Не прямо сейчас - в этом нет необходимости. Но вскоре. А пока я занимаюсь делом. Последним, которое должен сделать.
В общем, я выбрал его сам - единственная привилегия, положенная мне по статусу придворного мага. И теперь пытаюсь вырастить дерево. Работа неспешная, основательная. Есть время подумать и вспомнить. Магические действия просты и не отвлекают.
Целые сутки у меня впереди.
Я перебираю семена, которые принесли мне предупредительные чиновники. Беру в руку, чтобы ощутить силу. Вот желудь, из которого вырастет прекрасный раскидистый дуб. Крыльчатка клена, осенью раскрашивающего леса изумительным желтым и красным. Коробочка липы, вокруг которой в пору цветения будут виться пчелы, собирающие нектар. Буковые орешки и плоды благородного каштана. Мелкие голые семена сосны, ели, пихты, лиственницы и настоящего кедра - откуда только его достали.
Сила есть во всех, они все готовы подняться, как только попадут в землю. Так и хочется кинуть их сразу все и радоваться, когда вырастет разнородная маленькая рощица.
Но нет. Мне нужно лишь одно семечко.
Закрыв глаза, я провожу рукой над спрятанными в крепких стеночках будущими деревцами в надежде, что какое-нибудь само прыгнет в руку: "Вот оно я! Меня вырасти!"
Молчат. Не спешат появляться на свет. Их время еще не пришло, поэтому выбрать придется мне самому. Я чувствую под пальцами сухой ломкий лист. Открываю глаза и излишне внимательно смотрю на бурый сморщенный клочок, готовый превратиться в пыль. Дубовый. Ветер занес его сюда, или прихватили вместе с желудями - неважно. Сейчас он напоминает мне о слишком многом.
Наверняка это была магическая засада. Тщательно подготовленная, скрытая от магического прощупывания, установленная на неопределенное время. Такую враз не прочувствуешь, границы не определишь, пока не начнет действовать, даже поражающие силы не установишь. Да и что могло предвещать ее наличие? По этой дороге я ездил не один раз. И не только я, другие - тоже.
Мы проезжали по смешанной дубово-каштановой роще. Зелень с листьев уже ушла, сменившись желтыми и бурыми оттенками середины осени. Слой опавшей листвы шуршал под копытами, и я вдруг вспомнил, как в детстве любил гулять по парку и наподдавать ногой листья, собранные в аккуратные кучи педантичными служителями. Кучи разлетались, подхватываемые резкими порывами ветра. Желтые, красные, зеленоватые, бордовые, коричневые листья кружились, вновь засыпая дорожки, а я радостно смеялся, еще не думая о том, как я буду жить через десятки лет. Кого это волнует в такие годы?
Мой сын, которого я взял с собой, тоже не думал о столь отдаленном будущем. Он увидел лежащие на земле жёлуди, раскрытые коробочки каштанов, радостно заверещал и соскочил с коня, ничуть о нем не озаботясь. Я поймал поводья и чуть замедлил свою лошадь, пропуская всю блистательную кавалькаду. Можно же иногда ребенку дать немного пошалить. Лишь бы не в ущерб делам.
Он бегал между деревьями, разбрасывая опавшие листья, выискивал каштаны и желуди, засовывал их во все карманы, так что скоро они перестали туда помещаться. Я молча смотрел на него, не подгоняя, - уж очень редко доводилось мне видеть сына хоть немного счастливым. С той поры, как его мать ушла от меня, он стал мрачным и неразговорчивым.
Наконец, он наигрался и живо пошел ко мне - весь румяный, улыбающийся, возбужденный. Я медленно приближался к краю рощи и началу скал: всё же не хотелось сильно отставать от остальных. Мой взгляд то возвращался назад - к сыну, то убегал вперед - к разряженным всадникам.
Я уже почти заехал под скальный обрыв, как с обрыва сорвался небольшой камешек и ударил у ног лошади. Натянуть узду показалось самым правильным решением. Но даже тогда я не подумал о магическом воздействии. Мало ли случается в горах обвалов? Но этот оказался особенным. Слишком внезапно и целенаправленно всё произошло.
Впереди рухнули громадные камни, накрывая всех, кто ехал по тропе. А сзади раздался тонкий оборвавшийся крик. Я обернулся.
Тонкие зеленые стволы бамбука выскочили из земли и пронзили тело сына в нескольких местах - руки, ноги, туловище... Сработала магическая ловушка, подобранная так, чтобы спасшиеся от обвала наверняка нашли смерть среди деревьев.
Зачем я отпустил его одного? Зачем разрешил спешиться? Зачем?.. Единственное, что я теперь мог, это попытаться зарастить раны сына и восстановить кровопотерю. Тяжкий труд, но возможный. Я бросился к нему, выдрал из зарослей и только тогда услышал стон, идущий из-под обвалившихся обломков скал. Там тоже жаждали помощи.
Я мог бы успеть удержать камни, разбросать завал, вытащить их всех. И магии хватило б. Впритык. У меня есть такое умение - определять, по силам ли мне задача. Но время... А на моих руках лежало тело сына, истекающее кровью.
Хороший выбор, правда?
Что перевесит? Жизнь нескольких известных, но незнакомых тебе людей, или жизнь одного человека, того, кто всего тебе дороже? Ведь есть долг перед обществом, а есть - перед семьей. Вернее, перед тем, что от нее осталось. И есть совесть. Которая не позволяет сделать выбор, заставляя мучиться и тянуть время, перебирая варианты. Нельзя ошибиться.
Но любой поступок будет ошибочным.
Я излишне промедлил, судорожно высчитывая проценты силы, которые могу отдать тем или другим. Просчитал. С минимальной погрешностью. Я был доволен собой.
А они не дождались.
Умерли.
Все умерли.
И сын.
И советники короля...
Я смотрел на себя со стороны - только так можно было не думать ни о чем. Смотрел на деревья, горько сыпавшие листву на тропинки, обнажавшие черные ветви.
Приехал отряд личной стражи короля. Спешился. Взял меня в кольцо, выставив пики, и потихоньку начал сближаться. Это правильно - маг может ударить в любой момент. Но я сидел, пусто уставясь в каменную осыпь, держа на коленях еще теплое детское тело.
Нет, я не плакал. Не мог позволить себе такую роскошь. Я уже всё решил для себя.
Начальник стражи вынул свиток, развернул его и зачитал повеление короля. Ничего неожиданного: "Препроводить мага Лация в Синюю башню дворца его королевского величества короля Уильяма Третьего. Буде означенный маг воспротивится указаниям стражи, препроводить насильно, применяя любые метод удержания..."
В голосе начальника мне явственно слышалась дрожь: а ну, вдруг, как маг осерчает и всё недовольство выплеснет на того, кто принес дурную весть. Не случится такого. Я буду смирным и послушным. Пойду туда, куда меня поведут.
Они правы.
Маг должен помогать людям. Хочет он этого, или не хочет. Есть у него силы, или их нет. Это его внутренний долг. Если хотите - смысл жизни. Только он сам может освободиться себя от него. И не надо спрашивать - каким образом. Не надо.
Я выбрал. Это будет дуб. Можно сказать сопровождающим, чтобы готовили землю. Сегодня мне предстоит выложиться до конца. Такая магия требует полной отдачи. Этого мне и надо.
И пока глашатаи выходят на площадь и объявляют о предстоящем, я грею жёлудь в руке, бужу его. Конечно, он капризничает, не хочет просыпаться. Ему уже снятся зимние сны, в которых нет свиней, жрущих его, а есть зеленые ростки, тянущиеся навстречу весеннему солнцу.
Осень на дворе. Красочная пора увядания. Конец старой жизни и подготовка к началу жизни следующей. Я же грубо врываюсь в устоявшийся за тысячелетия ход природных изменений. Просыпайся, жёлудь. Я извинюсь. Ты будешь деревом.
Отозвался. Голоском ворчливого старичка интересуется, чего ради бужу я его. Объяснить просто. Но вот поймет ли он? Ведь если не захочет он всходить, если упрется, то и я ничего не смогу сделать.
Уговорил.
Мы идем в окружении помощников и стражи, я держу жёлудь на ладони, питаю его солнечным светом. Изнутри меня, не с неба. Небо не то что хмурое, но низкое, белесое, нависающее то мелким дождем, то туманом. Тепло, но меня уже начинает пробирать озноб - знак того, что я уже начал отдавать силы.
Нет, мне не грозит переохлаждение. Другое.
Маг, не выполнивший свой долг, подлежит наказанию, соответствующему проступку. Но выбрать его он может сам. Поэтому я и выращиваю дерево, которое надолго останется среди людей - на многие поколения. Будет радовать их в праздники, поддерживать в минуты печали. Под его кроной человека покинут все тревоги, он вновь ощутит себя полным сил и желаний.
Так будет.
Помощники нашли замечательное место - на крутом берегу, откуда видно далеко-далеко. Взрыхлили землю, наполнили бочку водой. Справа поставили помост для короля, укрыли его красными коврами, приготовили трон под балдахином. Слева - дощатые трибуны, чтобы простые люди тоже могли видеть таинство магии.
Всё готово - я вижу.
Зажигаю маленький оранжевый огонек на раскрытой ладони, подношу его к жёлудю и так вместе погружаю кисти во вскопанную землю.
Начало положено. Огонек согреет землю, подтолкнет жёлудь, и тот начнет расти, не взирая на время года.
Маленький зеленый черенок проклюнулся из жёлудя, выпустил зеленый листик, уцепился корнями за землю и полез вверх, к моей руке. Я тяну его ввысь, питая силой, отдавая ее постепенно, чтобы еще такой слабый росток не захлебнулся, не полез вширь или закрутился тугими жесткими узлами, которые не расплести.
Вот вылезла боковая веточка, на ней зазеленел еще один глянцевый лист, другой, третий... Им нужна пища - моей внутренней силы недостаточно - и я зажигаю над деревцем маленькое солнышко. Оно дрожит желтым шариком в тумане, не в силах разогнать его, но добросовестно освещая листву.
Красивое, наверно, зрелище. Только я не могу оценить его - силы уходят на свет и росток, и нельзя отвлечься. Мне потом расскажут, как всё было.
А люди радуются. Они всегда радуются, даже сейчас. Смотрят на меня и смеются. Для них то, что происходит, сродни представлению, что дают на площади вырядившиеся фигляры.
Поэтому я предпочел бы темноту, когда никто не может увидеть, как некогда могущественный маг растит дерево.
Процесс не сложен. Нужно всего лишь точно вообразить, как должен выглядеть предмет, который выйдет из твоих рук. Ручаюсь, что гончары, изо дня в день лепящие горшки, или кузнецы, выковывающие подковы, прекрасно знают, что у них должно получиться. Если мастер настоящий, то он вкладывает кусочек души в свое изделие, и оно долго радует всех своей крепостью и красотой. Долго живет.
Если человек тяготиться своим делом, то и горшки у него выходят хрупкие да кривые, а подковы тут же слетают с копыт лошади, чтобы попасть всаднику в лоб.
Маги - такие же люди. Бывают хорошие, талантливые, любящие свое дело. А бывают и совсем другие, отбывающие повинность - работу. Последние и живут дольше, и посты высокие занимают, и на виду всегда.
Если же маг радеет за то дело, которому посвятил свою жизнь, то его жизнь коротка. Потому, как на горшок немного души требуется, а на воздушный замок - почти половина уходит. А как магу без души жить? Так же, как и человеку.
Ствол уже толщиной с руку, а кроны давно не достать. Теперь я не тяну дуб, а подталкиваю его снизу, обхватив ладонями ствол. Я слежу за ветвями, чтобы они оставались ровными, за листьями, за корнями. Обязательно нужна вода и питательные вещества, много солнечного света и воздуха определенного состава.
Всё это требует внимания, отнимает силу, но я справляюсь. Я знал, на что иду, и заранее подготовил нужные заклятия, разведал потоки силы, подтянул ближе требуемые вещества из почвы. И всё равно воды не хватает. Приходится доставлять ее из реки, останавливая грунтовые потоки и поворачивая их вспять. И не забывать следить за колодцами, чтобы случайно не зацепить их водоносные горизонты.
Дуб растет, выпускает новые ветви, раскрывает листочки, которые почти моментально буреют, скукоживаются и падают на землю, а на их месте тут же возникают новые. Опавшие разлагаются, впитываются почвой и возвращают питательные вещества корням.
Чем дерево старше, тем сложнее поддерживать его рост. Но нельзя останавливаться на середине дороги, когда должен пройти ее всю до конца.
Я знаю - что это такое - остановиться. Не сделать нужный шаг. Ждать его от другого. Другой...
- Что ты хочешь?! - Белль говорила резко, с надрывом, боясь не вовремя пустить слезу и показаться слабой.
- Это неважно. Тебе решать, - ответил я.
- Я хочу слышать твое мнение. Твое! А уж потом я решу.
- Зачем оно тебе? Ты же знаешь - мне под силу всё, - я не хвастался. Просто констатировал факт. Для придворного мага нет невыполнимых задач.
- Ах, вот как?! Значит, тебе всё равно?! - от возмущения Белль некрасиво покраснела и наморщила лоб.
- По большому счету - да...
- Вот и оставайся один! Живи как хочешь! Мне плевать и на тебя, и на твою силу! Кроме нее, тебя никто больше по-настоящему не интересует.
- Я не буду один. Сын всё равно останется со мной.
Белль зло посмотрела на меня и не стала отвечать. Повернулась и пошла прочь, задевая руками за стволы берез, срывая с них белые тонкие ленты коры, которые трепыхались на ветру, словно победные вымпелы.
Странно. Я думал, что она будет просить, умолять, устроит скандал, в конце концов. Тогда я уступлю, позволю ей почувствовать себя победительницей, и мы помиримся, чтобы никогда не расставаться.
Вышло наоборот.
Она ушла.
Навсегда.
Почему я не сказал ей всего, что чувствую к ней? Почему молчал? Думал, что это неважно? Познание людей никогда не было моей сильной стороной. Так ведь можно было спросить - никто не мешал.
Никто бы не ответил. Кто будет разговаривать о мирских делах с придворным магом? А сыну я сказал, что его мама ушла и, наверно, когда-нибудь вернется... Ну, почему даже в мыслях я не называю Хельма по имени? Наверно потому, что при жизни он не был мне настолько близок. И только смерть показала мне, как я его любил...
Я замедлил скорость роста. Надо было точно выверить возраст дуба, чтобы подогнать его под время года. Иначе летнее дерево, наполненное живыми соками и бурной силой роста, вдруг очутившееся в поздней осени, может погибнуть. Я был готов и к этому. Листья на дубе желтели, бурели, становились сморщенными, но не падали до поры, пока буйный ветер не понесет их по простору, не осыплет и крутой берег, и глубокую темную воду под обрывом. И побегут сухие кораблики далеко-далеко. Туда, где живет Белль.
Может, она вспомнит обо мне на минуту? И не только проклятия достанутся от нее на мою долю. Хотя я заслужил только их.
Рост остановился. Я отошел на несколько шагов, чтобы оглядеть работу. Очень хорошо. Теперь очистка от мусора, уборка, восстановление нарушенных жизненных и магических связей и маленький салют - пусть люди в полной мере насладятся зрелищем.
Ну, вот. Сила закончилась. Я отдал ее всю. Так и надо.
Да. Я вырастил хорошее дерево. Радующее глаз и сердце. Крепкое, кряжистое, с ровными прямыми ветвями и густой листвой, дающей прохладную тень в раскаленный полдень.
И нижний сук не обломится, когда на него закинут веревку, чтобы меня повесить...