- Мать, там опять кошка в лоток насрала! - позвал муж, возвращаясь после получасового заседания в "кабинете задумчивости" со смартфоном в руках. Прошёл, почёсываясь, в комнату, и полупредсмертный скрип сиденья стыренного из офиса крутящегося кресла оповестил домашних, что хозяин занял свое законное место у компа, ведь видосики сами себя не посмотрят.
- Слышь, Лен, а ты видела этот мемчик с Сальмой Хайек, ну где она с с буферами такими и написано, что ей 53? Вот почему там в 53 такие бабы, а у нас нас под сорокет уже квашней расплываются? Не, ну я не только про тебя, конечно, ты у нас скоро сорок- пять-ягодка-опять... - послышалось вскоре всхрюкивающее ржание мужа, довольного своей остроумной шуткой.
Алёна, вернувшаяся минут пять назад с работы, ничего не ответила. Она так и сидела в полутёмном коридоре на скамеечке для обуви, сняв один сапог и зависнув, как её старенький глючный ноут при архивации, перед снятием второго сапога. Надо было собраться с силами, в конце концов, в мешках курица и пельмени, их надо в холодильник... Надо было, но сил не было.
- О, мам, ты вернулась! - выглянула из комнаты дочь. - А когда ужин? А что ты вкусненького купила?
Рослая, крупноватая для своих лет четырнадцатилетняя Танька протиснулась бочком мимо Алёны и заглянула поочерёдно в мешки из "Пятёрочки". Скучно скривила похожий на отцовский рот:
- Опять ничего... Картошка да курица... Хоть бы раз суши принесла или пиццу!- и уплыла в том же направлении, откуда только что вышел её отец. - Мааам, тут лоток полный! - донёсся через мгновение из-за двери Танькин басовитый голос.
Алёна молчала. После двенадцатичасовой смены в колл-центре ей вообще тошно было произносить хоть какие-нибудь звуки. Голова немилосердно гудела. Можно было бы оттуда уйти, устроиться в библиотеку хотя бы, где она раньше работала, но какие там деньги, в библиотеке. Алёне там нравилось - читай, сколько хочешь, люди вокруг интеллигентные, а в последние годы еще и мероприятия всякие начали проводить. То День Летнего Кота, то просмотр старых фильмов, то лекции приезжих учёных.
Некоторых коллег эти посторонние активности раздражали, но Алёна чувствовала тогда себя в своей стихии. Как будто и в их Мухосранске жизнь кипит, а не проходит незаметно мимо. Можно было бы попроситься обратно, её звали... Можно. Но нельзя. Репетиторы бесплатно Таньку натаскивать не будут (муж опять только поржёт - ну пусть на заправку машины мыть идёт, раз ума нет), а у них ОГЭ на носу. Жалко ведь её, дурищу здоровую...
Разбуженная голосами, подошла, потягиваясь, кошка Манька. Алёна протянула руку, чтобы погладить, но кошка ловко увернулась и сунула морду в пакет, унюхав что-то для себя интересное.
- А ну брысь! - Алёне пришлось всё-таки шикнуть, замахнувшись для вида наконец-таки снятым сапогом. Кошка лениво отбежала с презрительным мявком. Алёна кое-как встала, подхватила неподъемные свои мешки, отнесла их на кухню. На автомате вымыла руки, начала перекладывать еду в холодильник...
В холодильнике, конечно же, стояла не тронутая никем кастрюля сваренного вчера ночью супа. Макароны по-флотски также не привлекли за весь день внимания домочадцев. Зато остававшуюся с утра ветчину, последний кусок сыра, два йогурта со злаками (Алёна надеялась ими поужинать - и правда ведь надо бы похудеть) и шоколадку как корова языком слизнула. "Как две коровы!", - мрачно подумала Алёна. Полная раковина грязной посуды тоже, по всей видимости, ждала именно её. Хорошо хоть не забыла купить по акции моющее средство сегодня, а то старого на донышке.
- Мать, чего копаешься там, давай уже ужинать, третий час не жрамши сижу, как с работы пришел! - раздался раздраженный голос мужа.
- А самим погреть не судьба, нет? - больше по привычке огрызнулась Алёна. Голова болела всё сильнее. Она прислонилась лбом к прохладной дверце холодильника, стало чуть-чуть полегче.- Подождите, посуду пока вымою, не в чем есть...
Похоже, без обезболивающего она сегодня не вытянет. Алёна вновь открыла холодильник (лекарство лежало на боковой полочке), достала и выпила таблетку... и по какому-то наитию переложила оранжевую коробочку вглубь холодильника и прикрыла куриной тушкой для маскировки; крикнула мужу:
- Володь, сходи в аптеку за нурофеном, пожалуйста, голова раскалывается. А то у нас закончился.
- Ну блин, я ж с работы, у меня только фильмец скачался... Сходи сама, ты ж даже не переоделась еще! - тут же последовал ожидаемый ответ.
- Тогда ужинайте, не ждите, я скоро вернусь... - Алёна быстро накинула плащ, снова обулась и, забыв шапку и перчатки, выскочила за дверь, пока никто не опомнился.
В вечерней сырой темноте хотя бы не было видно вездесущую ноябрьскую грязь. Алёна шла по хлюпающей тропинке, задевая мокрые ветки разросшегося тут шиповника. Она старалась не думать, во что превратится от такой прогулки её единственная на сезон пара обуви. Были у неё еще кроссовки, адидасы с распродажи, но их Танька сразу себе выклянчила, кто б сомневался, что так оно и будет. Вопила с надрывом, что ей на физру в нефирменных кедах стыдно ходить, а размер ноги у них уже одинаковый. Да и чёрт с ними, с кроссовками.
Тихий и до странности тёплый для ноября ветерок гладил Алёнины неприкрытые волосы, и головная боль потихоньку отступала. Алёна наконец пришла, куда хотела: в дальний угол детской площадки перед соседним домом. Там стояла кривенькая лавка без двух дощечек и рос каштан, посаженный, наверное, кем-то из беспечных и юных советских новосёлов, когда этот район только-только застроился. Высокий каштан на удивление хорошо прижился в их далеко не южном климате.
Редко, очень редко, но всё же иногда Алёна приходила сюда, чтобы просто побыть одной, постоять покурить. В потайном кармане плаща ждали своего часа заныканная сигарета и зажигалка. Муж с дочкой не подозревали, что Алёна курит. Володя еще при знакомстве любил с видом разборчивого барина порассуждать, что курящая женщина - это фу, не его уровня. Можно было бы взбрыкнуть тогда, сказать - знаешь что, милый, а не пошёл бы ты ...свой уровень искать, на высоте плинтуса. Можно...Но нельзя: не так уж много поклонников было у тридцатилетней робкой библиотекарши, чтоб ими разбрасываться. Особенно когда все вокруг смотрят на тебя с фальшивым сочувствием и про тикающие часики мантры поют. Ну с тех пор так и повелось, что Алёна курила изредка и только тайком и заедала потом мятными конфетами, чтоб не спалили.
А каштан - каштан просто напоминал Алёне её собственную юность, сладкую и горькую. В далёком городке, откуда она давным-давно приехала сюда поступать, каштаны были повсюду и пахло цветами и морем. Теперь кажется, что ничего там не было, кроме лета, моря и каштанов. И его - со смеющимися яркими глазами цвета глянцевых каштановых скорлупок, и тёплыми руками, и серым свитером, о ворот которого Алёна любила потереться щекой, как кошка, и сводящим с ума родным запахом, которого больше потом не встречалось никогда, никогда, никогда... Можно было что-то тогда решить иначе, переиграть, не расставаться... Можно, но нельзя, и как бы теперь вспомнить, почему нельзя... Ведь всё ещё было не так страшно, не окончательно - пока все живы...
Алёна прижалась щекой к мокрому стволу дерева. Сигарета давно закончилась. Пора было возвращаться домой.