Она прячется от меня; тихая, как мышка, она ходит по дому в основном тогда, когда я нахожусь на кухне или же, лёжа в кровати, пытаюсь наконец заснуть. В последнее время я очень плохо сплю...
Чаще всего я вижу её вечерами, в полутьме большого зала, на софе в дальнем от камина углу. По давней привычке она забирается на софу с ногами; руки сложены на коленях. Вечный коротковатый халат... Волосы, собранные в хвост, не производят впечатления здоровых. Что-то с ними не так; наверное, тусклый оттенок, которого не было раньше. Она молча смотрит на меня, и будет так смотреть и смотреть, пока я не отведу взгляд и не выйду. Я же не решаюсь подойти к ней: кажется, я очень сильно обидел её.
Не могу вспомнить, чем...
Утром, уходя в офис, я не встречаю её - никогда. Квартира большая, и она чувствует себя в ней достаточно свободно, чтобы забраться подальше от моих вечных суматошных утренних метаний. Искать её мне некогда, и хотя меня, может быть, и интересует вопрос, где она спит, я не трачу время на поиски. Тем более, я не знаю, спит ли она вообще.
Она не выходит на улицу - совсем, предпочитая быть только со мной. Собственно, это устраняет массу проблем. Моих проблем.
Просто не води домой друзей.
Женщин.
Не открывай портьеры.
Не кури в комнатах. Она обидится на тебя, и у неё задрожат губы, и она забьётся в угол, и будет тихо плакать, выдавливая из себя:
- Ты меня не любишь...
Собственно, вспомнил. Всё началось как раз из-за сигареты. Я прожёг её любимую софу. Ту самую.
Их стало очень много в последнее время. Таких. Они живут с нами, тихо ходят по коридорам, шуршат одеждой и роняют слёзы на обивку наших кресел, кутаясь в коричневатую мерцающую мглу. Почти не мешают и практически ничего не хотят.
Они просто появились - внезапно, из ниоткуда, - несколько лет назад. Сейчас они возникают в двух третях... инцидентов. И остаются с нами.
Она не уйдёт от меня - никогда. Ей не надо никуда уходить; тем более, юридически, она - моя жена.
Я убил её здесь, в этом доме, на этой самой софе, чуть более двух недель назад.