Фэйво Сыцунь : другие произведения.

Грёзы счастливых дней / Девушка в голубом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман "佳期如梦", названный в переводе "Грёзы счастливых дней", был опубликован в 2007 году. Автор - китайская писательница Фейво Сыцунь (匪我思存 / Fei Wo Si Cun). В 2010 году по этому роману снят сериал "Девушка в голубом".
  Раньше я была такой же, как ты, жертвовала собой ради счастья других. Но по прошествии всех этих долгих лет поняла, что ошибалась. Моя жертвенность не делает других счастливее. Если по-настоящему любишь, то, даже расставшись, не перестаёшь любить. Много лет назад я тоже сказала другому, что больше не люблю его. Произнося эти слова, в тот момент казалось, что лучше бы я умерла. Теперь понимаю. Даже если бы я тогда умерла, он не перестал бы любить меня.
  Ю Цзяци
  
  Ты иногда очень смелая, смелая почти до безрассудства. Тебе присуща своего рода особая самоотверженность. Но сказать по правде, я надеюсь, что женщине, которую я люблю, обычной и слабой, не придётся самой бросаться вперёд, стараясь решить возникшие проблемы. Что найдётся человек, который прикроет от дождей и бурь, будет всеми силами защищать и любить её. Я надеюсь, ты легко и счастливо проживёшь жизнь с тем, кого любишь. Я не хочу твоей самоотверженности, я хочу только твоего счастья.
  Жуань Чжэндун
  
  Ты же не думаешь, что я всё ещё жду тебя? Пока я не встретил подходящего человека, но надеюсь, что встречу. Зачем мне до сих пор ждать тебя? Но знаешь, Цзяци, я уже столько лет ищу, но никак не могу найти вторую - такую же, как ты.
  Мэн Хэпин
  
  
  Любовь - моя единственная тайна.
  
  1
  Цзяци никогда не думала, что в этой жизни снова увидит Мэн Хэпина. Пусть даже не живого человека, а лицо на обложке журнала. Она полная сомнений крутила журнал и так, и эдак. Постскриптум из прошлого. Взгляд, переносица, кожа... Это, действительно, тот Мэн Хэпин, которого она знала?
  
  Наконец, во время обеда в столовой офиса она не удержалась и спросила Чжоу Цзинань:
  - Вот скажи, увидеть на обложке журнала свою первую любовь, с которой давно рассталась, это похоже на сериал?
  
  Чжоу Цзинань с аппетитом поглощала свинину в остром соусе. Зачерпнув ложку риса из большого вога и отправив её в рот, она энергично закивала:
  - Похоже. Похоже на романтический сериал. Твоя первая любовь он кто? Красавчик? Пу Бацзя*? Сун Сяобо*? Не говори мне, что это У Цзиньфэй*.
  
  Цзяци фыркнула, как бы говоря, где уж таким красавцам угодить на обложку.
  
  Чжоу Цзинань сделала большие глаза, как будто подавилась, отбросила палочки и заверещала:
  - Цзяци, кто же он, твоя первая любовь? Прямо появился на обложке? Колись: Хуан Сяомин* или Чэнь Кунь*?
  
  Последняя фраза была произнесена настолько громко, что все коллеги за соседними столами обернулись. Цзяци раздражённо буркнула:
  - Тони Люн Чю Вай*.
  
  - А-а-а... Такой старый, - разочаровано протянула Чжоу Цзинань.
  
  После обеда мысли Цзяци были явно далеки от работы. Сначала при выборе места съемок приняла Мюнхен за Прагу, потом перепутала фотомодель. Наконец, глубоко вздохнув, оставила попытки заняться делами и пошла сделать себе чашечку чая.
  
  Чай был чёрный цейлонский. С таким чаем сразу чувствуешь себя обеспеченным утончённым человеком с западным мышлением. На самом деле, учась в школе, Цзяци пила только крупнолистовой зелёный чай, заваренный в термосе из нержавейки, а в редкие периоды разгула и мотовства позволяла себе чашку растворимого кофе Нескафе. Первый раз она попала в кафе, когда рассталась с Мэн Хэпином. От дороги Сихуань* дошла до Цзефан*. Шла и шла, даже не зная, как долго. В конце концов, взгляд наткнулся на огни придорожного кафе, и она вошла внутрь.
  
  В тот день она взяла чашку Blue Mountain* и глоток за глотком осушила её. Людей в кафе было мало. Столы отгораживали друг от друга тени свечей, стоящих на них. В дальнем углу о чём-то шепталась пара влюблённых. Она забыла, плакала тогда или нет, помнила только, что заплатила за кофе 16 юаней. Потом ещё долго переживала. Так дорого. Лучше бы взяла две бутылки пекинского эрготоу*. Выпить залпом, а потом симулировать безумие под предлогом пьянства.
  
  Над чашкой чая колыхался пар. Снова достала журнал из ящика стола и стала внимательно рассматривать, сомневаясь, не принимает ли она за него кого-то другого. Может однофамилец. Но было ясно, что на обложке, действительно, он. Только выглядит немного солидней, а так совсем не изменился, даже крохотное родимое пятно в уголке глаза, всё на месте. Искусственный свет в тёмном павильоне придавал образу дополнительную чёткость. Действительно звезда. Раньше Мэн Хэпин не представлялся таким красавцем. Высокий, но худой. Его родителей подолгу не было дома, тётя тоже не уделяла ему внимания, постоянно то сыт, то голоден. Когда Цзяци в первый раз сделала ему жареный рис с яйцом, он съел одним махом три чашки. У неё щемило сердце, казалось, что его вообще не кормят.
  
  Неожиданно появившаяся рука молниеносно выхватила журнал. Цзяци ещё не успела среагировать, а уже слышала захлёбывающиеся вздохи Чжоу Цзинань с широко открытым ртом, будто собиралась проглотить куриное яйцо, тыкала в обложку пальцем. Наконец, испугав ещё десяток коллег, жёстким приглушённым голосом грабителя с большой дороги Цзинань спросила:
  - Это и есть твоя первая любовь? О Небо! По сравнению с Тони Люн Чю Ваем ещё потряснее.
  
  Цзяци глупо улыбнулась:
  - С чего ты взяла? Конечно, не он.
  
  Цзинань подумала немного и согласилась:
  - Точно. Если бы ты, и правда, была его первой любовью, вряд ли сейчас сидела бы тут. Давно бы уже бросилась искать его, чтобы возродить былые чувства.
  Она водила пальцем по цифрам, напечатанным сверху мелким шрифтом, пытаясь сосчитать количество нулей, и вздыхала:
  - Этот молодой человек имеет так много денег. Вот, есть же люди.
  
  Цзяци снова глупо улыбнулась. Раньше её любимой фразой было: 'Когда у нас будут деньги...'. Мэн Хэпину надоедало это слушать, и он нарочно пытался противоречить. Так она говорила:
  - Когда у нас будут деньги, мы купим квартиру.
  - Когда у нас будут деньги, - вторил ей Мэн Хэпин, - мы построим дом.
  - Когда у нас будут деньги, купим немецкий шкаф для посуды
  - Когда у нас будут деньги, выложим на кухне печь.
  Она надувала щёки и пристально смотрела на него. Он тоже пристально смотрел на неё. В конце концов, она, не выдержав, хихикала, а он обнимал её и мягко обобщал:
  - Когда у нас будут деньги, я построю тебе большой дом, выложу печь, и ты каждый день будешь готовить для меня.
  
  Она толкала его ногой:
  - Ты - свинтус. Помечтай.
  
  Активно сующая во всё нос Чжоу Цзинань, мобилизовав силы, с воодушевлением продолжала:
  - Эй, этот Мэн Хэпин из руководителя в интернет-бизнесе превратился в перспективного девелопера. Тот дом в Хадяни* построен их компанией. Дорогущий, но пользуется спросом.
  
  У Цзяци неожиданно заболела голова, глаза распирало. Сделала глоток чая, слишком горячий, теперь ошпаренный язык распухнет. В общем, она совершенно беспомощна, а тьма, похоже, наступает.
  
  Вспомнила, как первый раз увидела Мэн Хэпина. На встречу школы иностранных языков и института электроники её притащили соседки по комнате. Она не умела танцевать, а только сидела в уголке и пила газировку. Мэн Хэпин присел рядом. Она пила газировку, он курил. Курил красиво, совсем не похоже на то, как это делали другие ребята, пытаясь произвести впечатление. Потом его позвали с площадки для танцев: 'Хэпин! Хэпин!'
  
  Не откликнулся, опустил голову и снова прикурил.
  
  Он пользовался спичками. Цзяци много лет не видела, чтобы использовали спички. Тонкая белая палочка слегка чиркнула о стенку коробка, взвился язычок голубого пламени. Прикрыл пламя ладонью. Меж пальцев мелькнул красноватый свет, будто в его руках оказалось маленькое солнце. Цзяци стало любопытно, она невольно бросила на него взгляд. Он приподнял голову и сразу расплылся в улыбке, обнажив ровный ряд зубов.
  
  Потом вслед за ней перевёл взгляд на свои руки. Нащупал сигареты и протянул ей:
  - Куришь?
  
  Потрясла головой, как погремушка-барабанщик, и, набравшись мужества, попросила:
  - Можно я посмотрю на твои спички?
  
  Он растерялся, но потом протянул ей коробок.
  
  Раньше Цзяци по необъяснимой причуде коллекционировала коробки спичек. Где бы она ни была в гостинице или на банкете, обязательно уносила коробок с собой. За долгие годы около тысячи самых разнообразных коробков были собраны и аккуратно сложены под кроватью. Никто не догадывался, что она спала на пороховой бочке.
  
  Много лет она искала коробок определённого вида. И вот сейчас Мэн Хэпин держал как раз такой, который она уже отчаялась отыскать. Это был особый коробок. Подобные спички не продавались внутри страны.
  
  После работы оказалось, что надо сопровождать важного клиента на ужин. Конкуренция в рекламном бизнесе становилась, чем дальше, тем жёстче. Их компания выделялась в своей среде, но тоже была вынуждена бороться, чтобы сохранить завоёванное место. Руководство использовало красивый термин 'укрепление связей'. Чжоу Цзинань с неприязнью называла это 'эскорт услуги'. Но как можно не подчиниться требованиям начальства.
  
  Таиландская кухня. Цзяци больше всего не выносила запах рыбного соуса, с неохотой, как лекарство, ела суп Том Ям. Потом ещё надо было всячески льстить клиенту, стараясь добиться 'одобрения креативной идеи'. После третьей бутылки и обильной трапезы, видя, что начальник и клиент беседуют довольные друг другом, наконец, под предлогом попудрить носик, можно было выскочить, глотнуть свежего воздуха.
  
  Ресторан был оформлен в стиле Юго-Восточной Азии. Длинная пустая галерея, с одной стороны бегущая вода, с другой входы в отдельные кабинеты. В коридоре за углом рыдала женщина. Цзяци никогда не могла остаться равнодушной к чужим проблемам. Чжоу Цзинань шутила, что рано или поздно эта привычка её погубит. В результате любопытство погнало её взглянуть на этот спектакль страданий. Главная героиня заливалась слезами и прикусывала губы:
  - Жуань Чжэндун, чтоб ты сдох!
  Закрыв лицо руками, шаткой походкой она удалилась вглубь коридора.
  
  Само собой в такой прекрасной сцене главный мужской персонаж должен немедленно броситься следом. Но Жуань Чжэндун только смеялся. Глубокие, узкие и длинные глаза феникса*. Усмешка, в которой проступал дух порока. Он поджёг спичку и закурил. Тонкая белая палочка слегка чиркнула о стенку коробка. Взвился язычок голубого пламени. Прикрыл пламя ладонью, меж пальцев мелькнул красноватый свет, будто в его руках оказалось маленькое солнце.
  
  Тот коробок спичек был тёмно-синего цвета с узкой полоской фосфора. Темно - синий, почти чёрный фосфор в искусственном свете лам резко вспыхнул искрой, подобно россыпи серебряной амальгамы. Цзяци невольно впилась глазами в коробок. Жуань Чжэндун протянул его ей и вложил в руку. Она заново в смятении смерила взглядом этого мужчину.
  
  - Куришь? - спросил он.
  
  Голос звучал приятно. В коридоре свисали бумажные фонарики, давая мягкий оранжево-жёлтый свет. Его лицо оставалось в тени. Таинственное и нечёткое. Цзици не ожидала, что он произнесёт эти слова, и ошеломлённо застыла.
  
  Потом Жуань Чжэндун добавил:
  - В совершенстве владеешь способностью замирать.
  
  Цзяци послышалось в этом что-то знакомое, потом вспомнила, это Фань Лююань*. То чем Бай Люсу* владела в совершенстве - это покорность. Склонив белоснежную шею, прислушивалась к волнующему разнообразию душевных переживаний, беззвучно жаловалась, однако на самом деле лишь замирала, как деревянный петух. Послушание сразу отбивало интерес.
  
  Раньше Мэн Хэпин тоже говорил, что она 'замирает', и называл её глупой девчонкой.
  
  Цзяци не поняла, как Жуань Чжэндуну удалось, но, что удивительно, он узнал её имя и место работы. В итоге через несколько дней из цветочного магазина ей доставили большую охапку белых роз.
  
  Чжоу Цзинань, увидев те привезённые самолётом из Голландии белые розы, издала пронзительный вопль. Потом подскочила и выхватила из букета карточку:
  - Жуань Чжэндун? Это кто?
  
  Цзяци вспомнила коробок, но лишь изумилась способностями того человека. С безразличным видом рассматривала цветы, а Чжоу Цзинань уже восхищённо всхлипывала:
  - Ты посмотри. Сколько же стоят такие розы? Ты даже не собираешься выяснить, что за мужчина сегодня способен запросто подарить такой букет?
  - Имеющий много денег, только и всего, - ответила Цзяци.
  
  Чжоу Цзинань оставалось лишь поминать Будду:
  - Ты же понимаешь, у него есть деньги - это главное. Надо хватать.
  
  - Хватать? Он плохой человек.
  
  - Уж получше, чем брат Цзинь, - фыркнула Цзинань.
  
  Услышав имя Го Цзиня, у Цзяци сразу заболела голова. В офисе все звали его 'брат Цзинь'. В то время Цзяци только пришла работать в компанию и ещё не знала всех тонкостей. Руководствуясь принципом сплочённости и взаимовыручки между коллегами, она помогла ему с одним проектом. Кто бы мог подумать, что в будущем это приведёт к бесконечным затруднениям. Вспоминая об этом Цзяци, сразу охватывала досада, что не пресекла всё в зародыше. С самого начала это казалось не более чем шапочным знакомством. А в результате на ежегодном корпоративе Го Цзинь напился и полез объясняться:
  - Цзяци, - сквозь слёзы бормотал он, - я знаю, что ты хорошо ко мне относишься, но я очень сильно люблю свою бывшую жену... Более того не могу подвести сына. Цзяци, я виноват перед тобой...
  
  Тогда Цзяци, изрядно перепугавшись, только и могла повторять, что он всё не так понял. Вопреки горячей любви к своей бывшей жене теперь Го Цзинь по делу и без дела приходил в их отдел и смотрел влюблёнными глазами, из чего Цзяци с неудовольствием сделала вывод, что стала предметом его интереса. Не прошло и нескольких дней, используя разные аргументы, ей было предложено свидание. Цзяци решительно отказала, но он в отчаянье бормотал:
  - Цзяци, я знаю, что не должен у всех на глазах подчёркивать твою симпатию ко мне, но я готов принять твои чувства.
  Цзяци было и горько и смешно. Терпеть его постоянную чушь было невыносимо. Дошло до того, что она подумывала об увольнении, но всё-таки не решилась потерять гарантированный заработок. Приходилось день за днём сдерживаться, скрепя зубами.
  
  Возможно, Чжоу Цзинань накаркала. Вечером после работы Цзяци в лифте неожиданно столкнулась с Го Цзинем. От страха волосы на затылке Цзяци стали дыбом. И точно, Го Цзинь снова пригласил её поужинать.
  - У меня встреча с другом, - решительно заявила Цзяци.
  
  - С каким другом? - начал допытываться Го Цзинь.
  
  - С моим парнем, - невозмутимо ответила Цзяци.
  
  Го Цзинь лишь усмехнулся:
  - Не ври, откуда у тебя парень? - лоснящееся лицо приблизилось. - Я угощаю, идёт?
  
  Конец той фразы вызвал у Цзяци тошноту. Досадно, что лифт спускался медленно, и нельзя было быстренько выскочить из этой ловушки. К счастью, в этот момент зазвонил телефон. Она, хватаясь за спасительную соломинку, сразу ответила.
  
  - Цзяци, это Жуань Чжэндун.
  Низкий мужской голос был полон магнетизма. Взгляд Го Цзиня пробирал до кишок. Её чуть не до слёз растрогал этот своевременный звонок, в результате даже не стала разбираться, откуда у него её номер телефона.
  - А, добрый день!
  
  - Я тут поблизости. Есть свободное время?
  
  - Да, - немедленно подтвердила Цзяци, - я только закончила работу, заезжай.
  
  Он хохотнул:
  - Дай мне 10 минут.
  
  Го Цзинь был терпелив. Ходил взад - вперёд перед офисом, пока не увидел машину Жуань Чжэндуна. Она, как ни в чём не бывало, запрыгнула в машину. Выражение лица Го Цзиня в этот миг вызвало у Цзяци чувство глубокого удовлетворения. Она не была тщеславным человеком. Но принц на белом коне прибыл так вовремя, спас её от невыносимых страданий, это не могло не тронуть. Поэтому потом в машине она ободряюще посмотрела на Жуань Чжэндуна и искренне согласилась составить ему компанию на ужин. К счастью в ресторане их ждал не отдельный кабинет на двоих, а компания друзей за общим столом. Тут были и мужчины, и женщины. Вдоволь наевшись и изрядно выпив, все собрались у столов с маджонгом. Это оказалось довольно весело. Косточки с силой стучали по столу, кто выигрывал, сгребал со стола гору денег. Сидящих за столом не волновало, кто чья подруга. Поначалу только она отказалась принимать участие в игре, кто-то крикнул:
  - Чжэндун, твоя подруга - что-то невиданное.
  
  Жуань Чжэндун только смеялся. Неспешно стряхнув пепел в пепельницу, тут же протянул несколько красных банкнот и вложил ей в руки.
  - Не заморачивайся, - тёплые интонации, как поучение ребёнку.
  
  На другой день весь офис знал, что у неё есть богатый парень. В голосе Го Цзиня сквозили ревнивые интонации: 'Даже не знаю, что в ней нашли?'
  
  На самом деле, Цзяци тоже было странно. Поэтому она даже вытащила зеркало и внимательно оглядела себя. Средняя наружность, белая кожа, большие глаза. Но не слишком красива, а взгляд даже несколько глуповатый. Что этот свалившийся с неба Жуань Чжэндун в ней нашёл.
  
  Как человек, всюду сующий свой нос, Чжоу Цзинань допытывалась:
  - Что чувствуешь, став девушкой богатого человека?
  
  - Я не его девушка, - ответила Цзяци.
  
  - Тогда кто ты? - с удивлением спросила Чжоу Цзинань.
  
  Цзяци задумалась, головная боль возвращалась. На самом деле, она чувствовала, что ухаживания Жуань Чжэндуна не более чем фарс, поэтому лишь равнодушно наблюдала за происходящим. Тем более это было удобным предлогом избежать навязчивого внимания Го Цзиня. Жуань Чжэндун приглашал ей раз десять, она даже выходила с ним пару раз. В основном это был большой ресторан, компания друзей и знакомых, всей толпой ели и веселились. И хотя разгул был бурным, но всё в рамках приличий. Он даже не предпринимал по отношению к ней каких-либо попыток. Время шло, постепенно это стало похоже на дружбу. Первоначально обе стороны работали на публику: он старался выглядеть благородным джентльменом, она - скромной добродетельной леди. На самом деле, встречались редко, от силы один раз за пару недель. Да и при встречах просто ужинали и выпивали. Потом постепенно всё успокоилось. Она расслабилась и, как говорится, стала сама собой. Он не испытывал недостатка в женщинах, а она с самого начала не строила на его счёт никаких планов.
  
  Однажды вечером Жуань Чжэндун провожал её. Будучи в сильном подпитии, он как нарочно вёл машину на большой скорости. Нёсся над дорогой как ураган. У Цзяци сердце ушло в пятки.
  - Может, возьмём такси? - предложила она.- Остановит полиция, вождение в нетрезвом виде'.
  Жуань Чжэндун покосился на неё. Его глаза феникса уголками почти рассекали виски. Из-за выпитого, взгляд разгорался ещё больше:
  - Как?! Не хочешь погибнуть вместе со мной?
  
  Ненадолго замолчал, потом продолжил:
  - А я мечтал умереть вместе. Чтобы каждый раз не видеть, как ты сидишь рядом с отсутствующим видом.
  
  Она привыкла слышать от него всякий вздор, даже не затруднилась вникать. Однако он заговорил сам:
  - Скажи, что во мне плохого? Выдающаяся личность, выпускник известного зарубежного университета. Прекрасные манеры, образован, хороший вкус, внешность. Как ни глянь незаурядный молодой человек. Почему ты так не расположена ко мне? А? Ю Цзяци, я с тобой говорю. Не будь так холодна и равнодушна.
  
  Ей ничего не оставалось, как повернуть голову и посмотреть на него:
  - Людей, что симпатизируют тебе так много. Ещё не хватает меня?
  
  У него вырвался смешок.
  - Полагаешь, они симпатизируют мне? Это симпатия к моим деньгам.
  
  Она тоже усмехнулась:
  - Жуань Чжэндун, ты заблуждаешься. На самом деле, я симпатизирую твоим деньгам гораздо больше, чем они. Однако я обладаю обширным опытом. Прочитав около восьмисот любовных романов, знаю, такие как ты не стремятся завоевать симпатии других, напротив, их больше радует бряцанье железа. Поэтому я нарочно отпускаю вожжи, желая ухватить покрепче. Специально не показываю своего расположения, а сама забрасываю крючок на золотую черепаху, мечтая дождаться, когда ты сделаешь мне предложение.
  
  - Вау! - улыбнулся он. - Вот как ты, оказывается, мыслишь. Ну и ну. Раз так, лучше завтра же пойдём, зарегистрируемся. Два таких испорченных человека, как мы, просто предназначены друг для друга.
  
  - Насчёт испорченных - не могу согласиться. В этом мире те, кто имеет деньги, не могут считаться плохими, только нищие голодранцы. Я не достойна стать твоим предназначением. К тому же я ещё молода, и мне рано выходить замуж. Огляжусь получше, может, встречу кого-то побогаче, чем ты. Ничего личного.
  
  Он расхохотался, выражение лица смягчилось. В машине слабый запах кожи салона, кондиционер наполнял воздух спокойным ароматом... От него пахло вином и дымом сигарет... Почувствовав, что задыхается, она опустила окно. Ворвавшийся ветерок сразу разлохматил волосы.
  
  Он всегда говорил в такой манере: слово правды, слово лжи. Она не могла разобрать, оставалось только ничему не верить.
  
  
  Примечания к главе 1.
  Пу Бацзя, Сун Сяобо, У Цзиньфэй, Хуан Сяомин, Чэнь Кунь, Тони Люн Чю Вай - китайские актёры.
  Blue Mountain - марка кофе.
  Сихуань, Цзефан - название улиц в Пекине.
  Пекинская эрготоу - крепкая 60-70® второсортная водка.
  Хадяни - район в Пекине.
  Глаза феникса - удлиненная, миндалевидная форма глаз.
  Фань Лююань, Бай Люсу - персонаж книги Чжан Айлин 'Любовь в павшем городе'.
  
  
  2
  Постепенно, даже непонятно с какого момента, Жуань Чжэндун перестал водить её играть в маджонг. Ужинали тоже постоянно вдвоём. Вплоть до того, что частенько он лично заезжал за ней после работы и ждал внизу. Цзяци мало-помалу стала чувствовать себя неловко и, в конце концов, заявила:
  - Давай, больше не будем встречаться.
  
  Жуань Чжэндун немного растерялся, но согласился:
  - Идёт.
  Потом, немного помедлив, продолжил:
  - Тогда сегодня я подарю тебе подарок.
  Он привёз её к ювелирному магазину. Смотрела, как девушка-продавец один за другим выкладывала перед ней блестящие искрящиеся в свете камни. Цзяци не то чтобы любила роскошь, но это представление ей нравилось: крупные бриллианты из чёрных бархатных мешочков, сверкающие, прозрачные, как слезинки. При взгляде на них, радовался глаз и сердце. Но по непонятной причине в результате она выбрала всего лишь дешёвую цепочку из белого золота. Цзяци не привыкла жадничать. Из-за того что слишком много красивых вещей в этой жизни ей никак не удавалось удержать.
  
  В машине Жуань Чжэндун не сказал ни слова. Вёл машину на большой скорости, на CD звучала старая песня 'Ярмарка в Скарборо'*. Не обращая внимания, проскочил на красный свет, белая ослепительная молния. Ей стало необъяснимо страшно. Жуань Чжэндун резко нажал на тормоз, притянул её лицо и грубо поцеловал.
  
  Огромная сила тугим обручем неуклонно сжимала и, казалось, поглотит её. Он никогда не был таким. Всё это долгое время он даже не касался её руки. Девушки рядом с ним постоянно сменяли одна другую, из этого никто не делал секрета. Он держал её не далеко и не близко, как симпатичную безделушку. Или даже точнее, как новую одежду. У него было много новой одежды, поэтому она совершенно не ценилась. Повесил в шкаф и забыл. Напившись, среди ночи звонил ей, говорили ни о чём. Потом вдалеке смутно слышался прелестный женский голос: 'Чжэндун, ты идёшь в душ?' 'Иду', - отвечал он и вешал трубку, оставляя её то ли плакать, то ли смеяться.
  
  Она изо всех сил пыталась вырваться и в итоге расплакалась. Жуань Чжэндун наконец ослабил хватку, и с некоторой досадой взглянул на неё. Сзади нетерпеливо сигналили машины, в этом шуме и гомоне, он пробормотал: 'Как возможно, что это ты?'
  
  Фраза ни к селу, ни к городу. Она не поняла. В глазах ещё стояли слёзы. Почувствовав, она быстро смахнула их.
  
  Он не позволил ей выйти и взять такси, настоял, что сам доставит домой.
  
  Потом довольно долгое время он больше не появлялся рядом с Цзяци.
  
  Чжоу Цзинань была разочарована таким финалом и жёстко критиковала её:
  - Ю Цзяци, ты такая свинюшка, даже не смогла удержать денежный мешок.
  
  - В следующий раз обязательно, - послушно поддакивала Цзяци.
  
  Жизнь Цзяци быстро вернулась в свою колею. Единственное, что выбивалось из привычного течения, тот коробок спичек. Вечерами она изредка подсаживалась к столу, вытаскивала, зажигала спичку и потом, не отрываясь, смотрела, как она превращается в пепел. Эти спички были особенными. После того как они с Хэпином расстались, она долгие годы не встречала подобных. Тонкие и длинные, они могли гореть довольно долго. Их оказалось немного, поэтому она дорожила ими. Часто доставала коробок и лишь легонько встряхивала. 'Ш-ш...' - слушала она звук похожий на шум ливня и чувствовала, как на сердце становится радостней.
  
  Работа в компании заставляла напрягаться. Она с начальником бегала по клиентам. Полмесяца без всякого результата, терпение почти истощилось. В итоге однажды на пороге приёмной нос к носу столкнулась с очень знакомым человеком. Цзяци от неожиданности растерялась.
  
  Это был друг Жуань Чжэндуна. Раньше они вместе играли в маджонг, он ещё называл её 'кем-то невиданным'. Цзяци даже запомнила, что фамилия его, вроде, Жун. И точно начальник улыбнулся ему во весь рот: 'А, господин Жун, рад встрече'. Потом представил Цзяци. Он тоже узнал её. Оказалось, это его компания. Узнав цель их прихода, обернулся и лаконично дал указания секретарю. Сразу же забрезжил свет в конце туннеля. От такого приятного сюрприза начальник был в восторге, даже тихонько хвастался ею: 'Вот ведь, знакома с господином Жуном, а ни слова не сказала, какое самообладание'. И сразу начал ковать железо, приказав ей пока остаться и участвовать в переговорах.
  
  Закончив обсуждать дела, Жун спросил:
  - Почему не видел тебя в больнице у Чжэндуна?
  
  Цзяци сглотнула от испуга. Не дожидаясь её ответа, Жун уже продолжал:
  - Пойдёшь навестить его?
  
  Цзяци колебалась два дня, прежде чем собралась в больницу.
  
  Никогда не думала, что в больнице так празднично. Половина коридора заставлена букетами свежих цветов. Взгляд медсестры, когда Цзяци спросила номер палаты, где лежит Жуань Чжэндун, был удивлённым: '1708, из лифта налево, четвёртая комната'.
  
  Дверь полуприкрыта. Палата оказалась сьютом из несколько комнат. Обстановка почти не отличалась от гостиничного люкса. Везде цветы, фрукты, ковровое покрытие глушило шаги. В комнате слышался смех, голос звучал приятно. Цзяци постояла несколько секунд, собиралась уже постучать, но в итоге всё-таки развернулась, чтобы уйти.
  
  Коридор тих и пуст, слышно лишь эхо её собственных шагов. Цзяци раньше уже приходила один раз в это специальное больничное отделение, сопровождая Мэн Хэпина. Тогда мама Хэпина сказала, что хочет ореховое пирожное, Мэн Хэпин сразу спустился, купить.
  
  После этого мама Хэпина спокойно и внятно сказала ей: 'Ты не подходишь Хэпину, поэтому прошу, не надо обременять его'.
  
  В тот момент она растерялась и запаниковала.
  
  Мысли путались, в конце коридора возник силуэт человека. Высокий, до боли знакомый, по которому скучала день и ночь. Смутно подумалось, галлюцинации средь бела дня так похожи на реальность.
  
  Человек медленно приближался. Она перевела взгляд на лицо, жадно вглядываясь. Каждая чёрточка реальна и отчётлива - образ, который как клеймо, запечатлён в её сердце. Он очень изменился. Но, не смотря на все изменения, это был Мэн Хэпин. Её незабвенный Мэн Хэпин.
  
  Она чуть не бросилась бежать от внезапно нахлынувшего страха. Мэн Хэпин!
  
  Стоял там и смотрел на неё, как на инопланетянку. Она замерла, он тоже растерялся.
  
  Аромат цветов с обеих сторон коридора. Розы и лилии, незабудки и жасмин, зелень травы и алоказии... Большие охапки прекрасно упакованных букетов и корзин. Они стояли посередине реки цветов и, как идиоты, смотрели друг на друга.
  
  У Цзяци внезапно заледенели конечности.
  
  Это Мэн Хэпин. Реальный Мэн Хэпин. Она неожиданно снова столкнулась с Мэн Хэпином. В этой жизни.
  
  Встретились на узкой дорожке.
  
  В течение всех этих лет после разлуки она не раз воображала себе встречу с Мэн Хэпином, от антуража до реплик участников, снова и снова. Может лет через десять или восемнадцать, как в романе Чжан Айлин*, одинокая и красивая, произнесёт одну фразу: мы не можем вернуться в прошлое. Но прошло всего несколько лет, и снова встретились. Вокруг видимость благополучия, словно в корейском сериале - одинокая красавица с разбитым сердцем. Потом постепенно нахлынуло отчаянье, стало ясно, судьба непостижима.
  
  Она снова встретила его и это оказалась гораздо легче, чем представлялось. Её голос, вопреки ожиданиям, звучал ясно, совершенно не дрожал и не запинался:
  - Мэн Хэпин, это ты?
  
  Раньше её нравилось даже просто произносить его имя. Мэн Хэпин, Мэн Хэпин, Мэн Хэпин... Сердце было готово разорваться. Оставалось только сожалеть и, собрав по возможности все силы, не дать себе вторить в голос: 'Мэн Хэпин, Мэн Хэпин...', а лишь выкрикивать про себя изо всех сил. Он вернулся к ней.
  
  Чуть помедлив, он, наконец, произнёс:
  - Это я.
  Потом немного помолчал и спросил:
  - Цзяци, где ты была так много лет?
  
  Цзяци ойкнула:
  - Я всегда была здесь.
  А потом чётко и лаконично отчиталась, как кипела её работа в прошедшие годы. Хэпин приподнял бровь:
  - Разве твоя специальность не испанский язык? Почему ты работаешь в рекламе?
  
  Найти работу с редким языком очень трудно... Цзяци училась в первоклассном вузе на второсортной специальности и была студентом третьего сорта. Немного бестолкова, вечно не могла сдать экзамен по переводу.
  
  К слову, его специальность микроэлектроника. Но разве он не дезертировал, чтобы стать беспринципным девелопером.
  
  Действительно, наводит тоску, снова встретить волнующую прошлую любовь и говорить о прозаических, отвлечённых вещах. Важные слова не приходят на ум, такое множество слов, её последняя опора в самые горестные минуты. Когда было трудно и больно, она терпела и шла вперёд, думая только об одном, если бы можно было ещё разок встретить Мэн Хэпина. Если бы встретить его ещё раз. Ясно понимая, что судьба не даст такого шанса. И вот сегодня случилось чудо, но она, оказывается, всё забыла, из-за того что и он уже всё забыл. Хладнокровно, с лёгкостью забыл.
  
  Он смотрел на неё прямо, с улыбкой.
  
  А она до последней секунды не осмеливалась взглянуть ему в глаза.
  
  В прошлом был долгий период, когда она накрывалась с головой одеялом и тихонько плакала. Единственная мысль крутилась в голове - вот если бы ещё раз в оставшейся жизни встретить его. После рыдала в голос, так что потом всё болело, и часами жаловалась ему.
  
  Сегодня она узнала, всё это было несерьёзно. Даже если она снова видит его, он уже не её Мэн Хэпин.
  
  Прошлое превратилось в пепел и развеяно во времени, ничего не осталось.
  
  - Что ты здесь делаешь? - опомнился он.
  
  - Пришла навестить друга.
  
  Он вдруг приподнял бровь:
  - Ты пришла к Дунцзы*?
  
  Оказывается, весь семнадцатый этаж отделения занимал один больной - Жуань Чжэндун.
  
  Забавно, Мэн Хэпин, так же как и она, пришёл к Жуань Чжэндуну.
  
  Вообще-то в то время она слышала, как он упоминал Дунцзы. Ещё рассказывал, что такое прозвище дед Дунцзы дал внуку из-за персонажа Пань Дунцзы в фильме 'Сверкающая красная звезда'*. Говорили, что два мальчика с детства были неразлучны, дружили и считали себя почти родными братьями. Потом Дунцзы на несколько лет уехал за границу, и дружба на некоторое время прервалась.
  
  А она как раз заполнила эту брешь.
  
  Она всегда соображала медленно. Мэн Хэпин в прошлом постоянно называл её глупой девчонкой. Это звучало так тепло, по-отечески. Потом, только вспомнив об этом, сердце ломило от пустоты.
  
  Глупая она, совсем глупая.
  
  Слова тётушки Сян Линь*, здесь были очень кстати.
  
  На самом деле, она давно должна была понять, ещё увидев тот коробок. Такие спички не имели широкого хождения.
  
  Телефон Мэн Хэпина зазвонил, он посмотрел на номер, но не взял. Может, это звонила его подруга или даже жена. Она изо всех сил пыталась вспомнить, что было написано в журнале. Но обычно в журналах по финансам и экономике не публикуют сплетни о личной жизни. Так что абсолютно не понятно женат он или нет. Ей вдруг стало стыдно. Есть у него жена или нет, её не касалось. Скажет и хорошо. Теперь её любимый был посторонним человеком.
  
  - Хэпин! - Жуань Чжэндун появился внезапно. - Почему не берёшь трубку. Оказывается, ты уже пришёл.
  
  Мэн Хэпин оглядел его с головы до ног:
  - Выглядишь хорошо, чего валяешься в больнице, лечился бы дома.
  
  - Хотелось бы, но врачи не разрешают, - Жуань Чжэндун рассмеялся, слегка прищурив глаза.
  В мире редко одетый в халат человек мог бы выглядеть настолько достойно. Посреди больничного коридора стоял будто в собственной спальне, так же элегантно и непринуждённо. Но возможно из-за того, что в глазах каждого любящего его возлюбленная красивее Си Ши*, ей казалось, что Мэн Хэпин выглядит лучше. Чисто и аккуратно одетый, гордая осанка и величественные манеры. Оба мужчины увлеклись воспоминаниями о прошлом. Её сердце ослабело, иначе воспользовалось бы этой благоприятной возможностью и сбежала.
  
  Из палаты высунулась голова девушки:
  - Брат, это Хэпин пришёл?
  
  Голос красивый и сладкий. Услышав его, никогда не подумаешь, что внешний облик ещё прекрасней. Очень знакомое лицо. Похожа на Жуань Чжэндуна. Пара смышлёных глаз при виде Мэн Хэпина блеснула сердито и кокетливо:
  - Разве тебя не просили забрать меня в семь? Почему так долго шёл?
  Повернув голову, взглянула на Цзяци. Но не произнесла ни звука, а только с улыбкой смотрела на неё.
  
  Жуань Чжэндун, казалось, только заметил её:
  - Цзяци, ты пришла?
  И представил:
  - Это моя младшая сестра, Жуань Цзяньси. Это мой друг, Мэн Хэпин.
  Потом обернулся, уклончиво показал на неё:
  - Это Ю Цзяци.
  
  За всю свою более чем двадцатилетнюю жизнь Цзяци никогда не была так обеспокоена.
  
  Прежняя любовь и новое знакомство на одной сцене. Вдобавок ещё соперник в любви. Правда, чей соперник, она сама пока точно не определилась.
  
  Все пошли в палату пить чай. Любопытство Жуань Цзяньси достигло предела, она собственноручно налила ей чай. В больнице, оказывается, можно выпить ароматного чая 'Восемь сокровищ', вот уж, правда, вопреки ожиданиям. Жуань Цзяньси сказала:
  - Отличный чай, правда. Мы заказали в 'Лао Сань Юань'.
  Цзяци не проронила ни слова, чтобы не обнаружить своей отсталости. Чайная лавка Лао Сань Юань следовала знаменитому лозунгу 'Клиент всегда прав'. Из-за небольшого размера зала количество мест было ограничено. Говорят, многие звёзды, чтобы попить здесь чая, должны были занимать очередь на бронирование. Когда такой магазин организует доставку чая в больницу, это, действительно, непревзойдённая крутизна.
  
  Жуань Чжэндун не мог пить чай, поэтому взял стакан кипятка за компанию. От частых злоупотреблений алкоголем неожиданно открывшееся желудочное кровотечение привело его в больницу. Жуань Цзяньси очень живо описывала сцену, как он упал в обморок, как все перепугались, выразительно, с расстановкой. Несмотря на то, что Цзяци была здесь почти посторонней, она тоже слушала на одном дыхании.
  - Не слушайте чудовищные рассказы Сицзы*, - рассмеялся Жуань Чжэндун. - Она журналист, это профессиональное заболевание.
  
  Цзяци вспомнила, почему лицо девушки показалось ей знакомым. Она была известной телевизионной ведущей. Её программа давала острое и критичное освещение событий, поэтому производила на людей сильное впечатление. На самом деле в реальности она выглядела моложе, чем на экране, просто красивая юная девушка, только произношение по сравнению с другими лучше.
  
  Достойная пара Мэн Хэпину.
  
  Проведённое вместе детство, блестящий мужчина, красивая женщина, оба успешны в карьере. Любой скажет, что они предназначены друг другу.
  
  Телефон Цзяци зазвонил. Она воспользовалась случаем выйти поговорить.
  Звонила Чжоу Цзинань:
  - Быстрее возвращайся. В 'Новом мире' скидки, на тебя есть подходящая юбка.
  
  Цзяци слегка повысила голос:
  - Что? Начальник срочно меня разыскивает? Я скоро буду.
  
  - Алло, алло, ты - тупица, о чём говоришь? - удивилась на другом конце Чжо Цзинань.
  
  - Прикрой меня пока. Я через полчаса буду.
  
  Чжоу Цзинань ещё что-то крякала, но Цзяци уже повесила трубку. Вернувшись в палату, с сожалением в голосе сообщила Жуань Чжэндуну:
  - Мне так неудобно, но я должна идти.
  
  - Я провожу тебя, - сказал Мэн Хэпин.
  
  - Не нужно, - и не сдержавшись, добавила, - тебе ещё провожать госпожу Жуань, я поймаю такси.
  
  - Подожди, - остановил ей Жуань Чжэндун, - я переоденусь и отвезу тебя.
  
  Она промолчала, но ответил Мэн Хэпин:
  - Да, ладно тебе, ты же пациент. Я провожу, а потом вернусь и заберу Сицзы.
  
  Жуань Чжэндун даже не настаивал:
  - Тогда спасибо.
  
  - Что-то не так? - усмехнулся Мэн Хэпин. - Раньше ты не благодарил, когда я провожал кого-нибудь вместо тебя.
  
  - Когда это я просил тебя кого-то провожать? Не говори глупости.
  
  Цзяци почувствовала смутную боль в середине груди, внутренности сжались, а в желудке будто образовалась дыра. Сладковатый привкус в горле грозился извергнуться потоком крови. Она чувствовала себя мухой в паутине. Как освободиться, если только ещё больше запутываешься. Нитка за ниткой закручивались вокруг неё, не хватало воздуха, не было сил вырваться. Только и оставалось спокойно смотреть, не шевелясь, и даже смерть не будет избавлением.
  
  Они спустились с Мэн Хэпином в лифте. Два человека в маленьком пространстве похожем на западню. Ей совсем не хотелось оказаться с ним вместе в машине, поэтому сказала:
  - Всё-таки я поймаю такси. У ворот больницы их много, очень удобно.
  
  - Не пойдёт.
  Его тон был равнодушен, но тверд, и добавил:
  - Я обещал Дунцзы.
  
  Такая преданность. Ей почему-то захотелось расплакаться.
  
  У него был Chopster*. Просторный салон, бесшумный кондиционер. Только она всё равно чувствовала себя неудобно.
  
  Вёл машину медленно. Похоже, это была привычка. Так долго не виделись. Он, и правда, казался незнакомцем. Как в воспоминаниях детства книжка 'Легенда о Кондоре'. Помнишь, как красива история, но не решаешься открыть и перечитать снова. Боишься, вдруг ощущения будут не те, что раньше, и образы не такие, как сохранились в памяти.
  
  В субботу во второй половине дня, поток машин на улице движется медленно. Зелёные огоньки такси похожи на листву, дрейфующую в изгибах реки. Казалось, она сидит в лодке, с обеих сторон армада кораблей, а жилой массив надвигается густым лесом.
  
  Зажегся красный, они остановились. Отвернулась к окну и вдруг узнала этот перекрёсток.
  
  Если повернуть налево и пройти метров пятьсот - шестьсот, можно увидеть фасады старых зданий. Коробка за коробкой, как множество одинаковых спичечных коробков. На грубых сточенных временем поверхностях бетонных стен арки окон, напоминающих пчелиные соты. Вспомнила то время. Плетёный стул на освещённом солнцем узком балконе, над головой сохнут её футболки и его рубашки, полы и рукава регулярно норовят скользнуть по макушке... Снаружи шум машин, гул людских голосов, звуки радио, зазывающая реклама маленьких магазинчиков... Безбрежный океан звуков волнами бьётся о тонкую стенку. Золотистый свет солнца, как песок в песочных часах, в молчании струится вниз. На соседнем балконе на больших решётках сушится молодой салат. Даже через много лет она помнила этот запах. Запах сохнущего на солнце молодого салата, как воспоминание о счастье, аромат сухой травы смешанный с удушливой пылью... На маленьком узком балкончике можно было втиснуть только один стул, за который у них постоянно шла борьба. В итоге теснились на нём вместе, не чувствуя липкости горячих тел. Ухватившись за него, она спрашивала:
  - Мэн Хэпин, почему тебя так назвали?
  
  - Папа хотел мира во всём мире*.
  
  Потом она узнала, когда он родился, его отец был на войне, поэтому ему дали такое имя.
  
  Наконец подъехали к офису.
  - Не выходи из машины, - сказала она.
  - Всё в порядке.
  Как в прежние времена вышел из машины, открыл перед ней дверь, подставил руку к крыше автомобиля, вежливый джентельменский жест.
  
  Раньше он был очень ленив. По крайней мере, она так думала. Носки бросал там же, где снимал, и только под её угрозой применить силу соглашался идти стирать. Ещё потом фальшиво, не попадая в тон мелодии 'Водные жители'*, пел в ванной: 'А-а... Дайте мне хорошую жену, которая не будет заставлять меня стирать носки. Даже если зарплата невелика, и меня будут таскать за ухо, я не буду сожалеть...' От смеха она держалась за живот, тянулась, чтобы схватить его за ухо. Его руки были в пене от стирального порошка, он наклонял голову, мягко касался её губами. Потом взмахивал руками, разбрасывая вокруг мыльные пузыри и целовал её.
  
  - Я пошла.
  
  Он буркнул: 'Угу'. Цзяци вошла в здание и обернулась. Отгороженная стеклянной стеной, она видела, что он ещё не ушёл. Стоял под палящим солнцем, облокотившись на кузов машины. Опустил голову, держа во рту сигарету, чиркнул спичкой, ещё раз, потом ещё... Пока наконец огонь не вспыхнул. Закурив, поднял голову.
  
  Цзяци быстро отвернулась и поспешила вперед, боясь, что если немного промедлит, из глаз хлынут слезы.
  
  
  Примечания к главе 2.
  'Ярмарка в Скарборо' - английское название песни Scarborough Fair.
  Дунцзы - прозвище Жуань Чжэндуна, образовано от последнего иероглифа имени.
  'Сверкающая красная звезда' - китайский фильм про взросление героя в период 1930-х годов.
  Сицзы - прозвище сестры Жуань Чжэндуна - Цзянси, образовано от последнего иероглифа имени.
  Тётушка Сян Линь - действующее лицо рассказа Лу Синя 'Моление о счастье'
  Си Ши - знаменитая красавица древности.
  Chopster - Порше Каен Чопстер.
  Хэпин - одно из значений в переводе с китайского 'мир'.
  'Водные жители' - песня в исполнении Энди Лау.
  
  
  Встреча с тобой - самое лучшее время.
  
  3
  Когда они расставались, она тоже повернулась и ушла. А он стоял, как дурак, и всё смотрел ей вслед. Она шла, чем дальше, тем быстрее, тем стремительней, боясь, что не сможет сдержать слёзы, боясь, что развернётся и бросится обратно к нему. В последний момент он всё-таки рванул за ней. Схватил за плечи так сильно, что перехватило дыхание: 'Цзяци, ты не можешь'.
  
  Тогда она в первый раз увидела, как у мужчины глаза наливаются кровью. Он так крепко держал её, будто боялся, стоит ослабить руки, и она сразу же исчезнет.
  
  У неё почти не осталось сил, только чтобы сдерживать слёзы. Холодно усмехнувшись, она подбирала самые безжалостные слова, острые как нож, разрубающий навсегда все нити, связывающие их:
  - Мэн Хэпин, как можно быть таким ребёнком? Я уже всё объяснила. Почему ты никак не поймёшь? Умоляю тебя, я собираюсь в аспирантуру, не мешай моей карьере.
  
  - Я не верю! - он почти рычал. - Я не верю. Не верю ни единому твоему слову. К чему эта чушь про аспирантуру? Ты бросаешь меня? Я не верю!
  
  Она продолжила с жестокой усмешкой:
  - Мэн Хэпин, приглашение в аспирантуру, возможно, для тебя и не заслуживает внимания, но для меня это очень и очень важно. Даже если не ради аспирантуры, то из-за Сюй Шифэна. Тот, кого я люблю - это он, понимаешь?
  
  Его руки, такие сильные, сжимали её, что было больно. Блеснули подступившие слёзы, перед глазами только его лицо, его глаза, брови, уголки губ... Постепенно во взгляде мелькнула тень неуверенности.
  
  - Я не понимаю, - его голос был далёк и слаб, - но знаю одно, в этом мире самое важное для меня - это ты.
  
  У неё защекотало в носу, колени подогнулись, под ложечкой засосало, всё начало кружиться. Она дрожала, как лист, даже голос сменил тембр. Слово за словом ясно и отчётливо произнесла:
  - Для меня в этом мире есть вещи более важные, чем ты.
  
  Он смотрел на неё. Её чувства застыли, как у самоубийцы, перерезавшем вены. Кровь стекает, постепенно, 'кап-кап', капля за каплей. Погружаешься в блаженство пустоты, всё вокруг в лёгком тумане, боль отступает, остаётся только приятное оцепенение.
  
  - Ты стремишься к такой жизни из-за того, что для тебя это внове. Но с меня довольно. Я жила так 21 год. Заурядно и тяжело. Всю жизнь надрываться, чтобы купить квартиру, проявлять расчётливость, самая долгая радость - новая одежда. Я устала. Понимаешь? Тебе нравится подобная жизнь за её простоту. Ты говоришь, что любишь обыденность, дым и огонь очага. Это из-за того, что 20 лет ты жил высоко над другими, не имея возможности попробовать иное. Но я рядом с этим очагом слишком долго. Уже чувствую, что закоптилась до неузнаваемости. Я надеюсь, что могу рассчитывать на лучшее будущее. Что называют перспективами? Ты не задумывался над этим, потому что твоё будущее предопределено с рождения, столбовая дорога в блеске и славе. А я, как многие другие, должны бороться изо всех сил, чтобы иметь возможность жить хоть немного лучше. Твоя мама права, мы с тобой люди из разных миров по ошибке случайно оказавшиеся вместе. Мы не будем счастливы. Это не может продолжаться долго, рано или поздно мы расстанемся. Если я сейчас оставлю тебя, то, возможно, ещё смогу чего-то добиться. Почему я должна отказываться от шанса? Почему я не могу ради своего будущего сделать правильный выбор? Сюй Шифэн может жениться на мне, а ты?
  
  Он смотрел на неё, довольно долго, наконец, сказал:
  - Я люблю тебя, - низкий и глухой голос был не в силах скрыть расстройство и сожаление, - Цзяци, не имеет значение, что ты говоришь, я люблю тебя. Если ты уйдёшь, в этой жизни, возможно, я навсегда потеряю тебя.
  
  Хотела высвободить руки, он не позволил. Мало-помалу она пыталась разорвать его захват, из последних сил выворачивалась под таким углом, что было больно. Но короткая боль лучше долгой. Она бы предпочла всю боль забрать себе, только чтобы уменьшить его страдания. Предпочла бы всё вынести сама.
  
  Он был сильнее её, ей не удалось полностью освободиться. В конце концов, скрепя сердце, вскинула руку и отвесила ему пощёчину. Этот звонкий звук множественным эхом отозвался в её сердце, болело так, что она почти потеряла самообладание, однако продолжала поносить его:
  - Мэн Хэпин, ты мужчина или нет? Я сказала, что не люблю тебя, как ты можешь так позориться? Ты потерял стыд, но я ещё хочу сохранить лицо. Отпусти, меня тошнит от тебя. Я никогда больше не хочу тебя видеть!
  
  Слова были злы и жестоки. Его глаза перестали наливаться кровью, зрачки стремительно сузились. Он пристально смотрел на неё, как смотрят на палача, но она была непоколебима. В конце концов, он потерял надежду, руки постепенно ослабли и разжались. Она решительно развернулась и быстро пошла от него. Уходила всё дальше и дальше, пересекла две улицы. Худо-бедно к ней вернулась способность соображать. Уселась на краю обочины, обхватила себя руками и зарыдала. Проплакала ровно час. Мимо нёсся поток машин, яркие фонари как глаза, бесчисленные пары глаз. Плакала до дурноты, царапая ногтями брусчатку тротуара. Потом ноготь на указательном пальце правой руки был почти полностью стёсан и постоянно кровил. Кое-как утёрла слёзы, встала и пошла. Шла и шла по дороге, а слёзы всё текли, не переставая.
  
  Она не знала, что любить так трудно. Как будто от сердца отрезают куски, крутят ножом в ране, полосуют, и это невозможно остановить, кажется, это никогда не прекратится. В книгах пишут: 'сердце разрывается от горя'. Но 'разрывается' не означает, что надрез за надрезом острым ножом отрезают по кусочку. Изуродованное сердце болит, что невозможно терпеть. И ничего не сделаешь, по собственно воле режешь на тысячу кусков.
  
  Мэн Хэпин, я люблю тебя, поэтому добровольно иду на это. Я не могу без тебя, но расстаюсь с тобой. Понимая, что в этой жизни никогда не смогу вернуть тебя, я готова. Только ты должен жить лучше, чем я, быть счастливее меня. Это всё, что мне нужно. Это только ради тебя. Пусть даже потеряю тебя, пусть никогда в этой жизни тебя не будет снова рядом со мной. Если это ради тебя, я согласна.
  
  Потом её постоянно приходило на ум, финал отпечатался в памяти так ярко и чётко, но начало... Чувства, что были в начале, стали далёкими и неясными, как сон.
  
  В этом мире никто никогда не узнает, сколько она пролила слёз. Раны скрытые глубоко внутри никогда не будут предъявлены на обозрение.
  
  Даже близкие друзья, такие как Сюй Шифэн, не знали.
  
  С Сюй Шифэном в прошлом месяце обедали в японском ресторане, он подкалывал:
  - Цзяци, ты мне платишь чёрной неблагодарностью. В те годы я по твоей милости заработал дурную славу, а теперь ты даже не глядишь на меня.
  
  Свежий тунец был бесподобен. Цзяци, с головой погрузившись в еду, буркнула ему невнятно:
  - Адвокат Сюй, посмотри вокруг тебя столько людей, не хватало ещё и меня.
  
  Сюй Шифэн протянул, как будто с бесконечным разочарованием:
  - Все люди в мире смотрят на меня открыто и только один человек презрительно косится.
  
  Цзяци почти подавилась васаби, остро, горько, в горле будто выросли бесчисленные заусенцы, и каждый собирал на себе всю остроту и горечь. Залпом проглотила полную чашку саке, немного полегчало, но от жжения глаза всё ещё наполнялись слезами.
  - Братец, ну, ошиблась, чего уж там. Ты не должен постоянно пенять мне.
  
  Сюй Шифэн тоже начал проникновенно:
  - Цзяци, ты не ребёнок...
  Уши Цзяци свернулись в трубочку, эти речи она слышала раз сто. И точно он продолжил:
  - Не докучай старшему брату болтовнёй о любви. Девочка должна серьёзно подходить к выбору партнёра для брака. Что может быть важнее? У старшего брата есть на примете несколько выдающихся молодых людей. Когда устроим встречу? Никто не глянется - не страшно. В этом году ещё множество симпатичных парней закончат учёбу. Ты только смотри и выбирай.
  
  Цзяци вздохнула и пробормотала себе под нос:
  - Превосходный адвокат, в десятке выдающейся молодёжи города, на досуге подрабатывает свахой.
  
  Сюй Шифэн расхохотался. Полоски бровей взлетели к вискам, придавая образу ещё больше куража. У Цзяци мелькнуло смутное воспоминание, кого-то он ей напомнил, но никак не удавалось вспомнить кого. На душе было неспокойно, она крепилась полдня, но, в конце концов, всё же не сдержалась:
  - Два дня назад я видела Мэн Хэпина.
  
  Сюй Шифэн на миг растерялся, но тут же улыбнулся:
  - Этот парень. Он мне тогда довольно сильно врезал, ещё немного и случилось бы отслоение сетчатки. Слышал, сейчас он стал достойным примером для подражания, после выпуска у него всё по плану. Два года назад в университете говорили, он представлял интересы очень популярной компании, связанной с он-лайн играми, заработал кучу денег.
  
  Слова звучали легко, но она знала, что он подбирает их с осторожностью, боясь ранить её.
  
  Накатывала тоска. Он разрабатывал интернет-игры? Жизнь без него настолько пуста, что приводила душу в смятение. Знала только, что вначале он работал в IT-компании, работал на износ, иногда возвращался усталый настолько, что засыпал, даже не сняв носки. Так тяжело работал и всё ради неё. Цзяци засунула морского ежа в рот. Вкус соевого соуса и васаби, жирный запах сырой рыбы, от такого сочетания оставалось только подавиться. Сюй Шифэн видя, как от остроты у неё на глазах наворачиваются слёзы, протянул ей чай. Горько, всё-таки горько. Она сделала вдох, и с несчастным видом объяснила:
  - Васаби слишком жгучий.
  
  - Не надо тут передо мной разыгрывать 'Цветок горького латука'*, - похлопал по плечу, - хочешь плакать - рыдай. Давай, братишка подставит плечо. Двадцать юаней в минуту. Нравится плакать долго - плачь долго.
  
  Она недовольно ответила:
  - Слишком жестоко. Тысячу двести юаней в час. Ты грабитель.
  
  - Знаешь мои расценки? А сколько стоит моя консультация по одной проблеме - тем более что ты ещё плачешь.
  
  - Торгаш!
  
  - Трещотка, не ты ли убеждала меня, что в этом мире ничто не заслуживает внимания кроме денег?
  
  Цзяци была не в силах сдержать вздох. В те годы она любила развлекаться. В институте иностранных языков к ней приклеилось прозвище 'Трещотка'. Их факультет был маленький, девушек по пальцам пересчитать, поэтому все жили в спальнях отделения английского языка. По утрам проговаривали вслух слова, хихикали над специфическим лондонским произношением. Именно её язык смог изобразить звук, похожий на русское 'р'. В результате её стали называть 'Трещотка'. Потом это прозвище прижилось, даже Сюй Шифэна звал её так.
  
  - Юность - хорошее время, - она вздохнула. - Ты назвал меня Трещоткой, я почувствовала себя моложе.
  
  - Передо мной можешь не рисоваться, - презрительно заявил Сюй Шифэн, - Будешь так говорить, посмотришь, чем кончится.
  
  - Я не могу так говорить? - озорно улыбнулась она.
  
  Сюй Шифэн вздохнул:
  - Ты слишком упряма. Через столько лет всё ещё думаешь о Мэн Хэпине. Я не понимаю, чем он так хорош. Прохвост, кичится семьёй, не человек - гнилое дерево.
  
  Цзяци налила себе стаканчик. Сюй Шифэн теперь будто иронизировал над собой:
  - Только посмотри на меня, отступивший на пятьдесят шагов насмехается над отступившими на сто.
  
  Цзяци помолчала и спросила:
  - Об Аньци нет новостей?
  
  Сюй Шифэн горько усмехнулся:
  - Боюсь, в этой жизни я потерял её навсегда.
  
  Боюсь, в этой жизни, я навсегда потеряю тебя.
  
  Много лет назад ей тоже так говорили. Цзяци стало тоскливо. Он, однако, не понял, она тоже навсегда его потеряла. Цзяци поднесла стакан и безрадостно, глоток за глотком, медленно осушила. Ну и ладно, лучше бы она его не видела.
  
  - В прошлую субботу ездила на рыбалку? - спросил Сюй Шифэн.
  
  Цзяци замерла. Только сейчас она вспомнила, что на прошлой неделе ездила с Жуань Чжэндуном. Было весело всей компанией смотаться за город на водохранилище. Горы чисты, вода прозрачна, пейзаж, как на картинке. Девчонки устроили пляжный отдых, нацепили тёмные очки и под зонтиками натирались маслом для загара. Похоже на суету у бассейна. Мужчины, напротив, с нарочито озабоченным видом разложили снасти, твёрдо намереваясь завалить добычу. Рыба клюнула, зазвенел колокольчик, сразу же началась суета. Под зонтиками тоже постоянно раздавались шум и крики, наверное, было слышно за горным хребтом. Цзяци тогда подумала, в таком гвалте разве можно поймать рыбу?
  
  В результате руководство водохранилища отрядило команду, которая сбросила в воду две или три установки для насыщения кислородом. Наживка с лодок подавалась безостановочно. Не только рыба, тут даже русалки попались бы на крючок. Высокий уровень профессионального мухлежа, и правда, заставляет смотреть на вещи шире. Цзяци, сидя в тени деревьев вспомнила эпизод с рыбалкой в 'Хрониках Цинси'* и невольно усмехнулась: не закончится ли сегодня тем, что привлекут водолазов.
  
  - О чём задумалась? - неожиданно раздался голос за спиной.
  
  От испуга встрепенулась, повернула голову и встретилась с взглядом Жуань Чжэндуна. Хлопнула себя по груди, унимая волнение.
  
  Рождённый быть моделью он даже в одежде для рыбалки выглядел идеально. Свободный, дерзкий, безупречный. Присел на корточки и приподнял её снасть. Приманка с крючка давно была съедена. Он смотал леску и улыбнулся:
  - Действуешь, как Цзян Тайгун*? Собираешься поймать рыбу без приманки?
  
  - Я пришла не за рыбой, - заявила она уверено, - я ловлю золотую черепаху.
  
  Он поднял голову, вдали все сгрудились у одного места, мужчины, девушки, временами раздавались взрывы хохота. Непонятно, может, поймали большую рыбу.
  Повернулся к ней, усмехаясь:
  - Как-то неискренне. Они все там, а ты сидишь тут одна и ловишь золотую черепаху?
  
  Она самодовольно захихикала:
  - Золотых и в самом деле нет, но есть одна земляная.
  
  Он с серьёзным видом взял удочку и махнул в её сторону, забрасывая. Она ловко подскочила, как лань, изящно и грациозно. Хихикнув, одним махом вспрыгнула на каменный валун. Присела на корточки, зачерпнула воды, развлекаясь. Лучи солнца, проникающие сквозь листву, рассыпалось по телу и лицу как золотые блёстки, брызги воды переливались цветами радуги и искрились в её руках, как капли ртути. Он смотрел на неё, прищурив глаза, как на слепящее солнце. Через некоторое время спросил:
  - А, правда, ты была так поглощена, о чём задумалась?
  
  - Вспомнила книгу.
  
  - Что за книга, заставила тебя так глупо хихикать.
  
  - 'Хроники Цинси'. Не читал? Хотя такой человек, как ты, скорее читает 'Троецарствие', верно?
  
  Он к удивлению ответил просто:
  - Действительно, не читал, читал только 'Троецарствие'.
  
  - Жаль, - протянула она разочаровано, - в ней такие живописные картинки, красавиц немеряно.
  
  - Немеряно красавиц? Тогда ты для чего читала?
  
  - Я читала про евнуха.
  
  Он, похоже, не знал, как реагировать. Хотел продолжить, но снова замолчал. Она не наделалась, что он поймёт, поэтому разговаривала, как будто сама с собой:
  - На самом деле я бы хотела перечитать. Попусту растраченный талант, Мэй Юй в изгнании, любовь, которой не должно быть. И, наконец, финал. Пусть немного жестокий, но какой есть.
  Он всё ещё молчал, когда издалека позвали:
  - Чжэндун! Чжэндун! Рыба!
  Колокольчик на его удочке звенел и булькал. Он оставил её и бросился вытаскивать леску. Валун был неровный, неудобный. Цзяци не могла усидеть, поднялась, и сразу вспомнилось, как они с Мэн Хэпином ходили ловить рыбу.
  
  Тогда было не так, как сегодня. Только он и она, два человека на берегу озера жарились на солнце, как амурские вьюны*. Тоже ничего не выловили, но было безумно весело. После этой поездки кожа на её лице облупилась и долго была красная, как яблоко. В те времена остатки молока из бутылки втирали в кожу лица, получалась маска. Почистив зубы, она забыла её смыть. В результате Мэн Хэпин поцеловал её и начал скалить зубы:
  - Молоко на губах не обсохло.
  Она ударила его подушкой, а он схватил её в охапку вместе с подушкой и снова поцеловал:
  - М-м.. Вкусно.
  Как ребёнок, которого угостили конфетой, осуществление всех желаний.
  
  Солнце было слишком свирепо. Цзяци почувствовала головокружение и звон в ушах. Возможно, она грелась на солнце слишком долго. Обвела глазами вокруг бескрайнюю бирюзовую воду. На воде наслаивались одна на другую тени гор, как пятна индиго. Горы и озеро сливались в одно. Вдалеке слышался шум и смех, но там текли чужие дела.
  
  Её они не касались.
  
  Цзяци не думала, что Сюй Шифэн узнает об этом, и машинально ответила:
  - Да, ездила на рыбалку. А как ты узнал?
  
  Сюй Шифэн, смерил её с головы до ног:
  - Донесли, но я тогда не поверил. Как ты затесалась в ту компанию, ни одного хорошего человека.
  
  - Ошиблась, - неуверенно ответила Цзяци, - в следующий раз не пойду.
  
  Сюй Шифэн, вздохнув, продолжил:
  - Я не читаю тебе нотации. Ты сама знаешь, что хорошо, что плохо. Может, иногда даже слишком хорошо знаешь. Я говорил тебе, женщина иногда должна быть глупенькой.
  
  - Братец, - обратилась Цзяци с улыбкой, - я ещё не достаточна глупа?
  
  Сюй Шифэн, похоже, совершенно не ожидав такого, ненадолго замолчал, потом покачал головой:
  - Ты, действительно, глупая.
  
  
  Примечания к главе 3.
  'Цветок горького латука' - китайский худ. фильм 1965 г.
  'Хроники Цинси' - сетевой интернет роман.
  Цзян Тайгун - считается основателем китайской военной науки, автор трактата 'Шесть военных стратегий'
  Амурский вьюн имеет вытянутое змеевидное тело, которое сплошь покрыто очень мелкой чешуей. Глаза у рыб желтого цвета или с небольшой примесью коричневого. Ее рот украшают 12 усиков. Хвостовой плавник имеет округлую форму.
  
  
  4
  Цзяци не осмелилась рассказать Сюй Шифэну, весной этого года, когда она встречала кого-то в аэропорту, то в зале ожидания видела Лу Аньци.
  
  Может это была и не Лу Аньци, может она ошиблась, но очень похожа. Та же красивая фигура, притягивающая взгляд в толпе, ещё говорят, стоит как журавль среди кур. Её вьющиеся от природы волосы были коротко острижены, что создавало пышность на макушке и оттеняло глаза. Она выглядела моложе и напоминала европейскую куклу. Спутник рядом с ней - высокий красивый мужчина скандинавского типа. Они пытались управиться с горой багажа и двумя милыми мальчиками-близнецами.
  
  В близнецах была видна смешанная кровь родителей, вьющиеся волосы, как у Аньци, иссиня-чёрные глаза блестели, будто драгоценные камни, яркие и сверкающие. Сидя в коляске, сосали бутылки с молоком, ссорились, засовывали пальцы в рот, целовались, потом затеяли драку, и в конце оба зарыдали в один голос.
  
  Анци нежно успокаивала одного, другой хватал её за рукав и лепетал: 'Мама'. Улыбнулась, поцеловала обоих по очереди. Мальчики, наконец, успокоились, и, получив каждый по соске, стали с любопытством оглядываться вокруг. Их отец с улыбкой поцеловал жену в щёку, и они тихонько принялись что-то обсуждать. Цзяци за всё это время так и не подошла к ним. Только стояла и молча смотрела издалека.
  
  В ту ночь Цзяци приснился сон. Во сне была осень послеобеденное время. За окнами спальни густые кроны платанов. Чан Юаньюань что-то бесконечно и нудно рассказывала Мэй Юнь. В коридоре кто-то шаркал шлёпанцами. Шторы порхали на ветру, пропуская солнечный свет. Вдалеке кто-то играл на губной гармошке, мелодия шла с перебоями, никак не узнать что за песня. Знакомые звуки и обстановка вызывали у Цзяци чувство блаженства и покоя. Самая большая неприятность - экзамен по испанскому на следующей неделе.
  
  После того, как они расстались, Цзяци никогда не видела Мэн Хэпина во снах, по-видимому, не судьба.
  
  На самом деле, вначале можно было подумать, что это предопределение. Они не учились в одной школе, она была студенткой второго курса, а он только недавно вернулся на родину из-за границы. Его еле вытащили на тот танцевальный вечер. Кто бы мог подумать, что через несколько дней на дне рождения приятеля в ресторане они снова встретятся.
  
  Собственно Цзяци не предполагала, что придёт Мэн Хэпин. Справляли день рождения Чан Цзяньбо - приятеля её соседки по комнате. В тот день она из чувства долга пришла спасать положение.
  
  Потом Мэн Хэпин переживал, говорил, никогда не думал, что так напьётся.
  
  Цзяци только смеялась.
  
  Мэн Хэпин умел выпивать, в его детстве дед смачивал палочки для еды в гаоляновой водке. И до встречи с Цзяци, как говорится, никогда не сталкивался с достойным соперником. А Цзяци была родом из Шаосиня провинции Чжэцзян, места, откуда выходят литературные гении и хорошее вино. Чистейшее хуадяо* восемнадцатилетней выдержки. Лишь только была сорвана печать из мастики, густой аромат разлился во все стороны. Она жила в древнем городке Дунпу, что на берегу реки. Её отец всю жизнь гнал вино, поэтому она с рождения росла в винном аромате. Именинник играл с Мэн Хэпином, выбрасывая комбинацию чисел на пальцах. Постоянно проигрывал и набрался почти до обморочного состояния. Ей только и оставалось, что вмешаться и сменить Чан Цзяньбо за столиком Мэн Хэпина.
  
  Поначалу Мэн Хэпин недооценивал её, полагая, что глупая девчонка не заслуживает внимания, и лишь в конце понял на кого нарвался. После нескольких стопок рисовой водки у неё только слегка раскраснелось лицо. Она угадывала нужную сумму на пальцах с мастерством гроссмейстера. Потом Мэн Хэпин презрительно относился к её 'лояльности и честности'. Она в то время выглядела простой и скромной пай-девушкой. Пока не вступишь в схватку, не поймёшь на что способна.
  
  Сошлись достойные противники в умении выпить. Когда осталась половина второй бутылки он сказал:
  - Ты куришь? Можно, я закурю?
  Цзяци, разумеется, разрешила. Он вытащил и положил пачку сигарет на стол. На той пачке красовалась большая камелия и трогательные стихи: 'С первой встречи как будто знакомы всю жизнь'.
  
  У Цзяци, непонятно почему, что-то шевельнулось в душе.
  
  Он не нашёл огня, она протянула ему коробок. С удивлением взял и, наконец, узнав её, улыбнулся:
  - Это ты?
  
  Она тоже улыбнулась:
  - Да, это я.
  
  В тот день напились почти все. Лежали ничком вконец окосевшие, кто-то распевал во всю глотку, отбивая такт палочками. За столом только они вдвоём оставались в ясном уме. У Цзяци с увеличением количества выпитого лишь сильнее блестели глаза, в конце концов, они стали почти лучиться. Она чувствовала, что скоро потеряет контроль, в глубине души понимая, что очень пьяна. Мэн Хэпин сам уже почти совсем в стельку пробормотал:
  - Все напились, как насчет того, чтобы пойти домой?
  Мысли Цзяци тормозили, но она изрекла почти отчётливо:
  - Идём.
  Мэн Хэпин сказал:
  - Они не могут идти домой. Мы не собираемся залечь тут с ними. Я провожу тебя.
  - Не забудь рассчитаться, - с улыбкой пробормотала Цзяци, - иначе официант нас не выпустит.
  
  Потом Цзяци частенько спрашивала:
  - Мэн Хэпин, за что ты меня любишь?
  
  Мэн Хэпин долго думал с серьёзным видом и отвечал:
  - Ты очень сообразительная. Напившись, ещё вспомнила, чтобы я оплатит счет. Разве такой честный человек, как я, не оценит подобное?
  
  Цзяци совершенно забыла, о чём говорила тогда. Помнила только, что дул сильный ветер, осенняя ночь была очень холодной. Они шли с Мэн Хэпином среди деревьев университетского кампуса, то молчали, то говорили, перескакивая с одного на другое. Половина фонарей было сломано, вдалеке виднелся оранжево-красный свет, как глаз ночи, мягкий и необыкновенный.
  - Замёрзла? - спросил он, не дожидаясь её ответа, снял пальто и набросил ей на плечи.
  Одежда хранила его тепло, слабый незнакомый запах, и была пропитана парами алкоголя. Она засунула руки в длинные рукава, как ребёнок в одежду взрослого, но это был удивительно приятный материал. Флисовая подкладка такая мягкая. Возможно от большого количества выпитого, тело никак не могло согреться, но теплое чувство, будто просачиваясь, наполняло грудь.
  
  Они говорили о многих вещах, от тайно выброшенного в детском саду сала из обеда до того как рисовали с соседом по парте демаркационную линию. Как в средней школе перечили учителям, как собирались сдавать государственные экзамены и отстаивали своё мнение перед домашними. Во всём их взгляды сходились. Было весело, Цзяци нравилось жестикулировать, в результате рукава пальто летали из одной стороны в другую, как струящиеся рукава* на театральной сцене. Он подхватывал всё темы, что она начинала. Цзяци выпила много вина, но чувствовала жажду. Хотела сказать, но заслушалась его рассуждениями. Они беспрерывно болтали, один продолжал за другого, и сам же смеялся, не понимая, откуда взялось столько слов, только хотелось говорить не останавливаясь. В конце концов, они дошли до корпуса Цзяци, он увидел свет в магазинчике, и сказал ей:
  - Подожди.
  
  Постучал в дверь, купил две бутылки йогурта. Она была в восторге, как ребёнок. Хлюпая, выпила залпом, напиток показался ей божественным нектаром. Он, молча, передал ей вторую бутылку.
  
  - Ты не будешь пить?
  
  - Купил для тебя.
  
  Она протянула: 'А-а-а...' Было немного неудобно. Пластмассовая трубочка только чертила по крышке на бутылочке. Он сходил за новой, молча, воткнул в крышку и, так же молча, передал ей.
  
  Взяла трубочку, втянула йогурт.
  
  Напиток было прохладным и в то же время густым. В этом сезоне йогурт мог быть очень густым. Поэтому она пила медленно. Совсем не кисло, а даже сладко.
  
  Он сказал:
  - Меня зовут Мэн Хэпин, а тебя?
  
  Она слегка улыбнулась, до сих пор они ещё не представились друг другу:
  - Цзяци. Ю Цзяци.
  
  - Это как во фразе 'Счастливый день, похожий на сон'?
  
  - Да.
  
  Ей неожиданно стало не по себе. 'Счастливый день, похожий на сон', эти иероглифы как раз и были её именем, но он же не нарочно.
  
  Давно погасили фонари, двери общежития были уже закрыты. Окинул взглядом железные ворота и спросил:
  - Как ты попадёшь внутрь?
  
  К ней вернулся боевой задор:
  - Перемахну.
  Бросила пустую бутылку из-под йогурта в мусорное ведро, хлопнула в ладоши:
  - Демонстрирую.
  
  Её проворство изумляло. В два счёта, цепляясь за железные прутья, оказалась наверху двухметровых ворот и махнула ему рукой:
  - Спокойной ночи.
  Со свистом в несколько приёмов спустилась вниз по воротам. Подпрыгивающий серебристо-серый силуэт исчез в тени деревьев.
  
  Мэн Хэпин надолго запомнил: она в его длинном серебристо-сером пальто на верхушке высоких ворот, одной рукой держится за железные прутья и с победоносным видом размахивает вторым рукавом. За спиной глубокое, как чёрный бархат, ночное небо, по которому будто разбросаны кусочки серебра. Её волосы развеваются на холодном ветру, глаза сияют, как свет зимних звёзд. Озорно улыбнулась, обнажив слегка выпирающие маленькие клычки, как ребёнок. Даже больше напоминает призрак, выскользнувший по ошибке из небытия и презрительно взирающий на мир людей. Он невольно засмотрелся на неё.
  
  Вернувшись в спальню, Цзяци обнаружила, что забыла отдать Мэн Хэпину пальто. Пальто было ещё чистым, но она всё-таки постирала его и высушила на солнце, так что теперь оно пахло солнечным теплом. Цзюаньцзы, увидев пальто, ахнула, и недобро усмехнулась:
  - Что же не отнесла обратно?
  
  - Завтра после обеда нет занятий, отнесу, но не знаю, где он живёт, - спокойно ответила Цзяци.
  
  - Ты не знаешь, где он живёт, - переспросила Цзюаньцзы с улыбкой, - а я знаю.
  И принялась подробно объяснять адрес, только и осталось, что взять бумагу с ручкой записывать. Цзюаньцзы прищёлкнула языком и сказала:
  - Отдал тебе одежду, а сам замёрз и заболел. Сейчас лежит в лихорадке.
  Цзяци не поверила, Цзюаньцзы разволновалась:
  - Я что, обманываю тебя? Не веришь, иди сама посмотри, неблагодарная.
  
  Во второй половине дня были занятия по чтению. Цзяци уже прошла полпути, но потом снова вернулась в общежитие, оставила учебники, взяла пальто, в конце концов, решив прогулять уроки и пойти к Мэн Хэпину.
  
  На самом деле, два учебных заведения были недалеко друг от друга. Её у восточных ворот, его у западных, отделены одной улицей. Но в восточном секторе территория института слишком большая, найти общежитие нелегко. Она сделала круг по кампусу, пока ходила вся вспотела, наконец, нашла. Долго стучала, но никто не открыл. Из соседней комнаты вышел парень и недоверчиво смерил её взглядом:
  - Кого-то ищешь?
  
  Она немного смутилась:
  - Мэн Хэпин живёт в 409 комнате?
  - Он заболел, пошёл в больницу на процедуры. Только ушёл.
  
  Никогда бы не подумала, что правда заболел. Цзяци невольно почувствовала лёгкий укол совести. Подумала, больница недалеко отсюда, лучше сходить проведать. Пошла искать больницу. У процедурного кабинета толпилось много народа. В разноголосый гомон вплетался звук телевизора, плач детей... Искала в очереди Мэн Хэпина. Наконец увидела, в углу кто-то лежал под капельницей. Присмотрелась, похоже на Мэн Хэпина с головой погружённого в чтение газеты.
  
  Присела рядом. Через некоторое время он, наконец, поднял голову и встретился с ней взглядом.
  
  Улыбнулась ему, он машинально улыбнулся в ответ.
  
  Два человека чувствовали себя немного глупо, но он был рад видеть её улыбку. Сидели рядом, не зная, как нарушить молчание. Наконец подошёл его сокурсник и поздоровался:
  - О! Хэпин, ты тоже здесь.
  
  - Да. Затемпературил.
  
  Тогда однокурсник посмотрел на Цзяци:
  - Подружка пришла проведать. Болеть тоже счастье.
  
  Цзяци покраснела, Хэпин улыбнулся, однокурсник больше ничего не сказал, развернулся и ушёл.
  
  Так всё началось. По выходным они катались на велосипедах в парке кампуса - от её корпуса до его. У него было немного уроков, иногда он приходил к ней на занятия и с серьёзным видом слушал её курс. Так же, как и все влюблённые парочки, вместе ходили в столовую, загорали на газоне.
  
  В то время даже солнце сияло ярче и чище.
  
  Наступили зимние каникулы. Он провожал её к поезду. Она чувствовала, что не в состоянии расстаться, хотя речь шла только об одном месяце, но всё равно, не видеть его.
  
  Во время предновогоднего столпотворения* с билетами напряжённо, но ему всё-таки удалось достать раздобыть билет в плацкарт. Накупил ей фруктов и закусок в дорогу. Она лежала на узкой полке, заткнув уши наушниками плеера, и безостановочно поедала закуски. Казалось, если остановится, то сразу начнёт грустить. Он купил её любимое сушёное мясо. От постоянного жевания на языке высочил кровавый волдырь. В наушниках пела Мо Вэньвэй*:
  'Эти летние фрукты
  Напоминают аромат любви.
  Я думала, ничего не осталось,
  Но воспоминания переполняют меня.
  Возможно, это моё сердце
  Не хочет признать,
  Что ты всё-таки любишь меня.
  Сквозь превратности судьбы
  Только помни обо мне.
  И если увидишь во сне,
  Прошу обними меня снова...'
  
  Поезд 'чух - чух', на юг, на юг, глубокая ночь, в вагоне темно и тихо. Изредка проносятся ярко освещённые перроны, свет проникает в щель между занавесками. Короткая остановка и снова вперёд. Постепенно все в вагоне уснули. Она не могла спать, достала упаковку лапши быстрого приготовления. На стакане 'Мастер Кан' сразу бросился в глаза рисунок ультрафиолетовыми чернилами - толстый поросёнок с хвостиком крючком. Почерк Мэн Хэпина всегда был крупный, а тут буквы ещё крупнее. В темноте зелёным светилось:
  - Поросёночек, ешь больше фруктов, не ешь лапшу.
  
  Она рассмеялась так, что выступили слёзы.
  В Шаосинь прибыли, когда уже стемнело. Шёл дождь со снегом, очень холодно. Платформа ярко освещена внутри и снаружи, гул людских голосов. Нашла таксофон, чтобы позвонить ему. К телефону в комнате общежития долго никто не подходил, его мобильный тоже не отвечал. Возможно, поехал домой. Ей только и оставалось взять багаж и выйти со станции.
  
  До дома добралась среди ночи. В родной кровати спалось особенно спокойно. На следующий день проспала почти до полудня, в итоге, её разбудил телефонный звонок. Отец ушёл на работу, дома никого не было. Добрела до телефона, взяла трубку, кутаясь в одеяло:
  - Алло.
  Это был Мэн Хэпин. Так замёрз, что плохо шевелил губами, голос звучал невнятно:
  - Цзяци, почему в Дунпу так холодно?
  
  Она никак не могла сообразить: в Дунпу холодно? В домах Дунпу нет центрального отопления, разумеется, холодно. Но ведь не холоднее, чем на севере? Подожди-ка! В Дунпу холодно? Как он узнал, что в Дунпу холодно?
  
  Завернулась в шерстяное одеяло и подбежала к окну. Мэн Хэпин стоял в маленьком дворике и махал ей рукой.
  
  Шёл дождь, у него не было зонта. От холода изо рта шёл пар. Знакомые белые стены ограды с черной черепицей, старый уже почерневший деревянный навес. Посередине маленького внутреннего дворика с синей плиткой посажены орхидеи. И рядом с орхидеями стоит он. Зимний моросящий дождь делает картину ещё более нереальной. Она невольно спросила: 'Ты почему приехал?'
  
  Он смотрел на неё и улыбался.
  
  Когда вошёл, она опять спросила:
  - Почему ты приехал?
  
  Вещей у него было немного, только маленький рюкзак. Новый телефон, номер которого он сообщил ей. Прошла в свою комнату, достала блокнот, записала номер. Он оглядел дом. Квартира старая, но чистая и опрятная. На оконных наличниках ещё сохранился вытравленный рисунок. Неизвестно, в каком году построили этот дом. Под задними окнами текла река, на ней лодки, в лодках кувшины вина. Из полураскрытого окна открывался вид: чёрная черепица, белые стены, серый мост, по мосту под зонтами шли люди, как на картине нарисованной тушью. Это совсем не походило на Ситан, не было заметно признаков развитого туризма. Накрапывал зимний дождь, даже людей мало. Изредка за окнами слышался плеск вёсел, своего рода уют простого житейского быта. Наблюдал, как она ходит туда - сюда. Принесла полотенце, чтобы он вытер волосы, дала ему горячего чая. Из своей грелки с горячей водой полила ему на руки. Снова спросила:
  - Ты голоден?
  
  - Я соскучился по тебе.
  
  Она немного смутилась, подошла к холодильнику, заглянула в него:
  - Если я пожарю тебе рис с яйцом?
  
  - Хорошо.
  
  Съел в один присест три чашки. Она боялась, что у него будет несварение, поэтому принялась чистить для него помело. Кожура слишком толстая. Отрывала дольки, первая отделялась труднее всего. Он поднялся помочь, поднатужился и сразу разломил. Аромат помело повис в воздухе. Съел дольку, поморщился:
  - Кисло.
  - Дай, попробую, - сказала она.
  И даже не успела отделить дольку, как он сразу накрыл губами её губы.
  
  Так нежно, что невозможно вообразить.
  
  Раньше он никогда не целовал её, это был первый раз. Фактически они были знакомы только два месяца. По её телу пробежала дрожь. На его губах вкус помело, так сладко.
  
  Потом отпустил её. На реке бабки стирали, били одежду валиком 'тук-тук'. Её сердце беспорядочно колотилось, как будто внутри кто-то отбивал валиком одежду. Она покраснела, лицо горело, теребя его воротник, приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала его.
  
  Те несколько дней в городке прошли беззаботно и радостно.
  
  Взяла его на работу к отцу, посмотреть, как делают вино. Когда он увидел гору сваленных в кучу кувшинов, невольно воскликнул:
  - Не удивительно, что ты умеешь пить.
  
  Она тихонько посмеивалась.
  
  Городок Дунпу был родиной шаосинского вина. Как говорится, шаосиньское 'хуадяо' в большинстве случаев проистекало отсюда. На самом деле, эффект 'хуадяо' долгий. Отцу Цзяци очень понравился Мэн Хэпин из-за того, что он умел пить вино.
  
  Отец Цзяци говорил: 'Вино похоже на человека'.
  
  Мэн Хэпин никогда не спрашивал, почему у неё нет матери.
  
  Когда стемнело, она взяла Мэн Хэпина в музей Сюй Силиня*. Безлюдный заброшенный старый дом с двориком, светло-синий жидкий бамбук. Похоже на сцену из старого фильма, свет и тени - нагромождение старых времён. Было холодно, опять пошёл дождь. Он всё время держал её за руку. В доме-музее не было даже гида, она читала ему вслух надписи на табличках. Шли медленно, не торопясь.
  
  В конце концов, она рассказала:
  - Когда была маленькой, мама ушла, и больше я её не видела.
  
  Мэн Хэпин держал её руки, отогревая дыханием, и внимательно слушал.
  
  - Потом я поссорилась с одноклассниками, когда они узнали, что моя мама убежала с другим. Я не переживаю, только чувствую некоторую досаду, правда. Думаю, для того времени её мужество было действительно выдающимся. И хотя она бросила меня, я не испытываю к ней ненависти.
  
  Её формулировки были запутанными и немного нелогичными, но он понял. Не сказал ничего лишнего, только легонько поцеловал её в лоб.
  
  На сердце было спокойно, из-за того что у неё был он.
  
  
  Примечания к главе 4.
  Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
  Струящиеся рукава (театр) - удлиненные рукава, манипулируя которыми актёр дополняет создаваемый им образ.
  Предновогоднего столпотворение - транспортное и пассажирское "столпотворение", случающееся во время китайского Нового года.
  Мо Вэньвэй (2.06.1970) - китайская актриса и певица, больше известная как Карен Мок.
  Сюй Силинь (17 декабря 1873 - 7 июля 1907), китайский революционер, родившийся в Дунпу округ Шаосин провинция Чжэцзян.
  
  
  5
  Цзяци спала плохо и появилась на работе с чёрными кругами под глазами. Тут ещё совершенно некстати компания арендовала на телестудии павильон для съёмок рекламы. Цзяци присматривала за местом, когда в коридоре столкнулась с Жуань Цзянси.
  
  Та была одета в дорогой костюм, чувствовался оригинальный стиль Микимото, брошь чёрного жемчуга, всё сдержанно и подобающе. Глаза чёрные, как угли, блеск которых, казалось, озарял всё вокруг. Она совершенно по-дружески обратилась к Цзяци:
  - Выпьем кофе после работы?
  
  Цзяци согласилась.
  
  В итоге пошли в соседнее кафе поесть замороженный фруктовый лёд, как будто во времена студенчества с подругой. Палящий послеобеденный зной, напротив каждой по чашке со снежной горой, покрытой сверху экзотическими фруктами, в воздухе аромат медового сиропа. Ленивая праздность и счастье. Незаметно даже разговор замедляет темп.
  
  Жуань Цзянси в мелочах удивительно похожа на Жуань Чжэндуна. Попробовала персик, зажмурила глаза, облизнула уголок рта, как кошка. Рассказывала о разных пустяках:
  - В детстве брат часто озорничал, то заберётся куда-нибудь, то провалится, был готов на любые злодейства. Говорили, что ему с Хэпином закон не писан. Днём машины не загоняли в гараж, а оставляли в тени деревьев. В обеденный перерыв все пошли отдыхать, а они взяли ведро песка и насыпали в выхлопные трубы. Потом водители собрались ехать, стали заводиться, пух-пух, все машины глохнут. Ещё думали, вражеская диверсия. Один из охранников привёл полицейскую собаку, обследовали машины, и выяснилось, что все выхлопные трубы забиты. Доложили наверх. Отец так ругался, кричал, кому такое могло прийти в голову, кроме двух малолетних бездельников, Жуань Чжэндуна и Мэн Хэпина. Тогда отец отлупил брата. Из-за этого дед несколько дней злился на отца. Брат очень любил деда. Когда дед умирал, брат был за границей. Он сразу вернулся, но было уже поздно. Я первый раз в жизни видела, что брат плачет. Перед больничной койкой держал деда за руку и ни за что не соглашался отпускать. Столько людей уговаривали его, просили дать сменить одежду на погребальную. Брат отчаянно боролся, не позволяя им унести тело. В итоге нам с мамой удалось разжать его руки. Ты не видела его в то время. Ах...
  
  Её глаза блеснули.
  - На самом деле мой брат...
  
  Цзяци помолчав немного, сказала:
  - Он хороший человек, только между нами ничего нет.
  
  - Я знаю, - ясные глаза Жуань Цзянси затуманились. - Начавшаяся у него в этот раз кровавая рвота на самом деле не желудочное кровотечение. Мы не говорим ему. Это рак печени. В те годы у деда было то же самое. Но мой брат ещё так молод, ему всего тридцать три года.
  Она всхлипнула и горько заплакала. Цзяци оторопела.
  
  Рак печени. Эти два слова она никак не могла даже примерить к Жуань Чжэндуну. Как у него мог быть рак печени? Он же такой, в сквош легко выбивает пять очков по британской системе*, за раз переплывает пруд туда и обратно... Он такой... Как у него может быть рак печени?
  
  - Врачи говорят, даже если сделать пересадку, вероятность успеха 4-5%. К тому же сейчас дефицит органов, подходящую печень трудно дождаться.
  Она говорила, говорила, и в результате беззвучно зарыдала.
  - Моя мама эти несколько дней мечется, не знает, что делать. Ещё скрывает от отца...
  Цзяци никогда не думала, что всё так жестоко, а Жуань Цзянси, закрывая руками лицо, плакала как ребёнок. Цзяци в крайней растерянности подавала ей салфетки, слушая её прерывающуюся речь:
  - Поэтому я хочу... Поддержать его... Чтобы он мог радоваться...
  
  Большое облако мокрых салфеток, как отцветшие белые лилии, а горький голос Жуань Цзянси продолжал:
  - Мой брат хорошо к тебе относится. Другим, может, не понятно, а я знаю. Он такой, никогда не скажет. Поэтому, Цзяци, прошу, помоги мне. Даже если это обман, позволь ему хоть некоторое время провести счастливо.
  
  В душе Цзяци, как будто кипел Сычуанский хого*. Горько-остро-кисло-сладко. Вода всё глубже, огонь всё жарче. Даже не понять, что это за ощущение.
  
  Жуань Чжэндун хорошо к ней относится? В его кругах это называется 'хорошо'? Вот уж, действительно, людей не поймёшь. На самом деле в нём есть хорошая сторона. Однажды она имела неосторожность провиниться перед вышестоящим департаментом. Там стали умышленно придираться, даже застопорили важный проект. Босс от злости стучал кулаком по столу, сказал ей: сама натворила, сама и выпутывайся. Она бегала туда раз за разом, чтобы принести извинения. В конце совсем потеряв надежду, стояла перед величественным зданием их офиса, оставалось только разреветься. И вдруг неожиданно столкнулась с ним. Увидев её, он удивился:
  - Ты что здесь делаешь?
  
  Она с трудом улыбнулась, сказала, что всё в порядке, пришла кое с кем встретиться по делу. Он протянул: 'А..' Она так и не знала, чем он занимается, не задумываясь, спросила:
  - А ты почему здесь?
  Он улыбнулся:
  - Я, как и ты, пришел встретиться со слугами народа, - и предложил, - тебя подбросить?
  Потом отвёз её обратно к офису. В тот день она чувствовала себя паршиво, за всю дорогу он ничего не спросил. Кто знал, что через несколько дней профильные ведомства неожиданно сменили гнев на милость. Сами позвонили, говорили с ней чрезвычайно вежливо. Не только с радостью подписали документы, но ещё в конце тот руководитель специально передал привет её начальнику и слегка отчитал её:
  - Оказывается, ваш начальник - соратник по оружию Чжэндуна. Надо было раньше сказать. Пока вчера Чжэндун не упомянул в телефонном разговоре, я и не знал.
  
  Чжэндун, Чжэндун. Обращение сбивало с толку. Уже потом она догадалась, что это Жуань Чжэндун. Он, этот Жуань Чжэндун, может соврать и глазом не моргнуть. Её босс никогда не был бойцом, однако превратился в соратника по оружию.
  
  Она не понимала, как он мог узнать историю вопроса, но, замолвив словечко, уже очень помог ей. Она даже специально позвонила ему и пригласила на ужин, чтобы выразить свою признательность. Он взял трубку. Как и раньше отсутствующий тон, никакого внимания к чувствам других:
  - Приглашаешь поужинать? С какой стати? У тебя день рождения? Я уехал на пару дней из страны, банкет отменяется. Подарок выбери сама в ювелирном магазине. Счёт пришлёшь, я распоряжусь оплатить.
  
  Как будто с посторонней, как будто она пригласила на ужин, чтобы что-то выманить. Даже не знала смеяться или плакать:
  - Не надо драгоценностей, давай деньгами.
  
  Он замолчал, но потом просто рассмеялся:
  - Идёт.
  
  В результате она всё-таки угостила его ужином. Среди ночи звонок телефона, испуганно взяла трубку, это был он:
  - Разве ты не приглашала меня на ужин, быстрее выходи.
  
  Полусонная схватила будильник, почти час ночи. Снова упала на кровать:
  - Не шути, уже глубокая ночь, я сплю, завтра всё-таки на работу
  
  - Цзяци! Ю Цзяци, я не шучу. Я только что с самолёта. Рейс задержали, весь холодный, голодный. Быстрее угости меня ужином.
  
  Она чуть не разревелась:
  - Завари дома лапши, разве не достаточно.
  
  - Разве это пища? Быстрее выходи, накорми меня горячим. Еда в самолёте была совершенно несъедобна. Я голодаю больше двадцати часов, выходи быстрее.
  
  Она почти на последнем издыхании:
  - Иди сам поешь чего-нибудь. Я уже сплю.
  
  - Быстро выходи! Раз сказала, выполняй. Ю Цзяци! Ю Цзяци! Не спи, быстрее спускайся, я заеду за тобой.
  По телефону он был несгибаем. В конечном счёте скандал не помог. Сделав отчаянное усилие, встала, умылась, переоделась и спустилась вниз. Волосы кое-как собрала в хвост, даже украшения не надела. Девушка, которой плевать на моду, только опасалась, что глаза опухшие. Глубокой осенью ночи морозные. От холода подпрыгивала. Ветер завывал, продувая до самого нутра. Совсем замёрзла, жаль, что не надела пуховик. Еле дождалась его. А он ещё расплылся в улыбке:
  - Смотрю, давно скачешь, белый зайчонок.
  Чуть не разразилась бранью. В салоне тепло, через некоторое время хоть смогла нормально дышать.
  
  Голова шла кругом. Вышли из машины, она подняла голову: ресторан сиял огнями, элегантные мужчины, красивые женщины, богаты и изысканы. Глубокой ночью разодетые в пух и прах все ужинали. Она на секунду изумилась:
  - В такое холод, среди ночи столько людей пришли покушать?
  
  Он потянул её и стремительно втащил внутрь. Шёл и всё укорял:
  - Я не встречал таких как ты, в десять вечера уже ложишься спать. Просто позор, как ребёнок. Посмотри вокруг, все едят и не возникают. Не поднимай шум по пустякам.
  
  В итоге среди ночи съели маленькую корзинку обжигающих крабовых пельменей и котелок с вонтонами*. Бульон такой свежий, язык проглотишь. Сколько могут стоить пельмени и вонтоны? Это не давало ей покоя:
  - Как насчёт двух блюд?
  Но Жуань Чжэндун хотел продолжения и подозвал официанта:
  - Принесите акульи плавники, а для неё ласточкины гнёзда с фруктами.
  Она возмущённо охнула:
  - Как ты можешь быть так зол и коварен?
  
  Он неторопливо ел вонтоны с креветками:
  - Хочешь есть, ешь вволю. В самолёте еда просто ужасна, я до сих пор голоден. Опять же ты приглашала меня угостить. Что, не накормишь досыта?
  
  Акульими плавниками можно наесться? Она свирепо сверлила его взглядом.
  
  Он успокаивал её:
  - Не бойся, акульи плавники и ласточкины гнёзда не дорогие.
  
  Не дорогие? Было бы странно, если недорогие. Глубокой ночь вытащить её, чтобы заставить угостить. Он всё-таки оказался злодеем. К тому же это место хотя и не большое, однако, похоже, в нём манеры ресторана высокого уровня, меню для дам не содержит цен. Подобное заведение никак не может оказаться дешёвым. Принесли ласточкины гнёзда. Форма из гнезда без малейшего изъяна, сверху горка свежих фруктов. Фруктовый сок не сочился, сразу виден качественный товар. У неё толчками заныло сердце, ела черней тучи.
  
  В результате было съедено более чем на две тысячи юаней. После того как счёт был оплачен, ненависть вспыхнула с новой силой. Так или иначе, думать об этом было бесполезно. В машине она скрежетала зубами и наезжала на него: ' Из богатых домов тянет запахом мяса и вина, а на дорогах лежат кости замерзших от холода'. Он только потешался. Наевшаяся досыта, в машине тепло, постепенно веки отяжелели. Она сидела на заднем сидении, жалко, что нельзя было завалиться и уснуть. Вначале ещё разговаривала с ним, минуту говорит - следующую молчит. Слушала, как он провёл прошлую неделю в Сан-Франциско со знакомой девчонкой с Тайваня. Лёгкий бриз тёплого воздуха скользил по лицу. Как ребёнок, собиралась поскандалить, но в тепле и уюте не почувствовала как уснула.
  
  Неожиданно потянуло холодом. Ей стало зябко, свернулась калачиком. И тут же кто-то накрыл её одеялом, тёплой рукой тихонько убрал чёлку с лица. Во сне инстинктивно потянулась к источнику тепла и через мгновение оказалась окружённая им со всех сторон. Чувство было знакомым и успокаивающим. Усик бабочки, нерешительно, но мягко и нежно коснулся уголка её губ. Щекотно. В прежние времена Мэн Хэпин, который просыпался раньше, так же украдкой целовал её. Чувствовался лёгкий запах сигаретного дыма, прохладный аромат мяты. Она что-то пробормотала, и снова провалилась в сон.
  
  В итоге разбудил Жуань Чжэндун. Одуревшая от сна, так как спала, скрючившись на заднем сиденье. Тут ещё жар от работающей на полную мощь печки. Он снял пальто и положил на пассажирское сидение. Оказывается, уже стоят у её дома. За окном одиноко светил жёлтый уличный фонарь, всё было погружено в тишину, слышно было только тихое урчание мотора машины. Опустила голову и посмотрела на часы. Почти шесть утра, хотелось глотнуть свежего воздуха. Постучала по спинке сидения и спросила его:
  - Эй, такое короткое расстояние ты ехал больше трёх часов. Разве это не Майбах? Почему плетётся как черепаха?
  
  Он поспешил оправдаться:
  - Именно, потому, что это хорошая машина, я вожу аккуратно. Из-за этой машины, меня отец постоянно пилит. Как увидит, сразу начинает ругаться. Вынудил меня соврать, что я уже продал её приятелю. Если узнает правду, мне не поздоровится. А ещё ты - поросёнок. Где угодно можешь уснуть? Даже не боишься, что продам тебя.
  
  Она хмыкнула, разве ему не хватает денег, с чего бы торговать людьми. Максимум чего можно бояться, что бросит её на востоке кольцевой дороге.
  
  Он тоже хмыкнул и сказал, что никому не надо бросать такую, как она, на востоке кольцевой дороге. Была бы красавица, ещё можно предположить, что изнасилуют, а без денег она даже для грабителей не представляет интереса.
  
  После сказанного она снова почувствовала укол в сердце:
  - Это всё ты - проглотил мои две тысячи юаней и ещё рассуждаешь.
  
  - Не проглоти я твои две тысячи юаней, когда бы ты ещё вспомнила обо мне?
  
  Недаром он мужчина, знающий толк в любовный отношениях. Даже такой разговор может уверенно обернуть в слащавые намёки. Снова зевнула:
  - Не собираюсь тут с тобой препираться. Я пошла. Уже светает, надо ещё сменить одежду для работы. А ты возвращайся, поспи.
  
  Он взглянул на неё в зеркало заднего вида и лениво протянул:
  - Посплю или нет - не твоя забота.
  
  Она вспомнила, что только что потратила более двух тысяч юаней, и с издёвкой произнесла:
  - Да уж, за эти семь-восемь дней, даже не знаю, сколько женщин проглядели глаза, с нетерпением ожидая, что ты вернёшься их утешить.
  
  Его лицо неожиданно похолодело:
  - Я уехал в Америку в прошлом месяце, и пробыл там больше пяти недель. А ты говоришь о каких-то семи-восьми днях?
  
  А? Оказывается, прошло уже больше месяца. Но чего так злиться? Вот уж непостижимые причуды вздорного барчука. За крупные банкноты подруги должны терпеть его. Кстати о банкнотах, она только что потратила кучу денег, чтобы накормить его. С какой стати ещё терпеть его недовольство? Бросив свирепый взгляд, вышла из машины. Отыгралась на его двери, пнула ногой. Досадно, что туфли не на высоком каблуке, а то можно было ещё поцарапать. Ядовито подумала: вот уж он огорчился бы!
  
  Войдя в лифт, почувствовала холод. Задрожала, обхватив себя руками. Повела носом, всё не так. Снова принюхалась к своей одежде. Запах табака, смешанный с запахом мяты, ударил в нос, и невольно в душе поднялось недовольство. Жуань Чжэндун, этот мерзавец, должно быть, курил пока она спала. Мало того, что не принимает во внимание правила безопасного вождения, водитель не может курить, когда ведёт машину, так ещё включил отопление. Заставил её, ничего не подозревающую, дышать дымом. Пассивное курение. Даже свитер насквозь пропах. На самом деле так подло.
  
  Потом он пропал на долгое время. Но однажды позвонил и, как ни в чём не бывало, спросил:
  - Ты сейчас куда направляешься?
  
  Она не в настроении ответила:
  - На работу, куда мне ещё направляться?
  
  - Такой голос, простыла?
  
  Лихорадило её уже несколько дней. Стиснув зубы с температурой бегала, занимаясь проектом. Однако он был первым, кто заметил, что она больна. Подумала, может, стоит загрустить, но как обычно лишь почувствовала раздражение:
  - Да. Болею.
  
  - Тогда пойдём, поедим. Приглашаю тебя на лобстера. Поешь лобстера и сразу выздоровеешь.
  
  Поесть? В это время года есть лобстеры? Не иначе, как снова что-то замышляет против неё. Не начала ругаться только потому, что была вялая от лекарств:
  - У меня нет денег.
  
  - Я угощаю, - дружелюбно предложил он.
  
  Вяло пробормотала:
  - У меня нет свободного времени.
  
  Хмыкнул и повесил трубку. Наверняка для него такой отказ был редкостью, возможно, больше не будет докучать ей. Голова болела, нос не дышал, тело, как вата, всё как в тумане. Одно желание вернуться домой и завалиться спать. С большим трудом доделала дела. Рабочий день давно закончился, самый час пик в городе. В сумерках клокотал транспортный поток, однако поймать такси никак не удавалось. У неё не было сил толкаться в метро, поэтому оставалось только шаг за шагом двигаться вперёд.
  
  За спиной посигналили, повернула голову. Оказалось, это Майбах Жуань Чжэндуна. Его машина слишком бросалась в глаза, трудно притвориться, что не заметила.
  
  После того как села в машину, Жуань Чжэндун только и знал, что нахваливал себя:
  - Видишь, я никогда не спорю с женщиной.
  
  Кивала головой. Раз уж дармовая поездка, она может позволить ему поразглагольствовать. Даже обязана. Тем более что у неё не было сил с ним пререкаться. Когда стояли на красный, она вопреки обыкновению молчала, чем, в конечном счёте, вызвала его подозрение:
  - Чего ты сегодня такая вялая?
  Неожиданно протянул руку. Она была слегка одуревшая от лекарств и на короткое время позволила ему захватить инициативу. Прикосновение прохладной руки ко лбу было очень приятно. Вопреки ожиданиям он долго не отнимал руку, похоже на целительство, не знаешь, что и думать. В конце концов, не сдержалась:
  - Эй, уже зелёный.
  
  Он протянул: 'А...' В машинах сзади жали на клаксоны. На перекрёстке свернул налево:
  - Поехали в больницу.
  
  - Я дома выпью лекарство.
  
  - В больницу, - сказал твёрдо.
  
  И не поспоришь. У кого в руках руль, тот и рулит. В результате притащил в больницу ставить капельницу. Она всю жизнь боялась уколов. Увидев, что медсестра сжимает пинцетом иглу, колени обмякли. Как жаль, что нельзя развернуться и убежать. Жуань Чжэндун усмехнулся рядом:
  - Никогда не видел тебя такой.
  
  Постепенно стемнело. Раствора в капельнице становилось всё меньше, в пустынном холле был слышен только звук телевизора, передавали новости. Казалось, лекарство в капельнице никогда не закончится. От недосыпа и дневного напряжения через некоторое время заснула.
  
  Кто-то коснулся её руки. Тотчас открыла глаза. Сестра вытаскивала из руки иголку.
  - Ты, действительно, можешь уснуть где угодно, - сказал Жуань Чжэндун.
  
  Потёрла глаза:
  - Сколько время?
  - Скоро девять.
  
  Он так нажал, что стало больно, отдёрнула руку и сама прижала ватный тампон. Хотелось есть. От голода заурчало в животе. Он тоже проголодался:
  - Пошли, поедим.
  
  Оба, похоже, пока не поели, даже ругаться не могли.
  
  
  Примечания к главе 5.
  Сквош - игровой вид спорта с мячом и ракеткой. В традиционной (британской) системе подсчета очков розыгрыши на соревнованиях ведутся до 5 очков.
  Сычуань - провинция в КНР.
  Хого (китайский самовар) - способ приготовления горячих блюд. В котелке с кипящим бульоном обваривают овощи, мясо и прочее.
  Вонтоны - популярное китайское блюдо, похожее на пельмени или манты.
  
  
  6
  Потом Цзяци решила, что была неправа. Она и Жуань Чжэндун могли ругаться даже когда ели.
  
  Из-за того что съесть. Оба настаивали на своём. Она хотела хого*, Жуань Чжэндун настойчиво вёл есть кашу: 'Больному нужна нежирная пища'. Цзяци полагала, что это будет снова безумно дорогое место. Кто бы знал, что он углубится в какие-то закоулки - повороты, бесчисленные улочки, которые становились чем дальше, тем уже и кривее. Совсем закружил ей голову. Даже непонятно, где север, где юг. Наконец остановился в каком-то переулке, сказал: 'Дальше пешком', и первым вылез из машины. Она недоверчиво осмотрелась по сторонам, Хотя на улице были фонари, маловероятно, что узкие изгибы заурядного переулка вели к чему-то прекрасному. Он подгонял:
  - Пошли быстрее, опоздаем, всё закроется.
  
  С больным человеком так неласково. Цзяци, заплетаясь, двинулась за ним. Обогнули дворик и сразу увидели крохотную вывеску. На ней было только три слова: 'Каша из Гуандуна*'.
  
  'Столетние яйца'* и ломтики рыбы в только сваренной обжигающей каше. Рис приготовлен отменно, подносишь ко рту - восхитительный аромат. Пока Цзяци ела, спина покрылась испариной, даже нос начал дышать, сознание прояснилось. Жуань Чжэндун взял порцию без добавок, свет фонаря падал на чашку аппетитного белоснежного тёплого риса. Помещение обставлено по-домашнему, всего три стола, за которыми ели человек десять, каждый наворачивал за обе щеки. Она невольно вздохнула:
  - Ты можешь находить даже такие места. Неординарный гурман.
  
  Жуань Чжэндун не собирался разговаривать, а только ел свою кашу. В это время вошёл хозяин. Клиенты, похоже, были ему хорошо знакомы, один за другим они здоровались с ним, называли его 'старик Май'. Старику Маю было примерно лет тридцать, непонятно почему его звали стариком. Коротко стрижен, симпатичный, шрам на левой брови, который, впрочем, не бросался в глаза. Одет в отлично скроенную чёрную куртку китайского фасона. Чувствовалось, что интеллигентен и образован. Из-за молодого возраста похож скорее на художника или человека близкого к искусству и литературе, чем на владельца закусочной, где подают кашу. В манере держаться угадывалась независимость. Он, заложив руки за спину, улыбнулся Жуань Чжэндуну:
  - Эй, ты первый раз пришёл не один.
  
  Жуань Чжэндун усмехнулся в ответ:
  - Это не принесёт тебе денег, к чему пустая болтовня.
  
  Аппетит Цзяци разыгрался, и она съела ещё миску каши с курицей. Кусочки курицы были приготовлены так, что почти растворились в каше, только на языке чувствовался аромат. Она ещё не совсем оправилась от болезни, но выглядела прелестно. Улыбнулась, обнажив слегка выступающие маленькие клычки, похожа на ребёнка, только объевшегося. Лицо старины Мая сияло, даже шрам легонько посмеивался:
  - Больше всего я люблю слушать, как люди хвалят мою кашу. Эта сестрёнка - хороший человек. И сердце у неё доброе.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Похвалили твою кашу, и уже считаешь, что у человека доброе сердце. Лицемер!
  
  Лицо Мая стало серьёзным:
  - Я, старый Май, при взгляде на людей никогда не ошибаюсь. Сердце сестрёнки доброе. А ты не обижай других.
  
  Цзяци расплылась в улыбке, Жуань Чжэндун опустил ложку:
  - Эй, эй! Что за сёстры - братья. Даже имени не знаешь, а сразу стал братом.
  
  Старина Май посмеялся:
  - Даже не спрашивай как, но я сразу признал её за сестрёнку. Твой вкус, чем дальше, тем лучше, начал разбираться в женщинах. В кои-то веки у меня с первого взгляда возникла симпатия к сестрёнке.
  Обращаясь к Цзяци сказал:
  - Меня зовут Май Динло, можешь звать меня старина Май. А если хочешь, то просто старший брат, гарантирую, внакладе не будешь.
  
  Цзяци тоже считала, что этот человек довольно интересен, поэтому живо откликнулась:
  - Старший брат, меня зовут Ю Цзяци.
  
  Старина Май согласно промычал и радостно сообщил Цзяци:
  - Если он осмелится тебя обидеть, скажи, братишка задаст ему шороху.
  
  Жуань Чжэндун улыбнулся:
  - Как у тебя язык повернулся, называть меня негодяем.
  Старина Май хлопнул его по плечу:
  - Сегодня дам тебе скидку, благодаря сестрёнке. Угощаю.
  
  - Жадина, - с натянутой улыбкой сказал Жуань Чжэндун. - Если стану называть тебя братом, сколько чашек каши подаришь?
  
  Старина Май сказал со смехом:
  - Вымогаешь моё бамбуковое коромысло? Не собираюсь идти у тебя на поводу.
  Несмотря на только что сказанное, снял с левого запястья чётки.
  - Это я получил несколько лет назад на горе Утайшань*.
  И тут же надел ей на запястье. Цзяци хотела воспротивиться, но Жуань Чжэндун сказал:
  - Дают - бери. Не упрямься.
  
  Тон такой, как наставляют ребёнка. Бросила на него свирепый взгляд, но он сделал вид, что не заметил. Старина Май тоже настаивал, чтобы она взяла, как устоять перед таким радушием. К тому же это были самые обычные чётки, не какой-нибудь дорогой подарок, оставалось лишь с благодарностью принять. Шнурок оказался немного велик для её запястья, Жуань Чжэндун сказал:
  - Я подгоню по размеру.
  Протянул руку, чтобы подтянуть нитку в чётках. Длинные пальцы, прохладные подушечки фаланг. Нитка тонкая, поэтому он склонился, оказавшись очень близко от неё.
  
  От него пахло прохладной мятой и сладкой рисовой кашей. Теплое дыхание щекотало подбородок. Она непонятно почему покраснела:
  - Я сама подтяну.
  
  - Уже всё, - ответил Жуань Чжэндун.
  Редко мужчине удастся сладить с такой тонкой завязкой. Только подумала, что смотрится хорошо.
  
  На самом деле все друзья Жуань Чжэндуна были выдающиеся и незаурядные, с ними было интересно поговорить. Хотя она не знала хорошо старину Майя, но чувствовала, это очень великодушный, открытый человек, как рыцарь в прежние времена. В машине не смогла сдержаться и высказала эту мысль, Жуань Чжэндун выдохнул:
  - У тебя отличное чутьё.
  
  Не понятно, хвалит или высмеивает.
  
  Подвёз её к дому, она поднялась наверх, ощущая только жуткую усталость, думая лишь о том, чтобы быстрее принять душ и лечь спать, но, перерывая сумочку перед дверью, так и не смогла найти ключ.
  
  И смех, и грех, как она снова допустила такую оплошность. Сколько не напрягала мозги, не могла вспомнить, забыла ли она ключ на работе или он выпал, когда сумка упала в больнице.
  
  Хотя это не имело значение, попасть домой было невозможно.
  
  Уставившись вперёд, долго стояла перед дверью. Совершенно упала духом. Вот как бывает, после вкусного ужина, душа воспаряет, а Небо снова устраивает такое. Скоро полночь и что ей делать?
  
  Прикидывала и так, и сяк. Можно ещё позвонить Жуань Чжэндуну, просить его поискать, вдруг ключ потерялся в машине.
  
  В результате ключа в машине, конечно, не оказалось. Жуань Чжэндун перезвонил: 'Как ты могла даже ключ потерять?'
  
  Ей нечего было сказать в ответ.
  
  Постояв у двери, в конце концов, решила идти ночевать к Чжоу Цзинань. Но уже так поздно, брать такси и ехать на другой конец города? Не лучше ли пойти в ближайшую гостиницу. Размышляя об этом, спустилась со ступенек, вдали в темноте показался свет фар, машина Жуань Чжэндуна возвращалась.
  
  Она была тронута, в машине сразу предупредила:
  - Найдём какую-нибудь гостиницу и всё в порядке.
  
  Кто бы подумал, что все ближайшие гостиницы полностью забиты. Девушка за стойкой с сожалением констатировала: 'Простите, у нас нет мест'.
  
  Цзяци упала духом.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Сейчас выставка, конечно, в гостиницах нет мест.
  
  Оставалось ехать к Чжоу Цзинань, но её мобильный был вне зоны доступа, а на стационарном никто не отвечал. Цзяци ужасно нервничала, эта Чжоу Цзинань, как она могла пропасть в решающий момент? Снова и снова набирала номер, сгорая от нетерпения.
  
  Жуань Чжэндун неожиданно сказал:
  - Так не пойдёт. Поедем ко мне.
  
  Она заколебалась, как так можно?
  
  Он то ли в шутку, то ли нет, подколол:
  - Боишься, я тебя съем?
  
  Эти слова заставили её ещё больше сомневаться, но, в самом деле, не съест же он её?
  
  Подъехали к многоквартирному дому в западной части города. Хороший район, оазис спокойствия среди шумных соседей. Входная группа не привлекала особого внимания, но была под охраной. Красивое здание среди широких газонов и деревьев. В таких районах земля на вес золота, глядя на просторный зелёный массив, сразу чувствуешь роскошь и богатство места. Он жил на шестом этаже, самый верхний этаж в доме. Квартира не очень большая, не больше ста квадратных метров, очень аккуратная и чистая, хотя было понятно, что это жилище одинокого мужчины, в прихожей даже не было лишней пары домашних тапок. К счастью деревянный пол оказался тёплый, Цзяци прошла босиком, на лице появилось выражение разочарования:
  - А я думала, посмотрю, как выглядят роскошные апартаменты.
  
  Жуань Чжэндун усмехнулся:
  - Хорошо, устрою тебе экскурсию на загородную виллу. Любишь смотреть на роскошные апартаменты, могу свозить, показать.
  
  Никогда не подумаешь, что он живёт в многоквартирном доме. Хотя такой человек вполне мог захотеть жить в подобном месте. Небольшая квартира, с простой отделкой, на стенах даже нет картин. Диван чёрного цвета из мягкой ткани отливал синим блеском, наверняка удобный, сядешь и утонешь. Она угнездилась на нём со скрещенными ногами, зажмурилась, очень уютно.
  - Я буду спать здесь?
  
  Он кивнул:
  - Здесь. Думаешь, у меня есть ещё кровать?
  Цзяци уже не могла ни плакать, ни смеяться. Жуань Чжэндун дал ей махровое полотенце и зубную щётку, показал, где ванная. Единственная ванная располагалась в глубине спальни хозяина. Ей посчастливилось осмотреть его спальню. Хотя звучало довольно двусмысленно, на самом деле, они просто прошли через неё. Правда, Цзяци всё-таки чувствовала себя немного неловко, поэтому нарочно пошутила:
  - Может там остались какие-нибудь дорогие кружевные предметы туалета, иди сначала припрячь.
  
  Жуань Чжэндун усмехнулся:
  - Полагаешь? Об этой квартире даже моя мама не знает, только сестра раз заходила.
  
  Цзяци растерялась, но интуитивно было понятно, что он не врёт, покивала:
  - У хитрого зайца три норы.
  
  Открыл шкаф, достал ей комплект одежды:
  - Новая, ещё не надевал.
  
  Никогда бы не подумала, что он так внимателен. Открыл дверь ванной и сказал:
  - Пользуйся. Я пойду немного поиграю на компьютере.
  
  На полках лишь несколько предметов ухода, бритва, гель для бритья...стопроцентный мужской стиль, лёгкий запах мяты создавал ощущение чистоты и свежести. Закрыла дверь. Вымылась под тёплым приятным душем, потом сделала воду погорячее. Обжигающие струи бодрили тело, принося лёгкость и комфорт. Но помывшись наполовину, неожиданно обнаружила, что не всё в полном порядке.
  
  За всю жизнь самым затруднительным, самым безвыходным и невыносимым было, пожалуй, именно, это мгновение. Цзяци хотела зареветь, но слёз не было. Она забыла, что при приёме некоторых лекарств, месячные могут прийти неожиданно раньше.
  
  О Небо!
  
  Это ужасно!
  
  Почему, как назло, именно, сейчас?
  
  Хочется разрыдаться, но слёз нет!
  
  Она уже прикидывала и так, и этак, но не находила выхода. Ей сегодня, действительно, крупно не повезло, что не добралась до дома. Если бы не эти чёртовы ключи, если бы она смогла дозвониться Чжоу Цзинань, если бы она не пришла сюда... Но что же теперь ей делать?
  
  И кто же это сказал, что на свете нет безвыходных положений? Сейчас как раз такое положение, давай, подскажи мне выход?
  
  Вода из душа всё ещё падала на плечи, не могла же она остаться в ванной на всю жизнь, но как тогда поступить?
  
  В ванной висел горячий пар, голова отказывалась работать, никакого выхода не рисовалось. Стоя под струями воды, так разволновалась, что снова покрылась потом. В конце концов, обратила внимание на стойку с коробкой бумажных салфеток, беда - мать сообразительности.
  
  Хоть какая-то первая помощь, для начала сойдёт.
  
  Кое-как справившись, оделась и вышла. Одежда слишком большая, рукава и штанины надо бы несколько раз подвернуть, но руки не дошли. Мелкими шажочками, как русалочка, для которой каждый шаг, как босой ногой по лезвию ножа.
  
  Даже плакать не могла.
  
  Жуань Чжэндун в кабинете играл на компьютере, услышав шорох одежды, поднял голову. На миг его глаза сверкнули, будто блеск молнии расколол ночное небо. Её босые ступни на чёрном блестящем деревянном полу, как белые цветы лотоса над тёмной гладкой пучиной омута. Влажные волосы, рассыпанные по плечам с хрустальными каплями воды, оттеняли заострённые скулы. Чёрные зрачки сияли при свете лампы, как драгоценные камни. Слишком просторная для её тела одежда ещё больше усиливала сходство с ребёнком, даже щёки розовели как у младенца. Никак не подумаешь, что без макияжа будет смотреться там нежно и красиво, будто чистый светлый ручей, который течёт зимой под ярким солнцем, настолько чистый, что перехватывает дыхание.
  - Это... - она робела, как маленькая. - Мне надо купить кое-что. Поблизости есть магазин?
  
  Он растерялся:
  - Что купить?
  
  Она молча кусала губы, белые зубы глубоко вонзились в тёмно-красную губу. Это мелкое движение заставило его почувствовать неожиданное першение в горле, будто внутри карабкались тысячи крабиков, тёплый воздух стал чересчур горячим, на теле выступила испарина, гладкая компьютерная мышка скользнула в руке. Он отбросил мышь и поднялся:
  - Что надо купить? Я схожу.
  
  Если он сейчас же не выйдет на воздух, то не гарантирует, что может произойти.
  - Не надо, - она чуть не плакала, голос звучал глухо. - Я сама схожу, куплю.
  
  Он в недоумении уставился на неё.
  
  Никогда в жизни она не была в таком затруднительном положении. В книгах часто пишут, жаль, нельзя провалиться сквозь землю. Она, действительно, сожалела, что земля не разверзлась. Тогда можно было бы спрятаться в этой расщелине и никогда больше не попадаться другим на глаза.
  
  Он неожиданно понял, он всегда был догадлив. Из-за её затруднительного положения, ему тоже стало неловко. Человек, подобный ему, который в любых обстоятельствах никогда не чувствовал стеснения, в этот момент, похоже, как и она, смешался. Однако через мгновение уже снова стал спокойным и уверенным:
  - Я понял, я куплю.
  
  Её голос стал ещё глуше:
  - Я сама куплю.
  
  Провёл рукой по волосам, направившись одеваться, казалось, с полным безразличием произнёс:
  - Тебе неудобно бегать туда-сюда.
  Но в тот момент, она заметила, что его щёки покраснели.
  
  Понятно, взрослый мужчина, но покраснел очень мило.
  
  Вернулся через полчаса, притащив два громадных мешка разных марок и моделей. Скорее всего, сгрёб всё, что было на полках, и принёс ей.
  
  У Цзяци первый раз за всю жизнь была бессонница, Может, диван был слишком мягкий.
  
  Или из-за того, что сегодня ей выпало так осрамиться.
  
  Или, возможно, из-за крутящей боли в животе, но заснуть никак не удавалось.
  
  Она долго ворочалась, в конце концов, поднялась, и на цыпочках добралась до кухни, чтобы взять стакан тёплой воды. Долго в потёмках искала выключатель, лампа вспыхнула. Глаза не сразу привыкли к яркому свету, неожиданно она растерялась, не предполагала, что на кухне может быть так чисто, никаких обывательских штучек, совершенно пустые шкафы. На столе только пустая бутылка из-под красного вина, вымытая до блеска, пробка лежала рядом.
  
  В этот момент она не знала, что думать. Вокруг хмурая ночь, в квартире не звука, на кухне в круге оранжевого света лампы бутылка. Как люксовый товар на рекламной фотографии, яркая и прозрачная, подобна хрустальной чаше, переливающейся в лучах. Она наполнила бутылку кипятком, закупорила пробкой и обняла, прижав к животу.
  
  Вернулась на диван под тёплое одеяло из утиного пуха. Будто постепенное возвращение к жизни, мягкое тепло успокоило боль, и она, наконец, уснула. Проснулась от звонка в дверь. Поднялась одуревшая от сна, с грехом пополам дошла до двери. Толкнула её, потолкала ещё несколько раз - безрезультатно. В конце концов, обратила внимание на чужой дверной звонок и поняла, что она не у себя дома. От испуга прошиб холодный пот. На рассвете мужчина и женщина одни в квартире, кто бы там ни был, пришедший может неправильно понять. Ринулась к спальне и постучала:
  - Жуань Чжэндун! Жуань Чжэндун! Кто-то звонит в дверь.
  
  Жуань Чжэндун поднялся, и, жестикулируя ей, торопливо пошёл к двери. Она кое-как скомкала одеяло и подушку с дивана, и недолго думая, затолкала всё в спальню, потом сама отступила назад и тоже спряталась в спальне.
  
  Снаружи доносились только шорохи.
  
  Кто-то тихо говорил и двигался. Она затаила дыхание, не решаясь выдохнуть, обхватила подушку, напряглась так, что все волосы на теле стали дыбом. Разбирал смех, ясно, что ничего такого, но можно подумать, что она грабитель.
  
  Человек снаружи разговаривал с Жуань Чжэндуном. Через некоторое время щёлкнула ручка двери, она чуть не подпрыгнула от испуга. Это был Жуань Чжэндун. Приложил палец к губам и прошептал ей в ухо:
  - Мой кузен неожиданно сбежал из дома и пришёл ко мне. Не выходи пока. Я сказал, что пойду, переоденусь. Уведу его завтракать.
  
  Потом она сможет тихонько сбежать. Улыбнулась ему, как наозорничавший ребёнок. И без его указаний, даже предложи ей, не вышла бы. Он стоял слишком близко от неё. Она ещё не умылась, но тело хранило простой приятный запах, не аромат духов, а такой утренний, свежий, как роса, заставляющий человека сбиться с пути. Однако в этот миг полуприкрытая дверь распахнулась. Заглянуло юное лицо с сияющей как солнце улыбкой полное коварства и самодовольно проорало:
  - Застукал!
  
  
  Примечания к главе 6.
  Хого (китайский самовар) - способ приготовления горячих блюд. В котелке с кипящим бульоном обваривают овощи, мясо и прочее.
  Столетние яйца - блюдо китайской кухни, яйца, выдержанные несколько месяцев в специальной смеси без доступа воздуха.
  Гуандун - провинция в КНР.
  Гора Утайшань - буквально 'Гора пяти высот', провинция Шаньси. Является одной из четырёх священных гор китайских буддистов.
  
  
  7
  Есть ещё ли человек с такой же несчастной судьбой? В шесть часов утра почти в неглиже, с подушкой в обнимку, босая перед громадной кроватью Жуань Чжэндуна. К тому же на кровати всё в беспорядке, другая подушка еле держится, одеяло наполовину сброшено на пол. Что, глядя на такую картину, можно вообразить.
  
  Этот мерзавец за дверью уже поднял обе руки и, закрывая глаза, кричал:
  - Я ничего не видел, ничего не видел.
  В промежутках между пальцами было заметно, как глаза бегают с одного на другое. Жуань Чжэндун не знал то ли плакать, то ли смеяться, потом выдавил:
  - Мы ушли завтракать.
  
  - Брат, ты не переоделся?
  
  - Спускайся пока, я догоню.
  
  - Хорошо. Сорока минут хватит? Или нужен час? Я не тороплюсь, могу сделать утреннюю пробежку несколько кругов, не волнуйся, Давай не спеши. Не спеши.
  
  Жуань Чжэндун, наконец, не выдержав, зарычал:
  - У Боюй!
  
  - Я ушёл, уже ухожу...
  У Боюй шмыгнул в сторону двери, в самый последний момент повернул голову в сторону спальни, не оставив коварные замыслы, громко прокричал:
  - Сестрица, прости!
  
  И прежде чем Жуань Чжэндун вышел из себя, благополучно дал дёру.
  
  Цзяци и Жуань Чжэндун остались один на один.
  Он объяснил:
  - Этот парень, не в ладах с семьёй. Созвонился с моей сестрой, узнал этот адрес. Прибежал пересидеть тут. Вообще, он не трепло.
  
  - М-м-м... - Цзяци уже было всё равно. - Я пойду чистить зубы.
  
  Ей ещё надо на работу не опоздать.
  
  В итоге в тот день она всё-таки опоздала. Рядом с тем жилым комплексом невозможно было поймать такси, пришлось проделать долгий путь на метро. В офисе Чжоу Цзинань уставилась свирепым взглядом:
  - Рассказывай как есть, куда тебя вчера занесло? Смотри-ка, во вчерашней одежде, лицо будто всю ночь не спала. Чистосердечное признание смягчает вину!
  
  При таких наездах Цзяци сразу потеряла доброе расположение духа:
  - Как насчёт тебя? Где тебя вчера вечером носило? Мобильный вне зоны доступа, к домашнему никто не подходит.
  Чжоу Цзинань печально вздохнула:
  - Не вспоминай, вчера была на свидании вслепую, столкнулась с тем ещё супчиком. Даже не согласился разделить счет, ждал, когда я оплачу. Как назло у меня не было денег, телефон некстати разрядился. Думаю, уже не встречу того, кто подаст воды в старости. Пока жду последний автобус, совсем состарюсь.
  
  Цзяци улыбнулась:
  - Как ты повстречала того супчика?
  
  Чжоу Цзинань, присвистнув, закатила глаза к небу:
  - Думаешь, всем, как тебе, везёт столкнуться с Жуань Чжэндуном?
  
  - Что в Жуань Чжэндуне хорошего, кроме денег?
  
  - Ты не понимаешь собственного счастья.
  
  Не ожидая ответа Цзяци, Чжоу Цзинань уже отвернулась к коллегам. Цзяци замерла с чашкой чая в руках.
  
  Расставшись с Мэн Хэпином, ей казалось, она уже никогда не будет счастлива.
  
  В юности наивно полагаешь, что всё в твоих руках. Что счастье будет долгим как небо и постоянным как земля.
  
  Мэн Хэпин пробыл в Дунпу три дня. Погода была плохая, мрачно и сыро, постоянно моросил холодный дождь. Каждый день вечером после ужина сидели втроём, смотрели телевизор. Она жарила сладкий картофель и водяные каштаны в печи, кормила его. Обжигающие клубни с огня перебрасывали с руки на руку и, постоянно дуя, снимали кожуру. Отец Цзяци брал чайник подогретого вина и постоянно подливал им в стаканы. Жарить картошку, пить шаосинское вино - Мэн Хэпин всё время восхищался атмосферой старомодного уклада.
  
  Больше всего Мэн Хэпин любил приготовленных отцом Цзяци жареных крабов. Крохотные, не больше крышки чернильницы, но мягкий вкусный деликатес.
  
  Потом, провожая его на поезд, Цзяци специально просила отца приготовить ему побольше с собой в дорогу.
  
  В тот день моросил мелкий дождь. Из-за празднования нового года народу на станции было полным полно, зал ожидания забит людьми. Чтобы собеседник услышал, надо было сильно повышать голос. Поэтому они молча стояли друг перед другом. Прошло много времени, он только улыбнулся и произнёс: 'Я позвоню'. Похоже, слова были не нужны. То, что он должен сказать, она и так знала, и то, что она хотела сказать, он тоже знал.
  
  Ему совершенно не хотелось возвращаться в Шэньян и тем более встречать там Новый год. Его родители в это время были в Шэньяне по рабочей необходимости.
  
  Некоторые вещи он не то чтобы от неё скрывал, но когда заходила речь, упоминал лишь вскользь.
  
  К 4 курсу начиналась практика. Существовала вероятность, что на каникулах не удастся отдохнуть. Компания направила её вместе с несколькими старшими коллегами в командировку в Шэньян. У Мэн Хэпина как раз выдались выходные, и он на пару дней раньше её приехал в Шэньян. Она радостная позвонила ему. Можно с выгодой использовать служебную необходимость, обратные билеты только на завтра, есть вся вторая половина дня свободного времени, чтобы встретиться.
  
  Старшие коллеги отправились на шоппинг. Они вдвоём тоже пошли слоняться по улицам.
  
  В мае в Шэньяне ещё чувствовалась весна. Вдоль дороги цвела сирень, как густая вышивка, в воздухе висела медовая сладость.
  
  Взяли по большой чашке жемчужного чая с молоком. Бродили до слабости в ногах. Пришли на рынок, там увидели лоток с украшениями для волос, окруженный кучей девушек. Одна за другой они присаживались, чтобы им сделали причёску. У Цзяци были длинные волосы, что привлекло внимание:
  - Девушка, попробуйте. Купите наши заколки, сможете постоянно бесплатно делать причёску.
  
  Цзяци поначалу не хотела пробовать, но увидела черепаховую шпильку, от которой долго не могла отвести взгляд.
  
  Мэн Хэпин сказал:
  - Попробуй.
  
  Две девушки поднялись, чтобы уложить ей волосы. Разделили локоны на пробор и стали расчёсывать, прядь за прядью, пока волосы не стали послушными. Она вдруг поняла, почему в старину девушки добрачного возраста уделяли этому столько внимания. Когда длинные пряди приподняты, сразу выглядишь совершеннолетней.
  
  Уложенные косы прочно закрепили шпильками. И впрямь очень солидно и благопристойно, будто совершенно другой человек.
  
  На самом деле было очень красиво. Для её маленького лица такое обрамление придавало сходство с девушкой из прежних веков, сидящую у окна. На голове под углом шпильки с цветами сливы. В зеркале чуть поодаль можно увидеть, как он с её сумками в руках восхищенно любуется её улыбкой.
  
  Она чувствовала себя очень спокойно. Не нужно было даже оборачиваться, знала, он ждёт её там.
  
  Только та шпилька была очень дорогая, поэтому сказала:
  - Всё-таки не нужно.
  
  - Купите, - предлагала девушка, - потом можете всю жизнь здесь делать причёску.
  
  Мэн Хэпин нагнулся и прошептал ей в ухо:
  - Купи. Мне нравится такой образ. Во всяком случае, сможешь всю жизнь приходить укладывать волосы.
  
  Накрученные косы опустошали голову.
  
  Она покраснела, и, в конце концов, он заплатил.
  
  После покупки снова почувствовала, что не стоило этого делать. Вряд ли она будет часто приезжать в Шэньян, когда уж тут каждый день делать причёски.
  
  Мэн Хэпин сказал:
  - Кто сказал, что ты не сможешь часто бывать в Шэньяне?
  
  Намекая, будто всё уже ясно. Ей всё-таки было немного неудобно, поэтому она быстро пошла вперёд. На самом деле, тогда всё было немного бестолково и наивно. Вот же - рукой подать, однако Мэн Хэпин не пригласил её к себе встретиться с семьёй, а она даже не удивилась.
  
  Вечером пошли есть острый суп. От супа лицо раскраснелось, даже нос стал красным. Одна съела гору обжаренных шариков из тофу. Ещё ледяное пиво. Несмотря на начало лета, ночью в Шэньяне было прохладно. Острый суп слишком солёный. Не дойдя до гостиницы, ужасно захотели пить. Увидели, что супермаркет ещё открыт, зашли купить газировки.
  
  Перед супермаркетом располагалась большая автостоянка, почти полностью забитая машинами посетителей бара.
  
  Там они столкнулись с одним человеком. Он с компанией друзей шёл забрать машину, но, увидев Хэпина, остановился поговорить и очень настойчиво порывался представить его своим спутникам:
  - Мэн Хэпин - сын заместителя командующего Мэна из военного округа.
  
  Цзяци тогда смутно представляла разницу между 'военным округом'* и 'военным округом автономной области'*. Она только почувствовала огорчение, из-за того, что Мэн Хэпин не рассказывал ей об этом.
  
  На самом деле, Мэн Хэпин, когда они шли к гостинице, был ещё более напряжен, чем она. Она не открывала рта, и он заводил разговора.
  
  У гостиницы дорога утопала в цветах. Гроздья алых роз, настолько красных, что можно разглядеть даже в потёмках, похожие на лоскуты красного шёлка, разрезающие ночную темноту.
  
  Она остановилась. Мэн Хэпин взял её за руки, ладони влажные, тихо произнёс:
  - Цзяци?
  
  Когда она не откликнулась, спросил:
  - Ты сердишься?
  
  Она сдержала смешок:
  - Почему я должна сердиться?
  
  На самом деле он говорил, что его отец занимает должность в военном округе, но не уточнял какую. В результате спросила соседку, Мэй Юнь, какие ранги есть в военном округе. Мэй Юнь, накладывая лак для ногтей и поглощённая своими мыслями, ответила:
  - Я не уверена, в военном округе самое высокое звание, должно быть, старший полковник...
  
  - Насколько высоко этот старший полковник?
  
  Мэй Юнь подумала:
  - На уровне городской администрации это как мэр.
  
  Да, есть небольшая разница, но такое различие совсем не проблема.
  
  Она даже успокаивала Мэн Хэпина:
  - Я не собираюсь злиться. Теперь не прежние времена, уже нет старых порядков, чтобы серьёзно относиться к разнице общественного положения. Я не считаю, что моя семья чем-то хуже. Ты видел моего отца, он очень хороший человек.
  
  Так искренне убеждала его, что всё хорошо. Мэн Хэпин наконец расслабился и улыбнулся.
  
  Цзяци не могла знать, что Мэн Хэпин в то время постоянно спорил из-за неё со своей семьёй. Когда коллеги, живущие с ней в номере, уснули, она тихонько выскользнула, позвонить ему.
  
  Холодный ночной ветер Шэньяня. Цзяци пришлось уйти довольно далеко от гостиницы, чтобы найти телефон. На самом деле не было ничего срочного, чтобы звонить, они расстались не более чем два часа назад, но он сказал: 'Позвони мне', и она должна была позвонить.
  
  Когда они были не вместе, его мобильный был включён допоздна, из-за того, что он постоянно ждал её звонка. Однако в тот день его голос звучал хмуро:
  - Цзяци?
  
  Ей показалось, что он устал, она машинально спросила:
  - Ты спишь?
  
  - Ещё нет, - помолчал немного и снова позвал её. - Цзяци.
  
  Она бестолково угукнула.
  
  - Я люблю тебя.
  
  Он впервые произнёс эти три слова. Они ясно прозвучали в трубке. Цзяци почувствовала, как лицо вспыхнуло. Трубка телефона похожа на большой оранжевый гриб. Все тайные мечты собраны в складках, хрупких и нежных, как множество мельчайших спор. Чуть тронул, и сразу разлетелись в воздухе, распространяя радость и наполняя душу ароматом счастья. Прохладный ночной ветер, обдувал горящие щёки. Она не знала, что сказать, и внезапно повесила трубку.
  
  Не прошло и нескольких секунд, как она снова накручивала циферблат.
  
  Он был очень спокоен, снова произнёс:
  - Цзяци.
  
  Она слышала звук своего дыхания. Где-то далеко внизу, в суете мира распустились яркие цветы, похожие на множество фейерверков, они взломали покров ночи, большие и сверкающие, осветили сердце и душу. Ответила:
  - Я тоже.
  
  Он тихо улыбнулся, не произнося ни звука, но она поняла.
  
  Трубка уже давно повешена, но она всё ещё стояла там. За спиной в темноте тихая магистраль. Каждый фонарь похож на падающую звезду, дуга света режет глаза, мелкие белые искры, даже если прикрыть веки, свет не пропадает, как выжженное навеки клеймо.
  
  Мэн Хэпин долгое время не отпускал телефон, потом положил рядом на подушку.
  
  Услышал, как мать постучала в дверь, притворился, что уже спит. Но она всё-таки толкнула дверь и вошла, села рядом на кровать.
  
  В потёмках лицо матери всё ещё очень красиво, годы почти не оставили на нём следов. Она позвала:
  - Хэпин?
  
  Он не издал ни звука, совершенно не злился, только чувствовал грусть.
  
  Подоткнула одеяло, легонько похлопала его, будто он был маленьким ребёнком.
  - Мы хотим тебе добра. Вот уже много лет разве ты не симпатизируешь Сицзы? Вы хорошо знаете друг друга, у нашей семьи с семьёй Жуань давние связи. Или как насчёт твоей однокурсницы Ли Синьюэ. Тоже хороший вариант, её отца только что перевели политработником в военный округ Чэнду. Вы вместе учились в университете, можно сказать близко знакомы... В конце концов, почему ты так неожиданно заявил, что у тебя есть девушка, и ещё хочешь привести её к нам. Твой отец и я против. Мы не знаем, что у неё за скрытые причины.
  
  Мэн Хэпин грустно улыбнулся:
  - Мам, ты можешь не влезать в мои дела? Что за скрытые причины могут быть у девушки? Тебе трава и деревья кажутся врагами.
  
  - Я не лезу в твои дела. Та девушка хотя и учится в престижном университете, но сейчас в этих заведениях столько намешано. Ты не хочешь слушать маму, если бы послушал и пошёл бы в военное училище, разве познакомился бы тогда со всеми этими неподходящими людьми?
  
  - Цзяци не неподходящий человек.
  
  - Раз сбивает тебя с пути, значит как раз неподходящий.
  
  Мэн Хэпин от злости скинул одеяло и сел:
  - Мам, как ты можешь так говорить!
  
  - Посмотрите на него, характер как у отца, и двух слов ему ещё не сказала, а лицо уже красное от гнева.
  
  - Оскорбляя Цзяци, ты оскорбляешь и меня тоже.
  
  - Мэн Хэпин, что с тобой происходит? Мама так старалась, растила тебя, а у тебя такое отношение? Я смотрю, та девушка тёмная лошадка, иначе, зачем ей подстрекать тебя ругаться с семьёй? Знаешь, таких девушек с хитрыми замыслами и приёмами я много повидала. Разве не из-за того, что наша семья так хороша, она пускается во все тяжкие. Думает, раз легко вскружила тебе голову, то войдёт в нашу семью. Сложнее вскарабкаться на небеса. В этой жизни пусть не мечтает.
  
  Мэн Хэпин напротив успокоился:
  - Ты никогда не встречалась с ней, почему сложилось такое мнение? Если она обычная девушка, а не дочь папиных соратников, что тогда? О каких дочерях руководителей военного совета ты говоришь? Мам, не думай, что все стремятся войти в нашу семью. Она любит меня, а не наше положение.
  
  - Ты уверен, что она любит тебя, а не тот факт, что твой папа заместитель командующего? Никогда не встречала такого глупого ребёнка, как ты. Что ты знаешь об их семье? Даже как зовут её отца, и кто её мать не знаешь, а позволяешь себе заявлять, что приведёшь её в нашу семью. Я скажу тебе, наша с отцом позиция тверда, нет, значит, нет. Ты немедленно порвёшь с ней раз и навсегда. Такого типа девушки как прицепятся, не отделаешься. Надо покончить с этим сразу, а то поднимется шум, начнутся насмешки, ты хочешь, чтобы перед всем военным округом мы потеряли лицо?
  
  Мэн Хэпин помолчал и потом спросил:
  - Мам, как ты познакомилась с отцом?
  
  Мать слегка растерялась.
  
  - На всеармейском театральном фестивале, ведь так? В то время ты исполняла 'Пришёл февраль'. До сегодняшнего дня отец рассказывает, как ты тогда стояла на сцене, на груди две чёрные длинные косы, большие выразительные глаза, блестящие как вода. Пела, даже не замечая, насколько волнующе это звучит.
  
  Она помолчала, похоже, ненадолго вернувшись в тот момент, когда стояла на освещённой сцене. Многочисленные лампы, прожектора, разноцветных фонари, направленные на неё, согревали с головы до ног своим теплом. Она стояла в лучах света, как посредине всего мира. Целый зал людей, все по стандарту, даже военные фуражки выстроены в абсолютно прямую линию. В первых рядах старшие командиры, море лиц, смотрела, и голова кружилась. Тогда она была молода, перед выходом на сцену охватывал трепет. Руководитель группы непрерывно успокаивал её: 'Не нервничай, возьми себя в руки. Начальство вполне доброжелательное'.
  
  Вышла из-за кулис, прожекторы светили в лицо, прямо перед собой ничего невозможно рассмотреть. Неожиданно ей сразу стало спокойно, как в пустом зале на репетиции, свободно и легко.
  
  'Весна приходит в феврале. Все семьи заняты в полях, надеются на хороший урожай в этом году, чтобы сделать богатые запасы...'
  
  Прекрасная мелодия, выводимая звонким и сладким голосом. Она тогда была известна. Даже командующие знали её, девушку, которая красиво исполняет 'Пришёл февраль'.
  
  После руководитель художественного ансамбля представил её Мэн Дуцзиню. Остальные девушки в группе ужасно завидовали из-за сына выдающегося командира Мэн. Признание в любви было сумбурным. Они ходили гулять в рощу, бродили туда-сюда, соблюдая принятую в те времена дистанцию на свидании, не близко и не далеко. Мэн Дуцзинь писал ей письма, в соответствии с существующими нормами называл её 'товарищем Сяо Юнь', рассказывал в основном об идеологии и учёбе, иногда вскользь упоминая и разные житейские мелочи.
  
  Первоначально у неё были отношения с аккомпаниатором ансамбля Ю Минюанем. Они оба понимали намерения друг друга, однако признания пока сделаны не были. Им оставался один шаг. Если бы, когда явились сваты, она могла отважиться сказать 'нет', одно слово и, возможно, жизнь сложилась бы по-другому.
  
  Но, выбрав один раз, это было решение на всю жизнь.
  
  - Мама, в то время ты была простой девушкой из ансамбля, а папа из семьи генералов, самый молодой начальник штаба. Бабушка и дедушка никогда не противились тому, чтобы вы с папой были вместе. Почему ты сейчас так поступаешь со мной?
  
  Сын не лезет за словом в карман. Непонятно почему накатила усталость, но она ответила:
  - Времена изменились. Тогда мысли твоей матери были просты. Нынешние девушки уже не такие.
  
  
  Примечания к главе 7.
  В Китае есть 7 военных округов и 27 военных округов автономных областей или провинций.
  
  
  8
  Ей не удалось переубедить сына, и она спустилась вниз.
  Мэн Дуцзинь в гостиной читал газету. Села, взяла пульт, стала беспокойно переключать каналы. Мэн Дуцзинь поднял на неё взгляд:
  - Не получилось?
  
  - Твой сын ещё упрямее, чем ты. Скажешь ему слово, он сразу огрызается. Думаю, у него наваждение.
  
  Мэн Дуцзинь усмехнулся:
  - Я же предупреждал, не ходи, дай остыть, а то добьёшься прямо противоположного, но ты не поверила. Мы ещё её не видели, а ты уже против, немного несправедливо, не находишь.
  
  - Когда увидим, будет уже поздно. О нынешних девушек, что можно понять с первого взгляда? Ты совсем не волнуешься о сыне. Посмотри на невестку младшего сына старика Сюйя. Тоже местная, выросла красавицей, родители преподают в университете, худо-бедно считаются интеллигентной семьёй, и что в результате? Целыми днями крутила хвостом, заставляя всех нервничать. Супруги Сюй злятся. Встретила госпожу Лю, она сразу мне жаловаться. В конце концов, с горем пополам их семейство культурненько перевели в Тибетский военный округ, тем и успокоились. Наша семья может позволить такое? Я вижу, для тебя жизнь сына на последнем месте.
  
  Добавила:
  - Даже нет нужды смотреть на таких девушек.
  Мэн Дуцзинь не согласился:
  - Ты судишь необоснованно.
  
  - Я хочу заранее предотвратить катастрофу, - Сяо Юнь настаивала на своём. - Вот Сицзы - здравомыслящая девушка, не только красивая, но и семья хорошая. Нашего Хэпина не поймёшь, всё так хорошо могло сложиться, а он луну из воды вылавливает*.
  
  Мэн Дуцзин расхохотался:
  - Что за луна из воды? Хэпин ведь не обезьяна.
  
  - Ты ещё в настроении шутить, - разозлилась Сяо Юнь. - Всё потакаешь ему. Я сразу говорила, пусть идёт в военное училище, но тебе обязательно нужно было предложить, чтобы он сам решал, куда подавать документы. Побыл за границей и наперекор всем вернулся, ты снова поддержал его, позволил ему учиться в магистратуре. И вот сегодня, он опять проявляет характер, а ты потакаешь, я посмотрю, куда его заведут твои поблажки.
  
  - Ты то про одно, то про другое. Недовольна, что Хэпин не идёт у тебя на поводу, не заводит любовную интрижку с Сицзы? Сицзы хорошая девочка, но и только. Насильно мил не будешь.
  Он сложил газету и сказал:
  - Хватит об этом. 'Ци слишком богат, чтобы быть подходящим партнёром для брака'. Это не обязательно хорошо.
  
  - Ладно, пусть не семья Жуань. У твоих соратников есть дочери, среди них много незаурядных, хорошо знающих правила. Выбрал бы Хэпин любую из них, мы бы хлопот не знали.
  
  - Ребёнок вырос, сам знает, что выбирать. По-моему, сейчас ограничивать его свободу неуместно. Сходи в свободное время к ним в университет, пусть покажет тебе ту девушку. Если уж совсем не подойдёт, снова проведём с ним работу.
  
  Сяо Юнь не ответила, Мэн Дуцзинь наседал:
  - Давай, поговори с Хэпином, скажи, что мы должны сначала посмотреть. Иди, мальчик от злости заснуть не сможет.
  
  - Не пойду, - лицо Сяо Юнь застыло. - Ну и пусть не спит. Его более двадцати лет растили, а из-за глупой девчонки он с нами ссорится, зря растили.
  
  Мэн Дуцзинь не знал то ли плакать, то ли смеяться:
  - Посмотри на себя, ты по сравнению со своим сыном ещё более дитя.
  
  Хотя Сяо Юнь так сказала, в конце концов, всё-таки пошла, поговорить с Мэн Хэпином:
  - Через пару дней зайду к тебе в университет, покажешь мне её.
  
  Мэн Хэпин улыбнулся:
  - Мам, она тебе сразу понравится.
  
  Вернувшись в университет, Мэн Хэпин сообщил Цзяци. Цзяци разволновалась и сразу заохала:
  - Что? А я могу сбежать?
  
  Мэн Хэпин уставился на неё, а она тихим голосом прошептала:
  - Я боюсь.
  
  - Чего тут боятся. Рано или поздно всё равно надо встретиться. Ты же со мной.
  
  Тогда были выходные, всё обитатели общежития утром валялись в кроватях. Цзяци встала очень рано, помыла голову, снова переоделась, примерила одно - не подходит, другое - тоже не подходит. Чан Юаньюань заспанно посмотрела и спросила:
  - Наша Трещётка сегодня собирается поработать синхронистом в Дяоюйтае*? Чего тебе не спится?
  Цзяци уныло ответила:
  - Даже перед синхронным переводом я бы не так волновалась. Придёт мама Мэн Хэпина, у меня даже ноги дрожат.
  
  Только она это сказала, как Цзюаньцзы сразу подскочила с кровати и закричала:
  - Ой, это же свекровь. Принарядись. Давай, давай, бери мою одежду, посмотрим, что бы для тебя подобрать.
  
  Чан Юаньюань, протирая глаза, сказала:
  - Ты слишком трепещешь перед семьей Мэн Хэпина, боишься, что из-за тебя они окажутся в неловком положении. Посмотри, как волнуешься, как перед встречей с партийно-государственным руководством.
  Но хотя она так сказала, всё-таки тоже начала давать указания:
  - Оденься строго и спокойно, старшие это одобрят. Я дам тебе свой новый шёлковый шарф, гарантирую, будешь как утончённая леди.
  
  Совестными усилиями всей комнаты, к тому времени как Мэн Хэпин пришёл за ней, приготовления были завершены.
  
  Цзюаньцзы посмотрела в зеркало на Цзяци и одобрила:
  - Иди, иди. Не то что с мамой Мэн Хэпина, можешь без проблем встретиться с мамой наследника Испании.
  
  Цзяци хихикнула.
  
  В машине Мэн Хэпин тоже тихо похвалил её:
  - Ты сегодня такая красивая.
  
  Она немного робела, но это скрывал лёгкий макияж, который ещё больше подчёркивал живые блестящие глаза, похожие на гладкую поверхность пруда, в глубоких водах которого отражалась только его тень. Он лишь мельком взглянул на её платье и сказал:
  - Ты и потом так одевайся, мне нравится.
  Она пришла в замешательство:
  - Хотя одежду я купила сама, шёлковый шарф мне дала Юаньюань.
  
  Он сказал:
  - Не волнуйся, потом я тебе куплю такой.
  
  Долгое время после Цзяци постоянно вспоминала тот день, летнюю субботу. По обе стороны улицы распустились белые цветы японской софоры, кисти похожие на перья хвостов множества белых голубей. В той свежей зелени и белых цветах парил аромат цветов, гонимый слабым ветерком. Они с Мэн Хэпином сидели в такси. По радио сообщали о ситуации на дорогах: авария на развязке Сичжимэнь, пробки на втором транспортном кольце, напоминали водителям выбирать маршрут объезда... Эти повторяющиеся сообщения - песчинки десятисаженного столба багровой пыли мирской суеты города, определённо, но неразличимо. Водитель переключил канал. В динамиках одна за другой звучали любовные серенады, о боли расставания, но у неё на сердце было радостно, как в солнечную весеннюю погоду. Лёгкие пузырьки поднимались внутри, постукивали, бам-бам, вызывая нестерпимо приятное чувство.
  
  Мэн Хэпин всё время крепко держал её за руку.
  
  Вышли из машины.
  
  Кроме номера дома других вывесок не было. У ворот дежурил охранник, с виду похоже на военный объект. За высокой стеной виднелась лишь роща деревьев, за которой ничего нельзя разглядеть. Мэн Хэпин пояснил ей:
  - Небольшая гостиница. Мама с отцом придут сюда.
  
  Она не привыкла к высоким каблукам. Чан Юаньюань посоветовала наклеить на пятку лейкопластырь, но идти всё рано было трудно. Апрельское солнце припекало, пока шла вся вспотела, к тому же Мэн Хэпин постоянно сжимал её руку. В лучах света можно было заметить мельчайшую пыль, как будто мелкий золотой порошок, отбрасывающий множество крошечных солнечных зайчиков. Похоже на золотистые крылья бабочек. Несметное количество миниатюрных золотых бабочек, сидели на черной поверхности асфальта дороги. Цзяци смутно догадывалась, стоит только приблизится, и эти крохотные золотистые бабочки взмахнут крыльями и улетят.
  
  Мама Мэн Хэпина вопреки ожиданиям была молода и красива. Цзяци потихоньку набрала в лёгкие воздуха и представилась:
  - Добрый день, тётушка, я Ю Цзяци.
  
  - Садись. Присаживайтесь.
  Она смерила взглядом Цзяци, но тон всё же вежливый. Попросила официанта налить чая.
  
  Зал был очень большой, мягкий ковёр под ногами. У Цзяци было ощущение, что в грудную клетку засунули маленький барабанчик, но и он постепенно успокоился. Мама Мэн Хэпина спрашивала, она сразу отвечала.
  - Хэпин говорил, ты из Чжэцзяна?
  
  - Да, я из Шаосина в провинции Чжэцзян.
  
  В белых фарфоровых чашках заваривался превосходный зелёный чай, чувствовался аромат. Мама Мэн Хэпина задумчиво спросила:
  - Твоя фамилия Ю? Из самого города Шаосин?
  
  - Нет. Я из городка Дунпу.
  
  Мэн Хэпин добавил:
  - Мам, это там где делают 'хуадяо'*. Красивое место, маленький мостик через реку к дому, как на картине Чэнь Ифэй.
  
  Мама Мэн Хэпина не обратила на него внимания и через некоторое время снова спросила:
  - Чем занимаются твои родители?
  
  Цзяци забеспокоилась, из-за того, как палец мамы Мэн Хэпина двигался по крышке чашки, круг за кругом, белая крышка с голубыми узорами, на тонкой, как яшма, крышке она бессознательно чиркала ногтём, вниз и снова вниз. Непонятно почему у Цзяци вдруг возникло плохое предчувствие. Это предчувствие заставило занервничать, но она правдиво отвечала:
  - Мой отец работает на винном заводе, - немного помолчав, продолжила. - Мама давно рассталась с отцом, я не встречаюсь с ней.
  
  - Как зовут твоего отца?
  
  - Ю Минюань.
  
  В зале установилась тишина, так тихо, что можно было услышать щебет птенцов за окном. Это серые птенцы ещё не открыли глаза, но уже звонко кричали, будто живой и прекрасный звук бубенцов сотрясал воздух, мягко и трогательно.
  
  Цзяци не знала, что за ошибку она допустила в разговоре, но всё было не так, всё неправильно. Атмосфера сгустилась, будто сочился клей, затвердевая капля за каплей. Мэн Хэпин тоже это почувствовал и сказал:
  - Мам, родители Цзяци расстались, но это не имеет отношения к Цзяци. Тогда она ещё ничего не понимала, она невиновата.
  
  - Я поняла.
  Мама Мэн Хэпина с безразличным видом смотрела на чашку с чаем. Снова измерила взглядом Цзяци. Цзяци почувствовала, что взгляд её полностью изменился. Хотя выражение лица было всё ещё вежливым, но в этой вежливости уже сквозило отчуждение, в голосе тоже слышалась холодная чопорность:
  - Госпожа Ю, ваш шёлковый шарф очень красивый, если не ошибаюсь, это из новой коллекции Hermes. Слышала, что госпожа Ю ещё учится. Не знала, что нынешние студенты так богаты, носят шарфики за несколько тысяч юаней.
  
  Цзяци и представить не могла, что этот шарф такой дорогой. Тут же покраснела. Мэн Хэпин объяснил за неё:
  - Мам, это ей одолжила соседка по комнате для встречи с тобой, чтобы выглядеть нарядно и торжественно.
  
  - Тогда ещё хуже, нынешние девушки настолько тщеславны, - она холодно окинула взглядом Цзяци. - Какая есть, такая и есть, мать давно обескураживала людей своими уловкам, как будто ты этого не знаешь.
  
  Цзяци поднялась:
  - Тётушка, я была неправа. Я только хотела произвести на вас хорошее впечатление. Никак не думала, что выйдет напротив глупо, простите.
  
  - Ладно, закончили. Идите, - мама Мэн Хэпина потёрла виски. - У меня ещё есть дела. Хэпин, проводи госпожу Ю. Сегодня твои тётушки Гао и Люй приглашали нас отобедать, как проводишь, иди в гостиницу военного совета, я буду ждать тебя там. Не опаздывай.
  
  Мэн Хэпин хотел ещё что-то сказать, но Цзяци легонько потянула его за угол одежды и прошептала:
  - Пусть тётушка отдохнёт немного, пойдём пока.
  
  Когда возвращались, поднялся ветер, софоры качались на ветру. По радио передавали прогноз погоды, скоро ожидается песчаная буря из Внутренней Монголии. Уголки рта Цзяци невольно приподнялись. Непогода может наступить неожиданно, вот таким образом.
  
  Внутренняя Монголия, говорят, очень далеко. За окном машины только лёгкий ветерок, погода ясная, светит солнце. Бабочка на Амазонке только махнула крылом, а на Миссисипи поднимаются шторма. И всё в мире так, каждая мелкая случайность, потом превращаются во что-то невообразимое. А та безвинная бабочка, никогда не сможет осознать, в чём она неправа.
  
  Цзяци почувствовала страх из-за того, что не понимала, где ошиблась, и из-за того, что нет возможности всё исправить. Но эта очевидная для всех ошибка уже повлекла ужасные последствия.
  
  Прощаясь, Мэн Хэпин неожиданно поцеловал её в щёку. Его губы были прохладны, как свежий лимон, что добавляло в настроение леденящую тоску. Он сказал:
  - Цзяци, ты ни в чём не виновата. Возможно, мама всего лишь неправильно тебя поняла. Я уговорю её.
  
  Она сверкнула улыбкой, притворяясь, что ей всё равно. Но сама ясно понимала, что уже не в силах что-то изменить, она не понравилась маме Мэн Хэпина. Та испытывала острую неприязнь к ней, даже вежливость не могла это скрыть, заставляя Цзяци чувствовать полную безнадежность.
  
  Вечером, когда Мэн Хэпин всё-таки пришел к ней, она всё ещё была в обеденной одежде. Только шёлковый шарф уже отдала Чан Юаньюань, поэтому тонкая шея, спускающаяся к узким ключицам, выглядела совершенно голой. Мэн Хэпин подумал, что сегодня она выглядит особенно худой, как прозрачный лист, что заставило ощутить укол в сердце.
  
  - Ела? - спросил Мэн Хэпин.
  
  Она кивнула, хотя на самом деле не ела. После того как вернулась, в общежитии никого не было. Она сразу занялась стиркой, простыни, пододеяльники, постирала всё, что было можно. С полудня до вечера, израсходовала полмешка стирального порошка, руки пузырились складками, но на душе было тоскливо. У человека не должно быть свободного времени. Появляется свободное время, и сразу невольно накатываются переживания. Только и остаётся, что снова и снова мыть спальню и окна.
  
  Пока мыла окна, стемнело. На небе зажглась яркая пурпурная заря, фиолетовая как эмаль или окрашенный бархат. По радио звучала песня 'Моя любовь'. Музыка красива, как эти весенние сумерки. Стоя на табурете, добросовестно тёрла стекло, скрупулёзно оттирая каждое тёмное пятнышко, макала мокрую тряпку в стиральный порошок и тёрла, снова мочила тряпку и смывала пену, потом протирала досуха. Вздохнула, каждое стекло сверкало и было так прозрачно, что казалось его нет.
  
  По радио лились звуки песни:
  
  'Мне интересно как, мне интересно почему, мне интересно где...'
  
  Несуществующая картинка, отсутствующий образ.
  
  'Чтобы увидеть тебя снова, моя любовь, я пытаюсь читать, работать, смеюсь с моими друзьями...'
  
  Внизу все ели, пили, притащив разноцветные термоса, в таком шуме на звуки радио никто не обращал внимание. Деревья вдалеке, пересекающиеся дорожки, старые здания, прячущиеся среди деревьев.
  
  Она прислонилась лицом к стеклу, холодному как лёд, ещё пахнущему моющим порошком. Небо понемногу становилось темнее.
  
  Потом пришёл Мэн Хэпин.
  
  Она и раньше считала его высоким, но сегодня он казался ещё выше. Ей даже пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Голос звучал будто издалека, она не могла не улыбаться, слушая его. Он сказал:
  - Пойдём, я отведу тебя в одно место.
  
  Пока шли, ветер усилился, растрепал волосы. Ей было холодно, но она ничего не сказала.
  
  Он тоже ничего не говорил.
  
  С одной аллеи на другую, вышли через восточные и снова вошли в западные ворота кампуса. Она всё шла и шла за ним через весь университетский городок. Он крепко держал её руку, будто боялся, что если отпустит, она сразу исчезнет.
  
  До боли сжал её пальцы и сказал:
  - Пришли.
  
  Это был маленький зал для торжеств. Иногда факультет искусств ставил тут программы, или репетировал университетский ансамбль. Не известно, откуда Мэн Хэпин раздобыл ключ. Они зашли в тёмный зал.
  
  Он зажёг в коридоре маленький фонарик, провёл её в середину первого ряда, развернулся и ушёл за кулисы.
  
  Единственная лампочка в коридоре тоже погасла, она оказалась в кромешной темноте. На сцене неожиданно зажглись прожектора, образуя большой освещённый круг, как сверкающая полная луна. В центре этой серебристой луны стоял чёрный рояль.
  
  Он вышел из-за кулис, медленно вошел в круг света, сел за рояль. Цзяци не знала, оказывается, он умеет играть на фортепьяно, тем более не знала, что он делает это так хорошо.
  
  Играл 'Красные цветы лилии'. Цзяци не думала, что эту песню можно исполнять на фортепьяно. Сначала мелодия звучала спокойно и мягко, как касание весеннего ветерка, как лёгкие облака над Лёссовым плато* в начале лета. Кульминационная часть была подобна волне ликования, что вздымалась всё выше и выше. Каждая нота непринуждённо соскальзывала с клавиш, как ветки лилии одна за другой распускаются вокруг ручья, образуя облако красных цветов. Грозди теснятся насколько хватит взгляда. Каждая алеет так, что режет глаз. Океан цветов, заполнивший горы и долины. Как багровые облака, спустившиеся с неба на землю, огненно-красные, пылающие как огонь.
  
  Она ничего не знала об аппликатуре и технике исполнения, было ощущение, что сцена превратилась в лодку, гонимую ветром в потоке цветов, как по реке. И есть только она, наблюдающая эту иллюзию.
  
  Финальная часть - новый разворот. Всё миновало, небо снова покрыто лёгкими облаками, на равнине спокойное безветрие, только одна чахлая, но ещё пламенеющая ветка красной лилии колышется под ветром долины.
  
  После того как музыка затихала, наступила долгая пауза, и только потом она зааплодировала.
  
  Звук одиноких аплодисментов эхом отдавался в пустом зале. Он поднялся и с улыбкой поклонился, как положено артисту после выступления.
  
  В просторном зале они стояли слишком далеко. Улыбнувшись, она повысила голос:
  - Ты умеешь играть на фортепьяно. Почему я не знала?
  
  Он с середины сцены тоже громким голосом, чтобы она могла услышать, произнёс:
  - У меня есть ещё множество достоинств.
  
  - Я знаю, знаю, - ответила она и, не сдержавшись, рассмеялась.
  
  Он снова повысил голос:
  - Цзяци, ты согласна стать моей женой?
  
  Цзяци никогда не сможет забыть тот маленький зал. Чернильная темнота, в ушах ещё звучит мелодия фортепьяно, а перед ней на пустой сцене он. В круге света черты лица очень отчётливы, каждая линяя - детально и подробно. В ослепительных лучах прожекторов всё выглядело настолько чётким, что казалось нереальным. Даже он сам казался иллюзорным, ненастоящим. Похоже на сон, как в мире грёз всё нереально прекрасно.
  
  Он спросил:
  - Цзяци, ты выйдешь за меня замуж?
  
  
  Примечания к главе 8.
  Вылавливать (из воды) луну - в знач.: делать напрасные попытки, заниматься неосуществимым делом.
  Дяоюйтай - резиденция для почетных гостей в Пекине.
  Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
  Лёссовое плато - плато в провинции Шаньси, Шэньси, КНР.
  
  
  9
  У Цзяци за всю жизнь это было первое кольцо. Тоненькое, белого золота, без узора, очень простое и скромное. Бренд не известный, да и к тому же в то время золото было дешёвым, поэтому вряд ли стоило больше нескольких сот юаней. Мэн Хэпин купил его на свою стипендию. После обеда пошёл и купил. Надел ей на палец. Её пальцы оказались слишком тонкие. Продавец в ювелирном магазине посоветовал Мэн Хэпину размер, кто знал, что всё-таки будет немного великовато.
  - Давай, я поменяю, - предложил Мэн Хэпин. - Продавец сказал можно обменять.
  Цзяци покачала головой:
  - Я хочу это. Обмотаю ниткой и нормально.
  
  - Будет некрасиво.
  
  Цзяци широко улыбнулась:
  - Я не хочу, чтобы красиво, я хочу это.
  
  Она плотно обмотала то кольцо красной ниткой. Смотрелось не очень красиво, похоже на золотое кольцо старушки. В родном городке Дунпу Цзяци частенько видела пожилых людей, сидящих в плетёных стульях на солнышке на берегу реки, прищурив глаза, они слушали по радио развлекательные программы Шаосиня. У старушек были морщины и седые волосы, на пальцах потемневшие золотые кольца, обмотанные шерстяными нитками, шерсть за долгие годы пропиталась потом и пылью. Но Цзяци очень нравилось. Долгие как небо и постоянные как земля, сквозь многочисленные войны, страдания, смуты, по-прежнему хранимые и превратившиеся со временем в воспоминания, подобно вечности.
  
  Цзяци не знала о сложностях в отношениях Мэн Хэпина с семьёй. Ей было только известно, что он поменял место практики, много работал и почти не имел времени на отдых.
  
  Один раз, она к слову спросила:
  - Почему ты не ездишь в Шэньян?
  
  Мэн Хэпин ел лапшу быстрого приготовления, в последнее время его щёки совсем опали. Цзяци в глубине души обливалась слезами, а он только утыкался в тарелку:
  - Устал, лень мотаться туда.
  
  Он действительно уставал. Занимался техническим трудом, работал сверхурочно и постоянно крутился, как белка в колесе. Два месяца назад снова сменил работу. Не стал заключать официальный договор, зато оклад получился немного выше. Из-за того, что уже окончил университет, он не мог жить в общежитии. В результате арендовал квартиру в многокомнатном доме рядом с работой.
  
  В субботу при переезде на новую квартиру Цзяци помогала с уборкой. Они сделали себе шапочки из газеты, чтобы не попадала пыль. Цзяци отвечала за наведение порядка в мелочах, Мэн Хэпин за чистоту стен, стоя на табурете, веником выметал золу из углов. Цзяци услышала, как с его стороны доносится мелодия. Он насвистывал 'Я маляр - штукатур'. Цзяци вспомнила, что учила эту песню в детском саду, не выдержав, сжала губы и тихо улыбнулась.
  
  За два дня они устали до невозможности. Когда с наведением порядка в квартире было покончено, физические и душевные силы оказались на пределе. Цзяци, упав на диван, вздохнула:
  - Не хочу подниматься.
  Вот только голод, от которого заурчало в животе. В обед они съели лишь по булочке и продолжили дальше работать. Сейчас от голода грудь прилипала к спине.
  
  Несмотря на усталость, при взгляде на блеск напольной плитки и небольшую, но готовую к работе кухоньку, Мэн Хэпин испытал огромное воодушевление:
  - Я приготовлю тебе тушёную лапшу.
  
  - Не надо! - отказалась Цзяци.
  
  В прошлый раз он заварил ей лапшу, в результате вода не закипела, и лапша была совершенно жёсткая. После этого Цзяци отвергала его попытки что-нибудь приготовить. Она, сдерживая ноющую боль в коленках, сама пошла на кухню, готовить лапшу. Приправы были не все, лапша получилась бледной. Поставила кастрюльку на стол, повернулась, но Мэн Хэпин уже крепко спал на диване.
  
  Он был такой красивый, когда спал. Прямая переносица, только между бровями малюсенькая складка. Осторожно протянула руку и погладила переносицу. Неожиданно он приподнял лицо и поцеловал её пальцы. Оказывается, он уже проснулся. Ей нестерпимо захотелось рассмеяться, он обнял её и поцеловал.
  
  Лапша была жёсткая, но он покончил с ней несколькими большими глотками. Ещё нахваливал:
  - Вкусная лапша, моя жена хорошая хозяйка.
  
  - Кто это твоя жена? - недовольно пробурчала Цзяци.
  
  Он уверенно улыбнулся:
  - В будущем непременно, и уже навсегда.
  
  Хотя они были постоянно заняты, время от времени она готовила для него, убиралась в квартире, время, проведённое вместе, было бесценно. В августе компания Мэн Хэпина организовала мероприятие для служащих, выезд на природу с барбекю. Каждый мог взять одного члена семьи. В автобусе было шумно, много молодёжи, как весенняя поездка учеников начальной школы, атмосфера горячая и живая. Экскурсовод автобуса темнокожий парень, молодой с довольно скудной речью, когда он растягивал губы в усмешке, обнажались белые зубы, как будто негр рекламирует зубную пасту. Проехав недолго на большой скорости, повелись на красивый вид с дороги спецназначения и свернули. К несчастью, в это время года там велось строительство, поверхность дороги вся в ямах, автобус сильно трясло, кто-то ругался:
  - Эта дорога как будто рябая: маленькая рытвина - большая рытвина, у меня скоро кишки наружу вылезут.
  
  Гид с улыбкой выдавил фразу:
  - Господа и дамы, дорога, по которой мы сейчас едем, на самом деле знаменитая дорога с очаровательными ямочками.
  Не успел он закончить, как колесо налетело на большой камень, раздался тоскливый звук, автобус снова как следует тряхнуло, кто-то спросил:
  - Тогда это что?
  
  Гид, не изменившись в лице:
  - Это прелестный маленький клык.
  
  Все в автобусе расхохотались, Цзяци тоже засмеялась. Мэн Хэпин, отвернувшись, смотрел в окно. Косые лучи летнего солнца падали ему на лицо, покрывая длинные ресницы слоем пушистого золота. Решил воспользоваться случаем и украдкой поцеловать её, в результате автобус снова налетел на камень и он заехал ей по носу. Она, не сдержавшись, рассмеялась, он прошептал:
  - Прелестный маленький клык.
  
  Его дыхание щекотало ухо, обдувало шею.
  
  В тот день была хорошая погода. Цзяци думала, вот бы вся жизнь была похожа на этот день, солнце, безоблачное небо, и Мэн Хэпин рядом с ней отныне и навсегда держит её руку.
  
  Пока жарили барбекю, все перезнакомились. Её называли 'член семьи Мэн Хэпина', других она тоже называла членами чьих-то семей. Компания членов семей жарила на речной отмели кукурузу и говядину, ещё было огромное количество куриных крылышек. Цзяци не могла вообразить, что поджаренные Мэн Хэпином крылья, вопреки ожиданиям, окажутся очень вкусными. Она полагала, что он человек, которому совершенно не дано умение готовить. В тот день Цзяци сгрызла несчётное количество куриных крыльев и выпила очень много пива, чем в результате произвела впечатление на всех сослуживцев МэнХэпина. Даже прошедший 'испытание алкоголем' менеджер маркетингового отдела господин Лю был потрясён и дал ей кличку 'член семьи пива'.
  
  Уже через много лет представился случай встретить этого менеджера Лю на застолье по поводу сделки. Он с первого взгляда узнал её:
  - Эй, ты та самая - 'член семьи пива'. Сегодня я не буду пить, не могу. Рядом с таким не имеющим себе равных мастером я не могу пить.
  
  Цзяци улыбнулась. Представитель заказчика был опытный человек. На банкете за бокалом вина вёл задушевные беседы, но кроме этой фразы, не поднимал близко лежащие темы, тем более не говорил о Мэн Хэпине.
  
  После того дня Цзяци почувствовала, что, на самом деле, очень скучала по данному в тот день имени 'член семьи'.
  
  Из-за того что тогда было всё хорошо, из-за того что тогда был Мэн Хэпин.
  
  Мэн Хэпин очень её любил. Называл глупой девчонкой. Постоянно многое продумывал за неё наперёд. Даже Сюй Шифэн не мог понять: 'Мэн Хэпин - хороший парень. Цзяци, почему ты его бросила?'
  
  Цзяци улыбалась и с неясным выражением лица смотрела на деревья за окном. Теперь зелень не та, что прежде, к тому же и деревья не такие. Как люди выдерживают?
  
  Сюй Шифэн переживал и докучал вопросами:
  - Цзяци, может у тебя с Мэн Хэпином какое-то недопонимание?
  
  Не было никакого недопонимания. Когда на Новый год он провожал её домой, прихватил маленькие и большие сумки для вещей. Праздничные дни, в поезде тесно, как сардинам в банке, пока доберёшься мучиться несколько десятков часов. На лице у Мэн Хэпина не было даже следов усталости, одна забота, когда она выйдет с багажом на станцию, чтобы всё было в правильном порядке.
  
  Он всё делал очень тщательно. В тех делах, где он участвовал, Цзяци постоянно чувствовала, что могла положиться на него и не волноваться.
  
  Мэн Хэпин захватил для первой встречи с Ю Минюанем подарок - две пачки сигарет. Цзяци увидев, как он их достаёт, стало забавно:
  - Это что за сигареты? Почему нет никакого товарного знака? Пачка - белый лист бумаги?
  
  Мэн Хэпин улыбнулся:
  - Хочу показать дядюшке. Один друг привёз специально для меня с табачной фабрики, говорят хорошие сигареты.
  Ю Минюань посмотрел на сигареты, посмотрел на Мэн Хэпина и, не произнеся ни звука, принял.
  
  В предновогодний вечер все втроём готовили еду. Поначалу Ю Минюань не позволял им заходить на кухню, но Цзяци настойчиво уговаривала отца принять их помощь. Хэпин тоже, улыбаясь, повязывал фартук. В итоге готовили все вместе, Ю Минюань был шеф-поваром, а Цзяци и Хэпин подручными. Цзяци очень быстро нарезала зелёный лук, кухонная доска 'бум-бум', 'бам-бам', отдавалась эхом. Хэпин улыбнулся:
  - Выглядит довольно устрашающе.
  Цзяци, не поднимая головы:
  - Разве твоя игра на фортепьяно не так же леденит кровь.
  
  Занятый приготовлением новогоднего печенья из риса Ю Минюань машинально переспросил:
  - Хэпин умеет играть на фортепьяно?
  
  -И даже очень хорошо, - ответила Цзяци, - по крайней мере, по моим представлениям.
  
  - Когда был маленький, - рассказал Хэпин, - ненавидел уроки фортепьяно, из-за того, что постоянно надо было играть гаммы, скучно и монотонно. Мама порой думала также, но считала, что старается ради моего блага.
  
  Цзяци спросила:
  - Разве тётушка не певица? Зачем заставлять тебя учиться игре на фортепьяно?
  
  - Не мог же я постоянно с ней петь 'Пришёл февраль'. Мама говорила, что мужчина должен уметь играть на фортепьяно, это воспитывает характер.
  
  Ю Минюань неожиданно замер с кухонной лопаткой в руке. Новогоднее печенье скворчало на сковороде, дым от масла поднимался вверх. Цзяци, не удержавшись, спросила:
  - Папа, что случилось?
  
  - Всё в порядке, - ответил Ю Минюань и занялся печеньем.
  Потом жарил другие овощи, занимался то тем, то этим.
  
  На новогодний вечер как повелось приготовили много разных закусок, включили телевизор для пущего веселья. У Мэн Хэпина был хороший аппетит. Он съел гору тушёной свинины с консервированными овощами. Цзяци учила его есть солёные стебли амаранта. Самое вкусное - мякоть в середине стебля, типа желе, надо с силой втянуть в себя, очень хорошо сочетается с рисом. Мэн Хэпин тренировался, 'буль-буль', звук высасывания мякоти стебля, забавное ощущение. На троих выпили два чайника отличного вина. Ю Минюань, не известно почему, говорил мало. Цзяци подумала, папа, наверное, немножко перебрал с алкоголем. Обычно после выпивки он был довольно молчалив.
  
  В двенадцать часов уже отовсюду раздавался звук петард. Как говорится, 'раньше запустишь хлопушки, раньше разбогатеешь', народная примета. В доме Цзяци тоже запускали петарды. Брали длинную бамбуковую палку, плотно обматывали, высовывали в окно и поджигали. Мэн Хэпин отважился поджечь первым. Цзяци закрыла уши и высунула голову посмотреть. Было холодно, непроглядная тёмная ночь, ветер чувствительно морозил лицо. В доме через ручей из окна тоже запускали петарды. Во мраке виднелись небольшие кружочки золотых огоньков, искрящиеся вспышки вспарывали сумерки, со всех сторон слышался оглушительный стрекот.
  
  Это были новые ощущения для Мэн Хэпина, будто возвращение в детство. Такого красочного и впечатляющего Нового года давно не было. В одной руке он сжимал бамбуковую палку, другой, как и она, затыкал уши, при этом беззвучно жестикулируя губами. Она вглядывалась и, наконец, поняла три слова, что он произнёс. Улыбнулась и тоже одними губами прошептала три слова. Петарды оглушительно барабанили, он, не соглашаясь, повысил голос:
  - Эй, для меня только фраза 'Счастливого Нового года'?
  
  Её голос тонул в шуме хлопушек:
  - В Новый год надо говорить 'Счастливого Нового года', разве ты сказал не эти три слова?
  
  - Не эти.
  
  Цзяци прикинулась дурочкой:
  - Как не эти? Как раз эти.
  
  Утром после Нового года ели фуцзяньские мандарины, ярко-красные, холодные и кислые. Цзяци чистила кожуру, брызгавший сок наполнял комнату ароматом. Во второй половине дня надо было спешить на поезд. Ю Минюань собирал сумку для Цзяци. На самом деле, собирать там особо нечего, так немного продуктов. После окончания университета уже не было каникул, время побыть дома совсем мало. Цзяци с детства жила с отцом, они постоянно помогали и поддерживали друг друга. Сейчас ей тоже стало грустно. Она тихо сказала:
  - Пап, не надо.
  Ю Минюань вздохнул, нащупал сигареты и меланхолично закурил.
  
  Мэн Хэпин подумал, что он не уверен в нём, поэтому сказал:
  - Дядюшка, пожалуйста, не волнуйтесь. Я позабочусь о Цзяци, - его лицо было полно искренности. - Сейчас мы оба окончили университет, найдём хорошую работу, пройдёт немного времени, купим квартиру и поженимся. Дядюшка, я буду хорошо относиться и любить Цзяци, не позволю, чтобы её обижали. Подарю жизнь полную радости и счастья.
  
  Ю Минюань ничего не сказал.
  
  Цзяци тихонько окликнула отца. Ю Минюань затушил сигарету, нежно коснулся её лица: 'Глупая девчонка'.
  
  Ладонь отца широкая и тёплая, с большими мозолями, кончики пальцев пахли табаком и дымом. Цзяци было грустно, из-за того что заставляла отца волноваться за неё.
  
  Мэн Хэпин всё время отказывался съездить к себе домой. Цзяци убеждала его несчётное число раз, но он постоянно отмалчивался. Перед Новым годом Цзяци уговаривала его, непременно заехать домой, как-никак Новый год. Мэн Хэпин сказал:
  - Я провожу тебя в Шаосин.
  - Сначала загляни в Шэньян, встретишь Новый год, и я приеду.
  Мэн Хэпин не слушал. Цзяци почти сорвала голос, но, так и не переупрямив его, сказала:
  - Поедем со мной в Шаосин, но перед этим съезди в Шэньян. Ты должен навестить дядюшку и тётушку. Как можно так несправедливо поступать с родителями?
  Мэн Хэпин как и прежде промолчал. Цзяци настаивала и, в конце концов, разозлилась:
  - Не съездишь в Шэньян, не поедешь со мной в Шаосин.
  Мэн Хэпин вздохнул:
  - Вернёмся из Шаосиня, съезжу в Шэньян, договорились?
  
  Он выглядел очень измотанным. Цзяци не смела настаивать, чтобы он ехал сначала в Шэньян, ничего не поделаешь. К счастью, когда возвратились из Шаосиня, она прямо на станции заставила Мэн Хэпин сесть в поезд до Шэньяна.
  
  Только Цзяци никак не ожидала, что столкнётся с мамой Мэн Хэпина. У здания общежития её компании остановилась машина.
  
  Только с поезда, она, держа кучу пакетов и свёртков, измученная тяготами путешествия, увидела, что из машины выходит мама Мэн Хэпина. На мгновение перепугалась, но всё-таки вежливо обратилась:
  - Тётушка.
  
  - А где Хэпин?
  
  - Он вернулся домой.
  
  Мама Мэн Хэпина безразличным голосом произнесла:
  - А... Полгода носа не показывал, даже на Новый год не заехал, а сегодня вдруг решил вернуться.
  
  Цзяци промолчала, мама Мэн Хэпина продолжила:
  - Садись в машину, я хочу тебе кое-что сказать.
  
  Цзяци ответила:
  - Тётушка, если у вас есть что сказать, говорите.
  
  Мама Мэн Хэпина холодно спросила:
  - Ты знаешь, где сейчас твоя мать?
  
  Сердце Цзяци свело судорогой, удобные пакеты в руках налились тяжестью, еле успела удержать, чтобы они не выскользнули из пальцев. Мама Мэн Хэпина слегка приподняла подбородок и приказала презрительным тоном:
  - Садись в машину, я расскажу тебе кое-что.
  
  Цзяци набралась мужества и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
  - Тётушка, спасибо за ваши добрые намерения. Хотя я никогда не видела мою маму, но, полагаю, сейчас не самый подходящий случай. Я совершенно не беспокоюсь за её жизнь, так же и вас прошу за неё не волноваться. О наших отношениях с Хэпином она ничего не знает, всё это её не касается. Мы с Мэн Хэпином ни в чём не виноваты. Я вам не нравлюсь, возможно, из-за того что не слишком хороша и не отвечаю вашим требованиям. Но мы с МэнХэпином очень любим друг друга, и я приложу все силы, чтобы понравится вам, не ради чего-то другого, а потому что вы его мама. Вы бескорыстно любите Хэпина, я точно также люблю его. Надеюсь, вы сможете дать нам шанс и позволите быть счастливыми.
  
  Прошло некоторое время, мама Мэн Хэпина только усмехнулась:
  - Говоришь, как поёшь, приятно слушать. В этой жизни даже не надейся. Счастье? Думаешь, можешь дать Хэпину счастье?
  
  Цзяци ответила с достоинством:
  - Он любит меня, я люблю его, быть вместе для нас это счастье.
  
  Мама Мэн Хэпина всё-таки скупо улыбнулась:
  - Может, для тебя это счастье, и ты продолжаешь цепляться за Хэпина. Но знаешь, Хэпин сдал экзамен на стипендию, однако, отказался от планов поехать учиться за границу. Его отец очень разозлился. Почему за полгода Хэпин поменял три места работы? Всё из-за тебя. Любишь его? Это твоя любовь, не впутывай его. Заявляешь о своей любви, но что ты можешь сделать для него? Ты знаешь, что за человек твоя мать? Она родила тебя и сразу бросила, сбежав с малолетним извращенцем. Потом снова разошлась и вышла замуж. Не хочешь встретиться с ней. Разве ты не знаешь, что она сейчас из себя представляет? Целыми днями путается с шайкой наркоманов, ради наркотиков, что ни сделаешь? Реабилитационный центр лечения наркозависимых, постоянный гость полицейского участка. Сколько раз туда попадала, сколько выходила, департамент Гуандуна* хорошо с ней знаком. Одним словом, совсем потеряла стыд и совесть. Я не удивлюсь, если ты пойдёшь по её стопам. Хотя вы, мать с дочерью, не виделись более двадцати лет, но одного поля ягода, только и думаете о своей собственной выгоде.
  
  Цзяци дрожала всем телом, то ли от холода, то ли от волнения. Она и не знала, что её мама все эти годы живёт такой ужасной жизнью, полагала, что та счастлива. Цзяци никогда не ненавидела мать за то, что та её бросила. Если это сделало её счастливой... Слова мамы Мэн Хэпина были как острый нож, кромсающий сердце.
  
  Голос дрожал, однако в глазах был странный блеск:
  - Тётушка, если вы пришли таким образом пристыдить меня, то вы ошиблись. Я не испытываю никакого стыда. В этом мире есть много несчастных людей, многие живут так, что невозможно вынести, но на всё есть причины. Возможно, они сделали что-то неправильно, но вы, разве вы никогда не ошибались? Я не знаю, чем Хэпин пожертвовал ради меня. Он никогда не говорил о стипендии, но какое бы он ни принял решение, у него есть на это свои соображения. Я люблю его, доверяю ему, не имеет значение, что он будет делать, я во всём поддержу его.
  
  
  Примечания к главе 9.
  Гуандун - провинция в КНР.
  
  
  Первый ясный день.
  
  10
  Как-то ходили в бар и Чжоу Цзинань сильно напилась. Держа в руке стакан пронизанного светом сияющего Jack Daniels*, она, вздыхая, жаловалась Цзяци:
  - Когда я была молода, ничего не было, но был кураж.
  
  Каждый раз вспоминая давно ушедшее, Цзяци чувствовала, что эти слова Чжоу Цзинань одновременно и огорчали, и поддерживали.
  
  Прошло совсем немного лет, но некоторые вещи уже остались в той жизни. Цзяци и сама чувствовала: упорство, настойчивость, всё уже в прошлом. Жуань Чжэндун как-то сказал:
  - В тебе есть своего рода мужество и самоотверженность.
  
  Проще сказать, она глупа.
  
  После той утренней щекотливой ситуации они долгое время не виделись. Жуань Чжэндун постоянно то появлялся, то снова исчезал, но это было привычно. Цзяци позвонила ему в полдень. Сразу стало понятно, что он ещё не вставал, голос сонный. Похоже, её звонок стал для него неожиданностью:
  - Это ты?
  
  Цзяци ответила:
  - На самом деле, нет никакого повода, просто хотела поблагодарить - спасибо, что помог найти ключи и потрудился передать их мне.
  Он промычал:
  - А...из-за этого.
  Её слегка мучила совесть:
  - Я так рассеяна, ключи нашлись в твоей машине?
  Он не ответил, а лишь рассмеялся:
  - Так как ты планировала отблагодарить меня?
  
  Цзяци почувствовала головную боль, снова он собирался грабить её средь бела дня.
  
  Вечером Жуань Чжэндун заехал за ней. В преддверии выходных работать закончили раньше. Цзяци, посмеиваясь, открыла дверь машины и сразу спросила:
  - Куда едем?
  
  Жуань Чжэндун окинул её взглядом:
  - Хорошее настроение. Влюбилась?
  
  - Где там, - сказала Цзяци со смехом. - Наконец решилось дело с крупным клиентом. Босс доволен, на радостях выдал премию за квартал.
  
  Жуань Чжэндун отнёсся с неодобрением:
  - Любишь деньги?
  
  Цзяци прицыкнула и сказала:
  - Когда я, как и ты, буду иметь деньги, то тоже начну любить не деньги, а людей.
  
  Жуань Чжэндун усмехнулся:
  - Когда станешь такой как я, боюсь, даже людей любить не сможешь.
  
  Цзяци сказала 'Ха' и смерила его взглядом:
  - Это вроде как самокритика? Кто-нибудь ещё может критиковать тебя?
  
  Жуань Чжэндун оставил её выпад без внимания. Сумерки выходных, пробки - не проехать, зажатые в потоке машин они продвигались вперёд буквально по шагам. Цзяци удивлялась:
  - Куда мы едем?
  
  - В супермаркет.
  
  Стало ещё удивительней:
  - Что там будем делать?
  
  - Купим продуктов, вернёмся, приготовишь мне.
  
  Она пристально уставилась на него:
  - С какой стати?
  
  - Сегодня у меня день рождения, - не спеша, объявил он.
  
  Она не поверила. Освободил руку, держа двумя пальцами, протянул удостоверение личности, взяла посмотреть, оказалось и правда сегодня. Цзяци возмутилась:
  - Твоя стерильная кухня, как со страниц рекламного журнала, где там можно готовить?
  
  - Купим, чего не хватает, и всё будет в порядке.
  
  Ох уж эти замашки богатого барчука.
  
  В результате они купили полный комплект кухонных ножей 'Золингер', серию кухонной посуды, различные тарелочки с пиалками, еще кухонные доски со специальными тряпочками. Администратор супермаркета искрилась улыбками:
  - Новобрачные готовятся к свадьбе. Мы как раз проводи акцию, при покупке кухонной утвари более чем на две тысячи юаней в подарок супругам подушечка 'Сладкий поцелуй'.
  
  Цзяци чувствовала себя безумной транжирой. Только режущих инструментов было куплено более чем на две тысячи юаней, а ещё множество фарфоровой посуды. Всё такое красивое, как говориться, так нравится, из рук не выпустишь. Жуань Чжэндун с серьёзным видом поинтересовался у администратора:
  - А если больше четырёх тысяч юаней, тогда что в подарок?
  
  Женщина слегка растерялась, но ответила:
  - Две подушечки.
  
  Когда покупали продукты, Цзяци обнаружила, что Жуань Чжэндун очень разборчив в еде: это он не ест, то не любит. Толкал тележку с продуктами перед длинными рядами холодильников с видом императора древних веков, придирчиво выбирающего среди трех тысяч красавиц. Цзяци не обращала на него внимания:
  - Так или иначе, нас только двое. Пожарим овощи и порядок. Будешь есть мясо? Говядина с острым перцем, пойдёт?
  
  И не дожидаясь ответа, нагнулась выбрать кусок мяса. Прядь волос выбилась из-за уха и скользнула вниз. В профиль были видны её длинные изогнутые ресницы, как маленький веер. Нежный, красивый изгиб подбородка, такой, что невозможно вообразить. Уголки рта сжаты, выражение полной сосредоточенности и внимания. Похоже, что молодая жена зашла после работы купить овощи для семейного ужина. Рука Жуань Чжэндуна толкнула тележку, и видение сразу ушло.
  
  - Что ещё будешь есть?
  Она выбрала мясо и повернула голову, спрашивая его.
  
  Он не ответил. Схватив её за руку, потащил за собой, другой рукой толкал тележку, спеша побыстрее уйти. Цзяци удивилась:
  - Эй, ты что делаешь?
  
  - Купим салатную капусту*.
  
  В супермаркете полки с овощами всегда выглядят отлично. Ярко - зелёные симметричные листья, в оранжевых лампах подсветки ряды овощей и фруктов красочные и нарядные, как в рекламе, всё радует глаз. Даже капуста при таком освещении похожа на изумрудный жадеитовый букет. Он выбрал самую большую и мясистую, положил в тележку, но она вернула обратно:
  - Эта слишком старая, - со знанием дела поучала его, - надо выбрать помоложе. Проводишь ногтём по кочерыжке, если царапины не остаётся, значит старая.
  
  На самом деле, в этой жизни ему вряд ли представится случай или появится желание снова покупать овощи. Она нагнулась, выбрала два кочана и положила в тележку. Листы только-только обдали водой, несколько капель попало ему на тыльную сторону ладони, прохладно. Изумрудно-зелёная капуста была обмотана красными пластиковыми нитями, сплетение красного и зелёного - цвета инь и янь, очень красиво. Так красиво, что кажется, они искусственные.
  
  Цзяци настаивала, надо купить торт. Их готовили прямо в пекарне супермаркета, точно свежие. В очереди стояло много людей, сладкий запах свежеиспечённых тортов витал в воздухе. Она повернулась к нему, улыбаясь:
  - Со взбитыми сливками?
  
  Её улыбка тёплая и мягкая, как сладкий аромат торта.
  
  Снова обратилась к нему:
  - С фруктами наверху: немного манго и питайя*.
  
  Он не отвечал, она, шутя, протянула руку и помахала у него перед лицом:
  - Босс, очнись, я хочу манго, хорошо?
  
  Он улыбнулся, чтобы скрыть своё настроение:
  - Не лучше ли тогда пойти купить манго.
  
  - Отдельно неинтересно, - Цзяци снова отвернулась и с вожделением рассматривала торт со взбитыми сливками и фруктами. - Мне нравится тот, на верхней полке с манго.
  
  Как ребёнок, он невольно снова улыбнулся.
  
  Потом когда большие и маленькие пакеты загрузили в машину, Жуань Чжэндун сказал:
  - Никогда не думал, что на кухне нужно столько вещей.
  Цзяци вздыхала по другому поводу:
  - Никогда не думала, что будет так дорого.
  
  Они накупили кухонной утвари более чем на восемь тысяч юаней и в результате получили четыре подарочных подушечки. Цзяци обхватила пару:
  - У, мягкие.
  
  - Нравится - забирай, - сказал он, - всё равно мне не надо.
  
  - Тогда я возьму две, а две другие оставлю тебе.
  
  Ему понравился такой метод распределения, делить что-то с ней пополам.
  
  Машина медленно пробирались в потёмках первого зимнего месяца. По обе стороны дороги ослепительные огни, похожие на пару нитей жемчуга, которые, блестя и извиваясь, исчезали вдалеке. Ласковые сумерки как гладь воды, в машине слишком тепло, лицо щёки Цзяци неожиданно раскраснелись.
  - Когда учились в университете, - рассказывала она, - если не было дел, во время заката садилась одна на 300-ый кольцевой маршрут. Сидишь в автобусе, ни о чём не думаешь, только наблюдаешь, как небо постепенно темнеет.
  
  - Оригинальничала, - прокомментировал он.
  
  Она подумала и кивнула головой, признавая:
  - Я иногда оригинальничаю.
  
  Он промолчал, из-за того, что чуть не ляпнул, что она оригинальничает очень мило.
  
  Готовила она тоже очень мило. Важно, как командир, указывала ему принести то, другое. Нужно было помыть овощи. Он стоял в дверях кухни, не соглашаясь войти и протестуя:
  - Благородный муж держится подальше от кухни.
  В тот момент она резала помидоры, даже головы не подняла:
  - Тогда не дождёшься, когда сможешь поесть.
  
  Он не хотел долго ждать, пришлось подчиниться приказу.
  
  Когда настала пора класть овощи в котёл, выяснилось, что кое-что важное они не купили - фартук.
  
  Цзяци заохала:
  - Надо обжаривать в масле, с моей одеждой можно считать покончено.
  
  Он сказал:
  - Подожди, - пошёл в спальню и принёс свою футболку. - Вот, повяжи это.
  
  Взглянула на бренд и присвистнула:
  - До чего докатились!
  В одной руке у неё была тарелка, в другой палочки для размешивания говядины, он, не раздумывая, обмотал длинные рукава футболки вокруг её талии. Талия тонкая и мягкая. Жуань Чжэндун вспомнил фразу 'талия на один обхват руки'.
  
  С трудом пересилил себя, чтобы не обхватить эту талию.
  
  Из рисоварки вырвался белый пар, говядина с острым перцем тоже была готова. Она прихватила палочками кусочек мяса, чтобы попробовать, он запротестовал:
  - Не ешь втихаря!
  Она пристально посмотрела на него, только и оставалось, что протянуть кусок ему. Действительно очень вкусно, ароматно, нежно, кусок мяса, как проскользнул. Он никогда не пробовал такой заглазурованной говядины, только чувствовал, что очень вкусно.
  
  Приготовили два главных блюда и суп: говядину с острым перцем, жареные овощи и суп с яйцами и помидорами.
  
  Он подогрел шаосинское вино, сказал, подарок друга. Цзяци знала в этом толк, понюхала и сразу разахалась:
  - Это же тридцатилетняя выдержка. Твой друг не прост. Такого вина нет и на официальных приёмах, так как количество его ограничено, рассчитано лишь на руководителей.
  
  Он не ожидал:
  - Как ты узнала?
  
  - Я из Дунпу в Шаосине, мой отец работал на винной фабрике.
  Глубоко вдохнула и воскликнула:
  - Какой аромат!
  
  Выпили на двоих полбутылки. Жуань Чжэндун никогда не думал, что Цзяци в выпивке почти равный по силе соперник. В итоге съели очень много, Цзяци даже взяла вторую плошку риса, объелись. Цзяци привалившись к спинке стула, вздохнула:
  - Купили так много вещей, а сделали лишь несколько блюд, чересчур расточительно.
  
  Он тоже чувствовал себя мотом, в нынешней ситуации это было расточительно и роскошно. В лёгком тумане хмеля, действительно, роскошно.
  
  Загадывали желание на свечках. Цзяци выключила свет, лишь пламя свечей колыхалось на торте. Улыбнулась сладко, как на рекламе:
  - Загадывай желание!
  
  Он чувствовал, что пьян, шаосинское вино тридцатилетней выдержки постепенно давало о себе знать, в лёгком головокружении хихикнул и задул свечи.
  
  Сразу наступил мрак.
  
  Глаза постепенно привыкли к темноте. Мало-помалу можно было различить её силуэт на другой стороне дивана. За панорамными окнами холодные сумерки, бледно серый лунный свет проникал в комнату, позволяя смутно разглядеть её тень. Черты лица совершенно не различимы, но это она, ясно, что это она.
  
  Повернулась к нему и, смеясь, спросила:
  - Что загадал? - Но сразу спохватилась. - Не говори, не сбудется.
  
  Он и не собирался говорить. Непонятно почему она почувствовала тревогу, сказала:
  - Я включу свет.
  
  Прошла мимо него, оставив лёгкий аромат неизвестных духов. Он не разобрал каких, только глубоко вдохнул, чувствуя необъяснимую сентиментальность.
  
  Лампа уже светила, она сказала:
  - С днём рождения!
  Вытащила маленькую коробочку, возможно, только что купленную в супермаркете. Когда он стоял в очереди, чтобы расплатиться на кассе, она отлучалась ненадолго, думал, что ходила в туалет, оказывается, покупать подарок.
  
  - Что это?
  
  Лукаво улыбнулась:
  - Открывай.
  
  Это была пара серебряных запонок очень простого фасона. Грустно сказала:
  - Потратила больше двух тысяч юаней, не подумай, что плохие.
  
  Он примерил, дал ей взглянуть, похвалил:
  - Отличный вкус.
  
  Скромно похвасталась:
  - Я помчалась в специальную секцию, сказала, что хочу самые дорогие, они дали эти.
  
  По выражению лица Жуань Чжэндуна нельзя было понять, рад он или нет. Она сказала:
  - Эй, осталось ещё полбутылки. Такое хорошее вино, не пропадать же ему.
  
  Налущила тарелку арахиса, добавила немного соли, неожиданно оказалось, очень вкусно похрустеть. Она не пользовалась палочками, Жуань Чжэндун тоже брал арахис руками, оба хихикали и чувствовали себя пьяницами. С арахисом незаметно для себя выпили по два стакана вина, оба захмелели и полностью расслабились. Цзяци, решительно усевшись на пол перед журнальным столиком, перебирала его ДВД:
  - Эй, здесь несколько отличных дисков, возьму посмотреть.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Хорошо, - и неожиданно предложил, - давай сыграем на пальцах.
  
  Цзяци развеселилась:
  - Идёт, выигравший рассказывает анекдот, проигравший выпивает.
  
  Жуань Чжэндун не согласился:
  - Рассказывать анекдоты не интересно, давай правдивые истории о себе, проигравший выбирает тему.
  
  В результате в первый раз выиграла она, Жуань Чжэндун выпил стакан и задал тему:
  - Расскажи о самом радостном событии.
  
  Она подумала:
  - Самом радостном? Самым радостным была поездка на реку. Тоже много выпили. Впрочем, тогда было пиво. Погода жаркая до невозможности, все быстро обгорели до такой степени, что кожа слезала. В тот день ели вкусные куриные крылышки...
  Откинула голову на диван, на диване лежала куча тех подушечек, обхватила их, поверхность рыхлая и мягкая, подоткнула вокруг себя, очень удобно. Он спросил:
  - А дальше?
  
  - Дальше ничего не было.
  
  Он засмеялся:
  - Так не считается, разве это весело, не считается.
  
  - Тогда думала, это самое радостное событие.
  
  Как будто даже всхлипнула, на самом деле, всё уже в прошлом, то время, такое хорошее и красивое, осталось только в воспоминаниях.
  
  Во второй раз она снова выиграла, он загадал:
  - Расскажи о твоём самом любимом человеке.
  
  Она пристально посмотрела на него, он расхохотался:
  - Хватит сверлить меня взглядом, кто просил выигрывать.
  
  Рассказала ему об отце. Когда была маленькой, отец уходил на работу, а она одна запиралась в доме. Как-то перевернула кастрюлю кипятка, ожог на половину тела. Так плакала, даже горло осипло. Соседка, бабушка Чэнь, услышала, позвала людей. Залезли через окно, чтобы открыть дверь, отвезли её в больницу.
  
  Потом в больнице она в первый раз видела, как плачет отец. Большой мужчина, а слёзы капают, не переставая, 'кап-кап', и только зовёт её детским именем:
  - Наньнань, не плачь. Наньнань.
  
  На самом деле сам он плакал ещё горше, чем она. Когда в больнице накладывали лекарство, плакал, как ребёнок, который сделал что-то неправильно, так виновато, так грустно, так беспомощно.
  - У папы была только я, поэтому всеми силами я старалась быть весёлой, старалась, чтобы у меня все было хорошо, потому что это делало его счастливым. Но до самого конца... Я всё-таки не смогла...
  Она опустила голову, сжимая в руках фарфоровую чарку, простую и старую, но с очень красивой глазурью, 'оливково-зелёный юэский обжиг* собрал изумрудную зелень вершин'. В детстве отец учил её стихам Лу Гуймэна*. Расскажет наизусть, получает поощрение. На самом деле, только пару кусков пряного копчёного тофу, но тогда лакомств было мало, кусок пряного тофу она могла растянуть на долгое время, чем дольше жуёшь, тем вкуснее. Ребята во дворе завидовали из-за того, что отец баловал её. Мог поехать в Ханчжоу и, потратив пол зарплаты, купить ей самую красивую юбку, ещё мог попросить сослуживца из Шанхая привести для неё шоколада. В то время она было маленькой принцессой. Что с того что нет мамы, отец слепо и горячо любил её. Она была самой большой гордостью отца. Соседи, если речь заходила о ней, всегда хвалили:
  - Дочь мастера Ю, такая послушная, и учится хорошо.
  
  Когда она поступила в тот университет, это была сенсация на весь переулок. Даже соседи через ручей знали, дочь мастера Ю сдала экзамены в самый престижных университет. Профсоюз винодельни поощрил её пятьюстами юанями. Деньги хоть и небольшие, но отец был очень рад, из-за того что его дочь такая выдающаяся.
  
  Но всё это упорство, на самом деле, не принесло пользы.
  
  Он помолчал немного и только потом спросил:
  - Где сейчас твой отец?
  
  - Умер.
  Через столько лет она, наконец, могла спокойно и даже как бы мимоходом говорить об этом болезненном событии, похоже, в конце концов, осознав и приняв этот факт:
  - Инсульт, два приступа подряд, ушёл очень быстро, не мучился.
  
  Влажный налёт слегка туманил глаза, она взяла пару орехов и положила в рот, рассыпчатые и хрустящие, потом продолжила, как ни в чём ни бывало:
  - Давай ещё.
  
  В этот раз, наконец, выиграл Жуань Чжэндун. Она неторопливо выпила стакан, свет лампы отражался в глазах, как от поверхности воды:
  - Расскажи ты мне о самом любимом человеке, не вздумай врать.
  
  Он сказал:
  - Такого нет.
  
  Она не приняла ответ:
  - Обманщик, обманщик, как это нет? В романах постоянно пишут, в сердце плейбоя всегда есть тайная возлюбленная. Поэтому они и становятся плейбоями. Рассказывай, я слушаю. Послушаю и, ручаюсь, сразу забуду.
  
  Он улыбнулся:
  - Правда, нет.
  С немного сонным выражением, жуя арахис, снова выпил стакану. Вообще-то он не должен был пить, так как в этот раз выиграл. Цзяци чувствовала, что он пьян, поэтому только улыбалась, он тоже улыбался:
  - Если я выдумаю историю, чтобы обмануть тебя, ты ведь даже не узнаешь?
  
  Она великодушно предложила компромисс:
  - Тогда расскажи о человеке, который тебе нравился в прошлом.
  
  Он поднял лицо вверх, подумал и сказал:
  - Когда я был маленький, ну не таким уж маленьким, пятнадцать лет, мне нравилась одна девочка, моя одноклассница.
  
  Она захлопала в ладоши:
  - Это здорово! Увлечение детства, если уж любишь, то искренне и просто.
  
  - Тогда я был горд и высокомерен, никогда с ней не заговаривал, только наблюдал издали. Ещё боялся, что она заметит.
  Цзяци захихикала:
  - Подумать не могла, такой человек, как ты, способен тайно любить кого-то.
  
  Он тоже улыбнулся:
  - Немного глупо. Потом мы с моим близким другом напились, были очень пьяны, и разговор зашёл об этом деле. Он был поражён, так как даже не догадывался, что мне нравится та девочка.
  
  Она развеселилась:
  - Почему же ты не рассказал ей?
  
  Он слегка улыбнулся, опустив голову к фарфоровой чашке, разглядывал янтарную жидкость, густая, как мёд, аромат так и шибает. Тридцать лет, такой долгий срок необходим, чтобы вызрел подобный аромат. Если ферментировать то нагромождение тайных желаний, они тоже могли бы постепенно породить подобного рода терпкую, вяжущую остроту. Когда пьёшь, не ощущаешь, а потом по ниточке из горла в желудок, тяжело и приятно, обжигающее чувство медленно распространяется, вызывая лёгкое головокружение. Возможно, это предопределение.
  - Она не любила меня, я не мог позволить ей узнать.
  
  
  Примечания к главе 10.
  Jack Daniels - виски.
  Салатная капуста - речь идёт о капусте полевой (Brassica campestris L.)
  Питайя - или питахайя, фрукт дракона.
  Юэский обжиг - марка синего фарфора. В тексте приведён отрывок стихотворения эпохи Тан, восхваляющее фарфор округа Син.
  Лу Гуймэн - поэт, рождение неизвестно∼ 881год
  
  
  11
  В тот день было выпито слишком много вина, так что, в конце концов, оба не заметили, как уснули.
  
  Цзяци проснулась на диване, укрытая одеялом. В комнате было тепло из-за включенного отопления. Жуань Чжэндун спал на другом диване. Похоже, вчера он тоже напился и уснул, не дойдя до спальни. Спал без одеяла, одна рука свешивалась к полу. Его шёлковая рубашка давно помялась, под головой кое-как подложенная диванная подушка, в объятьях другая. Всегда такой аккуратный, даже в пижаме способный произвести впечатление, сейчас он выглядел немного комично, будто другой человек.
  
  Цзяци осторожно поднялась. Жуань Чжэндун не проснулся, постояла в нерешительности, но всё-таки не стала будить его.
  
  На кухне осталась вчерашняя посуда, сложила её в посудомойку, сварила котелок каши. Увлечённая хлопотами вдруг заметила мелькание света и тени, обернулась, оказывается, Жуань Чжэндун.
  
  Он был всё в той мятой же шёлковой рубашке, обеими руками упирался в косяки двери. Цзяци вздохнула про себя, даже растрёпанный этот мужчина не выглядел хуже. Можно было подумать, что это своего рода свободный стиль. Взглянула и отвернулась. Он улыбнулся:
  - Девушка-улитка*, я собираюсь спрятать твой панцирь.
  
  Цзяци, недолго думая, ответила:
  - В этом нет необходимости. За полторы тысячи юаней в месяц, гарантирую, управляющий домом сможет найти для тебя очень работающую улитку с почасовой оплатой.
  
  Рассмеялся и пошёл в ванную. Когда вернулся, Цзяци ещё трудилась. Засучил рукава:
  
  - Я помою чашки, а ты отвечаешь за завтрак.
  Цзяци удивилась:
  - Ты умеешь мыть чашки?
  
  - Я был в армии! - возмутился он
  Не поверив, переспросила:
  - Что, правда, был в армии?
  - Во флоте. В подчинении деда, который в то время был адмиралом. Мой отец попросил его, как следует вправить мне мозги. Держали под полным контролем, слишком жестоко. В жизни не было такого ужаса, - он тяжело вздохнул. - В то время моей маме даже не позволяли говорить со мной по телефону. Вот уж действительно 'народ отвернулся и родственники покинули'.
  
  Она не могла сдержать смех. Солнечный свет проникал в окно, чистый и прозрачный, как её глаза.
  
  Каша получилась ароматная, белый рис с поджаренными полосками теста. Цзяци сказала:
  - Ещё бы тарелочку солений и было бы идеально.
  
  Жуань Чжэндун рассмеялся:
  - Уже очень хорошо, - потом помедлил и сказал. - Идеальней не надо.
  
  Он переоделся в свободную белую футболку и белые штаны. Редко кто, одетый во всё белое, мог выглядеть так хорошо. Как говорится, 'Ветер Юйшу'*, очень популярное выражение. Но Цзяци никак не могла выкинуть из головы другой образ.
  
  Тогда была суббота. Позавтракав, он собирался пойти поиграть в сквош и попутно забросить её домой. Но на полдороге Цзяци позвонили с работы, ситуация требовала выйти сверхурочно.
  
  Жуань Чжэндун отвёз её в офис. Как нарочно выходящая из такси Чжоу Цзинань это увидела. В лифт они вошли вдвоём, Чжоу Цзинань расплылась в улыбке:
  - Вот значит как, быстренько съехались. Эта компания слишком бесчеловечна, спозаранку вызывает людей работать сверхурочно, бессовестно тревожит сон мандаринок, приходится вылезать из постели, заводить машину, ай-яй-яй...
  
  Цзяци закатила глаза к потолку:
  - От плохого человека не жди доброго слова. Кто это с ним живёт вместе.
  
  - Тогда последнее время он так любезен, время от времени подвозит. Посмотри, как он улыбается, глядя на тебя, в глазах прямо электрическая дуга, 'джи-джи', не поверю, что ты этого не чувствуешь. Сегодня с утра пораньше привёз тебя, у обоих на лицах весна буйным цветом, будешь утверждать, что между вами ничего нет, тогда даже брат Цзинь может превратиться в Ян Го*. Убей меня, не поверю.
  
  От такого заявления Цзяци опешила, потом хорошенько подумав, почувствовала, что зашла с Жуань Чжэндуном слишком далеко. Так продолжаться не может, надо найти удобный случай, сказать, что им больше не следует встречаться.
  
  Он не из тех, кто не умеет держать себя в руках, но ситуация с покупкой подарка разозлила его, заставив потерять контроль. Когда он поцеловал её, она растерялась, не зная, как поступить. Столько силы, думала, ей никогда не вырваться. Но в итоге он отпустил руки и только смотрел на неё, бормоча: 'Как возможно, что это ты?'
  
  В тот момент он выглядел усталым, в глазах непонятная тоска. Смотрел, как смотрят на незнакомца, которого в первый раз видят.
  
  То ли от нервозности, то ли от смущения её глаза наполнились слезами, вот-вот хлынут потоком.
  
  Затем они просто перестали видеться, до того момента пока она ни пришла в больницу.
  
  У Цзяци возникло ощущение нереальности происходящего. Та встреча с Мэн Хэпином в больнице - совершенно немыслимо. Казалось, это только её воображение, потому что все эти годы она много раз мечтала, вот если бы снова встретиться с Мэн Хэпином, если бы можно было ещё раз увидеть его.
  
  Из-за того что столько раз представляла эту сцену, в тот момент, когда в конце концов она действительно столкнулась с ним, казалось, пространство и время перевернулись, и всё стало похожим на сон.
  
  Даже почти начала бояться новой встречи с Мэн Хэпином. Он оставил её слишком давно и больше не принадлежит ей. Довольно жестоко снова появиться в её жизни, оставляя её при этом сторонним наблюдателем.
  
  Никак не думала, что превратится в страуса, но ничего не могла с собой поделать.
  
  Чжоу Цзинань спросила её:
  - Почему это не пойдёшь в больницу? Богачи раньше оказывали тебе внимание, ты не можешь быть такой неблагодарной.
  
  Цзяци долго набиралась решимости, чтобы снова навестить Жуань Чжэндуна.
  
  У ворот больницы ужасная пробка, в воздухе смрад выхлопных газов такси, сирены зажатых машин скорой помощи, как несмолкаемый гул мирской суеты. Цзяци стояла перед дверями цветочного магазина, хозяин, пользуясь случаем, энергично рекламировал свой товар:
  - В больницу? Купите букет, свежие цветы - очень уместно. Вот красные лилии только сегодня срезаны.
  Цзяци, вспомнив корзины с цветами, заполнившие полкоридора, невольно усмехнулась. Вдруг в середине прекрасного разноцветия увидела вкрапление белого. Протянула руку, извлекла тонкую ветку, из-за длинного стебля она выглядела ещё более сиротливо.
  
  Спросила:
  - Сколько стоит?
  
  Продавец принялся отговаривать:
  - Для визита к больному - неудачный выбор. Эти цветы не подходят для подарка пациенту. Купите букет красных лилий, красиво смотрятся, хорошо пахнут.
  
  Ненадолго задумалась, но снова сказала:
  - Это не для больного, сколько стоит?
  
  - Десять юаней.
  
  Уже много лет она не покупала цветов имбирной лилии*, хотя раньше бывало частенько. Когда ходили с Хэпином на рынок за продуктами, попутно брали две или три ветки. Никогда не думала, что сейчас это стоит десять юаней.
  
  Жуань Чжэндун, увидев цветы, неожиданно очень обрадовался:
  - Это мне?
  
  Её хорошее расположение сразу испарилось:
  - Придумаешь тоже, это я для себя, поставлю в вазу.
  
  - Жадина, - веселясь, слегка прищурил глаза. - Каждый раз приходишь с пустыми руками, хорошенькое дело!
  - Полкоридора заставлено подаренными тебе цветами, ещё не достаточно.
  
  Кто-то постучал в дверь не сильно и не слабо, три раза. На самом деле, она была открыта. Жуань Чжэндун повернул голову, в дверях стояла Жуань Цзянси. Её высокая фигура издалека смотрелась, как стебель индийского лотоса, чистая и уравновешенная красота. Но улыбка очень приятная, глядя на них двоих, она только улыбалась.
  
  - Ты почему пришла? - спросил Жуань Чжэндун.
  
  - Секретарь Чжан сказал, мама собирается навестить тебя после обеда, поэтому просил меня тоже зайти. Вижу, я рано. Войду пока?
  Жуань Цзянси поздоровалась с Цзяци, по-прежнему улыбаясь:
  - Цзяци, - она даже оказалась в курсе, как её зовут, - очень красивые цветы, как они называются?
  
  - Имбирная лилия.
  
  - А... В нашем саду есть похожие, только красного цвета. Напоминают бабочек, действительно, очень красиво.
  
  Жуань Чжэндун возразил:
  - В саду маки, а это лилии.
  
  - Нет же, там лилии, - настаивала Цзянси, - ты как давно не был дома? Небось уже забыл, в какой стороне дом.
  
  Пока разговаривали, зазвонил телефон. Жуань Чжэндун поговорив, бросил взгляд на Цзяци и сообщил сестре:
  - Секретарь Чжан с мамой пришли.
  
  Цзяци почувствовала себя неудобно. Из-за того, что пришла мама Жуань Чжэндуна, неизвестно почему она испытывала смутную тревогу, поэтому сказала:
  - Боюсь, мне надо идти, ещё есть дела в офисе.
  
  Вышла из лифта, навстречу человек, окружённый группой врачей в белых халатах, они толпились, как звёзды вокруг луны, чуть не столкнулись с Цзяци. Она тогда не обратила внимания, в сумочке зазвонил телефон, руки были заняты цветами, отвлеклась, чтобы достать его и ответить.
  
  Вечером Цзяци и Чжоу Цзинань пошли поесть баранины в котелке. Они частенько приходили в эту закусочную. Здесь вкусно готовили, поэтому всегда многолюдно, не протолкнёшься. Котелок бурлил, аромат баранины, душистого лука, чеснока... дымящийся бульон. Чжоу Цзинань любила эту закусочную, говорила, ещё даже не начал есть, только взглянул и сразу теплее. Цзяци тоже любила бывать здесь, ей была важнее приподнятая атмосфера, повторяя за Чжоу Цзинань, посмотришь и сразу теплее. По телевизору как раз передавали новости, за гулом голосов не разобрать, о чём говорят. Цзяци подцепила палочками баранину, случайно подняла глаза и бросила взгляд на телевизор. Баранина слишком горячая, обожглась, поморщившись, спросила Чжоу Цзинань:
  - Эй, кто тот человек в новостях?
  
  Чжоу Цзинань, мельком взглянув на экран, сказала:
  - Похоже, это чья-то жена, - и переспросила. - А что такое?
  
  Цзяци покачала головой:
  - Ничего, обозналась.
  
  Вечером неожиданно раздался звонок от Жуань Чжэндуна. Было уже поздно, он снова звонил без особого повода. Цзяци немного устала, лёжа на кровати под светом бра листала роман, слушала, как он слово за слово, трепался, рассказывал о красивой медсестре. Цзяци не могла сдержать улыбку, даже в больнице не угомонится, обхаживает медсестёр.
  
  - Кто сказал, что я обхаживаю медсестёр, - возразил Жуань Чжэндун, - это они меня обхаживают.
  
  Цзяци над ним подтрунивала:
  - С чего это ты заговорил, как Бай Ян?
  
  - Бай Ян - это кто? - переспросил Жуань Чжэндун.
  
  - Не скажу.
  
  Он помолчал немного и спросил:
  - Это мужчина?
  
  - Да. Очень хороший человек, - сказала Цзяци, сама еле сдерживая смех. - Это по телевизору, не воображай себе, что попало.
  
  Произнеся это, сразу пожалела, и впрямь он развеселился:
  - Кто это воображает, я никогда ничего не воображаю, - и снова спросил. - Чем занимаешься?
  
  Цзяци корила себя, что ляпнула лишнее, вздохнула:
  - Читаю книгу, собираюсь спать. Тебе тоже надо отдыхать, ты же болеешь, ложись пораньше. Пока.
  И не дожидаясь, что он скажет, быстро повесила трубку.
  
  На самом деле она не могла уснуть. Потянулась с постели к словарю испанского языка, стала повторять перевод слов. Эта привычка осталась у неё ещё со времён учёбы. Однажды, страдая бессонницей, взяла толстый словарь, начала переводить слова, повторяла - повторяла да и задремала. Ночь тиха, а она сидит, поджав ноги, и бормочет себе под нос. Прямо как Тансэн*, еле сдерживала смех. Когда дошла до слова 'bailar'*, зазвонил телефон, она взглянула на номер - Жуань Чжэндун. Как-то странно, но всё-таки взяла трубку.
  
  - Ещё не спишь? - спросил он.
  
  - А?
  
  - Можешь спуститься?
  
  В голове мешанина слов и значений, сразу даже не поняла и глуповато переспросила:
  - Куда спуститься?
  
  - Вниз.
  
  Вздохнула, спрыгнула с кровати и раздвинула шторы. Холодная ночь первого месяца зимы, даже уличные фонари жужжали уныло, единственное такси стояло у подъезда.
  
  Слишком высоко, не разглядишь кто в нём, лишь неясный силуэт.
  
  Наспех накинула пальто и спустилась. Войдя в лифт, обнаружила, что всё ещё держит в руке телефон и одета в домашние тапочки, но не стала придавать этому значение. Вышла и сразу увидела Жуань Чжэндуна, который стоял, прислонившись к такси. В тонком чёрном кашемировом пальто, обе руки в карманах, вид возвышающегося над суетой красивого барина, казалось, что опирается о собственный Майбах.
  
  Она смешалась:
  - Ты что здесь делаешь? Как сбежал из больницы? Жить надоело?
  
  Улыбнулся, изо рта вырывался пар:
  - Садись в машину, поговорим, очень холодно.
  
  Действительно холодно, в машине водитель радостно напутствовал с переднего сидения:
  - Девушка, хорошенько поговорите. Парень за полночь прибежал, должно быть, искренен.
  Наверное, думал, что они поссорившиеся любовники. Цзяци стало совсем тоскливо. Таксист, договорив, вышел из машины и закурил. Машину не заглушил, мотор гудел, тёплый воздух обдувал лицо, она спросила:
  - Зачем приехал?
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Ты вот ни чуточку не романтик, как чужой человек. Я среди ночи, неожиданно, больной приехал, кто бы ни растрогался?
  
  Цзяци, не знала то ли радоваться, то ли плакать:
  - Возвращайся быстрее, хорошо. Что-нибудь случится, я не могу взять на себя такую ответственность.
  
  Он снова рассмеялся. Узкие и длинные глаза феникса со странным выражением счастья только блеснули в прищуре:
  - Как, ты не хочешь взять за меня ответственность?
  
  - Можешь быть немного посерьёзней? - обессилено сказала Цзяци
  
  - Я никогда не был так серьёзен.
  
  Цзяци почувствовала, что разбита в пух и прах:
  - Как тебя отпустили из больницы? Надо скорее вернуться, ты же болен.
  
  - В больнице не отпускали, - ответил Жуань Чжэндун, - но я использовал мужское обаяние, чтобы ввести в заблуждение дежурную медсестричку, и втихую сбежал. А тут ты с недовольным видом, легко ли мне?
  Цзяци хихикнула, но сразу же сдержала улыбку:
  - Ты всё-таки возвращайся, уже поздно, к тому же холодно, простудишься.
  
  - Это ты так за меня волнуешься?
  
  Цзяци поняла, что попытка не удалась, расстроилась:
  - Да, да. Я очень волнуюсь за тебя. Хотел что-то сказать, позвонил бы. Ты пока возвращайся, ладно?
  
  Он вдруг перестал улыбаться и холодно произнёс:
  - Не пойдёт, - потом помолчал и снова продолжил. - Я хочу тебе кое-что сказать, скажу и уйду.
  
  В салоне как будто разом стало тихо, лишь шорох потока тёплого воздуха из дефлектора кондиционера машины. У Цзяци внезапно заколотилось сердце, она с трудом улыбнулась:
  - Что ты хотел сказать?
  
  Он неожиданно расхохотался:
  - Смотри, как напугал тебя. Думаешь, пришёл занять денег? На самом деле, хочу попросить тебя об одолжении, достань мне немного сигарет. В больнице не разрешают курить, Цзянси тоже не соглашается помочь. В конце концов, ведь речь идёт о моей жизни. Скажи, почему при гепатите надо отказываться от курения, это же не воспаление лёгких. Эти врачи, что один, что другой болтают чепуху.
  
  Она, действительно, была напугана, так, что до этого момента даже сдерживала дыхание.
  - Тогда может не надо. Раз врачи сказали не курить, значит, есть причины. Я не могу помочь тебе в этом.
  
  Он рассердился, начал выговаривать ей:
  - Где справедливость? Вроде мы с тобой друзья, а в такой мелочи ты отказываешься мне помочь.
  
  - Ладно, что ты обычно куришь? - чтобы уже отделаться от него, спросила она. - Я завтра куплю.
  
  На самом деле она знала, что он курит. Видела несколько раз, белая пачка, без названия и товарного знака. Такие сигареты специально доставляли из Юньнаня. В те годы Мэн Хэпин привёз пару подобных пачек её отцу. Поэтому каждый раз, видя как Жуань Чжэндун курит, она испытывала своего рода непонятное огорчение. Но это всё в прошлом, поэтому просто спросила его.
  
  И впрямь, он задумался:
  - Я привык к одному сорту, здесь, боюсь, такого нет. Помоги мне достать. Знаешь Жун Бо, я дам ему твой мобильный, завтра встретишься с ним, заберёшь.
  
  Жун Бо? Она вспомнила, первый раз, когда играли в маджонг, он говорил, что она 'что-то невиданное'. Этот же президент Жун в прошлый раз одним росчерком пера помог им, и её начальник ещё называл его 'младший Жун'. Впрочем, человек с хорошими манерами и выглядит симпатично. Все друзья Жуань Чжэндуна - драконы и фениксы среди людей, безукоризненно одетые, ничего неподобающего. Она, вздохнув, сказала:
  - Ты всё-таки не кури, даже здоровому человеку курить вредно, а тем более сейчас, когда ты болен. Раз уж врачи советуют не курить, то и не надо.
  
  Он неожиданно рассердился:
  - Не хочешь не надо. Что я не найду кого-нибудь, кто мне поможет? Вылезай из машины, не хватало ещё твоих поучений.
  
  Цзяци растерялась и, не сказав ни слова, толкнула дверцу машины, чтобы выйти. Он болен, настроение то вверх, то вниз, она может отнестись снисходительно и не станет препираться. Но прежде он никогда не показывал свой норов, это в первый раз, даже непонятно, что спровоцировало его. Водитель, прятавшийся в деревьях от ветра, увидев, что она выходит из машины, бросил бычок и направился к ней. Улыбнулся:
  - Поговорили?
  
  Она слегка кивнула, с трудом улыбнулась в ответ. На самом деле это от холода, она не надела шерстяной свитер, пальто не спасало, ветер дул прямо в шею. От холодного воздуха она закашлялась и, спеша, направилась к дому.
  
  Как вошла в лифт, зазвонил телефон. Взглянула - Жуань Чжэндун. Не хотелось брать трубку, но она всё-таки взяла.
  
  В трубке долго молчали, можно было даже расслышать его дыхание и смутный гул мотора машины. Наверняка уже в дороге, чего снова звонить? В итоге не сдержалась:
  - Что-то ещё?
  
  - Цзяци, прости, - произнёс он.
  
  Она заспешила:
  - Всё в порядке, я уже забыла. Ты был не в духе, кинул пару слов, без проблем.
  
  - Нет, я был неправ.
  
  - Всё в порядке, - пыталась успокоить она его, - правда, всё в порядке. Я не придала значение, не принимай близко к сердцу.
  
  - Нет, - упорствовал он, - то, что я сказал, было ошибкой, Цзяци, я неправ. На самом деле, я приехал сегодня не из-за сигарет, я хотел увидеть тебя. Цзяци, то, что я только что наговорил неправда, сам не знаю, что на меня нашло. Может, я не мог вынести, что ты так держишься со мной, притворяешься ничего не понимающей. Я не мог вынести...
  
  Он остановился, голос стал ещё грустнее:
  - Я люблю тебя.
  
  
  Примечания к главе 11.
  Девушка-улитка - аналог сказки о Царевне-лягушки; сказка о том, как мужчина принёс домой улитку, а она оказалась девушкой, которая втайне занималась домашними делами.
  'Ветер Юйшу' - "яшмовое дерево на ветру", красивый талантливый человек.
  'Я превратился в Ян Го' - интернет роман автора Чэнь Чэнь Сяо Тянь.
  Имбирная лилия - гедихиум венценосный.
  Тансэн - одно из имен Сюаньцзана, знаменитого китайского буддийского монаха, учёного, философа, путешественника и переводчика времён династии Тан
  'bailar' - танец (исп.)
  
  
  12
  Цзяци спала плохо, снилась больница. За дверями палаты среди ночи кто-то тихо плакал. Она вышла посмотреть. Юная девушка, возможно, лет двадцати, спрятав лицо, рыдала навзрыд. Хотела подойти, спросить, может, нужна какая-нибудь помощь, но ноги почему-то не двигались, только и оставалось стоять, смотреть сторонним наблюдателем. Потом, наконец, девушка подняла голову, слёзы размазаны по всему лицу. Неожиданно оказалась, это она сама.
  
  В этот момент Цзяци проснулась в холодном поту, в темноте было слышно только, как стучит сердце, 'тук-тук'. Немного посидела, в потёмках пошла на кухню, выпила стакан горячей воды, сердце всё ещё прыгало, как ненормальное. Снова легла, но уснуть не могла, закрывала глаза и будто опять оказывалась в больнице.
  
  Именно в то время она узнала, что означает 'попасть в безвыходную ситуацию'.
  
  Деньги утекали как вода, скудные накопления отца - капля в море, больница каждый день направляла требования об оплате.
  
  Очень тонкая бумага, держишь в руке - ломкая и хрупкая, шуршит, сплошь покрыта названиями необходимых лекарств и перечнем расходов. Сердце как огнём объято, во рту кровавые волдыри, но боли не чувствуется. Как тут почувствовать, два дня и две ночи не сомкнув глаз, в пустой желудок будто засунули громадный булыжник. Губы все в засохших струпьях, трескаются, кровят.
  
  Мама Мэн Хэпина оставила карточку с пятьюдесятью тысячами юаней. Много раз она вставляла карточку в банкомат и снова вытаскивала.
  
  Изо всех сил стучала по банкомату, ударяясь об острые углы, так что разбивала руки, кровь сочилась, размазывалась по глазам, ничего не видно, только сплошная краснота, медленно затвердевающая в коросту. Рука, цепляющаяся за холодный корпус банкомата, постепенно ослабев, соскользнула, будто из тела вытащили мышцы. Ледяной мрамор стены коснулся груди, холод, пройдя насквозь сердце и лёгкие, охватил лицо, похоже, только таким образом, можно было высвободить поток слёз.
  
  Глубокой ночью перед бездушным автоматом, она сидела там одна и, молча, плакала.
  
  В итоге всё-таки взяла деньги, на следующий день получила у стойки банка. Несколько толстых пачек розовых ассигнаций, половина старых, прошедших через множество рук, замызганных и грязных. Когда принесла в кассу больницы, кассир включил счётную машинку. Купюры, шурша, опрокидывались, образуя маленький розовый веер.
  
  Наворачивались слёзы, вот также и жизнь одним движением перевернулась с ног на голову.
  
  Но отец не дождался выписки из больницы. Сразу грянул второй инсульт ещё сильнее, чем первый. Кровоизлияние в мозг, один момент и руки разжались, дальше лишь бесконечная разлука.
  
  После первой операции, он на короткое время пришёл в себя.
  
  Уголок рта дёргался, фактически он уже не мог говорить. Цзяци наклонилась поближе, чтобы расслышать слабый голос.
  
  Он произнёс: 'Не...'
  
  Только одно слово, но она сразу поняла, что он имел в виду. Слёзы падали на белое одеяло с серым штампом и медленно расплывались. Она услышала свой голос, слабый, но отчётливый:
  - Пап, не волнуйся, я поняла.
  
  Тонкая рука отца была утыкана разноцветными трубками. Такая худая, что вены выступали наружу. Она и не знала, оказывается у него повышенное давление.
  
  В начальной школе несколько девочек третировали её из-за успехов в учёбе. Подговорили остальных не играть с ней, вдобавок обозвали её маму проституткой. Она подралась с ними, была побита до крови и не решалась идти домой. Болталась без дела с портфелем в руках, сидела на перилах моста, смотрела на реку. В узкую лодку грузили рис, навалили гору мешков. С пролёта моста спустилась вниз. Вода в реке глубокая и зелёная, поверхность медленно и беззвучно пенится белыми пузырями. Просидела там до темноты. В домах зажглись лампы, мягкий ночной ветер доносил из окрестных домов звук телевизионной программы CCTV, знакомо, но далеко.
  
  В итоге отец отыскал её.
  
  Совсем не ругался, молчал всю дорогу. Придя домой, дал ей горячей воды вымыть лицо и руки, даже не спросил, из-за чего случилась драка, почему не вернулась домой, только взял ватные палочки и стал смазывать ранки йодом.
  
  Когда капал на царапину, было очень больно, она крепко сжимала губы, но не издала ни звука.
  
  Отец тоже ничего не говорил. Потом принёс термос с кипятком, уже у двери обернулся и сказал:
  - Поешь.
  
  На столе зелёный марлевый колпак. Рана на тыльной стороне больно свербела. Медленно подняла синюшней рукой колпак, внутри оказалась тарелка с её любимым блюдом, креветками жареными в масле, белоснежные креветки уже остыли, но по-прежнему распространяли соблазнительный аромат.
  
  Достала миску, села за стол и молча принялась за еду.
  
  Отец, наконец, вернулся. Стоял, смотрел, как она ест. Потом подошёл, погладил её по голове, вытащил из сумки мандарин и дал ей.
  
  Большой мандарин, ярко-красный.
  
  Когда отец спокойно положил перед ней на стол мандарин, её рука, сжимавшая палочки, задрожала, а потом она разревелась.
  
  Она не раз видела отца во сне. Снилось детство. Спозаранку морозным зимним утром встаёт на учёбу, напяливает толстые ватно-шерстяные рейтузы, руки не слушаются, очень холодно. На дверце старомодного платяного шкафа в овальном зеркале её отражение, с трудом завязывает пионерский галстук. Из окна вдалеке внизу виден отец, суетящийся у печки. Она спускается, закинув за спину ранец. В крохотном дворике дым колышется на ветру. Отец специальными щипцами подкладывает в печь угольные брикеты, отмахивается от дыма, кашляет. Такой знакомый звук кашля. Спустившись по лестнице, она идёт сквозь пелену удушливого дыма, но отец не замечает её.
  
  Сердце колотится, просыпается посредине сна, всё лицо, оказывается, в слезах.
  
  Она так и не знает, что мама Мэн Хэпина сказала тогда отцу.
  
  Тем летом компания отправила Мэн Хэпина на объект в Гуйчжоу, пустынный приграничный городок, где даже телефон не ловит, чтобы позвонить, надо идти далеко на почту. Работа тяжёлая, но и оплата высокая. Мэн Хэпин всё время мечтал купить к свадьбе квартиру. Из-за этого проекта они не проводили отпуск вместе, Мэн Хэпин только звонил ей. У него постоянно текла кровь из носа. Когда звонил, в носу снова был засунут тампон, говорил хриплым голосом. Разделённые тысячей километров, Цзяци переживала до слёз, убеждала его оставить эту работу, мол, вернётся, найдёт другую, но он не соглашался:
  - Через месяц всё закончится, и я вернусь. Навести отца, ему одному одиноко.
  
  Из-за того, что у Мэн Хэпина не было прописки, они не могли оформить свидетельство о браке. Ещё Цзяци упрямо не соглашалась вступить в брак, не получив согласия родителей Мэн Хэпина, не хотела их обижать. В конце концов, они его родители, у них только один ребёнок, и противятся они тоже только потому, что любят его.
  
  Но Цзяци никак не могла предположить, что мама Мэн Хэпина приедет в Чжэцзян. Тогда шёл третий день отпуска, отец с утра пораньше поднялся и уехал в Ханчжоу, сказал, встретиться со старыми товарищами. В итоге не возвращался до позднего вечера. Цзяци не спала, рассеяно смотрела телевизор, периодически подбегала к окну взглянуть вокруг. Наконец, увидев возвращающегося отца, невольно позвала: 'Папа'. Ю Минюань, не поднимая головы, ссутулив плечи, медленно брёл по внутреннему дворику. Шёл дождь, 'бам-бам' стучали капли. Тусклый свет лампы из окна соседей снизу подсвечивал тонкие, как иглы, серебряные нити дождя, потом выхватил одинокую фигуру отца, он был без зонта, в слабом луче света мелькнула седая голова. Цзяци неожиданно разволновалась. Только зашёл в тёмный дом, а живущая снизу соседка тётушка Чжан уже пронзительно закричала:
  - Цзяци! Цзяци, быстрее спускайся! Твой отец упал!
  
  Рванула вниз, полились слёзы, тётушка Чжан поддерживала тело отца. Она только плакала, даже слова не могла произнести. Рука отца ледяная, одежда вся промокла, он крепко сжимал конверт.
  
  В конверте только банковская карта с пятьюдесятью тысячами юаней.
  
  Цзяци никогда не сможет узнать, почему отец взял эту карточку.
  
  Она не узнает, какому унижению он подвергся.
  
  Не узнает, какие оскорбления он снёс.
  
  Отец навсегда оставил её. Рыдала, обнимая коченеющее тело. Никогда не сможет простить себе, что позволила причинить такие страдания единственному близкому человеку. Он всю жизнь гордился ей, но в итоге она принесла ему переживания и позор.
  
  Он сказал лишь: 'Не...' Слёзы текли ручьём, но она поняла, что хотел сказать отец.
  
  Не позволяй людям смотреть на них, дочь и отца, свысока, не допусти, чтобы стыдили его любимую дочку, не позволяй, чтобы его любимую дочку заставляли страдать.
  
  Глубокое чувство любви, невосполнимая утрата.
  
  Цена, которую она заплатила, это их достоинство, это единственный любимый человек, это её обожаемый отец.
  
  Она была вынуждена разжать руку, пусть даже расстаться не было сил, ничего не оставалось, как только отпустить.
  
  У неё отобрали всё что было, всё во что она верила, она уже не могла отстаивать ту частичку любви.
  
  Она не сказала Мэн Хэпину, что отец умер. Встречала его, когда через месяц он вернулся из Гуйчжоу. Всклокоченные волосы, щёки ввалились, футболка болтается, будто на размер больше, потянулся издалека и сразу обнял её. Ей хотелось заплакать, исхудал настолько, что прощупывались рёбра. Медленно обхватила руками за талию. Вспомнила встречу в начале года, его приподнятое настроение, как он курил рядом с танцплощадкой, спокойно наблюдая за всеобщей радостью и весельем. Жизнь для него высока, как небо, широка, как море, он не должен был влюбляться в неё.
  
  Если бы не она, он мог бы быть счастлив.
  
  Если бы не она, ему не нужно было бы так усердно трудиться.
  
  Возвратившись домой, она первым делом приготовила ему поесть, он, как и прежде, имел волчий аппетит. Дула, остужая куриный бульон, миска постепенно опустела. Набрал полную ложку, расплылся в улыбке:
  - Там каждый день говядина, баранина, овощи не едят. Цзяци, я так скучал по твоим овощам, думал, сойду с ума.
  
  Он почернел и исхудал, белые зубы, обнажившиеся в улыбке, ещё более подчёркивали худобу, которая вызывала жалость.
  
  Цзяци, сдержав слёзы, спросила:
  - Скучал по еде?
  
  
  Он снова улыбнулся:
  - Ещё я скучал по тебе.
  
  Действительно, скучал по ней, очень скучал, очень сильно.
  
  К полуночи он, наконец, крепко заснул. Цзяци медленно поднялась, молча, села, обхватив колени, и смотрела, как он спит.
  
  У него длинные ресницы. Спит, как ребёнок, одеяло сбилось. Шея, руки, ноги все сплошь в больших и мелких шрамах от укусов москитов. Как-то он случайно рассказал ей, комары там большие и злобные, укусят несколько дней боль и зуд, чешется нестерпимо, расчешешь, сразу гноится, ещё больнее, потом может остаться рубец.
  
  И вот теперь он весь в шрамах и всё из-за неё.
  
  Он ради неё выносит столько тягот, но она больше не может продолжать.
  
  Если бы можно всё начать сначала, она предпочла бы никогда с ним не встречаться, позволить ему просто и счастливо продолжать жить в его мире.
  
  Слёзы медленно капали, а он уже спал.
  
  Она бросит его. Он не узнает, как сильно она любит его.
  
  Постепенно перестала приходить домой, говорила ему, что задерживается на работе или что у неё дела. Мэн Хэпин тоже был занят. Уже довольно долго не виделись, когда он не сдержался и позвонил, спросил:
  - Когда вернёшься домой?
  Она ответила:
  - Вечером не приду, задержусь на работе.
  Он продолжал умоляющим тоном:
  - Тогда я попозже заеду за тобой, хорошо? Обещаю, не буду мешать тебе работать. Я соскучился, уже десять дней тебя не видел.
  Она, сдерживая слёзы:
  - Коллеги зовут, я потом тебе перезвоню.
  Вешала трубку, пряталась в туалете, плакала под шум текущей воды, так что глаза становились красными, а потом отключала телефон.
  
  Попросила помощи у Сюй Шифэна. Тот недоумевал:
  - Цзяци, Мэн Хэпин любит тебя, ты же видишь, он искренен. Если есть какое-то недопонимание, надо обсудить с ним.
  
  Она была абсолютно измотана, голос звучал хрипло:
  - Нет недопонимания, просто слишком устала. Мне тяжело, ему тяжело, у меня нет выхода, я не хочу так продолжать.
  
  По взгляду Сюй Шифэна не разберёшь, возможно, понял или сжалился, но, в конце концов, только глубоко вздохнул:
  - В молодости мы расстаёмся, полагая, что это не более чем кратковременное чувство, потом оказывается, оно на всю жизнь.
  
  Она знала, ясно понимала, что значит отпустить руку, но у неё не было выбора. Сквозь слёзы смотрела на китайское зонтичное дерево за окном. Вся земля покрыта опавшей листвой. Осенью листья не могут остаться на ветках, пусть даже они очень сильно сожалеют, всё равно отрываются и падают вниз, всегда падают вниз, расставаясь.
  
  Такова жизнь, она больше не готова продолжать, остаётся только спокойно отпустить руку, из-за того, что она не может себе этого позволить.
  
  Другие очень красивые вещи, все они тоже ей не по средствам.
  
  Пусть все скорби падут на неё, она хотела одного, только чтобы он был счастлив.
  
  Она уже потеряла отца, сделала его несчастным. В конце концов отец ушёл так быстро, у неё не было возможности разделить с ним ношу. Но Мэн Хэпина она ещё могла отпустить, не впутывать его, позволить вновь вернуться в мир, которому он принадлежит.
  
  До последнего не знала, как сказала ту ложь, про аспирантуру, про Сюй Шифэна. А Мэн Хэпин, глядя на неё, как на незнакомку, лишь произнёс:
  - Я не верю.
  
  Он не поверил, что она не любит его, не поверил, что она хочет его бросить.
  
  Её сердце из камня, по слову, по фразе, одно за другим ранящие слова были произнесены, каждое как острый нож. А ей было всё равно, она колола в самые уязвимые места, понимая, он истекает кровью в непереносимой боли, смятение в глазах, но у неё уже не было сердца.
  
  Постоянно пытался выяснить у неё:
  - Мои родители что-то сказали тебе? Что-то произошло, пока меня не было?
  
  Он совсем не глуп, но у неё уже не было пути к отступлению, только собравшись силами, обрубить всё разом.
  
  В итоге она и Сюй Шифэн предстали прямо перед ним, дошло до того, что прямо у него на глазах она цеплялась за руку Сюй Шифэна. В конце концов, Мэн Хэпин сломался, не смог больше сдерживать себя и как следует вмазал Сюй Шифэну.
  
  Удар пришёлся в глаз, Сюй Шифэн сразу согнулся от боли. Она в смятении от гнева и боли опустилась рядом с Сюй Шифэном. Глаз заплыл, он долго не мог произнести ни слова. Повернула голову и закричала:
  - Мэн Хэпин, убирайся! Не хочу тебя больше видеть!
  
  Он стоял там, одетый в старую ветровку, в которой выглядел ещё выше и тоньше, лёгкий, как тень. Крепко сжатые губы, на лице гнев и злость, но она не могла себе позволить отвести глаза, не могла отступить ни на шаг. Его взгляд постепенно заполнили огорчение и скорбь, в конце концов, он развернулся и ушёл.
  
  Плакала очень долго, в итоге Сюй Шифэн отвёл её домой. Он не утешал её, позволяя вдоволь выплакаться.
  
  Так тяжело, похоже, что самая важная часть её отсечена от организма.
  
  Долго сидела у подъезда, в конце концов, поднялась. Поднялась и увидела, что Мэн Хэпин стоит вдалеке в тени деревьев и смотрит на неё, просто смотрит пустым взглядом, лишённым надежды.
  
  В этот момент, она почти сдалась.
  
  Он подошёл к ней, в голосе слышалась мольба:
  - Цзяци, я неправ. Прошу, прости, я не могу без тебя.
  
  Он не сделал ничего неправильного, но его руки слегка дрожали. Она никогда не сможет простить себе.
  
  Скрепя сердце, оторвала его от себя.
  
  Заставила оставить надежду. А после его ухода, сидела на тротуаре и горько рыдала над всеми горестями и печалями, почти все слёзы выплакала.
  
  Разрывая сердце, наплакалась так, что не осталось сил подняться.
  
  Она отказалась от той жизни, теперь все будут счастливы.
  
  Отбросила всё. В дальнейшем переживания постепенно забылась.
  
  Там и жила год за годом, думая, что уже всё забыто.
  
  
  13
  Цзяци думала снова и снова, наконец, решила отправить Жуань Чжэндуну СМС - 'Хорошенько лечись и выздоравливай'.
  
  Четыре слова, снова перечитала, вроде выглядит хорошо. Пока колебалась, зажегся экран телефона, номер неизвестный, подумала кто-то из клиентов, никак не ожидала, что это Мэн Хэпин.
  
  Спросил:
  - Есть время? - потом немного помолчав. - Мы можем встретиться?'
  
  У Цзяци обмякли коленки, из-за того что плохо спала в теле чувствовалась слабость, как в лихорадке, но всё-таки согласилась.
  
  Работала допоздна, похоже, разным мелочам не будет конца. Чжоу Цзинань перед уходом спросила:
  - Ты чего копаешься, ещё не закончила?
  Произнесённая фраза заставила задуматься, может, она подсознательно пытается избежать встречи, оттягивая и оттягивая момент. На самом деле совершенно нечего бояться, они с ним уже давно чужие люди.
  
  Вышла из здания офиса, увидела машину Мэн Хэпина и вопреки ожиданиям успокоилась. Он приехал встретиться с ней, возможно, просто так, без конкретного дела.
  
  Мэн Хэпин отвёз её в только что открывшийся ресторан Чаочжоу. Улитки, приготовленные на открытом огне, по вкусу - свежайшие, фирменный джем из зелёных слив, пара тарелок с крабами - оформлены очень аппетитно и красиво. Блюд было многовато, целый стол и всё для них двоих. Раньше он не был таким, раньше она жарила тарелку овощей, и он съедал их с огромным удовольствием, за много лет многое изменилось.
  
  У Цзяци не было аппетита, за столом с изысканными блюдами ешь, а вкуса не чувствуешь. На палочках из слоновой кости набит изящный рисунок, вдобавок тонкая серебряная цепочка, как будто старинные фамильные, своего рода роскошь и престиж. Цепочка с шуршанием скользит по руке, похоже на осенний ливень - чистый, лёгкий, холодный.
  - Цзяци, - он будто задумался, отложил салфетку, но в результате только спросил, - почему не ешь?
  
  Ей потребовалась усилие, чтобы удержать на лице улыбку:
  - Я худею, - и решительно опустила палочки. - Ты хотел что-то сказать, говори.
  
  Он немного опешил и только через некоторое время сказал:
  - Мы с Жуань Цзянси обручились.
  
  Слова долетели до уха, но Цзяци пришлось напрячься, чтобы расслышать их. В голове на короткий миг образовалась пустота, повторила про себя пару раз услышанное и только тогда поняла.
  
  Постепенно улыбнулась, сказала: 'Поздравляю', попутно зачерпнула ложку ярко-зелёного супа с бататовыми листьями. Только положив в рот, поняла, суп оказался не просто горячим, а обжигающим, ошпарила голо, казалось даже слёзы стали кипятком.
  
  К счастью под рукой был стакан холодной воды, она молча глотнула, ледяная. Холод по ниточке проникал во внутренности, уже чувствовалось, как желудок ноет.
  - Дунцзы в плохом состоянии, - он говорил медленно, - поэтому Цзянси надеется, что сможем пожениться максимально быстро.
  
  В сумочке зазвонил телефон, она сказала: 'Извини', вытащила телефон, бросила взгляд на экран. 'Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?'
  
  В лёгком трансе смотрела на бегущую строку в телефоне: 'Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?'
  
  В итоге подняла трубку, извинилась перед Мэн Хэпином, поднялась из-за стола и вышла в коридор.
  
  В коридоре было безлюдно, голос Жуань Чжэндуна поначалу звучал неуверенно: 'Цзяци'. Она же, как и раньше, не задумываясь, спросила: 'А, это ты, увидел сегодня красивую медсестру?' Перескакивая с одного на другое, стала говорить о всякой ерунде. После этого Жуань Чжэндун тоже расслабился, пользуясь случаем, рассказывал о разных мелочах, он всегда так - ни слова о серьёзном. Цзяци через длинные промежутки времени только угукала, демонстрируя согласие с услышанным. Ходила туда-сюда, круг за кругом, с обеих сторон коридора бесчисленные двери отдельных кабинетов, сквозь матовые стёкла проникает свет, смутно слышится смех и звуки песен. Очень оживлённый ресторан. Изредка проносили блюда, красивые аккуратные мужчины в униформе сторонились, уступая ей дорогу, кушанья в руках источали соблазнительный аромат... Цзяци неожиданно почувствовала, что проголодалась, захотелось немедленно поесть. Слушала, как Жуань Чжэндун на другом конце болтал о пустяках. Коридор оклеен серебристыми обоями, на обоях выбиты мелкие цветочки, они сияли в свете ламп, каждый серебристый лепесток выступал наружу. Цзяци пощупала, оказалось, на самом деле ровные. Провела пальцем по рисунку, меленькие лепестки, серебристый фон, серебристые цветочки, задумалась и, наконец, вспомнила, конечно, это розочки одна за другой теснились, распускались на стене. Её охватили сомнения. Показалось, что тогда ночью она не разговаривала с Жуань Чжэндуном по телефону, и он не произносил ту фразу, ничего не было. В конце концов, перебив его, она спросила:
  - Что бы ты хотел поесть вечером?
  
  Жуань Чжэндун замолчал.
  
  Она продолжила:
  - Я скоро приеду в больницу, привезу тебе перекусить, что бы ты хотел?
  
  Он не ответил, только спросил:
  - Ты дома?
  
  - Да, я дома, - ответила она, - как насчёт вонтонов?
  
  После некоторой паузы сказал:
  - Я хочу с начинкой из кресс-салата.
  
  - В это время года, где я возьму кресс-салат для начинки?
  
  Он сразу послушно согласился:
  - Тогда с салатной капустой, пойдёт?
  
  - Глупый, как может быть начинка из салатной капусты, это только для цзяоцзы.
  
  - Цзяци? - произнёс он немного неуверенно.
  
  - Мм?
  
  - Ты плачешь?
  
  - Нет, - ответила она.
  И вдруг обнаружила, что холодные слёзы давно капают на тыльную сторону ладони, капли сверкающие и прозрачные. Оказывается, действительно плачет, подняла руку, смахнула, в результате слёзы потекли ещё сильнее. Она даже не знала почему, просто было очень грустно, никак не сдержать слёзы. Лучше всего присесть на корточки и молчать.
  
  Он спросил:
  - Ты как?
  
  - Я в порядке, - Цзяци вздохнула, - скоро пройдёт.
  
  Быстро повесила трубку. Зашла в туалет поправила макияж и вернулась в кабинет. Мэн Хэпин курил. В кабинете свет лампы заволокло белым дымом, не разглядишь его лица.
  
  Медленно приблизилась, будто боясь что-то потревожить.
  
  Пачка сигарет лежал на столе под рукой, пурпурная упаковка с облаками дыма, вспомнила, что раньше был букет цветов.
  
  С тех давних пор каждый раз, видя, что кто-то курит, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на пачку. Но потом такого сорта сигарет постепенно становилось меньше, в конце концов, их выпуск прекратили совсем.
  
  В этом мире очень много вещей в какой-то момент пропадает из вида, стирается из памяти и о них больше никогда не вспоминают.
  
  Он сказал: 'Прости', и затушил сигарету.
  Она улыбнулась: 'Всё в порядке'.
  
  Такая вежливость, изысканные манеры, взаимоуважение, но их разделяет долгий трудный путь, и в прошлое возврата нет.
  
  В итоге он отвёз её домой. Цзяци увидела вдалеке у края дороги ярко-освещённый супермаркет, сказала:
  - Я выйду здесь, надо купить продуктов.
  
  Он спросил:
  - Так поздно?
  
  В ответ кивнула головой, ничего не объясняя.
  
  Купила сельдерей с мясом, тесто для пельменей. Домой вернулась на такси, вымыла руки и начала замешивать начинку и закручивать вотоны.
  
  Раскатывала кружок теста, сгибала пополам, снова соединяла два кончика и переплетала между собой. Один за другим налепила вонтонов, разложила на тарелке, пересчитала - двадцать штук, дальше лепить не стала. Нагрела кипятка, куриного бульона не было, использовала концентрат, положила сушёные водоросли, в конце, когда вонтоны были почти готовы, добавила немного зелёной кинзы, загрузила в термос, снова надела пальто и вышла.
  
  В больницу приехала уже после десяти часов, в коридоре тишина, постояв немного перед дверью палаты, постучала, чувствуя себя немного по-дурацки, ещё термос в руках.
  
  За дверью тишина, она снова постучала, никакой реакции.
  
  Вернулась на сестринский пост, спросить, дежурная медсестра тихо сообщила:
  - Похоже, вышел.
  
  Цзяци посмотрела на часы, уже 22.45. Куда пошёл так поздно? Совершенно не смешно, он же болен.
  
  Достала телефон, в телефонной книжке нашла имя Жуань Чжэндун, заколебалась, но в итоге всё-таки не нажала клавишу. Уселась на стул в коридоре, обняла термос, будто кошка, такой тёплый. На этом этаже не было больных, поэтому необычайно тихо, от поста дежурной медсестры долетал слабый звук голосов, через короткое время, снова всё затихло.
  
  В коридоре работало отопление, длинная лавка рядом, под действием мягкого тепла накатила усталость, она почти уснула. Как только сознание затуманивалось, голова клонилась, подбородок ударялся о крышку термоса в объятиях. 'Бам!' Где-то рядом будто хлопнула дверь, она спросонок подумала, сменилась дежурная медсестра. Поставила термос на скамью, потёрла подбородок, взглянула на часы, уже двенадцать.
  
  Цзяци вышла из больницы, полночный ледяной ветер пронизывал, от холода невольно начала дрожать. К счастью у выхода такси поджидало клиентов. Залезла в машину и только тогда вспомнила, что оставила термос на лавке. Торопливо сказала таксисту:
  - Простите, я забыла кое-что.
  Водитель не разозлился:
  - Всё в порядке, сходи, забери.
  
  Она заторопилась вернуться, от дороги до здания больницы довольно далеко. Из-за позднего времени, расстояние казалось длиннее, к счастью в здании ещё ходили лифты. Вышла из лифта свернула в коридор, уже издалека увидела, что скамья пуста.
  
  Невольно замедлила шаг. Во всём коридоре двери заперты, только одна чуть приоткрыта, из щели выбивается оранжевый свет. Она тихонько подошла, задержала дыхание.
  
  Заглянула в щель, узкую, как объектив камеры. Фигура Жуань Чжэндуна почти утопала в мягком диване, видно только его лицо. Наверняка сидел там уже давно, на сигарете у него во рту скопилось много пепла, он даже не стряхивал. Она не смела шелохнуться, только следила на расстоянии за его взглядом. На чайном столике стоял её термос, жёлтый гусь на боку и наверху пара пушистых утят в оранжевом свете торшера тёплые, как два помпона.
  
  Неизвестно, сколько прошло времени, он приподнялся, Цзяци думала, встанет, но он только затушил окурок, взял из пачки новую сигарету, чиркнул спичкой.
  
  Крохотный язычок пламени осветил его лицо, тёмно-голубая вспышка, и он сразу задул спичку.
  
  Протянул руку, коснулся пальцем утят на термосе, лёгонько, будто они живые. Кончик пальца в темноте нежно обвёл помпон. Потом что-то вспомнил, улыбнулся про себя.
  
  Его улыбка была очень красива. Уголки глаз тянулись к вискам, линяя губ разгладилась, образуя мягкий контур.
  
  Цзяци прислонилась к двери и вдруг заплакала.
  
  Жуань Чжэндун неожиданно повернул голову и спросил: 'Кто там?'
  
  Она вздрогнула, от испуга невольно закашлялась и прокрякала: 'Это я'.
  
  Толкнула дверь и шагнула в луч света. Он не повернулся и по-прежнему сидел к ней боком. Потом спросил:
  - Ты почему вернулась?
  
  Она медленно приблизилась, сказала:
  - Я не дождалась тебя.
  
  Он не произнёс ни слова.
  
  Она тоже замолчала.
  
  Наконец он сказал:
  - К чему было возвращаться? Иногда сколько не жди, не дождёшься.
  
  Цзяци, упорствуя, пробормотала шёпотом:
  - Но ты всё время был здесь.
  
  Он, наконец, улыбнулся, повернул лицо:
  - Возможно, что однажды меня не будет.
  
  Цзяци стало грустно, такая пустота внутри, что невозможно терпеть, молчать не было сил, она снова закашлялась и сказала:
  - Ешь вонтоны.
  Опустив голову, открыла крышку термоса. Вонтоны от слишком долгого томления склеились, края теста разошлись, начинка вся оказалась в бульоне, на поверхности слой навара, даже кинза уже почернела. Поверхность бульона слегка вздрогнула, пошла тонкая рябь, оказывается, капали её слёзы. Она закашлялась, чтобы скрыть это, забрала тёплый термос развернулась и пошла:
  - Не съедобно, я завтра ещё сделаю и принесу.
  
  Не оглядываясь, направилась к двери.
  
  Он в несколько шагов догнал и крепко обнял её, так неожиданно, так крепко. Термос выпал из рук, покатился, бульон пролился на пол.
  
  Притянул её лицо, поцеловал, будто из последних сил, ещё и ещё, сжимая как стальной обруч, так сильно, казалось, хочет расплющить, вдавить в собственное тело.
  
  Солёные слёзы, горечь поцелуя, терпкая кровь, всё вкусы переплелись на языке. Она почти не могла дышать, воздух из лёгких полностью вышел, а он обнимал, как будто торопился, вот-вот не успеет, станет слишком поздно. В этом мире для него всё слишком поздно.
  
  В конце концов, разжал руки, но глаза были ещё очень близко, такие тёмные, такие глубокие отражались в её глазах, лёгкий туман в них будто постепенно вымораживался.
  - Пожалуйста, прости меня.
  
  И продолжил:
  - Прости, я такой эгоист, не хочу отпускать тебя.
  
  Тогда она впервые в жизни увидела слёзы этого мужчины, крупные капли стекали по щекам. Отвёл лицо, она медленно и настойчиво повернула его обратно к себе, неуверенно в нерешительности приподнялась на цыпочки.
  
  Влага слёз размазалась на мягких губах, он медленно склонил голову. Его губы казались Цзяци раскалёнными, а её как лёд, она согревалась, таяла и как капля воды растекалась в темноте ночи, то тянулась, то застывала в нерешительности. Он снова обнял её, прижал к себе со всей силы, губы и языки сплетались. Этот поцелуй глубокий и долгий нёс прохладно-сладкий запах табака, привкус лекарств и её тёплый, мягкий аромат, сердца одно за другим оба вспыхнули. Распустился фейерверк. Прекрасно понимая, что скоро станет пеплом, он горел, отдавая все силы краскам и узорам, излучая самый красивый, самый ослепительный свет.
  
  Наконец, собравшись силами, она отстранилась от него. Его взгляд всё ещё блуждал в дали, сердце яростно колотилось, потянулся снова обнять её.
  
  Удержала, тихо предупредив:
  - Медсестра заходила.
  
  Медсестра заходила давно, принесла тонометр и стаканчик с лекарствами. Юное лицо полно любопытства и интереса:
  - Я зайду попозже, - развернулась и убежала.
  
  Цзяци тоже сильно смешалась, даже поспешила закрыть дверь, помолчала минуту. Он поначалу только беззвучно улыбнулся, потом засмеялся, а в конце расхохотался в полный голос.
  
  Она сердитая и смущённая сказала:
  - Не смейся!
  
  Но он не переставал.
  - Эй, давай вонтоны, я проголодался.
  
  - Всё рассыпалось, - ответила Цзяци, - это ты во всём виноват.
  
  Он добродушно признал:
  - Я виноват во всём.
  И неожиданно легонько коснулся её губ, потом, не удержавшись, снова поцеловал. Цзяци отстранилась, сказала:
  - Никак не прекратишь?
  
  Он пробормотал:
  - Я голоден, пошли, поедим?
  
  - Среди ночи? Тебе пора спать, всё-таки больной, - не соглашалась она, - а мне надо возвращаться.
  
  - Я не смогу уснуть голодным, пошли за ночными закусками.
  
  Безрассуден как ребёнок, добравшийся до запретного куска сахара.
  
  В конце концов, они улизнули. Двигались на цыпочках, проходя пост дежурной сестры, замедлили движения, как разбойники.
  
  То такси, оказывается, ожидало её на стоянке, водитель дремал. Цзяци была тронута, таксист, однако, только улыбнулся:
  - Всё в порядке, так или иначе, уже за полночь, других дел нет.
  В зеркало заднего вида, взглянув на Жуань Чжэндуна, сказал:
  - Эй, оказывается, забыла такую важную вещь. Не удивительно, что искала так долго.
  
  Цзяци хихикнув, признала, не зря таксисты этого города славятся остроумием.
  
  Ели острый суп 'малатан' и барбекю, во второй половине ночи в магазинчике было почти пусто, только несколько человек. Жуань Чжэндун, никогда не посещавший подобные места, недоверчиво поглядывал на засаленный стол. В середине стола было выдолблено круглое углубление для кастрюльки, в которой кипели наколотые на шпажки разные сомнительные вещи. С первого взгляда это была морская капуста, тефтели из риса и фасоли и что-то ещё, похожее на мясо. Вокруг одного из столов сидела компания несколько человек по виду студенты, в такой холод пили пиво, играли на пальцах и громко кричали. За другим столом пара влюблённых очень юных, не больше двадцати лет. Девочка, возможно, хостес из бара, рабочий день только закончился, ещё не сняла тяжёлый макияж, голубые тени на веках. Улыбка, однако, по-детски наивная. Ели шашлык, парень заботливо размешивал и студил кашу, а потом подносил ей. Они разговаривали шёпотом, время от времени покатываясь от смеха.
  
  От огня подставка поскрипывала, аромат баранины мешался с запахом угля, жир с мяса капал на раскалённые угли, образуя удушливый чад. Цзяци заказала ещё вонючего тофу, Жуань Чжэндун засомневался:
  - Не пронесёт ли, если есть в таком месте?
  
  Цзяци изо всех сил успокаивала его:
  - Я ела много раз, всё в порядке, ты попробуй, гарантирую акульи плавники очень вкусные.
  
  После того как принесли вонючий тофу, Жуань Чжэндун, слегка поморщившись, старался держаться на расстоянии. Цзяци даже не уговаривала его, только сама уплетала за обе щёки. Он смотрел, как она с аппетитом ест и, в конце концов, не удержался:
  - Как доешь это, не вздумай снова целовать меня.
  
  Из-за остроты, она постоянно втягивала воздух, запила большим стаканом сока и только тогда бросила на него взгляд:
  - Кто это собирался целоваться с тобой?
  
  Он приблизился, недобро улыбаясь:
  - Я хочу поцеловать тебя.
  
  
  Согласна, ради тебя начертить круг* и не выходить за него.
  
  14
  Адвокатская контора располагалась в так называемом деловом центре 'Золотая миля'. Стеклянные стены коридора, общее пространство офиса и большое количество зелени. Офис Сюй Шифэна почти со всех сторон имел панорамное остекление, зимнее солнце ласково пригревало. Под окнами поток машин, насколько хватает взгляда вид цветущего города, можно сказать тысячи миль мирской суеты.
  
  Цзяци каждый раз завидовала:
  -У тебя в офисе как в оранжерее.
  
  Сюй Шифэн возражал:
  - На вершине очень холодно*.
  
  На самом деле у него на столе стоял только шарообразный кактус. Цзяци знала, что он очень дорожит им. Кактус имел имя 'Застывший в покое'. Цзяци казалось это имя очень ему подходит, так после многих лет ухода, он всё ещё не вырос дальше границ горшка. Не так просто было сохранить эту колючку так долго. Два переезда в новые офисы и каждый раз он сам лично в первую очередь пристраивал в кабинете этого колючего типа, обеспечивал ему так сказать спокойную жизнь. Начиная от партнёра Сюй Шифэна, сменяющие друг друга секретари, ассистенты, подчинённые, все до уборщицы в офисе знали, никто не может трогать этот круглый кактус. Того, кто осмеливался случайно коснуться его колючек, адвокат Сюй мог убить холодным взглядом. В результате в профессиональных кругах судачили, что это мистический фэншуй начальника, имея у себя на столе такой кактус, можно избавиться от сглаза, обратить несчастье в удачу. Поэтому Сюй Шифэн так смело и решительно брался за любое судебное дело.
  
  Только Цзяци знала, на самом деле этот кактус - подарок Аньци, поэтому он ему так дорог.
  
  Лишь Цзяци осмеливалась протянуть руку и смять дорогие адвокату Сюй колючки, бормоча себе под нос:
  - Колючка, колючка, цвети быстрее, расцветёшь, возьмёшь меня в жёны.
  
  Сюй Шифэн загрустил:
  - Сколько раз говорил тебе, его зовут 'Застывший в покое'.
  
  Цзяци вздохнула:
  - 'Застывший в покое', разве с таким именем он сможет расцвести?
  
  Сюй Шифэн бросил взгляд на Цзяци:
  - Что снова?
  
  Цзяци, подумав, спросила:
  - Ты знаешь Жуань Чжэндуна?
  
  - Как можно не знать? Мы с ним из одной школы, только он на курс младше. Его отец тогда оставил службу в столице и стал секретарём комитета партии в одной из провинций. Дома никто не присматривал за ним. Тогда в школе он был известным персонажем, хорошее дело или плохое - только чтобы быть в центре внимания. Говорили, у них на курсе ученицы ради него всеми силами старались поступить в университет Цинхуа. Никто не думал, что окончив среднюю школу, он неожиданно уйдёт в армию, оставив всех в печали. К сожалению, в те годы не было женщин-военных, нельзя было пойти за ним в казармы.
  
  Цзяци приуныла:
  - Почему истории такие неблагопристойные?
  
  Сюй Шифэн насторожился:
  - Что у тебя с ним? Лучше не путайся с их компанией мажоров, ни одного хорошего человека.
  
  Цзяци невольно стало смешно:
  - Мы с тобой путаемся столько лет, не замечала, что ты чем-то плох.
  
  Сюй Шифэн машинально возразил:
  - Не разбрасывайся словами. Кто это с тобой путается, у меня безупречная репутация.
  
  Цзяци вдруг вздохнула.
  
  Сюй Шифэн снова стал допытываться:
  - Трещотка, чем ты так озабочена?
  
  Цзяци обратилась к нему:
   - Братец.
  
  Сюй Шифэн приподнял брови, обычно таким образом он выражал сомнение.
  
  Цзяци в итоге спросила:
  - Ты собираешься разыскать Аньци? Так много лет, если хочешь встретиться с ней, то непременно должен это сделать.
  
  Послеполуденное зимнее солнце, как тонкий слой вуали, окутывало фигуру. Его лицо было наполовину в тени, не разглядишь выражение. Прошло долгое время, он облокотился на спинку стула, в результате всё лицо оказалось на свету, произнёс, будто подтрунивая над собой:
  - Я не смею.
  
  Цзяци осторожно взяла чашку кофе, наклонив голову, отхлебнула, горький и вяжущий, не стала снова допытываться.
  
  Однако он протяжно вздохнул:
  - Трудно представить, что мне не хватит смелости узнать новости о ней, пусть даже малую часть. Боюсь, что не смогу вынести, боюсь прийти в бешенство. Предпочитаю быть страусом и прятать голову в песок, день за днём, верить, что расставшись со мной, она больше не вспоминает обо мне, и что однажды я тоже смогу забыть её.
  
  Цзяци подняла на него взгляд.
  
  - Я знаю, что в моей жизни не смогу больше любить кого-то как её. В некоторых вещах, допустив промах, уже нет возможности отыграть обратно. Вот так, всё предельно ясно, поэтому я не хочу возвращаться к этому. Я сделал много ошибок и потерял её. Раньше я не верил в судьбу, думал всё можно контролировать, можно завоевать, был до смешного высокомерен. Потом понял, некоторые вещи очень хрупкие, они невосполнимы, невозможно начать заново.
  
  Его лицо и голос были спокойны, но Цзяци стало грустно.
  
  Он сказал:
  - Поэтому со временем учишься дорожить тем, что имеешь.
  
  Цзяци предложила:
  - Братец, пойдём, выпьем чая.
  
  Поели, и настроение у неё стало лучше.
  
  В окрестностях были очень хорошие кофейни. Цзяци любила местный манговый пудинг, поэтому съела две порции. Потом увидев, что за перегородкой едят мороженное, сразу захотела тоже и заказала пару шариков вишни с ромом. В итоге живот разболелся.
  
  Сюй Шифэн, глядя на неё, сказал:
  - Как ты можешь так есть, не боишься, что не сможешь выйти замуж?
  
  Она вяло над ним подшучивала:
  - Если так повернётся, братец сделает доброе дело, женится на мне.
  
  Он отказался от такой чести:
  - Благодарю за такое сватовство. Я достаточно люблю себя.
  
  Цзяци улыбнулась, Сюй Шифэн, подумав, спросил:
  - Что, в конце концов, за дела у тебя с Жуань Чжэндуном?
  
  Улыбка Цзяци исчезла, тихим голосом произнесла:
  - Он серьёзно болен.
  
  Сюй Шифэн сказал:
  - Не может быть. Разве не говорили, что он в больнице с гепатитом?
  
  Цзяци не знала с чего начать, сбивчиво, даже не понимая ясно ли излагает, ходя вокруг да около, наконец, закончила рассказ. Держа чашку тёплого чая, сделала глоток, потом ещё.
  
  Сюй Шифэн молчал.
  
  Она тоже ничего не говорила.
  
  Играла тихая музыка 'Влюбиться снова'. Чистый женский голос, будто разговаривая с самой собой, напевал:
  
  'Забери меня далеко-далеко, уедем в твоё тайное убежище. Забери мои слёзы, мои страхи, забери всю мою боль. Однажды я расплачусь за всё, поцелую и скажу: Не могу поверить, что влюбилась снова...'
  
  Звуки песни тихие и спокойные будто шёпот. Над чашкой чая грациозно понимался пар. Цзяци смотрела в окно, за большим стеклом извивается дорога, бесшумно течёт поток машин. Зимой после полудня хотелось побольше солнечного тепла.
  
  Наконец Сюй Шифэн произнёс:
  - Тогда что ты собираешься делать? Жалеть его? Или думаешь как-то утешить?
  
  Её губы побелели, выступила лёгкая испарина, всё из-за боли в желудке, хотя очень похоже на боль в сердце.
  
  Сюй Шифэн продолжал:
  - Поступив так, ранишь и себя, и его. Ты знаешь, что за человек Жуань Чжэндун? Очень гордый. В те годы он поступил назло отцу, подал заявление, получил стипендию в Калифорнийском университете и уехал в Америку. Если он узнает, что ты жалеешь его, для него это будет хуже смерти.
  
  Мысли Цзяци смешались, она закрыла лицо руками.
  
  Сюй Шифэн вздохнул:
  - Ты не должна никого вводить в заблуждение.
  
  Цзяци убрала руки, сказала:
  - Я не испытываю к нему жалости, мне он, действительно, нравится, нравится такой человек. Да, я не люблю его, но хочу помочь, хочу, пока он болеет, сделать его жизнь радостней. Я не думаю ни о чём другом, только изо всех сил буду стараться. Возможно, в этой жизни я не смогу полюбить другого человека, возможно, я раню себя и его, но мне всего лишь хочется, чтобы он стал немного счастливее. Хочешь, ругай, называй идиоткой. До этого он сделал для меня много хорошего, заставил меня чувствовать, я хочу сделать всё возможное.
  
  Сюй Шифэн покачал головой:
  - Думаешь это так просто? Ты будешь с ним, а что дальше? Даже если он поправится, не стоит надеяться, что вы будете вместе. Как отнесётся семья Жуань? Ты знаешь, чей он сын?
  
  - Знаю, - тихо ответила Цзяци. - Как-то в больнице я случайно столкнулась с его мамой. Потом видела несколько раз в новостях и узнала, кто она.
  
  Сюй Шифэн некоторое время не находил слов:
  - Ю Цзяци, Ю Цзяци, ты заставляешь человека осознать своё бессилие. Ясно, что впереди геенна огненная, но ты всё-таки бросаешься вперёд, очертя голову.
  
  Цзяци склонила голову:
  - Братец, можешь ругаться, но я такая - упрямая как осёл. Надеюсь, он будет счастлив, пусть один день, час или мгновение я буду с ним. Если он выздоровеет, я оставлю его и тоже буду рада. Если вдруг... В таком случае тем более я должна быть рядом.
  
  Сюй Шифэн зло сверлил её взглядом:
  - Подумай не о нём, а о себе. Ты не молодеешь, будешь ещё несколько лет откладывать, вдруг потом не сможешь выйти замуж?
  
  Цзяци улыбнулась:
  - Братец, позволь мне поступить по-своему. Я не думаю о будущем. Так или иначе, я привыкла быть одна, мне нужно только собственное уважение и всё в порядке.
  
  Сюй Шифэн в конце концов спросил:
  - А Мэн Хэпин? Ты, действительно, отказалась от него?
  
  Цзяци по-прежнему улыбалась:
  - Да, я уже забыла.
  
  Она взяла такси до больницы, желудок болел всю дорогу. На самом деле боль была нестерпимой, поэтому после приезда в больницу, по дороге сначала зашла на амбулаторный приём к врачу. Взяла номер, встала в очередь и вдруг обратила внимание на девушку перед собой, внешне очень похожую на её бывшую соседку по комнате в общежитии Цзюаньцзы.
  
  Цзяци подумала, что обозналась. Потому что после окончания университета Цзюаньцзы со своим парнем Чан Цзяньбо вернулась в Шанхай, а потом уехала из страны. Постепенно контакты прекратились. Поэтому, хотя ей и казалось, что девушка похожа, но, даже пристально вглядываясь, не осмелилась поздороваться. В конце концов, девушка впереди всё-таки повернула голову и, увидев её, изумлённо и радостно воскликнула:
  - Трещотка!
  
  Неожиданно это действительно оказалась Цзюаньцзы. Они, не обращая внимания на людей в очереди, бросились обниматься и целоваться.
  
  Цзюаньцзы держала на руках маленькую девочку двух-трёх лет с двумя тоненькими косичками. Чёрные блестящие глазки рассматривали людей вокруг, остановившись на лице Цзяци, она рассмеялась.
  
  Цзяци даже забыла о боли в желудке, так была очарована:
  - Цзюаньцзы, как у тебя получилось родить такую милашку, заставляешь других до смерти завидовать, - и снова спросила. - Когда ты вернулась? И ведь даже не связалась.
  
  Цзюаньцзы улыбнулась:
  - Вернулась в августе, даже трёх месяцев не прошло. Только дом привела в порядок, всё вверх дном, где тут связываться с однокурсниками. А как ты? У вас с Мэн Хэпином всё хорошо?
  
  Цзяци замешкалась и лишь скупо сообщила:
  - Мы расстались много лет назад.
  
  Цзюаньцзы растерялась:
  - Никогда бы не подумала...
  
  Цзяци наклонила голову к девочке, играя, спросила:
  - Как тебя зовут?
  
  - Меня зовут У Дзиньдзинь, не такой 'дзинь', как в слове 'заколачивать', а тот, который в слове 'давать наставление'.
  Лепетала, но такая очаровательная мимика, глазками только и знай, что оценивала Цзяци.
  Цзяци удивилась, Цзюаньцзы объяснила:
  - Мы с Чан Цзяньбо развелись, я с ребёнком вернулась, дочка на мою фамилию У.
  
  Все вещи остались прежними, а люди нет. Цзяци почувствовала разочарование. В те дни Цзюаньцзы и Чан Цзяньбо тоже были счастливой парой, золотой отрок и яшмовая дева*, все завидовали.
  
  Вот ведь, прошло не так уж много времени, а сорокопуты и ласточки разлетелись в разные стороны*.
  
  После приёма Цзяци настойчиво звала Цзюаньцзы перекусить:
  - Раз ты вернулась, я должна тебя угостить.
  
  Цзюаньцзы тоже улыбнулась, глаза хитро прищурились:
  - Идёт. Я даже не буду сопротивляться.
  
  В час пик после работы у ворот больницы такси не найдёшь. Дзиньдзинь уже проголодалась и беспокойно вертелась на руках у матери. Цзяци невольно заторопилась. Из ворот больницы выехало несколько машин, ей кое-что пришло на ум, и она сказала:
  - У моего друга здесь стоит машина, я спрошу у него разрешения попользоваться.
  Вытащила телефон, позвонила Жуань Чжэндуну. Он сразу согласился, сказал:
  - Я спущусь, отдам ключи.
  
  Цзяци возразила:
  - Ты болен, не надо бегать вверх-вниз, я сама поднимусь.
  
  Запыхавшись, вошла в палату. Жуань Чжэндун передал ключи и спросил:
  - Твой однокурсник мужчина или женщина?
  
  Цзяци пошутила:
  - Конечно мужчина, чего бы иначе я так спешила? Самый видный парень в университете, красавчик, столько лет прошло, а всё ещё хорош.
  
  Жуань Чжэндун засмеялся и сказал:
  -Тогда беги быстрее, наверняка моя машина приведёт его в трепет.
  
  Цзяци хихикнула:
  - Ты так самоуверен. Я не сказала тебе ещё кое-что, он с ребёнком на руках.
  Поспешно повернулась и выбежала. Жуань Чжэндун неожиданно вспомнив, позвал:
  - Подожди.
  
  Она подумала, забыл что-то важное, остановилась, он уже догнал её, наклонился.
  
  Тёплые губы коснулись её губ, сказал:
  - Я сегодня ещё не поцеловал тебя.
  
  Она поднялась на цыпочки, поцеловала его в щёку, утешая, сказала:
  - Вечером зайду.
  
  Он обиделся:
  - Почему бы не сказать, что вечером составишь мне компанию?
  
  Чем привёл Цзяци в смятение:
  - Ты же ещё болен, подумай немного о здоровье, хорошо?
  
  Увидев Майбах, Цзяньцзы была потрясена:
  - Трещотка, у тебя богатый друг.
  
  Цзяци была очень осторожна. Вести эту машину требовало мужества, поэтому она посадила Цзюаньцзы и Дзиндзинь на заднее сиденье.
  
  Цзюаньцзы мечтала о ресторанчике у западных ворот их альма-матер. Цзяци сначала привезла их к европейской кондитерской, купила Дзиньдзинь пирожное, чтобы утолить голод. Дзиньдзинь и правда понравилось, держа двумя руками, уминала за обе щёки. Цзюаньцзы улыбалась:
  - Никогда бы не подумала, что ты даже более внимательней к детям, чем я. Быстрее выходи замуж и рожай своих.
  
  Но Цзяци не оценила шутку.
  
  Вечером на дорогах жуткие пробки, двигались почти со скоростью пешехода. Стали вспоминать старые времена в университете, разахались. Цзюаньцзы сказала:
  - В то время я считала, что жизнь впереди яркая и волнующая, никак не могла представить, что это дорога вниз, обычная и заурядная.
  
  Рождение, старость, болезнь, смерть... В юности энтузиазм бьёт ключом, думаешь нет ничего невозможного, но постепенно за годы и месяцы всё сглаживается.
  
  Цзюаньцзы, как бы смеялась над собой:
  - Посмотри на меня, даже выражение глаз отупело. Ты, Цзяци, молодец, держишься, совсем не изменилась.
  
  Цзяци улыбнулась, на самом деле в сердце каждого человека, где было синее море, ныне тутовые рощи*.
  
  Остановились на красный, люди толпой проходили перед глазами.
  
  Вдруг кто-то вышел из ряда, постучал в правое окно у заднего сидения машины и начал жестикулировать Цзяци и Цзюаньцзы.
  
  Цзяци увидела, что человек показывает на колёса, похоже, хочет сказать, что у них проблемы с шинами. Цзюаньцзы тоже не могла расслышать, о чём он говорит. Цзяци нажала кнопку стеклоподъёмника. Неожиданно, когда окно открылось, тот человек быстро сунул руку в машину, схватил сумку на переднем сидении рядом с Цзяци и пустится наутёк.
  
  Цзюаньцзы не успела среагировать, Цзяци закричала: 'Грабят!', распахнула дверь машины и бросилась вдогонку. Цзюаньцзы закричала, даже хотела выскочить из машины, но у неё в руках был ребёнок. Светофор уже переключился, машины сзади сигналили, она изо всех сил кричала:
   - Цзяци! Вернись! Не беги за ним! Цзяци...
  Прижимая ребёнка, в панике вышла из машины, но среди сотрясающих воздух автомобильных клаксонов оставалось только смотреть, как Цзяци убегает всё дальше.
  
  Цзяци рьяно гналась за грабителем, напрямик через рынок пробежали метров триста. Тот человек увидел переулок и шмыгнул в него. Цзяци недолго думая, повернула следом, на одном дыхании пробежала триста-четыреста метров, потом усталость заставила её немного притормозить. Переулок сужался, воришка, похоже, попал в глухой тупик. Бежал, бежал и разом остановился. Неожиданно развернулся и со злостью уставился на неё.
  
  Цзяци испугалась, он выглядел угрожающе:
  - Дрянная тётка! Сейчас проучу тебя!
  Выругался и вытащил нож. Выкрутил ей запястье и ударил ногой в низ живота. От боли прошиб холодный пот, в глазах потемнело. А нож уже чиркнул по уху, обожгла острая боль. Мелькнула мысль, всё кончено. Успела лишь инстинктивно поднять руку, защищая голову, он снова рубанул ножом. В этот раз попал ей по запястью, потекла кровь, шнурок с буддийскими чётками разоврался, бусинки раскатились в разные стороны. Грабитель снова взмахнул ногой и сбил её на землю.
  
  Цзяци упав, затаилась. Тот человек подошёл на несколько шагов, посмотрел сверху. Цзяци было страшно. Он наступил на бусинку, подвигал ногой, опустил голову, взглянул на рассыпавшиеся чётки и вдруг замер. Паника в душе Цзяци достигла высшего предела, было непонятно, что он задумал. Однако грабитель уставился на неё странным взглядом, в котором читалась смесь удивления и ужаса. Цзяци только тяжело дышала, приоткрыв рот. Страх в глазах того человека разрастался. Цзяци заметила тень, мелькнувшую за его спиной, наверное, кто-то подошёл, и закричала: 'Спасите!'
  
  Парень затрясся с головы до ног, бросил сумку, нож, развернулся и убежал.
  
  У Цзяци болела рука и ухо, пощупала - везде кровь. В переулок зашла пожилая женщина, увидев, что произошло, тоже перепугалась и закричала:
  - Быстрее сюда! Помогите! Девушка! Девушка, что случилось?
  
  
  Примечания к главе 14.
  'Начертить на земле круг и считать его символически тюрьмой' - внутри этого круга в 'золотой древности' якобы помещали преступника для того, чтобы устыдить его.
  'На вершине очень холодно' - люди высокого положения чувствуют себя одиноко
  'Золотой отрок и яшмовая дева' - аристократия.
  'Сорокопуты и ласточки разлетелись в разные стороны' - разлучиться, расстаться; разлука.
  'Где было синее море, ныне тутовые рощи' - огромные перемены; житейские бури, превратности судьбы.
  
  
  15
  Первый раз в жизни Цзяци вызвали скорую помощь. Раны были не серьёзные, порезы на ухе и на руке длинные, но неглубокие, да и места ранения не жизненно важные, но кровь, размазанная по всему лицу, выглядела пугающе. Подоспевшая полиция доставила её в ближайшую больницу. Врач, внимательно осмотрев раны, сказал, что зашивать не нужно, только продезинфицировать и сделать перевязку.
  
  Рядом стоящий полицейский высказал своё мнение:
  - Эти грабители - отчаянные люди, но ты тоже чересчур смела, девушка в одиночку выскочила из машины и погналась.
  
  Цзяци охватывал запоздалый страх, сама не понимала, как ей пришло в голову начать преследование. Но до того как отправиться в больницу, она даже не забыла подобрать свою сумку.
  
  Полицейский спросил:
  - Сколько денег было в сумке? Хорошо, что она вернулась, но назови сумму, нам надо для отчёта.
  
  Сердце Цзяци вдруг заныло, она тихо ответила:
  - Кроме мобильного не более тысячи юаней, ещё две карточки, но в сумке были ключи.
  
  Полицейский выслушал и покачал головой:
  - Рисковать жизнью из-за ключей, разве не проще было сменить дверной замок? Если снова столкнёшься с таким делом, сначала позвони 110 полиции. Ты - девушка, как можно в одиночку гоняться за бандитами, не стоит так усердствовать с самозащитой.
  
  Пока он читал наставления, Цзяци послушно поддакивала. Вдруг неожиданно вспомнив, что оставила Цзюаньцзы и Дзиньдзинь посреди дороге в том многомиллионном Майбахе, невольно вскрикнула. Медсестра, подумав, что задела раны, вздрогнула от испуга.
  
  Это был вопрос чрезвычайной важности. Не говоря об остальном, у Цзюаньцзы на руках Дзиньдзинь, ребёнок мог заболеть от испуга. А ещё тот Майбах, если что-то случится, как она возместит Жуань Чжэндуну?
  
  Лицо Цзяци побелело.
  
  Ведь только что разговаривала с Цзюаньцзы и даже не спросила её номер телефона, что же теперь делать.
  
  Полицейский заботливо посоветовал:
  - Позвоните, попросите домашних забрать вас. Вижу, вы ещё в шоке.
  
  Звонить Жуань Чжэндуну нельзя, ни к чему заставлять его волноваться. Набрала Сюй Шифэну, телефон оказался вне зоны доступа, позвонила его секретарю, узнала, что Сюй Шифэн полчаса назад вылетел в Шанхай на судебное заседание. Думала просить о помощи Чжоу Цзинань, и тут телефон неожиданно зазвонил. Посмотрела на номер, сняла трубку.
  
  - Цзяци? Ты в порядке? Ты где?
  
  - Я в больнице, всё в порядке.
  
  Через несколько секунд услышала в трубке голос Цзюаньцзы, та всхлипывала:
  - Цзяци, с тобой всё хорошо? Ты так меня напугала.
  
  - А у вас с Дзиньдзинь всё нормально?
  
  - Мы в порядке. У меня английские права, а твоя машина с левым рулём, я не решилась трогать её с места. Сзади образовалась пробка, водители стали ругаться. К счастью Мэн Хэпин проезжал мимо, помог отогнать машину к обочине.
  
  Телефон снова оказался у Мэн Хэпина, он сказал:
  - Мы приедем в больницу, заберём тебя.
  
  Цзяци немного опешила, раньше он никогда не использовал такой категоричный тон.
  
  Сегодня всё приводило её в замешательство. Огромный город с десятком миллионов людей, как можно невзначай снова натолкнуться на него.
  
  Мэн Хэпин пришёл, как только медсестра только закончила перевязку.
  
  Цзюаньцзы, увидев забинтованное ухо Цзяци, испугалась:
  - Как же ты так поранилась? Ещё говоришь всё в порядке, посмотри на себя - это разве пустяки?
  
  Цзяци попыталась пошутить:
  - Боишься, я стала одноухая? На самом деле, просто царапнули ножом, врач сказал можно даже не зашивать, не пугай Дзиньдзинь.
  
  Мэн Хэпин задавал вопросы врачу, потом говорил с полицейским, наконец, вернувшись к ним, сказал:
  - Подпиши и можно уходить.
  
  На нём был серый костюм и серая рубашка, разные оттенки серого, в сочетании с серебристо-серым галстуком, совершенно не режет глаз. В больнице работало отопление, поэтому он снял пальто и небрежно перекинул его через руку. Чуть склонившись, низким приятным голосом вёл беседу с врачом.
  
  Когда Цзяци подписала протокол, он лишь сказал:
  - Пошли.
  
  Снаружи стоял Chopster Мэн Хэпина, она тихонько спросила:
  - А та машина...
  
  Мэн Хэпин на ходу взглянул на экран радиолокатора и сообщил:
  - Я оставил её недалеко от того перекрёстка на стоянке супермаркета. Не волнуйся, его машину все знают, не пропадёт.
  
  Цзяци было не по себе. Цзюаньцзы легонько тронула её за руку и тихо сказала:
  - Прости, я запаниковала.
  
  Цзяци возразила:
  - Это я поступила опрометчиво, бросила тебя с Дзиньдзинь.
  
  Всю дорогу Мэн Хэпин молчал. Цзяци, притворяясь непринуждённой, предложила Цзюаньцзы:
  - Я проголодалась, восемь часов. Давай всё же поступим по первоначальному плану, поедем в ресторанчик у западных ворот. Обратилась к Мэн Хэпину:
  - Довезёшь нас до стоянки, мы пересядем в ту машину.
  
  Она и Цзюаньцзы сидели на заднем сиденье. В зеркало заднего вида была видна только нижняя половина лица Мэн Хэпина. Ей показалось, он снова похудел. Подбородок из-за плотно сжатых губ выглядел жёстким. Помолчав короткое время, он сказал:
  - Ты сможешь вести машину с такой рукой.
  
  Цзюаньцзы поддержала:
  - Да, эти ранения, лучше сначала отвезём тебя домой.
  
  За окном мелькали уличные фонари. Цзяци опустила голову и сразу заметила, что её воротничок в брызгах крови, жёлтый гусь на пальто сплошь в узорах из чёрных капель, выглядело ужасно. К тому же марля на ухе, забинтованная рука, в таком виде не очень прилично идти в ресторан. В конце концов, сказала:
  - Тогда завезём сначала тебя с Дзиньдзинь. Извини, сегодня ты натерпелась из-за меня, я устроила такой кавардак. Давай приглашу тебя пообедать в следующий раз.
  
  Цзюаньцзы сказала:
  - Хорошо, что ты в порядке, к чему подобные разговоры? Я до смерти за тебя испугалась.
  
  Только поговорили, телефон снова зазвонил. Цзяци одной рукой долго пыталась выудить его из сумки, оказалось это Жуань Чжэндун.
  
  Похоже, он был в хорошем настроении, только сняла трубку, сразу спросил:
  - Ну как? Уже закончила ужинать с парнем и ребёнком?
  
  Цзяци уклончиво ответила:
  - Ещё нет.
  
  Он неожиданно рассмеялся:
  - Сегодня причинил тебе ущерб, но я не специально.
  
  Цзяци будто проваливалась в туман, в состоянии сильной прострации переспросила:
  - Что?
  
  - Упал в ванной, никак не мог встать. К счастью вошла медсестра, помогла подняться... Твой парень слегка побит, ты разве не в ущербе.
  
  Цзяци поняла услышанное не сразу, не было никакого желания обращать внимания на его шутки, только спросила:
  - Как упал? Серьёзно?
  
  - Всё в порядке, немного ободрал коленку. Даже не знаю, как это вышло. Неожиданно закружилась голова, поскользнулся и упал. Плитка в ванной этой больницы никуда не годится.
  
  Да уж, не идёт ни в какое сравнение с роскошной немецкой противоскользящей плиткой в его ванной. Рука Цзяци побаливала, пришлось переложить телефон в левую руку. Он сказал:
  - Вечером принеси мне чего-нибудь вкусненького, хотел бы поесть твоих вонтонов, в прошлый раз не удалось.
  
  Цзяци, помедлив в нерешительности, ответила отказом:
   -Сегодня вечером... будет уже поздно, не успею. Надо ещё продукты купить.
  Цзяци чувствовала, что это довольно жестоко, но приди она в больницу, Жуань Чжэндун, увидев её, естественно будет выспрашивать, сейчас, когда он болен, нельзя заставлять его волноваться. Предложила:
  - Давай так, завтра сделаю и принесу. Боюсь, наш ужин закончится поздно, я не приду в больницу.
  
  Он, очевидно, был удивлён, но только протянул:
  - Тогда ладно.
  
  Цзяци повесила трубку, Цзюаньцзы улыбнулась ей и тихо спросила:
  - Майбах?
  
  Цзяци в полном смятении кое-как слегка кивнула головой. Цзюаньцзы довезли довольно быстро, она, взяв Дзиньдзинь, вышла из машины, ребёнок уже спал. Цзюаньцзы боялась, что малышка простудится, прикидывала расстояние до дома. Мэн Хэпин уже вышел из машины, взял своё пальто и завернул ребёнка. Цзюаньцзы была очень тронута, даже несколько раз сказала 'спасибо'. Он всегда был таким внимательным, заботился о друзьях. Цзяци в глубине души хотела, чтобы он не был таким, например, сегодня, мог бы и не вмешиваться. Снаружи ночной ветер сбивал с ног, холод такой, что при разговоре изо рта шёл пар, Цзюаньцзы поспешно сказала Цзяци:
  - Я позвоню тебе завтра. Следи за своими ранами, помни, надо сходить в больницу на перевязку.
  
  Дверь машины закрылась, в маленьком пространстве снова стало тепло. Спросил:
  - Где ты живёшь?
  
  Назвала адрес.
  
  Он больше ничего не сказал, только снова вырулил на главную дорогу.
  
  Ночью этот город особенно великолепен, множество автомобильных фар, как струящийся река фонарей, спокойно извивалась впереди. Их машина была зажата посередине, только пара малюсеньких светлых пятна, из-за света вдоль дороги сразу и не разглядишь.
  
  Цзяци чувствовала неловкость, атмосфера в салоне была довольно угрюмая. Когда остановились на красный, уставилась в окно, а он неожиданно спросил:
  - Можно я закурю?
  
  Джентельменский вопрос. Кивнула, но вспомнив, что сидит на заднем сиденье, и он не может видеть, торопливо сказала:
  - Можно.
  
  Взяв сигарету, чиркнул спичкой, потом ещё несколько раз, огонь всё не загорался, он, похоже, потерял терпение и смял сигарету.
  
  Зажегся зелёный, включил передачу, машина снова поплыла в потоке, оба всю дорогу молчали.
  
  Наконец добрались до дома. Цзяци невольно вздохнула с облегчением:
  - Это здесь. Спасибо.
  
  Мэн Хэпин заглушил двигатель и сказал:
  - Я поднимусь с тобой.
  
  Цзяци хотела возразить, но он уже открыл ей дверцу машины, взял её сумку, не сказав ни слова, развернулся и пошёл вперёд.
  
  Цзяци оставалось только последовать за ним.
  
  Его шаги были большие, ей пришлось почти бежать, войдя в лифт, она слегка запыхалась. Мэн Хэпин держал её сумку, сжимая ручки так сильно, что суставы пальцев побелели. Цзяци не знала, о чём он думает, сердце колотилось, к счастью нашла хоть какую-то тему для разговора:
  - У Цзянси всё хорошо?
  
  Он, взглянув на неё, ответил: 'Хорошо' и снова замолчал, будто не хотел с ней разговаривать.
  
  У Цзяци ныли рука и ухо, к тому же она так устала, что совсем не могла думать. Могла только смотреть на табло с номерами этажей, цифры 1, 2, 3...сменяли друг друга, наконец, приехали, лифт звякнул и двери открылись.
  
  Стоя на пустой площадке, она силилась улыбнуться:
  - Спасибо что проводил, спасибо за сегодняшнюю помощь.
  
  Ответил:
  - Не за что, - отдал ей сумку, потом достал ключи от машины. - Это тебе. Может, всё-таки я отгоню машину к больнице?
  
  Она видела только, что он шевелит губами, и не могла разобрать ни слова из вибрирующих звуков его голоса. Изо всех сил старалась вслушиваться, но шум становился громче, грохот давил, перед глазами потемнело, неожиданно почувствовала, что ноги обмякли, и в следующий момент она уже падала.
  
  Когда очнулась, в ушах звенело, свет лампы на потолке резал глаза. Цзяци прикрыла веки, пытаясь приспособиться к свету, обнаружила, что лежит на диване. Мэн Хэпин прямо перед ней, стоит на одном колене рядом с диваном. Полы его одежды в серебристо белых крапинках, будто что-то приклеилось. Не осмелилась смотреть ему прямо в глаза, опустила взгляд и, собравшись силами, попыталась сесть.
  
  Он подал ей стакан горячей воды, стараясь сохранить спокойствие в голосе:
  - Я не нашёл сахар.
  
  У неё была небольшая анемия, когда уставала, голова кружилась. Он знал о её проблеме, стакан воды с сахаром и всё в порядке.
  
  Сказала:
  - Я в порядке.
  
  Атмосфера сгущалась, она чувствовала стеснённость, глотнула кипятка, в итоге, держа стакан, пошла на кухню. Сразу бросились в глаза разбросанные по кухонному шкафу пакетики с приправами и ещё рассыпанная соль. Белоснежная дорожка извивалась по столешнице. Только сейчас она поняла, что его одежда покрыта солью. Приподнялась на цыпочки, потянулась к дверцам навесного шкафчика, он стоял рядом, не проронив ни звука, протянул руку, помог ей открыть дверцу. Внутри было только фарфоровое яблоко. Сняла его, открыла крышку, оказывается, это была сахарница.
  
  Стала накладывать сахар в стакан. В неярком оранжевом свете лампочки под подвесным шкафом поблёскивали серебристые ложки из нержавейки. Этой подсветки сначала не было. Уже после переезда она обратилась к домовладельцу, он позвал рабочего и установил. Вечером она частенько зажигала этот светильник. В те моменты, когда изредка просыпалась среди ночи, мягкий оранжевый свет с кухни успокаивал её.
  
  Раньше, когда она засыпала, он частенько ещё работал, зажигая маленькую настольную лампу с апельсиновым абажуром. Жаркой летней ночью на окне жужжал кондиционер, она, просыпаясь в поту, полусонная видела тот оранжевый свет. Бесчисленная мелкая мошкара кружила вокруг лампы, он растирал руки мазью с охлаждающим эффектом и одеколоном. От света лампы его тень, как клеймо, глубоко отпечатывалась на стене.
  
  Во сне постоянный запах одеколона, охлаждающей мази. Он ложился очень поздно, та лампа светила всё время, светила в её снах.
  
  Наконец, произнёс:
  - Цзяци?
  
  Она повернула голову.
  
  - Ты положила четыре ложки сахара.
  
  Стакан почти наполовину был заполнен сахаром, он постепенно растворялся, как рушился.
  
  В его глазах только отражение лампы, язычок пламени в мрачной пустоте.
  
  Снова почувствовала лёгкое головокружение.
  
  Его дыхание редкое и лёгкое скользнуло по лицу, мягкие губы, наконец, коснулись её губ.
  
  Вмиг обрушились воспоминания, сметая всё, голова стала пустой, она инстинктивно ухватилась за него.
  
  Не могла дышать, боялась ещё вздох и задохнётся.
  
  После такой долгой разлуки она действительно думала, что уже забыла, оказалось, нет, помнила. Помнила, что когда-то у неё было всё. Так прекрасно, так хорошо. Он крепко стиснул её, будто никогда раньше не отпускал руки и только алчно тянулся к её аромату. А она словно утопающий бессильно барахталась, сопротивляясь, но лишь увязала всё глубже и не могла освободиться.
  
  'Бах!' Стакан выскользнул из рук и разлетелся вдребезги, горячая вода брызнула во все стороны, несколько капель попало ей на щиколотку, тёплые капли постепенно остывали и леденели.
  
  Она будто очнувшись, оттолкнула его.
  
  Он стоял, не пытаясь двинуться, и только смотрел на неё.
  
  Цзяци казалось, это похоже на сон, но, в конце концов, она пришла в себя.
  
  Он заговорил, голос чужой и далёкий.
  
  Сказал: 'Прости'.
  
  Цзяци стало грустно, прошло столько лет, разделённые высокими горами и широкими водами, он снова стоял перед ней, и снова только одно слово*.
  
  Так горько, Раньше горько любили, горько расставались.
  
  Сколько раз она мечтала, если бы встретиться, если бы можно было поплакать на его груди.
  
  Та горечь уходила всё дальше. Даже если сейчас снова совсем рядом, но, тем не менее, не перешагнуть. У неё нет способа, нет возможности, остаётся только спокойно смотреть.
  
  Отпустив руку, нельзя оборачиваться назад. Она уже выбрала другую дорогу, и для них нет возврата к прошлому.
  
  Он, в конце концов, ушёл.
  
  Соль, рассыпанная по кухонному шкафу, под светом лампы, как слой снега. Цзяци медленно провела пальцем, погладила, поколебавшись немного, сунула палец в рот, солоно, облизнула губы, очень солоно, так, что аж вяжет.
  
  Когда он нёс её в квартиру, наверняка был растерян, поэтому даже не снял обувь. На плитке остались сероватые следы, один, два... хаотично и беспорядочно. Цзяци присела на корточки, рукой стала стирать отпечатки, не оттиралось, рана от движений побаливала, но она упорно тёрла, один за другим, упрямо и настойчиво.
  
  В итоге всё-таки сходила на балкон, взяла швабру и отчистила. Помыла швабру, вошла на кухню, тряпкой протёрла шкаф, разложила по местам коробочки с приправами, одну за другой накрыла крышками, убрала сахарницу. Кухня с самого начала была маленькой, узкое окошко. Домовладелец поверх стекла наклеил стикер, цветы или облака, казалось стекло покрыто зимними узорами инея.
  
  Сейчас тоже уже зима.
  
  Вернулась в гостиную и набрала номер Жуань Чжэндуна.
  
  Он ещё не спал, сняв трубку, был, похоже, немного удивлён.
  
  Она обратилась к нему по имени:
  - Чжэндун?
  
  Он спросил:
  - Что случилось?
  
  На одном дыхании выпалила:
  - Мне сегодня ужасно не повезло, столкнулась с грабителем и, как дура погналась за ним. В результате получила удар ножом, к счастью подошли люди, и грабитель убежал.
  
  Услышала его возмущенный вздох.
  
  Продолжала говорить, сдерживая слёзы:
  - Я не решилась вечером прийти, боялась, будешь волноваться, увидев меня. Но сейчас мне кажется, неправильно скрывать это от тебя, поэтому, подумав, решила всё-таки рассказать. Не волнуйся, я в порядке, всего две царапины, на ухе и на руке. Раны неглубокие, врач сказал зашивать не нужно, только менять повязки и всё будет хорошо, даже шрамов не останется. Если ты волнуешься, я сейчас приеду в больницу и покажу тебе.
  
  Он долго ничего не говорил, прошло некоторое время, наконец, позвал её:
  - Цзяци.
  
  - Ммм.
  - Почему ты снова плачешь?
  
  Она ответила:
  - Всё в порядке, - стёрла рукой слёзы. - Я же не ребёнок, повторяю, уже ничего не болит.
  
  Не известно почему, похоже, каждый раз, когда она была готова расплакаться, он всегда знал об этом.
  
  
  Примечания к главе 15.
  В оригинале 'снова только три иероглифа'. 'Прости' состоит из трёх иероглифов, как и фразы 'Счастливого Нового года', 'Я люблю тебя'.
  
  
  16
  Наконец он сказал:
  - Я приеду к тебе.
  
  Цзяци не согласилась:
  - Слишком поздно. К тому же ты сам только после падения, больному не стоит бегать туда-сюда. Как насчёт того, что я приеду к тебе завтра и привезу вонтоны?
  
  Он не настаивал.
  
  На следующий день Цзяци как обычно пошла на работу. У их группы был важный проект, надо было многое сделать, все стояли на ушах, ей было неудобно просить отгул, перекладывая свою работу на коллег.
  
  Коллеги переживали из-за её ран, потому что выглядело это, действительно, пугающе. За обедом Чжоу Цзинань ругала Цзяци:
  - Неожиданно погналась за грабителем, смотри, как пострадала. Скажи, такого рода поступок это смелость или глупость? Назвать тебя бестолковой, так иногда твои мозговые извилины в сердце, назвать умной, ты частенько неисправимо глупа.
  
  - Сюй Шифэн тоже так говорит. Ах! Ты и он, мнения великих умов почти всегда сходны.
  
  Чжоу Цзинань нахмурила брови, будто съела имбирь:
  - Умоляю! Не произноси это имя, когда я ем.
  
  Неизвестно почему эти двое недолюбливали друг друга. Каждый раз, когда Цзяци в разговоре с Сюй Шифэном упоминала Чжоу Цзинань, Сюй Шифэн сразу говорил: 'Та, твоя подруга с ядовитыми зубами'.
  
  А стоило заговорить о Сюй Шифэне, Чжоу Цзинань называла его мелочным скупердяем и ограниченным насмешником.
  
  Как-то они втроём обедали вместе. В результате только Цзяци, опустив голову, ела, а Сюй Шифэн и Чжоу Цзинань устроили баталию, один одно слово, другой в ответ десять. Начиная с вопроса 'надо ли добавлять сахар в лимонный сок' и до равноправия мужчин и женщин в современном обществе. Наезжали друг на друга, 'на устах мёд, на сердце лёд', 'при свете пики, в темноте стрелы', вели ожесточённый бой, язвительно насмехаясь друг над другом. Когда Цзяци принялась за сладкое, на проблеме вмешательства Америки в военные дела Южной Кореи острота спора достигла высшего предела. Обоюдный запал привёл Цзяци в изумление. Сюй Шифэн проиграл. Даже несмотря на хорошо подвешенный язык, с которым он уверенно и блестяще выступал на суде, самый сильный в перекрёстном допросе адвокат ругнулся и распрощался. Чжоу Цзинань в тот день заставила Цзяци взглянуть на неё другими глазами, на равных спорила с Сюй Шифэном, несгибаемая женщина, Цзяци первый раз столкнулась с такой. Однако Чжоу Цзинань не стала слушать её дифирамбы и принимать их всерьёз:
  - Пустяки, мечтала в лучшие годы поехать в Сингапур, представлять нашу школу в спорных вопросах.
  
  Цзяци пришла в ещё больший восторг, разве что не попросила у Чжоу Цзинань автограф.
  
  После обеда Цзяци вдруг пригласили прийти в полицейский участок на опознание подозреваемого. Чжоу Цзинань была поражена:
  - По телевизору говорили, что такого рода дела участились, советовали гражданам повысить бдительность. Раскрыть дело уже на следующий день, откуда такая оперативность?
  
  Цзяци пояснила:
  - Полицейский в разговоре сказал, подозреваемый утром сам пришёл с повинной.
  
  Чжоу Цзинань ещё больше удивилась:
  - В безжалостном бандите неожиданно проснулась совесть, и он послушно пришёл с повинной?
  
  В участке полицейский, встречавший Цзяци, был очень любезен, предложил ей присесть, чашку чая, и лишь потом вытащил улики:
  - Узнаёте? Это ваши чётки?
  
  Цзяци узнала, это были, именно, те чётки, что дал ей старина Май. В момент инцидента они рассыпались по земле, теперь бусинки лежали в пластиковом пакетике для улик, даже разорванный шнурок был там же. Она была тронута:
  - Это моё, спасибо, вы так внимательны, собрали их.
  
  Полицейский усмехнулся и сказал:
  - Это тот подозреваемый, когда пришёл с повинной, принёс с собой эти чётки. Другой бы не отважился вернуться за ними.
  
  Цзяци слегка недоумевала, ей постоянно казалось, за его словами есть что-то ещё.
  
  Опознание проходило на экране, похожем на телевизор. Надо было показать, который из подозреваемых грабитель. Цзяци не знала, что и думать, за одну ночь тот бандит тоже получил ранения, на ухо наклеена марля, рука обмотала бинтом, удивительно, но раны были такие же, как у неё. Характерные черты внешности подозреваемого были очевидны, Цзяци взглянула и сразу узнала, это действительно тот грабитель.
  
  После опознания, полицейский нарочито подчеркнул:
  - По окончании процесса мы вернём вам чётки.
  
  Цзяци ответила:
  - Всё в порядке.
  
  Тогда полицейский снова улыбнулся и сказал:
   - Не волнуйтесь, важные вещественные доказательства мы тщательно охраняем.
  
  Цзяци подумала, что те чётки, похоже, не совсем обычные, но не стала долго размышлять об этом. Из коридора попала в большое офисное помещение, там разговаривали несколько полицейских, тот, что посередине, держал в руках чашку и, брызгая во все стороны слюной, вещал:
  - Вы не смотрите, что те бусины неприглядны. Это старинная золотая нить постижения. На четырёх цветках лотоса из слоновой кости записаны слова, во всём городе не найдёшь вторых таких. Есть лишь несколько знатоков, ни один не посмел признать те чётки...
  
  Цзяци невольно замедлила шаг, прислушиваясь, как тот человек живописал:
  - Они серьёзно относятся к правилам - три ножа шесть отверстий. Но говорили, старый Май передал, его младшую сестру изначально никто не знал, тёмного человека винить нельзя. Поэтому только присудили тому Цзя нанести такие же порезы, он сам резанул себя два раза, по уху и по руке. Потом приказали идти сюда с повинной...
  
  Цзяци слушала - прямо 'Тысяча и одна ночь'. Никогда бы не подумала, что старина Май такой персонаж. Неудивительно, что ей показалось, его манера держаться незаурядна, напоминает рыцаря давних времён, тайная легенда города. И её жизнь в итоге спасена благодаря буддийским чёткам, подаренным им.
  
  Она, счастливо отделавшись, вышла из полицейского участка и сразу позвонила Жуань Чжэндуну. Хотела попросить его помочь поблагодарить старину Майя, но неожиданно его телефон оказался вне зоны доступа, позвонила в палату, тоже никто не брал трубку.
  
  Это показалось немного странным, но подумала, что он, возможно, на процедурах и не придала значения. Посмотрела время позднее, пошла в супермаркет, купить продуктов, вернулась домой, сделала вонтонов, держа в руках термос, остановила такси и поехала в больницу.
  
  На его этаже всё так же тихо и спокойно. Постучала, никто не ответил, повертела ручку двери, заперто. Пошла на пост дежурной медсестры, спросить.
  - Не подскажите, пациент из палаты 1708 на процедурах?
  
  Медсестра подняла голову, взглянув на неё, сразу узнала и сказала:
  - 1708 выписался.
  
  Цзяци опешила и переспросила:
  - Выписался?
  
  Медсестра подтвердила:
  - Да. Сегодня утром настоял, чтобы покинуть больницу. Консилиум врачей был категорически против, в итоге вызвали директора Чжао, выпустили под его расписку.
  
  Цзяци невольно спросила:
  - Тогда он вернулся домой?
  
  Медсестра, покачала головой:
  - Этого мы не знаем.
  
  В душе Цзяци полный хаос, с термосом в руках, сама не поняла, как вышла на улицу. Подняла голову, оказалось уже стоит у главных ворот больницы. В сумерках на дороге туда-сюда снуют машины, в самом деле, не знаешь, что и думать. Освободив руку, снова попробовала набрать ему на мобильный, всё ещё не доступен. Повесив трубку, Цзяци растерялась. Она вдруг поняла, что кроме мобильного, других способов связаться с ним не было, но мобильный отключён.
  
  Наступил вечер, она уже несколько раз набирала номер Жуань Чжэндуна, однако механический голос каждый раз просил перезвонить позже. Цзяци невольно занервничала. Раньше боялась, что в ходе его болезни будут какие-нибудь изменения, но даже в голову не приходило, что он может неожиданно покинуть больницу, к тому же так поспешно.
  
  Не спала всю ночь. Следующие несколько дней телефон Жуань Чжэндуна был по-прежнему выключен. Она боялась, что случилось несчастье, не находила себе места. В конце концов, поехала на телестудию, преодолев кучу препонов, потратив море сил, наконец, выпросила телефон Жуань Цзянси.
  
  Жуань Цзянси была в командировке в Юньнане. Звонок Цзяци очень удивил её. Услышав, что Жуань Чжэндун покинул больницу, она удивилась ещё больше:
  - Что? Подожди, подожди, я позвоню домой, спрошу.
  
  Прошло некоторое время, телефон зазвонил, в её голосе уже сквозила тревога:
  - Дома нет, персонал сказал, что он не заезжал домой. Позвонила в его квартиру, никто не берёт трубку. В обоих загородных коттеджах Сишань и Миюнь тоже говорят, что не приезжал. Мама сейчас сопровождает отца в зарубежной поездке, брат наверняка втайне от всех покинул больницу.
  
  У Цзяци упало сердце, и вдруг нахлынул страх.
  
  После работы Цзяци, немного поколебавшись, направилась, не как обычно, в метро, а на остановку 300-ого автобуса. Цзяци уже много лет не ездила этим маршрутом, неожиданно за это время рейс стал очень востребованным. В автобусе такая теснота, яблоку негде упасть. На улице морозно, окно запотело, за ним всё как в тумане. Небо над городом постепенно темнело, а среди толпы людей даже думать не хотелось.
  
  Потом народу в автобусе стало ещё больше, тесно, как сардинам в банке. К тому же кондиционер работал плохо, Цзяци казалось, она не может вздохнуть, в итоге вышла из автобуса. Выйдя, оглянулась, поняла, что находится у парка Юйюаньтань*
  
  На улице холод, автобусы покидали стоянку, один ушёл, другой подъехал, люди торопились, и только она стояла одна на ледяном ветру, будто не зная за кем следовать.
  
  Сунув руки в карманы, пошла к воротам парка. Администратор, недоверчиво покосившись, напомнил:
  - Скоро закрываем.
  
  Вошла в парк, долго шла по дороге, потом присела на скамейку.
  
  В этот парк она не приходила очень давно, в последний раз была тут с Мэн Хэпином. На празднике цветения вишни толпа людей. Чтобы занять хорошую позицию для фотографии, надо было долго ждать, потом просить другие пары их сфотографировать.
  
  Позже те фотографии пропали. Лепестки кружатся в воздухе, розовый цветочный дождь, он с улыбкой обнимает её.
  
  Молодость, мечты в объективе, счастливые улыбки.
  
  Пожилой человек пробежал мимо неё, 'топ-топ', трусцой, ритмичные звуки шагов. На холодном ветру мысли застывали. Вытащила телефон, нашла номер Жуань Чжэндуна, собиралась нажать на клавишу, но не решилась и закрыла слайдер.
  
  Пока сидела, проголодалась. Выйдя из парка, дошла до пиццерии. К горячему шоколаду заказала шафранный соус с перцем, так остро, что аж охнула. Осилила часть пиццы, даже сама почувствовала, что её рвение достойно похвалы.
  
  Наевшись, становится радостнее.
  
  Так частенько говорила Чжоу Цзинань.
  
  Вроде наелась, однако радостней не стало.
  
  Кое-как дожила до выходных, в работе человек забывается. Жуань Чжэндун так и пропал, похоже, не оставив никаких следов. Поначалу она ещё по нескольку раз в день набирала его номер, но абонент постоянно был вне зоны доступа. Мало-помалу она перестала пытаться. Думала, не связаться ли снова с Цзянси, но, в итоге, отказалась от этой мысли.
  
  Когда в последний раз шла в больницу на перевязку, посыпал мелкий снег.
  
  Первый снег этой зимы, снежная крупа стучала по окну, шуршала эхом.
  
  Врач сказал:
  - Порезы зажили, можно больше не приходить.
  
  За одну неделю от раны остался только чуть заметный красный рубец. Такое быстрое восстановление - невозможно вообразить.
  
  После обеда с коллегами из отдела кадров отправились в школу проводить консультацию. Рук не хватало, а консультация проходила в её альма-матер, она временно присоединилась, чтобы помочь.
  
  Встреча прошла успешно, приятная атмосфера, их компания довольно известна в профессиональных кругах, поэтому отклики были пылкие. Когда она вместе со всеми вышла из зала, вдруг кто-то окликнул:
  - Сестрица, подожди.
  
  По виду ученик, пока догонял, запыхался, она подумала, что у него какие-то вопросы по теме консультации, но неожиданно парень представился:
  - Сестрица, помнишь меня? Я У Боюй.
  
  Узнала не сразу.
  
  Парень поднял руку, закрыл лицо и через промежутки между пальцами посмотрел на неё, глаза озорные и смеющиеся.
  
  Тотчас вспомнила то щекотливое положение утром, как её застали в комнате Жуань Чжэндуна. Неожиданно он оказался её младшим товарищем по альма-матер, вот уж случайная встреча.
  
  Попросил, расплывшись в улыбке:
  - Сестрица, угости меня обедом, нет ни гроша за душой.
  
  Очень милый откровенный мальчик. Цзяци отвела его в закусочную фаст-фуда. Он за раз съел два гамбургера, три куриных рулетика, пожелал продолжить и сгрыз порцию куриных крылышек. Цзяци боясь, что он подавится, сказала:
  - Помедленнее.
  Осушил полстакана колы, погладил живот и вздохнул:
  - Здорово!
  
  Взялся объяснять ей:
  - Я не возвращаюсь домой, поэтому на жизнь нет денег. Мать хочет вынудить меня вернуться, я не соглашаюсь, лучше буду голодать, но не сдамся и не уступлю.
  
  Цзяци развеселилась:
  - Даже если так, не стоит голодать. Что ты не поделил с матушкой?
  
  У Боюй ответил:
  - Моя мама такой человек, ты не поймёшь, в двух словах не расскажешь...
  
  Говорил, одна фраза - два вздоха. Цзяци видя, как он с серьёзным видом хмурит брови и делает страдальческую мину, машинально поддакивала, улыбаясь. У Боюй рассказывал:
  - Сестрица, не смейся. Правда, моя мать такой человек, даже брат Дунцзы боится перечить ей. Тем утром, когда пришёл к братцу и столкнулся с тобой, я не решился ему признаться, что меня послала мать. Смотри, какие отвратительные вещи она творит.
  
  Цзяци растерялась.
  
  У Боюй продолжал:
  - Послушай, только не говори брату, а то он разозлится. За день до этого вечером, моя мать в супермаркете видела, как он покупал что-то. Не знаю, что он там накупил, но она, вернувшись домой, так раскипятилась, утверждала, что брат прячет дома женщину. Угрозами и силой заставила меня идти выяснить обстановку. Я, несчастный, мечтал провести каникулы в Непале, если не пойду, она не оплатит. Впрочем, в тот день я ни слова не сказал ей, правда! Честное слово. Иначе она давно разболтала бы всему миру. Меня бесит, но родня любит послушать её сплетни. Женщины средних лет самые докучливые, вот скажи, сколько лет брату, а они всё суют нос в его личные дела. Сестрица не волнуйся, я решительно поддерживаю тебя с братом, даже под страхом смерти не расскажу про вас.
  
  Говорил с таким воодушевлением, Цзяци поначалу посмеивалась, а потом мало-помалу загрустила.
  
  Вспомнила тот день, его румянец на щеках, вспомнила, что он никогда не покупал для женщин подобные вещи.
  
  Только для неё.
  
  Когда это пришло ей в голову, почувствовала смутную боль в сердце.
  
  Сказала У Боюйю:
  - Ешь быстрее, - протянула ему несколько сотен юаней. - Не мори себя голодом, вот тебе деньги на еду. Но ты должен вернуться домой, она же твоя мама, поменьше расстраивай её.
  
  У Боюй не соглашался брать деньги, сказал:
  - Я совмещаю учёбу с работой, в прошлом месяце помогал делать обучающую программу на образовательном телеканале. Через несколько дней заплатят, не волнуйся, сестрица.
  
  Цзяци возразила:
  - Ну, эти несколько дней тоже надо кушать.
  Положила деньги ему в руку, наставляя:
  - Если не будет занятий, зайди домой. Родители, даже если у них множество недостатков, твои самые близкие люди. Не дожидайся времени, когда потеряешь и поймёшь, что надо было дорожить ими.
  
  У Боюй, подумав, кивнул головой.
  
  И в конце сказал:
  - Сестрица, когда получу деньги, передам тебе через брата.
  
  Цзяци сказала:
  - Не нужно, - остановилась, помолчала и продолжила, - я ещё должна ему.
  
  Той ночью Цзяци спала плохо, снился сон. Во сне она ещё маленькая с ранцем за спиной идёт в школу. Льёт дождь, переулок тёмный и длинный, только звук её торопливых шагов, 'топ-топ'. Дождь шумит, по обе стороны дорожки белые стены с чёрной черепицей, в мороси дождя всё расплывчато. Кроны зелёных деревьев возвышаются над гребнем стены, капли шлёпают по верхушкам веток, а она всё идёт и идёт, туфли промокли насквозь, холодно и сыро. Других детей родители ведут под зонтами домой, только она одна одинёшенька, бредёт под дождём. Небо потемнело, у неё заболел живот, болел так, что присела на корточки и не могла двинуться. Привалилась к стене, ремешки ранца перекрутились, сдавили грудь, извёстка со стены испачкала одежду. Она ещё помнила, надо стараться быть опрятной, отцу нелегко стирать за ней одежду. Боль не проходила, выступил холодный пот. Какой-то звук вдалеке, монотонно то нарастал, то затихал, как сирена.
  
  Наконец очнулась от боли и только тогда поняла, что звонит телефон. Машинально в потёмках взяла трубку, тело в испарине, ещё окончательно не пришла в себя.
  
  Хриплым голосом сказала: 'Алё'. На другом конце ни звука. Взглянула на будильник, уже рассвет, кто может звонить среди ночи.
  
  Несколько раз повторила 'Алё', потом неожиданно встрепенулась и тотчас вскочила, нечаянно зацепив провод. Испугалась, что связь разорвётся, засуетилась и сразу потеряла равновесие. Бах! Скатилась с кровати, всё ещё держа трубку и алёкая, рухнула на пол. Долго не могла перевести дыхание, тёрла ушибленный локоть и коленку, сидя на полу, к счастью телефон не разбился.
  
  Возможно, грохот был сильный, он, в конце концов, произнёс хриплым голосом:
  - Ты как?
  
  Цзяци волнуясь, только бы он не повесил трубку, осторожно поинтересовалась:
  - Ты где? Куда пропал?
  
  
  Примечания к главе 16.
  Юйюаньтань - парк и озеро в Пекине.
  
  
  17
  В результате последовал глухой звук, и он всё-таки повесил трубку.
  
  Цзяци страшно разозлилась, орала в трубку, что Жуань Чжэндун подлец и сволочь. Жаль только, он не слышал этой ругани. Наконец, придя в себя, поняла, что сидит на холодном полу, пальцы на ногах уже совсем закоченели. Забравшись на кровать, долго дрожала, пытаясь согреться, и думала только о том, что завтра сразу же пойдёт на телефонную станцию, проверит список вызовов, обязательно надо выяснить, откуда он звонил.
  
  В результате проворочалась полночи, утром голова дурная. Бегом до станции метро, попала в самый час пик, в вагоне давка, люди расплющены, как маршмэлоу. Вышла из метро и долго приводила себя в порядок. Запыхавшись, вбежала в офис, всё-таки опоздала на пять минут, только села, как позвонил секретарь босса:
  - Госпожа Ю, президент Ван просит вас зайти к нему в кабинет.
  
  Опоздала и сразу к боссу, невольно стало не по себе. Но неожиданно президент Ван только передал ей некоторые материалы:
  - Из компании 'Чжи Пэн' просили тебя приехать. Съезди, посмотри, что там за дела.
  
  'Чжи Пэн недвижимость' - важный клиент, с которым их фирма имела многолетнее сотрудничество. Цзяци решила, что вызывают для уточнения планов рекламной компании, даже не придала большого значения, а просто быстренько собралась и поехала.
  
  Офис 'Чжи Пэн' располагался недалеко от их офиса, на машине не более десяти минут. Поймала такси, только доехала до места, как неожиданно раздался звонок. Незнакомый мужской голос на образцовом путунхуа* любезно приветствовал:
  - Госпожа Ю, добрый день.
  
  Решив, что это клиент, ответила односложно:
  - Добрый день.
  
  Собеседник продолжили:
  - Такое дело, я друг Жуань Чжэндуна. Сожалею, что был невежлив, воспользовавшись подобным приёмом, чтобы вызвать вас из офиса. Компанию 'Чжи Пэн' я уже уведомил, что хотел бы забрать госпожу Ю на несколько часов. Можно?
  
  Цзяци пролепетала: 'А...' Однако, тут нельзя было не подобраться. Такой сильный, убедительный ход, тщательный подбор учтивых фраз, по-видимому, это не просто дружеские связи и дела.
  
  - Наша машина стоит прямо перед вами. Повернитесь, видите чёрный автомобиль, номерной знак 29.
  
  Цзяци обернулась, увидела обычную Ауди А6, номер, действительно, 29. Подошла, мужчина уже стоял у машины, демонстрируя прекрасные манеры.
  - Госпожа Ю, - обратился он с улыбкой, - мама Чжэндуна хотела бы с вами встретиться, прошу, пройдёмте.
  
  Мама Чжэндуна выглядела моложе, чем на экране телевизора, отличные манеры, приветливая внешность. Смотрела на Цзяци с дружеской улыбкой:
  - На самом деле мы уже встречались, но не имели случая быть представленными.
  Спросила:
  - Госпожа Ю, не хотите позавтракать? Сейчас молодые люди совсем не дорожат своим здоровьем, - повернулась и распорядилась. - Два завтрака.
  
  Сыхэюань* на первый взгляд не привлекал особого внимания, тем не менее, изнутри выглядел внушительно. Старая постройка довольно просторна, комната, оборудованная под ресторан, на южной стороне большое окно, лучи зимнего солнца проникали в помещение, ласково согревая. Мебель вся в старинном стиле северных провинций. Столы и стулья, покрытые лаком, сверкали подобно чёрному нефриту, в ярких лучах солнца, плакировка, как россыпь крупинок золота. Сразу кажется, что вернулся на десятки лет назад. На чёрном сандаловом круглом столе завтрак: распаренное печенье-хворост, несколько тарелочек с южными соленьями. Подсвеченная солнцем изысканная посуда, свежая еда, выглядит очень аппетитно. Цзяци боялась показаться невежливой, поэтому вместе с госпожой Жуань присела сбоку от стола.
  Та сказала со смехом в голосе:
  - Не стесняйся. Не будем разводить церемонии в стиле: младшее поколение сопровождает старших на завтрак.
  
  Цзяци улыбнулась, госпожа Жуань улыбнулась в ответ:
  - О, да, так-то лучше. Молодые девушки должны больше улыбаться.
  
  Цзяци немного расслабилась, закончив завтракать, прошли в гостиную пить чай. Госпожа Жуань сказала:
  - Не буду тратить время на вежливые банальности. Дунцы, этот мальчишка заставляет слишком беспокоиться. С детства мы с мужем были заняты работой и мало уделяли внимания сыну. У его деда было много внуков, но к нему он особенно благоволил и баловал больше всех. Поэтому начиная с детства к взрослому возрасту характер мальчика становился всё упрямее, даже я не могу с ним справиться. Что касается этого дела, не сказав ни слова, сам выписался из больницы... Он всё ещё болен... - в её глазах блеснуло что-то, похоже слёзы. - На сегодня я даже не знаю, как с ним поступить...
  
  Цзяци не ожидала, что она может перед ней показать себя с такой стороны, поэтому была застигнута врасплох.
  - Тётушка, - почувствовав, что поступает опрометчиво, сказала только одно, - не нужно волноваться.
  
  - Но он, действительно, заставляет беспокоиться. Остановился в старом доме в Шанхае, кто бы из семьи не звонил, говорит, всё в порядке. Но как у него может быть всё в порядке. Опять же не соглашается вернуться в больницу, с его болезнью нельзя откладывать, у меня сердце переворачивается. Сначала я хотела попросить Цзянси съездить поговорить с братом, но потом подумала, возможно, та, кого он сейчас хотел бы видеть, это совсем не Цзянси.
  
  У Цзяци внутри всё смешалось, она промолчала.
  
  - Госпожа Ю, в глазах родителей сын всегда остаётся ребёнком, поэтому прошу, поймите мои чувства. Я осмелилась просить вас приехать, руководствуясь материнским эгоизмом. Надеюсь, вы сможете помочь Чжэндуну.
  
  Цзяци подняла голову и быстро сказала:
  - Не надо так говорить, я понимаю, я поеду в Шанхай.
  
  Потом Цзяци узнала, что мужчину, который приезжал за ней, зовут секретарь Чжан. Этот человек занимался всем очень скрупулёзно, когда она вышла и села в машину, он сразу же стал давать инструкции:
  - Вот билет на сегодня рейс 11.40 в Шанхай. Что касается работы, я попросил у президента Вана от твоего имени отпуск, он уже согласился. Машина сейчас отвезёт тебя в аэропорт. Адрес Чжэндуна в Шанхае, кредитка. Не отказывайся, поскольку у тебя нет с собой багажа, купи необходимое. К тому же эти деньги я удержу из зарплаты Чжэндуна.
  
  Цзяци удивилась:
  - У него есть зарплата?
  
  До этого серьёзный, секретарь Чжан неожиданно улыбнулся:
  - Да, у него есть зарплата.
  
  После посадки в самолёт Цзяци почувствовала, что немного устала. Лететь час сорок пять, из-за погоды рейс опоздал на 12 минут. Огромный Боинг, удерживаемый ревущими воздушными потоками, грохоча, коснулся посадочной полосы и медленно заскользил вперёд.
  
  Ощущение твердой земли под ногами успокоило людей.
  
  В Шанхае шёл дождь, погода хмурая, ветер хлестал холодными каплями по лицу. По сравнению с Пекином в сырости холод ощущался ещё сильнее.
  
  Цзяци была несколько раз в Шанхае и каждый раз в спешке. В этот раз тоже было некогда любоваться пейзажами. Вышла из самолёта, взяла такси, протянула водителю карту, что дал секретарь Чжан:
  - По этому адресу, пожалуйста.
  
  Путь был долгий, машина по извилистой эстакаде постепенно углублялась в транспортную сеть города, продираясь сквозь лес небоскрёбов. Холодный моросящий дождь стучал в окно. Цзяци думала, что сказать, когда увидит его?
  
  Дорога вела дальше в город, с обеих сторон возвышались платаны. В это время года листья уже опали. Постепенно дождь прекратился. Множество ветвей нависали, будто в поклоне, небо затянуто тучами с редкими просветами, с кончиков веток стекали капли. Вокруг старые дома, кое-где видны красивые крыши, спрятавшиеся среди высоких деревьев и оград. Тишина и спокойствие послеобеденных часов зимнего дня. Цзяци разгладила мокрые от дождя волосы, нашла на воротах номер. Высокая стена, за её верхушкой видны только деревья, голые ровные ветки как гребень тянулись вверх. Летом, наверняка, тут всюду пышная сочная зелень.
  
  Цзяци долго давила на дверной звонок, но никто не открыл. Снова набрала номер мобильного Жуань Чжэндуна, как и раньше выключен.
  
  Почувствовала, что проголодалась.
  
  Хорошо, что у неё не было с собой багажа, до ближайшего кафе дорога оказалась не близкой. Толкнула дверь, вошла, ничего особенного, как и во всех кофейнях, большие окна и стены красного цвета. После полудня посетителей мало. Пустые столики, лишь несколько гостей разместились на диванах.
  
  Она заказала латте и традиционный чизкейк.
  
  Диван очень уютный, невольно утонула в его мягких подушках. Густой аромат кофе, на поверхности красивый рисунок, вкус очень насыщенный. Никак не ожидала, что можно случайно набрести на такую кофейню. Чизкейк ещё не принесли, тихонько наигрывал лёгкий трогательный джаз, чуть не уснула.
  
  Мимо дивана прошла женщина, шёпотом разговаривая по телефону. От мягкого света ламп в зале её силуэт отражался в оконном стекле. Цзяци первый раз видела, чтобы человек был так красиво одет, с ног до головы в чёрном и только яркий в крупных цветах платок. Его длинная бахрома переливалась множеством цветов, как брызги пьянящего вина бессмертных, стекающее по плечам. Лицо кинозвезды, своего рода раскованная и свободная красота, Анна Каренина Льва Толстого, вызывающая изумление и восторг.
  
  Она говорила по телефону, возможно, с возлюбленным. Тихонько нашёптывая, внезапно подняла голову, манящий взгляд, как ласковая заря в дымке.
  
  Мимо такой не пройдёшь, Небо, действительно, благоволило ей.
  
  В этот момент музыка затихла, Цзяци услышала, как она говорит:
  - Так ты заберёшь меня.
  
  Голос сладкий и приятный, возможно, это отличительная особенность того, кто влюблён.
  
  Счастье, от которого щемит сердце.
  
  Чизкейк был очень вкусный, первоклассная выпечка. От голода Цзяци ещё сильнее чувствовала его сладкий аромат, хотелось проглотить целиком. Пока ела, посетители, несмотря на дождь, прибывали. Кофейня небольшая, входящих сразу видно. Цзяци поперхнулась, кусок стал поперёк горла, начала задыхаться, ни вздохнуть, ни выдохнуть, схватилась за горло, брызнули слёзы, очень неловко.
  
  Он быстро подошёл и с силой ударил её по спине. Слишком сильно, спина даже заболела. Но тот чёртов кусок, наконец, проскочил, можно было вздохнуть спокойно.
  
  Опростоволосилась. Быстрее схватила чашку, глотнула кофе. Как поступить?
  
  - Чжэндун.
  
  Та, вошедшая женщина, окликнула его по имени сладким медовым голосом.
  
  Он не пошевелился. В руках Цзяци всё ещё была чашка с кофе, подумала про себя, противник ничего не предпринимает, и я не буду.
  
  - Чжэндун?
  
  В тоне за спиной уже сквозило сомнение, а он всё не двигался. Цзяци, как ни в чём ни бывало, опустила чашку, поднялась и с серьёзным видом поприветствовала:
  - Господин Жуань, очень рада встретить вас здесь.
  
  Такой лицемерный тон, даже самой стало кисло на зубах. Приподнял бровь, будто недоволен:
  - Ты почему здесь?
  
  Он был одет по погоде в тёмное кашемировое пальто, принарядился для свидания с красавицей, совершенно не скажешь, что болен. Цзяци про себя подумала, если не принимать во внимание тусклый цвет лица, всё такой же элегантный и свободный.
  
  План, что вынашивался почти два часа в самолёте, по-видимому, не пригодится, сказала как есть:
  - Твоя мама просила меня поехать в Шанхай встретиться с тобой, и вот я приехала.
  
  Он хмыкнул, лицо ничего не выражало. Обернулся, представил ей ту женщину:
  - Моя подруга, Шэн Чжи, - остановился на миг и представил её, - это Ю Цзяци.
  
  Шэн Чжи улыбнулась и стала ещё прекрасней, протянула ей руку:
  - Счастлива познакомиться.
  
  Хотя рядом с Жуань Чжэндуном было много симпатичных девушек, но такие красавицы встречались не часто. И впрямь, посчастливилось встретить.
  
  Они с Цзяци пожали друг другу руки.
  
  Атмосфера слегка странная, возможно из-за того, что уголок рта Шэн Чжи был немного приподнят в лёгкой усмешке. Цзяци почувствовала злость, совершенно не собиралась выглядеть сталкером, преследующим цель аж до Шанхая. И почему ей не пришло в голову, что он может скрываться здесь с красавицей. Цзяци повернула голову и взглянула на Жуань Чжэндуна, тот неожиданно спросил:
  - Ты поела?
  
  - А?
  Она не сразу среагировала, как говорят, засмотревшись на красавицу, остальное теряется из внимания, и в самом деле.
  
  - Поешь и пошли.
  
  Дождь уже прекратился. Шэн Чжи села в чёрный спортивный автомобиль, непринуждённо с ними попрощалась и умчалась, свиснув шинами.
  
  Холодно, на выдохе изо рта шёл пар. Цзяци сказала:
  - Извини, помешала твоему свиданию.
  
  Уголки его губ опущены, не поймёшь, что чувствует.
  
  Продолжила:
  - Твоя мама волнуется, из-за того что ты сбежал из больницы. Впрочем, в Шанхае тоже есть хорошие больницы, нельзя бросать лечение на полпути.
  
  Он взглянул на неё:
  - Ты всё сказала?
  
  Морозно. Выйдя из тёплой кофейни, холод чувствуется ещё сильнее. Так замёрзла, что мозги окоченели и не ворочались, машинально переспросила:
  - А?
  - Возвращайся домой.
  
  Безразлично развернулся, чтобы уйти, она за ним. Он шёл быстро, холодный ветер распахивал полы пальто, обнажая тёмно-серую подкладку, они хлопали на ветру, как крылья голубя. От холода из носа текло, его шаги слишком широкие, она что есть силы старалась не отставать. То шагом, то бегом, наконец, добрались до машины, он открыл дверь, остановился:
  - Я же сказал, возвращайся домой.
  
  Открыла другую дверцу, бросила внутрь пакет и сообщила ему:
  - Не вернусь. Проведя два часа в самолёте, я мчалась сюда не для того, чтобы смотреть на капризы барчука. Я терплю только из-за того, что ты плохо себя чувствуешь, но это не значит, что я собираюсь, глядя на твою кислую мину, следовать твоим приказам. Так что знай, я не поеду домой, если ты не вернёшься в больницу.
  
  Села в машину и захлопнула дверцу.
  
  Он, придерживая дверь, стоял с другой стороны, похоже, не зная, что предпринять.
  
  Через некоторое время в результате всё-таки тоже сел в машину и завёл мотор.
  
  С каменным лицом поинтересовался:
  - В какой гостинице ты остановилась?
  
  Она вспомнила про ту кредитку и в сердцах поинтересовалась:
  - Какая в Шанхае самая дорогая гостиница? 'Гранд Хайятт' или шанхайские 'Четыре сезона'?
  
  Он, наконец, мельком взглянул на неё и, сбавив скорость, развернул машину.
  
  Автомобиль доставил её назад к тому месту, где недавно она долго и безрезультатно жала на дверной звонок. Не успев толком рассмотреть старые ворота, промчались дальше по уединённой дугообразной дороге. За поворотом перед глазами открылся тщательно скомпонованный цветник с мраморным фонтаном. Абсолютно прямые секвойи в парке, пожалуй, все имели не один десяток годовых колец в обхвате. Пара огромных камфарных деревьев, по-прежнему с густо-зелёной кроной, скрывали глубокий внутренний дворик. Домчались до конечной точки, и только тогда оказалось, что за деревьями скрывается усадьба в испанском стиле.
  
  В комнате присутствовало смешение разных эпох. Заходишь и чувствуешь себя как в музее, гостиная, как палаты дворца. Мебель старого стиля, в камине горит огонь. На бледно-жёлтом ковре собака хаски положила голову на лапы, коричневые глаза смотрят на неё. Судя по наружности характер волчий, но злобность скрыта томностью и совершенством. Глядя на её приближение, не шевельнулась и даже хвостом не вильнула. Такая собака, пожалуй, очень подходит для него.
  
  - Что будешь пить? - спросил вежливо, по-видимому, вопреки ожиданиям считая её гостьей.
  
  На самом деле, она почти не ела, всё такая же полуголодная. К тому же стоя посреди подобного дворца, человек ещё больше ощущает холод. Как говорят - холодно и голодно.
  
  Она сказала:
  - Жареный рис с яйцом.
  
  - Что?
  
  - Я хочу жареный рис с яйцом.
  В глубине души Цзяци вздохнула, в хоромах, похожих на декорации к фильму, высказывать такие требования, неизвестно, вдруг поразит гром.
  
  У Жуань Чжэндуна работал очень хороший повар. Минимально обжаренный рис по-кантонски, мясо креветок, аппетитные кусочки ветчины, даже зелёный горошек мягкий. С кухни принесли миску супа с гребешками и ростками бамбука, так вкусно. Наконец что-то похожее на его прежние манеры, разборчивость во всём и требование самого лучшего.
  
  Он сидел вдалеке на старомодном диване широком и глубоком, выглядел похудевшим, казалось, что утопал в этом диване. Собака сразу легла у его ног, уставившись своими коричневыми глазами. Пока она ела, он вытащил из портсигара сигарету, но не зажёг, подержал во рту и снова отложил.
  
  После того как закончила есть, он снова предложил:
  - Ты всё-таки возвращайся домой.
  
  Голос уже равнодушный, ей же наоборот стало очень грустно. Раньше, наевшись, сразу становилось лучше, теперь это не работало, наелась и всё равно тоскливо.
  
  - Почему ты ушёл из больницы?
  
  - Это моё дело, - неизвестно почему его тон был немного натянутым. - Возвращайся, мои проблемы не требуют постороннего вмешательства.
  
  Она попыталась успокоиться и только потом сказала:
  - Оказывается, ты всё знаешь.
  
  Небо уже совсем потемнело, в комнате не горели лампы, лишь камин отбрасывал свет на стены. Его лицо было в тени, не разглядишь толком.
  
  Он неожиданно усмехнулся:
  - Цзяци, раньше я ещё думал о том, чтобы быть с тобой. Но потом понял, среди множества вещей не всем, что я хочу, можно завладеть. Цзяци, ты на самом деле очень хорошая, но я больше не люблю тебя.
  
  
  Примечания.
  Путунхуа - нормативный китайский язык.
  Сыхэюань - тип традиционной китайской застройки, при котором четыре здания помещаются фасадами внутрь по сторонам прямоугольного двора.
  
  
  18
  - Ты лжёшь.
  
  Она долго молча смотрела ему в глаза и потом добавила:
  - У врунов вырастает длинный нос.
  
  Он улыбнулся:
  - Цзяци, я постоянно вру.
  Мы с Хэпином росли вместе. Когда были маленькие, играли в войну, я - командир, он - инструктор. Идём в атаку, наткнулись на неприятеля, я прорываю окружение, увожу людей, он прикрывает. Когда нам было по десять лет, подрались с ребятами, те вооружились кирпичами, Хэпин за меня подставил свою голову. Ему тогда наложили несколько швов, он не проронил ни слезинки. С самого детства падали с деревьев, перелетали через заборы, ушибались, сталкивались, не знаю сколько раз, никогда не видел его плачущим. Но знаешь, Цзяци? Несколько лет назад среди ночи я позвонил ему. Ничего не подозревая, спросил, когда ваша свадьба. Мой самый близкий друг, мой названный брат из-за того, что ты отвергла его, двадцатилетний парень расплакался в трубку.
  Первый раз в жизни видел, чтобы он так страдал. Сколько раз он нахваливал тебя передо мной. Я всё время думал, что вы поженитесь. Потому что Хэпин упрям как осёл, если он к кому-то расположен, то это на всю жизнь. Раз он хорошо ко мне относится, то в этой жизни решительно и бесповоротно будет считать меня братом. Он любил тебя, из-за тебя ссорился с домашними, мало-помалу копил деньги, мечтая на тебе жениться. Вплоть до того, что рассказывал мне о вашем будущем сыне, обещал сделать меня крёстным. Он никак не ожидал, что ты отвергнешь его. Когда он рыдал, отделённый от меня Тихим океаном, я думал про себя, получается, я самый близкий друг ничем не могу ему помочь. Женщина причинила ему такую боль, а я совершенно бессилен.
  Когда я в первый раз столкнулся с тобой, подумал, Ю Цзяци, я узнал тебя, вот ты, оказывается, какая. По сравнению с фотографиями тех лет изменилась не сильно и даже не кажешься такой уж красавицей. Как это можешь быть ты? Как такая девушка сбила с толку Хэпина, заставила его плакать.
  Неожиданно оказалась, что ты не замужем. Я подумал, вот оно - возмездие, ты бросила Хэпина, и, в конце концов, тебя тоже бросили. Захотелось узнать, что же ты из себя представляешь. Послал цветы, позвонил, пригласил встретиться, и ты даже согласилась. Я, не подавая вида, наблюдал, пытаясь понять, что заставило Хэпина так убиваться по тебе. Как только ты попалась бы на крючок, я планировал сразу тебя бросить, так сказать рассчитаться за брата тем же оружием. Мне казалось, ты не стоишь его страданий. Но ты ни капли не была во мне заинтересована. Я подумал, или ты слишком глупа, или это умелая игра. Если так, хорошо, хочешь поиграть, я буду сражаться до конца. За все эти годы я встречал много разных девушек, со временем, научился, и прятать хвост лисы*, и показывать. Но к твоим навыкам не придерёшься. Другие женщины любили либо мои деньги, либо моё положение, либо меня самого, но ты была действительно равнодушна. Целые дни проводила рядом и даже не глядела на меня.
  В тот день после ужина, когда я подвозил тебя, ты уснула в машине. Подъехав к дому, я хотел разбудить тебя, в результате, ещё не придя в себя, ты пробормотала: 'Мэн Хэпин, не шуми'.
  И вдруг я понял, всё это время, через все эти долгие года не только он не забыл тебя, но и ты, оказывается, его не забыла.
  В тот момент я позавидовал Хэпину.
  Ты проспала два с лишним часа. Я, сидя в машине рядом, обнимал тебя. Ты спала в моих объятьях, а я всё думал, как это можешь быть ты? Не умна и не так уж красива, более того наивна и проста, как я могу влюбиться в тебя? Почему это ты? Неужели из-за того, что ты не питаешь ко мне расположения? Но я обнимал тебя и не хотел, чтобы ты просыпалась, из-за того, что как только проснёшься, я должен буду отпустить твою руку.
  За свои тридцать три года мне бывало нравились и другие женщины, сходились - расходились, тоже были трогательные моменты. Но в тот день я слушал, как на моей руке тикали часы, отсчитывая секунду за секундой, в моём сердце каждая секунда - это время пока я мог обнимать тебя, время, что я мог быть рядом с тобой, минуты таяли. Я решил разбудить тебя и больше не искать встреч.
  Я никогда не знал, что это значит, о ком-то скучать, а тут проснулся среди ночи и неожиданно вспомнил тебя. Не имеет значения, где я, не имеет значение в каком месте, я постоянно думал о тебе. В результате звонил, едва услышав твой голос, размякал. Каждый раз говорил себе, это последний раз, последний раз встречусь с тобой, и больше не буду звонить. Мне хотелось забыть тебя.
  Вдруг ты сама предложила расстаться, равнодушно сказала 'давай расстанемся'. Догадывалась, что я люблю тебя, и всё-таки совершенно хладнокровно решила оставить меня. Я и Хэпин неожиданно оказались в твоих руках.
  После того как я заболел, ты пришла в больницу навестить меня. При встрече с Мэн Хэпином даже в твоих глазах был трепет. Ты такая глупая, совершенно не можешь притворяться. Вот уж действительно дурочка, через столько лет всё ещё любишь его, так почему же тогда рассталась с ним? Правда, я оказался ещё глупее, влюбившись в тебя.
  Знаешь, мне осталось недолго, срок моей болезни по оценкам это дело пары лет. В тот вечер в больнице, принеся вонтоны, ты стучала в дверь палаты, а когда я не открыл, уселась в коридоре на стуле. В щёлку я наблюдал, как ты клевала носом, задремав, как ребёнок. Подумал, довольно, ты ещё молода, не буду причинять тебе вред. Но потом ты вдруг вернулась, сказала, что не дождалась. Из-за твоих слов, плюнув на всё, я удержал тебя, хоть на миг дольше побыть с тобой, и то хорошо.
  В тот день, когда тебя ранили, ты сказала, чтобы я не приезжал, но я всё-таки приехал. Цзяци, я видел машину Хэпина у твоего дома, издалека наблюдал, как он просидел там до самого рассвета. Я мужчина, и знаю, как выглядит мужчина, который любит. Не знаю, о чём думал он, сидя ночью в машине, но прекрасно знаю, о чём думал я. Думал о том, что натворил. Из-за меня мы втроём оказались в ловушке, я слишком несправедлив. После того как начало светать, я решил покончить с этим.
  Вы двое, действительно, похожи, одинаково упрямы, одинаково глупы, можете страдать и мучиться в гордом одиночестве. Но у меня так не получится. Человек, которого я люблю, должен принадлежать мне всем сердцем и душой, потому что я тоже отдам ей всё, буду стараться изо всех сил, поэтому не вынесу, если у неё в сердце кто-то другой. Цзяци, я не буду больше тебя любить. Перестань дурачить себя и других, иди и объяснись с Мэн Хэпином. Вы оба держитесь за свою правоту, но страдают и другие люди. Характер Цзянси, на самом деле, похож на мой, она не будет мириться с таким положением. Поэтому прошу, оставь меня и не возвращайся снова.
  
  Он слегка усмехнулся и добавил:
  - Цзяци, то что я сегодня сказал - это правда, а вот ты всё ещё лжёшь себе, поэтому нос вырастет только у тебя.
  
  Такая длинная речь. Цзяци казалось, она видит сон, даже её голос был тих и тонок, как у говорящего во сне:
  - Но ты не понимаешь. Я и Мэн Хэпин - это невозможно.
  Даже если я люблю его, это невозможно.
  
  Она неожиданно не заплакала, а, так же как и он, спокойно и не спеша произнесла:
  - Между нами двумя уже слишком много других вещей. Я не могу снова быть с ним вместе.
  И я не лгу себе. Я буду стараться изо всех сил для тебя, потому что знаю, насколько хорошо ты ко мне относишься. Да, я люблю тебя не настолько глубоко, как когда-то Мэн Хэпина, не ты встретился мне первым. Но я не бесчувственное бревно, чтобы не понять, в этом мире кроме Мэн Хэпина только ты так любишь меня. И вот в тот момент, когда я приняла решение начать всё заново, ты отталкиваешь меня, что тут сказать. Полагаю, в любви не меряются силами. Ты отдаёшь всё, я тоже отдам всё. Тебе кажется, я недостаточно люблю, это из-за того, что мне не хватило времени, но у меня достаточно чувств. Позволь мне, любить тебя так же как я любила его.
  
  Она присела на корточки, держась за краешек дивана, будто хотела найти опору:
  - Раньше я была такой же, как ты, жертвовала собой ради счастья других. Но по прошествии всех этих долгих лет поняла, что ошибалась. Моя жертвенность не делает других счастливее. Если по-настоящему любишь, то, даже расставшись, не перестаёшь любить. Много лет назад я тоже сказала другому, что больше не люблю его. Когда произносила эти слова, в тот момент казалось, что лучше бы я умерла. Теперь я понимаю. Даже если бы я тогда умерла, он бы не перестал любить меня.
  В этой жизни я уже обманула доверие того, кто любил меня. В то время я бросила Мэн Хэпина, потому что не могла поступиться вещами ещё более важными, чем любовь, такие как родственные чувства, достоинство. Я не могу вернуть его теперь, потому что нас разделяют вещи, через которые невозможно переступить. В этой жизни я не могу вернуться к прошлому, могу лишь терзаться муками совести, так как обманула его ожидания. Я думала, так будет всегда. Решила использовать остаток жизни, чтобы расплатиться с ним. Но прошли года, и вдруг я встретила тебя, встретила другого человека, который любит меня. Я не хочу обмануть твои ожидания. Ты столько сделал для меня, я же хочу побыть немного эгоисткой, хочу один раз поступить по своему, не оглядываясь на то, что было раньше, не оглядываясь на людей из прошлого. Я хочу начать заново. Чжэндун, не имеет значения, будешь ли ты действительно любить меня, не имеет значения, что там с твоей болезнью, я надеюсь, ты не оттолкнёшь меня. Даже если это только моё желание, я хочу быть с тобой, хочу постоянно до самого конца держать твою руку. Я хочу, чтобы ты дал мне время, позволил мне любить тебя так же, как и ты меня.
  
  Она, опираясь на одно колено перед диваном, как ребёнок, прижалась щекой к его коленям. Он, оказывается, слегка дрожал. Медленно протянула руки, обхватив его за талию.
  
  Он провёл рукой по её волосам, обнял за плечи.
  
  Дождь стучал в окно.
  
  Её лицо на его груди, тихий голос:
  - Обещай мне, что будешь лечиться.
  
  - Хорошо.
  
  - Обещай, что бы ни случилось, ты не будешь заставлять меня уйти.
  
  - Хорошо.
  
  - Обещай, что отныне не будешь заглядываться на других женщин.
  
  - Ладно.
  
  - Обещай, так же как ты любишь меня, будешь так же заботиться о себе.
  
  - Да...
  
  - Обещай, с чем бы ни столкнулся, ты не оставишь меня снова.
  
  Прошло долгое время, холодные капли падали на её макушку и постепенно просачивались в пробор. Она лежала абсолютно неподвижно, потом не смогла больше сдерживаться, и из глаз хлынули слёзы, она не осмеливалась поднять голову.
  
  - Хорошо.
  
  Он медленно произнёс:
  - Ещё какие-нибудь условия? Давай, уж всё сразу. Ю Цзяци, ты, действительно, подготовилась, как я могу помешать тебе. Прогнать тоже не получается. Получив цунь, подбираешься к чи*, считаешь себя всегда правой, тебе нравится держать в руках и восток, и запад.
  
  Цзяци улыбнулась сквозь слёзы:
  - Ты только узнал, но уже поздно. Слишком много условий? Слушай внимательно: начиная с сегодняшнего дня обожаешь только меня. Без утайки рассказываешь обо всём, не обижаешь, не ругаешь и веришь мне. Если кто обидел меня, ты должен сразу прийти на помощь. Если я радуюсь, ты тоже должен радоваться, если грущу, должен развеселить. Всегда считай меня самой красивой, во сне смотри только на меня, в твоём сердце должна быть только я.
  
  - Так длинно?
  
  - Не можешь запомнить, возьми плеер, запиши. Каждый день проигрывай. Встал с утра, прослушал три раза, вечером ложишься спать, ещё три раза, в середине дня тоже три раза. Это называется три раза по три.
  
  Он, в конце концов, почувствовал, что что-то не так:
  - Твои слова звучит очень знакомо, похоже, я уже где-то это слышал.
  
  Цзяци ответила:
  - Не помнишь классику? По каналу BBC 'Гордость и предупреждение'.
  
  - Что за вздор, это Сесилия Чун* 'Ревнующая жена в гневе'*.
  
  Она поймала на слове:
  - Ах так, кто бахвалился, что никогда не смотрит попсовые гонконгские фильмы? Как же тогда узнал, что это 'Ревнующая жена в гневе'?
  
  - Я и не смотрю. Впрочем, тогда я следил за сестрой, поэтому пошёл за ней в кинотеатр и увидел эту картину.
  
  Она схватила его за грудки:
  - Давай, что ещё расскажешь!
  
  В её захвате он, скаля зубы, просил пощады:
  - Полегче, можно полегче? Как это я раньше не выяснил, что ты склона к насилию?
  
  - Только узнал? Постой, ты ходил с сестрой на 'Дрянную девчонку'*?
  
  - Нет, точно нет!
  
  - Не верю. Знаешь политику партии и народа, проявить великодушие к тем, кто признал свою вину и строго наказывать тех, кто не признается.
  
  - Честно не ходил, прошу народ и партию поверить мне в этот раз.
  
  - Ты скомпрометировал себя в прошлом, сложно верить тебе.
  
  - Но я уже открыто признал совершённые ошибки, позволь преступнику всё исправить.
  
  - Тогда ты должен хорошенько поработать над изменением своего образа мыслей, чтобы заслужить мягкий приговор. С сегодняшнего дня, будешь каждый день смотреть со мной кино, пока не пересмотрим все гонконгские фильмы. Это будет искуплением.
  
  - Ну, нет. Разве такое осилишь даже за всю жизнь? В день по фильму, за оставшееся время мне не справиться.
  Он коварно улыбался:
  - Можно, в наказание я каждый день буду делать с тобой что-нибудь другое? Например... некоторые целесообразные, полезные для духовного и физического здоровье вещи? Эй! Эй! Ты чего хватаешь меня? Схватишь снова, я поцелую тебя, поцелую, правда...
  
  Его голос затих, и канул в сплетении губ и языков.
  
  Они целовались очень и очень долго.
  
  Влажная тёплая щёточка скользнула по лодыжке Цзяци, ниже, ниже, щекотно и горячо. Через некоторое время лизнула стопу Жуань Чжэндуна.
  
  Видя, что они совершенно не реагируют, собака перестала пытаться снискать их внимание и залаяла, задрав кверху хвост.
  
  Он, в конце концов, слегка отвлёкся и пробурчал:
  - Цзя Гу Вэнь*, не шуми.
  
  Цзя Гу Вэнь не прекращал заливаться лаем.
  
  Она, сделав усилие, спросила:
  - Почему его зовут Цзя Гу Вэнь?
  
  - Может, поднимемся наверх? Там я расскажу тебе. А то этот пёс не успокоится.
  
  Цзя Гу Вэнь, разгневавшись на ветреного хозяина, вцепился в его брюки и не отпускал.
  
  Она ушла от темы:
  - Я хочу посмотреть фильм.
  
  - Может лучше, как я предлагал, заменим...
  
  - Хорошо придумано, но должна сказать, это не пройдёт. В противном случае каждый день будешь смотреть со мной тайваньские сериалы. Начнём с собрания лучших.
  
  Он запросил пощады:
  - Давай, всё-таки Гонконг. Пойдём в спальню, выберем диск? В моей комнате есть домашний кинотеатр.
  
  - Что у тебя за дела с Шэн Чжи?
  
  - А?
  
  - Не прикидывайся непонимающим.
  
  - С кем ты предпочитаешь фильмы? Нравится видеоряд или хорошие саундтреки? Начнём с Вонг Карвая* или Дерека Йи*? Или всё-таки Джон Ву*?
  
  - Что за фильмы снял Джон Ву?
  
  - Разве не снимал?
  
  - По какому делу здесь ШэнЧжи?
  
  - Почему ты снова вспоминаешь?
  
  - Я могу всю жизнь помнить, забыл, что я говорила тебе, я такой мелочный человек.
  
  - Я люблю тебя.
  
  - Что?
  
  - Даже если ты такой мелочный человек, я люблю тебя.
  
  - Тогда, какие дела у тебя с Шэн Чжи?
  
  - Никаких, - он взвыл. - Я даже глупые фильмы готов смотреть, а ты всё спрашиваешь.
  
  - Ответь уже, а то я всю жизнь буду донимать тебя вопросом.
  
  - Что ты имеешь в виду, говоря всю жизнь? Это меньше года, месяца, дня, пары часов. В результате это не вся жизнь.
  
  Она опомнилась:
  - Давай начистоту, в те годы с кем ты смотрел 'Прощай, моя наложница'*?
  
  - Как можно быть такой ревнивой. Я смотрел с Чэнь Кайгэ*.
  
  Она не поверила:
  - Врун.
  
  - Я не вру. В 93 году, когда была премьера в Шанхае, я как раз приехал домой на каникулы. В отделе пропаганды и агитации лежала куча бесплатных билетов, от нечего делать все пошли.
  
  Она потрясённая схватила его.
  - Ты, правда, ходил? Тогда ты видел старшего брата*? О, Небо! На премьере 'Прощай, моя наложница' в 93 году он тогда был выдающийся. Ты взял его автограф? Сфотографировался вместе? Сохранил билет с премьеры?
  
  Он неожиданно сдался:
  - Как ты можешь настолько терять голову при виде красивых мужчин?
  
  - Ты только понял, я же варвар, использую грубую силу, малодушна, исключительно ревнива и балдею от красавчиков. Сожалеешь, что поздно узнал и уже попался.
  
  Он поцеловал её в щёку, как целуют ребёнка.
  
  А после ласково сказал:
  - Я сожалею только о том, что не встретил тебя раньше. Позволил тебе хлебнуть столько горя, а сам заложил напрасный крюк.
  
  
  Примечания к главе 18.
  Хвост лисы - в переносном значении: звериный облик, истинная сущность, природа хищника.
  'Получив цунь, подбираться к чи' - в значении: ненасытный, алчный, руки загребущие; аппетит приходит во время еды; дай ему палец, потребует всю руку.
  Сесилия Чун - гонконгская актриса.
  'Ревнующая жена в гневе' (Львиный рык) - англ. The Lion Roars, гонконгский фильм 2002года с Сесилией Чун.
  'Дрянная девчонка' возможно корейский фильм 2001 года, англ. My Sassy Girl.
  Цзя Гу Вэнь - надписи на костях и черепашьих панцирях (XV-XII вв. до н. э.).
  Вонг Карвай, Дерек Йи, Джон Ву - китайские режиссёры.
  'Прощай, моя наложница' - китайский фильм 1992 года.
  Чэнь Кайгэ - китайский кинорежиссёр. 'Прощай, моя наложница' - его фильм.
  Не знаю, кого она здесь называет 'старшим братом', наверное, кого-то из актёров.
  
  
  19
  Когда проснулась утром, оказалось, пошёл снег.
  
  Снежинки лёгкие и нежные, падая на землю, таяли, за окном всё было мокро. Две сливы, распустившись, распространяли лёгкий аромат цветов.
  
  Она стояла у окна. Не сразу заметила, что Жуань Чжэндун уже спустился вниз, на стекле был виден его смутный силуэт. Не повернула голову, а только улыбнулась ему, он в отражении улыбнулся в ответ. Неожиданно сказал:
  - Этим двум сливам уже несколько десятков лет, одно дерево - ранний зимоцвет, другое - сандаловая слива*.
  
  Старый дом, всюду следы прошлого. На стенах рамка с каллиграфией, написано 'аромат цветов сливы предвещает зиму'. Смелые, одухотворённые мазки, и хотя подписи не было, даже Цзяци - полный профан в стилях и почерках догадывалась, кто автор.
  
  - В детстве тренировался в каллиграфии, очень утомительно. На каникулах, когда был дома, копировал оттиски, - сообщил ей Жуань Чжэндун. - Будто в то время можно спокойно сидеть и выписывать, целыми днями только и думал, как сбежать на улицу. До того, как уехал за границу, мама заставляла каждую неделю писать письма домой, в итоге отец при встрече сурово раскритиковал мой почерк.
  
  На самом деле его иероглифы были очень красивы. Цзяци видела написанные им строчки, почерк очень похоже на почерк его деда, энергичный и решительный, с первого взгляда видно мастерство и сила характера.
  
  Цзяци рассказала:
  - Маленькой я очень любила уроки каллиграфии. Тогда для прописи часто использовали старые газеты. Когда купили несколько листов сюаньчэнской бумаги*, аккуратненько разделила пачку разлинованных листочков, готовилась целую вечность, а осмелилась написать только заголовок.
  
  - Иногда я думаю, какой ты была в детстве.
  
  - Что? - переспросила Цзяци.
  
  Он криво улыбнулся:
  - Я тоже не понимаю почему так. Просто постоянно чувствую, что знаю о тебе слишком мало. Хотелось бы знать немного больше, о твоих детских годах, как ты выглядела, как жила. За эти двадцать лет, когда ты радовалась, когда страдала, ни о чём не знаю, даже обидно.
  
  Цзяци взяла его за руку:
  - Когда была маленькой, я ничем не отличалась от других детей. Иногда даже капризничала ни с того ни с сего, заставляя отца ломать голову.
  
  - Глядя на тебя, не скажешь, что ты могла доставить хлопот.
  
  Цзяци возразила:
  - Ребёнок частенько бывает неразумен. На зимних каникулах папа должен был работать, я целый день оставалась одна дома. Сначала делала домашнюю работу, закончив писать, играла в резиночки с соседскими девочками. Однажды заигралась и забыла вернуться домой, поддержать огонь в печи. Вечером, когда пришёл отец, все брикеты догорели и погасли. Ты не пользовался печью и не знаешь, чтобы заново растопить нужно часа два. Стемнело, а ужин приготовить не на чем. Я очень боялась, но отец ни словом не упрекнул меня, наоборот взял с собой поесть вонтонов.
  
  В начале моста за углом была закусочная. Цзяци помнила, как отец водил её туда, есть вонтоны.
  Зимней ночью зелёные влажные булыжники мостовой, с одной стороны из дверей лавок падает оранжевый свет, с другой течёт ручей. На пристани припозднившиеся люди пришвартовывают лодку, кто-то из темноты поздоровался с отцом:
  - Мастер Ю, вы поели*?
  
  Отец вежливо ответил:
  - Ещё нет.
  
  Она далеко отстала от отца, шла, опустив голову, ей было не по себе, и хотя отец не упрекал, понимала, что виновата. Резиновые подошвы ботинок поскрипывали по камням мостовой, отец повернул голову и издалека протянул ей руки.
  
  Его руки тонкие и мягкие. Она не знала, на что могли бы быть похожи руки матери, но руки отца дарили ощущение тепла и покоя.
  
  Жуань Чжэндун внимательно слушал рассказ. Когда она закончила, взял её за руку. Прохладные пальцы, из-за того что лежал под капельницей. Хотя они были не в больнице, но медсестра дежурила в комнате на нижнем этаже. К тому же каждый день приходил врач и во второй половине дня ставил капельницу. Много разных лекарств, один пакетик сменял другой как раз на полдня.
  
  Цзяци грела его ладони, но ближе к локтям руки постоянно были холодные. Заканчивалась капельница, принимал пилюли, один пузырёк, другой. В процессе этого, улыбаясь, говорил:
  - Так много лекарств, покроет ли страховка.
  
  Если он что-то обещал, то делал, каждый день после капельниц смотрел с ней старые фильмы.
  
  Хотя эти гонконгские картины были банальны и скучны, но они вдвоём находили в этом удовольствие. Старый диван большой и широкий, оба гнездились на нём, она хрустела чипсами, пила мягкий Маоцзянь*. Аромат чая плыл по комнате. Когда она сочетала его с картофельными чипсами, шоколадом и печеньем, Жуань Чжэндун бурчал, что только добро переводит.
  
  Она не соглашалась:
  - Картофельные чипсы лучше всего запивать зелёным чаем, не веришь, попробуй.
  
  Сказала и сразу пожалела, потому что ему нельзя было пить чай и уж тем более нельзя есть чипсы. В итоге протянула ему приготовленный тётушкой сок персика с киви:
  - Это тоже очень вкусно.
  
  Он выпил прямо из её рук в два глотка, поморщился и сказал:
  - Кисло.
  
  Цзяци машинально ответила:
  - Даже не думай снова обманом целовать меня.
  
  Придвинулся к ней с коварной улыбкой:
  - Как ты узнала, что я хочу поцеловать тебя?
  
  Цзяци замерла, потом резко отвернулась и сказала:
  - Смотри кино.
  В этот раз смотрели фильм 'Расстанемся, хотя люблю'* с Леоном Лайем и Фэй Вонг.
  
  Расставание, случайная встреча, элегантный мужчина, красивая женщина, яркие картинки, трогательная музыка. Невозможность окончательно расстаться из-за того, что любят друг друга, поиски в огромном городе, суета и воспоминания о прошлом. Даже если сюжет слабоват, но финал такой сладкий.
  
  Огромный фейерверк расцветает в ночном небе Шанхая, как миллионы сверкающих осколков разрезают чёрный глянцевый атлас сумерек. Каждый залп такой яркий и блестящий, что невозможно передать. В этом городе, где роскошь представлена в её высших проявлениях, обыкновенные возлюбленные тоже могут получить всё.
  
  Цзяци любила подобные картины:
  - Даже если сюжет несостоятелен, раз хороший финал, уже хорошая история.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - До 'Неспящих в Сиэтле' не дотягивает.
  
  Она признала, что картины разительно отличаются, но настаивала на своём:
  - Мне нравятся такие моменты. Стоя на башне Цзинь Мао* смотреть на фейерверк, он озаряет лица, заставляет чувствовать, что это на всю жизнь, долго как небо и постоянно как земля.
  
  Он возражал:
  - Фейерверк - один миг и ничего нет, как это может быть долгим, как небо.
  
  Цзяци доказывала:
  - Но такую красоту людей никогда не смогут забыть, будут помнить вечно, разве это не долго, как небо?
  
  Усмехнулся и промолчал, только взъерошил её волосы.
  
  Потом произнёс:
  - Цзяци, давай обручимся.
  Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Раньше кое-кто сказал мне, если мужчина хочет показать женщине свою искренность, он предлагает руку и сердце. Я очень хотел бы жениться на тебе, но не знаю, как там будет дальше. Поэтому давай устроим помолвку, пусть это не официальный брак, хочу, чтобы все окружающие знали, я женюсь на тебе, если возможно, в будущем ты станешь моей женой.
  
  В кино старик Мэн, как раз приглашал доктора Чжоу послушать старую пластинку.
  
  В звучании граммофона слышались таинственные шорохи прошлых лет, сладкий голос проникал сквозь время и пространство.
  
  Многие всю жизнь предаются воспоминаниям о прошлых чувствах.
  
  В фильме не рассказывают, из-за чего они расстались*. Складно, как в мечтах, забыть плохое, помнить о хорошем. Бессвязные отрывки чувств заставляют человека только тяжело вздохнуть, до конца жизни он так и не дождётся ту, которую мечтал встретить снова.
  
  Жуань Чжэндун улыбнулся:
  - Знаешь, я не хотел бы как он ждать до восьмидесяти лет, упустив того человека.
  
  У Цзяци защемило сердце, в итоге она сказала:
  - Кольца с бриллиантами не будет?
  
  Его будто осенило:
  - Оказывается, вот из-за чего меланхолия. Знать бы раньше, купил бы с огромным.
  
  В его пальцах уже было зажато тонкое колечко, взяв её руку, он надел его ей на безымянный палец. Кольцо было с искусным узором, слегка потёртое, сразу видно старинная вещь. Оно удачно проскользнуло среднюю фалангу, не большое и не маленькое, как раз впору.
  
  - Кольцо моей бабушки, говорят, осталось ей ещё от прабабки. Она постоянно его носила. Когда в то время бабушка ушла из дома и переехала в Яньань, ничего не взяла с собой, только это кольцо, - он легонько погладил пальцы Цзяци. - Через два года после смерти деда, она тоже умерла и перед смертью отдала его мне. Мне всё время хотелось воплотить её надежды, она наверняка желала бы, чтобы я выбрал правильного человека.
  
  Цзяци смотрела на множество больших и маленьких чёрно-белых фотографий, стоящих на камине. Красавица из прошлого с прекрасными глазами. Там были фотографии и до освободительной войны, с членами семьи или друзьями. Серая форма, стриженные ровно по ухо короткие волосы, простые наряды той эпохи, но 'ясные очи, белые зубы'*, будто замершее сияние вечности. Несколько снимков последних лет, два пожилых человека, убелённых сединами, сидят на плетёных стульях, спокойно и безмятежно. За спиной белоснежные цветы груши, весна в полном разгаре.
  
  Цзяци невольно стало любопытно:
  - Они действительно никогда не ругались?
  
  Жуань Чжэндун расхохотался:
  - В этом мире есть жёны, которые не ругаются? Характер моей бабули, можно сказать, был довольно крут. Когда эти двое ссорились, никто не уступал. Поэтому просили Сицзы, сходить позвать бабушку к столу, когда та соглашалась есть вместе с дедом, значит ссора прекращалась.
  
  В настоящей любви можно только так.
  
  За несколько десятков лет никогда не расставались, даже в самые трудные годы. От начала и до конца не отпуская руки, так вместе и состарились.
  
  Цзяци больше всего нравилась фотография посередине. Портрет по пояс, глаза как угли, ровная осанка, взгляд чистый, проникающий в душу, даже через объектив камеры чувствуется очарование. Шестнадцатилетняя прогрессивная молодая девушка. Чёрные блестящие короткие волосы, иностранная одежда, ни печали, ни забот, спокойная красота образованной и талантливой женщины того времени. Не скажешь, что во второй половине жизни станет такой величественной и грандиозной.
  
  - Бабушка наверняка была бы разочарована твоим вкусом, раз ты, в конце концов, выбрал меня. Не так уж красива, не умна, временами просто глупа и наивна. Слишком большая разница с людьми того времени.
  
  - Мне нравится такая как ты, что с этим поделаешь.
  
  Она в итоге улыбнулась.
  - Ну вот, наконец, улыбнулась, так сложно. Может, купи я кольцо с большим бриллиантом, улыбка сверкала ещё больше.
  
  - Масляные уста, скользкий язык*.
  
  Он посетовал:
  - Ты сегодня даже не целовала меня, откуда знаешь, что масляные уста.
  
  Подняла голову, чтобы поцеловать его.
  
  Через некоторое время, вдруг вспомнила:
  - А где Цзя Гу Вэнь? Почему его сегодня не видно?
  
  - Посажен под арест.
  
  Улыбнулась:
  - За что ты его арестовал?
  
  - Не прикидывайся, что не знаешь.
  
  Он, не отпуская рук, продолжал целовать, она отстранила его:
  - Телефон звонит.
  
  Пробормотал, впадая в уныние:
  - Нельзя было не услышать?
  
  Помешкав, в конце концов, всё-таки взял трубку. Через некоторое время вернулся и сообщил ей:
  - Завтра Сицзы приезжает в Шанхай, - помолчал немного, - Хэпин тоже завтра приезжает.
  
  Потом добавил:
  - Если ты не хочешь с ними встречаться...
  
  Цзяци замерла на мгновение, но, покачав головой, сказала:
  - Всё в порядке, так или иначе, рано или поздно всё равно встретимся.
  
  - Тогда хорошо.
  
  На следующий день Цзяци проснулась рано, умылась, почистила зубы и снова вернулась в кровать. Долго лежала, не шевелясь, пока, в конце концов, Жуань Чжэндун не постучал в дверь:
  - Ты почему ещё не встала?
  
  Она быстро натянула одеяло:
  - Я ещё не переоделась.
  
  Пыталась задержать его там.
  На самом деле на ней была закрытая пижама с маленькими медвежатами, как у детей.
  
  Она ещё не решила, что надеть. Из-за того что поехала в спешке, у неё не было багажа, прикупила только несколько вещей. Семья Жуань в Шанхае много лет пользовалась услугами одного портного. Так для Цзяци впервые шили платье. После снятия мерок несколько дней приносили один за другим несколько комплектов, но Цзяци выбрала только обычную одежду простого фасона и материала, в которых чувствовала себя удобно.
  
  Жуань Чжэндун вошёл, открыл гардероб и, оглядев содержимое, сказал:
  - Ты всё-таки не женщина, ни одной более-менее приличной вещи.
  
  Цзяци парировала:
  - Я же не красавица, не могу носить то же, что и Шэн Чжи.
  
  Он на мгновение загрустил:
  - Скряга и маленькая ревнивица! Любишь сводить старые счёты.
  
  Огрызнулась:
  - Плейбой! У самого рыльце в пушку, а ещё других поучаешь.
  
  Подошёл, прижал её к кровати и начал целовать. Цзяци почувствовав, что задыхается, стала отталкивать его, но чем больше толкала, тем он сильнее наваливался, постепенно дыхание обоих стало тяжелым. Руки бессовестно забрались под одеяло. Цзяци только чувствовала пугающий жар его ладоней, горячее дыхание обжигало шею. Его рука как рыба скользнула в её широкий рукав и по локтям пробиралась дальше. Цзяци была в панике, поняв, что терпит сокрушительное поражение. В критический момент она изо всех сил пнула его ногой. Он глухо охнул и скатился в сторону, скорчившись от боли.
  
  Цзяци осознала, что лягнула слишком сильно, испугавшись сразу подскочила:
  - Так серьёзно?
  
  Он ничего не говорил, Цзяци теряла самообладание:
  - Куда я ударила?
  
  Он сквозь зубы выдал:
  - Всё в порядке.
  
  Цзяци чувствовала себя виноватой. Раньше дурачились с соседками по комнате, и в запале она тоже случайно брыкнула ногой, в результате на голени Цзюаньцзы образовался синяк, который к счастью через несколько дней рассосался. Цзюаньцзы с того раза частенько шутливо называла её мулом.
  
  Видя, что удар вышел сильным, Цзяци допытывалась:
  - Дай я посмотрю, куда попала?
  
  Он покраснел, оттолкнул её руку и выбежал, оставив Цзяци одну в комнате. Цзяци уже второй раз видела, как он краснеет. Неожиданно до неё дошло, щёки тотчас запылали. Босая стояла на полу, старый тиковый пол блестел тёмным лаком и холодил ступни. Вот уж действительно, провалиться бы сквозь землю.
  
  Через некоторое время спустилась в гостиную. Увидев Жуань Чжэндуна, всё ещё чувствовала себя сконфуженной, так и не заговорила с ним до самого приезда Цзянси.
  
  Цзянси всё такая же красивая живо бросилась обнимать Цзяци:
  - Я сказала председателю, если не предоставит мне отпуск, подам на него жалобу, только тогда он согласился. К счастью Хэпин ехал в командировку, и я потащила его с собой.
  Она сразу обратила внимание на её кольцо:
  - Ах, это кольцо! - взяла Цзяци за руку, повернула голову, улыбаясь. - Брат, нехорошо, такое дело, а ты ни словом нам не обмолвился.
  
  Жуань Чжэндун усмехнулся:
  - Надо было разослать приглашения, оповестить всю Поднебесную?
  
  - Конечно, надо, - Цзянси хитро улыбнулась, - не обязательно всю Поднебесную, но пригласить близких и друзей из Шанхая, особенно всех твоих предыдущих подруг, было бы нормально.
  
  Жуань Чжэндун покосился, глаза феникса заледенели, но Цзянси не испугалась, а ребячливо скорчила рожицу.
  
  Мэн Хэпин всё это время стоял здесь же. Цзяци чувствовала, что улыбка даётся с трудом, но постаралась улыбнуться и спросила:
  - Может чая? Или кофе?
  
  Он ответил:
  - Спасибо, не нужно.
  
  Цзянси сказала:
  - Не обращай на него внимания, он немного старомоден, пьёт только кипяток, как председатель комитета Цзян.
  
  Цзяци, помолчав, продолжила:
  - Я всё-таки принесу чай.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Попроси тётушку Ли принести, и, кстати, Цзинси и Хэпин не чужие тут.
  
  Цзяци всё-таки пошла на кухню помочь тётушке Ли приготовить чай. Тётушка Ли сказала:
  - Цзянси любит чай с мёдом и лимоном.
  В итоге она занялась лимоном. Лимон был слишком свежим, только резанула ножом, брызнул сок, как раз в глаз, тотчас невыносимо защипало так, что невозможно разомкнуть веки. Тётушка Ли охнула, быстро протянула ей полотенце, она прижала к глазам, улыбаясь, сказала:
  - Правда, не нужно, это пустяки.
  
  Тётушка Ли посочувствовала:
  - Брызнуть лимоном в глаз больно.
  
  Очень больно, невозможно сдержать слёзы.
  
  Принесла поднос с чаем в гостиную, глаза красные как у кролика, Жуань Чжэндун сразу спросил:
  - Что случилось?
  
  Она невольно снова потёрла:
  - Сок лимона попал в глаза.
  
  Пробурчал:
  - Говорил же, не суйся. Всё выпендриваешься.
  
  Цзянси ещё добавила сумбура, стала дуть:
  - Ну, брат, подуй Цзяци, чтобы не было больно. Давай.
  
  Жуань Чжэндун с важным видом отвесил Цзянси затрещину, она спряталась за спиной Мэн Хэпина и только лукаво улыбалась.
  
  Из-за прибавления в компании в громадной гостиной стало оживлённее. Даже тётушка Ли веселилась сверх меры, занимаясь приготовлением ужина. Цзяци помогала ей на кухне. Цзянси просунула голову в дверь:
  - Нужна моя помощь?
  Тётушка Ли помянула Будду:
  - Сицзы, не вноси беспорядок, иди, составь компанию Хэпину.
  
  Цзянси всё-таки вошла в кухню:
  - Он с братом играет в шахматы. Эти двое как садятся играть, никого рядом не видят.
  
  Цзяци тоже не давала ей двинуть рукой, Цзянси улыбалась:
  - В этот раз я превратилась из хозяйки в гостью.
  После такого заявление Цзяци стало неудобно, в итоге она притворилась, что не замечает, позволив помогать перебрать салат. Покончив с этим, Цзянси, всё ещё горя рвением, стала лущить семена лотоса. Глядя как Цзяци режет овощи, через некоторое время восхищённо сказала:
  - О, Небо! Цзяци, ты такой же профессионал, как тётушка Ли.
  
  Тётушка Ли, расплывшись в улыбке, сказала:
  - Я скоро сдам пост, Дунцзы любит есть то, что готовит Цзяци.
  
  Цзянси посетовала:
  - А я ещё не пробовала, брату повезло.
  
  Цзяци улыбнулась, а Цзянси вдруг вздохнула:
  - На самом деле, когда была маленькой, я завидовала семьям, у которых все собирались на кухне, веселились и разговаривали, готовя еду. Семьи с простыми житейскими радостями. Никогда не думала, что сегодня тоже смогу так. Цзяци, не тяни, выходи замуж за брата. Потом я буду каждый день приходить к вам ужинать на халяву.
  
  Тётушка Ли предложила:
  - Сицзы, ты тоже быстрее выходи за Хэпина, поженитесь ни к чему будет напрягать золовку.
  
  Цзянси сказала:
  - Мэн Хэпин очень занят. Откуда у него время ходить домой обедать. Поэтому я при каждом удобном случае буду приходить покушать в дом брата. Точно, золовка?
  
  
  Примечания к главе 19.
  Химонант скороспелый, или зимоцвет ранний - Chimonanthus praecox - вид цветковых растений, входящий в род Химонант (Chimonanthus) семейства Каликантовые (Calycanthaceae). В тексте упоминается два сорта слив, для второго русский аналог не найден.
  Сюаньчэнская бумага - бумага из бамбуковых волокон, для живописи и каллиграфии.
  Приветствие в Китае может звучать и как 'Вы поели?'
  Маоцзянь - сорт зелёного чая.
  'Расстанемся, хотя люблю' - англ -'Leaving Me, Loving You', фильм 2004года, Гонконг.
  Башня Цзинь Мао - один из самых высоких небоскрёбов в Азии.
  'Долгий как небо и постоянный как земля' - в значении: вечный, навсегда, на веки вечные.
  '...из-за чего они расстались' - скорее всего, имелось в виду, почему в фильме старик Мэн расстался с певицей.
  'Ясные очи и белые зубы' - в значении: прелестная, хорошенькая; красавица, юная краса.
  
  
  20
  Нож у Цзяци соскользнул, только почувствовала, как кончик пальца обожгло, кровь хлынула фонтаном. Цзянси заохала, тётушка Ли торопливо побежала за аптечкой, принесла флакон с юньнаньскими порошками*, прижала рану. Цзяци с трудом улыбнувшись, сказала:
  - Даже не знаю, как так получилось, Я сегодня...
  Цзянси, суетясь, помогала ей бинтовать рану, предложила:
  - Очень много крови, может, поедем в больницу?
  Цзяци ответила:
  - Всё в порядке, такая маленькая ранка, зачем в больницу.
  Тётушка Ли тоже разволновалась:
  - Пойду, позову медсестру Ван.
  Цзяци сказала:
  - Всё в порядке, правда, всё нормально, видите, кровь уже остановилась.
  Тётушка Ли взглянула на рану, действительно, остановилась. В итоге замотав рану Цзяци ватой и пластырем, приказала:
  - Идите, посмотрите телевизор. С вами у меня всё с ног на голову, ещё снова поранитесь, заставляете меня нервничать.
  
  Цзяци, чувствуя себя виноватой, пошла с Цзянси смотреть телевизор. Через некоторое время стол был накрыт. Цзянси поднялась в библиотеку. Там царили тишина и спокойствие. Мэн Хэпин и Жуань Чжэндун сидели за столом перед шахматной доской, сосредоточенные и поглощённые мыслительным процессом.
  
  Цзянси, видя, что на доске осталось лишь несколько фигур, спросила:
  - Кто выиграл?
  
  Жуань Чжэндун повернул голову, увидев её, сразу поднялся и сказал:
  - Пошли, поедим.
  
  Мэн Хэпин улыбнулся, покручивая в ладонях шахматную фигурку:
  - Проигрывающий хочет сбежать, столько лет, а всё такой же.
  
  Жуань Чжэндун засмеялся:
  -Кто это проигрывающий? Положение не безнадёжное, в худшем случае ничья.
  
  - У твоего ферзя нет пути к отступлению, разве это не проигрыш?
  
  - Но ты тоже не можешь поставить мат, разве не ничья?
  
  Цзянси потрясла Мэн Хэпина за руку:
  - Заканчивайте игру, пошли, пошли, я голодная.
  
  Спустившись вниз, Жуань Чжэндун увидел забинтованную руку Цзяци, явно перепугавшись, спросил:
  - Что случилось?
  
  За неё ответила Цзянси:
  - Резала овощи. Сильно переживаешь? Смотри, в следующий раз всех позовём на кухню, сварганим бульон на скорую руку, а то ты только и знаешь, что блаженствуешь.
  
  Жуань Чжэндун только произнёс:
  - Пошли есть.
  
  Неизвестно почему этот обед был очень тоскливый, даже Цзянси о чём-то задумалась. После ужина она тихонько спросила Цзяци:
  - Почему у брата такой кислый вид?
  
  Цзяци ответила только:
  - Я не знаю.
  
  - Не обращай внимания, у него такой характер, - однако стала объяснять Цзяци, - Брат очень странный, если ему грустно, то кислая мина, если весело - каменное лицо. Если назвать красиво, то загадочный, а если грубо - просто капризный.
  
  Цзяци улыбнулась, Цзянси стала подстрекать её:
  - Пойдём на шоппинг, когда мужчин невозможно вразумить, будем тратить их деньги.
  
  В этот момент вошёл Жуань Чжэндун, услышал последнюю фразу, щёлкнул её по голове:
  - О чём толкуете?
  
  - Об афоризмах, - Цзянси потянула Цзяци. - Мы ушли, не слушай его, - снова повернула голову и позвала. - Хэпин, будешь нашим водителем, отвези нас с Цзяци.
  
  Цзяци сказала:
  - Вы поезжайте, я немного устала, хочу поспать после обеда.
  
  Цзянси не стала настаивать.
  
  Цзяци стояла и смотрела, как они готовятся к выходу. Всего-то несколько дней не видела, но Мэн Хэпин будто стал ещё выше, то ли из-за худобы, то ли оттого, что стоял далеко. Лицо постоянно как размыто, не разглядеть толком. Он подал пальто Цзянси. Та завязывала платок и одновременно что-то ему говорила. Издалека можно было видеть профиль Цзянси, живая и прекрасная, милая и элегантная, и так сладко улыбается.
  
  Она взяла его под руку и потащила за собой.
  
  Цзяци неожиданно почувствовала ужасную усталость и оперлась на оказавшиеся рядом холодные резные перила лестницы.
  
  - Цзяци.
  
  Повернула голову. Жуань Чжэндун стоял прямо за ней, неизвестно как долго.
  
  Силы моментально покинули её, почти не стояла на ногах. Он медленно раскинул руки, она закрыла глаза, позволив ему крепко прижать её к себе.
  
  Ей всегда казалось, что она необычайно сильная, но сегодня стало понятно, она прискорбно слабовольна.
  
  Он наклонил голову и поцеловал её.
  
  Его губы были прохладны, а её лицо пылало. Голова как в тумане, она тонула в этом поцелуе, только бы больше не думать, прошлое, будущее, если бы можно было всё навсегда забыть, стало бы гораздо лучше.
  
  Неизвестно как долго это продолжалось, но он вдруг остановился. Она в замешательстве повернула голову, проследила за его взглядом.
  
  Мэн Хэпин стоял в дверях и спокойно смотрел на них.
  
  С такого далёкого расстояния не разглядишь выражения его лица, в гостиной стало как-то особенно темно и тихо, его голос отражался эхом.
  
  Он сказал:
  - Я забыл ключи от машины.
  
  Вошёл, связка ключей лежала на журнальном столике, подошёл к нему. Жуань Чжэндун вдруг сделал несколько шагов вперёд, в тот момент, когда Мэн Хэпин протянул руку, Жуань Чжэндун уже нагнулся и схватил ключи.
  
  Руки Мэн Хэпина были в перчатках, чёрные перчатки из мягкой кожи ягнят обтягивали длинные пальцы.
  
  Вспомнились, как однажды в университете, он пришёл в аудиторию, где она занималась. Из-за спины прикрыл ей глаза ладонями. Как маленький, не произнося ни звука.
  
  Её пальцы задержались на его руках, потом на лице, звонко рассмеялась и позвала:
  - Мэн Хэпин!
  
  Она помнила те длинные пальцы, их лёгкий запах табака, помнила, как они стремительно и ловко скользили по чёрно-белым клавишам.
  
  Оглядываясь назад можно увидеть его ясную как солнечный свет улыбку.
  
  Жуань Чжэндун протянул ему ключи.
  
  Собирался их забрать, но сразу же отдёрнул руку. Снял перчатку с правой руки, подставил ладонь.
  
  После сказал:
  - Спасибо.
  
  Он торопился уйти, но не забыл закрыть дверь. Вышел в коридор, потом в широкую прихожую, спустился по ступенькам. Одна, вторая, третья, четвёртая, пятая.
  
  Машина стояла у крыльца.
  
  Открыл дверь, в воздухе салона запах ароматизатора смешивался с духами Цзянси, сладкий и навязчивый аромат, абсолютно чужой.
  
  Вставил ключ, включил зажигание, снял ручник, нажал и отпустил педаль сцепления. Вдавил газ.
  
  Двигатель слегка взревел, потом снизил обороты, и вдруг неожиданно затих.
  
  Завёл ещё раз.
  
  Только нажал педаль газа, как снова заглох.
  
  Опять повернул ключ. Ежедневный, неоднократно отработанный процесс, зажигание, отжать сцепление, прибавить газа. Можно выполнять с закрытыми глазами, но в этот раз так трудно повторить. Ладони вспотели, кожа руля скользила, жирная, не удержишь.
  
  Машина заглохла в третий раз.
  
  Цзянси, в конце концов, спросила:
  - Что случилось?
  
  Он не ответил, просто сидел, протирая рукой без перчатки лоб, будто хотел что-то стереть. Чувствовал только, как стынут пальцы, и лоб будто в холодном поту.
  
  Прошло некоторое время, он ещё раз завёл машину, в этот раз, наконец, не заглохла. Рванул, следуя поворотом дороги, в зеркале заднего вида за деревьями удалялась усадьба, постепенно исчезая из поля зрения.
  
  Оказывается, дождя не было. Ему смутно слышался его шум, шуршащий стук капель, однако оказалось, что дождь не шёл. Чёрным асфальтом тянулась впереди дорога, у него не было возможности обернуться и посмотреть назад. Машина уже проскочила железные ворота сада, помчалась вдоль тихого шоссе и потом свернула за поворот.
  
  За поворотом другая дорога. Показалось, будто вдруг вырвались на широкий простор, перед глазами уже оживлённая трасса.
  
  С двух сторон по-прежнему высились платаны. Раскинув ветви, отражались в стекле автомобиля, стремительно проносясь, как поток воды, бледная тень ветвей напоминала рябь водорослей.
  
  В этот момент он спросил:
  - Куда едем?
  
  - Плаза 66, -ответила Цзянси. - Разве я только что не сказала тебе.
  
  Буркнул: 'Угу', снизил скорость, чтобы следить за указателями, но, не увидев табличек, машинально переспросил:
  - Сейчас в какую сторону надо ехать?
  
  Цзянси немного удивилась:
  - Разве это не дорога Хуайхай*? Что с тобой сегодня?
  
  Он как будто только очнулся. Кругом всё такое знакомое, знакомые здания, знакомые дороги, знакомые места, всё вместе нахлынуло и изверглось на него. Всё великолепие этого города, много раз изъезженные улицы, узнаваемые как линии руки. К тому же в машине на мониторе мигает красная точка, плавно движется по карте, показывая их местоположение.
  
  Наука и техника шагают широкими шагами. Даже на затерянном островке в далёком океане можно найти спутники GPS.
  
  Но некоторые вещи, которые вроде совсем рядом, ты никак не можешь отыскать.
  
  Подобно другим женщинам, Цзянси любила шоппинг. Мэн Хэпин редко сопровождал её из-за своей занятости, к тому же Цзянси тоже была часто занята. Встречи были эпизодичны и пусть даже они совершенно не были похожи на встречи с другими женщинами, его это утомляло. Гораздо чаще она ходила на шоппинг с друзьями.
  
  Пошли покупать обувь. Продавец именитого магазина, преклонив колено, подавала разные модели, чтобы Цзянси могла примерить. Очень красивые, итальянские с искусным узором и стразами, пахнущие выделанной кожей.
  
  Цзянси спросила его:
  - Какая пара лучше?
  
  Он, как и продавец, полусогнул колено, долго внимательно изучал, потом ответил:
  - Белая пара хорошая.
  
  Цзянси улыбнулась:
  - Мне тоже они понравились, с юбкой должно быть очень красиво.
  Снова обратилась к продавцу:
  - Почему бы вам не согласиться на 10% скидку.
  
  Продавец вежливо улыбнулась:
  - Госпожа Жуань знает наши правила. Это модель будущего года, только представлена, поэтому скидка лишь 5%, даже по вашей платиновой карте.
  
  Мэн Хэпин сказал:
  - Нравится, покупай.
  
  Цзянси ответила:
  - Эта пара не подходит по размеру, немного великоваты, принесите поменьше, я померяю.
  
  Продавец сказала:
  - Мы помним, что у вас седьмой размер, впрочем, я попрошу принести на размер меньше, попробуете.
  
  Мэн Хэпин, вдруг вспомнив, произнёс:
  - Она носит шестой размер.
  
  Жуань Цзянси, подняв голову, взглянула на него, другая продавщица завистливо сказала:
  - Госпожа Жуань, ваш друг действительно к вам хорошо относится. Так внимателен, даже помнит ваш размер.
  
  Через некоторое время продавец принесла другую пару, дала Цзянси померить. Та надела, слишком маленькие.
  
  Цзянси снова померила те, что принесли первыми. Всё-таки чересчур свободно, но и шестой размер невозможно носить, а промежуточного номера нет.
  
  Мэн Хэпин предложил:
  - Почему бы не взять эти, не страшно, если немного свободны.
  
  Цзянси вытащила ступню, надела свои туфли:
  - Ладно, не буду брать.
  Поднялась и уже пошла к выходу, но остановилась, подумала и неожиданно повернула голову к продавцу:
  - Упакуйте мне шестой размер.
  
  Продавцы одновременно сказали:
  - Хорошо, хорошо.
  
  Мэн Хэпин спросил:
  - Разве они не малы?
  
  Цзянси то ли улыбнулась, то ли нет:
  - Я хочу.
  
  Он редко видел, чтобы она так себя вела, в результате, ничего не говоря, достал из кошелька кредитку и вручил продавцу. Другая продавщица уже упаковала туфли, положила в пакет и радушно сказала:
  - Госпожа Цзянси заходите к нам ещё, на следующей неделе мы получим новую партию товара.
  
  У Цзянси в этот день было, похоже, отличное настроение. Зашла в один магазин, другой, перемеряла кучу одежды, купила тоже не мало. Мэн Хэпин таскал за ней пакеты, обвешенный справа и слева. Хотя была зима, в каждом магазине на полках стояла весенняя коллекция. Нежные красивые расцветки навевали мысли о дыхании весны, свежести и обновлении.
  
  - Хорошо смотрится?
  Она надела свитер в клеточку со светло-серыми бриджами. Искрящееся радостью лицо улыбалось ему.
  
  Он ответил только:
  - Хорошо.
  
  Провёл кредиткой, блямкнуло, пакетов в руках стало ещё больше. Наконец, вернулись на парковку, свалили сумки на заднее сидение.
  
  Цзянси глубоко вздохнула:
  - Повеселились, - потом продолжила. - В прошлом месяце приглашали на программу почётного гостя. Не знаю, видел ли ты тот выпуск. Впрочем, полагаю, ты ни за что не стал бы смотреть.
  
  То пользующееся популярностью у женщин ток-шоу, Мэн Хэпин действительно не смотрел.
  
  - Обсуждали материальное и чувства. В конце все признали, любовь, обеспеченная материальной поддержкой, длится сравнительно дольше.
  Помолчала и продолжила:
  - Но этот закон, однако, не действует в другую сторону. Даже имея деньги, не обязательно завоюешь любовь.
  
  Она всегда была очень бойка с Мэн Хэпином. Почувствовав, что в этот момент она особенно серьёзна, он улыбнулся:
  - С чего такие неожиданные переживания?
  
  Цзянси пожала плечами:
  - Возвращаемся домой.
  
  Он, однако, медлил:
  - Поужинаем вечером в ресторане? Поедем в Фэньян поедим твои любимые шашлычки.
  
  Цзянси отвернулась, подумала и сказала:
  - Хорошо.
  
  Ресторан японской кухни на китайском назывался Сянь Чжи Суань. Он был открыт в старом доме, где раньше располагалась резиденция Бай Чунси*, также там произносил свои речи Бай Сяньюн*. Парк западного стиля, элегантный после многочисленных перестроек. А главное здесь подавали блюда и восточной, и западной кухни. Цзянси больше всего любила шашлычки по-японски, ела их уже раз сто и всё не приедалось.
  
  Она умела неплохо пить, пила саке, щёки раскраснелись. Мэн Хэпин был за рулём, поэтому сам не пил спиртное, а только смотрел, как она опрокидывает одну чашечку за другой. В итоге спросил:
  - С чего сегодня такое веселье?
  
  Цзянси подняла лицо вверх, задумалась и сказала:
  - Из-за того, что видны звёзды.
  
  Стеклянный потолок. Поднимешь голову, на ночном небе, в самом деле, есть звёзды. Только в городе морозной зимней ночью горит несметное число неоновых ламп, а слабые размытые искорки невооружённым глазом и не разглядишь.
  
  - Когда я училась в Англии, видела фильм, даже названия уже не помню, но слова главной героини остались в памяти.
  
  Её блестящий взгляд подёрнулся рябью, как свет лампы в воде. Может из-за выпитого, может из-за васаби.
  
  Он спросил:
  - Что за фраза?
  
  Она хитро усмехнулась:
  - Не скажу.
  
  Наевшись, Цзянси потащила Мэн Хэпина по барам. Оказывается она любила шумные весёлые компании, проведя в баре не более нескольких часов, уже познакомилась с большой компанией. Даже Мэн Хэпин присоединился к общему веселью. Метали кости, играли на пальцах, в чёт и нечет, правда или желание, строили башню и вытаскивали блоки, собирали танграм*. Все забавлялись от души, как сумасшедшие. В итоге Мэн Хэпин выпил приличное количество бутылок Хенекен.
  
  Первый раз в жизни он вёл машину нетрезвым, чувствовал только лёгкость и скорость, которую невозможно было сдержать. Со свистом взлетели на эстакаду, глубокой ночью этот город по-прежнему роскошен. Многочисленные гирлянды ламп, каждая высотка как огромная хрустальная башня. Далёкие, близкие, всё сдавливает, обрушивается прямо на голову, но, пройдя вершину, снова приходит лёгкость.
  
  Цзянси открыла окно. Ворвавшийся порыв ветра подхватил её шарф, скользя кистями по его руке, будто чьи-то пальцы, лёгкие и мягкие. Он почувствовал, что трезвеет, но в душе всё ещё царил хаос.
  
  Красный свет. Не спеша, притормозил.
  
  Цзянси неожиданно наклонилась и поцеловала его.
  
  Аромат духов, запах вина, косметики, тёплый и мягкий, будто её руки, окутали его. Невозможно думать, да и не хочется.
  
  Сзади сигналили, кто-то свистнул, она постепенно отстранилась. Пара блестящих зрачков по-прежнему пристально смотрели на него. Неожиданно она произнесла его имя:
  - Мэн Хэпин.
  
  Он не откликнулся. Горло заныло, слева под вторым ребром тянуло, боль грызла сердце, будто маленькое шило внутри, воткнулось и не выдернуть. Глаза жжёт, холодный ветер полоснул по лицу, как нож. Совсем не осталось тепла, всюду лёд, в этот момент всё застыло.
  
  Она, однако, только произнесла его имя и ничего не сказала, спокойно помолчала, потом постепенно склонила голову и в таком положении уснула.
  
  Уснула как ребёнок, свернувшись, сжавшись до маленького комочка.
  
  Ведя машину, промчался через знакомые ворота. Глубокая ночь, только с двух сторон одиноко светили уличные фонари. В доме за деревьями виделся свет. Остановил машину, но не заглушил. Кондиционер нагонял тёплый воздух. Повернув лицо, взглянул на спящую Цзянси. Пряди волос, рассыпавшись, свисали на лицо, на щеках румянец, что делало её ещё больше похожей на ребёнка.
  
  Вытащил пачку сигарет, достал одну, закурил. Знакомый сладковато-прохладный вкус табака проник в лёгкие, глубоко вздохнул.
  
  В безмолвной темноте виден только дым и красная точка, как сверкающий рубин.
  
  Он вспомнил ту ночь, точно такую же морозную и ясную. В ночном небе Пекина трудно разглядеть звёзды, размыты и нечётки. А он, сидя в машине, курил одну сигарету за другой. Только табак мог парализовать затопившую его боль.
  
  Уехал перед рассветом. Сдавая задним ходом, заметил вдалеке другую машину, так же как и его простоявшую там всю ночь.
  
  Вспомнил слова Цзянси в ресторане и машинально поднял голову. Нажав на кнопку, открыл крышку люка. За стеклянным куполом свет далёких звезд слаб и почти неразличим.
  
  Цзянси не знала, он понял, о каком фильме она говорила.
  
  Помнил и фразу, произнесённую главной героиней:
  - Каждый раз, когда хочется заплакать, я поднимаю голову и смотрю на звёзды, так слёзы не катятся из глаз.
  
  
  Примечания к главе 20.
  Юньнаньские порошки - кровоостанавливающее и болеутоляющее средство.
  Бай Чунси - китайский военно-политический деятель республиканского периода.
  Бай Сяньюн (1937-) - китайский писатель.
  Танграм - головоломка-мозаика из 7 составных частей, при складывании которых получаются разные орнаменты и фигуры.
  
  
  21
  Цзянси проспала до полудня, а проснувшись, почувствовала одуряющий аромат в комнате. Оказывается на туалетном столике, перед кроватью всё было заставлено пышными букетами больших красных роз.
  
  Когда она спустилась, тётушка Ли сообщила:
  - У Хэпина серьёзные намерения, купил прекрасные цветы, ещё боялся, что ты рассердишься, попросил меня отнести тебе в комнату. Я вижу, ты спишь, не стала будить тебя.
  
  Цзянси, невольно улыбнувшись, спросила:
  - Где брат?
  
  - Поехал в больницу на осмотр, Цзяци вместе с ним. Цзяци молода, а такая чуткая, предусмотрительная, целыми днями всё за ним то одно, то другое, нечасто таких встретишь.
  
  Цзянси сегодня чувствовала себя особенно никчёмной, поела, пошла в кабинет за книжкой.
  
  В детстве, когда нечем было заняться, она тихонько пряталась в кабинете, садилась на верхней ступеньке лестницы и, подперев лицо руками, рассматривала ряды серых корешков книг, похожих на узкие черепицы книжной стены. Так и сидела в оцепенении. В детстве Жуань Чжэндун не любил играть с ней, из-за того что она была на несколько лет младше и ещё девочка, поэтому постоянно был недоволен, когда она приставала. Однако добрый по натуре Мэн Хэпин каждый раз соглашался принять её в игру и, так же как и Жуань Чжэндун, звал её младшей сестрой. Ей нравилось подшучивать над ним, а он снисходительно терпел её баловство, поэтому по сравнению с Жуань Чжэндуном больше подходил на роль старшего брата. Она стала называть его 'брат Хэпин'. В десять лет уехала учиться в английскую школу-интернат. Строгие порядки, малолетка за тысячи ли от дома, новые друзья ещё не появилось, единственная поддержка телефон. Он тогда учился в Америке, звонила ему через океан, называла 'брат Хэпин', в результате он как-то пошутил в разговоре:
  - Голубь мира* с оливковой веткой - это эмблема ООН.
  От сказанного ей стала неудобно, и она научилась называть его просто Хэпин. Вроде невежливо, но в душе было тайное ликование и уверенность, что это правильно.
  
  Когда они успели стать взрослыми?
  
  После возвращения снова встретила его, уже незаурядного мужчину с прекрасными манерами, время будто оставило на нём отпечаток сдержанности и спокойствия. В то время он делал первые шаги в девелоперском бизнесе, строил первый объект. Она же только устроилась на студию репортёром и пришла брать интервью с застройщиками. Он лично на своей машине повёз её на стройплощадку. Она до сих пор помнит тот комплекс в пригороде. Тогда там было довольно пустынно, вдали от города, добираться трудно. Приехали и увидели коттеджи среди гор и вод, как россыпь созвездий. В заходящем солнце пейзаж напоминал живопись маслом.
  
  Двенадцать коттеджей все в разных стилях, самый большой по площади под первым номером уже закончен, единственный в китайских традициях, похож на обычный сыхэюань. За воротами всюду цветы, в тишине единственное дерево - плакучая яблоня, вся в белых лепестках, как в роскошной парче. Разгар весны, вокруг дерева множество жужжащих пчёл, беспорядочно снующих туда - сюда. Во дворе такое спокойствие, что, кажется, можно услышать звук упавшего бутона.
  
  С одной стороны флигель с другой кухня и кладовая. Кухня на удивление устроена по старинке, выложена традиционная печь, тонкая прямая труба, это показалось ей немного странным.
  
  Поинтересовалась, он лишь сказал:
  - Каждый раз, едешь на машине по сельской местности и вдруг вдалеке видишь дым очага, сразу возникает ощущение, что возвращаешься домой.
  
  Она предположила:
  - Неужели этот дом ты построил для себя?
  
  - Да, мечтал, когда состарюсь, буду жить здесь, держать кур, уток, на заднем дворе выращивать виноград. Вечерами прогуливаться по горам, завидя дым очага, спускаться к ужину.
  
  - Это из фильма 'Юная девушка Дракон'*. Такое возможно, только если один из пары волшебное существо. А вдруг человек, которого ты любишь, не захочет жить в такой глухомани? Ещё с подобной старомодной печью. Многие ли умеют на ней готовить?
  
  Он помолчал некоторое время, потом, наконец, улыбнулся:
  - Поэтому я и сказал, это только мечта.
  
  Мягкое весеннее солнце пересекло угол карниза и осветило его лицо, половина осталась в тени, половина на солнце. Его улыбка казалась натянутой, как усмешка, между бровей складка, выражение лица грустное и растерянное, будто вспомнил о чём-то, что не хотел вспоминать. Она неожиданно подняла руку и разгладила морщинку между бровями.
  
  Когда возвращались домой, уже смеркалось. Дорогу ремонтировали, он в то время ездил на стареньком Митсубиси, совершенно не подходящий транспорт для подобной местности. От постоянной тряски машина заглохла на полпути. Они сидели и ждали. Вокруг темень, ни деревни, ни гостиницы. Снаружи все звуки затихли, на глубоком ночном небе звёзды особенно большие и яркие. Она никогда не видела такого прекрасного ясного ночного неба. Скопище звёзд, будто на чёрной бархатной юбке нашили множество сверкающих холодных стразов. Так близко, протяни руку и коснешься.
  
  Апрельской ночью на севере ещё сильны весенние заморозки. Температура в салоне снижалась. Чихнула, он спросил:
  - Замёрзла?
  Не дожидаясь ответа, сбросил своё пальто и отдал ей. Она взяла, укуталась, внутри ещё сохранилось его тепло.
  
  Сидеть было, чем дальше, тем холоднее. Они могли только разговаривать, чтобы отвлечься. Обсудили всё от самых позорных случаев в детстве до нынешней ситуации в экономике, исчерпали почти все темы для разговора. Цзянси проголодалась и хотела пить. Неизвестно сколько просидели, когда в конце дороги замелькал свет фонарей. Звук мотора постепенно приближался, это оказался трейлер. Она так обрадовалась, что выскочила из машины и запрыгала. Потом повернула голову и улыбнулась:
  - Наконец дождались.
  
  Его пальто висело на ней, длинное и большое, как наряд бога реки из театральной постановки. С улыбкой повернула голову, лицо наполовину в тени, в ярком свете автомобильных фар увидела, как он смотрит на неё, нежно и с любовью.
  
  Её сердце вдруг дёрнулось.
  
  Через несколько дней в свободное время она заглянула к нему в офис, вернуть пальто.
  
  Оказалось, что восемь часов - это рано, секретарь только пришла. Увидев её, сообщила:
  - Директор Мэн вчера работал допоздна, остался ночевать в кабинете.
  
  Постучала, никто не ответил. Открыла дверь, вошла, в комнате тишина. На столе в полном беспорядке гора чертежей, на полу валяются модели зданий. Осторожно обогнула этот завал, повернула голову и обнаружила, что сам он приютился на угловом диване и, завернувшись в одеяло, крепко спит.
  
  Во сне его брови были нахмурены.
  
  Нагнулась, протянула руку и коснулась складки между бровями. Почувствовав под кончиками пальцев тепло и мягкость, она вдруг осмелела. Медленно приблизилась и поцеловала его в переносицу.
  
  Он неожиданно проснулся, открыл глаза, на мгновение во взгляде мелькнуло замешательство. Помолчал и через некоторое время спросил:
  - Сицзы? Ты что делаешь?
  
  Попавшись, она напротив стала откровенной:
  - Поцеловала тебя тайком. Если не нравится, сейчас уйду.
  
  Он замер, как в детстве, когда она подшучивала над ним, не зная то ли плакать, то ли смеяться:
  - Сестрёнка, не шали, хорошо?
  
  Ухватилась за полы его одежды и снова поцеловала.
  
  Он не отстранился.
  
  Так это началось. Во всяком случае, она снова, как и прежде, любила проводить с ним время. Часто звонила, забегала повидаться, оставалась с ним, когда он задерживался, внося в его работу смуту и разлад. Он иногда звал её сестрёнкой, будто она ребёнок.
  
  Постепенно речь зашла о браке, из-за того что мама Мэн Хэпина особенно ей благоволила.
  
  У мамы Мэн был рак поджелудочной железы, поздняя стадия, она постоянно лежала в больнице.
  
  Цзянси ходила один раз с ним в больницу. Отношения Мэн Хэпина с родителями непонятно почему были очень плохие, в особенности с матерью. На все её реплики он хранил молчание. К тому же та его своего рода глубокая меланхолия, между бровей постоянно пролегала складка, ей казалось, что даже стоя среди десятитысячной толпы, он будет по-прежнему одинок. Это заставляло её сердце ныть.
  
  Мама Мэн, увидев её, вздохнула и сказала:
  - Хэпину скоро тридцать, когда уж вы решитесь, я бы могла умереть спокойно.
  
  Но она так и не дождалась их свадьбы.
  
  Когда мама Мэн умирала, Мэн Хэпин был в командировке в Чжухайе. Она первой примчалась в больницу, а в самом конце, наконец, приехал и Мэн Хэпин.
  
  На смертном одре мама Мэн постоянно держала её руку, сознание было уже не совсем ясным:
  - Мама была неправа... - голос прерывистый и сбивающийся. - Хэпин...
  
  Взгляд мамы Мэн был постоянно направлен на него в ожидании.
  
  Он в итоге взял мать за руку, другую легонько опустил на спину Цзянси.
  
  Его рука была ледяной, ещё холодней, чем рука его матери. Мама Мэн уходила, а он по-прежнему сохранял это положение, не двигаясь.
  
  Тогда она первый раз видела, как он плачет.
  
  Безмолвно роняя слёзы.
  
  С того момента она решила, что больше не позволит, чтобы в его глазах появилось подобное выражение муки и скорби.
  
  Шэн Чжи говорила ей:
  - Ты, правда, крута, неожиданно сошлась с Мэн Хэпином. Для меня, поскольку росли вместе, завести отношения с твоим братом было бы похоже на инцест. В этой жизни нам предопределено быть только братьями и сёстрами.
  
  Брату раньше очень нравилась Шэн Чжи, но, возможно, только нравилась. Она никогда не думала, что брат может в кого-нибудь влюбиться.
  
  Тётушка Ли нашла её в кабинете, постучала в дверь и сказала:
  - Сицзы, Хэпин звонит.
  
  Он предложил по телефону:
  - Сходим поужинать? Я заказал столик на Вайтань*, 3.
  
  Она согласилась.
  
  Потом вернулась в комнату переодеться, заново накрасилась, при полном параде спустилась вниз. Не заметила, оказалось, что Жуань Чжэндун и Цзяци уже вернулись. Взглянув на неё, Цзяци спросила:
  - Будешь вечером ужинать с нами?
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Посмотри, как она принарядилась, понятно, что идёт на свидание, где уж тут с нами.
  
  Цзяци уже надела домашние тапочки, Жуань Чжэндун спросил:
  - Почему вернулась и сразу в тапочки? Потом ещё сходим куда-нибудь.
  
  Цзяци ответила:
  - Ты никогда не протирал пол, поэтому не знаешь, как тётушка Ли устаёт. Туфли на выход, а дома в тапочках удобнее. Только Сун Мэйлин* ходила целыми днями на высоких каблуках.
  
  Жуань Чжэндун рассмеялся, сказал:
  - Ну, я знаю ещё одну женщину, что ходит дома на высоких каблуках.
  
  Цзяци буркнула:
  - Шэн Чжи, полагаю?
  
  У Жуань Чжэндуна от этого имени сразу заболела голова, он сменил тему:
  - Сходим вечером попробовать местной шанхайской кухни?
  
  Цзяци не ответила, а Цзянси неожиданно спросила:
  - Цзяци, какой у тебя размер обуви?
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Шестой.
  
  Он покупал один раз с ней обувь, поэтому узнал, но чтобы запомнить. Цзяци, испугавшись, что Сицзы начнёт подшучивать, смутилась. Однако Цзянси неожиданно сказала:
  - Я вчера купила пару туфель. Малы. Как раз шестой размер, не побрезгуешь, отдам тебе. Хочешь? Я ни разу не надевала.
  
  Цзяци, услышав, что она так говорит, подумала, если откажется, обидит. В итоге Цзянси принесла туфли и заставила её примерить. Отлично подошли, не большие и не маленькие.
  
  Жуань Чжэндун оценил:
  - Очень красивые.
  
  Цзянси сказала:
  - Да, жаль, что не могу носить.
  
  Жуань Чжэндун услышав в её голосе огорчение, невольно улыбнулся:
  - Полагаю, они не дёшевы, если я куплю их у тебя, ты не будешь так сожалеть.
  
  Цзянси напротив улыбнулась:
  - Вот уж! Думаешь, я такая жадная. Купишь мне другую пару и ладно.
  
  У неё зазвонил мобильный, звонил Мэн Хэпин, спросил:
  - Заехать за тобой?
  
  Она ответила:
  - Не нужно, я сама доберусь.
  
  В доме номер три располагался знаменитый ресторан 'Жан Жорж'. Цзянси и Мэн Хэпин были здесь несколько раз. Цзянси думала, что Мэн Хэпин снова забронировал здесь столик.
  
  Маленькая отдельная комната. Цзянси слышала про это место. На террасе седьмого этажа крохотная двухэтажная надстройка. Второй этаж ещё меньше, столик на двоих, зажжённые свечи, украшено свежими ярко-красными розами.
  
  За прозрачным стеклянным куполом весь Вайтань как на ладони. По берегам реки Хуанпу небоскрёбы как нагромождения сверкающих кристаллов. Вдоль западного берега множество старых зданий в свете прожекторов золотятся песком времени. По Вайтаню поток автомобильных фар, на глади реки перевёрнутое отражение двух освещённых берегов. Круизный лайнер, отбрасывая блики на воду, неторопливо тащится по реке. Вдалеке видны здания Пудуна, подобно изысканным, блестящим, как жемчуг, лунным чертогам. В солнечных лучах ослепительный кластер кристаллов, будто звёзды падают одна за другой, сливаясь воедино в сверкающий поток.
  
  ЧУдное время и место, единственное в мире.
  
  Не подберёшь слов, взирая с высоты на этот город в его пышном великолепии.
  
  Он сказал:
  - Согласно рекомендациям Шэн Чжи во всём Шанхае это самое романтическое место для того чтобы сделать предложение. К тому же, говорят, вероятность успеха здесь сто процентов.
  
  Улыбнулся:
  - Надеюсь, мне посчастливится попасть в эти сто процентов.
  
  Шампанское Moet в ведре со льдом покрылось капельками, тонкие швейцарские хрустальные бокалы рядом с букетом пышно алеющих роз. За панорамными окнами роскошь и лоск огней Вайтаня. Великолепная картина, как сцена из фильма, каждый штрих настолько прекрасен, что лишает человека способности сопротивляться.
  
  Улыбнулся, протянул розу и воткнул как шпильку ей в волосы. Аромат цветка смешался с духами. Потом слегка наклонил голову и поцеловал в висок.
  
  Она закрыла глаза и услышала, как он спросил:
  - Ты выйдешь за меня?
  
  В этот миг, она была самым счастливым человеком в мире.
  
  В чёрной бархатной коробочке TIFFANY бриллианты под ярким светом ламп переливались острыми гранями. Будто он собрал горсть самых ярких звёзд, в его ладони искрилось самое прекрасное в мире сияние.
  
  Порыв ветра подхватил штору, свечи колыхнулись, выражение её улыбающегося лица тоже будто качнулось в нерешительности.
  
  Он смотрел на неё, но её взгляд, похоже, был направлен сквозь него, в пространство неба за его спиной. Снаружи прожектора подсветки, дополняя друг друга, выписывают контуры на небе и земле. По её лицу, расцвеченному спускающимися на землю пышными сумерками, скользили отблески и светотени.
  
  Она вроде улыбалась. Но улыбка, как весенний снег под лучами солнца, таяла в лучах тех прекрасных огней.
  
  Много лет назад в тёмном пустом зале та девушка стояла далеко-далеко, но ему казалось, что даже во мраке, он мог видеть её глаза. Он знал, эти глаза смотрят на него горячо и искренне. Она приложила ладони ко рту и громко крикнула в ответ:
  - Я сог - ла - сна!
  
  Эхо маленького зала вторило её словам.
  
  То был счастливейший момент в жизни, самый прекрасный ответ, каждое слово несло тайную сладость и тепло, просачиваясь в его сердце, глубоко проникая в плоть и кровь, вечности не хватит, чтобы извлечь это оттуда.
  
  Рука, сжимающая кольцо, внезапно заледенела. От кончиков пальцев по сосудам холод достиг сердца, грудь сдавило, невозможно терпеть и невозможно освободиться, пронзила острая боль. Он не смог сдержать дрожь в руке.
  
  Эта внезапная боль в груди не давала дышать.
  
  Самая важная часть умирающей души, мечась в агонии, в последний миг перед концом инстинктивным отчаянным усилием на крыльях надежды воспаряет в небо.
  
  Человек перед ним, оказался не тем.
  
  - Прости.
  Он услышал собственный голос, который доносился откуда-то издалека, обессиленный и бесполезный:
  - Сицзы.
  
  Уголок её рта дрогнул, будто хотела что-то сказать, но в итоге сдержалась.
  
  - Я думал, что смогу, но сейчас понял, что нет, потому что в моём сердце женщина, которую я люблю. Это и есть моя жена, я не могу жениться на другой.
  
  Его голос дрожал, но постепенно успокаивался:
  - Ты мне очень нравишься, но с детства я люблю тебя как свою младшую сестру. Все это долгие годы я не переставал любить другого человека. Она моя жизнь, единственная. Я знаю, что никогда не смогу снова вернуться к ней, но ничего не могу поделать. Прошло много лет, пусть она бросила меня, пусть я вынужден оставить её, но я не могу перестать её любить, никогда не смогу. Потому что она самая важная часть меня. Кроме неё я не могу никого полюбить снова, даже если человек рядом прекрасен и хорош, у меня нет возможности, любить кого-то, так как её. Всё что имел, я отдал ей, у меня ничего не осталось для других. Поэтому, Цзянси, прошу, прости меня, я не могу жениться на тебе, в моём сердце только она моя жена.
  
  Дунул ночной ветер, белоснежная тюль как волна, колыхнулась.
  
  Отвернула лицо, из последних сил вскинула кверху, смотрела на бархатное ночное небо над террасой, на искрящиеся звёзды, как серебристые гвоздики, каждый глубоко вбит в темноту ночи. Множество затонувших в море блестящих лампочек, каждая почти неразличима невооружённым глазом.
  
  Медленно произнесла:
  - Когда мне хочется плакать, я поднимаю голову и смотрю на звёзды, так можно сдержать слёзы.
  Но человек, который меня любит, не должен допускать, чтобы я плакала.
  
  В её глазах блестели слёзы, за спиной город погружался в пышные и яркие сумерки. Прядь волос упала на бледное лицо.
  - В детстве, когда играли в семью, я была твоей невестой. Сегодня ты разбил мою самую прекрасную мечту. Жестоко заставил меня очнуться. Много лет я знала, что существует человек, которого ты никак не можешь забыть, но сегодня я, наконец, решилась выяснить, кто это.
  
  Он смотрел на неё. Выражение её лица было грустное и подавленное:
  - Как вышло, что это она?
  
  Боль в сердце не прекращалась, не описать словами, невозможно вынести.
  
  - Прости.
  
  Конечная точка в играх судьбы. Финал. Ни для одной фигуры нет хода, тысячи уздечек, десятки тысяч пут, настоящий ад.
  
  Она, в конце концов, улыбнулась, но её улыбка была ещё более скорбная, чем слёзы.
  
  - Хэпин, спасибо тебе, за то, что показал мне, оказывается, в этом мире есть уникальные чувства, от которых невозможно отказаться. Ей действительно повезло, ты так любишь её, но я чувствую, что мне тоже повезло, у меня есть ты, который как старший брат любил и защищал меня все эти годы. Самое важное чему я научилась, это как любить человека. Используя все свои силы, не важно, есть надежда или нет, не побояться, всё вложить в свою любовь.
  
  Он смотрел на неё, в её глазах блестели слёзы, молча и прекрасно, как россыпь звёзд.
  
  - Но ты не можешь, отнять её у брата. Потому что брат любит её, так же как и ты. Не важно, что было у вас в прошлом, но сейчас ты не можешь забрать её у него, потому что если ты это сделаешь, брат умрёт. Ты знаешь его нынешнее положение. Он много лет даже не предполагал, что сможет так полюбить. Для тебя она самая важная часть, тебе трудно без неё, но если её не будет, мой брат не сможет жить. Если ты скажешь 'прости меня', я прощу, потому что ты не властен над чувствами, так же как и я ничего не могу поделать со своей любовью к тебе. Не имеет значение, что ты не любишь меня, мы можем, как и раньше, быть братом и сестрой. Но ни в коем случае я не позволю моему брату потерять её.
  
  
  Примечания к главе 21.
  Фраза 'брат Хэпин' звучит на китайском одинаково с фразой 'голубь мира'.
  'Юная девушка Дракон' - фильм Little Dragon Maiden, Гонконг 1983год.
  Сун Мэйлин (1897-2003 гг.), китайский политический деятель, жена Чан Кайши.
  Вайтань - набережная в Шанхае.
  
  
  22
  Мэн Хэпин приехал рано. Он привык рано вставать, разобрался с электронной почтой, позвонил секретарю. Уладив дела, покинул отель.
  
  В гостиной тишина, только тётушка Ли хлопотала в столовой. Увидев его улыбнулась:
  - Дунцзы и Сицзы ещё не встали.
  Потом спросила:
  - Позавтракаешь?
  
  На столе обильный завтрак, взял бутерброд, вышел за двери. Хотел пойти в оранжерею полюбоваться на орхидеи и неожиданно в коридоре столкнулся с Цзяци.
  
  Cидя на корточках, она мыла Цзя Гу Вэня. Собака, которую трудно заставить слушаться, стояла, не двигаясь, с ног до головы в пене, мокрая шерсть прилипла к телу. Обычно грозный и воинственный пёс, неожиданно превратился в обтянутый кожей скелет, такой худой, что видны рёбра, очень потешно.
  
  Она была полностью поглощена своим занятием. С сосредоточенным выражением лица поливала из душа и приговаривала:
  - Малыш Цзя, умница, скоро закончим.
  
  Вода между гибких пальцев стекала на тело пса. Специальным гребнем она расчёсывала его то с одной стороны, то с другой. Однако в карих глазах Цзя Гу Вэня читалась тоска. Он скалил клыки и, похоже, боялся воды.
  
  Он просто стоял и смотрел на неё, не приближаясь.
  
  Услышав звук шагов, она подумала, что это Жуань Чжэндун и, не поворачивая головы, сказала:
  - Лентяй, наконец, поднялся. Совсем не следишь за своей собакой. Подай мне полотенце.
  
  Увидел на вешалке большое махровое полотенце, передал ей.
  
  Взяла, обмотала Цзя Гу Вэня. Через несколько секунд, вдруг повернулась и взглянула на него. Потом поспешно опустила голову и молча принялась вытирать собаку.
  
  Она сильно похудела. Может из-за холода лицо выглядело бледным, под глазами круги, будто плохо спала. Раньше она как ложилась на кровать, сразу засыпала, и то постоянно не высыпалась. Иногда дремала в метро, прислонившись к его плечу. Он называл её 'поросёночек', она при этом каждый раз хватала его за ухо и говорила:
  - Большая свиная башка! Свиная башка!
  
  Цзя Гу Вэнь пару раз гавкнул на него. Он не знал, что зажатый в руке бутерброд разломился на кусочки, крошки рассыпались по полу.
  
  Повернулся и вышел.
  
  Цзяци обнаружила, что у неё трясутся руки. Фен в руках дрожал, под его струёй шерсть Цзя Гу Вэня в беспорядке вставала дыбом.
  
  Выключила фен, через некоторое время снова включила и продолжила сушить Цзя Гу Вэня. Жужжание фена, гипнотизирующий однообразный звук. Потеряв счёт времени, застыла над собакой с расчёской. За спиной послышался звук шагов, но она не повернулась.
  
  Сидела на корточках, не произнеся ни звука.
  
  Он сказал:
  - Я сделал предложение Цзянси.
  Некоторое время помолчал, потом продолжил:
  - Возможно, мы устроим свадьбу за границей, а может, вообще не будем её устраивать. Так для всех будет лучше.
  
  Фен шумел, поднесла его слишком близко, горячий воздух коснулся лица. Обняла Цзя Гу Вэня, снова и снова водила щёткой по его шерсти, сосредоточенно, казалось полностью поглощена своим занятием.
  
  Он, стоя на сцене, повысил голос, чтобы она могла услышать:
  - У меня ещё множество достоинств.
  
  - Я знаю, знаю, - ответила она и, не сдержавшись, рассмеялась.
  
  - Цзяци, ты выйдешь за меня?
  
  Она никогда не сможет забыть тот маленький зал. Чернильная темнота, в ушах ещё звучит мелодия фортепьяно, а перед ней на пустой сцене он. В круге света черты лица очень отчётливы, каждая линяя - детально и подробно. В ослепительных лучах прожекторов всё выглядело настолько чётким, что казалось нереальным. Даже он сам казался иллюзорным, ненастоящим, как в мире грёз.
  
  Он спросил:
  - Цзяци, ты выйдешь за меня замуж?
  
  Как во сне, красиво и нереально.
  
  Цзя Гу Вэнь лизнул тыльную сторону её руки горячим языком. Опустила голову, услышала свой голос слабый и тихий, почти неразличимый:
  - Я поняла. Спасибо.
  
  Он, наконец, ушёл.
  
  Обняла Цзя Гу Вэня, сидя на корточках, ноги онемели, невозможно двинуться. Цзя Гу Вэнь, толкнул её, изо всех сил просовывая голову между рук, прохладный и влажный нос коснулся лица, вытянул язык и лизнул.
  
  Она слышала своё бормотание:
  - Умница, малыш Цзя, не уходи.
  
  Помедлила немного и снова сказала:
  - Не уходи.
  
  Цзя Гу Вэнь лизнул лицо.
  
  Потёрся об неё.
  
  Уткнулась в его шерсть. Его мягкие волосы скользили по лицу, щекотно, обжигающе, капли стекали медленно и беззвучно. Возник бессмысленный порыв обнять его.
  
  Он урчал, снова просунув голову между её рук, тёрся о лицо.
  
  Тихий, даже ей самой почти неслышный голос:
  - Не уходи.
  
  Неизвестно сколько она просидела там, пока Жуань Чжэндун не нашёл её, увидев издалека:
  - Цзяци.
  
  Встала и улыбнулась ему.
  
  Вышли пройтись в сад, Цзя Гу Вэнь за ними следом. Раньше, когда оказывались вместе, они постоянно разговаривали, сегодня, однако, оба хранили молчание.
  
  Наконец он сказал:
  - Сегодня я звонил отцу, рассказал о нас.
  
  Она смотрела на него.
  
  - Он против того, чтобы мы были вместе. Я ничего не могу с этим поделать. Отец последние пару лет тоже не очень хорошо себя чувствует, не хочу снова ругаться с ним.
  С честным лицом, веруя в собственную ложь:
  - Цзяци, уезжай.
  
  Прошло некоторое время, она сказала:
  - Ладно, сегодня после обеда я уеду.
  
  Он будто застыл. Цзя Гу Вэнь крутился у ног, мохнатое тело подталкивало его, но он не двигался.
  
  - Улажу дела в компании, уволюсь и вернусь, чтобы полностью посвятить своё время тебе. Не имеет значение как долго я смогу быть с тобой, не имеет значение, что кто-то не одобряет то, что мы вместе. Но ты не ищи больше причин, расстаться со мной.
  
  Неизвестно сколько прошло времени, он, в конце концов, улыбнулся:
  - Ингода в тебе есть своего рода самоотверженность.
  
  Проще сказать, она глупа.
  
  Но её подобная глупость доказывает, обратного пути нет.
  
  Позвонила в офис, сказала, что возвращается из отпуска и хочет уволиться. В компании у каждой морковки своя ямка, лишних рук нет, её отъезд на несколько дней, уже увеличил нагрузку на каждого в отделе.
  
  Забронировала билет, перед отъездом наставляла Жуань Чжэндуна:
  - Самое большее на два-три дня и вернусь, хорошо заботься о себе.
  
  Он сказал:
  - Я не ребёнок.
  Будто недоволен.
  
  Поднявшись на цыпочки, поцеловала его:
  - Жди моего возвращения.
  
  В Пекине по сравнению с Шанхаем ещё холоднее, уезжала две недели назад, прошло будто полвека.
  
  Чжоу Цзинань как увидела её, сразу заключила в медвежьи объятия, а потом принялась ругать:
  - Даже разок не позвонила, я думала, тебя похитили и продали.
  
  Она возразила:
  - Тогда почему сама мне не позвонила?
  
  Чжоу Цзинань фыркнула:
  - Как бы я посмела? В компании ходят слухи, что ты сбежала с сыном влиятельного лица. Раз уж сбежала с любимым без свадебного обряда, к чему нетактично тревожить тебя звонками?
  
  Она улыбнулась:
  - Если бы я сбежала с любимым, то в первую очередь сообщила бы тебе.
  
  Чжоу Цзинань, услышав об увольнении, не сочла это правильным:
  - Зачем увольняться? Говорят босс, распорядился в отделе кадров предоставить тебе длительный отпуск, какие-то деньги - тоже не плохо.
  
  - Я не собираюсь искать выгоды. В компании с рабочими руками проблема, с какой стати.
  
  - Тупица, много лет не брала длительный отпуск, разве не заслужила. Опять же босс поддержал, тебе только и нужно, толкать лодку по течению.
  
  - Я хочу всё время, все силы положить на то, чтобы быть с ним.
  
  Чжоу Цзинань покачала головой:
  - Глупенькая, никогда не встречала таких дурочек. Не удивительно, что Сюй Шифэн называет тебя башка из вяза*, какое там, вяз просто труха, не идёт в сравнение.
  
  Цзяци сначала улыбнулась, а потом её неожиданно осенило:
  - О! Сюй Шифэн? Разве ты не испытываешь к нему сильнейшее отвращение?
  
  Чжоу Цзинань как ни в чём не бывало:
  - Ах, пару дней назад один мой друг затеял судебную тяжбу, я пошла с ним на консультацию, поэтому перебросилась парой фраз.
  
  Цзяци подняла голову и уставилась в потолок:
  - Проявить великодушие к тем, кто признал свою вину, строго наказывать тех, кто не признается. Говори, встречаетесь с ним? Тогда отпущу тебя.
  
  Чжоу Цзинань посмеялась:
  - Встречаемся? Никто ни с кем не встречается. Кому это надо заводить с ним отношения.
  
  Цзяци не поверила, но, взглянув на её честнейшее лицо, только улыбнулась и не стала допытываться.
  
  Привела в порядок дела, чтобы коллегам всё было понятно, включая информацию о своих клиентов за время работы.
  
  За пару дней всё уладила.
  
  Коллеги, полагая, что она выходит замуж и поэтому увольняется, наперебой шумели и требовали угощения. В результате сама вице-президент Се Сяохэ лично пригласила всех вместо неё.
  
  Се Сяохэ первоначально управляла отделом Цзяци, а позже стала вице-президентом. Когда-то она принимала Цзяци в компанию, а так как работала Цзяци всегда эффективно, вице-президенту было жаль расставаться с ней.
  
  Пирушка была шумной, народа много, поэтому в большом кабинете поставили два стола. Се Сяохэ подняла бокал и сказала:
  - Наша цель...
  
  Неожиданно кто-то продолжил:
  - Борьба с кариесом.
  
  Все тотчас развеселились, Се Сяохэ тоже улыбнулась:
  - На самом деле сегодня вечером наша цель напоить Цзяци допьяна. Много лет нам не удавалось это осуществить. Сегодня надо приложить все силы, больше такого шанса не представится.
  
  Коллеги громко хохотали, а потом по очереди стали подходить к Цзяци выпить в её честь.
  
  Цзяци растрогалась, годы в компании были не только трудным, но и весёлым временем. Коллеги - не просто люди, что с утра и до вечера рядом, они всегда помогали и поддерживали друг друга. Сейчас уходя, действительно, трудно расставаться.
  
  Парень из группы подошёл чокнуться с Цзяци и немного несвязно сказал:
  - Цзяци, желаю тебе огромного счастья. И ещё, живя счастливо, не забывай о нас.
  
  Она медленно произнесла:
  - Не забуду, я никогда не забуду.
  
  Раньше не ощущалось, а при расставании выясняется, на самом деле, коллеги все очень искренни.
  
  В конце даже брат Цзинь поднёс вина:
  - Цзяци, надеюсь, у тебя всё будет хорошо.
  Потом неожиданно не стал городить вздор, а только, закинув голову, опрокинул бокал.
  
  Цзяци, польщённая неожиданной честью, быстро выпила.
  
  Го Цзинь вернулся к столу, Чжоу Цзиань по секрету сообщила Цзяци:
  - Брат Цзинь последнее время познакомился с девушкой, слышала, хорошо относится к нему и к его сыну. Он хочет всем сердцем отдаться этим отношениям. Смотри, даже следит за словами.
  
  Цзяци улыбнулась, любовь самое лучшее лекарство, помогает, даже если мозги немножко набекрень.
  
  В тот вечер Цзяци выпила очень много, но вице-президенту Се так и не удалось справиться с поставленной целью. В итоге напившись Се Сяохэ и Чжоу Цзинань, вырывая друг у друга микрофон, пели 'Распустились цветы персика'. Когда веселье было в разгаре, позвонил Жуань Чжэндун.
  
  Смеясь, сказал:
  - У тебя там так оживлённо.
  
  Выйдя из кабинета, сообщила ему:
  - Они думают, что я увольняюсь из-за того, что выхожу замуж. Поэтому требуют привести тебя и представить. Утверждают, что не могут позволить отдуваться мне одной.
  
  Жуань Чжэндун рассмеялся:
  - Тогда пригласим их на нашу свадьбу, пусть готовят большие красные конверты.
  
  Цзяци сказала:
  - Я завтра возвращаюсь. Нужно что-нибудь привести?
  
  Он только улыбнулся:
  - Сама возвращайся и хорошо.
  
  В тот вечер гуляли допоздна.
  
  Вышли, оказалось, пошёл снег.
  
  Снег падал как крупные клочья ваты, под уличными фонарями множество стремительно летящих снежинок. На асфальте, разделительной полосе, дальних крышах домов, всё уже было бело.
  
  В снегопад не поймаешь машину. Хотя Се Сяохэ напилась, но помнила, что надо распорядиться выделить одну из машин, проводить Цзяци. Цзяци выпила немало и была слегка навеселе, выйдя из машины, стала прощаться с коллегами, потом направилась к дому. Холодные снежинки били по лицу, щека горячая, как кипяток, совершенно не чувствовала холода. Шла и размышляла, что из вещей взять с собой, в голове полный бардак, неожиданно зазвонил телефон. Вытащила его из сумки, но трубку не сняла.
  
  Раскрыла слайдер, рассматривая номер.
  
  Снежинка упала на экран телефона, потом, вторая, третья... Она дохнула, снежинки растаяли, бусинка воды сползла с экрана. Цепочка арабских цифр, казалось, совершенно неразличима, этот номер не значился в её телефонной книге.
  
  Но он уже звонил один раз, и она вспомнила.
  
  Долго колебалась в нерешительности, но всё-таки нажала кнопку вызова.
  
  Хорошо знакомый звонок неожиданно зазвучал невдалеке. Она стояла, снег сыпал непрестанно, всё в мире стало белым-белым.
  
  Почему он здесь?
  
  Когда приехал?
  
  В итоге всё-таки обернулась.
  
  Мэн Хэпин стоял недалеко от неё, отделённый снежной завесой. Обоим показалось, что расстояние между ними огромно, почти непреодолимо.
  
  Наконец, сказал:
  - Пойдём, выпьем кофе?
  
  Она поняла, что ему просто нужно найти место для разговора, но при подобных обстоятельствах, о чём ещё говорить?
  
  Он был без машины, пошли в соседнее кафе.
  
  Кафе скоро закрывалось, лишь два посетителя. Свет, музыка - всё тусклое, едва различимое.
  
  Он не притронулся к стоящей перед ним маленькой чашечке кофе, возможно, потому что пил сейчас только простой кипяток.
  
  А она глоток за глотком потягивала свой Blue Mountain*.
  
  Раньше она не пила кофе, он разочарованно поглядывал на неё, очень многое изменилось и уже не станет таким как прежде. Длинная река времени поглотила их, можно только отдаться на волю волн и плыть вперёд.
  
  - Завтра утром я улетаю в Нью-Йорк.
  
  Она спросила:
  - С Сицзы?
  
  - Я поеду первым, Сицзы, возможно, немного задержится, - будто объяснялся. - Есть некоторое мелочи, я сперва поеду, улажу их.
  
  Она сообщила:
  - Завтра после обеда я возвращаюсь в Шанхай, могла бы проводить тебя, какой номер рейса?
  
  Он назвал номер рейса, но предупредил:
  - Не нужно провожать меня, я пришёл только попрощаться с тобой.
  
  После долгой паузы произнёс:
  - Цзяци, хорошо заботься о Дунцзы.
  
  Она ответила:
  - Я буду, - и добавила. - Ты тоже хорошенько позаботься о себе.
  
  Он слегка кивнул головой.
  
  Провожал её до дома. Шли молча на расстоянии около полуметра. Уже была глубокая ночь, снова пошёл снег, лишь изредка мимо проезжали машины, на дороге не было других людей, только они.
  
  Цзяци отстала на несколько шагов, он помедлил, дожидаясь её. Неожиданно вспомнил, как смотрел в детстве сериал 'Набережная Шанхая'*. Там был классический эпизод, который трудно забыть. В то время следил в основном за энергичным Сюй Вэньцянем и совершенно не понимал хрупкую очаровательную Фэн Чэнчэн. Но запомнился момент их встречи среди снегопада, женщина, посвятившая все помыслы этому мужчине, и мужчина, всем сердцем и душой любящий её. Падает снег, двое в молчании идут рядом. Закутанный в шарф Сюй Вэньцзянь, демонстрируя прекрасные манеры, чуть склонился, улыбаясь. А его очаровательная Фэн Чэнчэн так добра и трогательна. Как говорят союз, благословлённый Небом.
  
  Когда-то думал, что это навсегда, на всю жизнь, казалось, состарятся вместе.
  
  Кто знал, что между ними вклинится семейная ненависть к отцу другого, нагромождение любви и злобы.
  
  Дойдя до конца, остаётся только вздохнуть, в результате он лишь произносит:
  - Хочу съездить во Францию.
  
  Потому что его Чэнчэн живёт во Франции.
  
  Волны накатывают, бегут, разделённые бурным течением реки, вещи остались прежними, а люди - нет.
  
  Она, наконец, догнала, лёгкие шаги, как снежинки, касаются земли почти беззвучно. Белый снег падал на его пушистые ресницы, всё перед глазами расплывалось, весь мир, будто размыт.
  
  Шли медленно, но в конечном итоге пришли к её дому.
  
  - Прощай, - сказала она ему у входа.
  
  - Прощай.
  
  Проводил взглядом, как она вошла внутрь. Её силуэт таял в свете тёплого подъезда, контур постепенно расплывался и в итоге совсем исчез из вида.
  
  Он простоял там очень долго, всматриваясь в окна верхних этажей, пока в её окне не погас свет.
  
  Горели редкие уличные фонари, снег усиливался, падал на лицо, облеплял тело. В кармане пальто рука всё это время сжимала одну вещь.
  
  Вытащил, под светом фонаря в темноте блестела черепаховая шпилька для волос.
  
  Когда она ушла от него, почти ничего не взяла из вещей.
  
  Сейчас он, расставаясь с ней, тоже не должен ничего забирать с собой.
  
  Нагнулся и опустил шпильку на снег, напоследок ещё раз погладив пальцем гладкую поверхность.
  
  Жаль оставлять, но иначе нельзя.
  
  Много лет он постоянно таскал эту шпильку с собой, но в итоге так и не представился случай отдать её ей.
  
  Протянул руку, поймал летящие хлопья. Прекрасные шестиугольные кристаллы мгновенно растаяли в ладони, превратившись в капельки прохладной воды.
  
  На земле уже толстый слой снега, ветер бил по лицу. Присел, пальцем медленно провёл одну черту, другую, вывел три слова.
  
  Снег шёл не переставая, кружил и вился. Встал, немного постоял там, глядя на написанные слова. Хлопья падали, буквы постепенно исчезали, легко и беззвучно. Надпись пропадала, и в конце её уже было невозможно распознать.
  
  
  Примечания.
  'Башка из вяза' - в значении твердолобый, упрямый, косный, дубовая голова.
  Blue Mountain - сорт кофе.
  'Набережная Шанхая' - здесь сериал 80-х годов, Гонконг.
  Сюй Вэньцянь, Фэн Чэнчэн - герои сериала 'Набережная Шанхая'.
  
  
  23
  На рассвете Цзяци неожиданно проснулась. Шторы закрыты, в спальне темно, а она ни с того ни с сего вдруг проснулась.
  
  Будильник на прикроватной тумбочке показывал 8.26.
  
  Он уже несколько часов назад сел в самолёт и покинул этот город.
  
  Впрочем, она тоже скоро уедет отсюда.
  
  Встала, умылась и начала собираться. На самом деле ей мало что было нужно, несколько вещей на один маленький чемоданчик.
  
  Спустилась позавтракать. Неподалёку располагалась маленькая семейная закусочная, там подавали вкусное соевое молоко. Цзяци заказала стакан сладкого соевого молока, полоску хвороста, и тут оказалось, что хозяева лавки сменились.
  
  Но соевое молоко было всё ещё таким же насыщенным и вкусным. Новые хозяева, супруги средних лет, рассказали, что предыдущая молодая пара вернулась в Сычуань.
  
  - Жена молодого хозяина забеременела. Молодой хозяин был безмерно рад, переживал, что жене будет трудно готовить завтраки, поэтому они поехали на родину готовиться к рождению ребёнка. Говорят, вернутся, когда малыш подрастёт.
  
  В этом шумном суетливом мире, даже если наступит полный хаос, люди всё равно будут заключать браки, рожать детей и радоваться жизни.
  
  Время было раннее, Цзяци вспомнила, что Жуань Чжэндун в разговоре упомянул, что хотел бы поесть печенья 'Сливовый сад'. Подумала, в первой половине дня дел нет, хорошо бы сходить купить ему что-нибудь.
  
  Стала ловить такси.
  
  Рядом находился магазин бытовых приборов, за большим окном множество телевизоров, как раз передавали новости.
  
  Строгого вида телеведущая, даже лёгкая улыбка в соответствии с правилами, на нормативном путунхуа зачитывала новости: новый проект Всекитайского собрания народных представителей и Народного политического консультативного совета Китая горячо поддержан населением; в связи с приближающимся Праздником весны, транспортное и пассажирское столпотворение достигло пика, на вокзалах огромные очереди за билетами; вчерашний снегопад стал причиной нескольких дорожно-транспортных происшествий, управление городского хозяйства привлекло все снегоуборочные машины, рассыпают противогололёдный реагент, обеспечивая бесперебойную работу транспорта...
  
  Слушала краем уха, после снегопада трудно поймать такси, все машины ехали мимо уже с пассажирами.
  
  - Только что получена информация, сегодня в 9.27, Боинг 747 китайской государственной компании потерпел крушение над территорией России. На борту находилось 232 пассажира. Это был рейс **910, вылетевший утром из аэропорта Пекина и выполнявший регулярный полёт в Нью-Йорк, США. Катастрофа произошла через 7 минут после того как с борта судна российское управление воздушным транспортом получило сигнал бедствия. После сигнала связь с землёй прервалась. В настоящий момент установлен район катастрофы: гористая местность рядом с городом Верхоярск. Из-за плохих погодных условий российские спасатели не могут выдвинуться к месту происшествия. Температура в районе аварии минус 43℃. Вероятность, что кто-то из пассажиров выжил невелика...
  
  Цзяци подняла голову. Зимнее утро, солнце после снега как золотыми кусочками фольги облепляет тело.
  
  Мэн Хэпин!
  
  Мэн Хэпин был в тот самолёте.
  
  Вчера, прощаясь с ней, он сказал ей номер своего рейса.
  
  Еле удержалась на ногах, почти не могла стоять.
  
  Ей казалось, что она уже начала новую жизнь.
  
  Оставив прошлое, думала, что начала заново. После изматывающей пустоты, безмолвных страданий, после того, как с трудом вычеркнула из своей жизни ту самую важную часть, отбросила всё, не оставив ни кусочка. Столько невосполнимых потерь. Она решила от всего отказаться. Если только можно было, и правда, всё забыть, стать чужими людьми. Забыть прошлое счастье, полностью, целиком, и радости, и печали. Превратиться в совершенно постороннего человека.
  
  С одного конца мира смотреть через океан на того, кто на другой стороне, только знать и ладно.
  
  Но судьба так безжалостна, не оставила ей даже последней надежды.
  
  Не оставила даже факта его присутствия в этом мире.
  
  Он ушёл, ушёл навсегда.
  
  Невыносимо, совершенно невыносимо. Она могла потерять всё, она уже потеряла всё, но почему так жестоко. Это слишком жестоко по отношению к ней, окончательно забрать его.
  
  Она не плакала, находясь, как в кошмарном бреду, только, отчаянно прилагая усилия, старалась думать, это неправда, неправда.
  
  Как он может так оставить её.
  
  Было трудно дышать, потому что каждый вздох, сразу отдавался непереносимой болью. Боль парализовала, позволяя думать, что это сон, это только сон, через миг она проснётся и узнает, что это неправда, всё неправда.
  
  Очень долго стояла, застыв с вытянутой рукой, в результате остановилось такси. Не задумываясь, назвала адрес и упала на сидение. Смотрела в окно на городской пейзаж, так много машин, грохочущий поток нёс их маленький автомобиль вперёд. А она, как лунатик, снова представляла, что это кошмар, от которого почему-то не в силах очнуться, всё вокруг расплывается, и она сама расплывается.
  
  - Барышня, приехали.
  
  Вроде пришла в себя. Торопливо глянув на счётчик, отсчитала деньги, ухватив пачку мелких купюр, вышла из машины. Водитель, подняв пыль, уехал. Обнаружила, что стоит перед массивом старых домов, одно за другим здания, как спичечные коробки, скученные оконные проёмы, как пчелиные соты.
  
  Почему она приехала сюда?
  
  Зазвонил телефон, вытащила посмотреть.
  
  'Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?'
  
  По экрану непрерывно плыли строчки иероглифов, раз за разом спрашивая: 'Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?'
  
  Она тотчас выключила телефон, не думая, развернулась и пошла. Повернула налево, потом ещё раз на запад, увидела хорошо знакомый старый подъезд. Пёстрые листочки рекламных объявлений: 'профессиональный переговорщик', 'вода Зелёный источник', 'обеспечение охраны'... Помимо листочков толстыми линиями чёрным спреем потрясающая скоропись: '13XXXXXXXX - изготовление аттестатов'.
  
  На углу стены маленькая чёрная рамка, надпись 'срочная разблокировка', внизу номер телефона, уже полустёршийся, нечёткие арабские цифры, в результате непонятно то ли ноль, то ли шесть, то ли девять. Впрочем, она ещё помнила. В то время когда только нашла работу, компания находилась в западной части города, добираться два часа на автобусе. Каждый день падала от усталости, люди в автобусе все дремали. Однажды её сумку порезал воришка, кошелёк и ключи пропали, как нарочно Мэн Хэпин тоже задерживался на работе. Сидела в коридоре среди ночи на сквозняке, замёрзла, аж зубы стучали. Несколько раз, скрепя сердце, думала набрать этот номер и потребовать, чтобы приехали и открыли, однако в итоге сдержалась и всё-таки дождалась, когда Мэн Хэпин вернётся с работы. Почти закоченела, он тогда отругал её.
  
  Как вошли, она сразу обняла резиновую грелку, а он обнял её. Потребовалось долгое время, пока очухалась. Потом началась лихорадка, температура не спадала. Он взял отпуск, чтобы заботиться о ней в больнице. В тот раз болела очень долго. У неё всегда было хорошее здоровье, раньше никогда так не болела, а тут будто разом стала немощной и бессильной. Каждый день ходили в больницу, ставили капельницу, один пакетик лекарств за другим, на венах тыльной стороне ладони уже не найти подходящего места для иглы. Медсестра делала прокол, неожиданно это было так больно. Но он находился рядом, осторожно прикрывал рукой ей глаза, не позволяя увидеть момент, когда кончик иглы пронзает кожу.
  
  Шаг за шагом поднималась. Коридоры в здании узкие и тёмные, среди бела дня, шаги тяжёлые, ярко вспыхивали лампочки с датчиками звука. Четвёртый этаж налево, увидела хорошо знакомую старую зелёную решётку перед дверью, краска уже облупилась, на железных прутьях множество чёрных проплешин. Стала рыться в сумке, нет, всё перещупала внутри, нет. Решительно вывалила содержимое на пол, присела на корточки и стала искать.
  
  Телефон, кошелёк, зеркальце, помада, пудра, салфетки, ключи... Она терпеливо перебирала, заглянула во все уголки сумки и, в конце концов, вытащила тонкий шёлковый шнурок.
  
  Шёлковый шнурок от ключей, на кольце маленькая пластинка из персикового дерева, на ней три слова: 'рождён в сентябре', с другой стороны извилистый амулет спокойствия. Это ей дал Мэн Хэпин. Она родилась в девятый месяц по лунному календарю, поэтому он купил ей этот амулет для защиты от злых сил. В некоторых моментах он был по-детски суеверен, она, смеясь, называла его идеалистом. Постоянно забывала ключи, поэтому он приделал шёлковый шнур, напоминавший ей убрать его в сумку. За много лет она сменила ни одну сумку, с этим шнурком всегда вспоминала, что надо взять его с собой.
  
  Это были ключи от дома. В тот день, когда грабитель украл её сумку, она, не раздумывая бросилась за ним, потому что в сумке была связка ключей, она не могла без этой связки.
  
  То были ключи, чтобы вернуться домой.
  
  То были ключи от дверей их дома.
  
  Ладони слегка вспотели, сильно сжала ключ, рука онемела.
  
  Хозяин не сменил двери, но замок определённо уже давно поменян.
  
  Ей стало грустно, слёзы неожиданно закапали из глаз.
  
  Она не могла вернуться домой.
  
  Он ушёл, навсегда ушёл, оставил её.
  
  Прежняя счастливая жизнь, уже отделённая от неё тысячей гор и десятью тысячью морей, всё её прошлое за этой дверью. Очень близко, стоит только руку протянуть - и прикоснешься к тому, что у неё было. Она схватилась за прутья решётки, не позволяя себе плакать. Но в итоге, не выдержав, изо всех сил ударила по двери, как сумасшедшая, била и плакала:
  - Мэн Хэпин! Мэн Хэпин! Я вернулась! Мэн Хэпин! Открой дверь, Мэн Хэпин, открой дверь...
  
  Она знала, что сходит с ума, лампа на площадке внизу ярко вспыхнула, она держалась за чугунную решётку, позволяя слезам ползти по щекам. Этот мир давно отказался от неё, Он уже отверг её, бросил и ушёл заниматься другими делами. Подобно этому замку, что сменили и выбросили, она изгнана и не может снова вернуться. В этом мире её уже давно вывели из игры, и у неё нет способа всё вернуть. Она плакала, кое-как тыкала ключом в замочную скважину, потеряв надежду, изо всех сил вертела, пусть ей хотя бы разрешат взглянуть, позволят вернуться хотя бы на один день в то счастливое прошлое, куда она никогда не может вернуться снова. Как он мог так оставить её, так жестоко уйти насовсем.
  
  Всё, что раньше у неё было, осталось за этой дверью.
  
  - Мэн Хэпин! Я вернулась! Открой дверь, Мэн Хэпин...
  
  Она, держась за прутья, в отчаянье крутила ключом, как безумная. Он не мог так уйти.
  
  Она не позволит ему так уйти.
  
  Замок щёлкнул, дверь открылась.
  
  Опешив, застыла на пороге.
  
  Хозяин не сменил замок.
  
  В комнате всё аккуратно, будто она никогда и не уходила. Мебель на своих первоначальных местах, комната крохотная, всё перед глазами, всё на месте, включая её купленный в супермаркете за триста юаней простенький шкаф для одежды. Не поместившись в слишком маленькой спальне, ему нашлось место только в гостиной. Это шкаф стоял себе там же где и раньше, даже пылью не покрылся.
  
  Пол только протёрт, плитка влажная. Мэн Хэпин никогда не выжимал швабру, поэтому плитка постоянно оставалась мокрой. На столе две чашки чая, над ними пар, ещё не остыли. Она была тороплива, а чай любила пить холодный, поэтому он, когда сам садился пить чай, остужал его для неё. Две чашки, стоящие рядом, не далеко и не близко, тихо клубится пар. На солнечном подоконнике стеклянная ваза, в вазе букет имбирных лилий, белые благоухающие кисти, похожи на белых бабочек, а бабочки давно должны были улететь.
  
  Она не могла остановить слёзы, не могла сделать ни шага, просто не знала, как переступить порог. Сетчатая дверь на балкон открыта, северный ветер влетал, обдавая холодом лицо, которое горело, будто плеснули кипятком.
  
  Плетёный стул на террасе, на нём он, лицо накрыто газетой, похоже, что спит. Рука свесилась с ручки стула, в пальцах сигарета, красный огонёк уже вот-вот обожжёт пальцы.
  
  Она стояла, как во сне, только из глаз безостановочно текли слёзы. Не смела, двинуться, боясь нарушить этот сон. Боялась, что это на самом деле сон, боялась, что иллюзия исчезнет.
  
  Он пошевелился, однако не снял газету, голос очень тихий, будто говорит сам с собой:
  - Цзяци... Я только что слышал, ты просила открыть дверь.
  
  Не двигался, голос низкий:
  - Почему ты постоянно забываешь ключи? Мне приходилось периодически заходить сюда, наводить порядок и тому подобное. Ты не возвращалась, не мог же дом превратиться в собачью конуру. Зашёл в последний раз, завтра я, правда, уезжаю. Ты же не думаешь, что я всё ещё жду тебя? Пока я не встретил подходящего человека, но надеюсь, что встречу. Зачем мне до сих пор ждать тебя? Но знаешь, Цзяци, я уже столько лет ищу, но так не смог найти вторую - такую же, как ты.
  
  Она плакала, прикусывая губы. Наклонилась, протянула руку, медленно стянула газету с его лица. Лицо постепенно открывалось. Оказалось, вовсе не сон, оказалось, ей это не снится. Слёзы закапали сильнее, прямо на него, он вздрогнул, глубоко вздохнул и медленно открыл глаза. Через много лет она первый раз так близко видела его лицо, сквозь мокрые ресницы расплывающееся и неясное, только чувствовала, что он похудел, в уголках глаз тонкие морщинки, не такой как в те годы гладкий и налитой. Капли падали ему на лицо, текли по его щекам, будто они плакали вместе.
  
  Он позвал как сквозь сон:
  - Цзяци?
  
  Она, что есть силы, кивала головой:
  - Это я, это я.
  
  Спросила:
  - Ты почему не уехал?
  
  - Я боялся, что ты вернёшься и не найдешь меня.
  
  Крепко обняла его, он раскинул руки и тоже крепко обнял её.
  
  Она не могла говорить, могла только плакать.
  
  - Цзяци, сегодня с утра я приехал в аэропорт. Проходя осмотр, подумал, уеду и, возможно, больше никогда не увижу тебя. Как в то время, когда ты оставила меня, и я уехал из страны, чтобы продолжить учёбу. За четверть часа до посадки в самолёт, вдруг почувствовал, что не могу улететь. Мы с тобой уже так далеко друг от друга, как можно уехать ещё дальше. Я не могу покинуть это место, потому что ты здесь.
  
  Она не могла говорить, могла только плакать.
  
  - Я постоянно боюсь встречаться с тобой.
  Бормотал, как маленький ребёнок:
  - Но ещё больше я боюсь, что ты никогда не вернёшься.
  
  Она только плакала.
  
  - Моя мама умерла. Цзяци, я за неё прошу у тебя прощения, прошу, прости её. На самом деле она раскаивалась до самого конца, но, как и я, понимала, те ошибки уже невозможно исправить. Я не смел, искать тебя, потому что с самого начала не смог сделать тебя счастливой, только принёс горе. Много лет мне не хватало смелости снова любить тебя, я боялся встретиться с тобой, но я не мог заставить себя забыть тебя.
  
  Её лицо было в слезах.
  
  Невольно он всё сильнее прижимал её к себе.
  
  
  Помнить любовь.
  
  24
  Позвонила Жуань Чжэндуну, сказала, что есть ещё незаконченные дела, и она задержится на один день.
  
  В его голосе не было никаких сомнений или подозрений, с улыбкой ответил:
  - Хорошо. Надо задержаться, задержись. Но я хочу компенсацию.
  
  Ему нравилось так подшучивать, она не слишком обращала внимание.
  
  День напоминал сон, но ясный и отчётливый.
  
  Мэн Хэпин отвёз её на машине в пригород, показать свой первый построенный в те годы объект. Среди зелёных гор и прозрачных рек коттеджи, полное уединение.
  
  Один из них в стиле сыхэюань оказался его собственным.
  
  Она смотрела на просторную кухню в старинном стиле, обратила внимание на печь, а он только улыбался:
  - Я же обещал тебе, вот сделал.
  
  В то время его слова были шуткой, но он вложил в это сердце и душу, долгие годы тяжело трудился, чтобы заработать денег и в результате построил для неё дом, выложил печь.
  
  - Тогда я мечтал, заведём кур, уток, а на заднем дворе посадим виноград. Родятся дети, ужиная летним вечером среди виноградных лоз, они, возможно, будут спрашивать, папа, как ты ухаживал за мамой. К тому времени я мог бы рассказать о наших долгих годах упорного труда.
  
  Она с улыбкой слушала его, зимние чуть тёплые лучи солнца падали ему на лоб, скользили по лицу, он тоже улыбался.
  
  Ясно понимая, что вернуться невозможно, что всё уже в прошлом. И эта ясность несла боль, капля за каплей подтачивающую сердце.
  
  О завтрашнем дне не говорили, царило молчаливое взаимопонимание, как при встрече старых друзей. Потом съездили на машине в местную деревню, купили продуктов.
  
  Она первый раз готовила еду в печи. Оба, кашляя от дыма, потратили много сил, пытаясь её разжечь. Рис разварился, овощи тоже получились не очень, но худо-бедно приготовили.
  
  Наконец, можно было присесть, на столе стояли закуски. Она с улыбкой оправдывалась:
  - Огонь слишком сильный, невозможно регулировать нагрев, поэтому я суетилась, и всё разварилось.
  
  Он не притрагивался к палочкам.
  
  В конце концов, она сказала:
  - Ешь.
  
  Опустив голову, он медленно подцепил кусок и положил в рот. Ел медленно, по чуть-чуть, каждую шепотку риса тщательно пережёвывая.
  
  То, что было у них в прошлом настолько хорошо и прекрасно, что если даже нет возможности начать заново, подобный жизненный опыт, безусловно, стоит своих денег.
  
  После еды она взялась мыть посуду. Хотя имелась посудомоечная машина, стояла у раковины и одну за другой очень старательно намывала каждую пиалку, каждую тарелочку, отмыла всё дочиста, не оставив ни единого пятнышка. Мэн Хэпин стоял рядом с полотенцем и вытирал каждый предмет, что она помыла. Солнечный свет проникал внутрь, отражая его тень, тонкий и длинный силуэт на полу.
  
  Цзяци сложила чистые пиалки, убрала в шкафчик.
  
  Она стояла на цыпочках, когда он неожиданно со спины обнял её за талию.
  
  Дёрнулась, но осталась стоять, не поворачивая головы.
  
  Он уткнулся лицом в её спину, всё-таки она такая худенькая, тонкие лопатки вызывают жалость. Даже через много лет он мог узнать её запах, он помнил.
  
  Это его Цзяци, была его.
  
  - Цзяци, - голос звучал глухо.
  
  Она не ответила.
  
  - В будущем, - продолжил он, - ты обязательно должна жить счастливее, чем я.
  
  Шумела, стекая, вода в раковине, он застыл, как камень, без движения. Очень долго не шевелился, наконец, сказал:
  - Ты должна стать счастливее, чем я, потому что я буду ждать тебя.
  Я буду ждать, постоянно, всю жизнь.
  Если в этой жизни я не смогу дождаться тебя, буду ждать следующей.
  Если не дождусь и в следующей, то буду ждать в той, что за ней и так до бесконечности... Я буду постоянно, постоянно ждать, до тех пор, пока не дождусь тебя.
  
  Она не могла произнести ни слова.
  
  Звук воды напоминал дождь, будто ливень судьбы, как бечева, хлещет непрестанно, и нет способа остановить.
  
  Они не могли снова вернуться.
  
  Те юные годы безумной любви, время, выгравированное на костях и запечатлённое в сердце, всё до последней капли осевшее в душе, невозможно тронуть, невозможно предать забвению.
  
  Она в итоге сказала:
  - Прошу, пообещай мне одну вещь.
  
  Он ответил:
  - Хорошо.
  Не имеет значение, что за обещание ты хочешь, я всё пообещаю.
  
  Отвёз её в аэропорт.
  
  У неё была только маленькая сумка, она протянула за ней руку и сказала:
  - Мы договорились, не выходи из машины и не заходи в аэропорт. Отвернись, не смотри на меня. Когда я уйду, ты не должен помнить обо мне. С этого момента забудь меня навсегда.
  
  На каждое её 'не' он только, улыбаясь, кивал головой, сильно-сильно кивал и всё время улыбался.
  
  В конце она сказала:
  - Я пошла. Отвернись.
  
  Покорно повернулся к ней спиной.
  
  Взяла вещи, вышла из машины и быстро зашагала к зданию аэропорта.
  
  Он так и сидел в машине, послушно отвернувшись.
  
  В зеркало заднего вида посмотрел на себя, изо всех сил старался удержать улыбку, однако по щекам текли слёзы.
  
  Он понимал, что не сможет этого сделать, но пообещал.
  
  Если она хочет, он на всё согласен.
  
  Не имеет значение, что она требует, если это то, что она хочет, он может согласиться с чем угодно.
  
  За спиной огромный аэропорт, множество самолётов, громыхая, взлетают и садятся, покидая и возвращаясь в аэропорт.
  
  И есть один из них, сев в который, она покинет его.
  
  Он обещал ей не оборачиваться и не смотреть, как она оставляет его.
  
  После каждый окажется на своём краю света.
  
  Цзяци торопилась, когда вошла в зал ожидания, по радио как раз напоминали:
  - Начинается посадка на рейс номер FM1521 в Шанхай, просим пассажиров, следующих в Шанхай срочно пройти регистрацию на рейс.
  
  Вокруг несметное количество беспорядочно снующих туда и сюда пассажиров, покидающих дом или возвращающихся домой. А она стояла среди этого людского моря, чувствуя себя слабой и потерянной.
  
  Жуань Чжэндун всё время говорил, что у неё есть своего рода мужество. Только она знала, на самом деле, из-за собственной робости ей постоянно приходится заставлять себя быть смелой и решительной. Даже самой начинало казаться, что это настоящая самоотверженность.
  
  Её так называемая 'дерзновенность и отвага' на самом деле скорлупа улитки, по сути, не выдержит и одного удара.
  
  Она только трусливо мечтала спрятаться.
  
  Ничего не могла с собой поделать, вокруг так много людей ходит взад-вперёд, но она чувствовала себя настолько одинокой, что даже дрожала.
  
  Ноги размякли, почти не было сил стоять. В итоге поставила чемодан и уселась на скамью.
  
  Людской поток безостановочно двигался перед глазами, а у неё в голове было совсем пусто, только чувствовалась ужасная разбитость. Хотелось вернуться домой, только вернуться домой. Держалась из последних сил, хотелось плакать, но слёзы не шли, только усталость накатывала всё сильнее, быстрее бы вернуться домой, и уснуть, лишь коснувшись подушки. Но в душе понимала, что хочет вернуться не в свою нынешнюю квартиру, а домой, туда, где они жили с отцом. Тёплый, маленький дом, где можно побыть ребёнком, все заботы поручить отцу, а самой ни о чём не думать.
  
  Просто побыть дома, просто вернуться домой.
  
  Она ужасно устала и хочет только вернуться.
  
  Вот бы снова стать маленькой девочкой, снова оказаться в её спокойном безопасном доме.
  
  У неё больше не было сил держаться, не осталось даже энергии на смелость и решительность, только одна мысль - вернуться домой.
  
  Всё было отставлено в сторону.
  
  Так далеко, но всего час с небольшим лёту.
  
  Выйдя из аэропорта, взяла такси. Темнело, на город спускались сумерки, здесь, похоже, гораздо холоднее, чем в Пекине.
  
  Водитель категорически отказывался от дальней поездки, но она добавила сто юаней и он согласился.
  
  Выехали на скоростное шоссе, разделительная полоса зелёных насаждений позволяет машины нестись с большой скоростью. В потёмках сумерек этот ровный ряд растений, будто палисадник, почти без просветов. Оранжевые отражатели светятся в луче фар, образуя длинный одинокий строй.
  
  Водитель подпевал автомагнитоле, её ужасный звук немного зависал и чуть-чуть поскрипывал.
  
  Старая песня, раз за разом повторялось: 'Когда ты полюбишь меня, когда ты меня полюбишь...'
  
  Банальная песенка много лет назад была саундтреком одного сериала, назойливый и прилипчивый мотивчик. Однако кто может похвастаться достаточной смелостью, действительно, любить до конца.
  
  Городок в сумерках, подсвеченный фонарями, выглядел особенно прелестно.
  
  С тех пор как умер отец, она не возвращалась сюда.
  
  Спустилась с моста, постояла у знакомого прохода в переулок, с обеих сторон слышался приглушённый звук работающих телевизоров, а она не смела, шагнуть вперёд.
  
  Отчётливо осознавая, того, что было раньше, уже нет. Её дома, её обожаемого отца, ничего уже нет.
  
  Ясное ночное небо всё в звёздах, холодный ветер продувал насквозь.
  
  После смерти отца, чтобы выплатить те пятьдесят тысяч юаней, она продала дом, который десятилетия принадлежал им с отцом. На заводе дали пособие, у неё самой с первых зарплат было немного накоплено, собирала с миру по нитке. Оплатила медицинские расходы и прочее, вернула деньги на ту банковскую карту, а после отослала её в Шэньян.
  
  Она не хотела быть в долгу, отец тоже не хотел бы.
  
  Что касается того человека и того дела, она не могла допустить, чтобы на отце осталось пятно позора.
  
  Возвращая заем отца, даже дом нельзя было сохранить. Ей пришлось использовать их дом, чтобы сохранить репутацию отца.
  
  В этом доме они с отцом прожили почти двадцать лет. После того, как она стала учиться в университете, каждый год приезжала на каникулы, очень дорожа возможностью вернуться. Каждый раз, приезжая и завидев издалека угол маленького домика, душа сразу обретала свободу.
  
  Возвращение домой.
  
  Даже когда устала и измотана, если вспомнить о том, что у неё здесь есть дом, можно снести унижения и проглотить обиду.
  
  В её доме всегда горит тёплый свет лампы, ожидая её.
  
  Не имеет значение когда, в каком месте, не важно, как далеко её занесло, она знала, отец дома и ждёт её.
  
  Но сейчас у неё снова не было дома.
  
  Она была вынуждена продать его в обмен на остатки достоинства.
  
  В тот день, когда продавала, не плакала, однако на практике ощутила, что это за чувство, которое описывают словами 'полоснуть ножом по сердцу'. С самого рождения у неё всегда был этот маленький домик, она знала каждую ступеньку, каждый проём окна, здесь хранились воспоминания о времени, проведённом с отцом. Ей была знакома каждая дверца шкафа, каждый стульчик, всё предметы хранили тепло рук её отца.
  
  Из того, что было ей дорого, это единственное, что уцелело.
  
  Но даже эти воспоминания она не могла сохранить и была вынуждена продать, когда оказалась в безвыходном положении.
  
  В то время она осознала, что называют 'безнадежностью', что называют 'разрываться в клочья'.
  
  Продав самые дорогие вещи, потеряла их навсегда.
  
  Ей не вернуть ни своё самоуважение, ни всего того, что было связано с отцом.
  
  То самое прекрасное, самое лучшее время, самые уютные, самые тёплые воспоминания.
  
  С чемоданом снова поднялась на мост.
  
  Холодные каменные перила леденили сердце. Присела, как много лет назад, когда маленькой девочкой после уроков забыла ключ и ждала здесь возвращения отца.
  
  Надо только немного подождать и папа, толкая велосипед, появится в конце моста, хорошо знакомый силуэт постепенно возникнет в поле зрения.
  
  Молчаливая река, ледяной ветер, в воде отражение света из домов с обеих сторон, колышутся тёплые оранжевые блики.
  
  Но никто не вернётся, не откроет ей дверь, не зажжёт фонарь в её доме.
  
  Долгие годы в самые трудные моменты она плакала, спрятавшись под одеялом, беззвучно рыдала, но не было того, кто тёплой ладонью вытер бы её слёзы.
  
  Через много лет она вернулась ни с чем.
  
  С пустыми руками, физически и эмоционально измотанная, ничего нет, даже кусочек сердца превратился в пепел.
  
  Она не знала, как долго простояла. Свет в окошках вдалеке гас один за другим. Темнота плотная и жирная, как тушь, ветер пронизывал до сердца.
  
  А она всё не могла уйти.
  
  Безнадёжная пустота и сильный холод вгоняли в дрожь.
  
  Она всё равно не могла уйти.
  
  Под мостом беззвучно струилась вода, оперлась о перила моста, взгляд расплывался.
  
  - Пап, я вернулась.
  Пап, прошу, помоги мне. У меня нет выхода, я не знаю, что делать.
  Папа, я хочу вернуться домой, я скучаю по дому.
  Я мечтаю только об одном - вернуться домой. Умоляю тебя, позволь мне вернуться домой.
  
  С той стороны недавно открывшаяся придорожная гостиница, только отштукатуренная, маленькая вывеска, у входа висит пара красных фонариков. Туристов в последнее время становилось всё больше, поэтому в их городке тоже появилось несколько достойных гостиниц.
  
  Фонари ещё горят, постучала. Молодая хозяйка совершенно ей не знакомая тепло приветствовала её.
  
  Наверху в номерах всё новое, даже шторы новые с бодрым оранжевым узором, как говорится стандартный номер с удобствами. В ванной газовый нагреватель, хозяйка терпеливо учила её регулировать температуру.
  
  Открыла кран. Полночь, весь городок уже уснул. Журчание воды одинокое и отчётливое, горячие струи падают на тело, облегчая боль.
  
  Фена с собой не было, промокнула волосы махровым полотенцем, кое-как вытерла. Почувствовала, что ужасно устала и неожиданно так и уснула.
  
  Незадолго до рассвета вдруг проснулась. Всё тело горит, будто рассыпается на куски, даже прикосновение одеяла вызывает боль.
  
  Поняла, что лихорадит, но настолько устала, что даже нет сил, открыть глаза, только лежала в полудрёме.
  
  Рот пересох, губы потрескались, больно сжимать, казалось, что дышит огнём. Потянулась за стаканом воды, выпила в два глотка и уснула.
  
  Сумбурный сон, будто болеет в детстве, отец трогает лоб, проверяет, не спал ли жар. Рука прохладная и мягкая, как пёрышком проводит по лбу.
  
  Через некоторое время видит во сне, как в прошлый раз в больнице ей ставят капельницу. Она спит, медсестра вытаскивает иглу, а Жуань Чжэндун, наклонившись, смотрит на неё, мягко прижимая вату.
  
  Неожиданно она оказалась одна в пустой больнице, ни врача, ни медсестёр, длинный коридор, мёртвая тишина. Пробираемая ознобом с головы до пят, распахивает одну за другой двери палат, за ними пустота. Она даже не знает, что ищет. Похоже, что-то важное, потерянную вещь. Но не может найти. Не зная, что хочет отыскать, только дрожит и в панике толкается в каждую дверь. Однако никак не удаётся найти то, хочет.
  
  Очнулась от сна, сквозь шторы в комнату проникает луч солнечного света.
  
  Почувствовала, что сердце ёкнуло, прижала руки к груди и долго не могла пошевелиться.
  
  Возможно, из-за лихорадки в теле ужасная слабость.
  
  Наконец поднялась из последних сил и медленно направилась в медпункт городка.
  
  Прошло много лет, а медпункт всё такой же убогий. Доктора и сестры все молодые, она никого не знает.
  
  Врач выписал лекарства. Против ожидания, оказалось, не более чем обычная простуда, однако настолько лишила её сил.
  
  Капельница лилась медленно, прошла уже целая вечность, а она всё не кончалась. В процедурной только она одна, сидит в одиночестве на лавке, жидкость стекает капля за каплей. Со вчерашнего дня ничего не ела, но совершенно не чувствовала голода, как деревянный человечек, тупой механизм.
  
  Кто-то за дверь прошёл по коридору, уже миновав её, неожиданно вернулся и нерешительно окликнул:
  - Цзяци?
  
  Она долго вглядывалась и, наконец, узнала, оказалось, сосед, которые десятки лет жил этажом ниже, дядюшка Сунь.
  
  Дядюшка Сунь испугался и обрадовался:
  - Цзяци, правда, ты? Вернулась? Почему ты здесь?
  
  Она, не зная, что ответить, только улыбалась.
  
  Дядюшка Сунь пришёл за лекарствами, однако остался с ней пока её капельница не закончилась.
  
  Уговаривал зайти домой:
  - Мы десятки лет жили один над другим, ты мне как дочка, как можно не зайти навестить. К тому же ты сейчас болеешь, вернёмся домой, заставим тётушку Цяо дать тебе кашки, раз простудилась, поесть тёпленького в самый раз.
  
  Она только кивнула головой.
  
  Через некоторое время, дядюшка Сунь сказал:
  - Цзяци, на самом деле мы всё время ждали твоего возвращения.
  
  Она не совсем поняла, что он имел в виду. Вошли в знакомые ворота, увидела знакомый дом. Стоя во внутреннем дворике, смотрела на родные окна, на всё, что раньше имела. Нос защипало, чуть не расплакалась.
  
  Дядюшка Сунь сказал:
  - Почему не поднимешься посмотреть?
  
  Только помотала головой.
  
  Она не решалась. Ей постоянно приписывали мужество. Когда у тебя нет семьи и дома, только и остаётся что идти ва-банк.
  
  Бездомный ребёнок, всё, что есть - только она сама, поэтому приходится быть смелой.
  
  С чем бы ни столкнулась, у неё не было никакой поддержки, поэтому обманывала себя и других. Принимая это за мужество, на самом деле, просто не осмеливалась признаться в собственной слабости. Не имея путей к отступлению, поддержки, приходится притворяться смелой.
  
  Она не могла рыдать в голос, поэтому все слёзы пыталась сдержать внутри сердца.
  
  Из-за того что у неё не было пути домой, дом для неё уже потерян.
  
  Тётушка Сунь смотрела на неё тоже с красными глазами.
  
  Она сказала:
  - Деточка, он уже выкупил для тебя квартиру, не переживай больше.
  
  Цзяци не поняла, до тех пор, пока дядюшка Сунь не передал ей ключ. Тётушка, Сунь, взяв её за руку, пошла с ней наверх.
  
  Ключ вошёл в замочную скважину, открылась знакомая дверь, вся квартира оказалась перед ней.
  
  Всё-всё, всё ещё было здесь.
  
  Вот она, её с отцом квартира, ещё здесь, неожиданно здесь.
  
  Ей казалось, в этой жизни она уже не сможет вернуться.
  
  Думала, что у неё не будет возможности стоять здесь.
  
  Думала, что в этом мире чудес не бывает.
  
  Она не могла сдержать дрожь, и, закрыв рот рукой, беззвучно заплакала.
  
  Дядюшка Сунь рассказывал:
  - У тебя такой парень, так хорошо к тебе относится, если бы твой отец узнал, непременно был бы спокоен. В прошлом месяце, когда тот господин Жуань Чжэндун приехал и сказал, что хочет купить эту квартиру, старый Ли поначалу не соглашался. В конце господин Жуань Чжэндун вытащил сто пятьдесят тысяч юаней. В нашем городке за такие деньги можно купить новую, гораздо лучше. Нам показалось это странным. Тот господин Жуань Чжэндун сказал, что, на самом деле, покупает её для тебя, сказал, что ты прожила здесь много лет, эта квартира твой дом. Он хотел дать тебе дом. Новые хорошие квартиры, как он объяснил, для тебя не дома, а лишь квартиры. Только это твой дом.
  Тогда старый Ли и все соседи поняли, для него это всё не просто так, продумать такой план, приехать в это незнакомое место, всё ради тебя. Поэтому старина Ли больше ни слова не сказал, взял только шестьдесят тысяч юаней и продал ему, к тому же на следующий день начал подыскивать себе жильё и готовиться к переезду. Тогда господин Жуань Чжэндун стал благодарить старика Ли и всех соседей за помощь, пригласил нас в лучший ресторан в городке. Этот господин Жуань Чжэндун, правда, хорош, только не пьёт. Мы язык сломали его уговаривать. Выпил лишь маленький стаканчик, сказал это из-за того, что все такие радушные, заботимся о тебе, как о дочке, более того не стали относиться к нему, как к чужому человеку, поэтому он не может не выпить. Тогда мы сказали, как может зять в нашем Дунпу не пить? Подождём. После вашей свадьбы, Цзяци, ты непременно потренируй его в выпивке.
  
  Дядюшка Сунь говорил улыбаясь:
  - Он отдал ключи мне. Попросил прибраться, а когда однажды ты вернёшься, передать их тебе. Ещё предлагал возместить расходы, но я сказал мы столько лет соседи, просто помочь прибраться, как можно брать за это его деньги? Вот дождёмся вашей свадьбы, выпьем побольше вина и ладно.
  
  Тётушка Сунь сказала:
  - Цзяци, ты встретила хорошего человека, всю оставшуюся жизнь непременно будешь счастлива.
  
  У неё постоянно текли слёзы, будто слёзы всей жизни вылились в этот момент.
  
  К ключу прилагалась записка, там свободным и летящим почерком Жуань Чжэндуна написана одна фраза: 'Цзяци, наконец, ты вернулась домой'.
  
  Он всё время ждал, но не говорил, что делал что-то для неё.
  
  Месяц назад, когда уезжал из Пекина, он приехал сюда, купить ей квартиру. Оказывается, он нашёл её дом, чтобы вернуть ей.
  
  Однако не рассказал об этом.
  
  Он никогда не говорил, что делал что-то для неё.
  
  В разное время, в разных местах, он многое делал для неё, но ничего не рассказывал.
  
  Не имеет значения, что это было, помог ли он ей тогда разрешить затруднения на работе или найти ключ, она никогда не знала, что за её спиной он тратил так много времени и сил для неё - брал на себя её проблемы, занимался поисками.
  
  Он говорил: 'Я отдам ей всё, буду стараться изо всех сил'.
  
  Он, и правда, постоянно прилагал все силы, чтобы любить её. И не имело значения, как она обращалась с ним в результате.
  
  Он всё время ждал её.
  
  Ждал, что она его полюбит.
  
  Когда она заболела, он первый понял, когда сталкивалась с трудностями, помогал, каждый раз, когда она плакала, он знал.
  
  Из-за того что всей душой и сердцем любил её. О чём бы она ни думала, он всегда знал, что бы у неё ни происходило, он всё знал.
  
  Ей казалось, что она признательна, но до этого момента даже не понимала, что так тронута.
  
  Она заставила его ждать так долго, ждать до сегодняшнего момента, ждать до сегодняшнего дня, когда она станет его всей душой и сердцем.
  
  Когда была молода, она любила. Думала, их чувства будут долги как небо и постоянны как земля.
  
  Потом столько всего произошло, её казалось, у неё не хватит сил влюбиться снова.
  
  Когда бы она ни повернулась, он всегда был за спиной, постоянно ожидая её.
  
  Ей потребовалось много времени, чтобы постепенно, предавая забвению и собирая заново, прилагая усилия и застывая в нерешительности, прийти к нынешнему моменту. Перед лицом окончательного выбора она колебалась. И вот сегодня она, наконец, поняла, что, правда, любит, что это так.
  
  Теперь она чувствовала, что у неё есть смелость начать заново.
  
  Забыть и покончить с прошлым.
  
  Сегодня он дождался её.
  
  Сегодня она дождалась его.
  
  Она должна вернуться, если ещё не поздно, если ещё можно, она должна начать заново, всей душой и сердцем.
  
  
  25
  Вышла из аэропорта и сразу позвонила. Неожиданно ответила Цзянси, в голосе тревога и смятение:
  - Цзяци, ты где? Брат вдруг потерял сознание, мы сейчас в больнице.
  
  У неё ёкнуло сердце от внезапного испуга и паники.
  
  Спросила адрес больницы и сразу помчалась туда.
  
  К счастью это был не час пик, дороги без пробок. Цзяци ворвалась в больницу, Цзянси встретила её, глаза красные, заплаканные, сказала:
  - Врач сказал состояние плохое, мама уже приехала.
  
  Цзяци охватил жуткий страх.
  
  Рванула в палату, длинные коридоры, многочисленные двери с обеих сторон, изо всех сил бежала вперёд, Цзянси из-за спины:
  - В реанимации.
  
  Жуань Чжэндун в реанимации, через большое окно можно только видеть силуэты хлопочущих врачей и сестёр.
  
  - Вчера, когда ты не вернулась, брат целый день молчал. Сегодня утром встал, сказал, что плохо себя чувствует. Он никогда не жаловался на самочувствие, всегда терпел боль. Я стала звонить в больницу, ещё не успела дозвониться, а он уже упал.
  
  Цзяци чувствовала сожаление и раскаянье. Если бы не она, если бы она не колебалась в тот день, возможно, этого бы не произошло, это всё её вина.
  
  Всё произошло из-за её слабоволия.
  
  Ноги подкосились, опёрлась о стену, только так можно было устоять.
  
  Подошёл секретарь Чжан, перебросился парой слов с Цзянси. Цзянси повернулась к ней и сказала:
  - Мама хочет тебя видеть.
  
  Сердце Цзяци будто взрезали ножом, из-за небывалого страха и паники. Накатило оцепенение. Ничего не чувствуя пошла за человеком, прямо-прямо, пока не дошли до гостиной.
  
  Вокруг всё размыто. Увидела человека, сидящего на диване, не нашлась, что сказать, и только молча опустила голову.
  
  Голос мамы Жуань Чжэндуна немного хриплый, лицо усталое и измождённое. В этот момент она было просто матерью.
  
  - Я говорила отцу Дунзцы о тебе. Рассказала, как ты хорошо относишься к Дунцзы.
  Немного остановилась и продолжила:
  - В тот день Дунцзы звонил отцу. Он не одобрил ваши отношения. Главным образом из-за того, что Дунцзы болен, а ты ещё молода. Боялся, удерживать тебя.
  
  У неё, в конце концов, полились слёзы:
  - Нет.
  
  Перехватило дыхание, но продолжала говорить:
  - Не хорошая, я не вернулась во время, заставила его волноваться.
  
  Любые слова бесполезны, она так ненавидела себя, что хотела умереть.
  
  - Можно взглянуть на это по-другому, я рада, что ты всё-таки вернулась.
  
  Она молча плакала. Госпожа Жуань смотрела понимающим взглядом.
  
  - Ты здравомыслящая девочка, к тому же порядочная и добрая. Раз ты рядом, я не волнуюсь.
  Легонько похлопала Цзяци по руке:
  - Доктор сказал, он придёт в себя. Надеюсь, ты сможешь успокоить его.
  
  Жуань Чжэндун очнулся вечером, настоял, чтобы покинуть реанимацию, и занял частное отделение.
  
  Из-за болеутоляющих лицо серое, настроение сносное. Увидев её, всё-таки через силу улыбнулся, голос немного хриплый:
  - Ты вернулась?
  
  Говорил медленно, почти по словам, делая паузы.
  
  За несколько дней, что не виделись, он похудел так, что почти не узнать. На постели казался ещё более худым.
  
  Взяла его за руку. Из-за капельницы рука ледяная. Обхватила её двумя ладонями, пытаясь согреть.
  
  Он сказал:
  - Не волнуйся, я просто неожиданно потерял сознание.
  Говорил медленно, возможно из-за боли. Усмехнулся:
  - Осрамился ещё больше чем в прошлый раз. Тогда упал в ванной, теперь запнулся о ковёр в гостиной.
  
  Госпожа Жуань посетовала:
  - Ты всё не слушаешь, если бы согласился находиться в больнице, разве случилось бы такое? Сейчас придётся остаться здесь.
  
  - Мам, со мной всё хорошо. Не веришь? Вот поднимусь и пробегу три круга, посмотришь?
  
  Госпожа Жуань рассердилась:
  - Болтаешь глупости.
  
  - Зачем приехала? - помолчал и снова спросил. - Не напугал отца? Если заставлю его волноваться, моя вина увеличится.
  
  - Когда тебе плохо, разве мама может не приехать? Сицзы по телефону внезапно расплакалась, хорошо, что я эти пару дней была по делам в Цзянсу*, смогла быстро добраться. Твой отец не знает. Эх ты, заставляешь нас беспокоиться.
  
  Похоже, Жуань Чжэндун очень утомился. После недолгого разговора с матерью, сразу, не почувствовал, как уснул.
  
  Цзяци не смела, двинуться. Пришла Цзянси, легонько высвободила руку Жуань Чжэндуна из её руки.
  
  Однако она всё не решалась пошевелиться, не решалась заговорить, боялась, что заплачет.
  
  Через некоторое время подняла голову, оказалось Цзинси смотрит на неё, на глазах блестят слёзы.
  
  А она даже плакать не смела.
  
  Боялась, что он неожиданно уйдёт. Только что поняла, почувствовала, что всё можно начать заново, а он напротив, решил покинуть её.
  
  Не могла простить себе.
  
  Всё время сидела, не смея двинуться.
  
  Боялась разбудить его, но ещё больше боялась, того, что не выразить словами.
  
  Не шевелясь, как мелкая букашка, в бесконечном мраке свернулась в маленький комочек с одной надеждой, что проглянет лучик света.
  
  Но свет никогда не блеснёт для неё.
  
  Она чувствовала ужасный страх, никогда так не боялась, до дрожи.
  
  Госпожа Жуань должна была вернуться в Нанкин, на следующий день было запланировано мероприятие по иностранным делам.
  
  Цзянси и Цзяци провожали её из больницы.
  
  Перед тем, как сесть в машину, она взяла Цзяци за руку, тон сентиментальный и торжественный:
  - Цзяци, спасибо тебе.
  
  От горя Цзяци почти утратила самообладание:
  - Тётушка.
  
  Та сжимала руку Цзяци довольно долго, в конце легонько похлопала и, сев в машину, уехала.
  
  Вид у Цзянси тоже был измученный. Цзяци уговаривала её пойти домой, отдохнуть, но та сказала:
  - Я проголодалась, ты тоже ничего не ела, сходишь со мной перекусить?
  
  Цзянси, действительно, очень похожа на старшего брата. Хотела заставить её поесть, однако действовала не напрямик, а используя обходные аргументы.
  
  Обычно Цзянси, как и Жуань Чжэндун, была привередлива в еде, никогда не обидит себя. Однако сегодня, похоже, совсем не думала об этом, просто нашли самую ближайшую по дороге закусочную, сели и заказали блюда.
  
  Цзяци боялась, о чём она будет говорить, сама же лишь молчала. Но неожиданно Цзянси тоже ничего не говорила, а только молча ела.
  
  Цзянси ела много, не произнося ни слова, а Цзяци, напротив, почти ничего не могла съесть.
  
  В конце Цзянси сказала:
  - Наелась.
  
  - Моя подруга, - рассказала Цзяци, - раньше говорила, наешься и сразу не так грустно.
  
  Цзянси вздохнула:
  - Твоя подруга не права. Если действительно грустно, как не наедайся, не почувствуешь себя лучше.
  
  - Да, - сказала Цзяци, - но если можно поесть, я всё-таки стараюсь наесться, потому что если голоден, то ещё тяжелей. Мой отец учил, как бы ни было горько и трудно, ты должна постараться и позаботиться о себе.
  
  - Но ты почти не поела.
  
  - Я уже старалась, только больше ничего съесть не могу.
  
  Цзянси наблюдала за ней:
  - На самом деле, вчера я думала, ты не вернёшься.
  
  - Я же обещала твоему брату, сказала, ждать меня. Как я могла не вернуться?
  
  - Восхищаюсь тобой. Раньше не понимала, что в тебе такого хорошего, а сейчас поняла, это старание. У окружающих нет твоего усердия, ты постоянно стараешься для других, стараешься для себя. Хочешь, чтобы другие были счастливы, надеешься, что тоже будешь счастлива. Колеблешься, робеешь, даже можешь сбежать, но каждый раз мужественно возвращаешься, чтобы встретить лицом к лицу. Когда надо чем-то пожертвовать, без колебаний жертвуешь собой, вкладываешь максимальные усилия, совершенно не обращая внимания на последствия. Столкнувшись с трудностями, ты тоже можешь заплакать, но чаще скрываешь свою боль. Именно поэтому они любят тебя, из-за твоей естественности. Ты обычный человек, обычная женщина, у тебя есть плоть, кровь, недостатки, но твоя наполненность жизнью заставляет людей чувствовать, что это и есть жизнь.
  
  Цзяци сказала:
  - Не преувеличивай, во мне не так всё хорошо.
  
  Цзянси ответила:
  - Ты хороша тем, что не так хороша.
  Брату повезло, что у него есть ты. Хотя на его взгляд всё складывается не очень, но я верю, вы непременно будете вместе. Потому что брат очень сильный, а у тебя есть мужество. Если в будущем вы столкнётесь с каким-либо препятствием, я даже не буду волноваться, потому что ты не бросишь и не испугаешься.
  
  Цзяци тихо сказала:
  - Нет, я испугалась, первый раз встретив твою маму, ужасно испугалась.
  
  Сейчас она ещё больше боялась, этот страх - почти ужас.
  
  Ужас, перед которым она бессильна.
  
  Цзянси постаралась сменить тему, выдавила натянутую улыбку:
  - Расскажу тебе один секрет, даже брат не знает. На самом деле, я тайком послала отцу твою фотографию, посмотреть.
  
  Цзяци уставилась на неё.
  
  Та старалась говорить нарочно легко и непринуждённо:
  - Я выбрала самую красивую фотографию, честно. Снимал брат, ты с Цзя Гу Вэнем на лужайке играете с водой. Ты получилась очень живая и милая. Не смотри так на меня, меня заставили. Брат поссорился по телефону с отцом. Пошумев, отец просил секретаря, позвонить, поговорить, раз не позволил встретиться, во всяком случае, следует хотя бы показать фотографию. Брат не стал этого делать, у меня не было выхода, как только тайно передать им фотографии.
  
  Цзяци не знала, что сказать, а Цзянси продолжила:
  - На самом деле, отец больше всех переживает за брата. Хотя внешне кажется, он слишком суров с ним, на самом деле, по сравнению с мамой, он более мягкосердечен. Каждый раз вспылит на брата, как летний гром, оглушительно, но не обязательно, что сразу пойдёт ливень. Не волнуйся, есть свет в конце туннеля. Если уладить с отцом, мама не сможет помешать.
  
  Цзянси что есть силы старалась казаться воодушевлённой, будто в будущем придётся решать много проблем. Она не могла остановиться, боялась, если остановится, то расплачется.
  
  А Цзяци слушала с серьёзным видом и на всё, что бы та ни говорила, улыбалась и кивала головой.
  
  Будущее, есть ещё далёкое будущее. Она будет с ним вместе. Если она будет с ним, то справится. Неважно, какие возникнут проблемы, они смогут, вместе.
  
  Состояние Жуань Чжэндуна постепенно стабилизировалось, только необходимо было принимать болеутоляющее. Моральный настрой можно сказать хороший, даже мог вставать с постели, однако день за днём молчал.
  
  Раньше он много говорил, постоянно поругивался с Цзяци, но сейчас она изо всех сил пыталась раздразнить его, а он максимум улыбался и ерошил ей волосы.
  
  Она падала духом, так как это обращение напоминало обращение с Цзя Гу Вэнем.
  
  Когда Цзя Гу Вэнь ластился, он только похлопывал его по голове.
  
  Утром в канун Нового года*, больница, наконец, сдалась на уговоры и согласилась отпустить Жуань Чжэндуна на один день, встретить Новый год.
  
  Дома было оживлённо. Цзянси несколько дней назад нашла помощников, украсить большой дом. Правда, украсили, как на Рождество.
  
  Цзянси услышав подобные комментарии Жуань Чжэндуна, расстроилась и потащила Цзяци, чтобы та восстановила справедливость.
  
  Цзяци сказала:
  - Немного напоминает Рождество, везде иллюминация. Надписи с пожеланиями наклеили, но повесили только ягоды боярышника.
  
  Заставляет чувствовать радостное волнение, хотя и выглядит ужасно вульгарно. На самом деле, Цзяци любила такого рода оживлённую атмосферу, но на словах всё отрицала.
  
  Цзянси сказала:
  - Ох! Ты сейчас во всём вторишь брату, дорожишь сладострастием больше, чем дружбой. Не уважаешь свою будущую сестру.
  
  Тётушка Ли и остальные разъехались по домам в отпуск. В огромном доме остались только они трое, но всё-таки было довольно весело. Цзянси предложила по традициям северных провинций лепить всем вместе пельмени. Трое на кухне, с одной стороны телевизор, с другой поле боя, закатав рукава, с серьёзным видом полностью поглощены своим занятием. Цзянси заранее приготовила большой мешок муки, море мясного фарша, ещё разного рода приправы.
  
  Цзяци отвечала за раскатывание теста и подготовку начинки, Жуань Чжэндун и Цзянси лепили пельмени.
  
  Оба лепили очень медленно, но пельмени Жуань Чжэндуна выходили по всем правилам и были намного лучше, чем у Цзянси. Поэтому он самодовольно заявил:
  - В прошлом мы в армии на Новый год все лепили пельмени, весь офицерский состав. Ночью в канун праздника глава военного совета спустился посмотреть, увидел слепленные мной пельмени, один за другим хвалил: отлично, отлично.
  
  Цзянси не могла смириться и шипела:
  - Ты вырос на его глазах, как можно не хвалить тебя? Не смотри, что мои пельмени невзрачны на вид, в них больше начинки и они вкуснее.
  
  Жуань Чжэндун улыбнулся:
  - Твои начнёшь варить, они сразу развалятся. Не веришь, спроси Цзяци.
  
  - Чего её спрашивать, она так или иначе согласится с тобой, третируешь меня. Все как женятся, сразу забывают про родных, ты вот хорош, даже сестру в результате забыл.
  
  Жуань Чжэндун только улыбался. Цзяци специально сделала один со сладкой начинкой, говорят, кому достанется, тому в следующем году повезёт.
  
  По телевизору выпуск новостей CCTV, по обыкновению показывали, как вся страна и народ радостно встречают Новый Год, канун праздника во всех провинциях и городах, ток-шоу тоже посвящено подготовке к празднованию.
  
  Жуань Чжэндун сказал:
  - Почему на вашем канале всё, как и десять лет назад, никаких радостных неожиданностей.
  
  Цзянси ответила:
  - Стабильность лучше всего. Руководство нашего канала считает, в момент общегосударственного празднования не нужно никаких неожиданностей, радостно - и ладно.
  
  Пельмени сварились, каждому по плошке. Те, что делала Цзянси, действительно, развалились. Но все трое ели с аппетитом, даже Жуань Чжэндун не удержался и съел несколько.
  
  Последнее время он уже почти ничего не ел.
  
  Жуань Чжэндун неожиданно ойкнул, Цзяци тревожно спросила:
  - Что случилось? Горячо?
  
  Он только улыбнулся.
  
  Оказалось, съел пельмень со сладкой начинкой. Цзянси обрадовалась:
  - Брат, в следующем году обязательно поженитесь с Цзяци, поедим сладенького.
  Тайно пожала запястье Цзяци. Цзяци улыбнулась ей, поняла, что та знала о тайном знаке в пельменях.
  
  Цзянси шептала на ухо:
  - Ты необъективна, как мой брат. Придётся завтра найти для него большой красный конверт. Ты тоже должна приготовить мне конверт.
  
  Цзяци только слегка улыбалась.
  
  Предполагается, что бодрствование в новогоднюю ночь должно длиться до двенадцати часов.
  
  Цзяци боялась, что Жуань Чжэндун не выдержит, и около десяти часов принялась уговаривать его идти спать. Он не соглашался:
  - Вы развлекаться, а я спать?
  Видя, что Цзянси не обращает внимания, прошептал Цзяци:
  - Только если ты составишь мне компанию.
  
  - Хорошо, - ответила Цзяци.
  
  Заставила его растеряться, а Цзянси только улыбалась:
  - Я ничего не вижу и не слышу.
  
  Цзяци поднялась с Жуань Чжэндуном наверх, зашла переодеться в пижаму, он, однако, уже закрыл дверь в спальню.
  
  Постучала:
  - Прекрасное дитятко, открой дверцу, я вовсе не большой серый волк, не съем тебя.
  
  Он рассмеялся и открыл дверь, позволив её войти.
  
  У него была большая кровать в старинном испанском стиле уже довольно старая, с четырёх сторон резные колоны. Цзяци почувствовала, что кровать слишком мягкая, легла, и голова закружилась. Лёжа на кровати, смотрели телевизор. Повернулась и обняла его, положив голову ему на грудь. Он наклонился и поцеловал её, но только поцеловал, без всяких других мыслей.
  
  Праздничные программы на Новый год, как и раньше, довольно скучные.
  
  Песни и пляски, неинтересные сяншэн*, натянутый юмор миниатюр, соло, что невозможно слушать.
  
  Цзяци пошутила:
  - Ты знаком с начальником главного управления радио и телевидения? Позвони ему, скажи, всё смотрится ужасно. Должен же он прислушаться к голосу народных масс.
  
  Он с серьёзным видом задумался:
  - О, я знаком с ним, но забыл номер телефона.
  
  Она, улыбнувшись, спрятала лицо у него на груди.
  
  Рассказывал ей истории из детства.
  
  - Раньше, пока дед был жив, не важно, насколько кто занят, все члены семьи приезжали на праздник весны*. Собирались вместе, взрослые, дети, больше двадцати человек, шумно и весело. Дед умер, и семья перестала собираться. Отец чем дальше, тем сильнее загружен, каждый год они с мамой как раз на праздник весны уезжали, в доме оставались только мы с Сицзы.
  В этом году, хотя нас было только трое, я рад. Дом давно не был так оживлён. Это, наконец, похоже на дом.
  
  Она предложила:
  - Тогда, давай следующий Новый год ещё так отпразднуем. Было бы здорово, если бы в следующем году мы уже поженились. Так мы могли бы встретить праздник весны вместе с твоими родителями.
  
  Он был недоволен:
  - Как ты можешь первой делать предложение? Это я должен просить.
  
  Улыбнулась:
  - Ты всё время уклоняешься, мне только и остаётся заговорить первой.
  
  Он улыбнулся, однако ничего не сказал.
  
  Через некоторое время неожиданно спросил:
  - Цзяци, ты любишь меня?
  
  И не дожидаясь ответа, продолжил:
  - На самом деле ты всё ещё любишь Хэпина? Так даже лучше, правда. Хоть я и говорил, что дам тебе время и добьюсь твоей любви, но сейчас я рад, что ты всё ещё не влюбилась в меня. Так я, если вдруг однажды уйду, буду чувствовать себя абсолютно спокойно.
  
  Она не смела двинуться, и тем более не осмеливалась открыть рот. Только боялась, что стоит шевельнуться, и сразу хлынут стоящие в глазах слёзы.
  
  Он говорил:
  - Всё-таки хорошо, что ты не успела полюбить меня.
  
  Его губы коснулись её лба, она молчала и не двигалась. Вот так, пусть он обнимает её долго-долго и целует.
  
  После этого он долго лежал неподвижно. Рука Цзяци онемела, медленно вытащила, оказалось, он уже уснул.
  
  Смотрела на него, вблизи он выглядел ещё более худым, волосы разлохмачены, как у спящего ребёнка, из-за тепла, к серым щекам прилила кровь, что выглядело ещё более грустно.
  
  Через какое-то время она тоже уснула.
  
  Среди ночи вдруг проснулась, однако не решилась пошевелиться.
  
  Он не зажёг свет. В темноте смутно можно было видеть, что его тело трясётся от боли. Скорчившись, тянул руку к болеутоляющему на прикроватной тумбочке. Дыхание трепетало от боли и дрожи, однако он действовал с особой осторожностью, боясь разбудить её.
  
  Она тихо лежала в темноте.
  
  Он, наконец, нащупал таблетки, и сразу проглотил.
  
  Она не шелохнулась, только слушала его, неглубокое, сдерживаемое из-за острой боли дыхание. Мало-помалу лекарство начало действовать, измученный он уснул.
  
  Она не могла даже заплакать.
  
  До пробуждения Жуань Чжэндуна их поза во сне была очень интимной. Как два маленьких ребёнка. Она положила голову ему на плечо, свернувшись в его объятиях.
  
  Он пристально посмотрел на неё, улыбнулся:
  - Ух ты, за ночь стали гораздо ближе, хочешь, чтобы после этого я взял ответственность.
  
  Она следовала репликам роли:
  - Напилась, ничего не помню. Но я готова взять ответственность.
  
  Он обнял её, она уткнулась лицом ему в грудь, слушала биение его сердца, тук-тук... прижалась так близко, что чувствовала удары, и успокаивает, и тревожит.
  
  - Цзяци, - голос гудел в груди.
  
  - Мм?
  
  Рядом с ним тепло, спокойно, он в итоге так ничего и не сказал.
  
  
  Примечания к главе 25.
  Цзянсу - провинция в КНР.
  Имеется в виду Новый год по лунному календарю.
  Сяншэн - жанр традиционного китайского комедийного представления.
  Праздник весны - Новый год по лунному календарю.
  
  
  26
  После того как встали, Жуань Чжэндун ненадолго воспользовался кислородной маской, выпил лекарство, настроение стало получше. Они с Цзянси позвонили родителям. Жуань Чжэндун перекинулся парой фраз с отцом, потом неожиданно сказал:
  - Па, подожди, Цзяци поздравит тебя.
  Передал трубку Цзяци.
  
  Цзяци ни миг от испуга застыла. Потом взяла трубку, долго не могла вымолвить ни слова. С другого конца донёсся смех, потом тёплое и дружеское приветствие:
  - Цзяци, с Новым годом.
  
  Она тихо ответила:
  - С Новым годом.
  
  - Дай я поговорю с Цзянси, слышу, она смеётся рядом.
  
  Цзяци ответила: 'Да'. И сразу передала трубку.
  
  После того, как Сицзы закончила говорить, мама Жуань Чжэндуна снова попросила позвать Цзяци. Спрашивала о состоянии Жуань Чжэндуна, снова наказала ей заботиться о собственном здоровье, говорили довольно долго.
  
  К полудню Жуань Чжэндун устал и вернулся в свою комнату поспать.
  
  Когда он к трём часам ещё не проснулся, Цзяци, немного волнуясь, поднялась к нему в комнату посмотреть.
  
  Тихонько вошла, он лежал, повернувшись спиной, не шевелился, похоже, ещё крепко спал.
  
  Цзяци, вдруг перепугавшись, быстро приблизилась. Сердце бешено стучало, протянула руку и, будто проверяя, коснулась плеча.
  
  Его холодная рука неожиданно легла на её руку. Она от испуга подпрыгнула. Не поворачиваясь, сжал её руку, голос тихий и спокойный:
  - Не волнуйся, я не помру втихую.
  
  Цзяци громко сказала:
  - В Новый год нельзя говорить такие вещи. Тьфу! Тьфу! Чтоб никакое зло не причинило вреда.
  
  Он повернулся, улыбнулся ей:
  - Ладно, нельзя винить ребёнка за его слова.
  
  Через некоторое время, однако, сказал:
  - Цзяци, если такой день придёт, ты не должна быть рядом со мной. Прошу уезжай, иначе я этого не перенесу.
  
  Она почти потеряла самообладание, даже голос срывался:
  - Ты опять?! Скажешь так ещё раз, я уйду и никогда не вернусь. Не веришь?
  
  Он усмехнулся:
  - Я как раз надеюсь, что ты сейчас уйдёшь и, если возможно, никогда больше не вернёшься.
  
  У неё навернулись слёзы:
  - Я запрещаю так говорить, ты не должен так говорить!
  
  В итоге он всё-таки улыбнулся:
  - Сказал же, я не собираюсь помирать прямо сейчас.
  
  От вскипевшей злости укусила его, неожиданно хлынули слёзы, зубы через одежду глубоко вонзились в тело, всё-таки не удалось удержать всхлип, как раненый зверёк, у которого нет возможности защитить себя. Ноги обмякли, села на корточки, обхватила себя руками, хотелось свернуться, так чтобы совсем не было видно. Никогда не думала, что так бесхребетна, будто с улитки сорвали панцирь, осталась только мягкая, ничем не прикрытая, бессильная плоть. Думала, что, возможно, ещё есть шанс. Но оказалось, и он жесток, и судьба жестока, заставляют её смотреть в лицо пугающей реальности.
  
  Он тоже спустился с кровати и медленно обнял её:
  - Цзяци, я не буду больше так говорить.
  
  Она никак не могла совладать с собой:
  - Жуань Чжэндун, ты издеваешься, как ты можешь так обижать меня...
  Схватила его за полы одежды, пальцы скрючились, от страха совсем утратила контроль:
  - Как мы можешь так третировать меня, ты лгал, заставил верить. До такой степени дурачил меня, чтобы бросить. Как ты так можешь? Ты обещал мне, что никогда не оставишь меня снова, но обманул. Ты врал мне.
  
  Обнял ей, медленно укачивая:
  - Я не буду говорить, больше не буду. Я был неправ. Я больше не буду.
  
  Она крепко обхватила его, у неё не было выхода, только покрепче ухватиться за него. Если бы было возможно так удержать его.
  
  Понимала, что не должна плакать, но ничего не могла с собой поделать, долгое напряжение почти сломало её. Постоянно так, с самого начала, слишком много хорошего она в результате не смогла удержать.
  
  Не имеет значение, что это было.
  
  Её обожаемый отец, Мэн Хэпин, и вот сейчас она перед следующей потерей.
  
  Пока её казалось, что ничего нельзя начать заново, всё уже давно началось.
  
  И она не могла вырваться, не могла сбежать, лишь спокойно смотрела, готовясь принять эту ужасную казнь 'тысячи надрезов'.
  
  Он вытер ей слёзы, но её всё ещё трясло. Низко опустила лицо и не соглашалась поднять голову, чтобы не позволить ему видеть её слёзы.
  
  - Цзяци, не плачь, всё-таки Новый год.
  Я хочу, что ты побыла со мной, только мы двое.
  
  Цзяци провела с ним целый день.
  Смотрели фильм.
  
  'Английский пациент'.
  
  На фоне тяжёлого и трепетного фортепьяно симфония вдруг эмоционально взрывалась и била ключом.
  
  Закат в золотой пустыне, на горизонте, наконец, возникает кружащий аэроплан. Сидя на диване, Цзяци прислонилась к плечу Жуань Чжэндуна и незаметно для себя уже плакала.
  
  Он только передал ей пачку салфеток.
  
  Улыбнулась сквозь слёзы:
  - Совсем становлюсь размазнёй, смотрю фильм и плачу.
  
  Он как ни в чём ни бывало:
  - Знал бы раньше, взял бы комедию 'Ревнующая жена в гневе', сразу стало бы веселей.
  
  - Тот фильм уже слишком старый. Я хочу посмотреть 'Проклятье золотого цветка'*. Пропустила, когда перед Рождеством показывали.
  
  Он возразил:
  - Это не комедия.
  
  - Потратили 300 миллионов на съемки, и это не комедия? Китайские блокбастеры, действительно, безнадёжны.
  
  Заставила его улыбнуться.
  
  Он так красиво улыбался, лицо расслабилось. Отощавший, но всё такой же дерзкий и необузданный.
  
  Вечером Цзяци вела машину, отвозя его в больницу.
  
  Уже проехав эстакаду, он неожиданно предложил:
  - Поужинаем где-нибудь? Больничная еда так ужасна.
  
  Она возразила:
  - Но мы обещали директору Юй, вовремя вернуться в больницу.
  
  - Задержимся на несколько часов, позволь мне вкусно поесть. Первый день Нового года, ты не можешь оставить меня голодать в больнице.
  
  Не стала переубеждать, только спросила:
  - Тогда куда ехать?
  
  Подумав, ответил:
  - Клуб 'Цзинь Мао'.
  
  Так далеко, в Пудуне, за рекой.
  
  К тому же дорого. В прошлый раз были в командировке с Чжоу Цзинань в Шанхае. Щедрый заказчик пригласил их в клуб 'Цзинь Мао' разок покушать. Ресторан располагался на восемьдесят шестом этаже, только подниматься пришлось на трёх лифтах, двигались, как в лабиринте. К счастью специальный служащий показывал дорогу.
  
  После Чжоу Цзинань сказала:
  - Когда в следующий раз кто-нибудь пригласит пообедать, я сразу потребую, дайте лучше наличными.
  
  Цзяци с Жуань Чжэндуном поднялись. Он шёл очень медленно, но она не решалась помогать ему, только делала вид, что придерживает под руку, сопровождая его.
  
  Приятная атмосфера, в ресторане полукругом стёкла с видом до земли, шикарный обзор. Смеркалось, за окнами весь Шанхай как на ладони, лес небоскрёбов возносится над мирской суетой, а вдали сумеречная мгла необъятного неба.
  
  Находясь высоко в лунных чертогах, взираешь сверху на всё сущее.
  
  Фирменное блюдо - хрустальное мясо очищенных креветок. Свежайшие морепродукты. Фрукты ещё более аппетитные, под тарелкой дымятся струйки сухого льда, каждый кусочек изысканный, как произведение искусства.
  
  У Жуань Чжэндуна, похоже, был хороший аппетит, вкушал с удовольствием, давно не добирался до такой еды. Сообщил Цзяци:
  - Раньше здесь была клубная система, очень спокойно, сейчас смотрю, гостей как будто больше. Хоть блюда обычные, но вид превосходный.
  
  - Не разбираешься в ценностях. Взял шкатулку, вернул жемчужину.*
  
  - Кто сказал? - усмехнулся он. - Мне как раз наоборот нравится не жемчуг, а шкатулка.
  
  Цзяци не ответила, а он неожиданно продолжил:
  - У меня есть для тебя ещё один подарок.
  
  - Ты и так уже дал слишком много, мне ничего не надо.
  
  Улыбнулся, протянул ей руку:
  - Пошли со мной.
  
  Снаружи ресторана их ждали. Жуань Чжэндун представил, оказалось, менеджер из отдела связи с общественностью господин Ван.
  
  Господин Ван провёл их к служебному лифту, потом прошли гудящую серверную комнату. Жуань Чжэндун двигался медленно, прилагая усилия, но старался шагать уверенно, только глубоко дышал. На сердце Цзяци было тягостно, однако она лишь замедляла шаги, не осмеливаясь поддержать его.
  
  Шли очень медленно, коротким путём, но всё равно пришлось идти долго.
  
  Смутно уже угадывалась конечная точка, но даже когда знакомый по форме проём возник перед глазами, по-прежнему почти не верилось.
  
  Тот участок был не длинным, цилиндрические стены выходили в чёрный как бархат сумрак ночи, впереди небо. Он протянул ей руку.
  
  Она подала свою, потихоньку двинулись вперёд.
  
  Шли совсем медленно. Он крепко держался за неё. По всей вероятности тело уже было не в силах обходиться без поддержки. Она сжимала его руку, шаг за шагом, вперёд и вперёд.
  
  Дошли до круглого окна, ветер обдувал её разгорячённые щёки, а перед глазами раскинулся необъятный простор. Они стояли на вершине 'Цзинь Мао', на вершине лунных чертогов, на вершине этого города, почти на вершине мира.
  
  Между небом и землёй множество небоскрёбов Лу Цзя Цзюй, вдалеке 'Восточная жемчужина'* как раз зажигала огни.
  
  Почти в этот же миг на противоположной стороне засветился Вайтань, заблистал, как драгоценный камень, засиял новыми красками, переливаясь разными цветами. Множество золотистых лампочек, фонариков, точечных светильников по абрисам зданий, как узор, вырезанный из золотой фольги. Так прекрасно, почти расточительство, перед глазами расстилалась эра процветания.
  
  Ветер трепал их одежду, размахивал рукавами, а ей казалось, она не может произнести ни слова.
  
  Как во сне, ясно понимая, что вот-вот что-то случится, но, не веря, пролепетала:
  - В новостях не говорили, что сегодня вечером в Шанхае будут фейерверки.
  
  Он улыбнулся:
  - Да, но потом соответствующие ведомства вдруг почувствовали, если сегодня не запустить фейерверк, то не получится выразить радостную атмосферу Нового года.
  
  Впечатляюще и уверенно, как настоящая ложь.
  
  Не верилось, не было слов.
  
  В небе раздался приглушённый звук. 'Бах!' Волшебные золотистые кисти вдруг расцвели в ночи, раскрываясь всё больше, всё ярче, озарив почти полнеба.
  
  Так красиво, невозможно вообразить.
  
  Через пару секунд снова несколько хлопков. Букет за букетом ещё более огромных сверкающих кистей зажглись в ночном небе. Ослепительно, как осколки стекла под электрической дугой взрезали ночное небо. Смутно слышались возгласы множества людей. Людской поток на обоих берегах в одно мгновение остановился, тысячи людей подняли голову и смотрели на небо.
  
  Фейерверк залп за залпом раскалывал небо. Оно горело, как днём. Фиолетовый, красный, оранжевый, синий, зелёный... Множество цветов смешивалось с множеством золотистых и серебристых дуговых разрядов взмывающих ввысь. Похоже на роскошный сад, прекрасное разноцветие наполнило черноту ночи. Будто метеоритный поток чертил в небе запутанные струящиеся трассы, казалось, бархатный шатёр неба разрубили на множество лоскутов. Во всех этих сияющих и прекрасных каскадах с каждым залпом её лицо переливалось ярким светом и скрывалось в тени, когда фейерверк рассыпался. Бесчисленные залпы вспыхивали и гасли. Она наблюдала, и хотя разноцветные узоры расцветали перед всеми, перед ней открывался самый прекрасный вид.
  
  Несколько десятков тысяч людей наблюдали прекрасное представление.
  
  В этот миг город преклонялся перед небывалой красотой.
  
  Она смотрела на те разноцветные узоры, от которых невозможно отвести глаз, а он смотрел на неё.
  
  Пёстрые, раскрывающиеся буйным цветом, сверкающие... Пусть даже каждый раз они бледнели и осыпались, всё равно безумно красивые.
  
  Он позвал:
  - Цзяци.
  
  На её щеках мерцали отражённые краски фейерверка. Она легонько взяла его под руку, другой рукой обхватила за талию, позволив ему стоять более твёрдо.
  
  Со слезами на глазах сказала:
  - Правда очень красиво, так красиво, что невозможно вообразить, никогда раньше в своей жизни я не видела подобной красоты.
  
  Он слегка улыбнулся.
  
  В своей жизни он тоже никогда не видел такого прекрасного зрелища.
  
  В конце концов, сказал:
  - Цзяци, ты говорила, подобную красоту ты сможешь запомнить на всю жизнь.
  
  Да, эта красота будет выгравирована на костях и запечатана в сердце, никогда не забыть, на всю жизнь, долго как небо и постоянно как земля
  
  - Поэтому ты обязательно запомнишь меня, постоянно будешь помнить обо мне.
  
  Его голос был глух:
  - Цзяци, если ты, правда, любишь меня, я никогда не прощу себе.
  
  Она медленно повернула лицо.
  
  Множество фейерверков распускались в ночном небе, он улыбался, выражение лица спокойное и безмятежное.
  
  - Цзяци, я благодарен тебе. Долгое время ты была рядом со мной, я доволен. Но сейчас я хочу, чтобы ты оставила меня.
  
  - Почему?
  
  Он всё ещё улыбался, но сказал:
  - Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Поэтому прошу, оставь меня.
  Ты приехала в Шанхай, наговорила разного, обманула меня и себя. Ясно, что в этой жизни ты не можешь полюбить другого человека, но, однако, пытаешься убедить себя, убедить меня.
  Ты иногда очень смелая, почти до безрассудства. Тебе присуща своего рода особая самоотверженность.
  Но сказать по правде, я надеюсь, что женщине, которую я люблю, обычной и слабой, не придётся самой бросаться вперёд, чтобы решать возникающие проблемы. Что найдётся человек, который прикроет от дождей и бурь, будет всеми силами защищать и любить её. Я надеюсь, ты легко и счастливо проведёшь оставшуюся жизнь с тем, кого любишь.
  Я не хочу твоей самоотверженности, я хочу только твоего счастья.
  
  Она могла лишь сказать:
  - Ты дал мне так много, я очень рада быть с тобой.
  
  - Но ты не счастлива, тот, кто в этом мире способен сделать тебя счастливой - это вовсе не я.
  
  Фейерверки всё ещё распускались за её спиной, а по лицу текли безмолвные слёзы.
  
  - Когда ты не вернулась, я знаю, ты была с Мэн Хэпином. Я думал целый день и в конце понял, на самом деле, так даже лучше. Правда. Благодаря этому я могу быть спокоен.
  
  Синие и фиолетовые вспышки скользили, как множество падающих звёзд, неся десятки тысяч золотых блёсток, рассеивающихся по ночному небу.
  
  Но она не могла произнести те слова.
  
  Только настаивала:
  - Я хочу быть с тобой, не важно, что ты говоришь, я хочу быть с тобой. Ты обещал мне, когда бы то ни было, ты не можешь оставить меня.
  
  Ей оставалось только говорить, о том, что хочет быть вместе, о его обещании быть с ней.
  
  Другие слова, она не могла сказать.
  
  Он слегка улыбнулся:
  - Да, я обещал, но не могу это выполнить. Хотел дать тебе время, чтобы ты полюбила меня, но у меня не осталось времени. И даже если бы оно у меня было, ты всё равно не можешь полюбить меня. Ты и Мэн Хэпин, оба такие глупые. Раньше мне казалось, что в этом мире самый большой дурак это я, но столкнувшись с вами...
  Сегодня после обеда я позвонил Мэн Хэпину и отругал его. Не встречал такого мужчины, не считаясь ни с чем, отправил тебя ко мне. Если бы я был на его месте, никогда не позволил тебе уйти.
  
  Она не могла говорить, ветер путал волосы, пряди били по лицу, больно, обжигающе.
  
  Но те слова застряли в горле, почему-то не получалось их произнести.
  
  В любом случае, она не могла их сказать, никак не могла сказать.
  
  - Я, действительно, чувствую облегчение, потому что ты будешь счастлива. Оставив меня, ты сможешь жить счастливо. Поэтому я рад, что ты меня не любишь. Иначе бы я всю жизнь терзался муками совести, чувствовал свою вину перед тобой. Оставляя тебя одну в этом мире, думая об этом, мне было бы очень трудно.
  Он обнял её, голос спокойный, будто только проснулся:
  - Цзяци, прошу, прости меня. Как хорошо, что ты не успела полюбить меня, как хорошо, что для меня ещё не поздно, позволить тебе обрести счастье.
  
  Он в последний раз поцеловал её. Солёные слёзы на губах, сосредоточенность и сожаление. А она отчаянно дрожала, бессильно сжимая его рукав, боялась, стоит разжать руки, и он сразу исчезнет.
  
  Она не может сказать, ничего не может сказать.
  
  Он постоянно твердил о её мужестве, но в этот миг её казалось, что она почти сдалась и собирается произнести те слова.
  
  Если бы было можно, если бы хватило времени, если бы, правда, было можно, она согласна.
  
  Она согласна отдать в обмен всё, что у неё есть.
  
  Только чтобы быть с ним вместе.
  
  Потому что она любит его.
  
  Так же как он любит её, всей душой и сердцем, отдавая все силы.
  
  Её нынешнее счастье - это быть с ним.
  
  Но он не должен это знать, она не может позволить ему понять.
  
  У неё нет выхода, а он постепенно покидал её. Уголками губ он ещё улыбался, узкие и длинные глаза феникса, прекрасные и яркие. Салют всё ещё не закончился, огни фейерверка отражались в его зрачках. Огромные букеты распускались в ночном небе Шанхая, десятки миллионов осколков блестящего стекла рассыпались на атласе сумерек, так роскошно, так красиво, озаряя их лица, обращённые друг к другу.
  
  - В этой жизни я ничего не могу. Поэтому в следующей непременно буду ждать тебя. Буду ждать, чтобы встретить тебя раньше других.
  
  
  Примечания к главе 26.
  'Проклятие золотого цветка' - фильм-трагедия от режиссера Чжан Имоу, 2007 год.
  Клуб 'Цзинь Мао' - небоскрёб Цзин Мао. В фильме 'Расстанемся, хотя люблю' 2004г. Гонконг смотровая площадка располагается на нём в виде круглого окна.
  'Взял шкатулку, вернул жемчужину' - в значении не разобраться в ценности вещей, опростоволоситься (по преданию из 'Хань Фэй-цзы' о продаже драгоценнейшей жемчужины в роскошно отделанной шкатулке: покупатель шкатулку взял, а жемчужину вернул продавцу).
  'Восточная жемчужина' - знаменитая телебашня в Шанхае.
  
  
  Ангел сложил крылья.
  
  
  Она оставалась в Шанхае две недели. Состояние Жуань Чжэндуна было временами то лучше, то хуже. Из-за того, что болезнь прогрессировала, стало невозможно долго обходиться без болеутоляющих, поэтому большую часть времени он крепко спал.
  
  У врачей было не слишком много возможностей. В этой больнице собрались лучшие в стране хирурги по заболеваниям печени, прилагались все усилия. Но против рака печени на поздней стадии даже всемирные медицинские круги оказались бессильны.
  
  Только и оставалось, что облегчать страдания болеутоляющими.
  
  Цзяци приходила к нему и тихонько замирала в больничной палате. Цзянси молча уходила, а она только сидела там, спокойно глядя на постель, где он крепко спал.
  
  Изредка он приходил в себя, весь в испарине от сильной боли, но, видя её, улыбался:
  - Уходи, хорошо?
  
  Она знала, он не хочет, чтобы она видела, и, в конце концов, кивала головой и молча уходила.
  
  Он постоянно прогонял её, но она была не в состоянии уйти, остаться хоть на один день и то хорошо.
  
  Но он настаивал, чтобы она ушла.
  
  Сопротивлялась день за днём, из-за того что каждая минута, каждая секунда были так мучительны, так драгоценны.
  
  Когда она в последний раз пришла к нему в больницу, у него было отличное настроение, с трудом ненадолго поднялся с постели.
  
  Он стремительно терял вес, ужасно похудел, от истощения держался только на питательном растворе, уже несколько дней не вставал с кровати.
  
  Но сегодня его настроение было удивительно хорошим, прошёлся немного по палате, раскрыл окно пустить свежего воздуха.
  
  Цзяци стояла с ним, он смотрел на солнечный свет, тепло, будто уже пришла весна.
  
  Сказал:
  - Действительно, быстро. Весна в этом году в Шанхае пришла особенно рано.
  
  - Да, скоро распустятся цветы.
  
  Улыбнулся:
  - Ещё зима, в феврале зима не заканчивается. Вот через месяц будет настоящая весна.
  
  Весна в Шанхае наступает раньше, чем в Пекине
  
  Время здесь постоянно торопится.
  
  Каждая минута, каждая секунда в особенности спешат.
  
  Он сказал:
  - Уезжай сегодня. Я позвоню Мэн Хэпину, попрошу встретить тебя в аэропорту.
  
  - Я уеду завтра.
  
  - Ты вчера говорила, что уедешь сегодня, почему не держишь слово?
  
  - Я уеду завтра.
  
  - Обещаешь?
  
  - Обещаю.
  
  Он с улыбкой протянул руку:
  - Поклянись.
  
  Такой детский жест, уже много лет так не делала. Она, улыбаясь, поднесла свой мизинец, его рука прохладная, из-за резкой потери веса, фаланги пальцев выпирают.
  
  Их мизинцы сплелись и легонько качнулись.
  
  Он что-то прошептал, она будто не услышала.
  
  На следующий день она уезжала. Цзинси на машине провожала её в аэропорт, по дороге обе молчали.
  
  Когда почти добрались, Цзянси сказала:
  - Цзяци, я рада, что познакомилась с тобой.
  Цзяци ответила:
  - Я тоже рада.
  
  Цзянси вопреки всему улыбнулась:
  - Смотри, мы оказались связаны предопределением, но в этой жизни судьба, похоже, оплошала, поэтому не смогли стать одной семьёй.
  
  Цзяци силилась улыбнуться, но не могла, потому что постоянно хотелось расплакаться.
  
  - Мне, действительно, повезло. Хэпин научил меня как любить. Брат тоже научил, как можно любить по-другому.
  Любить - это не только считать кого-то особенным. Любить - это ещё надеется, что другой будет ещё счастливее, чем ты. Цзяци, когда-то я очень ревновала к тебе, но сейчас чувствую, что обязательно встречу своего человека, который будет любить меня так же как брат и Хэпин любят тебя, так же уникально, так же непоколебимо, ничего не беря в расчёт, упрямо и без сожаления.
  
  Легко улыбнулась:
  - Не волнуйся, я позабочусь о брате. Мой брат очень сильный, утром я навещала его в больнице, он просил передать, чтобы ты не плакала, когда будешь уезжать. И ещё, будешь выходить замуж, не забудь прислать ему приглашение, он вам приготовит особый красный конверт. И ещё, непременно сделайте его крёстным ваших будущих детей. И ещё, он просил, чтобы в этой жизни ты не забывала его, заставляя Хэпина всю жизнь ревновать. Настоящий зануда, правда?
  
  Цзяци представила Жуань Чжэндуна, когда он это говорил, должно быть смеялся до слёз.
  
  Цзянси продолжала:
  - В том, что брат не разрешил тебе прийти к нему в больницу, даже не было особой причины. Просто утром он собирался на химиотерапию, сказал, после химиотерапии будет плохо выглядеть, не хотел, чтоб ты видела. Честно.
  
  Цзяци кивнула головой:
  - Я поняла.
  
  Добрались до аэропорта, Цзянси остановила машину на парковке, сказала:
  - Я не пойду с тобой внутрь, боюсь, когда провожаешь кого-то в аэропорту можно расплакаться. Я публичный человек, знаменитая телеведущая, расплачусь, бульварные газеты начнут раздувать слухи.
  
  Цзяци кивнула:
  - Я поняла.
  
  Цзянси распахнула объятия и крепко обняла Цзяци:
  - Передавай от меня привет Мэн Хэпину, вы должны беречь себя.
  
  - Я поняла.
  
  - Цзяци, до свидания!
  
  - До свидания.
  
  Цзянси смотрела, как та входит в здание аэропорта, смотрела, как силуэт Цзяци постепенно исчезает за окнами. Силы будто разом оставили её, ослабев, прислонилась к машине, даже пальцем не могла пошевелить. Она сделала это. Думала, что не справится, что в любую секунду начнёт рыдать в голос.
  
  Зазвонил телефон.
  
  Она взяла трубку.
  
  - Цзянси, это секретарь Чжан. Ты в больнице? Надо многое обсудить насчёт похорон. Ещё уладить с вещами Дунцзы. Руководитель с ночи и до сих пор очень убивается, отказывается от еды. Я волнуюсь, что его организм не выдержит. Надеюсь, ты сможешь уговорить его.
  
  Перед рассветом она и родители стояли у постели брата. Последними его словами было:
  - Не дайте ей узнать.
  
  Она кивнула головой:
  - Я завтра провожу её. Брат, обещаю, ни в коем случае не позволю ей узнать, дам ей спокойно улететь.
  
  Цзяци вошла в здание аэропорта. Её окружил общий гомон, движение людей, объявления о посадке, детский смех, звук колёс тележек, такая многоголосица, оживление, этот мир, неизменно двигался по своему курсу. Опустила голову и быстро пошла вперёд.
  
  Покончила с формальностями, прошла на посадку.
  
  Села на место, ожидая взлёта.
  
  Лайнер разогнался, задрал нос. Когда самолёт преодолел гравитацию, она, наконец, подняла голову.
  
  В соседних креслах молодая мама с ребёнком. Мальчику не больше пяти-шести лет. После того, как отстегнули ремни безопасности, заёрзал, с любопытством оглядываясь вокруг, ни секунды не соглашался посидеть спокойно.
  
  Потом нежненьким голосочком украдкой спросил у мамы:
  - Мам, посмотри на тётю. Почему она постоянно плачет?
  
  Мама прошептала:
  - Успокойся. Тёте должно быть больно, поэтому плачет.
  
  Он не хотел, чтобы она знала, она и не узнала. Он хотел, чтобы она спокойно уехала, она уехала.
  
  Он хотел её спокойствия, она тоже хотела, чтобы он был спокоен.
  
  Ей никогда не забыть тот день. Тогда в больнице она стояла перед палатой и смотрела внутрь через щель узкую, как объектив камеры. Он сидел, утонув в подушках дивана, можно было видеть только его лицо. Должно быть, находился там довольно долго, потому что на кончике сигареты у него во рту скопилось много пепла, он даже не стряхивал его. Она не смела шелохнуться, только следила на расстоянии за его взглядом. На чайном столике стоял её термос, жёлтый гусь на боку и наверху пара пушистых утят, в оранжевом свете торшера, тёплые, как два помпона.
  
  Неизвестно сколько прошло времени, он приподнялся, чтобы затушить окурок. Взял из пачки новую сигарету, чиркнул спичкой.
  
  Крохотный язычок пламени осветил его лицо, тёмно-голубая вспышка, и он сразу задул спичку.
  
  Протянул руку, коснулся пальцем утят на термосе, лёгонько, будто это настоящие утята. Кончик пальца в темноте нежно обвёл помпоны. Потом будто что-то вспомнив, улыбнулся про себя.
  
  Его улыбка была очень красива. Кончики бровей разлетелись к вискам, линяя губ разгладилась и мягко изогнулась.
  
  Она прижалась головой к боку двери и вдруг заплакала.
  
  Он спросил:
  - Почему ты вернулась?
  
  Она сказала:
  - Я не дождалась тебя.
  
  На самом деле, он всё время был там, от начала и до конца был там. Ей надо было только повернуть голову, и она бы сразу увидела его.
  
  Он всё время ждал её.
  
  По прошествии столь долгого времени, теперь она знала. Оказалось, в тот миг она встретила его.
  
  Его почерк лёгкий и летящий: 'Цзяци, наконец, ты вернулась домой'.
  
  Он сказал:
  - В этой жизни я ничего не могу. Поэтому в следующей непременно буду ждать тебя. Буду ждать, чтобы встретить тебя раньше других.
  
  А она не могла сказать, что они уже встретились. Пока он ждал, она уже полюбила его.
  
  Потратив очень много лет, она научилась ставить точку, научилась, снова любить.
  
  Но он не мог остаться здесь, у него не было времени для неё.
  
  В самом конце он думал, что она любит совершенно другого человека, поэтому спокойно ушёл.
  
  Так она позволила ему спокойно уйти.
  
  Из-за того, что я люблю тебя, я никогда не скажу тебе. Потому что боюсь, ты будешь чувствовать, что не успел, будешь чувствовать себя виноватым.
  
  Боюсь, что из-за меня ты будешь испытывать угрызения совести, не сможешь обрести покой.
  
  Ты всё время ждал меня, а я всю жизнь буду помнить о тебе.
  
  Когда мизинцы сплелись, ты сказал: 'На сто лет неизменно'.
  
  Их обещание на сто лет. Она не изменится, она будет помнить, постоянно, сто лет.
  
  Слёзы, как мелкие крабики, царапая, ползли по щекам.
  
  Она всегда будет помнить.
  
  Их общие сто лет.
  
  Мальчик не мог усидеть, наклонил голову и посмотрел. Через некоторое время, неожиданно вспомнив, вытащил из кармана половину бумажной салфетки и протянул ей:
  - Тётенька, не грусти. Моя мама говорит, если ты грустишь, тому, кто любит тебя ещё грустнее. Поэтому каждый раз, когда я падаю, даже если очень больно, я никогда не плачу, потому что боюсь, если заплачу, моей маме станет ещё грустнее.
  
  Цзяци взяла салфетку, слёзы текли, однако она, приложив усилие, улыбнулась:
  - Спасибо тебе.
  
  Она непременно будет заботиться о себе, потому что если она будет страдать, тому, кто её любит, будет ещё горше.
  
  Она непременно будет жить счастливо, не важно, когда и в каком месте, она будет счастлива.
  
  Она обещала ему, обязательно стать счастливой.
  
  Счастливой.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"