- Лимфоциты, лимфоцитики... Ну почему же, почему же не хотите вы... - бормотал Славутич, потирая челюсть.
На экране пульсирует серый туман питательной жидкости, зеленые кляксы судорожно ворочаются, перекатываются и одна за другой гаснут.
Очередной штамм синтетических клеток не желал жить. Да и вообще ничего не желал! Уже который месяц нет никаких положительных результатов. Коту под хвост недельное комбинирование, казалось бы, идеально подобранных ДНК. Раз за разом переделанные под стволовые клетки лимфоциты не желают превращаться, как те в другие. Стоит хоть немного скорректировать ДНК, и не желают эти организменные амебки ничего делать в этом самом организме! Соответственно, мечты о биологических ассемблерах так же далеко, как... как... Он посмотрел по сторонам, рассеяно додумал: очень далеко... Поморщился.
Тысячи повторных экспериментов, а когда сократили финансирование, начал брать клеточный материал у себя и коллег. Едва пробил минимальные премии... В сущности, собственные лимфоциты и стволовые ничуть не хуже посторонних. Впрочем, воз и ныне там.
Клетки копошатся на предметном стекле, перемещаются... все медленнее, неуютно им в растворе, замирают... Славутич встрепенулся, метнулся к микроскопу. Слишком расслабляет наблюдение с монитора! Температура жидкости должна быть не ниже 36-37 градусов, как в теле! Контроллер словно услышал, отчетливо щелкнул и увеличил подогрев.
А что, если нагреть повыше? 36,5, 37, 37,5... 39... с тестируемыми промежутками времени, с фиксацией повышенной активности. Но нет... стволовые попросту погибают и утилизируются лимфоцитами. Которые тоже вскоре погибают.
Когда кажется, что реакция пошла и очередной штамм вот-вот начнет делиться, невольно вжимаешь глаза в окуляры микроскопа. В результате вокруг глаз четкие постоянные круги. Похоже, еще пара лет - и вовсе профессиональный мозоль будет, как у каратиста на кулаках.
Можно, конечно, спокойно смотреть с экрана монитора, но это кажется чем-то неправильным. "Когда вы изучаете микробов через микроскоп, не забывайте, что и они изучают вас с той стороны". Никогда не пугала эта фраза. Напротив, казалась правильной и естественной, мол, пусть изучают, просвещаются... Убаюкивающее загудела центрифуга. Впрочем, сейчас все убаюкивает - неделя почти без сна сказывается. Встряхнулся, походил, пока проходит сепарация.
Теория ясна - придать лимфоцитам свойство стволовых клеток, на практике же они категорически не желают совмещаться. Как шутят коллеги, это все равно что попытаться отрастить на месте зубов мозг. Но должно же хоть что-то получаться! Расшифрованы все последовательности ДНК, делающие стволовые стволовыми, а фагоциты - фагоцитами! Совмещены все фрагменты, рассчитаны параметры новой клетки, питательных веществ в избытке... но суррогатная ДНК не желает делиться! Митохондрии озадаченно снуют в созданной клетке. В некоторых образцах спирали деления начинали было свиваться, но вскоре надламывались и распадались на фрагменты, которые начинали бестолково таскать туда-сюда органеллы клеток.
Славутич покряхтел, разгибая хребет, выпрямился. Два часа пронеслись незаметно, только подвернутая нога затекла. Так удобнее, конечно, но нужно отказываться - постоянное замедление кровотока вредит... Он поставил занемевшую стопу на сиденье, пальцы начали мять и встряхивать мышцы. Как всегда неожиданно, щелкнула неблокируемая видеосвязь на линии шефа. На экране появилась губастенькая секретарша и захихикала, застав адресата в такой неудобной позиции.
- Славутич, оставьте ваши странные упражнения! Вас немедленно вызывает Сам!
Она значительно возвела красивые глаза к потолку.
"Дура. Ишь как глазенки закатывает, натренировалась так эротично снизу вверх. Вызывает, видишь, "сам", это ничтожество от науки, требует к себе его! Ученого!" - возмущенно подумал Славутич, надевая ботинок.
- Процесс идет, под контролем, отойти невозможно! Буду минут через сорок.
Секретарша удивленно-разгневанно вытаращила кукольные глаза, и из округлившегося от негодования розового ротика понесся поток фраз, направленный, чтобы вот прямо сейчас все всё бросили и явились перед ясны очи руководителя.
"Несолидно она шефа копирует, совершенно несолидно. Ей бы больше пошло добавить в речь слез и истерики... Наверное, час так щебетать будет..." - У вас губная помада размазалась.
Секретарша мигом умолкла, быстро глянула в зеркальце.
- Позже... - Он поджал губы, сдерживая страстное желание выругаться. Словно соглашаясь с настроением хозяина, заурчал и затрясся холодильный шкаф, внутри жалобно зазвенели пробирки.
- Ну ты че не идешь-то? У меня таких сотрудников сотня! Что ты себе позволяешь? - Экран заполнило огромное недовольное лицо начальника. Красное и обрюзгшее, как сырое мясо в кетчупе, брови грозно стиснули кожу в вертикальные морщины... это он может, может.
- Адам Петрович, я же сказал - идет процесс синтеза, требующий постоянной корректировки. Даже говорить по связи, извините... - Ученый быстро пощелкал тумблерами, приник к окулярам, и быстро забарабанил по клавиатуре, и снова к окулярам... - Ты мне тень на плетень не наводи! - недовольно бухнул начальник. - Каждый день одна и та же хрень у тебя! А на-гора выдаешь лишь очередную серию нежизнеспособных бацилл. Пару раз выдал случайно особо вредных вирусов, коими заинтересовались вояки, и только! Но мы же не этим занимаемся!
Славутич вскочил, воинственно выпятил подбородок, приподнялся и начал раскачиваться на носках, готовясь выстрелить убойным ответом. Но начальник вдруг хмыкнул.
- Ну, ладно, ладно, мастер... не надувайся! Заканчивай процесс, не тревожу более... Славутич еще несколько секунд сверлил взглядом погасший экран. Тяжело выдохнул и сделал несколько быстрых приседаний.
Адреналин - глюкоза - инсулин. Глюкозу нужно сжечь движением, раз уж мышцам не дали ухватить начальника за горло и свирепо приложить раз сто о стену. Иначе поджелудочная садится, диабет приближается... Все, все, следующий образец!
Опять та же история! Славутич раздраженно хлопнул по колену.
Может, и правда идея бредова изначально? Попытка превратить взрослого в младенца - специализированную клетку в базовую. Совмещение универсальности и специализации... Но ведь чувствуется, ощущается нечто... только бы понять еще что - он откинулся на спинку кресла.
Неожиданно челюсть распахнулась, аж что-то хрустнуло под ухом, и из недр тела вырвался протяжный с подвыванием зевок. Опасливо глянул на монитор, самое время ему включиться, чтоб начальник узрел очередной казус, подтверждающий, что "ну никто-никто, кроме него, не работает". Уф, не на этот раз. Обвел взглядом помещение.
Лаборатория, как он громко называл личный закуток пять на три, с трудом выбитый у начальства под кабинет, загромождена стеллажами, шкафами и шкафчиками. Повсюду разнообразные штативы и тысячи разнокалиберных пробирок с аккуратно налепленными пластырями, расписанными разноцветными фломастерами. Запахи спирта и формалина пропитали помещение. Центрифуга с прозрачным верхом, холодильник, термошкаф... Он раздраженно смахнул резиновые перчатки в урну. Достаточно на сегодня работы, уже голова не варит. Высокий штатив-держатель для огромных пробирок качнулся - на дырчатом диске платформы повис раздраженно брошенный халат. Канареечно-желтый, да с какими-то рюшечками и финтифлюшками, призванными то ли выказывать заботу правительства, то ли спонсоров от кутюр... неуместный, как фрак среди промасленных роб.
Звучно скрежетнул несмазанный дверной замок. Шаги звучно разносятся по длинным коридорам. Круглые лампочки дежурного освещения слегка подсвечивают начавшую лысеть макушку.
- Припозднились вы сегодня, Станислав Владиславович. Как обычно, впрочем, - дружелюбно скрипнул старый вахтер.
- Да, и вам до свидания, - буркнул ученый, привычно вздрагивая от хлопка могучей дверной пружины.
Дорога всегда пролетала дремотно-незаметно, то же самое и на этот раз. Очнулся, только когда автоматическое такси громко и требовательно пискнуло, дескать, приехали! Славутич хмыкнул, приложил кредитный перстень, дверь быстро откинулась вверх. Такси радостно "на дорожку" выпалило рекламу стирального порошка, еще бы, всю дорогу сдерживалось - кнопку рекламы-то Славутич отключил, едва занял сиденье. Проезд подорожал вдвое, зато можно спокойно подремать.
Палец привычно ткнул в сенсор, замок чуть задумался, сличая в памяти кожные узоры, и радушно распахнул дверь, дескать, заходи, жилец дорогой... В посвежевшей за час дремы голове вновь закрутились гены, репликации, белки, аминокислоты. Вдруг эта причудливая круговерть замерла и сложилась в красивую комбинацию. Он метнулся к подоконнику на лестничной клетке, развернул веер клавиатуры и быстро-быстро начал набивать последовательность аминокислот, поглядывая на виртуальный экран.
От работы вдруг отвлекло настойчивое жужжание. Уборщица возит поломойную машинку туда-сюда так же назойливо, как лет тридцать назад - швабру. Хотя нет, несправедлив. Тогда они так и норовили тряпкой по ногам врезать. А эта ничего... лучше стали уборщицы, приятнее. Впрочем, судя по пустому взгляду, моет на автопилоте, мыслями же далеко. Да и здесь уборщица... а еще на паре работ может быть учительницей и психологом.
Ладно, не рабочий здесь кабинет, чтоб бурчать. Комп в карман и бегом вверх, энергично хватаясь за перила. Восьмой этаж, для моциона нужно, с сидячей-то работой.
"Надо бы велосипед купить. Жаль обязательно пока держать мышцы в тонусе. Все в организме взаимосвязано, и мозг очень зависит..." Скрипнула дверь, настойчивые и, в сущности, ненужные мысли прервала жена, повисла на шее:
- С днем рождения!
- Э?
- Что "э"? Опять забыл? Проходи, юбиляр!
Длинный стол загроможден яствами, в середине, словно цирк шапито среди высоток, между бутылками стоит круглый торт. Толпа вразнобой поднялась и хором грянула: "Хеппи бездей ту ю!" Явно, чтоб не скучать в ожидании, приняли "для сугреву". Так что "Хеппи" звучал бодро, но уже слегка заплетаясь. Вон особо согретые поздравленцы уже запели пятый раз, ухватившись соседям за плечи и раскачиваясь, как им кажется, в такт мотиву.
- Спасибо, спасибо...
Пока слушал, сосчитал сорок свечей, о боже, дуть... выковыривать... И улыбку, улыбку надеть обязательно. Пришел бы через пару часов, спели бы ничуть не смущаясь, "Хеппи бездей" на мотив "Черного ворона". Бывало уже: "Ты не вейся, хеппи бездей..." Станислав усмехнулся на этот раз искренне - глобализация на марше, а нравы все те же. Только обычаи мутируют и преобразуются похлеще микробов.
Глава II
Взззжжжж! - циркулярка отхватывает очередную рейку. Дача, деревья с начавшей желтеть листвой, недоделанная веранда, штабель кирпичей, и собачья будка возле, откуда хладнокровно взирает наемный сторожевой пес.
Труд на улице после застолья - единственно верное решение. Да и по графику обязательная нагрузка. Легкая слабость, головная боль и плохое настроение, приправленное чувством вины, - обычная интоксикация. Повышенная доза витаминов, лимонтар, глицин под язык, ускоренное движение, активация кровообращения. Спортивные упражнения вызывают раздражение - дурацкий перевод времени... Нужен тонус, а его замечательно обеспечивает и полезный труд. Если правильно организовать охоту - одним выстрелом можно убить множество зайцев.
Берем доску, увесистая, широкая, не кромленая. Поднимаем, она пружинно гнется, покачивается, аккуратно направляем... Вззззжжжж! Острейшее зубастое колесо циркулярки выплевывает длинную струю опилок. Мощный пылесос тут же втягивает их внутрь. Тут же внизу пресс для фанерного ДСП. Безотходное производство! Сучковатая сторона с корой покорно соскользнула в держатели.
Так, теперь с другой стороны... взззжжж! Теперь выставляем регуляторы ширины на три сантиметра... взззжжж! Очередная ровная рейка для будущей беседки готова... Эксклюзив!
На каждой дочь потом обещала нанести выжигателем узоры, барельефы, как-то там подкрасить по-особому... Вззжжжж! Дерево не выходит из моды, правда, в основном это символ зажиточности и благополучия. Кроме того, правильно обработанное - отличный материал для художников-скульпторов. Эскиз дочь показывала - действительно красиво. Хоть и не разбираюсь, а посмотреть приятно... Взжжжж!
- ААААААА! - пила жжихнула, пальцы отлетели, заставив поперхнуться пылесос. Но проглотил и даже часть фонтана крови всосал. Кровища толчками залила блестящую нержавейку. Славутич, шипя сквозь зубы, ухватился за запястье, словно пытаясь задушить удава, перекрывая кровоток. Краткие мысли последовательно запрыгали в голове:
Ремешок брючный расстегнуть...
Кисть перетянуть...
Мобильник достать...
02 позвонить...
Ровно сутки он провел в больнице. Потом подписал несколько бумаг и уехал. Эксперименты не могли ждать. Клеточные культуры живут слишком мало, вдруг пропустишь ту самую с единственно верной комбинацией... Глубокое "генеральское" кожаное кресло сотрясалось. Он очень редко в него садился - слишком способствует расслаблению, но сейчас жутко знобило, крупные капли пота выступили на высоком лбу, стекали по вискам. Обезболивающее действовало безотказно, выключив рецепторы, но тело, лишенное возможности кричать болью, тряслось, как подключенная к розетке медуза. Так что обычные жесткие вращающиеся стулья скромно потеснились, только мягкое кресло пружинило, уютно обволокло, прижалось к спине и бокам, как добрые руки матери, некогда вытаскивавшие, закутав в полотенце, из ванной. Боль все-таки есть - пульсирует с каждым толчком крови, как уголь под порывом ветра вспыхивает, чуть пошевелишь рукой. Но если рану не беспокоить - отступает.
Вентиляция донесла запах борща из столовой. Она всегда лучше всех будильников напоминала об обеденном времени, а то так бы и забывал - сознание давно научилось блокировать все таймеры. Но сегодня поднялось мощное отвращение к еде, показывающее серьезную болезнь. Сдержав спазмы тошноты, он пропитал две ватки спиртом и вставил в ноздри. Чуть полегчало. Мельком глянул в зеркало, лицо блестит от испарины, торопливо вытер рукавом, пока коллеги не утащили калеку в больницу. Под глазами повисли мешки, по коже разлилась бледность, с какой-то даже зеленцой. Понятно - организм оттянул кровь и усилил циркуляцию в поврежденном месте для лучшего выноса продуктов распада и заживления.
Итак, смешаем серию фагоцитов недельного возраста и свежие стволовые. Хорошо хоть забор клеток сейчас достаточно простая операция. Ох, сколько их уже перевел... На этот раз не будем делать выборку на предметное стекло. Определенно клеткам там очень неуютно, да и живут мало. Плотненько закрепим и попробуем понаблюдать в объеме... На сером экране монитора повисли зеленые и розовые кляксы клеток.
Человек привыкает ко всему - в голове привычно закрутились микроорганизменные биорасклады, впрочем, подсознание упрямо возвращает к боли, потому представляется движение мириадов тромбоцитов. Лейкоциты ловко перехватывают микробов, и еще какие-то странные моноциты перекатываются, тянутся. Куда? Туда же, к очагу боли и разрушения... вот они добираются током крови, пристраиваются и выворачиваются наизнанку, словно гаструла... второе преобразование зародыша... Но не погибают, восстанавливают оболочку... и уносятся током крови... а стволовые приклеиваются и превращаются... превращаются... Вдруг стрельнуло в ухе, профессор вздрогнул, осторожно повернул затекшую шею. Щека припотела - противно отлепилась от полировки стола.
- Уф! Задремал! Привидится же! - встряхнулся, оперся руками на подлокотники, попытался быстро привстать, но рухнул на сиденье, взвыв от боли. Умудрился забыть о покалеченной руке! Там торопливо стреляло, отдаваясь в локте, словно в кисти засел злобный пулеметчик и жал-жал на гашетку, кроша кости... Скрипя зубами, Славутич поспешно проглотил полпачки обезболивающих, восстанавливая соображение.
Так-так, но почему забыл? Значит, на некоторое время боль прекращалась? Отступала. Да нет, просто, вероятно, внимание фокусировалось на другом.
Стоп! Что такое?! Славутич, посмотрел на экран монитора, потом метнулся к микроскопу.
Под окуляром только лимфоциты! Потолстевшие, похоже, все проглотили стволовые клетки из собственного организма! Усвоили и теперь необычно бойко перекатываются, скопились у ближнего края коробочки. Словно взбодрились! А пустые равнодушно остались безразлично взвешенными в растворе... Ни одной стволовой клетки! Все усвоили? Так в чем дело? Славутич забегал по комнате, метнулся к компу, неуклюже тыкая одним пальцем, набил инфу по штамму. Ничего особенного, стандартный эксперимент, каких было множество. Мои стволовые и лимфоциты, но... Я заснул, может быть... Он задумчиво покачался на стуле и вновь прильнул к микроскопу. Все лимфоциты равномерно распределились по раствору! Но задвигались, засуетились и вновь потекли в одну сторону, когда начал смотреть. Создается впечатление, что они тянутся ко мне?! Удивительно. Почему? А если больную руку поближе поставить! Да-да, задвигались еще быстрее! И стволовые поглощенные четко просматриваются внутри, и не растворяются, не ассимилируются... Тонкий лазерный лучик чиркнул одного лимфоцита, и стволовая клетка вывалилась. В целости и сохранности. Четко подсвеченная, живая, с пульсирующими органеллами. Так, а в чем же дело? Еще достаточно незаполненных лимфоцитов. Теперь положим беспалую руку на банку. Так, смотрим, смотрим. О! Один, рядом расположенный, активно устремился к освобожденной клетке и, смотрите-ка, обволок ее и тут же устремился к общей группе! Они определенно ощущают мое присутствие!
Глава III
Через неделю Славутич решился представить результат коллегам. Длинная речь в большом актовом зале, пересыпанная терминами, закончилась словами:
- Таким образом, эксперимент раз за разом подтверждается. Клетки лимфоцитов, включивших транспортную функцию, сокращенно ТР-лимфоцитов, активируются в непосредственной близости травмы. Следовательно, в идеале, максимум должен происходить внутри организма. - Он смахнул дрожащей ладонью со лба пот. Сложно держаться, когда словно напильником кость изнутри точит. Кивнул порывающемуся что-то сказать маленькому лысенькому... запамятовал фамилию.
- Но, уважаемый! Внутри организма лимфоциты не хватают стволовые клетки! Они так действуют у вас и лишь в специфических условиях раствора!
- Разумеется, но я лишь дал факты, они, конечно, нуждаются в независимой проверке. О том, как это происходит и почему, пока можно только строить гипотезы.
- Нет, коллега, ознакомившись с предварительными вашими выводами, мы попробовали повторить. И ни у кого, подчеркиваю, ни у кого не получилось повторить ваш эксперимент. Мы, конечно, не думаем о мистификации и поначалу полагали, что вы не все раскрыли. Но после доклада могу сказать однозначно: возможно, имеет место некая специфическая функция лишь вашего организма. Экзотика, которую невозможно применять во всеобщей медицине... - Если это все-таки не мистификация! - выкрикнули из зала.
- Повторяю. Предположительно, главным фактором эксперимента являются мои покалеченные пальцы! Кто-нибудь отрезал, пытаясь повторить эксперимент, хоть одну фалангу?!
В зале зашумели, кто весело, кто зло, заблестели глазами. Послышались нервные смешки, но все утихли, как только беспалая ладонь взметнулась в воздух жестом призыва к молчанию.
- Вот главный фактор! И я думаю довести эксперимент до логического завершения! - Станислав резко повернулся и вышел из аудитории.
В кабинете Славутич присел в мягкое кресло, тихо зажужжала камера. Он перетянул бицепс жгутом и, как заядлый наркоман, посжимал пальцы. Тонкая игла шприца нащупала набухшую вену, и поршень выдавил желтоватую жидкость. Четко, уверенно прокомментировал:
- Доза видоизмененных транспортных моноцитов, капсулировавших живые стволовые клетки под воздействием травмы. Совмещены вне тела, ниже называются ТР-моноциты. Эксперимент номер один... Рука по-прежнему болела, но от анестезии приходилось воздерживаться - эксперимент должен быть чистым. Расхаживал по лаборатории, поскрипывал зубами. Иногда присаживался и баюкал руку. Пытался сосредоточиться на работе, и даже иногда получалось, стандартные эксперименты шли своим путем. Никто ничего не перепутал, не поменял, все четко и последовательно продолжалось. И это успокаивало. Но стоило чуть побеспокоить рану, как боль напоминала о себе. Организм тупо кричал страданием, взгляд все чаще останавливался на полке с обезболивающим. Спрашивал себя: а не зря ли? Но стискивал зубы и вновь пытался отвлечься. Постоянно забегали коллеги, бросали жалостливые взгляды, он бодро улыбался, помахивал ручкой, мол, идите-идите, все нормально, я в делах.
Из столовой пахнуло жареной картошкой. Готовят круглые сутки - у ученых ненормированный рабочий день. Рот вдруг заполнился слюной, желудок судорожно дернулся, напоминая о пустоте. Жутко вдруг, до дрожи захотелось есть. Что такое? Проходя мимо зеркала, вдруг отметил, как сильно осунулось лицо. Лихорадочно поблескивали глаза, а штаны провисли, видимо лишившись поддержки части жировых складок.
- Когда и успели-то... Хотя, скорее всего, из-за пустого желудка, все же не ел несколько дней, - отметил Славутич.
Боль в кисти пошла мощная и пульсирующая. Повязка пропиталась отвратительными пятнами. Он достал припасенный пакетик с бинтом, потом спохватился и вызвал медсестру из общего корпуса. Чтобы не терять время, заказал обед. Когда в дверь деликатно постучали, уже прикончил две порции картошки с мясом и два салата. Медсестру встретил, жуя яйцо вкрутую, причем скорлупа показалась такой пикантно вкусной, что хрустела на зубах, как молодой снежок под ногами играющей детворы. Девушка испуганно глянула, словно побаивалась, что счас кинется, а он глазами показал, мол, давай, делай. Сам же захрустел очередной скорлупкой.
Бинт размотался, и чем его меньше оставалось, тем слабее становилась давящая боль. Впрочем, на последних оборотах прилипший бинт вновь напомнил, что рана есть, и серьезная. Медсестра испуганно вскрикнула - из срезов мяса, сочившихся сукровицей, почти на сантиметр торчали конусы косточек, едва покрытые полупрозрачной кожицей.
- Заматывайте! Только не плотно! - прошипел Славутич сквозь зубы, малейшее дуновение воздуха казалось обрубкам ледяным.
- Итак, первая фаза эксперимента прошла по плану, - закончил диктовку ученый, откинулся на спинку кресла. Рот неудержимо растягивался в улыбку.
Отлично, теперь анализы... Анализы показали, что в организме появилось много ТР-моноцитов. И они, судя по всему, активно переносят стволовые клетки к культям. Более того, взрослые стволовые клетки в костном мозге начали интенсивно делиться, обеспечивая постоянный прирост материала. Причем, похоже, именно моноциты новой формации, образующиеся неподалеку в костной ткани, стимулируют их деление, выделяя вещества... э-э... вещества... Рабочее название "вещества нетерпеливости". Когда не хватает стволовых, ТР-моноцит выделяет нечто вроде антигенов, но стимулирующих деление стволовых клеток. Гм, натянуто, конечно, но для дневника экспериментов пойдет... - А что, если попробовать направить клетки на место вырванного зуба? Похоже, воображаемые картинки не такие уж воображаемые. Вот они снова появились перед внутренним взором. Снуют, черпают, тащат, выворачиваются... Так, а теперь направим часть потока в челюсть. - Станислав сконцентрировался и ярко представил, что лимфоциты понеслись по артериям к челюсти и выше к десне, где язык нащупывал провал в ряду коренных зубов. Отвлекся - походил по сайтам новостей технологий. Через полчаса зачесалась челюсть и страшно захотелось мела. Он высыпал горсть "Витрума" на ладонь, проглотил и, довольный, сделал следующую запись.
Шеф связался по видео сам. В острых глазах поблескивает удивление, видимо, медсестра уже разнесла на хвосте информацию. Красное лицо, проходя через фильтры, становилось еще краснее, а скорректированная развертка раздвинула физиономию вовсе до какого-то свинячьего облика. Славутич вдруг смутился, что так мелочно мстил шефу, уродуя изображение.
- Ну что, кхе-кхе, Станислав Владиславович, получается у тебя что-то? А то тут медсестра-дура трезвонит о каких-то когтях, что у тебя из культей растут... Славутич прыснул, не сдержался. Шеф охотно расхохотался.
- Так я и думал, что лажа. Тут, кстати, к тебе какая-то мамзелька ломится, рвет и мечет, журналистка или ловчиха НЛО, не разберу. У нее целая пачка удивительно правильных документов и допусков... В общем, осторожно, скоро, наверное, дорвется, закрой лучше дверь, мол, нет тебя. Ну ладно, извини, что отвлек, бывай... - Он потянулся на экране выключить связь.
- Закроюсь... Но о когтях не совсем, Адам Петрович, лажа... Не совсем.
Ученый встал и вызывающе качнулся с носков на пятки. Уже совсем избавился от смущения. Шеф сразу посерьезнел, глянул остро.
- Пошла последовательная регенерация. То, что медсестра приняла за когти, - нарастающие фаланги пальцев, за ними под тонкой оболочкой видны нарастающие мышцы, нервы и сухожилия. В организме совершенно определенно пошли интенсивные процессы регенерации. Да можете зайти на мой сайт, ознакомиться с результатами исследований. Но чувствую - результатов будет больше, гораздо больше... Начальник округлил рот, лицо вдруг стало по-детски простодушным, как у ребенка, слушающего захватывающую сказку. Его губы задрожали, он потер глаза и почему-то шепотом спросил:
- Что, Слава... неужели не зря жили, работали... и лаборатория действительно... и мы смогли, что-то настоящее... и рано списывать науку, рано!
У профессора перехватило в горле, он вдруг увидел, как циничный администратор-руководитель, забивающий повседневное разочарование рутиной, переживал.
- Да, Адам Петрович. На этот раз да.
Глава IV
Через несколько часов вышел из кабинета, надо съездить отоспаться. И с удивлением увидел сидящую на корточках женщину. На указательном пальце за петельку поддета кожаная куртка, она заброшена за спину, чтобы мягче прислоняться к стене. Длинная челка прикрывает глаза, острые коленки пропечатывались сквозь джинсы в обтяжку. Пестрая красно-зеленая рубашка расстегнута до середины, профессор краем глаза ухватил колыхнувшуюся за отворотами грудь. Впрочем, колыхнулась от порывистого движения - словно пружина капкана сработала, и тут же этот капкан в виде жестких пальцев вцепился ему в плечо.
- Славутич! Да это вы, Славутич! Я чувствовала, что вы сидите в кабинете!
Из-под подпрыгнувшей челки на него уставились бешено горящие серые глаза.
"Черт, похоже, эта та самая энэлошная настырная журналистка. Смотри ж ты, дождалась, зараза".
Первоначальное очарование испарилось. Он попытался увернуться.
- Девушка, вы путаете. Действительно, Славутич работает у нас в лаборатории, но, насколько знаю, он сейчас болен и отсутствует... - Молчи! Это ты! Я! Знаю! Все!
- Тогда, пожалуйста, скажите решение второго тензорного уравнения, над которым я бился неделю назад!
Он наконец вырвался из цепких рук и зашагал по коридору. Она молчаливой тенью засеменила рядом.
Прошла минута, другая...
- Да что вам угодно?!
- Я буду с тобой рядом. Так нужно. Извини, просто очень обрадовалась - я очень давно тебя искала. Пойдем, сейчас пойдем.
Припозднившиеся ученые удивленно здоровались, а журналистка шла нога в ногу, почти прижимаясь к спине, зеркально повторяя каждое движение тела. Ныла покалеченная рука, и почти столько же доставляло неудобства смущение. Славутич невпопад бормотал что-то встречным, а она почти положила подбородок ему на плечо, словно вторая голова отросла. Слева на стене шагала причудливая широкая тень, от женщины шло какое-то сильное, пахнущее карамелью тепло. Несколько раз в спину утыкались острые соски грудей, что подхлестывало посильнее кнута.
Вахтер, разинув рот, проводил их взглядом. Профессор беспомощно махнул рукой и выскочил на улицу. Едва сделал пару шагов, как резко остановился, упрямо набычившись. Но женщина не натолкнулась, как он опасался весь путь по коридору, она мягко шагнула в сторону, виновато улыбнулась... И вдруг расплакалась, горестно, навзрыд. По щекам покатились крупные слезы, она плакала, как балерина, сломавшая ногу, окатывая профессора волнами потери и безнадежности.
- Да что это такое! - нервно воскликнул Славутич. - Да что это вообще такое?! Что вам нужно вообще? Кто вы такая?!
- Поехали, скорее поехали, - пробормотала она, горестно всхлипывая, и мягко тянула за руку в сторону белого мотоцикла. Профессор плохо в них разбирался, то ли "Судзуки", то ли "Хонда", в общем, какой-то японский - зализанный, обтекаемый, с фарами, похожими на глаза персонажей японских же мультиков. А журналистка оседлала мотоцикл и прижала обеими руками к груди черный шлем, как белочка грецкий орех:
- Профессор, обнимите меня, пожалуйста.
И так трогательно-кротко это прозвучало, что невольно захотелось ее укрыть какой-нибудь шубой и прижать, как замерзающего котенка. Он вздохнул, шагнул через сиденье, обнял за талию. Она прогнулась, на миг прижавшись к нему всей спиной, дрыгнула ногой, крутанула ручку газа, и мотоцикл, разрывая ночь совершенно не японским ревом, рванулся вперед.
Замелькали тусклые дома, горящие фонари слились в сплошную линию. Славутич прижался, спрятался от потока воздуха, пытающегося разорвать рот и выдуть глаза. Руки судорожно ухватились за гонщицу, мысли унеслись ветром, остался только шорох шин и горячее тело впереди. Коротко и страшно взревывали редкие встречные машины. Дома вдруг разом кончились, темнота приблизилась, сгустилась, только яркие белые штрихи разметки торопливо бросались под колесо.
Замерзла и страшно заболела культя - зажмурился, разрываясь между надобностью крепко держаться и уменьшить боль. И открыл глаза, заметив, что боль отступает. Замерзшая рука с отрастающими пальцами, словно сама собой, пробралась за пазуху гонщице и прижалась, обхватив тугую грудь. И как-то это показалось настолько правильным, что, не задумываясь, сунул и вторую. А затем вообще почти лег на это удобное тело, очень удачно вписавшись в изгибы. Ветер сразу перестал срывать скальп, ровно рассекаемый шлемом гонщицы.
Едва спрятался от ветра, как нахлынул голод. Сосущий, дергающий, а тут прямо в миллиметре от зубов под тонкой курточкой мясо... Что за бредовые мысли? На такой скорости? Тьфу ты, при чем тут скорость?! Ну а слюна прямо течет... ускоренная регенерация, мать ее! Эх, какие же сейчас процессы, интересно, идут, как ТР-моноциты активируют организм... Куда меня вообще понесло?
Спина девушки под подбородком напряглась. Черт, задумался, слегка куснул... позорище какое! Ветер дунул сильнее - гонщица повернула голову и крикнула два слова: "Чипсы в кармане!" И он сразу, неуклюже и поспешно полез ей в карман, выхватил пакетик и с каким-то животным восторгом почувствовал, что он там не один. А еще сухарики - ура! - сушки какие-то. Неуклюже оторвал зубами уголок и, прижимая щекой, урча, захрустел прямо на удобной спине гонщицы содержимым. Сквозь зубы время от времени вылетал горестный стон, когда поток ветра уносил кусочек... Причем сознание холодно фиксировало, отмечало и конспектировало: "Активация регенерации возбуждает древние животные центры, поэтому нужно иметь достаточно пищи поблизости для завершения процесса".
Но вот пахнуло хвоей, грибами и свежестью. Последний пакетик затрепыхался в воздухе, унося пару сухариков. Профессор с досадой оглянулся - он блеснул далеко во тьме. Но через мгновение пронзил страх, он судорожно вцепился в гонщицу. Мощный фонарь мотоцикла выхватывал несущиеся навстречу высокие деревья, каждое норовило ударить нависающей над дорогой веткой... какой дорогой! Это уже тонкая тропа едва пять шагов шириной, а безумная гонщица едва уменьшила скорость. Он вновь улегся ей на спину и, закрыв глаза, корил себя последними словами... Но вот двигатель заглох! Остановка! Профессор мигом соскочил и отпрыгнул от мотоцикла, как от страшного зверя.
А журналистка... с чего я решил, что она журналистка вообще? Побежала в сторону от тропки... к огромному наклонившемуся дубу, приподнявшему могучие корни. Словно подземный осьминог попытался выдраться из-под мха, да так и не смог - задеревенел. Девушка отбросила кусок коры, потыкала, судя по движениям, в цифры, и внизу с легким шипением открылся вход. Загорелись яркие световые панели, умело замаскированные в складках и трещинах коры. Белый свет залил полянку. Девушка умоляюще-приглашающе махнула рукой. Потом вдруг, словно только заметила расстегнутую на груди курточку, зарделась и торопливо застегнулась.
Ругань застыла у Славутича на губах. Вновь захлестнуло любопытство. А она быстро катнула дорогой мотоцикл, ткнув передним колесом в соседнее дерево. Кора послушно раздвинулась, внутри блеснуло металлом, щелкнуло, и мотоцикл встал внутрь, как патрон в обойму.
Девушка плавно прошла перед ним... как-то, в общем, так прошла... манекенщицы в юбках-ремнях отдыхают! Манекенщицы вообще показывают одежду... А эта - показывая себя каждым движением, подчеркивая каждым изгибом... Пальцы разом вспомнили, как прижимали ее грудь, но мысль повернулась совсем иначе. Впрочем, это вообще-то уже не мысль... - Да что это такое! Да... - взорвался профессор. Шагнул назад, затравленно оглянулся, штаны ниже пояса предательски набухли.
- Это ход вниз, в лабораторию! Пойдемте скорее! Умоляю! Только вы можете разобраться... моего соображения не хватает... я не понимаю ничего в этих микробах... помогите... Движения девушки вновь стали порывисты, волосы с одной стороны распустились - болтались дисгармонично и причудливо. Она повернулась, вбежала внутрь. Профессор неуверенно пожал плечами и направился следом. Бормоча: "Это черт знает, что такое. Безобразие", пытаясь уцепиться за реальность. Вниз ведут по спирали треугольные пластиковые ступеньки. Резкий контраст с изящным входом составляют глиняные стены, тусклый свет слабеньких ламп выхватывает обрывки корешков, камушки и даже отдельные валуны. В голову полезли страхи, но девушка выскочила пролетом ниже, и лицо ее озарилось такой радостью, что махнул рукой и продолжил спуск. Наконец лестница кончилась, открылся широкий зал. Его крышу подпирают толстые бревна перекрытий, наподобие примитивной шахтной крепи.
- Нам дальше, лаборатория там! - воскликнула девушка, семеня к двери в конце зала. Он потопал за ней, потянул. Круглая ручка звякнула и осталась в ладони.
- Это что за... - начал он спрашивать, поворачиваясь. Тут грянул глухой мощный взрыв. Разом заложило уши, земля качнулось, обоих бросило на землю. С потолка посыпались комья, а со стороны лестницы вылез язык глины. Лампы моргнули, словно раздумывая, погаснуть или нет, но вдруг загорелись еще ярче.
Она закашлялась, встала с четверенек, пробормотала:
- Уф, не ожидала, что так ударит... - А что ожидала?
Дверь, за которую дергал профессор, скрипнула и величественно, словно падающая вековая сосна, грохнулась на известковый пол. За ней открылась плотная глиняная стена.
Глава V
- Нет лаборатории... И что все это значит?
- Это значит, что над нами пятьдесят метров глины и известняка. Выхода отсюда нет, есть только неограниченное количество воды и свет. Кроме того, вентиляционная труба обеспечит чистым воздухом. Так все и задумано.
- Кем задумано? Зачем задумано? Что за поклонники самопогребения? А я-то при чем? Не... точно бред.
- Целью же являетесь вы, конечно. Я, собственно, расходный материал. Меня, кстати, Дарья зовут, если вам интересно.
Женщина деловито расстелила толстый рулон круглого ковра, что ярким персидским многоцветьем заиграл в мертвенно-белом свете ламп. Села в позу лотоса, жестом предложила присесть напротив.
- И к чему этот маскарад, расходный материал Дарья? Свежая вода и свежий воздух - оно хорошо, но где тут запас провизии? Можно не свежей. Мне сейчас необходимо много еды... Уже становится плохо... - Если так худо, можешь напиться моей крови. - Девушка заигрывающе улыбнулась и наклонила шею набок. Убрала длинные волосы в сторону.
- Дурдом... Дай-ка угадаю. Вы, видно, играете в вампиров и жертв, я же, по-вашему, древний кровосос, которому десять тысяч лет, из которых я последние восемь проспал в анабиозе. Теперь мне, чтобы вспомнить свое вампирство, нужно напиться крови не менее древнего клана жертв, предоставляющего донорские услуги, взамен... ну, в общем, взамен чего-то там. Хорошо. Все похлопали, поулыбались камерам и пошли к черту со своими дурацкими шоу! У меня эксперимент идет!
- В гробу.
- Что в гробу?
- В гробу, не в анабиозе.
Профессор вытаращил глаза, а эта... Дарья, кажется... Сидит в позе лотоса и прямо вся сияет, словно белиберда, что он на нее вывалил, слово в слово... Черт, желудок-то как дергается... - Мы очень давно следим за вашим институтом. Я знала, что кто-то из вас Великий Древний, не знала только кто. Мы долго готовились и вот наконец дождались. Мне приснился вещий сон, в котором ты со мной говорил и сказал, что делать.
Это уже происходит пять лет. Я впервые услышала тебя, когда в шестнадцать вскрыла вены и легла в ванну. Ты велел мне не тратить кровь бестолково, сказал, что она еще пригодится. Велел собрать последователей, и кровь сразу перестала течь. Связывались не очень часто, но достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Мы устроили этот бункер, мы понимаем друг друга с полуслова. Но только я одна слышала твой указующий голос... - Бред, ты хочешь сказать, что эту ямку вырыла толпа подростков? Может, еще и бесплатно?
- Да, они слушаются меня.
- Да как слушаются? Что за ерунда?
- А как послушался сорокалетний профессор? Поехал невесть куда, невесть с кем и невесть зачем? А потом и вовсе полез не пойми куда? Но вообще-то я сама не знаю как. Просто у меня такой дар.
- Есть в твоих рассуждениях брешь. Почему по дороге ты мне чипсы всунула. Предоставила бы шейку, понимаешь, чтоб из горла напился, так сказать.
- Да чипсы у меня всегда в кармане, редко перекусить толком успеваю. На ходу в аварию можно попасть, и не уверена была, что правильно воспримешь. - Девушка улыбнулась, сбросила кожаную куртку. - Но вообще-то это я сейчас рассуждаю, тогда же просто подумалось "надо бы чипсов дать".
- Но ты не сказала, с чего взяла, что это я ваш дурацкий кровосос?
- Медсестра Регина рассказала. У тебя из отрезанных пальцев полезли когти... - Идиотки! Это эксперимент! Пошла регенерация! ТР-фагоциты восстанавливают сначала кость, потом мясо и прочее! И я хочу не крови, а элементарно жрать! Жрать! Жрать хочу! Материал-то на строительство нужен! Пятьдесят метров грунта!
- Я ничего не понимаю в фагоцитах, но отлично понимаю свои сны. И в моих снах прямо велено никаких припасов еды не делать... - Идите к черту! Какие сны?! Какое велел?! Я ученый, понимаешь?! Я вообще снов не вижу! Сплю максимум четыре часа в сутки и считаю время потерянным, если случайно просплю на полчаса дольше!
- Ты должен напиться моей крови, а потом все будет нормально... Она упрямо нахмурилась, но в голосе появилось некоторое сомнение. Славутич поспешно размотал бинты и выкрикнул:
- Вот, вот, смотри сама, что эта твоя кретинка медсестра видела!
Из культей смотрели конусообразные кости, вокруг понизу уже немного нарос валик мяса, сама косточка покрыта прозрачной пленкой и перевита сеткой тонких кровеносных сосудов.
- Ну что? Когти, да?
- Ну... да, похоже. Молодые еще, мягкие... Славутич внезапно успокоился.
- Ладно, ты говоришь, напьюсь я крови твоей - и все будет нормально. Но скажи на милость, что именно будет нормально? Пятьдесят метров грунта исчезнут? Или мы превратимся в змей и уползем по вентиляции? Как это "нормально" наступит? Для кого нормально? Жертва... Расходный материал... Да даже если я сожру тебя целиком, вместе со всем дерьмом в твоей голове - и стану сильный, как слон - и неутомимый, как верблюд, то и тогда не смогу раскопать эту массу глины и камней!
- Ну... не знаю, может быть, впадешь в этот... анабиоз? Ты мне сказал так сделать... - Ничего я не говорил! И не мог говорить! Какого черта мне отвечать теперь за твои глюки?
Профессор застонал, ухватившись за живот. Упал набок, перекатился. Желудок задергался, кишечник сокращался, словно раздумывал, печень или легкие начинать пожирать сначала. Вскочил и судорожно забегал по прямоугольному залу, словно раненный в живот солдат пытается донести себя до госпиталя.
- Вода! Где вода?!
- Там, возле стены, за углом!
"Чертова идиотка. Как же жжется изнутри. Прямо словно нефть в канализации горит, потроха жжет. Охохох, что же там такое происходит?! Избыток кислоты и желчи? Не важно... пить. Пить!"
За поворотом в конце короткого тупичка грубо вбитое бетонное кольцо, внутри пульсирует, играет песчинками мощный родник. Короткий ручей собрался под стеной в небольшое озерцо.
Аххха! Профессор плюхнулся в ледяную воду на четвереньки, словно граната взорвалась - фонтан брызг почти долетел до высокого потолка. Руки погрузились по локти, лицо нырнуло в воду. Шумные глотки, словно пульс огромного сердца отдавался по всему залу. Пить... и плевать на взбаламученный песок. Еще и еще!
О-ооох! Тяжелый холодный живот казался проглоченной двухпудовой гирей, притягивал к земле. Профессор на четвереньках же сделал пару шагов назад и лег ничком.
- Славутич, вы уже передвигаетесь, словно ящер! - с восторгом воскликнула Дарья.
Она, похоже, продолжает грезить.
Оххх-а! Холод и тяжесть в желудке вдруг сменились теплом... нет, даже жаром. А-а! Показалось, что через распахнутый рот сейчас хлынет раскаленный пар, как из лопнувшего парового котла. Славутич вновь вскочил на четвереньки и, как ползучая ракета, рванулся в родник. Пить... нет, не лезет уже.
Да что это такое, бегаю на карачках! Он вскочил и, словно скиф перед последним боем, одним мощным рывком разорвал пиджак и рубашку надвое.
- Пече-о-от! - взревел в равнодушный глиняный потолок. Атрофировавшиеся от сидячей жизни мышцы задергались, затрепетали под слоем жирка. Жар начал перемещаться вовне, вовне. К коже! Кожа покраснела, даже полиловела, на ней ярко и мощно вздулись толстые синие вены. Он опять прыгнул в родник, однако ледяная вода хлестнула как кипяток, вместе с тем во рту пересохло. На этот раз жажда прошла после пары глотков, зато навалился страшный, всеохватывающий голод. Профессор открыл рот и вдруг понял, что ощущает вкусы языком на расстоянии. Бока часто засокращались, вдыхая влажный воздух, что-то вкусное лежало прямо перед ним. Что-то приятное... съедобное.
Хап, и слюна ручьем... ну и подумаешь - рубашка, она такая... такая хлопчатобумажная. На минуту голод отступил.
Язык высунуть наружу, прямо под ногами вкусный крошечный кусочек мела, и еще, и еще... хруп-хруп-хруп ррррр!
- Великий Древний! Тебе нужно напиться моей крови! - торжественно прозвучал высокий женский голос, и Дарья вновь шагнула ближе.
- Аххха... Уйди, идио-о-от-т-ка, ты ч-че, не понимаешь? - прошипел Славутич, едва сдерживая прыгающую челюсть, что уже словно жевала, грызла эту вкусную особь. Рот наполнился слюной, она закапала, увлажняя высунутый язык. А тот просто кричал гаммой вкусов: мясо-мясо-жизнь-еда-еда-виновата... Нет! Он пружиной вскочил и отбежал в сторону. - Язык мой враг мой, - пробормотал он, отвернулся, процедил, скрестив руку за руку: - Дарья, отойди подальше и не суйся!
Она с настойчивостью идиотки вновь наклонилась, открывая шею и прядь волос картинно отбрасывая набок.
Язык вновь затрепетал свою вкусовую песню, чувствовал вкус ее глаз, вкус кожи и вкус губ. Она вся невыносимо вкусная... - Мо-о-о-ожешь!
Удар ладони опрокинул девушку, она шлепнулась на попу, покорно и бесстрашно смотря на него снизу вверх. Он склонился, дыхание с хрипом вырывалось, мощное, жаркое, без запаха, словно от электрического рефлектора. Потрескавшиеся губы приоткрылись, и язык, длинный и горячий, потянулся к ней. Она закрыла глаза, грудь бурно вздымается... еще немного и... Крепкая ладонь ухватила ее за волосы, заставив взвизгнуть от боли, джинсовка лопнула на груди, маникюрные принадлежности посыпались на песок. Славутич мощно прижал ее ухо коленом, вдавил в песок. Крошечные маникюрные ножнички защелкали, кромсая ей волосы.
Девушка испуганно попыталась вывернуться, но он рыкнул и прижал ее, как дворовый тощий пес большую кость. Торопливо стриг и, урча и причмокивая, пихал в рот одну отрезанную прядь за другой, поспешно глотал. Наконец на исцарапанном черепе девушки почти не осталось волос. Широкая ладонь шлепнула по оголившемуся черепу. И одним рывком отскочил подальше.
- Как-то я это не так представляла, - озадаченно всхлипывая, произнесла она, проводя наманикюренными пальчиками по грубо обстриженной голове. Белый песок прилип к щеке, на другой пламенело пятно от колена.
А Славутич стоял, вывалив язык, и шумно дышал. Она, всхлипывая, вдруг сквозь слезы улыбнулась:
- Профессор, у вас такой длинный язык... - Да... и он теперь очень много говорит... - прошипел профессор, разом стерев с ее лица жалкую улыбку.
Он вновь прыгнул вперед и цепкими крючковатыми пальцами здоровой руки рванул ее джинсовку. Грудь выскочила и колыхнулась. Дарья испуганно скрестила руки, пытаясь инстинктивно закрыть ее. Но профессор уже не смотрел, дожевывал ее зеленую футболку.
Славутич медленно шел вдоль стены, трепеща языком, как гремучая змея, в глазах отсвечивали лампы. Вдруг быстро повернулся, выставил ладони перед собой и уверенно зашагал к стене. Дарье показалась, что вот прямо сейчас он так и пройдет сквозь, но нет. Уткнулся и стоит... Она всхлипнула, за что получила свирепый взгляд. Испуганно сжалась. Что-то совсем не так идет. Все не так... вообще все.
- Ты мне скажи еще раз, как ты думала обратно выбираться?! Поубивать всех фэнтезистов вместе взятых! Вместе с их летучими мышами и вурдалаками! Ты видишь, как меня корежит. Я едва сдерживаюсь, чтоб не сожрать тебя! Реально сожрать, с потрохами! Насовсем, чуешь?! Сейчас чуть полегче... но я не знаю, насколько хватит у меня воли сдерживаться. Сознание туманит, ты становишься для меня лакомым куском мяса. Видела, как я сожрал твою футболку? Она льняная, если не знала. Похоже, пошла выработка каких-то экстремальных стрессовых ферментов, дающих возможность переваривать всякую дрянь. Языком болтаю, потому что он теперь чувствует все съестное, вкусы на большом расстоянии. Есть в твоих глюках место такому "великому древнему"?!
Славутич резко отнял руки от стены и озадаченно посмотрел на зеленовато-серую слизь, прилипшую к ладоням, на стене остались четкие зеленоватые отпечатки. Он закрыл глаза, неуверенно лизнул, и еще... - Вполне съедобно... Что-то вроде сырого яичного белка по вкусу... Похоже, я как-то подозвал... или притянул почвенных бактерий. Интересно, а льняная рубашка ощущалась словно чуть сладкая курага... Гм, что-то со вкусом стало... Видимо, побочный эффект регенерации... А она идет, идет. Видишь! Нарастает мясо на кость! Сколько это продлится, я не знаю. В анабиоз как впадать - тоже не знаю. А вот ты очень скоро загнешься. С твоим субтильным телосложением не протянешь и месяца.
Славутич задумчиво провел рукой по стене, и на ней остался слизистый след охотно выступающих почвенных бактерий. Словно дошколенок, высморкался и вытер о стену. Но вот ладонь уткнулась в трубу вентиляции. Оттуда пахнуло прохладой, похоже, сеток и препятствий никаких нет до верха. Ладонь с растопыренными пальцами закрыла ее почти целиком... - Ты так и не сказала, как вы смогли провести такие гигантские землеройные работы. Вот эта вентиляционная труба хотя бы... я чувствую оттуда запах листвы и свежей хвои, но очень далеко... действительно метрах в пятидесяти.
Он похлопал по выступающему краю, в глубине трубы раздалось булькающее удаляющееся эхо.
- Даже все шестьдесят, пожалуй.
Дарья неохотно ответила:
- Да здесь были уже какие-то старые шахты. Что-то добывали... здесь не видно, но дальше были затопленные ходы, и мы их обрушили парой взрывов... Да, есть хочется, теперь я вас понимаю... Славутича вновь захлестнул голод, и одновременно вскипела ярость.
- Понимаешь? Ничего ты не понимаешь! Голод она чувствует! Это только начало! Начало! Понимаешь!
Ладонь жестко похлопала по трубе, вдруг пальцы, вздрогнув, ухватили что-то мягкое, прилетевшее сверху. На ладони сидела... - Мышь! А-аа! Мышь! Выбрось ее скорее!! Убей, убей! - заверещала Дарья, вскочив на высокий камень.
Профессор с недоумением перевел взгляд с мыши на нее, потом обратно. Мышь, серая, сидела, часто-часто дыша, поблескивала бусинками глаз.
- Странно... пришибленная какая-то... - Профессор взял ее за хвост, поднял. Она тут же выгнулась, продолжая трепетать носиком, подергала лапками в воздухе, замерла. Мышь... мышь... это гораздо лучше, чем слизь. Он задумчиво поднес ее к губам, так же задумчиво куснул ее за голову. Короткий писк, и зверек обмяк. Дарья в ужасе вытаращила глаза, уставившись на профессора. А он уже похрустывал зверьком, облизывался, изо рта торчал длинный голый хвост.
- Что не так, милая? - спросил он и, как спагетти, шумно всосал хвостик.
Дарья вдруг согнулась и упала с камня, выгнулась и судорожно начала блевать желчью, взвизгивая и корчась от отвращения. Профессор с довольной усмешкой посмотрел. Зачерпнул ботинком воды из родника и плеснул на извивавшуюся, пытающуюся выблевать уже кишки Дарью, стиснувшую зубы, закрывшую глаза и трепещущую от отвращения.
- Чего ж ты так? А мне-то: крови напейся, крови напейся! Встречай реал, жрица!
Глава VI
Дарья проснулась от аромата жареного мяса. Сладко потянулась, улыбаясь тишине и уюту. Нет поганого шума города, воскресенье... Ладошки вдруг коснулись черепа, недоуменно пощупали клочки волос. И она вскочила, испуганно вскрикнув!
Это был не сон. Возле ковра лежал раскрытый спальник профессора. А сам он на корточках склонился над углями, держал на весу шампур с ароматными мясными комочками.
- Вот, шашлычок решил сварганить. Метров-то над нами много, а регенерация почти закончилась. И если вчера даже эти деревянные сваи казались чем-то съедобным, то сегодня язык их ощущает не более съедобными, чем кости, сто лет в земле пролежавшие. Нет... местами еще можно, но невкусно... ну, как жилы и хрящи. Там, где гниль и плесень.
Дарья вдруг поняла, что спала в одних джинсах. Кончики груди вызывающе затвердели от прохлады. Все-таки градусов двенадцать всего в пещере. Она ойкнула, скрестила руки и вдруг улыбнулась, засмеялась, завсхлипывала... Полуистерически воскликнула:
- Профессор! Волосы мои съел! Майку съел! Поедал живьем мышей и поливал меня, блюющую, водой, а я прикрываюсь!
Она всплеснула руками и подошла к огню.
Славутич поддержал смешок:
- Ага, я готов поленья жрать, а она подходит и, вишь, как в фильме про вомперов, шейку подставляет. Племянница Дракулы!
Она, обессилев от смеха, присела к костру.
- В общем, видишь, пальцы почти восстановились, скруглились как-то уже, правда, тощие пока, но нарастает на фаланги мясцо. И ногти вон даже наметились. Кстати, на другой руке ногти частично переработались. Тонкие стали, мягкие. Материал пошел на строительство. Видно, объем не весь поглощенный в дело пошел. КПД маловат.
Профессор взял очередной прутик, крошечные тушки лизнуло пламя. Он фыркнул, сбил язык огня широкой фанеркой.
- Профессор... это мыши, что ли?
- Ну а ты думала - перепелки?
- Да нет...
- Шкурки я снимал, не беспокойся.
Дарья взяла прутик, осторожно укусила. На зубах захрустели тонкие косточки.
- Странно. Довольно вкусно. Даже не пойму, почему я так вчера... Нет, я вообще ничего в жизни не боюсь. Кроме мышей. Ну вот слабость такая, до ужаса, до шока отвращения.
- Перегорела вчера, значит, у тебя эта слабость.
Даша отвела взгляд, смотрела задумчиво, но продолжения темы профессор не услышал. Вместо оправданий она сказала:
- Посмотри, как дым странно стелется.
- Да, похоже, в наличии тяга, да не через вентиляционную трубу, а через... через... - Профессор подошел к каменному завалу. Дым стелился по полу и исчезал у стены, втягиваясь рядом с ручейком родника.
- Ага, похоже, тут он ныряет в щель. - Профессор запустил руку вниз, под стену. - О! Да тут немалая пустота, правда, и воды много. Попробуем выбраться, следуя за дымом.
- Мы видели там пустоты, даже немного полазили, прежде чем обрушить. Там старые шахты - очень неустойчивые, осыпались постоянно. Едва ли там сохранились проходы, а главное - они сплошь затопленные!
- Может, от взрыва вода куда-нибудь утекла ниже. В трещины там какие-нибудь. Надо посмотреть!
Вода ледяная и черт знает какая мокрая. Нырок, плыву, плыву. Черт, возврат. Вверх. Голова касается и жестко тычется о грубый известковый потолок шахты. Крошечный карман воздуха под потолком.
Выдох-вдох. Воздух затхлый, противный на нюх. Но можно дышать и ртом, язык показывает, что атмосфера вполне съедобная. Но язык быстро сохнет, перестает работать на расстоянии. Впрочем... достаточно по-змеиному вытянуть-втянуть, чтобы смочить слюной, и вновь показывает расстояние до легкой плесени на стенах не хуже фонаря. Задерживаем дыхание, ныряем. Чем меньше остается воздуха, тем лучше язык работает как дальномер, ага, вот метрах в двадцати еще вкусный карман... При недостаче воздуха именно воздух становится вкусным. Глубокий вдох, и вкус воздуха вдали исчезает, но направление известно.
Выдох-вдох, поплыли... очень странно, вокруг частицы мути, склизкие на ощупь бревна и взвешенные в воде палки, однако вода совершенно нейтральна... Бам! В лоб ударил край бревна, наискось торчащий из крепи потолка штольни. Посыпались камни. Интересно... язык отреагировал сразу. В поле вкуса проявились палки, топляки как размытые горькие пятна разных размеров. А вот и немые осыпающиеся камни, страшные в своей медлительной молчаливости. К счастью, язык после удара начал воспринимать и их. Тело морозит, жировой прослойки нет, постараемся не думать, что вода едва десять градусов и в принципе плыть нельзя - энергии маловато. Движения замедленные. Где, черт возьми, вертикальные шахты наверх... было же движение воздуха ускоряющееся, ныряет же этот чертов дым куда-то! Дарья жжет огонь, но дыма в этих карманах нет. Непонятно куда уходит. Язык дым не различает, как серый цвет в темноте. Нос же говорит о плесени, спертости, затхлости... и ничуть о гари и дыме. Глухие подземные пузыри.
Так, зря задумался. Вода вытягивает тепло, в ушах нарастает боль. Воздух в легких тянет вверх, помогает плыть поверх шахты, но есть и минус - спина то и дело шаркает по шершавому потолку. И приходится постоянно подныривать. Так, очередной карман воздуха. Нет! Не-ет! Только не это! Бестолковый язык! Воздуха здесь не больше сантиметра, а дышать уже нечем, и вода колышется, не давая ухватить и эти крохи. Стоп, спокойно, пробуем... Потихоньку подгребая, всплываем лицом вверх. Нос больно тычется в камень, а губы еще под водой. Язык говорит, что есть промежуток чуть дальше. Вытягиваем губы трубочкой... Черт, невозможно это вдохнуть! Поверхность качается! Что делать? Сдерживаемая паника вдруг мощно и свирепо ударила по сознанию. Легкие судорожно сокращаются, имитируя дыхание, перераспределяя, выдавливая остатки кислорода из вдоха. Скорее! Скорее обратно. Пятьдесят метров под водой, без воздуха. Руки суетливо разрезают воду, за ногами остается бурун воды. Дышать! Дышать! Нельзя, вода, вода вокруг! Легкие - как воздушный шар в руках забавляющегося ребенка... Все, не могу, не могу. До воздуха еще метров двадцать. Надо выдохнуть углекислую отраву и, пока выдыхаешь, доплыть... Черт! Крылья носа стиснулись, заперли... челюсти словно свела судорога, глаза мерзнут. Кончик языка только торчит, прикушенный, как у кота под наркозом. Руки и ноги дергаются, но им уже не хватает, не хватает... Яркий свет пробивается сквозь что-то розовое, колышащееся. Дарья! Ее выпученные глаза, округлившийся рот, и недоеденная прядь волос над ухом раскачивается струями воды, изо рта вырывается огромный пузырь воздуха, она бледнеет, судорожно бьется, фонарь падает, но повисает на длинном ремне. Черт, она тонет! Свет фонаря выхватывает белые груди, она так и замерла у дна с вытаращенными глазами. Губы посинели! Хватаем в охапку! Направление - обратно в главный зал. Холодная вода обжигает.
Профессор, как тюлень, выпрыгнул из-под стены, оцарапал спину, сорвав остатки пиджака. Двенадцатиградусный воздух показался удивительно теплым, прыжок к костру, к углям. Поднял Дарью за ноги, за лодыжки. Неожиданная сила, или девушка, в общем-то, легкая? Изо рта у нее хлынула вода, она судорожно закашлялась. Нормально. Активировались легкие, сердце, значит, и не успело остановиться. Кашель перешел в испуганное верещание. Хорошо, можно отпустить.
Она испуганно отползала на ягодицах, резво суча ногами. Глаза с ужасом уставились на него, один дергался, словно пытался выскочить и убежать быстрее, чем медлительная хозяйка. Отползала, отползала - наткнулась ладонью на угли, ойкнув, подскочила, зашипев, как убежавший кофе, но взгляда не оторвала.
- Ну чего орешь? Борода у меня, что ли, выросла?
- Какая борода? - взвизгнула Дарья.
- Да, именно, какая? - Он ощупал лицо. Лицо как лицо, челюсти только заострились да скулы выдаются, опять же надбровные дуги, кажется, могут вот-вот прорезать истончившуюся кожу.
- Ну похудел сильно... Наверное, на череп лицо похоже. Ну так я и нырял таким же!
Дарья залилась истерическим смехом, застучала по песку кулаками и с выкриками вдруг начала хватать целые пригорошни песка и швырять в него.