Бульдозер : другие произведения.

Жестко. Нуарно. В хлам

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Слабонервным и легковнушаемым НЕ ВЛЕЗАТЬ

    Наблюдая легкий недостаток обзоров на неонуарном конкурсе ("Эээ, мы стопятьсот гениальных мистичнейших аффторов наклепали нетленок а чего никто не комментит где наша туча обзоров, мы не поняли?!??!") и строго руководствуясь Правилами ("Жесткость или мягкость критики определяет сам автор обзора. Переходы на личности авторов запрещены, критиковать можно только рассказы") я решил пройтись ленивым ИМХОшным катком по тем из нетленок, до которых он доползет.

    Кто пришел за справкой о собственной гениальности, лучше проходите мимо. Мне мало что нравится из самодеятельности. Я предупредил.
Сейчас в обзоре - Между жизнью и смертью, Для профилактики, Свой-чужой, Над бездной, Блюз на перекрестке, Пегас, На пути в Голливуд, Ночной патруль, Вдова одиннадцатого сентября, Замкнутое пространство



Между жизнью и смертью

Итак, встречаем 14 кило рассказа, состоящего из неправдоподобных диалогов, ненужных пояснений и ЗАПЯТЫХ, которые выскакивают внезапно, доводя неподготовленного читателя, имевшего по русскому больше, чем два с минусом, до нервной икоты. Приготовьтесь к изобилию одинаковых картонных персонажей, из которых выделяется разве что женщина, любящая говорить "Ой" и, в противовес остальным, забывающая запятые там, где они нужны.

Более предметно текст скажет сам за себя:

"- Сын генерал-полковника Калмыкова, - ответил летчик. Никаких обязательств держать цель полета в тайне он никому не давал, а потому, решил, что ничего страшного не случиться, если он позволит себе рассказать кое-какие детали. Вернее, он хотел рассказать специально, дать лишнюю возможность в дальнейшем зацепиться за инцидент журналистам, назло всему руководству, и пояснил - это командующий нашего округа."

Черт, какое важное и нужное пояснение и сколько в нем лишних сюжетнобесполезных канцеляритных букв.

"- Вот, елки, - сорвалось с губ."

Нет, это не то, что срывается с губ при виде ожившего мертвеца.

"Глеб только сейчас осознал, что говорил с Гошей, кем бы или чем бы он ни был на самом деле, так, словно, они беседовали где-нибудь на кухне за чашкой чая."

Да-да, и я о том же!

"Глеб схватился за ручку изменения угла атаки лопастей. Был шанс раскрутить винт за счет набегающего при снижении воздуха и сесть, пусть, жестко, но с более-менее приемлемой для того, чтобы остаться в живых, скоростью."

Вот сижу я в падающем вертолете, разговариваю с зомби и думаю, как бы мне эдак раскрутить винт за счет набегающего при снижении воздуха, чтобы приземлиться с более-менее приемлемой для того, чтобы остаться в живых, скоростью...

"Было немного жаль и кота"

А вот мне только кота и жалко, честно. Бедное жЫвотное напугали и заставили целых 14 К бестолково просидеть в коробке, обтыкав, запятыми, в самых, неожиданных, местах.



Для профилактики

Первая же фраза и ...

"Клиентка, как они с Романом и договаривались, ждала его под рекламным щитом, призывающим покупать для дачи какие-то стройматериалы"

Какие-то? Нет уж, будьте добры, поясните, какие это именно стройматериалы для дачи призывает покупать рекламный щит. Это важно!

"Давно хотел спросить"

Точнее, в тот единственный раз, когда вы приезжали в нам в офис.

"кажется, теперь в голосе Мальвы прозвучало хорошо знакомое Роману кокетство. Странная все-таки девушка!"

Кокетливая девушка? Чертовски странно!

"- В будущем это мнение тоже не будет особо популярным, - отозвалась его спутница, и теперь ее голос зазвучал грустно. - Правда, не у всех..."

Простите, кто на ком стоял?

"с каким-то легким акцентом"

С каким? С каким именно? Это тоже важно!

Впрочем, как и остальные метры натянутых диалогов и косолапых фраз, в унылом скоплении которых мы наблюдаем "бурные ручейки", катящиеся по стеклу, дворники, которые "едва справляются со своей задачей", затянутое тучами "стремительно темнеющее небо"... а также сюжет, куда как более красочно расписанный Рэем Брэдбери в его "И грянул гром".



Свой-чужой

Так, а вот мы встречаем автора, куда более уверенного в своем литературном обаянии. Устраивайтесь поудобнее, дамы и господа, мальчишки и девчонки, и приготовьтесь к захватывающей и душераздирающей истории героини, которая, судя по обилию графических пауз, думает примерно одну мысль в час.

Ее зовут Мейерс, она - одинокая рефлексирующая неврастеничка с провалами в памяти, искаженным восприятием реальности и мечтой завести наконец дома нормального мужика. При этом она же - полковник ВВС США, супершпион, подосланный к медведям в ушанках с целью выкупить сверхсекретные вертолетные чертежи, и она же инженер-конструктор, за эти чертежи отвечающий.

Он - суперсекретный русский двойной агент под кодовым именем "Иван", и он органично вписывается в обстановку, соответствующую клюквенному стандарту чуть более чем полностью. Водка? Есть. Щедрая душа? Имеется. Злая теща в квартире без ремонта? В наличии. Найти общий язык с протагонисткой ему не составило труда, ибо по количеству пауз между обрывками фраз они явно родственные души. Его русская душа загадочна. Но ее американская еще загадочнее, ибо непрерывно просит любви и романтики, витает в своих мирах, галлюцинирует о следящих за ней живых вертолетах и в упор не замечает, кто там "у входа лениво отдал честь". Черт, у них там в армии что, нет проверок на вменяемость? Не знаю, как вы, а я бы на месте руководства ВВС даже не сомневался насчет того, можно ли подобной даме доверить сверхважную операцию по завоеванию медведей в ушанках.

Выполняя условия конкурса, автор взорвал не одну, а целых 125 вертушек, прежде чем впасть в кому на полуслове.



Над бездной

В поле зрения попадает рассказ из серии "чернуха ради чернухи, трэшак ради трэшака", в которых чем больше напихано несвязных кровоточащих отвратительных тошнотворных разъедающих слов, тем лучше. Сие перемежается воистину муторными штампами вроде "бессмысленный круг бытия", "луч надежды", "невинный ангел", и, конечно же, "влачит жалкое существование".

Мда, "Анна Каренина упала под поезд, и он еще долго влачил ее жалкое существование". Это уже из другого текста. А что до этого текста, то он поначалу претендует на пафосность, но быстро скатывается в набор кривейших предложений, не имеющих ничего общего с литературными нормами языка, на котором творил Лев Николаевич, и я не имею в виду французский.

"Неопытность в делах такого рода привела к поражению, шейные позвонки не успели треснуть, и андроид-надзиратель, изодрав мою кожу в кровь над ключицей, снял удавку и сломал руку, пытаясь приковать ее к стене."

Неопытность в делах такого рода привела к появлению на свет убогого рассказа, который стоит прикончить быстро, чтобы не мучался. Я могу одолжить пистолет.

"-Я согласна, теперь можете отключать дочь от аппарата искусственного обеспечения жизнедеятельности."

Спасибо, пояснили, что она чья-то дочь, и за полное название аппарата спасибо. Черт, я так и вижу - стоит убитая горем мать и шепчет эту дикую канцеляритную фразу - "можете отключать дочь от аппарата искусственного обеспечения жизнедеятельности".

Жесть какая-то.



Блюз на перекрестке

Рассказ по верхней границе допустимого объема, предваренный самодостаточной аннотацией, дабы сразу исключить иллюзии насчет того, во что ввязывается читатель.

А ввязывается он в...

"Хотелось бы претендовать на оригинальность, но, боюсь, это не так."

Что не так? А впрочем, автор прав - ЭТО не так.

Хотя поначалу кажется, что так. Поначалу ЭТО (наконец-то русскоязычное! т.е. читабельное) течет гладко, потом начинает проскальзывать, как сырое яйцо, набирая обороты на давно отполированной колее - тут и виски, и сигары, и бледная кожа, и холодная кровь, и ледяные глаза, и постоянные отсылки к собственной снежнокоролевности.

"Я ощущала бы холод его глаз, если бы у меня еще осталась такая способность",

"странное зрелище - как если бы ваш холодильник попытался проявить какие-то эмоции",

"пустота и холод внутри навсегда останутся со мной",

"если бы мои руки не были так холодны, они бы наверняка онемели от холода",

"если бы только мне не было все равн..." Да поняли мы, поняли уже. Включи, наконец, батарею.

Душу она, естессно, продала невесть откуда взявшемуся дьяволу, и осталась недовольна, так что "вечная жизнь обернулась вечным подсознательным стремлением к смерти". И я бы ей поверил, если бы только полтекста назад она не сказала ", что ради бессмертия мне постоянно нужна будет чужая кровь и энергия." По законам одной неумолимой науки, столь нелюбимой женщинами и писателями, ради смерти ей стоило всего лишь немного поголодать.

Вместо этого нелогичная девица тусит с другим вампиром, потом находит его убитым, потом мелькнувший в начале рояль всплывает из кустов и по законам романтического жанра романтично оканчивает романтичный путь анемичной страдалицы.

Amen. RIP. Все концы обрублены. Разве что...

"- У всех свои тайны, Тесс, - с намеком произнес он, подмигивая. - Я умею быть благодарным. Я умею молчать, когда нужно."

Что там за тайна осталась висеть в воздухе, а?



Пегас

Глубинная суть следующего опуса объемом в щадящие 8 К сводится к ключевой фразе, запрятанной в середине текста:

'Я пришёл в себя, когда официант, странно поглядывая в мою сторону, сметал со столика рассыпанный сахар.'

Это был не сахар. С целью избежать пристального внимания госнаркоконтроля это стыдливо названо сахаром, но мы-то знаем симптомы. Они налицо - серия бессвязных флэшбэков и ярких галлюцинаций, сдобренных случайными кусками стихов без конца и начала, еще больше сбивающих читателя с толку, которого и так нет.

В итоге, продравшись через заросли аллюзий, метафор, бреда и споткнувшись на откровенно корявой фразе:

'Будто вспугнутое серое пятно, в памяти мелькнул холодок от своего услышанного по радио адреса'

мы с облегчением выныриваем из дебрей рассказа, созданного, похоже, с единственной целью пристроить куда-нибудь обрывки неоконченных ванильных стишков пубертатного периода.



На пути в Голливуд

Ну все, хватит уже читать рассказы, которые хотя бы пытаются походить на худлитру. Встречаем, следующий на очереди у нас -

двадцатикилограммовый плохо вычитанный протокол, написанный языком канцелярских скрепок и запылившихся дыроколов. Он поведает удручающе унылую историю Лидии, начинающей актрисы, которая "видит в партнёре человека удобного в данный момент" и с ним же "в последнее время делит не только постель, но и (ВНЕЗАПНО АРХАИЧНО) кров". Черт, ценное уточнение, я-то всегда думал, что кров включает в себя постель, если это, конечно, не офис опен-спейс.

"- Я к вам ненадолго. Это у моей девушки разыгрались и прогрессируют фантазии насчёт института Ли Страсберга. Причём, вполне конкретные. Непременно хочет туда поступить и постичь вершины американского актёрского мастерства."

Приз за самые выспренные и ненатуральные диалоги - в студию!

Текст тужится изо всех протокольных сил, изображая из себя великую психологическую драму, но результат к истинной психологии и драматичности имеет отношения не больше, чем Сумерки. Сага, и в копилку мировой художественной ценности добавляет примерно столько же. Непутевому же читателю остается таращить глаза, пытаясь переварить несъедобных "хорошо странных" мужиков,"счастливых от них избавиться", "завидных оплотов благосостояния", а также гору наштампованных "истин в последней инстанции", "хлебов насущных", "законов гостеприимства" и "проблем материального характера", "следующих в противоположных направлениях".

И, наконец - ба-бах! кульминация драмы - "эротическое послание" мощным хуком добивает ошалевшего читателя, влепившись в конец протокола насмешкой столь же дикой, как виагра, подсыпанная восьмидесятилетнему старику в ромашковый чай.

Мда.

В Сумерках хотя бы есть лулзы. И сексапильные школьницы.



Ночной патруль

Этот рассказ выступает под лозунгом 'Смысл ничто, фишка - всё'.

Смысла в том, что на скромных 5 К текста собралось озадачивающее количество безымянных персонажей - ночной патруль, я, мать, отец, любовник - и один поименованный, единственное описание которого начинается только в последнем предложении, и правда немного. А вот фишка есть, и она в том, что главгер (видимо, за недостатком слов в языке Тургенева и Тютчева) всучивает читателю свою личную систему кодировки логических единиц и тут же переходит на нее, вынуждая постоянно пролистывать в начало за справкой.

Название рассказа соотносится с содержанием примерно... никак. Оно возникает рандомно и по наитию, как и ВНЕЗАПНО русские с водкой (вторая клюква за конкурс, я все подсчитываю, да-да), хотя национальная принадлежность остальных индивидов в рассказе не обозначена, не нужна, не важна и никого не волнует.

'Только вам я обязан, что я стал тем, кем я стал.'

Закомплексованным сексуально озабоченным неврастеником, не способным связать два предложения из двух слов в одно из четырех.

'ты била меня скалкой по голове'

А, так вот в чем дело...

'И я спрошу, где ты была, когда вернёшься. Всё и так ясно.'

Как божий день, ептыть, когда сидишь дома один и колотишь в барабан, вместо того, чтобы позвонить ей на мобильный.

"Где ты была, Эвелин?"

А она такая: 'Да по магазинам шастала, блин, еле нашла твою пену для бритья, держи, с 23 февраля, болезный!'



Вдова одиннадцатого сентября

Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену. Однако не все знают, что гугл - очень плохое дополнение к тексту, претендующему на самодостаточность и обширность читательской аудитории.

Действие рассказа, о котором идет речь, развивается одновременно в трех местах - на экране телевизора, в пьяном сознании женщины по имени Джоанна и, наконец, на Альфе Центавра, литературные нормы на которой позволяют событиям происходить 'в быль', заданиям - 'не допускать человеческие жертвы', где такое физическое тело, как самолет, вполне может 'пронзить' такое физическое тело, как скопление бетонных стен, где отраву в еду не подсыпают, а засыпают, где существует слово 'отбросок' и слово 'выгрезенных', недоступное сколь-нибудь адекватному осмыслению на любом другом языке, кроме альфацентаврийского.

Заботясь о физической форме и развитии реакции читателя, рассказ горным козлом скачет между этими локациями, нимало не заботясь о том, чтобы перекинуть хотя бы легкие мостики для неуклюжего недотепы, который, запутавшись в настоящем, прошлом, возможном и вымышленном, уже даже не спрашивает, какой такой приказ был все-таки отдан генералом Джоном с ВНЕЗАПНО АНИМАЛИСТИЧНО 'легкостью косули'. Серьезно, 'отдать приказ с легкостью косули'? Что ж, получив небольшой ушиб мозга, поскачем за косульным генералом далее, к суровым смысловым конструкциям, из которых следует, что:

- Джоанна всегда в этот день старается поверить в то, что на экране уже пламенятся два небоскреба;

- из-за 'буйного супружества в среде военных' она не верила, что Джон хотел застрелиться из именного пистолета;

- башни-близнецы остались целехоньки, и их верхние этажи обрублены только в ее воображении;

- некое непонятное, невнятное, никак не описанное 'сверхъестественное создание пьяного разума Джоанны' бросается на нее не с ножом и не с плеткой, дабы хорошенько отхлестать за подобное обращение со словами, а с 'поразительным выбором'...

...и прочая, и прочая.

Мешанину слов венчает предложение, бессвязно вместившее аж четырех личностей - себя, любимого человека, того и самодовольного молодого генерала, а также две неприязни, которые, устав от сумбурных страданий протагонистки, ВДРУГ ВНЕЗАПНО затеяли в ней веселую возню.

И правда, чем тут еще заниматься.



Замкнутое пространство

Кровавая драма разворачивается в замкнутом, но мучительно обширном пространстве этого рассказа. Здесь, в чернильных (х2), черных (х6), чернокожих непроницаемых застенках при свете 'неоновых о, неоновых о' происходит мрачное жертвоприношение великой богине Метафоре, коя изображается в виде невысокой девушки в роговых очках и с томиком Набокова под мышкой.

На алтаре возлежит мозг читателя, и он медленно препарируется во славу богини, прежде чем быть погребенным под тоннами слов, которые пойдут на все, чтобы только быть написанными. Уместно и неуместно, оправданно и неоправданно сыпятся они на испуганную жертву, вместе с ней хороня и сюжет, который можно уместить в

'Девушка и пистолет' - 'бациллы безумия!' - 'убить?' - 'вооруженные санитары'.

Какбэ намекая, вкупе с конкурсным самоназванием своего создателя, на связь с одним небезызвестным литературным трудом, рассказ в то же время прозрачно указывает на его (а значит, и свою?) второсортность. Но подобное раздвоение все-таки вторично по сравнению с тем шабашем, что разворачивается на первом плане по велению вышеуказанного божества. В его культе есть два смертных греха - унылость и канцелярит, и, хотя мы уже видели блеклые поклонения ему в прочих конкурсных опусах, эталонная борьба с этими грехами происходит, конечно, здесь.

Вакханалия достигает своего пика, когда трепещущий в агонии, скованный безысходностью, затерянный в беспросветности броуновского движения мыслеобразов рассудок читателя расплющивает, наконец, массой словоформ, словоформаций и словоформулировок, и разрывает на части адскими скакунами Хаоса, как Шона Бина в фильме 'Черная смерть'.

Ужасная гибель, просто ужасная.



___________________________________

Уважаемые рассказы, которых нет в обзоре - то, что вас нет, не значит, что вы мне понравились. Я вас просто еще не читал. Возможно, и не буду. Если вы НЕ хотите, чтобы я вас читал, а потом про вас писал, пожалуйста, укажите это в комментах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"