Нам не разойтись, я знаю. Исход этой - их тысячи, а я один - схватки уже предрешен, но пока я жив и здоров, мы еще повоюем. Мне бы оружие - танковый полк или хотя бы роту, пусть не самых новых "шестьдесят вторых"... Да черт с ним, кто тебе даст десять танков, хоть одну, старую надежную, вроде той, что стоит у Дома офицеров, боевую машину с белыми траурными ободами на катках и гвардейским знаком на башне - тридцать она тонна, дизель-пятьсот, восьмидесятипятимиллиметровое длинноствольное, "дегтярев", экипаж...
Стоп, экипажа не будет, я сам сяду за рычаги, как есть в парадной форме с боевыми наградами, сменив только генеральскую фуражку на шлем, я никого не хочу в это впутывать - только я и они...
Этот день победы - запах пороха, слезы на глазах, седина в бороду - к черту, я буду совершенно спокоен, только вздрогну, когда машина упадет кормой вперед с постамента, кроша асфальт, выламывая тротуарную плитку. Я развернусь и выдвинусь по аллее в противоположную от Разорванного братства сторону, рассчитывая, как потратить золотое (пока отследят и доложат - так точно, сейчас выясняем, какой-то псих, никак нет, неисправная, не могу знать, есть доложить в течение часа - пока оцепят район и найдут гранатомет, минут семьдесят-восемьдесят, может сто у меня есть) время. Они заполонили весь город, но именно в центре их нет, хотя бы здесь властям удалось их отсечь. Я пойду на окраину, оставляя за собой две белые от гусениц полосы на асфальте, и все встречные, даже тяжелые грузовики, будут снижать скорость и жаться к обочине.
Когда я доберусь до них, то выберу самый длинный ряд, разверну башню на сто восемьдесят, врублю первую и буду крушить подряд один за одним железные гаражи. А если в каком-то из них окажется чей-то автомобиль, что ж, я умываю руки...
Ведь всю зиму по моему приказу спецназ колесил на БТР по городу и писал на ржавых воротах белой краской: "Убрать до 9.05.00".