Эта история случилась уже очень давно. Так давно, что, мне кажется, её и не было вовсе.
Но это неправда. Всё это было.
Лена Мерзляк была из семьи врачей. Весьма уважаемых и достойных людей.
Мама - Рита Яковлевна была опытным врачом-практиком.
Как-то на свадьбе у своих хороших знакомых, какой-то элегантный мужчина, наслышанный о её диагностических способностях, рассказал ей о симптомах своих заболеваний. Она, недолго думая, предложила тому раздеться. Легко можно представить физиономию человека, которому импозантная стройная женщина с серьёзным видом предлагает разоблачиться в публичном месте за праздничным столом.
Тогда Рите Яковлевне было едва за сорок лет.
Папа - Ефим Исаевич работал в Медицинском институте профессором по педиатрии. Уровень медицины в городе Караганде в послевоенные годы был очень высок, благодаря множеству сосланных из Москвы и России репрессированных врачей. Да и вообще интеллигенция Караганды состояла из образованейших людей в 1960-ых и 1970-ых годах.
Вот среди этих людей Ефим Исаевич и писал свои диссертации.
Он всегда казался мне очень замкнутым человеком. Я хорошо помню его строгий твёрдый взгляд уверенного в себе человека.
В конце 1970-ых годов ему благополучно вырезали злокачественную опухоль. Сам такой факт нисколько не изменил ни его привычек, ни отношения к жизни.
Удивительно цельная натура была у Ефима Исаевича Мерзляк.
Родители души не чаяли в своих дочках: Леночке и Исанночке.
Я хорошо помню пухленькую и взбалмошную Исанну, она была лет на двенадцать младше Лены и сильно допекала её своими капризами.
Лет в 12 младшая напилась назло родителям лекарств.
Так обычно мечтают глупые дети мстить родителям за их строгость. Исанна воплотила свой протест против обучения игре на фортепиано в жизнь.
Я помню, как мы скрывали этот факт от всех окружающих людей. Пожалуй, я впервые публикую этот эпизод её детства. Он мог испортить её будущую биографию. Не думаю, что теперь он имеет какое-либо значение в её взрослой жизни.
Тогда всё обошлось клизмой и полной чисткой организма от всех естественных загрязнений. Здоровье Исанны, слава богу, никак не пострадало. Нервное потрясение родителей и близких родственников осталось единственным ущербом, нанесённым её идиотским поступком.
Но заниматься музыкой Исанну больше никто не заставлял.
Сейчас родители вместе с Исанной живут где-то в Израиле, кажется, в городе Хайфа.
Я познакомился с Леной в 1974 году, когда с ней подружился мой лучший друг Саша Богуславский. Они оба в тот год поступили на лечебный факультет Карагандинского Медицинского института. Уже летом 1976 года они поженились, а в 1978 году у них родился сын Миша.
Помню, как Лена рассказывала, что перед родами, когда её положили в родильный дом на сохранение, естественно, по знакомству Риты Яковлевны, администратор, заполняя анкету пациента, задавал стандартные медицинские вопросы.
Рядом была мама, и практически на все вопросы отвечала она, благо все врачи были хорошо ей знакомы.
Доктор спрашивал у Лены, в том числе и о том, когда она в первый раз вступила в половые отношения. Лена, недолго думая, тут же спросила мать, мол, когда и как надо отвечать? На что Рита Яковлевна совершенно серьёзно, не меняясь в лице, ответила: "Не знаю, Леночка".
Мне до сих пор смешно представлять этот короткий диалог в приёмной родильного дома.
В 1980 году Саша и Лена, закончив с отличием ординатуру, пошли работать докторами.
Саша, как отец семейства, для большего заработка устроился работать военным врачом в воинскую часть.
Потом он работал ещё в тюрьме Љ 16. Эта было знаменитое учреждение, через её стены прошли многие известные люди СССР, там же их раньше, бывало, и расстреливали, приводя приговор советского суда в исполнение.
Лена устроилась в областную больницу, в гематологическое отделение, где лечили болезни крови.
Даже сейчас люди не слышат никакой угрозы в этих обычных словах. Но среди этих хвороб есть и лучевая болезнь. Она наступает в большинстве своём от чрезмерной дозы радиоактивного излучения.
У нас в 400 километрах от Караганды располагался Семипалатинский военный полигон, где систематически проводились ядерные испытания мощностью до 150 килотонн в тротиловом эквиваленте. В начале 1960-ых годов эти взрывы стали проводить под землёй.
Все медицинские предприятия соседних регионов под страшным военным секретом периодически получали с полигона пациентов. Данные о них были строго для служебного пользования, и после кончины людей они поступали в архивы КГБ. Таким образом, почти вся медицина центрального Казахстана была военнообязанной и сильно засекреченной.
Не знаю, насколько были уверены родители Лены и мама Саши, биолог, доцент, кандидат биологических наук, преподаватель Медицинского института, в безопасности лечащих врачей облучённых пациентов, но они не возражали против работы Елены Ефимовны практикующим врачом. Хотя попросту других больниц в Караганде и быть не могло. Везде могли оказаться люди с полигона.
В престижной, по меркам Казахстана, областной клинике лечили в основном офицеров, как бы заслуженных людей и их родственников из области и региона. Значит, и шансов, поймать радиацию и облучиться самой, было меньше, чем в других лечебных учреждениях. Да и платили здесь больше, что для каждого из нас было тогда жизненно важно.
После очередного успешного испытания "в мирных целях" на полигоне, в больницу к Лене привозили по разнарядке около десяти новых больных. Некоторых людей с острым лейкозом, что автоматически означало близкую смерть, других с чем-то менее скоротечным, но столь же убийственным.
Врачи облегчали их страдания, как могли, и теми возможностями, что у них были. Чаще всего это были просто слова утешения. Для обречённых людей они исполняли функции служителей церкви. Не всякие люди способны из года в год слушать предсмертные жалобы несчастных. При отсутствии должной реабилитации доктора через непродолжительное время становились в СССР полностью нечувствительными к чужой боли, к мукам умирающих, иначе они быстро погибали сами.
Понятно, что больница как-то обходилась безо всяких чудес и случайных выздоровлений. Гибли поголовно все люди, кто поступал с полигона с облучением.
Доктора, принимавшие их и обслуживавшие потом в самом "стационаре", невольно от самих несчастных пациентов получали свои дозы, которые, согласно закону физики, помаленьку накапливались и у них в организмах.
Видимо, так и случилось с Леной.
В 1986 году, когда ещё не зацвела перестройка, но только забарахталась освобождённая за десятилетия мысль, Елена Ефимовна Богуславская почувствовала своё недомогание.
Никакого труда ей не стоило поставить себе неутешительный диагноз.
Лимфолейкоз.
А это значит, что пришла смерть. Есть только один год жизни, и это в лучшем случае.
Никогда ранее даже в мыслях не державшие возможность эмигрировать в свободные страны Саша с Леной решили уезжать.
Мне трудно оценить подвиги, взятки, блат, унижения, что прошли они сами, их родители для организации быстрого их выезда за границу. Только сегодня, прожив уже 50 лет, я могу по-настоящему понять это.
Они уехали весной 1987 года по вызову родственников из Израиля, но с целью попасть в США. По Сашиным изысканиям шанс выжить был у Лены только в Штатах.
Саша и Лена, покидая страну, как все мы тогда считали навсегда, устроили у себя дома прощальный вечер. В нашем кругу отдельное жильё впервые появилось у них, поэтому мы часто в те годы гуляли там. Тот памятный мне последний пир был последней нашей гулянкой.
Я помню, как в тот день на стене их квартиры, на обоях наш друг Юра Гольдшмидт написал цитату из М.Ю.Лермонтова:
"Прощай, немытая Россия! Страна рабов, страна господ!
И вы, мундиры голубые! И ты, влюблённый в них, народ!"
Юрий был нашим школьным товарищем. Он был на год нас моложе. Мы всегда подшучивали над ним. В его паспорт хитроумные родители записали в пятый пункт то, что он по национальности татарин. При этом мать его действительно была татаркой, впрочем, не казанской, но крымской, что при советской власти было без особой разницы для властьпредержащих. Лишь бы не евреем.
К сожалению родителей, повзрослевший Юрка на татарина совсем не смахивал, он чуточку, очень мило по-еврейски, картавил, отличался вытянутым носом и кудрявой лысеющей головой. Про его манеру всегда отвечать вопросом на вопрос и всё подвергать сомнению, то есть типичные повадки всех известных мне евреев, я передать словами не смогу. Возьмите что-нибудь классическое. Я не знал в жизни другого человека, которого буквально с первых секунд знакомства можно было, ни капельки не сомневаясь, назвать евреем.
Он работал врачом в Караганде. Лечил и меня иглоукалыванием. Я, и по сей день, благодарен ему за восстановленный на его сеансах седалищный нерв. Благодаря умелым рукам, уже почти 20 лет я не ощущаю проблем и болей в правом бедре.
В годы перестройки Юра занялся, как и все мы, бизнесом. Мне думается каким-то вполне успешным делом. Он покупал машины, квартиры, хорошо одевался.
Точно так же, дорвавшись до свободы, как и вся советская страна, он бывало выпивал. Помню, что эти пьянки у всех у нас были чудовищными по объёмам выпитых спиртных напитков. Ума не приложу, как наше здоровье перенесло всё это. Юрка был не так силён, видимо, поэтому у него не выдержало сердце. Он умер в начале 1990-ых годов.
Я узнал об этом значительно позже того, когда это произошло.
Но память о Юре "Голом", как мы его звали в детстве, грет мою душу.
Его жена Маргарита и дочь Жанна теперь живут где-то в Израиле.
Но я отвлёкся от нашей истории.
Продолжим.
Даже представить мне сложно, о чём думал Саша, когда вместо всех советских документов: паспортов, свидетельства о рождении, трудовых книжек, военных билетов, характеристик о трудовой деятельности, профсоюзных билетов, аттестатов о среднем образовании с одной золотой медалью, красных дипломов Медицинского института о высшем образовании, - представитель советской власти выдал им лист дешёвой желтой газетной бумаги А4 формата, где была в углу вклеена фотография Саши и вписаны от руки Лена и Миша с датами рождения.
Я никогда и никому не пожелаю испытать то, что тогда пережили они втроём.
По положению тех лет лицам, покидающим страну на постоянное место жительства в капиталистическое государство выдавали по 90 долларов на живую душу, то есть 270 баксов на троих.
Мне многое не ведомо, но, безусловно, они смогли что-то продать, как-то передать деньги через родственников за кордон. Но я знаю, что никаких накоплений у них не было. Машин не было ни у них, ни у родителей. Это были честные труженики, искренне верящие в провозглашаемые официальной властью светлые идеалы, будущее "царство истины". Следовательно, у них с собой могло быть около тысячи долларов. Баснословные по тем временам для всего СССР деньги. Я не шучу, мы все тогда всерьёз так считали.
При пересадке в Вене Саша, Лена и Миша сошли с самолёта в Израиль и попросились в США.
Какими посулами и виртуозностью обаяния нужно было обладать Саше, чтобы с больной женой, при условии полного секрета об её болезни для всего мира, так как иначе бы её просто не выпустили бы и не впустили бы ниоткуда и никуда, - я не знаю. Даже выдумать что-либо о том, как они сумели проскочить вне бюрократической очереди в Риме толпу страждущих попасть в США граждан из всех стран мира, мне представляется невозможным. Моей фантазии для этого мало.
Но факт остаётся фактом, выехав в феврале, они уже в мае были в США.
Мне кажется сегодня, что это был её последний дар самым своим близким людям.
Своей болезнью и смертью она подарила им весь свободный от утопических догм мир. Неизлечимая болезнь Лены вынесла всех её родственников в цивилизованные страны.
Я не могу знать, как и никто другой, что такое хорошо, и что такое плохо, но, всё же уверен, что жить в США или Израиле и сегодня более комфортно, чем в любой стране, образовавшейся на территории бывшего СССР. Хотя сам я никогда добровольно не желал бы эмигрировать в другую страну самому или вывезти свою семью с родных для себя мест.
Но жребий самой Леночки был уже брошен.
Не было ни времени, ни денег, чтобы успеть остановить необратимое течение страшного недуга. Осенью она умерла.
Мама Саши Дита Марковна Богуславская рассказала мне об этом так.
В один осенний солнечный день Саша вколол Лене хороший наркотик.
После чего она почувствовала себя совершенно здоровой. Они сели в машину и укатили куда-то в отель на побережье океана, где провели день и ночь.
Потом они вернулись назад в клинику.
А на следующий день Лена умерла, без мучений, улыбаясь во сне.
Я понимаю, что Дита Марковна придумала эту историю для меня и других наших общих знакомых. Но мне хочется верить, что так и было в действительности.
Пусть провидение простит нас за нашу романтическую фантазию.
Елена Ефимовна, Лена, Леночка, "Мерзлячка" мы помним тебя. Пусть земля американских штатов будет тебе пухом.