...только  проснёшься и можно ложиться обратно,
простыни тёплы - чуть встал, ничего не прибрали,
Знаешь ли, будущее вероятно, 
но у двери не стучат, да едва ли,
завтра, 
и, чтоб сократить ожиданье,
 надо уснуть, придавя ухо мягкой подушкой,
Книжку на пол (тем приятней, чем лучше изданье), 
и, огурца, если ты, из глубокой кадушки, 
не доставал, раздвигая укроп и петрушку 
(вилкой не портивши  хрупкий и хрусткий животик),
спи, пока дождь, отмывая игрушку 
будущих лет от песка, проявляет их профиль.
...Падает капля. 
- Банг-банг! - отвечает железо 
старых окон, отделенных коричневой шторой.
Там, за стеклом шевелится широкая бездна, 
дымная бездна желаний и звука. - Повторы 
были и будут у Цезаря и у Харона, 
но аккинак и картечи равно обрывают 
речи,  сложения тел, и узоры 
рода людского. Покуда еще добывают 
угль из земли, и младенцев из женского тела, 
всё повторится, дробясь на стеклянные сколы.
- Зеркало, вновь отразило, успело, 
брошенный камень, как глаз, устрашённый уколом, 
что закрывается.
            Морщится веко, старея, 
облако серого страха по коже гоняя 
змеем... Ты вспомнишь бумажного змея, 
что запускал, ничего о тот миг не желая
кроме 
Летал бы, вися на тугой жилке неба,
кроме 
Висел бы, болтаясь - на пальце прикручен 
лодкой, письмом, продолженьем себя там, где не был, 
или где сон, словно скрип давней лодки уключин, 
где только памяти длинные ряды бутылей 
в тёмном подвале, и отблески слабы по стёклам.
Спи. 
Хорошо бы, когда позабыли.
- Могут, должны, и, пока не истёк он 
срок, отведённый для вздохов, питья и доходов,
что завершают расходы, приходы, распятья,
помни, что в снах синяки от уколов проходят, 
легче, чем мягкие пятна проклятий,
что по одежде ложатся, как птичии ляпки софоры, 
будто скворцы наверху шумной стаей летали.
Спи, - реки медленно точат опоры 
дней.
- Чуть помедленней... 
Медленней... 
Стали...




Умрн.