К стыду своему должен заметить, что поначалу я гуситские голубцы не распробовал как следует, а потому на протяжении первых примерно двухсот страниц ныл, что книга скучна неимоверно, что Сапковский исписался и что больше ни одной его книги в моих руках не будет.

Но, дочитав до конца, я понял, что первое впечатление (к счастью!) было ошибочным. «Башня шутов» — книга гораздо более глубокая и осмысленная, чем все «Ведьмаки», вместе взятые. И поэтому гораздо менее развлекательная. Нет, драк там в избытке, да и постельные сцены тоже есть. Есть и маги, и ведьмы, и разные сверхъестественные создания. Но, накладываясь на реальный исторический фон, все эти детали создают ощущение фантастической достоверности действия (несмотря даже на совершенно умозрительную фабулу, про которую можно сказать только одно: «Так не бывает»). И эта достоверность одновременно очаровывает читателя и пугает его.

Года три или четыре назад я написал: «Что-то в [нашем] мире вдруг сломалось, так что он сразу сделался непривлекателен для особ с тонкой душевной организацией». Анджей Сапковский силой своего таланта открывает перед нами окно в мир столь же надломленный, как и наш — и столь же непривлекательный. Что-то мне подсказывает, что вряд ли «Башня шутов» будет пользоваться такой же популярностью, как цикл о ведьмаке Геральте.

К. С. Льюис писал в эссе «Развенчание власти»:

Значение мифа в том, что он возвращает давно и хорошо знакомым вещам их истинное, первичное значение, скрытое «покрывалом привычности»... Если вы устали от реального пейзажа, посмотрите на него в зеркало. Помещая хлеб, золото, коня, яблоко или пути, которые мы выбираем, в миф, мы не отрываемся от реальности — мы перестраиваем ее. Пока миф живет в нашем сознании, реальные вещи больше похожи сами на себя. Книга Толкиена поступает так не только с хлебом или яблоком, но и добром и злом, с нашими бесконечными опасностями, нашими муками, нашими радостями. Погружая их в миф, мы видим их яснее.

Как можно понять из цитаты, Льюис писал о «Властелине Колец», но то же самое можно сказать о любой книге в жанре фэнтэзи. По крайней мере, так я думал раньше. Сейчас — не думаю. Мир Narrenturm’а — это наш мир, и даже не потому, что герои колесят по реальной Европе и разговаривают на реальных европейских языках, а потому, что понятия добра и зла, чёрного и белого в этом мире столь же туманны и расплывчаты, как и в нашем. И, вглядываясь в зеркало, которое подсовывает нам Сапковский, я понимаю, что это не Келед-Зарам и не зеркало Галадриэли, а искривлённое стекло из комнаты смеха. Которую по-другому, между прочим, называют комнатой страха.

Смотреть в это зеркало слишком долго — невыносимо, а не смотреть нельзя.