Чтобы все было понятнее, придется начать немножко издалека.
Пятнадцать лет назад перед самым возвращением на родину из довольно долгой (два года!) командировки в Университет Джорджа Вашингтона, где я читал лекции, неожиданно обнаружилось, что мне нужно делать безотлагательно операцию на сердце. Что меня удивило и, можно сказать, почти рассмешило, так это то, что диагноз был - "врожденный порок сердца"!
Кардиохирург объяснил мне, что с операцией можно повременить, но лет через пять-десять все равно делать придется. Правда, в мои пятьдесят с небольшим (в то время) мои шансы на успех - восемьдесят-девяносто процентов, а через десять лет упаду до "фифти-фифти"... Сомнений в правоте хирурга у меня не было: помните, Емельян Пугачев у Пушкина рассказывает калмыцкую сказку, в которой орел говорит ворону, что "нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст!...". Ну, а я чем не орел?
Операция была приведена мастерски, по американским медицинским регламентам уже на пятый день меня с искусственным механическим клапаном провожали домой... Я, конечно, вспомнил, как в тридцатилетнем возрасте пролежал в Боткинской больнице около двух недель после пустяковой операции по поводу аппендицита. Да, подумал я, далеко шагнула медицина за каких-то четверть века!
Кости на грудине срастались довольно долго и болезненно: кто ломал себе ребра, должны меня понять - мне-то размахали грудную клетку от диафрагмы до ключицы! Но такая "цена" не показалась мне большой - уже через пару месяцев, скрепя сердце и скрипя зубами, но я все же уже махал теннисной ракеткой. Было ощущение, что я купил себе вечную жизнь: клапан фирмы "Сент Джюда Медикал Икорпорейшн" имел гарантию 200 лет! Я начал опять нормальную жизнь: теннис, сауна, даже футбол... Одно было неудобство: я "подсел" на всю оставшуюся жизнь на кумадин - декоагулянт, в основе которого лежит тривиальный крысиный яд... Дело в том, что клапан требовал жидкой крови.
* * *
Я привык шутить: "Умру я не от этого!", имея в виду, что сердце у меня - "железное". Но, как известно, самонадеянность почти всегда наказуема... Прошло еще десять лет. Опять одышка, неприятные покалывания в области сердца...
Ангиография показала, что у меня на этот раз загвоздка в коронарных сосудах. Врачи посоветовали делать операцию (опять на открытом сердце) и поставить три шунта.
Сознаюсь, что на этот раз мой энтузиазм по поводу операции был значительно меньше, если не сказать прямо, что я всей душой эту операцию делать не хотел, памятуя слова моего первого кардиохирурга. Да к тому же я вспоминал ту ослепительно яркую боль. А ведь возраст уже не тот - на послеоперационную браваду может и силенок не хватить...
Я сказал хирургу, что слышал о кардиохирургических новинках: что, мол, ставят коронарные стенты, установка которых не требует операции на открытом сердце. Хирург пытался меня убедить, что операция с установкой шунтов хоть и болезненнее и серьезнее, но надежнее, но я все же настоял на своем.
Сделали мне ангиопластику, вставили три "пружинки", действительно, даже без общего наркоза и более того - мне демонстрировали все время на большом экране, который был размещен прямо над моей головой, как зонд, подобно змее, ползает по моим артериям...
Я снова заскакал, как молодой. Но, как говорится, "недолго музыка играла"... Не прошло и трех месяцев. Однажды дома я вдруг почувствовал жжение и резкую боль в груди, и стучавшие молотами вены на висках. Я с трудом буквально дополз до телефона и позвонил жене. Уже через минут десять она вбежала в квартиру, а едва увидев меня на кровати в полубезжизненном состоянии, тут же набрала телефон неотложки... Там у нее спросили наш точный адрес и сказали, что скоро будут...
В Америке неотложка не приезжает одна. Едут сразу три машины: полиция - для прядка, пожарная машина - на случай, если надо будет лезть к больному через окно, и сама скорая помощь. Даже привыкнув к американской жизни, мы были крайне удивлены, услышав буквально через три-четыре минуты противно- тревожное завывание сирен. Жена побежала открывать одни из входных ворот в наш жилой комплекс, но оказалось, что команда скорой помощи уже проникла через другой вход, разминувшись с моей женой. Когда она вернулась, меня уже уложили на носилки с колесиками, над моей головой покачивалась капельница, вливавшая что-то живительное мне в вену, на второй руке был укреплен приборчик для постоянного измерение кровяного давления...
Поскольку на кровати я лежал ногам к дверям, то меня так и понесли четыре дюжих медбрата ногами вперед. Тем не менее, даже при таком символически неприятном движении я продолжал надеяться на благополучный исход очередного приключения: вдруг свинья и на этот раз окажется милосердной, а Бог не выдаст?..
Из неотложки меня буквально безостановочно отвезли прямехонько на операционный стол. Опять общий наркоз, опять грудную клетку нараспашку - словом, все, как положено. Три шунта - и дело в шляпе! Опять на пятый день я был уже дома. В теннис я на этот раз не играл, хотя и было с кем - все же возраст есть возраст, но для разработки "дыхалки" начал плавать в бассейне около дома...
Жизнь в очередной раз вошла в нормальную колею.
* * *
После этого я все же попал под пристальное внимание врача-кардиолога. Анализ крови на сворачиваемость заставили (ну, не заставили - попросили, в Америке никого заставить что-либо делать нельзя) проверять каждые семь-десять дней. Дозировка декоагулянта скакала, как белка: то три миллиграмма, то шесть - в зависимости от результата текущего анализа. А нужно сказать, что сворачиваемость крови - весьма капризный процесс: выпил текилы вместо полстакана стакан - кровь стала жиже, поел зелени - кровь стала гуще.
Мой, в общем-то неплохой, но уж как-то чересчур ученый кардиолог, однажды выписал мне необычную дозу: два дня по восемь миллиграммов кумадина. Как человек, приученный к порядку по отношению "к власти" (не зря больше полсотни лет прожил в стране непрерывно завершавшего свое развитие социализма), я послушно начал исполнять предписания врача...
И вот наступило злополучное воскресенье четвертого апреля 2004-го года! Это ж надо было Всевышнему выбрать для очередного моего испытания (за что, Боже? заняться Тебе больше нечем, что ли?) именно день с датой 04-04-04!
Я себя омерзительно почувствовал: бросало в жар, сердце колотилось бешено, виски гудели... Смерил давление: 200 на 140! Такого у меня не было давненько! А может, и вообще никогда не было, не припомню. К тому же, я слегка поцарапался и кровь хлынула безостановочно. Тут я сразу подумал про то, что я, наверное, переразжижил (переразжидил?) кровь этой предписанной мне передозировкой.
Жена не стала гадать: она посадила меня в машину, и через 10 минут мы уже были в госпитальной неотложке, поскольку по выходным дежурных врачей здесь не бывает, кроме как в госпитале.
Что делают врачи прежде всего? Они измеряют давление. Этот раз не был исключением. Померив мое давление и увидев, что оно зашкаливает, а к тому же кровь из царапины продолжала литься, дежурный врач вколол мне изрядную дозу чего-то снижающего давление, и оба - врач и его ассистент - ушли в свою комнатку. Через какое-то время они пришли, померили давление опять: давление вползало в норму, но кровь продолжала безостановочно сочиться из ранки, что их смутило больше всего.
Я пытался на своем английском (весьма далеком от совершенства) объяснить им, что, скорее всего, не в давлении дело, а в том, что я принял слишком большую дозу декоагулянта.
Ну, и что эти больные вечно лезут со своими советами?! Мне вкололи очередную дозу для снижения давления, и опять врач с ассистентом скрылись в своем офисе.
Жена сидела рядом со мной, и мы вели с ней разговоры на какие-то отвлеченные темы: действительно, в подобных ситуациях главное - отвлечься и не зацикливаться на болезни.
Я лежал на операционном столе. У меня в ногах стояла какая-то хреновина для измерения давления, но я ничего не видел, поскольку очки с меня зачем-то сняли. Спустя какое-то время, я почувствовал, что в комнате стало немного прохладно. Сказал об этом жене. Она натянула простынку, которой были укрыты ноги, закрыв меня по плечи. Однако, через пару минут у меня от холода стали стучать зубы. Жена стала уговаривать меня расслабиться - ничего, мол, страшного, просто потеря крови: хоть и по капельке течет, но уже почти полдня...
Я расслабился, слегка приоткрыв рот... Стук зубов прекратился, хотя челюсть продолжала дрожать. Вдруг я почувствовал какие-то конвульсии, и тело мое стало подпрыгивать, делая какие-то непристойные сексуальные движения...
Последнее, что я помню - это крик жены: "Доктор! Доктор! Скорее! Он умирает!.."
* * *
Когда я очнулся, то увидел себя в палате, под капельницей, опутанный множеством проводов, с кислородными трубочками в носу...
Жена сидела у моего изголовья и гладила кончики моих пальцев (остальное все было истыкано какими-то иголками, через которые в меня вгоняли какую-то целебно-лечебную жидкость).
У этой такой женственной, но в то же время - в нужные моменты жизни - такой мужественной женщины, глаза были затуманены слезой. Она мне улыбнулась какой-то скованной улыбкой, какой улыбаются люди готовые вот-вот расплакаться: "Все будет хорошо... Все будет хорошо..."
Когда я совсем пришел в себя, она рассказала мне, что произошло. Когда конвульсии мои стихли, она глянула на измеритель давления и увидела... шестьдесят на сорок! Имея второе образование медсестры, она поняла, что промедление - смерти подобно. Вот тогда-то, видимо, я и услышал сквозь помутневшее сознание, как она звала врача...
* * *
Сколь серьезно все было, показывает такой факт: меня продержали в реанимации неделю. Все время капельница, непрерывный мониторинг, постоянные визиты врача... И это несмотря на то, что чувствовал-то я себя субъективно вполне прилично.
Не впадайте в излишнее умиление - клиника едва не угробила меня, а это стоило бы ей страшенных денег и потери репутации. Обычно ларчики подобного типа открываются просто!
* * *
Жена приходила ко мне каждый день после работы - благо здесь нет никаких дурацких запретов на посещения больных даже в реанимации. Когда я стал выглядеть "прилично", она привела и дочку навестить меня.
А вскоре мы все втроем (кажется в субботу, или воскресенье) ехали домой.