- Лесь, ну давай быстрее, на завтрак опоздаем. Каша будет холодная.
- Не нуди, и так изо всех сил тяну.
В кромешной декабрьской темноте по узкой утоптанной колее Леся тащила корявые санки с младшим братом в сад при поселковой больнице, где работала их мать. Мамка была на смене. Папка в забое. А у Леси школа в восемь часов. Одиннадцатый класс. Дело серьезное. Девать малого было некуда. Поэтому как обычно в таких случаях, она завозила Саньку к матери, там уже давно пустовало детское отделение, его перекроили для тех немногих, кто не уехал из поселка на большую землю, в детский сад. Столовая имелась, кровати тоже. Для пригляда одной медсестры вполне хватало.
Пару лет назад поселок начал стремительно пустеть. Одна за другой закрылись почти все шахты. Застопорились лесозаготовки . Простаивал порт. Народ, которому было куда бежать, быстро смекнул и бросился наутек с тонущего корабля. Семье Леси бежать было некуда и не на что. Отец вцепился в остров клешнями как курильский краб. Говорил, другой жизни ему не было. Мать всего и всегда боялась, поэтому лишних телодвижений не делала. Все бросать и уезжать незнамо куда, по ее женскому пониманию - было дело рискованное. Жили же как-то. Так и будут дальше. Тут дом, тут хозяйство. С голоду не помрут, крыша над головой имеется.
Из всех из них только Лесе снился материк, и манила неизвестность. Упертая и своенравная, она твердо задалась целью пробиться самой. Голова на плечах есть, по дому она давно уже все умела сама. Точно не пропадет. А тут что? Будущее ее ждало знамо какое: медицинское в районном центре и потом или сюда, или в другой полузаброшенный поселок на отселки. Подженят ее вон, Ваське Незнамову, поросят в приданое, да пару десятков кроликов - завидное будущее, что скажешь.
Лесе же хотелось попробовать большую жизнь. Без поросят, без островной тоски и жидкой романтики. Величие и очарование дикой природы суровых краев? Ей этого добра хватило. Шестнадцать лет на эти прелести любовалась. Хорошего понемножку. Можно же хоть одним глазком увидеть, хоть чуток принюхаться, что там на большой земле. Авось и вправду она потянет.
- Лесь, скоро уже?
- Малой, глаза разуй, не видишь, что ли?
- У меня голова не крутится в этой шапке. Я тока твои ноги вижу. Ну, Лесь.
- Все уже, почти приехали, - отрезала девочка. Санькино нытье она не переносила.
Полупустая больница встретила их запахом хлорки и клацаньем столовских ложек. Завтрак шел полным ходом. Санька испытывал какую-то странную особенную любовь к больничной гречневой каше с молоком. Дома он не ел ее на отрез. Ныл и канючил макароны. А тут набрасывался на тарелку с сомнительного вида кушаньем, изрядно приправленным сливочным маслом как на заморский деликатес и чавкал, иногда даже порыкивая.
Вот и теперь Леся еле-еле успела стащить с него ватные штаны, которые когда-то сама носила, и малой как оголтелый кинулся за своей тарелкой, забыв про старшую сестру.
- Утро доброе. Не замерзли?
- Нет, теть Моть, нормально.
- Мать-то на вызове. Сердце у кого-то прихватило за Бачатами. Как по такому снегу то проедут и не знаю. Во сколько суразенка то заберешь своего?
- К четырем приду, теть Моть.
- Ну давай. Завтракать то будешь?
- Нет. Я дома чай попила.
Лесе всегда нравилось учиться. Она щелкала книжки как семечки, чеканила формулы и правила, так что весь педагогический состав поселковой школы, охал и ахал. Напористую Лесю любили и в тайне надеялись, что девочке удастся вырваться с острова и попробовать ту самую большую жизнь, о которой она так мечтала и примеряла на себя словно новое платье тайком.
Леся хотела пойти на археолога. Наука эта казалась ей бескрайней и очень серьезной. Раскопки, открытия, тонны научных материалов. Исследуй и развивайся в научной среде. Чем не мечта. В медицинский - любая дура может. А тут "древние цивилизации", не хухры-мухры. В этой среде мало женщин выделилось, ей историк рассказал. Так вот Лесе казалось, что ума этим женщинам не хватило. А старательная Леся точно утерла бы мужскому научному сообществу нос.
День пролетел махом: учеба, домашние хлопоты. Леся привыкла крутиться как белка в колесе. Железная дисциплина, за всем глаз да глаз, так ее приучила мать. То Саня в канаву провалится. То кролики из клеток сбегут. То у поросят в стайке вода замерзнет. Зимой хлопот конечно было меньше. Огород стоял. Скотина, по дому, да извечная борьба со снегом.
Снег, к слову, зарядил часов в девять, рассвести не успело. Тяжелые и мокрые ватные клочья снега медленно падали, налипая друг на друга. По такому снегу приятно ходить, он хрумкает, когда на него наступаешь. Снегопад не прекращался. Часам к двум, стало заметно холодать. Подул пронзительный северный ветер. С воем закручивал он снежные вихри и разбивал о поселковые дома. От поземки дорогу почти везде перемело. Утром опять придется палубу у дома расчищать, да и к стайке не пробраться будет, все занесет снегом, думала Леся.
Санька уже давно спал. На кухне потрескивала печка. В уголке на доске стояла жаровня с тушенной курицей и щи. Ведро с нагретой водой - умываться. Скотина накормлена. Дома убрано. Отец должен бы вернуться через пару часов. Леся сосредоточенно писала сочинение по "Котловану" Платонова и невольно проводила параллели со своей жизнью, иногда прислушиваясь то к вою метели, то к шварканью угля в печи. Красная настольная лампа освещала ровные строчки пухлой Лесиной писанины.
- Леська, Леська, - перепугавшись, девочка подпрыгнула со стула, - Там мать твоя. Там Вера Санна. Там..., - запыхаясь барабанил в застывшее окно соседский дядя Сема, придерживая шапку на ветру. Опомнившись, Леся только и успела накинуть пальто, сунуть ноги в валенки и вылететь во двор.
До вызова Вера Санна и водитель Леонидыч не доехали. Как по закону подлости на дорогу опустилась снежная мгла с нулевой видимостью. Батон скорой помощи ушел на повороте в сугроб. Назад - далеко. До Бачат - десять километров. Решили переждать на заимке, до нее ведь идти рукой подать. Уже в пути разыгралась метель, которая водила заплутавших кругами вокруг цели и так и уморила. Оба замерзли насмерть всего в километре от заветной избенки. Нашел их пес Егора-пасечника по темноте, когда с хозяином возвращался с охоты. Они тоже шли укрыться.
Вьюга утихла только на следующий день. Поселок основательно замело. Крыши домов и печные трубы торчали из снежных вьюнов. По бледному небу смолила котельная больницы. Где-то картаво лаяли собаки. Протаптывая свежий снег, четверо мужиков с лопатами шли в сторону поселкового кладбища. За ними гуськом увязались несколько мальчишек. Один из них, постоянно проваливался в сугробы по краям, причитая, что промочил ноги и в этом году весна никогда не настанет.
Весна в тот год была быстрая. Снег стаял и ушел водой в землю вместе с лопнувшими мечтами и надеждами. Всюду показались проплешины с кандыками и жиденькой травой. Сопки журчали. Поселок вяло зашевелился. Нужно было как-то продолжать жить. Запасы с зимы медленно, но верно подошли к концу, настало время активно заниматься хозяйством. Латать, рубить, чистить, готовиться к посадкам.
Лесин отец, как вышел с запоя, будто с цепи сорвался, все чинил, перестраивал, на смену в шахту вышел. Саню муштровал. Мальчишка на будущий год собирался пойти в первый класс. Навязчивого сострадания поселковых баб отец Леси сторонился. Никого ему не надо было. Леся весной уехала поступать в медицинское. За ней рванул Васька Незнамов в горное училище. По поселку тетки шуршали, что Васька свататься за Лесю надумал следующим летом.