Не все передовое берет свое начало в Евразии. Есть пункты, по которым арийская цивилизация безнадежно отстает от, к примеру, африканской. К таковым бы я отнес минимизацию насущных потребностей индивидуума, универсальный загар, здоровые крепкие зубы...
С. Джонатан Бэрр, Иллюзии нашего времени
- Язык человеческий - да простят меня полиглоты и рецидивисты - не является чем-то второстепенным. Человеки говорят на нем, с помощью него и, зачастую, о нем. Но языки их непохожи друг на друга, и человеки разобщены. Синдром Вавилона оставил свой кровавый след в истории, вот и сейчас в рамках одной комнаты несколько присяжных никак не могут договориться: "Выдать - не выдать"", - как будто речь идет о невесте. Вот вы, Мбванго, как эксперт по правам человека, можете что-нибудь спрогнозировать или добавить?
Мой собеседник, элитного вида пигмей с эбеновой кожей и крахмальной улыбкой отставил бокал с "Васпураканом", небрежно-изысканным жестом укротил взметнувшуюся было салфетку, промакнул губы и многозначительно закатил глаза.
- Что вам сказать, - его русский был почти безупречен. - У нас в ООН не принято комментировать э-э-э... подобные ситуации. Инструкции существуют для того, чтобы их блюсти. Как говорится, язык мой - враг мой, - он неожиданно весело хмыкнул. - Простите, это я так, о своём. Да... Но как частное лицо я, конечно - подайте мне, пожалуйста, вон то блюдо, да, спасибо, - он аккуратно выложил себе на тарелку два кусочка филейного катрана под белым соусом, - могу высказаться, но хочу ли я это сделать?
Он подмигнул мне как сообщнику в чём-то крамольном и принялся не спеша смаковать дары черноморских глубин.
Я прикинул, что так он умнёт всего катрана и уплывет в свою ООН "no comment". Придётся слегка его расшевелить - и подозвал официанта. Падкий на иностранцев servus как мотылёк поспешил навстречу судьбе.
- Любезный, вы не находите, что у этих мослов какой-то зеленоватый оттенок? - я кивнул на одно из блюд.
- Видите ли, - привычно нашёлся он, ещё не понимая, с кем имеет дело, - здесь специфически направленный свет, и горошек отбрасывает блики на телятину, замечу, вчера только этот бычок пасся на лугу.
- Наверное, на эдемском лугу. И месяц тому тоже.
Мой компаньон слегка вздрогнул, но есть не прекратил.
- Простите, не понял.
- У вас зелёная рубашка и, тем не менее, очень розовое лицо. Как быть с этим?
Лицо официанта стало ещё более розовым. Красным то есть. Он часто задышал, что, по его представлениям, должно было выразить крайнюю степень участия. Но позиций не сдал.
- Я, конечно, не очень силён в физике верхнего света, но направление фотонных потоков не позволяет зелени рубашки влиять на цвет лица. Наоборот, проходя мимо лица, они окрашиваются в розовый...
- Уже красный.
- Неужели? - Он растерянно заморгал. - Так быстро.
- Ладно, пригласите метрдотеля.
- Но, уважаемый, вы не дослушали, - официант потерял всякую осторожность. - Посмотрите на рубашку - она отливает розовым.
- Не знаю, что она там им отливает, но, как по мне, то не обделяет и голубых. Ведь так, милый мой?
Официант замер. Мбванго жидко зааплодировал.
- Достаточно, - мой темнокожий визави принял вызов. - Не нужно метрдотеля и будьте добры ещё коньяк. Два.
Официант исчез.
- Хорошее представление.
- Ну, - я нарочито смущённо пожал плечами.
Мистер Йокумбо развеселился и хлопнул меня по руке.
- Насчёт невесты на выданье я бы не торопился с выводами, но, боюсь, как бы ей не засидеться в девках.
- И я о том же.
- Так к чему эти закидоны? - он щегольнул заранее заготовленным словцом и уставился на меня, пытаясь уловить отдельно взятую эмоцию, удивления например.
Я старательно изобразил ожидаемое, добавив немножко лести.
- Вы владеете русским едва ли не лучше, чем я. Вы часом не шпион?
Мбванго захохотал.
- Шпион? С моей наружностью? Вы шутник! Конечно, чисто теоретически, я мог бы подвизаться где-нибудь в гильдии трубочистов. Или на одной из убыточных шахт... Да что толку?
- Я не хотел вас задеть.
- А вы меня нисколько не задели. Мы с вами интеллектуалы, и зацепить друг друга за живое - это, знаете ли, нужно постараться, - ну, кроме прямого оскорбления, конечно. Типа "un sale megre" там, "жид пархатый"... Вы не жид, нет?
Я энергично замотал головой.
- Но это оскверняет уста произносящие в первую очередь. А то, по поводу чего вы и завели этот диспут - оно на поверхности: да, правосудие несовершенно, да, люди разобщены, да, добрая часть моих соотечественников до сих пор соревнуется в цивилизованности с обезьянами... Что вы на меня так смотрите? Ваши, что ли, лучше? Только без патриотизма, пожалуйста.
- Да я и не спорю, - я вымученно кашлянул, и это вызвало улыбку у собеседника, такую понимающую и сочувствующую, что хоть прячься под стол.
Мы помолчали.
- А вы всегда так категоричны? - я зажал в пальцах сигарету, вертел её, так, что сыпался табак, но не спешил прикуривать.
- Последние тридцать лет, - Мбванго подумал, что я кокетничаю, и поднёс зажигалку.
Пришлось закурить.
- Спасибо, - я кивнул на стол. - Обновим? Посадка будет долгой.
Мбванго взял меню, дошёл до неизвестного ему - да и мне - слова...
- А что это - "залом"?
- Чёрт его знает. Счас спросим, - я подождал пока официант, который не очень-то спешил нести коньяк ("Страдалец, твою мать!") рискнёт посмотреть в нашу сторону, слегка поманил.
Камикадзе заложил вираж и по большому кругу - по очень большому кругу - спланировал несколько в стороне и выжидательно завис. Плохой солдат.
- Любезнейший, - передразнил мою манеру Мбванго, - что есть "залом"?
- "Залом" - это отборная сельдь. Пряный посол. Очень жирная и очень свежая.
Мбванго задумался, как бы решая в уме какую-то задачу.
- Хорошо, - наконец сказал он, - пусть будет пряный посол. Одну порцию. Вы? - он посмотрел на меня.
- Я, я, - бездумно ухмыльнулся я и, продолжая наслаждаться муками официанта, после того, как Мбванго хрипло переспросил: "What?", мелодично, в меру способностей, произнёс, почти пропел: - Заливной язык.
И уже после того как официант принял заказ, доверительно прошептал вдогонку - так, что меня наверняка услышали и на кухне: - Цианистый калий не забудьте.
Мбванго возился с остатками коньяка, отогревая бокал в ладонях и хмурился, смешно жуя губами, которые у него были будь здоров ("Вечно обиженные губы вечно обиженной расы", - но это, конечно, не вслух). Наконец он родил.
- А вам нравится унижать людей.
- Ну почему унижать. Так, слегка поэпатировать. Хорошая эскапада стоит мессы.
- Конечно, я понимаю, что вы не католик...
- И не протестант.
- Ну да, православие. И обедня вас более прельщает.
- Я бы так не сказал.
- Да? А во что же вы верите? Если верите вообще.
Вопрос был недостаточно светским, чтобы на него отвечать в пределах стола, и то, что я изрёк, конечно, ответом не было.
- Я очень серьёзно отношусь к астрологии. Тайны, доступные всем, но открытые лишь немногим - что может быть...
- А, - оборвал он мои откровения, - оставьте. Я вас уже достаточно изучил, чтобы поверить в эту чушь. Вы уходите от ответа - вы слишком быстро ответили. У вас наготове ещё десяток подобных ответов. Я ведь прав?
- Нет, - чистосердечно солгал я.
- Нет? - он рассмеялся. И мне это говорит образованный европеец...
- Восточноевропеец, - а про себя добавил: "Как собака".
- Тем более, восточноевропеец с ярко выраженными скептическими наклонностями начинает взывать к звёздам? Будь вы женщиной... Но у вас-то с логикой всё в порядке.
Но я уже был далеко.
- Извините, вы явно недооцениваете женщин. Когда им это выгодно, они логичны до омерзения - как логарифмические линейки. И если я правильно понял, вы вначале спрашивали о вере религиозной, то есть категории чувственной и априорной, а она, не к ночи будь помянута, находится с логикой в состоянии перманентной войны. Вот в адрес религии можете говорить что угодно - не стану перечить. А астрология - наука о звёздах, об их влиянии на наши с вами бренности, потёртости и опрелости. В неё, как в способ частичного познания - а ведь другого познания и не бывает - я верю, притом убедился на практике, что...
- На какой такой практике!?- довольно грубо прервал мой полёт Мбванго.
- Ну, я хотел сказать, - я сам не знал, что я хотел сказать, но нужно было хоть что-то хотеть сказать, а, чёрт, ладно, - на практике изучения людей. Человек, родившийся в определённое время под определённым зодиакальным знаком имеет свойства (привет, Музиль!), весьма отличные от свойств человека, родившегося под другим знаком. Так, скорпионы энергичны и любвеобильны, стрельцы - явные прагматики, честолюбие львов...
- О-о, - со смехом перебил меня Мбванго, - поверьте, я несколько лучше вашего разбираюсь в честолюбии львов. Однако, - он посерьёзнел, - вот вы говорите: родился в три пополудни первого января 1999 года. И что, в этот самый момент положение звёзд, какое оно там сложилось, формирует личность? А все те девять месяцев, до того? Что, тонкий слой жира, эпителия и чего-нибудь ещё, из чего там состоит живот - он что, все девять месяцев предохраняет этого человечка от какого бы то ни было звёздного влияния? Неужели светила столь слабосильны?
- Ну, человек становится человеком лишь появившись на свет.
- Это такая казуистика, что мне смешно. Да дети двигаются, мыслят, живут наконец - и это доказано! - ещё в утробе. Что изменяется после рождения? Определить, когда сперматозоид становится человеком - невозможно, это растянутый процесс. И как тогда начинать отсчёт? Может быть, светила и влияют на судьбу, способности, темперамент, но верить, что факт появления на свет в каком-то месте в какой-то момент времени что-то там определяет - полнейший абсурд.
- Хорошо, допустим, вы слегка пошатнули мою веру в астральные дисциплины. А что вы можете предложить взамен? Во что верите вы, если не секрет?
- Хм, - он сморщил губы и впервые за время разговора допустил погрешность в языке. - Это не является совсем просто. Есть вещи, которые нельзя объяснить с помощью известных нам реалий, да и обосновать их феноменологию тоже сложно. Но вся беда в том, что они есть. А поскольку они есть, и здесь я доверяю только личным наблюдениям, то верить следует либо в их существование, либо в собственное безумие. И хотя чистота эксперимента под большим вопросом - поверьте, первое гораздо безопасней. Кстати, вы не трогали солонку? Нет? А почему она качается?
Я посмотрел на хрустальную солонку в форме недовылупившегося яйца: она едва заметно раскачивалась.
- Может, стол... не знаю.
- Вот видите. Есть необъяснимые вещи. А ведь это я её незаметно тронул (я мог бы поклясться, что он её не трогал!). Так что всё просто. А если бы я не признался? Такова природа большинства заблуждений: никто не признаётся.
- Довольно примитивно, - я ухмыльнулся. - Но верно.
Мбванго насупился. Затем изрёк: - Верно, да не всегда. Существуют явления, которые невозможно объяснить никаким прикосновением. Человеческим по крайней мере.
- Вы тащите на помощь идею бога?
- Почему бога? Не человек - ещё не есть бог.
Мне стало весело. Я зажевал кружок лимона чтобы спрятать улыбку под гримасой и невинно поинтересовался: - Если не бог, то кто же?
Вопрос завис, так как примёлся официант с заказанным. Сельдь выглядела вполне обычно, розоватый язык чуть подрагивал в желе, как бы пытаясь включиться в ведущуюся беседу. Коньяк отдавал хной.
- Кто..., - Мбванго слегка покачнулся - видно было, что он захмелел. - Мой брат Умбо, слепой от рождения, прозрел после того, как съел глаз антилопы. Это - факты. Это - вопрос веры... Вы ведь знаете жизнь: в основе любого возвышения, успеха, благочестия если хотите лежит преступление или соучастие в нём. Грех, - он опять покачнулся и опрокинул фужер. Коньяк высунул на скатерть янтарный язык. - А, ерунда. I am a drunk. Расскажу вам историю. Моему другу детства, да, есть у меня такой друг, который работает в комиссии, в комиссии... да, по голоду, вот ему, в силу великолепного знания немецкого - чем, к сожалению, не могу похвастать я - я не могу похвастать, каково, а? - удаётся выбивать из швабов сумасшедшие пожертвования. Он спас уже тысячи детей и продолжает спасать, и всё, подчёркиваю, благодаря той возможности, которая ему однажды представилась, и он вырвался из плена нищеты и неведения, из этой ужасающей бездны... Какой ценой? Извечный вопрос цены. Но разве была поставлена цель? Нет, всё это оказалось делом э-э-эм... случая. Как по мне, жизнь, к примеру, тысячи немецких дипломатов не стоит жизни одного африканского ребёнка. Да любого ребёнка.
Я не выдержал.
- И всё же, господин Йокумбо, я так до конца и не понял, во что верите вы?
Он смотрел куда-то мимо меня, полуприкрыв глаза. Устало произнёс:
- Я верю в благие намерения.
- Которыми вымощена дорога в ад?
- Которыми вымощена дорога в ад. А вы знаете другую дорогу?
Я молчал. Он как-то весь подобрался.
- К чему я всё это рассказал, да. Вы помните шумиху, что поднялась в прессе, когда в экваториальной Африке пропал немецкий посол? Нет? - сам себе ответил. - Нет. Я тоже не помню, - судорожно икнул, - я ещё был молод и, сами понимаете, не читал газет: не было ни образования, ни самих газет. У нас в племени. Потом, конечно, были ноты протеста и всё такое. Да, это ведь не я, а ваш умник как-то, ковыряясь пальцем в носу, придумал, что благополучие этого мира не стоит слезы ребёнка, - он посмотрел на часы. - Ну, всё, мне пора. Провожать не нужно - лишние сантименты.
Я не увидел, как он встал, заметив уже протянутую руку, автоматически её пожал, кажется, кивнул в ответ.
Пока он исчезал в толпе отплывающих, я начал потихоньку отодвигать от себя блюдо с остатками заливного - на край стола, дальше, дальше...
- Шайзе! - прозвучало за соседним столиком, и следом зашелестел, закружился, запел, зазвенел в ушах сипловатый нетрезвый смех.
Спустя несколько недель на мой адрес в Интернет пришло послание приблизительно следующего содержания.
"Дорогой друг!
Должен принести Вам глубочайшие извинения за свой такой примитивный и грубый розыгрыш - Вы, конечно, его сразу же раскусили. Но Вы заметно захмелели в тот вечер (ах, как пахли магнолии, Крым - это ваша прелесть!) и мне показалось возможным Вас слегка развлечь. Удалось, нет ли... К тому же виной всему Ваша невинная ложь: я не смог побороть искушение ответить тем же и сочинил свою - из воздуха, из пьяного лопота соседей, из названий блюд и наших убогих представлений о мире.
Хочу поблагодарить Вас за неоценимую помощь, которую Вы оказали мне в рамках проекта и... ещё раз приношу свои извинения. Надеюсь, вечер не был испорчен и я Вас хоть немного развеселил.
Ваш М. Йокумбо".
Как с удивлением отметил мой знакомый переводчик - сам я иностранными языками не владею - письмо было написано на стильном немецком с оборотами, бывшими в моде в конце 60-х.