Аннотация: Главному герою попадает в руки старинная открытка...
Почтамт, до востребования...
Без всякой надежды я еще раз набрал номер Женькиного домашнего телефона и оставил пятое по счету сообщение, уже с вкраплениями эмоциональной, хотя все еще оптимистично-дружеской ненормативной лексики.
Если честно, оптимизм мой таял, как выброшенная на берег медуза. Женька будто сквозь землю провалился! К домашнему телефону не подходит третьи сутки, а мобильник его, судя по короткому одиночному "бипу", либо сдох, либо не ловит сигнал.
Что могло случиться? Попал в аварию? Маловероятно. Евгений - существо безмашинное, по городу передвигается на метро или пешком. Работает дома, пишет статьи для пары-тройки мелких изданий. Общается преимущественно в сети. Постоянной подруги у него нет.
Да что я сам себя обманываю! Совершенно очевидно, что исчезновение Женьки связано с этой чертовой перепиской, к которой, пусть и невольно, но я же его и подтолкнул!
Началось все с открытки...
***
Дело в том, что у Женьки есть забавное хобби: он собирает старинные почтовые карточки. В самой коллекции ничего удивительного, разумеется, нет, филокартистов полно. Странность в том, что Женька, почти тридцатилетний мужик, просто помешан на этом деле. И еще: в отличие от других коллекционеров, он не придает значения ценности открытки как таковой. Главное для него - тайна, спрятанная в послании, история отправителя. Для Женьки это не просто кусочки старой бумаги, а, видите ли, обрывки чужих жизней, трагедий, расставаний...
Есть у него и раритеты, которыми он гордится, в том числе первые российские карточки XIX века, которые назывались тогда "открытыми письмами". Но самыми ценными для него являются те открытки, которые "рассказывают".
Женька покупает их на антикварных ярмарках, блошиных рынках, в интернете - где придется. Иностранные послания обязательно переводит на русский. Если не может сам, ищет переводчика. Недавно раздобыл открытку 1913-го года, сплошь покрытую мелким текстом на португальском языке. Измучился, но переводчика нашел-таки! Оказалось, послание содержало подробное описание штанов, которые отправитель из Бразилии просил сделать на заказ и привезти из Лиссабона! Стоило ли платить за перевод такой чепухи? Однако Женьку письмо не разочаровало. Напротив, этот идиот был просто счастлив! Он мне тогда целую лекцию прочел о моде тех лет и прочей ерунде.
Если моего друга вовремя не заткнуть, он может говорить о своей коллекции часами. Я сам уже знаю о почтовых карточках больше, чем хотелось бы. Как говорится, с кем поведешься...
Открытку, о которой идет речь, я нашел случайно в маленькой книжной лавке. Я не эксперт, но открытка показалась мне необычной. По крайней мере, ничего похожего в Женькиной коллекции я не видел. В конце письма стояла дата: 1902 год, но изображение было настолько нехарактерным для тех лет, что даже я обратил на это внимание.
Это был снимок, сделанный в фотоателье. На фоне темного холщового задника - танцующая девочка лет пяти-семи. Точный возраст определить было трудно, так как лицо ребенка скрывала маска. Не такая, какими прикрывали лица дамы на маскарадах, а тряпичная, надевающаяся на голову и, видимо, зашнуровывающаяся сзади. Столетия назад подобными масками-колпаками пользовались уличные актеры и колядуны.
На голову девочки было натянуто довольно уродливое лицо паяца с большим, как сарделька, носом и глумливой улыбкой. Платье с плоеным воротником и крупными белыми пуговицами усугубляло сходство с клоунессой. Девочка плясала на одной ножке, поджав другую, отчего на первый взгляд казалась одноногой.
Левой рукой она приподнимала подол, приоткрывая длинные кружевные панталоны, а двумя пальчиками правой держала что-то неопределенно-гадкое, подвешенное на веревочке. Так держат дохлую крысу за хвост. Жест ее был танцевально-изящным, что усиливало неприятное впечатление. К сожалению, качество фотографии не позволяло сказать, что именно это было.
На холсте позади девочки не было изображено ничего, кроме какого-то символа в виде тройной спирали.
Под картинкой на карточке оставалось место, которое было заполнено рукописными строчками. Чернила выцвели, но надпись не утратила четкости, и я легко смог прочесть:
Милостивый государь!
Я одинокъ и всѣми покинутъ!
Уповаю на вашу доброту, а также на вашъ любознательный нравъ, и искреннѣ надѣюсь на скорый ответъ. Умоляю не оставлять меня въ уныломъ забвѣнии!
Пишите мнѣ на Московскiй почтамтъ, г-ну Фридриху Германовичу фон Зутербергу, до востребованiя.
За симъ кланяюсь,
Профссоръ Ф. Г. фон Зутерберг
1902 годъ.
Я повертел в руках открытку и решил купить ее Женьке в подарок. Кто знает, вдруг она окажется какой-нибудь бесценной полиграфической редкостью! Благо, цена была смешной.
Женьку открытка удивила еще больше, чем меня. Он был озадачен мрачноватым изображением, но ужасно доволен. Сказал, что ничего подобного не встречал ни в одном из каталогов. Тут же схватил лупу и принялся изучать детали. Больше всего его заинтересовала эмблема на заднике. Рассмотрев ее как следует, он пришел к выводу, что это не просто тройная спираль, а закрученные спиралями три змеи, кусающие друг друга за хвост.
- Не знаю пока, что это означает, но точно не эмблему фотографа! Во-первых, нет фамилии и с чего вдруг змеи? Во-вторых, фотомастерских, работающих с типографиями почтовых ведомств, в те годы было не так уж много, я бы встречал эту эмблему раньше.
- А если открытка напечатана где-нибудь в провинции? Тут же нет сведений о типографии.
- Да, пожалуй, ты прав... Кто мог напечатать такую нелепую карточку? А главное, что за странное послание! Кому оно предназначалось? Обратная сторона открытки пуста: ни штампа, ни марки, ни адреса. Кем был отправитель?
- Возможно, просто душевнобольным. Сам не понимал, кому писал, поэтому и не отправил.
- Боюсь, мне этого не узнать. Хотя, попробую, конечно...
Чтобы Женька, да не попробовал!
***
Примерно через неделю, когда я уже совершенно забыл об открытке, мой друг позвонил мне и сходу выпалил:
- Ты не представляешь! Он мне ответил! Я письмо от него получил!
- Кто ответил? Какое письмо?
- Как кто? Этот... Зутерберг! Ну профессор, который с открытки!
- В смысле? Ты про ту страшную открытку, что я тебе подарил?
- Ну, да! Я ж ему написал! На почтамт, до востребования! Помнишь? И он ответил!
Я замолчал, не зная, как отнестись к услышанному.
- Ты что, думаешь, я спятил? - спросил Женя.
- Ну... Если честно, это первое, что приходит в голову... То есть, ты отправил письмо человеку, который жил еще в позапрошлом веке?
- Отправил. Глупо, конечно. Но он же умолял ему написать, вот я и... Приколоться решил... Дело-то не в этом, а в том, что я получил от него ответ! Туда же, на почтамт!
- Угу. Ты, значит, отправил и стал ждать ответа, так? - не удержался я от сарказма.
- Да не ждал я! Мне же приходят туда бумаги всякие. Сегодня, как всегда по пятницам, проверил... И вот, получил.
- Погоди. Если в 1902-м году этот, как там его... уже был профессором, сейчас, будь он в живых, ему было бы... не меньше ста пятидесяти лет! Видимо, это ответ от его потомка, так?
- В том-то и фокус, что не от потомка! Не нашел я сведений ни о нем, ни о его семье. Зутерберг - старинная и довольно редкая немецкая фамилия, даже в Германии. Никакой инфы о русских Зутербергах гугл не дает. Почерк вроде его, и инициалы... Честно сказать, мне немного не по себе от всего этого. Может, встретимся? Я тебе покажу письмо, сам убедишься.
В кафе на Покровке было немноголюдно. Войдя, я сразу увидел своего друга, сидящего за одним из дальних столиков. Без лишних слов он достал из рюкзака папку, открыл и протянул мне небольшой конверт из плотной бумаги с сургучной печатью!
- Я тебя умоляю, Евгений... Сургуч? Ты шутишь. И ты получил это по почте?
- Да что сургуч, ты на оттиск посмотри! Узнаешь эмблему? Я специально разрезал конверт скальпелем, чтобы не сломать печать.
Оттиск изображал уже знакомую по открытке тройную спираль и под ней две заглавных буквы: БО.
- Ну, хорошо, допустим, кто-то выпендривается, играет в "старину"... Заказал штамп и заклеивает конверты сургучом. Это же не запрещается.
- Да, но как, черт возьми? Он же, блин... умер давно! Я просто дурака валял, когда писал ему. Знаешь, подумал: вдруг человек так и скончался в одиночестве, не дождавшись ответа?
- Ну ты, брат, даешь! Твоя сентиментальность меня пугает. Тургеневские барышни курят в сторонке... Значит, письмо с того света, так что ли?
Женька лишь пожал плечами. Я видел, что мой друг сам не свой и что его волнение и растерянность - не игра.
- Ну, ладно, а что в письме-то?
Женька развернул сложенный вчетверо лист бумаги и прочел:
"Милостивый государь Евгений Александрович!
Позвольте поблагодарить за Ваше участие и столь скорый ответ! Это характеризует Вас как персону поистине отзывчивого и благородного нрава!
Смею надеяться на продолжение нашего знакомства, которое при благоприятном стечении обстоятельств непременно перейдет в задушевную дружбу!
Уверен, что мог бы поведать Вам о многих интересующих Вас вещах, а также о том, относительно чего Вы, ручаюсь, пребываете в беспечном неведении.
За сим кланяюсь и жду новой весточки!
Ваш покорный слуга,
Ф. Г. фон Зутерберг
- Блин, "покорный слуга"... Может, и правда, долгожитель?.. Нет, наверно, всё же сын этого "фона" или внук... Короче, сплошные загадки... Хочешь знать мое мнение? Порви письмо и забудь.
Мне достаточно было одного взгляда на моего друга, чтобы понять, что совет мой пролетает мимо, даже не задев Женькиного сознания. Его хлебом не корми, дай возможность сунуть нос в тайну. А уж если сунул, можно быть уверенным, что он уйдет в нее с головой.
- Меня вот что пугает. Он благодарит за "скорый" ответ. Не имеет же он в виду ответ, полученный через сто с лишним лет? Видимо...
- Видимо, ему точно известно, когда открытка попала в твои руки.
- Вот именно.
- Может, за тобой следят?
- Да брось. Кому я нахрен нужен?
- А что означает эмблема? Только не говори, что ты не пытался это выяснить.
- Пытался. Ничего конкретного не раскопал. Нет, ну тройная спираль или "трискель" - символ известный, разновидность свастики. В кельтской семантике означает непрерывный цикл жизни или что-то типа того. В других культурах тоже встречается.
Змея, пожирающая сама себя - еще более древний символ, египетский. "Уроборос" называется. Трактуют его примерно так же, как и спираль. Еще его активно использовали средневековые алхимики. Это всё, что я знаю. В этой эмблеме не одна, а три змеи, пожирающие друг дружку... Точно такого изображения я в интернете не нашел. С этим нужно к специалистам... Слушай, а если я этого Зутерберга просто в лоб спрошу, что означает эмблема, а? Он же сам предложил "поведать"...
- Как хочешь, но я бы не стал связываться... Либо он шарлатан, либо кое-что похуже.
- Ладно, подумаю.
Еще через три дня Женька сообщил мне, что дело получило неожиданное развитие и Зутерберг предложил ему встретиться! Несмотря на мои попытки отговорить, приятель мой сказал, что ни за что на свете не упустит такой возможности. Вдаваться в детали по телефону не стал, но обещал после встречи с загадочным господином рассказать все с глазу на глаз.
- Когда и где встречаетесь?
- Завтра. В Малом Харитоньевском переулке, дом 7. Сказал, вход под вывеской "Страховое общество Селиванова".
- Чего? Нет там такой вывески! Я это место как свои пять пальцев знаю!
- Ну, может, маленькая совсем? Не можешь же ты всё помнить.
- Отговаривать тебя, я вижу, бесполезно. Ну, хочешь, я с тобой пойду?
- Нет, он сказал, что это закрытый клуб, посторонних туда не впускают. Да что ты переживаешь? Ну встретимся, побеседуем... Не съест же он меня в центре Москвы посреди бела дня. Да и зачем?
- Ну, как знаешь. Думаю, этот твой немец - просто одинокий спятивший старикан и "закрытый клуб" - это его больная фантазия. Так или иначе, позвони, как вернешься, расскажешь, что к чему.
Это был наш последний разговор, с тех пор от Женьки не было ни слуху, ни духу.
Разумеется, я два раза прошелся вдоль Малого Харитоньевского, но ничего подозрительного не обнаружил. Дом ?7 - вполне обычное для центра Москвы четырехэтажное здание, построенное где-то на рубеже XIX-XX веков. Жилой дом. Во внутреннем дворе - несколько мелких предприятий, но никакого страхового общества, как я и предполагал, нет и в помине.
Я наведался в районное УВД и заявил о пропаже, но по реакции дежурного понял, что Женьку искать пока никто не будет. Во-первых, я не родственник, во-вторых, чтобы возбудить дело, должно пройти дней десять. Всё, что мне смогли предложить, чтобы ускорить процесс, - это под собственную ответственность взломать замок на двери Женькиной квартиры и проверить, нет ли там трупа. Если найду, сообщить.
Собственно, это я собирался сделать и без совета участкового. Мне и ломать ничего не нужно, копия ключа у меня есть.
***
Позвонив в дверь и подождав немного, я отпер ее и вошел внутрь. Женькино жилище встретило меня привычным запахом библиотеки и прокуренного тамбура. В порядке мой друг содержит только свою коллекцию и обувь. Во всем остальном царит нормальный холостяцкий бардак. Трупа не было. Это уже кое-что. Хотя я и не ожидал его здесь увидеть.
На кухонном столе, рядом с недопитым кофе и увядшей половинкой яблока, я обнаружил папку со знакомым письмом и злополучной открыткой. Кроме того, в папке лежал принтеровский отпечаток увеличенной эмблемы, на обратной стороне которого был записан номер телефона и имя: Сергей Афанасьевич Белов, историк-геральдист.
Судя по нашему последнему разговору, Женька получил, как минимум, еще одно письмо, в котором Зутерберг назначил встречу. В папке, однако, этого письма не было. Возможно, оно содержало какие-нибудь инструкции, и мой приятель взял его с собой. Ноутбука тоже в квартире не оказалось. Жаль, но не удивительно, без него Женька из дома не выходит.
Осмотрев кухню, я вернулся в комнату, еще раз перерыл содержимое всех ящиков стола и заглянул везде, где могли находиться хоть какие-то подсказки. Ничего не найдя, я запихнул папку в карман куртки и хотел было покинуть квартиру.
Бросив последний взгляд на зеркало в прихожей, я остановился. Мне показалось, или в нем отразилось какое-то движение? Чушь какая-то... Я вернулся и заглянул на кухню. Никого. Значит, почудилось.
Взгляд мой упал на стол и замер, прикованный к яблочной половинке: за те несколько минут, которые я провел в квартире, она каким-то образом успела окончательно сгнить и почернеть! В квартире вдруг явственно запахло плесенью. Появилось гнусное ощущение, что вокруг меня сгущается нечто невидимое, но дышащее, копошащееся...
Мне стало душно и захотелось убраться отсюда как можно скорее. Я бросился к двери, но, надавив на ручку, с ужасом обнаружил, что замок заклинило! Ключ также отказывался поворачиваться. Я несколько раз с силой стукнул по двери возле замка, но это, разумеется, не помогло, дверь будто срослась со стеной!
В этот момент на лестничной клетке послышались частые шаги и кто-то остановился прямо за дверью.
Я прислушался, затем посмотрел в глазок и увидел девчонку. Разглядеть ее я не успел, заметил только дикую, искаженную линзой глазка улыбку-гримасу. Будто ощутив мой взгляд, девчонка тут же развернулась и поскакала вниз по лестнице, напевая. Что-то было не так и с улыбкой и с песенкой и даже с её шагами, которые отзывались слишком громким и гулким эхом, будто по лестнице спускалась не девочка, а кто-то раз в двадцать тяжелее.
Я почувствовал себя совсем гадко.
Вернувшись в комнату, я заметил, что за окнами потемнело, кажется, начиналась гроза. "Начало октября, погода переменчива... Не сегодня-завтра похолодает, бабье лето и так слишком затянулось..." - попытался я направить свои мысли в русло нормально-понятного. Только я подумал об этом, как резкий порыв ветра ударил в окна, заставив стекла забиться в судороге. Сквозь шелест взвившихся с земли листьев и удары первых тяжелых капель по жестяному карнизу я расслышал тонкий детский голос. Уж не та ли это девочка, что ускакала вниз по лестнице... Я подошел к окну: мне почему-то очень хотелось убедиться, что это не она.
С третьего этажа хорошо просматривался двор: серый в черную крапинку дождя асфальт, кружащиеся по нему бурые листья... И она! Закрыв голову капюшоном, девчонка прыгала на одной ножке по клеткам исчезающих под каплями воды классиков и... пела! Голос её неприятно дребезжал от прыжков, да и сама песня была странной, допотопной какой-то, никогда раньше я ее не слышал. Всего один куплет, который девочка повторяла и повторяла, всё ускоряя ритм. Странным образом слова песни звучали так четко, будто доносились не с улицы, а из соседней комнаты:
Тихо-тихо, без огласки,
На потешные колядки
Надеваем наши маски,
Цельну вечность длятся святки!
Я продолжал наблюдать за прыгуньей, не в силах отойти от окна. Не прекращая петь, она вытянула из кармана что-то продолговатое и принялась крутить странный предмет над головой. Что это, чулок с песком? Какая идиотская забава... И дождь этой дурочке нипочем! И разве у детей бывают такие мерзкие пронзительные голоса?
Странный ребенок вдруг резко остановился и поднял голову, направив взгляд прямо на меня. Но это уже не было лицом девочки из-за двери, на меня уставились черные провалы сквозь прорези в маске! То, что я, глядя сверху, принял за капюшон, было тряпичным колпаком, точно таким же, как на той дурацкой открытке!
Гадкое существо взмахнуло рукой, и в следующий миг тяжелый шлепок по стеклу прямо у моего лица заставил мое сердце метнуться к горлу и затем ухнуть куда-то вглубь желудка.
Темный влажный сгусток медленно осел по стеклу, оставив на нем бурый слизистый след, и остановился на карнизе. Это был труп крупной пятнистой ящерицы.
Я отпрянул от окна, рванул в прихожую, крутанул ручку и что есть силы дернул дверь. На этот раз она открылась легко, больно ударив меня. Впрочем, мне было не до боли. С трудом попав ключом в замочную скважину, я запер дверь снаружи и бросился вниз по ступеням.
Дождя на улице не наблюдалось, садившееся солнце окрашивало абсолютно безоблачное небо в рыжие цвета осени под стать окружавшим двор тополям. Не стоит и говорить, что никакой девочки во дворе я не встретил.
***
Я уже давно понял, что мой друг вляпался в какую-то необъяснимую пакостную историю, но сейчас на меня давило тошнотворное чувство, что Женьку я больше не увижу. И еще страх. Мерзкий, липкий, как тот труп рептилии на карнизе.
О том, что я пережил в Женькиной квартире, я старался не думать. И всё же, я не мог просто взять и забыть о своем друге, сделать вид, что у меня его никогда не было. Забыть всё равно не удастся, но от слизи предательства уже будет не отмыться до конца жизни.
Что я мог сделать? Достав папку, я еще раз просмотрел ее содержимое. Единственное, что пришло мне в голову, - это позвонить Белову, чей телефонный номер был записан на листке. Возможно, историк прольет хоть какой-то свет на происходящее.
Набрав номер, я приготовился объяснять цель моего звонка, но, как выяснилось, Женька уже успел побеседовать с геральдистом и даже отправил ему изображение символа электронной почтой.
- Я как раз собирался отослать Евгению информацию, о которой он просил. Меня самого заинтересовала открытка... А эмблема эта мне знакома. В своё время я написал несколько статей о закрытых обществах конца девятнадцатого века, так что могу заверить, что никто не смог бы предоставить ему более исчерпывающие сведения о Братстве Отреченных.
- Братстве? Что еще за братство?
- Ну как же, аббревиатура БО означает именно это. О нем мало что известно, до нашего времени дошли лишь несколько коротких упоминаний в дореволюционных газетах. Всё остальное пришлось собирать по крупицам, воссоздавать картинку аналитически.
Довольно мрачные слухи ходили о Братстве и его ритуалах, но, если отбросить мистику, члены этого общества занимались поисками бессмертия. Предполагается, что корни Братства уходят в дохристианскую эпоху, но, сами понимаете, точных данных на этот счет не существует. Якобы они обладали древними знаниями, почерпнутыми из неизвестных и доступных только им Отреченных книг. Видимо, отсюда и название общества. Вернее, его российского филиала, если можно так сказать.
- Что это за книги? И от чего они отречены?
- От Христианской церкви, от чего же еще. Это славянское название апокрифов, то есть запрещенных церковью древних книг. Среди апокрифов есть и жития святых, и книги мирского содержания, но особенно любопытны книги по гностицизму и алхимии. Если вам интересно, поройтесь в интернете, информации об Отреченных книгах найдете немало, хотя сами книги в большинстве своем, увы, недоступны.
В малоизвестных литературных источниках встречаются упоминания о подобных обществах, якобы существовавших в Германии, Австро-Венгрии и Испании еще с начала шестнадцатого века. Не знаю, связаны ли они между собой. Все эти сведения невозможно проверить, а посему их принято считать художественным вымыслом.
Первое дошедшее до нас упоминание о Московском братстве датируется 1875-м годом, последнее - 1912-м. К сожалению, кроме слухов о чудовищных обрядах вплоть до пожирания младенцев, почерпнуть из этих упоминаний нечего. В самом конце девятнадцатого века тайные собрания Братства связывали с исчезновением людей, но к этому, разумеется, не стоит относиться серьезно.
Собственно, это всё, что известно. Последующие бурные события: Распутин, народные волнения, война вытеснили из газет сообщения о такого рода мелочах. Ну, а уж революционная буря, думаю, уничтожила последние следы подобных веяний в российском обществе.
- А что вы можете сказать об этом змеином гербе?
- Тут всё просто. Замкнутые, перетекающие друг в друга спирали - символ бесконечности. Он встречается во многих культурах и трактуется по-разному. В данном случае речь, вероятно, идет о бессмертии. И, кстати, это не змеи. Если приглядитесь, увидите у этих существ лапки. Это стилизованное изображение сильно вытянутых саламандр, которые олицетворяют перерождение. У средневековых алхимиков саламандра также отождествлялась с философским камнем. Как вам, вероятно, известно, это крупные амфибии, похожие на ящериц.
- Пятнистые? - спросил я, не узнав собственный голос.
- Кажется, да. Наверняка сказать не могу, - усмехнулся Белов, - увы, в зоологии не силен. Чем смог, помог. Кстати, напомните Евгению, что он обещал мне прислать скан карточки в более высоком разрешении. Это для моего архива. Ничего подобного не встречал, видимо, открытка была напечатана крошечным тиражом.
- Если дадите адрес, я пришлю. К сожалению, передать что-либо Евгению я не могу. Он пропал. Честно говоря, я надеялся, что беседа с вами хоть как-то поможет его найти.
- Пропал? Ох, как нехорошо... И что, вы как-то связываете это с Братством Отреченных?
- Я не знаю, с чем это связывать, о Братстве я только что узнал от вас. Могу лишь сказать, что он отправился на встречу с неким фон Зутербергом, якобы подписавшим ту самую открытку, и не вернулся. Встреча должна была состояться в каком-то страховом обществе в Малом Харитоньевском переулке. Никакого общества я там не нашел.
- Погодите-ка. Дайте мне минутку, я открою файлы с материалами... Вот, передо мной выдержка из газетной заметки 1892-го года... Заключительная фраза, читаю: "Кто знает, какие злодеяния скрываются от общественности в недавно отстроенном представительном доме под невинной вывеской "Страховое общество Селиванова".
- Вот-вот, именно Селиванова! Там и была назначена встреча!
- Ну, знаете ли, - Белов усмехнулся, - это уже попахивает чертовщинкой. Тут я вам не помощник. Надеюсь, все как-то разъяснится и Евгений найдется. Всего доброго.
Всё, последняя нить никуда не привела. Больше обращаться за помощью было не к кому.
Разве что...
***
Я отлично понимал, на что шел. Вернее, я ни черта не понимал, но знал, что ничего хорошего меня не ждет. Тем не менее, я просто не мог оставаться в бездействии.
Войдя в здание почтамта, я купил первую попавшуюся открытку, наклеил марку, указал имя адресата и подписал:
Уважаемый господин Зутерберг, отвечаю на Ваше послание и прошу о встрече.
Заранее благодарю. С уважением,
Никитин С. В.
Главпочтамт, до востребования.
Мне потребовалось ещё несколько минут на борьбу с самим собой, затем я всё же опустил открытку в прорезь почтового ящика и покинул почтамт.
Весь следующий день меня терзали сомнения. Еще не поздно всё остановить. Достаточно просто не проверять, пришел ли ответ. Ну, да... И никогда больше не ходить мимо почтамта, забыть название этой улицы, а заодно вычеркнуть из жизни своего лучшего друга...
Я долго бродил взад-вперед по Чистопрудному бульвару, хрустя опавшей листвой и пытаясь собрать в кучу собственные мысли, которые в унисон с листьями кружились в хаотичной бешеной пляске. В каждом старике на скамейках мне чудился Зутерберг, то оборванный, одутловатый и полусумасшедший, то подтянутый и зловеще-элегантный, как Воланд.
В конце концов я понял, что альтернатив у меня нет и не предвидится.
***
Конверт был в точности таким, как тот, что показывал мне Женька. С той же сургучной печатью. Письмо было коротким:
Буду ждать вас по адресу: Малый Харитоньевский переулок, дом 7. Завтра, ровно в 20:00. Как только увидите вывеску "Страховое общество Селиванова", входите не медля.
С почтением,
Ф. Г. фон Зутерберг
Я выехал из дома пораньше, оставил машину недалеко от перекрестка Харитоньевского и Огородной Слободы и пошел по переулку пешком. Вокруг было тихо, лишь гулко процокали мимо чьи-то торопливые каблучки, да несколько ворон устроили короткую разборку над крышами.
Вот и дом 7. Ну, и где же эта чертова вывеска? Я посмотрел на часы: без трех минут восемь. Считая в уме шаги-секунды, я прошел дальше по переулку и вернулся обратно точно к назначенному времени. Ровно в восемь я вдруг заметил, что над аркой, ведущей во внутренний двор, загорелся тусклый фонарь. Он осветил неизвестно откуда взявшуюся, обшарпанную жестяную вывеску: "Страховое общество Селиванова". Под названием была нарисована стрелка, указывающая вниз, под арку. Я шагнул в проем и оказался во внутреннем дворе. Совсем недавно я был здесь и могу поклясться, что сейчас двор выглядел совершенно иначе. Он будто постарел лет на сто. Исчезли пластиковые логотипы и названия контор. Вместо асфальта под ногами пружинил деревянный настил. Из темного угла тянули свои руки-оглобли старые облупленные сани. Один-единственный фонарь косо освещал высокую дверь с медной ручкой в виде саламандры и табличкой, на которой были выгравированы две буквы: "БО".
Немного помедлив, я повернул ручку и вошел. Дверь коротко скрипнула и захлопнулась за мной.
Я оказался в длинном сумрачном коридоре, в конце которого светлел широкий дверной прямоугольник. Всё, что было за ним, таяло в бледно-сером мареве. Я вдруг вспомнил про описания клинической смерти и подумал, что примерно так, должно быть, выглядит тот самый тоннель.
- Добро пожаловать, - услышал я, и в эту секунду в проеме показался силуэт высокого статного мужчины. Жестом он пригласил следовать за ним.
Коридор оказался длиннее, чем выглядел поначалу, или это я двигался медленно, будто по бегущей в противоположном направлении дорожке. В конце концов я очутился в небольшой комнате с широкими диванами и изразцовым камином. Марево немного рассеялось, и мне удалось чуть лучше разглядеть хозяина, стоящего ко мне спиной у окна: русые приглаженные волосы, белый жесткий воротничок, длинный черный пиджак, серые брюки...
- Присаживайтесь, - сказал он и обернулся.
Я остолбенел: передо мной стоял мой друг!
- Черт возьми! Женька? Ты в порядке?
- К вашим услугам, - он усмехнулся и чуть заметно опустил подбородок, обозначая поклон.
Затем он сделал несколько шагов по направлению ко мне и сел в кресло напротив.
Что-то было не так. Это был Женя, и в то же время совершенно незнакомый мне человек! Черты лица, которые я так хорошо знал, будто стали жестче... И, самое главное, выражение глаз было абсолютно чужим. Бывший Женькин беззаботный взгляд был сейчас свинцово-тяжелым. Он словно вытягивал душу, засасывал ее в черные дыры зрачков. Тощая фигура моего друга приобрела иную осанку. Он стал как будто выше, прямее, движения его - более размеренными.
- Кто вы? - только и смог я выдавить из себя, отказываясь что-либо понимать.
- Фон Зутерберг. В новой ипостаси. Можете называть меня Евгением, если так удобнее... А также Якобом Бёме, Каином в конце концов, - он коротко рассмеялся.
- Что произошло с... моим другом?
- Ничего особенного. Вы, вероятно, назвали бы это смертью, на самом же деле, он всего лишь осуществил переход в другое состояние.
- То есть, вы... убили его?
- Оставьте в стороне драматический аспект случившегося, всё это уже не имеет никакого значения. Вы написали мне и вы пришли сюда. Зачем? Спасти приятеля или получить ответы на вопросы?
- И то, и другое.
- Друга вашего вам вернуть не удастся, увы. Ему, как откликнувшемуся на мой призыв, была уготована особая участь. Как вы, вероятно, поняли, Евгений милостиво предоставил в мое распоряжение свое тело. Душа же его влилась в общий мощный поток, смешавшись с сонмом ей подобных. Забудем о нем.
- Забудем? - я услышал, как скрипнули мои зубы, и еле сдержался, чтобы не вскочить и не дать ему в морду. Вовремя поняв, что такая выходка ни к чему не приведет, я постарался взять себя в руки.
- Почему он? - как можно хладнокровнее спросил я.
- А почему бы и нет? Видите ли, "приглашение" - это дань традиции. Так уж повелось, что "отдающий" должен добровольно сделать первый шаг навстречу. Пережиток прошлого, конечно. Давно пора переходить к новым технологиям, использовать массовую электронную рассылку...
Да, так вот. Лично вам, дорогой Сергей Витальевич, я хотел бы предложить гораздо больше, а именно - вступить в Братство. В этом случае вы получите исчерпывающие ответы на все вопросы. Сразу оговорюсь, что отказ ничем вам не грозит, кроме пожизненных сожалений.
- Что? Зачем я вам? Зачем мне ваше братство? И что, черт возьми, здесь происходит?
- Отвечаю по порядку. Никаких особых заслуг за вами пока не числится, так что считайте, что вам оказана большая честь. В вашу пользу также говорят гибкость ума и упорство. Кроме того, мне нужен хороший программист. Ведь вы - программист?
Ну и ваша осведомленность о Братстве Отреченных... Хотелось бы сохранить инкогнито. Поэтому, на случай вашего отказа, я вынужден взять с вас обещание неразглашения, которое вы, не сомневаюсь, сдержите.
Я кивнул.
- Ответ на второй вопрос еще проще. Члены Братства получают ценнейший дар - бессмертие. А происходить с вами будет только то, что вы лично пожелаете. Реальность больше не сможет управлять вами, ею будете управлять вы.
- Это что... что-то типа содружества вампиров?
Мой собеседник криво улыбнулся.
- Сказки о живых мертвецах, питающихся человеческой кровью - одна из глупейших и вульгарнейших выдумок человечества. Воистину, сон разума порождает чудовищ! Кстати, это не Гойя придумал... К сожалению, это единственное, что он вынес из нашей с ним беседы.
- Гойя был членом Братства?
- Нет, почтенный дон Франсиско отказался. Поэтому всю оставшуюся жизнь его терзал демон сожаления, который привел с собой легион!
- Хорошо, вы не сосете кровь, но, если я правильно понял, похищаете чужие тела, души...
- Люди слишком буквально трактуют ритуалы, не понимая их сути. Нельзя похитить то, что никому не принадлежит! Но можно сублимировать энергию души, можно соединять бесчисленное множество мелких брызг в одну мощную субстанцию! Моя душа - это синтез сотен душ.
- Но ведь это нарушение законов природы! Или Бога, если угодно.
- Что вы знаете о Боге и его законах? Массовые представления о вселенной и ее создателе - не что иное, как круговое внушение. Как вы осмеливаетесь рассуждать о законах бытия, если не можете ответить на простой вопрос: в чем смысл вашей собственной мизерной жизни? Только не говорите мне, что незнание можно компенсировать верой. Верой во что?
Не находя смысла своего бытия, люди пытаются заместить его иллюзиями, выдуманной моралью, которые, однако не спасают от тянущегося через всю жизнь страха смерти! Может быть, вы верите в победу добра над злом? В таком случае позвольте спросить: с чего вы взяли, что они воюют?
- Вы считаете людей слишком наивными, - решился возразить я, - представления о вере меняются. Многие хорошо знакомы с теорией "Инь и Ян", о которой вы говорите, и многие с ней согласны.
- Согласны, говорите... И что это вам дает? Не спорю, буддизм чуть ближе подошел к сути вещей, признал необходимость баланса противоположных сил, дал им равные права. Это помогло буддистам осознать конечную цель. Но Братство Отреченных продвинулось несоизмеримо дальше. Мы постигли суть вещей, De Signatura Rerum*! Мы не просто видим цель, мы нашли средство!
- То есть, цель человеческой жизни - в поисках бессмертия?
- Разве это не очевидно? Или вы считаете, что смысл жизни - в смерти? Третьего ведь не дано.
Мне нечего было возразить. Он был убедителен. Сколько раз, очнувшись среди ночи от кошмара, в котором меня настигала смерть, я ощущал животный ужас. Осознание страшной пустоты там, за гранью собственного "я", и неизбежности этой пустоты доводило до отчаяния. Зачем всё это, все мои мечты, чувства, стремления, достижения, если в один прекрасный момент всё это исчезнет и на смену ему придет великое Ничто?
Я помолчал, обдумывая услышанное.
- Что я должен буду сделать, если решу принять ваше предложение?
- Всего лишь отречься.
- От чего?
- От всего. От морали, от любого рода условностей. Нет праведников и грешников, есть стадо овец. Некоторые из них - белые, другие - черные. Но подавляющее большинство - пятнисты. Кто-то в мелкую россыпь черных пятнышек, а есть и такие, кто поворачивается к вам белой стороной, скрывая другую, черную.
Голос его вдруг зазвучал совершенно по-Женькиному.
- Посмотри вокруг! Толпы слепцов рукоплещут вождям, развязывающим войны, в которых гибнут миллионы! Сильные мира сего легко приносят в жертву своим амбициям целые народы! Тебе же придется пройти маленький, но, правда, необходимый ритуал, для которого потребуется жизнь всего лишь одного ребенка. Юная жертва будет приглашена на веселый святочный маскарад. Внеурочный, разумеется, наши "святки" длятся вечно...
Никаких истязаний невинного младенца! Больше того, ребенок сам с удовольствием убьет ритуальную саламандру, утратив таким образом свою невинность. Тебе лишь останется умертвить маленького злодея. Дитя умрет легко, без боли и страданий...
После этого тебе больше не нужно будет убивать, ты будешь всего лишь время от времени менять состарившуюся бренную оболочку на новую и собирать воедино души. Каждая новая душа будет делать тебя всё сильнее и сильнее... Тварь дрожащая перестает быть таковой, когда получает право, и ты его получишь!
- Достоевский? Он, что...
- Тоже был приглашен и тоже струсил. Бедный Федор Михайлович... До конца дней он так и не смог избавиться от метаний. Его "Карамазовы" - попытка убедить самого себя в правильности очевидно неправильного выбора!
Творческие люди наделены развитой интуицией и хорошо чувствуют подвох, скрывающийся в любой вере. Им больше, чем другим, свойственно искать ответ на главный вопрос. Но порой им не хватает решительности, цельности. Взять этого чеха Чапека... Я встретился с ним в Берлине, куда вынужден был уехать сразу после революции. Тема бессмертия не давала ему покоя с юности, но всё, на что он оказался способен, это извратить сказанное мной в своей абсурдной пьесе, сделав меня прототипом жалкого Пруса*! Однако призрак саламандры так и не покинул его! - мой собеседник рассмеялся.
- Но сколько согласившихся! - продолжил он с энтузиазмом, - Если бы ты только знал, кто в наших рядах! Узнаешь. Тебе многое предстоит узнать!
Зутерберг подошел ближе и взял меня за руку. Нет, ладонь его не была холодной, как можно было ожидать... Напротив, она была горячей, обжигающей. Второй рукой он медленно провел перед моим лицом, поменяв окружающие декорации.
Я оказался в богатой гостиной, отделанной в духе извращенного барокко. Шелковые обои багряно переливались в тусклом огне свечей. Громоздкая раздутая лепнина в виде извивающихся ящериц подпирала по углам потолок. В мерцающем свете золоченые рептилии выглядели живыми. Казалось, что густая масляная позолота вот-вот начнет сползать по их спинам и тягучими каплями падать с кончиков хвостов на ковер.
Справа от меня расположилась маленькая сцена с опущенным занавесом, слева - зрительный зал в два ряда мягких кресел. От стоящего на круглом столике перед сценой трехступенчатого торта густо пахло ванилью и миндалем.
Вдруг двери напротив распахнулись. В гостиную неспешно вошли гости, одетые по моде разных времен, и расселись по местам. Лица некоторых из них показались мне знакомыми, двоих я даже узнал, хотя сейчас они выглядели иначе, чем на телеэкранах!
Занавес раскрылся. На сцену вывели мальчика в старинном камзольчике и с уже виденной мною маской-колпаком на голове. Лицо маски застыло в нелепой гротескной улыбке, выдающийся далеко вперед нос отвратительно покачивался при каждом движении ребенка. В правой руке малыш сжимал маленькую сверкающую сабельку.
Вслед за ним из-за кулис показался седовласый господин во фраке и белых перчатках, исполнявший, судя по всему, роль конферансье.
- А сейчас наш маленький, но храбрый рыцарь покажет, как ловко он сумеет сразить злобного дракона! После этого победитель получит подарок и кусочек вкуснейшего ванильного торта! Поприветствуем нашего героя!
Гости зааплодировали.
Яркое освещение сцены сменилось на тусклые синеватые отблески. Послышалась барабанная дробь. На сцену откуда-то с потолка опустилось ведерко, накрытое платком. Движением фокусника конферансье сдернул платок и ловко вытянул из ведра за хвост крупную черную с ярко-желтыми пятнами саламандру. Держа ее на вытянутой руке, он подошел к мальчику. Тупомордая тварь отчаянно извивалась, но мужчина не ослаблял хватку.
- Ну же, дружок, смелее!
Мальчик, продолжая улыбаться чужой улыбкой, постоял ещё немного в нерешительности, затем взмахнул сабелькой и отсек животному голову. Кровь брызнула фонтаном, окропив белые перчатки конферансье и кружевные манжеты маленького рыцаря.
Седовласый протянул мальчику обезглавленный труп и велел продемонстрировать его публике.
Зрители снова восторженно захлопали. "Браво! Браво! Какой удар! Какая смелость!.."
Внезапно аплодисменты стихли, и лица гостей, как по команде, повернулись в мою сторону. За моей спиной, прямо над ухом, раздался шепот:
- Ваша очередь. Отрежьте кусочек торта и угостите нашего маленького убийцу. Только не вздумайте сами пробовать. Ну-ну, не заставляйте мальчонку ждать. Он заслужил...
- Заслужил, заслужил! - поддержали гости.
Шептавший вложил в мою руку нож и слегка подтолкнул к столику. Под нетерпеливые шушуканья я сделал несколько шагов и остановился у пирога. Запах его был настолько силен, что вызывал головокружение, одурманивал. Будто во сне я отрезал ломтик и положил его на приготовленное блюдце. Внутренность торта, как губка, была пропитана густым миндальным сиропом...
Поднявшись на сцену, я подошел к ребенку и попросил снять маску. Аккуратно наколов на вилку кусочек торта, я уже было протянул его мальчику, но прежде внимательно посмотрел на него: ничтожного человечка, которого я собирался убить. Совершенно обыкновенный паренек, скуластый, с россыпью веснушек вокруг носа и чуть растерянным взглядом карих глаз. Таких сотни тысяч... "Может быть, когда-нибудь, и у меня будет такой..." - мелькнула ненужная, совершенно неуместная мысль. Я поспешил вытеснить ее другой: "Вырос бы отменным негодяем, или даже преступником..." "Или музыкантом, поэтом..." - тут же досадной помехой влезла следующая.
Что это, трусость, глупость, зависимость от нравственных догм? Ведь Зутерберг прав, это всё не имеет никакого значения в масштабах вселенной!
Нет добра и зла, есть только всеобщая гармония!
Важно лишь великое Знание, указывающее дорогу в бессмертие!
"...Да весь мир познания не стоит слезок ребеночка... Не стоит высшая гармония слезинки хотя бы одного только замученного ребенка..." - всплыли из глубин сознания обрывки давно читанных фраз. Или они явились извне, как последнее предостережение?
"Он назвал себя Каином... Уж не тот ли это Каин, что за убийство был проклят, наказан бессмертием?"
Мальчик смотрел на меня не отрываясь. И тут я вдруг осознал вечность: нескончаемое, бессмысленное кружение замкнутой, пожирающей саму себя спирали.
![цифровая иллюстрация [Buningit]](/img/u/ulxjana_kolesowa/pochtamtdowostrebowanija/dewochka_w_maske.jpg)