- Твою дивизию! Ты совсем дура! Мало того, что плетешься как черепаха, сорок километров в час, так еще и подрезать меня умудрилась! Ты вообще откуда такая выползла? Что зенки вылупила? Ты по-русски вообще понимаешь? - я вылетаю из своей машины и в прямом смысле набрасываюсь на какую-то лохудру на стареньком белом нисане. Зеленая совсем, вжалась вся в водительское сидение. Даже из машины не выходит, пока я ее отчитываю и попутно обзываю. Через несколько минут моей пламенной речи она медленным движением отстегивает ремень безопасности и открывает дверь душного салона автомобиля. Вместе с девушкой наружу выплывает облако больничного смрада и запаха лекарств. Только теперь замечаю, что на заднем сидении есть кто-то еще.
- Ты что молчишь-то? - уже спокойней спрашиваю я, вглядываясь в обреченное лицо нарушительницы. Она ничего не отвечает. Даже не смотрит на меня. Вот это броня. Опять перевожу взгляд на заднее окно машины. Там сидит женщина в чем-то отдаленно напоминающем махровый халат с яркими узорами, поверх халата она укрыта двумя пледами в клетку, на голове повязан платок. Лицо женщины бледное, болезненно худое.
- С больницы что ли? - спрашиваю я, вновь фокусируя недовольный взгляд на девушке передо мной.
- Да нет, - она кутается в тонкую курточку, облокотившись спиной на машину. - Вы извините меня. Я виновата, - покаянным тоном говорит девушка. Но видно, что каяться она решила не от моего концертного выступления. - Есть курить? - спрашивает она. Наглость - второе счастье.
Прикуриваем. Я и сам перенервничал. Машина новая. На работу опаздываю. Неделя не задалась и вообще уже пару дней хотелось на ком-нибудь по-крупному сорваться. Молчим ровно на одну сигарету.
- Маму вот в хоспис везу на Леонова, - она указывает оставшимся от сигареты фильтром в сторону заднего сидения. - Да как-то все не довезу. На пятый круг уже захожу по кольцу. На работу вот опоздала.
Закуриваем еще по одной.
- Ну не могу я ее туда отвезти. Как она там одна среди всего этого..., - затягивается. - И работу бросить не могу. Что мы без денег-то делать будем. У нас нет больше никого. А дома ухода уже не хватает, - она бросает окурок на землю и топчет его ногой. - Вы извините. Я виновата.
- Виновата, виновата - повторяю я. - Я так понимаю вариантов особо нет?
- Что?
- Хоспис или хоспис?
- А, да. Так и есть, - смотрит в сторону, куда-то на шоссе.
- Поехали тогда уже.
- Куда? - с удивлением поднимает на меня уставшие красные глаза нарушительница.
- В хоспис, куда еще. Я все равно уже тоже опоздал, - на лице девушки непонимание. - А ты по ходу одна не доедешь или по дороге убьешься. И мать убьешь.
Тяжелый взгляд, в котором гаснут послание сомнения и надежда на чудо. Отчаяние в них сменяется безмолвным смирением. Это просто нужно сделать и по-другому никак. Молча садимся по машинам и едем в хоспис. Я впереди, нисан следом. Через час на месте. Еще через двадцать минут заносим последний пакет с вещами матери девушки в палату.
Я курю на стоянке, ковыряя носком ботинка треснувший бампер нисана. На душе муторно, а в голове пусто. Сам бы я так смог? Ей ведь лет двадцать не больше. Она выходит из больницы, тоже закуривает.
- Спасибо.
Я просто киваю. Еще по одной.
- Зовут-то как? - спрашиваю, открывая дверь своей машины.
- Лера.
- Ну давай, Лера, осторожней на дорогах, - салютуя я и еду на работу. Чудес не бывает.