Валентин Д. : другие произведения.

Кольцо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:



Поторопись, мгновенье - ты ужасно!

Любая любовь не любит послесловия. Поясню почему. Так, согласно одной народной мудрости, любовь слепа. Согласно другой - любовь зла, в чём, порой, доходит до извращений. В большинстве же банальных случаев она просто нема.

Рыжие посетители - и где их столько набралось? - несколько осторожно обходили столик. Станислас Свирщинский задумчиво сидел, положив ногу на ногу, руку на руку, голову на голову - вернее, её отражение в гранитном зеркале столешницы, разглядывая две бутылки текилы, две рюмки, две пачки "Голуаз", две зажигалки, две пепельницы, четыре блюдца (два - с лимоном, два - с солёными фисташками) и всякий раз приходил к выводу, что на каждую голову приходится по комплекту. В очередной раз сочувственно взглянув в глаза собеседнику, он откинулся на высокую тулью сиденья и здесь же почувствовал, как его что-то отвлекло, увлекло или привлекло. Что-то, чем вполне мог быть звук (он принюхался), игра света, запаха, слов.
Бабочка, порхнувшая по векам. Темнота. Свирщинский очнулся от грёз, и чьи-то ладони - лёгкий запах лимона? - легли на его глаза. Выступ на мизинце, но нет... "Вот, - подумал он, - одна из подвыпивших девочек ищет забав". Пауза продолжилась, и ему надоела её настырность. В это время заскрипела какая-то дикая музыка, или ему послышалось, и Стас непринуждённо мотнул головой и уже полностью, до хруста обернувшись, выдохнул:
- Ну?
Ольга улыбалась, как на первой их фотографии, где он держал мартышку, она - книжку, обое были довольные, и море за их спиной, застывшее в нарочитых бликах, тоже глядело с весёлым вызовом свободной стихии. Снимок не вместил длинноносую европейскую яхту, стоящую сбоку от пирса, шустрого грекообразного еврея, торгующего коралловыми безделушками, раздавленный апельсин спасательного жилета, брошенного в воду детьми...
- Привет!
...всё то же тёмного металла кольцо - о, оно вечно не давало ему покоя, особенно в первые дни, и потом, последняя ссора... - подаренное ей жизнью задолго до их знакомства, та же блузка, волосы с лёгкой рыжинкой, чего никогда не было - или это верхний свет, отливающий от медных пластин потолка?..
- Стас, очнись!
Он схватил её за руки, притянул к себе и смотрел, смотрел...
- Стас, да ну же!
- Что, моё золотко?
- Поехали, наконец, ко мне. Или, хочешь, побродим по городу, - только не здесь. Ну пошли, вставай.
- Эй, гарсоньера, счёт, пожалуйста, - и пока Ольга ждала у выхода, от души расплатился, вычитав в сером клаптике неподобающую моменту сумму и удвоив её чаевыми. Он с удовольствием отметил в дежурном "спасибо" девушки лёгкое замешательство.
Вышли из-под арки. Погода - блеск. Крупные отборные звёзды заряжали округу месмерическим действом. Стас прищурился:
- Твоё авто далеко?
- Я без машины.
- Тогда пойдём.
Он обхватил её под грудь левой рукой, Ольга чуть обмякла, податливо повернувшись к нему лицом. "У кумушки в зобу дыханье спёрло, - подумал Стас. - Кумушка - это я".
Первый квартал прошли молча, слегка потискивая друг друга, пока Ольга, уже заведясь, не куснула его за мочку уха. Стас дёрнулся. Слева наплывал парк - дымчатый, иссиня-чёрный и желанный. "Там должны быть скамейки. Там не должно быть людей. Там должны быть мы."
- Куда ты меня тащишь?
- Я не тащу, ты сама меня тащишь.
- Подожди немного, какой нетерпеливый, знаешь, как свежо сейчас на набережной и почти никого. Я задыхаюсь, здесь так душно. Ну ладно, но потом на набережную, хорошо?
- Ха, ты долго будешь говорить сама с собой? Утянула меня в дебри... Ну, где твои вульгарные лавки?
- Хорошая... трава заменяет плохую лавку... Давай же, не злись, давай...
Она потянула его вниз, на траву, которая действительно оказалась хорошей - он перестал злиться, - лишь бы здесь не выгуливали собак.
Кувыркались долго и ожесточённо, как в детстве, он дважды наткнулся крестцом на ствол какого-то деревца (познания добра унд зла; Адам соблазняет Ньютона, последний пыхтит и упирается, упирается, упирается, упирается, упирается, упирается, упирается, упирается... Всё).
- Ты ещё живой? Душка, ты что?
- Я умер. Яворы и ставни горячий теребил Эол.
- Кто это?
- Это милиционер. Вон, за кустами. И если мы не затаимся... Прикройся быстрее, твоё бельё нас погубит. А-а-а, мы погибли!
- Брось придуриваться, там никого нет. Слушай, ты не ответил на мой вопрос.
- Это Набоков.
- Вспомнила баба... На первый вопрос, а?
- Иди сюда, я тебе что-то покажу-расскажу.
- Ага, и попробовать дам. Не выйдет.
- Ты вульгарна и распущенна... В некотором царстве, королевстве, шахстве (какое-то подозрительное слово) жил был я, и были у меня на руке часы.
- Ну.
- И решил я на них глянуть. И что я увидел?
- Что ещё немного, и я подхвачу воспаление лёгких, n`est pas?
- Умничка. Пора выдвигаться.
- Обними меня. Не так. Крепче. Ещё крепче... Обожаю лето... Мне больно! Наверное... А-а-а, я уже не знаю...
Когда они поднялись, поправили одежду и, воровато озираясь и хихикая, стали пробираться сквозь заросли к фонарям мостовой - Ольга цыкнула, ужаленная крапивой, - Стас явственно услышал справа от себя: "Здесь занято". Он замер, жестом остановив подругу, не спеша повернулся на голос и долго всматривался в режущую глаза темноту. "Вроде послышалось,"- прошептал Ольге на ухо, и они осторожно двинулись дальше, постепенно выбираясь к свету фонарей, к теням и двусмысленностям.
Непроходящий зуд в паху и прохлада набережной заставили их быстро заняться поиском транспорта. Поздних автомобилей лаковый чернослив, бутылочный блеск улыбок, нарастающее ожесточение одиночества, даже если ты вдвоём - этими нехитрыми уловками ночь загоняет домой, как помелом, самых стойких и преданных ей адептов. Путь любой звезды идёт по кривой, и чем раньше она выжжет дотла свои запасы, чем ярче пылает её глупое сердце - тем вероятнее и ближе перерождение. И горе тому, кто попадёт в её сны.
Бордовый человечек, высунувшийся из такси, был похож на инопланетянина из анекдота. И цену заломил неземную. Они прыснули, мельком обсудив его внешность, и пропустили эту возможность. Следующий тип, пробавляющийся частным извозом, был с напарником. Их они тоже не стали ангажировать, настороженные панибратским: "Сторгуемся по пути". Запрыгнув в тачку с третьей попытки - на заднее сиденье и поближе друг к другу, да! - они с ужасом обнаружили, что водитель пьян. Но было поздно, и прямой и переносный смысл этого "поздно" сложился в необратимую погоню за несуществующим беглецом, которую они перенесли мужественно и зря: не доехав полсантиметра - по карте-двухвёрстке - до цели, машинка стала: кончился бензин. Не гонялся бы ты поп за дешевизной, и, скупо расплатившись, остальное дошли пешком.
Зато какой у Ольги был сад - куда тому маркизу! Кипарисы, можжевельник, кизил, тамариск, несколько видов агавы, десяток карельских берёз, статуя работы Родена - какая-то там "...весна" - всего этого не было, зато были яблони, вишни, абрикосы, сумасводящая черёмуха и терпковатая смородина, чья неувядающая свежесть дополняла букет. Сад как сад, если не учитывать близость центра, бетон, грязь и толпы идиотов, норовящих оттоптать тебе ноги, оборвать пуговицы и при этом весело поскандалить на предмет твоей неправоты.
Но была ночь, и сад был чёрен, незаметен и тих. Скользнув в калитку, они прошуршали по гравию в густом коктейле из благоухания и тьмы и, взобравшись на небольшое крыльцо - скрипнул ключ, сонно откликнулись петли, - шастнули внутрь. Ольга помелась к выключателю, и пока Стас хватал её плечи, грудь, успела сбросить туфли и схватить с трюмо яблоко, чуть не перевернув вазу, уронить его, чертыхнуться, пошарить по его брюкам, найти, убедиться, сделать извиняющийся жест и скрыться в туалет - ну очень хочу...
Стас прошёл в ванную, тщательно вымыл руки, пригладил свои светлые и несколько жидковатые волосы, косясь в зеркало и строя рожи, провёл ладонью по лёгкой щетине - сойдёт - и направился в кухню.
Зашла Ольга, поставила на плиту чайник, сковородку, распахнув холодильник, выискала в нём мясо и в темпе начала с ним возиться. Стас курил, качаясь на членистоногом табурете. Зашла мама и начала пристально глядеть в окно. "Сгинь," - подумал Стас. Мама исчезла.
Тем временем что-то стучало, отбивные жарились, слегка позванивали тарелки, из салатницы выглядывали дольки помидоров, запах укропа перебивал мясной аромат, Ольга разбила чашку. Пауза.
- Ну вот. На счастье, - она грустно улыбнулась.
Стас ухмыльнулся, встал с табурета и распахнул окно в сад.
В кухне посвежело. Через минуту пожаловал первый гость: небольшой мотылёк, с разгону напавший на лампочку, неуверенным зигзагом - видимо, уже мёртвый - рухнул в сковороду.
- Фи, гадость. Ты впустил - ты доставай.
- Не гадость, а божья тварь. Съедим.
- Ни фига.
Она выковыряла его из-под отбивной и, пронеся на вилке к окну, выбросила в сад. "Смерть продолжается,"- подумал Стас и осторожно закрыл окно.
- Лимит, я думаю, исчерпан, можешь открыть. Завтрак у открытого окна - это романтика. А я очень романтична. Ты не знал?
- Почему завтрак?- он снова открыл окно.
- Ужин в три часа ночи? Плохая примета: когда-то он предшествовал предательству и смерти.
- А ты не так романтична, как суеверна. Тем более, смерть оказалась мнимой. Так что ужин, дорогая, ужин.
- Мнимые смерти, мнимые числа, мнимые ужины...
Она погрустнела. Стас подхватился, обнял её сзади и заглянул через плечо в глаза, зелёные и влажные глаза своего несчастья. Ольга повела плечом, высвободилась и повернулась к плите. Он повторил попытку, она опустила руки и откинула голову назад в кошачьем блаженстве.
Густое терпкое "Каберне", овощной салат, отбивные, сыр - скромный стол для двоих.
- С хлебом проблемы, - произнесла Ольга, слегка наклонив голову и покусывая вилку.
- Странно, обычно проблемы без хлеба, - автоматически пошутил Стас. Думал, что пошутил. Внезапно Ольга бросила вилку, поднялась и со словами: "Я пойду спать,"- быстро вышла из кухни. Стас оторопело помотал головой и выбежал за ней.
Она лежала на кушетке в зале лицом вниз, молча и недвижно, как свёрнутый в рулон ковёр, перетянутый у талии - очень тонкой талии - шнурком для страховки. Он присел в головах.
- Что-то случилось?
Молчание. Стас погладил её, как гладят чужих собак, но не близких женщин: медленно и осторожно, готовый отдёрнуть руку. Она не шелохнулась.
- Оля, тебе плохо?
- Что-то не то. Не могу понять, но что-то не то. Что-то в воздухе, в атмосфере... У тебя кто-то есть?
Пауза.
- У меня есть ты. По крайней мере, я на это надеюсь, - он прижался губами к её шее. Ольга сжалась и рывком села на кушетке.
- Иди, налей вина. Я сейчас приду.
"У кого-то из нас месячные, - подумал Стас. - Месячные. Месяц. Луна. Полнолуние. Вампиры и оборотни. Сон разума рождает чудовищ. Сон чудовища рождает хрустальную логику потребителя. Я разумен до неприличия. С этим надо что-то делать. Немедленно". Он тихо вышел из комнаты.
Сидя за столом и переглядываясь, сперва осторожно, потом всё более и более откровенно, они в нарастающем темпе закончили ужин и - Ольга стрельнула глазами в направлении двери: "Раз, два, три,"- кинулись в коридор. Слегка отставший Стас схватил Ольгу за длинную цыганскую юбку и так, у неё на хвосте, влетел в спальню, где почти синхронно, как опытные пловцы, они прыгнули вниз, на постель...
Стас принюхался, как мышь, взявшая след.
- Так, бегом в ванную.
- Ты не лучше.
- Я за тобой. Хочешь - вместе с тобой.
- Хочу.
"...о море и нечего говорить, - садитесь, здесь не занято. Ты, например, не веришь, что я обнимал двенадцать человек сразу. В Касабланке, когда мы остановились там на два дня..." Показался поезд. Сразу в него проникнув, Стас долго шёл по галерее вагонов, анфиладе вагонов, миновал несколько арок со зловещей лепниной, вышел на площадь - там сразу прекратилась стрельба и все эсесовцы недоуменно уставились на него, - зашёл в какую-то аптеку, где ему выдали велосипед с отломанной педалью, а нужно было обязательно успеть, и он, корячась и время от времени отталкиваясь свободной ногой от бордюров, деревьев, оград, выехал к морю, где его ждал очень похожий на сарай паром..." Стас проснулся. Низ живота распирало и хотелось пить. Повернув голову, он осмотрел обстановку, татуированную патиной дневного света. Тускло блестела репродукция Дюрера, на которой закованный в неуязвимую броню рыцарь победоносно не замечал своих спутников, сбоку от неё под грудой журналов распластался небольшой столик, за окном на отборном идиш что-то вещал воробей. От стен веяло покоем и забвением. "А где же Ольга? - вспомнил Стас и, приподнявшись, стал шарить взглядом по бюро в поисках записки, - Часики, помада, забытое кольцо...- значит, она в доме". И, точно желая проиллюстрировать свою мысль - как в плохой пьесе - громко позвал: "Оля!" Из ванной послышался плеск и грудной перелив её голоса томно ответил: "Да-а..."
- Ты ещё долго?
- Что-то прилипло к заднице, никак не могу отмыть. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
- Знаю: это чей-то похотливый взгляд. Мой, не мой... Как тебе каламбур?

На кухне, слегка столкнувшись задами, они отвесили друг другу поклон и стали совещаться, чай или кофе? Китайцы победили. Опуская подробности чаепития ("...ты похожа на засватанную купчиху; нет, ты похож на дрозда, который съел червяка, у которого была дизентерия; и что дрозду?; дрозду ничего, а червяку хана, вот так, милый мой; ловлю на слове; я должна умереть?; нет, я - твой милый"), быстро перешли к лёгкому флирту...
- Мне нужно съездить в одно место.
- Конечно. Слушай, когда ты потеряешь своё кольцо?
- Когда ты потеряешь меня.
- Как страшно... Он что, так тебе дорог?
- Он - это никто. Personne. Кольцо - это всё. Вся моя жизнь - кольцо. Приятности перемежаются неприятностями и замыкаются друг на друге.
- На чём замыкаюсь я?
- На необходимости ходить на горшок. Ты удовлетворён?
- Вполне. Я еду с тобой.
Её старенькая иномарка - чёрт знает, какая фирма - довольно быстро завелась. Летом всё делается быстро. Особенно глупости. Глупостью было поехать с ней на базар - а ехала она на базар, - глупостью было (проскочили на красный, увы, безнаказанно, остановились у прилавков на улице. Кисло блестела парфюмерия, перламутр флаконов вызывающе подначивал: купи меня! Кошелёк упирался, как жирная глубоководная устрица, до последнего "не могу", после чего был безжалостно вскрыт. "Это, это и, пожалуй, вот это.") рассчитывать на пощаду с её стороны.
- А теперь универмаг.
Резкий поворот руля. Парковка. Двигатель булькнул и затих.
- Только недолго, умоляю.
- Сам нарвался!
Нарвался. Опять парфюмерия. Опять кошелёк, на сей раз эпилепсия, больной мог прокусить (или проглотить?) язык, нет, врёшь, мы вас вытащим с того света, шпилька в руке санитара и, о чудо: больной разомкнул стиснутые в припадке зубы, клац - он спасён! "Боже, она так грациозна в своей истерике: сбившаяся прядь, закушенная губа, блузка ходуном - нет дурака-оператора: "Реклама экстаза: "Покупай духи "Экстаз" - или нюхай унитаз!" Стас не выдержал и пошёл к выходу. "Люблю".
Через полчаса они поехали на базар. Стас ёрзал, потом курил, потом положил руку ей на колено, повёл влево, вверх...
- Ты мешаешь мне вести машину.
- Конечно, - улыбнулся он, но руку не убрал. Ольга повернулась к нему, оскалила свои прелестные неровные зубки, хотела что-то сказать...
Он очнулся на ногах, возле жёлтого автобуса, кто-то держал его за руку, мимо что-то несли, кричала какая-то женщина, истошно и визгливо: "И-и-и-и!"
- А где Ольга?
- Да, да, она здесь, - успокаивал его белый халат, - здесь, как вы себя чувствуете - нет, нет, не двигайтесь, - что болит?
- Я... ничего... - он вырвался и подошёл к толпе на дороге, - кровь на руках? - испугался он, тронул лицо - из разбитой брови сочилось и текло по щеке, попытался заглянуть поверх голов. И сзади - он за мгновение уже предчувствовал это - сзади чьи-то руки закрыли ему обзор, мягко припав к лицу. "Знакомый, - его кинуло в счастливую дрожь, - выступ на мизинце, дурацкое кольцо, как я его ненавижу и люблю," - и он осторожно, медленно, чтобы не разрушить желанную явь, песчаный замок с вековой родословной и челядью в пёстрых камзолах, прудом с карпами, окружённый тщательно продуманным английским парком, переживший не одно поколение своих хозяев - в полуулыбке поворота открыл освободившиеся глаза: "Оленька!"
Скрипела музыка. В полумраке кафе Свирщинский не сразу разглядел отпрянувшую фигурку, обречённо блеснул перстенёк...
Девушка глупо улыбалась.




 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"