедия"
11 См. Газета "Красная звезда" от 24 июля 1942 года