В этот субботний вечер ноября 1908 года Ольга стояла у окна и смотрела на освещенную фонарями осеннюю улицу. Был уже поздний час, но спать ей не хотелось. Вообще на душе ее было гадко, она остро ощущала свое одиночество. Ее отец, чиновник канцелярии киевского губернатора, якобы задержался за казенными бумагами, но Ольга знала, что это неправда. Судя по всему, он отправился в ресторан, пропивать с коллегами очередное подношение от "благодарного купечества". Ольга подозревала, что дело обстоит еще хуже - "ресторан" помещается на Большой Ямской и его вход освещается красным фонарем. Во всяком случае, после предыдущей "задержки на службе" отец явился домой под утро трезвым, но сильно помятым, а мать с ним потом не разговаривала три дня.
Подумав так, Ольга устыдилась своих мыслей и покраснела. Ученице выпускного класса старейшей киевской Фундуклеевской женской гимназии не положено даже догадываться, что на свете существуют дома под красными фонарями. Ольга всеми силами хотела быть прилежной ученицей, благо при ее уме гимназическое обучение давалось легко. Вместе с тем, тот же живой ум легко замечал противоречия между тем идеальным миром, о котором рассказывала классная дама Надежда Ивановна и жизненной действительностью.
Мать ее, Вера Александровна, красивая еще женщина тридцати с небольшим лет, была намного моложе мужа. Она тоже знала, что ее благоверный не вернется домой раньше двух часов ночи. Несколько часов назад она ушла "в гости к подруге". Но это, судя по всему, тоже не соответствовало действительности. Слишком тщательно она наряжалась. "Не иначе, как пошла к тому хлыщеватому господину, который наносил нам визит в прошлое воскресенье" - думала Ольга.
Правда, к чести Ольги нужно сказать, что она даже приблизительно не знала, что именно может происходить между ее матерью и хлыщеватым господином.
Внезапно до нее донеслись из кухни звуки отпираемого замка. "Мама, ты?" - спросила Ольга в темноту, порядком удивившись, что мать воспользовалась темной и грязной лестницей черного хода. Молчание было ей ответом. Ольга вышла в коридор и в этот момент ее рот зажала чья-то рука. Нападавшие были весьма опытны, и уже через несколько минут, Ольгу, спеленатую каким-то куском ткани, несли вниз по лестнице. Глаза ей завязали тоже.
Сказать, что Ольге было страшно, значит, ничего не сказать. Ее просто колотила дрожь от ужаса и беспомощности. Но, удивительное дело, вместе с тем, ее чувства и память обострились до предела, она ощущала и запоминала мелочи, на которые не обращала внимания в обычное время. Ее довольно долго везли в закрытом экипаже - она приглушенно слышала стук копыт лошади. Экипаж несколько раз сильно встряхнуло, и Ольга поняла, что похитители перевезли ее через железную дорогу. Ольге почему-то казалось, что ее завезли куда-то за Куреневку. Наконец экипаж остановился. Связанную Ольгу вынесли наружу и, судя по всему, занесли в какое-то здание. Затем похитители и их жертва стали спускаться по лестнице вниз. Сама мысль о том, что она находится в "подземелье" вызвала у Ольги дрожь. На удивление Ольги подвал оказался сухим и теплым, отнюдь не похожим на ужасный застенок.
Наконец ее посадили на пол, и она почувствовала, как ей развязывают руки и ноги. Повязку с глаз ее, однако, не сняли. Ольга попыталась сделать это сама.
- Зря стараешься, - раздался слегка насмешливый мужской голос. Это были первые слова, которые Ольга услышала с момента похищения. Почему-то этот голос ее испугал больше, чем все остальное, происшедшее в этот вечер, и она отчаянно завизжала. Ольга кричала, сколько хватило сил, но это не произвело никакого эффекта. Когда она остановилась отдышаться, мужчина заговорил снова.
- Зря стараешься, - повторил он тем же насмешливым тоном и добавил: - на пробу я стрелял в этой комнате из револьвера - с улицы не слышно.
- Чего вы хотите? - спросила Ольга, не оставляя попыток сорвать повязку.
- Вот это другой разговор. А повязку ты не снимешь. Это не повязка, а маска, и она запирается сзади на замок. Ольга ощупала повязку-маску и поняла, что мужчина прав. Это кожаное изделие позволяло открывать глаза, но плотно прилегало к голове и не пропускало к зрачкам своей пленницы ни малейшего лучика света. Поняла она также, что находится в полной власти похитителей, и все пути ее возможного сопротивления предусмотрены и отрезаны. Между тем, мужчина продолжал. Он говорил медленным голосом, как говорят люди, уверенные, что их слушают, и будут слушать.
- Я хочу, чтобы ты была послушной девочкой и делала все, что я тебе скажу. Тогда я не причиню тебе вреда и боли. Если ты не будешь терять времени, то вернешься домой до появления родителей. А если вздумаешь сопротивляться, то я тебя заставлю все равно. Заставлю и накажу за непослушание. Выбирай.
От бессилия Ольга заплакала.
- Что мне делать? - спросила она сквозь слезы. По ее голосу похититель понял, что она признает свое поражение.
- Встань сюда, - скомандовал он. Ольга повиновалась, и, ощупывая перед собой воздух, встала. Подчиняясь руке, направившей ее движение, она сделала несколько шагов и почувствовала под ногами толстый ковер.
- Стой смирно, не шевелись! - раздалась новая команда. Вслед за этим Ольга услышала двойной деревянный стук и какое-то странное механическое шипение.
- Теперь обернись! - и опять этот стук. Следующая команда заставила колени Ольги мелко задрожать.
- Подними юбки! Я хочу посмотреть, какие у тебя ножки, - тон похитителя был приказным и насмешливым одновременно. Этот тон, и этот дикий, до невозможности неприличный приказ шокировали Ольгу. Она стремительно отступила на шаг и в испуге закрылась руками, как будто ее застали голой. От стыда покраснели даже ее ушки.
- Нет! - в испуге закричала она. Но бунт ее был недолгим. Бесшумно ступая по толстому ковру, похититель зашел ей за спину и резко толкнул ее вперед. От неожиданности Ольга упала на ковер на колени. Мужчина одной рукой прижал ее спину, а другой несколько раз сильно шлепнул по ягодицам. Ольга опять болезненно взвизгнула. Шлепки прекратились, но Ольга продолжала плакать, не столько от боли, сколько от страха перед неизвестным, унижения и беспомощности.
- Я же предупреждал тебя, что за непослушание буду наказывать. Вставай! - Снова раздался повелительный голос через несколько минут, когда Ольга вполне осознала свое бессилие.
Ольга поднялась на ноги, нагнулась и, подхватив край юбок, подняла их на пару вершков. Она не могла видеть похитителя, но кожей чувствовала, что он присел и сейчас в упор разглядывает ее высокие башмачки на каблуках, которые она не стала снимать, вернувшись из гимназии.
- Выше! - услышала Ольга следующий приказ и медленно повиновалась. Показались ее простые бумажные чулки и оборки панталон. На этом Ольга попыталась остановиться, но требовательный голос заставил ее подобрать юбки до самого пояса и полностью открыть свои панталончики.
- Очень хорошо. Ножки красивые, меня не обманули, - впервые услышала она слово похвалы, - теперь не шевелись.
Снова раздался двойной деревянный стук и короткое шипение, какое издают мокрые дрова. Ольга мучительно пыталась понять, что означают эти звуки, но не могла придумать никакого объяснения. Вслед за этим последовала новая серия приказов:
- Теперь обернись, подними платье сзади и нагнись. Ниже. Перед тобой диван, можешь об него опереться.
Мужчина помог ей принять такую позу, какую он считал нужной и задрал ее юбки еще выше, закинув их ей на спину. Снова Ольга услыхала странные звуки у себя за спиной. Конечно, она понимала, какое непристойное зрелище представляет собой ее попка, обтянутая панталонами и выставленная на всеобщее обозрение, но у нее просто не осталось душевных сил на то, чтобы как-либо выражать свое смущение. Она даже не удивилась, даже когда ее повелитель потребовал снять фартук и платье.
Ольга покорно развязала пояс передника и скинула его, затем завела руки за спину, расстегнула крючки платья и принялась его стягивать. Ловкие мужские пальцы помогали ей, но и это уже не могло ее смутить. Она смирилась со своим положением. Наконец гимназистка осталась в корсете поверх сорочки и нижних юбках. - Замечательно! Повернись вот так, - покорность Ольги явно произвела на похитителя благоприятное впечатление. Поза, которую Ольга приняла, подчиняясь прикосновению мужских пальцев, была утомительна, но девушка уже поняла, что до следующей команды она не смеет шевелиться.
- Так, так... теперь сними сорочку. Нет, нет, корсет не расстегивай, просто вытащи ее из-под него.
У Ольги была довольно развитая для ее возраста грудь с красивыми крупными розовыми сосками. Сейчас форму этих восхитительных округлостей еще более подчеркивал тугой корсет, край которого не доходил до сосков. Гимназистка ссутулилась и инстинктивно попыталась прикрыть грудь руками, но мужчина не позволил ей этого. Наоборот, взяв ее за плечи, он заставил девушку прогнуться и свести лопатки, отчего ее прекрасные холмики стали выглядеть еще более соблазнительно.
- Какая же ты красивая! - воскликнул похититель и нежно провел рукой по ее соскам. Этот незамысловатый комплимент произвел магическое действие. Страх прошел, и Ольга вдруг поняла, что ей действительно никто не собирается причинять вреда, наоборот, вся эта история приобрела для нее оттенок какого-то волнующего приключения, как в романе про благородного разбойника. Похитителю уже не было необходимости говорить, что ей не следует шевелиться. Наоборот, Ольга от приятного волнения слегка приподняла верхнюю губу, чем заслужила новое одобрение своего похитителя. И опять она услышала странный стук деревянных деталей.
Если бы Ольге еще сегодня утром сказали, что она способна предстать перед абсолютно незнакомым мужчиной без панталон, то она бы возмутилась и не поверила такому дикому предположению, однако так и случилось. Когда в ответ на это требование похитителя Ольга попыталась спорить, мужчина просто поднял ее юбки и принялся шарить рукой по ее бедрам, нащупывая завязки на поясе панталон.
- Нет-нет я сама, - испуганно сказала Ольга, осознав, что с ее мнением никто считаться не будет. Похититель немедленно убрал руку, не отпуская, однако, край ее юбок. Ольга сама развязала поясок панталон, спустила их по своим точеным ножкам и, прикрываясь руками, переступила через этот символ девичьей скромности.
Затем Ольге пришлось опереться руками о диван и выставить на всеобщее обозрение свою попочку, на этот раз полностью обнаженную. И снова этот стук, как будто какая-то деревянная доска ходит в деревянных же пазах. Вдруг страшная догадка обожгла лицо Ольги краской. Она вспомнила, где слышала такие же звуки...
- Вы фотографируете меня! - в страхе воскликнула она.
- Молодец, догадалась, - на удивление Ольги голос ее похитителя был совершенно спокоен, как у приказчика в лавке, когда он называет цену товара, - замечательные выйдут снимки. Ты - настоящая красавица.
- Негодяй! Как вы могли! А если эти карточки попадут к моим знакомым!?
- ...то ничего не случится. Ты же в маске, - закончил за нее похититель и насмешливо добавил: - А что, среди твоих знакомых есть такие, которые интересуются голенькими девочками?
На такое возмутительное предположение Ольга не нашла что ответить, а мужской голос продолжал:
- Успокойся, никто и не догадается, что гимназистка-отличница Оленька по вечерам позирует для непристойных фотографий. Тем более, что я пишу на них в уголке "Le studio photographique Cartanier. Paris" [1] и все, кто их рассматривает, убеждены, что такие красотки встречаются только в прекрасной Франции.
Фотограф произнес "в прекрасной Франции" таким мечтательно-возвышенным тоном, карикатурно грассируя на "р", что Ольга невольно улыбнулась. Она живо вспомнила, как подруга ее матери примерно такими же аргументами доказывала, что только французы могут сшить хорошее платье.
- А сейчас давай продолжим. Ты еще не забыла, что должна вернуться домой раньше родителей?
Ольге ничего не оставалось, как принять это предложение, тем более, что тех фотографий, которые уже были сделаны, было более чем достаточно, чтобы полностью погубить ее репутацию. Оставалось надеяться на маску и "прекрасную Францию".Теперь дело пошло быстрее. Сперва с задранными до пояса нижними юбками, а потом и вовсе без них Ольга принимала самые непристойные позы. Подчиняясь указаниям фотографа, она делала вид, что поправляет подвязки, наклонялась, прогибая спину, присев бесстыдно раздвигала ножки, демонстрируя покрытую вьющимися волосами промежность, лежа на ковре, прижимала колени к груди.
Затем мужчина усадил ее в кресло, заставил положить ножки на подлокотники и сделал несколько крупноплановых снимков ее девственной писеньки.
Ольге было очень стыдно во время этих манипуляций, но помимо стыда, отступавшего с каждым новым снимком, она чувствовала какое-то новое ощущение, которого она никогда раньше не испытывала. Собственное непристойное поведение, сознание того, что ее рассматривают и фотографируют, вызывали у девушки нечто вроде приятного зуда, заставлявшего судорожно вздрагивать мускулы ее бедер, ягодиц и промежности. Мужчина тоже заметил ее состояние и прекратил съемку. А Ольга, стиснув колени и сцепив ножки, изо всех сил напрягая мускулы бедер, попыталась унять этот неизвестный ей доселе зуд. Но, чем сильнее Ольга пыталась обуздать дрожь своего тела, тем более возрастало ее возбуждение. Внезапно в ее мозгу словно взорвалась бомба, разрушив ее сознание на миллион сверкающих осколков.
Со сладким стоном она выгнулась дугой и без сил упала в кресло.
- Что это было? - спросила Ольга отдышавшись.
- Это называется оргазм. Это самое приятное ощущение в мире. Будем считать это твоей платой за позирование. Если ты будешь послушной, то в твоей жизни будет еще много оргазмов... и, пожалуй, сегодня на этом закончим. Я сейчас сниму твою маску, и можешь одеваться. Я отвезу тебя домой.
Наконец, у Ольги появилась возможность осмотреть комнату, в которой она оказалась. Это было ярко освещенное электрическими лампами обширное помещение, заставленное столиками и стульями, и оттого похожее на зал ресторана. Потолок был низким. Его поддерживало несколько колонн. "Похоже, действительно подвал какого-то фабричного помещения", - подумала Ольга, - "их теперь много построили в районе гавани". В центре его было свободное пространство, устланное толстым ковром. На нем стояло мягкое кресло, в котором Ольга и сидела. Диван, на который она опиралась, оказался размером с хороший концертный рояль, и обтянут мягким плюшем. "Спинка" и "подлокотники" этого "дивана" были шириной и высотой с приличный стол. Поодаль стоял фотографический аппарат на треноге. С другой стороны "дивана" висел писаный маслом пейзаж, служивший снимкам фоном. На одном из стульев аккуратно лежало платье и нижнее белье Ольги.
Ольга как раз натягивала панталоны, когда снова услышала стук задвигаемой кассеты и шипение сгорающего магния. Она стремительно обернулась, но фотограф уже извлекал кассету из своего аппарата.
- Я же без маски! - испугано воскликнула Ольга.
- Успокойся, я не буду никому показывать этот снимок. Просто у меня оставалась одна пластинка из пачки. Не пропадать же ей. А тут такой красивый кадр. Поторопись, уже поздно. Давай я застегну тебе платье.
Наконец, Ольга оделась.
- Я не хочу, чтобы кто-нибудь нашел это место, поэтому надену тебе маску снова.
Гимназистка покорно наклонила головку, облегчая ему эту задачу.
Через несколько минут экипаж похитителя уже катил в направлении Киева. Его сообщники, видимо, ушли, как только доставили Ольгу в подвал и сейчас он правил лошадью сам.
- Сейчас мы приедем, - говорил он, - и ты пойдешь домой. Вот тебе два ключа. Тот, что побольше - от ворот твоего дома, меньший - от черного хода квартиры. Дверь на черную лестницу не запирается. Не стоит беспокоить дворника. И кому-нибудь рассказывать о том, что с тобой сегодня произошло, тоже не стоит. Я думаю, твои знакомые этого не одобрят.
Ольга была плохо осведомлена о сексуальных взаимоотношениях и смысл таких понятий, как "обесчестить", "утратить целомудрие" понимала весьма приблизительно. Но мысль о том, чтобы рассказать кому-нибудь о том, что с ней произошло сегодня, показалась ей невыразимо стыдной. Уж лучше проглотить язык. - Я никому не скажу. Только и вы не говорите, пожалуйста, никому - никому.
- Никому-никому не скажу, - засмеялся похититель.
- Слушай дальше. В понедельник утром ты скажешь родителям, что после уроков в гимназии пойдешь к подруге готовить домашнее задание. У тебя наверняка должна быть такая подруга, к которой ты можешь пойти после уроков. Но, в действительности, к тебе подойдет человек, который скажет: "Я не люблю осеннюю слякоть". Ты пойдешь с ним, и будешь делать то, что он тебе скажет.
Какой-то чертик противоречия пробудился в Ольге, и она спросила:
- А если не пойду?
Голос похитителя снова стал твердым как сталь:
- Тогда, возможно, во мне пробудится жадность, и я все-таки продам тот снимок, где ты без маски. Или подарю кому-нибудь. Например, твоему отцу, который сейчас гуляет "у Анны". Так что ты пойдешь, и будешь делать то, что скажут.
Ольгу поразило, как легко ее таинственный попутчик переходит от добродушного тона к повелительному и обратно. Она в испуге замолчала и не нарушала тишины до конца поездки. Она уже поняла, что с этого дня ее жизнь круто изменится, но не могла решить: следует ли ей воспротивиться этим изменениям или покориться судьбе.
Когда сияющая и нарядная мать Ольги приехала домой, она застала дочь уже в постели. Вернее сказать, Ольга только притворялась спящей. После всего, произошедшего в этот день, уснуть ей было совсем не просто. В ней боролись страх перед таинственным мужчиной, который с этого дня распоряжался ее репутацией, стыд и желание еще раз пережить такое необычное ощущение, которое она испытала у похитителя.
До понедельника оставалось более суток...
Глава 2
Воскресенье прошло, как в тумане. Ольга ходила, разговаривала, смеялась, но все это время ее мысли были далеко, в таинственном подвале. Легкий зуд между бедер, не прекращавшийся с того памятного вечера не давал ей сосредоточиться ни на одном деле. Ольге смертельно хотелось снова пережить это восхитительное ощущение, которое незнакомец назвал словом "оргазм". И она решилась: - "Будь, что будет, но она пойдет с человеком, который не любит осеннюю слякоть".
В понедельник гимназические уроки тянулись медленно-медленно, как бессонная ночь. Ольга была невнимательна, и за это получила замечание от учителя русской словесности. Наконец прозвенел звонок с предпоследнего урока. Ольга вышла из класса и подошла к окну коридора.
Как обычно в этот час, на Фундуклеевской было людно. Ругались, пытаясь повернуть на Крещатик, извозчики, спешили по своим делам прохожие, гудя рожком, проехал автомобиль. Рядом зашуршало платье, Ольга покосилась на подошедшую и внутренне подобралась. Рядом стояла Надежда Ивановна, ее классная дама. "Не иначе, как и она пришла отчитать меня за то, что я ловила ворон на уроке", - подумала Ольга. Но у Надежды Ивановны не было на уме ничего подобного. Судя по всему, ей тоже надоело сидеть у себя в кабинете, и она просто вышла размяться. Подойдя к открытому окну, Надежда Ивановна с наслаждением вдохнула свежий прохладный воздух, и с улыбкой проговорила, как будто сама себе:
- В этом году на редкость сухая осень. Обычно, у нас в Киеве весь ноябрь идет дождь и на улицах слякоть. А я не люблю осеннюю слякоть...
Ольга ошарашено взглянула на свою воспитательницу. Она произнесла пароль! Ольга была готова ко многому, но и представить не могла, что между ее классной и давешним похитителем существует какая-то связь.
Надежда Ивановна была на хорошем счету у начальства. Помехой не стало даже то, что она никак не соответствовала классическому образу классной дамы - вечно недовольной старой девы в очках. Наоборот, несмотря на скромное жалование, она ухитрялась одеваться элегантно и выглядеть привлекательной женщиной. Вместе с тем, она обладала незаменимым для педагога даром - властным и твердым характером. Возможно, по этой причине, она не вышла в свои двадцать шесть лет замуж и даже не была помолвлена, решительно пресекая фривольные поползновения. Воспитанницы побаивались свою классную, но, пожалуй, никто из них не мог припомнить случая, чтобы она на кого-нибудь накричала или несправедливо обидела. - В такой день не грех прогуляться. Подождешь меня за воротами после уроков, подышим воздухом, - спокойно продолжала классная дама.
Ольга чуть заметно кивнула. Скорее это был не осознанный жест, а бессознательная реакция на слова наставницы. Увидев это, Надежда Ивановна развернулась и грациозной походкой направилась к себе в кабинет.
Пожалуй, в течение последнего урока Ольга имела все основания получить еще один выговор за невнимание. К счастью, это было рисование, и Ольге никто не мешал задумчиво водить карандашом по бумаге. Наконец, прозвенел звонок. Толпа веселых, румяных гимназисток вылилась из ворот и растеклась по окрестным улицам. Спустя несколько минут в дверях появилось изящное пальто Надежды Ивановны. Подхватив Ольгу под руку, классная повела ее по направлению к Пушкинской. Они прошли мимо нескольких доходных домов и свернули под арку ворот одного из них. Надежда Ивановна провела Ольгу через калитку в воротах и остановилась.
- Тебе объяснили, что ты обязана меня слушаться? - спросила классная, и, не дожидаясь ответа, продолжила: - Сейчас ты поднимешь юбки и снимешь свои кальсончики.
- Как, прямо здесь? Но тут могут появиться люди... - беспомощно пролепетала Ольга.
- Но сейчас-то их нет. Так что поторопись.
- Пожалуйста, отвернитесь, мне стыдно, - Ольга предприняла еще одну робкую попытку отвратить унижение.
- Глупости! Снимай! - сказала классная и устремила на Ольгу пристальный взгляд своих серых глаз.
Ольге пришлось повиноваться. Тот, кто не был в таком положении, не сможет себе представить глубину стыда, который охватывает невинную девицу, которая вынуждена почти что на улице, в самом что ни на есть центре Киева, под пристальным взглядом своей учительницы задирать юбки, развязывать тесемки на поясе панталон и стягивать их с себя. Вдобавок ко всему, каблуки Ольгиных ботиночек никак не хотели проходить сквозь панталоны. Ей, прыгающей на одной ноге, все время казалось, что вот-вот под аркой ворот появится усатый дворник в сапогах и белом фартуке. Наконец, Ольге удалось избавиться от этого предмета одежды.
- Давай их сюда. Я верну их тебе потом, - нетерпеливо сказала Надежда Ивановна. Забрав у опешившей ученицы панталоны, она спрятала их в свой ридикюль, - пойдем, нас уже ждут.
Ольга шла по улице и не знала, куда девать глаза от стыда. Сколько она себя помнила, она всегда носила панталончики, и отсутствие этого интимного предмета одежды, даже скрытого под несколькими юбками и пальто, было для нее невыносимо. Ей все время казалось, что все встречные знают, что она не вполне одета и беззастенчиво разглядывают именно ее. Кроме того, на улице было уже прохладно, и свежий ветерок, проникая под юбки Ольги, щекотал ее промежность, ни на секунду не позволяя ей забыть о своем положении.
Идти пришлось около получаса. Можно было подъехать на трамвае, но классная дама не согласилась, и Ольга могла поклясться, что нарочно, чтобы Ольге пришлось подольше пробыть на улице в таком виде. Надежда Ивановна шла рядом, как ни в чем не бывало, была весела и оживлена, здоровалась со знакомыми, пыталась поддерживать беседу с Ольгой. Ольга отвечала односложно и невпопад. Скоро Надежда Ивановна обратила внимание на состояние своей ученицы.
- Успокойся, глупышка. Это же так забавно - ходить без панталон. Я, например, ношу их только зимой, потому что иначе можно простудиться. И характер от этого вырабатывается, - перестаешь бояться всяких глупостей.
- Каких, Надежда Ивановна?
- Это мне объяснил один знакомый, когда я была примерно в твоем возрасте. Я ведь тоже была стеснительной, дальше некуда. Мои воспитатели, например, требовали, чтобы я яйца называла "куриными фруктами".
Ольга невольно фыркнула. Между тем, классная продолжала:
- Они считали, что таким образом я продемонстрирую подобающую юной девице скромность. А в действительности (теперь я это понимаю), я всем показывала свою глупость и ханжество. Видишь, даже тебе смешно. Этот человек научил меня относиться к общественным приличиям с юмором, чтобы не сказать, с кукишем в кармане. И, представь себе, очень помогает. Кстати, можешь называть меня просто Надеждой, правда, на "вы" и, естественно, вне гимназии. - Надежда Ивановна, неужели никто не догадался, что вы под юбкой голая?
- Ну... может, кому и повезло. Но, вероятнее всего, они просто не поверили своим глазам, - со смехом сказала классная, - главное - не переходить некоторой границы.
Наконец, они пришли. Дом на улице Кузнечной, по лестнице которого они поднимались, был не очень богат. Швейцаром в подъезде и не пахло. В таких домах снимают квартиры чиновники небольшого достатка, захудалые купцы, молодые офицеры. Но квартира, в дверь которой позвонила Надежда Ивановна, была довольно велика и хорошо обставлена. Дверь им открыла симпатичная девушка в белом фартучке и наколке горничной. Ее полная грудь едва не выпадала из корсажа низко декольтированного платья. Безбожно затянутый корсет делал ее фигурку чрезвычайно сексапильной.
- Пройдите, пожалуйста, в гостиную. Петру Андреевичу срочно понадобилось отправить телеграмму, сейчас он вернется, - сказала девушка, пропуская их в квартиру.
- А вы, правда, не носите панталон? - спросила Ольга, когда за горничной закрылась дверь гостиной.
Надежда Ивановна, не говоря ни слова, наклонилась, подхватила подол своего строгого платья, в котором она вела уроки в гимназии, и подняла его до груди. Между подвязками ажурных черных чулок и пенными кружевами нижних юбок действительно не оказалось никакого белья. Даже Ольге, не искушенной в таких вопросах, показались изумительно гармоничными ножки классной дамы, обтянутые черным шелком чулок и перехваченные чуть выше колен ярко-алыми подвязками. Треугольничек внизу живота учительницы также был покрыт темными кудряшками. Надежда Ивановна несколько раз обернулась, давая возможность ученице полюбоваться и ее полными ягодицами, а затем уселась в кресло.
- Вы такая красивая! Можно я еще посмотрю? - спросила Ольга, которая даже после признания классной дамы не могла поверить своим глазам.
- Видишь, я же говорила, что люди считают, что им померещилось, когда видят такое. Ну, смотри, - с этими словами Надежда Ивановна опять задрала платье и немного раздвинула колени, чтобы Ольге было удобнее. Гимназистка присела на ковер перед своей наставницей и в упор принялась рассматривать ее полураскрывшееся влагалище.
- Обращаешь девочку в свою веру? - раздался в комнате мужской голос. Ольга стремительно обернулась. У двери стоял элегантный усатый господин лет тридцати и без всякого стеснения рассматривал открывшуюся перед ним сцену. На удивление Ольги, Надежда Ивановна не сделала ни малейшей попытки прикрыть свою наготу.
- Оля, это - Петр Андреевич, мой добрый знакомый, надеюсь, теперь и твой.
- Можно просто Петр, - добавил мужчина.
- Петр, это - Оленька, моя лучшая ученица. Одна беда - немного стеснительная.
- Так воспитывай ее, на то ты и классная дама.
- Я и воспитываю, она делает успехи. Вот сегодня она прошла весь путь сюда от гимназии без своих кальсончиков.
Такого предательства от Надежды Ивановны Ольга не ожидала.
- Зачем вы ему сказали? - произнесла она со слезами на глазах, - как вы могли?
- Петра стесняться не надо. Он - порядочный мужчина и не станет разглашать интимные дамские секреты. Ты можешь даже показать ему свою пизденку. Давай, сделай это.
У Ольги отнялся язык от удивления. Ее шокировал не столько этот приказ, сколько лексика классной дамы. Не то, чтобы Ольга никогда не слышала таких слов, но она была убеждена, что их произнесение является прерогативой пьяных извозчиков и дворников. А тут - ее воспитательница, которая способна в гимназии унять расшалившийся класс одним холодным взглядом, сидит перед мужчиной без панталон в непристойном виде и произносит ТАКИЕ речи...
Надежда Ивановна воспользовалась замешательством Ольги, которая по-прежнему сидела перед ней на ковре, и ловким движением забросила ножки ей на плечи. Ольга оказалась прижатой к креслу. Ее носик почти уткнулся во влагалище Надежды Ивановны. Классная сделала рукой Петру приглашающий жест, и тот подошел к Ольге сзади. Она попыталась освободиться, но Надежда Ивановна крепко обхватила ее ногами и гимназистка только облегчила мужчине задачу, встав на колени. Петр не преминул этим воспользоваться и, подхватив Ольгино платье, закинул его ей на спину. - Смотрите-ка, девочка действительно ходит без панталон. Ну-ка давай на нее посмотрим поближе, - сказал Петр, раздвигая руками Ольгины бедра.
- Осторожней, Оленька еще целочка, - предупредила Надежда Ивановна, - можешь сам посмотреть.
- Хорошо, я буду осторожен.
Петр раздвинул двумя пальцами большие половые губки Оленьки и провел по ним ладонью. Когда его палец коснулся клитора, Ольга вздрогнула и застонала. А мужчина принялся щекотать ее половые органы легчайшими прикосновениями. Его пальцы буквально порхали по нежной Олиной коже как крылышки бабочки. Приятный зуд в промежности, не дававший Ольге покоя в течение последнего времени, усилился, и Ольга была готова на все, чтобы пережить это ощущение до конца.
- Еще! - страстно прошептала она.
Надежда Ивановна наблюдала за этой сценой. Когда она увидела, что Оля достаточно возбудилась, чтобы ее усилия были излишними, она убрала ноги и сделала Петру останавливающий жест.
- Подожди, Петя, не сейчас. Нам еще надо кое-чему девочку научить. Иди ко мне. Я вижу ты готов.
- Я? Да у меня сейчас штаны лопнут! - простонал Петр, расстегивая брюки. Ольга обернулась, чтобы посмотреть, почему он прекратил свои ласки, и увидела возбужденный член Петра.
- Какой огромный! - воскликнула она, - у статуй в музее гораздо меньшие.
Дружный смех был ей ответом.
- Это потому, что они каменные. А живой мужчина, когда видит таких красавиц как вы, возбуждается, и член его увеличивается, - объяснил Петр, смеясь. Гимназистка не поняла, разыгрывает он ее или говорит серьезно, и решила уточнить:
- А зачем он?
За Петра ответила Надежда Ивановна:
- Этот орган предназначен для того, чтобы дарить женщинам удовольствие. Ты еще не готова с ним познакомиться, но как это происходит, мы тебе сейчас покажем. Иди ко мне.
Последняя фраза была адресована Петру, и он не заставил себя долго упрашивать. Отстранив Ольгу от кресла, он встал перед ним на колени, и его член оказался на одном уровне с влагалищем Надежды Ивановны. Взяв учительницу за бедра, он подтянул ее туловище к краю кресла и прикоснулся членом к срамным губкам женщины. По ходу дела Петр давал пояснения:
- То, что мы сейчас проделаем, называется половым актом. Еще говорят "заняться любовью". Когда женщина хочет заняться любовью, ее влагалище вырабатывает смазку, вроде слюны. Мужчина не должен приступать к делу, не убедившись, что это произошло, иначе он не доставит удовольствия своей партнерше никакого удовольствия. Наоборот, ей будет просто больно. Но Надя уже возбудилась, глядя, как я тебя ласкал, и я могу беспрепятственно войти в нее.
С этими словами Петр взял пальцами свой член и погрузил его во влагалище Надежды. Она застонала и, увидев страх в глазах Ольги, улыбнулась: "все, мол, хорошо". А Петр продолжал:
- Чтобы Надя испытала удовольствие, я должен двигать своим членом у нее во влагалище. Вот так.
Ольге вдруг самой захотелось проверить, выделилась ли у нее смазка или нет, и она прикоснулась рукой к своему влагалищу. Увидев это, Надежда строго прикрикнула:
- Убери руку! Пока я тебе не разрешу, ты не должна трогать себя там.
Ольга отдернула руку и принялась смотреть. Между тем, Петр закинул ноги Надежды Ивановны себе на плечи и принялся медленно и равномерно погружать свой член в ее влагалище, изредка покручивая бедрами. Каждый раз, когда он это делал, из груди Надежды вырывался стон сладострастия.