|
|
||
СТИХИ
Евгения Умова
ПОКОЙ
Я погулял. Шутил не к месту,
Один раз потерял невесту
И что до женщин - был любим.
Но я любил бывать один.
Чтобы никто мне не мешал,
Не спрашивал, что ел, где спал,
Не видел пепла в одеяле,
И что живу как на вокзале.
Вообще люблю бывать один.
В неярком свете, в полутьме.
Я всем вам всё давно простил,
Так уж и вы простите мне.
/95
ТЕНЬ
Что есть причудливее тени,
Незамечаемой, знакомой.
В ней каждый миг твоих движений,
Оставшись прежним, всё же новый.
Ты посмотри как всё течет,
Глобальностью мозги сразив,
К закату даже тень идёт,
Твой образ странно исказив.
/95
ДАЛЕКО
Я помню всё. Запомнил всё.
Я помню каждое движенье,
Я вижу каждой краски звон,
Я слышу каждой птицы пенье,
Я каждый вид вращать могу.
Могу смотреть я с каждой точки.
Всё отзовётся позову,
Лишь посажу - пойдут росточки.
И вырастет кричащий свет,
Такой лишь небо нарисует,
Прошло уже так много лет,
Но ярче ничего не будет.
Один лишь вид не повернуть:
Берёзы, ветер, свежий холмик,
В глазах ограды синей муть
И побежал, и всё ...не помню.
Давно я не был у тебя.
Приду, лицом к земле прижмусь,
Вот-вот закончится война
И я вернусь, жди - я вернусь.
/96
СОЛНЦЕ. МОРЕ. КАПИТАН
Время всё рассудит верно.
Всех расставит по местам.
Тот, кто был, казалось, первым,
Безнадёжней всех отстал.
Кто разменивался всяким,
Пробросался и упал,
Много времени затратит,
Чтобы вновь найти штурвал.
По фарватеру кто плавал,
Кто боялся сесть на мель,
Вдруг направится на скалы-
Ему всё равно теперь.
Кто пыхтел из кочегарки,
Что в угле мечту проспит
Вспоминая смех цыганки,
Где на мостике стоит,
Он лежит разбитый в трюме,
Куда бросил моря шквал,
В ком и облик прежний умер.
А когда-то капитан.
Серым кто казался, странным,
Нелюдимым и глухим,
Стал лекарством твоим ранам,
Будешь душой в душу с ним.
Кто терзался, улыбнётся
И того не сбить волной,
Пока стонешь разберешься
И поймёшь кто есть такой.
/96
Мерным стуком жмётся сердце,
Песней давней и простой,
Открывает крови дверцы -
Ты здоровый и живой.
Синим глазом смотрит небо,
Окатив тебя волной...
Облачков привычным бегом,
Ты красивый и живой.
И шальное светит солнце,
Шапки копен опалив,
Превращая кожу в бронзу,
Ты так молод и ты жив!
Лёгкий ветер треплет тело,
Льнёт, щекотит, веселит,
Ты свободный, сильный, смелый,
Двадцать лет тебе на вид.
Криком птицы тает воздух,
Закрутив цветов кадриль,
И ты веришь, что ты создан
Приумножить этот мир.
Лёгким шорохом повсюду,
Ты плывёшь, раскрыв глаза,
Насладиться красок чудом
И запомнить навсегда.
Я такое знал однажды
И порадуюсь за вас -
Пусть такое будет каждым
Поймано сачками глаз.
/95
Есенин
Опустился вечер синим перезвоном,
Расцветают звёзды в темноте небес,
Больше уж не слышен ребятишек гомон,
Даже старый Цербер в конуру залез.
Ветер не посмеет нарушать покой,
Лишь прохладой веет, скошенной травой,
В воздухе туманом аромат цветов,
Месяц будто пьяный от ребячьих снов.
/93
Пристяжные рвут, коренная рвёт,
Под копытом лёд, только лёд и лёд,
Густой снег идёт,
И ямщик поёт, - гимн васильковым полям.
Бубенцов набат и извозчик рад,
Что один он сегодня и кругом ни души...
Мы сидим, мы смотрим в огонь,
И мы видим всё, кроме пламени,
Словно стая чёрных ворон,
Закружили ветра нашей памяти.
Наша память, как раненый зверь,
Наша память - изорванный лист,
В жизни твоей будет много потерь,
Закрой глаза, засни и проснись.
А вороны кружат и кружат,
Замыкая кольцо над тобой
И костёр догорает, дымясь,
Ты забыл все дороги домой,
Ты не помнишь их ни одной
И не знаешь, что будет с тобой.
А почему бы мыслям мухами не быть.
Вот жужжит одна такая, и так тебя и этак,
А думать-то об этом совсем не хочется,
Просто нельзя, иначе двигаться перестанешь.
И вот гонял ты её, гонял. Доняла она тебя.
Надо избавляться. Хлоп её на штанине, ага, всё.
Только и рука и брюки в дерьме каком-то.
Вот так бывает гоняешь мысли допингами всяческими,
Раз очнулся, а ты в бачке каком-то мусорном.
Может пусть летают...
Скомканная простынь, подушка в стороне,
Разметалась осень, спит лицом к стене.
Летний дождь по окнам метрономом льёт,
Плачет, стонет, любит, но не позовёт.
А заснула осень очень крепким сном,
Ей не слышно грома за мирским окном.
Осень неподвижна, в комнате темно,
Прозрачно тихим стоном светится стекло.
За окном беснуясь море звуков, визг,
Шорохи ночные, танец шумных брызг.
Только здесь спокойно, странно и легко,
И часы сломались, время далеко.
Этот мир наполнен небом,
Синим запахом мечты,
Криком птицы, звонким эхом,
Тонкой стружкой красоты.
И не ты пришел, а ветер
Сквозняком прошелся вдаль,
Каруселью звёзд отметил
Неба тонкую вуаль.
Вот прошли четыре года.
Все проблемы решены.
Четыре года, будто роды,
Терзали плоть моей страны.
Четыре года вы болтали,
Четыре года пили кровь,
Ну, а теперь мы все устали
Слышать речи вновь и вновь.
Речь за речью льётся плавно,
А в стране такое... жуть.
Неужели так бесславно
И закончится наш путь.
Тебя искал, не раз с дороги сбился,
Но не в твоё болото рухнула стрела,
Костюмчик твой с болотной кочкой слился,
Его сменили лебедя крыла.
И недотрогой, дивной гордой птицей,
Хранящей заколдованность трясин,
Слепящей белоснежною зарницей,
Ты взмыла над верхушками осин.
И шепот удивления прорезал
Доселе молчаливейшую глушь,
Вздохнул болотный лес облезлый,
И охнули тоской чернила луж.
А я ослеп, надолго потерялся,
Лишь к вечеру нашел свои глаза,
И долго истерически смеялся,
Ломая лук и зарекаясь навсегда.
СОЛНЦЕ
Мы солнце закрываем сами.
Оно всё время светит - нет,
Ведь нам не терпится руками
Закрыть идущий жизни свет.
Себя расстроим только сами,
Мы заблудились, где ответ,
Звеня уже в замках ключами,
В трёх соснах мечется наш бред.
А ключик только повернуть,
Войти не закрывая двери,
Чтоб виден был идущим путь,
Всем тем, что мечутся как тени.
И в редких жиденьких кустах
Мы потеряли нитку веры
И здесь нас обретает страх,
А страх влечет собой потери.
И всё. И небо грозовое,
И мельтешащий мелкий бес,
И недоверие слепое,
Нас загоняют глубже в лес.
А рядом поле, веришь, поле,
Но надо выйти, выйти, да,
Пока ты выйдешь на раздолье
Минут года, года, года.
И выбрось компас - стрелка врёт,
Она сама от страха шкалит,
Не компас справил тот полёт,
Что осенью кричит над нами.
Всё ерунда, всё хорошо,
И чаща та - обман, не больше,-
Увидишь солнце и найдёшь
По солнцу путь намного проще.
СЛАБЫЙ ХАРАКТЕР
Собаки идут упряжкой,
Лошади бричку рвут,
И ездовой с оттяжкой
В дело пускает кнут.
Лошадь, взбрыкнув игриво,
Понесла, разогнувши грудь.
Мимо дороги, мимо,
Сама выбирая путь.
В чистом, заснеженном поле,
Петли видны русака,
Лошадь танцует на воле,
Забыв своего седока.
Душу можно изгадить,
Можно в неё наплевать,
Но ни один из смертных
Не в силах её растоптать.
Душа - это то, что всевышним
Как руки и ноги дано,
Но уничтожить её, поверьте,
Действительно мудрено.
Времени она неподвластна,
Душа остаётся такой,
Как если бы ты был мёртвый,
Как если б ты был живой.
Душа от рожденья - чистое поле,
Неведом которому плуг.
Душа как природа, всегда на воле,
Какой бы ни мучил недуг.
Душа как ребенок, открыта, нелепа,
С годами лишь только на ней
Вьют свои гнёзда вороны, из пепла,
Из жизни, из грязи, из лагерей.
Сломив человека, ты душу не вынешь,
Не сможешь её прочитать.
Попробуй и сам ты, как свет ты покинешь,
Только лишь богу душу отдать.
Моей болезни нет названья,
Но я болен, я знаю, я рыба пиранья,
Я индийский слон, я сиамская кошка,
Я загаженный голубь на грязном окошке.
Я мыльная пена, я мыльный пузырь,
Мне нездоровится ,где поводырь.
Я капля солнца в нефтяной луже,
И болезнь моя всё хуже и хуже.
Ты поэт, и я поэт. Ты погиб, а я еще нет.
Ты жил, сгорая, и я сгорю, оставив за собой всё, что люблю.
Разгулялся ветер по убогим крышам,
Яблоня-береза облетела вся.
Окрик журавлиный в серой мгле не слышен,
Вздыбилась, прогнулась русская земля.
Христос висел, омытый слезами.
Сизиф потел, убитый трудами.
Геракл затеял играть с небесами,
Кентавры топтали поля табунами.
И каждый был занят своими делами.
Люди плачут от боли, обиды и страха.
Будь икона, корона, кольчуга на них, или просто рубаха.
Люди плачут от боли, обиды и страха.
Куда приложиться, где обрести,
Куда мне податься, чтоб легче нести.
Что мне нести, я опять же, не знаю,
Что я оставлю, сказав, "умираю"...
Тетрадки надуманных, глупых стихов,
А может - друзей, а может - врагов,
Быть может - улыбки, быть может - плевки,
А может быть - в душах свои островки.
Муха бьётся о стекло,
Весело, ей богу,
Видно дуре не найти
Верную дорогу.
Мотылёк на свет летит
И в костре сгорает,
Как он жил, зачем он жил,
Сам того не знает.
Та ли моська молодец,
Что бездарно лает,
Или та, что сжав клыки,
В ранах умирает.
Ну, а я всегда в пике,
С самого рожденья,
Дар беспечности в руке,
В груди - стихотворенья.
Я не стану седым никогда,
Потому, что седым родился.
Я с коровами пил из пруда,
На чужие седины молился.
Я не стану седым никогда,
Так сказала мне ива плакучая,
Так сказало мне солнце тогда,
Собираясь укрыться за тучею.
Я не стану седым никогда,
Так сказали мне бабки убогие,
Что не будет мне в жизни окна,
А погибну в дороге я.
Ты прости меня, родная,
Если я неласков был.
Ты прости мне, дорогая,
Что тебя я не любил.
Ты прости мне наши ссоры.
Я - причина твоих слёз.
Не нашла во мне опоры,
Я играл, а ты всерьёз.
Мне казалось временами,
Что ты лучшая из тех,
Что остались за спинами,
Что растаяли как смех.
Мне казалось, что ты сможешь
Победить людской порок,
Жизни грязь в костёр положишь,
Ты смогла, а я не смог.
Ранним утром встану
И, поставив кофе,
Шаркая ногами
Подойду к окну.
Ничего не вижу,
Ничего не слышу,
Никуда сегодня
Снова не пойду.
Косые капли на стекле,
Окурок, пепельница, ложка.
Где, господа, взять силы мне,
Я, господа, устал немножко.
ПЕСОЧЕК
По песочку, по песочку,
Речки берегом пойду.
Пусть мои босые ножки
Здесь немного отдохнут.
Семеню, переминаясь,
Каждым шагом лечит он,
Разворачивает плечи,
Изгоняет хвори вон.
Клеит душу, правит тело,
Золотит подошвы ног,
Его солнышко нагрело,
А тепло ему не впрок.
И он делится как дети,
Отдаёт всё без лукавства,
Может я не всё заметил,
Может лучше есть лекарства.
Листочек клетчатой бумаги,
Ты превращаешь в самолёт.
Аэродрома им не надо,
Не нужен штурман и пилот.
Не страх нелётная погода,
Нет пассажиров на борту,
Он самый маленький из рода,
Не самый быстрый на лету.
И есть в нём трогательность мая,
ШумнС летящая из школ,
В асфальта лужи попадая,
Или на длинный школьный пол.
Рука навряд ли была злая,
Вниз отпустившая его...
О чём ты думал, закрывая,
Сквозняк несущее окно?
Глаза следили неотрывно,
Вниз камикадзе проводив,
В уютном, тесном классе пыльном...
О чём ты знал, окно закрыв?
И ветром в луже закружившись,
Листочек таял, за стеклом,-
Твоя весна листком кружилась,
Ты помнишь, что было потом?
И на губах её остались
Насилья липкие цветки.
Ребёнок
Кто-то был ещё,
Не знаю.
Кто-то был ещё -
Ушёл.
Что-то рисовал,
Слезами,
Что-то всё искал
И не нашёл.
Разбиты коленки бывали,
Рожица вся в пыли.
Тогда ещё сдачу давали
И голос свой берегли.
Полетела осень.
Ветер кружит листья.
Красная рябина
Опустила кисти.
Пасмурное небо,
Дождик моросящий.
Жалкий стон природы,
Грустный,но манящий.
Волчья луна, ведёт под уздцы,
Летнюю ночь в саване белом,
Безжизненным светом лаская рубцы,
Уставшей природы, душою и телом.
И синее небо, как символ печали,
Плетётся, даруя ветрам тишину,
Даруя забыть им, как ставни стучали
С неистовым скрипом на рваном ветру.
А солнце уснуло, блаженно закрывши
Уставшие веки бескрайних степей,
Луна серебрит потемневшие крыши,
Играя на арфе недвижных ветвей.
Р.Френклаху
Талант его сохнет, не успевши развиться,
И внешность его годам не под стать,
Он тот человек, что мог бы разбиться,
Если бы дали возможность летать.
Зима - снег, а осень - слякоть.
Лето - зной, весна - ручей.
Глаз - смотреть, а больно - плакать.
Мозги - думать, мир - ничей.
Церковь - место для свечей.
Солнце - свет, а небо - синий,
Крыша - дом, а пол - ходить.
Душа - тяжесть, душа - силы,
Вера - верить, мир - любить.
Ветер, русалка хохочет.
Ночь опустилась вокруг.
Леший хворост волочит,
За ним водяной - его друг.
Баба Яга в избушке
На свете трещащей свечи
Зловеще взбивает подушки,
Ворон сидит на печи.
Всех перевешали, письма прочли,
Сердечные строчки в топке сожгли,
Отцов расстреляли, убили их мать,
Оставив малых детей умирать.
А время не терпит, время идёт,
Холодные стены, убранство их - лёд.
У этой стены снова кто-то умрёт,
По воле чужой закончив полёт.
Если вверил ветрам свою голову
И забыл ты о том, Кто ты есть,
То ты можешь, прости меня, Господи,
За решётку по глупости сесть.
Ласковой и нежной бывает только осень,
Задумчивой и грустной, укрытой светлым сном.
Холодные рассветы вплелись в тумана просинь,
И сердце словно тает как иней за окном.
Никто не вернёт страны сыновей,
Ушедших по мановенью бровей.
Небо, чистое синее небо,
Бескрайни просторы твои.
Небо, вот где я не был -
Там, где надрывно кричат журавли.
Смотреть люблю на поплавок.
Минуту может быть, ну десять,
Потом ругаюсь, шлю плевок
И думаю, что лучше сети.
Крючка не хочешь, хорошо,
Давай посмотрим, как ты скажешь,
Что в сети дырки не нашёл
Коварный лещ, вот будет радость.
А на охоту - не могу.
Не знаю, объяснить не в силах.
Чем беззащитных застрелю,
Я лучше сам от пули сгину.
Вот странно, явная же вещь -
Рыбалка тоже как убийство,
Ведь умер тот коварный лещ
И сеть была ему как выстрел.
Но я люблю её, люблю,
Рыбалку, чёрт возьми, любую.
За упоенья тишину
Её как женщину целую.
И каждый раз я удивлён,
Мне рыбы жареной не надо,
Мне нужен воздух, водоём,
И глубина воды и взгляда.
Тут мысли путаются, смех,
Кто в силах здесь меня поправить,
Что ловля рыбы тяжкий грех,
И что же делать мне, оставить?
Я с острогой ходил и с бреднем,
И раков многих свист прервал,
Их вздох кукана был последним.
Выходит, всех их убивал.
И почему-то горько стало,
Как будто растоптал цветы.
Рыбак, прости, что испохабил
Рыбалку - маму красоты.
Сегодня был ли ты собою,
Или безвольное ничто,
С понурой буйной головою,
Шептало: "Что уж... всё прошло".
Когда-нибудь ты был собою,
Или актёришка играл,
И вместо силы за свободу
Ты мелочь в шляпу собирал.
И завтра, будешь ли собою,
Как полы шляпы теребя,
Себя почувствуешь изгоем...
Но не от них, а от себя.
Душа прострелена тоскою,
Тоски веревки скорбный вид
Торчит обломанной стрелою
И я - душевный инвалид.
В душе моей темно и сыро,
Она из лужи напилась.
И я смотрю, смотрю уныло
Поверх голов, как будто князь.
Но сеновала детские метели
Уколом памяти ножа
Напомнят песню той свирели
И вздрогнет, вскрикнет вдруг душа.
И поскользнётся, ввысь взлетая,
И распластается, дрожа.
Года бумерангом шальным пролетели,
Безжалостно гнёзда мои потроша.
А любил всего лишь раз.
Понял это лишь недавно.
Блеск далёких дивных глаз
И сейчас зовёт нирваной.
Чуть забудуcь, а нет - нет
И подкатиться комочком
Снег далёких детских лет,
Шарик жизни той порочной.
А ведь я не изменился,
Может быть чуть стал серей,
Чуть нахохлился и слился
В стае лиц, как воробей.
Не чирикаю, не смею
Потревожить лиц покой.
Сам с себя теперь хмелею
И стою одной ногой.
Чуть покажется, что знаю,
Свет забрезжит еле где,
Снова ногу поджимаю
И смотрю в глаза судьбе.
А нога уж затекает,
На одной не простоишь
И пунктиром мысль шагает
Гулкой жестью прошлых крыш.
И старушка, та, что бредит
Дымом серым впереди
Примеряет мне уздечку
Мило шепчет - "погоди".
У меня картиной этой расширяются зрачки:
"Ты что, старая, с приветом?
Я на правильном пути".
Пусть я шёл как ходят дети,
Всё равно след не стереть,
Я за свой пунктир ответил,
Мне уздечку не надеть.
Никто не отругает, не пожалеет так
И ни орёл, ни решка, ребром стоит пятак.
Никто так не проводит и не закроет дверь,
Никто меня не встретит, не позовёт теперь.
Ах мама, моя мама, безмерно виноват,
Слова застрянут в горле, конечно, я был гад.
И никому не скажешь, да и поверит кто,
Что вижу я ночами твои платок, пальто.
Что вижу твои руки, смотрю в твои глаза
И просыпаюсь с чувством, что за окном гроза.
Вокруг темно и тихо, но где-то гложет звук
Нанизанного сердца неравномерный стук.
То еле-еле слышно, то быстро застучит
А то и вовсе странно, как будто замолчит.
Потом вдруг резко ёкнет и мелко задрожит
И уж совсем прозрачно, по капле побежит.
А уж потом забудусь глухим провалом сном,
Грозу пусть даже будет не слышно за окном.
Переверните карту аккуратно,
Не торопитесь на дорогу класть,
Перемешаете колоду многократно,
Пока откликнется потерянная масть.
Мешайте неосознанно, как пьёте,
Дрожанье рук пусть не тревожит вас
И может быть как в сотый раз начнёте,
Колода даст возможность на контраст.
Примите должным проигрыша трепет
И продолжайте карты проверять,
Безропотно стараясь не заметить,
Что вытащили битую опять.
Наступит день, колода поредеет,
Черты лица покажутся острей,
Пусть невидимка карта постареет,
Она от этого становится сильней.
Волчья стая так похожа
На летящий в небе клин,
Только след её тревожней,
След в народе не любим.
Нет в ней грусти, есть тревога,
Снега вздыбленного кровь,
Нет ей равных по дороге,
Поскользнулся - жизнь готовь.
Холодом тебя уколет,
Заглянёшь ты им в глаза,
Сколько в них тоски и боли,
В них есть что-то от ножа.
Сколько в них увидишь страсти,
Неосознанной, слепой,
В их колоде две лишь масти,
Или мёртвый, иль живой.
Крик волка не журавлиный,
Уходящий в облака,
Но такой же долгий, длинный,
Проникающий до дна.
Снегом сумерек зовущий,
Крик протяжнейший "приди!...",
Неизбывной песней рвущий
Нотки отзвука в груди.
Где-то, снегом утопая,
Там, где светит лишь луна,
Волк зовёт, зовёт, не зная,
Что один он навсегда.
Нет, прошу, не надо пули,
Сердцем надобно понять,
Совместив прицел и мушку,
Будешь в зеркало стрелять.
Душа ль найдёт тогда покою,
И обретет ли твёрдый взгляд,
Когда нетвёрдою рукою...
Нажму, и мозги полетят.
ЛИГОВСКИЙ ПРОСПЕКТ
В залитом светом переходе,
В сотне метров под землёй,
Он шарил по полу руками,
Не сразу понял, что слепой.
Рука почти касалась палки,
Каких-то доль не дотянув,
И возвращалась,
Камень гладя,
Изящно пальцы изогнув.
И руки шли, неверным ходом,
Чернея, собирая пыль,
Слепой надеждой на движенье
Белела палка поводырь...
Он встал с колен, не отряхнувшись,
Сжимая поданную трость,
"Спасибо" буркнул и запнулся,
Смотрел он рядом, мимо, сквозь.
Да, он смотрел и улыбался,
Растерянно, по детски так,
Он был доволен, что поднялся,
Что трость опять в его руках.
От провожатых отказался,
"Я потихонечку", сказал,
Спросил о времени, и снова,
Несмело палкой застучал.
Серебристым изломом реки
Бегут вены красивой руки.
В траве кожи, неслышно журча,
Бегут вены вниз от плеча.
Нарисованный кровью узор
Паутинками спрятанных нор
Оплетает всю землю, спеша,
Ветром сердца привычно дыша.
Что такое предел? Что такое любовь?
Есть возможность рождения смертью?
Как приходят громады непонятых снов?
Где границы пространства, измерьте.
Подождите, измерите смертью.
А пока поспеши надышаться огнём,
Что заставил вас за руки взяться,
Эту жизнь будет лучше измерить вдвоём
И один раз, последний, расстаться.
Какой ты странный, русский, странный:
Тебе прижиться тяжело -
Тропинка, лес и уток стая
Предел сознанья твоего.
Нет, не пойми, что ты такой же,
Я о себе, а ты - другой.
И мне навряд ли Крит поможет,
Его шуршанья зной - чужой.
Нет звона, что заложит уши
Неправдой ведьмой тишиной
Ты тишину умеешь слушать?
Тогда поехали со мной.
И вот как только мы вернулись,
И что искали не нашли,
Напились, выспались, очнулись -
Обратно бы... пешком пошли.
Знаешь меру - очень мило,
Я её не знал совсем.
Даже если я пил пиво,
Я наутро был ничем.
А о водке нету речи,
Меры не было ни в чём,
Пил везде, при первой встрече,
На работе, за рулём.
Пил я много, очень часто,
Развлекался, развлекал,
С бед и с радости, с ненастья,
Просто так и "чтобы знал".
И в итоге, кроме боли,
Глупых слов и пустоты,
Ничего я не усвоил,
Не увидел я, а ты?
Страдаешь ты тихо, не скажешь ни слова.
Уж лучше бы криком, но нет, тишина.
Страдать ты готова, и верить готова,
Но есть проза жизни, а это ... слова.
И это лишь ручка прошлась по бумаге
В надежде отдать всё и верить, что "да".
И верить, что мы друг у друга отняли
Всё то, чем мы жили, чем были, сполна.
Убогие строчки меня не украсят.
Я тот, что я был и останусь и есть.
Я только люблю - вот и разница разве,
Тебя пронести и на жизнь и на смерть.
Всё проходит. Деньги. Люди.
И любовь, которой ждал.
Лучший друг тебя забудет,
Домом может стать вокзал.
ТЕРПЕНИЕ
На ватман я не претендую,
Меня хоть калькою сподобь.
Пепел сыплется. Не знаю,
Сколько ждать твоей руки.
Руки в косы заплетаю,
Не уйти мне от тоски.
Ветер что ль спасёт бродягу,
Дождь ли, изморозь, ведь нет.
Только свет спасёт беднягу,
Свет в окошке, просто свет.
Просто свет и занавеска
Призадёрнута рукой.
Я твоей руки дождался,
Где-то рядом и покой?
Время идёт. Очень странно.
Лица слились. Поворот.
Скорость - лекарство для странных,
Хочешь, не хочешь - зовёт.
Скорость так греет, так лечит,
Даром себя сознаёшь.
Пусть поворот искалечит,
Пусть похоронят, заснёшь.
.С листа бумаги, оторвавшись, полетел,
Пока слышно чуть музыки дыхание.
Взмах рук и пилотажа беспредел
Причудливо буравит подсознание.
Когда-то я боялся высоты,
На крыше не вставал я близко к краю.
Сегодня край со мной на "ты",
Со мной как со щенком играя.
Я забываюсь вызванным скольженьем
И уношусь неведомо куда.
Какого-то сиянья притяженьем,
Которому скорей всего слуга.
Никто не знает где я, да, не просто
Мне самому себе мельканье объяснить
И высота зовёт по мере роста
Обрезать возвращенья нить.
Да, он тяжел, он мне лицо стирает,
Высотный серебристый плен,
Ведь если нитку слова потеряю,
Я не вернусь или вернусь ни с чем.
И приземляясь ртом заиндевевшим,
Оставившим в пространстве свою прыть,
Измотанным, как будто постаревшим,
Мне хочется скорее всё забыть.
Попробовать, проснувшись, просто жить.
Пусть не летать, пусть просто плыть
И крыльев груз с себя сложить,
И перестать копытом бить.
Но... взмах руки - полёту быть.
Рваным небом застыл город,
Асфальтом кожи родинок домов,
Ногами длинными поджав дороги
Фонарного света пальцев столбов.
И серыми, прозрачными глазами,
Вращает в приступе дождя,
Закашлявшись под нашими зонтами,
Вплотную к проливному подойдя.
Наколки памятников, синие от влаги,
Состарившись в потоке новых лиц,
Проигрывают времени, бедняги,
Свой гордый, бессловесный блиц.
Дождя вращением агония застыла.
Дыханием залива разойдясь,
Стихия линза, снизойдя, простила
Льву городу неубранную грязь.
И город сушит, в сумерках немея,
Гриву крылатых деревьев костров,
Растерянно думая, что облысеет
Обритый станками коробок домов.
Мятежно встрепенувшись, забывает
Протяжные конвульсии дождя,
Закрыв глаза, рассеянно мечтает,
Пылая сердцем вечного огня.
Водой гранита треснули ладони,
Бег твоей крови - наша маята.
Осенний город сон пронзительно спокоен,
Величественный, строгий ... сирота.
Что искал я, не то ли, что бросил,
Ветром наглым в лицо ей смеясь.
Каждый год я искал тебя, осень,
Чтобы ты уняла мою страсть.
Что я видел в тебе, твои косы,
Тонкий запах последнего дня,
Из вещей, что обычно ты носишь,
Даже лужи манили меня.
Ты наверно манила не грязью,
Не промозглостью голых плечей
И не длинною плетью ненастья,
Ты манила любовью своей.
Врут, что время для песни любовной
Говорливой весною дано,
Только кошкам, наверно, бездомным,
Как и с кем и зачем, всё равно.
Так животная страсть вместе с соком
Разливается в жилах людей,
Повезло им, что пусть и далёко,
Громче кошек поёт соловей.
Звонко тихо в осени милой.
Нету топота лета коня.
Покраснела, войти попросила
И осталась, молчанье храня.
И вязанье своё распускает
У закрытого в лето окна,
Еле слышно тебе напевая:
"Ты искал тишины - я твоя".
Похороним, будет поздно
Объяснить, что ты любил.
Запоздалы будут слёзы,
Когда час уже пробил.
Запоздалые прозренья
Будут до смерти терзать,
Под уныло дьяка пенье
Милых слов уж не сказать.
Будешь видеть эти руки,
Вспоминать походку, всё,
Запоздало сдавит глотку,
Ты был сыном для неё.
Будешь думать, что ты сделал,
Для неё, ему, иль ей,
И лицо твоё зальётся
Краской стыдной до бровей.
Поздно будет постараться
Сверить чаянья людей
Под истошный крик занозный
В крышку загнанных гвоздей.
Ведь никто, как ты, не верил
Этим людям, их глазам,
Их любовью жизнь измерил.
А попробовал ли сам.
Странной мыслью скован ветер
В пожелтевшей голове.
Опадают листья, вечер,
Солнышко осеннее.
Прорубь, страшное, скользкое место,
Мне приснилось сегодня во сне.
Появилась внезапно, без треска
И рисует теченьем на мне.
И не лунка, причуда рыбачья,
Не пешня там разрезала лёд,
Не искрящейся речкой прозрачной,-
Прорубь чёрной водой искупаться зовёт.
Край неровный, зазубренный, рваный,
Чёрной пастью с зубами из льда,
Струящейся холодом раной,
Рядом с прорубью нет ни следа.
Ни тропинки, ни звука, ни следа ведра,
Ничего, кроме снега и воздуха нет,
Лишь дыханье моё, чуть с надрывом сперва,
Да уверенный сзади ног моих след.
Приближаюсь, оставив сомненья и страх,
В рукавицах руки ощущая пожар.
Еле слышная дрожь появилась в ногах,
Ворот рубашки тесен мне стал.
Уж почти подошел и остался лишь шаг.
Ощущения нового дикий полёт...
Вдруг поплыл мне глаза застилающий мрак,
И погасли и сон мой, и прорубь, и лёд.
Прорубь - страшное, скользкое место
Мне приснилось сегодня во сне.
И проверив, на месте ли крестик
Я очнувшись, отряхивал снег.
Штукатуркой серой опухают стены,
Панцирной кровати старенький матрац,
Капельниц иголки ковыряют вены,
Огонёк задора вспыхнул и погас.
Свет дневной окошка, кружка, мыло, ложка,
Гадкий кипятильник в тумбочке лежит,
Драных карт колода, сахару немного
И таблетка рысью в пищевод бежит.
Запах туалета и бумаги нету,
И в столовой стульев явный недочёт,
Весело в больнице в особенности летом
И всё куришь, куришь ночи напролёт.
Утром входит доктор, говорит осмотр
И губами водит, будто воздух пьёт.
Да у Вас серьёзно, хорошо не поздно,
Через годик, милый, и у вас пройдёт.
Дверку закрывает, пациенты знают,
Что сегодня доктор больше не придёт
И с сестрой-матрёшкой в тысячу играют,
И больничный юмор пересолом прёт.
А потом зелёных, песен папироска,
Процедурой общей серый фон собъёт.
Что нам этот доктор, будто рыбкам зонтик,
Всё у нас сегодня к ночи заживёт.
Поговори со мной, о чём - не знаю,
Да честно говоря, и всё равно,
Теперь под утро только засыпаю,
Уж на морозной улице светло.
О радостях, о свете расскажи мне,
Бальзамом тихий голос твой.
Я засыпаю только на рассвете,
Не знаю, что теперь со мной.
Я буду слушать о твоих тревогах,
Расправиться с сомненьем научу,
А скажешь - нет, не надо мне совета,
С улыбкой ожиданья замолчу.
Ты просто хочешь выговорить, что же
Попробуй, постарайся, говори
Я знаю, обязательно поможет,
Изложишь мысли накипевшие свои.
Но только ты не жалуйся, не надо,
Другие чувства и напевы есть,
О настроении пожалуйся бумаге,
Она проглотит, съест любую весть.
Не хочешь, ты не пробовал, попробуй,
Листков бумаги на земле не счесть,
Поставишь точку, выдохнешь свободно
И может быть уснёшь, да, так и есть.
Хочешь знать причину боли?
Всё открою, подожди.
Тому причиной слабость воли,
А не разлука, не дожди.
Тому причиной не безрыбье
И не отсутствие любви.
Она в тебе - твоя причина.
В себе её и устрани.
Говоришь ты, безобразен,
Окружающий нас мир?
Загляни в себя поглубже
Что увидишь там? Сортир?!
Ну прости, прошу прощенья,
Нету, знать, в тебе греха,
Но берут меня сомненья,
Ты единственный тогда.
А не видишь ли ты связи:
Вязь мороза и ладонь.
Этот мир тобою грязен,
Так что ты его не тронь.
В дороге много пригодится,
Что раньше встретили глаза.
Как жаль, что взять всё только снится,
Как жаль забрать с собой нельзя
И дом, забытый в подмосковье,
Его обнять да унести,
Телёнка мык почти коровий
В траве на речке попасти.
Мир этот детством просветленный
Сложить крупицами в карман.
Ты спишь убитым, озаренным
А просыпаешься, обман ...
Нет, ни о чём я не жалею,
Лишь вспоминаю я любя,
Лишь детство душу мою греет,
Там настоящий был, там я.
И топки жар всё ближе, ближе.
Мне б только руки не обжечь.
Слова в огне слезами брызнут,
Я буду голова без плеч.
Опустошит меня, наверно,
Испепелённость языка.
Язык огня - он самый смелый
Язык огня сильней слегка.
Я отслужу им панихиду
И в урну пепел уроню,
Только б никто, никто не видел,
Когда и где похороню.
|
В домашних тапочках, по лужам, По пояс голый, без креста, Он головой своей простуженной Всё понял. Видишь, жизнь проста. Улыбкой детской, простодушной, Несущей вечность и добро, Он сбросил груз ему ненужный И вышел на люди. Никто. Он не хотел казаться диким, Лишь опостылел внешний вид. Он не хотел лишь быть безликим, И он пошел, отбросив стыд. Он шел, безумец перевертыш, В бреду своём смеясь, твердя "Опомнись ты, и ты опомнись. Вам стадом быть никак нельзя. С утра до ночи вы пасётесь, Вам остаются только сны..." И окончательно поверив, Безумец снял свои штаны. Представ пред миром оголённым, Босым, сердечным и простым, Простуды мыслью окрылённый, Он стал как бог и бог был с ним. И бог простил ему нагому Безумный блеск его глазниц, Как всё прощается готовым Себя пожертвовать другим. Он шел нисколько не стесняясь, Чуть скованно сминая шаг, Он шел, лишь на себя равняясь, И люди думали: дурак. Волос намокшие косички Легко спадали на лицо, Где чуть глазам его мешая, А где над бровью сбив кольцо. И отворачивались люди, Презренно пальцем показав, Наверно путь твой, милый, труден. Смеяться в голос вдруг начав, Не понимали, что смеются Не над соседом, над собой. Им не понятна была жертва Нагого с мокрой головой. Иные визгами веселья Старались взгляды всех привлечь. И те, что были чуть с похмелья, Не понимали о чём речь. Нахмурив брови, свив гримаску, Поёжившись в своём пальто, |
Мадам головкой покачала, Садясь в роскошное авто. А он всё шёл, открытым телом В надежде мир весь разбудить. Уже и шаг его стал нервным, Глаза готовы были плыть, Но он не прятал взгляд прозрачный, Он не пытался увильнуть, В прохожих лица и гримасы Стараясь глубже заглянуть. Он знал, что где-то есть два глаза, Его способные принять. Но ведь о том, что он их ищет Глаза те могут и не знать. Короткой мыслью оглушённый, Как будто кто её воткнул, Вдруг встал на месте пригвождённый, Он поднял руки и вздохнул. Затрясся всей своей природой И неуклюже побежал, Разбрызгав лужи по дороге, Как будто кто его позвал. В его ускоренном движеньи Была растерянность видна, Лишь убежать, об этом думал, Лишь убежать, но как, куда. В проёме тёмной подворотни, Где сверху щелью дождик капал, Остановившись грязный, потный, Он понял, что бежал и плакал. Он задыхаясь в стенку вжался, Стараясь в камень весь проникнуть И тихо-тихо засмеялся. Вдруг кто-то сзади его кликнул. То был старик, седой и с палкой, Всей своей немощью дрожал. С лицом, познавшим много горя, Который многих провожал. Старик немного был растерян, Но понял, видимо, что с ним. Глазами встретившись, поверил "Пойди домой и ляг, поспи". И человек обмяк медузой, Чуть покосившись на ногах. В глазах его стояла осень, Её не выразишь в словах. Увидев тщетность всех стараний, Старик отдал ему пальто. Отчаянный герой исканий Теперь он стал совсем никто. /96 |
Мыслей новых не бывает,
Что ни тронь, как мир старо.
Мысль лишь форму обретает,
Попадая под перо.
Было в ней что-то запредельное и, одновременно, успокаивающее.
День олицетворяла суета и мелочь,
В ней он находил что-то большее.
Он называл её ночь.
Было в ней что-то запредельное и, одновременно, успокаивающее.
День олицетворяла суета и мелочь,
В ней он находил что-то большее.