Вашкевич Эльвира : другие произведения.

Бездна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Не зря ли знаньем бесполезным
  свой дух дремотный мы тревожим?
  В тех, кто заглядывает в бездну,
  она заглядывает тоже.
  (Игорь Губерман, "Гарики на каждый день")
  
  Глава первая. Друзья-товарищи
  
  Гриф парил в восходящих потоках, всматриваясь в сухую, пыльную землю внизу. Ничего не шевелилось на горных склонах, прибитое невыносимой полуденной жарой. Гриф покружил еще немного, спустился, устроился поудобнее на ветке высохшего дерева, переступив несколько раз когтистыми лапами. Ему было неловко - привязанный к лапе шар дергался, колыхался под ветерком, рвался вверх. Гриф злобно клюнул веревку, дернул ее раз, другой. Растительное волокно, сплетенное небрежно, не выдержало, распалось на части. Освобожденный шар взметнулся в прозрачную небесную голубизну. Гриф проводил его взглядом, хрипло крикнул вслед, сунул голову под крыло и задремал, забыв уже о своем странном приключении.
  В деревушке, раскинувшейся вдоль неширокой, быстрой речки, мальчишка, строящий игрушечную плотину, внезапно замер, уставившись из-под руки в небо. От изумления рот его раскрылся, округляясь. Вверху летел плавно шар, смахивающий на аэростат, но со странно неровными боками. Он снижался постепенно, покачиваясь, налетел на куст шиповника, запутался, замер. Мальчишка, помедлив немного, побежал к шару со всех ног. Он дернул за обрывок веревки, вытаскивая находку из куста. Оболочка шара смялась, сдулась морщинисто - остры колючки шиповника, нелегко выпускают добычу, а внутри перекатывалось что-то, похожее на ощупь на цилиндр, шуршало. Мальчишка разорвал остатки шара, вытряхнул плотно свернутый рулон бумаги. В голове его закрутились вмиг все читанные истории о кораблях, потерявшихся в море, о крушениях, о бутылках с записками, прыгающих по волнам. Он никогда не видел моря. Мальчишка еще покрутил с сомнением сверток, пожал плечами, развернул его, выпрямляя смятую бумагу на колене, склонился низко, водя пальцем по листу, разбирая кривые, налезающие друг на друга буквы. "Привет из Кугитанг-Тау!" - прочел он первую строчку и ахнул. В пещерах Паленой горы нет никого, кроме призраков, ревностно охраняющих сокровища. Так кто же тогда мог написать оттуда? Мальчишка вновь скорчился над записками, высунув язык от усердия, начал читать...
  
  * * *
  
  Все началось глупо, как и любое приключение.
  Тогда я торговал дисками на Горбушке. Нет, раньше-то я был инженером, но все эти перестроечные дела выключили меня из общего потока людей с дипломом, безденежье надоело, и я решил попробовать себя в бизнесе. Но так как ничего не знал о торговле, то и оказался за прилавком на рынке, перебирая надоевшие уже диски и улыбаясь мертвенным оскалом ленивым покупателям. Сначала люди меня развлекали. Но только сначала. Довольно быстро я понял, что совершенно не приспособлен к торговле. Мне бы с машинами работать, железяки рассматривать, в конструкторском бюро сидеть, водя карандашом по листу бумаги. А продавать хоть диски, хоть памперсы - нет, это не для меня. Не умею я с людьми разговаривать.
  - Мне бы что-нибудь из Бетховена, - манерно отводя в сторону мизинец, украшенный витым колечком, говорила дама, претендующая на интеллигентность в десятом поколении. - Люблю, знаете ли, классическую музыку...
  - Это сейчас редкость, - соглашался я. - Нынче больше стиль "бум-бум" народ предпочитает.
  И доставал диск Бетховена из коробки, впихивал его в старенький проигрыватель, нажимал на кнопку. Над Горбушкой разносились плавно первые такты "Лунной".
  - Вот, послушайте, - улыбался я тонко даме, - роскошное исполнение, Эмиль Гилельс, старая запись, - а ей явно по барабану было, что Гилельс, что Вася Пупкин из ближайшей подворотни, она и фамилии такой не слышала, но кивала с умным видом, и тогда я добавлял: - Обратите внимание, как он исполняет аллегро в этой сонате. Это ведь "Апассионата", ее еще Ленин любил.
  Потом ставил "Патетическую", утверждая, что это - "Лунная", а дама все кивала, соглашаясь с любым моим бредом. Я ставил "Вальс цветов" и спрашивал: слышит ли она, как шикарно звучит орган в этой фуге Баха, а дама улыбалась с видом превосходства, крутя на мизинце колечко.
  - Ладно, девушка, - устав издеваться, я выключал проигрыватель, бережно засовывал диск в коробку. - Идите, подучите историю музыки. На портрет Бетховена посмотрите в конце концов. А за диском придете, когда различать сонаты научитесь.
  - Хам! - взвизгивала дама, и золотое колечко на ее мизинце поблескивало возмущенно. Я только улыбался.
  Приходили и клиенты другого типа - здоровые мужички с грязью под ногтями и толстыми шеями. Они гордо скрипели кожаными куртками и требовали "чего-нить для души".
  - Парень, ты это... Шуфутинского дай! - говорил один такой здоровяк, вертя сарделькообразными пальцами. - А еще этого... ну, знаешь: "... и не хлещи коня, ему же больно-оооо!", - потенциальный покупатель изображал физиономию Винокура на концерте по случаю дня работника психоневрологической промышленности. - Еще вот это: "... у нас кладут асфальт местами и немного, чтоб каждый оккупант на подступах застрял...". А еще про рыбалку, ну классная песня! "... со дна достал живого партизана..."! Это ж надо такое придумать! Люблю, понимаешь, рыбалку, - в глазах его светился восторг и какая-то удивительная детскость. - Знаешь, чего надо?
  - Знаю, - мрачно кивал я. - Высоцкого тебе надо.
  Очень хотелось съездить диском поперек раскормленной, красной и блестящей рожи. Можно, конечно, было и его отправить подучить бардов, но... кулак - чисто пивная кружка. Этот хамом называть не станет. Засветит промеж глаз, так и самому можно забыть где Бетховен, а где Моцарт на скрипке.
  Как-то подошли две бабенки. Ну, чистый Чехов: одна маленькая, тощенькая, щечки впалые до серости, ладошки сухие, а вторая - дебелая баба, румянец во всю щеку, не то что коня, слона завалить может.
  - Фаллоимитаторы есть? - густым басом спросила дебелая, оглядывая меня по-хозяйски. Я чуть не присел за прилавком, настолько уверенный у нее был взгляд.
  - Чего? - переспросил, не поняв сразу. - Диски у меня тут, девушки.
  Тощая рвалась уйти, но подруга держала ее за руку крепко, наваливалась грудью на мой столик, сметая в сторону коробки с дисками.
  - Член искусственный, неужто непонятно? - вздохнула дебелая, глядя на меня зазывно выпученными глазами. - Ну, давай быстренько. Нам ребятки вона в том киоске сказали, что у тебя - лучшее качество.
  Я оглянулся в указанном направлении и скрипнул зубами: невдалеке покатывались со смеху торговцы интимными принадлежностями.
  - Есть у меня, - прошептал я, склоняясь через прилавок к бабе и подмигивая ей игриво. - Но вот беда, девушки, товар - только для тех, кто имеет прописку в Иваново.
  - Это почему так? - вскинулась тощенькая, и в глазах ее вспыхнул праведный огонь оскорбленной добродетели. Куда только скромность пропала?
  - Потому, что Иваново - город невест, - отрезал я и отвернулся. - Идите, девушки, идите. К тем мальчикам, что вас ко мне отправили. У них - на любой вкус и размер все имеется. Со специальными ароматизаторами, создающими абсолютно достоверный эффект присутствия мужика из горячего цеха. Причем, прописка роли не играет.
  Дебелая подергала меня за рукав.
  - Слышь, парень, я хоть в Иваново пропишусь, если качество подходящее...
  Тьфу ты! Вот ведь дура, прости Господи.
  Так что не удивительно, что в скором времени вся эта горбушечная торговля встала мне поперек горла здоровенной рыбьей костью. Но я все равно каждый день тащился на рынок. Другой-то работы не было, а бомжевать не хотелось. И так квартира в развале, а в холодильнике - сиротливая пачка пельменей, слипшихся от тоски по другим продуктам.
  Может, будь я не один, сложилось бы все иначе. Но с личной жизнью у меня не получилось. Знаете, классическая история неразделенной любви. Она жила в соседнем подъезде, и мы ходили в один детский садик, сидели рядом на горшках и отнимали друг у друга игрушки. Я еще от ползунков был уверен, что именно она будет моей женой. Носил за ней портфель в школу, таскал подснежники и сирень, кормил мороженым и катал на каруселях в парке, просаживая все карманные деньги. Однако, я оказался для нее недостаточно романтичен.
  - Ты прагматик, - заявила моя милая, когда я, заикаясь и потея, сообщил ей о своих чувствах и детских мечтаниях. - А у меня душа поет, понимаешь? Крылья развернуть хочется...
  Со мной, как я догадался, крылья ее не разворачивались. Они развернулись с потенциальным лауреатом Пулитцеровской премии - выпускником журфака из далекой глубинки, сотрудником газеты "Коровий шлях" или что-то в этом роде. Теперь они жили всемером - родители, дети и двоюродная сестра - в двухкомнатной хрущевке, ругались по вечерам и иногда били тарелки. Иногда мне интересно: не сыплются ли из ее крыльев перья, траченные молью?
  Вот так я и жил. С пельменями и дисками, с холодной квартирой, одинокой подушкой и работой, которая мне решительно не нравилась. Жил, пока не пришел ко мне за дисками Толик Сергеев - шапочное знакомство еще со студенческих времен. Он был геологом, я - физиком, но иногда встречались на междусобойчиках. Кажется, одна из девиц с моего потока крутила с ним роман. А, может, он был чьим-то приятелем - я не помнил.
  - Привет, - сказал Толик, всей своей массой - не менее ста десяти килограмм - на мой хлипкий столик, уставленный коробками с дисками. - Тебя-то я и искал.
  - Думаешь музычку со скидкой прикупить? - понимающе кивнул я. - Ну, по старому знакомству могу устроить. Только ручки со стола убери. Видишь - качается уже, аки осинка на ветру.
  - Не, - замотал лохматой головой он. - Не хочу я ничего со скидкой. Говорю же - тебя искал. Дело есть.
  Дело... Давненько мне не предлагали никакого дела. Максимум - пиратские копии. Выгодно, конечно, но возни столько, что не хочется и связываться. Тем более, что своих денег для такого дельца у меня не водилось, а брать у кого-то - так это за шорох орехов работать. Только время тратить, да силы. Но у Толика в глазах был такой блеск, что я ни мгновения не думал, будто его предложение из той же бизнес-серии. Нет, на уме у него было что-то другое.
  - Деньги нужны? - перегибаясь ко мне и подмигивая поинтересовался Сергеев, и я вздохнул разочарованно. Ошибся. Толик туда же тянет.
  - Всегда нужны, - пожал я плечами. - Только вкладывать мне нечего. Если хочешь предложить, чтоб я что-то дал, а взамен, мол, двести процентов прибыли, то сразу скажу - нет.
  - Еще чего! - черные брови его сошлись хмуро на переносице. - Ты на этом рынке вовсе одурел вконец. Ладно, давай-ка, собирайся и пошли отсюда. Поговорим.
  Вот тут я почувствовал, что впереди меня ожидает что-то необычное. Не знаю уж отчего, но Толик показался вдруг вестником перемен, чуть не крыльями наделенным. Я собрался за пять минут, побросал диски в сумку, а столик так и оставил стоять под тентом. Ощущение, что больше никогда я не увижу Горбушку, стало необычайно сильным, и я даже вздрогнул, обернулся, посмотрел на сиротливо полощущийся полосатый тент, на обшарпанный столик и неожиданно для себя помахал им рукой.
  - Ты что это? - удивился Сергеев, глянув на меня искоса.
  - Со старыми приятелями прощаюсь, - неопределенно ответил я. Ну, не объяснять же, в самом-то деле, что мне на какой-то момент стало жалко и столика, и тента. Они выглядели такими одинокими, брошенными, как игрушка, забытая под дождем в песочнице.
  Потом мы долго сидели в ближайшей пивнушке, ели слишком соленый, прогорклый арахис, запивали пивом.
  - Золото, - шептал Толик, наклоняясь ко мне и лихорадочно блестя глазами. - Слышь, Сашка, не надоело тебе на рынке мозги парить? Молчи, вижу, что надоело. Да деться тебе некуда. Вот и мне тоже. А как быть? Нет, не говори ничего, сначала послушай!
  Он рассказывал небывалые вещи. Говорил о самородном золоте, которое валяется под ногами кусками размером с хороший кулак.
  - Помнишь истории про Аляску? Клондайк... Мол, там целые горы золота были. Так я тебе скажу - фигня все это. По сравнению с тем местом, которое я знаю, все эти клондайки, кейптауны, кимберлитовые россыпи и прочая дребедень - всего лишь пыль под ногами. Песчинка в Сахаре. Понял?
  Толик утверждал, что знает, где находятся легендарные сокровища Офира, золотой страны.
  - Нет, ну не Офир, конечно, - тут же поправился он, отхлебнув еще пива и сморщившись. - Но сокровища и в самом деле есть. Точно тебе говорю.
  Толик пошарил в кармане, бросил на стол что-то, напоминающее наконечник копья. Я покрутил это нечто в руках, укололся об отточенное острие.
  - Блин, Сергеев, эта игрушка из золота! - мои глаза распахнулись от изумления, рот раскрылся.
  Толик тут же убрал наконечник в карман.
  - Пещера есть, - зашептал он, отодвинув кружку. Пиво качнулось, выплеснулось, оставляя на столике липкую лужицу. Толик не заметил, оперся локтем, рукав рубашки немедленно пропитался пивом. - Понимаешь, Сашка, пещера. Через нее - проход в то самое место.
  - С чего это ты взял? - я недоверчиво дернул бровью. - Если и было когда-то что-то подобное, так давно уже растащили.
  - Местные туда не ходят. Считается - злое место, обиталище духов. Там, знаешь ли, и Александр Македонский побывал, и Чингиз-хан... Да только ленивого там не было! В пещере - горы черепов, скелеты. Конечно, местные боятся. Легенды столетиями складывались. Теперь же многого не помнят, только и знают, что нельзя туда ходить. Кто пойдет - погибнет.
  - Да уж... как в сказке! - засмеялся я, но в смехе звучала неуверенность. Наконечник копья был совершенно реальным и золотым. - Слушай, а с чего ты взял, что местные не правы? Может, там и в самом деле какая пакость есть. Ну, мало ли, подземные газы, еще что-нибудь.
  - Подземные газы? Без сомнения. Видишь ли, Сашка. Был я там. Спускался в эту пещеру. Далеко, правда, не пошел. Именно из-за газа. Хорошо, что не с фонариком пробирался, факел зажег. А он возьми да и потухни. И голова кружилась. Потом, кстати, дня три отлеживался. Мигрень приключилась, прямо как у Тургеневской барышни. Думал - отвалится башка на фиг.
  - А наконечник ты там нашел?
  - В точности, - Толик похлопал рукой по карману и победно ухмыльнулся. Видно, на лице у меня было огромными буквами написано, что я прямо-таки жажду ввязаться в авантюру с поисками золота.
  Нет, на золото как раз мне было плевать. Но приключения! Конечно, это звучит совершенно глупо, но как надоела мне каждодневная Горбушка, покупатели, скользящие по мне презрительным взглядом, как по клопу на чистой простыне, пельмени в морозилке... Я мечтал о сказке, и эту сказку мне только что принесли на тарелочке.
  - Слушай, Сергеев, а как это дело с точки зрения уголовного кодекса? - поинтересовался я. - Знаешь, я ведь как тот сын турецко-подданного, свято чту законодательство.
   - Да брось, Сашка! - Толик отмахнулся, разбрызгивая пивные капли с мокрого рукава. - Фигня это все. Законодательство... А что мы нарушим? Слазим в пещеру, а если что найдем, так всегда ж можем заявить, что отыскали давно зарытый клад. Что, кстати, чистая правда. Двадцать пять процентов наших. Чисто, красиво, и спать можем спокойно.
  Он уже все продумал. Правда, мне казалось, что ни о каком кладе никто заявлять не будет, но добрые намерения тоже что-нибудь да значат.
  - Когда? - выдохнул я, заглядывая в прозрачные Толиковы глаза. - Ехать когда?
  - Завтра, - заметив мой изумленный взгляд, Сергеев расхохотался. - А ты как думал? Долгие проводы - лишние слезы. Да и не успеешь разболтать никому, куда и зачем собрался.
  Что-то жесткое появилось в складке у его губ, сузились глаза, нахмурились брови. Мне стало неуютно, словно холодный ветер подул в спину. Но - приключение! Возможность избавиться от опостылевшей жизни, сменить ее на что-то потрясающе интересное... Я с детства мечтал о необычайном и просто не мог отказаться, когда мечта сама пришла ко мне.
  - Значит, завтра, - пожал я плечами, изображая равнодушие. - Где встречаемся?
  Толик хлопнул меня ладонью по плечу так, что я чуть не ушел по уши в стул.
  - Так и знал, что ты согласишься! А нам физик ко двору будет. Мало ли что...
  
  * * *
  
   - Бессмертным хранителем сокровищ является огромный змей, - говорил чабан монотонным голосом. Палка, на которую он опирался, торчала высоко над его головой и казалась похожей на ту самую гадину, о которой шла речь. - Даже небеса меняют свой цвет, когда змей выползает из пещеры...
  Старик рассказывал древнюю легенду, и бороденка его тряслась, будто он боялся собственных слов. Я лежал, закинув руки за голову, любовался неправдоподобно высоким небом, усеянным звездами. Млечный Путь представлялся сияющей дорогой, уводящей в вечность. Никогда не приходилось мне видеть подобной красоты. Я сорвал мак, черно-бархатный в ночной темноте, поднес его к лицу, погладил щеку нежными, трепетными лепестками. Толик хорошо выбрал время, чтобы ехать в Туркмению. Летом здесь будет удушающая жара, и камни на горных склонах будут лопаться к вечеру, будто пролежали весь день в костре. Ручьи, что сейчас наполняют священное озеро, пересохнут, и в руслах их будут ползать пауки и змеи. Теперь же там, где через несколько месяцев будет лишь пыль и камни, раскинулся цветочный ковер. Тюльпаны и маки колеблются под тихим, ласковым ветерком. Пряный аромат трав кружит голову. Мне хотелось лежать так вечно, смотреть на небо, не подсвеченное уличными фонарями, слушать шелест трав и вдыхать запах цветов. Москва показалась далеким, не существующим городом. Сказкой, рассказанной на ночь.
  - ... а вход в пещеру охраняет огромный воин, облаченный в черные доспехи, - донесся сквозь сладкую дремоту до меня голос чабана. Старик сидел у костра, ссутулившись, и палка по-прежнему торчала высоко над его головой, зажатая коленями. Я прислушался. - Была у одного хана красавица-дочь. И посватался к ней могучий батыр, влюбившийся без памяти в черные очи девушки. Хан потребовал, чтобы батыр принес ему сокровища Кугитанг-Тау, Паленой горы...
  Я вновь перестал слушать. К тому же, по дороге к заветному месту, мы уже наслушались такого количества преданий, что хватило бы на неплохую книгу. Что-то вроде: "Эпос Туркмении". Или "Народные туркменские сказки". Красиво, конечно, но совершенно бесполезно. Все эти истории об огнедышащих драконах, призрачных воинах с магическими мечами, змеях, обвивающихся вокруг куч золотых монет, не могли нам указать верного пути к нашей цели. Зато неплохо развлекали по дороге.
  Я повернулся на бок, опираясь на локоть, всмотрелся в темноту, озаряемую алым пламенем костра. Вот рядом с чабаном сидит Толик, смотрит старику чуть не в рот, кивает понимающе после каждого слова. Удивительно, но Толик слушал каждую историю о Кугитанг-Тау так, словно это были не сказки, а достовернейший путеводитель. Путеводитель бы ему не помешал. Не найдем сказочные сокровища - Толику туго придется. Вляпался он под долги, братишки счетчик включили, каждый день щелкает. Они это нейтрально называют процентами за пользование деньгами. А для Толика эти проценты означают одно: квартиру придется продать. Где самому жить - он не очень беспокоится, а вот родителей жалко. Неподалеку от Толика развалился, подсунув под голову рюкзак, Виктор Лещинский - биолог, большая умница, мог быть чуть не Нобелевским лауреатом, но потерял работу, жена от него сбежала, прихватив сына, и Виктор запил по-черному. Когда Сергеев его отыскал, он бомжевал, ночевал в подвалах, выпрашивал в метро рубль на опохмелку. И давали, глядя в его чистые, зеленоватые глаза. Выглядит Лещинский будто обладатель голубой крови: тонкий, белокурый, щеки ввалившиеся, и в глазах какая-то неистребимая интеллигентность. А ведь мать его - уборщица, отец - сантехник. Интеллигентности в них ни на грош. К колену Виктора прислонилась единственная женщина в нашей компании: Анечка Белинская, геолог, как и Толик. Не знаю, какая история притаилась за вечно печальными Анечкиными глазами, но что-то в ее жизни было неправильно. Да, собственно, иначе она не оказалась бы здесь. Вот, сидит, встряхивает рыжими, стрижеными кудрями, запускает в них пальцы, дергает, смотрит задумчиво. Но готов спорить на стакан водки, что старика она не слышит, думает о чем-то своем, а взгляд уперся в костер, словно прыгающий огонь как-то отвечает ее мыслям. Рядом со мной спит, похрапывая сладко, единственный в нашей компании спелеолог - Максим Кулагин. Здоровенный мужик, под два метра ростом, весь заросший черной шерстью. В темноте смахивает на медведя, по ошибке наделенного членораздельной речью. У него, единственного из нас, никаких неприятностей и проблем в жизни не было. Он просто хотел увидеть Кугитанг-Тау.
  - Ребята, вы не понимаете, - говорил Кулагин, прикладывая ладони к груди. Заглядывал каждому в глаза проникновенно. - Ведь пещерке-то сто шестьдесят тысяч лет. Состарилась она уже. Пещеры тоже стареют, как и люди. Правда, куда как медленнее. Но еще немного, и спуск туда станет невозможным. А я увидеть хочу. Понимаете?
  Я понимал. Мне тоже хотелось увидеть. Узнать, почувствовать что-то, выходящее за рамки обыденности каждодневной жизни. Я искал чудо.
  - Ну и как, добыл батыр себе невесту? - резкий голос Толика прервал мои размышления. - Убил он воина, что вход в пещеру охранял? - Сергеев наклонился к чабану, положил ему руку на колено, смотрел на старика с напряжением, словно от ответа зависела его жизнь. - А, дедушка? Что там было-то?
  - Невесту добыл, - кивнул чабан. - Только не знаю, был ли он в Кугитанг-Тау, - старик рассмеялся сухо, дробно. - Может, он хану свои сокровища принес, кто его знает. Ведь из пещеры до сих пор никто не возвращался. А те, кто вернулись, все равно толком ничего рассказать не могут.
  - Это почему? - вздернула тонкие бровки Анечка. - Языка, что ли, у них нету?
  - Язык есть, - вновь рассмеялся чабан. - Да только разум не выдерживает. Вон, в тридцатые годы геолог один по пещере лазил. С проводником из нашей деревни полез туда. А как только спустились, так сразу кинулся на них громадный воин, руку с мечом уже поднял, ударить собирался.
  - И что? - Анечка нервно облизнула губы, приподнялась, постукивая пальчиками по колену Лещинского.
  - А не знаю, - равнодушно пожал плечами старик. - Сбежали как-то. Сами не помнили как. Вернулись не в себе. Омаркул, проводник-то, вскоре помер. Перед смертью все кричал, плакал, рассказывал всякое. Волосы дыбом вставали, крики его слушать. А геолог, что с ним был, в больницу попал. Там до старости и дожил. С ложечки, рассказывают, его кормили. Трясся, от любого шороха вздрагивал, да темноты не переносил.
  - Откуда вы знаете? - недоверчиво нахмурилась Анечка.
  - Так ведь я их видел. Мальчишкой тогда был, конечно. Но не в пеленках же. Соображал, что к чему. А еще не так давно ганг появился. Это клещ такой, кровавый. В пещерной пыли живет. Никого не щадит, ни людей, ни животных. Язвы от укусов появляются страшные, черные, не заживают. И укушенный умирает долго, мучительно. У нас болезнь от ганга черной чумой называют. В плохое место вы собрались. Не ходили бы, не стоит того золото.
  Лещинский успокаивающе погладил Анечку по плечу, шепнул ей что-то. Она дернула плечом, но сердитый блеск в глазах пропал, вновь прислонилась к колену Виктора, уставилась в костер. Похоже, у них роман намечается. А жаль. Я уж было вздумал за ней поухаживать. Симпатичная женщина. И потом, мне всегда нравились рыжеволосые. Есть в них что-то такое... солнечное.
  - За вами ирбис идет, - неожиданно сказал чабан. - Барс по-вашему. Я следы видел.
  - Ну, если дойдет, то будет у Анечки шубка из барса, - рассмеялся Лещинский. Он сжал Анечкину руку, и я отвел глаза. Да, этой рыжеволосой мне не видать.
  - Зря смеетесь, - укоризненно покачал головой старик. - Этот ирбис - не обычный зверь. Это дух Кугитанг-Тау. Гора недовольна, что вы в пещеру идти хотите, сокровища отнять. Вот и послала охотника, чтоб вас остановить.
  - Ну, это вряд ли, чтоб остановил, - Толик подвинул ближе к себе ружье, погладил приклад. - Но спасибо за предупреждение.
  Чабан глянул на него внимательно, пожал плечами.
  - Мое дело - сказать... - и вновь завел историю о чудесах и опасностях горной пещеры.
  Я задремал под монотонный говор старика. Снились мне горные склоны, по которым текли прозрачные, кристально-чистые ручьи, барс, разевающий зубастую пасть. Когда зверь прыгнул, выставляя вперед когтистые лапы, я закричал и проснулся. Ночное небо казалось опрокинутой чашей, на дне которой поблескивает серебряная пыль. Чабан все так же сидел у гаснущего костра, опираясь на длинную палку. Он поднял голову, взглянул на меня.
  - Не сказки это, парень, - сказал внятно. - Не сказки. Про змею запомни, что вход в Кугитанг-Тау охраняет. Не забудь про змею, парень. С воином ты справишься.
  Я улыбнулся, роняя голову на свернутую куртку. Надо же, и в сон старик влез. Небесная чаша закружилась перед глазами, рассыпая серебряные блестки. Морда барса мелькнула и пропала, и я увидел широкий луг, усеянный цветами, по которому бежала моя давняя любовь, раскинув руки. Она бежала ко мне. Я громко засмеялся и бросил в нее алый тюльпан.
  
  Глава вторая. Город мертвых
  
  Наутро, увидав вокруг стоянки следы крупной кошки, Толик нахмурился и пошел шептаться с чабаном. Он оглядывался, дергал плечом, и все склонялся к уху чабана, втолковывая ему что-то. Наконец, улыбнулся довольно.
  - Пошли, ребятки, - заявил он нам гордо, поддергивая рюкзак повыше. - Купим то, что надо. Арслан рассказал, где достать.
  - А что надо-то? - не понял я. С моей точки зрения у нас было все. Даже чуть лишнего. Но я не спелеолог, мало ли...
  - Оружие, - подмигнул мне Сергеев. - Или ты думаешь, что мы с этой пукалкой, - он встряхнул у меня перед носом дробовик, - против барса что сделаем? Да сожрет киска любого, даже не чихнет при этом.
  Я только затылок почесал. Но мысль показалась здравой.
  Оружие покупали в ближайшем поселке. Это была почти что детективная история, и мне было бы смешно, если бы все не происходило на самом деле.
  На небольшом базарчике, вольготно раскинувшемся на окраине поселка, Толик подошел к торговцу дынями. Я брел следом, изображая охрану. В темных очках, бейсболке, сдвинутой на брови, затертых джинсах и майке с обрезанными рукавами я и в самом деле производил угрожающее впечатление.
  - Глянь только, какие дыни! - воскликнул продавец, поднося Толику чуть не к носу здоровенную желтую дыню, оплетенную сухой, жильчатой сеткой. - Сладкие! Язык проглотишь. Сахара не надо. Сама - как сахар!
  - Гандым? - строго спросил Сергеев, отводя в сторону дыню. Я вздохнул - дыня показалась мне весьма привлекательной, захотелось вонзить зубы в упругую, сочную мякоть, почувствовать, как течет по подбородку липкий, сладкий сок. - Меня Арслан прислал.
  - Сладкие дыни! - продолжал завывать торговец. - Попробуй кусочек! Сейчас отрежу, погоди... - он повернулся в сторону, но Толик, протянув длинную руку, ухватил его за плечо, рванул к себе.
  - Какие к... матери дыни?! - рявкнул он. - Я ж говорю, Арслан меня прислал. По делу. Сам знаешь, по какому делу присылают.
  - Придурок! - зашипел продавец, выворачиваясь из цепких рук Сергеева. - Идиот! Дыню возьми. Пробуй. Да морду сделай, что вкусно. И козлу своему дай, - он кивнул в мою сторону, и я с трудом подавил желание съездить его по морде. С оттяжкой, чтоб запомнил надолго. Но в его словах был смысл, и я, вместо оплеухи, потянулся за дынным ломтиком, сняв очки и изобразив на лице живейшее удовольствие. Толик, чуть подрастеряв апломб, тоже взял кусочек дыни, сунул в рот.
  - Гандым, дело есть, - сказал Сергеев уже менее уверенно. - Долго дыню жрать придется?
  - Пока я не увижу, что все спокойно, - ответил торговец, и немедленно сунул Толику под нос еще одну дыню. - Ай, посмотри сюда! Видишь - сок прямо через кожуру проступает. А кожура-то какая! Тоненькая, как кожа на личике твоей девушки!
  - Хороши твои дыни, - буркнул Сергеев. Я усмехнулся - у Толика была аллергия на дыни и арбузы. - Так что о деле?
  - Эх ты, сопляк, - сплюнул торговец. - Кто ж на базаре о деле говорит? На базаре покупают да продают. А о деле - это приходи вечерком на склады. Там и разговор будет.
  - На какие еще склады? - Сергеев так изумился, что съел еще кусочек дыни. Поперхнулся соком, закашлялся. Глаза его выпучились на покрасневшем лице, по щекам потекли слезы.
  - Совсем дурак, - сделал вывод Гандым, посмотрел на Толика презрительно и протянул мне увесистый ломоть дыни. - Ты слушай, - обратился он ко мне.
  Через минуту мы уже знали, где расположены таинственные склады, как найти там вечером Гандыма, и уходили с базарчика, таща в каждой руке по авоське с дынями.
  - Товар берите, - напутствовал нас торговец, запихивая в сетки здоровенные, продолговатые, как дирижабли, дыни. - А то и так народ косится: стоите, болтаете, не покупаете ничего. А мне здесь жить.
  - Зар-ррраза! - ругался Толик, пиная носком кроссовки особо крупную дыню. - Ну, не могу я их есть! Смотреть даже не могу на эту гадость!
  - Да ладно, - утешал я его. - Совсем дешевые дыни. На московском рынке с руками бы оторвали. А сейчас особенно. Весна. Авитаминоз. Хорошие дыни.
  - Тьфу! - и Толик изощренно выматерился, подробно описав интимные отношения Гандыма с его ближайшими родственниками и всей живностью округи. Я только хмыкнул, запоминая особо хитрые пассажи.
  - Слушай, Сергеев, а на какие шиши мы все это купим? - полюбопытствовал я, прикинув, сколько может стоить оружие. - У меня лично в кармане - вошь на аркане. На Горбушке, знаешь ли, не разгуляешься особо.
  - За это не переживай, - хлопнул меня по плечу Толик. - Мои кредиторы, видишь ли, решили широкий жест сделать. Профинансировали нашу экспедицию по первому разряду. И эти расходы учли.
  - Отдавать, небось, с процентами придется, - хмыкнул я.
  - Не без того, - согласился Толик. - Но ты сам подумай, куда мы с дробовиком? Прав чабан был. Мало ли, зверюга какая... А если двуногая?
  От этих слов враз навалились воспоминания, и тихая, пыльная улочка туркменского поселка мигнула в моих глазах, белое солнце Афганистана выплыло на небо, вытоптанная чахлая трава засерела по обочинам дороги. А посреди улицы возник мальчишка, совсем сопляк, лет десяти, смуглый до черноты. Он шел, покачиваясь из стороны в сторону, удерживая сведенными судорогой руками вываливающиеся из разорванного живота внутренности. Кишки его, склизкие, серовато-сизые, тянулись следом, пачкаясь в пыли... "Для чего мы пишем кровью на песке... - мягко запел бард, и этот ласковый голос показался страшнее, чем умирающий мальчишка. - Наши письма не нужны природе...".
  - Двуногие - всего хуже, - тихо сказал я, ударив себя костяшками пальцев по лбу. В голове зазвенело, но афганское солнце пропало, улочка опять стала обычной, сонной, плывущей в жарком мареве. - Да, Толик, о двуногих в первую очередь думать надо...
  - То-то же, - ухмыльнулся, довольный моей реакцией Сергеев. Он, не служивший ни одного дня, так и не понял, что за кошмар увидел я на тихой улице поселка. - Тут, Сашок, война неподалеку. И оружие дешевое, конечно. Так что особо не потратимся. Спонсорские деньги беречь нужно, ты ж понимаешь... - и он долго еще разорялся по поводу долгов, в которые пришлось влезть ради этой экспедиции. Я почти что не слушал. В моих ушах сухо барабанили автоматные очереди, грохотали взрывы, но все перекрывал тонкий, жалобный плач пацаненка, подстреленного по ошибке.
  Вечером пришли на склад. Низкое, мрачное, рассыпающееся от старости строение не внушало мне доверия, и я озирался сторожко. Заметив угрюмую фигуру, прислонившуюся в темном углу к кирпичной стене, шагнул вперед, отодвигая Толика в сторону. Рука сама нашарила в кармане складной нож. Но прячущийся мужичок неожиданно шагнул к нам.
  - Кто такие? - спросил строго, и я заметил у него беретту, засунутую за пояс. - К кому пришли?
  - Да нам бы Гандыма, - высунувшись из-за моей спины, сказал Сергеев. - Мы к нему по делу. Ждет он нас.
  Мужичок кивнул важно, вновь растворился в вечерних тенях. Двери перед нами распахнулись.
  - Ох, ни фига ж себе! - присвистнул я, увидав разложенное на полу оружие. - Это что, все покупать будем?
  - Два ствола выбирай, - прошипел Толик. - Надо бы, конечно, побольше, но денег не так много. Так что смотри внимательно, чтоб не наколоться.
  - Ты меня что, в качестве эксперта по оружию притащил? - сообразил я. - Ладно, сейчас посмотрим...
  Старый, раздолбанный "калашников" сразу зацепился за мой взгляд. Опять вспыхнуло белое афганское солнце, заныл пацан с разорванным животом...
  - "Калаш" взять надо, - сказал я, поглаживая складной металлический приклад. - Хоть и старенький, но хорош...
  Перебирая винтовки и карабины, наткнулся на СКС-45, новенький, еще в смазке.
  - И вот эту ляльку, - поднял я карабин. - Как раз будет в комплект. Для них патроны одни и те же подходят. Кстати, патроны взять надо.
  - Сколько? - подскочил ко мне Гандым. Он видно воспринял меня, как главного, подсовывал оружие, нахваливал, как дыни на рынке. Крутил перед носом пистолеты, предлагал выстрелить.
  - Цинк... полтора, - прикинув, сколько может понадобиться патронов, ответил я. - Да, в самый раз будет. Тысяча - не много, но и не мало.
  - Ты, парень, похоже, дело понимаешь, - уважительно кивнул мне Гандым. - Вот, смотри сюда. Только для тебя отдаю. Хорошая вещь! - и протянул мне автоматный рожок с патронами. Я глянул, и лицо мое вытянулось. С трудом сохранил вежливую улыбку. Патроны были разрывными.
  - Да, может пригодиться, - я сунул рожок в сумку. - А стоит-то сколько это счастье?
  - Тебе бесплатно отдаю. Подарок от фирмы, - Гандым ухмыльнулся, демонстрируя почернелые зубы. - Тут такого добра много.
  - Это да... - афганское солнце укололо в сердце, а в ушах тонко заныл подстреленный мальчонка. Я скрипнул зубами. Много такого добра... Эх, люди... Как там писал кто-то: сколько человека ни учи, он все равно изобретет лук и стрелы. Вот уж где правда. А жаль.
  Сергеев только кивал с умным видом. Я покосился на него, усмехнулся незаметно. Ладно, кивай, парень. Интересно, а стрелять-то ты умеешь? А то как бы неловкости не вышло...
  
  
  * * *
  
  Барс шел за нами. Я отыскал его следы поверх наших. Было похоже, что зверь специально оставил свою метку, чтоб мы знали - идет охота.
  - Эй! Кис-кис-кис! - закричал я в каньон. - Иди сюда, шерстяной! Молочка дам!
  Дно каньона зашевелилось, задвигались блекло-зеленые ветви кустарников: мой крик встревожил обитателей каньона. Змеи с шипением расползались в стороны, взлетали горные куропатки, разбегались дикобразы. Барса не было. Его след оборвался на краю каньона и пропал, словно зверь растворился в воздухе.
  - Кис-кис-кис! - крикнул я еще раз, вслушиваясь в эхо. На мгновение мне показалось, что я уловил отзвуки гневного рычания, но тут же все смолкло.
  - Сашка, хватит дурака валять! - окликнул меня Сергеев. - Пошли, до спуска уже недалеко.
  - Так ведь барс, - пожал я плечами. - Ты представь только, что мы спускаемся, а сверху котик прыгает. Удовольствие может быть куда как ниже канализационной трубы.
  Анечка испуганно вскрикнула, и Лещинский тут же приобнял ее за плечи, наградив меня недружелюбным взглядом.
  - Нет там никакого барса, - заявил он. - Не бойся, Анюта. Тут вовсе никакой живности нет, кроме змей.
  Как ни странно, но змей Анечка не боялась совершенно.
  - Так ведь следы, Виктор, - растерялся я. - Ты ж сам видел...
  - Не было никаких следов! - твердо сказал Лещинский, продолжая прижимать к себе Анечку. - Ну, чабан что-то ляпнул, так ему в радость нас испугать. Сам понимаешь, сидит бабай деревенский, а тут городские ребята понаехали, да еще и столичные. Дай пугану. А мы и рады.
  Он так рьяно отстаивал эту версию, что я мог бы ему поверить. Мог бы, если бы не видел собственными глазами здоровенные кошачьи следы.
  - Ладно, как скажете, - я передвинул "калаш" поудобнее. Если охота им головы в песок прятать, страусов из себя изображать, так я не особо против. Но сам буду настороже.
  - А вот чего ковбой боится, так это ж ясно всем! - заорал дурашливо Лещинский, пританцовывая на месте. - Смит-вессону не сравниться с нашим АКМ!
  Анечка засмеялась, захлопала в ладоши, страх окончательно исчез из ее глаз.
  - Ну и чудненько, - кивнул я. - Действительно ведь не сравниться!
  Мы шли по краю каньона, иногда заглядывая вниз. Змеи шипели, поднимая плоские головы из травы, провожали нас холодными, злобными взглядами.
  - Если карте верить, то уже почти дошли, - сообщил Толик, складывая затертый листок. - Сегодня спускаться не будем.
  - Это почему? - Максим возмущенно взмахнул рукой. - До заката времени еще о-ей!
  - А лагерь устроить? Снаряжение подготовить? На это времени не нужно? - поинтересовался Сергеев ехидно. - Тебе лишь бы в пещеру залезть, а там - хоть и не рассветай.
  - В пещерах не рассветает, - сказал Максим, вздыхая. - Ты, Толик, прав, конечно, на все сто. Просто я так ждал эту пещеру. Мечтал о ней. Мне даже снилось...
  - Что тебе снилось? - Анечка подошла к Кулагину, взяла его за руку. Глаза ее светились любопытством. Я тоже шагнул ближе. Снам и предчувствиям я доверял.
  - Ну, пещера снилась, - Максим смущенно пожал плечами. - Будто иду я по ней, а из-за поворота барс выходит мне навстречу. Клыки скалит, рычит, лапой меня в грудь толкает. Во сне он был совсем не злой... - спелеолог улыбнулся извиняющеся. Мол, простите, ребята, сам понимаю, что фигня, но это ж сон. - А я барса в сторону отодвинул и дальше пошел. А там красота такая! Камни разноцветные в стенах сверкают, я к ним факел подношу, а мне в глаза свет брызжет, будто стою посреди радуги. Сталактиты, сталагмиты разные - от прозрачных до черных, как колонны, свод подпирающие. Озеро подземное, черное, будто смоляное, а по поверхности мелкие, тягучие такие волны идут. И вокруг озера растут белые цветы. Пахнут - обалдеть можно!
  Я подумал, что Максим спал носом в кусте маков, но промолчал, лишь подтолкнул его локтем в бок.
  - А дальше что было-то?
  - Дальше? - Кулагин развел руками. - Дальше сталактит свалился, и я ничего не помню.
  - Очень информативно, - констатировал Толик. - К вашему сведению, господа сновидцы, мы уже пришли. Давайте-ка стоянкой заниматься. Нам тут долгонько торчать.
  Я глянул в темный провал пещеры, виднеющийся в скалах над головой, - мрачно, и ощущается опасность, будто волнами накатывающая из глубин.
  - Макс, а там как? - спросил я спелеолога отчего-то шепотом. - Много народу внизу гибнет?
  - Ты хоть раз спускался? - он посмотрел на меня цепко, оценивающе. Я впервые увидел такой взгляд у всегда добродушного Максима. Да, не дурак и не тюфяк. С ним можно, как говорится, и в разведку.
  - Нет, никогда, - признался я честно.
  - Значит, тут я один с подземным опытом, - хохотнул Максим. - Но ничего, ты, как я погляжу, парень крепкий. Так что не переживай.
  У меня по спине пробежал холодок. Каньон показался мне узкой трубой, высокие стены давили. Желтые скалы были испрещены, словно мозаичной картиной, разноцветными вкраплениями. Вы когда-нибудь видели, как пузырится на сковороде тонкий блин? Было очень похоже, что такой блин подпрыгивал на кипящем жиру тысячелетия назад, гигантский, каменный блин. И там, где лопались пузыри, возникали из глубины скал цветные камни: серые диориты, зеленые диабары, мрачно-черные базальты и габорро. Зрелище было незабываемым.
  - Красиво, правда? - спросил Максим, хлопнув меня по плечу. - Но это здесь, наверху. Внизу красота совсем другая. Совсем. Ну да завтра сам увидишь.
  Засыпая этой ночью, я слышал рычание крупного зверя неподалеку. И было в этом звуке неясное предупреждение. Оскаленная грозно морда барса преследовала меня во сне.
  
  * * *
  
  Вновь дно каньона внизу. Я вижу палатки нашего лагеря, суетящуюся у костра Анечку. За ней, как привязанный, ходит Лещинский, таскает ведра с водой. Все кажется неправдоподобно маленьким, словно смотришь в перевернутую подзорную трубу. Все тело болит - подъем к пещере оказался утомительным.
  - Ты ж, вроде, спортсмен, - ухмыльнулся Сергеев, услышав мое усталое сопение.
  - Так спорт - это не ползанье по горам. Альпинизмом сроду не занимался, - огрызнулся я. Вот ведь, привязался на мою голову. Сам сопит, как два паровоза, выползающих из депо, а туда же - носом ткнуть, что у другого не лучше.
  - Ладно, привыкнешь, не бери в голову! - подмигнул мне Максим. - В первый раз всем так.
  Я пожал плечами. Привыкну, куда ж денусь. Сам ввязался в эту экспедицию, никто на аркане не тянул. Так что придется соответствовать. Я позавидовал спелеологу: вот кто дышал спокойно и легко, будто всего лишь прогулялся до соседнего магазина за кефиром.
  Потянуло сладковато-гнилостным, трупным запахом, и я вздрогнул. Что там Толик говорил про военные действия? Неужто и сюда добрались? Но нет - увидел валяющийся труп архара. Длинные рога загибались причудливо. На туше сидела пара грифов. Птицы взмахивали крыльями, вскрикивали хриплыми голосами. Я бросил в падальщиков камень. Грифы лениво расправили крылья, взлетели, поплыли в прозрачном небе, двигаясь кругами. Наблюдали. Ну, конечно, мы уйдем, а они вернутся. Что ж поделать, круговорот пищи в природе.
  - Спокойно спи, закрывши рот, и ветер внутрь тебя не попадет. Тобою кто-нибудь замажет щели, чтоб червяки чего-нибудь не съели, - задумчиво процитировал я О"Генри. Мертвый архар лежал, откинув рогатую голову. На горле его видна была рваная рана. Такое не заработаешь, свалившись с уступа. Это, скорее всего, наш барсик. Я коснулся ладонью прохладного автоматного приклада.
  - Ты чего это? - Сергеев покосился на меня. - Стихи какие-то читаешь.
  - Да так, вид тут замечательный, - отозвался я, взваливая на плечо моток веревки. - Вот и приходит в голову всякое.
  - Ну-ну...
  Ну не ну, а смотреть надо внимательнее. Котик-то памятку прямо у пещеры оставил, будто знал, что мы туда пойдем. Странный зверь, чтоб не сказать больше. Что там чабан говорил... Будто бы и не зверь это вовсе, а дух пещерный, посланный, чтоб остановить не званных гостей. Что ж, посмотрим, как у него это получится. Мы тоже не портянкой закусываем.
  - Пошли, - скомандовал Максим, делая первый шаг в сторону черной пасти. - Хватит трепаться.
  И мы послушно потянулись вслед за ним.
  Каменные своды нависли над головой, приходилось идти чуть не гусиным шагом, согнувшись в три погибели. Каски ударялись о потолок лаза, черные потеки мумие прилипали к рукам.
  - Впереди попросторнее будет, - сказал негромко Кулагин. Скрючившись, он шел так же быстро, как по ровной дороге.
  - Ты откуда знаешь, - прохрипел я.
  - Чувствую...
  Спорить я не стал. В конце концов, именно он - спелеолог, действительно должен чуять пещеры.
  Мелкая, бурая пыль была всюду, забивалась в рот, в нос, сушила горло, глаза слезились.
  - Это здесь откуда? - с трудом выговорил Сергеев, мучительно долго чихая. - Вроде ж, закрытое место. Или засыпал кто вход?
  - Да нет, - пренебрежительно отозвался Максим. Он будто не замечал пыли, от которой резало глаза. - Ветры. Тут, Толик, ветры постоянно дуют, вот и занесло. Дальше полегче будет.
  И действительно, вскоре, протиснувшись в дыру, в которую, на первый взгляд, не пролезла бы и упитанная мышь, мы оказались в просторной галерее. Я облегченно вздохнул. Вот уж не предполагал, что страдаю клаустрофобией.
  - Идем осторожно, - предупредил Максим. - Тут всякое может быть. Так что ступайте ровненько за мной. Чтоб ни шага в сторону.
  Я согласно мотнул головой.
  Максим зажег факел.
  - Фонаря мало, что ли? - удивился я, поправляя налобный фонарик, надежно закрепленный на каске. - Как по мне, так достаточно.
  - А если газ? Всяко бывает, пещера ведь. Представь, что попадем в карман с газом. Фонарь как горел, так и гореть будет, только уже над твоим трупом.
  - А из-за факела и рвануть может, - нахмурился я.
  - Не боись, Сашок, я не в первый раз замужем, - засмеялся спелеолог. - Прорвемся.
  Муторное предчувствие сжало мне горло. Извивы каменной галереи показались мрачными, таинственными, и казалось, что заперли нас здесь на веки вечные.
  Максим бодро зашагал вперед. Мы шли следом, буквально дыша ему в затылок. Что-то хрустнуло, треснуло у него под ногами, и спелеолог резко отскочил в сторону. Я прыгнул в другую, подхватывая под локоть запнувшегося Толика. Перед нами стремительно расширялся провал, чернильно-темный, как зрачок хищника. Ловушка ринулась к нам. Я бросился обратно по галерее, таща за собой перепуганного Толика. Максим даже не ахнул, шагнул аккуратно в сторону, замер у стены. Громадный колодец распахнулся перед нами.
  - Во, блин, лялька! - восхищенно сказал спелеолог. - Гляньте, ребята, че будет! - он осторожно покатил булыжник по краю карниза. Миг - и камень исчез в клубах пыли. Когда разошлось пылевое облако, мы увидели, что карниз исчез, а снизу донесся тяжкий гул. - Обвал, ребята, - пояснил Максим. - Тут, понимаете, дело такое: колодец. Похоже, река была. А теперь такыр по краям спекся, сверху пыль, крошево каменное насыпалось. Ловушка в чистом виде. Один шаг не туда, и привет родственникам.
  Сергеев, заглянув в черный провал, прерывисто вздохнул.
  Мы обнесли веревками колодец-ловушку, чтоб не свалиться в него ненароком на обратном пути.
  Пыль зашевелилась под ногами, задвигались камни. Я наклонился, освещая дергающуюся поверхность, и тут же отпрянул: множество полупрозрачных клещей лезло из пыли. Я выхватил факел из рук Максима, ткнул в шевелящуюся массу. Бесполезно. Все больше и больше клещей ползло к нам. От их укусов появлялись сине-багровые пятна, опухали руки и ноги.
  - М-мммать! - Максим быстро закреплял веревки на краю провала. - Это ж тот самый паскудный ганг, о котором чабан болтал. Вот уж без чего я мог обойтись спокойно.
  Клещи не успокаивались, бросались на огонь факела, горели, потрескивая и чадя кислой вонью. Но их было столь много, что невозможно было избежать укусов. У меня распухло левое колено, болело просто зверски.
  - Не удивительно, что их чумой прозвали, - я подал Максиму легкую металлическую лестницу. - Слушай, а нафига мы в колодец этот полезем?
  - Все самое интересное - там, - уверенно ответил Калугин, сбрасывая лестницу вниз. - Вон у Толика спроси.
  Я повернулся к Сергееву, вопросительно поднимая бровь.
  - Точно, - кивнул тот. - Макс прав. Нужно лезть вниз.
  - А сверху ничего хорошего нет? - удивился я. - Ты наконечник что, внизу нашел?
  - Да нет... - Толик смущенно сморгнул. - Я, честно говоря, вовсе в пещеру не лазил. Тут экспедиция была, так мальчишка один у них на подхвате бегал, ну вот и...
  - Что-оо? - я выкатил глаза и чуть не упал, споткнувшись больной ногой о камень. - Так ты с чужих слов все? И нас сюда притащил, не зная толком, что здесь и как?
  - У меня карта... - Толик отвел взгляд. - Ну и вообще, мы ведь уже тут.
  - Это точно. Мы уже тут.
  Внезапная слабость навалилась на меня, в глазах заплясали прозрачные точки, ноги стали ватными. Я прислонился к стене. Все представлялось неправильным. Приключение, которого я так жаждал, продавая диски на Горбушке, оказалось обманом. Но ведь наконечник действительно был золотым!
  - Ну, вниз, значит - вниз, - обреченно вздохнул я.
  - Да не переживай так, Сашок, - усмехнулся Максим, обвязываясь тонкой, прочной веревкой. - У меня на эти дела чутье. Точно тебе говорю: внизу все отыщем, что хотим.
  - И много ты уже нашел? Слушай, Макс, помнишь, как говорят: если ты такой умный, то почему такой бедный?
  - А трачу быстро, - заулыбался спелеолог совсем уж солнечно. На щеке его пристраивался клещ, и Максим легко смахнул его ладонью. - Потребности у меня, Сашок. Вот деньги и не задерживаются.
  - Понятно, - я сердито сплюнул в шевелящуюся, полную гангом пыль. - Ладно, чего уж там. Пошли, ребята.
  И шагнул к провалу.
  
  Глава третья. Барс, которого не было
  
  Гибкая металлическая лестница раскачивалась, и я тыкался лицом в пыльную каменную стену. Из трещин торчали ветки арчи, иглы дикобраза, иногда в проломах камней шевелились клещи, пытаясь переползти мне на руки. Мы спускались в колодец. Каменное крошево сыпалось сверху, как моросящий, надоедливый дождь. Я постоянно сплевывал вязкую, пыльную слюну, мечтая о стакане воды, чтоб смыть из горла эту пакость.
  - Осторожно! - донесся снизу голос Максима. - Тут камни острые.
  Глухо охнул Толик, неловко спрыгнув с лестницы и наткнувшись на торчащий, подобно пике, воткнутой в землю, камень.
  - Я ж говорил, - недовольно буркнул спелеолог. - Прыгать тут нельзя. Сашок, медленно и аккуратно ноги ставь!
  Я неторопливо сполз с лестницы, вглядываясь в темноту, подсвеченную дрожащим огнем факела. Клещи, обрадованные моим приземлением, тут же бросились к ногам, забирались в ботинки, лезли вверх по брюкам.
  - Сожрут нас тут, ребята, - безнадежно вздохнул я, пытаясь стряхнуть озверевших тварей.
  - Да ладно, - отмахнулся Максим. Он вроде и не замечал укусов. - Не сожрут. Подавятся.
  Я раздавил очередного клеща, отчего-то темного, почти что черного. Брызнула кровь, будто я наступил на шарик, наполненный жидкостью.
  - Нам туда, - заявил Толик, ткнув пальцем в уходящий в неведомое проход. - Если карте верить, то именно там подхватили наконечник.
  - Никому не верю, - бормотал я, бредя вслед за ребятами по узкому, как кишка, ходу. - Себе даже не всегда верю, а уж картам...
  Тоннель поворачивал, словно ползущая змея, потолок становился все ниже. Когда я поворачивал голову, луч фонаря выхватывал блестящие камушки, вкрапленные в монолит стены, клещей, суетящихся в трещинах, мусор, шуршащий под ногами. Впереди танцевало пламя факела, и все это напоминало мне средневековую церемонию. Так и мерещилось: вот оглянусь сейчас, а следом тянется процессия монахов, с низко надвинутыми на лбы капюшонами, и у каждого в руках - тоненькая свечка с неверным, дергающимся фиолетовым огоньком.
  Откуда-то из бокового ответвления тоннеля мне послышалось негромкое, хрипловатое рычание.
  - Это еще что такое? - спросил я, останавливаясь. Рука сама сжалась на прикладе автомата.
  - Ногами шевели! - прикрикнул Сергеев. - Нет там ничего. Не останавливайся.
  Я зашагал следом, отчаянно почесывая ногу. В одном Толик был прав: стоять на месте практически невозможно, сразу же набрасываются целые толпы ганга, впиваются в незащищенную кожу.
  А рычание все приближалось, становясь более низким, полнилось угрозой. И отчего-то вспомнился афганский вечер, дрожащий розовый закат, черное ночное покрывало, резко опустившееся на землю. И приятель, Ванька Смирнов, хохочущий во все горло над похабным анекдотом. Мы обменивались пошлятиной по дороге в магазин. Что-то там понадобилось Ваньке, то ли фрукт какой, то ли что-то из сладостей. Конфеты он любил очень, аж до дрожи в коленках. Я, конечно, остался у двери, охранять. Мало ли. Правда, духов мы в этом кишлаке не видели, не слышали о них, но все ж не дома. Расслабляться нельзя. Когда же прошло минут пятнадцать, а Ваньки все не было, я рванул в магазинчик. Распахнул размашисто дверь ударом ноги, почти что срывая ее с петель, повел автоматным дулом слева направо, зорко вглядываясь в темные углы. И чуть не взвыл, увидав Ванькины глаза, широко распахнутые, смотрящие на меня с наивностью и испугом. Из уголка рта его текла тонкая кровавая струйка. Я полоснул очередью по полкам, взрывая пулями пакеты с мукой, рассыпая сахар и соль. Тесное помещеньице заполнилось белой пылью, запахами разлитого масла. А Ванька все смотрел и смотрел на меня, и на светлые, короткие ресницы его опускались белые хлопья. Отрезанная Ванькина голова украшала старые, обшарпанные весы, и на прилавке густела кровь, над которой уже зудели густо мухи. Кишлак тот мы вырезали подчистую.
  Рык раздался прямо за моей спиной, и я сбился с шага. Видение смеющегося Ваньки мигнуло и пропало, сменившись мрачным, темным тоннелем. Голос Максима раздавался далеко впереди, Сергеев кричал что-то, зовя меня, а я стоял, замерев в неподвижности, боясь повернуть голову. За спиной моей была угроза, и я чувствовал ее всем телом, до дрожи в коленках, до холодного пота, стекающего по спине. На шее ощущалось жаркое дыхание неизвестности. Пронзительно и сухо запахло зверем.
  - Сашка! Ты где застрял?! - в голосе Толика послышалось беспокойство. Далекий факел вздрогнул, качнулся, направился ко мне. - Сашка?!
  Я молчал, застыв, как окружающий меня камень, только нервно облизнул вмиг пересохшие губы. Низкое рычание звучало в ушах. Я почти ощутил касание когтистой лапы. Кожа на шее задергалась.
  - Сашок, твою мать! Что застыл? - завопил Максим.
  В спину меня толкнуло что-то, и я полетел на острые, рассыпанные всюду, камни. Извернулся на лету, упал на бок, тут же выпустив очередь из автомата. Пули сухо и противно защелкали по стенам, вышибая искры.
  - С ума сошел?! - дикий крик Сергеева эхом заметался в тоннеле. - Прекрати сейчас же!
  Но я не мог прекратить: прямо на меня надвигалась раззявленная широко, зубастая пасть, из которой вырывалось гневное рычание. Янтарные глаза ярко сверкали в темноте, прищуриваясь, когда на них падал свет моего фонаря. Я продолжал поливать очередями тоннель, стремясь попасть в зверя. По моим прикидкам, тварь должна быть уже давно мертва, да только рык не утихал, а пасть была все ближе. Я уже видел капли слюны, блестящие на желтоватых клыках. Чуть приподняв автомат, я полоснул очередью прямо по янтарным глазам, хищно глядящих на меня. Хрипло булькнув, тварь умолкла. Желтый свет, полыхающий в ее глазах, погас.
  - Что, получил? Да? Вот тебе, вот! - выкрикивал я, поднявшись. Горячий автомат льнул к ладоням. - Га-ааааадинаааа! - завопил на одной пронзительной, тоскливой ноте. Так же, как вопил в том далеком афганском магазинчике, глядя в остановившиеся глаза приятеля, к которым уже подбирались жирные, зеленые мухи.
  Я бросился в ту сторону, где видел горящие, злобные глаза до того, как по ним проехались пули. И остановился, задыхаясь от ужаса. Передо мною стояла мумия барса с оскаленной пастью. Правая передняя лапа была приподнята, словно зверь собирался рвануть когтями врага. Верхняя часть головы была разворочена пулями, и оттуда поднимался сухой, пыльный дымок.
  - Такой экспонат испортил, - разочарованно вздохнул Максим у меня за спиной. - Ты представь, как ученые передрались бы за эту мумию. А теперь от нее одни ошметки остались. Делать тебе было нефиг, что ли, Сашок, по дохлой кошке палить?
  - Кой хрен дохлая?! - возмутился я. - Эта дохлятина мне всю спину располосовала! - я чувствовал на коже горящие царапины, сочащиеся кровью. - Вот, сам посмотри! - повернулся спиной к спелеологу, скинул куртку, задрал рубашку, демонстрируя спину и шею.
  - Ну, ганг тут, конечно, приложился, - откашлявшись, заявил Максим. - Но никаких царапин не видно. Слышь, Сашок, с тобой все в порядке? - и он потянулся широкой ладонью к моему лбу. Я сердито оттолкнул его руку.
  - Внимательно смотри! - продолжал настаивать я. - Есть царапины! Есть!
  - Не дури, Сашка, - ткнул меня пальцем в плечо Толик. - Макс тебя недавно знает, шуточки твои не понимает еще. Максим, это юмор у него такой. Плосковато, конечно, но зато действенно. Вон мы как переполошились. А киса знатная! Даже поврежденная денег стоит. Тут, похоже, температура устойчивая, сырости нет, вот и сохраняется все получше, чем в фараоновых гробницах. Надо подумать, как барсика наверх поднять.
  - Тяжеловат будет, - раздумчиво сказал Калугин, поглаживая барса по пыльному боку. Из-под руки его сыпалась труха, разбегались какие-то букашки. - Но поднять можно. И поднимем... - остро глянув на меня, он нахмурился. - Сашок, правда, что ль, юмор у тебя такой?
  Я, шипя от бешенства не хуже барса, набросил на плечи куртку. Максим, пожав плечами, пошел вперед. Я потащился следом, оглядываясь беспрерывно на мумию барса. Я не дурак и не псих. И не параноик. Я слышал рычание зверя, когтистая лапа толкала меня в спину, рвала кожу на шее. Не могло же мне такое померещиться! Или, все же, могло?
  Я брел по тоннелю, не глядя уже по сторонам. В голове крутились безрадостные мысли. Вспоминались афганские приятели, спивающиеся в тесных квартирках, рассуждающие за бутылкой о высокой политике и силовых структурах, рассказывающие всем завязшие на зубах истории о своей службе. Может, я становлюсь таким?
  - Не хочет видеть нас Кугитанг-Тау, - шептал я, не слыша собственного голоса. - Прогоняет. Духа посылает Паленая гора, чтоб мы убрались прочь. Духа...
  Сказки чабана враз всплыли в памяти, показались правдоподобными до жути. Я в последний раз оглянулся на мумию, и морозный холод замер комом в желудке: янтарные глаза холодно сверкали, длинный хвост вытянулся гибкой струной, а поднята была уже не правая лапа, а левая. Барс готовился к прыжку.
  Я сорвал с плеча автомат, оскалился, не хуже гигантского кота, стрелял, пока от мумии не остались лишь дымящиеся клочья.
  - Точно спятил, - почти грустно мотнул головой Сергеев. - Такую ляльку испохабил. Причем, вконец. Даже не сфотали. Эх, Сашка, совести у тебя ни на грош.
  - Зачем мне совесть? - огрызнулся я. - У меня чувство юмора имеется.
  
  * * *
  
  Когда мы выбрались на поверхность, уже темнело. Лещинский нервно вышагивал у входа в пещеру, куря сигарету за сигаретой. Анечка смотрела на него жалкими, слезливыми глазами. Рыжие волосы ее потускнели, свисали липкими прядками.
  - Ну, наконец-то! - Виктор бросился к нам, пожимал руки, заглядывал каждому в лицо искательно и нетерпеливо. - Заждались уже. Думали - не случилось ли чего. Ну что там? Что?
  Сергеев сердито выругался. Виктор, оглянувшись на мгновение на Анечку, дернул бровью.
  - Ничего? Анатолий, не тяни кота за интимные места!
  - Ничего, - Толик выругался еще раз, взял сигарету из услужливо протянутой Лещинским пачки, закурил, сплевывая себе под ноги. - Протаскались весь день. Клещи паршивые, всех изгрызли. Ты, Витюш, мазь какую дай, что ли. А то будем завтра с распухшими мордами. И не только с мордами... - Сергеев помахал рукой с зажатой в пальцах сигаретой перед носом Лещинского. - Вишь, какие отеки?
  - Ганг? - кивнул Виктор с пониманием, вгляделся в сине-багровую опухоль на кисти Толика, прикусил губу. - Сейчас что-нибудь придумаю. А то действительно, закончится все это нехорошо. Аллергия, похоже, на укусы. Или яд какой впрыскивают сволочи. С клещами всегда так.
  - Это точно, - авторитетно кивнул Максим, почесываясь. - Но я, ребята, одно скажу, таких гадов, как эти клещи, я нигде не видел. А уж полазил будьте-нате!
  Чуть позже мы натирались вонючей серой мазью, пили круто заваренный чай, жевали картошку с тушенкой. Сергеев мрачно молчал, уставившись в пламя костра. Мне тоже болтать не хотелось, да и все тело разламывалось от усталости. Зато Максим молол языком за пятерых. Он восхищался пещерой, говорил, что такой красоты еще ни разу не видел, предвкушал какие-то свои спелеологические открытия.
  - Макс, мы сюда не за Нобелевской премией пришли, - не выдержал в конце концов Толик. - Нам еще деньги оправдать нужно, которые на экспедицию дали. Чем отдавать будем? Тушкой барса в пыль размолотой?
  Анечка, услышав о барсе, побледнела и опрокинула на себя кружку с чаем. Тут же поднялась суета, Лещинский прыгал вокруг нее с полотенцем, вытирал залитую чаем майку, утешал, как мог.
  - Ты бы, Анатолий, не пугал девушку, - попросил Виктор, усадив, наконец, Анечку у костра. - Видишь, она у нас кошек боится. Может, чихает от их шерсти, - он пытался свести Анечкин страх к шутке, но Сергеев нахмурился.
  - Девушки, Витек, на танцульках в ДК, - сказал строго. - А здесь мы все - как на фронте. Вне зависимости от возраста и половой принадлежности. Так что, если Аня барса боится, то лучше ей сразу отправиться поближе к цивилизации. До возникновения прецедента.
  - Да что случиться-то может? - возмутился Виктор. - Ну, боится она хищников. И что?
  - А то, - Толик значительно вздел указательный палец с язвой от ганга вверх. - Представь такую картинку: ты стоишь себе, тихо-мирно занимаешься своими делами, а сзади к тебе подкрадывается тот же барс. Киса здоровая, горло перервет на раз. А Аня, вместо того, чтоб винтовку хватать да стрелять в поганца, начнет визжать, плакать и проситься к маме. В результате знаешь, что будет?
  - Ну, самому придется стрелять, - неохотно ответил Лещинский. Он уже понял, к чему клонит Толик, и виновато смотрел на Анечку.
  - Нет, - помотал головой Сергеев. - Самому стрелять не придется. Ты же спиной к зверю стоишь, или забыл? В общем, в результате будет у нас два трупа. И весьма неприятственное объяснение с компетентными органами. Оно нам надо?
  Виктор заспорил, доказывая, что ничего подобного произойти не может. Толик вяло огрызался. Он тоже устал, продолжение дискуссии было ему явно неинтересно. А я сидел, медленно прихлебывая чай, и думал, что Сергеев в общем-то прав. Помощи нам ждать неоткуда. И рассчитывать нужно только на собственные силы. А если кто окажется слаб, то... да, тогда хана.
  - Анюта, а ты стрелять-то умеешь? - поинтересовался я у Анечки, нахохлившейся над чаем. - Я понимаю, что ты зверя боишься. Сам боюсь, если честно, - Максим неприятно рассмеялся у меня за спиной и начал негромко рассказывать Лещинскому, как я палил в мумию барса невесть с какого перепуга. - Ты, Анюта, Макса не слушай. Лучше пять раз в мумию выстрелить, чем один раз прохлопать, когда живой хищник нападает.
  - Ну, я в тире стреляла... - неуверенно ответила Анечка, пожимая плечами. Я невольно залюбовался изяществом этого простого движения, но тут же встряхнулся - мне ловить нечего, что можно, то уже Виктор поймал, так что увянь, Сашок, и не пялься на чужое добро.
  - В тире - это хорошо, - ободряюще улыбнулся я. - А в каком тире? Из какого оружия?
  - Да в парке... - Анечка чуть не плакала, а я так и замер с открытым ртом. Тир в парке! Еще б сказала, что из водяного пистолета стреляла в детстве. Тот же толк. Толик резко захохотал, но прежде, чем он успел открыть рот, я сказал:
  - Это лучше, чем ничего. Глаза у тебя хорошие. А стрелять я научу. Вот из карабина, к примеру. Хотя нет, карабин тебе тяжеловат будет. Давай из дробовика. Барса, конечно, из этого не убьешь, но напугаешь изрядно.
  Анечка робко улыбнулась, и я увидел, что в глазах ее появилась надежда.
  - Опытный геолог... большой стаж полевой работы... - издевательски-сердито бурчал Сергеев. - Блин, вернемся, я этому гаденышу, что рекомендацию дал, руки выдерну...
  - Толик, тебе геолог нужен, или десантник? - толкнул я Сергеева локтем в бок. - Если геолог, то Анюта справится. А всему остальному я ее научу.
  - Так она ж кошки боится! - возмущенно воскликнул Толик, словно Анечкин страх был ему персональным оскорблением. - Всех под монастырь подведет!
  - Не подведет, - веско уронил я. - А с ружьем она барса бояться перестанет. Ты б тоже боялся, если б обороняться было нечем.
  - В тире у меня хорошо получалось! - сказала Анечка, и в глазах ее появилось упрямое выражение. А девушка-то с характером! - восхищенно подумал я. Пожалуй, у нее действительно получится.
  И ведь получилось. Анечка уверенно держала карабин, руки ее не дрожали, а чувство мишени было совершенно замечательным. Казалось, что она не стреляет, а попросту вкладывает пули туда, куда ей нужно.
  - Видишь, а ты боялась, - улыбался я, протягивая Анечке расстрелянный в клочья лист бумаги. - Куда там какому-то барсу!
  - Не знаю, смогу ли выстрелить, - она опустила глаза, смущенно водя носком кроссовки по земле. - Понимаешь, Саша, барс - живой...
  - А в мертвого и стрелять незачем! - засмеялся я.
  - Меня однажды на охоту взяли, - сказала Анечка, глядя в сторону. Глаза ее заволокло туманом. - Знаешь, дали ружье, поставили за сосной. Сказали, что олень на меня вряд ли выскочит, но мало ли... Чтоб была готова.
  - И как? - заинтересовался я.
  - Олень на меня выбежал, - Анечка вовсе понурилась, кроссовка рисовала на сухой земле спирали. - Я прицелилась... И тут глаза его увидела. Понимаешь, Саша, глаза! И такая в них тоска была, укоризна, что ли... Будто говорил мне: что ж ты делаешь? Я ж живой!
  - И ты не смогла выстрелить, - кивнул я.
  - Угу... Не смогла. Его, конечно, застрелили. Меня ругали потом всячески. Говорили, что из-за меня чуть не ушла добыча. А я... Я, Саша, потом два года мясо есть не могла. В каждой отбивной глаза того оленя видела.
  Да, дела... Я почесал затылок. Вот, оказывается, в чем дело. Не боится она барса, просто стрелять не хочет. Незадача.
  - Анюта, олень - дело другое. Он на тебя не нападал. Шел себе мирно по своим делам, а тут - охотники. Барс же - хищник. Схарчит человека и не задумается даже. Понимаешь?
  - Да я понимаю! - Анечка чуть не плакала. - Но вдруг он на меня посмотрит?
  Я вспомнил взгляд янтарных глаз, полный ярости и гнева, и содрогнулся.
  - Анюта, если барс на тебя посмотрит, так ты его пристрелишь быстрее, чем я успею до одного сосчитать, - я бы сам хотел на это надеяться.
  Закончив с утренней стрельбой, мы вновь полезли в пещеру. На этот раз шли вчетвером. Оставалась лишь одна Анечка. Правда, она тоже просилась с нами в пещеру, уговаривала взять с собой.
  - А стоянку охранять кто будет? - сердито спросил Толик, пиная ногой котелок, покрытый сажей. - Ну, ты головой подумай, Аня! Набредет кто на лагерь, стащат все, что плохо лежит. А плохо лежать будет все, если никто за этим не присмотрит. Да и вдруг с нами что случится. Обвал там, пятое, десятое. Кто поможет? Что ж нам, подыхать в этой пещере по той причине, что тебе одной сидеть скучно?
  - Ты, Анатолий, кругом прав, - согласилась Анечка. - Но вот предчувствие у меня, что надо с вами пойти. Нехорошо разделяться.
  Толик сплюнул, обругал матерно все предчувствия и кисейных барышень, которые капризничают по любому поводу. Анечка явно обиделась.
  - Ладно, как скажешь, - мотнула головой. Рыжие пряди взлетели пушистым облаком, ловя солнечные лучи. - Ты у нас начальник, вот и командуй. Останусь. Но смотри, чтоб не пожалел потом.
  - Уже жалею... - бормотал Толик, ныряя в черную пещерную пасть. - И как я сразу не углядел, что ее в ватке держать нужно? Надо было мужика здорового найти. Эх...
  - Не ной, - оборвал я его причитания. - Нормальный человек. А что одна оставаться не хочет, так и ты не особо захотел бы. Знаешь ведь, что ждать и догонять - самое свинячье занятие.
  Вновь нас грызли клещи, несмотря на то, что на этот раз мы озаботились одеть штурмовые комбинезоны, плотно пригнанные - комар не проскочит. Ну, комар, может, и не проскочил бы, а вот гангу эти комбинезоны были отчетливо по барабану. Лещинский, не привыкший еще к постоянным укусам, охал и ахал, все время чесался.
  До колодца добрались быстро, спуск тоже не занял много времени - лестницу мы оставили еще с прошлого раза. И внизу шли по уже знакомой дороге в хорошем темпе, все ловушки были известны. Я держался настороже, никак не мог забыть вчерашнего барса. Конечно, ребята могли говорить все, что угодно, считать меня чуть не психом, которому только и дай, что из автомата пострелять. Но я-то знал, что видел. Собственным глазам привык доверять. Да и чудилось мне, что кто-то крадется следом, осторожно и почти что бесшумно. Но в тишине пещеры слух обострялся, и я улавливал шорохи осыпающихся камушков, шевеление пыли, а однажды послышался негромкий вскрик.
  - Эй, ребята, ничего не слышали? - окликнул я. - Кажется, кричал кто-то.
  - Я это кричал, - отозвался Лещинский, расчесывая руку в кровь. - Клещ укусил особо здоровый. Пока отодрал, думал - вместе с кистью придется снимать.
  Ну, не слышали, так не слышали, я им уши свои приставить не мог, но сам насторожился еще больше.
  Тоннель резко повернул вправо, и я чуть не наступил на отломанную голову мумии барса. В свете фонаря мне померещилось, что мертвые глаза зверя злобно горят холодным, желтым пламенем. Я выругался, отбросив ударом ботинка голову в сторону.
  - Что там у тебя? - обернулся ко мне Толик.
  - Да обломки вчерашнего барса под ногами путаются, - объяснил я, еще раз ударив голову. Оскаленная пасть рассыпалась пыльной трухой.
  - Ты уже окончательно крышей поехал, - сердито рявкнул Толик. - Место, где ты мумию расстрелял, мы уже час назад миновали. Откуда здесь обломки?
  - Да вот! - я ткнул пальцем в угол, куда закатилась голова. - Сам посмотри. Может, зверь какой затащил. Крыса там, или еще кто.
  Сергеев решительно шагнул ко мне, бормоча, что сейчас избавит меня от запавшей в мозги дури.
  - Ну? И где кошачьи останки? - он стоял практически на барсовой голове, но смотрел на меня с возмущением. - Пальцем ткни!
  Я, растерявшись, послушно ткнул.
  - Это камень, Сашок, камень! - выкрикнул Сергеев. - Не видишь, что ли? Глюки пошли? Черти что мерещится?
  Я присмотрелся и обмер. Толик действительно пинал камень. Здоровый булыжник, напоминающий кошачью голову.
  - Нервы, - тихо сказал я. - Что-то мне тут неуютно. Не привык под землей шастать.
  - У всех нервы, - сплюнул Сергеев. - Ты свои держи на коротком поводке. Чтоб цирка больше не было.
  - Договорились, - кивнул я.
  В голове у меня была сплошная каша. Почему никто не видел того, что вижу я? Сначала с этой мумией... Ведь у меня на спине остались царапины, но все дружно утверждали, что это я оцарапался о потолок тоннеля, когда ползли по узкому ходу. Теперь вот с головой барса. Я готов был поклясться, что глаза твари светились в темноте, но вот передо мной лежит камень, мертвый и холодный, и нет в нем никаких глаз, даже нет вкраплений, от которых мог бы отразиться луч фонаря. Обычный серый булыжник. Что же происходит? И кто крадется за нами следом?
  В ушах вновь тихо и вкрадчиво зазвучал голос чабана, утверждающий, что пещера изгоняет незванных гостей.
  - Хотел бы я знать, что дальше будет? - пробормотал я себе под нос. - Кажется, старик что-то про громадного воина говорил... или про змею...
  Я споткнулся, увидев под ногами змеиный след, четко отпечатавшийся в пыли. Захотелось кричать от страха, и я закусил изнутри щеку. Бывают довольно крупные змеи, сам видел как-то двухметровую кобру, а уж удавы - те вообще... Но чтоб змея оставила след шириной с автомобильную покрышку? Что ж это за гадина такая? Волосы на затылке зашевелились, руки покрылись гусиной кожей.
  - Эй, Сашок, опять с призраками общаешься? - окликнул меня Максим. Я выругался про себя - даже спелеолог надо мной издевается. Может, и в самом деле что-то в мозгах стронулось? Вижу то, чего нет. Вот и след этот змеиный... - Сашок, давай сюда! Тут такая красота! - я еще раз бросил взгляд на отпечаток в пыли. Он никуда не пропал, был все таким же четким и угрожающим.
  Завернув за угол, я увидел ребят, сгрудившихся кучей. У ног их плескались тяжелые, темные волны. Лучи фонарей скользили по черной воде, отбрасывали на влажные стены пещеры радужные блики.
  - Подземное озеро! - восхищенно выдохнул Максим. - Нет, вы только посмотрите, какое чудо! Может, тут и доисторические рыбы живут. Типа как Лох-Несское чудовище!
  Он достал фотоаппарат, запрыгал по камням, выбирая точку для съемки. Лещинский наклонился, зачерпнул пригоршню воды, поднес к лицу, понюхал, морщась.
  - Красота-то красота, - медленно сказал он. - Вот только жить тут никто не может. Не водичка, а раствор соляной кислоты. Если пить, так никакие стоматологи не помогут потом зубы собрать. А уж про желудок я вообще молчу.
  Я промолчал, в ужасе глядя на змеиный след, извивающийся прямо у меня под ногами.
  - Не надо бы искать черного добермана на охраняемом складе, - прошептал я. - Особенно, если он там есть.
  След вел прямо в черное озеро.
  
  
  
  Глава четвертая. Когда б имел златые горы
  
  Щелчки фотоаппарата казались чужеродным звуком в давящей тиши подземелья, но никто, кроме меня, похоже, этого не замечал. Максим бодро прыгал из стороны в сторону, издавая восхищенные ахи и охи, болтал о необычайной красоте пещерного озера. Мне же черные воды представлялись ямой, наполненной неведомой опасностью. Суженый клиновидно дальний край пещеры казался пастью, готовой захлопнуться, вонзая клыки в жертву. Я не сводил глаз с озера, ожидая каждую секунду, что из воды поднимется плоская, здоровенная голова кобры. Почему именно кобры - не знаю, но вот мерещилась именно эта гадина, расправляющая хищно капюшон.
  - О-о-ооо! - завопил Максим, и я вздрогнул. - Гляньте, ребята, что у нас тут! Это ж надо!
  Он буквально танцевал на плоском камне, скользком от сырости. Я подошел поближе, выглядывая из-за спины Толика. В узкой трещине сидела девушка, прижавшая испуганно руки к груди. Длинные волосы ее слабо колыхались, платье было изорвано. Мертвые глаза смотрели прямо на нас. Изящные черты лица были искажены ужасом.
  - Какая красотка! - Максим осторожно коснулся пальцем высохшей руки мумии. - А как сохранилась! Потрясающе! И ведь здесь не сухо, вот что удивительно. Интересно, что в музеях скажут, когда мы эту Джульетту к ним притащим?
  - А мне вот интересно, что она перед смертью увидела, - буркнул я. - Похоже, твоя Джульетта, Макс, от страха умерла. Что ж так могло человека напугать?
  - Ну, что бы это ни было, оно тоже давно сдохло, - отмахнулся Максим. - Сам подумай, Сашок, сколько лет она здесь сидит.
  - Кто его знает... - с сомнением пожал я плечами. Змеиный след не выходил из головы, да и странности с барсом тоже беспокоили. - Может, то, что напугало, и подохло благополучно. Но могло и размножиться. Не хочешь увидеть потомков Джульеттина кошмара?
  - Сашка, перестань, - Толик положил мне руку на плечо, сжал сильно. - Ведешь себя, как истеричная баба. Вот никогда бы не подумал...
  Я стряхнул его руку, ничего не отвечая. В этих словах был резон, но муторное предчувствие опасности никуда не уходило, не подчиняясь логическим рассуждениям.
  - Ладно, хорош собачиться, - заявил Лещинский, подхватывая Толика под локоть. - Лучше подумаем, как девицу наверх поднять. Тут-то она в целости и сохранности, а на вольном ветерке чтоб в пыль не рассыпалась. Жалко будет.
  Они заспорили, размахивая руками. Каждый предлагал свой вариант, но думали лишь о мумии, не обращая внимания на мрак вокруг. Я им даже позавидовал: вот уж кого не тревожат никакие предчувствия, не портят жизнь.
  Максим неожиданно прищурился, уставившись в сторону "пасти" на противоположном краю озера.
  - Что-то там есть... - прошептал он. - Ребята, там еще что-то... Или стоит кто-то...
  - Эй! - крикнул Лещинский, оборачиваясь. - Выходи, кто там есть!
  Никто не пошевелился, только волна плеснула повыше, почти достав до ботинок Максима. Я нахмурился: в воде мелькнула черная, узкая и длинная спина.
  - Кажется, там еще одна мумия! - севшим от восторга голосом, едва выговорил Максим. - Сейчас посмотрю!
  Я вгляделся в озеро и облегченно вздохнул. Никакой спины не было видно, вообще ничего, кроме воды. Показалось. Померещилось от нервов. Свет фонаря скользнул по мелким волнам, вот и привиделась мне плывущая тварь.
  - Ребята, тут Ромео! - голос Максима даже вибрировал в восхищении. - Чес-слово! Кто б сказал, в жизни б не поверил!
  Мы ломанулись к нему, как черепахи из вольера. Ботинки оскальзывались на влажных, покрытых сизой пленкой мха, камнях. В какой-то момент я чуть было не упал в воду, и волна плеснула высоко, куда выше, чем должна была бы. Будто хотела меня достать.
  Перед Максимом, вжавшись в стену, стоял мужчина, облаченный в какое-то подобие рваного балахона. Это одеяние напоминало о римских тогах, греческих туниках, и навевало мысли о седой старине. Ромео сохранился так же прекрасно, как и Джульетта. Если бы не остановившиеся, тускло-серые глаза, с пяти шагов невозможно было догадаться, что это - мумифицированный труп. На лице Ромео, так же, как у Джульетты, застыл непреходящий ужас, правая рука его была приподнята, словно он пытался отмахнуться от надвигающегося кошмара.
  - Ну не чудо ли? - Максим всплескивал руками, улыбался от уха до уха. - Такая парочка!
  - Лучше б золото нашли, - прагматично нахмурился Толик. - Деньги-то отдавать как-то нужно.
  - Дурень! - Калугин расхохотался, ткнул Толика в бок пальцем с неожиданной для такого массивного мужика игривостью. - Да если западникам предложить таких красавцев, как наши Ромео с Джульеттой, с руками оторвут! И бабок насыплют столько, что в рюкзаке не утащишь.
  - Западникам еще предложить нужно, - с сомнением пожал плечами Толик. - Да и вывезти тоже проблема. Это тебе не бутылку водки лишнюю через таможню протащить.
  - Ой, да найдем нужных людей, перестань рожу кривить, - восторг Максима не утихал, и чем больше хмурился Сергеев, тем больше веселился Максим. - Провозят все, что угодно. И картины, и иконы, и золото. И мумии наши провезут. Точно тебе говорю.
  - Ну, не знаю. Как-то это все эфемерно, - Толик покрутил в воздухе пальцами, то ли пытаясь свернуть кукиш, то ли демонстрируя ненадежность предложенного варианта. - Золото - это я понимаю. И спонсоры мои тоже понимают. Цацки там всякие, типа колечки, сережки, браслетики. Тут это все должно быть. Тем более, наконечник копья был? Был. Червонное золото, не хухры-мухры. А тут - мумии...
  - Найдем и золото. А Ромео с Джульеттой нашей чистой прибылью будут, - мотнул головой Максим, не желая отказываться от хорошего настроения.
  - Ребятки, а пахнет тут чем? - Лещинский, сосредоточенно хмурясь, наклонился над мумией, принюхался, аж кончик носа зашевелился в напряжении. - Что-то мне этот запашок напоминает... И Ромео как-то странно выглядит... А?
  Я не чувствовал никакого запаха, кроме влажной плесени, потревоженной нашими ботинками. О чем, естественно, тут же сообщил. Лещинский отмахнулся от моих слов, продолжая принюхиваться с еще большим старанием. Вдруг отшатнулся от Ромео, и лицо его перекосилось почти так же, как и лицо мумии.
  - Тут серные выбросы бывают! - Лещинский оттолкнул Максима в сторону. - Не знаю, какой силы, но сейчас на меня явственно пахнуло. Похоже, от чего-то подобного Ромео коньки и отбросил.
  - Ну и что? - не понял Максим. - Это ж когда было!
  - Когда-то, может, посильнее было, - согласился Виктор. - Сейчас, наверное, все легким дымком заканчивается. Чихнешь пару раз, и все на этом. Ну а вдруг нет? Так что держись подальше от мумии. Пока подальше. Не лезь ты к нему обниматься. Он тут столетия сидел, посидит еще. А нам дальше идти нужно.
  Вот с этим я был полностью согласен. Мне давно уже хотелось убраться с берега озера. Все мерещились черные, лоснящиеся, чешуйчатые спины, мелькающие в водах, не забывался и странный змеиный след. Надо убираться подальше. А лучше б вообще сюда не приходить.
  Максим, отсняв еще одну пленку, наконец согласился с тем, что нужно двигаться дальше. В клиновидной части стены был лаз, куда он и устремился, предвкушая новые открытия. А я стоял, замерев на месте: прямо передо мной с потолка пещеры спускался сталактит, играющий, подобно хрусталю, в свете фонаря. И посреди сталактита застыла в неподвижности черная кобра.
  - Тысяч пятнадцать лет змейке, - Виктор положил мне руку на плечо, кивнул на сталактит. - По сосульке видно. Так что не волнуйся, Саша, эта уже не укусит.
  Я скрипнул зубами. Похоже, они начали считать меня трусом. Да пусть считают хоть пасхальным зайчиком, но предчувствия мои никуда не делись. Я ощущал всей кожей противный, липкий холодок опасности.
  У входа в пещеру зашуршало, я услышал стук мелких камушков. Сразу подумалось о ползущей змее, и я заторопился к лазу. Нырнул в него рыбкой и, конечно, застрял. Для плеч было узковато. Лещинский подтолкнул меня сзади, Толик с Максимом ухватили за руки, и я выскочил из лаза, как пробка от шампанского, прокатился по камням и костям, разбрасывая их в стороны.
  - Осторожно, Сашок, - с запозданием предупредил Максим. - Тут, похоже, что-то вроде могильника.
  Посреди обширной пещеры - та, с озером, была меньше! - возвышался огромный холм из костей и черепов. Попадались там и целые трупы, замумифицировавшиеся под землей. То там, то сям луч фонаря выхватывал тусклый блеск золота - некоторые из покойников носили украшения.
  - Ну вот, Толик, и твои цацки, как и хотел, - сказал я, с трудом справившись с изумлением. Непонятно было, каким образом курган из костей сформировался так аккуратно. Там были не только трупы людей. Я увидел лошадиный череп, скалящий желтые зубы, с черной, щетинистой гривой. Масса мелких грызунов, с еще сохранившейся шерстью, валялась меж костей. Я видел круто завитые бараньи рога, морды горных козлов. Прямо к ногам моим подкатилась мумия маленькой, серой птички. А еще были змеи. Множество тварей застыло в вечном изгибе, пряталось меж костей, выглядывало из пустых глазниц черепов. Но почему же они все так аккуратно сложены?
  Сергеев приблизился к кургану, поворошил кости с кажущейся небрежностью носком ботинка. Поднял золотой браслет в виде двух переплетенных в схватке кобр. Глаза змей светились тревожной алостью - гладкие рубины-кабошоны, казалось, улавливали свет, задерживали его в своих глубинах.
  - Да, цацки, - Толик кивнул, изображая равнодушие. - Тут всем хватит, да еще и останется, - вдруг он подмигнул мне с улыбкой. - А что, Сашок, плохой клад, что ли? Как обещал! Приключение и золото.
  - Что-то мне кажется, что приключения еще и не начинались... - я наклонился, всматриваясь в костяную кучу. Предчувствие толкало меня в спину, а из груды костей что-то звало, тянуло, как петлей вокруг горла. Блеснуло серебро, и я выудил из кучи фалангу пальца, на которой плотно сидел массивный перстень - интересно, а как же было, когда с кости еще не слезла плоть? На темно-зеленом, почти черном нефрите выложен был серебром дракон, расправивший крылья, разинувший в крике пасть. Задранная вверх голова бестии была украшена зубчатым гребнем. Перстень потеплел в моей ладони и внезапно соскользнул с кости.
  - Что там у тебя? - заинтересовался Толик. Я обернулся, сжимая свою находку.
  - Да ничего, так, железяка какая-то, - я показал ему перстень с неохотой.
  Толик потыкал кольцо пальцем, хмыкнул.
  - Действительно, железяка.
  - Себе оставлю, - решился я. - Как сувенир. В память о нашем походе.
  Толик фыркнул. Из рук его свисала массивная цепь литого золота, к которой привешен был странный, сверкающий синью и зеленью камень в золотой сеточке. Максим и Виктор тоже стояли с полными руками драгоценностей. Лещинский, дурачась, нацепил на голову тиару, всю разубранную разноцветными камнями. Максим застегнул на себе широкий пояс из золотых пластин с тончайшей, паутинной гравировкой. Но все эти сокровища меня почему-то не привлекали. Вот перстень - дело другое... И я, решившись, надел его на указательный палец. Кольцо село, как влитое, будто делалось специально по моему размеру. По пещере прокатился беззвучный гром. На мгновение стало тяжело дышать. С потолка свалился небольшой камень, потревожив костяную груду. Но тут же все прошло.
  - А тебе идет, - усмехнулся Толик. - Теперь даже странно, что ты до сих пор колец не носил, - он с любопытством посмотрел на инкрустацию. - Нет, ну точно, твой перстенек. И дракон на тебя похож, честное слово!
  Все рассмеялись, а я впервые за этот длинный день не обиделся. Мне и самому хотелось смеяться. Чудное кольцо словно внесло мир в мою душу, и даже крадущиеся шаги, доносящиеся из лаза в пещеру, не тревожили меня больше. Изумрудные глаза дракона сверкнули. "Изумруд - камень, отгоняющий демонов, спасающий от укусов змей, оберегающий хозяина, - всплыли в голове строчки когда-то прочитанной книги. - Нефрит - камень священный, имеет пять основных достоинств, отвечающих пяти душевным качествам: его мягкий блеск свидетельствует о мягкости сердечной, его твердость и сопротивление говорят об умеренности и справедливости, неизменяемость свидетельствует о мужестве, протяжный звук означает непрочное знание науки и его внутреннее строение - эмблема чистоты...". Я присвистнул. Ну и колечко мне досталось!
  - Пожалуй, и я примерю какую-нибудь ляльку, - Толик все крутил в руках змеиный браслет. Капюшоны золотых кобр хищно раздувались, в крошечных разинутых пастях видны были острые, как иглы, клыки. - Вот эту!
  - Не-еееет! - заорал я во все горло, бросаясь к Сергееву. Перстень на пальце полыхал огнем, обжигал кожу. Опасность была близко, совсем рядом.
  Я не успел. Толик, не обращая внимания на мой отчаянный крик, одел браслет на руку. Рубиновые глаза змей мигнули.
  - С ума сошел! - рявкнул Максим. - Сейчас обвал будет!
  Стены пещеры ходили ходуном, с потолка сыпались камни. В воздухе стояла дымка из костяной пыли. Один булыжник саданул меня по плечу, рука онемела, повисла бесполезно. Я зачем-то ухватился за автомат, будто передо мной возник враг, которого необходимо расстрелять немедленно. Лещинский тонко, по-женски визжал, закрыв глаза. Максим, чертыхаясь, метался по пещере, разыскивая выход. Только Сергеев стоял, запрокинув голову. На лице его разлилось мечтательное выражение. На поднятой вверх руке сиял золотой браслет.
  Стена, в которой был лаз к озеру, разломилась, и в пролом вбежала женщина. Рыжие волосы ее, припорошенные пылью, казались седыми.
  - Джульетта?! - Максим, взглянув на нее, попятился. Глаза его широко раскрылись, из уголка рта потекла слюна.
  - Какая на хрен Джульетта! - заорал я, толкая его в плечо. - Разуй глаза! Это же Аня!
  Максим охнул. Побледневшее было лицо резко налилось кровью, вокруг глаз очертились синеватые круги.
  - Действительно Аня... - растерянно выговорил он. - Тьфу ты, мерещится же...
  Анечка бросилась к Лещинскому, схватила его за руки, встряхнула. Виктор мотал головой, не открывая глаз.
  - Витя! - торопливо заговорила она. - Витя, бежать надо. Там такое... такое... - Анечка неожиданно разрыдалась, некрасиво раскрывая рот. Щеки ее обвисли, казалось - она вмиг постарела лет на двадцать, а тут еще пыль в волосах...
  - Некуда бежать, некуда... - отозвался Лещинский, и голос его звучал откуда-то издалека. Неведомо, что он видел с закрытыми глазами, но это было что-то ужасное. - Найдут... догонят... зло проснулось...
  Он вновь завизжал.
  Я, глядя на пролом в стене, онемел: по разбитым, треснувшим камням, устилавшим пол пещеры, вкатывалось громадное черное тело, покрытое жесткой, топорщащейся чешуей. Тварь подняла плоскую голову, и раздвоенный, тонкий язык быстро облизал широкий нос. За головой распустился капюшон, и гигантская кобра угрожающе зашипела.
  - Ох, мать твою! - вновь побледневший Максим повернулся к Толику. - Карабин давай! Стреляй, чтоб тебя! - как ни странно, змеи он испугался гораздо меньше, чем Анечки, когда принял ее за ожившую мумию.
  Сергеев не шелохнулся. Все так же стоял, подняв вверх руку с браслетом. Карабин бесполезно мотался за его спиной.
  Анечка сорвала с плеча дробовик. Взвела курки и с неожиданной храбростью всадила весь заряд прямо в алый, немигающий глаз твари. Змея только лишь мотнула головой, словно отгоняла надоедливое насекомое.
  Перстень ожег мне палец, и я наконец опомнился. В самом-то деле, почему стою, наблюдаю спокойно? Обалдел вконец!
  Автоматная очередь полоснула тварь под головой, перерезая шею. Темная, густая кровь хлынула тягучей волной. Пронзительно запахло тиной и гнилью. Плоская голова покатилась, глухо стуча по камням. Туловище, свитое тугими кольцами, дернулось несколько раз - слышно было, как в соседней пещере разлетаются камни, по которым бил громадный хвост, не успевший втянуться в пролом. Змея затихла.
  Анечка нервно рассмеялась, вновь затормошила Лещинского.
  - Витя! - она гладила его по запавшим щекам, разравнивала пальцами брови. - Витенька, все закончилось уже. Сдохла гадина, сдохла...
  Анечка все говорила и плакала, выплакивая свой недавний испуг. А я наблюдал за Сергеевым. Он так и не шелохнулся за все время, и глаза его все так же были тупо и невидяще уставлены в потолок пещеры. Мне показалось, или в самом деле белки глаз у него покраснели, будто рубины-кабошоны, вделанные в браслет, отдали часть своего злого блеска.
  - Сдохла? - Лещинский разразился противным, истерическим смехом. - Сдохла, говоришь? Ни хрена не сдохла! Думаете, своим оружием с гидрой справиться? Многие думали так же. И где они теперь? Где? - он опять расхохотался и закашлялся, сгибаясь пополам в жестоком приступе рвоты.
  - Витя, ну сам посмотри, - Анечка обняла его за плечи, поддерживала бережно. Выудила из кармана платок, ласково отерла взмокшее лицо Лещинского. - Только глянь. Вон лежит гадюка, не шевелится. Дохлая совсем. Саша ей голову отстрелил. Вот уж не знала, что автомат - такое страшное оружие! - она стрельнула в мою сторону глазками почти что кокетливо и погладила Лещинского, как малое дитя, по голове материнским, оберегающим жестом.
  Я усмехнулся. Надо же, девочка-то крепкой оказалась. Только что плакала, кричала, я уж думал - по полу покатится в истерике. Ан нет. И стрелять пробовала. Ну, дробь-то, конечно, такую змею не взяла бы, но главное попытка! А теперь вот еще и глазки строить пытается. Замечательная девочка. И рыжая. Жаль, что не моя. А Лещинский - слабак. Такую, как Анечка, не заслуживает. Эх...
  Сергеев резко опустил руку. По кисти его стекала тонкая кровавая струйка - видно, оцарапался браслетом.
  Анечка неожиданно вскрикнула, заслоняя Лещинского. В ее руках - я даже не заметил каким образом, - вновь оказался дробовик. Максим выпучил глаза, тыкал за мою спину рукой, открыв рот в беззвучном крике. Я обернулся.
  Мама дорогая! Да что ж это творится? Мертвая, безголовая змея зашевелилась. Тугие кольца расплелись, потом вновь сжались. Видно было, как под чешуйчатой шкурой перекатываются мощные мускулы.
  - Я же говорил! Говори-иииииил! Они бессмертны! - пронзительно заверещал Лещинский и, повернувшись внезапно, бросился в угол пещеры.
  Черное туловище приподнялось, покачиваясь из стороны в сторону. Капюшон раздулся, из шеи выплеснулся кровавый сгусток. Алое облако окутало тварь, рассеялось, оседая вонючими каплями вокруг, и прямо на меня глянули четыре холодных глаза - теперь у змеи было две головы.
  - Гидра! - выдохнул Максим. - Лернейская гидра, зуб даю!
  Я не понимал его восторга. Тварь была не просто опасна, а смертельно опасна. Кроме того, я никак не мог сообразить, как ее убить. Ведь только что она валялась без головы, мертвая, мертвее не бывает. И вот - благополучно жива, да еще и отрастила дополнительную морду. Разинулись две пасти, и я увидел бурые от стекающего по ним яда клыки. Раздвоенные языки жадно облизнулись. Черные, вертикально вытянутые зрачки казались дверьми в иные миры, приоткрытыми приглашающе. За ними виделся мрак и ужас, тьма и страдание.
  Автомат вздрогнул у меня в руках, выплевывая свинец. Обе головы твари покатились по полу пещеры, остановились, зацепившись клыками. Мутнеющие глаза уставились в пространство. Двери в иные миры закрывались. Я облегченно вздохнул.
  - Смитт-вессону не сравниться с нашим АКМ... - прошептал и нервно рассмеялся. Анечка вторила мне, смеясь и всхлипывая.
  - Блин, такой экспонат загубил, Сашок, - разочарованно протянул Максим. - Сначала мумию барса уничтожил, теперь вот гидру. Ни к чему тебя подпускать нельзя. Прямо не ученый, а коммандос какой-то.
  - Правильно, - кивнул я. - Нужно было дожидаться, пока змеюка нами пообедает.
  Максим пожал плечами. Мол, понимаю, мужик, жизненная необходимость, а все равно жалко. Мне на его слова было глубоко начхать. Ценный экспонат или не ценный, а становиться едой у меня желания не было.
  Опять появился алый туман, а кольцо туго сжало палец. Я уже пожалел, что нацепил эту цацку. Перстень мешал. Я ощущал, как кожа под ним вздувается волдырями. Но снять не получилось - казалось, что кольцо намертво впечаталось в палец, проникло чуть не до кости, стало частью руки.
  - Так ее действительно не убить, - выдохнула Анечка, сжимая побелевшими руками дробовик. - Вместо каждой головы будет появляться две. Вот увидишь, Саша, сейчас четыре станет.
  - И что делать? - вопросил я, вздергивая бровь. - Иван-дурак, кажется, головы Змею Горынычу прижигал, чтоб не росли больше. Только где ж мы тут найдем, чем прижечь?
  - Сейчас четыре головы станет, - повторила Анечка. - А потом восемь... а потом... Саша, ведь скоро не будешь успевать стрелять. Одна голова извернется и все. Больше и не понадобится.
  Я уже видел, как в мутном красном тумане покачиваются черные, плоские головы. Каким-то наитием я протянул к гидре руку с кольцом, повернул перстень так, чтобы изумрудные глаза дракона смотрели прямо на бестию. Из кольца ударил зеленый, как трава, луч. Анечка вскрикнула. Луч проехал по гидре, разрывая ее в клочья. Черные, дымящиеся ошметки летели во все стороны, густая кровь хлюпала под ногами. Громыхнуло, запахло озоном.
  Я открыл глаза - оказывается, зажмурился с перепугу. Рядом со мной стояла Анечка, ошарашенно крутя головой. Максим, обхватив себя руками за плечи, сидел, скорчившись, у стены и смотрел на меня с изумлением. Всюду валялись куски мяса, обрывки чешуйчатой шкуры, под ноги мне подкатился длинный, изогнутый клык.
  - Ну вот, теперь, кажется, все... - сказал я негромко. - Если из таких клочков встанет, то это не гидра, а чуть не сам индейский бог. Тот, что с перьями. Как там его... Ну, этот, мудрости и ремесел, воинственный бог... Кетцаль... Кетцолькол...
  - Кельцалькоатль, - сообщил Лещинский, подходя сзади. Истерика его, похоже, благополучно закончилась. Глаза были ясными, только чуть покраснели веки, да на щеках проявилась фиолетовая сеточка сосудов, как у запойного пьяницы. - Уходить надо отсюда. Мне кажется, что вот-вот потолок рухнет.
  Я поднял глаза вверх. Виктор был прав. Посередине потолка пещеры змеилась нехорошая, глубокая трещина, берущая начало от развороченного змеей лаза.
  - Обвал! - воскликнул Максим, вскакивая. - Ребята, ноги в руки и рванули отсюда.
  Медленно, как в кино, начали падать первые камни. Я бросился было к лазу, но резко остановился. Чуть не под ногами у меня лежал Толик, свернувшийся клубком, как зародыш. Дыхание его было хриплым и тяжелым.
  - Виктор! Макс! Хватайте его! - я приподнял голову Сергеева, похлопал его по щекам. Никакой реакции, но веки едва заметно дрогнули. - Похоже, по голове получил.
  Мы повернули к лазу, и тут перед нами с тяжким гулом, дробя все вокруг, упал огромный камень, перекрывая выход.
  - В обратную сторону, - развернулся я. - С той стороны должен быть проход.
  - Так это ж в глубь пещеры! - Анечка схватилась за щеки. В глазах ее плескался страх.
  - Точно, - согласился я. - Вот только другого выхода нет.
  Еще один камень свалился прямо на холм костей. Во все стороны брызнули осколки, костяное крошево, браслеты и кольца. Мимо моего лица пролетела высушенная эфа.
  - Быстрее, быстрее! - торопил я спутников, подгоняя их к входу в тоннель.
  Мы едва успели проскочить. За нашими спинами что-то ухнуло, и дыра, в которую мы вбежали, оказалась наглухо запечатанной. Анечка тихо заплакала, утирая слезы грязной ладошкой.
  
  Глава пятая.
  
  - Вот и змея гигантская, - говорила Анечка, всхлипывая. - Помните, ребята, чабан рассказывал... Мы еще посмеялись. Брешет, мол, дед... А вот оно как...
  - Угу, - мотнул я головой. - А еще старик о воине говорил. Типа нападает на всех, кто в пещеру заходит. Много чего он говорил...
  - Похоже, знал, что тут и как, - поежился Максим. - Как-то, вспоминая его рассказы, неуютно становится.
  - Что, уже не нравится пещерка? - подколол я его, но, увидев уныло опущенные плечи, смолк. - Да ладно, Макс, в порядке все. Тут, наверное, в самом деле что-то вроде Лох-Несского чудовища. Помнишь, ты еще повстречаться мечтал?
  - Мечтал. Только не нравится мне, когда мечты вот так в реальность воплощаются, - скривился Максим, но плечи расправил. - Ладно, хрен с ними, с чудовищами, а нам теперь что делать?
  Я уныло огляделся. Окружающий вид не радовал. Мы находились в очередной пещере, из которой в черноту неведомого вел тоннель. Никаких намеков на выход на поверхность, конечно же, не наблюдалось. Более того, ощупав пол, я сообразил, что он понижается. Я выругался.
  - Похоже, ребятки, мы влипли, - констатировал я очевидный факт.
  - Может, завал попробовать разобрать? - предложила Анечка, цепляясь за свой дробовик, как за последнюю надежду. - Выйдем так же, как и зашли.
  - Ну, чтоб этот завал разобрать, бульдозер нужен, - оценивающе окинув взглядом груду камней, плотно запечатавшую выход, заявил Максим. - Или бригада горнопроходчиков, работающих стахановским методом. Без инструментов мы тут пару недель провозимся. Сколько ты можешь без еды и воды выдержать?
  Аня безнадежно вздохнула, прижавшись плечом к Лещинскому. Я отвернулся, мучаясь черной завистью. Ну нет ведь ничего в этом белобрысом парне! Нет! Умен, правда, как вся Академия наук. Но и я ведь не дурак. Так почему ж ему такая женщина досталась, а мне - ничегошеньки?
  - Ясно, - заявил я, чтоб только что-то сказать. - Значит, нужно идти вперед и надеяться на лучшее. Вдруг там выход есть.
  - Должен быть, - кивнул Максим. - Говорили, что в Кугитанг-Тау еще один вход есть, кроме того, через который мы прошли. Правда, он от первого далековато. И еще... - спелеолог замялся, метнул быстрый взгляд на Анечку, пожал плечами. - В общем, тот, второй вход, до сих пор никто в глаза не видел.
  - А откуда ж тогда разговоры? - удивился я.
  - Ну, разговоров всегда хватает! Как ни пещера, так сказка. Чего только не болтают. А на самом-то деле все иначе.
  Я попытался припомнить, говорил ли чабан что-нибудь о втором входе в пещеру, но в голове крутились лишь страшные истории о гигантской змее, духах, что живут в пещере, и прочая дребедень, которой щедро нас пичкал старик.
  - Ладно, пошли, - решил я, и остальные кивнули, будто только и дожидались команды. - Деваться все равно некуда, а впереди есть надежда. Ну и, мне кажется, что Толик долго без помощи не протянет...
  Сергеев действительно лежал недвижимо, сложив торжественно руки на груди - ну чисто покойник! - и в лице его не было ни кровинки, а глаза очертились темными, буро-фиолетовыми кругами.
  - А как же...? - не договорила Анечка, но взгляд, направленный на Толика, был достаточно красноречив.
  - А никак, - твердо отозвался я. - Не будем его трогать, может, сам очухается. Но на случай, если это что-то... - я откашлялся. - Ну, в общем, нужно выбираться. И чем быстрее, тем лучше.
  
  * * *
  
  Я потерял счет времени, не обращал внимания на повороты, лишь тупо переставлял ноги, скрипя зубами от нытья в плечах - Толик оказался довольно-таки тяжел. Мы тащили его попеременно, взваливая на спину. В тех местах, где потолок опускался низко, волокли вдвоем, опускаясь на четвереньки. Он ни на что не реагировал. Голова его моталась безвольно из стороны в сторону, руки и ноги стали неожиданно гибкими, мягкими, будто враз лишились костей, щеки западали все больше. Мне казалось, что он чем-то отравлен. Но чем? Мысль о том, что укусы ганга могут быть ядовиты, совсем не нравилась, и я придержал ее про себя - незачем пугать остальных. И так хватает проблем.
  Максим, выудив из кармана мелок, нарисовал на стене очередную стрелку.
  - Зачем это? - прохрипел я. От тяжести безвольного тела Толика, обвисшего на моей спине, я уже задыхался, стучало в ушах, и каждое слово с трудом выталкивалось из сузившегося горла. - Думаешь, назад вернемся?
  - Мало ли, вдруг да придется, - Максим философски пожал плечами. - Помочь?
  Я гордо помотал головой и тут же пожалел, что отказался. Помощь бы мне не повредила, это уж точно.
  Анечка споткнулась раз, другой, оперлась рукой о стену. Черты лица ее заострились от усталости, рыжие волосы торчали в разные стороны, как ведьминская метла.
  - Ребята, привал, - заявил я, сваливая почти что небрежно Толика в угол небольшой пещерки, в которой мы находились. - Отдохнуть нужно. Водички попить. Бутерброды пожевать.
  - Откуда бутерброды? - махнул рукой Лещинский. - Все шутишь...
  - Никаких шуток, - я вытянул из кармана пакет. - Захватил, знаешь ли, невесть за какой холерой. Утром есть не хотелось, так думал - вдруг да под землей аппетит проснется.
  - И я взяла, - заморгала Анечка. Тонкий носик ее сморщился гримаской. - Несколько штук всего. Знала бы, так больше захватила бы.
  - Знал бы где упадешь, соломку таскал бы с собой в рюкзачке, - высказался Максим, принимая у меня из рук толстый, неловко сделанный бутерброд с колбасой. - Ничего, Анюта, у тебя еды все равно больше, чем у нас. Так что не извиняйся.
  Мы жевали бутерброды, Лещинский рассказывал Анечке какие-то плоские анекдоты, и она несмело улыбалась. А я думал о том, что вода нам не попадалась с тех пор, как мы убрались из пещеры с черным озером. Никакой больше воды! Даже сырости на стенах. Мы пробирались темными тоннелями, забредали в небольшие пещеры, полные сухой пыли и костей - кости, сложенные курганами, были в каждой пещере, - но ни капли воды я не видел. Даже сталактиты исчезли. Похоже, в этих местах воды не было никогда. Это могло стать проблемой. Я с неприязнью посмотрел на Лещинского, жадно глотающего воду из поданной Анечкой бутылки. Выступающий кадык его ходил вверх-вниз, словно под кожей перекатывался теннисный мяч.
  - Виктор, водичку побереги, - негромко сказал я.
  - А? - переспросил он и глотнул еще. Кадык ненавистно дернулся. - Не бери в голову, Саша! - воскликнул Лещинский бодро, утирая влажный рот. - Найдем воду. Выход бы найти.
  - Если будешь так пить, а воды в ближайшее время не попадется, то до выхода можем просто не дойти, - выдал я неприятный прогноз и с тоской увидел, как на Анечкины глаза наплыли слезы. Но я должен был предупредить.
  Лещинский сумрачно взглянул на меня, но бутылку отставил.
  - Ладно, - вздохнул. - Может, ты и прав. Но если через пять минут мы наткнемся на ручеек или озеро...
  - Тогда будешь пить, пока не лопнешь, - пообещал я. Вот только уверен был, что ни на какой ручей мы не наткнемся. Я прислушивался внимательно, даже уши шевелились от стараний, но ни единого звука капающей воды или плещущихся волн не уловил. А нос был забит пылью, и кожа чесалась от сухости.
  Передохнув немного, мы отправились дальше. Максим шел впереди, разведывая дорогу, и я все время слышал его восхищенные ахи. Ну, спелеолог он и есть спелеолог. В первую очередь - пещера, все остальное он забывал, увидав очередной подземный сюрприз. Особенно восхищали Максима костяные курганы.
  - Нет, ну в самом деле, Сашок, - говорил он, вышагивая рядом. - Ты глянь, как аккуратно насыпаны косточки. Будто кто специально их складывал. А кто? И что это вообще такое?
  - Могильники, - сообщил я ему очевидную вещь. А как еще назвать кучу костей?
  - Точно! - Максим посмотрел на меня так, будто я изрек нечто гениальное. - Могильники! Может, здесь когда-то не пещера была. Да! Жили себе люди и жили. Колодец, по которому мы спустились, может быть старым руслом реки. Вот была река на поверхности, а потом из-за какого катаклизма, может, из-за землетрясения, под землю ушла. Пещеры образовались. Ну и люди вслед за водой ушли. А куда им еще деваться?
  Мысль, конечно, была интересной, но никак не помогала решить наши насущные проблемы, о чем я тут же сообщил Максиму. Не смог удержаться.
  - Ты не прав, Сашок, - ответил он. - Если тут люди жили, значит, наверняка есть еще один выход на поверхность. Да нет, что я говорю! Не один! Ведь даже лиса несколько выходов из норы роет. А люди всяко умнее. Так что моя идея дает нам не просто надежду, но уверенность в благополучном исходе.
  Я крякнул, переваливая Толика на спине поудобнее, и тут же согласился со спелеологом. Как ни странно, настроение мигом поднялось, я всматривался в темноту тоннелей, и был готов каждую секунду увидеть солнечный луч. Вот только состояние Толика беспокоило. Он так и не пришел в себя.
  - О! Вот это для меня игрушка! - Максим неожиданно бросился в сторону. Глаза его горели.
  - Ты чего? - окликнул его я. - Куда помчался?
  - Знаешь, Сашок, я тоже хочу какую-нибудь цацку. Вы вот с Анатолием подхватили уже по сувенирчику, я тоже сейчас найду. Вот в этой кучке точно есть какая-никакая побрякушка. Ну, на память о том, как мы здесь плутали, - Максим кивнул на очередной костяной курган и полез на него, уверенно цепляясь за выступающие там и сям кости руками.
  - Еще не выплутали, - заметил я. - Если ты обратишь внимание, то мы еще невесть где, а выход вовсе неведомо куда спрятался.
  - Выплутаем! - Максим небрежно махнул рукой. Груда костей под его ногами захрустела, осыпаясь по краям. - Сашок, я просто уверен, что со мной ничего плохого случиться не может. По определению! Так что держитесь меня, и выйдем в лучшем виде на поверхность. Не первая это моя пещера и не первый обвал.
  Хотел бы и я так быть уверенным в благополучном исходе.
  Толик застонал, шевельнулся слегка, и я тут же опустил его на землю. Похлопал по щекам.
  - Эй, очухался? - поинтересовался с надеждой. Уж очень надоело на себе тащить эту тушку. - Ну, Толя, давай, открывай глазки. Пора вставать. Будильник уже прозвенел.
  Из открывшегося рта Сергеева потекла зеленоватая слюна.
  - Воды! Дайте воды кто-нибудь! - заорал я, перепугавшись.
  Максим обернулся на мой крик. Костяная пирамида покачнулась, и спелеолог замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Кости разъезжались в разные стороны, и Максим, неловко переступив, упал на колени.
  Ко мне подбежала Анечка.
  - Вот вода, вот, - торопливо говорила она. - А что, Толик очнулся? Да?
  - Вроде да, - ответил я, старательно загораживая от нее Сергеева. Лицо его, перекошенное до неузнаваемости, было испачкано слюной, глаза закатились, и видны были только белки, страшно блестевшие в мигающем свете фонарика. Я осторожно вылил несколько капель воды ему в рот. Толик захрипел, закашлялся.
  - Еще... - с трудом разобрал я. Ну, слава всем святым! Заговорил, значит - все в порядке!
  - Тряпку какую дай, - попросил я Анечку. Она тут же подала носовой платок. Чудо, а не девушка! Я смочил платок, обтер бледное лицо Толика.
  - Попить дай! - уже гораздо внятнее, с непонятной угрозой прохрипел он. - Воды!
  Я, пожав плечами, подсунул ему бутылку.
  - Ты на воду не налегай. У нас ее не так много.
  - Это неважно, - Сергеев мотнул головой и припал к бутылке, как младенец к соске. На руке его тускло блестел золотой браслет, и змеиные глаза сверкали алым. Мне отчего-то стало неуютно, а перстень на пальце повернулся, впиваясь в кожу изображением дракона.
  - Идти-то можешь? - я приподнял Толика, помог ему встать.
  - Могу, - теперь он говорил твердо, уверенно, будто и не лежал без сознания совсем недавно. - Вы тут наплутали изрядно. Но ничего, скоро выберемся!
  От его слов нехороший холодок пробежал по моей спине. Я понять не мог, что же мне не нравится, но внутренний голос вопил истерически, с подвизгом, что во всем этом таится какая-то неведомая опасность.
  - Где Максим? - спросил Толик, оглядывая нас, словно командир перед атакой.
  Максим с готовностью подскочил к нему.
  - Есть! - видно, спелеолог тоже что-то почувствовал, потому что вытянулся в струнку с насмешкою, поднес ладонь к голове, лихо козыряя, будто новобранец перед генералом. - Тута я, вашбродь!
  - Почему орал? - строго взглянул на него Толик.
  - Когда?
  - Да вот только что.
  - Ну... это... - Максим замялся, на лице нарисовалась несвойственная ему смущенная растерянность. - Я тут, понимаешь ли, полез в курган. За сувениром. А кости возьми и рассыпься. Я и провалился. А там ганга - ну до холеры ясной! Искусали всего. Вот и орал. Отгонял, значит, насекомых.
  - Клещи покусали... - сказал Толик задумчиво. - Много, говоришь, клещей? - и он вдруг хихикнул, собрав лоб морщинами. - Ладно, покусали так покусали. Потерпи, это ненадолго.
  С этим мутноватым заявлением Толик повернулся и зашагал в боковой тоннель, даже не оглянувшись на наши растерянные физиономии. Мы, конечно же, заторопились следом.
  - Слышь, Сергеев, куда бежим? - полюбопытствовал Лещинский, догоняя Толика. - Почему такая спешка? Где горит?
  Толик не удостоил его ответом, лишь ожег таким взглядом, что даже я поежился. Лещинский, кажется, не обратил на это никакого внимания, подал Анечке руку, помогая обойти груду камней на дороге. А я все размышлял: почему при взгляде на браслет Сергеева ощущается какая-то неправильность, будто смотрю в черную дыру, раскрывшуюся прямо под ногами. Ерунда, конечно, но в душе щемит.
  Максим шел, ругаясь и почесываясь. Жаловался, что клещи покусали его с необычайной силой.
  - Другой вид, что ли, попался? - рассуждал он, раздирая места укусов в кровь. - Раньше, когда грызли, вроде не было такого. Неприятно, конечно, но не до такой степени.
  - Не чешись, Макс, - посоветовала ему Анечка. - Кто знает, какую заразу занесешь. Ручки-то, небось, немытые. Под ногтями картошку можно выращивать.
  - Ну, выращивать - это ты загнула, Анюта, - ухмыльнулся Максим. - Но сажать уже можно.
  - Вот и не чешись!
  - Да ладно, найду вот себе побрякушку, так сразу чесаться перестану, - засмеялся Максим так заразительно, что я даже отвлекся от своих размышлений, улыбаясь в ответ на его веселье.
  - Вот для тебя побрякушка, - неожиданно обернулся к нам Толик, вытаскивая из кармана давешнюю золотую цепь. И когда он ее туда пристроил - ума не приложу!
  Сине-зеленый камень в золотой сетке сверкнул манящим глазом, когда на него направили луч фонаря. Максим восхищенно присвистнул.
  - Давай, надевай, - скомандовал резко Толик. Я было открыл рот, захотелось закричать: "Не надо, не трогай это!", но Максим быстро перебросил цепь через голову, камень уютно лег на его грудь.
  - Спасибо, Толик, - поблагодарил он Сергеева, поглаживая диковинный камень. - Век помнить буду.
  - Век? - неприятно усмехнулся Толик. - Да что там век, Макс! Гораздо, гораздо дольше...
  От этих слов мороз вновь пробрал меня до костей, уж не знаю почему.
  Мы пошли дальше, но Толик все время оглядывался на Максима, улыбаясь каким-то своим мыслям. Я тоже начал посматривать в ту же сторону, пытаясь понять: что же видит Сергеев. И показалось, что тоже вижу. Удивительно, но фигура Макса иногда словно расплывалась, как нечеткое изображение на экране, подрагивала текуче. Но стоило присмотреться внимательнее, как эффект сразу же пропадал. А Максим шел, задумчиво улыбаясь, ладонь его беспрерывно поглаживала сине-зеленый камень, пальцы бережно ощупывали золотую сетку, пробегали по тяжелым звеньям цепи.
  - Макс, хорош ляльку свою теребить, - окликнул его я. Максим обернулся ко мне с растерянной улыбкой. Пальцы его вцепились в камень, сжали крепко. - Это ж не девка, Макс, чтоб ее гладить, - попытался я пошутить.
  - Я и не глажу, - ответил Максим. - С чего ты взял? Делать мне больше нечего, как цепочки гладить.
  Он пожал плечами, а я аж рот открыл. Максим действительно не чувствовал, что делают его собственные руки!
  - Ну, почти добрались, - подмигнул, оборачиваясь, Толик. - А вы боялись, что здесь помирать придется. Так я вам скажу: не здесь! - и рассмеялся с подвизгом, даже слезы на глазах выступили.
  Я не видел никаких признаков выхода, не тянуло свежим воздухом, не было и дневного света. Тяжкая, мрачная тьма по-прежнему окружала нас. Но я не успел ничего сказать. Толик поднял руку, рубиновые глаза змей на браслете недобро сверкнули, и за моей спиной гулко громыхнуло.
  - Обвал! - вскрикнул Максим. Я почувствовал себя как в страшном сне, идущем по кругу. Уже был подобный крик, уже грохотало, сваливались камни. Все это было совсем недавно. И вот - повторилось опять.
  Анечка пронзительно завизжала, хватая себя за щеки руками. Глаза ее выпучились жабьи, побелели. Из-под груды камней, прочно, как пробка бутылочная, запечатавшей тоннель за нашими спинами, видна была рука со слабо подергивающимися пальцами. Под пальцами расплывалась кровавая лужа.
  - Витя! Витенька! - продолжала визжать Анечка, подскочив к этой трепещущей руке. Она гладила дергающиеся пальцы, пачкаясь в крови, плакала. Максим оттащил ее в сторону, прижал к себе крепко.
  - Анюта, Анюточка, успокойся, - уговаривал дрожащим голосом. - Не кричи, видишь, потолок непрочный. Чуть что - сразу сваливается.
  - Копать, копать надо! - Анечка колотила Максима маленькими, плотно сжатыми кулачками. - Видите, он живой еще! Живо-ооооой! - крик ее раскатился по темному тоннелю, и мне почудилось, что стены дрогнули, зашевелились.
  - Да, да, Анюта, - погладил ее по голове Максим. - Конечно же, живой. Откопаем.
  Она заплакала тихо, безнадежно, перестав кричать. Я понимал, что откопать Лещинского невозможно - нет ни инструментов, ни сил. Да и сколько он проживет, придавленный такой каменной массой? Словно отвечая на мою мысль, рука, виднеющаяся из-под завала, дернулась еще раз, пальцы скребнули по земле и замерли окончательно. Кровь казалась черной в свете фонарей.
  - Похоронить хотя бы... - тоскливо прошептала Анечка. Она уже не вырывалась, не кричала, а в глазах плескалась такая печаль, что мне стало тошно. И Лещинский, которого я с трудом выносил, представился таким, каким он был на самом деле - хорошим парнем, которому не очень-то везло в жизни, умным и веселым, погибшим глупо и бесполезно. Мне самому захотелось плакать. Если б я обладал божественной силой - честное слово, воскресил бы его! А там пусть Анечка его любит, он это заслужил.
  - Мы вернемся сюда, - тихо говорил Максим, поглаживая Анечкино плечо. - Вот клянусь тебе, Анюта, вернемся. Не оставим Витьку лежать одного в этой пещере.
  - Вот тут ты прав, - впервые заговорил Сергеев. - Один он тут лежать не будет, - и повел рукою, указывая на что-то у стены. Я проследил взглядом за его жестом и сплюнул. Всюду лежали кости. Но уже не так, как прежде - курганами. На этот раз целые скелеты примостились вдоль стен, стояли и сидели, у многих в костлявых пальцах было зажато оружие - мечи и копья, некоторые держали щиты-гоплоны, украшенные изображениями солнца, диковинных животных, с занавесью и без. Максим подобрал иллирийский шлем, закрывающий лицо, с ярким, красно-желтым гребнем, спускающимся от лба к затылку.
  - Надо же, как сохранилось все, - удивился он, вертя в руках шлем. - Вон и ксифос - меч - лежит. И ни крупицы ржавчины!
  - Здесь хорошие условия для такого хранения.
  Мне не нравилась ухмылка Сергеева, но что я мог сделать? Подойти к нему, встряхнуть за плечи, сказать: "Толик, прекрати скалиться!"? Глупо.
  Максим, озорно улыбнувшись, напялил на себя шлем, обернул вокруг талии юбочку из металлических пластин, закрывающих бедра.
  - Ну что, похож я на гоплита?
  Толик одобрительно кивнул, Анечка даже головы не повернула, так и стояла, уставившись на мертвую руку Лещинского.
  - Вот это еще возьми, - Сергеев подал Максиму копье со странным наконечником, напоминающим лист, с насечкой по краю. - Если такую штуку в тело воткнуть, так разворотит похлеще, чем разделочный нож, - кивнул на острые зазубрины на острие Толик. - Примерь, Макс, кажется, твой размерчик.
  - Точно! - Максим подхватил на руку щит с изображением раскрытого глаза на занавеси. - Прямо как на меня пошито.
  Он смеялся и дурачился под поощрительным взглядом Сергеева, а я смотрел на них и удивлялся: вот в двух шагах лежит мертвый приятель, придавленный каменной громадой, и умер он только-только, часа еще не прошло, а они веселятся, будто ничего не случилось, как на вечеринке с карнавальными переодеваниями. Максим, делая картинный выпад копьем, наступил в кровавую лужу, натекшую из-под камней, но даже не заметил этого.
  - Поножи еще, - Толик подтолкнул носком ботинка украшенные тонкой чеканкой поножи с наколенниками. - Давай, Макс, надень. Посмотришь, как хорошо будет.
  Максим на удивление быстро разобрался с древними доспехами. Он словно знал назначение каждой вещи, прилаживал ее точно на нужное место, не ошибившись ни разу. Через пять минут перед нами стоял греческий гоплит при полном вооружении. Из прорезей шлема сверкали глаза, тяжелая золотая цепь с неведомым сине-зеленым камнем спускалась на грудь. Гоплит поднял вверх меч, повернул его, ловя лезвием яркий луч фонаря, и внезапно резанул себя по предплечью. Широкой волной хлынула кровь. Я шагнул было вперед, но Сергеев протянул руку, останавливая меня.
  - Не мешай, - шепнул с угрозой. - Стой смирно.
  Я пожал плечами. Видно было, что рана поверхностная, так что опасности нет. Вот только что меч не стерильный, но кровь так льется, что вымоет любую заразу.
  Максим радостно вскрикнул, окуная лезвие меча в кровь. Сине-зеленый луч ударил с его груди, осветив мертвенно подземный тоннель.
  - Макс! Сними цепь! - дико заорал я. В голове билась одна мысль: что-то сейчас произойдет нехорошее, если Максим не снимет украшение. Мерещилось, что свет странного камня, похожего на ведьминский глаз, призывает кого-то. - Сними це-еееепь!
  Тень Максима, протянувшаяся по стене, дрогнула, зашевелилась, повторяя его движения. Анечка обернулась, заморгала потерянно, только сейчас обратив внимание на прыгающего с мечом Максима. Она протянула руку в сторону тени, открывая рот, силясь что-то сказать. Я подскочил к спелеологу, рванул золотую цепь, раскачивающуюся, как маятник. С тем же успехом я мог рвать стальной трос, поддерживающий мост Бруклина.
  - Там... там... воин... - выговорила наконец Анечка и истерически расхохоталась.
  Я обернулся. Из тени выступил викинг. Из-под рогатого шлема спускались на плечи толстые, рыжие косы, перевитые бусами с колокольчиками. Медвежья шкура лежала на плечах викинга, широкие лапы были перекинуты на грудь. Да и сам викинг напоминал здоровенного медведя, вставшего на задние лапы и держащего в передней круглый, небольшой щит. Громадный топор хищно поблескивал полумесяцем лезвия, шип на нем казался длинным когтем дикого зверя. Викинг взревел. На губах его показалась пена. Он вцепился зубами в край щита, начал грызть твердое, окаменевшее от древности дерево. Сине-зеленое сияние соединило гоплита и викинга. Свистнул ксифос в руках греческого воина, загудел во взмахе топор скандинава.
  - Воин, охраняющий вход в пещеру, - прошептала Анечка, икая от смеха. - В точности, как чабан говорил.
  - Не вход, а выход, - поправил ее Толик, взглянув презрительно. Рубиновые глаза змей на его браслете переливались всеми оттенками алого, будто на золотые морды брызнули кровью.
  Топор с хрустом вонзился в щит-гоплон, срывая занавесь.
  
  Глава шестая. Дом Змея
  
  Они дрались - викинг и Максим. Нет, не Максим - уже воин-гоплит. Я, глядя на него, никак не мог представить, что под всеми этими древними доспехами скрывается хорошо знакомый спелеолог. Да и где он научился так владеть мечом?
  Выпад следовал за выпадом, сверкало лезвие топора, будто ущербный месяц, насаженный на рукоять, поблескивал тускло меч-ксифос. Ни один не мог одержать верх. Я, замерев в неподвижности, размышлял: а хватит ли у Макса духу убить этого викинга? И тут же вспоминал, что Максима уже нет, зато есть некто, таинственным образом использующий его тело.
  Странный звук отвлек меня от схватки. Я повернулся и увидел улыбающееся лицо Сергеева. Как же мне не понравилась эта улыбка! Было в ней что-то нечеловеческое, хищное наслаждение боем, радость при каждом ударе. Браслет на его руке полыхал огненно. Толик постукивал рукой по стене в рваном, душу тянущем, ритме. Казалось, будто это не ладонь стучит по камню, а гулко бьют барабаны, сделанные из выдолбленных древесных стволов: "Ду-уууум-дум-дум-дуууум!".
  Гоплит сделал особо удачный выпад, и меч почти что по рукоять вонзился в незащищенный кожаным доспехом живот викинга. Вы думаете, что вывалились кишки, потекла кровь? Ничего подобного! Лишь черный дымок, смахивающий на влажный туман, подкрашенный темнотой, взвился над воином. И тут же топор рубанул по руке гоплита. Анечка вскрикнула. Таким ударом можно было отсечь руку, однако лезвие прошло насквозь, лишь чуть приостановившись, словно сквозь густой кисель, и вновь появился черный туман, завивающийся змеиными кольцами.
  - Что это, Саша, что? - Анечка схватила меня за руку, прижалась к плечу. Я бережно обнял ее.
  - Не знаю, - признался честно.
  - Бой! - кривя усмешливо губы, повернулся к нам Толик. - Воины камня сражаются друг с другом. Годы и годы, столетия. Пока не рассыплется камень.
  - Что за чушь ты несешь? - резко спросил я, а сам уже знал, что Сергеев говорит правду, но неясно было - откуда пришло это знание к нему, да и ко мне тоже.
  Он рассмеялся вместо ответа.
  - Смотри, Сашок, - ткнул Толик в сторону скелетов, лежащих и сидящих вдоль стен. - Смотри, к ним пришел ганг, принес кровь нового воина!
  Я увидел мириады клещей, шевелящихся меж костей, и почувствовал тошноту, подкатывающую к горлу. Мерещилось, что не клещи двигаются, а сами кости подрагивают, пристраиваются друг к другу, соединяются иссохшими, полусгнившими сухожилиями.
  Анечка, взвизгнув негромко, уткнулась носом мне в плечо. Мои глаза выпучились, а рот открылся: кости действительно двигались! Из ран дерущихся воинов поднимался черный дым, тянулся к разваленным скелетам, среди которых копошился ганг, впитывался в белые, сухие кости. И вот уже поднялся целый отряд воинов, облаченных в разнообразные доспехи, размахивающих оружием.
  - Отче наш, иже еси на небеси... - забормотала Анечка, не отрываясь от моего плеча. Пальцы ее, сжимающие мою руку, тряслись и были холодными, словно вокруг бушевала метель. - ... хлеб наш насущный...
  Я не знал что делать. Стоял, будто вросший в камень, не мог и двинуться. Темный ужас накатывал, как морская волна, грозил унести с собой, похоронить в черноте и безнадежности. Все рациональное представление о мире рушилось, рассыпалось горным обвалом. В ушах гудело.
  - Господи, спаси и помилуй нас, грешных! - прошептала Анечка, зажмуриваясь. Я крепче сжал ее плечи, словно этим мог как-то защитить от кошмара, наползающего со всех сторон.
  На какой-то миг показалось, что молитва подействовала: черный туман перестал сочиться из тел сражающихся, шевелящийся непрестанно ганг замер. Но не успел я вздохнуть с облегчением, как скелетообразные воины подняли оружие, ржаво лязгнувшее в костлявых руках, и бросились друг на друга, завывая, как волчья стая. Это было настолько неправдоподобно и нереально, что я рассмеялся, кусая губы, чтобы не сорваться в истерику. Сергеев бросил на меня ехидный взгляд.
  - Что, Сашок, страшно? - поинтересовался, поглаживая ласково змеиный браслет. - Ну, дальше веселее будет.
  - Куда уж веселее? - отозвался я, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Боюсь, что мне это удавалось плохо, потому что Толик подмигнул мне насмешливо, покачал головой: мол, не дури голову, парень, сразу ж видно, что у тебя штаны почти что мокрые.
  Гоплит и викинг, не переставая обмениваться тяжкими ударами, отступали все дальше к стене, скрываясь в черной, густой тени. Воины-скелеты двигались за ними, визжа и тыча друг в друга мечами и копьями. Анечка, зашептав что-то невнятное и сжав руки так, что побелели костяшки пальцев, пошла следом. Я, не помня себя, оттолкнул ее в сторону. Она отлетела, запнулась о валяющийся камень, упала на бок, неловко подвернув руку. Из-под рассыпавшихся рыжих волос на меня укоризненно и непонимающе смотрели синевато-зеленые глаза, заплывающие слезами.
  - Нельзя туда! - резко сказал я, отворачиваясь, чтобы не видеть этот обиженный взгляд. - Ни в коем случае нельзя!
  Сергеев расхохотался гулко, и показалось, что от этого смеха дрогнули камни свода. Я испугался - вот-вот будет очередной обвал.
  - Там Максим... - жалобно выговорила Анечка. - Саша, Максим там с этим... дерутся... Хватит того, что Витя... - и она, наконец, расплакалась, жалко и по-детски всхлипывая, размазывая слезы ладошкой.
  Я понял ее. Действительно, Виктор погиб под обвалом, сейчас только не хватало потерять спелеолога. А с ним происходило что-то непонятное. У меня на глазах исчезал знакомый человек, превращаясь в нечто странное, в древнего воина. Но что я мог сделать?
  На мгновение черный туман закрыл все вокруг, сомкнулся плотной стеной, и тут же развеялся. Ни викинга, ни Максима больше не было, лишь покачивались на стене черные тени, в которые ныряли, словно в воду, ожившие скелеты. И вот - тоннель очистился, не осталось никого, кроме меня, Анечки и Сергеева, по-прежнему смеющегося с торжеством.
  - Чудненько, - сказал он, тяжело дыша от смеха. - Теперь можно идти дальше. Путь свободен.
  - Как - дальше? - взвизгнула Анечка, вырываясь из моих рук. Она подскочила к Сергееву, затрясла угрожающе и смешно пальцем у него перед носом. - Витя там, под камнями! Что, так и оставим крысам? А Максим? Максим где?!
  - Уже не с нами, - равнодушно отозвался Толик. - Да ты не волнуйся так, Анюта. Ты ведь жива, здорова, только поцарапана слегка. Держись подальше от клещей и бижутерии, что в костях валяется. И проживешь еще... некоторое время.
  Ох, как не понравились мне эти слова! Было в них нечто странное, удивительным образом сочетающееся с дикими событиями этого дня. Будто знал Сергеев, что происходит. И почему. А вот я никак понять этого не мог.
  - Ладно, мальчики и девочки, - усмешливо подвел итог Сергеев. - Поболтали, глазки друг другу построили, и будет. Пора идти. А то, знаете ли, кто-то еще должен будет оружие в руки взять. С воином сразиться. Он ведь не совсем ушел, как понимаете.
  В его словах была какая-то логика, и я потянул Анечку прочь, уговаривая, что вскоре вернемся, откопаем Лещинского, организуем поисковую партию, чтобы найти Максима. Анечка глянула на меня сухими, блестящими глазами, пожала плечами с небрежностью.
  - Хорошо, Саша, пойдем, - кивнула. - Может, ты и прав.
  Такая тоска в ее голосе прозвучала, что у меня сердце захолонуло.
  Мы пробирались по узкому тоннелю, опасливо проходили через редкие полости пещер, заполненные костями с шевелящимся меж них гангом. Анечка каждый раз отворачивалась, и лицо ее искажалось испугом. Я тоже не особо рвался к экспериментам и старался не смотреть на костяные кучи. Иногда по тоннелю пролетал влажный ветерок, насыщенный запахами зелени и гнили.
  - Скоро, скоро выберемся, - повторял в такие моменты Толик, и я послушно топал следом за ним, поддерживая Анечку. Она ослабела, спотыкалась на каждом шагу, глаза ввалились, будто шли мы уже недели.
  Однажды я подобрал лист, едва завядший, смахивающий на плющ, но весь покрытый серебристым пухом. Показал его Анечке.
  - Видишь, действительно скоро выход из пещеры, - сказал ей, успокаивающе похлопывая по плечу. - Листок с земли прилетел.
  - Может, сверху свалился, - безразлично отозвалась Анечка. - Мало ли, вдруг еще один колодец тут. А, может, и не один. Здесь ведь реки под землю уходили. Так что колодцев может быть много.
  А я-то думал, что лист ее порадует. Но, похоже, она утеряла способность радоваться, да и вообще как-то реагировать на события.
  Впереди забрезжил неуверенный, сероватый свет, и я ускорил шаг, почти что наступая на пятки Толику.
  - Не спеши так, Сашок, - посоветовал он, но шагнул в сторону, уступая мне дорогу. - Главное - не споткнись.
  Я отмахнулся от его слов, торопясь к свету. Анечка тоже пошла быстрее, ухватилась за мою руку, и впервые за весь этот кошмарный день я увидел проблеск надежды на ее лице.
  А свет изменялся, из серого становился желтоватым, ярким, словно солнце пыталось пробиться сквозь каменную толщу. Я выключил фонарь, побежал, крича что-то счастливое, дикое и свободное. Впереди расстилалась зеленая равнина, залитая солнечными лучами, в точности, как в рекламных роликах курортов. Я раскинул руки, вдыхая сладкий воздух. Легкий запах гниения не мешал мне. Это всего лишь растения, гниющие, как в тропиках, от излишнего буйства своего роста - говорил я себе.
  - Выбрались! Точно выбрались! - выдохнул я, поворачиваясь к выходу из пещеры. Отчего-то захотелось бросить последний взгляд на жадную, черную каменную пасть, что чуть не поглотила нас.
  Мелькнула тень, и солнечный свет внезапно погас, будто повернули выключатель. До меня донесся затихающий Анечкин крик, удаляющийся в темноту тоннеля, в который я проваливался все глубже и глубже. Каменные стены смыкались вокруг меня, сдавливая грудь. Что-то толкнуло в спину, и я окончательно провалился в непроглядную темень.
  
  * * *
  
  Было холодно и мокро. Наполненная острыми кристалликами льда волна плеснула мне в лицо, откатилась. Округлая галька воткнулась мне в бок, вызывая острую, режущую боль. Видно, попала на место укуса клеща. Я, отфыркиваясь, открыл глаза. И ничего не увидел. Темнота подступала со всех сторон, только где-то вверху мелькал жаркий, танцующий огонек, словно горела свеча, задуваемая порывами ветра. Откуда на морском берегу могла взяться свеча?
  Я попытался приподняться и застонал от неожиданной, рвущей боли в голове. Перед глазами вспыхнуло множество огней, как в пасхальную ночь в церкви.
  - Не двигайся, Саша, - ласково сказал кто-то, и влажная ткань коснулась моего лица. - Ох, ну и досталось же тебе...
  Я вновь разлепил веки. Конечно же, никакого моря и в помине не было. Надо мной склонилась Анечка, осторожно обтирая мое лицо мокрой тряпкой. Видно, она пыталась меня напоить, вот и померещилась волна. Так и захлебнуться недолго!
  - Что? Где? - не очень умно и совершенно невнятно спросил я.
  - Сама не знаю, - растерянно ответила Анечка. - Толик тебя по голове камнем съездил. И тут появились какие-то... - она замялась, всхлипнула. - В общем, люди. Странные. Тебя забрали, меня тоже с тобой потащили. А Толика повели, кланяясь на каждом шагу, будто сам Господь он во плоти. Явился, значит, к ожидающим поклонникам. Вот и сидим тут. А где Толик - без понятия.
  - Тут - это где? - попытался я уточнить. Язык с трудом шевелился, пересохший и разбухший. Будто кусок старого ремня пытаешься во рту двигать. - Куда нас притащили?
  - Да не знаю я, Саша! - с отчаянием воскликнула Анечка. - Здание какое-то.
  Я огляделся, стараясь не двигать головой без особой надобности - болело невыносимо. Либо камень был размером с Василия Блаженного, либо Толик сил не пожалел. Саданул от всей души.
  В общем-то, вокруг было не так и темно. Сумрак, подсвеченный пламенем от редких факелов, укрепленных на стенах. Нет, факелов было не так уж и мало, просто помещение было настолько громадным, что свет терялся в тенях у толстых, бочкообразных колонн. Я тут же сообразил, почему вспомнился Василий Блаженный - мы явно находились в каком-то храме, вот только к Христу этот храм не имел ни малейшего отношения. Купол уходил высоко вверх, но не давал ощущения объема и неизмеримого пространства, приближающего человека к небесам. Напротив, казалось, что мы - всего лишь песчинки, черви неразумные. Этот храм подавлял своей массивностью, утверждал незначительность человека перед лицом... чего?
  На стенах плясали тени, будто демоны, поднявшиеся из глубин. Свет шел откуда-то сзади. Я осторожно повернулся, пытаясь сохранить голову в неподвижности, двигая лишь тело. И присвистнул, увидев то, что освещалось множеством факелов.
  Гигантский змей с алыми рубинами глаз, расправив капюшон, злобно смотрел на меня с вышины. Длинное туловище было свернуто кольцами, массивная голова высоко вознесена, кончик хвоста, казалось, вот-вот шевельнется. В разверстой пасти видны были длинные, острые клыки. Каждая чешуйка сверкала в факельном свете - гадина была сделана из золота.
  - Вот это красавчик! - сказал я, пожимая Анечкину руку. Ее пальцы дрожали, как кроличий хвостик. - Да не переживай так, Анюта. Он же дохлый. В смысле, статуя это.
  - В жизни таких статуй не видела, - призналась Анечка. - И знаешь, Саша... - она понизила голос, оглядываясь с подозрением, будто опасалась, что кто-то может подслушать. - Саша, мне кажется, что он - вовсе не статуя. Живой. Наблюдает.
  - Да как же живой? - бодро воскликнул я и поморщился - громкое восклицание отозвалось болью в голове, слова заметались эхом меж колонн, возвращаясь ко мне грозным шепотом. Но я решил не обращать на это внимания. Нужно было успокоить Анечку, а то вон как разволновалась. - Анюта, глянь сама. Вон хвост. Са-ааамый кончик. Видишь? - она послушно кивнула. - Ну вот. Видишь, что не шевелится? Ни одна гадюка не смогла бы так долго простоять, да не дернуться хоть чуточку. Правильно?
  - Ну... правильно, конечно... - Анечка вновь оглянулась на змея и поежилась. - Я себе это все время повторяю. А все равно кажется, что живой! - и она вдруг расплакалась.
  Я погладил ее руку, не зная, что и сказать. Статуя, конечно, ерунда. Но - куда мы попали? И за какой холерой Сергеев меня камнем по голове саданул? Мозги у него, что ли, съехали совсем?
  Я присмотрелся к золотой твари и закусил изнутри щеку до крови. Морда змеи была в точности такой же, как у гадин на Сергеевском браслете. И глаза - такие же рубины-кабошоны, только гораздо, гораздо больше. Я никогда и не думал, что бывают рубины таких размеров.
  Постанывая и кряхтя, как столетний старец, я поднялся. Анечка поддерживала меня, будто отпустить боялась. Может, думала, что я шлепнусь сразу же, а возможно, просто не хотела выпускать из рук единственную привычную ей реальность - меня, то есть.
  - Анюта, я не упаду, - на всякий случай сказал я. В конце концов, как бы ни была мне приятна ее поддержка, но я - мужик увесистый, габаритный, девушке тяжело держать. Она же на мои слова только головой мотнула, да вцепилась еще крепче.
  Я медленно пошел по храму, постоянно оглядываясь. Снял с подставки факел, поднял его над головой. Ох, лучше бы этого не делал - при таком освещении храм показался еще более мрачным, угрожающим. Уходящие вверх колонны были расписаны странными и дикими рисунками. На сером камне красно-черные картинки выглядели... ну, нехорошо они выглядели. Слишком, что ли, живыми, но в то же время - жутковатым гротеском. Да и сцены, изображенные на колоннах, как-то не представлялись успокоительными. Слишком много в рисунках было крови и насилия. Прямо иллюстрации к романам ужасов.
  - Ты только посмотри, Саша! - выдохнула Анечка, тыча пальцем в колонну. - Как думаешь, это реальные события, или так... воображение художника?
  - Я б такому художнику все воображение отбил на фиг, - пообещал я, присматриваясь к картинке. - Знаешь, Анюта, похоже, это все же действительность. Что-то вроде фоторепортажа с места событий.
  Анечка вздрогнула, да и у меня начало нервно подергиваться веко. Рисунки изображали то ли вождя, то ли еще какого предводителя, увешанного драгоценностями, украшенного перьями. С плеч вождя свисала львиная шкура, и лапы уютно покоились на его груди. Он сидел на троне с высокой прямой спинкой, над которой виднелась змеиная голова. Повелительным жестом руки указывал вниз. А там воины хватали детей, вырывали их из рук женщин и мужчин, бросали в огромный, дымящийся костер. Мне показалось, что я даже учуял вонь горелой плоти.
  - Избиение Иродом младенцев, - прокомментировал я, чтоб только сказать что-то. - Нет, все же не действительные события. Кто-то просто обчитался Библии.
  - Да? - Анечка посмотрела на меня искоса. - Ну-ну... Значит, обчитался... Саша, так ведь на Ирода это ну нисколечко не похоже! Ты глянь, как он одет! Да и змей тут при чем?
  Я пожал плечами.
  - Не знаю, Анюта. Но мало ли, какую одежку художник придумал. А змея... Ты что, трон Ирода видала?
  - Не видала, конечно, да только никаких змей там не было!
  Она, конечно, была права. К тому же, тварь, изображенную на рисунке, я мог увидеть, так сказать, вживую - стоило только оглянуться. Если к золотому змею приставить трон - не отличить будет от картинки на колонне. Но не говорить же об этом девушке, которая и так от испуга едва дышит!
  - А это? Это что? - задохнувшись внезапно, севшим до хрипоты голосом спросила Анечка. - Посмотри, Саша!
  - Охота, - промямлил я. Язык снова стал напоминать засушенную тряпку, царапал небо. - Наверное туземцы местные охотой промышляют. Развитие у них на первобытном уровне остановилось. Ну, сама понимаешь, затерянная цивилизация... А что рисовали в первобытные времена? Охоту! - я определенно нес чушь и никак не мог остановиться. Какая разница, что за туземцы, на каком уровне у них развитие, да и все остальное неважно. Главное было в том, что на рисунках со сценами охоты были изображены динозавры! Точно говорю - динозавры. Вполне реалистичные. Я узнал тиранозавра-рекса. Господи, Боже ж ты мой! Да неужто у них такие водятся?
  - Охота, говоришь? - язвительно переспросила Анечка. И вдруг заговорила тихо, почти что неслышным шепотом. - Саша, а вообще куда мы попали?
  Да если б я сам знал! Одно мог сказать точно - не в родные места. Но и от Туркмении далеко не ушли. Куда мы могли деться за один день? Значит, где-то в горах. Но откуда в родной стране затерянные долины? Это вам не дельта Амазонки с крокодилами. Тут все насквозь облазили давным-давно. Сами понимаете, когда речь идет за оборону - так на четвереньках с зубными щетками каждый угол подметут, чтоб не упустить чего. А уж что-то вроде неведомой цивилизации - да никак невозможно!
  Я тут же Анечке все свои соображения высказал.
  - Понимаешь, Анюта, - закончил я бодрый спич, - мы тут немножко посидим, а нас и найдут. Точно говорю. Где-то и передатчик есть. А вообще-то я думаю, что это - какая-то военная база. Засекреченный объект. Потому о нем и не слышали никогда. Может, тут исследования какие ведутся. По типу Курчатовских. Или еще каких. Полигон. Ага?
  - А это как? - она кивнула на колонну. - Картинки откуда? С неба свалились? Или являются частью испытаний?
  - Нет, конечно! Я думаю, что это какой-то древний храм. Так сказать, памятник старины глубокой. Охраняется государством. Народное достояние, - я опять сбился на полнейшую ерунду.
  - Саша, опомнись! - встряхнула меня Анечка совсем уж неласково. В голове вспыхнула боль, но я перетерпел, даже продолжал улыбаться. - Саша, рисунки вполне современные. Никакие они не древние. Краска-то непрочная совсем. Посмотри! - она потерла пальцем изображение змея и показала мне руку. На подушечке пальца явственно видно было красное пятно, неприятно напомнившее мне кровь. - Даже если их рисовали в древности, то обновляют постоянно. Ты можешь себе представить, чтобы на военном полигоне так нянчились с древним храмом?
  Она была права. К тому же, статуя змея была из золота, чего тоже никак не могло быть. Вон, болтают, что шапку Мономаха продали. Ну, пусть даже не саму шапку, но драгоценности из нее. А такую гору золота, что на змея пошла, точно не оставили бы гнить на военной базе без толку.
  - Хорошо, - согласился я. - Другие версии есть?
  Других версий не было, по крайней мере, вслух они не высказывались. А то, что думалось мне, представлялось настолько диким, что подобные мысли я решил подержать про себя. Незачем пугать девушку больше, чем она уже испугана.
  - Что у тебя с рукой? - вскрикнула Анечка, прерывая мои неприятные раздумья.
  Я опустил глаза. Ох ты ж! Перстень, найденный мною в пещере лет этак сто-сто пятьдесят назад, полыхал странным сине-зеленым пламенем. Острый, как игла, луч вырывался из него, обшаривал колонны, словно силился проникнуть вглубь камня.
  - Это не с рукой, - машинально сказал я. - Это кольцо, Анюта. Колечко у меня такое. В пещере нашел.
  - Магическое кольцо! - расширившимися глазами посмотрела на меня Анечка. Рот ее округлился, пальцы судорожно сжались, и вообще вид у нее был такой, будто у меня вот-вот отрастет вторая голова. Или уже отросла. - Точно как ожерелье у Максима! - ну, точно, девушка явно решила, что я сейчас начну превращаться в какого-то монстра.
  - Да нет же, Анюта, - поморщился я. - Не как у Макса. Тут совсем другое...
  А что, собственно, другое? Я и сам не знал. Щелкнул по камню - сияние сразу же исчезло. Стянул кольцо с пальца - с трудом слезало, будто всю жизнь со мной провело, - положил на ладонь. Хм, кольцо как кольцо. Серебряное. Изящная работа, настоящий мастер делал, не то что нынешние поделки. Инкрустация на нефрите. Дракон серебряный с изумрудными глазами. Любой музей с руками оторвет. Да и не музей тоже.
  Массивный перстень словно похолодел. Я потыкал его пальцем. Да нет, ничего особенного, вот только действительно холодный. Странно. И, подчиняясь какому-то наитию, нажал на инкрустированного дракона и резко повернул нефритовое основание.
  Анечка взвизгнула, а я тупо открыл рот: внутри кольца переливались сине-зелеными огоньками множество прозрачных кристалликов, соединенных тонюсенькими золотыми жилками.
  - Я же говорил, что не магическое, - только и смог произнести, рассматривая внутренность перстня. - Похоже, Анюта, это какая-то микросхема, или не знаю даже, как назвать. Прибор, короче говоря.
  Я встряхнул кольцо на ладони, и переливчатые огоньки чуть притухли.
  - Любопытный прибор, я тебе доложу, Анюта. Такого видеть не приходилось...
  
  Глава седьмая. Здравствуйте, я ваша тетя!
  
  - Значит так, - рассуждал я, вышагивая взад-вперед между колонн. - Это вовсе не колдовство какое. Наука. Правда, странная какая-то наука. Нам неизвестная. Колечко-то древнее.
  Я вновь подбросил перстень на ладони, поднес крышку с инкрустацией к глазам, рассмотрел повнимательнее. Ну да, винтовая нарезка, в точности, как на обычных часах. Ничего особенного. Вот начинка - куда как особенная! Кристаллы какие-то непонятные. И ведь нет в них ничего! Вроде стекла, или горного хрусталя, насквозь прозрачные. Соединяются золотой проволокой. А зачем? И откуда там огоньки внутри? Значит, не стекло. А то, что ничего нет - так это ерунда. Я же глазами смотрю, а не в микроскоп.
  - Слушай, Анюта, а, может, это на молекулярном уровне сделано все? - воскликнул я, озаренный идеей. - Такая вот миниатюризация! Нашим микросхемам и не снилось.
  - Ты еще скажи, что это на закрытой военной базе производят, - устало отозвалась Анечка. Она сидела, обхватив колени руками, прислонившись спиной к одной из колонн. На мрачные рисунки уже и внимания не обращала, будто не было их вовсе.
  - Ну, на базе, наверное, не производят, - замялся я. - Во-первых, оно древнее, колечко это. А во-вторых... - я осторожно завинтил крышку, погладил серебряного дракона, провел пальцем по распростертому широкому крылу. - Тут еще лазер встроен. Аргоновый. Понимаешь, Анюта, я даже принципа научного не знаю, на котором подобное может быть основано. Так, намеки всякие, наброски. Короче - из области снов и фантазий. Лет через сто-двести, может быть...
  - Вот-вот, - насмешливо кивнула девушка. - Сны на военной базе. Засекреченные технологии. Чего уж проще!
  - Нет, Анюта, ты меня не слушаешь, - взмахнул я рукой, отметая и ее возражения, и насмешку. - Я же говорю, что это не современное изделие. Видела бы ты ту кость, с которой я его снял! Да ей столетия!
  - Анализ проводил, что ли? - тут же ощетинилась Анечка, даже глаза блеснули похлеще драконьего лазера.
  - Ну, анализ, конечно, не проводил, - обиделся я. - Но тоже ведь не лаптем в кашу лезу. Диплом имеется как-никак. А еще я в кружок археологический ходил!
  Тьфу, лучше б промолчал! Надо ж такую глупость ляпнуть. Все равно как детсадовец похвастался, что уже давно в горшок мочится, а штаны сухие. Анечка, конечно, рассмеялась, но странным образом этот смех рассеял все дурное, что скапливалось между нами подобно грозовой туче.
  - Ладно, Саша, верю, - кивнула она. - Ты, конечно, прав. Просто столько всякого случилось. И очень даже неприятного.
  Лицо ее на миг исказилось, как от боли. Про Виктора вспомнила - догадался я. Но промолчал. Утешить в такой ситуации невозможно, а говорить банальности - ну очень не хотелось.
  - Понимаю, Анюта. Но смотри, как все сходится. У меня, значит, приборчик какой-то. Ну, представь, что из Атлантиды. Вон все фантасты изголяются, что атланты, мол, были чуть не гениями с передовыми технологиями. И еще культы всякие... типа тех же орфиков. Болтали с древних времен, что Орфей был последним живым атлантом и доверил своим последователям удивительные знания...
  - Хорошо. Атланты, - Анечка вновь обхватила колени руками, склонила голову. Рыжие пряди рассыпались, взметнулись от кивка пушистым облаком. Я поперхнулся. - И что с того, что атланты?
  - Ну, с атлантов, конечно, ничего, - откашлялся я. - Но я о другом. Я все к тому, что никакой магии в этом нет. Прибор. И у Максима был прибор. Как-то на него ожерелье воздействовало. Управляло, что ли. Ведь уже сейчас известно, что можно управлять человеком. Ну, колебания различной частоты, к примеру.
  - А другие что ж не почувствовали?
  - Так это ж на него настроено было. Тот, кто носит ожерелье, все воздействие и получает! - я неожиданно вдохновился, заговорил быстрее, даже руками размахивать начал. - И скелеты эти не оживали. Роботы они! И воин тот, викинг, тоже робот!
  - И Максим роботом стал, - уныло вздохнула Анечка, роняя голову на руки. У меня сердце защемило от ее беззащитности.
  И тут я похолодел. Логика была неумолимой: если все украшения, что так странно действовали на нас, были приборами, то и Сергеев таскает на руке подобный приборчик. В виде браслета. Вот только его прибор управляет не им, а другими. Монстрами!
  Что-то резко хлопнуло, пламя факелов заколебалось, чадя. По храму поплыл тяжелый, кисло-сладкий запах. Я обернулся. Золотой змей качнул массивной, плоской головой - или мне это показалось? Нет! Вот мелькнул на широкой морде луч, вспыхнул в рубиновых глазах кроваво. Тварь действительно шевелилась. Откуда-то донеслось заунывное, монотонное пение.
  - Анюта, кажется, что-то сейчас будет, - прошептал я, хватая девушку за руку. Я был готов бежать, правда, толком не знал куда. Но не сдаваться же!
  В темных углах храма затеплились огоньки, и множество людей с факелами окружили нас.
  - Эй, ребята, а что тут за праздник такой? - поинтересовался я, глупо ухмыляясь. - Пьем-гуляем? Выходной сегодня, что ли?
  Ответом мне было все то же пение, к которому добавились мерные хлопки. Золотая гадина поднялась еще выше, угрожающе раздувая капюшон. Из раскрывшейся пасти выстрелил длинный язык, коснулся стремительно носа, убрался обратно, затрепетав за клыками.
  - Похоже, ритуальное жертвоприношение, - едва выговорила Анечка побелелыми губами.
  - Блин, да куда ж мы попали?! - в сердцах воскликнул я. - Чушь какая-то. Технологии, до которых нобелевским лауреатам еще сто лет репу чесать, и тут же - змеям людей на завтрак подсовывают!
  - Затерянный мир, - сказала Анечка.
  Я аж онемел. Слова эти ничего не объясняли, но было в них что-то угрожающее, неприятное. Затерянный мир... Я не хотел быть затерянным.
  Тяжело зашуршало, и гадина поползла с возвышения, разворачивая с шелестом массивные кольца своего тела. Металлические чешуйки противно скрипели по камню пола, здоровенная плоская башка змеи моталась из стороны в сторону, а немигающий, холодно-злобный взгляд был направлен прямо на нас.
  - У нее погремушка на хвосте! - изумился я, увидав деталь физиологии твари, совершенно не свойственную кобре. - А как же капюшон? Анюта, солнце мое, ведь кобры с погремушками не бывают!
  - Я, конечно, не герпетолог... - с сомнением протянула Анечка. - Но, кажется, ты прав.
  Меня поразило, что перед такой жуткой опасностью, перед мистическим оживлением золотой змеи, Анечка стояла совершенно спокойно, не было ни слез, ни истерики. Она подобралась вся, как кошка перед прыжком, а в глазах загорелись опасные огоньки. Вот-вот бросится. Причем - в атаку. Ах, какая девушка!
  Жрец в яркой, шелковой одежде, похожей на чубу тибетцев, вышел вперед, хлопнул резко в ладоши. Тишина окутала храм, лишь слышно было скрипение золотой чешуи гадины, которая продолжала медленно двигаться. Погремушка на хвосте ее злобно и мерзко щелкала, напоминая звуком клацающие челюсти.
  Я смотрел на все словно со стороны. Ситуация казалась совершенно нереальной. Да и где видано в нормальной жизни, чтобы золотые статуи оживали? Но плоская морда гадины все приближалась, нависая над нами, а жрец хлопал и хлопал в ладоши, раскачиваясь, подобно змее. Алые одежды его, разрисованные черными полосами, развевались вокруг тощего тела, худые руки, воздетые вверх, туго обтянутые желтоватой кожей, подрагивали при каждом хлопке. Жрец закружился на месте, и голова его моталась из стороны в сторону, с высунутого изо рта языка медленно стекали капли слюны. Я быстро зажмурился: на какой-то момент мне показалось, что передо мною не человек, танцующий в странном, почти что гипнотическом трансе, а змея - черно-красная, злобно дрожащая тонким, быстрым языком.
  - Анюта, ущипни меня, - не открывая глаз попросил я. Щипок был неожиданно сильным, даже слезы выступили. - Ну, спасибо, милая...
  - Сам попросил.
  Жрец все танцевал, но сквозь слезную пелену я видел, что никакого превращения человека в змею не происходит, просто танцор был на изумление искусен в своей пантомиме. Заглядевшись на жреца я даже забыл о золотой твари. Громкое шипение заставило меня поднять голову, и я похолодел. Струйка пота потекла между лопаток, и рубашка прилипла к спине. Гадина нависала прямо над головой, и в нос резко бил мерзостный запах рептилии, заглушаемый немного ароматными курениями.
  - Саша, стреляй, стреляй! - закричала Анечка, дергая меня за рукав. - Стреляй же!
  Я схватился за автомат, болтающийся на боку. А-ааах! Дурень я, дурень! Рожок не был вставлен.
  Змея словно почуяла каким-то образом, что нет у нас никакой защиты. Зашипела торжествующе, и танцующее пламя факелов отразилось яркими бликами от золотой чешуи. С клыков стекал яд, и капли его, падающие на каменный пол, проедали дыры в гладких, шлифованных плитах. Я заметил множество таких отметин, уже сглаженных временем, а, может, многочисленными служителями, ухаживающими за храмом.
  Ало-черное одеяние жреца моталось вокруг нас яркой, тревожащей тряпкой. Он бегал кругами, пританцовывая, прихлопывая в ладоши. Под высокий потолок храма взлетал монотонный напев. Гулко звучали барабаны. Гадина склонилась над Анечкой, широко разинула пасть, как питон, готовящийся заглотать добычу. Я увидел, как раздулось горло, укрытое плотными, золотыми чешуйками. Волосы Анечки поднялись дыбом, она тоненько заскулила, как давнишний афганский мальчишка, умирающий на пыльной улочке с разорванным животом. Напев жрецов грянул торжественно, и была в нем какая-то дикая, темная радость. От этого у меня вовсе в глазах черные пятна поплыли. Кольцо обожгло ладонь, и я машинально одел его на палец, не сводя глаз с раскачивающейся змеиной морды. Металлический ободок сжал палец, словно зубами впился. Дикая боль расцветила черные пятна кровяными проблесками. Я заорал во все горло, на одной бесконечно тянущейся ноте, и ткнул кулаком в широкий нос гадины, выставляя вперед кольцо.
  Напев жрецов прервался всхлипом. Танцующий остановился, бессильно осев на пол. Кто-то подхватил его, поволок в сторону. Я почти ничего не видел: из кольца вырывались короткие, ослепительно-белые вспышки, как молнии, впивались в золотую гадину, лишая меня зрения невыносимым блеском.
  - Повелитель... повелитель... - зашуршали вокруг. Анечка, покачнувшись, упала. Я заставил себя не обращать ни на что внимания, впился взглядом в немигающие глаза змеи с удивлением видя там странную, нечеловеческую растерянность.
  - Червяк поганый! - выкрикнул я, уже ничего не соображая. - Вон пошел! Кому сказано?! Во-ооооон!!
  Гадина, то ли поняв мои слова, то ли еще почему, развернулась внезапно, тяжело шурша массивным, гигантским телом, поползла медленно к возвышению. Я не опускал руку, и световые лучи продолжали жалить змеиную голову с опавшим уже капюшоном. Змея поднялась на возвышение, скрипнула золотая чешуя, и громадные кольца, свернувшись, замерли в неподвижности. Передо мною вновь была лишь статуя, и невозможно было представить, что еще несколько минут назад эта гадина была вполне живой. В разинутой застывшей пасти еще поблескивали ядовитые капли, исчезая на глазах, словно растопленные солнечными лучами.
  - Ну? - повернулся я к жрецам, угрожающе подняв руку с кольцом вверх. Я даже не понимал толком, чем грозил им. Больше всего мне хотелось получить несколько минут передышки, вставить автоматный рожок, а уж там чхать я хотел на всех их змей, да и на них тоже. Пока в руках "Калашников", так просто меня не взять. Но этих нескольких минут не было, и я понадеялся на невесть какую удачу.
  Один из жрецов залопотал что-то невнятное. Язык отдаленно напоминал фарси, и я напрягся изо всех сил, пытаясь понять сказанное. В глазах все еще плясали черные пятна с кровяными прожилками, расцвеченные по краям желтым, золотым блеском. А он подходил все ближе и ближе, в нескольких шагах от меня упал на колени, пополз, часто и сильно стукаясь лбом о каменные плиты. Я только и разобрал:
  - Господин... - а дальше шла уже совершенная невнятица. Не настолько хорошо я знал язык, чтобы разобраться в этой мешанине слов и жестов. Жрец говорил с незнакомым, странным акцентом. И проскальзывало в его речи нечто такое, что наводило меня на мысли о седой старине, такой, в которую предки мои еще, наверное, по пещерам прятались, от мамонтов со всех ног удирали.
  - Поднимись, что ли, мужик, - растерянно сказал я. Жрец замотал головой, явно не поняв ни слова. Блекло-оранжевая чуба его свисала с острых плеч, еще больше подчеркивая неестественную худобу изнуренного тела. Я с трудом перевел свои слова на фарси. Жрец подскочил, будто его укусила золотая гадина, посмотрел на меня просветленно и радостно улыбнулся. Вновь рухнул на колени, сильно ударился лбом в пол - честное слово, у него на лбу был уже неплохой кровоподтек посреди здоровенной шишки!
  - Господин, я не смею... - медленно, тщательно выговаривая слова, заявил он. - Если ты Избавитель, то объяви об этом!
  Тьфу! Вот наказание на мою голову!
  Я потер ноющий палец с перстнем, глянул на него быстро. Так и есть - ожоговые волдыри неприятно вздулись под серебряным ободком. Но что же лопочет этот чудак в рыжем халате? Господином называет... Избавителя требует... Чудны дела Твои, Господи! А мне-то что делать прикажете? Да еще фарси какой-то странный. И так давно не практиковался, а теперь так и вовсе понимаю пятое через десятое. Может, я что недопонял?
  - Саша, что он говорит? - Анечка подошла ко мне тихонько, взяла за руку. Я чуть не сморщился - она сжала мою ладонь несильно, но очень неудачно: перстень впился в один из волдырей, прорвал тонкую, натянутую туго кожу.
  - Да сам не разберу, - так же тихо ответил я. - Господином называет... Да только, Анюта, я в фарси не особо нынче... Не вчера ж из Афгана.
  - Господином? - Анечка нахмурила брови, на лоб ее набежала тонкая, волнистая морщинка. - Саша, особо ты в фарси или не особо, но время потяни. Ну, позу прими какую господскую. Напрягись, что ли. Вообрази себя феодалом каким.
  - Да зачем же? - искренне изумился я.
  - Ты точно головой ударился, - прокомментировала Анечка. - Пока тебя за невесть какое божество принимают, или еще за что, никаким змеям нас не скормят. Время будет, чтоб в обстановке разобраться. Или ты только драться горазд?
  Это было обидно. Даже где-то в груди неясно заныло от душевной боли. Драться... Нет, не хотелось мне драться. Но и в самом-то деле, как-то не увидел другого выхода из положения. Пока смотрел на ползающего у ног жреца, только и думал - как бы исхитриться и незаметно рожок вставить. Куда этим песнопевцам против автомата! Анечка была права. Нужно попробовать перехитрить. А то "Калашников", конечно, дело хорошее, да только многовато тут народу. Всех не перестреляешь. Да и нужно ли это?
  - Для чего мы пишем кровью на песке? - шепнул в уши хрипловатый, старческий голос, и гитарный аккорд слабо звякнул.
  - Это точно... - отозвался я. - Наши письма не нужны природе...
  - Что? - удивилась Анечка. - Ты что-то сказал?
  - Пытаюсь фарси вспомнить, - соврал я и повернулся к жрецу. - Я - Избавитель! - заявил нагло и руку вверх поднял. Собравшиеся с благоговением уставились - нет, не на руку! - на перстень, впившийся в палец так, что кожа припухла и покраснела. Из лопнувшего волдыря вытекала белесоватая, прозрачная жидкость. Под ногтями виднелись полоски грязи. Да уж, зрелище... Я быстро опустил руку. Позориться не хотелось. Да и жест какой-то дурацкий.
  - Избавителя узнают по кольцу с изображением дракона, - забормотал жрец часто кланяясь. - По кольцу... И должна быть еще одна примета, признак несомненный...
  - Какой? - резко спросил я, лихорадочно пытаясь представить: что же такого должно быть у этого таинственного Избавителя.
  - Это знание скрыто от нас, - печально сообщил жрец. - Но сказано в пророчестве, что когда явится Избавитель, то узнан будет без сомнений.
  Нда... Дела.
  - Ну так я и есть Избавитель, - как можно тверже сказал я, молясь про себя всем богам разом, чтоб жрец мне поверил. Пусть хоть на день оставят нас в покое, а там уж выход найдется. В этом я не сомневался и ласково коснулся ладонью "Калашникова".
  Видно, слова мои произвели-таки должное впечатление, потому что вся команда жрецов дружно повалилась на колени и начала стучать лбами по полу не хуже, чем рок-ударник палочками по барабанам. Только тот, что танцевал перед змеем, единственный, обряженный в алое с черным, смотрел хмуро из-под насупленных бровей. Темные глаза его поблескивали опасно, неприятно. Хоть на колени и стал, но чувствовалась в этом какая-то фальшь.
  - Этот танцор придушить тебя готов, - шепнула мне Анечка.
  - Да уж вижу, - отозвался я. - Ладно хоть не сейчас душить начнет. А дальше выпутаемся.
  - Избавитель! - дружно вопили жрецы и хлопали в ладоши. Я даже оглянулся на золотую статую - не шевелится ли вновь гадина, в прошлый раз под точно такие же хлопки змея дергаться начала. Но нет, статуя стояла смирно, вот только - или мне почудилось? - был в ее глазах какой-то живой блеск, злобный и холодный. Или это драгоценные камни причудливо отражали свет факелов?
  - Избавитель я, Избавитель, - еще раз подтвердил я на всякий случай. - Да вот только устал, пока до вас добирался. Мне б отдохнуть, а?
  Может, не все они поняли, все же язык как-то отличался, да и акцент у них был - не разбери поймешь, но повскакивали на ноги, окружили меня со всех сторон, подхватили под локотки с бережением, потащили из храма. Я было послушно пошел с ними, да увидел, как несколько жрецов схватили Анечку, начали толкать ее к боковой дверце, низенькой и узкой, почти что не видной за змеиным алтарем. Один особо догадливый заткнул ей рот тонким шарфом. Девушка извивалась, рвалась из цепких рук, но жрецы упрямо тянули ее за собой.
  - Э-эй! Куда? - грозно завопил я, поворачиваясь. Я ткнул в сторону тащивших Анечку жрецов пальцем с перстнем, и они испуганно брызнули в стороны. - Мое! - грозно заявил я, и ко мне подвели Анечку, покорно склоняя головы. Я выдернул шарф у нее изо рта, накинул на плечи - все же хорошая вещь, натуральный шелк, тонкий, бледно-зеленый с золотистыми искрами. Красивая тряпочка, пусть будет. И к рыжим волосам очень подходит.
  Жрецы, умильно заглядывая мне в глаза, повели нас дальше, прочь из храма. Вот только тот, в красно-черном, стоял недвижимо рядом с такой же неподвижной статуей гигантского змея, а взгляд его был столь злобен, что, казалось, вокруг рассыпаются огненные искры.
  
  * * *
  
  Из храма нас вывели в душную темноту жаркой ночи. Воздух был тягучим, влажным, совершенно не похожим на сухое, прохладное дыхание гор. Сбоку нависали черные громады, выделяющиеся жутковатыми силуэтами на фоне далекого неба, усыпанного крупными, неправдоподобно яркими звездами. Факелы, потрескивая слегка, освещали неширокую, мощеную гладким, тесаным камнем дорожку.
  - Саша, что это? - Анечка прижалась ко мне плечом, стараясь идти в ногу. - Странно тут как-то...
  Я был полностью с ней согласен. Странностей хватало во всем, даже в воздухе. Похоже было, что мы невесть каким образом переместились в тропики, и я почти что был готов увидеть пальмы, взмахивающие широкими листьями, смахивающие на перья гигантской птицы.
  - Утром разберемся, - ответил я, не желая делиться с девушкой своими сомнениями и неуверенностью. Хватит ей волнений.
  - Ночь странная... - покачала головой Анечка. Я с трудом уловил едва заметное ее движение в темноте. - Душно. Тяжко. Словно на грудь что-то давит. Даже комок в горле застрял... - голос ее звучал жалобно, и я нахмурился.
  - Анюта, все в порядке, - я осторожно погладил Анечку по плечу, бережно дотронулся до мягких завитков волос. - Это нервное. Пройдет. Вот будет утром солнышко, и ты сама увидишь, что страхи напрасны. Отдохнем, а там и домой отправимся. Черт с ней, с пещерой и с этими кладами. Не особо и хотелось.
  Анечка засмеялась, но не было веселья в ее смехе. Звучал какой-то надрыв, будто она готова была расплакаться, с трудом сдерживалась.
  - Сюда, - с почтительным поклоном жрец, первым заговоривший со мной, приблизился к нам. - Сюда, господин! - его тощая рука, похожая на птичью лапу, указывала на чернильный провал, неопрятной кляксой видневшийся меж двух громадных валунов.
  - Это что такое? - возмутился я. Автоматный рожок с едва слышным щелчком стал на место. - Темница?
  - Что вы, господин! - жрец склонился еще ниже. - Дом, приготовленный для Избавителя в незапамятные времена. Дом, давно ожидающий хозяина.
  Я хмыкнул недоверчиво. Этот провал никак не напоминал вход в человеческое жилище. Скорее уж, в пещеру дикого зверя. Вроде медведя, только и ждущего - не хозяина, ужин. Ну да ладно, у меня в руках автомат, а не детская пукалка. Посмотрим, что там эти жрецы приготовили. А если что не так... Ну, спаси и помилуй, Господи!
  Жрец, уловив, видно, мои сомнения, поклонившись, пошел вперед, освещая дорогу. Я двинулся следом. Анечка держалась за моей спиной. Умница! Если вдруг стрелять придется, так мне совсем не нужно, чтоб она под дуло автомата подлезла.
  Длинный, извилистый коридор неприятно напомнил мне змеиный желудок. Но не было ни звериного запаха, никаких следов пребывания какой-либо твари. Стены коридора матово светились, отшлифованные до зеркальной гладкости. Огни факелов отражались от черной, с блестками глубины. Шелковые ковры ручной работы поражали искусностью изготовления, яркими красками, диковинными рисунками.
  - Музейные вещи... - шептала Анечка в восхищении. - Вот где клад! Это ж какая древность! Сейчас уже так делать не умеют, секреты утеряны...
  Мне восторгаться было некогда. Я напряженно прислушивался, присматривался, принюхивался. Мало ли, вдруг да из-за этого музейного коврика выскочит какая-нибудь дрянь. Но никто не выскочил. Мы оказались в идеально круглом, похожем на перевернутую чашу помещении. Подушки, разбросанные по полу, явно должны были служить креслами, диванами и кроватями. Низенькие столики прогибались под тяжестью золотых и серебряных ваз с фруктами. На широких блюдах горками лежало вяленое мясо и плоские, пресные лепешки. Комната была освещена факелами так ярко, словно в ней был ясный солнечный день. На нескольких треножниках дымились ароматические травы, наполняя воздух запахом сладкой прохлады.
  - Вот, господин! - жрец опустился на колени и коснулся лбом пола. - Ваш дом.
  Я, онемев от изумления, махнул ему рукою в сторону выхода. Не переставая кланяться, пятясь задом, жрец выбрался из комнаты-чаши. Мы остались одни.
  Обсуждать произошедшее сил у нас не было. Тем более, что ответов на многочисленные вопросы все равно найти не смогли бы. Спать решили по очереди. Все же место незнакомое, непонятное. Да и никак невозможно было забыть золотую гадину, чьим кормом мы чуть не стали.
  - Интересно, Толик-то где? - задумчиво поинтересовался я, устраиваясь среди груды мягких подушек. Лепешка была свежей, рассыпчатой, я завернул в нее мясной ломтик и впился зубами в этот бутерброд. Насыщенный пряностями сок мяса потек по губам. - Анюта, надо бы его найти. Пока его не скормили какой дряни.
  - За Сергеева не беспокойся, - с неожиданной неприязнью отозвалась Анечка. - Никому его не скормят. Мне вообще показалось, что он быстро нашел с местным населением общий язык. Так что с ним все в порядке.
  - А все же... - засомневался я. - Слушай, Анюта, может, я прогуляюсь тут по-тихому? Осмотрюсь.
  - Ни за что! - Анечка вцепилась в меня мертвой хваткой. В зеленоватых глазах плескался ужас. - Не пущу! Саша, ты меня за истеричку не считай, но вот кажется, что если ты выйдешь отсюда, то назад уже не вернешься.
  Я почесал затылок. Конечно, надо бы на разведку. А Анечку куда? Связать? Ведь и вправду не пустит. Потом рассудил, что отдых сейчас важнее. Разведка может и до утра подождать.
  - Ладно, не пойду никуда, - согласился я. Анечка посмотрела на меня с подозрением, но руку выпустила, села на подушки. - Ты спать ложись. Через пару часиков разбужу, будет твоя очередь караулить.
  Она кивнула головой, сворачиваясь кошачьим клубком. Подложила сложенные ладони под щеку.
  - Ну, чисто дитя малое, - вздохнул я, устраиваясь поудобнее. Автомат держал на коленях. - Спи, Анюта, спи... Завтра будет лучший день.
  Я не будил ее всю ночь. Ей сон был гораздо нужнее. Сидел, размышлял, пытался понять, что происходит. Крутил на пальце кольцо. В один момент мне показалось, что крохотный инкрустированный дракон взмахнул крыльями, разинул широко зубастую пасть и заговорил со мною голосом Сергеева.
  - Они - опасные люди, - говорил Толик отчего-то на фарси. - Очень опасные. Особенно тот, кого назвали Избавителем.
  - А вдруг он и в самом деле Избавитель? - спросил чужой, незнакомый голос.
  Сергеев засмеялся неприятно, с привизгом.
  - Глупости! - ответил он. - Запомни, он - не Избавитель. К тому же, твои люди говорят, что не все условия выполнены. Кольца недостаточно. Его любой дурак может на себя нацепить.
  - Точно, - обрадовался чужак. - Но утром будет испытание. Вот тогда все и узнаем.
  - Испытание испытанием, а ты запомни - он не Избавитель! - жестко рыкнул Сергеев. Чужой жалобно заскулил, прося прощения.
  Я стукнул себя костяшками пальцев по лбу, пытаясь прояснить разум. Это, похоже, ароматические травы сыграли нехорошую шутку. Может, наркотики какие? Видения странные. Слуховые галлюцинации. Я вновь вгляделся в кольцо, но дракон был обычной инкрустацией, искусно выполненной, невероятно древней, но не более того. Никаких голосов я больше не слышал.
  - Фигня, - сказал я громко, и звук собственного голоса напугал меня, такое в нем звучало безнадежное неверие. - Да нет, и вправду фигня. Померещилось.
  Но я совсем не был в этом уверен.
  Испытание... А вдруг и в самом деле? Эти древние мастера, что кольцо сделали, похоже, знали об электронике куда как больше, чем мы. А если дракон - своеобразное подслушивающее устройство, управляемое импульсами мозга? Вот подумал я о Сергееве, его и услышал. А? Ну, может же такое быть?
  - Чушь собачья! - решил я. - Такое даже закрытые НИИ не могут.
  А сомнение грызло изнутри, холодило внутренности. Мне было страшно.
  
  Глава восьмая. Оберег калибра семь-шестьдесят два
  
  Под утро я задремал незаметно, устав от всех приключений предыдущего дня. Но автомат держал крепко, и когда Анечка дотронулась до моего плеча, мигом вскинул оружие, оглядываясь вокруг диковатыми со сна глазами.
  - Тише, тише, Саша, - негромко сказала Анечка. - Нет тут никого. А ты уснул. Надо было меня разбудить, я бы покараулила.
  - Ладно, хоть ты выспалась, - отозвался я, широко зевая. - А я, собственно, спать не хочу. Так, душновато немного, вот и зевается. Недостаток кислорода.
  Анечка засмеялась, и я улыбнулся - наконец-то пропал испуг у нее из глаз.
  Перстень кольнул палец, и я опустил глаза, всматриваясь в дракона.
  - Пора уже, - шепнула бестия давешним голосом, что слышал я в разговоре с Сергеевым. - Теперь все решится.
  - Ты не забудь, что он - не Избавитель, - ответил Толик. - Все, что он может показать, не более, чем фокусы.
  - А если остальные в него поверят? - засомневался незнакомец.
  - Это уж твое дело, чтоб не поверили, - с насмешкою произнес Сергеев. - Остальное я обеспечу.
  - Ты обещал, не забудь!
  - Не забуду, не забуду. И ты помни - самозванец должен умереть. Сокровища Дракона - мои! А теперь - пора.
  Дракон захлопнул пасть, неприятный холодок, впивавшийся в палец, исчез.
  - Ты чего это, Саша? - Анечка обеспокоенно заглядывала мне в глаза. - Сидишь, молчишь, под ноги себе уставился...
  - Не под ноги, - я поднялся, хрустнув всеми суставами, потянулся. - Давай, Анюта, наводи красоту. Сейчас за нами делегация явится.
  - Ты откуда знаешь? - с подозрением нахмурилась девушка. Рыжая прядь упала ей на лоб, распушилась. Я невольно залюбовался ею. - Ну, не молчи!
  - А? Да не молчу, не молчу... Похоже, у колечка, что я подхватил, дополнительные функции имеются. Что-то вроде подслушки.
  - Хорошее дело, - одобрила Анечка. - Нам сейчас очень даже не помешает знать, что тут и как.
  - Вот и я так думаю...
  Высказав столь разумную мысль, я плеснул себе в лицо воды, неожиданно холодной - глубокая чаша стояла тут же. Интересно, откуда она появилась? Вроде, не было такой. Или внесли, пока мы спали? Насколько же крепко я уснул и много ли пропустил? Ощущение близкой, надвигающейся опасности вызвало мерзкий жар, тут же сменившийся холодом. Ладони покрылись липкой пленкой пота.
  - Ну что, Анюта, готова? - нарочито бодрым голосом поинтересовался я. Анечка, оторвавшись от умывания, повернулась ко мне, разгладила ладонью рыжие волосы. Нет, ну какая девушка! В таких-то условиях, а выглядит лучше, чем многие другие после посещения салона красоты.
  - Вроде, готова, - сказала она. - Только никто не пришел. Ошибся ты, Саша. Или прослушка твоя только в воображении работает.
  Словно отзываясь на ее сомнения, послышались шаркающие шаги, и в комнату привычно уже кланяясь, вошел незнакомый человек. Весь заросший черной, завитой мелкими колечками бородой, он производил жутковатое впечатление. Особо неприятны были глаза: колючие, злые, смотрящие остро из-под широких, нахмуренных сердито бровей. Пухлое тело его облегал бледно-рыжий балахон, украшенный золотыми бляшками с тончайшей гравировкой. Я увидел изображение дракона, тут же - многоглавой бестии, напоминающей тварь, напавшую на нас около подземного озера, и множество других - крылатых, бескрылых, зубастых, совершенно незнакомых и непонятных, напоминающих плод больного воображения.
  - Пойдемте, - сказал вошедший, склоняя голову почтительно. Вот только ни в выражении глаз его, ни в тоне голоса, не было и следа почтения. Будто исполнял какой-то ритуал, да еще и без особой охоты.
  - Во народ пошел! - я демонстративно развалился на подушках, поглаживая автоматное цевье. - Ни здрасти, ни "как дела?". Можно было б хоть поинтересоваться, хорошо ли нам спалось. А то сразу, от порога - пройдемте. Прямо как милиционер в вытрезвителе. Да только я уже давно не напивался.
  Темные глаза округлились изумлением, и следующий поклон был куда как более уважительным. Не знаю, понял ли этот человек хоть слово из того, что я сказал, только отношение его резко переменилось. Улыбка раздвинула толстые губы, приподняла задорно густую бороду. Он даже подмигнул доброжелательно!
  - Ждут вас, Избавитель, - заявил, становясь на колени. При его толщине это было делом нелегким, и он засопел. - Испытание, Избавитель. Пойдемте, - и тут же испуганно охнул. Видно, опасался какой кары за нехорошее - в моем понимании - слово.
  - Ну, пойдем, коли так, - согласился я. - Идем, Анюта. Видишь, народ ждет.
  Мы вышли вслед за проводником, и после темноты, подсвеченной факелами, царившей в длинном коридоре, солнечное утро показалось неправдоподобно ярким. Но внутри меня зудел крохотный комар, напоминая о странных словах, что я слышал через кольцо. Похоже, нас ожидала вовсе не увеселительная экскурсия.
  Я оглядывался по сторонам, не переставая удивляться: вокруг нас был настоящий город, вырубленный в черных, гладких скалах. Тут и там виднелись арки, отмечающие входы в здания, разнообразные статуи - больше всего было изображений всяческих драконов, изредка попадались змеи, и такие изваяния наш проводник обходил, косясь на них с опаской.
  - Что это? - я махнул рукой в сторону особо здоровой змеи, похожей на ту, золотую, что мы видели в храме. Только эта была черной, гладкой, и глаза ее смотрели слепо, как у мраморных греческих статуй.
  Проводник глянул на меня с изумлением, будто не мог поверить, что я не знаю очевидного. Пришлось повторить вопрос.
  - Бог, - коротко ответил он, ежась, как от холода. А утро, между прочим, было на удивление теплым, чтобы не сказать жарким. Я обеспокоенно думал, как же припечет, когда солнце поднимется выше.
  - А это? - я указал на дракона, в точности такого же, как на моем кольце, распростершего гигантские каменные крылья. - Что это такое?
  - Бог, - вновь ответил проводник.
  - У них тут, наверное, целый пантеон из таких монстров, - шепнула мне Анечка. - Политеизм в чистом виде, да еще и с жертвоприношениями. И в жертвах вовсе не цветочки, не-ееееет! И даже не барашков режут...
  - Не барашков, - согласился я, вспоминая ритуал в змеином храме. - Хотя, может, иногда и барашков.
  - Даже не надейся, Саша, - отрезала Анечка. - Да и сам сейчас увидишь.
  - Что увижу?
  - Как что? - у Анечки даже глаза округлились и рот потешно приоткрылся. - Ты что, не сообразил до сих пор?
  - Да что я должен был сообразить? - я уже начинал злиться, а поднимающееся солнце неприятно припекало голову, и я чувствовал зарождающуюся в висках боль.
  - Саша, сейчас, похоже, ритуал будет, - терпеливо объяснила Анечка, подхватывая меня под руку. От ее прикосновения я размяк совершенно, и чуть не упустил смысл сказанных слов. - Понимаешь, они тебя за кого-то там из своего пророчества приняли, - продолжала говорить Анечка, прижимаясь к моему плечу. - Ну так вот, речь шла об испытании. Значит, либо с каким воплощением их бога сражаться будешь, либо торжественное жертвоприношение устроят. По полной программе. Цветочки, может, там тоже будут. В качестве украшения интерьера.
  В том, что она говорила, был смысл. Кроме того, эти предположения совпадали с тем, что я слышал через кольцо. Но как же мне это не понравилось!
  Улицы-ущелья были пустынны, мы не видели ни одного человека, не слышали ни единого звука, только стук наших подошв по каменной мостовой эхом разносился окрест.
  - Куда они все подевались? - удивился я. - Ты глянь, Анюта, поселение не маленькое, несколько тысяч человек тут легко поместится. И - никого!
  - Боюсь, все собрались в одном месте, - смутно отозвалась девушка, и ладонь ее крепче сжала мою руку.
  - Интересно, в каком?
  - Увидим, я думаю... - в ее глазах вновь появился дрожащий, холодный страх.
  Проводник неожиданно обернулся к нам, замахал руками, указывая на что-то впереди. На лице его изобразилась торжественность.
  - Туда, господин! - он тыкал пальцем в густую зелень, неожиданно возникшую среди черных, каменных стен. - Мы пришли.
  Узкий, извилистый проход, разукрашенный барельефами с клыками, когтями и прочими ужасами, к которым мы уже начали понемногу привыкать в этом странном месте, вывел нас на просторную площадку. Множество людей толпилось на ней, негромкий гул голосов, напоминающий морской прибой, взмывал вверх, кружил сухие листья. Все разом обернулись к нам, опустились на колени, склонили головы.
  - Слушай, может, нам тоже на колени стать? - шепнул я Анечке, растерявшись.
  - Ни в коем случае, - так же тихо ответила она. - Это тебя приветствуют. Не вздумай кланяться. Наоборот, подбородок выше, нос вверх, ну, изобрази скучающего аристократа, которому к почестям не привыкать.
  - Постараюсь, - я окинул стоящих на коленях людей взглядом старого сержанта, поседевшего на военной службе. Кажется, это было то, что нужно, потому что по толпе пронесся восхищенный вздох.
  - Господин, туда... - проводник осторожно потянул меня за рукав. - Здесь чернь.
  - Вот и прекрасно! - рявкнул было я, но послушно двинулся вслед за проводником.
  Площадка закончилась крутым обрывом с такими же черными, гладкими стенами, как и повсюду. Внизу виднелись деревья, густо обвитые цветущими лианами, ветерок доносил сладкие, тягучие ароматы, от приторности которых кружилась голова. Посреди небольшой полянки сразу под обрывом стоял высокий столб. Резные изображения на нем были уже нам знакомы: все те же драконы, змеи, всяческие уродливые монстры. Раскрашенные яркими красками они производили диковатое впечатление.
  - Вкус у местных жителей оставляет желать лучшего, - прокомментировал я. - Нет, Анюта, ты только посмотри, как у них мозги заточены! Это ж надо всюду таких кошмаров напихать. Даже на столбах вырезают!
  - Это алтарь, Саша... - Анечка побледнела, глаза ее беспокойно бегали. - Вон же камень у столба...
  Действительно, у подножия столба лежала каменная плита, тщательно отшлифованная, с углублением посередине.
  - Там, наверное, кровь собирается... - шепнула Анечка. - Смотри, Саша, желобок вон вырезан. Для стока.
  Рядом с плитой лежал молот - в точности такой, как в музеях, в залах древней истории демонстрируют. Грубо обтесанный камень, привязанный к длинной деревянной рукояти.
  - Ничего не понимаю, - пожал я плечами. - Статуи - впору Элладе, прямо эталоны скульптурного мастерства, если, конечно, на модели внимания не обращать. А вон там столярный инструмент лежит, так им бы питекантроп погнушался. Сказал бы, что слишком топорно сделано.
  - Это ж не гвозди забивать, - пожала плечами Анечка. - А судя именно по моделям для статуй, ритуалы у них самые мрачненькие.
  Сухопарый жрец выступил вперед, повелительным взмахом ладони отсылая нашего проводника. Что-то знакомое почудилось мне в этом жесте. Точно! Тот самый, красно-черный, что вчера перед змеем выплясывал. Сегодня он, правда, одежку сменил. Балахон был густо-фиолетового цвета с желтой, прямо-таки электрической каймой по краю. Но выражение лица осталось тем же: презрение, перемешанное густо с сомнением и страхом, а также злоба неимоверная, будто не человек на меня смотрел, а та самая золотая гадина. Немигающе и сухо.
  - Мы ждали того, кто назвал себя Избавителем, для последнего испытания! - возгласил жрец, и толпа народа, собравшаяся на площадке, застонала, вздымая руки вверх. - Он явился! - согласный экстатический крик был ему ответом. Я заозирался несколько даже испуганно. Автомат, конечно, дело хорошее, но скажите на милость, как защитить девушку, если вокруг тысячи людей? И, возможно, не очень доброжелательно настроенных. Массой задавят.
  - Э-эээ, дядя, а в чем дело-то? - поинтересовался я с тщательно изображенным на лице простодушием. - Звал, что ли? Так вот он я, - и поднял руку, помахал приветственно сначала жрецу, потом собравшейся толпе. Ох, лучше бы я этого не делал! Народ словно с ума посходил. Взвыли похлеще стаи волков, полезли ко мне, начали за одежду хватать, отрывать кусочки. Прямо сборище фанов на рок-концерте при виде обожаемого солиста. Я уже начал прощаться с большей частью собственной шкуры, но жрец подмигнул направо, щелкнул пальцами налево, и отовсюду полезли здоровенные ребята в кожаных доспехах. Блестящие гребенчатые шлемы закрывали их лица, а по фигурам казалось, что их всех на конвейере делали: мускулистые, поджарые, разворот плеч такой, что любой зеленый берет обзавидуется.
  - Вы все видели Кольцо Дракона на его руке! - легко перекрывая вой толпы, заявил жрец. Я даже начал его уважать: это ж надо, чтоб такая глотка тренированная! - Теперь осталось последнее Испытание!
  Толпа замерла, отхлынула, подобно морской волне, неизбежно откатывающейся от берега. Лишь тихий стон-шелест прокатился над головами. И множество глаз смотрело на меня пристально, оценивающе. Трепетала в них безумная какая-то надежда, блестела слезами.
  Да что ж тут у них происходит?
  Женщина в сером домотканом платье взвизгнула громко, рванулась ко мне. Ее чолпу из маленьких серебряных монеток звенели тревожно, путаясь в длинных косах. Охранники тут же заступили ей дорогу, схватили за руки, потащили в сторону. Женщина кричала на одной пронзительной ноте, и слышалась в этом крике такая неизбывная горечь, что я не выдержал, шагнул к ней. Жрец глянул насмешливо, потянулся к погремушке, висевшей у него на поясе. Я тут же остановился. Он явно собирался подать какой-то знак, и это мне не понравилось.
  - Подожди, Саша, подожди, - шептала Анечка, крепко держа меня за руку. - Сначала разобраться нужно. А то, не зная броду... Как бы не наделать дел...
  Она без сомнения была права, и я развернулся к жрецу. Окинул его таким взглядом, что он даже отступил несколько.
  - Ну? - спросил я грозно. - Что за испытание там у вас? Давайте, начинайте, что ли. А то мне стоять тут недосуг. Ведь даже не позавтракал.
  Тонкая усмешка скользнула по губам жреца, пальцы пробежали, оглаживая, по деревянному, резному шару погремушки. Но вместо того, чтобы встряхнуть ее, он повернулся к обрыву, сложил ладони рупором и крикнул громко, протяжно. Эхо заметалось внизу. Показалось даже, что столб качнулся, расплываясь в жарком мареве душного дня.
  - Смотри, Избавитель, - насмешливо, с ехидцей, сказал жрец. - Жертвоприношение в твою честь!
  Анечка тихо ахнула. Да и у меня челюсть отвисла от неожиданности - жрец говорил уже не на фарси, а на русском, правда, искаженным почти до неузнаваемости, больше похожем на церковнославянский. Но понять можно было. Гос-споди, и где ж они этого всего набрались?
  Внизу, около столба, поднялась суета: бегали какие-то люди, облаченные в белые балахоны, появились женщины в тонких, прозрачных покрывалах, с цветами, вплетенными в длинные, распущенные волосы. Женщины запели тихо, нежно, но мне в этой песне отчего-то послышалось змеиное шипение и невнятная угроза. Глухой перестук барабанов сопровождал пение. Из-за деревьев вывели мальчишку лет десяти, а, может, и меньше - в лице сохранилась еще младенческая пухлость. Тонкие, загорелые до черноты, руки его были связаны. Он извивался, щелкал зубами, как дикий зверь, пытался укусить. Мальчонку подволокли к плите у столба, уложили поперек углубления, кожаными ремнями закрепили руки и ноги.
  - Да что же это? - мои пальцы сами нашарили автомат, сжались на прохладном металле. - Они что, вот этого пацана резать собрались?
  - Боюсь, что не резать, - отозвалась Анечка. - Саша, не смотри лучше. Тебе это не понравится.
  - Мне уже давно ничего не нравится.
  Тихое пение усилилось, вплетаясь в шумы леса, взметнулось вверх. Люди в балахонах, распяв мальчишку на каменной плите, бегом бросились по тонкой тропинке в сторону. Поющие женщины тоже отступали, настороженно обшаривая взглядами зеленую стену сплетенных плотно кустарников.
  Я шагнул ближе к краю обрыва, даже шею вытянул.
  - Не торопись, Избавитель, - прошипел жрец мне в ухо. - Скоро уже, очень скоро...
  - Что скоро-то, ворона ты поганая? - резко спросил я, но он не ответил.
  Женщины уже скрылись за деревьями, не прерывая своей протяжной, заунывной песни. Я не слышал ничего, кроме звуков их голосов - даже листья перестали шуршать, смолкли птицы, словно остановилась вся жизнь, которой кишела зеленая долина.
  - Смотри, смотри, Саша! Вот оно! - выдохнула Анечка, дергая мой рукав.
  Я не сразу понял, на что она показывает, но, увидев, обмер: древесные кроны гнулись, послышался хруст ломаемых стволов. Что-то очень большое продиралось яростно сквозь густой лес. Чудилось, что мчится невидимый гигант, сбивая на ходу деревья, словно невесомые тростинки. Анечка выдохнула резко, со всхлипом, и одновременно я увидел громадную голову, состоящую, казалось, из одной раззявленной багровой пасти, усыпанной острыми, желтоватыми с черным, зубами. Чудовище выбралось на открытое место, стал виден огромный хвост, нервно хлещущий из стороны в сторону. От этих ударов древесные стволы трещали, разлетались щепками. Относительно небольшие передние лапы твари болтались, сложенные, под грудью, а массивные, мощные задние скребли когтями землю, оставляя глубокие борозды. Чудище запрокинуло голову, вскрикнуло низким, гулким голосом, от которого у меня заныли зубы.
  - Тиранозавр, - сказала Анечка дрожащим - то ли от возбуждения, то ли от страха, - голосом. - Точно тебе говорю, Саша, тиранозавр это. Но, кажется, не рекс.
  - А что, были и другие? - глупо спросил я.
  - Были, - рассеянно отозвалась Анечка, всматриваясь пристально в тварь, вертящую здоровенной башкой из стороны в сторону. Злобные, черные глазки нехорошо поблескивали из-под нависающих надбровных дуг. - Еще, кажется, три вида было тиранозавров. Жаль, что я не археолог и не палеонтолог. Вот бы они порадовались, окажись на нашем месте.
  Я с ней не согласился. Хорошо, конечно, рассматривать тиранозавра, находясь от него на безопасном расстоянии. А еще лучше - на фотографии. Но быть вблизи от этой твари - нет уж, увольте. Тем более, воняло чудовище просто невыносимо. Волны дурного запаха поднимались вверх, кружилась голова, в носу щипало, горло пересохло, язык царапал небо.
  Тиранозавр замер, медленно поворачивая голову. Кончик хвоста его подрагивал возбужденно. Из раскрытой пасти вырывались странные, ухающие звуки, напоминающие мерный топот множества ног по деревянному, хлипкому полу. Радужный, переливчатый мясистый гребень, спускающийся от лба до середины спины чудища, поднялся торчком. Стали видны острые, тонкие шипы, идущие вдоль гребня. Тварь дернула головой, задирая пасть вверх, неожиданно плюнула огнем. Ближайшее деревце затрещало, окутываясь дымом и пламенем.
  - Господи! Огнедышащий дракон! - ахнула Анечка. - Саша, этого не бывает!
  Я был полностью с ней согласен. Не бывает. Однако, вот он, дракон, и пламя при нем. Деревце уже рассыпалось пеплом. Это ж какая там температура была?
  Мерное пение женщин донеслось из-за деревьев, и тиранозавр повернулся всей тушей к ним. Толстый, фиолетовый, как у чау-чау язык вывалился, облизнул пятнистые клыки, черные глазки прижмурились. Голоса зазвучали мягче, призывнее, и мне показалось даже, что я понимаю древний напев.
  - Приди и возьми! Приди и возьми! Возьми - тебе! - пели женщины, притягивая чудовище сладкими голосами. - Приди и возьми! Приносим тебе!
  Тиранозавр неуверенно шагнул вперед. Под лапой его трухой рассыпался изломанный ствол. Когти щелкнули по дереву.
  - Приди и возьми!
  Из-за куста высунулась тонкая рука с кинжалом, и острие кольнуло привязанного мальчишку. Тот взвизгнул. Чудище неожиданно резво скакнуло в сторону, разворачиваясь к плите. Из распахнутой пасти потекла дымящаяся слюна. Вертикальные зрачки сузились. Передняя лапа, хлипкая на вид, но увенчанная гигантскими серповидными когтями, потянулась к мальчонке. Тот визжал уже беспрерывно, побелевшие от ужаса глаза закатились. Ему вторили крики женщины, которую держали стражники. Остальная толпа замерла, раскачиваясь в экстатическом трансе, даже дышали согласно, и их дыхание напоминало шелест древесных листьев.
  - Приди и возьми! - поющие уже кричали, несколько женщин выпрыгнули на поляну, закружились в танце. Цветы, украшавшие их волосы, разлетались в стороны, рассыпая разноцветные лепестки. Тиранозавр не обращал на них никакого внимания, медленно, словно неуверенно, тянулся к мальчишке. Тот обвис в своих путах, запрокинул голову, лицо его побелело. Чудище качнулось, с сомнением оглядывая мальчонку. Широкие ноздри раздувались, принюхиваясь. Одна из женщин метнулась к плите, дернула мальчишку за руку - тот даже головы не повернул. Она кольнула его кинжалом, но мальчик не шелохнулся. Тиранозавру, видно, не понравилась суета вокруг камня, он переступил с ноги на ногу, топнул - земля загудела, возмущаясь. Внезапно из раскрытой пасти метнулся пламенный язык. Ближайшее деревце занялось факелом.
  - Гос-сспидя! Он еще и огнедышащий! - поразился я. - А пацана-то зачем там держат? Опасно же.
  - Жертва, жертва это, Саша... - Анечка чуть не плакала.
  - Жертва? - разрозненные кусочки мозаики, пощелкивая, стали на место. В картине многого не хватало, но того, что я увидел, было более чем достаточно. - Так они его - в жертву?!
  - Без сознания, слава Богу, - выдохнула Анечка. - Хоть не почувствует...
  Внутри у меня будто барабан громыхнул, ударив тяжко в виски.
  - Не почувствует? - взревел я похлеще тиранозавра. - Ах, не почувствует?! Так вот хрен вам всем!
  В груди повернулся ледяной кристалл, кольнул в сердце. Солнце, высоко всползшее над горными вершинами, затянулось пыльными облаками. Обрыв исчез, пышная зелень сменилась редкими сероватыми от пыли кустиками. По улице шел мальчишка, раскачиваясь из стороны в сторону. Тонкие руки его зажимали рваную рану на животе, а в пыли следом тянулись сизые кишки, испрещенные красноватыми прожилками. Тяжело бухнула пушка, и снаряд, впившись в мальчонку на излете, разорвал тощее тельце в клочья, разметав по улочке куски мяса, осколки костей. Мне в лицо брызнуло горячей кровью, пахнущей резко и солоно. В глазах потемнело.
  Рука привычно нашарила запасной рожок в кармане. "Разрывные, - отстраненно думал я. - Если не обманул Гандым... Да не должен обмануть, смысл-то...". Два щелчка - и вот уже снят рожок, а на его место вставлен тот, заветный, с разрывными патронами. Подарок на удачу. Я даже не смотрел на автомат, руки действовали сами, а глаза не отрывались от пыльной афганской улочки. Здоровенный мужик, кудлатый, с крашеными радужно волосами, стоял над останками мальчишки, пинал толстой ногой оторванную кисть, подымал вверх винтовку, орал что-то торжествующее. В руках его полыхал факел.
  - С-сссволочь! - выкрикнул я. - Скотина!
  Палец нажал на спусковой крючок, "Калашников" дернулся в моих руках раз, другой, третий. Пламя вырывалось из ствола, и автомат казался окутанным огненным облаком. "Древняя техника. Без пламегасителя, - отметил я. - Но надежный, холера...". Разрывные пули впивались в раскормленную шею мужика, и он вопил уже не от радости, а от дикой боли.
  - Так тебя, так! - кричал я, продолжая стрелять.
  В ушах еще грохотали выстрелы, а мужик падал, заваливаясь медленно на бок. Оторванная голова его покатилась по пыльной улочке, щелкая беспорядочно длинными, желтоватыми с черными пятнами зубами. Пасть раскрылась еще шире, вывалился покрытый кровью и слизью толстый, фиолетовый язык. Пылевое облако взметнулось вверх, закрывая солнце, опало, и я замотал головой в недоумении: никакого мужика не было и в помине. Под обрывом валялась туша тиранозавра, скребла еще когтями землю. Голова же, отрезанная напрочь автоматной очередью, лежала чуть в сторонке, рядом с каменной плитой, на которой распластался вполне живой и здоровый, только потерявший сознание мальчишка.
  - Избавитель! - дружно взвыла толпа. Люди бросились ко мне, плача, выкрикивая какую-то невнятицу. Каждый порывался дотронуться хоть до руки, коснуться автомата, горячего еще после стрельбы. Охранники окружили нас, оттесняя людей в сторону.
  - Что это? - жрец строго и сердито ткнул пальцем в автомат.
  - Оберег! - рявкнул я, не остыв после схватки. - Калибр семь шестьдесят два, понял ты, продавец опиума? Оберег у меня такой!
  Жрец отшатнулся, глядя растерянно.
  - И узнают его по кольцу со знаком Дракона, - забормотали стражи, опускаясь на колени. - И будет у него оберег, повелевающий громом и пламенем. И станет он Избавителем...
  Они бурчали еще что-то, глядя на меня с благоговением. Вся толпа рухнула на колени, уткнулась лицами в землю. Ко мне бежала давешняя женщина в сером, домотканом платье. Чолпу ее звенели радостно, и сама она смеялась, размазывая по испачканным щекам слезы.
  - Избавитель! - крикнула она, показывая на меня пальцем. - Радуйтесь, люди, Избавитель явился к нам! Он спас моего сына!
  - Да ладно, чего там... - опустил я голову, не зная, что и делать. Жрец шагнул ко мне, поднимая руку. В пальцах его сверкнуло острие иглы с мутной каплей на конце.
  
  Глава девятая. Схватка
  
  - Берегись! - пронзительный крик Анечки перекрыл все звуки. - Са-аааааша-аааа!
  Жрец плавным, змеиным движением шагнул ко мне, выставляя перед собою раскрытую ладонь. Между пальцев его виднелся широкий шип, похожий на шип розы, с острым, игольчатым концом. Я видел мутную каплю, свисающую с шипа, я почти чувствовал, как мокрая липкость касается кожи. Откуда-то было в точности известно, что это - яд, смертельно опасный, и достаточно одной лишь царапины, чтобы отправиться на тот свет.
  - Ты не Избавитель, - зашипел жрец, взмахивая рукой. Я с трудом увернулся, шип зацепил рукав рубашки. - Ты лжец! Все это - не настоящее! Пророчество не исполнилось!
  - Эй, эй, мужик! Ты ошибаешься! - я отступал, понимая, что долго так продолжаться не может. За моей спиной был обрыв, а камни внизу - я помнил - очень острые. Свалиться на них - никакого яда уже не потребуется. - Да я и вовсе не утверждал, что я этот ваш Избавитель. Слушай, отпусти ты нас домой, а? Мы с удовольствием отсюда уберемся.
  - Ложный Избавитель должен умереть! - яростно заорал жрец, прыгая ко мне. Шип чуть не поцарапал мне шею.
  - Я не хочу тебя убивать! - крикнул я ему. - Не хочу, понимаешь?
  Нет, он не понимал. Глаза горели фанатизмом и полной убежденностью в том, что счастье ему принесет только моя смерть. Ну, ладно. Я сделал все, что мог. Краем уха я услышал полукрик-полуплач Анечки. И, удерживая перед глазами видение клубов пыли на афганской улочке, нажал на спусковой крючок. Сухо чавкнул выстрел. Голова жреца, будто взорвавшись, разлетелась ошметками. Мне в лицо брызнула белесая каша мозгов. Руки его еще загребали бессмысленно воздух, а тело уже опускалось, медленно, плавно, как в кино.
  - Я ж тебя по-хорошему просил, - сказал я, опуская автомат. - Ну что ж ты, дурень доисторический, не послушал?
  Вокруг раздавались какие-то крики. Я схватил Анечку за руку, задвинул ее себе за спину, огляделся. Нет, нас убивать никто не собирался. Толпа отлавливала жрецов. Мать мальчонки, которого собирались скормить тиранозавру, вытащила уже свое чадо наверх и теперь, держа крепко сына за руку, свободной рукой пыталась выцарапать глаза какому-то тощенькому пареньку в жреческом облачении. Тот визжал, отмахивался от озверевшей женщины, но почему-то не убегал. Хотя - куда бы он бежал? Повсюду били людей в таких, как у него, балахонах.
  - Что-то слишком шумно стало, Анюта, - сказал я, обнимая бережно девушку. - Пойдем-ка отсюда.
  - А куда?
  - Ну, вроде, домик нам выделили. Теперь бы неплохо перекусить.
  - Удивляюсь я тебе, Саша, - пожала она плечами. - Столько всего случилось, а ты еще о еде думать можешь. Нервы у тебя, как стальные канаты.
  - Жрать и спать нужно при любой возможности, - высказался я. - Пойдем, Анюта. А то как бы и нам на орехи не досталось. За компанию. Вот только этого парнишку прихватим, - я указал да бледного жреца, физиономию которого царапала женщина в сером. - Жалко мне его что-то стало.
  - Молоденький какой... - посочувствовала Анечка.
  - Ну да, молоденький, - согласился я. - А уже жрец.
  Выдернув паренька из свалки я потащил его за собой. Он и не сопротивлялся, обвис в моих руках, заведя глаза к небу. Женщина, правда, рванулась было следом, не желая отдавать добычу, да, узнав меня, отступила, помчалась куда-то, как фурия мщения.
  Как мы выбрались из толпы - это просто отдельная история, смахивающая на приключения Колобка, Красной Шапочки и тридцати трех богатырей одновременно. Мало того, что каждый встречный и поперечный стремился оттяпать кусочек от моей одежды, дотронуться до автомата или попытаться вырвать клочок волос у Анечки - ну как же, приближенная к Избавителю особа! Так этого мало, еще приходилось отбиваться от всех желающих отобрать у нас жреца, выцарапать ему глаза, а один здоровенный мужик в белом каине, спадающем до щиколоток, взмахивал дубиной с явной мыслью размозжить парню голову.
  - Слушайте, ребята, пропустите, - уговаривал я на всех языках, которые только мог вспомнить. - Мы к вам потом присоединимся. Честное слово. Ну, выпьем вместе. Может, даже морду кому набьем. Но не сейчас. Сейчас у меня сиеста.
  Любопытно, но услышал меня, похоже, только мужик с дубиной. Посмотрел этак задумчиво и почти меланхолично, бросил внезапно дубину, стукнул себя кулаком в грудь - Кинг Конг нервно курит в сторонке! - и завопил во всю мощь:
  - Избавитель требует праздничный пир!
  Я с трудом успел захлопнуть рот, раскрывшийся от изумления. Какой к чертям свинячьим пир? Не до пира сейчас! Да и вообще, выпустите меня отсюда! Я домой хочу!
  Но толпа уже подхватила радостный клич. Вопли о пире раздавались отовсюду. Я устало потер лоб.
  - Анюта, давай-ка бегом, - предложил я. - Сейчас они про пир орут, а что следующим номером программы будет, так и представить страшно.
  Анечка со мной согласилась. Редкостная девушка, никогда не перечит без нужды.
  В круглой комнате кто-то побывал, пока мы любовались тиранозавром. Подушки были разбросаны по полу, будто тот, кто заходил в гости, разыскивал меж них что-то важное. Фрукты сброшены с блюд, раздавлены. В общем, бардак был полный.
  - Ну и ну! - прокомментировала Анечка весь этот разгром. - Саша, ты не в курсе, где у них тут веник?
  Как я и говорил, Анечка очень практична.
  Про веник я ничего не знал, пришлось тряхнуть жреца. Он забормотал, замахал руками, объясняя что-то про истинного Избавителя, который должен уничтожить всех ложных.
  - Чего? - возмутился я. - Ты что, хочешь сказать, что я - не Избавитель? Так ведь я и не напрашивался!
  - А кольцо? - резонно спросил юный жрец, и для убедительности еще пальцем потыкал в инкрустированного дракона. - Кольцо-то - верная примета.
  - А раз верная, так какого хрена болтаешь, что Избавитель ложный?
  - Оберег не тот, - подумав, ответил парнишка. Поддернул балахон, потеребил зачем-то веревку, что его подпоясывала, уперся взглядом в пол. - Разве ж это оберег? А где громы, где молнии?
  Ах ты ж, формалист какой попался! Оберег ему не тот!
  Я подсунул жречонку под нос автоматное дуло.
  - Смотри, пацан! Семь-сорок два, чем тебе он не нравится? А что до громов, так разве ж мало громыхало?
  - Ну, не знаю... - мальчишка даже растерялся как-то, вцепился в разлохмаченные концы веревки, принялся косички заплетать. - Вы меня сейчас убьете, да?
  Вот же дурак какой!
  - Делать мне больше нечего, только тебя убивать, - проворчал я. - Всю жизнь мечтал убить вот такого идиота, как ты. Ладно, есть хочешь?
  Есть, похоже, он хотел, и даже очень. Потому что в ответ на мое предложение, начал выбирать не особо раздавленные фрукты, даже подобрал какой-то фиолетовый, шипастый шар с пола, радостно хрюкнул и начал сдирать с него шкуру. Внутри оказалась белая мякоть, пронизанная черными, похожими на земляничные, зернами.
  - Вкусно? - полюбопытствовал я. Вчера мы с Анечкой долго разглядывали диковинный то ли фрукт, то ли овощ, но попробовать так и не решились. Да и не знали, с какой стороны это шипованное чудо есть нужно. Еще и лохматость смущала: ну чисто кукурузный початок, а из-под этой шерсти - шипы.
  - Угум! - восторженно отозвался жречонок. Видно, в самом деле это было лакомство. Да еще и довольно редкое, если принять во внимание сладостно закаченные глаза парня.
  - Ну, питайся, - милостиво согласился я. - Витамины полезны для подрастающего организма. Заодно, пока тут из наших рук ешь, расскажи, друг ситный, что у вас тут за каша крутая заварилась. А то, понимаешь ли, ошпариться охоты нет.
  Жречонок, ублаготворенный диковинным фруктом, заговорил, размазывая по розовеющим щекам липкий сок. Я слушал внимательно, переспрашивая иногда - странные вещи рассказывал парнишка. Но, как ни удивительно, я ему поверил. Во-первых, конечно, тиранозавр - куда уж страннее-то! А во-вторых... Смешно, конечно, но окончательное доверие к этому жречонку у меня появилось, когда он нашел еще один фиолетовый фрукт, не попавший под ноги неизвестных посетителей, тщательно обтер его о свой балахон, не обращая внимания на рвущие ткань шипы, очистил с бережностью, разделил на дольки и с поклоном подал Анечке. Не мне, понимаете? Женщине! И я подумал, что человек, с таким благоговением угощающий женщину фиолетовыми витаминами, просто не может быть лжецом. Разве что - талантливейшим актером. Но паренек никак не тянул на актерское дарование, все его чувства и мысли явственно прорисовывались на чумазой физиономии.
  Он взахлеб рассказывал о жизни небольшой общины, искренне считая, что они - последний оплот цивилизации в этом мире. Все, что находилось за пределами долины, уютно уместившейся меж гор, представлялось ему каменистой пустыней, в которой давно уже нет жизни.
  - Войны, - пояснил он, когда я полюбопытствовал: куда ж подевались все остальные, которые жили с незапамятных времен во внешнем мире. - И болезни. Ну и безграмотность, конечно. Отсутствие науки.
  Я только хмыкнул. Ничего себе, учат их тут. Ничего удивительного, что сидят смирнехонько в своей долине, не собираясь даже пробовать выйти в большой мир. Они искренне считают, что искать там давно уже нечего.
  - Предки наши сюда так и попали, - рассказывал жречонок, копаясь в груде полураздавленных фруктов. Нашел целый, заулыбался счастливо. - Там, у подножия Паленой горы, Кугитанг-тау, была вода. А где вода - там и жизнь. Цветущие сады украшали горные склоны, и наши предки жили счастливо. Потом пришел Искандер Двурогий со своими фалангами...
  - Искандер Двурогий? - я несколько даже обалдел. Что за полководец такой?
  - Вы его зовете Александром Македонским, - отмахнулся от моего дремучего невежества парнишка. - Да, так вот, Искандер Двурогий... Воины его жгли сады, вытаптывали поля, убивали людей. Жители края спасались в пещерах Кугитанг-тау, пережидали смутные времена, потом вновь возвращались в свои жилища, отстраивали порушенное, сажали новые сады, бросали зерна в тучную землю. Хорошее было время!
  Я молча с ним согласился. Действительно, что может быть лучше цветущего сада? Мне представились яблони, усыпанные крупными, бело-розовыми цветками, виноградные кисти, тяжело клонящиеся к земле... Сложно поверить, что все это благоденствие было там, где ныне - лишь песок и камни, раскаленные солнцем. А вместо людей можно отыскать лишь ядовитых гадин, прячущихся под камнями. Мне стало грустно.
  - Что ж не остались там? - спросил я. - Если так шоколадно все было, так смысл куда-то уходить?
  - Сначала Искандер Двурогий, - поморщился жречонок. - Потом Чингиз-хан и его полчища с хвостатыми бунчуками. Персияне, арабы, хазары, турки-сельджуки... Кто только не зарился на богатую землю!
  - Ну и что? Везде так было. Но при всех войнах - никто никуда не сбежал. Дрались насмерть, землю собственной кровью поливали... - я осекся. Уж очень выспренно все это звучало. Да и какая теперь разница...
  - Предки не ушли бы, - согласился со мной парнишка. - Но ушла вода. Видно, боги разгневались на нас. Может, сочли нас недостойными тех благостей, что давала вода в пустыне. А, может, еще что. Кто поймет мысли богов?
  - Только не я!
  - Вот видишь... А без воды жить невозможно. Поля сгорели под солнцем. От садов остались лишь голые ветви, сожженные жаром. Высохли виноградники. Змеи заполонили нашу землю. И, как ни тяжело было бросать насиженное место, предки ушли вслед за водой.
  - И пришли сюда?
  - Да, - мотнул головой жреченок и огляделся в поисках фруктов. Потыкал пальцами в кучу, валяющуюся на полу, вздохнул печально - куски и огрызки. Облизал измазанные соком и мякотью пальцы. - А здесь мы нашли своих богов. И живем с тех пор под их присмотром и покровительством.
  - Ничего себе, под покровительством! - я вспомнил жертвоприношение, окончившееся смертью "бога", и скрипнул зубами. - Ты хочешь сказать, что ваши боги людей жрут и называют это покровительством?
  Жречонок пренебрежительно махнул узкой ладошкой.
  - Ну, это же не каждый день! А после жертвоприношения и урожаи лучше, и погода.
  Я сам не заметил, как подскочил к нему, схватил за шиворот, встряхнул. Анечка тут же повисла у меня на руке.
  - Оставь его, Саша, оставь!
  - Да ты ж не поняла, что он сказал! - зарычал я. - Представь только, он считает, что ради хорошей погоды нужно детей динозаврам скармливать.
  - Не понимает он, совсем мальчишка еще, - Анечка так руку мою и не выпустила. - Воспитание такое. Сам подумай, Саша. Вот если б тебя здесь воспитывали, тоже, небось, тащил бы кого к динозавру, а вовсе не из автомата по зверюге палил.
  - Ладно... - я понимал, что она права, но злость все равно клокотала в горле. Я выпустил жречонка, и он шлепнулся на пол, вмиг ослабнув. Пополз в сторону, всхлипывая жалостно. По щекам тянулись мокрые слезные дорожки. - Слышь, парень, ты не обижайся. Просто нервный день сегодня.
  Громыхнуло так, что зазвенела посуда, по полу раскатились фрукты. Земля качнулась подо мной.
  - Это еще что такое? - я быстро обернулся к выходу. Нет, ничего, никого. А грохот продолжался, словно стреляли пушки.
  - Фейерверк, - объяснил жречонок, усаживаясь на корточки. - Праздник. По случаю прихода Избавителя, - он с ненавистью посмотрел на меня. - А ты всех обманул, и вовсе не Избавитель даже.
  Я выскочил на улицу, кивнув Анечке в сторону паренька. Она понятливо мотнула головой: мол, не переживай, Саша, присмотрю в лучшем виде, никуда он не денется.
  Ночная тьма была щедро освещена факелами, словно Млечный путь оказался вдруг на земле, уютно расположив звезды по горным склонам. То тут, то там в небе распускались огненные цветы, рассыпающиеся искрами. Грохотало так, что закладывало уши. Со склонов сыпались мелкие камушки, пыль и песок. С деревьев летели листья.
  - Ни хрена тут у них артиллерия! - удивился я. Со всех сторон доносились крики, радостно визжали дети. Мимо меня пробежала женщина, белое, тонкое покрывало, наброшенное на ее голову, трепыхалось флагом. Она тащила поднос, тяжело нагруженный лепешками. От деревянной миски пахнуло сладким, медовым ароматом. Ребятишки - кто в штанах, вздувающихся пузырями, кто в абе, а кто попросту голышом, с хлипкой набедренной повязкой, - сновали повсюду. Их голоса едва не перекрывали взрывы фейерверков. Пацаненок, едва лет шести от роду, подпрыгнул рядом с женщиной, ухватил с подноса лепешку, помчался в темноту, хохоча и показывая добычу менее удачливым товарищам.
  Неподалеку я заметил кучку людей, возившихся у чего-то, напоминающее валяющийся на земле древесный ствол. При ближайшем рассмотрении, это и оказалось стволом, в который заталкивали трубчатые свертки, туго обернутые пальмовыми листьями. Грохнуло, из ствола вырвалось пламя, и в небе расцвел очередной цветок. Мальчишки бросились к стволу с деревянными ведрами, начали лить воду на обугленный край. Я тихо отошел в сторону, пока на меня никто не обратил внимания. А то заметят еще, опять кланяться начнут, Избавителем величать, за одежду цепляться. А у меня, между прочим, сменных штанов с собой не было.
  - Анюта, там пушки деревянные, - заявил я, врываясь в комнату. Анечка сидела рядом со жречонком, успокоительно похлопывала его ладонью по сжатому кулачку, что-то бормотала тихонько. - Анюта, он же тебя не понимает.
  - Понимает. Через пятое на десятое, но понимает. Похоже, к ним тут всякие проваливались, в том числе и русскоязычные, - вздохнула Анечка. - Правда, давно уже, вот и язык соответствующий. То ли церковнославянский, то ли еще древнее. Но они наследие свое хранят трепетно.
  - И что ты ему сказала?
  - Да вот, утверждаю, что ты и есть тот самый Избавитель, что был им обещан на заре веков, - устало улыбнулась Анечка. - Говорю, что освободишь их от власти злых богов, и тогда им больше не придется человеческие жертвы приносить.
  Я обалдело открыл рот. Такая идея могла зародиться только в женской головке. Ни один нормальный мужик до такого не додумался бы.
  - И что? - только и смог выдавить я.
  - Пока не верит. Но хоть слушает.
  - Да уж...
  - А что там, на улице происходит? - Анечка кивнула в сторону выхода с какой-то опаской. Будто ожидала, что вот-вот ввалится из дверного проема разъяренная толпа, жаждущая крови.
  - Празднуют, - отмахнулся я. - Носятся, как тараканы под инсектицидом. Фрукты таскают, еще какую-то еду. Может, сходить, принести тебе?
  Жречонок вдруг захлебнулся, забормотал что-то, ухватил меня за рукав.
  - Фрукты? - визгливо выкрикнул он. - Еду?
  - Ну да, - я не мог уразуметь, отчего парень так разволновался. - Еду, конечно. А какой же праздник без еды? Пикник под огненными цветами. Даже симпатично смотрится.
  - Еду... - протянул он задумчиво. Выпустил мой рукав, обхватил голову ладонями, закачался, монотонно шепча себе что-то под нос.
  - Молится он, что ли? - повернулся я к Анечке, недоуменно вздергивая брови.
  - Да не похоже, - отозвалась она. - Кажется, он просто в шоке. Знаешь, у них тут что-то вроде коммунизма. Я толком не поняла, язык, все же, не совсем чтоб русский, но уловила основное. Собирают все добытое в кучу, а потом жрецы распределяют.
  - И чем руководствуются? - заинтересовался я.
  - А вот фиг их знает, - пожала плечами Анечка. - Я ж тебе говорю, язык не очень понятен. Ну не владею я церковнославянским. Максимум: Отче наш, иже еси на небеси...
  - Было бы неплохо, если бы Отче наш нам сейчас помог, - задумчиво буркнул я.
  Анечка покачала головой, вздохнула, прошлась по комнате. Я внимательно наблюдал за ней: казалось, что ее гложет какая-то мысль.
  - Ну, Анюта, о чем бегаешь? - не выдержал я. - Вижу ведь, что задумала что-то. Так выкладывай, не тяни.
  - Саша, ты отсюда выбираться собираешься? - с каким-то непонятным стеснением спросила она.
  - Естественно! - и какие вообще могут быть сомнения? - И чем быстрее, тем лучше. Бегом, что называется. Вот только соображу, как нам через все эти пещеры пробраться. Или на горы взлезть. А что?
  - Да мне все тиранозавр покоя не дает, - призналась Анечка. - Понимаешь, исключительно научный интерес. Каким манером он пламенем плюется, а?
  - Ну ты даешь! - восхитился я. - В такой момент - и научный интерес!
  Анечка обиженно надула губки, и я бросился извиняться. Тут же признался в том, что интерес и меня терзает, да и вовсе, неплохо было бы поближе познакомиться с местной фауной, а то мало ли, где и как придется столкнуться.
  - Так что ты полностью права, Анюта, - заключил я. - Действительно, надо этим рексом заняться. Жаль, что у нас под рукой никого нет вроде биолога. Или кто там лягушек режет.
  - Резать и я могу, - отрезала Анечка, еще лелея остатки обиды. Но тут же ласково улыбнулась, дотронулась легонько до моей руки - это чтоб я не обиделся. - Я этими самыми лягушками в детстве увлекалась. Кружки там соответствующие при университете. Хотела даже в мединститут идти.
  - А что ж не пошла? Хорошая профессия.
  - Роман у меня тогда был, - засмеялась Анечка. - Школьная любовь. Вот эта самая любовь направилась на геофак, а я, как дурочка, следом. Любовь к концу первого курса прошла, а специальность осталась.
  - Понятно, - почесал я затылок, хотя на самом деле ничего понятно мне не было. Да и кто может понять женщину? - Ладно, Анюта, делать-то что будем?
  - Как что? Резать!
  Я думал, что она шутит, но ничего подобного. Собрала скатерти-покрывала по комнате, отыскала где-то несколько ножей.
  - Пилу бы, - огляделась задумчиво. - И топор бы неплохо.
  - Это для чего?
  - А ты что, вот этой фитюлькой динозавра вскрыть сможешь? - она продемонстрировала мне ножичек, и я рассмеялся. Какого там динозавра! Этим даже кошку серьезно не поцарапаешь. - Вот и я о том. Так что топор требуется просто позарез.
  - Я знаю, где инструменты, - жречонок уже очухался, прекратил бормотать и раскачиваться, но во взгляде его, направленном на меня, появилось что-то непонятное. Потом уж сообразил - благоговение.
  - Где?
  - В складе храмовом, - мотнул головой парнишка. - Там жрецы все хранят, выдают людям, когда надобно.
  - А в сарайчике у кого-нибудь? - в храмовый склад мне лезть не хотелось. Кто их знает, какая тварь охраняет дверь. Может, такой же змей, с которым мы уже познакомились.
  - В каком еще сарайчике? - в глазах жречонка плеснуло непонимание. - Все общее!
  - Ясно. Общее. Значит, храмовое, - кивнул я. - А продукты тоже?
  Мальчишка с тоской посмотрел на раздавленные фрукты.
  - Да... - сказал почти что неслышно.
  Я скрипнул зубами. Ясно. Крайняя форма коммунизма. Оно и не удивительно. В такой маленькой общине деньги хождения не имеют. А жрецы... ну, они всегда жрецы. Власть, которая отбирает и распределяет. Эх, люди, люди. Такая природа вокруг, климат, опять же. Живи да радуйся. Рай на земле построить можно было. Но они и тут - отобрать и поделить.
  - Ладно, пошли, храм навестим.
  Жречонок побежал впереди меня, указывая дорогу. Схватил со стены факел, в углу подобрал еще связку.
  - Темно там, - объяснил.
  По улочкам пробирались, прижимаясь к стенам. Мимо продолжали бегать люди, фейерверки все еще расцветали в посиневшем, предрассветном небе.
  - Главное, чтоб не заметили, - сказала Анечка, хоронясь за широкой воротной створкой. - А то за Избавителем целая толпа повалит. Кто их знает, как они к вскрытию божества отнесутся.
  - Избавителю все позволено, - заявил жречонок, восторженно взглянув на меня. Тут же смутился, покраснел, опустил голову.
  - А ты что ж, уверовал, что я и есть тот самый Избавитель? - иронически усмехнулся я.
  - Да... - промямлил мальчишка.
  - Чего это так?
  - Еда, - шепнул он едва слышно и, увидав недоумение на моем лице, зачастил: - Я в жрецы чего пошел-то? Голодали. Есть было нечего. Нам давали на семью мешочек фруктов и маленький кусочек мяса. Еще овощей, но совсем немного. Я с малолетства одно помню: голод. Все время есть хотелось. А склады храмовые от припасов ломятся.
  - И ты решил поближе быть к кормушке? - он кивнул, упираясь взглядом в разбитые сандалии. - Но Избавитель тут при чем?
  - Сказано, что главное, от чего Избавитель освободит, это от голода, - сообщил жречонок. У меня аж рот открылся. Хотя, оно и правильно. Люди всегда ждут кого-то, кто приведет к молочным рекам с кисельными берегами. - Сказано, что когда Избавитель явится, все смогут есть столько, сколько хочется. И самое вкусное тоже, - он облизнулся, вспомнив, видимо, тот странный шипастый фрукт.
  - Понятно, - вздохнул я. - Значит, когда я рассказал, что народ пьет-гуляет без всякого жреческого наблюдения, ты решил, что я и есть Избавитель?
  - Конечно! - восторг светился в его глазах. - А как же иначе? Я вот думал, думал, и понял, что жрецы Избавителя не хотели, поэтому и пробовали народ обмануть...
  Он говорил еще что-то, но я уже не слушал. Все было ясно и так. Ну, что ж... Избавитель так Избавитель. Посмотрим, что тут за каша на огне кипит. И вообще, мне всегда не нравились плотоядные динозавры! Может, и вправду - избавить местное население от агрессивной живности? Калаш при мне, патронов хватит. И - пусть живут долго и счастливо.
  - Храм... - шепнул жречонок. Из темноты выдвигалась черная громада, упирающаяся, казалось, в самое небо. Резные ворота, обшитые металлическими пластинами, были заперты.
  - А как же пройдем? - я оглядел ворота. Такие не всяким тараном возьмешь.
  - Сбоку дверочка есть, - жречонок затопал в сторону. Пламя факела моталось флажком над его головой. - Про нее не знают. Тайная дверь, только для служителей храма.
  - А ты что ж, храмовый служитель?
  - Я? Не-еееет. Но подсмотрел как-то. Подглядывал за старшим жрецом, ну и... - он засмущался, покраснел так, что лицо показалось в сумерках почти что черным.
  - Ладно, не красней, - махнул я рукой. - Это часто случается.
  Жречонок облегченно вздохнул.
  Дверца действительно оказалась там, где он и говорил. Неприметная, сливающаяся со стеной. Если не знать, что она там, так очень даже просто можно пройти мимо и не заметить.
  - Вы лучше за моей спиной держитесь, - сказал спутникам. Особо меня Анечка беспокоила, уж очень блестели ее глаза решительностью и упрямством. Явно не собиралась дать мне возможность о ней позаботиться. Эмансипация проклятая! - За спиной, - уже жестче приказал я. - У меня, если не забыли, оружие. Ну, оберег, - пояснил специально для жречонка. - Если вдруг будет неласковый прием, так мне совершенно не нужно, чтоб кто-то из вас под пулю подлез. Ясно?
  Жречонок часто закивал, и Анечка тоже мотнула головой, соглашаясь.
  Я осторожно толкнул дверцу ладонью. Она растворилась тихо, без скрипа. Жрецы явно не жалели жира, смазывая петли. Внутри было темно. Я вошел, моя команда ввалилась следом, и дверца захлопнулась. Густая тишина объяла нас - ни звука не доносилось внутрь помещения.
  - Ну, кажется, все спокойно, - сказал я, вытирая неожиданно вспотевший лоб.
  Будто отвечая на мои слова, вокруг вспыхнули факелы, и навстречу мне шагнул Сергеев, поигрывая золотым браслетом в виде двух переплетенных змей. Рубиновые глаза металлических гадин остро и тревожно сверкали.
  - Сам пришел, - прошипел Толик, прищуривая узко глаза. - Даже и искать не пришлось. А я-то думал, что заманивать придется, все предлог изобретал, как бы это тебя сюда приволочь. А ты сам явился. Ах, хорошо!
  - Мы тут за топором заглянули. Ну и пилой бы разжиться, - ляпнул я. У Сергеева нехорошо дернулось веко, глаз часто замигал, будто от нервного тика. - Толик, ты себя нормально чувствуешь?
  - Нормальнее не бывает! - Сергеев расхохотался скрипуче, покачался с носка на пятку. - Оберег-то свой сними, без надобности он тут. А люди мои таких игрушек опасаются, - он кивнул на "Калашников" и захлебнулся смехом.
  Я позволил себе оторвать от него взгляд, осмотрелся. Вокруг нас толпились жрецы, смотрели злобно, холодно. У многих в руках были кинжалы. Вот ведь наказание. Полоснуть бы по ним очередью, но... Пока я рожок присоединю - они ждать не будут. Сергеев дело свое туго знает, команду даст - и только клочья полетят. Ладно бы от меня, а от Анечки? Да и пацана жалко, даром что жречонок. От голода и в такую дрянь наступить можно.
  Кольцо с драконом напомнило о себе, ожгло палец болью.
  - Ну! - прикрикнул на меня Толик. - Снимай автомат!
  - Саша, не вздумай, - зашептала Анечка. Жречонок скорчился рядом с ней, уцепился за ее руку. Пацан, что взять...
  - Анюта, придется, - так же шепотом ответил я, передавая ей "Калаш". - Ты смотри, если почувствуешь, что дело совсем дрянь, стреляй, не задумывайся, - я щелкнул рожком. Толик тут же выставил перед собой руку с браслетом. Рубиновые глаза змей засветились жизнью. - Видишь, Анюта? Я сам не смогу выстрелить. Но ты если что... В общем, ни о чем не думай, главное - выбирайся отсюда.
  Не девушка - чудо! Спорить не стала. Бросила взгляд вокруг, нахмурилась, и взяла автомат цепко, руки ее не дрожали.
  - Ну вот, Сашок, теперь и поговорим, - Сергеев шагнул ко мне и неожиданно, хлестко и сильно, ударил меня по лицу. Из разбитого носа хлынула кровь.
  - Толик, спятил, что ли? - всхрипнул я, но видел уже, что никакие слова до него не доходят. Глаза его пылали красным огнем, в точности, как у змей на браслете. - Толик! - еще раз выкрикнул я, пытаясь пробиться сквозь туман колдовского украшения. Кольцо с драконом сжалось вокруг пальца.
  Сергеев ударил еще раз, но я уже был готов - ушел нырком в сторону и сам саданул его кулаком в живот. Толик согнулся, и я тут же ударил его сцепленными руками по спине. Сергеев выпрямился, покачиваясь, и такая ненависть была в его глазах, что я отшатнулся. Казалось, он не чувствует боли, только тело ослабляется от ударов.
  Мы сцепились в драке, катались, как дерущиеся коты, я слышал дикий крик, и с трудом узнал собственный голос. Толик щелкал зубами, пытаясь укусить меня. Я никак не мог с ним справиться, ненависть давала ему силы, о которых я и не подозревал.
  - Толик! Я не хочу тебя убивать! - завопил я, отбрасывая его в сторону. Он впечатался в стену, выпрямился, глядя на меня темным, страшным глазом. Другой глаз заплыл опухолью, из носа его лила кровь, одежда была изорвана. Я, наверное, выглядел не лучше. - Толик!
  Он выбросил руку в сторону, и внезапно подскочивший к нему жрец сунул в раскрытую ладонь что-то продолговатое, холодно блестящее. Кинжал! Изящное и грозное оружие, изогнутое слегка лезвие, простая, без украшений, рукоять... Пламя факелов отразилось от лезвия кровавым блеском.
  - Толик... - я все еще не мог поверить, что он действительно хочет меня убить. Но в глазах его танцевали золотые змеи, и он все ближе подходил ко мне, раскачиваясь из стороны в сторону, как та тварь в храме. Я не сводил глаз с кинжала.
  - Ну, мальцы, смотрите, как это делается! - послышался неожиданно уверенный, хриплый голос, и кольцо вновь обожгло мой палец. - Думаете, у них ножички для украшения? Ан нет! Опасная игрушка, эти кинжалы...
  Я споткнулся, отступая от Сергеева. Голос продолжал звучать, и я с изумлением сообразил, что слышу старого прапора, которого знал в Афгане. Господи ты Боже ж мой! Петренко... Вот как была его фамилия. Он учил нас, зеленых пацанов, рукопашному бою. И - обороняться от ножей. Здоровый, краснорожий мужик с длинными, вислыми усами. Как он доставал нас на занятиях! До печенки! Селезенку вынимал. Измучивал до невыносимости...
  - Смотрите, как это делается! - еще раз сказал Петренко, и я увидел сверкнувшее прямо у лица лезвие - Толик несколько раз взмахнул кинжалом передо мною.
  Сергеев размахнулся, и я понял - вот оно, последнее! Или я, или он. Сейчас он меня зарежет! Золотые гадины браслета приподняли головы, зашипели, аккомпанируя хриплому дыханию Сергеева.
  - Ну, придурок! - заорал прямо в ухо Петренко. - Что ж ты смотришь, идиот?!
  Все замедлилось, будто само время приостановилось. Я видел кончик кинжала, приближающийся ко мне. И тут что-то включилось во мне, может, те самые, казалось, забытые тренировки Петренко, и моя рука сама пошла вперед, навстречу кинжалу, скользнула вдоль руки Сергеева, ударяя всей силою в рукоятку кинжала. Другая рука перехватила его, подталкивая под лезвие. Я зацепил ногой его ногу, дернул...
  Кинжал вздрогнул, замедленность исчезла, и в одно мгновение холодное, голубоватое лезвие влетело в шею Сергеева. Выплеснулась фонтаном кровь.
  Ненависть, душившая меня в эти последние мгновения, куда-то исчезла. Я опустил Толика на пол, склонился над ним. Безумие, застилавшее его глаза, отходило, сменяясь белесоватой, смертной пленкой. Браслет со щелчком раскрылся, упал с руки. Змеиные туловища пошли трещинками, потемнели, будто паутиной подернулись.
  - Повезло тебе, Сашок... - выдохнул Толик. Изо рта его выскочил густой кровяной сгусток, повис на подбородке. - Повезло... Не ту игрушку я поднял...
  Голова его запрокинулась, и небритый подбородок уставился вверх. Глаза широко закрылись, и не было в них уже ни ненависти, ни безумия, вообще ничего. Пусто и стеклянно уставились они в потолок.
  - Эх, Толик... - я присел с ним рядом, закрыл стеклянистые глаза. - Да что ж такое...
  Автоматная очередь злобно хлестнула надо мной. Я упал на пол, перекатился к стене, подхватился на ноги. Анечка стреляла, зажмурившись. Автомат прыгал в ее руках, и я вновь распластался на полу. Жрецы, подбиравшиеся было ко мне, тоже лежали, не смея подняться. Автомат затих.
  - Анюта, все? - спросил я осторожно.
  Она расплакалась.
  
   * * *
  
  Вскрытие тиранозавра мы сделали через день. Честно скажу: операция была весьма неприятной. Воняла эта тварь жутко, да и другие зверюшки к ней уже приложились душевно. Еще бы, столько мяса пропадает! Анечка обнаружила прелюбопытнейшую вещь. Наши ученые с ума сошли бы, увидев это. Представьте только, в черепном гребне оказалась система полых ходов, соединяющихся в носоглотке. А в мускульных мешках спинного гребня была намешана такая химия, что я долго чихал, нюхнув случайно. Больше всего одно из веществ походило на перекись водорода. Похоже, что в "реакторной камере" - в этих самых полых ходах, вещества соединялись. Тут же - взрывоподобная реакция окисления, и мы имеем огнедышащего дракона. Простенько, но со вкусом. Анечка уверяла меня, что в Уэльсе живет жучок - два сантиметра в длину всего-то, который подобным образом выплевывает пламя из-под хвоста.
  - Ну, Анюта, этот ведь не два сантиметра, - я пнул здоровенную тиранозаврью лапу, о чем тут же пожалел - поднялось облако невыносимой вони.
  - Но принцип-то тот же! - настаивала Анечка.
  Так что вопрос с огнедышащим мы решили - никакой магии, сплошная биология. Чудны дела Твои, Господи! Анечка уверяет, что, ежели б не эта огнедышащая система, то был бы чистый петух, только большой очень.
  Патроны у меня кончились на втором тиранозавре, и автомат остался не у дел. Я его тщательно смазал, завернул в тряпки и зарыл. До лучших времен. Пусть побудет на всякий случай.
  Никуда мы, конечно, не ушли. Да и куда было идти? В горы? Они выглядели весьма негостеприимно, да и тропинок не было. Местные жители утверждали, что там проходов нет. Идти в пещеру? Там воины, призраки, с которыми неведомо как сражаться. Да и завалы на каждом шагу. И дорогу мы не отмечали. Заблудимся, да и только. А даже если не заблудимся, так что ж делать с завалом - зубами грызть? Или детскими совками ковырять? Так что, остались. В общем-то, я и не жалею об этом. Дома меня никто не ждал, а здесь - почет, уважение. Даже занятие нашлось. Ну, как положено Избавителю. Колечко-то мое оказалось очень даже нужным прибором. Для укрощения динозавров. Теперь в долине стада пасутся - на мясо. Мальчишки с хворостинами вокруг животин бегают, в точности, как наши деревенские вокруг коров. Особо злобные твари держатся подальше. Убивать я их не стал, да и незачем. Не нападают, вот и ладушки. Вот и живем, не жалуемся.
  Может, когда-нибудь позже, когда у нас с Анечкой наследники появятся, я и подумаю, как выбраться из долины. Детям, как ни крути, образование нужно. А пока - будем наслаждаться неожиданными каникулами.
  Вот сейчас поставлю точку и отправлюсь к бывшему жречонку. Он обещал птицу поймать. Привяжу рукопись к лапе, отправлю в большой мир. Вдруг да кто прочитает. Если не зря бумагу марал, так просьба к прочитавшему - отошлите моим да Анечкиным родственникам весточку. Мол, в порядке у них все, поженились, да свадьба была очень насыщенной на события, веселой. Теперь работают в дальнем зарубежье. Живут хорошо. И это будет чистой правдой!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"