Сегодня мне снова приснилась мама. Сон был хорошим. Я разговаривала с ней. Она была рядом. Проснувшись, я не помнила, что она мне говорила, но я помнила, что во сне было спокойно и умиротворенно. В основном же все девять лет после её смерти, меня преследовал один и тот же - страшный сон. Вернее сны были разными. Но их смысл оставался одним и тем же. Я потеряла маму! Но я знаю - она жива! Это не правда, что она умерла после инфаркта! Вопреки доводам врачей она выжила. Я так радуюсь этому! Но я не могу её найти. Она в больнице. Она снова в больнице. Но в какой? Душа разрывается на кусочки. Где ты мама, где ты? Почему не звонишь мне, почему ты молчишь? Я звоню в приемные покои, я ругаю отца, я ищу... Бесполезно. Я не могу найти маму. Но я точно знаю - она жива...
Несколько раз сны были просто кошмарными. Мама наклоняется над моей головой, стоя у верхней спинки кровати, на которой я лежу. И вдруг её лицо начинает искажаться, превращаться во что-то страшное и уродливое... и я просыпаюсь в холодном поту. В другой раз мама стоит напротив меня, вдруг она резко подымает в мою сторону руку и, указывая на меня пальцем, кричит: 'Ты опоздала!!!'....
А я, действительно, опоздала...
Белые стены, длинные узкие коридоры больницы, белая дверь. Я только что поговорила с врачом:
- Ваша мама в плохом состоянии. Мы не можем её лечить. Наше отделение - хирургическое, а её болезнь связана с сердцем. Её органы отказываются работать. И мы ничего уже не можем сделать. Сердце слабое.
Я выхожу из кабинета и хочу лишь одного - увидеть маму. Она в реанимации на втором этаже вот уже неделю.
- Нельзя! - Встает передо мной медсестра.
- У нас карантин по гриппу.
- Пустите, - прошу я.
- Я ненадолго.
Через стеклянные стены реанимации я вижу, как мама сидит на кровати, я вижу её спину и волосы, собранные на затылке. Двери открыты. Я слышу её голос:
- Све-е-е-та! - Слабо и в то же время изо всех сил кричит она.
- Пропустите меня! - снова прошу я....
Зайти в реанимацию мне так и не удается. 'Я приду вечером, когда не будет врачей, - начинаю лихорадочно соображать я. - Принесу сестричке шоколадку, и она меня пустит' - уговариваю я себя и спускаюсь вниз. На первом этаже меня ждет подруга Алла. На часах ровно час дня...
За неделю до этого я в очередной раз приехала из другого города, в котором жила с мужем и сыном, в город своей юности, к маме. Мама вот уже несколько месяцев мучилась после перенесенного осенью инфаркта. Врачи сказали - главное пережить полгода. И этот срок подходил к концу. Вначале мама боролась изо всех сил. Она спускалась с четвертого этажа подъезда на третий, и поднималась обратно. Она старалась больше ходить по квартире, чтобы сердце вновь приобрело прежний ритм. Но организм не поддавался. И все эти месяцы мама не вылазила из больниц. С каждой выпиской ей становилось только хуже. Несколько раз за эти полгода я бросала работу и приезжала к маме. Отцу было сложно ухаживать за ней, а мой никудышный брат и вовсе ничего не мог. По приезду я устраивала маму в больницу. Потом приезжала, когда её выписывали. И возвращалась через несколько дней, чтоб вновь положить её в клинику. Приехав так в очередной раз, когда она была дома, я пробыла рядом с нею целую ночь. Мама задыхалась. Не помогало и то, что она спала сидя. Вернее ей не удавалось спать. Рядом лежал целый мешок лекарств. Причем, с каждым разом таблеток становилось всё больше и больше.
- Прости, что я мучаю тебя, Света.. - с жалостью сказала мама.
- Что ты, мама, не думай об этом.
Рано утром я подняла отца с постели:
- Иди куда хочешь, - сказала я ему.
- Делай что хочешь, давай какие угодно деньги, но чтобы маму сегодня же взяли в приличную больницу.
Отец вернулся с хорошей вестью. Он договорился положить маму в кардиологическое отделение в центре города.
- Дай лечащему врачу пять тысяч, а завотделению хотя бы две, - учила меня практичная Алка.
Завотделением оказалась знакомой моей мамы и очень бережно отнеслась к ней. Деньги она не взяла, опустив при этом глаза.
- Почему она не взяла деньги? - спрашивала мама, тревожно глядя на меня. Мы обе понимали, что врач не надеялась на хороший исход. И в самом деле, от интенсивной терапии маме стало лучше лишь на два дня. На третий ноги вновь отекли, став похожими на кубышки, мама снова задыхалась. И снова началась рвота, преследовавшая её после инфаркта. Она очень сильно похудела, потому что из-за тошноты практически не могла есть. И в последний мой отъезд сказала:
- Света! Если так будет продолжаться ещё месяц, я не выдержу и что-нибудь с собой сделаю.
Я не знала, что ответить. И вместо того, чтобы обнять маму, прижать к себе и сказать, как я её люблю, как жалею и как страдаю вместе с ней, сухо произнесла:
- Ты молись, мама...
Уехав, я пробыла дома недолго. Отцу в очередной раз пришлось вызывать неотложку.
И вот я снова в Караганде. И снова иду уже в другую больницу, в которую маму увезли на скорой. Она в реанимации на первом этаже. После её переведут на второй. Но пока она здесь. И меня пускают к ней. Я иду с настроем сказать маме, что я, наконец, уволилась с работы, забрала документы сына из школы, мы будем переезжать в Караганду, к ней. Мы будем рядом, вот только муж ещё уволится и тоже приедет....
Увидев высохшую маму, я забываю, что хотела сказать. Мама открывает глаза, и я вижу желтые белки. Вернее желтые сосуды, которые должны быть красными. Мама берет мою руку и целует её:
- Света, там Сергей пришел, я сказала, чтобы тебя подождал, его ко мне не пустили.
Я что-то мямлю в ответ. И ухожу.
- У неё желтуха, - констатирует медсестра. Печень не выдержала такого количества лекарств.
В следующие разы мама пишет мне записки. Она просит принести сухари. У неё появился аппетит. Но я забываю про сухари. Когда вспоминаю, беру в больницу те, которые есть дома. Их насушил отец - по-мужицки, крупно и неумело. Потом, спустя время, я никогда уже не смогу спокойно смотреть на сухари....
И вот наступает вечер. Я сжимаю в руке шоколадку, которую приготовила медсестре. Я твердо намерена войти к маме в реанимацию, я уверенно иду наверх.
- Пройдите к врачу, он вас ждет.
Мамина койка пуста. Меня ведут по длинным коридорам. Я ни о чем не думаю. Я тупо шагаю за медсестрой. Мы идем к врачу.
- Ваша мама умерла сегодня в час тридцать дня, как только вы ушли. У неё случился второй инфаркт. Мы боролись за её жизнь.
Мне отдают пакет с вещами мамы. Там разорванная ночная сорочка. Она в крови. И в правду боролись. За жизнь. Но её больше нет.
- Как же вы могли не пустить меня к ней?! - спрашиваю я медсестру.
- Вы же знали, в каком она состоянии!
- Простите, мы не думали, ей вроде стало лучше.
Я вытаскиваю из пакета мамин блокнот, на листочках которого она писала мне записки. В нем маминой рукой выведена незаконченная фраза 'Сегодня я...'
- Как это произошло?
- Она тихо заплакала и умерла.
Давным-давно, когда до смерти мамы оставалась ещё целая вечность, я лежала в своей кровати и плакала. Мне было лет десять, и я вдруг осознала, что мама когда-нибудь умрет. 'Как я останусь без мамы? Как? Это просто невозможно!' - испугалась я собственного открытия. Рядом спали родители. Услышав мои рыдания, мама спросила:
- Света, что случилось?
- Ничего.. - пролепетала я.
- Как же ничего, если ты плачешь?
Папа с мамой стали уговаривать меня сказать правду, пытались даже шутить, но им так и не удалось узнать причину моих страданий. Я не представляла себе, как скажу маме, что она когда-нибудь умрет. Мне страшно было даже произносить это вслух. Мне казалось, так я предам её...
Не помня, как доехала до дома, я вошла в квартиру и объявила отцу с порога:
- Мама умерла.
Он закричал и начал плакать навзрыд:
- Она так хотела жить! Она так старалась... - причитал отец.
Я не спала всю ночь. 'Умерла, умерла, умерла...' - крутилось в моей голове. Какой, оказывается, нелепый смысл у этого глагола. Как ужасно это прошедшее время. Как правильно пел бард: 'А мы во сне зовем их как в бреду, асфальты топчем, юны и упруги...'. Я тогда ещё удивлялась, какое бессмысленное выражение. Ах, сколько в нем смысла на самом деле! Моя мама больше никогда не будет ходить по земле! Она будет только под землей!
Но всё это было лишь началом моих страданий. Найдя спустя несколько дней в маминых документах стих-послание, адресованный моему сыну - она переделала его из газетного стихотворения - я прорыдала весь день.
- Мама, мама, как ты могла? Как ты могла ничего мне не сказать? Почему ты не научила меня, как жить дальше, когда тебя не будет? Что мне делать? Куда идти? Кому пожаловаться?
'Мамины глаза' - пела Гверцителли, и я плакала.
'Поговори со мною мама' - пела Толкунова. И я плакала.
'Как я могла не зайти к маме в этот последний день?!' - корила я себя. Разве, если б я прошла к ней в реанимацию, меня б смогли остановить? Меня бы казнили, убили?! Почему, почему я не настояла или не прошла, вопреки запретам? И, наконец, почему я не откликнулась на мамин зов? Боже, боже, этот день не вернуть никогда. НИКОГДА я не смогу изменить этот день, этот миг и заглушить свою боль, загладить свою вину перед мамой. Никогда. Мамы больше нет. Я опоздала...
Когда мой сын причиняет мне боль, грубит мне, я начинаю его стращать и предостерегать:
- Рано или поздно ты поймешь, что был не прав. И ты поймешь меня. Но тогда уже может быть поздно! Тогда уже может не быть меня.
Когда он отправляется в гости к своему отцу, который так и остался жить там, в другом городе, я прошу сына найти в книгах листочек с моим стихотворением. Оно посвящено ему, моему сыну и существует в единственном экземпляре.
- Мама, это столько книг нужно пересмотреть. Не знаю, получится ли.
- Как же ты не поймешь, я хочу, чтобы, когда я умру, это осталось тебе от меня.
- Зачем ты говоришь про свою смерть?! - возмущается сын.
Ему не понять... это нужно мне... мне... опоздавшей, и не понявшей, что мама умирает. И надо успеть, надо не опоздать, не опоздать, не опоздать...
На днях мне попалась в руки книга о том, что, умирая, люди попадают на небеса. И о том, что нельзя долго оплакивать человека, и винить его за то, что он так рано ушел. Иначе он не сможет оказаться в царствие небесном, его душа будет ждать, пока близкие отпустят его...
Мама! Я так хочу отпустить тебя. Мама! Отпусти и ты меня, прошу родная моя, любимая, прости, что я не говорила тебе этих слов при жизни. Прости, что я не целовала твоих рук, прости, что я не насушила тебе маленьких сухарей, которые помещаются во рту, прости, что я не пришла к тебе в последний твой миг, когда ты закрывала глаза навсегда. Прости и отпусти меня. И я отпускаю тебя. Я знаю, твоё место на небесах, вверху над суетой и мраком. Будь там. Я тоже туда приду. И тогда мы увидимся. И не будет поздно.